За Камнем Жизни

Глава 5. Купание в Целебном Озере

То ли ночь выдалась душной, то ли события дня наложили отпечаток на подсознание, или всё вместе, но сон был не глубоким, со сновидениями. Снилась какая-то ерунда несуразная. Сначала приснилась Мариночка в серебристом длинном платье с глухим вырезом горловины. Единственным украшением был кулон из зелёного камня-самоцвета. Она стояла прямо на их дороге, смотрела на Лукерью и смеялась. Смех звучал так явственно, что она проснулась, прислушалась. Тишина. Рядом сопит Егорушка, раскинувшись. Дыхания Тимура не слышно.

Встала. В окошко светила полная местная луна. Благодаря ей, в спальне было не очень темно. Лукерья закапала глаза Тимуру и снова легла.

Теперь ей снилось вообще что-то непонятное, какие-то обрывки из их жизни после смерти. То разбойники, то пустыня и фоном какой-то разговор. Разговаривали двое мужчин и женщина. Но слов было не разобрать. Так, бубнёжь непонятный. Проснулась. Опять прокапала капли Тимуру, смочила салфетку на лице. И только подушки головой коснулась, погрузилась в очередной сон.

На этот раз ей снилась какая-то муть, как та, в коей она была до восстановления.

Она стояла в этой мути на дороге возле их избушки, а к ней шёл кто-то в сером балахоне.

- Лукерья Савельевна, почему ты не даёшь снять уродство с лица? – прошелестел голос из-под капюшона.

- Я не даю?! – удивилась Лукерья. – Снимайте. Что ж сразу-то не сняли? Детей пугали.

- Я ждал, когда ты возмутишься. Внуки твои возмущались, а ты не очень. Смирилась.

- Я возмущалась. Приятно что ли, когда внуки на тебя смотреть нормально не могут, глаза отводят. Что я, должна была истерики закатывать? Так мне не пятнадцать лет, чтобы истерить из-за уродской внешности. Я ждала, когда снимете. Написано же было, что до половины пути ещё должны снять.

- Половина Пути будет ещё не известно, когда, а уродство не снимается. А где было написано?

- Так в Условиях и было написано. Нам Копию подложили, – простодушно ответила Лукерья.

- Странно. Кто же это мог сделать? Это же подсказка Участникам. Мы не имеем на это право.

- Ну это ваши заморочки, – махнула рукой Лукерья. – Тому доброму существу спасибо, что ввёл нас в курс дела. А то бы мы слепыми котятами мучились, переживали, куда это попали и почему? Ну, так будешь снимать уродство, двоечник?

- Лукерья Савельевна, я не двоечник. Я дипломированный специалист по восстановлению живых тел. Уродство, как я уже сказал, умышленное. И если бы ты потребовала его снятия, я бы сразу снял.

- Вот никто не подсказал, что требовать надо. Бюрократия какая-то. Должны, значит, должны и без дополнительных требований. А вы тут эксперименты развели над старухой. Снимай сейчас же! – даже ногой притопнула.

- Не получается у нас, – пожаловался балахон. – Что-то мешает или кто-то.

- Что ж, так и быть мне бабой Ягой, – смирилась Лукерья.

- А это кто такая? – с удивлением «воззрилась» серая муть из капюшона балахона того же цвета.

- Мил дружок, ты, когда меня восстанавливал, напевал или наговаривал что-нибудь?

- Так заклинание и наговаривал. А что?

- «И ступа с Бабою Ягой идёт, бредёт сама собой» – не твои ли слова?

- Я даже и слов-то таких не знаю.

- Странно. И что же теперь делать будешь?

- Да ничего я теперь уже не сделаю, – безнадёжно махнул рукой балахон. – Придётся тебе до конца Пути такое лицо носить.

- А потом? – сдерживая раздражение, спросила Лукерья.

- А потом, если справитесь с задачей, лицо само станет прежним. А если не справитесь, то какая разница в Хранилище находиться.

Балахон развеялся. Последние слова его прозвучали словно издалека.

- Лукерья. Лукерья… Лукерья-я-а-а…

Лукерья дёрнулась и проснулась. Она лежала на спине, а по ней топтался Матвей.

- Зову, зову, а ты не просыпаешься, – ворчливо проговорил, спрыгивая на пол. – Просыпайся, рассвет скоро. А тебе ещё до озера успеть надо с ребятами дойти.

Собрались быстро. Егорушка выучил заклинание левитации предметов, что гораздо облегчило им путь к озеру. На месте Силы стояла только их избушка, так что обошлись без свидетелей. Только коза с козлятами паслась по краю поляны. Было ещё сумеречно, но небо уже начало светлеть.

Со стороны смотреть, так шествие было весьма занимательным. По тропинке, задрав пушистый хвост трубой бежал чёрный кот. Следом быстро шагала в серой юбке до середины голени, надетой поверх нижней белой рубахи, безобразная старуха с непокрытой головой и косой, наполовину нето заплетённой, нето распущенной. Она то и дело оглядывалась на идущего за ней в одних штанах мальчишку лет восьми. Но оглядывалась она не столько на него, сколь на то, что плыло по воздуху за ним.

За мальчишкой на уровне его роста плыло нечто, завёрнутое в простыню. По форме напоминало фигуру человека невысокого роста. За этим предметом плыла корзина с бельём. Над процессией кружил воронёнок.

На берегу озера произошёл между бабулей и Егорушкой смешной, на взгляд Лукерьи, конфликт. Егорушка же был весьма серьёзен.

- Я сам, – заявил внук, когда Лукерья склонилась над Тимуром, чтобы развернуть. – Бабуля, ты не смотри, отвернись. – Он и в избушке сам заворачивал брата в простыню. – А мне тоже штаны снимать?

- Да. В воду нужно входить голому. Ты покупайся, поныряй, а потом мы займёмся Тимуром.

Егорушка, наскучавшийся по вольной воде, увлёкся нырянием и просто бултыханием на мели, забыв обо всём на свете. Лукерья, воспользовавшись моментом, скинула юбку, оставшись в новенькой рубашке до колен, подхватила Тимура и внесла в воду.

Егорушка хватился, когда Лукерья была уже на середине озерца, где вода доходила ей до середины груди. Плавать он не умел и, обиженно, возмущался.

- Бабуля, ты зачем это сделала? Я бы сам его унёс. Тимур уже взрослый, а ты на него голого смотрела. Так нельзя! – чуть не плача, выговаривал Егорушка.

- Едрить-кудрить! – выругалась Лукерья любимым выражением Филантея. – Блюститель целомудрия! Иди к берегу и садись в воду, где тебе глубина по колено. И не дуйся, – пристрожилась бабуля. – На сердитых воду возят.

Недовольно пыхтя, Егорушка сделал, как велено. Лукерья подтянула Тимура и уложила в воде головой на колени Егорушке.

- Смачивай ему голову и лицо умывай, а я буду массаж делать. И не сердись. Нам с тобой, Егорушка, не до стыдливости. Нам бы выжить и живыми насовсем остаться. Хоть в этом мире, хоть в каком другом.

Около получаса Лукерья пыталась хоть как-то размять тело внука. Потом мысленно плюнув, сосредоточилась на пальцах рук и ног. Пальцы рук ей удалось немного размять. Суставы стали ещё не совсем подвижными, но всё же дело сдвинулось.

- Бабуля! – выкрикнул Егорушка. – Бабуля, у Тимура глаза закрылись, – проговорил совсем тихо.

- Вот и хорошо, вот и ладно, – с облегчением, сдерживая подступившие слёзы, выговорила Лукерья.

Подхватив на руки Тимура, Лукерья направилась на берег. Егорушка выскочил из воды и, не обращая внимания на свою наготу, всхлипывая, достал из корзины новую простыню и расстелил на траве. Лукерья уложила свою ношу, развернулась и пошла к воде, скидывая на ходу рубашку. Погрузившись в воду, легла на дно и лежала, пока хватило воздуха и в висках молоточки не застучали.

Егорушка уже ушёл, левитируя за собой Тимура. Оба фамильяра ушли с ним. Корзины не было. На траве лежали чистая простыня, новая рубашка и зелёная юбка. Между ними обнаружились белые трусики-шорты.

«Вот ведь, позаботился», – усмехнувшись, подумала Лукерья. Забота внука была до трогательности приятна.

Пока шла от воды, пока одевалась, Лукерья чувствовала на себе чей-то посторонний взгляд. Сколь ни оглядывалась, так никого не обнаружила. Взгляд не был злобным, недоброжелательным. Взгляд был изучающим, удовлетворённым увиденным.

«Ну, не Дева же меня так разглядывала?», – направляясь к избушке, подумала Лукерья. Взгляд, как только она покинула берег озера, исчез.

- «Нет, не я», – со смешком откликнулось у неё в голове голосом Девы.

- А кто? – остановившись, спросила Лукерья вслух.

- «Судьба твоя к тебе присматривалась», – прозвучал голос Девы в голове.

- Какая ещё Судьба? По-моему, моя Судьба уже всё во мне разглядела, – не двигаясь с места, словно боясь потерять точку связи с Девой, проговорила Лукерья.

- «Значит, не всё. Хорошая Судьба. Не переживай, – успокоила её Дева. – Но сказать больше ничего не могу. Не спрашивай».

На месте Силы прожили трое суток. Ещё дважды купали Тимура в озере. Ещё дважды варила Лукерья целебное зелье. Первый раз, чтобы напоить после купания, Лукерья представила вместо своего ножа медицинский шпатель, чтобы не травмируя, разжать Тимуру зубы. А вечером Егорушка наколдовал поильник. К вечеру второго дня тело Тимура полностью отошло, расслабилось. Но он сам ещё в сознание не приходил.

На третьи сутки утром, когда левитировали Тимура к озеру, на поляну вплыл домик-теремок. Конёк с двух сторон украшали головы козлов с большими раскидистыми рогами. Из него вышли трое пассажиров и с интересом наблюдали за процессией. На сей раз Тимур не был завёрнут полностью. Только по пояс, но руки были притянуты этой же простынёй к телу, чтобы не свисали.

«Они что? Так по три пассажира возят, или опять те же самые?», – подумала Лукерья, посмотрев на двух мужчин и женщину. Лица не прячут, на тех, что встретились в пустыне не похожи. Даже цвет волос другой. А вот разница в росте та же. У женщины волосы розовые. Длины не видно, так как упрятаны под куртку, так же и у мужчин. У низкорослого волосы каштановые, а у высокого – пепельно-русые. Одеты в походную одежду, вроде той, что и у них имеется.

Кряжистый, но не выше ростом Филантея, в клетчатой рубашке и чёрном полукомбинезоне домовик-механик из теремка, тоже принёс Филантею железный ящик. Прошёл к нему под избушку.

Назад возвращались без свидетелей. Те, видимо, сидели в домике, или ушли в лес. «Ну, да и ладно, – отмахнулась Лукерья от своего любопытства. – Что они нам? Ездят люди, ну и ездят. Мне-то что? Вот втемяшилось в голову – одни и те же, или другие? Какое твоё дело, Луша? У тебя окромя забота сердечной тяжестью навалилась», – выговаривала себе Лукерья.

Готовились отправляться в путь. Егорушка наволшебствовал палочкой кадушку с крышкой на три ведра и подставку для неё. Запас воды на непредвиденные обстоятельства. Кто о том ведает, куда их опять может занести? Пообедали. Филантей ушёл к себе, Лукерья вышла запустить козу с подросшими козлятами. Козы объедали кустик, что торчал возле избушки. Коза попадала в подполье из-под низа. А вот как она проникала в свою клетку, для Лукерьи оставалось загадкой.

Войдя в дом, Лукерья услышала громкие рыдания Егорушки. Кинулась в спальню и онемела. Егорушка лежал поперёк Тимура и ревел навзрыд, а Тимур гладил его по спине, тихо приговаривая:

- Егорка, братуха, ну ты чего? Я же живой. Ну, ты чего?

- Да-а-а, жжживо-ой, – рыдая отвечал Егорушка. – А был почти сов-совс-сем мё-ё-о-ортвый.

Лукерья стояла, затаив дыхание и не сдерживая слёз облегчения.

- Ба, и ты туда же? – проговорил Тимур сипло, увидев, привалившуюся к печи и роняющую слёзы, Лукерью.

- Все туда же, – проговорил ворчливо Матвей, вспрыгивая на топчан. – Мы же все тут испереживались. Ночи в полглаза спали.

- Ба, сколько?

- Три. Сегодня третьи сутки на исходе. Сейчас уходим, – взяв себя в руки, спокойно ответила Лукерья. – Всё, поехали, – сообщила, почувствовав, как избушка «присела», убирая «лапы». – Есть хочешь? Ой! Да что ж я спрашиваю! Конечно хочешь.

Лукерья развернулась и пошла наливать суп, что был приготовлен на обед. Готовила с расчётом, чтобы и на ужин осталось. Лесных куриц, трёх штук, ощипанных и выпотрошенных, принёс домовик-механик из теремка. Сказав, что пассажиры ходили на охоту и велели отнести и бабушке с внуками. Услышала, как Тимур что-то шептал Егорушке.

- Ты же до ведра не дойдёшь, – громким шёпотом отвечал Егорушка.

Но Тимур встал на трясущихся ногах и, поддерживаемый братом, прошёл за занавеску.

Лукерья всхлипнула от полного облегчения, испуганно оглянулась на внуков – не слышат ли. Стала накрывать стол, чтобы покормить Тимура. Раз до ведра пошёл, значит и к столу придёт. Упёртый. С малолетства себе слабины не давал, когда болел. Только уж когда совсем в жару метался, как в пятом классе после купания в проруби. Придумал же на спор искупаться. И не в Крещение вовсе. Вот и сейчас, коли пришёл в себя, будет самостоятельность проявлять. Оба братца такие – Я САМ. Не смотри, что обличьем разные.

֎ ֎ ֎