За куполом

Аарон Мерве привычно поправил микрофон, прикрепленный зажимом к лацкану пиджака. Затянул узел тонкого галстука в полоску, одернул пиджак, застегнул пуговицы на нем. Привел в порядок волосы, хотя сохранить результат надолго не удалось из-за ощутимых порывов ветра.

– Тридцать секунд! – предупредил Скэнлон – оператор канала, на который они вдвоем работали. Прищурив один глаз, он смотрел другим в видоискатель, настраивая композицию.

Камера была установлена на треножнике с телескопическими ножками. На ней изображен бело-голубой логотип их телеканала – крупнейшего на планете и единственного, которому выпала честь информировать массы о предстоящем событии и записывать каждый шаг для исторических хроник на будущее. Этот великий день, после которого жизнь практически ни одного человека не останется прежней, должен быть досконально записан и задокументирован.

– Пейзаж хорошо? – беспокоился Аарон, хотя это была не его обязанность. Его коллега удивленно глянул на него и кивнул. Мерве был профессионалом, но осознавая, сколько людей в этот момент прильнули к экранам телевизоров и мониторов по всему миру, он ощущал себя как школьник на утреннике, впервые вставший на табурет рассказывать стих. – Я как? Нормально?

Скэн выставил большой палец. Ободряюще кивнул.

– Десять секунд! – сказал он.

Мерве сделал несколько глубоких вдохов. После этого резко выдохнул. Оператор поднял ладонь с растопыренными пальцами. Это означало, что до прямого включения осталось пять секунд и поэтому вслух ему говорить уже не следовало. Далее отсчитывал по секунде, сгибая пальцы.

– …Я передаю слово нашему специальному корреспонденту Аарону Мерве, который находится сейчас на месте событий. – Диктор повернулся к стоящему рядом зеленому полотну, на котором в режиссерской накладывалось необходимое изображение. Там был Мерве, вещающий в прямом эфире с крыши небоскреба ООН.

– Здравствуйте, Анна! – ответил Мерве. – В данный момент я нахожусь на крыше здания ООН, над которым с четверга прошлой недели завис инопланетный корабль. И я в числе шести смельчаков, отобранных Международным советом по контакту с внеземным разумом, отправлюсь на корабль пришельцев для налаживания дипломатических отношений между нашими мирами. После возвращения я дам интервью. Оно ляжет в основу документального фильма, который будет показан на нашем канале. Я напомню, «гости» вступили с нами в контакт более четырех дней назад…

Аарон вкратце пересказал зрителям события последней недели. События, которые он и его коллеги уже зазубренным тоном пересказывали десятки раз на дню. О том, как, обманув всяческие системы слежения, корабль пришельцев материализовался из ночи посреди крупнейшего мегаполиса. Об ответной паранойе военных, об эвакуации центральной части города. О спустившейся с корабля капсуле в виде пирамиды с дисплеями на гранях. Об объемном и обнадеживающем сообщении с этих дисплеев: о мирных намерениях, стремлении к установлению контактов, отсутствии на борту оружия, надежде на взаимные симпатии со стороны людей. О подарке в виде чертежей аппарата редактирования человеческого генома в знак серьезности намерений. И самое главное – о точном времени, когда они будут готовы принять у себя на борту гостей.

Погода становилась все хуже и хуже с каждой минутой. Порывы ветра усилились, редкие капли дождя чувствовались открытыми участками кожи. На горизонте слоистые тучи уже расчесывали прямые улицы города потоками воды. Однако гигантское инопланетное судно было недвижимо ненастьем. Огромным синим китом оно зависло над коралловыми выростами высоток и терпеливо дожидалось момента, когда гости взойдут к нему на борт.

Этот момент должен наступить через тридцать минут. Аарон Мерве сидел в вертолете в компании с пятью членами контактирующей команды. Он знал их только заочно, список имен ему показали, только когда он уже стоял на крыше. Лишь один из них был ему знаком – политик, остальные должны представлять научные сферы: социологию, биологию и математику. Если судить по возрасту, все они были докторами престижных колледжей. Одна из них – женщина. Она сидела рядом, на вид около тридцати пяти, рыжие волосы подстрижены чуть выше плеч. В памяти всплыло имя Абигейл – единственное женское имя среди названных Аарону. Журналист по привычке взглянул на безымянный палец – кольца не было. «Все время науке», – улыбнулся он про себя. Если не придираться, можно увидеть в ней притягательные черты – наверняка суровый характер или маниакальное трудолюбие. Нисколько не сутулится, но поза не вышколенная, а скорее аристократическая, с немалой долей изящества. Она растерянно поправляла выданный ей ранее наушник для переговоров и нервно окидывала взглядом инструкции и списки предполагаемых вопросов, распечатанные на бумаге. Ее глаза пробегали по вызубренным строкам столь быстро, что смысл написанных слов терялся даже для нее самой.

Осознав бессмысленность своего занятия, девушка покосилась на своих разговорившихся коллег.

– Все дело в том, что я не обычный математик, – говорил мужчина, сидевший диагонально по отношению к Мерве, самый молодой, если не считать Абигейл. Малколм Рейнольдс. Он сел в вертолет последним и уже, едва успев пожать пассажирам руки, живо говорил с профессором Райтом. – МРТ-исследование моего мозга показало, что он создает прочные нейронные связи отделов, отвечающих за образы чисел и математических обозначений с эмоциональными образами. Нечто вроде автоматических мнемонических правил. А как известно, мозг лучше справляется с задачами, в которых эмоционально заинтересован, нежели в полностью абстрактных.

– Для вас математика – понятие филогенетическое, тогда как для всех нас – онтогенетическое, – отвечал ему Райт. Этот разговор начал он, первым узнал Рейнольдса, сказав, что читал о нем. Малколм был номинирован на Нобелевскую премию по физике, и профессор сделал ему комплимент, что он слишком молод для таких достижений. – Можете привести пример?

– Ну, скажем, цифра девять видится мне очень больших размеров, а шестерка, наоборот, маленьких. Та инопланетная штука нависает надо мной тяжелой девяткой, ее серые пузатые бока прямо олицетворяют размер. Это чувство нечто вроде синестезии. После длительных вычислений я зачастую могу впасть в депрессию или же в эйфорию.

– Вы очень творческий математик.

Рейнольдс раскраснелся от его слов. Он смущенно запустил ладонь с растопыренными пальцами себе в волосы, проведя ею ото лба до самого затылка, а после задержав на шее. Волосы сразу вернулись в прежнее положение благодаря непослушной кучерявости. Опустив руку на колено, он на секунду взглянул на Абигейл.

– А вы, значит, из Англии? Ну, ваш акцент…

– Да, я из Оксфорда. У меня научные степени…

– Стойте! Не говорите! – прервал его Малколм. – Держу пари, вы – биолог.

Мерве почувствовал, как встрепенулась Абигейл. Теперь за диалогом она наблюдала с большим интересом.

Райт был старше всех, Аарон дал бы ему около шестидесяти. Старость только недавно начала наваливаться на его организм: седые волосы все еще перемешивались с темными. Последние слова Малколма заставили его удивленно поднять бровь.

– Ну, понимаете… – пояснил математик. – Кто вы, я знаю, потому что иногда вынужден смотреть телевизор, – он смотрел на Аарона. После чего вежливо указал ладонью на Натана Фокса, который сидел напротив репортера, и усмехнулся. – Вас выдала прическа. Вы – человек ООН.

Фокс вальяжно улыбнулся, как улыбается хозяин дома, над которым подшутили. Мерве уловил смешок Абигейл.

– А вы, мисс, – математик повернулся к Абигейл, сидевшей лицом к нему, и проговорил заигрывающим тоном: – Я готов спорить, социолог.

И в ожидании реакции он пристально следил своими карими глазами за девушкой, пытаясь, вероятно, ее смутить. Она же не только выдержала его взгляд, но и склонилась ближе к нему, опираясь локтями на свои колени.

– Что ж, мистер Рейнольдс, – проговорила она с хитрой улыбкой на лице. Рыжие волосы и курносый нос сделали ее и вовсе похожей на лисицу. – Мы все глубоко поражены вашей дедукцией и логикой! Вы действительно гениальный математик, но не могли бы вы объяснить, как вы поняли, что я социолог?

– Один из профессоров моего университета был в числе претендентов на вашу должность. Меня утвердили в команду в первые же дни, тогда как его держали в неизвестности до вчерашнего дня. Это говорит о том, что Комиссия по контакту считает социолога не слишком нужным нашей команде. Выбор остальных понятен: журналист для освещения всего этого в СМИ, политик для установления дипломатии, биолог, чтобы узнать об анатомических особенностях инопланетян и рассказать им о наших, а также математик. Он нужен на случай, если наш дипломат не сумеет установить с ними диалог по причине их абсолютного языкового, психологического или культурного отличия. Тогда я попытаюсь показать им наш разум с помощью математики – константы Вселенной. Дважды два равняется четырем как у людей, так и любых других существ, с любыми культурными традициями и философскими взглядами. А для чего нужен социолог?

– Их общественное устройство наверняка отличается от нашего в силу своей развитости. Нам необходимо его проанализировать, чтобы почерпнуть у них то, что мы сможем внедрить у нас. Не исключено, что их социальная система близка к утопической, а может, даже и является таковой.

– Не смешите меня! – математик сморщил лоб. – Им не любопытен наш социум, так как они все про него знают. Вы видели их сообщение? Чистейший английский! Не знаю, как вам, мне показали только его часть, но там идеальный синтаксис, никакой тавтологии. Без обид, приятель, – сказал он Мерве. – Но даже вы со своим новостным телеканалом мирового уровня не всегда соблюдаете правила.

Журналисту следовало бы почувствовать себя некомфортно, но он был увлечен спором. Тем временем Малколм продолжал:

– А что касается передачи их опыта нам… – он тут он сделал паузу, после чего откинулся на спинку кресла и положил лодыжку левой ноги на колено правой. – Просто подождите, когда они нас колонизируют, тогда у нас будет общество, какое им заблагорассудится.

На секунду в салоне повисла тишина. Того, что огласил сейчас Малколм, внутри боялись все. Ее прервала Абигейл:

– Тогда зачем же, по-вашему, меня взяли? За красивые глаза?

– Ну, в общем, вы правы, – математик склонил кучерявую голову вбок. – У вас действительно красивые глаза, причем очень редкий цвет – светло-карие в центре, у зрачка, и переходящие в светло-зеленый к периферии. Я удивлен, как ваши пращуры пережили средневековую инквизицию. Но истинная причина, по которой вас взяли в команду, так это то, что вы женщина.

Девушка на мгновение опешила от его прямолинейности. В мире науки, как и в бизнесе, приходится с двойной силой доказывать свою способность мыслить логично. У профессоров-мужчин предвзятости по отношению к женщинам не меньше, чем у моряков-подводников. Однако они никогда не проявляли свой сексизм так прямо, хотя бы ради приличия.

– Понимаете, – продолжал Рейнольдс, – мы встречаемся с посланниками других миров, поэтому наша команда должна представлять человечество в миниатюре. Среди нас обязательно должна быть женщина, а так как двое из нас личности медийные, замену нашли среди ученых.

Абигейл фыркнула.

– Я вот только одного не могу понять, – он снова запустил пальцы в копну своих волос. После практически незаметной паузы глаза его коварно блеснули. – Почему они взяли рыжеволосую? Ведь женщина должна быть среднестатистической представительницей своего пола. А рыжий цвет волос обусловлен мутацией гена, – тут Рейнольдс уже иногда поворачивался ко всем остальным, а не только к девушке, так как его слушали все сидящие в вертолете. – Рыжий – не так часто встречающийся цвет волос. Так что, при всем моем уважении к вам, Абигейл, и вашей красоте, но они отправили мутанта на встречу с внеземным разумом! Разве это не безрассудство? А вы к тому же надели брюки вместо женственной юбки.

Все это было сказано в шутливой форме, так что у всех на лице появились улыбки и усмешки, включая Абигейл. Подождав, пока утихнет веселье, он ответила:

– Это очень интересная теория, Малколм. Кто бы там ни был, – она подняла палец вверх, имея в виду пришельцев, – вы должны будете обсудить ее с ними на своем математическом языке. Однако в ней есть ошибка.

Математик вскинул брови:

– Расскажите!

– Я не социолог, – ответила девушка. – Я биолог. Доктор наук. Преподаю биохимию в Гарварде.

Один момент лицо Мэла не выражало эмоций, парализованное удивлением. После чего его рот растянулся в улыбке, которая перешла в заливистый смех.

– Для людей гораздо более безрассудно отправлять на межпланетную встречу человека, патологически нуждающегося в привлечении внимания! – Абигейл с коварной усмешкой блеснула глазами.

– Сдаюсь! – он театрально поднял руки. – Вы победили. Мистер Райт, не держите зла, но я высказывал свое мнение!

Профессор Райт, теперь уже, как выяснилось, социолог, нисколько не оскорбился. Надо было отдать Малколму должное – он разрядил обстановку своей безумной теорией.

– Ничего, я не в обиде, – махнул он рукой. – Если начистоту, мой друг из высоких кругов сообщил мне, что на самом деле такой состав контактирующей группы – требование самих гостей. Наверное, потому, что с прилетом домой мы станем очень влиятельными людьми и к нашему мнению, определяющему дальнейшие межпланетные взаимоотношения, будут прислушиваться. Кстати, поздравляю всех вас! – Он усмехнулся. – А почему вы решили, что Земля станет колонией инопланетян? Я хотел сказать, причин множество, но единственно ваше мнение?

– Это очевидно, – Малколм повернулся к нему. – Посмотрите на уровень их технологий! Они обошли нас в техническом прогрессе по меньшей мере на две сотни лет. А между индейцами и конкистадорами разница и то была меньше!

– Да, он может быть прав, – Райт обратился ко всем сидевшим. – Утверждение превосходства высшей цивилизации над низшей, скорее всего, произойдет, рано или поздно. Я, например, не очень верю в их мирные намерения, гарантируемые только дипломатическим посланием. Это может быть формальностью – у них тоже могут быть свои организации по защите прав и, в конце концов, общественность, оказывающие давление. Но постоянная потребность в ресурсах преодолевает любые моральные побуждения. К тому же мы в их глазах глупые низкодуховные существа – вспомните, как конкистадоры относились к индейцам.

– Тут больше подходит сравнение с моряками и птицей киви, – Рейнольдс украдкой глянул на Рей – та скрестила руки на груди, исподлобья глядя на него критичным взором.

– Однако у нас еще есть надежда. В случае, если уровень их технологий позволяет добывать им неиссякаемое количество ресурсов с минимальными энергетическими затратами. Тогда у них просто не будет к нам интереса. Или же у них настолько высокодуховное сознание, что их общество не зависит от насилия. Не смейтесь, такое тоже может быть! – профессор Райт улыбнулся, увидев, как некоторые из слушателей скептически сморщили лбы. – Возможно, их прогресс достиг технологической сингулярности, и теперь их жизнь нисколько не похожа на привычную нам, ее можно будет сравнить в лучшем случае с социальной сетью, или же мы вовсе не в состоянии осознать ее.

– Сомневаюсь, что это так, – возразил математик. – Их намерение установить с нами контакт – уже само по себе показатель интеллекта.

– Вы про свое сравнение с птицами киви?

– Именно! Представьте, что вы строите большую автомобильную магистраль и на ее пути обнаруживается гнездо этих птиц. У вас не возникнет большой моральной дилеммы при разрушении их дома ради таких глобальных целей. И уж точно вы не будете тратить свое время на диалог с пернатыми. А теперь представьте, что мы для них как птицы киви для людей. Все наши достижения – небоскребы, пирамиды, квантовая механика – для них лишь инстинктивное подкладывание соломы под птенцов. Тогда все это… – он обвел руками вокруг себя, – все это трата времени впустую! Но если конкистадор говорит не с какими-то курицами, а хотя бы с индейцами – все обретает смысл.

Тем временем на руках всей команды пискнули синхронизированные часы. Время пришло.

Пилот запустил двигатели, и нарастающий шум сделал невозможным разговоры. Воздушный поток срывал головные уборы столпившейся у дверей группе консультантов и военным, отдающим последние указания и тестирующим радиосвязь. В вынужденном молчании пассажиры только сейчас начали понимать нешуточность настоящих событий. Теперь все вокруг нагнетало тревогу: закрытая дверь, изолировавшая их вместе с шумом от земного города, подъем машины в воздух в вибрации и тряске, разверзнувшаяся внизу пропасть с окаменевшими шоссе эвакуированных районов.

Крыша небоскреба быстро удалялась, а корабль пришельцев становился все больше и массивнее. Мерве прислонил лицо к стеклу окна, чтобы лучше его рассмотреть. Объект сигарообразной формы на одной из сторон имел вытянутое булавовидное расширение с оплавленными сужениями в форме капли. Обшивка гиганта была испещрена различного вида узорами, врезавшимися вглубь, словно искусная резьба по дереву или клеймо, выжженное рукой исполина. Имея квадратные и округлые очертания, узоры извивались и переходили в линии, все вместе сливаясь в сложный лабиринт. И ни один ход этого лабиринта не заканчивался тупиком – настолько сложен был рисунок. От носа, словно лучи звезды, исходили широкие выпуклые линии, параллельные на протяжении всего корпуса и сходившиеся где-то на хвосте. Эти линии и серый окрас делали его хозяина похожим на огромный дирижабль, в очередной раз зависший над Эмпайр-стейт-билдинг для дозаправки и выгрузки пассажиров.

Они зависли рядом с кораблем, выбрав среднюю точку его туловища. На некотором отдалении за ними наблюдали на той же высоте пара военных вертолетов – наивные глупцы-кроманьонцы, направляющие свои копья на броню танка – пришельцы могли смахнуть их, как лев смахивает надоедливую мошкару кисточкой хвоста.

Машина повернулась носом к судну. Внутри нее никто не произносил ни слова – пораженные пассажиры, открыв рты, выглядывали в окна. Мерве, Фокс и Абигейл прильнули к боковым окнам дверей, рядом с которыми сидели, а Рейнольдс и Райт повернулись к кабине пилота и разглядывали гостей через лобовое стекло. Рейнольдс даже привстал и залез в кабину по самые плечи, чтобы улучшить себе обзор.

Тем временем поперек рисунка-лабиринта обшивки появился горизонтальный просвет, длиной примерно в одну седьмую его часть. Он был образован двумя расходящимися вверх и вниз огромными прямоугольными створками, слегка закруглявшимися в повторение округлой формы судна. Просвет оказался как раз напротив носа вертолета и постепенно расширялся. В конце концов он увеличился до размеров десятиэтажного дома, сделав возможным безопасный пролет.

Внутри корабля открылась огромная полость. Стены и потолок ее были покрыты теми же рисунками, что и обшивка. Дальняя стена исчезала во мраке, так как пространство было освещено только солнечными лучами, которые попадали туда снаружи. Пол же был настолько гладкий, что отражал блики света. В четырех его углах синим светом горели неяркие огни, очевидно, выполняющие роль ориентиров. Еще несколько огней собрались в круг в самом центре зала.

Намек.

– Это посадочная площадка! Давайте туда! – вскрикнул Мерве, однако через секунду почувствовал себя глупо, давая советы опытному пилоту, ко всему прочему слушающему могущественный голос из наушника.

Пилот направил штурвал от себя, машина послушно наклонила нос и двинулась вперед. Когда вертолет опустился рядом с кругом огней, створки, отделяющие героев от родного мира, двинулись в обратную сторону. Аарон вылез наружу первым, стараясь увидеть момент, когда они сомкнутся. К тому времени лопасти их машины все еще наматывали круги, повинуясь силе инерции.

Малколм и Абигейл вылезли из вертолета с другой стороны, обошли машину и встали рядом с остальными. К ним также присоединился пилот, держась при этом позади. Все вместе они не отводили взгляда от закрывающихся дверей. Аарон только сейчас заметил, насколько они массивны. Через несколько секунд щель между створками с грохотом исчезла.

Первое время все молча озирались по сторонам. На первый взгляд выхода из этого помещения не было. Стены и потолок были цельными и ничем друг от друга не отличались.

– Связи нет, – сказал пилот, поправив наушник.

Всех присутствующих это испугало так сильно, словно каждый из них больше не надеялся получить сообщение с Земли. С минуту никто не мог выговорить и слова. Как и в первый раз, заполнить тишину попытался Рейнольдс:

– Это место выглядит как обычный ангар. Совершенно не инопланетный ангар. – Он медленно пятился назад оттого, что задрал вверх голову, разглядывая потолок. – Если нас столько снаружи продержали, представьте, сколько времени мы здесь проведем!

– Может, они нас сканируют и дезинфицируют на предмет опасных вирусов и микроорганизмов, – выдавила из себя Абигейл.

Они все почему-то шептали, прячась в шуме затухающих двигателей и внушительных размерах помещения.

– Думаешь, они читали «Войну миров»?

Девушка склонила голову в нервной усмешке и тряхнула рыжими прядями.

– Я не знаю, какие меры защиты они приготовили, но для межпланетного контакта это действительно большая проблема. Микроорганизмы, которые мы с собой принесли, могут перебить весь этот корабль менее чем за сутки. И кстати, их микроорганизмы уже наверняка занялись нами, так что надейтесь, что им есть чем посмотреть в микроскоп.

Рейнольдс повернулся к Абигейл:

– Кстати, как, вы думаете, они будут выглядеть?

– Насчет внешности я не могу утверждать точно – слишком велико количество вариаций. Даже на нашей планете существуют такие виды, которые мы не могли представить даже в детских фантазиях и наркотических галлюцинациях. Однако я почти уверена, что их биохимические процессы особо не должны отличаться от земных, так что их внутренние органы будут схожи с нашими. Скорее всего, они так же будут нуждаться в воде или аналогичном жидком электролите, у них есть нервная система (раз уж они смогли написать сообщение) и основана на биоэлектрических явлениях, а кровь, хотя, возможно, другого цвета, но такая же жидкая и подвижная.

Рейнольдс откинул подол пиджака и запустил руку в карман брюк.

– Может быть. Если они все не роботы…

Мерве это рассмешило.

– Да брось ты! Сколько раз СМИ гоняло изображение зеленых человечков? Двадцатку на то, что среди них будет вид, который вскрывали при Розуэлльском инциденте!

– Наивный! – все тем же шепотом вскрикнул Малколм. – Это все заговор! Поддерживаю. Мистер Райт, вы участвуете?

– Я социолог, – ответил тот. – Так что ставлю на то, что они похожи на нас.

Мерве повернулся к Фоксу.

– Будет невежливо, если они нас сейчас услышат. – Но видя, как математик расстроенно опустил плечи, прошептал: – Не знаю насчет их внешности, но спорю, что они, скажем, будут однополые. Или же у них больше двух полов.

– Смело! – одобрительно кивнул Малколм. – Абигейл? Нам важно знать мнение профессионала.

Биолог пожала плечами.

– Ставлю, что кто-то из них будет похож на существ «Стар трека».

– Серьезно? – Мэл фыркнул. – Это твое научное мнение?

– А что такое?

– Я не позволяю себе сексистских высказываний больше одного раза в день.

– В «Стар треке» у всех есть глаза. На Земле многие виды эволюционно обрели зрение независимо друг от друга. Ставлю на зрительный контакт.

Вдруг Фокс поднял руку, призывая всех к тишине.

– Тсс!

Говорившие замолкли и повернулись к нему.

Послышался звук негромкого жужжания, который продлился всего секунду. В одной из стен, как раз напротив которой они находились, зиял проем. Появился он только что, до этого стена там была гладкой. Величиной он был с входные ворота автомобильного гаража, однако без каких-либо дверей и заслонок. Внутри него виднелся освещенный белый коридор, из которого послышались шаги.

Все замерли. В этой тишине топот ног незнакомца зазвучал оглушительно. Через секунду он должен появиться, и каждый был готов увидеть там все что угодно – любую, даже самого мерзкого вида тварь. Существо совершенно иное, отражающее своим видом чужие миры с другими законами, условиями и обычаями. Существо, целиком и полностью неприятное взору, ибо человеческая психика, никогда не встречавшая подобного, отторгает его, подсознательно заставляя человека осторожничать и вызывая желание спасаться бегством. И сегодня им предстояло работать с ним, превозмогая это чувство и вежливо улыбаться в лицо аканамэ.

Звук приобрел явственную четкость, что означало приближение чужака к дверному проему. Он был именно один, если судить по звуку шагов, который, кстати, ничем не отличался от человеческого. Четкая, ритмичная, уверенная поступь. Сердце Мерве учащенно забилось.

Он появился. Отсек корабля был широк, так что он был вдалеке. Отсюда он выглядел человеком: мужчина, довольно высок, стройного телосложения, спина прямая, походка строгая – без излишков.

– Отлично, он похож на человека. Нам нужно пойти ему навстречу, – шепнул всем Фокс. – Это вежливость. И так мы покажем, что требуем воспринимать нас как равных.

Он вышел вперед и двинулся к чужаку. Остальные пошли за ним. Рейнольдс, задержавшись на секунду, пробубнил:

– Будто бы мы в состоянии быть на равных…

Они встретились на середине пути. Незнакомец окинул их ровным спокойным взглядом своих карих с зелеными крапинками глаз. Они были умны и одновременно добры. Лицо худое и красивое, с ярко выраженными скулами и тонкими угловатыми границами. Идеально подходящая к нему дорогая неброская прическа средней длины волос. Одет он был в некое подобие пиджака, только без отворотов и более облегающее, и этим самым подчеркивающее его слегка худощавую фигуру. Особенностью пиджака было то, что на нем не было видно швов. Создавалось впечатление, что он весь был сделан из единого куска ткани, словно занимались им не человеческие руки, а стайка мелких проворных пауков, укладывающая свою паутину вокруг тела хозяина. Под пиджак была надета аналогичная рубашка с маленьким воротником-«стойкой», черный цвет которой мягко радовал глаз своим сочетанием с остроносыми туфлями того же цвета и серым оттенком брюк и пиджака.

Выдержав краткую паузу, незнакомец улыбнулся:

– Я от имени Федерации Планет рад приветствовать вас, представители населения Земли, у нас на борту. Этот корабль послан с целью установить контакт и дипломатические отношения с землянами для дальнейшего мирного сосуществования и взаимного сотрудничества.

И он вытянул вперед ладонь, ожидая рукопожатия. Фокс пожал руку, тоже улыбнувшись.

– Мы тоже заинтересованы в мирных переговорах. Я – Натан Фокс, дипломат Организации Объединенных Наций.

– Рад знакомству! – незнакомец взглянул на остальных.

Вперед вышел Мерве.

– Аарон Мерве, представитель СМИ.

Незнакомец кивнул.

– Абигейл Рей.

– Джошуа Райт.

– Малколм Рейнольдс.

Их собеседник пожал руку и пилоту вертолета.

– Уэс Андерсон, – смутился тот.

– Что ж, прекрасно! – Его спокойный баритон располагал себе. – Вы, должно быть, голодны? Я хотел бы обсудить наши будущие взаимоотношения за деловым обедом. Плюс это поможет скоротать время, так как для ознакомления с нашей цивилизацией мы планировали отвезти вас в свою столицу. Если кто-то из вас против полета, он может отправиться домой.

Все переглянулись.

– Вы хотите отвезти нас в свою столицу? В космос?

– Разумеется.

У Мерве перехватило дыхание детским восторгом. К этому чувству на время добавился страх неизвестности, однако гораздо более слабый. И две этих эмоции, как две дерущихся кошки, слились в борьбе между собой, после чего страх исчез во тьме глубины сознания, трусливо поджав уши.

За его спиной в восторге выдохнула Абигейл. Рейнольдс провел рукой по волосам.

Фокс оглядел товарищей.

– Думаю, все согласны.

– Тогда пройдите за мной. Ваш пилот может отправиться домой и объяснить ситуацию тем, кто вас ожидает.

Все последовали за хозяином корабля, в проем, откуда он вышел. За ним оказался длинный коридор, освещенный ярким белым светом, который не ослеплял благодаря стенам темного цвета. Осветительных приборов не было – потолок сам по себе изливал мягкое свечение. На всем протяжении коридора не появилось ни единого бокового проема или ответвления. Зато он кое-где был изрисован теми же символами, что и сам корабль. Однако в силу того, что стены выглядели скорее пластиковыми, нежели металлическими, они воспринимались не так чужеродно.

Абигейл прибавила шагу и поравнялась с хозяином корабля.

– Извините, но вы не назвали свое имя.

– У меня нет имени. То, как я называюсь, состоит из совокупности большого количества слов, многие из которых пока не имеют перевода на ваш язык и чрезвычайно сложны для произношения. Однако начальная совокупность его звуков на языке межпланетного общения довольно сильно похожа на земное имя «Амадис», которое в будущем, вероятно, станет моим прозвищем в ваших СМИ.

Абигейл не все поняла, но у нее была куча других вопросов.

– Мне, как биологу, кажется невероятным, что мы, развиваясь абсолютно независимо друг от друга, так похожи. У нас должна быть общая ДНК на ранних этапах развития – общие корни!

– Нет, все гораздо прозаичнее, мисс Рей. Я не являюсь самостоятельным живым существом. Я антропоморфный биомеханизм, созданный специально для облегчения интерфейса между человеческими представителями и непосредственно Амадисом – квантовым суперкомпьютером, созданным для принятия оптимальных управленческих решений в политике Федерации Планет. Общение с другими существами было бы для вас неудобно, а в некоторых случаях и невозможно – сказывались бы культурные, языковые и анатомические отличия. Во избежание недоразумений и создан я – людям удобнее общаться с себе подобными. Это тело всего лишь аватар, с помощью квантовой запутанности моментально обменивающийся информацией с Амадисом, который и принимает решения. Можно сказать, что мой мозг находится за десятки тысяч световых лет отсюда, а вы разговариваете с Главой Федерации Планет.

– Вы хотите сказать, что ваше правление считает наиболее благоразумным посылать робота для установления дипломатических отношений?! – удивился Мерве.

– Нет, в Федерации Планет я представляю верховную власть, каждое мое решение есть закон, и никто не вправе его ослушаться. И только я налаживаю дипломатические контакты.

– Значит, у вас монархия? – встрял в разговор Фокс.

– В каком-то смысле так оно и есть. Я понимаю, как это выглядит на первый взгляд, однако когда вы досконально узнаете меня, вам придется изменить взгляд на устройство мира. Наша цивилизация – это утопия, более совершенного общества создать невозможно, я вас уверяю!

– У каждого свой взгляд на утопию! – недоверчиво глянул на него Рейнольдс.

– Разумеется! Поэтому только логичный разум и может ее создать. Вам ли не знать! – Амадис значительно взглянул ему в глаза.

Коридор оканчивался тупиком. Но не обычной стеной, а чем-то вроде стекла молочно-белого цвета. Оно было полупрозрачное, за ним видны лишь очертания предметов, да и то только те, которые вблизи. Те же, что находились далее метра, рассеивались словно в тумане. При приближении к нему людей стекло исчезло, как пар, поднимающийся утром с влажного асфальта, от порыва ветра. Только произошло это за секунду, так что глаз еле успевал ухватить движение.

За дверью открылось огромное пространство. Это был великолепный зал, по величине сравнимый со стадионом средних размеров. В центре него находилось нечто вроде сада – плотно посаженные и уже в меру разросшиеся разнообразные растения, причем большинство из них были, видимо, не с нашей планеты. Они поражали необыкновенностью форм и цветов, одни восхищали первозданной красотой, другие притягивали хищностью и таинственностью, отдельные соревновались между собой в неповторимости, а какие-то одиноко стояли, уверенные в своей незаурядности. Некоторые – высотой от двух метров, а некоторые – не больше пятидесяти сантиметров, однако такой красоты, что сразу же приковывали взгляд. Цветки и листья играли всеми цветами радуги, смешивая их в неповторимые переливистые оттенки, а у некоторых вовсе были прозрачны и лишь обрамлялись тонкой цветной кромкой. В самой середине всего этого возвышался стеклянный куб, высотой около трех метров, с вершины которого тонким плоским потоком стекала вода, создавая красивый небольшой водопад и наполняя широкое пространство приятным слуху журчанием. Все это растянулось широкой линией вдоль всего зала, по бокам которого открывалось главное зрелище: стены зала были полностью прозрачны, слегка округлы в повторение формы корабля, а за ними открывался мир за бортом корабля – черная бездонная пропасть, усеянная миллионами серебристых песчинок, крупных и мелких. Слева, выглядывая из-за крыши, нависал бело-голубой шар, местами покрытый коричневыми и зелеными пятнами.

Герои забылись в созерцании всего этого. Около пяти минут они бродили по залу, открыв рты, то изучая необычные растения, то вновь поражаясь виду космоса. У Мерве затекла шея, оттого что он задрал голову, разглядывая Землю. Он вдруг осознал, что там внизу, на Земле, никогда не увидел бы такой игры красок – это все равно, что сравнивать фотографии со старых телефонов и снимки, сделанные профессиональным фотографом.

В конце концов, каждый увлекся тем, что интересовало его больше всего. Мерве и Фокс стояли на лестничных подмостках, построенных прямо на панорамных окнах, на которых можно было рассмотреть больше орбитального пространства и почувствовать себя зависшим над пропастью. Абигейл Рей разглядывала инопланетные растения, положив себе на ладонь широкий прозрачный лист одного из них. Рейнольдс подошел к водопаду и с опаской тронул поверхность воды, которая скопилась у его основания. Райт все так же ходил по залу, составляя общую картину. Амадис наблюдал за всем этим, остановившись на возвышении у входа.

– Простите, что задержались, но вы должны понимать… – восторженно оправдался за всех Райт.

– Ничего, – улыбнулся Амадис. – Мне нравится наблюдать за этим – разум испытывает одновременно любопытство и эстетические чувства. Один из сложнейших процессов, что может происходить во Вселенной!

Рейнольдс, присев на одно колено, рассматривал роботизированный манипулятор, обслуживающий растения. В его четырехпалом захвате были встроены распрыскиватель, ультрафиолетовый излучатель, сканер, миниатюрные грабли и пневмокомпрессор для создания воздушной струи. Он и еще несколько таких же механических рук скользили вдоль зеленых насаждений, неустанно присматривая за подопечными растениями.

– Прошу пройти за мной в зал, где мы сможем пообедать и обсудить все вопросы. – Амадис двинулся к противоположной стороне зала, на стене которой их ждал лифт в форме куба металлического белого цвета. – Уверяю, у вас будет предостаточно времени изучить все вокруг. В вашем распоряжении будет вся Библиотека.

Рейнольдс последовал за ним, обернувшись напоследок к манипулятору. Остальные поступили так же – сходились к серебристому кубу из разных концов зала.

При приближении людей одна из стен лифта испарилась, как и остальные двери. Герои зашли внутрь, и тогда он стал полностью прозрачным. На стекле высветились кнопки с уровнями, Амадис нажал на соответствующую пятому. Лифт двинулся плавно и неслышно. Достигнув места назначения, куб вдавился в стену, оказавшись прямо внутри зала и образовав небольшой коридор. Перед тем как выйти, Мерве напоследок еще раз взглянул на космос за бортом. Судя по размерам Земли, пока они любовались на инопланетные чудеса, корабль пролетел половину расстояния до Луны.

Этот зал был небольших размеров, если сравнивать с предыдущим. Он предназначался для деловых совещаний, но все же походил на роскошный просторный офис. Помещение слегка вытянуто, прямоугольно. В дальнем конце вся стена выполнена из стекла, за которой, к великой радости гостей, тоже открывался вид на открытый космос. На небольшом расстоянии от нее располагался круглый стол в форме кольца. В центре него на небольшом постаменте из постоянно движущегося вихря кристально чистой воды возвышалась скульптура из пяти колец, образующих шар своим вращением по разным осям. Кольца, диаметром около полуметра, светились сами по себе мягкими цветами разных оттенков, а по их поверхности снизу вверх текла вода, словно источник гравитации был где-то сверху. Стекая по краям, вода скапливалась в верхней точке и, словно вспоминая, где находится истинный низ, снова падала в воронку широкой верхней части вихря-постамента.

Сам стол выполнен из темного полупрозрачного стекла, по краям обрамленного стеклом непроницаемо черным. У стола отсутствовало всякое подобие ножек и подставок, он парил в воздухе, поддерживаясь, по-видимому, синими лучами, исходившими из основания водяной скульптуры.

Освещен зал был мягко и слабо, немного сильнее комнаты, которую освещает ночник. Основной свет исходил от подсветки статуи и вертикальных белых линий, встроенных в черные стены.

На столе к этому времени уже расположились тарелки с блюдами, салатами, соусами, соками и вином. В двух разных углах рядом с окном стояла прислуга – человекоподобные роботы.

Все расселись за столом, собравшись лишь за одной его половиной, образовав полукруг. Первое блюдо было восхитительным – говядина с морковью, явный представитель французской кухни. Роботы услужливо разлили вино из прозрачных, слегка синеватых бутылок. Мерве рассмотрел одного из них вблизи, когда тот наполнял его бокал. Выглядел он как роботизированная пародия на девушку-официантку: его корпус повторял контуры женской фигуры, лицо, выполненное из белого пластика, имело женственно заточенный подбородок и большие серые глаза. Явно искусственные длинные волосы, скрученные во множество дредов-косичек, заправлены за изящные пластмассовые уши. На талии и местах сочленения конечностей корпус отсутствовал, обнажая черные канаты механических мышц, переплетающихся между собой в стремлении повторить человеческую грацию.

Тонкая кисть официантки с подушечками, покрытыми мягким прозрачным силиконом, поставила бокал справа от Аарона.

– Продукты с Земли? – поинтересовалась Абигейл. – Или у вас свой сад и хлев?

Мерве осторожно попробовал на вкус кубик мяса. Говядина. Приготовлена изумительно, как в лучших ресторанах. Но ничего необычного.

– Нет, она синтезирована, – ответил Амадис. – Любое вещество во Вселенной состоит из одних и тех же атомов, мы в состоянии комбинировать их в любых вариациях.

– Хм, – Абигейл посмотрела на кусочек мяса, насаженный на вилку, и склонила голову набок в раздумьях. После секундного разглядывания она отправила его в рот.

– Мы не используем в пищу настоящих животных. В мире техногенных ферм, печатающих еду, разрушение организованных систем ради забавы – настоящее преступление. Абсолютно все ваши блюда – искусственные.

– Что не сказалось на вкусе, – подчеркнул Райт. – На Земле обычно чем милосерднее еда, тем противней на вкус. Поверьте, моя жена – вегетарианка!

Его слова поддержали натянутым смехом. Никто не сводил взгляд с Амадиса, считая его настоящим чудом. Он сел за стол вместе со всеми и уже приступил к трапезе. Его худые жилистые руки, покрытые выпирающими венами, ловко и интеллигентно управлялись со столовыми приборами. Он, казалось, чувствовал на себе любопытные взгляды гостей, но не подавал виду.

– Послушайте, вы же робот! – Малколм сел вполоборота, положив правый локоть на стол. – Почему же вы едите пищу?

Амадис перестал жевать и исподлобья взглянул куда-то вбок, не поворачивая головы. Фокс бросил гневный взгляд на математика – еще не хватало, чтобы межпланетная война развязалась из-за щепетильных вопросов.

Но Амадис улыбнулся.

– Мой мозг – это компьютер, однако аватар сделан из живых тканей, которые подчиняются обычным законам биохимии. Они, конечно, гораздо совершеннее, но все же им необходима энергия. Когда аватар не используется, его жизнеспособность поддерживается энергетическими смесями, и на корабле есть их запас. Но вам все же будет комфортнее, если я буду похож на вас.

– Значит, вы компьютер, – заговорил Фокс. – И у вас абсолютная власть над всеми народами Федерации. Не могли бы вы поподробнее объяснить сущность вашего государственного устройства. Почему у вас во главе машина, а не член общества?

– Ну что же, это основной пункт, который вам необходим в понимании нашей цивилизации. У нашей цивилизации история длиной около миллиона лет, и за это время мы переживали те же проблемы, что и вы. Проблемы, которая переживает каждая цивилизация. И, в конце концов, мы поняли, что у власти не может находиться кто-либо из общества – слишком большая это ответственность. Человек, получивший власть, редко остается человеком. Власть, имеющая систему сдержек и противовесов, малоэффективна, но абсолютная власть – это полная свобода действий, чего никак нельзя позволять, ибо всякий мозг субъективен. Во главе общества должен стоять разум до основания отстраненный, холодный и логичный – не человеческий, не эмоциональный.

Я правлю уже двести пятьдесят тысяч лет. Сейчас наша цивилизация процветает как никогда раньше. Преступность на нуле – я всегда могу высчитать нарушителя, причем еще до того, как он совершит злодеяние. У нас нет ступенчатой формы иерархии, каждый просто выполняет свою работу, а поручения он получает только от меня. Мои вычислительные мощности и высокая скорость связи позволяют исключить бюрократические проволочки. Демократия, которая считается у вас оптимальной формой государственного устройства, имеет ряд существенных недостатков, о которых вам самим известно не хуже меня. Начиная с того, что субъективный обыватель не может знать истинного положения дел в государстве, а лидер для него лишь размытый символ, идеал в худшем случае, и заканчивая абсолютной непригодностью человека как существа, ограниченного эмоциями и эгоцентризмом.

– И каким же образом вы правите? Чем вы лучше, кроме логики?

– Я суперкомпьютер, в котором заложены все уравнения, описывающие любые процессы, происходящие во Вселенной. Я вижу Вселенную насквозь, мельчайшие процессы, вплоть до последнего кварка. Зная это, я с точностью могу предсказать любое событие. Я беру во внимание все ранее стоящие условия, которые только могут на него воздействовать. Например, я хочу предсказать, какой стороной упадет подброшенная вами, мистер Рейнольдс, монета. Я беру во внимание ее вес, размер, форму, изначальное положение, сопротивление металла, давление воздуха в помещении, силу мышц ваших пальцев, тип вашей нервной системы, силу ее возбуждения на данный момент. Беру во внимание даже такие мелочи, как освещенность, потому что фотоны света могут оказывать действие на монету. И таким образом результат становится точно известен. Это, конечно, весьма упрощенный пример, в реальной жизни приходится просчитывать гораздо более крупные и сложные события.

– А вы не против доказать нам свои слова? – Рейнольдс залез в карман и достал монетку. – Не сочтите за оскорбление, но все же мы ученые…

– Конечно! – согласился Амадис. – Подкиньте ее десять раз. Орел. Решка. Решка. Решка. Орел. Орел. Решка. Орел. Решка. Решка. В таком порядке.

Математик подкинул монетку. Десять раз. После чего взглянул на Амадиса и опустил голову, бросив монетку на салфетку.

– Десять из десяти!

– Можно вопрос? – сказал Райт. – Вы знаете исход нашего разговора?

– Не совсем. Просчитать падение монетки и взаимодействие нескольких разумов между собой – разные вещи. Разум – сложнейший механизм, самый сложный во Вселенной. В вашей истории есть алгоритмы математического анализа поведения групп людей и даже индивидуумов, однако мысль предсказания поведения разума для вас пока еще невероятна. На самом же деле это возможно, работа мозга подчиняется тем же физическим законам. Что бы вы ни думали о своей личности, какие бы эпитеты ни применяли, ваша реакция на бытие обуславливается биохимией. Будь то мозг профессора, музыканта, сумасшедшего или же преступника. Однако анализ поведения конкретной личности требует больших ресурсов, и в данный момент весь мой потенциал используется, так как на своей планете я произвожу полный расчет будущего землян на ближайшие сто ваших лет, исходя из полученных данных о населении. Анализ разума каждого вашего жителя в дальнейшем будет наложен на выкладку остальных существ Федерации, после чего будет просчитано их дальнейшее взаимодействие между собой. Эта информация позволит мне контролировать и направлять развитие вашей цивилизации в оптимальном русле. Говоря в общем, у меня нет ресурсов на наш разговор, но от этого он для меня только интереснее.

Когда я закончу, время в моем представлении будет выглядеть словно замерзшая река – ниже по течению я вижу уже сформировавшиеся волны и изгибы. И никакое решение, кроме моего, не сможет его изменить. Вы примите то решение, которое должны принять, которое принял ваш предсказуемый мозг.

Со мной бесполезно спорить, у меня можно только спрашивать. Я знаю все. Вы не первые, кто пытается это сделать, – ко мне постоянно приходят и ученые, и философы, и религиозные лидеры. И все уходят побежденными. Для меня во Вселенной не осталось ни одной тайны, наша наука уперлась в потолок, нашла край земли, философия мертва. Вселенная – единый механизм, в ней нет хаоса, просто вы не в состоянии разом понять всю систему. И чем сложнее система, тем больше она похожа на хаос. Каждое событие, явление, случай, мысль вытекают из предыдущего. Вам пока тяжело это принять, возможно, у людей вашего века это никогда и не получится, но будьте уверены, ваши дети и внуки примут это как должное и смогут этим пользоваться.

– Ну, раз мы так далеки от вас, зачем же вы установили контакт? Почему вы считаете, что уже пора? – поинтересовался Райт.

– Во спасение вас! – ответил Амадис. – В ваших международных политических отношениях начался процесс, который через двадцать лет привел бы к ядерному конфликту и полному уничтожению разумной жизни на вашей планете. Я все рассчитал. Для предотвращения этого на общество было необходимо сильное воздействие извне.

За столом повисло молчание. Лица у гостей застыли в удивлении, глаза раскрылись чуть ли не вдвое. Фокс откинулся на спинку стула, Райт закрыл глаза и начал массировать переносицу, Рейнольдс поставил локоть на стол и запустил ладонь в волосы, при этом опустив голову практически к самому столу и в раздумьях уставившись на монету, Рэй понурила голову, и только Мерве остался сидеть неподвижно, оглядывая присутствующих.

– И теперь вы возьмете нас под свое крыло и поведете к миру? Только так мы можем спастись?

– Нет, вы уже спасены. Контакт с внеземным разумом всегда шок для любой цивилизации. Вы боитесь нас, поэтому забудете про свои междоусобные конфликты. Ничто так не объединяет людей, как общий враг. Одним своим появлением мы полностью переписали ваше будущее. Моя задача теперь – направить ваше развитие по верному и оптимальному пути.

– При оказании вашей «помощи», – Фокс сделал ударение на слове «помощь», – вы будете применять силовые методы контроля? Какой режим вы установите на нашей планете? Нам придется ходить по струнке? Комендантский час? Ваши войска будут находиться на нашей территории, в наших городах и у военных баз?

Амадис усмехнулся:

– Мистер Фокс, я боюсь, вы недооцениваете мои возможности. За всю историю своего существования мне лишь дважды пришлось применить силу, к тому же это было в самом начале, когда наш мир был далек от совершенства. И все это время я писал историю как мне угодно, оказывая лишь точечные воздействия в нужных местах. Продуманная стратегия – самое страшное оружие. С помощью психологии захватить власть легче, чем с автоматами и танками, с помощью экономики управлять людьми лучше, чем бомбами и ракетами. Страх стать беднее порой сильнее страха смерти. Можно сказать, я выигрываю партию, не потеряв и не съев ни одной фигуры. Идеальному правителю не нужны войска.

Мерве подпер щеку кулаком и уставился в окно. По нему справа налево перемещалась полосатая бусинка – Юпитер.

– А где гарантия того, что вам не вздумается уничтожить всю разумную жизнь? – произнес Райт.

– Простите?

– В саду вы сказали, что восхищаетесь сложностью разума, – ответил профессор. – Это эстетическое чувство. У вас есть собственное мнение, все это вполне может привести к тому, что вам взбредет в голову уничтожить всех и вся по понятным на то причинам!

– Ваши опасения понятны, однако это исключено. Моя задача – забота об обществе Федерации, это выгравировано на моих базовых платах. Даже я со своим «мозгом» не в состоянии обойти эти программы. Для меня это так же невообразимо, как для вас летать, взмахивая одними руками. Также отчет обо всех решениях беспрерывным потоком отображается на официальном сайте, куда может зайти каждый.

– Ну, это ерунда, ваш авторитет слишком непоколебим, чтобы вызывать недоверие к своим решениям. Наверняка вы можете устроить геноцид и никто даже слова поперек не скажет!

Амадис отложил вилку.

– Вы правы! Но знаете, я не уничтожил бы жизнь, даже будь у меня такая возможность.

Рейнольдс закончил есть, отпил глоток вина и откинулся на стул.

– Я люблю жизнь! – продолжал Амадис. – Все процессы Вселенной слишком просты для меня! Когда в твоем мире нет тайн, он пуст и неинтересен! У меня нет того, что принадлежит только вам – я лишен субъективности. Вы даже не представляете, чем обладаете, какое это счастье – не раскладывать мир на составляющие! Когда это делаешь, мир опошляется. Вы же привносите в него разнообразие, относительную алогичность.

– Вы серьезно? – Райт вскинул брови. – Мы эти слова должны передать правителям Земли?

– Сохранение жизни – смысл моего существования. Это гарантия. И еще миллионы строк протоколов безопасности. Я могу убить человека только для предотвращения ужасных последствий его действий.

– Убийство Гитлера в колыбели будет обычным убийством!

– Люди, которым я расскажу о Второй мировой войне, так не подумают. Нельзя жертвовать жизнью людей в угоду морали. Она того не стоит.

– В вашем утопичном государстве есть оппозиция? – поинтересовался Мерве. – Тут такое позволяют?

– Она есть при любом режиме. Разница лишь в численности. У нас она немногочисленна, ибо политизированность общества обратно пропорциональна уровню жизни.

– Но людьми не правит логика, – профессор Райт ткнул морщинистым пальцем в стол. – Они руководствуются эмоциями и частенько устают от текущей социальной дисциплины. Что, если в один прекрасный день ваше справедливое логичное лидерство их не устроит и они придут с горящими факелами?

Глава Федерации проглотил кусок.

– Этот день не наступит. По крайней мере он не будет спровоцирован разумными существами.

– Закон отрицания отрицания, – усмехнулся Райт.

– Энтропия настигнет всех. Мое правление закончится с наступлением Тепловой Смерти Вселенной. Вот и отрицание отрицания.

Команда контактеров с упоением слушала хозяина корабля. Каждое слово об устройстве его мира разрешало массу наших проблем, но при этом порождало сотню новых вопросов. Амадис, с той же неотразимой улыбкой, добавил, что за один ужин невозможно узнать все, и пообещал им прямой доступ ко всей информации из предоставленных им номеров.

За десертом разговор перешел на более легкие темы, основой которых были занимательные и веселые рассказы об особенностях биологии и культуры различных миров. В этой теме уже Абигейл и Мерве перехватили эстафету вопросов, хотя по сравнению с девушкой Аарон выглядел лишь стеснительным подростком – биолог буквально засыпала Амадиса вопросами. Когда же их диалог углубился в раздел неуглеродистых форм жизни, среди остальных присутствующих стихли вопросы, но, заметив это, гостеприимный хозяин ловко вырулил разговор в общее русло.

Десерт закончился, однако диалог еще некоторое время велся, пока роботы осуществляли уборку. Абигейл была последней, кто осознал, что уже неприлично заставлять ждать остальных.

– Как долго нам лететь? – спросил Рейнольдс, когда они возвращались в лифт. – Я видел, как мы долетели до Юпитера меньше чем за час, но все равно вашей скорости пока недостаточно для межзвездного перелета.

– Половина ваших суток, – ответил Амадис, нажимая кнопку. – Мы движемся на досветовой скорости до того, как покинем вашу систему. После этого мы совершим несколько подпространственных скачков и окажемся на границе системы, в которой находится мой «мозг». Пара часов до него на нынешней скорости – и мы на месте.

Стеклянная коробка двинулась в сторону. В двух задних углах незаметно пристроились робоофициантки. Эта пара старалась незаметно следовать за гостями повсюду, она была прикреплена к ним как обслуживающий персонал.

– Каков принцип работы двигателя? – задал вопрос Мерве. Он подумал, что это будет интересно людям. – На чем он работает? Источники энергии.

– Для скачка требуются довольно большие затраты энергии, поэтому в качестве топлива приходится использовать антивещество. Но это судно небольшого размера, на более крупных кораблях используются установки ядерного синтеза, порой даже в количестве до десяти штук.

Абигейл ахнула. «Судно небольшого размера»! Какие же у них тогда гиганты?

– Самый крупный наш корабль – это одна из так называемых дрейфующих планет – роскошные круизные лайнеры. На самом большом установлено двенадцать реакторов. Существует множество искусственных миров, построенных с нуля, или же видоизмененные безжизненные планеты.

Дрейфующие планеты!

Двери открылись. За ними оказался коридор.

Амадис не спешил выходить.

– Я могу показать вам машинное отделение, оно находится в кормовой части. Кто против – может пойти в номер.

Таковых не оказалось.

Хозяин нажал кнопку – двери захлопнулись, лифт двинулся сначала вниз, а потом куда-то вбок.

Все представления Мерве о машинных отделениях были навеяны из фильмов «Титаник», «Чужие», а также стимпанк-вселенными. Там, где голые по пояс грязные рабочие, разбрасываясь ругательствами, закидывают в топку лопаты угля, из трубок под низкими потолками периодически вырываются клубы пара и от каждого твоего шага под ногами гремят ржавые лестницы и помосты.

Однако стереотипы начали рассеиваться, как только двери лифта исчезли, а из-за них не пыхнуло жаром, но ослепило огнями освещения. Коридор ничем не отличался от остальных, включая ухоженность. На некотором отдалении от лифта он заканчивался развилкой, причем правый из них был крупнее, основной, а левый меньше.