За лесом, у моря...

Они были одни на всем свете. Не было рядом ни высокого берега, заросшего зеленой густой травой и низкорослым ветвистым кустарником, ни желто-серой широкой полосы длинного пляжа, ни пенящихся волн с белыми гребешками. И не было огромного многоэтажного дымного города, монотонно шумевшего недалеко за платановой рощей, за высокими скалистыми холмами.

Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, на старом растрескавшемся пне, обросшем мхом и древесными грибами. Ее мягкие прохладные пальцы лежали в его широкой шершавой ладони. Она склонила голову к его плечу.

— Ты любишь меня? — прошептала она, чуть коснувшись его уха губами.

— Очень, — выдохнул он, еще крепче обняв ее за плечи.

Они были одни во всем мире. Вокруг стояла насыщенная ароматом моря ночная прохлада. Черное низкое небо, усеянное, россыпями блестящих звезд, колыхалось над ними, двигалось, волновалось.

— Смотри, сколько звезд, — сказала она, закинув голову назад и обняв его за шею.

— А сколько их падает, — он помедлил немного, потом добавил: — Знаешь что? Загадай желание.

— Я хочу, чтобы нам всегда-всегда, всю жизнь было так же хорошо, как сейчас… Вон, эта наша с тобой звездочка. Гляди, какая она большая, красивая… И как долго падает. — Она, счастливо улыбаясь, смотрела на небо, по краю которого медленно плыла яркая оранжевая звезда.

Что-то было необычное в ее неторопливом скользящем падении. Другие падающие звезды быстро, стремительно прочерчивали небосвод, а эта опускалась как-то осторожно, неуверенно.

Конечно, она, как и все, тоже падала, приближаясь к горизонту, тоже бледнела, тускнела и, казалось, вот-вот исчезнет совсем. Но вместе с тем эта звезда существовала как-то иначе, как-то по-другому. Она одновременно исчезала и, наоборот, становилась с каждой минутой все больше, все ощутимее.

Трудно, невозможно было объяснить это ощущение, но безотчетный страх вдруг охватил все ее существо. Какая-то непонятная, странная тревога, как ветер, как шквал, неожиданно обрушилась на нее и стала стремительно и неумолимо нарастать, закрутила, понесла. Лоб покрылся испариной, похолодели руки, ноги, тело пробила дрожь.

— Ой, мне страшно! — вскрикнула она, почувствовав на себе чей-то пристальный пугающий взгляд. — Что-то приближается к нам, все ближе, ближе, уже здесь…

— Ну, что ты, родная, не бойся, я же с тобой, все в порядке. — Он крепко прижал ее к себе, обнял.

Но она видела, вернее, чувствовала ЭТО. ОНО было огромное, жуткое. Она не знала, что это, не могла объяснить свое состояние. Но ЭТО было, оно смотрело ей прямо в глаза, даже не в глаза, а куда-то внутрь, в самую ее суть, в душу.

И где-то в подсознании вдруг родилась мысль, что она должна выдержать этот страшный леденящий, парализующий взгляд, она не должна сдаваться, должна смотреть, смотреть, смотреть…

Вспомнилось, в детстве кто-то говорил: если в лесу встретишь волка, надо глядеть ему прямо в глаза, и зверь первый не выдержит взгляда человека, повернет назад, отступит.

Но это был не зверь. Это было нечто более свирепое, ужасное, невидимое, необъяснимое. Ничего общего с каким-то там волком, знакомым, понятным, совсем нестрашным, ЭТО не имело. ОНО было неосязаемым, невидимым и неслышимым, ОНО излучало какие-то волны, лучи, которые давили, жгли, леденили, оковывали все ее тело, все ее существо.

— Неужели ты ничего не чувствуешь, не видишь? — Она вцепилась в руку своего любимого. — Почему ты такой бесчувственный? Ну, смотри же, смотри. Вон туда, в сторону моря, или нет… в сторону гор.

Она вдруг поняла, что не знает, где ЭТО находится, откуда ОНО смотрит на нее. И от этого стало еще страшнее. Она попыталась собраться, сосредоточиться, найти ответ на мучившие ее вопросы. Только бы не опустить глаза, не сдаться. Впрочем, почему глаза? Нет, она вся должна сопротивляться, бороться, преодолеть ЭТО.

Ах, почему же он, ее родной, близкий человек, с которым у нее всегда такое взаимопонимание, который всегда так чутко улавливает любое, даже самое крохотное изменение ее настроения, почему сейчас, в эту необычную, страшную минуту, он так глух, так слеп и бесчувствен? И у нее нет сил его растормошить, разбудить от этой нелепой, недопустимой спячки.

— Ну, успокойся, милая моя, дорогая. — Он крепко обнял ее за талию. Что же это с тобой происходит? Ты вся дрожишь. Тебе холодно? Давай-ка, я тебя укрою, согрею.

Он укутал ее плечи своей плотной длинной курткой, надвинул ей на голову шерстяную шапку. Но это нисколько не помогло. Неужели он не понимает, что от ЭТОГО курткой и шапкой не спасешься?

— Отвлекись ты от своих тревог. Думай о чем-нибудь другом. — Он неторопливо просунул руку в карман куртки, достал сигарету, зажигалку, закурил, глубоко затягиваясь и пуская длинные струйки дыма. — Гляди, мотыльки улетают от табачного дыма. Это мотыльки-однодневки. Подумать только, ведь они живут всего только день-два, и для них это вся их большая жизнь. Они даже не знают, что позавчера был дождь и что на следующей неделе зацветет акация. — Он помолчал немного, потом добавил, задумчиво глядя куда-то вдаль: — Вот и мы с тобой те же однодневки. Живем всего-то ничего по сравнению с горами, морем, звездами. Удивительная она штука время.

Какой же он все-таки бесчувственный! Так легко, так спокойно рассуждает о посторонних вещах, когда сейчас надо сосредоточиться только на одном, надо понять, что происходит вокруг, почему так тревожно и страшно.

Что делать, что предпринять? Может быть, позвать на помощь, закричать? Но кого? Где-то неподалеку, кажется около холмов, есть спасательная водная станция. Там крепкие, сильные ребята, аквалангисты, водолазы, они помогут. Боже мой, какая чушь! Они ничего, совсем ничего не могут. Здесь нужно что-то совсем другое.

И тут ее осенило: только их любовь, привязанность друг к другу, их чувства могут сейчас помочь. Только он, ее дорогой человек, должен тоже ЭТО увидеть, почувствовать. И тогда они будут спасены. Да не только они весь мир, эта изумрудно-зеленая трава, эти кусты, стройные ветвистые деревья с пахучими белыми цветами, темно-коричневые горы и холмы и большой, шумный их родной город за платановой рощей.

— Дорогой, — прошептала она, совсем обессиленная, — пожалуйста, поцелуй меня.

…Звездолет-автомат-робот № 1932-Н резко форсировал двигатели, выдвинул гравитационную защиту и, выполнив двойной маневр, завис в орбитальном полете над планетой «З». Объективы видеофонов корабля развернулись для кругового обзора и медленно заскользили по поверхности планеты, внимательно осматривая на ней каждую впадину и возвышенность. Плотные потоки геофизической информации потекли в магазины памяти анализирующего вычислительного устройства.

Планета «З» согласно дбцнкской классификации была маленьким космическим телом, вращавшимся вокруг небольшой периферийной звезды. Она почти целиком состояла из расплавленной каменной массы, и лишь самая верхняя ее часть была твердой и плотной. Но именно эта корка прочных горных пород позволяла использовать планету для размещения на ней очень важного объекта: космического маяка, который должен был снабжать астронавигационной информацией дбцнкские звездолеты, делающие межгалактические рейсы.

Планета удачно располагалась на пересечении нескольких дальних трасс, и ничто не должно было помешать превращению ее в навигационный объект. Вот для чего в огромных трюмах звездолета-автомата ровными рядами стояли круглые металлические контейнеры-цистерны с азотнокислотным пластифицирующим составом, предназначенным для полной стерилизации поверхности планеты. Убрать все, что хоть как-то могло затруднить работу космического маяка, — было основной задачей звездолета-автомата № 1932-Н, посланца Дбцнкского галактического института.

На корабле господствовала строгая машинная иерархия. Во главе всех служб стоял Командир — управляющее устройство. Он ставил задачи Анализатору, принимал оперативные решения и давал команды Исполнительному и Наблюдательному комплексам.

После обобщения первых сведений о физических параметрах планеты «З» Командир задал главный вопрос Анализатору:

«Есть ли жизнь на планете?»

Ответ последовал однозначный:

«Суровые геологические и климатические условия наличие жизни исключают».

Командир дал команду изменить траекторию полета. Звездолет перешел на другую, сниженную орбиту, и видеофоны опять забегали по поверхности планеты. Новые порции более подробных сведений поступили в анализирующее устройство. Они наложились на предыдущие, столкнулись с ними, где-то заместили их, где-то легли рядом. И вдруг на новый запрос Командира Анализатор ответил:

«Есть жизнь. Низшие формы».

Командир сверился с Программными блоками, оценил обстановку и скомандовал:

«Разведочный зонд в работу».

От звездолета отделился большой круглый аппарат с сотнями объектов, щупов и манипуляторов, размещенных по всей его поверхности. Повисев некоторое время в верхних слоях атмосферы, он выбрал зону исследований, провел мелкомасштабную съемку района посадки и пошел на снижение. Через некоторое время зонд приземлился на небольшой ровной площадке, окруженной со всех сторон плотной стеной темно-зеленых широколиственных деревьев.

Стереоскопы заскользили по неподвижной мозаичной зеленой массе, прочерченной угловатыми линиями светло-коричневых веток. Строчка за строчкой полетела новая информация на корабль: древесная растительность со стеблевидными органами поглощает углекислоту, производит кислород…

На мгновение поток остановился — в приемное устройство поступило непонятное наблюдение: флора проявила способность к движению, листья заколыхались, закрутились. Что это, внутренние силы, разумная жизнь? Нет, это просто ветер.

Снова забегали стереоскопы по глухим лесным чащобам, по травянистым ромашковым полям. И вдруг снова — стоп. На опушке леса появилось живое существо также биологического типа — четыре подвижные суставчатые опоры, удлиненное туловище, опущенная вниз голова.

Зонд сделал несколько резких движений, изменил цвет своего покрытия, потом послал ряд звуковых, световых и электромагнитных сигналов. Но животное на все это никак не среагировало. Оно лишь на мгновение подняло голову, с полным безразличием посмотрело в сторону незнакомого предмета и, неторопливо повернувшись, пошло к лесу, не проявляя больше никакого интереса к инопланетному аппарату и его сигналам.

После этого с корабля поступил приказ: «Перейти к обследованию прибрежной зоны».

Зонд поднялся в воздух, сделал несколько больших разведочных кругов и полетел к морю.

Внизу расстилалось высокое горное плато, покрытое густыми лесами, прочерченными извилистыми нитями рек и неровными пятнами озер. Возле широкой прибрежной полосы горное плато сменилось длинным уступом, заросшим травой и кустарником. Зонд сделал плавный вираж, развернулся по курсу и быстро пошел вниз.

У моря было голо и пусто. Песчано-галечная пляжная отмель ровным пологим откосом уходила под набегающие на нее волны. Только их монотонные, однообразные всплески нарушали ночную тишину.

Но вот широкоугольные объективы зонда задвигались, следуя за новым неожиданным объектом: небольшой летательный аппарат появился над морем. Он размахивал длинными изогнутыми крыльями, издавал звуки высокой частоты и что-то выискивал в морской воде. Ни на какие сигналы он не отвечал.

Поиск разумной жизни пока не давал результатов.

И вдруг индикаторы зонда, настроенные на улавливание энергетических полей, активно заработали. Все измерительные приборы, датчики, манипуляторы, все приемные и передающие устройства насторожились, пришли в полную рабочую готовность.

Откуда-то со стороны, из-за кустарника, распространялось необычное рассеянное излучение. Это были волны разной длины и частоты, которые шли сначала непрерывным потоком, потом прерывались, появлялись вновь. Ни одно из размещенных на зонде опознавательных устройств не могло расшифровать эти сигналы и давало сбой на первых же ступенях исследования.

Что это за новый вид энергии, какого он состава, какого происхождения?

Подчиняясь команде оперативной Подпрограммы, разведочный зонд покрыл себя экраном, невидимым в диапазоне волн планеты «З». Затем он взлетел, сделал несколько обзорных ультраснимков местности и после долгой настройки аппаратуры поймал наконец эпицентр излучения.

Его источником было биополе небольшой интенсивности и размеров. Оно находилось на пляже за устьем широкого ручья, обросшего кустами, и принадлежало двум странным живым существам, которые сидели у моря на старом срезе дерева и время от времени обменивались друг с другом порциями энергии. Одно из этих существ обладало большим биополем и передавало его другому.

Непонятен был и такой факт: излучение нигде здесь у моря не прерывалось, не исчезало, оно тянулось далеко вдоль береговой зоны и уходило куда-то за лес. Надо было продолжать исследования.

Разведочный зонд поднялся выше, изменил плоскость наблюдения и, развернувшись по азимуту, направился вслед за потоком биоэнергии. Он пролетел над грядой крутых скалистых холмов, над большим массивом густого высокого леса и вышел к широкой морской террасе, окаймленной полукруглой ступенчатой стеной гор. Сразу же за лесом к ним прижимались вытянутые кверху стройные каменные коробки, амфитеатром спускавшиеся к морю.

Сотни тысяч прямоугольных, пирамидальных, цилиндрических сооружений образовывали длинные улицы, освещенные многочисленными гирляндами столбчатых светильников. Кое-где между зданиями двигались такие же живые существа, как и те, которые остались за лесом у моря. Они то появлялись из своих каменных жилищ, то исчезали в них, некоторые пользовались для передвижения удлиненными плоскими устройствами на колесах. Другие что-то передвигали, поднимали, строили.

А где-то неподалеку от этого лежал еще один город, поменьше, за ним третий, четвертый, пятый. Все побережье было застроено и заселено меньшими колониями подвижных живых существ, которые, по-видимому, и были истинными хозяевами планеты.

Разведочный зонд закончил исследование, поднялся на исходную орбиту и вернулся на звездолет, где возник решающий диалог между двумя главными машинами корабля.

Командир: «Чем объяснить, что слабые существа, состоящие из органических тканей, существуют, выживают и даже создают цивилизацию в этом их неустойчивом мире, раздираемом землетрясениями, вулканами, магнитными бурями, штормами?»

Анализатор: «Вот новые результаты хронометрологического анализа. Они дают исчерпывающий ответ: время на планете „З“ идет иначе, чем у нас. Хроноускорение здесь таково, что один дбцнкский час соответствует ста годам „З“-го времени. Поэтому жители планеты не замечают сильных тектонических толчков и разрывов каменной коры, через которую прорывается раскаленная магма. По их представлениям серьезные катаклизмы случаются крайне редко. Во всяком случае, в промежутках времени, проходящего между такими катастрофами в жизни их планеты, десятки и сотни поколений успевают прожить свою жизнь, ничего так и не заметив».

Командир: «Ясно. Итоговый вопрос: какие ликвидационные меры следует использовать до азотнокислотной обработки поверхности планеты?»

Анализатор: «Здесь применимы средства уничтожения обычного типа, ничего специфического наш анализ не показывает».

Командир: «Но есть еще биоизлучение обитателей планеты».

Анализатор: «Это хронобиологическое поле существует лишь в узком временном диапазоне. Мы материализуем его и уничтожим».

Командир: «Исполнительному комплексу приготовиться к работе по Программе Н1932. Пустить в действие деструкцирующее излучение с опережающим его опробованием на отдельных индивидуумах — жителях планеты».

В днище корабля открылся люк, из него выдвинулся лучеметный монитор. Его наводящий визир пробежал по рябой поверхности моря и вышел на пологий береговой откос. Потом он пошарил по пляжной полосе, проскользнул по лесному платановому массиву, перескочил через кустарник и вышел на Цель…

Он обнял ее, поцеловал. Как уютно, как безмятежно-спокойно она обычно чувствовала себя в его объятиях. Теперь же было совсем не так. Его большая спина с широкими плечами ни от чего не отгораживала, не защищала, его крепкие руки не поддерживали. Он казался каким-то вялым, слабым, безвольным. Из них двоих теперь она была сильной и решительной, теперь она отвечала за них обоих, за всех, за все.

Она крепко сжала его пальцы и встала, потянув за собой. По небу плыли мохнатые обрывки черных рваных туч, с моря дул резкий, порывистый ветер, бросавший в лицо холодные колючие капли редкого дождя, перемешанные с солеными морскими брызгами.

И вдруг каким-то непостижимым образом, буквально краешком сознания она увидела, почувствовала ЭТО. Наконец-то! ОНО обрело реальность, стало по-настоящему ощутимым, видимым. Вот, еще мгновение, и она уловила его образ.

ОНО было лучом. Узким, искрящимся оранжевым лучом. Он упал сверху, с неба, проскользнул по поверхности моря и стал шарить в платановом лесу, зажигая верхушки деревьев ярким ядовито-желтым светом. Потом луч выскочил на опушку, потоптался на круглых кочках, заросших высокой травой, перепрыгнул через неровные ряды старых замшелых пней и выбежал на пляжную отмель. Острые оранжевые языки пламени вспыхнули над камнями и галькой мертвенно-бледное серое свечение покрыло песок. Потом луч расширился, превратился в толстый бесформенный столб и медленно двинулся на людей. Все ближе, ближе…

— Нет! Нет! — вскрикнула она в ужасе. — Нужно бежать. Быстрее, быстрее.

Хотя куда бежать? в горы? Нет, они не помогут, они далеко. Домой, в город, к людям? Туда тоже не добежишь, не успеешь.

— Не надо, милая, успокойся, — он снова обнял ее за плечи, — разве ты не чувствуешь, какая ты стала смелая, волевая. Ты же все умеешь, все можешь.

Что же это такое происходит? Неужели даже теперь он по-прежнему ничего не чувствует, ничего не видит и не слышит?

Но, может быть, это не он, а она ошибается, и в действительности вовсе ничего нет, и все это только сон, галлюцинации, сумасшествие?

Она крепко зажмурила глаза, но сквозь веки еще явственнее увидела, как неумолимо приближается, подступает к ним смертоносный страшный луч.

Впрочем, теперь это уже не луч и не столб. Это целая стена, огненная, брызжущая большими острыми искрами и рваными хлопьями пламени. Она постепенно придвигается к ним все ближе и ближе, захватывая все живое на своем пути.

Вот и рой нежных игривых мотыльков, недавно улетевших от сигареты, ничего не заметил и врезался прямо в огонь, сгорел в нем, растаял, исчез.

А вон чайка в небе. Она тоже приближается к смертельной преграде. Стой, птица, остановись! Не маши так стремительно своими сильными гибкими крыльями. Чувствуешь, что несет тебе навстречу ветер? Запах гари, тлена. Не лети туда, поверни назад, поближе к горам. Ты ведь можешь, у тебя такие быстрые крылья. Нет, она тоже ничего не видит, белая красавица чайка. Вот и последний рывок ее стройного упругого тела. Оборвался легкий стремительный птичий полет, только несколько опаленных перьев закружилось над морем, медленно опускаясь на воду.

Совсем уже рядом — гибель, смерть.

Но вдруг она почувствовала: что-то вокруг нее и в ней самой изменилось. Потускнели краски, приглушились звуки, ослабли запахи. Напряжение стало спадать, и весь тот ужас, который только что ее так волновал, отодвинулся куда-то в сторону. Все окружающее поблекло, отошло за какую-то странную полупрозрачную стену, которая с каждым мгновением становилась все больше. Сплошная сферическая поверхность куполом нависла над головой, отгородила от всею света.

Стало как-то тихо, спокойно, мирно. Перед глазами побежали чьи-то лица, близкие и чужие, знакомые двухэтажные деревянные дома, заснеженный горбатый переулок. А вот и она сама, первоклашка, с коньками-«снегурками» на валенках, в длиннополом зимнем пальто и шапке-ушанке с кожаным верхом.

Сфера стала вращаться, растягиваться, наполняться новыми запахами, звуками. Растянулось и время. Горбатый переулок выпрямился, расширился, превратился в просторную ровную улицу. Низенькие домики частного сектора сменились белоснежными многоэтажками. А это их дом-башня! Возле подъезда бурно цветет акация, косо подстриженные кусты нависают над крашеной деревянной скамьей. А вот он стоит рядом, глаза его смеются, радуются, любят. Он протягивает к ней руки и зовет:

— Иди сюда! Я давно уже жду тебя здесь.

Но что это? Его лицо вдруг бледнеет, расплывается. Дома, улица, кусты — все растворяется в густом белом тумане. Потом и он рассекается, растекается в разные стороны.

Вокруг все было по-прежнему. Пляж, море, горы, небо, звезды.

Но где же ее любимый?

Он исчез.

Встревоженная, она вскочила на ноги, оглянулась. Его нигде не было. Яркие сполохи желтого огня бушевали далеко в стороне, за ручьем. Неужели враг направляется к городу? Какой ужас: теперь гибель грозит еще и ее близким, родным, всем, всем.

Она побежала. Рыхлый песок расползался под ногами, ветки кустарника до крови царапали руки, лицо. Она споткнулась о камень, упала, больно ушибла ногу. Что делать, где взять силы? Ей сейчас нельзя расслабляться, надо заставить себя встать. Она поднялась на ноги, шатаясь, сделала несколько шагов и, превозмогая боль, снова побежала.

Вот и ручей. Он глухо рокочет между камнями, ворочает серую гальку. Одинокий куст опустил ветви в быстрое течение пенящейся воды.

Еще издали она увидела его. Он лежал на спине, запрокинув голову и раскинув ноги. Куртка, зажатая в правой руке, свешивалась в воду, шапка валялась рядом. Она подбежала к нему, склонилась над его головой. Милый, дорогой! Дышит. Значит, жив, еще жив…

В этот момент стена за ручьем зашевелилась, меняя форму и величину, повернулась к людям прямым острым краем, вытянулась в длину и выплеснула перед собой пригоршни желтого огня. Потом она совсем изменила обличье: свернулась снова в луч, в острое огненное копье, пику и, разбрасывая вокруг себя брызги сверкающих искр, ринулась вперед.

Не подпустить, остановить! Она бросилась наперерез приближавшемуся врагу, вытянула руки и вдруг кончиками пальцев ощутила перед собой уже знакомую ей полупрозрачную гибкую завесу. Она потянула ее на себя и, не удержавшись на ногах, упала. Большой сферический купол накрыл их сверху и, как в прошлый раз, быстро уплотнился, отвердел, окреп.

Удар последовал тут же. Оглушительный грохот потряс все вокруг, ослепительное пламя взметнулось вверх. Огненный луч сломался, раскололся на куски. Его обломки свалились на землю, сникли, поблекли и торопливо поползли к морю. Они зашипели в воде и упали на илистое дно, исчезнув в нем навсегда.

Он открыл глаза и посмотрел на нее долгим непонимающим взглядом. Потом встрепенулся, попытался приподняться на локтях, но не удержался и упал снова. Сил у него совсем не было. Она обняла его, поцеловала.

— Родной ты мой, очнись, встань.

Он опять приоткрыл глаза, узнал ее, улыбнулся.

— Я же хотел увести его от тебя подальше, — прошептал он, чуть шевеля губами, — но сил не хватило, я потерял память, сознание.

— Ничего, ничего, милый, все уже хорошо, все прошло, все кончено. Она заплакала и протянула руку, пытаясь нащупать только что спасшую их завесу. Но ее не было.

Рядом шелестели листья приземистого куста, у самой воды шуршала галька, перекатываемая морской волной, и где-то совсем близко, за платановой рощей, шумел их родной город.

А над головами низко нависало бархатное небо с крупными ярко мерцающими звездами. И одна из них, маленькая оранжевая падающая звезда, медленно скользила по краю небосвода, уменьшалась, тускнела, пока совсем не ушла за бледнеющий горизонт.