За семью замками. Снаружи

Глава 29

Прошло две недели.

Голосование — в последнее воскресенье марта. Сегодня — его первая пятница. И пусть для кого-то месяц — это много, для Кости этот грозил пролететь незаметно. В то же время, наверное, более ответственного в его жизни ещё не было.

Он пообещал Агате, что построит новый мир. Он должен исполнить это обещание.

Машина заехала в поселок сильно за полночь. Это было привычно. Это было не вовремя, но Агата ни разу его не упрекнула.

Так случилось, что возможности провести время с ней и Максом у Кости не было. Только ночами, да и то не всегда.

У малого появилась няня. У Агаты были помощники. Но это всё равно не то. Замочку было сложно, в первую очередь морально, но она держалась. И даже Костю умудрялась заряжать.

Поначалу после выписки из клиники он ещё пытался что-то строить из себя ночами, таскать малого на кормление, укачивать, но в итоге Агата пресекла его геройство. Херово получалось, честно говоря. Оба это понимали. И вместо «смен», когда один дежурит, а второй спит, в их исполнении это больше походило на совместные страдания, разделенные на троих.

Закончилось тем, что Агата решила Костю из процесса если не исключить, то минимизировать его участие там, где оно больше мешает.

Сама Агата мало спала. Отдавала всю себя Максиму. Наверное, внутри переживала штормы, паники. Наверняка её жизнь стала совсем не такой, как он ей обещал, но она справлялась. И его снаряжала справляться.

Чтобы каждый со своим.

Он должен был доиграть в свои выборы.

И пусть оба понимали, что это нифига не финал (скорее только настоящее начало после разминки), но оба же грели себя мыслью, что дальше будет легче.

Да и, говоря честно, им несказанно повезло. Максим получился спокойным ребенком. Хотя вполне возможно — это очень временно и очень изменчиво, но могло быть хуже сходу.

— Константин Викторович, там кто-то…

Водитель мерса обратился к сидевшему на заднем Гордееву, кивая в лобовое. Туда, где прямо в них светит фарами стоящая посреди дороги машина.

Тоже мерс на узнаваемых номерах.

— Да вы что… Какие люди…

Костя сказал себе под нос, хмыкая.

Страха не испытывал. Даже яркого гнева в нем сейчас не было. Но холодная жажда расквитаться, запечатляя в памяти каждую секунду — да.

Когда-то он и мечтать не мог бы, чтобы Вышинский приехал к нему «на поклон». А теперь…

Его тачка стоит у ворот. И цель визита очевидна.

Только внутрь он не попадет. А попробует — лишится сначала яиц, а потом головы.

И только мелькнувшая в голове мысль о том, насколько сейчас это говно собачье близко к Агате, заставила Костю похолодеть.

Правда ненадолго. Дальше — снова тихая ярость. Он всё же взрослеет. Он учится у «лучших». Он тоже умеет хладнокровно ждать. У него тоже не дрогнет ни рука, ни сердце.

— Останови, я выйду.

Водитель кивнул, сначала притормаживая, а потом докатываясь.

Костя вышел из автомобиля первым, не ожидая, что Вышинский поскачет наперегонки. Вообще сейчас ничего не ждал от старпёра. Он в цугцванге. Он понятия не имеет, что будет, дерни он за любую из ниток. И не дергай — тоже понятия не имеет.

Не спит, наверное, сука. Проклинает. Неплохо, если своего ебучего дохлого сына. Неплохо, если себя. Но скорее всего девочку за семью замками и мальчика, который её нашел.

Костя шел по асфальту, чувствуя, как влага и прохлада обволакивает щеки и шею. Он — в легком пальто. А вокруг — унылый стартовавший март. Который должен закончиться его победой. И обозначить начало конца человека, который по-дебильному, считая, что этим докажет свое превосходство, выходит из машины только следом.

И не идет навстречу, а ждет у блестящего бока своей.

Так, будто это не он по-псячьи явился под ворота… Походу просить. Походу договариваться.

— Цель визита какая? — Костя кивнул, глядя на Вышинского с чувством своего полного превосходства и бесконечности собственных сил. С осознанием, что это уже не человек. Не враг даже. Отработанный материал, который скоро уйдет в утиль. Только придурок настолько, что сам этого не понимает. Верит там во что-то. Надеется. Нет, чтобы собрать шмотки и умотать, продлив для Кости игру.

— С сыном тебя поздравить.

Владислав прошелся взглядом по Косте, заканчивая прямым в глаза. Вроде как тоже спокойным. Но Костя чувствовал, что это-то напускное. Будто видел, что перед глазами смотревшего на него — рушащаяся жизнь, просто наработанная десятилетиями привычка жить в предчувствии пиздеца еще помогает держаться. Романтик, йопта. Верит в чудеса.

— Ебало завали. Ты в сторону моего сына дышать права не имеешь.

Костя ответил так, как считал нужным. В ответном взгляде — вспышки гнева. Типа с ним так нельзя. Типа за это Костя поплатится… Но нет.

Поплатится. Но не Костя.

— Костя… Ты же взрослый… Откуда этот максимализм? Нашел девочку — молодец. Отомстил за то, что я про мать твою раскопал. Но зачем ты строишь из себя не пойми что? Зачем эти игры в д’Артаньяна? Мы же оба не святые. Мы же как никто другой понимаем, что иногда для победы…

Примирительные речи Вышинского действовали на Костю обратным образом. Кулаки сжимались в карманах. Практически так же сильно — челюсти.

— Давай договариваться… — Вышинский произнес так, будто сделал этим предложением огромный жест. — Какие твои условия? Хочешь должность — давай обсуждать…

И щедрейшее из предложений. Только поздно. И бессмысленно.

Вокруг звенела тишина и разбавляющий ее рокот двух машин.

Вышинский ждал ответа напряженно глядя на молодого и дерзкого. А молодой и дерзкий…

Он просто знал, что сейчас в одном из окон его дома точно горит свет. И что Вышинский даже может его увидеть, если очень захочет. И там, за окном, тепло и мирно. И того, что за окном, в принципе могло не быть. Из-за этой гниды.

— Итак. Мои условия…

Костя заговорил, специально легкомысленно. И специально выдерживая паузу…

— Ты сам договариваешься о своей минуте славы. От начала и до конца рассказываешь, как чтобы спасти свою карьеру и ебаната-сына дал приказ ждать, пока он грохнет восемь человек. Что в итоге убивать его пришлось ребенку, потому что ни одна гнида не пришла ей на помощь. Что дальше ты приплачивал её отчиму, который не давал прийти в себя. Что ты ждал одного: когда появится возможность её тихо грохнуть. Что ты не человек, а животное. А потом идешь в полицию и сдаешься. Ещё можешь самосжечься. Как тебе такой вариант?

— Я же не шутки шутить приехал, мальчик…

Лицо Вышинского было абсолютно безэмоциональным и пустим. Таким же, как его голос. Наверное, сейчас реализовался его страшный сон. Кто-то другой озвучивал то, что сам он все эти годы надежно захоранивал. Но Косте… Не пох даже. Приятно, сука. Насколько здесь вообще может быть приятно.

Но разгон у него по-прежнему быстрый. И след улыбки простывает, когда он произносит следующие:

— Я тоже не шучу. Это мои условия.

— Ты не понимаешь, о чем просишь, Костя…

Вышинский попытался съехать на всезнание, Косте только фыркнуть осталось.

— Я, блять, не прошу. Ты приехал ко мне договариваться. Я тебе объяснил, что договариваться с тобой не буду. Ни с тобой, ни с твоими. И я рад, что ты, сука, ночами не спишь. Что выглядишь плохо. Побухиваешь ещё, наверное. Может до цирроза доквасишься, меньше сидеть придется. Потому что ты ж, сука, сядешь. Думаешь, я — временное явление? Всё понять не можешь, чё я тяну-то? А ты и не поймешь. И никогда не предугадаешь, когда тебя догонит-то. Но догонит. Я сдохну может, но ты раньше.

Костя подмигнул собеседнику, развернулся, пошел в сторону открытых уже ворот.

В принципе, вот сейчас достать пушку и пальнуть ему в спину — проще простого. Но Вышинский этого не сделает.

Стоит, смотрит в спину, ненавидит… Хочет. Конечно же, хочет, но не может…

И это прекрасно.

Прежде, чем расквитаться, Костя хотел дать гниде прочувствовать, что такое падение собственного мира. Вот прям до руин. Вот прям до основания.

Шел по дорожке в сторону порога, чувствуя как вся та же мартовская прохлада и влага холодит уже не мерзко, а приятно. Кровь вскипела. Нужно было остыть. А в кармане жужжит телефон.

Конечно же, Гора.

— Алло, — Костя взял, останавливаясь у входа. Произнес, глядя под ноги сначала, а потом перед собой — туда, где ворота закрываются. Отметил, что машина Вышинского стартует, хмыкнул… Старый хрен долго ждал, наверное, а разговор совсем не заладился. Печалька прям…

— В чём проблема, Костя? — мужчина на проводе давно потерял терпение и деликатность. Подобный стиль и тон — привычный для Горы. Но на Костю эта требовательность не действует.

— У меня нет проблем. Если у тебя есть — решай. Ты перепутал немного, я не цирковой пудель. Я купил у тебя информацию, но на кнопки жать, когда дрессировщик скажет, не буду. Ты деньги получил. И спасибо получил. Хочешь — охрану организую. Но наяривать не надо…

Можно ли вот так разговаривать с человеком, который по сути жизнью когда-то рискнул ради той, которую ты любишь? Наверное, нет. Но Костя никогда не дружил с правилами. А правила никогда не любили Костю.

— Договариваться решил? — в словах Валентина было слышно очевидное разочарование. А Косте по-детски захотелось хмыкнуть и протестовать. Тупо это. Неправильно. Но как же его всё это заебало-то…

— Ему жизни не будет. Своё я возьму. За помощь спасибо. Но звонить мне каждый вечер не надо. Жена ревнует. Думает, любовница задрачивает.

Не ожидая ответа, Костя скинул.

Спрятал телефон, выдохнул в небо…

Щеки ещё пылали, сердце билось гулко.

На душе — херово. Стрёмно, если честно. И никакой уверенности, что он всё делает правильно. Но как же не хочется, чтобы это всё влилось за порог.

Только немного успокоившись, Костя зашел в дом. Разделся, бросил пальто, поднялся на второй этаж…

Когда Макса ещё не было, Костя шел в спальню. С его появлением это изменилось. Теперь Агата чаще всего в детской. Даже ночует в спальне изредка. А Костя каждую ночь с какой-то невероятной жаждой и жадностью стремится к новой двери, чтобы получить плановую дозу силы.

Медленно тянет ручку вниз, приоткрывает…

Агата сидит на кровати ко входу спиной. Чуть сгорбившись и сюсюкая. Малой — на покрывале перед матерью, размахивая руками и ногами. И будто отвечая на улыбку что-то на своем кряхтящем.

Это — более чем рядовое для них событие. Они так дни и ночи проводят. А Костя чувствует, как сердце успокаивается, и можно выдохнуть…

Наверное, он сделал это слишком громко, потому что Агата его засекла. Оглянулась, улыбнулась…

— Явился…

Сказала наигранно недовольно, а губы только шире растянулись. Она очень устает, всему учится с нуля, но его видеть всегда рада.

Хватает Максима на руки так, будто совсем опытная, встает с кровати, подходит, на носочки приподнимается, тянется к губам мужа…

— Всё хорошо? — спрашивает, уже опустившись, явно уловив его расшатанность, явно ею встревожившись… И тут уже очередь Кости убедить, что для её волнения нет причин.

Он улыбается, кивает, смотрит на Максима. Который пока, кажется, не понимает даже, где мебель, а где человек… Но который всему одинаково рад.

— Да. Рейтинг растет…

Костя сказал, возвращаясь взглядом к Агате. Она глаза закатила, но тоже немного театрально.

— И сын растет.

После чего съязвила, но нежно, снова улыбнулась, улавливая, что Костя смотрит на Макса. Макс фиксируется на Косте… И пусть пока действительно вряд ли прямо-таки узнает, но улыбается.

Эта говорящая «мебель» ему правится. Годная.

— Зашибись всё, Замочек. Прорвемся.

Каждый раз, смотря на малого, Костя чувствовал невероятный подъем. Он до сих пор свыкался с мыслью об отцовстве. До сих пор боялся всего, к чему Агата уже почти привыкла. Брал на руки и то со страхом слишком сильно сжать, кто-то сломать или вывернуть. Чувствовал невероятный уровень ответственности. Был благодарен, что к его слабости относятся с пониманием.

И искренне верил, что они прорвутся. Втроем так точно…

— Ты меня пугаешь…

Наверное, Костино заверение прозвучало слишком оптимистично, но Гордееву надо было подбодрить себя. У него получилось.

В ответ на скептическое замечание жены он только улыбнулся. Знал, что прикасаться к малому можно только с чистыми руками. А после Вышинского они априори чистыми быть не могут, поэтому его не касался, а Агату в себя вжал. Как мог. Чтобы Макса не придавить.

— Сам себя пугаю, Агат. — Сказал, поцеловал в волосы, проходясь взглядом по тускло освещенной комнате.

— Если нужна помощь молокозавода — скажи. — А услышав ответ Агаты — хмыкнул.

— Договорились.

У неё есть, чему поучиться. Она всё принимает с достоинством. Преображает жесть в повод иронично усмехнуться. Она всё переживет. Ко всему привыкнет. Всё вывезет. Рядом с ней как-то стыдно теряться в сомнениях…

Костя держал Агату с сыном в объятьях долго. Держал бы и дальше, но у них сейчас во всем поминутный тайминг. Поэтому разжал руки, отступил, развернуться. Чтобы сначала привести себя в порядок, а потом провести время с малым, пока Агата будет упражняться в умении исполнять дневную норму личных дел за подаренный ей мужем час.

У Кости не должно было быть выходных вплоть до дня голосования, но уставший незаметно для самого Гордеева организм внес некоторые коррективы.

Косте одинаково сложно было засыпать и просыпаться. Голова систематически раскалывалась, сконцентрироваться не получалось, он продолжал выжимать из себя максимум, но сам максимум будто уменьшался. Когда ко всему присоединились еще и носовые кровотечения, Гаврила поджопниками загнал Костю к врачу.

Естественно, времени на нормальное обследование у него не было. Естественно, сбавлять свой ритм он не собирался. Да и результаты минимального набора анализов не показали каким-то угрожающих патологий, что приятно, ведь превращаться в овощ ещё до тридцадки Косте точно не хотелось. Правда врач очень сильно посоветовал дать себе же хотя бы пару отгулов.

Костя не мог дать ни одного, как казалось сначала, Гаврила намекнул, что за два дня, которые Костя проведет дома, ничего ужасного не случится. Тем более, Агата этому будет рада.

Упомянутый последним аргумент заставил Костю сначала задуматься, а потом согласиться.

Только, как показала практика, Агата была не столько рада, сколько удивлена. Долго подозревала неладное, но когда расслабилась, не попыталась тут же скинуть на Костю Макса, а позволила приобщиться, поучаствовать и понаблюдать, как они проводят дни, пока Костя покоряет мир.

Предупредила сразу, что в их распорядке мало движухи, они в основном гуляют, спят, переодеваются, едят и какают.

В этом не было большого разнообразия, но для «новенького» Кости — всё интересно. И всё действует так, как должно — замедляет темп, умиротворяет душу.

Они с Агатой наконец-то снова много говори, только темы поменялись. Она рассказывала о своих цветокакашных делах, Костя о своих больше отшучивался.

В лоне семьи ему совершенно не хотелось рассуждать о том, что долгие месяцы сидит в голове. Подчас Костя ловил себя на том, что то самое сидевшее в голове будто меркнет, теряет смысл… Но понимал: это временно.

Зато они с Агатой могли снова поиграть в словесный пинг-понг, и помолчать в обнимку. Только недолго, пока малой не проснется.

Как оказалось, Максим очень много спит, но довольно часто просыпается. Агата объяснила Косте, что это нормально, нужно радоваться, пока так, ведь дальше будет веселее.

Сейчас малой бодрствовал. Дело шло к вечеру второго выходного. Костя успел переключиться и даже немного привыкнуть к темпу домашней жизни. В то, что завтра снова заныривать в мир большой политики, не особо-то верилось. И неожиданно не особо-то хотелось. В этом мире всё же классно…

Но, в то же время, Косте было ясно, что долго под боком Агата его тоже не выдержит. Когда надоест — выпрет из дому сама. Поэтому завтра утром Костя планировал снова надеть костюм и погнать дальше по сценарию.

А сегодня искренне кайфовал от того, что можно ещё немного поваляться…

На кровати в детской, рядом с Агатой, которая сидит, сложив ноги по-турецки, глядя на Макса. А малой валяется на покрывале, делая не очень частые, какие-то будто бы неопределенные движения конечностями, вызывая этим улыбку у родителей.

Тут же — на полу, дрыхнет Бой, ставший по-новому тревожным после появления в доме Максима. Пёс явно почувствовал свою ответственность. Явно боялся ударить в грязь лицом. Не понимал только, что от него в связи с пополнением в семействе ничего особенного не требуется. Походу и псина у них — тоже невротик. Но оплачивать психолога ему Костя не планировал.

— Мне перед ним стыдно так… — Агата сказала неожиданно, смотря на сына вроде бы с улыбкой, но не очень яркой. Потом перевела быстрый взгляд на удивившегося Костю. Долго в его глаза не смотрела — вернулась к Максу. — Извиняюсь часто… — Продолжила… Но Косте понятней не стало.

— За что? — он уточнил, Агата пожала плечами.

— Я бы сделала аборт, Кость, потому что дура. Его бы не было…

Агата сказала спокойно, Костя спокойно и воспринял. На самом деле, и о поступках-то редко жалел, что уж говорить о намерениях?

Но Агата всё же немного другая. Более тонкая. Более мнительная. Да и она ведь провела с этим маленьким человеком внутри девять месяцев. Сначала не хотела принимать, потом сроднилась…

Ни разу слова не сказала о своей безграничной любви к сыну, но явно испытывала к нему что-то большее, чем просто ответственность, с которой оба они начинали.

И Костя тоже испытывал большее. Наличие Максима его мурашило. Малой пока немного пугал. Но как-то… Очаровывал что ли…

И Гордееву абсолютно похуй сейчас, как они шли к тому, к чему пришли. Он понимал тогдашние сомнения Агаты. Он был благодарен, что взяв однажды долгих два месяца, не рубанула сплеча… Ну и гордился собой, что выдержал, чего уж тут…

— Я уверен, он на тебя не злится.

Костя сказал банальщину, но Агату эта банальщина устроила. Она улыбнулась, всё так же неотрывно следя за сыном, а потом скосила взгляд уже на мужа.

— Хочешь, фокус покажу? — Выражение её глаз было чуть лукавым. Державший голову на локте Костя кивнул, улыбаясь в ответ… — Если заставлю Максима улыбнуться — подаришь мне что-то…

Агата предложила, Костя сначала сощурился, а потом кивнул. На самом деле, не сомневался, просто делал вид. Понятно было, они с Агатой любят спорить. И не столь важно, кто победит сегодня. Раз она предлагает — скорее всего уверена в своей победе. А Косте не влом проиграть.

— Что?

Вопрос задал Костя, Агата пожала плечами. Ей даже не важно, что выигрывать.

— Позже решу. Спорим? — Агата протянула руку для пожатия, смотрела выжидательно, как бы спрашивая: не зассышь?

Костя, конечно, не зассал. Но не пожал, а хлопнул. Потом же следил, как уже довольная Агата поворачивается к сыну, наклоняется, касается губами носа, отрывается…

Хмурится сначала… Макс, чье внимание Агата привлекла, замирает…

— Мужик… Не ведись…

Костя говорит, обращаясь к сыну, тот, конечно же, ничего не отвечает, даже не смотрит в сторону источника звука. А вот Агата смотрит, высовывает язык, прячет его, снова поворачиваясь к малому… Снова хмурится…

— Чувак… Она со всеми так… Не верь ей. Та ещё актриса. Сначала обиду состроит, потом глазами похлопает, улыбнется — таешь…

Костя продолжил «уговаривать» Максима, увидел, что пытавшаяся оставаться серьезной Агата не выдерживает. Чуть розовеет, её губы дрожал, а сама она тянется к нему, чтобы больно ущипнуть.

Но Костю это не пугает. Он выдерживает.

Снова смотрит с улыбкой, как Агата прячет «суровое» лицо в ладонях, раскрывает их…

И какое там выражение — Косте не видно, зато Макса оно явно волнует. Потому что он всё так же сосредоточен. Всё так же напряжен… Агата «захлопывает» ладоши ещё несколько раз, и на третий добивается своего.

Максим улыбается. Агата тоже, снова наклоняясь к малому, целуя, куда достанет. По-детски радуясь, что давно умеет нечестно побеждать в нечестных спорах (всё же училась у лучших), а Макс, как любой мужчина, отлично ведется на женское коварство.

— Вот и я так повелся, прикинь?

Костя снова обратился к Максу, снова же получил от Агаты щипок в бок, но на сей раз уже не дал просто убрать руку, а потянул жену на себя.

Уловил во взгляде Агаты легкий страх и сомнение.

На кровати, когда здесь же лежит ребенок, особо не покувыркаешься… А она теперь в первую очередь думает о малом, но Костя постарался уговорить её довериться взглядом… Мол, малая, давай… Верь мне…

И пусть без былой готовности доверять ему всегда и на все сто, но Агата позволила потянуть себя, оказалась сначала сверху, потом на боку…

Костя загородил для нее Макса своей спиной, а сам взялся гладить её — спину, ягодицы в джинсах, а ещё тереться носом о её щеку, искать губами губы…

И оба как-то разом вспомнили, что у них пока без секса, но дело даже не в этом. Нежности тоже почти нет. Каждый погряз в своем. Каждый немного забыл, насколько им вместе хорошо.

Поэтому то, что происходило сейчас, как-то особенно тепло отзывалось и в Косте, и в Агате.

— Поулыбалась пару раз, поплакала… И всё…

Гордеев продолжил разговаривать вроде как с сыном, но почем-то шепотом и жене в губы, а Агате захотелось одновременно рассмеяться и шибануть Костю по плечу. Потому что его «и всё» когда-то стоило её нервам очень дорого.

— Женила на себе. Представляешь? Опомниться не успеешь, как имущество на такую же перепишешь, чувак. Так что будь осторожен с ними…

Костя никак не унимался, учил сына, как надо с бабами, теперь повернув голову уже в его сторону. Агата же только похрюкивала, уткнувшись в Костину шею. Ей внезапно стало так хорошо, что не передать словами. Наверное, именно ради таких минут многое стоит пережить.

— Люблю тебя, — она сказала тихо, Костя перестал нести чушь.

Пусть Гордеева не видела, но что сейчас делает он — знала точно. Смотрит в потолок, сначала просто, потом улыбаясь…

Продолжает водить пальцами по её спине, поворачивает голову к ней, целует в висок…

Тоже любит.

Только признаться в ответ не успевает, потому что оставленный на тумбе телефон начинает жужжать.

Костя не взял бы, но Агата по инерции дернулась за ним.

Подняла так, чтобы посмотреть, от кого входящий, увидела, что это Гаврила. Протянула Косте, повернув экраном.

Он сначала хмурился, потом вздохнул, беря.

Просто так Гаврила не звонил бы. И это понимание сейчас почему-то обоих испугало.

— Алло.

Костя произнес, садясь вслед за Агатой, которая успела вскочить с кровати, поправить чуть задравшуюся кофту и вернуться к Максу.

Взять его на руки, потому что малой захныкал. Стала покачивать, что-то ласково говоря…

— Кость…

Костя смотрел на это, сидя вполборота. Чувствуя одновременно умиротворение и тревогу. Потому что слишком красноречивый тон в трубке. И пауза в ней же.

— Что?

— Я тебе ссылку скину. От начала и до конца посмотри. Только не при Агате…

— Что там?

Сердце уже ускорилось, но Костя еще пытался держаться за умиротворение. Улыбнулся в ответ на быстрый взгляд Агаты… Следил, как она разворачивается, чтобы укачивать Макса уже стоя лицом к окну…

— Инфа у журналистов. Час назад вышло расследование у Здравого смысла. Уже вирусным пошло. Мы ничего не сделаем…

Костя закрыл глаза, сглотнул. Сердце билось уже в горле. Его же сжимал гнев.

— Откуда? — он спросил у Гаврилы, но ответ знал сам. Гора ждал, что информацию явит свету Костя. Костя этого упорно не делал. Точно так же, как он не считал себя связанным обязательствами со следователем, следователь не посчитал, что Косте передано эксклюзивное право. По мнению Валентина, это должен был сделать Костя. Не сделал он — великую миссию взял на себя сам следак. И ему похер, сможет ли оседлать волну Гордеев. Ему важно, чтобы волна успела пойти до выборов… И она успеет. Только этой волной может накрыть один мирный дом в поселке.

— Сейчас посмотрю.

Костя сказал, скинул звонок, встал.

Агата обернулась, глядя с сомнением. Ей Костя снова улыбнулся, но уже, наверное, нервно…

— Что-то плохое? — она задала вопрос, Костя мотнул головой.

— Нет. Всё в норме. Я отойду. Позвонить надо.

Не ждал разрешения, направился к двери.

Начал воспроизводить видео по ссылке уже за ней. Идя по коридору в сторону своего кабинета. Понимая, что у него уже дохера просмотров, и как это сработает дальше — очевидно.