Лия.
— Вижу, моё присутствие уже необязательно?
Как черт из табакерки, из-за машины появляется Фёдоров. Я успела забыть, что Тёма позвал его.
Артём говорил, а во мне росло и крепло чувство неправильности происходящего. Мы не сможем порознь. Я видела это в его глазах. Чувствовала сердцем.
«Будь счастливой»…
Как ею быть без него? Как жить дальше без теплых и надежных объятий, без губ, уносящих в долину неги и любви? Как? Научите! Расскажите…
Полностью не осознав, что творю, делаю шаг, прячась от всего мира в любимых руках. Я просто не смогу.
Приму правду, смирюсь с ней. Забуду. Но жить без него не смогу.
Нас пригревает солнышко, привязывая друг к другу невидимыми солнечными нитями. Тонкими, но крепкими. Не разорвать.
Широкие ладони гладят спину, вжимая в горячее крепкое тело. Жарко. Но нас обоих трясёт на эмоциях.
Парни о чём-то переговариваются вполголоса, а я стою, вдыхая аромат свежести и уверенности. Так пахнет моя любовь. Напитываюсь им, впуская в кровь силу, которую он мне дарит.
Вдох—выдох.
Чуть отстраняюсь. Хочу подойти к сумке, чтобы достать телефон и набрать дедушку. Я не задержалась надолго, он знает мою привычку погулять или зависнуть с альбомом. Но каждый раз переживает за меня.
Кладу ладошку на грудь, отчетливо ощущая, как колотится сердце Тёмы.
— Ты куда?
Испуганные глаза бегают по моему лицу.
Не отпустит. Чувствую это по смыкающимся на талии рукам, по напрягшимся мышцам.
— Тёмик, мне надо позвонить домой. Предупредить.
Улыбаюсь, стараясь смягчить слова. Мы слишком сильный всплеск эмоций сейчас пережили, чтобы адекватно реагировать.
Не размыкая рук, шагаем к брошенному рюкзаку. Артём поднимает его, буквально поставив меня на мостик. Я не знаю, как мы сможем оторваться друг от друга, когда наступит эта необходимость. Вытаскиваю телефон и дрожащим пальцами жму вызов. Дедуля отвечает сразу. Говорю, что со мной всё в порядке, что я задержусь и что… что меня проводит Артём. По голосу слышу дедушкину улыбку, и на секунду прикрыв глаза, представляю родное лицо и лучики морщинок у глаз. Если бы не тот разговор и не те два слова… Не знаю, смогла бы я принять решение. Не знаю.
Тёма слышит наш разговор, и я вижу его слегка нахмуренные брови. Интуитивно понимаю, о чём он думает. Быть может, позже я расскажу ему свою историю. Но точно не сейчас. Я не стесняюсь, нет. Я не хочу жалости. Она не поддерживает, как говорят многие. Она унижает. А я хочу быть счастливой без примеси этих сочувствующих и разрушающих всё внутри взглядов.
— Голубки, смотреть на вас, конечно, удовольствие. Но у меня дела. А ты бы поторопился, боец, а то пропустишь тренировку, и Палыч тебя за бубенчики подвесит.
Тёма смеётся, а я любуюсь его открытой улыбкой, посветлевшим лицом и глазами, которые словно заново включили. Потухший отчаянный взгляд стоящего у машины парня долго ещё будет преследовать меня в кошмарах. Я ведь чуть было всё сама не сломала… Как это страшно — принимать решения, влияющие на жизнь и будущее.
Ребята прощаются, и Костя отбывает, подмигнув на прощание.
— У тебя хороший друг, — говорю Тёме, по—прежнему нежась в его объятиях.
Можно, пожалуйста, остановить время и немного продлить наше единение? Немножечно… Ну пожалуйста!
— Лучший.
— А Богдан?
— И Богдан. Но если Дан без царя в голове и отшучивается, то Костян сама серьезность.
— Я заметила.
— И он тебя. — Вопросительно поднимаю бровь. — Ну в смысле, он первым заметил мои чувства к тебе. Я сам еще не успел сформулировать, а он уже знал.
— Почему не мог сформулировать?
— Не знаю. — Пожимает плечами. — Наверное, боялся признаться в своей слабости.
— В слабости? Разве я твоя… слабость?
— Я так думал. Думал, что любовь делает беспомощным. Может быть, в чём—то так и есть. Но на самом деле любовь делает сильнее. Я для тебя готов горы свернуть.
— Тём, мне горы не нужны. Ты… просто будь рядом, ладно?
Вместо ответа парень наклоняется и целует. Так нежно, с такой любовью, что сердце замирает на мгновение, а в уголках глаз выступают слёзы. Слёзы облегчения, слёзы радости. Оказывается, от счастья тоже плачут.
— Поедешь со мной?
— Конечно. Я уже предупредила, — запинаюсь на секунду, — дома.
— У нас будет минут пятнадцать. Не хочешь перекусить?
— Нет. Я не голодна.
Артём усаживает меня на сиденье, закинув мой рюкзак назад. Хорошо, что парковка перед лицеем и вход в парк граничат между собой. Иначе мы могли потерять время, пока ходили бы туда—сюда.
Уверенным движением парень выворачивает руль, а я зависаю на его руках. Мы практически ровесники, но он уже по—мужски развит и жесты Артёма уверенные, отточенные. Он небрежно закатывает рукава до локтя, оголяя предплечья. Улыбается, заметив мой интерес. А потом протягивает руку и переплетает наши пальцы. Ладошке становится щекотно, а когда он начинаем поглаживать ладонь, внутри разливается необычное тепло. Ловлю себя на мысли, что готова прикрыть глаза и замурчать, как кошка.
— Мы уже приехали? — Спрашиваю, заметив, что мы остановились.
— Нет. Подождешь меня минутку? Я сейчас вернусь.
Тёмка уходит, а я тянусь к сумке и, достав телефон, пишу Дашке и Ольке. Первая отвечает моментально, а вот вторая… Оли не было в сети… а примерно с того момента, как уехал Константин. Улыбаюсь от своей догадки: не сидела ли она с ним в машине, когда брюнет примчался на выручку к другу. Кого он, кстати, ехал спасать? Меня от Миронова или Миронова от меня?
— Кому ты улыбаешься?
— Я подумала про твоего друга и Олю. Она же ему нравится?
— Нравится. Держи, — протягивает мне бумажный пакет и стакан. — Ты совсем ничего не ешь.
Раскрываю верх, и салон наполняет аромат выпечки. Я действительно не хотела есть, но сейчас желудок поддается на запах аппетитных булочек
— В стакане сок. Ты же любишь вишневый?
— Очень люблю. А как ты…?
— Я наблюдательный. Тогда в кафе ты пила его и щурилась от удовольствия. А вот что из сладкого тебе нравится, я не знаю. Взял на свой вкус. Круассаны было бы банально, наверное?
Я вытаскиваю маленькую Даллас и облизываюсь. Мои любимые.
— Я их обожаю. Спасибо, Тём.
— Правда? Они и мои любимые. Моя мама часто их раньше делала.
В его голосе проскальзывает грусть, и я не решаюсь задать вопрос, который крутится на языке.