Лия.
— Теряю с тобой ощущение реальности. Никогда не думал, что возможно так сильно любить.
Тёмины слова проникают в самое сердце, отражаясь многократным эхом. Разве возможны сильные чувства в нашем возрасте? Какова вероятность того, что это… навсегда? Задаю себе вопрос, уже зная ответ. Потому не представляю, что смогла бы впустить в свою душу кого—то другого.
— Расскажи мне про себя, малышка?
— Что ты хочешь узнать?
— Всё. Всё то, что ты захочешь рассказать. Что посчитаешь важным.
Пожимаю плечами, не зная, с чего начать.
— Почему ты боишься воды?
— Не знаю. Не умею плавать. Для меня под душ встать и облиться с головой — испытание. Может, в прошлой жизни я была ведьмой?
— Если только очень доброй и самой красивой, — улыбается Тёма.
— Наверное, это мой самый сильный страх. И ещё пауки. Я даже на картинке смотреть боюсь.
— Да ты у меня трусишка, оказывается?
— Эээй, — это всё. Не так и много. А ты? Есть то, чего ты боишься?
Уверена, что Артём ответит «нет». Но он удивляет меня.
— Есть две вещи. Одну я понял недавно: я боюсь потерять тебя. Каждое утро просыпаюсь с этим страхом. Пока не увижу, не прикоснусь, кажется, что это сон. А вторая… сейчас я это пережил, а раньше боялся оставаться один.
— Из—за темноты? — Я не очень поняла его слова.
— Нет. Хотя и её тоже опасался. Просто… просто мама болела и в один из дней её забрали в больницу. Отец уехал с ней, его долго не было. А когда утром он вернулся один… он не произнес ни слова, а я уже знал. И с тех пор поселился страх, что могу также потерять отца. Потом, конечно, прошло, я начал понимать, как бороться сам с собой.
Я не знаю, что сказать. Нет слов, чтобы выразить поддержку его горю, чтобы ободрить. Я просто прижимаюсь к нему, вдыхая любимый запах. О грустном больше не хочется. Но зачем—то говорю:
— Я никогда не знала свою маму. Старые фотографии — всё, что от неё осталось.
— Твоя мама тоже болела?
— Нет. Она отказалась от меня сразу после рождения. Больше про неё мы не слышали. Я, по крайней мере. Может быть, папа что—то узнавал, но я маленькая была, и на эти темы не разговаривали. Вместо мамы рядом была бабуля. И папа с дедушкой. Теперь вот мы с дедом вдвоем.
— Он у тебя крутой мужик, — блондинчик улыбается, но глаза остаются грустными.
— Угу. Самый крутой. — Поднимаюсь на ноги и тяну парня за собой. — Пойдем искать парочку проверяльщиков. Не будем сегодня о прошлом, ладно?
— Не будем, — переплетая наши пальцы и поднося к лицу, отвечает Артём. Целует мое запястье, пуская разряд по позвоночнику. — Хочу, чтобы со мной ты улыбалась и была счастлива.
А я… я правда счастлива. От того, что вот он. Идёт рядом и болтает о всякой ерунде. Спрашивает про сад, про цветы. Я ли сажала.
Все посадки делала бабуля. Мне осталось лишь поддерживать порядок. Ну и теплицей занимается дедушка, по весне выхаживая рассаду.
— А ты умеешь делать всякие закрутки? Ну там огурчики в банках?
— Конечно. Хочешь, вечером откроем попробовать?
Без преувеличения, заготовки у меня получаются вкусными. Потому что я обожаю их делать. Все рецепты аккуратно переписаны в блокнотик и каждый год небольшой кухонный шкаф заполняется баночками.
— Спрашиваешь!? Конечно, хочу. Рисуешь, готовишь, хорошо учишься… ты в курсе, что идеальная?
— Ты очень преувеличиваешь мои заслуги. Но мне приятно.
— Иди—ка сюда.
Меня ставят на садовую скамеечку, отчего я «вырастаю» почти до уровня Артёма.
— Для меня ты самая идеальная. Поняла, малышка? Самая.
Так хорошо. Стоять, обнимаясь. У нас участок компактный, но учитывая, что мы больше останавливаемся, чем идем, время растягивается, и до бани добираемся, когда дрова прогорели.
— Ааа… а где?...
Растеряно смотрю по сторонам. Оли и Кости не наблюдается.
— Сдается мне, в машину ушли или же твоя подружка вынудила поехать за мороженым. Она грозилась.
— Она может.
***
Пока наши половинки парятся, мы с Олей на скорую руку готовим ужин.
— Так боюсь, что всё закончится быстро, как и началось.
— Почему? Тёма говорил, Косте с первой вашей встречи ты понравилась.
— Не знаю, Лий. Какое—то странное предчувствие. Не бывает такого, что всё хорошо.
— Может быть, бывает? Просто ты боишься поверить?
— Может. Но я думаю всё чаще, что не заслужила его. Понимаешь? Придет кто—то лучше, и он уйдет к ней. Я же наблюдала за их компанией. Постоянно с ними крутились девчонки… ну не нашего уровня. Извини.
Оля поднимает глаза от доски, на которой режет салат.
А я вдруг понимаю, что она озвучивает все те мысли, которые я старательно заталкиваю подальше. Что если…? Если Тёме надоест окружающая меня действительность? Ведь это не я тянусь в круг его общения, а он… он принял моё окружение. Он многое делает, показывая свои чувства. Только помимо чувств существует реальность. Его родители. Его будущее.
Сомневаюсь, что семья Мироновых мечтает видеть в качестве девушки единственного сына бесприданницу типа меня. Ра́вно как и Костины родители — Олю.
— Знаешь, — тяну задумчиво, — наверное, ты права. Не наверное. А просто права. Но мне дедушка сказал одну фразу: «Будь счастлива». Вроде мало, а вроде много. Может, счастье заключается в том, чтобы быть вместе и ни на кого не оглядываться? Ты же влюблена в Костю? А он в тебя. По его глазам всё видно. И не думай ни о чем больше. Лучше быть счастливой, чем только мечтать об этом.
— Ни фига себе ты загнула.
— А то. Я и сама об этом размышляю. Тоже страшно. Если у тебя есть тыл в виде родителей, то у меня один дедушка, которого меньше всего на свете я хочу огорчать.
— Мирон не такой.
— Костя тоже не такой.
— И какие это мы «не такие»? — Раздается голос от двери и в дом вваливаются два румяных и распаренных парня.
— Хорошие, — почти хором отвечаем с Олькой и смеемся.
— Пять минут и можно за стол.
— Брысь мыться, мы сами доделаем. Покажи только, как выключать. — Тёма решительно подходит и забирает из рук ложку, которой я помешивала жареную картошку. — И покажи, где взять банку. Ты обещала открыть.
Открываю мини—кладовочку а на самом деле старый шкаф, который дедуля приспособил в углу, замаскировав стеночкой.
— Выбирай любые.
Сами же с Олей забираем полотенца и идем мыться.
— Классно у вас здесь. Природа такая. Баня. Блин, баня! Человеку для счастья мало надо.
— Не упади, — улыбаюсь, глядя на прыгающую по дорожке подружку. — Мне тоже здесь нравится.
— Лийка, а помнишь, как ты злилась на Мирона, когда он тебя водой окатил?
— Помню. Мне кажется, это целую жизнь назад было. Даже не верится.
— Ага. А прошло всего—то…
Всего одно мгновение, изменившее наши жизни. Если бы Тёма не приехал тогда поговорить. Если бы он не поцеловал… что было бы с нами? И были бы «мы»?!
Он весь такой: человек действия. Не просто произносит обещание, он совершает поступки, дающие подкрепление его словам.