30.

Артём.

Всё происходящее здесь и сейчас кажется несбывшимся сном. Ущипните меня!? Моя маленькая девочка сопит в плечо, свернувшись на коленях.

После вкуснейшего ужина Костян предложил посмотреть фильм. Я сгонял в машину за ноутбуком и вот уже второй час мы дружно делаем вид, что увлечены происходящим на экране.

Затащить Лию на руки оказалось делом нелегким. Кнопка очень стесняется проявления чувств на публике. Хотя могла бы еще днем понять: никто не обращает внимания или не покажет вида. Тем более, Ольга с Костяном, которые просто не отлипают друг от друга.

Даже сейчас, пока я целомудренно приобнимаю златовласку за талию, друг успевает сорвать с губ своей девчонки пару поцелуев.

— Спит?

— Угу. Устала.

— Я с Ольгой лягу. Вы как хотите.

Костя подхватывает свою задремавшую заучку, которая сонно бормочет какие-то ругательства, и несёт её в комнату, где Ольга оставила вещи.

Меня же моя девочка предупредила, что спать мне на этом самом диване. Ну что ж. Главное, она рядом.

Несу свою малышку в её спальню. Аккуратно кладу на узкую кровать, и хочу уйти, но она сонно смыкает руки на шее, не давая выпрямиться.

— Провокаторша, — шепчу еле слышно.

Ладно, от пятнадцати минут рядом ничего не случится, а будить её не хочу. Укладываюсь кое-как рядом, притягивая крошку к себе. Она идеально помещается на моей груди. Словно природа сняла мерки и создала её под меня. Настолько мы совпадаем, что становится страшно.

Вдыхаю знакомый запах цветочного шампуня, невесомо поглаживаю по спине и не замечаю, как отмеренные самим себе минуты превращаются в часы.

— Ммм, — звучит под ухом.

Открываю глаза, не сразу понимая, где мы. Однако то, что руки крепко прижимают к себе любимую, осознаю. Это уже на уровне инстинктов.

— Лий, всё хорошо?

— Жарко, — шепчет малышка, не открывая глаз.

Раскутывается, но не делает попытки отстраниться. Напротив. Прижимается ещё ближе.

Пусть во сне, пусть она не понимает, что делает, но она тянется ко мне.

Целую малышку в макушку и прикрываю глаза. Теперь меня отсюда и под дулом пистолета не выгонишь.

— Тёёёём, — удивленный голосок будит второй раз. И не скажу, что это пробуждение менее приятное, чем ночное. Кудрявая голова на груди, только руки не обнимают, а сжаты в кулачки. — А что ты… мы… ?

— Мы, мы, — смеюсь. — Я тебя перенес на постель, а ты не захотела отпускать. Наверное, боялась одна, признавайся?

Обожаю смотреть, как румянец заливает её щеки. И сейчас наслаждаюсь этим моментом. Собираю волосы в хвост и тяну так, что на меня посмотрела. Дух захватывает. Раньше считал, что все эти выражения про дух и душу в пятках — ну так, для красного словца. А сейчас научился понимать. И как душа замирает от нежности либо от беспокойства. Как шестое чувство срабатывает на опережение. Мало какой пацан признается в том, что мечтает влипнуть в любовь. И я не мечтал. Не желал и не хотел.

Но попав, не жалею ни единой секунды.

— С тебя завтрак, а у меня небольшая тренировка. В бане потом можно душ организовать?

— Угу. Обычно по утрам вода ещё горячая.

— Отлично.

Целую коротко и… сбегаю. Правда, сбегаю. Пробежка на свежем воздухе и несколько активных упражнений приведут в порядок мозги и усмирят воображение.

Интересно, а в семнадцать лет можно жениться? Надо бы изучить вопрос на досуге.

И да, я серьезен как никогда. А смысл думать—то? Если я сейчас знаю, что навсегда!?

После плотного завтрака, потому что девчонки взялись за дело всерьез, мы проводим много времени на улице. Лия звонит дедушке и узнает, как его дела. Дед гуляет со своим старым другом и бодрым голосом передает мне привет. Всё он понял сразу. Мировой мужик! Малышке повезло с ним. Ну и мне этого счастья перепало. Я горд знакомством. Без преувеличения.

Костян с Ольгой уехали кататься. Он учит азам управления, а здесь в нескольких километрах заброшенный военный аэродром. Предлагал Лие, но она отказалась. Ничего, со временем, когда захочет, я смогу её поучить.

— Куда хочешь пойти?

— Не знаю. Хочу прогуляться и немного порисовать. Я могу одна, а ты пока поспишь?

Обратила внимание, что я зеваю. Не столько хочу задрыхнуть, сколько сказывается пребывание на свежем воздухе. Всё—таки мой организм привык к другому ритму жизни.

— Ну уж нет. Привыкай к тому, что по—максимум мы будем вместе. И куда это ты собралась одна, а?

Мог ли еще пару месяцев назад представить, что буду счастлив провести выходные в подобном… эм… в общем, в такой деревненьке? Да я про её существование—то не знал.

Как не знал и о девчонке, блеск в глазах у которой может вызвать обычный букет из опавших листьев. А я ползал и честно собирал разноцветные. Клёна, кажется. Я этого даже не знаю. А она к груди прижимает и кажется абсолютно счастливой.

Разве мог я предугадать, что потеряю голову и буду бояться дышать или повернуться, чтобы только не нарушить четкий сон заснувшей девочки?

Любуюсь золотистой макушкой, склоненной над альбомом. Лия неожиданно увидела что—то интересное для себя и вот уже минут двадцать сидит на корточках, зарисовывая. Снимаю куртку и складываю в несколько раз. Наверняка же ноги затекли от неудобного положения. Завтра с собой плед возьму, чтобы моя художница могла с комфортом расположиться.

— Спасибо, Тёмочка. Я уже ступни не чувствую.

А сама чиркает, не поднимая глаз. Поправляю прядку волос, выпавшую из хвоста, и пристраиваюсь рядом. Кладу ножки на свои и сняв кроссовки начинаю массировать. Забавные такие, маленькие.

— Лий, какой у тебя размер ноги? — Да ступня реально с мою ладонь.

— М?

— Размер обуви какой, спрашиваю?

— Тридцать пять, иногда шесть. А у тебя? — Все—таки отвлекается и поднимает глаза. Нос перепачкан чем—то серым. Грифелем задела наверняка.

Тяну руку и вытираю пятнышко.

— У меня намного больше. Сорок шестой. Для тебя почти что лыжи.

Обожаю её смех. Готов нести любую чушь, только бы почаще видеть улыбку и слышать звонкий голос.

— Тёёёёма, что ты делаешь?

— Массаж. Точечный. Тебе неприятно?

— Приятно, но… это же ноги?! — И глаза круглые, будто я не знаю, что руками держу. Да приличных сравнений на ум не приходит.

— И что? Ноги. Я бы даже сказал, ножки. Что в этом такого?

— Это… ну это слишком… — Пытается увернуться, но я крепко держу. Моё! Не отдам! — … интимно…

— Глупышка ты моя. Моя же? — Дожидаюсь согласного кивка. — Вооооот. Значит, ушки мои, губки мои, и пальчики на ногах тоже мои.

— Ты же не Карлсон, который живет на крыше.

Я уже говорил, что мы совпадаем на сто процентов? Так вот, это неправда. На тысячу совпадаем! Она только сказала, а я сразу вспомнил персонажа любимой в детстве книжки.

— Я лучше, Кнопка. Намноооогоооо лучше.

Решаю спровоцировать и, быстро стянув носок, целую пальчик, немного прихватывая зубами. Лийка моментально краснеет и отдергивает ногу.

— Тише—тише, я пошутил. Ты плакать собралась что ли? Лиииий?

Поворачиваю расстроенную девочку к себе. Смотрю виновато: переборщил. Блин. Не хотел пугать, хотел развеселить.

— Ты чего? Малышка?

— Не надо так больше делать. Пожалуйста.

С пунцовыми щеками натягивает обратно разноцветный носочек и засовывает ноги в кроссы.

— Почему?

— Не надо.

— Объясни, почему?

Я не понимаю. Реально. Лютова постоянно закидывала свои конечности и просила помассировать. Иногда я даже шел на уступки, если компромисс меня устраивал. Что здесь не так?

— Я сделал больно? — Продолжаю допытываться. Чего—то она испугалась же.

— Во—первых, это ноги.

— Я вижу. Тебе приятно, когда я целую твою руку?

— Да, — почти шепчет. А меня уже несет. Спроси, зачем прицепился, не отвечу.

— Отлично. Вернемся к первому вопросу: со ступнями—то что не так? Ты же не в болоте весь день в кирзачах провела, чтобы стесняться там запаха, например. От тебя пахнет духами и гелем для душа. Я правильно понимаю, в этом был весь ужас?

— Нет. У меня там… у меня шрам некрасивый.

— Где? — Я не заметил. Или царапина или я слепой.

— На ноге.

— Где?

— На другой.

Охренеть, товарищи, логика.

— Показывай.

Чёрт, мы сидим на какой—то поляне в лесу. Не сказать, что холод, но я заставляю раздеться свою девочку. Ну да, не совсем раздеться. Разуться. Но блин, не уйду, пока не увижу. Не хватало, чтобы она от меня убегала или дергалась от моих касаний.

Тёма, голову тебе лечить надо…

Пока она кусает кончик карандаша, успеваю скинуть несчастную обувь одновременно с носком.

— Ни ху… чего себе, — присвистываю.

Нет, шрам как шрам. Чего в нем страшного и чего стесняться? Но откуда?!

Шарахается в сторону, но я наготове. Перетягиваю на колени к себе и беру ступню в руку. Поглаживаю большим пальцем, проводя по длинному рубцу.

— Расскажешь? — Вижу, что обиделась. Понимаю, почему. Самое время прояснить ещё один вопрос. И я даже рад, что так спонтанно получилось. — Малышка, давай договоримся: я люблю и принимаю тебя всю. Такой, какая ты есть. Со всеми царапинами и шрамом. Если есть еще где—то, то он не портит тебя для меня. Я не знаю, как тебе объяснить. — Пытаюсь найти нужные слова, потому что Лия подняла голову и внимательно слушает. — Для меня важно, что ты со мной. И чтобы ты не стеснялась меня.

— Я была маленькая. Это было на раскопках, когда я ездила с папой.

— Где? Подожди, твой папа был археологом?

Что ни день, то открытие.

— Угу. Я упала в какую—то яму, задела арматуру. Ну вот на память осталось. Больше меня не брали в поездки, оставляли с бабушкой.

— Моя ты девочка—видение. Давай надену. — Возвращаю ножке одежку. — Так, а боялась показать—то почему?

— Ну он страшный. Я, наверное, год боялась посмотреть. Сначала болело, потом просто страшно было. А теперь мне кажется, он противный.

— Тяжелый случай. Это просто отметка. Не больше. Ты самая красивая девочка в мире. Самая! Посмотри в мои глаза. В них только ты.

Глаза в глаза.

Закушенная губа.

Негромкий всхлип и…

… и разумные мысли улетели в далекие дали…

Наклоняюсь и целую свою Кнопку. Горячо, глубоко. Прикусываю нижнюю губку, прохожусь по ней языком. Роняю нас на разноцветный ковер, по которому рассыпаются карандаши. Где—то сбоку остается альбом, и легкий ветер перебирает странички. А мы пропадаем в своем мире. Отрываемся, когда перестает хватать кислорода. Секундная передышка и приникаем обратно.

Рассыпавшиеся по листьям кудри. Румяные щеки и алые губы.

Моя самая прекрасная. Любимая девочка.

— Теперь веришь мне?

— Верю, — звучит тихим эхом.

Верит…

Загрузка...