Забава для мажора

39.2.

Лия.

Друг с беспокойством смотрит на меня, а я прикрываю веки, когда вижу высокую фигуру, движущуюся к воротам. За всё время, при мне, эти ворота открывались дважды: когда привозили мебель в игровую, и новые столы в учебный класс.

Молодой мужчина стучит по металлу, привлекая внимание. Дима отпускает Машку и двигается в сторону прибывшего. Может, это его знакомый?

Переглядываемся с Дёмой и синхронно перебираемся ближе. Интересно же.

Оказывается, совсем неинтересно. Мужчина просто заблудился, пропустив поворот в деревню, находящуюся недалеко отсюда.

— Аз, ты так напряглась. У тебя даже губы белые. Боишься кого-то увидеть?

Боюсь? Нет. Скорее, боюсь не увидеть. И хоть надежды на встречу никакой не осталось — уж времени сколько прошло — но глупое сердце пытается искать причины и оправдания.

До самого вечера хожу расстроенная. Маша и Дёма пытаюсь растормошить, но я забираюсь на подоконник в углу коридора и бездумно вожу карандашом по бумаге. Со мной нет уже любимого альбома, подаренного дедушкой. Он лежал в сумке с вещами и во времёнке его отобрали почти сразу. Просто кому—то хотелось посмеяться. Новый блокнот — самый обычный — мне с прошлой прогулки привезла Маша. Ей нравятся мои рисунки.

— М, красавчик. Кто это?

Сама не заметила, как автоматически рисовала такое родное лицо из прошлого.

— Да так…

— Ты из—за него, да? Дёмыч вокруг тебя коршуном вьется, а ты будто не замечаешь.

— Мы с ним друзья.

— Мне иногда кажется, ты не из нашего мира. Неужели ничего не понимаешь?

— Машунь, мы правда друзья. У него есть любимая девушка. А у меня есть… был, в смысле, любимый парень.

— Почему был? Сюда не приехал? Поссорились?

— Не уверена, что он про меня что—то знает. Накануне перед… в общем, он был со своей бывшей. Даже фотографии любезно прислал.

По щекам начинают бежать слезы, и я неожиданно для самой себя вываливаю на неё свои переживания. Про лицей, про спор, про наши прошлые с Артёмом встречи… про мой несостоявшийся полет и горькое разочарование.

—Если бы он пришел сразу, я бы поверила ему. Понимаешь, поверила бы. Даже если бы была неправда. Мне хотелось доверять. Но он не появился. И я понимаю, что ему просто надоело. Маш, просто больно очень. Получается, я ему нужна была для одного? Да?

— Не знаю, Азик. Может быть, и так. Значит, надо про него забыть. Ты ещё встретишь своего человека. А он пусть и дальше живет с этой Галиной.

— Алиной.

— Да одна хрень.

Подруга забирает блокнот, вырывает последний рисунок и, скомкав, выбрасывает его. Впервые я не возражаю против таких действий…

***

Утром просыпаюсь до общего подъема. Лежу в кровати, рассматривая трещинки на потолке. За это время они изучены уже вдоль и поперек. А сегодня я словно впервые вижу. Наверное, это волнение от предстоящей поездки.

Естественно, могила не то место, от посещения которого можно испытывать радость. Да во мне её и нет. Способность радоваться и искренне улыбаться осталась там, в коридоре. Около просроченного билета, телефона и разорванной цепочки.

Сколько же раз я жалела, что сорвала её. Ровно столько же, сколько была благодарна сама себе за тот порыв. За золотое украшение меня не просто избили, могли и совсем… а так… в конце учебного года я с другими выпускниками уйду отсюда и смогу погладить маленькое блестящее солнышко. Я обязательно сохраню его на память о счастливых днях. Пусть они в прошлом, но они были, и они согревают мою душу. В копилочке счастливых моментов хранится не так и мало. Доставая мысленно каждый, я переживала их еще раз. Когда лежала в больничной палате, когда сидела в углу распределителя, когда приехала сюда. Они помогли мне не сойти с ума, и я благодарна Тёме за них.

Когда вчера рассказывала Маше, поняла, что во мне нет обиды. Как ни странно, но нет. И даже непонимания нет. Есть… разочарование. Я долго искала это слово, и сегодня утром нашла.

Дожидаюсь сигнала к пробуждению и вместе со всеми встаю. Везет, и в душ мы с Машкой оказываемся в очереди первыми. Сейчас у меня нет необходимости мыть голову на ночь. Подружка, как могла, подровняла мне все обрезанные пряди. Теперь мою голову украшает прическа «почти под мальчика». И волосы стали намного темнее: у одной из девочек осталась краска, которой я воспользовалась. Меняться — значит, меняться. Сначала было непривычно, потом оценила удобство.

Жаль, что светлые корни отрастают, а новой возможности подкрасить волосы нет. Делаю себе пометку спросить название краски и цвет: собираюсь зайти и купить коробочку.

После быстрого завтрака идем с другом собираться. Воспитательница дала нам расписание электричек и стоит поторопиться, чтобы не ждать еще час. Благо, станция всего в двух остановках от нас, а через небольшой лесок можно прекрасно срезать.

Заботливый друг натягивает на меня свой шарф, потому что у меня нет. И тянет за руку, не давая в пятый или шестой раз обняться с Машей. С недавних пор расставания даже на день даются мне бесконечно тяжело.

— Главное, не переживай. Слышишь? Ты совсем замкнулась.

— Нервничаю. Понятно же, что ничего нового не увижу. А все равно нервничаю.

— Азик, ты прости, что скажу, но чудес не бывает. Не в этом случае.

— Я знаю, Дём. Знаю.

И почему—то мне кажется, что говорит он не про дедушку…

В этом году зима не торопится и не радует нас снегом. Небо висит тяжелой серой тучей. Такое ощущение, что еще пара секунд, и оно упадет на голову. Даже облака не плывут. Раньше хоть они разбавляли свинцовую темноту.

До станции, где кладбище, добираемся быстро: оно на самом деле расположено недалеко от приюта. А вот до самого пункта назначения приходится топать. Я переживаю, что не купила нигде цветов, но друг успокаивает меня тем, что обычно около входа бабушки продают букетики. Только это ведь не город и здесь бабушек может не быть.

У прохожего спрашиваю дорогу к магазину. Может быть, не цветов, так хоть печенья принесу. Бабуля бы отругала меня бестолковую, что я заранее не позаботилась. Поругала бы и была бы права. Да вот только…

— Аза, возьми уже себя в руки. Ты то бледнеешь, то трясешься.

— Я пытаюсь. Честно пытаюсь.

У меня не получается и Дёма помогает, как может. Хватает под руку и ускоряет шаг. Рассказывает забавные истории из прошлого. Я расслабляюсь и начинаю смеяться. Так добираемся до ближайшего магазина, и мне везет. Я покупаю три ярких букетика цветов и конфетки. А еще маленькую бутылочку воды по совету Демьяна.

Настроение повышается, и обратная дорога к перекрестку уже кажется веселее. Теперь уже я болтаю, вспоминая свои детские проделки и свою первую школу. Вспоминаю даже свои поездки на раскопки с папой и дедушкой.

— Интересная профессия, скажи?

— Очень. Столько нового можно узнать, изучая старые вещи. По песчинкам воссоздать прошлое… это невероятная работа. Но тяжелая, конечно.

Благодаря дедушкиным рассказам об археологии могу рассказывать много. Друг тему поддерживает. Задает вопросы, а если я не знаю ответов, запоминаем и решаем ответы посмотреть в библиотеке. Обсуждаем значимые события и открытия. Демьян неплохо подкован в истории и выдает некоторые факты, про которые я никогда не слышала. Так и доходим до…

Некоторое время стою, смаргивая набежавшие слёзы. Два памятника и деревянный крест посередине. Дедушка всегда хотел быть рядом с любимой женой и сыном. Папа не был для него родным по крови, но душой он был для них всем. И они для него. Своих родителей папа лишился рано. Знаю, что была тетка, но связь с ней он не поддерживал.

— Привет, родные мои, — шепчу, шагая в низкую оградку.

Провожу пальцами по фотографиям. Кажется, есть осенью какой—то день, после которого нельзя трогать ничего на могилах. Я не помню числа, на всякий случай решаю оставить всё, как есть.

Беру букетики и втыкаю в сырую землю. Разворачиваю и раскладываю конфеты. По две папе и бабуле и побольше деду: он единственный, кто из нашей семьи очень любит сладенькое. Любил… надо привыкать теперь думать о нём так…

— Поговори с ними, тебе станет легче. Я подожду.

Сзади слышу голос Демьяна. Он отходит назад. Недалеко стоит столик со скамеечкой, и друг устраивается на ней.

Ноги плохо держат. Я приседаю на корточки и прикасаюсь ладонями к маленькому холмику. Разговариваю с дедулей. Я уже свыклась с отсутствием папы и бабушки, но деда… деда мне не хватает. Стараюсь не плакать, чтобы не расстраивать его. Он всегда огорчался и держался за сердце, когда я грустила или болела. Мой родной человек, который всегда был рядом.

Как бы я не крепилась, голос начинает срываться, а слезы катятся по щекам. В какой—то момент понимаю, что срываюсь в истерику. Я долго всё держала в себе и это «всё» искало выход. И нашло. Холодные фотографии послужили своеобразным триггером для всплеска эмоций. Вскакиваю, сжимая и разжимая кулаки. Перед глазами плывут разноцветные круги, а воздуха не хватает. Зажимаю ладошкой рот, не обращая внимания, что на ней осталась земля, выскакиваю за ограду.

Мне сейчас так плохо, что я ищу спасения у друга. Высокая фигура возвышается в нескольких шагах от меня. Бегу к нему, бросаясь в спасительные объятия.