Забавник

Пролог

Последний летний месяц нагнал кучевые облака, зачернил небо, обрушился на землю проливным дождем, на второй день истратил влагу до капли, устал и отдался светилу, которое постепенно прокалило не только камень и песок, но и воздух. Даже ветер понес с моря не обычные прохладу и свежесть, а непереносимую духоту. Благодатный Аилле, едва появляясь над Молочными пиками, не светил, а жарил и не ослаблял накала, ни пока неспешно взбирался на белесое небо, ни пока столь же неторопливо сползал по нему в море. Старожилы пожимали плечами и объявляли, что по всем приметам вот-вот должна разразиться гроза и буря, но небо оставалось чистым, и уже через неделю ожидания прохлады даже седобородые мудрецы уверились – дождя не будет до осени, то есть еще недели три, а там и месяц красень может оказаться сухим, и пойдут тогда лесные пожары, потому как искры достаточно в такую жару: листья-то летят, словно тот же красень уже на исходе, да и трава пожелтела на косогорах.

Старина Дамп, который, несмотря на солидный возраст, продолжал служить конгу Скира, выхлебал третью чашу легкого пива, зачерпнул ковшом нагревшейся даже под растянутым тентом воды, наполнил колпак и нахлобучил его на голову. Теплые струйки тут же омыли лысину, морщинистое лицо, запутались в бороде, струями побежали за воротник, щедро смочили рубаху, попутно охлаждая натруженное стариковское тело, наткнулись на пояс дорогих шерстяных портов и, уже слабея, пропитали их почти до сапог. Ловя мгновения свежести, Дамп блаженно прищурился, даже решил было скинуть сапоги и омыть ноги, но потом махнул рукой; надолго ли хватит того удовольствия, если даже ночью духота не дает покоя? Нет, к вечеру обязательно выгадает время и отправится к морю – хоть по воде походит, а там, может быть, и окунется пару раз.

Слуга уже ждал бывшего сотника, а ныне воеводу за пологом. Крепкая кобыла Дампа была ухожена и бодра, хотя и ей жара не добавляла прыти. Старик не утруждал ее сверх меры и не упускал случая побаловать соленой лепешкой. Вот и теперь лошадиные губы аккуратно подобрали с ладони лакомство и благодарно прихватили хозяина за плечо. Дамп довольно хмыкнул, с легким кряхтеньем взобрался в седло и, кивнув двум стражникам, направил лошадь в сторону пади.

Вряд ли кто узнал бы теперь Суйку. Всего и осталось прежнего от Мертвого города – холм да залив. Все остальное пространство занимали копошащиеся фигурки, которые обращали древние развалины в аккуратные штабели камня и кирпича, обнажая не только землю, но и вскрывая многоярусные подвалы и подземные ходы, а теперь уж и закладывали фундаменты будущих зданий.

Едва ли не сразу после первого избрания конгом Снат Геба издал указ, по которому всякий плененный рисс, или хенн, или иной обитатель Оветты, поднявший в последней войне оружие на сайдов, должен смыть пролитую им кровь собственным потом. Выбор у несчастных был небогатый: или многолетний тяжкий труд, или рабская доля до конца дней. Так что вскоре тысячи и тысячи бывших воинов вооружились нехитрым инструментом и под надзором стражи отправились восстанавливать Скир, Ласс, Омасс и Борку, но в большинстве своем поливать потом, а то и кровью из сбитых рук и ног – Суйку, которую велено было именовать градом Айсил.

Градом Суйка не стала и через двадцать лет, хотя в бухте уже подрастал отсыпаемый из каменного мусора мол, наметились главные улицы, заблестели ленты мостовых, вокруг расчищенного от развалин холма поднялись башни и стены будущего замка, пошли ввысь стены посада. Все остальное пока напоминало выгрызенные белкой, брошенные на землю пчелиные соты. Ими-то и занимались в большинстве своем бывшие рабы, которые заработали свободу, но остались трудиться во славу Скира. К ним присоединялись их дети; каждый год за лопаты и кирки брались новые рабы, которых конг выкупал у хозяев: каменщиками, плотниками и водовозами нанималась совсем уж отчаявшаяся беднота из числа сайдов, а также пришлых рептов, корептов и дучь, потому как всякий труд в Суйке неплохо оплачивался.

Неспроста многие из рабов, сняв с запястья или с шеи клейменое железо, оставались трудиться здесь же: места для домика с крохотным участком в окрестностях некогда Мертвого города хватало для любого, а что там обещала родная, ныне разоренная сторона, было известно только богам.

Только в границах самой Суйки никто не желал селиться. Пусть и не слишком верили бывшие иноземцы страшным рассказам бывалых сайдов о Мертвом городе – поганой и опасной нечисти, ходячих мертвецах, но всякому бывало тяжко за черной линией, выплавленной в земле: побаливала голова, сердцебиение усиливалось, кому-то и призраки чудились, так что даже рабы старались на ночевку уходить за пределы города. Потому и работы шли не так быстро, как хотелось конгу, хотя почти во всех подземельях кирки стучали уже по скальной подложке города.

Впрочем, Дампа подобные заботы не слишком занимали. Он твердо верил словам своего предшественника, что если извлечь из оскверненной земли все кости и сжечь их, а пепел захоронить по старому обряду – то есть развеять его над волнами, прося заступничества у морских богов, – то и тягость Суйки должна развеяться. Очисткой изнанки будущего города занималась немалая часть работяг: просеивался каждый ком земли, каждая лопата сухого песка, каждая горсть тлена. И отправлялись камень к камням, мусор к мусору, а кости на берег, где днем и ночью горели огни, стучали каменные дробилки и стояли ладьи, принимающие на борт пепел. Вдобавок не меньше десятка лучших храмовых магов бродили по каменным лабиринтам и принюхивались, прислушивались к древнему колдовству, да разбирали каждое слово из тех, что были высечены на камнях или отлиты в металле. Чего уж говорить, что все ценные находки, начиная от простых монет и заканчивая барельефами и статуями, отправлялись после долгих обрядов очистки в новый дворец конга в Скире. Работы обходились дорого, и каждая монета, каждая ценность тут же шли в дело.

Часть из тысяч тружеников была занята на строительстве, часть уничтожала белые скалы, распиливая на камень, но подавляющее большинство их трудилось в бывшей Проклятой пади.

Давно уже потеряли черный цвет некогда пропитавшиеся колдовским заклятием камни. Давно уже были разобраны склепы и извлечены из них кости, которые оказались древнее прочих останков и почти полностью превратились в прах. От храма, когда-то прикрывавшего тайну пади, вовсе ничего не осталось, только возносились к выцветшему небу две скалы, к которым запретил прикасаться еще великий маг Ирунг. Теперь рабы ковыряли саму твердь, с каждым ударом кирки приближая тот день, когда волны теплого моря снова хлынут в оставленный тысячи лет назад пролив, начисто смоют древнюю пакость и превратят уже не Суйку, а Айсил в неприступный остров.

Дамп гордился выпавшей долей. Он не был уверен, что увидит Айсил процветающим, но не сомневался, что пройдет по его улицам, а еще раньше проплывет в ладье вокруг суйкского холма, потому как работы оставалось на год-другой. Глубина будущего пролива выходила не меньше двадцати локтей, а местами и вдвое больше, ширина от двух сотен шагов до тысячи, а быки двух будущих мостов, что должны были соединить в одну линию Борку, Айсил и Скочу, уже подбирались к закруглению прочных арок.

«Проплыву в ладье и сам не поверю, что некогда посуху на коне разъезжал!» – подмигнул восходящему Аилле Дамп, когда вдруг заметил впереди странную троицу.

Никого не могло быть в этой части пади. Давно уже работы шли у моря по обеим будущим протокам – дно углубить на пять локтей, да разбивать, разбивать понемногу нанесенные временем, водой и ветром перемычки, что отделили сначала соленое озеро, а потом и Проклятую падь от забывшего о ней моря. Да и подходы к Суйке извне охранялись, чтобы отпугнуть любителей побродить по развалинам. Никого не могло быть среди вычищенной от руин ложбины, но навстречу Дампу шли трое. И шли от двух скал, что торчали на ровном месте, казались единым монолитом, хотя и походили на два прорвавшихся сквозь каменную твердь указующих перста. Ведь на четыре десятка локтей над водой будут торчать, на четыре десятка локтей! И обзовут ту скалу какой-нибудь «щепотью демона»! Да еще и легенду к тому добавят!

Обернулся Дамп, поднял руку, дав знак стражникам остановиться, да прикрикнул еще, разглядев недоумение на лицах. Спрыгнул с лошади, отдал поводья старшему и пошел навстречу троице, только что не пошатываясь от волнения. Шел и все щупал, щупал под рубахой оставленный предшественником перстень-печатку. А ведь еще смеялся над его словами, не в глаза конечно, а потом, за чашей пива, однако кто же мог подумать…

Дамп остановился в десяти шагах и пригляделся к незнакомцам. Они были молоды, хотя зрелость успела нанести на их лица едва уловимые штрихи. Впереди стояла женщина, в которой Дамп угадал старшую крохотного отряда. Ее следовало бы назвать красавицей, если бы в тонких и правильных чертах с потаенной нежностью не мешались сила и упорство, которые, несомненно, отпугнули бы праздных ценителей красоты. Даже полные губы казались от этого чуть тоньше. И большие глаза чуть уже. И скулы острее, чем были на самом деле. Пышные волосы стягивала лента, но горячий ветер успел разметать их и теперь забавлялся с темной, выбившейся на лоб прядью. Простое, удобное платье, из-под которого виднелись обыкновенные, заправленные в прочные сапожки порты, не скрывало стройной фигуры, но и не позволяло рассмотреть нечто большее. На плече незнакомки висел мешок, за спиной торчали рукояти мечей, что скорее было свойственно южным степнякам, но женщина казалась сайдкой, разве только в разрезе глаз пряталась толика рисской крови. Взгляд ее полнили тревога и боль.

Ее первый спутник – воин-великан – явно предпочитал заботиться об оружии, а не об одежде. И сапоги, и добротная рубаха, и крепкие порты служили ему не первый месяц, зато тисненый пояс, на котором висели широкие ножны странного меча, множество ножей и пара кинжалов, блестел от масла и десятка заклепок. В объемистом мешке великана мог оказаться и ратный доспех, и дорожная поклажа или даже свернутый шатер, способный укрыть пару десятков воинов, но на широких плечах рыжебородого здоровяка мешок казался небольшой торбой. Воин, а воинскую принадлежность гиганта, который превышал ростом на две головы самого Дампа, вовсе не считающего себя карликом, старик определил с одного прищура, в свою очередь рассматривал суйкского воеводу с той самой ухмылкой, которая единственная из всех возможных не позволяла нахмурить брови, а заставляла улыбнуться в ответ.

Последний из троицы уступал спутникам возрастом, хотя, скорее всего, разменял три десятка лет. Он не смотрел на Дампа, а неторопливо озирал окрестности, словно не пришел в Проклятую падь издалека, а явился только что, спрыгнув с мимолетного облака или выбравшись из-под земли. Его короткие темные волосы обрамляли упрямыми прядями широкий лоб. Глаза смотрели спокойно, губы оставались неподвижны, узкий подбородок покрывала дневная щетина. И он явно считался бы красавцем, если бы не холодная отстраненность в лице, причиной которой могла быть как легкая скука, так и ленивое презрение к каждому, кто встретится ему на пути. «Обманчивая скука и обманчивое высокомерие», – решил про себя Дамп. Одетый так же, как великан, черноволосый имел сверх прочего кожаный жилет, украшенный нагрудником и наплечниками, и литые наручи. На его поясе, судя по ободранным ножнам, висел простенький меч с костяной рукоятью, но в одно мгновение Дамп понял, что обладатель этого меча полагается на него, как бывалый воевода на лучшую проверенную тысячу.

Перед стариком стояли три воина, которые могли стоить десятков, если не сотен прочих.

Давно Дамп не испытывал такого азарта – наверное, с того самого дня, когда в его лагере, еще во время последней войны с хеннами, появилась странная парочка – рослый баль и румяный ремини. Та встреча обернулась и для Дампа, и для нынешнего конга, и для всего Скира большой удачей. Как-то выйдет теперь?

– Далеко ли путь держим? – кашлянул старик и хитро прищурил один глаз. – И не Сето, Сади и Сурра, случаем, вас кличут? Легенды говорят, что как раз где-то здесь троица богов впервые почтила своим присутствием древнюю Оветту!

– Нет, мы не боги, и зовут нас иначе, – женщина говорила на сайдском с чистым скирским выговором, – но знание преданий священной земли, воевода, уже достаточная причина, чтобы отнестись с уважением не только к твоим сединам. В Скир идем. Ведь стоит еще столица сайдов на прежнем месте? Чем война с хеннами закончилась? И какой год минул? И кто теперь в конгах?

Дамп шлепнул ладонью по воеводской бляхе, ухмыльнулся и прищурил другой глаз.

– Значит, издалека, коли об известном печетесь? Что ж, спасибо на добром слове, хотя седины сами по себе ума не прибавляют, а уважения все одно достойны. Однако ловко вы путь держите – Борку минули, а о Скире и не слышали ничего? И где же вы прогуливались, если о войне знаете, а о том, чью победу славили, нет?

– Далеко отсюда гуляли, – чуть утомленно ответила женщина. – В разных землях, под разным небом, куда по своей воле забредали, куда нужда забрасывала, но вот пришла пора и в Скир наведаться – все-таки родная сторона. Опять же найти кое-кого хочется. Так кто нынче конгом в Скире, воевода?

– Снат Геба, – вздохнул старик. – Слыхивала о таком? Год назад в пятый раз конгом выбран, а в первый стал им через месяц после той войны, на которой половина скирских танов полегла.

– Значит, семнадцать лет минуло, – нахмурилась незнакомка. – А не тот ли это Снат Геба, что под Скочей немерено хеннов порубил?

– Тот самый! – расплылся в улыбке Дамп. – И я в той рубке участвовал!

– А не слышал ли ты о воине из народа баль по имени Марик? – с надеждой спросила незнакомка.

– Как не слышать? – хмыкнул Дамп. – И прежде слышал, да и теперь уши не затыкаю. Было время, Марик всей стражей конга командовал, но уж третий год как только собственной семьей занимается. Еще это… заведение у него. Обучает скирских вельможных сынков с мечом и прочим оружием обращаться. Но так твоим молодцам наука не требуется?

– Наука не требуется, – улыбнулась женщина. – А вот наставники из них хоть куда. Но ответь еще на два вопроса, а там уж и я расскажу тебе, что смогу. Жив ли еще Ирунг Стейча, маг храма Мелаген, главный советник прошлого конга?

– Умер, – развел руками Дамп. – Стар стал, вот и умер. Или устал. Он до меня тут заправлял. Расчищал Суйку от вытравленной погани. Девять лет уж прошло.

– Ладно, – потемнела лицом незнакомка. – А что ты скажешь насчет старика именем Камрет? Ростом невелик, чуть за три локтя. Промышляет гаданием и игрой в кости, всюду ходит с большой флягой и коротким широким мечом. На язык остер, пронырлив и хитер, как самый ушлый скирский торговец!

– Не слышал о таком, – пожал плечами Дамп. – По отдельности – наберу знакомцев с десяток, а чтобы в одном человеке соединить все, никак не выходит.

– Что ж, – вздохнула женщина, – теперь спрашивай ты.

– Имя твое, красавица, как звучит? – Воевода сдвинул морщины на лбу в пучок.

– Айра, – отозвалась незнакомка. – Дочь Ярига.

– А ведь прав был старый мудрец! – Дамп вытер разом вспотевший лоб. – Есть у меня послание для Айры. От Ирунга послание. Печатка его да увещевание. Только ты уж, подружка, второе имя назови. Имя той, что, прощаясь с тобой, с собственной жизнью простилась.

– Так она все-таки погибла… – прошептала женщина. – Кессаа ее имя. Дочь Седда Креча и жрицы храма Сето – Тини.

– Ну, вот я и дождался, – с облегчением выдохнул Дамп и потянул из-за ворота шнурок с печаткой. – Теперь можно дотаптывать скирскую землю без оглядки. Держи, красавица. Пойдете со мной – лошадей дам, ярлыки выправлю, да накормлю вас. Вижу, великан твой давно живот потирает?

– Что просил сказать Ирунг? – подняла глаза Айра, надев перстень на палец.

– Здесь он, – проговорил Дамп. – Так и сказал: здесь он, тот, который остался. Отсеченный тобой. Не именно здесь, в Суйке, а в Скире. Как величать – неизвестно, как с лица выглядит – непонятно, но здесь. Притаился и ждет. Не ясно – в разуме ли, в сновидении ли, в беспамятстве, но дышит. Дышит, а не ухватишь. Не окончена та война, передал Ирунг. И заканчивать ее придется тебе, Айра. Или не тебе. Но без тебя не обойдется.