Заблуждение сердца

Глава 1

Ночь, глубокая давящая ночь, укрывала Петербург сырой влажной пеленой дождя. Огромный белокаменный особняк спал, расположенный за чертой городской суеты, в одном из самых престижных районов. Спал и жалобно вздыхал во сне. Лишь одно ярко освещенное окно второго этажа светилось тревожным холодным огнем, отбрасывая рассеянный свет на идеально ровные, лишь вчера подстриженные, газоны, уютные сиреневые беседки, роскошные деревья величественного сада. На лужайке перед домом дремала красивая немецкая овчарка, спрятавшаяся от назойливых капель под легким полупрозрачным тентом и настороженно приподнимала во сне свое породистое ухо.

Мнимое обманчивое ощущение покоя. Молодая женщина, только что появившаяся на балконе спальни, знала его слишком хорошо, чтобы доверять этой странной тишине. Дождь отвесной стеной лил с самого утра злосчастного дня. Если завтра наступит слишком быстро, она не сможет справиться с болью. Боль тоже казалась ей странной и будто пришедшей откуда-то со стороны, может быть, вон от тех серых стен соседнего особняка или тяжелых витых железных ворот, или все-таки…. «Нет, нельзя, нельзя, нельзя!» - она зажала руками нестерпимо ноющие виски и отчаянным усилием воли запретила себе это опасное воспоминание. Теперь все кончено, память должна хоть раз в жизни ее не предать, оставить шанс на спасение.

Спасение было рядом, было рядом еще вчера, а она этого не знала и не могла знать. Она не знала, что терять человека, сломавшего ей жизнь, поставившего крест на наивных мечтах семнадцатилетней девочки, будет так больно. Он был ей чужим. Он был чужим даже их маленькому сыну. Он был чужим этому прекрасному новому коттеджу, в который они переехали только две недели назад. Но сердце упрямо сжималось в комок при одной мысли о …. Господи, как же там выразился врач, неестественно тихим поблекшим голосом: «У вашего мужа травмы не совместимые с жизнью, медицина, к сожалению, не всесильна».

Стылое чувство вновь царапнуло душу, чужая вина вдруг почудилась слишком личной и горькой. Она никогда его не любила. Более того, она любила другого, совершенно другого человека. Любила как-то отчаянно и слишком сильно. Наверное, так нельзя любить. Нельзя, потому что любовь перерастает в опасное неконтролируемое желание - бежать. Бежать к свету из жуткой темноты одиночества.

Побег оказался бессмысленным, он умирает, несмотря на свою молодость, богатство, красоту. Странно, она впервые в жизни подумала, что Роман красив, красотой не типичной для человека с чисто русской фамилией Рябинин. Красотой, которая испугала ее в первый же день их встречи. Эти темные волосы и такие же темные, как смоль, глаза, бездонные и опасные. Наследство бабушки, очаровательной Стамбульской красавицы. Дед Романа привез ее в Петербург больше чем пятьдесят лет назад, так началась история самой красивой любви, о какой только слышала Полина. Глаза ее свекрови всегда блестели от слез, когда она рассказывала о своей матери, женщине - бросившей вызов традициям и условностям ради светлого чувства.

Молодая девушка зябко поежилась, увы, ей самой не хватило душевной смелости - отстоять свое право на счастье. Она всегда была слишком правильной, слишком самоуверенной, слишком гордой. Ей, как и отцу, хотелось в жизни руководствоваться не сердцем, а разумом. Тень тоскливой улыбки мелькнула на бледных судорожно сжатых губах. Ум сыграл с ней дурную шутку. Нужно было бороться, кусаться, кричать, убегать! Но тогда, семь лет назад, а отнюдь не сейчас.

Впервые, как ей казалось, она поступает верно. Впервые решение пришло так легко и внезапно. Уйти, собрать чемоданы и уйти. С тем, кто был ей верен долгие годы, с тем, кто ждал и надеялся вопреки всему на голос сердца. И также впервые Полина вдруг смутно осознала, что, возможно, этот настойчивый голос ее обманул. Или она сама всегда слышала в нем только то, что привыкла слышать?

Вопросы, вопросы, вопросы и ни одного ответа. А ведь раньше ни вопросов, ни сомнений не было. Она всегда знала, что вышла замуж исключительно по настоянию отца, из-за по меньшей мере странного обещания, которое он вынужден был дать своему умирающему другу. Один Бог знал, чем отец руководствовался в ту минуту. Хотя нет, она тоже знала или до сегодняшнего дня думала, что знала.

Неприкаянный взгляд вновь упал за окно, ночь вдруг сделалась чересчур темной и удушливо жаркой. Видимо дождь прекратился, хоть до воспаленного сознания еще долетал стук капель по карнизу балкона. В тот день город тоже тонул в оглушающе сером ливне, и прохожие с немым изумлением взирали на девушку без зонта, растерянно замершую на ступеньках крыльца районной нотариальной конторы. По просьбе родителей ей удалось ознакомиться с документом, умудрившемся навсегда изменить жизни стольких людей.

Завещание, всему виной было завещание еще одного властолюбивого участника этой драмы. Отец Романа женился на его матери вопреки воле своего собственного отца, оборвав с ним всякие связи почти на десяток лет. Семейный разлад оказался роковым. Старик разозлился не на шутку, единственной своеобразной уступкой, которую он сделал, стало наследство. Наследство, отписанное внуку с условием, что тот выполнит его последнюю волю. А именно, женится на девочке из семьи, породниться с которой господин Рябинин-старший жаждал до такой степени, что очевидно лишился рассудка. Потому как, лишь этим могло объясняться его сумасбродное повеление.

Полина имела несчастье быть той самой девочкой, единственной - кому пришлось заплатить по счетам. Но быть может, именно в эту злосчастную минуту вдруг сделалась очевидной немыслимая истина: жертва оказалась двойной. Почему она, с наивным и идиотским эгоизмом, считала, что мужчине, связавшему свою жизнь с нелюбимой и нелюбящей, было легче? Почему основным мерилом их отношений всегда выступали деньги?

Наверное, потому, что всю свою сознательную жизнь Полина ощущала себя проданной и преданной теми, кого так сильно любила, кому столь безгранично доверяла.

Все эти годы она отчаянно пыталась понять: мог ли отец поступить по другому, принять иное решение. Пыталась наладить отношения с матерью, не единожды умолявшей - не соглашаться на союз "по расчету". Поля вдруг с немыслимой четкостью вспомнила, как Надежда Аркадьевна смотрит на нее, стоящую у огромного венецианского зеркала, привезенного папой в одно из его очередных долговременных путешествий, сквозь пелену еле сдерживаемых слез. А прекрасное подвенечное платье льнет к полу, холодя объятое дрожью тело. Этот брак разрушил многолетнее счастье ее родителей, мама не смогла понять и смириться, впрочем смирением Надежда не отличалась никогда. Нет, она не ушла от отца, она поступила много хуже. Навсегда вычеркнула из души того, кто был ее частью, ее любовью, ее жизнью.

И в этом Полина обвинила Романа. Он вообще оказался виновным во всем, во всех разбитых надеждах, во всех терзаниях и сомнениях, через которые ей пришлось пройти одной.

Конечно, Рябинин ни к чему не принуждал свою юную супругу. Он не принуждал, а завещание требовало не просто брака, но и появления наследника, старый лис опасался фиктивного союза, защищая свои денежки. Наследник появился два года назад, после долгого серьезного лечения, когда девушка почти потеряла всякую надежду. А ведь именно этот ребенок гарантировал ей развод. Таковым было обещание ее мужа. Прожив с ним семь лет под одной крышей, они могли развестись без финансовых потерь.

Только в ту роковую ночь случилось нечто абсурдное, непонятное.... Ее флегматичный, самоуверенный и равнодушный супруг на глазах превратился в дикого необузданного горца. Не иначе как кровь турецких предков взыграла. Полина слегка улыбнулась этой мысли, поневоле вернувшись в ранящие воспоминания.

Глава 2

Ночь снова подкралась незаметно, спутала мысли, посеяла сомнения, растревожила душу. Полина гипнотизировала взглядом холодный экран монитора. То ей чудилось, что показания меняются, то с отчаяньем понималось, что ничего не происходит и в принципе не может произойти.

Роман будто спал, так глубоко и отрешенно, что будить его казалось кощунством. Вернуть назад из этого летаргического спокойствия к проблемам и вопросам. Но Полина хотела именно этого, вернуть его. Вернуть и обрести наконец то, что пока оставалось лишь призрачной мечтой.

Внезапно ее посетила мысль, от которой молодая женщина впервые за долгое время улыбнулась: «Решительно, я никогда не повзрослею, только меня может озарить подобная идея». Хотя... разве в этом как раз не таилось то самое чудо, о котором сегодня упоминал Егор Владимирович. О котором молилась она сама, зажигая в храме свечу перед иконой Спасителя. С минуту поколебавшись, Полина поднялась с места и нагнулась к мужу, коснувшись его губ легким дразнящим поцелуем.

Но случилось совсем не то, что ожидалось. Ответ на это манящее прикосновение прозвучал не от Ромы, а в ней самой, огнем пробежавшим по венам. Испуганно отшатнувшись, Поля ждала, когда придут в норму беспорядочные удары отчаянно колотящегося сердца. Только затихнув, они оставили по себе глубокую щемящую тоску, тоску, поневоле разбуженную поцелуем Романа в ту роковую ночь. Оставалось признать, что случившееся пару минут назад оказалось не просто волшебством, а внезапно свалившимся ей на голову удивительным откровением.

-Ты не можешь оставить меня с этим одну, – пристально глядя на Рому, прошептала Полина, – я хочу узнать: как это будет? Что означает - быть твоей? Хочу твоих поцелуев, хочу твоих объятий, хочу твоей нежности, эгоистично, знаю... ты скажешь: я никогда этого не хотела.

Девушка вернулась к кровати, подвинула стул поближе и взяла руку мужа в свою:

– Позволь мне побыть хоть чуть-чуть эгоисткой, ты всегда говорил, что мне это идет, – мимолетная улыбка вновь тронула плотно сжатые губы, – а еще я хочу, чтобы ты видел, как наш сын пойдет, он уже пытается говорить. Сегодня Егор Владимирович, твой доктор, сказал, что ты вышел из комы. Поначалу он сомневался, но потом пригласил меня в свой кабинет и все объяснил. Просыпайся, родной, знаю, я никогда не говорила тебе таких слов, но я хочу их говорить. Елизавета очень переживает, не надо больше пугать нас. Я поняла все, что должна была понять. Страшно признать, каким способом мне это удалось....

Этот голос, он слышал его сквозь боль и слепящий мрак, знакомый и нужный, но раньше он был иным. В том нет никаких сомнений, раньше в нем не было и капельки теплоты... а сейчас он звал его, звал назад, умолял возвратиться. «Зачем? – неосознанно возразил Роман, – в этом нет смысла, нет смысла идти от боли к боли». «Я так хочу», - ответил голос, властно и одновременно просяще. Уступая ему, сдаваясь, молодой человек ощутил: как темнота, окружавшая его, рассеивается. Веки болели и будто бы налились свинцом, а еще возвратился страх, страх острыми когтями впивался в него, только пути назад уже не было, оставалось лишь подчиниться.

Ресницы дрогнули, размыкая пелену забытья, снаружи сквозь них хлынул яркий почти непереносимый свет, вместе с ним усилились боль и отчаянье. И в тот миг, когда он готов был отдать все, лишь бы избежать этой новой пытки, его ищущий взгляд выхватил из пустоты ее лицо. Оно склонилось над ним, и зовущий голос, с затаенной ранящей лаской, тихо проговорил:

-Добро пожаловать, родной.

Прохладные губы коснулись пылающей кожи. Боль отступила, забирая с собой холод и страх, оставляя взамен ее сияющий взор. Но силы держаться за него, у Романа пока не было.

-Прости, – еле слышно проговорил Рябинин.

Веки слипались и тяжелели, независимо от его желания остаться с ней, не расставаться с ее манящей улыбкой.

-Не бойся, это просто действие лекарств, ты поспишь и все пройдет, спи, я буду рядом.

«Это странное чувство, оказывается, имело название», – подумал Роман, проваливаясь на этот раз просто в глубокий исцеляющий сон.

2 месяца спустя.

Стоя посереди своей спальни, убранной в нежно-сиреневых цветочных тонах, Полина смотрела на подругу почти с отчаяньем:

-Что мне делать, Маш? Что мне теперь делать? Егор предупреждал, что могут возникнуть разного рода осложнения, но такого я как-то не ожидала....

-Ты сегодня замечательно выглядишь, – мягко проговорила Мария, – Роме безумно понравится, я уверена.

-Ты думаешь? – Поля рассеянно бросила взгляд в большое напольное зеркало, стоящее рядом с туалетным столиком. Нежная, карамельного тона, блузка и белые кашемировые брюки и впрямь несказанно ей шли, волосы рассыпались по плечам сверкающим каштановым водопадом.

–Господи, о чем это мы?

Она все никак не могла привыкнуть к профессиональной манере подруги - перескакивать с одного на другое, внезапно меняя тему разговора. Переключение внимания, так, кажется, она называла этот прием.

-Опять ты за свое? – наигранно сурово нахмурив брови, вопросила Полина.

Маша довольно улыбнулась в ответ.

-Мой метод всегда действует безотказно. Успокойся, родная, я знаю: это прозвучит несколько странно, но сейчас ничего делать не нужно, просто расслабиться и ждать.

Глава 3

Ночной ветерок врывался в салон через приоткрытые окна, лексус Дмитрия мчался по пригородной трассе, постепенно набирая скорость. Временами Луганский бросал рассеянный взгляд в зеркало заднего вида, пытаясь привыкнуть к тому, что красивая женщина, заснувшая в объятьях его друга и партнера на заднем сиденье, действительно была Полина. Та самая Полина, это в ее голубых глазах сверкали искры слез, это она, забыв все претензии и обиды, сегодня протянула Роме руку помощи. Во сне ее черты расслабились, черные бархатные ресницы отбрасывали на лицо длинные загадочные тени.

Примерно о том же думал и Роман, непонятно почему, но та родная теплота, исходившая сейчас от его жены, была для молодого человека абсолютно новой. Можно, разумеется, списать все на потерю памяти, только где-то в самой в глубине души Рябинин точно знал: поцелуи, взгляды, объятья, которые Полина дарила ему сегодня, были долгожданными и выстраданными. В горле снова застыл комок и, надеясь избавиться от него, молодой человек коснулся лба своей жены ласковым легким поцелуем. Тем не менее непрочный сон слетел, она приподняла голову, еще не совсем проснувшись.

-Прости, родная, я не хотел тебя будить, – с сожалением в голосе тихо проговорил Роман.

-Если меня будут будить так, я согласна, – сонно прошептала молодая женщина, и чувственная улыбка тронула ее губы.

Она немного приподнялась, почти касаясь щекой щеки мужа. Острое пронзительное чувство счастья внезапно хлынуло в душу, и Полина наконец согласилась признать это удивительное откровение. В те страшные дни, в больнице, и недавние тяжелые часы для нее все изменилось. «А быть может, изменилось давно?» – прошептал внутренний голос. Быть может, изменилось в тот самый миг, когда семнадцатилетняя глупая девчонка спустилась в гостиную девичьего дома, чтобы увидеть нежеланного жениха. И поддалась обиде на его отстраненную холодность, на то, что оставил ее одну и ушел в их первую брачную ночь. На все последующие одинокие ночи и вечера, слезы в подушку, невозможность зачать ребенка.

Сегодняшняя Полина поняла природу поступков своего супруга, поняла его боль и одиночество, поняла приступ отчаянья и неудержимо рвущуюся страсть от его поцелуев той ужасной ночью. Удушливая волна страха накатила словно предатель. Если бы не трагедия, она могла совершить непоправимую ошибку, потерять все: мужа, ребенка, семью.

Роман, неправильно истолковав ее дрожь, ослабил объятья и попытался отстраниться.

-Нет, – умоляюще проговорила молодая женщина, подняв на него лицо, – слышишь, нет, никогда больше….

Непроизнесенная фраза повисла в воздухе, но слова уже не имели никакого значения, руки мужа вновь обнимали ее, защищая, оберегая и, приникнув к нему, Полина тихонько закрыла глаза.

Утро заглянуло в спальню, прокралось по подоконнику и хлынуло сквозь приспущенные шторы, постепенно подбираясь к постели, на которой спала Полина. Каштановые кудри разметались по подушке, ночная сорочка съехала вниз, обнажив заметно пополневшую после родов грудь. Рука молодой женщины скользнула по прохладному шелку простыней и, резко открывая глаза, она села на кровати. Сердце бешено колотилось, только в комнате больше не было никого, лишь рассветная безмятежность солнечными бликами легла на паркет.

На минуту ей безнадежно показалось, что вчерашний вечер им просто приснился. Приснился поздний ужин с Ромой вдвоем, на террасе, приснилось, как они смеялись и болтали потом в спальне до трех утра, и родной до боли близкий мужчина, на груди которого она уснула, тоже просто приснился. Но ищущий взгляд наткнулся на небрежно лежащий на краю постели домашний светло-голубой джемпер Романа, и тиски, сдавившие сердце, ослабли. Все было реальностью! Ошеломляюще прекрасной реальностью.

Полина повернулась, бросив взгляд на будильник: «Половина одиннадцатого. Господи, неужели можно спать так долго, спать без тревожных сновидений, без размышлений над кошмарным вопросом: что делать?». Молодая женщина легко поднялась и по-кошачьи грациозно потянулась. Ленивая улыбка блуждала по приоткрытым губам, пока она принимала душ, а затем выбирала одежду, остановившись на очаровательном сиреневом платье из тонкого кашемира. От середины плеча и до талии по нему спускались белые и темно-синие полосы. Оно очень нравилось Роме, нравилось раньше, он сам говорил. Полина надеялась, что понравится и теперь.

«Мария Ольшанская, семейный психолог», - тисненными серебристыми буквами отпечаталось на кусочке бело-голубого картона. Маша раздраженно отшвырнула в сторону свою визитку и откинулась на спинку крутящегося кресла.

Семейный психолог, в любимом кабинете любимого офиса, готовилась начать обычный ежедневный прием. Интересно, что бы сказали ее пациенты, узнав про ее собственную самую большую проблему? Маша горестно улыбнулась, у специалиста по семейному профилю семьи, как таковой, не было. Конечно были родители, но она вот уже почти как пять лет жила отдельно от них, с тех пор, как решила практиковать в городе на Неве.

Какая глупость, бросить работу в крупном столичном центре, бросить друзей и перечеркнуть всю прошлую жизнь. Ради самых прекрасных в мире глаз, но они больше никогда не посмотрят на нее с любовью. Ради надежных сильных рук, почувствовать объятья которых - лишь невозможная мечта.

Работа помогла ей не сойти с ума, остаться жить в роскошной трехкомнатной квартире, купленной Сергеем. Но что это с ней сегодня? Как она разрешила себе вновь произнести это имя? Имя, ставшее клеймом судьбы на ее сердце. Шли дни, слагались в месяцы и года, но место Сержа в нем оставалось по-прежнему занятым. Другие не умели смотреть так, что мир вокруг останавливался, замирал. Не умели целовать, вызывая такую ответную бурю эмоций, что становилось страшно. Страшно от осознания, что эти поцелуи и ласки были жизнью ее души.

Недавно она встретила человека с похожим взглядом, разумеется, не в качестве новой любви. Он был мужем ее подруги. И то, что Маша прочла в янтарных глазах, устремленных на Полину, заставило ее вопреки всякому здравому смыслу провести параллель между двумя совершенно разными людьми. Их объединяло одно - они имели совершенно уникальную способность пронзительно любить, они любили, даже уходя и отрицая.

Полина очень долго не соглашалась принять подарок небес, Маша не могла ее за это винить, она просто не знала его цены! Она не знала, что это значит - жить, растворяясь в волшебном пламени разделенной любви, любви безбрежной, единственной, неповторимой. Не знала, как это просыпаться по утрам рядом с мужчиной, который дышит с тобой в одно дыхание. Не знала, как восхитительно рядом с ним все, абсолютно все, даже ссоры, после которых обязательно последует страстное примирение. Быть с ним в самом центре одной вселенной на двоих.

С другой стороны ей также не довелось познать: что означает такую любовь потерять, потерять неожиданно и жестоко. Даст Бог, Полина никогда не почувствует этой невыносимой боли, которая со временем утихнув, оставалась в сердце вечной незаживающей раной. Их с Ромой история только начиналась, история совершенно иная, но в тоже время такая похожая.

«Серж», – тихо позвала Маша в пустоту. Вопреки всему она еще не забыла, как звучит это имя, не забыла, и сейчас было поздно прогонять налетевших призраков прошлого. Опуская голову на руки, Мария почувствовала, как ресницы обожгли первые соленые капли.

Глава 4

-Полина, как ты не можешь понять, что это никогда не закончится! – расхаживая взад-вперед по гостиной, выговаривала дочери Надежда Аркадьевна, судорожно сжимая подрагивающие от волнения пальцы, – Мы не сможем жить спокойно, ни в этом доме, ни где-либо еще!

Но ее девочка вот уже как последние полчаса обреченно молчала, расширившимися от непролитых от слез глазами глядя прямо перед собой.

-Твоему отцу следует благодарить судьбу за то, что он сейчас находиться далеко отсюда! Этот кошмар случился по его вине! - голос женщины сел, становясь безликим и рваным, - ведь Никитка мог быть там с вами, ребенок мог пострадать, ты отдаешь себе в этом отчет?

-Мама, чего ты от меня ждешь?- наконец отозвалась Поля, бесконечно устало и глухо.

-Я хочу, чтобы ты сделала то, что желала предпринять раньше, - Надежда посмотрела ей прямо в глаза, - Роман в порядке, память к нему тоже вернется! Но сейчас ты должна думать о себе, о себе и о сыне!

-Что ты имеешь в виду, мама? - непонимающе выговорила девушка, - что именно я должна сделать?

-Собирай вещи и уходи из этого дома! Разводись, Полина! – отчаянно отозвалась Надежда.

Подобный совет давался ей отнюдь не легко, но парализующий страх, вызванный недавним покушением, заглушил слабый голос совести.

-Мама, неужели ты правда считаешь, что я могу так поступить? – голос девушки отчетливо дрогнул.

Надежда Аркадьевна замерла, внимательнее взглянув на свое повзрослевшее дитя, и то, что она увидела в бездонных серо-голубых глазах, лишь сильнее встревожило материнское сердце.

-Не считаю, – медленно вымолвила она,- и именно потому прошу тебя поступить разумно. Не идя на поводу у эмоций.

-Это мой муж, мама, - резко вскакивая с кресла, вскричала Поля, - мой муж, отец моего ребенка и кто-то с завидным постоянством хочет его убить!

-Полина, видит Бог, я хочу, чтобы было иначе, - напряженно выдохнула женщина, -но между вами нет близости дочка, душевной связи. Он не верит тебе, не верит даже теперь. А что будет, когда память вернется? Что тогда будет?

-Рома мне верит и я ему тоже, - еле слышно возразила Рябинина .

-Тогда почему он уехал, не сказав тебе и пары слов? - помолчав, вопросила Елецкая, - ничего не объяснив! И так он делает каждый раз, не обращая внимания на твое беспокойство, на твои слезы!

-Мама... - умоляюще выговорила девушка.

В глубине души Полину тоже мучительно беспокоил этот вопрос. Ни по дороге домой, ни уже по приезде, Роман не произнес ни единого слова. Мужчина, целовавший ее на пляже со сказочной нежностью, исчез, словно его вовсе и не существовало.

-Хорошо, дорогая, – мрачно кивнув, уступила Надежда, – я пойду, посмотрю: как там Никитка.

-У меня совсем нет времени на сына, – горько заметила Поля, - вероятно я все же плохая мать.

-Не говори ерунды, - искренне возмутилась Надежда Аркадьевна, - и не изводи себя еще и этим.

Роман гнал свою белую тойоту-камри на предельной скорости. Безумие, но все, что происходило с ним вплоть до сегодняшнего дня, оказалось только прелюдией. Прелюдией той дикой боли, что он испытал пару часов назад и которая все еще сжигала его изнутри. Он не хотел этого знать, не хотел помнить! Увы, судьба отказала ему даже в подобной малости. Воспоминания резали по сердцу, будто каленым железом.

Она солгала! Солгала, потому что пожалела. Потому что так понимала свой долг. Проклятье.... Лучше бы она подписала то несчастное разрешение, о коем однажды сказал его лечащий врач. Но нет....

Вместо того, чтобы оставить его умирать, жена поступила много хуже. Поманила несуществующим чувством, обманной любовью заставила хотеть жить. Заставила поверить себе, поверить и вновь впустить в душу.

Все это было лишь фарсом. Все, а особенно ситуация с янтарем и компанией. Роман горько улыбнулся. Та Полина, что он помнил и знал, собственными руками надела бы на него наручники, дабы соблюсти свой неписаный кодекс справедливости. Что же изменилось теперь?

Что вынудило ее на капитуляцию? Желание отомстить? Поиграть с его сердцем и нанести сокрушающий удар.... Жестоко, гораздо больнее чем что-бы то ни было иное, непреходящая мука. Находиться с ней рядом и больше не иметь права прикоснуться, обнять, поговорить по душам.
Наверно, впервые в жизни он готов был просить пощады, но в том не было никакого смысла, на жалости невозможно построить семью, ему это было известно как никому другому.

Машина незаметно влетела на подъездную аллею, ведущую к дому, и Полина съежилась, сидя в давящей темноте гостиной, от скрипа взвизгнувших тормозов. Лишь сейчас ей открылась жестокая истина: ее любящего ласкового мужа больше не существовало, его уничтожил разочарованный жизнью мужчина.

Поначалу девушке показалось, что он пьян, потому как Роман прошел к лестнице нетвердым сбившимся шагом, и, поднимаясь, тяжело ухватился за перила. Но спиртным совершенно не пахло.

Принуждая себя встать на ноги, Поля неуверенно поднялась и тихонько последовала за мужем, полагая, что супруг направляется в спальню. Однако Рябинин устремился прямиком в комнату сына.
Холод добрался до сердца и сжал его стальною рукой. Что если Рома отнимет у нее Никиту? Накажет свою лживую жену за обман...

Впрочем мысли Рябинина пребывали весьма далеко от планов возмездия. Молодой человек прошел на середину детской, и, скинув пиджак, швырнул его на банкетку. Затем приблизился к кроватке, опускаясь возле нее прямо на пол. Он, не отрываясь, смотрел на крошечное личико их сына, понимая, что случилось то, чего он всегда боялся. Его больше не защищали злость и разгульная жизнь, ничего на свете не могло защитить его от предстоящей изощренной пытки. Полина, его красивая изысканная жена, единственная любимая женщина, была такой близкой все это время, была рядом. Но она не любила, она испытывала к нему лишь сострадание, сострадание к человеку, попавшему в беду. Спасения не было, выхода тоже не было, раньше он мог как-то жить без нее, теперь это определенно сделалось невозможным.

Глава 5

Надежда Аркадьевна только что показалась на пороге кухни, как сразу же сделала маленький шаг назад, заслышав доносящиеся с лестницы смех и голоса. Спустя пару секунд в поле ее зрения появился зять, по привычке спускавшийся чуть впереди Поли.

-Мама расстроится если мы снова пропустим завтрак, - виноватые нотки в голосе дочери смешивались с иными, наполненными радостью и любовью.

-Реабилитируемся за ужином, – остановившись на последней ступеньке, Рябинин обернулся и притянул жену к себе, горячие ладони обняли хрупкую талию, – ты позвонила Маше?

-Нет, я свяжусь с ней из машины, – руки Полины мгновенно отозвались на желанную ласку, – мы больше не можем заставлять Диму ждать.

-Ты помнишь: о чем мы договорились, любимая? - в янтарных глазах мелькнули тревожные огоньки.

-Я помню, родной, – мягко отозвалась девушка, - и выполню свое обещание.

Она несмело обняла мужа за шею, отыскивая желанные губы и растворяя его тревогу в солнечных искрах.

Надежда задумчиво качнула головой и, улыбнувшись как можно непринужденнее, все же вышла в гостиную.

-Доброе утро, мои дорогие, – по обыкновению весьма сдержанный голос сегодня звучал с отчетливой теплотой.

-Доброе утро, - вторя друг другу, отозвались молодые люди, и не подумав разомкнуть недавних объятий.

-Вы решили совсем отказаться от еды? - шутливо нахмурив бровь, Надежда взглянула на детей с напускной строгостью.

-Мамочка, не волнуйся, пожалуйста, нам необходимо быть в офисе как можно скорее, но к ужину мы постараемся не опоздать, – смущенно потупилась Полина.

-Перекусите чем-нибудь днем, – сдаваясь, напутствовала Надежда, - совершенно недопустимо так относиться к своему здоровью.

-Никитка уже проснулся? - стараясь сменить щекотливую тему, вдруг спросила Полина.

-И даже успел позавтракать, в отличие от своих мамы с папой, - и не подумала отступиться родительница.

Впрочем она успела заметить некое беспокойство дочери и тут же примирительно улыбнулась:

-Только подождите одну минутку, я кое-что принесу.

На мгновение скрывшись в дверях кухни, Надежда вернулась с флаконом таблеток в руках.

-Рома, я вчера обнаружила их в гостиной, держи, а то опять забудешь принять, - лекарство легло в протянутую ладонь молодого человека.

-Спасибо, - несколько растерянно выговорил он, машинально отметив, чо судьба преподнесла ему очередной сюрприз.

Не успев сделаться любимым супругом, он получил еще один новый статус, вдруг оказавшись желанным зятем. И все же в глазах так похожих на Полины читалась явная настороженность. Надежда не раз уговаривала девушку развестись и положить конец бесконечной череде расставаний и ссор. Огромным усилием воли Рябинин взял себя в руки, отгоняя тяжелые воспоминания и отвечая теще теплой улыбкой.

-Ждем вас к семи, к этому времени привезут заказ из "Причала" - на прощанье напомнила Надежда Аркадьевна.

Серж гнал свою дорогую игрушку, как изволил выразиться донельзя недовольный им босс, по мокрой утренней трассе, пытаясь стряхнуть с души осадок неприятного разговора. Увы, разогнать налетевшие тучи оказалось совсем не легко, а ведь раньше подобное никогда не представляло труда.

«Тебе пора сменить оперативный псевдоним, какой из тебя, к лешему, защитник!» - надсадный металлический голос звучал в ушах, и на этот раз возразить ему было абсолютно нечего. Он совершил столько промахов подряд, что настойчивое требование Консула - сохранить их альянс по меньшей мере удивляло. Особенно принимая во внимание тот факт, что поначалу они почти откровенно не ладили. Не удивительно, ведь вынужденный союзник воспринимал навязанное сотрудничество в качестве малоприятного шантажа.

Уговорами и посулами Паладин день за днем добивался необходимого согласия. Савицкий сжал руль непослушными пальцами: «Чертов Феликс, как некстати ему восхотелось проложить свой янтарный коридор!».

Еще хуже обстояли дела с покушениями на жизнь посредника, попытки повторялись одна за другой, становясь все точнее и изощреннее. Весь его опыт и инстинкты кричали, что Борзов не имеет к ним отношения. Даже сейчас Сержа брала дрожь при воспоминании о недавних затяжных прыжках с Консулом. Лишь благодаря последнему он сам не отправился на тот свет, уже по настоящему, а не согласно придуманной легенде. Парашют не раскрылся вовремя, досадная оплошность инструктора или чей-то коварный умысел?

Скрип тормозов слился с шумом просыпающегося города, Серж откинулся на спинку сиденья, прислушиваясь к затихающему рокоту мотора своего порше. Он понял, понял совершенно четко: случайностью был его нераскрывшийся парашют, но все остальное просто путаница. Он взял чужой ранец, ранец Консула. Вдоль спины пробежал предательский холодок, нужно думать, думать и как можно быстрее. Господи, только бы сейчас его в очередной раз не подвел природный талант, на который Сергей привык полагаться, как на самого надежного в мире партнера. В глубине души он признавал справедливой критику Ермакова. Дружба и любовь лишили его холодного трезвого профессионализма, но отказаться от человека, ставшего почти братом, и женщины, согревшей замерзшую до боли душу одним прикосновением, равнялось тому, что перестать дышать.
Пронзительный звонок телефона ворвался в унылую тишину салона сквозь гул дождя за окном и на дисплее высветилось: Маша.