– Я тебя прошу, отпусти её, – Богдану удаётся вызволить Сеньку из захвата как раз в тот момент, когда ладони Разумовского опасно смыкаются на её шее. – Позже решим, что делать, сейчас тебе нужно немного успокоиться, бро, – отодвигает кашляющую Сеньку себе за спину и кладёт руку другу на плечо. – Окей?
– Успокоиться мать вашу? – Эмиль выдаёт порцию отборных ругательств и сбрасывает с себя его руку. – Нет, с меня хватит! Я звоню ментам. Пусть забирают эту умалишённую в отдел! Таких, как она, надо держать в обезьяннике, подальше от нормального общества! Может хоть там мозги на место встанут.
Отдел. Менты. Обезьянник.
У меня очень богатая фантазия. Сразу в красках представляю свою Сеньку в тюрьме...
О Боже!
Начинает потряхивать на нервной почве, ведь ситуация принимает чрезвычайно серьёзный оборот.
– Ей нельзя сейчас в ментовку, к предкам вернут, – качает головой Лёша.
– Да мне как-то похрен! Ты в курсе, сколько стоила эта чёртова шуба? – орёт блондин.
– Да сколько бы не стоила! Как ты не поймёшь: грех носить на себе шкуры мёртвых животных! – подаёт голос Сенька, по моему мнению, явно возомнившая себя бессмертной. – Не переживай. Мы совершили благой поступок. Пять очков к карме.
Да замолчи уже, глупая!
Поздно.
– Зараза! – Разумовский снова бросается в её сторону, но Галдин успевает схватить его сзади, тем самым не позволив парню к ней приблизиться.
– Эмиль, пожалуйста, – тоже встаю между ними. – Я знаю, это была очень-очень дорогая вещь. Обещаю, мы что-нибудь придумаем и обязательно с тобой рассчитаемся, – быстро-быстро тараторю, глядя в его глаза, полыхающие яростью.
– Рассчитаетесь? – он откровенно смеётся, запрокинув голову назад. – У вас отродясь такого бабла не было.
Н-да. Честно говоря, я и сама не очень-то верю в слова, которые произношу, но какие ещё есть варианты? Он же просто прибьёт нашу дурочку, поскольку пребывает в состоянии крайнего бешенства.
– Падлюка, – шипит змеёй.
– Братан, остынь.
– Нет. Эта ненормальная совсем берега попутала и безнаказанной не останется!
– Хорошо, только давай без рукоприкладства, ей и дома этого сполна хватило, – продолжает вступаться за Сеню Богдан.
– Я не догоняю, Сухоруков, вы МОИ друзья или чьи? – сощуривается блондин, возмутившись.
– Нельзя её трогать. Девчонка, – подключается Лёха.
– Это не девчонка. Это хренов дьявол в юбке!
Бриж испускает нервный смешок.
– Пожалуйста, ребят. Можно мы сейчас уедем? – уже фактически молю, мечтая лишь об одном: поскорее оказаться за воротами этого дома.
Хочется зарыдать, хотя я не плакса. Теперь понимаю, почему грудь жгло дурное предчувствие. Между прочим, ещё тогда, на вокзале.
– Идите на улицу, сейчас подъедет машина, – кивает Богдан, доставая телефон. – Эмиль, дружище, давай поговорим, – уводит его к лестнице.
Пользуясь случаем, буквально выталкиваю подругу за дверь.
– Только попробуй свалить из города, Гном! Из-под земли достану! – последнее, что слышим вслед от Разумовского.
– Угрожать мне ещё будет? Полудурок.
– А ты умная?! – не могу сдержать эмоций. – Что устроила? Совсем с ума сошла, Сень?
– Заслужил потому что, – дуется, отворачиваясь.
– Девушки, ваши куртки, – Нонна выносит на порог наши вещи.
– Спасибо. Хоть убей, не понимаю твоего поступка, Сень, – отчитываю подругу, надевая пуховик.
– Захотелось – сделала, – она равнодушно пожимает плечом.
– Как у тебя всё просто однако!
– Да. Просто.
– Ты создала себе тучу проблем!
– Зато ты видела его офигевшую рожу? – улыбается во все тридцать два, попадая в рукав лишь с третьего раза. – Это однозначно того стоило.
– Погугли лучше стоимость шиншилловой шубы, возможно тогда твоё веселье сойдёт на нет, – вздыхая, встречаю деда у парадных дверей и помогаю ему одеться.
В это же самое время к лестнице подъезжает автомобиль. Тот самый внедорожник, на котором мы приехали с вокзала.
Вышедший из салона водитель поднимается по ступенькам и передаёт ключи Богдану, на ходу накидывающему на себя модную, кожаную куртку и шарф.
– Отправь их с водителем. Зачем ты сам едешь? – доносится до нас недовольный голос Разумовской. – Богдан! Ты меня слышишь? – тенью следует за ним.
– Садитесь, – обращается к нам парень.
В данном случае дважды повторять не нужно. Уже через минуту мы все находимся в машине, за исключением самого Богдана. Они с Элей выясняют отношения. И, честно сказать, чисто по-женски, мне немного приятно, что я в очередной раз являюсь причиной скандала.
Положа руку на сердце, мы могли бы при желании самостоятельно выбраться из этого посёлка… Но почему бы напоследок не потрепать нервишки этой стерве? Да с удовольствием! Учитывая произошедший между нами конфликт.
– Душная семейка, – подытоживает дед, укладывая шелестящий пакет себе на ноги. – А ты, Сенька, – мой кумир.
– Пасиб.
– Дала жАру. Причём в прямом смысле этого слова.
Они на пару хихикают, чем несказанно меня раздражают.
Полюбуйтесь, пожалуйста: кому радость, а кому выть от бессилия хочется!
— За что ты её хвалишь, дед?
– За смелость, – отвечает он невозмутимо.
– Ты хотел сказать за дурость?
– Ой, ладно, не начинай опять воспитывать, Оль, – цокнув языком, бурчит Сеня.
– Никогда не думаешь о последствиях! Никогда, Сень! – подчёркиваю с досадой. – На Авдеева набросилась с кулаками. Как итог, вылетела из школы, а могла бы сдать экзамены и поступить в университет. Ничему жизнь не учит, да?
– Ага. Считай, что не учит, – отзывается нарочито беззаботно.
– Ты должна Разумовскому целое состояние! Думай, как будешь отдавать эти деньги. Или тюрьма тебя не пугает?
– Пугает канеш, но что сделано, то сделано, – философски подмечает подруга.
*********
Поездка до железнодорожного вокзала выходит довольно напряжённой. Первые минут двадцать никто ни с кем не разговаривает.
Чуть позже деда укачивает по дороге и он засыпает, периодически похрапывая. Разобидевшаяся на меня Сенька демонстративно достаёт наушники. Лёша и Богдан после звонка какого-то мужчины начинают обсуждать какое-то приложение, а я… Я устало смотрю в окно и прокручиваю в голове события сегодняшнего вечера.
Если уж по правде, я знала, что наша компания не придётся ко двору. Но всё же как хотелось, чтобы ужин прошёл нормально! В спокойной, миролюбивой атмосфере. Без скандалов и происшествий.
Дышу на стекло и рисую на нём грустный смайлик. Послевкусие отвратительное. Дело не только в сгоревшей шубе. Вспоминается неприятная беседа со змеюками, и настроение тут же стекает в минус.
«МГУ?»
«Мой тебе совет, даже не пытайся»
«Не поступишь»
«Чтобы я тебя не видела рядом с Богданом»
«Таких, как ты, считываю на раз. Думаешь, мы тебя не раскусили?»
«Своё отражение вообще видела?
«Где ты и где он? Спустись на землю и закатай губу, деревенщина!»
С самооценкой у меня всё нормально, но сейчас понимаю, что тот диалог не прошёл для меня безболезненно. Реплики, брошенные Элей, настойчиво свербят в мозгу. Её колкие слова меня задели. Как впрочем, и поведение матери Богдана, Татьяны Андреевны.
Почему эти две женщины увидели во мне охотницу – большой вопрос. Я, вроде как, с подобным типажом девушек ничего общего не имею. Ни внешне, ни внутренне.
Неужели Элю настолько разозлило наше случайное объятие с Богданом, что она успела за считанные минуты настроить его мать против меня? Скорее всего, так и есть. Она ведь уводила её куда-то.
Очень расстраиваюсь. Сникаю. Когда подъезжаем к вокзалу, совсем тягостно становится.
– Оль, может всё-таки довезти вас до Загадаево? – ещё раз спрашивает Богдан, пока дед, которого я разбудила с большим трудом, ворча и проклиная «всю мажористую рать», медленно выбирается из автомобиля.
– Электричка будет через пятнадцать минут.
– И что? На машине-то быстрее.
– Не нужно, Богдан, – вылезаю из салона. – Мы сами доедем.
– Билеты есть? – вникуда посылает вопрос Сеня.
– Нет. Надо приобресть, – поправляя шапку, сообщает дед. – И заодно отлучиться по важному-неотложному, которое невозможно поручить кому-нибудь другому.
– Пожурчать не получится, дед Мухомор. Туалет временно закрыт на ремонт. Я ещё днём пролетела, – сообщает Сеня.
– Тьфу ты! Ну пойду тогда внесу азот в почву.
Галдин смеётся.
– Билеты купите, – дед достаёт из кармана бумажную купюру и, всучив её Сеньке, направляется в сторону пролеска. Видимо, и правда, приспичило.
– Пошли, Лёх, купим им билеты, – подруга цепляет парня за руку и утягивает за собой. Специально, конечно, оставляя нас с Сухоруковым наедине.
Но оно и к лучшему...
Подхожу к нему, встаю рядом у высокого капота и прячу руки в карманы от мороза.
– Снова снегопад. Завтра утром Москва встанет.
Богдан, приподняв голову, наблюдает за тем, как с почерневшего неба сыпятся снежинки. А я, в свою очередь, украдкой наблюдаю за ним.
– Спасибо, что вступился за Сеню.
– Отделаться одним испугом вряд ли выйдет. Разумовский обязательно что-нибудь придумает.
– Не сомневаюсь. Ужасно вышло…
– Ты про шубу или про ужин? – интересуется он невесело.
– Твоя была идея? Насчёт ужина. Не инициатива родителей, так ведь? – выдаю своё предположение в лоб.
– Оль…
По его реакции вижу, что да.
– Не надо было. Между моей семьёй и твоей – пропасть.
– Тебя кто-то обидел? – поворачивается и внимательно на меня смотрит.
– Нет.
Жаловаться ему не собираюсь. Для чего? Я гораздо выше этого.
– Где твой шарф? – замечает голую шею, хотя ворот куртки я подняла.
– Забыла или потеряла, – пожимаю плечом.
Разворачивается полностью корпусом. Делает шаг вперёд. Молча снимает свой и повязывает мне на шею.
Выразить протест не успеваю, настолько ловко и быстро всё случается.
– Ты… Зачем? – чувствую, как щёки заливает жгучий румянец, пока Богдан поправляет на мне шарф.
– Чтобы не замёрзла.
Не моргая, слежу за его пальцами.
– А сам?
Раздетый же совсем!
– Я в машине. Тебе, кстати, идёт. Под шапку, – подмигивает, и глупое сердце пропускает удар.
– Моя шапка с рынка и стоит триста рублей, – непроизвольно вылетает изо рта.
– И? – хмурится он, не сообразив, к чему я высказала этот неуместный комментарий.
Мимо проносится поезд, забивая неуютную тишину, образовавшуюся между нами. Мчится, постукивая колёсами. Исчезает вдали.
– Оль? – Богдан как будто бы ждёт разъяснений.
Господи, ну предельно же всё ясно.
– Рада, что ты хорошо себя чувствуешь. Часы отдала, благодарность от твоей семьи получила, так что, в принципе…
– Ты, типа, со мной прощаешься? – смекнув что к чему, прищуривается.
– Да.
– А если я не настроен с тобой прощаться? – огорошивает вдруг.
– В каком смысле? – уточняю хмуро.
– В прямом. Ты мне нравишься, – признаётся совершенно спокойно.
– Тогда у нас проблема.
Он вопросительно приподнимает бровь.
– Потому что ты мне нет, – произношу со всей серьёзностью, на которую способна. – Не нравишься, – подчёркиваю ещё раз.
– Да я понял, не поясняй, – несколько растерянно улыбается.
Ну вот, сказала.
Очень трудно в этот момент смотреть ему в глаза, но я храбро не отвожу взгляд.
– Занятно... – хмыкает, потирая подбородок.
– Прости, – вырывается у меня всё-таки.
Отворачиваюсь. Не могу больше. Как-то гадко и больно на душе становится.
– За что ты извиняешься? Спасибо за честность, Оль.
От моей прямолинейности парень явно в шоке, хотя вида не подаёт.
– ОЛЯ! ОЛЬ! – громко орёт дед на всю Ивановскую. Рядом с ним Сенька и Лёха.
– Чего?
– Хватит с Москалём чирикать. СЮДА ИДИ! Электричка через минуту!
Вздыхаю.
– Ну… Я пошла, – бормочу рассеянно. – Пока, Богдан.
Трусливо сбегаю, так и не взглянув на него больше...