Глава 27

Во вторник я, лихо опаздывая, реактивно несусь в метро.

Раз. Два. Три.

Ловко вклинившись в поток таких же утренних торопыг, заскакиваю в вагон поезда.

Устроившись у противоположной двери, достаю из кармана пуховика телефон. Переключаю песню в плэйлисте, смотрю на часы. В принципе, укладываюсь вроде. Должна нормально успеть к паре, так что можно немного перевести дыхание. Аж вспотела вся, пока бежала.

Почему, собственно, вышла позже обычного… Приключилась у нас с девчонками одна неприятность. На стиралке оторвало шланг, и на пол хлынула вода. Чуть соседей снизу не затопили. Благо, Сенька всё вовремя вырубила и перекрыла, пока мы с Асей лазали на карачках с тряпками в руках.

Н-да… То ещё бодрое утречко выдалось. Проснулись все и сразу.

Прислоняюсь к поручню. Спать хочу неимоверно, вчера допоздна засиделась с учебниками.

Тяжело, но куда деваться. Зимой сессия, и сдать её мне надо хорошо. По-любому.

Рассматриваю пассажиров вагона. Такие разные люди вокруг. Школьник в огромных меховых наушниках. Мужчина в строгом пальто, с кейсом в руке. Пенсионер в компании дремлющего у его ног бигля. Молодой человек с красным ирокезом на голове. Девушка в короткой миниюбке и тигровом полушубке. Укладка, макияж, полный парад…

Поезд замедляется на очередной станции. И тут, знаете, прямо как в кино: в потоке входящих вижу Его. Выделяется очень на общем фоне.

Дорогими вещами.

Походкой.

Выражением лица.

Ещё и букет в руках держит.

Что он тут делает?

Поразмышлять на эту тему особо не успеваю. Богдан тоже меня замечает.

Вижу промелькнувшее в его глазах удивление, однако парень и не думает тушеваться. Уверенно шагает по направлению ко мне. Встаёт напротив, заслонив таким образом от других пассажиров. Молча отдаёт не по осеннему яркие цветы. Наклоняется ко мне, забирает себе левый наушник.

Так и едем до станции «Университет», слушая на пару мой незатейливый плэйлист.

Богдан, не стесняясь, смотрит прямо на меня. Я – куда угодно, только бы не пересекаться с ним взглядом.

Помогает этот трюк плохо. Знаете, как это бывает. Человек вдруг заполняет собой всё окружающее пространство. Не можешь расслабиться. Спокойно и размеренно дышать.

Честно сказать, момент в вагоне метро показался мне не менее волнующим, чем эпизод, случившийся на стадионе в памятный дождливый вечер.

К тому времени, как мы выбираемся из подземки, я осознаю это особенно чётко.

Довольно странно идти вот так рядом, не разговаривая, однако что-то особенное в этом определённо есть…

Забегая вперёд, скажу, что так будет продолжаться всю неделю, ведь Сухоруков станет поджидать меня у выхода из метро.

Каждый раз с цветами.

Каждый раз проделывая одно и то же. Воруя наушник и молча провожая до нашего корпуса МГУ.

Заговорит Богдан со мной только в пятницу. Позовёт на вечернюю игру, предоставив своего рода реванш. (Я же возмущалась, что победу он тогда одержал несправедливо).

*********

И вот дежавю.

Поле. Две мужские команды и я. Естественно, играю за Игнатова.

Что за матч получается! Просто класс! Такая крутая атмосфера.

Мне вдруг становится легко… Я ощущаю себя совершенно свободной. Чувствую бьющийся в груди адреналин, задор и какое-то ненормальное веселье.

Происходит трансформация и в поведении Богдана. В глазах горит азарт. На хмуром лице появляется улыбка, которая так мне нравится.

Есть ощущение, что именно здесь, на стадионе, мы оба отпускаем себя и преодолеваем ту дистанцию, на которой, не сговариваясь, держали друг друга всё это время.

Смеёмся. Выражаем различные эмоции от досады до искренней радости. По очереди падаем на траву. Забиваем голы.

И да. Я проигрываю. Со счётом пять три. Так уж выходит.

– Смотри, снег! – восклицаю поражённо, раскрывая ладонь навстречу снежинкам.

– Ноябрь, – пожимает плечом. – Как бы пора уже.

– Красиво.

Первая метелица.

– Оля! Оль! – раздаётся громкое.

Оборачиваюсь.

У трибун стоят Сенька с Лёхой. И уже отсюда я внезапно понимаю: что-то случилось. Что-то нехорошее, недоброе. Вы спросите, откуда знаю? Не смогу объяснить.

Быстро пересекаю поле, добегаю до ребят за считанные секунды.

– Что случилось? Ты здесь, – обеспокоенно смотрю на подругу, явно сорвавшуюся сюда с работы.

– Привет. Я не смогла до тебя дозвониться, пришлось приехать.

– Что случилось? – словно попугай, повторяю свой вопрос.

– Ты только это, не волнуйся, Оль, – успокаивает заведомо.

– Сень!

– Со мной связалась Матвеевна.

– Дед… – шепчу испуганно.

– Ему стало плохо, Оль. Сердце, – поясняет осторожно, и внутри меня всё холодеет.

– Господи! Он…

– Не переживай. Скорую вызвали, укол сделали. Оль, – вижу, как она мечется: сказать или не сказать.

– Говори, ну!

– Тебе мать не звонила, не писала? – заходит издалека.

– Звонила, но я не брала трубку, – признаюсь тихо.

– Она приехала в Загадаево, с этим своим Гитлером.

– Что? – ошарашенно моргаю.

Приехала в Россию?

– Со слов Матвеевны, по стечению обстоятельств подслушавшей разговор, дед и твоя мать прилично так поскандалили. Немца Корней выставил из дома.

– Дедушке стало плохо из-за ссоры с матерью? – доходит до меня внезапно.

– Разнервничался, растревожился. Давление поднялось, ну и… – она замолкает.

– Но что конкретно там произошло?

– Матвеевна сказала, что сути не уловила. Вроде как речь шла о какой-то квартире. Точнее о её срочной продаже.

Ничего понять с ходу не могу. А потом вспоминаю. Дед собирался в Москву на этой неделе. К юристу хотел идти. Со мной. Чтобы дарственную делать.

– Мне надо на электричку.

Домой. К нему.

– Я собрала всё необходимое, – Сеня кивает и отдаёт мне мой рюкзак. Конечно, подруга наперёд предугадала, что решу ехать. – Я там денег тебе немножко положила. Мало ли, вдруг нужно будет заплатить врачу или купить лекарства.

– Спасибо, – обнимаю её крепко-крепко.

– Ты мне только позвони, сразу как доберёшься, хорошо? – гладит по щеке. Целует.

– Ладно. Который час?

– Семь пятнадцать, и… чёрт, – закусывает губу. – Это проблема. На восьмичасовую электричку до Загадаево тебе ни за что не успеть. Даже если на такси до вокзала поедешь.

Блин-блин-блин.

– Идём, я отвезу, до деревни, – раздаётся за моей спиной голос Сухорукова.

– Ты же без машины, Богданыч, – напоминает ему Лёха.

– Оль, переодевайся, буду ждать тебя у выхода, –произносит тот решительно.

*********

Поспешные сборы.

Такси.

Пятнадцать минут спустя мы с Богданом спускаемся на подземную парковку незнакомого элитного ЖК, попасть на территорию которого не так-то легко.

Парень останавливается у одной из новороченных иномарок и нажимает на кнопку брелока.

– Садись.

– Чья это машина? – замерев в растерянности, настороженно интересуюсь.

– Разумовского.

– Он точно не будет против?

– Не будет. Я написал ему, что возьму тачку, когда мы ехали в такси. Садись, Оль.

Колеблюсь.

Недолго.

Я не в тех обстоятельствах, чтобы крутить носом, поэтому делаю то, что мне говорят. Занимаю пассажирское сиденье.

До МКАДа доезжаем в полной тишине, а потом я всё-таки не выдерживаю.

– Какие у вас теперь взаимоотношения с Эмилем?

– Нормальные.

Нормальные.

– Серьёзно? Ты бросил его сестру прямо накануне свадьбы.

– Оль… «бросил» – слишком громко сказано.

– Как есть.

– Эмиль изначально прекрасно понимал, чем кончится эта глупая затея родителей.

– И всё же…

– Он был в курсе того, что я собираюсь расстаться с Элей. Мы поговорили накануне.

Захлопываю рот. Удивлена, что сказать.

– И как он отреагировал?

– Спокойно.

– Не понимаю, как такое возможно.

– Эмиль – адекватный пацан. Одобряет моё решение, потому что разойтись сейчас – здравая мысль. Давно к тому шло.

– А твои похождения налево он тоже одобрял? – вырывается из моих уст непроизвольно.

– Оль…

– Ну а что Оль? – невозмутимо хлопаю ресницами.

– У нас с Элиной были свободные отношения.

– Она-то об этом знала? – язвительно комментирую.

– Естественно знала.

– И в чём же заключаются такого рода отношения? Каждый из вас может проводить время как хочет и с кем хочет? – озвучиваю предположение.

– Да.

Качаю головой.

– И ты считаешь, что так должно быть? – выгибаю бровь. – Извини, конечно, что спрашиваю. Мне просто любопытно.

– Любопытно что?

Вздыхаю. Сцепив пальцы в замок, отвечаю:

– Как можно делить своего человека с кем-то ещё, если любишь?

– Ключевое слово «если», – останавливается на светофоре.

– Пусть не было любви, но как насчёт элементарного уважения друг к другу?

Нет, пожалуй, это за гранью моего понимания…

– Оль, – трогается с места, смотрит в левое зеркало и перестраивается в другую полосу. – Давай объясню тебе один раз, и больше мы к этой теме возвращаться не будем.

– Ты не обязан объясняться, – спешу заверить. – Это ваше личное.

– Мы с Элей периодически проводили время вместе, но меня никогда не тревожил тот факт, что она может зависнуть с кем-то ещё.

– То есть?

– Я гулял, да. Не скрываю. Но и Разумовская – далеко не ангел. Бывало, путалась не по трезвости с кем-то из общих знакомых. Это я не к тому, чтобы как-то себя оправдать. И нет, я не считаю это нормой, просто у нас было так. Обоих до поры до времени этот расклад устраивал.

– Ясно. И отвратительно.

Сугубо моё мнение.

– Всё познаётся в сравнении, Оль. Например, сейчас я чётко осознаю, что делить с кем-то своего человека, как ты выразилась, уже не смог бы.

– Странно, что за метаморфозы произошли с тобой, – тихо говорю, уставившись на снегопад, развернувшийся за стеклом.

Есть ощущение, что я хожу по тонкому льду, рискуя под него провалиться, но остановиться, увы, не получается.

– Я имею ввиду…

– Влюбился я, по ходу, Оль, – выдаёт он, перебивая.

– Хм.

– Там не то что делить… Всех хочется отогнать от неё, – размышляет он вслух. – Хочется выбить зубы назойливому другу. Хочется, чтобы улыбалась только мне одному. Доверяла. Позволяла держать за руку и называть своей.

Пока он говорит всё это, я не дышу, клянусь.

В груди тепло вязкой, тягучей патокой разливается. Сердце колотится как дурное.

– Ты извинился перед Антоном? Он мне рассказал…

– Я погорячился. Перегнул.

– Перегнул – слишком мягкая формулировка. Хорошо, что ты это понял. Разбил ему нос прямо в день рождения! – меняю тон на осуждающий, ведь тот его поступок до сих пор не укладывается в голове.

– У тебя с ним реально ничего? – уточняет вдруг, и мы сталкиваемся в темноте глазами.

– Ничего, разумеется!

– Вы собирались в кино… – приводит якобы веский довод, указывающий на обратное.

– И что? У Антона нет друзей в Москве. Он попросил составить ему компанию.

– А мой полузащитник? Куда тебя звал?

– На вечеринку, но я не пошла.

– Он тебе нравится?

– Нет.

– А Ершов?

– Что Ершов?

– Во вторник что от тебя хотел? Я видел вас у гардероба. Вы разговаривали.

– Это преступление, что ли? И вообще, что за допрос? – недовольно ворчу, отворачиваясь к окну.

– Миронова…

– Покататься на его спорткаре предлагал.

– И чё ты не согласилась? – чеканит после паузы.

– Я, по-твоему, похожа на круглую идиотку? – начинаю злиться.

– Почему?

– Репутация Ершова бежит впереди него. Сколько первокурсниц «покатал» уже?

– То есть дело только в его репутации? – прищуривается.

– Не только, – отвечаю раздражённо.

Признаваться в том, что мне нравится другой парень, не намерена. Ещё чего! Обойдётся!

– Я поговорю с ним.

– Это ещё зачем?! – пищу возмущённо.

– Затем, что надо, – цедит сквозь зубы.

– Это лишнее. Наберу-ка я деда, – достаю телефон, чтобы таким образом прервать наш неудобный диалог.

Звоню.

Слушаю длинные гудки.

Набираю следом мать.

Она тоже не поднимает трубку.

Что там у них творится? Душа не на месте.

– Не отвечают?

– Нет. Сколько нам ещё ехать? – гипнотизирую экран смартфона, надеясь на то, что кто-то из родных удосужится мне перезвонить.

– Сейчас по платке двинем. Думаю, максимум час – и мы там, – сворачивает согласно указателю.

Загрузка...