Глава 5

Корней Степанович поднимается из-за стола и, приложив кулак к больной спине, чешет вслед за внучкой.

Эх… Чужая семья – всегда потёмки. Кто его знает, почему дед так ополчился на этого немца. Может, у них какой-то конфликт был. А может, Корней не хочет принимать иностранца исключительно по своим личным причинам.

Накладываю себе в тарелку Оливье. Подбавляю пюре, беру куриную ножку. Всё это складываю в одну тарелку. Мать схватилась бы за сердце, если б увидела. Отчитала бы стопудово. Пришлось бы прослушать часовую лекцию о том, что подобное свинство в приличном обществе недопустимо.

Но матушки сейчас рядом нет, так что я вполне могу себе позволить просто насладиться вкусной едой. Ну так ведь?

Закидываю в рот кусочек салями. Присматриваюсь к тем блюдам, что стоят на столе. По-любому надо попробовать второй салат, кабачки и те симпотные рыбные бутерброды. Выглядит весьма аппетитно.

Пока я самым наглым образом набиваю до отказа довольный желудок, Оля и дед ругаются. Точнее ругается только дед. По крайней мере, именно его голос звучит на весь дом.

Он возвращается в комнату аккурат к тому моменту, как я почти опустошаю тарелку. Злющий и заведённый, ковыляя, направляется в сторону кухни. По пути бормочет что-то на старо-ругательном.

И как только девчонка его выносит? Без железного терпения точно не обойтись. Характер у него лютый…

Доедаю салат и решаю найти Олю. Она ведь, возможно, сидит ревёт. Можно успокоить и напомнить о том, что лучшие годы у неё ещё впереди. Немного подождать надо.

Морщусь и хватаюсь за рёбра. Похоже, слишком резко встал.

Интересно, там трещина или перелом? Ощущения прям меганеприятные. Ещё раз стоит отдать должное нападавшим, отпинали меня толпой как следует. Такое впечатление, что болят все органы сразу.

Медленно иду по коридору, пытаясь распознать, где находится девичья обитель. Действую методом логического исключения. В этой комнате я проснулся, здесь справа туалет и ванная. Значит, надо пилить в ту дальнюю.

Подхожу к двери, дважды стучу. Тут же открываю. И дверь и рот одновременно…

Бамс!

Что-то прилетает мне в лоб.

– Ой! – пищит Оля, сидящая на кровати. Одновременно с этим испуганно округляя глаза и прижимая ладонь ко рту.

Поднимаю руку.

Ёпрст. Это что? ДРОТИК?

Недоуменно на него смотрю.

– О, Господи! Прости, пожалуйста, – верещит девчонка, вскочив с постели.

Я тем временем замечаю на обратной стороне двери круглую дощечку, разделенную на концентрические круги и сектора.

Любопытно.

– У вас тут в Загадаево попробуй выжить. В лесу не грохнули, так тут заколют насмерть, – усмехаюсь, рассматривая дротик, зажатый меж пальцев.

Хм. Добротный такой, между прочим. Старого формата.

– Я не хотела, извини, – повторяет виновато. – Ты появился так внезапно, я не успела среагировать. Щас принесу аптечку. У тебя кровь, – ураганом выбегает из комнаты. Даже возразить не успеваю.

Пока Оли нет, с интересом разглядываю окружающее пространство. Надо сказать, удивление вызывают многие вещи. От допотопного компа, подобных которому я не видел лет эдак десять, до плакатов, развешанных на стенах. Отовсюду на меня смотрит Майкл. Который Джексон. Ниче не хочу сказать, он, бесспорно, крутой, но разве слушают его современные девчонки? Оля вот первая из этого списка. И последняя.

Следующий сюрприз поджидает на полке. Сначала мой взгляд падает на центральную фотку. Футбольное поле. Сплошь пацаны и… среди них Оля.

Что за прикол?

На других снимках Миронова уже с девчонками, но тоже в спортивной форме, с номером восемь на груди. Моя любимая цифра, кстати.

А вот и грамоты-дипломы. Так что тут у нас… «За победу в районном матче по футболу», «За участие в спартакиаде».

– Я тут. Давай обработаем, – слышу за спиной.

– Брось, Оль, там ерунда, – отмахиваюсь я.

– Ничего не ерунда, иди сюда, – настойчиво зовёт она. – Кошмар, я ж могла случайно попасть тебе в глаз. Какой ужас! – причитает взволнованно.

– Ну ниче. Было бы в нашей семье два пирата, – поворачиваясь к ней, выдаю, хохотнув.

– То есть?

– Собаку так зовут, – поясняю, подставляя пострадавший лоб для оказания помощи.

– Прости, ради бога, – осторожно касается ранки ватным диском, смоченным в перекиси. – Дед никогда сюда не заходит, Сенька, моя подружка, сперва громко предупреждает о том, что намерена вторгнуться в моё личное пространство, поэтому я не переживаю и спокойно ловлю дзен таким образом.

Плачет она. Ну-ну, Богдан. Успокаивается, когда фигачит дротиками по мишени.

Занятно.

Внимательно рассматриваю девчонку. Вблизи она кажется ещё симпатичнее. Причём, красота эта натуральная. Естественная.

На её лице отсутствует косметика. Разве что ресницы накрашены, и то не уверен. Чистая, бледная кожа. Широкие, но изящные русые брови. Чуть вздёрнутый нос. Пухлые губы.

Блин, красивая. А в этот момент особенно. Потому что опять, как и в зале красочно смущается, отчего её щёки незамедлительно приобретают нежно-розовый оттенок.

– Готово, – заклеивает место повреждения пластырем и отходит. – Ку-ку.

Засмотрелся, да.

– Ты играешь в футбол? – киваю башкой на фотки.

– Ага, с восьми лет, – широко улыбается.

Присвистываю даже. Вот это поворот.

– В нашей команде я – нападающий, но в принципе, могу за любого игрока сыграть. У нас тренер классный, Лев Георгич. Он многому меня научил, – чувствуется, что отзывается об этом мужике с какой-то особой теплотой.

Футбол.

Представить худенькую Олю на поле в роли форварда – не выходит совершенно. Ну правда, ни за что не подумал бы, что она увлекается чем-то подобным.

– Так, вот что… – вскидывает руку с часами. – Пошли за стол. Деда нельзя сейчас оставлять одного надолго. Не то променяет нашу компанию на что-нибудь горячительное.

– Вы поругались из-за звонка матери? – имею наглость спросить.

Оля тяжело вздыхает и как-то вновь разом сникает.

– Понимаешь, у мамы новая семья. Из-за этого мы достаточно редко видимся. От силы раз в год, и то не всегда.

– Ясно.

– Дед обижается на неё, конечно.

– И не отпускает тебя в Германию…

– Не отпускает.

– Хотя ты вполне могла бы без проблем слетать туда.

– Могла бы. Мама даже как-то забронировала билет, но мы с дедом поскандалили и… в общем, я никуда не поехала.

– Боится отпускать тебя в другую страну? – озвучиваю своё предположение.

– Угу. Ну, пошли? А то двенадцать скоро, – она как-то резко обрывает наш разговор. Опускает взгляд и спешит выйти в коридор.

*********

Вскоре все мы снова собираемся за праздничным столом: Я, Оля и Корней Степаныч. Последний, кстати, оказался отходчивым. После беседы с внучкой, состоявшейся на кухне, старик вернулся в комнату не в самом дурном расположении духа. Видимо, дело в том, что он не может долго злиться на внучку, иначе не сидел бы здесь сейчас.

– Дед, давай положу тебе что-нибудь ещё? Хочешь селёдку под шубой? Или бутерброд с горбушей?

– Салат, – отзывается тот хмуро. – И холодец. Чё ты его не вынесла? Спрятала от этого? – кивает в мою сторону.

– Ой, конечно нет. Ты что! Вот ведь глупая, совсем про него забыла! – Оля густо краснеет и бьёт себя ладошкой по лбу. – Извините меня, сейчас принесу! – вскочив со стула, убегает, а мы с Корнеем опять остаёмся вдвоём.

– Ревела? – тихо спрашивает он, чуть наклонившись ко мне.

– Нет, дротики кидала у себя в комнате, – усмехнувшись, показываю на лоб, заклеенный пластырем, и наливаю себе сок в стакан.

– Вот и славно. Погодь, а чё эт ты у ней в комнате делал? – тут же подозрительно прищуривается.

– Зашёл узнать, как она, – пожимаю плечом.

– Ниче, десять лет без матери прожила как-то.

– Вы же говорили, что семь.

– Так до Германии Наташка, мать Ольги, три года в этой вашей треклятой столице тусила. Уехала туда в поисках лучшей жизни.

– А дочь почему с собой не взяла? – рискую спросить.

– Потому что. Кто б Олей там занимался, если она с утра до ночи работала. А потом ещё и когда этого своего встретила…

– Адольфа.

– Херольфа! – заводится он по новой. – Дура! Уши развесила, глазища выпучила, да так и ушуршала вслед за любовию своей. Фрау, ёпрст! Поминай, как звали. Ни отец родной, ни дочь не нужны. На пальцах одной руки визиты еёшние сосчитать можно! – ворчит осуждающе.

– А вы с Адольфом знакомы лично?

– Наташка привозила пруссака своего на Ольгино пятнадцатилетие, – на его лице читается отчётливая гримаса глубочайшего презрения. – Усатый, рыжий! Тьфу!

– Вам он явно не зашёл. Ну, в смысле не понравился, – поясняю на всякий случай.

– Да меня от одной его речи затошнило! Это ж где это видано! Отец мой, знать, в гробу перевернулся, когда на порог его дома зашёл энтот тараканище!

Охота заржать, но я изо всех сил держусь.

– И долго они у вас пробыли?

Чистое любопытство. Интересно же, сколько гость тут продержался.

– На второй день вон он у меня пошёл! – гневается вдруг дед не на шутку. – Ноги его здесь больше не будет. Покуда в землю меня не закопают.

Да уж. Похоже, этот мужик чем-то конкретно его выбесил. По-любому, Корней что-то недоговаривает. Я это прям чувствую.

– Несу холодец, – сообщает Оля, появившаяся в комнате с двумя тарелками в руках. – О чём болтаете?

– Москвич развлекает меня. Рассказывает о себе, – не моргнув и глазом, нагло брешет старик. Ещё и стреляет в меня таким многозначительным взглядом, мол, ну давай, чё молчишь, твоя очередь.

– Кхм, – покашливаю в кулак. – Да ничего особенного по сути. Учусь, играю в футбол, иногда помогаю бате в офисе.

– Ты играешь в футбол? – удивлённо переспрашивает Оля, широко распахнув свои прекрасные глазищи.

– Только не это! Их теперь двое! – Степаныч лупит себя по лбу.

Забавно. Точь-в-точь как внучка. Теперь понятно, у кого она переняла этот жест.

– Погоди-ка, – оживляется Миронова, – ты в какой-то команде играешь?

– Играю за универ.

– Так, ясно. А кто для тебя фаворит? «Спартак» или «ЦСКА»? – Оля вдруг становится серьёзной. Оно и понятно. Щас решит, друг я или враг.

– Я болею за «ЦСКА».

Она поджимает губы и стучит пальцами по столу. Корней, хохотнув, придвигает тарелку с холодцом к себе.

– Чё? – смотрю на девчонку. Насупилась. Нахмурилась. – За «Спартак» топишь, да? – предполагаю, улыбнувшись.

– Вообще-то, да. Потому что они – лучшие.

– Я бы поспорил, – закидываю в рот очередной кусочек салями.

– Что тут спорить. Статистика говорит сама за себя. Сто девяносто два матча за всю историю противостояния. Тридцать семь закончились ничьёй. В семидесяти двух играх победу одержал «ЦСКА», в восьмидесяти трёх – «Спартак».

Офигеть, а она реально шарит!

– И? – вскидываю бровь.

– Чемпионат СССР. «Спартак» – двенадцать побед. «ЦСКА» – семь. Чемпионат России. «Спартак» – десять побед, «ЦСКА» – шесть. Мне продолжать? Кубок СССР – десять к пяти.

– Кубок России, – продолжаю я, – семь три в пользу ЦСКА. Суперкубок: семь один. Кубок УЕФА: один ноль.

Оля прижимает к груди жирного кота и испепеляет меня взглядом.

Даже не предполагал, что она умеет смотреть вот так.

– Ну вас на хрен с вашим дебильным футболом, – раздражённо машет рукой дед. – Уж лучше эта в трусах пусть поёт, – недовольно морщится, увеличивая громкость звука на телеке при помощи пульта.

– Сменим тему? Дабы наладить мир, – предлагаю я дружелюбно.

– Вот лучше б я ничего о тебе не знала, – отрицательно качает головой.

– Расскажи про Загадаево, Оль. Чё здесь у вас и как.

– Вряд ли тебе будет интересно, – фыркает она.

– Ну а вдруг. Ты начни.

– Например, с чего?

– Чем обычно тут молодёжь занимается? Кроме того, что беспределит, – добавляю язвительно.

– Это не наши, – сразу же бросается яро защищать своих. – Беспределят соседи.

– И давно?

– Второй год пошёл. До этого было долгое затишье.

– Понятно.

– У нас в Загадаево много хороших, добрых людей. Насчёт молодёжи… Я уже говорила, окончив школу, многие уезжают, потому что перспектив, к сожалению, никаких. Работать тут особо негде. Местные держатся на плаву только за счёт хозяйства. Ну и завод помогает очень.

– Что за завод?

– На котором выпускают знаменитую загадаевскую сгущёнку, известную всей стране.

– А по инфраструктуре что? Есть у вас тут…

– Рестораны, кинотеатры и торговые центры? – смотрит на меня, как на идиота. – Нет. Школа, сад, поликлиника, столовая, рынок. Ну и так несколько маленьких частных магазинчиков: хозмаг, продуктовый «Добрый», канцтовары «Незнайка».

– Понятно. То есть по поводу хорошего автосервиса не стоит даже спрашивать?

– Машинами занимается только дядя Вазген. Он живёт на окраине и сутками с железками развлекается.

– Дядя Вазген, – повторяю удручённо.

– Оля, Вазген чинит тракторы и наш устаревший отечественный хлам.

Так и думал, что придётся вызывать эвакуатор и везти тачку в родную Москву. Тут мне явно не помогут.

– Всё, тихо, Щас вождь к плебеям будет обращаться, – шикает на нас дед.

Это он про традиционную речь президента.

– Блин! Уже? – Оля резко подрывается с места. Не успеваю сообразить, а она уже вкладывает мне в руки прибалдевшего, дремлющего кота и принимается наворачивать динамичные круги по комнате.

Спички. Бумажки. Ручка. Бенгальские огни. С этим нехитрым набором она возвращается за стол.

Кот лениво задирает заплывшую морду и недовольно на меня смотрит.. Видимо, это – тонкий намёк на то, чтобы продолжал чесать и не вздумал больше останавливаться.

– Ты опять за старое, Оль? – тяжко вздыхает дед.

– Ну так традиция же!

– А что происходит? – вклиниваюсь в их диалог.

– Чепуха происходит.

– В общем так. Будем загадывать желания.

– Ты же сама говорила, что они не сбываются, – вставляет свои пять копеек дед.

– Не то, значит, загадываю, – терпеливо отвечает Оля. – Слушай, Богдан, что надо делать, – обращается уже ко мне. – Под бой курантов быстро пишем желание на листочке. Заранее подумай, какое. Листочек держим над бокалом и сжигаем, позволяя пеплу осесть. Выпиваем содержимое.

– Как всё просто.

– Тут главное успеть, – её глаза загораются азартом.

– Тут главное дом к чертям не сжечь, – подаёт голос дед, разливающий детский лимонад по нашим бокалам.

Оле ещё нет восемнадцати. Теперь понятно, почему на столе отсутствует алкоголь.

Президент завершает свою речь, и на экране появляются куранты крупным планом.

– Давайте, вперёд! – командует девчонка и начинает что-то строчить на полоске бумаги. – Я всё, теперь ты! – передаёт мне ручку, быстро хватает одну из заранее заготовленных спичек. Чиркает ею о коробку и поджигает листок. – Богдан! Время! – ещё и меня подгоняет.

Смеюсь, придвигая к себе листок.

Желание надо написать. Так… Что бы это могло быть? Даже не знаю. Как назло, ничего не идёт в измученную мигренью голову.

– Ты прикалываешься? Скорее! – пищит, кидая спички, и выжидающе на меня смотрит.

Ну ладно.

Пишу своим безобразным куриным почерком три слова. Поджигаю. Кот ретируется, с недовольным мяу спрыгивая с моих колен.

– Пьём!

Звон стекла. И вот мы одновременно опустошаем бокалы. Как раз за секунду до того, как начинает играть гимн Российской Федерации.

– Ура, успели! – девчонка радостно прыгает и хлопает в ладоши. – С Новым Годом!

– С Новым Годом!

Достаёт бенгальские огни, даёт по одному мне и деду. Поджигает все три, широко улыбаясь.

– Ура! С Новым Годом, дед! С Новым Годом, Богдан!

– Горим, Оля!

– Ой! Ты накаркал дед!

– Тушите, скорее тушите! – обеспокоенно вопит Корней, глядя на загоревшуюся стопку салфеток.

Загрузка...