До родителей удаётся дозвониться не сразу. У матушки постоянно занято, поэтому звоню отцу, и тот, о удача, принимает вызов, несмотря на то, что номер не находится в списке его контактов:
– Я слушаю, – угрюмо отзывается в трубку.
– Бать, с Новым Годом!
– О, Тань, объявился Богдаша твой, – сообщает матери. – Она тут уже испсиховалась. Весь мозг мне выклевала на тему того, что ты её до сих пор не поздравил.
Видимо, уже не раз звонила мне сама…
– Как у вас дела?
– Нормально. Отмечаем, – по традиции сухо и немногословно отвечает отец. – У тебя что? Почему так подозрительно тихо?
– Слушай, па, можешь мне скинуть сюда цифры Разумовского-младшего? Или Галдина, – игнорирую вопрос и сразу перехожу к делу.
– Ты в порядке, сын? Просишь номера своих друзей, с которыми празднуешь? – он усмехается. – Ты накидался? Всё плохо, да?
– Нет.
– А что тогда?
– Долго объяснять. Если коротко, я до них не доехал.
– Передумал отмечать с ними?
– Нет. Застрял в одной деревне. У нас тут по области и дальше снежный апокалипсис.
– Да Борис говорил.
– В общем… мерен навернулся, застряв в снегу, и труба ещё, как назло, села.
– От брехло, – ворчит дед, развалившийся в кресле. Туда он перекочевал сразу после того, как куранты пробили полночь. Спина заболела.
– Так ты не…
– Матери не говори ничего. Начнёт кипишевать, ты ж её знаешь, – перебиваю на полуслове. – Меня приютили добрые люди, всё ништяк, но надо бы связаться с пацанами. Я ж не могу злоупотреблять гостеприимством.
– Не можешь, – кивает Корней, щёлкая пультом.
– Ясно. Сейчас скину.
– Дай мне телефон! – слышу встревоженный голос матери. – Алло, Богдан!
– Привет, мам, – здороваюсь с ней, наблюдая за тем, как Оля выносит торт. Корней запросил чая и сладкого, вот она опять и засуетилась. – Куда ты пропал, сынок? Я звоню и звоню, а мне в ответ: абонент – не абонент. У тебя совесть-то имеется? Я ведь переживаю! – отчитывает в свойственной ей манере.
– Телефон разрядился, не нервничай. Всё пучком, ма.
– Что значит не нервничай? Где ты есть? – интересуется с наездом. – Собирался в Золотой Бор, но так туда и не доехал! Элина только что меня поздравила, а заодно сообщила о том, что у них дома ты не появлялся.
Спасибо Разумовской. Как обычно, уже успела обо всём доложить.
– Богдан? – давит интонацией, обозначающей «я вообще-то жду от тебя разъяснений».
– Тачка сломалась по пути. Я в глуши, техцентра тут нет и близко.
– А позвонить и предупредить Элю?
– Говорю же, мой телефон сел.
– Так, мажор, время! Давай заканчивай беседу, связь нынче не дешёвая, – Корней снова усаживается рядом и стучит по циферблату пошарпанных наручных часов.
– Перестань, дед, ну что ты такое говоришь? – Оля, разливающая чай по кружкам, бросает в его сторону красноречивый взгляд. – Богдан, не обращай внимания, пожалуйста, разговаривай сколько нужно.
– Что за девушка? – в момент напрягается мать. – Тебя снова понесло? Ты опять изменяешь Эле?
– Мам, всё давай, – честно, нет ни желания, ни сил слушать её нотации. – Как вернусь в Москву, наберу вас. Сюда не звоните, это чужой телефон. Отцу напомни о моей просьбе, – сбрасываю вызов, иначе этот поезд не остановить.
– Так ты ещё и ходок? – Степаныч осуждающе качает головой.
– Дед, ну хватит!
– А чё дед? Ты сама всё слышала. Чему удивляться-то? Сплошной разврат кругом, – пожимает плечом. – Они там в столице все такие. Избалованные, блудливые, да беспринципные.
– Другу позвоню? – спрашиваю у Оли, когда отец скидывает нужные мне цифры сообщением.
– Конечно.
Встаю и отхожу к ёлке. Неприкольно, что старый хрыч сидит и греет уши. Хотя тут, пожалуй, причина в самом телефонном аппарате. Реально и без громкой связи вещает чуть ли не на всю хату.
Слушаю длинные гудки. Уже думаю, что никто не ответит, но внезапно по ту сторону становится очень шумно.
– Алё-малё…
– Лёха, это Богдан.
– Ооо, Сухоруков! Мы тебя потеряли, братское сердце. Вечеринка в самом разгаре. Девчонки, бассейн. Ты где?
– В Загадаево.
– Где-где?
– За-га-да-е-во. Деревня такая есть.
– Это прикол?
– Нет.
– Так ты в деревне? – орёт, переспрашивая. Чем дико меня бесит. – А чё ты к нам не приехал? Мы ждали тебя ждали…
– Тачка по пути накрылась, телефон сдох, – терпеливо объясняю одно и то же по третьему кругу. – Нужно вызвать завтра эвакуатор. Ну и меня забрать соответственно.
– Завтра? Первого января? Ты шутишь? – издаёт смешок.
– Нет, я не шучу.
– Слышь, Эмиль, это Сухоруков. И мне кажется, он под чем-то.
Закатываю глаза.
– Говорит, что он в деревне Забодаево, – старательно пересказывает наш диалог Разумовскому, и тот, к счастью, забирает у него трубу.
– Алло, Богдан. Что за дичь?
– Вы вытащите меня отсюда или нет? – уже начинаю злиться.
– Геолокацию кинешь?
– Адрес пойдёт?
– Давай.
– Оль, подскажи, какой у вас адрес? – обращаюсь к девчонке, разрезающей торт.
– Деревня Загадаево, улица Куклачёва, дом восемнадцать, – чеканит она без запинки. – После Сладкого переулка налево.
– Деревня Загадаево, улица Куклачёва, дом восемнадцать. После Сладкого переулка налево, – повторяю за ней.
– Да ты угораешь… – теперь смеётся и Разумовский.
– Постарайтесь приехать завтра, – цежу в ответ, теряя терпение. – На худой конец второго. Ладно?
– Окей, замётано.
Отключаюсь.
– Идёшь пить чай? Или пойдёшь приляжешь? Выглядишь неважно.
– Ну спасибо, Оль, – хмыкаю я.
Да уж. Дожился. Обычно девушки говорят не это.
– Я в том смысле, что тебе, наверное, тяжело так долго сидеть с нами за столом, – пытается перефразировать, но слово, как говорится, не воробей. Вылетит – не поймаешь. – Всё хорошо? Твои друзья приедут?
– Да, завтра или второго.
Она кивает. Дед ворчит что-то типа «лучше бы завтра».
– Пойду прилягу.
– Иди-иди, нам больше торта достанется.
Поджимаю губы и отмечаю про себя, что на «любезности» деда Корнея у меня уже потихоньку начинает вырабатываться своего рода иммунитет.
Собираюсь пойти в свою комнату, но неожиданно в зале появляется девчонка, одетая в снегурочку, следом за ней женщина постарше – ещё одна Снегурка и дед Мороз. С баяном, на котором он принимается задорно играть, растягивая меха.
– Ну привет-привет, соседи!
Вас пришли мы поздравлять!
Будем щас вам петь частушки
И у ёлки танцевать! Уууууууууу ууууууууух! Давай, Сеня!
– Поздравляем, дед Корней,
И сообщаем дружно,
Мухомором года вы
Признаны заслуженно! Ээээээх! Ха!!!!! Ладно погнали по программе!
Запускали мы петарды
Ночью с праздничной веранды.
Подожгли ближайший лес –
Вызывали МЧС! Ииииииихаааааааааа!
– Дед-Мороза полюбила.
Ох, горячий он мужик!
Так меня поздравил мило,
Что родился Снеговик. Уууууууууууу ух! – заводит женщина, лихо приплясывая.
– Снеговик уснул в сугробе
Под метелью в белой робе.
Он от нас укрылся ловко,
Но торчит его морковка! Ииииииээээээээх! – продолжает девчонка.
Это что блин за на фиг???
В шоке и немом ступоре смотрю на происходящее.
– Нынче нравы стали грубы:
Дед Мороз бежит без шубы –
Дети вечером под аркой
Сняли в качестве подарка! – вперёд снова выходит женщина. Притопывает ногами. Пляшет.
– Будет год таким, как встретишь –
Говорит не зря народ.
В прошлый раз уснул под елкой –
На иголках целый год! – басит дед Мороз.
– Уууууууууууууууу ууууууууууух!
– Опа-опа-опа-опа-опа-па!
–Не ломайся, телевизор,
Просим тебя ласково.
В Новый год мы ждём сюрприза –
Пенья Коли Баскова! Трииииии хааааааааа!
Корней Степаныч кривится. Оля пляшет у ёлки с этими непонятными, странными людьми. Они всё поют и поют эти свои частушки, а мне вдруг начинает казаться, что кое-кто свыше реально решил капитально приколоться надо мной в эту новогоднюю ночь.
Ну потому что это просто звездец какой-то.
Звездец на улице Куклачёва.
Двойной звездец! Можно сказать, звездец в квадрате!