Загадка доктора Хауса человека и сериала

Глен Макдональд ХАУС, ОДОБРЕНО

Как это обычно и бывает с пилотными проектами на телевизионных каналах, первоначальный замысел невероятно популярного медицинского сериапа «Хаус» прежде, чем выйти на телеэкраны, претерпел многочисленные изменения. Внимательные телезрители вспоминают, что дебют сериала состоялся под полным названием — «Доктор Хаус». Это было сделано для того, чтобы лучше передать его сущность, раскрывающую работу врачей в отличие от. к примеру, работы судебных медицинских экспертов, полицейских, военных, юристов, военных юристов, историков и представителей любых других профессий, повествования о которых составляют 95 % всех драматических сериалов па телевидении.

Однако малоизвестно, что сначала «Хаус» задумывался отнюдь не как медицинский сериал. До первого пробного эпизода замысел «Хауса» претерпел несколько важных и даже радикальных изменений. По сути дела, сама профессия главного героя менялась с первых эпизодов. Лишь после длительной переработки сценария Грегори Хаус обрел свой дом при университетской больнице Принстон-Плэйнсборо. Далее вы увидите некоторые образцы из ранних версий проекта «Хаус».

Место: ванная комната в жилом доме, день.

ГРЕГОРИ ХАУС, выполняющий ремонт отопительных систем и сантехники, разговаривает с тремя рабочими в тесной ванной комнате в загородном доме. Его внимательно слушают симпатичный и амбициозный Эрик Форман, привлекательная и серьезная Элисон Кэмерон и приятный внешне, но высокомерный Роберт Чейз. После первых титров мы попадаем на своеобразную лекцию.

ХАУС:…Итак, запомните, что от этого вы не умрете, только получите ожоги лица и рук третьей степени. А теперь давайте посмотрим на эту замечательную керамическую раковину. Нам сообщили, что течет кран. Что мы видим?

Кэмерон и Форман обмениваются взглядами, выражающими непонимание.

ФОРМАН: Кран действительно течет.

ХАУС: На взгляд дилетанта, так оно и есть. Но ведь все мы выпускники профессионального колледжа, так? Кэмерон, что ты видишь?

КЭМЕРОН: Я вижу кран. И он течет.

Хаус приносит классную доску на подставке и пишет: «Протечка крана».

ХАУС: Начнем сначала. Чейз, как ты охарактеризуешь степень влажности в помещении? Здесь сухо?

ЧЕЙЗ: Да нет, скорее сыро. И, возможно, кое-где есть плесень.

ХАУС: Совершенно верно.

Хаус пишет на доске слово «Сырость».

ХАУС (продолжает): Форман, а что ты скажешь насчет атмосферного давления?

ФОРМАН: Откуда я знаю?

ХАУС: Замечательный ответ. Ты прав, оно совершенно не важно и существует исключительно для того, чтобы ты дышал и двигался. Кэмерон, а что ты скажешь насчет того, что еще есть в этом помещении?

КЭМЕРОН: Ну, много всяких игрушек для игры в ванне.

ХАУС: Игрушки для ванны! Верно! Хаус пишет на доске «Игрушки для ванны».

ХАУС (продолжает): Какие игрушки?

КЭМЕРОН: Резиновые утята.

ЧЕЙЗ: Полотенце с физиономией Элмо[1].

ФОРМАН: Пена для ванны.

Хаус пишет все эти названия на доске.

ХАУС: Какая пена для ванны?

ФОРМАН: «Скуби Ду». Пена «Скуби Ду».

ХАУС: Благодарю. Детали крайне важны для диагностики. Одна мельчайшая деталь может стоить жизни вашему больному!

КЭМЕРОН: Вы имеете в виду — сантехнике?

ХАУС: Не прерывай. Мы можем заключить на основании полученных данных, что ванной пользуется маленький ребенок, возраст три или три с половиной года, уже хорошо говорит, склонен к непослушанию, у него зеленые глаза, и он левша. Когда подрастет, вполне вероятно, станет болеть за «Чикаго кабз» или «Цинцинатти редз».

КЭМЕРОН (обращается к Форману): Откуда он это знает?

ФОРМАН (обращается к Кэмерон): Оставь, его понесло.

ХАУС: Таким образом, сырость и легкий запах технической смолы говорят о том, что протечка в данном случае является просто симптомом более фундаментальной проблемы. Обратите внимание на светильники. Сделаны в Китае, если не ошибаюсь, в провинции Шицуань. Нам также известно, что этот дом расположен более чем в трех милях от федеральной трассы, но менее чем в пяти милях от нее. Итак, учитывая, что коллекция компакт-дисков в соседней комнате — это, главным образом, музыка в стиле кантри и что демократы имеют небольшой перевес в сенате этого штата, мы можем с уверенностью сделать заключение.

Хаус передает Форману электрический фонарик.

ХАУС (продолжает): Форман, загляни-ка под раковину. Видишь трубу между теплообменником и вентилем отвода? Медно-никелевый сплав, установлен в 1972, нет-нет, в 1973 году. Подвержен коррозии, если расположен рядом с сифоном или вентиляционной трубой.

ФОРМАН: А он прав!

ХАУС: Замени ее.

Хаус кидает в рот две таблетки викодина и направляется к выходу.[2]

КЭМЕРОН: А как насчет текущего крана? Хаус возвращается и заворачивает кран.

ХАУС: Его нужно просто завернуть.

Эта ранняя версия «Хауса» явно показывает, что в ней изначально присутствуют многочисленные элементы, характерные для производственного сериала. Однако создается впечатление, что в данной среде феноменальные диагностические способности Хауса несколько теряются. В следующем отрывке из сценария мы увидим, как авторы начинают представлять Хауса симпатичным мизантропом. Обратите внимание на то, с какой настойчивостью они избегают повествования о жизни главного персонажа вне экрана.

Место: кухня.

Солнечный день, загородный дом. Кити Престон, домохозяйка, возраст 30 лет или немного старше, моет посуду. Раздается телефонный звонок.

КИТТИ: Алло.

ХАУС: Миссис Престон?

КИТИ: Да, слушаю.

ХАУС: Это Грегори Хаус из компании «Гейко». Послушайте, я заготовил целую речь о том, как вы можете сэкономить до 15 % на автостраховке, но давайте-ка лучше перейдем к делу.

КИТТИ: Не поняла?

ХАУС: Ведь вам за сорок. Красота уходит, а вместо нее появляются лишний вес и морщины. Сила тяготения сказывается на вашей анатомии — задница становится толще…

КИТТИ: Да кто это, черт побери?

ХАУС: Я уже это вам объяснил. Память тоже ухудшается? Жалко. Средний возраст действует губительно, могу только посочувствовать. Но дело в том, что с возрастом у вас, по крайней мере, появляется относительная финансовая стабильность. А это лучше, чем, будучи студенткой, спускать все деньги на алкоголь и пробовать на себе альтернативные стили жизни. Помните эту беспринципность, бездумные поступки, коктейли с экстази…?

КИТТИ: Что?!.

ХАУС: Метиленэдиоксиметамфетамин. Стимулирует выработку в мозге серотонина и дофамина, вызывает ощущение открытости, сопереживания, энергии, эйфории и благополучия. Вам хочется танцевать под дурацкую техномузыку и заниматься любовью с соседом по комнате…

КИТТИ: Я понятия не имею, кто вы и что за игру вы ведете…

ХАУС: Послушай, сестренка, ты думаешь, у меня в запасе целый день? Будем менять твою страховку или нет? Обещаю, что я никому не расскажу про твоего соседа.

КИТТИ: Пошел к черту!!

Китти вешает трубку. Телефон звонит снова. Китти хватает трубку.

ХАУС: Мое предложение все еще в силе.

Понятно, что характер Грегори Хауса становится более определенным. Однако этот вариант сценария продюсеры гоже отвергли, так как телефонный коммивояжер в качестве главного героя был весьма равнодушно воспринят зрителями. Дапее мы обратимся к еще одной профессии, той, в которой, как казалось, Хаус обретает достойного партнера. Обратите внимание на появление такой важной особы, как Кадди, которая дотянула до появления окончательной версии сериала.

Место — учебная аудитория, день.

Преподаватель Грегори Хаус приходит на первое занятие в престижной академии в Вилшире. Директор колледжа и одновременно его декан, Лиза Кадди, приняла Хауса на работу, зная, что он замечательный ученый, хотя и со странностями. Принимая во внимание его непростой характер, она решает посетить несколько его первых занятий.

Входит Хаус, тянет вниз экран для проектора и глотает горсть таблеток.

ХАУС: Приветствую вас, убогие и тянущиеся к знаниям. В целях экономии времени и дабы избежать ваших ошеломительно скучных вопросов, предлагаю установить несколько основополагающих правил. Я — профессор Грегори Хаус. Вы можете называть меня «Профессор», «Профессор Хаус» или «О великий». Я — автор и ученый, окончивший Гарвард, меня публиковали в стольких местах, что вы и представить себе не можете. У меня две специальности в области критической теории и американской литературы эпохи постмодернизма. А самое главное — у меня постоянная ставка. Для тех, кто имеет слабое представление о замечательном институте постоянных ставок, сообщу, что я могу нести любую ахинею, и мне за это ничего не будет, ибо все это делается во имя академической свободы. Это значит, что меня практически нельзя уволить, не правда ли, декан Кадди?

КАДДИ (страшным шепотом): Что вы несете, Хаус?

ХАУС: Простите, я забыл о хороших манерах. Студенты, это декан, Лиза Кадди, директор, администратор и главный арбитр в том, что касается вашего образования и моей зарплаты. Если вы полагаете, что она сейчас неплохо выглядит, то вы не видели ее всего пару лет назад. Кстати, возможно до вас дошли слухи о том, что в прошлом декан Кадди и я состояли в близких отношениях. Я хочу, чтобы меня поняли правильно. Имейте в виду, что я не подтверждаю, но и не отрицаю тот факт, что я шлепал по этой шикарной заднице.

КАДДИ: Профессор Хаус! Можно вас на пару слов?

ХАУС (обращаясь к студентам, наклонив голову): Вы что-нибудь слышали? Пищала мышь? Продолжаем. Я не буду вести учет посещаемости. Я не буду проверять ваши работы, для этого есть ассистенты. Они же будут готовить ваше расписание занятий и вести учет посещаемости. Ну, а я по условиям контракта обязан проводить индивидуальные консультации для студентов в приемные часы, только я призываю вас немедленно забыть об этом обстоятельстве, тотчас же. Если по каким-то причинам вы пожелаете получить у меня консультацию, прошу вас помнить, что я наркоман, что я вооружен тростью. Дубовой тростью, из твердой древесины. С плотностью в ноль целых семьдесят пять сотых грамма на кубический сантиметр.

КАДДИ: Профессор Хаус! Я требую немедленно!..

ХАУС: Опять этот странный звук… И последнее. Отныне я буду проводить свои вдохновенные и насыщенные занятия в этой аудитории по вторникам и четвергам с 11 до 11–50. Посещать их или нет, ваше дело. Мы немного подискутируем на наших встречах, что позволит мне определить, на кого из вас ваши родители не зря тратят деньги. Я буду курировать каждого из вас, и если вы будете поступать так, как я говорю, у вас появится возможность заняться диссертацией, причем на условиях полного финансирования. Остальные получат свои «тройки» при условии, что не будут мне докучать. Есть вопросы? Хорошо. Сегодня я принес вам DVD с сериалом «Больница». Свадьба Люка и Лоры. Смотрите и рыдайте.

Хаус вставляет диск в плеер, разворачивается и направляется к выходу.

КАДДИ: Хаус!

ХАУС: Ах да. Декан Кадди. Я собирался поговорить с вами. Когда будет мой первый творческий отпуск?

Обратите внимание на детали поведения Хауса, которые начинают складываться в образ: пренебрежение нормами профессионального поведения, намек на прошлую интимную связь между ним и Кадди и его любовь к телесериалам, идущим в дневное время. В следующем отрывке мы можем почувствовать определенный творческий кризис, охватывающий создателей сериала. Отчаявшись найти для Хауса подходящую среду обитания, авторы пытаются достичь успеха, копируя телесериалы, обращенные к сходной зрительской аудитории.

Место: тюремный двор, день.

ГРЕГОРИ ХАУС, осужден за нелегальную торговлю «Вико-дином». Заключенные из тюремного блока «Д» развлекается поднятием тяжестей. Лучший друг и сокамерник Хауса, Джеймс Уилсон, прозванный Кровавым Джеем, заканчивает делать наколку «Паскудная жизнь» на животе Хауса. Чтобы скоротать время, они занимаются тем, что пытаются угадать прошлое других заключенных и совершенные ими преступления.

ХАУС: А вон тот парень?

УИЛСОН: Хм. Фигуристый, неслабый шрам. Бритая голова, татуировка в виде паутины. Я бы сказал, что он ариец.

ХАУС: М-да. Очень односторонне. Лучше тебя и не спрашивать. Посмотри, как он хромает, как оглядывается назад. И все норовит залезть на территорию для калек. Страдает суицидальным комплексом или нарциссизмом. А это подергивание четырехглавой мышцы… Анаэробный процесс. Вероятнее всего, повышенное содержание молочной кислоты. Дай-ка подумать… Учитывая дифференциальные признаки, я бы предположил… расстройства, связанные с псевдопсихопатической личностью, параноидально-нарциссические черты, а сидит он за нападение с применением физического насилия и вооруженное ограбление, принадлежит к банде «Нацистские помои».

УИЛСОН: Как ты это делаешь?

ХАУС: Вообще-то он мой двоюродный брат.

Очевидно, что этот замысел был обречен на провал, хотя небезынтересно отметить, что подлинные устремления Хауса обращены к медицине. К сожалению, эта линия развития, оказавшаяся впоследствии столь успешной, не была вовремя взята на вооружение. Вместо этого продюсерам по настоянию руководителей телеканала пришлось поместить Хауса в спортивную среду, которая в большей степени отвечала вкусам мужской части телезрителей в возрасте от 18 до 35 лет.

Место: стадион «Даймонд», матч главной бейсбольной лиги, день.

ГРЕГОРИ ХАУС, девятнадцатый номер, стоит на первой базе, он только что отбил удар питчера и сделал уок.[3] Хаус — замечательный шорт-стоп[4], хотя со странностями и с репутацией непредсказуемого игрока. Он делает небольшой шаг в сторону игрока из команды противника с первой базы и начинает с ним болтать.

КАКОЙ-ТО ЗРИТЕЛЬ: Странно, он что, бьет тростью?

ХАУС: А вес вашего питчера зашкаливает. Заметил? И почему все питчеры такие жирные? И не только питчеры. На первой базе игроки, насколько я знаю, такие же толстяки.

ИГРОК ИЗ КОМАНДЫ ПРОТИВНИКА С ПЕРВОЙ ВАЗЫ: Да пошел ты…

ХАУС: Пошел бы, но, как видишь, игра в разгаре.

Питчер бросает мяч на первую базу, пытаясь сделать перехват. Хаус возвращается на свою базу и легко обыгрывает тэг.[5]

Хороший удар, Ширли. Твой муж тоже играет в нашей лиге?

ИГРОК ИЗ КОМАНДЫ ПРОТИВНИКА С ПЕРВОЙ БАЗЫ: Поцелуй мою задницу.

ХАУС: Что-то ты на мне зациклился. Да ладно, не стесняйся. Я же чертовски привлекателен. Я тоже заметил этого мачо, атлетические типы склонны сублимировать свои сексуальные фантазии при помощи крепких словечек. Так чего ты хочешь? Грубого секса? Обычного секса?

ИГРОК ИЗ КОМАНДЫ ПРОТИВНИКА С ПЕРВОЙ БАЗЫ: Да заткнись ты ради бога!

ХАУС: То есть ты хочешь обычного грубого секса?

Бэттер[6] резко бьет вдоль линии по первой базе. Игрок из команды противника с первой базы отвлекся и пропустил мяч. Мяч пролетает мимо него за поле.

ХАУС (хромает ко второй базе): Опс! Ну, мне надо бежать. А тебе надо тренироваться, тогда все получится!

Место: помещение национальной Лиги президентов, менеджеров и игроков в бейсбол «Дагаут», день.

ХАУС на своем излюбленном месте (у классной доски) держит речь перед другими игроками и менеджерами. Взгляд менеджера команды Скиппер Кадди выдает раздражение.

ХАУС: …итак, у нас счет 2:1, игроки нападения на первой и третьей базах, левша на подаче, левша на приеме, инфилд[7] глубоко в поле. Что вы видите?

Первый игрок: Дабл стил?[8]

ХАУС: Только не с Родригесом на первой. Он слишком медленно играл в последнем иннинге.[9]

Второй игрок: Рвануть наугад вперед?

ХАУС: Не забывай, что левша «дома».[10]

Третий игрок: Ударить — и деру?

ХАУС: Куда ему с повышенным натрием — он весь день грыз семечки. У него, похоже, ишемия кишечника. Или острый вирусный гастроэнтерит.

Первый игрок: Наследственная болезнь Квинке?

Второй игрок: Мелкоклеточный васкулит?

ХАУС: Запишите-ка этого игрока на электрогазоскопическое исследование и колоноскопию.

СКИППЕР КАДДИ: Да что это вы несете?

И вот мы видим, что авторы наконец-то нашли верное направление для своего главного героя. На сцене появляется врач-консультант, и сериал «Хаус» быстро обретает характер производственного кино, действие которого происходит в больнице. Были и еще некоторые варианты — пробная версия, называемая «Хаус: лошадиный доктор», сделала несколько кругов, но дальше не пошла.

Каким бы невероятным это ни показалось, но подобное развитие событий не является чем-то необычным для Голливуда. Сколько хранилищ Бербанка[11] завалены неудачными черновыми проектами, которые впоследствии становились легендарными телевизионными программами, включая такие забытые шедевры, как «Анатомия Гэри», «Отчаянные маляры», «Место преступления: Акрон» и «23». Творческая разработка пробного телесценария — это процесс, полный сюрпризов, но, как нам убедительно показывает «Хаус», в конечном итоге все дело заключается в герое. А ведь для американцев нет лучшего персонажа, чем эмоционально неуравновешенный мизантроп, который говорит предельно понятными словами и сидит на таблетках.

Глен Макдональд пишет о том, как взаимосвязаны кино, телевизионные технологии, игры и поп-культура, для различных интернет-сайтов и журналов. Он является автором таких работ, как «Возьмите меня в игру: интернет-казино», «Большие соревнования и новый нокер», а также сотрудничает с программой «Подождите, подождите… Дайте подумать» на Национальном общественном радио. О его юмористических эссе говорят, что они «грамматически выдержаны» и «появляются с завидной частотой». Он обитает в нескольких тайных бункерах, а виртуально доступен на сайте glenn-mcdonald.com.

Стивен Рубио ЭТО ДЕСЯТЬ БАЛЛОВ Почему доктор Хаус лучше самого сериала о докторе Хаусе

О вкусах не спорят.

Некая группа, именующая себя «Родительский совет по телевещанию», объявила об итогах ежегодного анализа религиозного содержания в телевизионных программах. Канал «Фокс» был назван «самым антирелигиозным» в отношении передач, транслирующихся и лучшее эфирное время (Гилдемайстер).[12] Некоторые доводы «Совета» не вызывают удивления. В основном он обрушил свой гнев на мультсериалы «Гриффины» и «Симпсоны». Но помимо них был назван и эпизод еще одного фоксовского сериала, «Хаус», в котором, как они утверждают, «Хаус говорит верующему больному, что тот либо психопат, либо мошенник, если утверждает, что с ним разговаривает сам Господь». «Родительский совет» дает скрупулезную характеристику Хаусу:

Все это, по мнению «Родительского комитета», является причиной того, что «Хаус» — плохой сериал, тогда как я буду утверждать, что именно из-за сказанного мы и должны его смотреть.

В «Хаусе» мы видимодного из самых замечательных телевизионных персонажей в исполнении Хью Лори — и играет он превосходно. И дело не только в Лори: без сварливого Хауса мы просто получили бы еще один больничный сериал, как бы ни был хорош Лори. Хаус — это удивительный герой, который не был бы таковым, если бы не страдал из-за самоанализа, а он страдает, потому что сломан — причем сломан неизлечимо, а не так, как Энди Сипович,[13] сломан основательно, он дошел до человеконенавистничества, что, в общем-то, совершенно не типично для массового телевидения.

Лори умеет играть своего героя без видимых признаков сопереживания или добрых чувств, но при этом своей игрой заставляет зрителя понять, что в нем есть нечто большее, чем лежит на поверхности. И при этом часто кажется, что создателям «Хауса» и не ведомо, кого они заполучили. Было бы глупо ворчать по поводу того, что создатели сериала недооценивают свою звезду, хотя Лори находится в центре внимания рекламы сериала. Канал «Фокс» желает, чтобы именно Лори был на глазах зрителей «Хауса». Но все это не столь очевидно, когда мы начинаем смотреть сам сериал. В целом «Хаус» строится по определенной формуле и отступает от нее лишь один раз в сезон, когда создатели выбирают «Особый эпизод» для выдвижения Лори на премию «Эмми». Нужно просмотреть много серий, чтобы понять, что можно перевести часы вперед и начать предсказывать, что произойдет дальше и когда это случится. Результат чаще всего разочаровывает зрителя, поскольку его лишают лучшего, что у них есть, — Лори и его героя, а кроме того, веры в неожиданное стечение обстоятельств.

Возьмем, к примеру, имевшую успех у публики в начале сезона третью серию — «Линии на песке» (3–4). «Больной дня» десятилетний мальчик, страдающий аутизмом. Серия строится по стандартной формуле, что неудивительно: необычное заболевание, с трудом поддающееся диагностике, несколько ошибочных диагнозов, поездка и проникновение в дом больного в поисках ключей к разгадке — и вот! За несколько минут до окончания серии Хаус решает загадку. Все это как следует перемешано, дабы показать, что за придурок этот Хаус. Тем не менее серия «Линии на песке» положительно отличается от остальных серий «Хауса» — главным образом, потому, что много внимания уделено мелким деталям, которые позволяют назвать «Хаус» хорошим сериалом, и особенно благодаря диалогам Хауса с больными и коллегами (язык не поворачивается назвать их друзьями, даже Уилсона, который считается его самым близким приятелем). «Хаус» часто балансирует между намеком и откровенным ударом по мозгам зрителя. Бывают замечательные моменты, когда верх берет первое. Именно тогда Лори получает возможность показать глубину своего героя. Все теряется, когда создатели «Хауса» упускают из виду нюансы. И именно тогда зрителям становится обидно.

Между Хаусом и мальчиком в «Линиях на песке» возникает необычайно глубокая связь, поскольку, как он сам замечает в какой-то момент, он начинает завидовать этому ребенку:

В отличие от Хауса мы сострадаем этому ребенку, но у нас появляется и предмет зависти — сам Хаус. Мы также начинаем воображать мир без социальных условностей. Хаус обычно поступает так, как будто он уже освободился от них, поэтому одно из удовольствий от просмотра этого сериала заключается в том, что мы видим, как он плюет на социальные нормы.

Уилсон привносит нечто иное в понимание поведения Хауса. Подобно многим любителями сериала он, возможно, задает себе вопрос: нет ли у Хауса синдрома Аспергера,[14] не страдает ли он умеренной формой аутизма, проявляющейся в «трудности установления дружеских контактов при игре со сверстниками» и в «проблемах с соблюдением социальных норм». Директор больницы, доктор Кадди, отвечает без экивоков: «Хаус не страдает синдромом Аспергера. Диагноз гораздо проще. Он придурок». Вероятно, ей удалось убедить Уилсона, поскольку позже он наставляет Хауса:

В такие моменты «Хаус» приближается к совершенству. Формула сериала помогает четко показать нам главного героя. Обратите внимание на то, что Уилсон говорит все это не для того, чтобы усовершенствовать своего друга (хотя в других сериях он делает такую попытку), а вместо этого называет Хауса тем же словом, которое услышал от Кадди: придурок. (Это хорошо, поскольку вместо обычного «извлечем из этого урок» телевидение прибегло к повествованию в том направлении, в котором движется сам герой.)

Хаус остается придурком, и в этом есть свои преимущества, главное из которых заключается в том, что это выделяет «Хаус» из ряда прочих больничных телесериалов. Однако необходим некий баланс между придурковатостью и возможным спасением этого проекта. Некоторые из нас просто счастливы лицезреть на экране телевизора энергичного грубияна, но если не появится «Новый Хаус», весь этот сериал прикажет долго жить. В «Линиях па песке» такой баланс найден в конце серии, когда мальчишка с аутизмом дарит Хаусу свою игровую приставку (Хаус постоянно играет в видеоигры, а мальчишку, похоже, не оторвать от его приставки). Хью Лори играет эту сцену идеально; мы видим, как тонко выстроен прорыв его оборонительного рубежа в тот момент, когда он принимает подарок (малыш Брэден Лемастерс тоже молчит. В роли больного он вполне состоялся).

Если бы создатели «Хауса» полностью доверял и зрителям, этот эпизод мог бы закончиться так: мальчик и его родители покидают больницу, камера в последний раз показывает лицо Хауса. Но, как это часто происходит, создатели считают, что зритель недостаточно умен. Во-первых, в тот момент, когда мальчик и его родители готовятся уйти, Хаус говорит Уилсону, что по десятибалльной шкале спасение этого ребенка от смерти можно было бы оценить в десять баллов, ну а его родители «едва нащелкивают на шесть с половиной», потому что, хотя они и любят своего сына, воспитывать ребенка, страдающего аутизмом, будет для них очень непростым делом. Семья покидает больницу, мальчик дарит Хаусу игровую приставку, они обмениваются взглядами, троица выходит, а Уилсон произносит: «Это — десять баллов».

Все отношение к зрительской аудитории можно выразить этими тремя словами. Если бы создатели сериала доверяли своей зрительской аудитории, они обошлись бы без слов Уилсона, которые как молот упали на нашу голову. Когда Уилсон объясняет то, что только что произошло, нам снова остается гадать, понимают ли эти умники-режиссеры, что Хью Лори может передать нужные эмоции без ненужного объяснения.

Но это еще не конец. Когда Уилсон произносит свои слова, голос Бена Харпера на звуковой дорожке затягивает песню «Я жду ангела»:

Нет, с песней Харпера все нормально. Ненормально то, что мы ее слышим именно в этот момент. Подобно трем словам Уилсона слова Харпера создают упрощенную картину для телезрителей, которые, видимо, слишком глупы, чтобы понять динамику сцены в том виде, как ее играют Лори, Лемастерс и Роберт Шон Леонард в роли Уилсона.

Казалось бы, что такое дополнение к эпизоду и не нужно, но следует учесть, что «Хаус» — это очень популярный сериал, поэтому приходится предположить, что продюсеры знают, что делают. Фильм изобилует формулами, но, возможно, в отсутствии безумия есть своя система.[15] Вероятно, продюсеры верно рассчитали, что нужно и некоторое количество здравого смысла, и ринулись, так сказать, нейтрализовывать впечатление, которое создает придурок в главной роли. При попытке прикрыть его придурковатость они создают нам стандартную больничную драму.

Но если это действительно банальный производственный сериал, то следует сказать, что достаточно деликатные отношения между Хаусом и Али, семнадцатилетней пациенткой, сыграны превосходно. Али, играющая в двух сериях (в том числе в «Линиях на песке», 3–4), серьезно запала на Хауса. Он без всякой задней мысли флиртует с ней… но, в конечном счете, подходит ли выражение «без всякой задней мысли» для таких взаимоотношений? Финал наступает, когда Хаус ставит ей диагноз странного заболевания (а в «Хаусе» и нет иных заболеваний), после чего она срывается с тормозов. Довольными остаются все: поклонники Хауса с его антиобщественными склонностями и синдромом Аспергера могут радоваться, наблюдая, как он идет походкой искусителя, зная о своей малолетней обожательнице, а те, кому не по нраву такое поведение, могут быть удовлетворены тем, что: 1) ничего не произошло и 2) девушка просто страдала от какого-то странного заболевания.

Думается, для того, чтобы «Хауса» приняла широкая зрительская аудитория, сто создателям необходимо постоянно каким-то образом соединять странного главного героя с относительно традиционной формулой. От такого хождения по канату вряд ли кто-то будет в восторге. Зрители готовы принять придурка в качестве второстепенного персонажа в каком-нибудь традиционном больничном сериале, но сделать придурка центральным персонажем чревато тем, что им это может прийтись не по вкусу. А с другой стороны те, кому по нутру герой, подобный Хаусу, именно в силу его странного и асоциального характера, вряд ли примут найденную для сериала формулу и сочтут нужным тратить на него свое время. С этой точки зрения «Хаус» совершенно удивительное произведение, поскольку его герой в других обстоятельствах гарантировал бы своим создателям очень недолгий прокат, ну а при лучшем стечении обстоятельств стал бы культовым кино. Главный персонаж мог бы украсить собой некую программу популярную и отражающую часть господствующей культуры. В связи с неуменьшающейся популярностью сериала представляется правильным попытаться уравновесить характер Хауса, сделав его более мягким, уложить в рамки «социальных приличий», так чтобы независимо от того, как далеко зайдет Хаус-персонаж, «Хаус»-сериал навсегда остался «безопасным» для нас.

Мне не хотелось бы создать впечатление, что формула всегда торжествует над чувствами главного героя с его ершистым характером. Взять, к примеру, особую черту Хауса, совершенно нетипичную для героя американских сериалов, а именно — его отношение к Богу, что, вероятно, послужило причиной волнения членов «Родительского комитета но телевещанию». В «Трех историях» (1–21) больной Хауса был «технически мертвым более одной минуты». Уилсон, присутствовавший в аудитории вместе с другими «утятами», спросил Хауса, были ли на пороге смерти ощущения больного «подлинными». Хаус ответил, что больной видел «белый свет», но что «все это химические реакции, происходящие, когда мозг отключается». Доктор Форман с удивлением спросил: «И вы этому верите?» Хаус дает ответ, который помогает глубже раскрыть его характер и показывает, чем он отличается от обычного телегероя: «Наука не дает точного ответа, отвечает он. — То, что выбираю я, не имеет значения для моей жизни. Я выбираю тот результат, который мне более удобен». Доктор Кэмерон, кажется, не принимает утверждение Хауса о том, что ему удобно верить, и точка. Но Хаус отвечает: «Мне удобнее верить, что это не просто проверка».

В лучшем случае Хаус — агностик, который при возможности выбора предпочтет порассуждать при жизни о том, что будет после нее. Наука в этом отношении для него удобна. И такая позиция требует мужества от героя популярного американского сериала, снятого в первом десятилетии XXI века. В некотором смысле эта позиция выносит Хауса за пределы господствующего мировоззрения (и даже дальше, чем его общая придурковатость), что, несомненно, обновляет и всю традиционную сериальную структуру.

Кроме этого необходимо отметить, что пока еще «Хаусу» не свойственно ленивое благодушие, которое задушило бы его сломанного героя. Рождественский эпизод, после которого наступил перерыв, стал тому доказательством, поскольку оказался одним из самых сумбурных образцов рождественского кино, когда-либо выпущенного в прокат. Хаус провел «Веселенькое Рождество» в воздержании, так как никто его не снабжал викодином. К концу серии ему удается раздобыть оксиконтин, он принимает слишком большую дозу, запивает алкоголем и вырубается на полу гостиной. «Его лучший друг» Уилсон обнаруживает его, впадает в ярость и уходит, хлопнув дверью. Затем полицейский старается упечь Хауса за решетку за злоупотребление наркотиками. Вот такова рождественская серия.

Уилсон накануне Рождества заходит в кабинет Хауса и приглашает его к себе. «Лучше встретить праздник с людьми, чем с наркотиками», — говорит он Хаусу. Лицо Хью Лори выражает презрение, но в душе, и мы это чувствуем, он согласен с этим. Тем не менее он печально усмехается и выходит из комнаты, не выпуская из рук флакона оксиконтина. Жалкий вид Хауса способен растрогать кого угодно… Стоит ли обвинять авторов в том, что они спекулируют на рождественских эмоциях зрителей?

По крайней мере дважды создатели показали глубину характера Хауса, не полагаясь на дешевые трюки (в данном случае они сочли, что таланта Лори будет достаточно). Это произошло тогда, когда они решили отойти от формулы.

Обычно, когда на телевидении показывают «Совершенно Особую Серию» из сериала, это — кошмар. Как правило, это какое-то «значительное» и серьезное повествование о том, как вредны наркотики или что-то подобное. Но иногда Совершенно Особая Серия оказывается непохожей на традиционные телесериалы: этакий одноразовый отход от нормы. Так произошло в финале «Без причины» (2–24). В начале серии в Хауса стреляет разъяренный муж его бывшей пациентки. Все остальное в корне отличается от «Хауса», созданного по формуле. Там сдвигается время, происходит не поддающееся описанию перемещение героев, зрелище приобретает психоделический характер. Его можно было бы назвать претенциозным, но на фоне прочих телевизионных сюжетов это сиюминутное отступление от схемы кажется замечательным.

Мы видим, что все в этой серии, кроме самого начала и самого конца, происходит в сознании Хауса на протяжении пары минут. За это время Хаус узнает, как избавиться от боли в ноге. Но это — не самое главное. Самое главное то, что он передает полученные знания человеку, который может ему помочь. Кажется, что Хаус наконец-то осознал, что он преднамеренно мешает себе быть счастливым, что он строит свою жизнь, играя придурка, который умнее всех прочих. Вообще-то самое время это осознать. Однако утрать он свою неординарность, весь сериал будет загублен (вот еще одна причина того, что последующий рождественский эпизод стал хорошей новостью).

«Без причины» продемонстрировал, что сериалы могут отойти от формулы, получить ускорение за счет главного героя и при этом сохранить остроту, которая делает Хауса (и героя, и сам сериал) достойным зрелищем. Вышеупомянутые «Три истории», возможно, лучшие из всех серий «Хауса», еще раз доказывают, что причина, по которой «Хаус» не стал великолепным кино, заключается в том, что он выстроен по формуле.

В предпоследней серии первого сезона Хаусу приходится читать лекцию. Он задает условия медицинской задачи: трое больных, жалующихся на боль в ноге. Затем он опрашивает студентов по мере их знакомства с историей болезни — точно так же, как он и его ассистенты делают это в какой-нибудь обычной серии «Хауса». Нюанс заключается в том, что здесь не одни, а три пациента, а кроме того, Хаус занят не тем, что разбирает конкретную проблему с другими врачами, а учит студентов, основываясь на анамнезе. В этой серии разбираются различные случаи, совершаклся прыжки во времени, в ход идет даже Кармен Электра.[16] Пэрис Барклэй, кинопродюсер, и Дэвид Шор, написавший сценарий и получивший за нее премию «Эмми», — соединив простое и сложное, добились удивительного результата. В ходе занятия мы начинаем понимать, что один из больных это сам Хаус, который рассказывает историю своей хронической болезни (и попутно пристрастия к викодину).

Как и «Без причины» эта серия отступает от формулы, и в этом причина ее успеха. Искусно сотканное, сложное повествование стало для зрителя наградой. А мы узнаем о характере Хауса гораздо больше, нежели из всех прочих серий.

В 2005 году, когда заканчивался первый сезон «Доктора Хауса», вышла книга Стивена Джонсона «Все плохое вам на пользу: как современная поп-культура делает вас умней». В ней Джонсон утверждает, что сегодня люди ожидают большего от индустрии развлечений, и в основном их ожидания оправдываются. «Зрителям больше не нужны трехколесные детские велосипеды, потому что двадцать пять лет общения с изощренными телевизионными программами как следует отточили их аналитические способности» (77). Медицинские телесериалы стали более сложными; сравните «Приемное отделение» с «Беном Кейси»[17]. Большой состав исполнителей и переплетающиеся сюжетные линии, а также допущение, что зрители способны воспринимать сложное повествование, приводит к появлению «более умного телевидения». Когда я жалуюсь на то, что интеллект зрителей недооценивают, добавляя ненужные диалоги или банальные тексты песен на звуковой дорожке, я имею в виду именно это. Нам больше не нужно что-то избыточное (а раньше было нужно?). Когда создатели Хауса» не исключают избыточное, как и «Трех историях», результат замечателен. Когда они ковыряются в формулах, когда предлагают «трехколесный велосипед», мы получаем другое кино. Чаще всего рождаются серии, подобные «Линиям на песке», где совершенство граничит с тупостью.

Я убежден, что сложность «Доктора Хауса» заключается не в сюжетах, которые повторяются из серии в серию, и не в диалогах артистов (ведь сериал не случайно не носит название «Учебная больница»; он носит имя одного-единственного героя). Нет, сложность обусловлена именно этим персонажем, без которого сериала не было бы. Грегори Хаус — раздраженный и несдержанный человек, подобных врачей мы видели в кино и раньше. Он — мизантроп, таких мы тоже периодически встречаем, хотя обычно таковыми являются приглашенные звезды в единичных эпизодах или второстепенные герои. Хаус наркоман, и единственный раз, когда наркотики создают проблему, — это эпизод, в котором ему перестают их доставлять (наркотики не являются проблемой, пристрастие к ним — тоже, проблема в том. как наркотики добыть, хотя возникшие трудности с мочеиспусканием могут быть предвестником других грядущих проблем). В этом сериале перед нами предстает совершенно необычный главный герои. Вечно раздраженный — ну что ж. Мизантроп да, это несколько серьезнее, но это можно пережить. Наркоман? Ого! Добавьте к этому совершенно осознанное презрение к религии, и вы получите довольно опасного типа. По крайней мере, в контексте того, что мы видим на американском телевидении в прайм-тайм. Следует ли удивляться тому, что Шор стремится вместить свое шоу и некоторые рамки и прикрывает сложного Хауса земным и обыденным «Доктором Хаусом»? Как еще ему протащить на телевидение этого наркомана?

В итоге Хаусу удается пройти по лезвию ножа. Хью Лори великолепен, его главный герой выше всяких похвал, и эти два момента перевешивают занудные повторы, составляющие большую часть сюжетов. «Хаус» выстроен по известном сериальной формуле, выстроен качественно, что в совокупности и притягивает зрителей. Остается надеяться, что Шор и компания осознают то, что зрители уже готовы к чему-то более серьезному.

Стивена Рубио утешает наука. К сожалению, он не ученый, а преподаватель английского языка. Его блог в Интернете, «Stephen Rubio's Online Life», функционирует уже шестой год, к нему можно обратиться и через сайт bagonias.typepad.com/srubio.

Gildemeister, Christopher. «Faith in a Box: Entertainment Television & Religion 2005–2006.» parentstv.org. Retrieved 30 Mar, 2007. http://www.parentstv.org/PTC/publications/reports/religionstudy06/main.asp Johnson, Steven Everything Bad Is Good for You: How Today's Popular Culture Is Actually Making Us Smarter. New York: Riverhead, 2005.

PTC Family TV Guide Show Page. «House.» Retrieved 30 Mar. 2007 http://www.parent-stv.org/ptc/shows/main asp?shwid=1937

They say you always hurt the ones you love. The writers of House take that literally: the explanation for Princeton-Plainsboro pauenls' mysterious ailments can almost always be traced back to their families. It's a strange pattern for a show without any overt family focus. Jill Winters puzzles out the meaning behind the disturbing trend.

Джил Уинтерс ДИСФУНКЦИОНАЛЬНАЯ СЕМЬЯ, ПРОЖИВАЮЩАЯ ПО МЕСТУ РАБОТ Тревожная групповая динамика в «Докторе Хаусе»

В каждой серии «Доктора Хауса» присутствуют два элемента, вызывающие наше удивление и восхищение. Первый — это трудно диагностируемое заболевание. Второй — это великолепный и бросающий вызов обществу доктор Грегори Хаус. Каждую неделю мы оказываемся в вымышленной учебной больнице в Принстон-Плэйнсборо (УБПП). Там мы встречаемся с больными и их взволнованными родственниками. Мы знакомимся с руководителем отдела диагностики, доктором Хаусом, и группой специалистов, работающих с ним. Но «Хаус» — это не простой сериал, и ничто в нем не стоит принимать за чистую монету.

Те загадочные хвори, от которых страдают больные доктора Хауса, всегда проявляются как-то нестандартно, не гак, как в обычной жизни. У нас складывается впечатление, что больные занимают Хауса не более чем научные проекты, но и действительности оказывается, что он о них беспокоится, и гораздо больше, чем другие, и это проявляется в его въедливости. «Хаус» — это сериал, представленный зрителям в виде некоей картины, которую затем переворачивают с ног на голову. Вот появляется семья больного, которая старается ему помочь, но в конце концов выясняется, что она и является прямой или косвенной причиной заболевания. В сериале мы видим множество родственников больных, но лишь немногие из них, если таковые вообще есть, вызывают нашу симпатию. В «Хаусе» понятие «семья» слишком часто, чтобы воспринимать это как простую случайность, лишается положительного ореола и ассоциируемых с ней понятий стабильности, надежности, защиты. Напротив, семья преподносится как источник невежества, пренебрежения или даже извращения и губительного разрушения.

Но с какой целыо?

Сериал открывается сценой в начальной школе, когда учительница Ребекка Адлер внезапно теряет контроль над речью и падает без сознания. Срочно в УБПП, где доктор Хаус и сто сотрудники обсуждают этот случай! В тот момент, когда врачи Форман. Кэмерон и Чейз пытаются исключить те причины заболевания, которые можно счесть «чрезвычайно необычными», Хаус походя замечает: «Ей всего двадцать девять лет или около того, и все, что бы у нее ни обнаружилось, было бы чрезвычайно необычным» (1–1).

Во время просмотра я не могла отделаться от мысли, что, вероятно, самым необычным в положении Ребекки было то, что никто не пришел навестить ее в больнице. Симпатичная молодая учительница лежит в больничной палате, а вокруг никого из семьи? Правда, прозвучала фраза, что ее семья — это ее ученики, И вот здесь в сериале начинает развиваться мысль об отсутствии уважения к институту семьи, хотя все это делается очень тонко. О семье Ребекки не было сказано ничего плохого, однако поразительно то, что о ней вообще ничего не было сказано. Семья как система поддержки просто отсутствовала.

Ленточный червь, случайно попавший в мозг Ребекки, был удален, и все закончилось хорошо. Однако по ходу действия медицинские аномалии перестают быть случайными, они становятся предопределенными. Будь то наследственные факторы или внешние инфекции, источник проблем больного почти всегда обнаруживается в его семье. Конечно, свою генетику уже не исправишь. Но поведение членов семьи или, выражаясь более точно, их негативные поступки, это та проблема, вокруг которой, как мне представляется, и крутится все происходящее.

Подчеркивается, что семья человека — это главный источник его бед. Медицинские диагнозы могут быть разными, но в деталях представления семьи больного четко просматривается именно эта мысль, последовательно развивающаяся на протяжении всего сериала.

Некая бездомная женщина потеряла сознание, и на основании ряда необычных симптомов доктор Хаус поставил ей диагноз — рак и психическое расстройство. Можно утверждать, что эти беды — наименьшие из всех тех, с которыми она столкнулась. Выясняется, что она стала бездомной после того, как ее муж и сын погибли в автокатастрофе, причем она сама была за рулем.

Женщина, страдающая от загадочных конвульсий и помутнения сознания, когда-то убила собственного ребенка. В итоге доктор Хаус ставит ей диагноз целиакии, наследственного заболевания, которое своевременно не лечили и которое привело к психическому расстройству. Помимо этих печалей добавим еще кое-что: ее муж не обращал внимания на странное поведение жены. Он подружился с бутылкой, и когда она наконец потеряла рассудок, бросил ее без всякой жалости.

Девочка-подросток с агрессивным поведением. Доктор Хаус ставит ей шокирующий диагноз: рак яичек. В действительности она родилась мальчиком с «мужским псевдогермафродитизмом». Если бы только это! Но, увы, это еще не все. Оказывается, отец девочки вступал с ней в половую связь, а она его поощряла, дабы командовать им.

Если вы захотите найти скрытый смысл в подобных эпизодах, вы сделаете это довольно быстро. Мать — разрушительница. Муж — негодяй. Отец — насильник. Какими бы разными они ни были, «Хаус» идет дальше. Проблемы в семьях — это больше, чем дешевые трюки или нечто вызывающее отвращение. Эти проблемы сконцентрированы, причем преднамеренно. Семья становится метафорой, обозначающей узкий круг людей, которыми мы окружаем себя, наши ближайшие союзники, являющиеся таковыми нам на беду.

Молодая пара, белый и мулатка, Трэйси и Джереми, попали в больницу с одинаковыми симптомами распухшее горло, боль в животе и прочее. Как всегда для команды из УБПП диагностика заболевания была сопряжена с трудностями, но сделана быстро. Окончательный диагноз, который поставил доктор Хаус, оказался для Трэйси и Джереми совершенно неожиданным. Наследственная болезнь Квинке, редкое генетическое заболевание, причем у обоих! Выяснилось, что молодые люди являются родственниками. Они не знали, что давным-давно отец Джереми крутил роман с соседкой, матерью Трэйси. И Трэйси и Джереми долго дружили, пока не полюбили друг друга, не подозревая об общем отце.

По словам Джереми, его отец впал в ярость, когда узнал, что его сын встречается с Трэйси; дальше пошли разговоры расистского толка: отец заявлял, что он против этих отношений, поскольку девушка — цветная; дело дошло до того, что во время одной из ссор он сломал сыну руку. Отец впоследствии совершил самоубийство, но так и не признался, что Джереми и Трэйси сводные брат и сестра и что он страдал редким наследственным заболеванием, которое и передал своим детям.

Эта серия целиком построена на антиотцовских чувствах. Мы видим отца, который изменял жене, занимался рукоприкладством, был ханжой и расистом. Отца, который был носителем «плохих генов». Отца, оказавшегося подлецом и настоящим трусом.

В этой серии делается все, чтобы в начале показать возвышенную любовь молодой пары. Тем разительнее контраст в конце. Мы узнаем, что бегство от губительного влияния семьи счастью Трэйси и Джереми не помогло. Их чувство было отравлено изначально. И хотя они ничем не провинились, романтические мечты оказались обреченными. Они в шоке оттого, что, будучи братом и сестрой, вступили в связь. К концу серии «семья» становится чем-то извращенным, инструментом невзгод, понятием, которое вызывает не добрые чувства, а ужас.

Это не значит, что антисемейный настрой «Хауса» всегда звучит так злорадно. Родственники больных не всегда представлены в обличье демонов. Часто они просто ведут себя как люди некомпетентные, не понимающие, что происходит. Возьмем, к примеру, подростка с травмой головы, ночными кошмарами и подергиванием ноги. Выясняется, что его мать не была вакцинирована против кори, в результате чего вирус, попав в организм ее сына, «мутировал» и проник в мозг. Или же другой мальчик — он страдает от острых приступов астмы, потому что его мать не позволяла ему пользоваться ингалятором. (Едкий упрек доктора Хауса все исправил).

Список можно продолжить. Мальчик, получивший радиационное отравление от какой-то некачественной игрушки, подаренной отцом. Мальчик, бальной проказой, передавшейся ему от отца. Мальчик, заразившийся от круглых червей, паразитирующих в енотах, обитающих в песочнице в их дворе. Этот эпизод «Хауса» был одним из лучших и язвительных. В самом деле, что как не песочница во дворе дома является символом здоровой семьи? Но оказывается, что именно в ней кроется опасность и зараза.

Зачастую сквозь сюжет читается следующая мысль: даже хорошие родители приносят больше вреда, чем добра. А иногда, как утверждается в фильме, у родителей бывают планы, которые вступают в непосредственный конфликт с интересами детей. Рассмотрим дело Абигайль, карлицы-подростка, которую доставили в больницу с отказавшим легким. После лечения Хаус обнаружил у девочки опухоль в гипофизе. Ко всеобщему изумлению, Абигайль оказалась вовсе не карлицей. А окружающие считали ее таковой, потому что Мэдди, ее мать, была карлицей. Рост Абигайль сдерживала опухоль, оказывающая давление на гипофиз, поэтому после хирургического вмешательства и лечения гормонами роста девочка станет расти нормально.

Мать же, услышав радостную новость, впадает в уныние. Мэдди растила Абигайль, полагая, что быть «нормальной» куда менее благородно, чем быть карликом. Таким образом она пыталась внушить дочке и самой себе активное чувство гордости. А теперь чем же Мэдди гордиться, если доктор Хаус открыл перед Абигайль возможность стать «такой же, как все»? Это все равно что признать, что нормальность до некоторой степени лучше аномальности.

Печально, но Мэдди была действительно готова запретить врачам лечить дочь. Как обычно, словесная выволочка Хауса сломила упрямство родительницы. Доктор Хаус отругал Мэдди за ее недальновидность, заставил ее думать в первую очередь о благе дочери, а не только о собственном это и самым хамским образом велел ей подарить Абигайль «билет на выход из театра уродов» (3–10).

По-хаусовки — грубо, бесчувственно, но эффективно.

Разумеется, если речь идет о здоровье пациентов, Хаус готов к бою, в особенности с родственниками больных. В одной из серий он даже обратился в суд, чтобы лишить отца и мать права принимать решения в отношении их дочери. В данном случае родители малышки Элис, все еще не придя в себя после развода, проводят дни и ночи возле ее кровати, пререкаясь и переругиваясь друг с другом, даже после того как доктор Кэмерон сказала им, что стресс, который испытывает их дочь в результате этих ссор, ухудшает ее состояние.

Так и есть, разлад между супругами зачастую служит стартом антисемейной темы, которая проходит красной нитью через весь сериал. Жена, отравившая мужа. Муж, изменяющий жене и подхвативший герпетическую инфекцию. Жена, лечащаяся от бесплодия и одновременно, втайне, принимающая противозачаточные таблетки, дабы сорвать лечение. Беременная замужняя женщина, имеющая серьезные сомнения по поводу отцовства своего ребенка. Эпизоды, в которых суровый доктор Хаус вынужден сообщать подобные новости ничего не подозревающему супругу или супруге, полны мрачного комизма. К примеру, мужчина, кожа которого стала оранжевой от избытка бета-каротина. Хаус напрямик сообщает ему, что его жена явно спит с другим, в противном случае она бы заметила оранжевую окраску мужа и Хаусу не пришлось бы извещать его о факте измены.

В мире вымышленных героев «Хауса» совершенно очевидно, что наследственность — это бедствие, что родители — эгоисты, что супруги стремятся причинить друг другу боль. Конечно, тема семьи не ограничивается отношениями родственников пациентов. Главные герои также отягощены грузом семейных проблем. У Хауса были ужасные отношения с отцом, которого он просто ненавидит, но на которого похож. Бывший морпех всегда был скор на расправу. Из одной серии мы узнаем, что в детстве Хаусу жестоко доставалось от вояки-отца, что тот ко всему относился пристрастно, был «брутально честен» — в точности как сейчас Хаус. На самом деле, как мы узнаем от доктора Уилсона, Хаус стал ненормальным еще до того, как в результате закупорки сосудов у него отказала нога, от чего он начал испытывать постоянную боль. (Можно предположить, что это не случайно, он явно походит на своего отца.)

У членов команды доктора Хауса полным-полно семейных бед. У врача Эрика Формана — больная мать и вечно сидящий в тюрьме брат. У доктора Роберта Чейза были постоянные споры с отцом, пока тот не умер, оставив сына без наследства. Семейное прошлое доктора Элисон Кэмерон туманно, она старается не говорить о себе. Известно только, что, когда ей был всего двадцать одни год, она вышла замуж за человека, который был тяжело болен.

Что касается супружеской неверности, то грешен даже корректный доктор Уилсон. Он сам уже трижды был женат, и последняя жена ему изменяет. А бывшая супруга Хауса, Стэйси, изменяла своему нынешнему мужу, Марку, с Хаусом!

Если представить антисемейную тему в «Хаусе» в виде концентрических окружностей, можно наблюдать, как она закручивается внутрь. Внешний круг — это истории больных, попавших в госпиталь. Следующий круг — это семейные истории основных персонажей. А круг в самом центре уготован для главной группы — Хауса и членов его команды, которые образуют свою собственную маленькую дисфункциональную семью.

Итак, когда дело касается диагностики в медицине, они вполне функциональны. Но это вопреки их коллективному эго, а не вследствие ею.

В «семействе УБПП» Хаус является главой, Лиза Кадди олицетворяет материнское начало, она покровительствует детям — Форману, Чейзу и Кэмерон, а доктор Уилсон — их дядя. (В качестве «брата» он знает Хауса дольше всех, и только он может ладить с ним.)

Занятно, что роль каждого в этой метафорической семье тесно перекликается с ролью каждого в «реальной жизни». Хаус — жесткий, саркастичный и неуживчивый со своими подчиненными, так же жесток, саркастичен и неуживчив в личной жизни. Кадди, как стоящая в стороне мать, скорее наблюдатель, чем воспитатель. Она безуспешно пытается забеременеть и даже говорит Уилсону, что, вероятно, у нее отсутствует ген материнства.

Кэмерон — это хорошая дочь в семействе УБПП, она восполняет отсутствие родительской ласки тем, что всегда и со всеми любезна.

Подобно тому как она когда-то бескорыстно вышла замуж за умирающего, сейчас она стоически переносит бремя работы. Когда Форман намеренно крадет у нее идею статьи, Кэмерон извиняется перед ним за то, что вспылила, повторяя, что не хотела бы потерять его дружбу. (Забавно, что Форману приходится напомнить ей, что они вовсе не друзья, а всего лишь коллеги). Предельно внимательная к другим, Кэмерон научилась быть «хорошей», чтобы добиваться расположения окружающих. В одной из серий доктору Хаусу велели сократить кого-то из подчиненных. Кэмерон пришла к нему еще до того, как он сделал выбор, и предложила, чтобы уволили ее. То, что должно было выглядеть «достойным уходом», стало в действительности признанием собственной неуверенности. Предвидя, что увольнение грозит именно ей, она решила все упростить и уйти.

Будучи «нелюбимой дочерью», Кэмерон не желает вступать в непосредственную борьбу с «братьями», Форманом и Чейзом. Вместо этого, как женщина добрая и ласковая, она уходит в сторону. В какой-то момент она делает комплимент Хаусу, а тот с насмешкой отвечает, что не нуждается в похвале. Она объясняет: «Мне просто хотелось сделать вам приятное», на что он говорит со свойственной прямотой: «Вовсе не обязательно быть приятной для всех».

Подобные параллели можно продолжить. Форман отказачея от своего брата, преступника и наркомана, такую же бесчувственность он обычно проявляет по отношению к ближайшим коллегам. В отличие от Хауса, не скупящегося на грубость, Форман не таков. Но, подобно Хаусу, он откровенен, не способен на извинения, и, по большому счету, ему нет дела до проблем других людей. Как сын, появившийся на свет первым и стремящийся превзойти отца, Форман настроен на соперничество и успех, намерен в один прекрасный день не только сравняться с отцом, но и обогнать его. Форман постоянно противоречит Хаусу, старается быть равным ему и не отступает (пока ему не приходится это сделать, поскольку Хаус в итоге всегда прав).

Такая динамика частично объясняет, почему доктор Форман и доктор Чейз ведут себя скорее как соперничающие братья, нежели как коллеги. Чейз является младшим сыном, отчаянно стремящимся заслужить отцовское одобрение и старающимся в точности копировать его в жизни. У Чейза был конфликт с собственным отцом, и он пережил очень трудный период в отношениях с Хаусом. (Смерть отца Чейза позволила Хаусу символически занять его место.)

Чейз редко вступает в конфликты с Хаусом напрямую, скорее пытается действовать уговорами. Если он и высказывает свое мнение, то одновременно стремится (и напрасно!) подольститься к Хаусу. И тем не менее, несмотря на поклонение Хаусу, Чейз иногда действует по-своему, что демонстрирует сложность его чувств по отношению к своему боссу. Чейз может испытывать смесь обиды, уважения, почтения и злости к Хаусу, но, так или иначе, последний многое в него вложил и оказывает на него большое влияние. В одном из недавних эпизодов Чейзу удалось поставить диагноз больному раньше Хауса, но тот, вместо того чтобы поблагодарить или похвалить, как следует отчитал его. (Это произошло, когда Хаус не принимал викодин и стал настолько агрессивен, что даже ударил Чейза.)

Потом Чейз горько жаловался Уилсону, что Хаус не ценит его даже тогда, когда тот делает все как надо. Здесь мы видим, насколько глубоко был задет Чейз манерой Хауса. Он ведет себя как обиженный ребенок, а не как рассерженный профессионал. Для него первостепенное значение имеют чувства, а не карьера.

Однако, несмотря на то как холодно и отстраненно доктор Хаус держит себя со своими подчиненными, временами он проникается их проблемами и приходит им на помощь. Он сочувствует Кадди, которая переживает по поводу своего бесплодия, он является другом Уилсона, он дает Форману понять, насколько тот важен для их совместной работы, он, хотя и неохотно, по проявляет теплоту по отношению к Кэмерон, и, несмотря на то что в целом он достаточно жесток к Чейзу, заступается за него, когда тот допускает ошибку. Но все эти проявления теплоты и личные моменты оказываются не правилом, а исключением.

Занятно, что, несмотря на целый ансамбль исполнителей, «Хаус» — не сериал о коллективной работе. Это кино, которое по своей природе (и даже по своему названию) асоциально.

Если вас вдруг охватывает радость, когда Хаус в редкие моменты проявляет добрые чувства но отношению к коллегам или больным, значит, вы пропустили главное: на самом деле Хаусу эти люди вовсе не нужны. Вы не заметили, что ни Кэмерон, ни Форман, ни Чейз не открывают ни в себе, ни в других чего-то нового или хорошего, что они скорее отталкиваются друг от друга — как мячики в игровом автомате. И что, если Хаус и проявит дружеские чувства к Чейзу. Он тут же уязвит его чувство уверенности в себе и, как всякий холодный и критически настроенный родитель, скажет ему что-то такое, что сведет на нет это редкое похлопывание по спине.

«Доктор Хаус» — это сериал, в котором весьма умело воспевается индивидуализм. Хаусу нравится обсуждать симптомы каждого больного со своими подчиненными, выслушивать их мнение. Да, он предпочитает поступать именно так, но в действительности ему это не нужно. Как хотелось бы представить, что Хаус нуждается в Формане, в Кэмерон и в Чейзе, что он «не может без них обойтись», — и это грело бы душу зрителей. Но на деле у нас нет доказательств того, что эти люди составляют единое целое. Но отдельности эти врачи представляют собой ценность, но в структурном контексте всего сериала без них можно обойтись. Мы, зрители, имеем веские основания считать, что Хаус может справиться без них. Именно Хаус появляется как божество и произносит решающее слово, ставит окончательный диагноз. (Лишь только тогда, когда Хаус не получает регулярной дозы препарата и ведет себя неадекватно, он бьет мимо цели и ломает сложившуюся схему поведения.)

В мире «Доктора Хауса» люди образуют группы и стремятся каким-то образом держаться вместе, но к концу дня (или, в зависимости от обстоятельств, серии) они все же предстают как отдельные личности со своими проблемами, со своим чувством одиночества, которое сопротивляется всяким переменам. В «Хаусе» настойчиво рисуют в отрицательном свете семью, потому что семья на самом деле — это просто символ, способ развить более широкую тему, которой является презрение к коллективу.

Браки распадаются или выживают по причине или за счет обмана. Родители постоянно совершают что-то нехорошее по отношению к детям. Дети приносят разочарование. Хаус остается одиноким и несчастным, несмотря на тесный круг коллег, которые почитают его и готовы назвать его своим другом. Потому что он таков. Его коллеги не изменили его и не могут это сделать. Не претерпели никаких изменений за три сезона и Форман с Кэмерон и Чейзом. В «Докторе Хаусе» нет подлинного ощущения «группы», а есть лишь ее видимость, будь то семья больного, собравшаяся у него в палате, или Хаус с коллегами в зале заседаний. В одной из серий Хаус язвит: «Я-то думал, что выслушаю ваши теории, посмеюсь над ними, а затем приму свою собственную, как обычно». («Веселенькое Рождество», 3–10). Вряд ли сценаристы могли лучше резюмировать весь сериал.

Джил Уинтерс училась в колледже «Фи Бета Каппа»[18] в Бостоне, с отличием его окончила и получила диплом историка. Она преподавала курс «Женских исследований», а также вела многочисленные семинары для начинающих писателей. Она является автором романов «Лимонный Рики», «Просто персиковый», «Малиновый напиток» и «Стыдливый румянец». Ее книги возглавляли списки бестселлеров, публикуемых агентствами Barnes & Noble и Book Sense's Top Ten, а ее первый роман, «Сливовая девочка», стал финалистом конкурса на премию имени Дороти Паркер. Джил публиковала свои очерки в таких антологиях, как «Заигрывание с гордостью и предубеждением», «Добро пожаловать в Вистерию Лэйн» и «Кофе у Люка». Вы можете посетить ее сайт www.jillwinters.com

Крэйг Дерксен ЛГУТ ВСЕ, КРОМЕ КОМПЬЮТЕРНОГО КИНО Как обмануть: практическое руководство

«Все лгут» — расхожее выражение в сериале «Доктор Хаус». На деле хваленое диагностическое мастерство главного героя, доктора Грегори Хауса, идет от его способности видеть обман. Однако обман, который лежит в основе сериала, не случаен, а скорее представляет собой некую систему, причем у этой лжи всегда есть причина. Подобно тому как жанр фильмов ужасов подразумевает некоторые стратегии выживания, можно говорить о стратегиях для определения обмана в «Докторе Хаусе».

Без излишней шумихи я хочу предложить правила, с помощью которых в «Докторе Хаусе» можно разглядеть обман.

Существует много общепринятых правил относительно обмана в художественных произведениях, и, как всякое художественное произведение, «Доктор Хаус» следует некоторым из них и игнорирует другие.

Одно из самых важных правил касается героев, стряпающих крайне замысловатые истории, дабы скрыть обман. Создатели «Доктора Хауса» не стали прибегать к такому сугубо театральному средству. Некоторые фильмы (к примеру, большинство комедий положений) опутывают нас изощренным обманом и пытаются тем самым развлечь, в то время как мы испытываем неловкое чувство, стараясь распутать паутину лжи. «Доктор Хаус», как «Друзья» или «Компания из троих»,[19] повествует об обмане и последствиях обмана, но его трактовка отличается от двух названных комедий. Обман в «Докторе Хаусе» не такой изощренный. Занятно, что ложь в «Хаусе» обычно кроется в самых обычных и неинтересных историях. Бывают исключения, как в серии «Проклятье» (1–13), где отец пациента пребывает в духовных исканиях, а сыну говорит, что он пилот истребителя. Но даже в этом случае история о пилоте была рассказана мимоходом и особого внимания не привлекла. Причина частично заключается в том, что в этом случае ложь распознать труднее. Если нам рассказывают какую-то замысловатую историю, мы сразу же начинаем подозревать обман. А обыденные истории влетают в одно ухо и вылетают в другое, так что мы и внимания-то на них не обращаем.

Зачастую Хаус подмечает такие истории, но лишь в силу приписываемой ему способности знать доподлинно, как соответствующим образом отреагировать на какую-то ситуацию; истории, которые нам представляются банальными, ему кажутся крайне непростыми. Он и сам навыдумывал всякого разного, когда рассказывал о своей болезни в «Трех историях» (1–21) и заменил себя Кармен Электрой. Мы хоть и подозревали неладное, но размера этого обмана не представляли.

Правильная реакция на обман — это умение, которым владеют не все, а если владеют, то в разной степени. Но способность Хауса определить правильную реакцию и его личное пренебрежение к этим реакциям просто сверхъестественны. Подозрение Хауса в серии «Спортивная медицина» (1–12), когда Форман появляется на работе на несколько минут позже и говорит, что у него сломалась машина, замечательный тому пример.

«Доктор Хаус» не потчует нас обманами с ложечки, однако эти обманы различимы и неслучайны. Сериал не пошел по традиционному для телевидения пути, если бы загадки разрешались просто — на основании незначительных и более или менее очевидных фактов. Редко можно встретить художественное произведение дедуктивного характера, позволяющее нам воспользоваться нашими способностями. Даже детей раздражает случайность происходящего в «Скуби Ду», «Где вы?» и в серии «Выбери свое приключение» или нагнетание таинственности путем ошибок, как это происходит в сериале «Она написала убийство», где игра актеров скрывает важные ключи к разгадке.

Мы привыкли видеть обман в силу правил, действующих в подобных произведениях и определяющих, что следует считать ключом к разгадке и как такие ключи интерпретировать. Нам всем известно, что в любой серии «Она написала Убийство» Джессика Флетчер раскроет преступление, исходя из случайной подсказки, которая позволяет ей увидеть то, чего раньше она не видела. «Доктор Хаус» часто прибегает к тому же правилу и к тому же расчету времени. Когда до конца фильма остается десять минут и Хаус направляется к кому-нибудь (чаще всего это больной), мы можем успокоиться и предположить, что с этим человеком непременно что-то случится, что и позволит Хаусу правильно установить диагноз больного в данной серии.

Существуют два правила развития событий, способствующие именно такому исходу. Правило, по которому задача должна разрешиться в последние десять минут, и правило случайного события, дающего ключ к разгадке тайны. Многих людей бесит правило разрешения загадки в последние десять минут, но такое раздражение несколько неоправданно. Конечно, это правило приводит к тому, что решение загадки становится не сюрпризом, а чем-то ожидаемым. Однако это не похоже на остановку бомбы с часовым механизмом в тот момент, когда до взрыва осталась одна секунда. Количество времени, оставшегося до конца фильма, — это не внутренний, а внешний фактор повествования. «Последние десять минут» могут длиться от одной минуты до нескольких дней, недель, месяцев или даже лет воображаемого времени. В фильме Хаусу для решения проблемы требуется не десять минут. Он подходит к решению проблемы не сразу, а происходит это в последние десять минут. Что остается делать диагносту, когда он уже поставил диагноз? То, что основные проблемы в «Докторе Хаусе» решаются в наши с вами, а не в их последние десять минут, оказывается для нас удобным правилом. Когда герой утверждает что-либо в последние десять минут и отстаивает свое убеждение, несмотря на травлю, мы обычно можем верить в то, что он прав.

С другой стороны, то, что решение проблемы в фильме происходит не без помощи внешних ключей к разгадке, не имеющих отношения к данной проблеме, может очень раздражать в том случае, если с этим переборщили. Возглас «Эврика!» в момент счастливого озарения, используемый в произведениях, не соответствует тому, как мы решаем проблемы в реальном мире. Скорее это вымышленное средство для накала драматизма. Это также последняя попытка помочь зрителям решить загадку в одной из серий. Беременная женщина в больнице помогла Хаусу диагностировать эпидемию у новорожденных в серии «Материнство» (1–4). Стив Маккуин помог Хаусу поставить диагноз больному в «Охоте» (2–7), а ингалятор у пациента в серии «Любовь зла» (1 20) помог ему диагностировать инфекцию ротовой полости.

Второе правило обмана в художественном произведении, используемое в «Докторе Хаусе», — это движение к более объяснимому и более изящному обману в противовес обману очевидному или неоправданному. Вообще-то в художественной литературе стало популярным привлекать читателя или зрителя к раскрытию обмана вместо того, чтобы позволять ему восхищаться чьими-то дедуктивными способностями. То, что турниры по покеру стали транслироваться наравне с сериалами, показывает, насколько нам нравится самим узнавать того, кто блефует. Судя по тому, что создатели «Доктора Хауса» включили сцены игры в покер в серии «Выбившийся из сил» (2–17) и «Хаус против Бога» (2–19), они знают об этом увлечении.

«Доктор Хаус» предоставляет нам выбор: догадывайтесь сами или ждите, пока за вас это сделают другие. Те, кто предпочитает просто следить за событиями в расчете на умных героев, должны верить утверждениям Хауса по поводу того, кто лжет и что скрывается за ложью. Те, кого больше привлекает личное участие в событиях, могут воспользоваться Хаусом как проводником или лакмусовой бумажкой своих способностей к раскрытию обмана. К концу серии может показаться, что Хаус ошибается, но вряд ли это так. Конечно, то, что Брайан Сингер является главным продюсером «Доктора Хауса», может заставить нас сомневаться в наших собственных предположениях по поводу повествования; вряд ли можно думать, что человек, который подарил нам триллер «Подозрительные лица», будет следовать правилам. Однако похоже, что факты подтверждают утверждения Хауса, хотя иногда он сам подкрепляет эти факты, — как в серии «Обман» (2–9), когда делает инъекцию больному с синдромом Мюнхгаузена. Нужна некая внешняя причина, объясняющая, почему мы можем верить Хаусу. Я полагаю, что таковая есть, и я скажу о ней позже. Наибольшая проблема с «верой в Хауса» состоит в том, что при таком подходе мы не можем сказать, когда он лжет. А ложь Хауса в сериале составляет значительную часть всего обмана. Может быть, стоит немного дополнить Хауса Уилсоном. поскольку, по-видимому, Уилсон раскусил Хауса, — это лучший способ, но… формула определения, кому верить и когда верить, так же сложна, как процесс определения того, кто именно вас обманывает.

Тем, кто говорит, что «икс лжет», а потом заводит известную песню «Я же вам говорил», я должен заметить, что определить, что герой — лгун, совершенно недостаточно. Сейчас вокруг нас такое количество лжи, что найти лгуна — пара пустяков. Гораздо важнее определить, что кроется за этим обманом и каковы его мотивы. То есть нам важно узнать психологию лгуна, исходя из того, что он накручивает.

На первый взгляд героям «Доктора Хауса» нравится врать своим близким. На самом деле они терпеть не могут это делать, но их вынуждают обстоятельства. Почти все пациенты Хауса лгут своим родным, но у каждого имеется своя причина для этого. Почти у каждого есть что-то, что они хотели бы скрыть от родных. Тайные связи, смертельные заболевания и отклонения в поведении — лишь немногое из того, что герои скрывают от своих семей. У них большие секреты, и нам доставляет тайное наслаждение узнавать, что же они скрывают. Мы смакуем это чувство. Нам нравится разоблачать их ложь не меньше, чем Хаусу, но мы не так жестоки, когда раскрываем их обман.

Симптомы и диагноз

Повторение темы о том, как герои лгут своим близким, направлено на то, чтобы показать, что их ложь оправдана выстраиванием определенных отношений. Вы наблюдаете, как пациент лжет родным, когда их отношения с ним складываются так, как этого хочется им. Хаус сам лгал своим родителям, чтобы не встречаться с ними, — в серии «Папенькин сын» (2–5), и это был единственный раз, когда ему, по-видимому, не хотелось врать. Некоторые герои лгут, чтобы порадовать своих родных, — как «идеальная жена» в серии «Мне нужно знать» (2–11); другие лгут ради сохранения семейного очага — как, к примеру, донор печени, которого собирается бросить его жена в серии «От лжи подальше» (2–18); третьи врут, чтобы родители не заставили их работать на весенних каникулах, — как, например, школьник в серии «Папенькин сынок» (которому в свою очередь сказали неправду об обстоятельствах смерти матери, дабы он не садился за руль нетрезвым). Всякий раз, когда герой «Доктора Хауса» предлагает легкое решение сложной семейной проблемы, ложь налицо.

Больные врут и не краснеют

Почти все больные и их родственники в «Докторе Хаусе» лгут врачам. Если перечислять все примеры их обманов, список будет слишком длинным. Прекрасным примером может служить одна из серий первого сезона — «Отцовство» (1–2), в которой родители пациента отказались сообщить, что их мальчик был ими усыновлен. Те, кто говорит правду, выглядят глупо на фоне лжи или кажущейся лжи окружающих. В серии «Шалтай-Болтай» (2–3) примером этого служит больной, который отказывался выполнять предписания врачей, потому что агрессивно настроен против белых.

Зачастую обман со стороны больных вызван желанием сохранить нормальные отношения с врачом. Больным хочется, чтобы врачи думали о них лучше и в медицинском плане, и во всех остальных. Они отчаянно стесняются того, что сделали или чего не сделали, и не хотят, чтобы врачи судили о них плохо. Суждение — ключевое понятие в «Докторе Хаусе»; Хаус ведет себя так, как будто он выносит суждения направо и налево, — именно в такой манере он говорит о больных и высмеивает их, но на деле практически никого не осуждает. В серии «Контроль» (1–14) пациентка так боялась осуждения врачей, что не соглашалась на определенные медицинские процедуры, которых стеснялась, но, похоже, была благодарна Хаусу за его отношение к ней. В серии «Принимаем всех» (2–1) речь идет о больном, осужденном за убийство, а Хаусу, похоже, на это наплевать.

Больным важно не только то, что думают врачи об их личной жизни, им хочется поразить последних своими медицинскими знаниями. Они ищут и находят описания болезней в Интернете, чтобы продемонстрировать врачам свою эрудицию. И если вы можете удивить докторов проделанной работой, этим вы их подстегнете, и они сами примутся за дело с удвоенной энергией. Поиск в Интернете — один из способов подстегнуть врачей перепроверить диагноз, ведь все мы наслышаны о врачебных ошибках, и порой пациентам самим надо держать ситуацию под контролем. Иногда это и неплохо — как мы видели в серии «Три истории» (1–21): Хаус, сам в роли больного, определил, что у него отказала мышца.

Симптомы и диагноз.

Обычно если больной говорит, значит, он врет, а если молчит, значит, пытается что-то скрыть. Безмолвные пациенты, такие как отец в серии «Контроль», являются исключением, они не немые, хотя и предпочитают молчать. Как только больные ни обманывали врачей в «Докторе Хаусе»! И все же нет простой схемы, которая помогла бы нам догадаться, кто из пациентов лжет и почему. В способности Хауса вычислять лгунов нас помимо прочего поражает то, что явной схемы обмана вроде бы не существует. Однако она существует; но толку от нее немного, потому что в основе лжи лежит информация, которая скрыта от нас, а Хаус его владеет в силу своего опыта диагноста в сочетании с человеческой прозорливостью и научным уровнем знаний. Поскольку больные больше всего обеспокоены своим здоровьем и не верят в добросовестность врачей, они сами делают выводы, ставят себе диагнозы или прислушиваются к заключениям других докторов. Чтобы заставить врачей лечить «правильно», они навязывают им свои внутренние ощущения, которые, по их мнению, приведут к тому, что их будут лечить как положено. Другими словами, они своей ложью пытаются добиться от врачей правильного диагноза. Этот способ не универсален, потому что некоторые ждут от докторов не лечения, а чего-то иного. Так, пациент в серии «Секс убивает» (2–14) не нуждался в лечении, он хотел, чтобы ему сделали химическую кастрацию, поскольку, по его словам, страдал от неуправляемого сексуального влечения к коровам. И это. в общем, неплохой способ.

Врачи в «Докторе Хаусе» — обычные люди, и лгут они, как и прочие, хотя у них, как у докторов, есть свои особенные ухищрения; они, в частности, используют ложь во спасение своей карьеры. Кажется, что все врачи пекутся о здоровье своих пациентов, а фактически в большинстве случаев они заботятся о себе.

В отличие от других фильмов на медицинскую тему в «Докторе Хаусе» среди главных героев нет медсестер. Медицинский персонал представлен только врачами и администраторами. Причиной этого отчасти является то, что создатели шоу избрали объектом своей иронии тех, кто проводит медицинские процедуры, но выбрали для этого не медсестер; именно поэтому помощники Хауса проводят все обследования самостоятельно.

Симптомы и диагноз

Врачи в «Докторе Хаусе» врут не меньше пациентов. Если больные лгут, чтобы уберечь свое здоровье, то медики лгут, чтобы не разрушить свою карьеру и ту удобную жизнь, которую они себе создали. Может быть, это не очень относится к сострадательным Уилсону и Кэмерон, деловой Кадди и пытливым Хаусу и Форману, но к остальным врачам в сериале точно имеет прямое отношение. Самым ярким примером тому служит Чейз — врач, худшая черта характера которого проявляется в том, что он стремится к спокойной жизни. Еще один пример того, как личный комфорт для врачей оказывается дороже здоровья пациентов, это два героя второго плана, одни из которых в «Методе Сократа» (1–6) оперировал опухоль уже после того, как Хаус уменьшил ее с помощью этанола. Другого в «Ошибке» (2–8) пришлось шантажировать, чтобы он провел трансплантацию. И того и другого больше волновал собственный успех, а не жизнь пациентов.

Конечно, эти врачи введены в сериал, чтобы лучше оттенить главных героев. Врачи, главной целью которых является продвижение по службе, типичны, но нам интереснее герои, которые идут на ложь ради высоких принципов. Мы ценим готовность врача/больного в серии «ТБ или не ТБ»[20] пожертвовать не только карьерой, но и жизнью ради дела. Мы одобряем стратегические решения Кадди — даже Хаус с уважением воспринял ее отказ провести трансплантацию в серии «Секс убивает», — потому что мы уважаем ее стремление сохранить здоровье людей, а не свою карьеру. Этим она отличается от Воглера, безнравственного бизнесмена из первого сезона. Кажется, они оба обеспокоены крайне важными проблемами, только вот Воглер хочет, чтобы больница приносила прибыль, и ему нет дела до людей. Кэмерон и Уилсон готовы пойти на ложь не только ради здоровья своих больных, но и ради их чувств. Для них пациенты — не просто больные, они им небезразличны и как люди. Это отличает их от других врачей в сериале.

А что же отличает Хауса? Переживает ли он за своих пациентов? За некоторых переживает, если знаком с ними лично и если они не очень его раздражают. Чаще он беспокоится о своих больных лишь потому, что они его пациенты. Правовая система носит состязательный характер; это значит, что каждую сторону представляет адвокат. Хаус считает систему здравоохранения тоже состязательной. Он готов на все, чтобы защитить своих пациентов. Я еще раз повторяю: он готов на все, чтобы защитить своих пациентов. Изощреннее всего Хаус лжет, если ему надо получить для своих больных медицинскую помощь, которую они не смогут получить другим путем. Хаус тревожится о здоровье своих больных и, если надо им помочь, готов идти на ложь.

То, что мы обсуждали ранее, иллюстрирует один из ключевых принципов «Доктора Хаус а»: люди легко лгут, если их что-то волнует. Возникает вопрос: что означает этот принцип применительно к созданию этого сериала? Что он нам говорит о сценаристах и продюсерах? Что волнует их?

Люди, создающие «Доктора Хауса», то и дело лгут нам; в своем роде вся литература обман. Меня не интересует обман такого рода. Меня интересует необычный обман, составляющий неотъемлемую часть «Доктора Хауса». Несомненно, герои в нем лгут, эта ложь создается и пишется людьми, которые делают этот сериал, но эта ложь не чистая ложь создателей, это ложь, пропущенная через героев фильма. Неподдельная ложь создателей сериала — это мировая ложь. Когда весь мир замышляет обмануть зрителей, создатели сериала не стоят в стороне.

Симптомы и диагноз

Нам нравится смотреть «Доктора Хауса» не потому, что нам многое непонятно. В конце серии у нас появляется понимание происходящего. Чтобы дать зрителям некоторое ощущение уверенности, необходимы некие внешние элементы окружающего мира, которым мы могли бы доверять. В «Докторе Хаусе» таких элементов два: медицинский канон и зрительные образы.

Когда я говорю, что мы можем доверять медицинскому канону, я не имею в виду, что все медицинские составляющие сериала являются верными. Многие медицинские детали в нем используются, чтобы обмануть зрителя в силу слабости медицинского канона. Например, мы проходим медицинское обследование не для того, чтобы найти какое-то заболевания, а чтобы выявить его симптомы; а это позволяет создателям сериала скрывать от нас, чем болен пациент, до тех пор, пока не наступит кульминационный момент, поскольку болезнь может протекать бессимптомно. С помощью анализов определить заболевание удается не всегда, порой они оказываются просто ошибочными (анализы на выявление симптомов заболевания и ошибочные тесты открыто обсуждаются в серии «Ролевая модель» (1–17) в коротком диалоге об эскимосе на рыбалке, цапле и отрицательном тесте на СПИД). Эти медицинские факты, направленные на то, чтобы обмануть зрительскую аудиторию, кое-что говорят нам о создателях сериала.

Часто звучит критика в адрес медицинской стороны сериала. Отчасти эта критика оправданна, но в большинстве случаев она отражает как положительный, так и отрицательный Опыт личных контактов с медиками. Некоторые критики отмечают, что в сериале присутствуют явные медицинские ошибки, тогда как другие этих «явных» ошибок не замечают и называют другие ляпы, которые первые пропустили. Медицина это та область, которую. поди принимают близко к сердцу, но в которой они часто расходятся во мнениях, вот почему не получается примирить всех и вся. Существует миф об одном-единственном медицинском каноне, известном всем уважаемым врачам. Но это лишь миф. Медицинская наука столь обширна, сложна и разнообразна, что разногласий избежать не удается.

Совершенно понятно, что создатели сериала стремятся воссоздать картину медицинского мира максимально правдоподобно. И здесь они идут по узкой дорожке: кажется, что они крайне озабочены тем, чтобы не противоречить и не подрывать то, что, по их мнению, является медицинским каноном, но стараются избегать противоречий в рамках этого канона в пользу чего-то более стабильного. Поскольку сериал является художественным произведением, те, кто его делает, могут устанавливать медицинские правила по своему усмотрению, но предпочитают так не поступать. Вместо этого они обманывают нас, предлагая факты, которые признаются бесспорными, но до конца современной медициной не изученными, и поражают нас тем, что ей на сегодняшний день доподлинно известно. Этот обман строится не только на современном медицинском знании, он по существу составляет часть медицинского знания. (Тихо Браге, ученый, предложивший идею учета погрешностей измерений, был бы счастлив.) Вместо того чтобы вклинивать обман всюду, где медицинские факты не подтверждены, создатели, чтобы нас обмануть, используют места, которые медицинская наука признает пригодными для маневра, — потому что заботятся о видимости медицинской точности.

Так они убеждают нас в правдоподобности происходящего и правдоподобности известных медицинских фактов, несмотря на весь тот обман, который нам навязывают. В конце серии это позволяет нам узнать, чей же диагноз был правильным.

Приняв медицинский канон в качестве бесспорного факта, мы также создаем стандарт, позволяющий нам судить о профессиональных качествах героя, что очень важно для сериала. Когда Хаус приходит в больницу и распугивает больных речами о своем пристрастии к викодину в серии «Принцип экономии» (1–3), нам дают понять, что больные зря пугаются великого врача по пустяковым причинам, но мы не сможем в это поверить, если не будем считать Хауса действительно великим. И это справедливо в отношении многих эпизодов: они убедительны только в том случае, если Хаус — великий врач. Ложь, которую нам преподносят создатели, показывает, насколько для нас важно то, как воспринимают медицинские способности Хауса его пациенты.

Однако тем из нас, кто не принадлежит к медицинской профессии, потребуется небольшая помощь, чтобы узнать, как это согласуется с реальной медициной, и подтвердить те диагнозы, о которых у нас нет информации. Для этого у нас есть замечательный компенсирующий фактор — очень занятные анимационные картинки. Если нам их показывают в виде компьютерных графических изображений, или КГИ, это практически гарантия того, что увиденное нами происходит в действительности. Как в детективах есть возможность прокрутить события назад и показать, как произошло убийство, так в «Докторе Хаусе» (чем не медицинский детектив) нам показывают медицину в действии.

Если мы видим трехмерное изображение ленточного червя, внедряющегося в трехмерное изображение чьего-либо мозга, мы верим, что у этого человека ленточный червь, даже если мы не изучали медицину. Возможно, этот червь и не является причиной всех его проблем, но это убеждает нас в наличии проблемы. КГИ преподносит нам как факт происходящего, но не объясняет нам все последствия того, что мы видим; в конце концов, что-то нужно оставить и для Хауса, дабы тот растолковал, в чем дело. Когда мы наблюдаем нерушимую связь КГИ с компьютерно создаваемой медициной и делаем компьютерную пункцию компьютерной плевральной полости, мы понимаем, что медицина чего-то достигла.

Примечательно то, что КГИ не помогают нам понять героев. Они используются, чтобы придать элемент правдоподобности авторской выдумке. В серии «Без причины» (2–24), когда Хаус галлюцинирует, в его сложных галлюцинациях, по всей видимости, тоже появляются эффекты КГИ. Однако в данном случае это не так уж важно. Поскольку и лечение больного, и диагноз явились плодом его воображения, вполне естественно, что ему привиделись эти компьютерные образы. Они только помогли показать, как происходят эти галлюцинации.

В общем, эффекты КГИ. как и медицинский канон, позволяют стать свидетелями величия медицины. Эти эффекты являются убедительным подтверждением правильности диагноза, поставленного Хаусом, и его профессионального мастерства.

Эх, хорошо бы найти такой же надежный источник информации вне рамок художественного произведения!

Крэйг Дерксен получил диплом бакалавра в университете Манитобы, а диплом магистра — в университете штата Мэрилэнд, там же он защитил диссертацию. Он работает во многих областях философии, но его главное увлечение — философия поп-арта. Впервые он познакомился с Хью Лори в роли принца-регента в сериале «Черная гадюка III» (а также в роли принца Людвига Несокрушимого в «Черной гадюке II»), Иногда Крэйгу хочется стать вторым Хаусом, но пока он всего лишь второй Уилсон).