Загадка камеры 16

Эдвард Хох

Загадка камеры 16

— Точно, — подтвердил доктор Сэм Хоторн, когда бокалы наполнились вновь, — было и такое время, когда Нортмонт гремел по всей стране. Вам налить еще? Даже были газеты с упоминанием моего имени. Они писали, что я — «молодой новоанглийский доктор» — да так оно-то и было в конце весны двадцать шестого, когда нас посетил Угорь…

* * *

— Было теплее, чем обычно бывает в мае, — припоминал доктор Хоторн, — а я ехал на ферму Джеффа Уайтхеда по поводу огнестрельного ранения. Вообще, нечасто у нас в Нортмонте бывали огнестрельные раны, разве что в сезон охоты. У Джеффа и миссис Уайтхед было сорок акров плодородной земли, которую он возделывал с двумя сыновьями-подростками. Я ни разу не лечил никого из них от чего-то страшнее простуды, хотя прошлым летом разок там побывал, чтобы осмотреть гигантские грибы, выросшие на заднем дворе. Я в этой теме не эксперт — это «микология» ведь называется? — но что грибы можно есть, я их убедил.

В тот день меня на ферме встретил Мэтт, старший сын. Именно он позвонил мне за помощью и теперь говорил:

— Сюда, доктор Сэм. У него идет кровь!

— У кого?

— У Юстаса Кэри. Он ранен в левое бедро.

Кэри владел в Нортмонте двумя универмагами и славился шумными выходками. Но даже его я не ожидал обнаружить на пастбище Джеффа Уайтхеда с огнестрельной раной.

— Что произошло?

— Понятия не имею, доктор Сэм.

Я оставил свой желтый «Пирс-Эрроу» возле дома и отправился с медицинским саквояжем в поле. Мы поднялись на холм, и нашему виду предстали Джефф Уайтхед и человек из города по имени Хенкль, склонившиеся над Юстасом Кэри. Они пытались наложить ему самодельный жгут выше раны, но не слишком преуспели в этом. Я сразу понял, что рана сама по себе несерьезна, хотя если он потерял много крови, то опасность была вполне реальной.

— Мне кажется, я умираю, док, — простонал Кэри.

— Чепуха, Юстас! — сказал я, срезая ему штанину. — Как тебя так угораздило?

— Я шел с револьвером, а потом споткнулся о корень.

Названный револьвер, длинноствольный «кольт», лежал на траве неподалеку.

— Сейчас едва ли время для охоты, — заметил я, начав обрабатывать рану.

— Мы стреляли в сурков, — подсказал Джефф Уайтхед.

Я обернулся к его сыну Мэтту и Руди Хенклю:

— Все вчетвером? Где твои жена и старший, Джефф?

— В городе, в магазине.

— Ты понимаешь, что об огнестрельных ранах я обязан докладывать шерифу?

— Конечно, — согласился раненый. — Валяйте.

Оказав первую помощь, я предложил перевезти его в мой кабинет и там попробовать извлечь пулю.

— Возможно, тебя придется отправить на пару дней в больницу в Феликсе, но опасности для жизни нет.

Тем временем я подобрал револьвер и взял с собой. Пока остальные тащили Юстаса к моей машине, я открыл оружие и посмотрел на гильзы. Пистолет был полностью заряжен. Из него не стреляли.

Кто бы ни выстрелил в Юстаса Кэри, это не мог быть он сам.

* * *

По дороге назад в город судьба сыграла со мной одну из своих странных шуток. Я как раз приближался к перекрестку, поглядывая, как мой пациент переносит дорогу, когда желтый «Паккард» на большой скорости вылетел мне наперерез. Я пытался нажать на тормоза, но было слишком поздно. Капот моего «Пирс-Эрроу» с хрустом впечатался в правое переднее крыло «Паккарда». Я мгновенно выскочил из машины, чтобы проверить, не пострадал ли другой водитель. Он оказался низеньким, худым мужчиной в кепке, заслонявшей его глаза от солнца. Он поднял голову при моем появлении и пробормотал что-то на языке, похожем на французский. Я определенно почувствовал, что он меня проклинает.

— Простите меня, — сказал я ему. — Я врач. У меня в машине раненый человек.

Без единого слова он попытался завести машину и уехать, но крыло было так разбито, что колесо отказалось двигаться. Джефф с сыном и Хенкль уже высыпали из машины Уайтхеда узнать, не нужна ли мне помощь. Появление остальных, кажется, еще больше смутило водителя.

— Послушайте, — сказал он наконец с глубоким акцентом, — увезите меня отсюда. Я должен спешить!

Я обернулся к Джеффу Уайтхеду.

— Моя машина в порядке. Вы сможете доставить его в город на своей, пока я везу Юстаса? Меня беспокоит его нога.

— Конечно, доктор Сэм. Езжайте.

Я расстался с ними на перекрестке, хотя французу эта идея, очевидно, была совсем не по душе. Я предположил, что они отбуксируют его в гараж Рассела и там оценят повреждения. Я же отвез Кэри себе в кабинет и тщательнее перебинтовал рану, хотя пулю извлечь так и не смог. Я велел Эйприл сообщить о ранении шерифу Ленсу, и он вскоре появился на пороге моего кабинета.

За четыре моих года в Нортмонте я сблизился с шерифом и не далее, как пару недель тому, вправлял ему вывихнутую лодыжку, когда он поскользнулся в луже и упал на церемонии открытия новой тюрьмы. Это был для него постыдный момент, еще более болезненный оттого, что его легкая хромота сразу напоминала всем о происшествии.

Но тюрьма была открыта по расписанию, лучшая и крупнейшая во всем графстве, и шериф Ленс был горд, как будто от рождения дочери.

— Пятнадцать камер, — хвастался он в день открытия. — Это больше, чем в столице графства!

С нынешним засильем бутлегеров пустыми они не останутся.

Теперь, когда Эйприл провела его в мою приемную, он поглядел на Юстаса Кэри и воскликнул:

— Боже мой, Юстас! Подстрелил себя! Тебя точно сурок не покусал?

— Это не смешно, шериф! Я истекаю кровью, скоро наверняка умру!

— Ты слишком упрям, чтобы просто так помереть. Зная, насколько вы с Джеффом Уайтхедом терпеть друг друга не можете, никогда бы не поверил, что ты сам полезешь на его землю. — Он подозрительно прищурился. — Ты точно не от Джеффа пулю получил за незаконное проникновение?

— Я выстрелил в себя, — настаивал Кэри. — Это был несчастный случай.

Я закончил перебинтовывать его рану и вспомнил про подобранный револьвер. Было бессмысленно скрывать находку. Я принес его из машины и отдал шерифу Ленсу.

— Вот его оружие. Не похоже, что из него стреляли.

Шериф понюхал дуло и открыл цилиндр.

— Да что вы, док. Вот гильзы не хватает. И порохом пахнет до сих пор.

— Покажите мне. — Я не мог поверить собственным глазам. Там, где раньше было шесть нетронутых пуль, появилось одно пустое место. — Я не понимаю этого. Готов поклясться, что, когда я осматривал его, он был полон.

Шериф Ленс усмехнулся.

— Оставьте оружие мне, док. Займитесь лучше раной.

— Я не схожу с ума, шериф. Я знаю, что я видел.

Но наш разговор прервало появление старшего сына Джеффа Уайтхеда, Мэтта.

— Док, шериф, — начал он, — вам срочно нужно в гараж Рассела. Этот ваш парень, которого вы сбили, учинил большой переполох. Хэнк Рассел сказал, что машина будет готова только завтра, так он стал требовать себе немедленно другую машину. Говорит, он жутко торопится. Может быть, он гангстер или что-то в этом роде.

— Ничего не слышал про гангстеров-французов, — сказал я, и шериф оживился.

— Говорите, он француз?

Я пожал плечами.

— Похоже на то, но я не разбираюсь.

— Пойдем посмотрим.

Я оставил Юстаса на попечение Эйприл, и мы сопроводили Мэтта обратно к гаражу Рассела.

Француз яростно ругался с Хэнком Расселом, когда мы вошли, очевидно, пытаясь взять напрокат машину для дальнейшей дороги. Но Нортмонт не был тогда столь уж богат на автомобили, и великан Хэнк Рассел лишь продолжал качать головой.

— В чем здесь дело? — вмешался шериф.

Маленький француз обернулся и уткнулся носом в значок на груди шерифа. Тот ввел его в мгновенную панику, и он стал оглядываться, как будто готовился броситься прочь. Тогда, к моему полному изумлению, шериф Ленс достал свой пистолет, взвел курок и совершенно серьезно навел его на парня.

— Вам лучше стоять и не двигаться, — сказал он тоном, на который я прежде считал его неспособным.

___— Что все это значит, шериф? — спросил Хэнк Рассел. — Кто этот парень?

— Если я не заблуждаюсь, то это пресловутый Жорж Рем, иначе известный как Угорь, мошенник, разыскиваемый на двух континентах. И я взял его здесь, в Нортмонте!

То был момент триумфа для шерифа Ленса, но ему не было суждено продлиться долго.

* * *

Как я узнал впоследствии от шерифа и из газет, Жорж Рем провернул множество афер в Европе, прежде чем решил переключиться на Америку. Но свое прозвище, «Угорь», он заслужил за иные подвиги, а именно за отважные побеги из полицейского заключения. Он хвастался, что нет тюрьмы, способной его удержать, и он готов доказать это.

Инцидент, попавший на первую страницу «Нью-Йорк Таймс», касался его последнего ареста в Париже. Доставленный во Дворец правосудия в компании дюжины других обвиняемых, он смог отбиться от взрослых преступников и перемахнуть через стойку на ту сторону, где ожидали допроса несовершеннолетние. Когда одного из них вызвали, Рем взял его за руку и вывел из комнаты, притворяясь детективом. Войдя в зал заседаний, он отпустил юношу и прошел мимо полицейского охранника, назвавшись инспектором секретной службы. После этого Угорь пропал из виду, всплыв спустя несколько недель в Бостоне. Назвавшись французским графом и владельцем коллекции ценных картин, он высосал из местного музея солидную сумму наличности. И всего пару дней назад, по информации шерифа Ленса, бостонская полиция накрыла его в апартаментах, где он остановился. Хотя все выходы охранялись, он вышел под видом молочника, оглушив заранее настоящего молочника и похитив его одежду.

— Похоже, он читал Честертона, — прокомментировал я.

— Кого?

— Писателя. Вы его не знаете, шериф.

— Ну, зато Угря-то я знаю! В Бостоне говорят, он угнал автомобиль у продавца карнавальных принадлежностей и сбежал из города. Они предупредили все отделы полиции в Новой Англии.

Жорж Рем лишь поднял глаза на нас с шерифом и сказал:

— К утру меня не будет в этом городе.

— Это точно! — согласился шериф Ленс. — Я уже позвонил в Бостон, и они пришлют утром двух детективов забрать тебя. Мне с тобой возиться всего одну ночь.

— Нет тюрьмы, что удержит Угря, — похвастался он очень по-французски.

— Мы посмотрим. — Шериф достал связку ключей из кармана и указал на лестницу, ведущую вверх из его кабинета. — За мной.

Я последовал за ним через тяжелую зарешеченную дверь, которую шериф Ленс отпер и оставил открытой, а затем вдоль по коридору из пустых камер. Эти камеры занимали весь второй этаж тюрьмы, одиннадцать из пятнадцати разместились вдоль внешних стен. Здание было почти квадратным, а тюремный коридор тоже описывал квадрат поменьше, посередине помещая четыре камеры для ночных пьяниц и прочей шушеры. Эти внутренние камеры, без окон во внешний мир, были пронумерованы 1–4, а последующие номера чередовались слева и справа, достигая числа 16 в дальнем наружном углу.

Шериф Ленс отпер дверь и подтолкнул Рема внутрь.

— Это твой дом до самого утра. Ужин принесу позже.

Камера была примерно в десять футов глубиной и шесть футов шириной^{1}, с одинокой раскладушкой, привинченной к стене. Там были унитаз, умывальник и табурет, но ничего больше. На зарешеченном окошке в шести футах от пола было поднято стекло, пропуская теплый майский воздух. Я знал, что оно выходит на задний двор гаража Рассела, где раньше стояла кузница.

___Когда шериф Ленс задвинул дверь камеры и замок щелкнул на месте, я спросил:

— Откуда номер 16? У вас только пятнадцать камер.

— Ну да, но я пропустил 13, несчастливое число.

— По мне, любой номер несчастливый, если ты в тюрьме.

— Да, но 13 хуже остальных. Люди странные бывают.

— У писателя Жака Фатрелла был рассказ под названием «Загадка камеры 13».

— Опять у вас писатели! Вы только и делаете, что читаете, док.

— Он о профессоре, который загадочным образом сбежал из тюрьмы.

— Ага! Тем более повод убрать тринадцатый номер!

Против такой логики мне сказать было нечего, так что я и не стал.

* * *

В моем кабинете медсестра Эйприл обратилась в слух.

— Расскажите мне, что случилось, доктор Сэм. Говорят, шериф Ленс поймал суперпреступника.

Почему-то идея о том, что маленький Жорж Рем может считаться суперзлодееем, вызвала у меня усмешку.

— Ну, ничего захватывающего не было, — сказал я и описал ей все подробности автомобильной аварии и трудностей, с которыми удалось доставить до города его машину с разбитым крылом. Рассел торопился с починкой, толком не понимая, кто ему будет платить.

Позже в тот же день я послал Юстаса Кэри в больницу в Феликс, чтобы там извлекли пулю. Я все еще был озадачен вопросом револьвера, хотя у меня и появилась одна мысль. Я как раз обдумывал ее поздно вечером дома, когда сразу после полуночи зазвонил телефон. Я сначала подумал на беременную миссис Хитчинс с ее фермы или старика Ааронса при смерти, но любой звонок почти всегда означал для меня выезд.

Но это был шериф Ленс, возбужденный более чем когда-либо.

— Док, вы можете прямо сейчас приехать к тюрьме? Я только что пришел проверить камеры, а Угря нет!

— Он сбежал?

— Я не знаю, док, его просто здесь больше нет!

— Я буду мигом, — пообещал я.

Когда я прибыл, он уже зажег свет по всей тюрьме и послал двух своих заместителей на поиски. Но с самого начала это было безнадежное предприятие. В тюрьме находился еще всего один заключенный — Руди Хенкль, приятель Кэри. Как только Кэри отвезли в больницу, Руди ушел в запой. Он разбил окно в «Дикси», где в кофейных кружках подавался подпольный виски, и продолжал буянить, покуда шериф Ленс не был вынужден его арестовать. Руди досталась камера 1 с противоположной стороны, из которой была не видна камера 16, и он так и проспал все время. Теперь, трезвея, он воскликнул сквозь решетку:

— Чего вы творите? Как можно спать ночью, когда всюду свет?

— Тихо, Руди, — сказал я. — Я поговорю с тобой позже. — Затем я последовал за шерифом Ленсом по коридору между камерами к той, где я видел Жоржа Рема в последний раз. Камера 16 сейчас была пуста, и нельзя было бы определить, что в ней кто-то содержался, если бы не смятое одеяло на полу.

— Видите, док, он просто испарился!

— Верю, — согласился я. — Теперь расскажите мне обо всем, что происходило здесь с тех пор, как мы расстались днем.

— Ну, почти ничего не было, честно говоря. Я хотел послать заключенному еды во время ужина и сам отнес ее ему, потому что все заместители уже разошлись. Я пытался с ним поговорить, но он нес одно и то же — что к утру его здесь не будет.

— Как именно вы вручили ему поднос? Принесите такой же и покажите мне, как это делается.

Шериф Ленс, ворча, все же спустился за металлическим подносом, на котором подавал еду.

— Я положил его здесь на пол и отпер дверь камеры. Потом снова подобрал и вошел внутрь.

— Вы заперли дверь за собой, когда вошли?

— Нет, оставил открытой. Он никуда не делся бы. Я не спускал руки с пистолета, к тому же зарешеченная дверь наверху лестницы была заперта.

— Он мог бы силой отнять у вас ключи.

— Этот хиляк?

— Он бы швырнул вам поднос в голову и оказался бы сверху, прежде чем вы поймете, что происходит.

— За такое он бы мигом на тот свет отправился, будьте уверены!

— Ладно, — согласился я. Нечего было обдумывать то, чего Угорь точно не сделал. — Что вы делали дальше?

— Сидел вон там и наблюдал, как он ест. О, он склизкий парень, это точно! Никаких сомнений! Когда он раз приблизился к двери, мне пришлось достать пистолет. Но он сел обратно и все доел.

— А потом?

— Дьявол, я просто подобрал двумя руками поднос, захлопнул за собой дверь камеры и вышел. Эти двери сами запираются, если их задвинуть, в них стоит защелка, ключ нужен только для открытия. У двери на лестнице обычный засов, ее приходится и отпирать, и запирать.

— Понял. Что было дальше?

— Ничего особенного. Я уже рассказал, как арестовал Руди Хенкля.

— Расскажите снова. Опишите, как вы поместили его в камеру.

— Ну, это я и сделал, ничего больше. Мне пришлось почти тащить его вверх по лестнице и просто вывалить на постель. Поэтому я отправил его в первую камеру сразу возле двери, чтобы далеко не волочить.

— И Угорь все еще был тогда в камере 16?

— Конечно! Я не стал включать свет с его стороны, потому что было уже после десяти, и я решил, что он уже спит. Но когда я уложил и крепко запер Руди, то сразу же туда сходил. Я видел его свернувшимся под одеялом.

— Но он не шевелился и не говорил?

— Нет. Говорю же, он спал. В любом случае, я вернулся, погасил свет и запер дверь наверху. И потом весь вечер сидел в кабинете.

— Есть ли выход из камер не через ваш кабинет?

— Нет, док! Пожарники хотели себе задний выход на экстренные случаи, но я сказал им, что здание огнеупорно — оно все кирпичное снаружи. Кроме того, заднюю лестницу пришлось бы всегда держать запертой, что при пожаре не очень-то и поможет.

Я подошел к окошку и попытался подергать прутья решетки. Они все твердо стояли на местах, и даже такой коротышка, как Жорж Рем, не протиснулся бы между ними. Я нагнулся подобрать одеяло с пола.

— Говорите, он спал, укрытый этим?

— Точно так.

Меня осенила мысль.

— Когда вы вернулись его проведать, вы проверяли, заперта ли дверь?

— Конечно, проверял! Все было точно заперто, и он сидел внутри.

— Хорошо. Когда вы поднялись сюда снова?

— Хенкль поднял шум около часа назад. Я его услышал, потому что он у самого входа. Я поднялся, и он мне сказал, что ему кошмар приснился. Но на этот раз, когда я проверил камеру Угря, там было пусто.

— Давайте осмотрим все снаружи, — предложил я.

Камера второго этажа выходила на свалку позади гаража Рассела, но так поздно ночью никого вокруг не оказалось. Я нашел лампу, стоящую на бочке, и зажег ее, осветив жутко затвердевшую землю.

— Еще одна вещь, шериф, — спросил я. — Когда вы заметили, что камера 16 пуста, она была так же заперта?

— Точно была!

— Рем не мог прятаться под кроватью?

— Невозможно. Я сразу зажег весь свет и убедился, что камера пуста, прежде чем стал отпирать. Одеяло было на полу, а он пропал.

Я нагнулся и подобрал что-то с земли прямо под окном камеры Рема.

— Что это у вас? — спросил шериф Ленс.

— Длинный кусок веревки.

— Веревки?

— Если бы Угорь смог уменьшиться и пролезть между прутьями, он бы потом спустился по этой веревке вниз.

— Это безумие!

— У вас есть идеи лучше?

— Нет, — признал шериф Ленс.

— У него была в кармане веревка, когда вы его арестовали?

— Могла быть, — согласился шериф. — Я его только на оружие осматривал, и карманы выворачивать не велел. Я решил, все равно ему здесь всего на ночь оставаться.

— Тогда у него могли быть даже отмычки.

— Нет, нет — все металлическое я бы нашел, когда его осматривал. К тому же это новые двери, к ним нельзя подобрать отмычку.

Я свернул веревку и опустил себе в карман.

— Тогда с чем мы остались? Угорь находился в камере 16 в десять часов вечера, и две запертые двери отделяли его от свободы. Два часа спустя его нет, двери так же заперты, а окно не потревожено. С ним на одном этаже не было никого, кроме Руди Хенкля, и тот спал в своей собственной камере.

— В том рассказе, что вы упоминали, док, о камере номер тринадцать, — как парень выбрался там?

— Это был сложный способ, но вкратце, он по сути смог передать послание другу на свободе, который ему помог.

— Думаете, у Угря есть друзья на свободе?

— Я не знаю, что сейчас и думать, — признался я. — Спросите меня утром.

— К утру Угорь будет уже на полпути к Чикаго!

— Не думаю, — сказал я, глядя на гараж Рассела.

* * *

Эйприл ворвалась ко мне в кабинет вскоре после восьми следующим утром.

— Ого, как мы сегодня рано!

— Я мало спал, — сказал я ей.

— Слышали, Угорь сбежал? Шерифа Ленса весь город на смех поднимет!

— Плохо, если так. Мне нравится шериф. Он хороший человек.

— Его блестящая новая тюрьма с пятнадцатью камерами! Первый настоящий заключенный берет и уходит, как будто стены в ней из бумаги.

— У меня есть сегодня утром пациенты, Эйприл?

— Миссис Бассет за новым рецептом, и все.

— Я напишу его, и ты ей отдашь. Я ухожу.

— Куда? В тюрьму?

— Нет, в гараж Рассела.

Хотя было еще рано, Хэнк Рассел уже был весь измазан грязью и машинным маслом. Его отец был кузнецом, но сын понял, куда ветер дует, и превратил его магазин в гараж. Он был неплохим механиком для города вроде Нортмонта, позволяя нам чувствовать себя идущими в ногу со временем.

— Привет, доктор Сэм. Как ваш пациент поживает? — спросил он меня, едва я вошел.

— Который из них?

— Юстас Кэри, естественно!

Рана Кэри, признаться, совершенно вылетела у меня из головы.

— О, уверен, что он в порядке. Наверняка сегодня его уже выпустят.

— Это хорошо. Глупое происшествие.

Все равно не верю, что это простое происшествие, подумал я. Вслух же я спросил:

— Как скоро у вас будет готова его машина?

— Уже лоск навожу. Хотя едва ли Угрю она пригодится. Он, наверное, уже далеко.

Я подошел посмотреть на машину. Рассел распрямил погнутое крыло, и колесо теперь проворачивалось свободно.

— Кто-нибудь еще заходил? — поинтересовался я. — Может, сын Уайтхеда?

— Не видел его со вчерашнего дня.

Я дошел до тюрьмы и застал шерифа Ленса объясняющимся по телефону с бостонской полицией. Когда он закончил, я спросил:

— Вы еще не выпустили Руди Хенкля?

— Дьявол, нет, док. Как по мне, пусть сидит здесь, покуда не сгниет.

— Судья вряд ли согласится с таким желанием.

— Я думал об этом всю ночь и теперь знаю, как Угорь сбежал. Это единственный возможный способ! Все, как в вашем рассказе про тринадцатую камеру. Он достал из кармана веревку и спустил наружу записку. Хэнк Рассел увидел из гаража, как она выпала, и подошел прочесть. Угорь пообещал денег в обмен на помощь. Тогда Хэнк послал Руди Хенкля. Руди притворился пьяным и разбил окно, чтобы попасть в тюрьму. Едва оказавшись в камере, он передал Угрю отмычку, и тот ей воспользовался. Я знаю, что наши замки не должны открываться отмычкой, но мало ли что умеют французы?

— И как же Руди передал отмычку Угрю? — спросил я.

— Ну, по полу прокатил, — менее уверенно сказал шериф Ленс.

— Но у Угря была камера с другой стороны тюрьмы. Прямо и налево от камеры Хенкля. Ее даже нельзя увидеть со стороны Хенкля, не то что достичь по прямой.

— Да, — пробормотал шериф. — Видимо, вы правы. Но я все равно не сомневаюсь, что Хенкль в этом замешан.

— Дайте мне с ним поговорить, шериф. Может, я что-нибудь узнаю.

Он провел меня наверх и отпер дверь камеры. Руди Хенкль сидел на кровать, обхватив голову руками.

— Привет, Руди, — сказал я.

Позади меня шериф Ленс снова запер дверь.

— Когда они меня отпустят, док? Я ничего не знаю про побег Угря.

— Но ты напился и разбил стекло, Руди.

— Это правда…

— Почему?

— О чем вы, док?

— Почему ты напился? Это на тебя не похоже.

Он поглядел в сторону.

— Я не знаю.

— Хочешь, чтобы я рассказал тебе, Руди? Хочешь, чтобы я сам сказал, что вчера было на ферме Уайтхеда?

Шериф Ленс ушел опять разглядывать камеру 16, но я понизил голос, чтобы он точно не расслышал.

— Что вы говорите?

— Я все знаю. Когда я впервые посмотрел на кольт, из него не стреляли. Но потом, после аварии, шериф Ленс осмотрел его, и он пах порохом, а внутри недоставало пули. Я-то знаю, что я не ослеп, поэтому объяснение лишь одно — пистолетов на ферме Уайтхеда вчера было два, и вы подменили в машине один на другой, пока парковали машину сразу после аварии.

— Я не знаю, о чем…

— А для чего нужны два одинаковых длинноствольных револьвера?

— Что?

— Для дуэли.

Его плечи упали, но он не издал ни звука.

— Эти безумцы вчера стрелялись, верно? Уайтхед и Юстас Кэри решили свести счеты свинцом! Сын Джеффа Уайтхеда был его секундантом, а ты — секундантом Кэри. Только Кэри в итоге даже не получил шанса выстрелить, верно? Джефф Уайтхед засадил ему пулю в ногу, и только тут вы вспомнили, что вам нужен еще и доктор.

— Мы все обезумели, — согласился Руди, поднимая на меня глаза, — Чудо, что никто не умер. Когда я наконец осознал вчера, что мы сделали, я пошел и напился сколько смог! Но это тоже не помогло — я здесь заснул и увидел все снова во сне. Я даже слышал выстрел.

— Выстрел?

— Он разбудил меня посреди ночи. Он был почти как настоящий. Но я-то знаю, что мне снилась дуэль.

Я похлопал его по колену.

— Успокойся, Руди. Я попрошу шерифа тебя поскорее отпустить.

Шериф Ленс вернулся и отпер для меня дверь камеры. Я прошел через вторую и подождал, пока он запирал ее за нами.

— Что вы выяснили? — спросил он.

— Это всего лишь мысль — но мне кажется, я могу объяснить, как Угорь это сделал. Я вернусь ближе к вечеру и покажу, что на самом деле произошло.

* * *

Остаток дня тянулся нескончаемо. Все разговоры в городе только и были, что о побеге, а полицейские из центра даже допрашивали шерифа Ленса. Предлагали пустить по следу Угря собак, предположив, что он ушел пешком, но из этого, насколько я понял, ничего не вышло.

Я вернулся к тюрьме на закате и повел шерифа Ленса вниз по улице, к гаражу Рассела.

— Зачем мы здесь? — спросил он. — Мы должны преследовать Угря!

— Я не считаю, что Угорь вообще покидал Нортмонт, шериф, и попробую это доказать.

— Не покидал…

— Говорите тише, — предупредил я и повел его сквозь сгущающуюся тьму за гараж. Справа можно было увидеть тюрьму и зарешеченное окно камеры Угря.

— Я все равно говорю, что Хенкль должен быть замешан, — тихо проворчал Ленс. — А я должен его отпустить.

— Хенкль в этом не участвовал.

— Тогда как это возможно? Другого объяснения нет!

— Есть не меньше двух других объяснений, шериф.

— Каких?

— Скажем, вся невозможность основана исключительно на ваших словах. Если ваше свидетельство неверно, то вся история рушится.

— Но…

— Руди Хенкля разбудил звук выстрела. Он подумал, что это была часть его сна, но если это не так? Что, если вы вернулись принести Рему еще еды, и он на вас напал? Вы выхватили пистолет и застрелили его, шериф. Потом, устрашившись своего деяния, вы вытащили тело и зарыли его в лесу. И выдумали всю историю о невозможном побеге Угря.

Шериф Ленс уставился на меня в глубокой тьме, и я увидел, что его рука упала на рукоятку пистолета.

— Вы в это верите, док?

— Едва ли. Будь это так, вы бы в этом сами признались. Застрелить преступника при попытке бегства — обвинение гораздо меньшее, чем упустить его! К тому же я уже сказал, что знаю другую возможность.

Именно тогда мы услышали шум — невдалеке, футах в пятидесяти, — тихое движение, которое могло остаться незамеченным. Кто-то стоял у черного входа в гараж Рассела и пытался открыть замок.

Я выбежал вперед.

— Сюда, шериф, это он!

Жорж Рем обернулся и бросился наутек, но мы были уже рядом. Я схватил его, а шериф Ленс заковал в наручники.

— На этот раз мы о тебе лучше позаботимся, — пообещал я.

Он ругался по-французски, пока мы вели его внутрь, и я сел в кабинете шерифа, готовясь давать правильный ответ на загадку камеры 16.

* * *

Когда Жорж Рем закурил сигарету своими закованными руками, я начал:

— Метод побега был сложный, достойный Фатрелла и его «Камеры 13». Угорь не рассчитывал на помощь извне, а просто методично работал минуту за минутой, пользуясь представлявшимися в каждый момент возможностями. Это его образ жизни, я полагаю, и любой другой преступник мог бы это повторить, будь у них достаточно опыта и наглости.

Шериф Ленс стал терять терпение.

— Так как он выбрался из запертой камеры?

— Ну, я думаю, начать ему следовало с двери самой камеры. Вы показали мне, что там есть засов, который защелкивается, если дверь закрыта. Но вы оставили дверь нараспашку, пока он ел, и даже сказали мне, что потянулись за пистолетом, когда он к ней дернулся. В тот миг, когда он был рядом с дверью, Рем что-то вставил — может, кусок хлеба или даже зубочистку — в щель засова, помешав ей полностью захлопнуться, когда дверь была вновь закрыта. Вы несли в двух руках поднос, шериф, и поэтому не могли проверить дверь при уходе и удостовериться, что она защелкнута.

___— Но потом я ее дергал, — настаивал шериф Ленс.

— Это было потом. А пока, вчера вечером после ужина Жорж Рем оказался вне своей камеры. Только зарешеченная дверь над лестницей отделяла его от свободы.

— Но внизу в кабинете сидел я. Даже если бы он открыл дверь, он бы вышел прямо на меня!

— Ему не нужно было отпирать дверь, шериф. Вы сами ее ему открыли.

— Я…

— Когда привели Руди Хенкля. Вспомните: Хенкль находился в камере 1, ближе всего к лестнице. Это одна из четырех центральных камер, противоположная шестнадцатой. В действительности, как я уже замечал, 16 со стороны первой вовсе не видно. Я могу предположить, что дверь наверху лестницы вы не запирали, потому что вы не делали этого и те оба раза, когда я был с вами. Вам для этого нужно было лишний раз повернуть ключ. Но для Рема, скрытого во тьме где-то между камер, это была дорога наружу. Пока вы укладывали Хенкля на койку, он прошел за вашей спиной — и на свободу.

— Но я видел его в камере после этого! — запротестовал шериф.

— Вы видели что-то свернутое под одеялом, и без света вы не стали сомневаться, что это Рем. Но Угорь был умен. Он не мог знать, что в десять часов вы приведете другого заключенного. Точно он знал лишь, что вы принесете ему завтрак утром. Поэтому он придумал, как ему выиграть несколько секунд драгоценного времени. Если бы вы вошли утром и нашли камеру пустой, вы бы сразу подняли шум, могли бы даже успеть до лестницы раньше Угря. Ему нужно было подержать вас полминуты-минуту возле двери камеры, пока он будет огибать центральный блок и по лестнице спешить на улицу.

— Вы знаете, что я не запираю дверь. А ему откуда об этом знать?

Угорь лишь улыбнулся, поэтому ответил опять я.

— Вы сами показали ему это, когда приводили его самого, шериф.

— А-а-а.

— В любом случае, прежде чем после ужина покинуть камеру, он подготовил манекен под одеялом и запер его в камере, просто убрав препятствие из засова и позволив ему защелкнуться.

___— Какой манекен? Вы рассказали мне, как Угорь мог бежать из запертой камеры, но как мог пропасть манекен?

— Шериф, вы сами мне сказали, что Жорж Рем уехал на автомобиле поставщика карнавальных принадлежностей. Что представитель этой профессии точно возит у себя в машине?

Шериф Ленс был озадачен, но Жорж Рем улыбнулся.

— Я поздравляю вас, доктор, — сказал он. — Я не ожидал в таком городе подобной проницательности.

— Воздушные шары, — просто сказал я. — У вас была пара шаров в кармане и моток веревки. Вы их надули, поместили под одеяло и высунули веревку в окно. Оказавшись снаружи, вы потянули за веревку и вытянули их наружу. По крайней мере один при этом лопнул, и Руди Хенкль принял этот звук за выстрел.

— Зачем ему вытаскивать шары? — спросил шериф Ленс. — Почему бы не оставить их на месте?

Я пожал плечами.

— Возможно, он считал это хорошим трюком, который можно использовать вновь. И без шаров его пропажа становится еще загадочней. Поэтому он забрал шары с собой, а вот веревку выбросил.

— Я не замечал, чтобы из окна свисала веревка.

— Было темно, и вы свет с той стороны не включали, помните? У вас горел свет только у камеры Хенкля.

Шериф Ленс покачал головой.

— В любой момент план мог пойти не так.

— Я вам сказал, что Угорь работает от случая к случаю. Все его побеги основаны на удаче и наглости. Поэтому я и понял, что он не пойдет никуда пешком. Он уже понял, что автомобилей здесь нет, а если он похитит чужой, то он может столкнуться с незнакомым управлением. Например, моей машиной сложнее управлять. Так что я предположил, что он выжидает неподалеку, дожидаясь, когда Рассел починит ему машину, и он сможет украсть ее вторично.

— Будь я проклят, — сказал шериф Ленс.

Тогда я обернулся к Угрю.

— Скажите мне, Жорж, где вы скрывались почти двадцать четыре часа?

Сначала я думал, что он не ответит, но ошибся. Может, он гордился, что смог меня здесь обмануть.

— Я был в бочке возле гаража Рассела, — сказал он с улыбкой. — В той самой, с которой вы взяли лампу.

* * *

— Вот, — заключил доктор Сэм Хоторн, — так я и раскрыл загадку и попал на передовицы нью-йоркских газет. Но это все было пустое, конечно. Полгода спустя Угорь бежал из бостонской тюрьмы и вернулся во Францию. Он всегда был изворотливым парнем. А что с Уайтхедом, Кэри и их дуэлью, вы меня спросите? Эта часть истории была далека от завершения. Она привела к невозможному преступлению в старой гостинице^{2}. Но уже поздно, и это подождет до другого раза. Маленькое… хм … возлияние на дорогу?