Заклятие монастырского котла

Глава первая

В Гластонбери пришла осень. Шурша опавшими листьями Гвинет Мэйсон бежала вдоль недостроенной стены аббатства. Из пролома, через который попадали в аббатство подводы с камнем, слышался частый перестук молотков. Рабочие не покладая рук трудились над строительством храма.

Где-то там должен быть и её дядя Оуэн, не последний среди человек каменщиков. Но Гвинет даже не обернулась в сторону пролома — она бежала за солью. Пока она не вернётся, матушка не сможет приготовить ужин для многочисленных постояльцев «Короны». Подумать только, ведь ещё месяц назад трактир был пуст! После пожара, уничтожившего половину аббатства, пилигримы перестали приходить в Гластонбери, и город погрузился в пучину бедности. А когда из-за нехватки золота остановилось строительство храма, Джефри Мэйсон чуть было не закрыл трактир.

Но с тех пор как Гвинет с братом вернули в аббатство пропавшие останки короля Артура и королевы Гвиневеры, дела пошли на лад. В «Короне» все с ног сбились, обслуживая паломников, что пришли посмотреть на святые мощи. Иногда Гвинет даже хотелось, чтобы король Артур навеки оставался погребённым. Зато в карманах жителей Гластонбери вновь зазвенели деньги, а щедрые пожертвования паломников позволили оплатить камень и продолжить строительство.

Не успела Гвинет подумать о камне, как сзади послышался скрип колёс. Обернувшись, она увидела двух мулов, с трудом тянувших тяжело гружёную подводу. Камень доставляли в Гластонбери по реке, а на пристани перегружали на подводы и через пролом подвозили к строящемуся храму. Вёл мулов дядюшка Оуэн, а сзади шагал какой-то незнакомый Гвинет человек. Хотя незнакомец сутулился и так низко наклонил голову, что тёмные волосы упали ему на лицо, все равно было видно, что он намного выше дядюшки. Грубое шерстяное платье было тесно ему в плечах, а шагал он так широко, что мог бы пройти весь путь от пристани всего за несколько шагов.

— Гвинет!

Голос брата вернул Гвинет к действительности. Гервард уже ждал её у дверей лавки Риса Фримена. Гвинет подобрала подол юбки и зашагала быстрей.

— Что ты копаешься? — торопил Гервард, открывая дверь. — Мама, поди, уже беспокоится, куда мы пропали.

Большую часть лавки занимал длинный стол, уставленный всевозможными горшками. В полумраке невозможно было даже рассмотреть, пустые они или полные. Мастер Фримен с мрачным видом стоял за прилавком. При виде брата с сестрой он помрачнел ещё сильней: он и раньше-то их не жаловал, а уж теперь, когда благодаря им все узнали, кто похитил мощи короля Артура… Одним словом, Рису Фримену не за что было любить детей трактирщика.

Они оказались не единственными посетителями. В углу лавки копался в куче корзин Финн Торсон, шериф Гластонбери. Услышав скрип двери шериф выпрямился, едва не задев огненно-рыжей головой потолочную балку и улыбнулся, узнав Гвинет и Герварда. — Ну что, мастер Фримен, — подмигнул он. — Почём у вас нынче кусочки Креста Господня? А сеть святого Петра?

Гвинет прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Она никогда не забудет, как они с Гервардом нашли в подвале у лавочника целую кучу поддельных святых мощей. Мастер Фримен сам их делал и продавал к немалой своей выгоде. Потому-то он и выкрал из аббатства останки короля Артура.

«Как бы я сбывал фальшивки, — объяснял он тогда шерифу, — если б настоящие кости лежали в аббатстве у всех на виду!»

В наказание шериф велел заковать Риса в колодки на базарной площади. После этого лавочник попритих и растерял львиную долю самоуверенности. Он даже похудел, и неопрятное платье болталось на нём, как на вешалке. Лавка тоже изменилась. Теперь она казалась ещё темнее и грязнее, да и товаров стало меньше. Возможно, потому, что Рис остался без помощника? Осберт Теллер, узнав, что его хозяина разоблачили, сбежал из деревни. Кому ж теперь стирать и подметать…

— Но Мастер Торсон, вы же знаете, я больше не торгую подделками, — повторял лавочник, мрачно разглядывая дырки на своих башмаках.

— Вот и славно, Рис, и не торгуй, — откликнулся шериф. Он шагнул к двери и пригнулся, чтобы не задеть головой притолоку. — А я уж за тобой пригляжу.

— Вам чего надо? — грубо спросил Рис Фримен, обернувшись к Гвинет и Герварду. — Давайте, выкладывайте и проваливайте поскорей!

— Матушка прислала нас за солью, мастер Фримен. — Гвинет протянула лавочнику кожаный кисет.

— И просила, чтоб без песка, — добавил Гервард. — Не как в тот раз.

Рис Фримен стиснул зубы и вырвал кисет у Гвинет из рук.

— В жизни никому песка не продавал! — буркнул он, будто кто-нибудь мог в это поверить. Протопав в дальний угол, он выгреб из мешка пригоршню соли, наполнил кисет и швырнул его через прилавок. Гвинет лизнула палец и попробовала содержимое кисета на вкус. Определённо, соль.

— Спасибо, мастер Фримен. Вы не могли бы записать это на счёт «Короны»? Матушка говорит…

Неподалёку раздался громкий треск, и послышались крики. Гервард бросился к двери.

— Смотри, Гвинет! Колесо отвалилось!

Он выскочил на улицу. Гвинет торопливо распрощалась с мастером Фрименом и поспешила вслед за братом.

На шум уже сбежались люди. «Как бабочки на пламя свечи» — подумала Гвинет. Подвода дядюшки Оуэна завалилась набок возле самого пролома. Похоже, переднее колесо просто слетело с оси. Земля вокруг была усыпана щепками, а огромный камень, лежавший на подводе, соскользнул на землю. Мулы отчаянно лягались и вопили, пытаясь выпутаться из постромок. Дядюшка Оуэн вытащил нож и разрезал перепутанную упряжь, а Гервард уже мчался через улицу успокаивать перепуганных животных. Гвинет задержалась только, чтобы завязать кисет. Зевак вокруг повозки собралось уже столько, что ей пришлось проталкиваться сквозь толпу. В середине несколько мрачных каменщиков разглядывали последствия катастрофы. Великан, пришедший с дядюшкой Оуэном, пытался приподнять камень. Мускулы его вздулись буграми, лицо покраснело от напряжения. Наконец, повозка медленно накренилась, и камень шевельнулся.

— Берегись! — крикнул один из каменщиков.

Великан ничего не ответил, только покрепче перехватил камень.

— Брось, парень! Без мулов и верёвок тут не справиться!

Мэтт Грин хлопнул силача по спине. От неожиданности тот дёрнулся и ободрал руку об острый зуб сломанной оглобли. Алая кровь на сером камне казалась особенно яркой. Гвинет громко ахнула, увидев большую щепку, засевшую в мякоти большого пальца великана. Сам он не проронил ни звука.

— Бедвин!

Оуэн Мэйсон схватил великана за руку и внимательно осмотрел рану.

— Надо перевязать. Лучше бы сразу показать руку брату Патрику.

Великан покачал головой, но Оуэн был непреклонен:

— Не валяй дурака! Что если рана нагноится? Слышь, Гвинет, — Оуэн повернулся к племяннице, и взгляд его потеплел, — отведи-ка Бедвина в аббатство и пусть он покажет руку брату Патрику!

И тихонько добавил, уже для одной Гвинет:

— Парень давно у нас работает, только на пристани. А сюда ни разу не поднимался и никого из монахов не знает. И ещё: тебе надо будет самой объяснить брату Патрику, что случилось. Бедвин не может говорить.

— Да, дядюшка, — пробормотала Гвинет.

— Спасибо, родная, — улыбнулся Оуэн Мэйсон и, притянув племянницу поближе, прошептал ей на ухо:

— Бедвин, хоть и не говорит, но все понимает. И не бойся его, он и мухи не обидит.

Гвинет дрожащей рукой тронула великана за рукав.

— Пойдёмте со мной, мастер Бедвин.

Бедвин обернулся и посмотрел на неё с высоты своего гигантского роста. Лицо его, обрамлённое спутанными волосами, выглядело мрачным и суровым. Поначалу Гвинет стало не по себе, но тёмные глаза великана были большими и кроткими, как у испуганного оленя, и она улыбнулась. К её удивлению, Бедвин в ответ поклонился, церемонным жестом приложив раненую руку к груди. Может, и ей надо сделать реверанс? Тряхнув головой, Гвинет потянула Бедвина за собой к воротам аббатства. Гервард передал успокоенных мулов Мэтту Грину и побежал следом.

Толпа беззвучно расступалась перед ними. Многие бросали на Бедвина косые взгляды, а жена кузнеца даже спрятала своего малыша в складках юбки. Гвинет стало обидно за великана, который шёл за ней, послушный, как овечка.

Дверь часовни Пресвятой Девы была открыта — только что закончилась служба девятого часа[1] и монахи гурьбой выходили на улицу. Гвинет видела высокую фигуру аббата Генри и рядом с ним — Годфри де Массара, гостя из Уэллского собора. Все знали, что настоятель собора, декан[2] Александер, хотел, чтобы Гластонбери стало частью его епархии, вместе с Уэллсом[3] и Батом. Гвинет с Гервардом были убеждены, что отец Годфри шпион декана, и докладывает ему всякий раз, когда в Гластонбери что-нибудь не так. Чем больше усилий прикладывал аббат Генри, чтобы отстроить аббатство заново, тем сильнее хотелось декану прибрать его к рукам.

Но вот в дверях часовни показался брат Патрик, и Гвинет бросилась к нему.

— Святой отец, у нас к вам дело! Вот — это Бедвин, каменщик. У него рука повреждена, видите!

— Тихо, Гвинет.

Отец-врачеватель успокаивающе похлопал её по плечу.

— С Божьей помощью всё устроится.

Он повернулся к каменщику, осторожно взял в ладони его раненую руку и приступил к осмотру.

Из раны всё ещё лилась кровь, брат Патрик что-то тихо шипел сквозь зубы, а Гвинет с волнением ожидала его вердикта. Брат Патрик был опытным лекарем и знатоком целебных трав, но Гвинет прекрасно понимала, что такое для каменщика руки.

— Скверная рана, — произнёс, наконец, врачеватель. — Пойдём, тебе надо в лечебницу. Я промою руку, наложу повязку с окопником, и, Бог даст, все скоро заживёт.

Он жестом велел Бедвину следовать за собой, повернулся и вдруг замер, уставившись на что-то за спиной у Гвинет. Гвинет тоже оглянулась.

— Вот это да!

В аббатство Гластонбери въезжала огромная процессия. Возглавлял её всадник в лазурном, подбитом горностаем плаще с золотой пряжкой на плече. Под плащом виднелась расшитая бархатная туника. За ним ехали полдюжины вооружённых людей в алых плащах и кольчугах. Они окружали конные носилки[4] из розового дерева, похожие на большую кровать с балдахином. Только вместо вышитой ткани между столбиками кровати висели занавеси из оленьей замши. Позади крепкий мул тащил тяжело гружёную подводу. Ещё двое вооружённых всадников замыкали процессию.

— Неужто пилигримы? — шепнул Гервард на ухо Гвинет. — А до чего богатые, ты только посмотри!

Гвинет кивнула. Этот лорд мог бы оплатить постройку целого притвора! А в носилках, наверное, его леди, слишком хрупкая, чтобы проделать весь долгий путь верхом.

Навстречу знатному гостю выбежал монастырский эконом брат Барнабас и разразился цветистым приветствием. Лорд спешился и небрежным движением бросил поводья одному из своих спутников. Присмотревшись, Гвинет поняла, что приезжий гораздо старше, чем ей сначала показалось. Лицо его выглядело усталым и измученным.

— Хватит! — властным тоном прервал он цветистые речи брата Барнабаса. Видно было, что этот человек привык, чтобы ему повиновались. — Я спешу. Где этот ваш брат Патрик? У меня дело, не терпящее отлагательства.

На лице врачевателя мелькнуло удивление. Кивнув Бедвину он пробормотал: «минуточку» и зашагал через поросший травой двор к вновь прибывшим. Гвинет и Гервард бочком двинулись за ним.

Подобравшись поближе, Гвинет вдруг увидела, как маленькая бледная ручка высунулась из носилок и отодвинула занавеску. К её удивлению, никакой изысканной леди внутри не оказалось. В щель между занавесями выглядывал бледный испуганный мальчишка лет семи-восьми.