Закон бумеранга

42

Марина

Сашка пришёл меньше чем через полтора часа. С красными от холода ушами, какими-то безумными глазами и трясущимися руками. Посмотрел на меня диким взглядом, улыбнулся зевающей Вике, вышедшей ему навстречу, и приподнял вверх коробку с тортом.

— Смотри, что я тебе принёс, Викуль! — произнёс нарочито весёлым голосом. — Хотя не только тебе — всем нам. Тортик!

— Да? — наша девочка, впервые за последние дни сегодня обнаружившая у себя аппетит, посмотрела на коробку с интересом. — А какой?

— Ой, я не помню. Вкусный, наверное. После ужина съедим.

Сашка повесил куртку, поставил торт в холодильник и отправился в ванную мыть руки. Я, краем глаза наблюдая, как он споласкивает лицо, осторожно подошла к его куртке и зачем-то обнюхала…

Почти тут же почувствовала себя беспросветной идиоткой. Потому что даже если от одежды пахнет духами — это ничего не доказывает. Один раз моё пальто, провисев в гардеробной театра во время спектакля, так пропиталось духами какой-то женщины, что я потом неделю его носить не могла — ждала, пока выветрится.

Сашкина куртка не пахла ничем, кроме табачного дыма. Значит, опять курил. Ну хоть не пил, и то хорошо.

— Мам, что ты делаешь? — раздался рядом любопытный голосок Вики — я аж подпрыгнула. Хорошо, что свой вопрос она задала шёпотом, — есть шанс, что Сашка ничего не заметит. Почему-то мне не хотелось, чтобы он знал, как я обнюхивала его куртку.

— Просто смотрела, не испачкался ли наш папа, — ответила, отходя от вешалок. И улыбнулась Вике, чувствуя, как из-за неловкости чуть печёт щёки. — Показалось, что испачкался.

Конечно, дочь не понимала, насколько метафорично это всё прозвучало. Мама проверяла, не испачкался ли папа… И теперь всегда будет проверять, раз один раз уже обнаружила грязь.

Как перестать это делать? И возможно ли это вообще?

Вышедший из ванной Сашка окатил меня понимающим взглядом, как водой с головы до ног, — и я поспешила поинтересоваться:

— Ты же будешь… ужинать?

— Угу, — кивнул он и отправился вместе с Викой в детскую.

Дальнейший вечер прошёл почти идеально — как в прошлые времена. Хотя я всё равно чувствовала, что Сашка отчего-то напряжён, и поневоле начала думать — а может, мои опасения не напрасны? И он на самом деле сделал то, чем пригрозил мне, уходя из дома, — то есть нашёл себе бабу и трахнул её по-быстрому где-нибудь в уголке? А теперь вот сожалеет.

Мне почему-то стало смешно настолько, что я едва не поперхнулась тортом. Он оказался очень вкусным, с фруктами и взбитыми сливками, я только такие и люблю. Девчонки любые могут есть — главное, чтобы сладкие были, — а я только фруктовые или чизкейки. Остальные для меня слишком тяжёлые.

— Что такое? — забеспокоился Сашка, заметив, что я дрожу и покашливаю. — Подавилась? Постучать по спине?

Я помотала головой и запила торт чаем.

Да… забавно, что я теперь точно знаю — Сашка может сожалеть. В этом у меня отчего-то нет никаких сомнений. А ведь это можно считать неким маркером предательства — если вдруг когда-нибудь Сашка вновь загуляет, он сразу же начнёт жалеть и выдаст себя.

Будет ли мне от этого легче? Скорее да, чем нет.

Я теперь точно знаю: когда твой близкий человек не чувствует раскаяния из-за того, что обидел тебя, — это убивает.