Доктор Кинг Уэйленд, выдающийся врачеватель умов, настолько забыл о профессиональном достоинстве, что напряженно наклонился вперед и со смесью недоверия, ужаса и изумления посмотрел на Энн Норман.
Во взирающих на него глазах отсутствовал блеск безумия, и все же, будь эта история со столь ужасающими подробностями рассказана устами другого человека, Уэйленд без колебаний счел бы ее гротескной галлюцинацией. Он мысленно представил неистовство измученного разума. Заметил ее дрожащие губы, но глаза смотрели непоколебимо, уверенно — те самые глаза, что завоевали его десять лет назад, во времена, когда они с ее мужем, Ричардом Норманом, дружили в медицинском колледже.
Дик Норман закончил колледж на год раньше Кинга Уэйленда и женился на Камилле Уэст, веселой «студенческой вдовушке», а вскоре после этого уехал на год путешествовать по Америке и за границу. К тому времени он уже получил немалое имущество отца и изучал медицину исключительно из любви к ней.
Три месяца спустя в его жизни произошла страшная трагедия. Когда они пересекали Великую американскую пустыню, компанию захватила врасплох сильная песчаная буря и Норман с женой каким-то образом оказались отделены от остальных. Несколько дней они бродили без воды и еды, пока миссис Норман не потеряла способность идти дальше. Норман шагнул к такому заманчивому, неуловимому миражу в виде серой спирали дыма, которую, как ему казалось, видел вдалеке. Позже его нашли в бессознательном состоянии двое старателей, которые отвели Нормана в свою лачугу в предгорье и вернули к жизни. А год спустя обнаружилось все, что осталось от прекрасной, некогда пышущей здоровьем Камиллы Норман, — несколько обрывков одежды, обручальное кольцо да изумрудные бусы.
Тем временем Норман вернулся в Денвер и отвоевал у Уэйленда женщину, которую тот любил, Энн Паддингтон. Кинг Уэйленд принял свое поражение как мужчина, немедленно уехав на обучение за границу, в Берлин.
Восемь лет он непрерывно трудился на поприще выбранной профессии и приобрел репутацию эксперта по безумию. Он редко встречался с Норманами, так как не обладал избытком времени для общения.
Доктор Рид, семейный врач Норманов, позвонил ему в то утро с просьбой о консультации. Миссис Норман не выходила из своей комнаты на протяжении двух месяцев. Она проявляла странное отвращение к мужу, кричала и впадала в истерику, когда он пытался прикоснуться к ней, а затем несколько часов лежала в полубессознательном состоянии.
— Думаю, ее состояние похоже на шок, — сообщил доктор Рид. — Но я откровенно признаю, что не могу сказать большего. Мистер Норман говорит, что это определенно не может происходить по его вине, в связи с чем я делаю единственный вывод: сие отвращение — одержимость неуравновешенного ума.
Пока он проводил осмотр, миссис Норман улучила момент, чтобы отчаянно шепнуть:
— Отправьте их всех прочь. Я хочу поговорить с вами. О, Кинг, пожалуйста… — Ее трепещущий голос осекся.
Он понимающе кивнул и жестом указал персоналу выйти. Она снова лежала спокойно, сверкая чудесными глазами. Кинг сказал несколько слов доктору и медсестре, и те вышли, оставив его наедине с пациенткой.
Затем он услышал одну из самых трагичных историй, которые когда-либо сходили с человеческих уст. Едва ли можно представить что-то более отвратительное.
— О, Кинг, только с вами мне хорошо, — добавила она. — Я должна покинуть этот дом. Я умоляла его снова и снова, чтобы он подтвердил наш развод, но он только смеялся надо мной. Но теперь, когда мне все известно, я не могу жить под этой крышей. И не могу рассказать другим. Они сочтут меня сумасшедшей. Они бы мне не поверили, но дело в том, что это убивает меня. Я знаю, что права, и все же трудно поверить собственным глазам. Пожалуйста, найдите способ помочь мне. И разоблачить Дика. Вы мне обещаете?
Доктор Уэйленд снова стал обычным мужчиной, пытаясь совладать с эмоциями и наклоняясь над женщиной, которую любил — да, все еще любил, — и дал обещание:
— Я найду способ, Энн, но я сделаю это ради вас, а не ради него.
На мгновение она откинулась назад, вздохнув с облегченной улыбкой.
— Спасибо, Кинг, — сказала она. — Но подождите, я должна сказать еще кое-что. Прямо за массивным книжным шкафом в кабинете Дика находится дверь, ведущая в восточное крыло. На ней висит замысловатый замок, который не всякий слесарь сможет сломать. Я пробовала два раза.
— Вам всегда было интересно восточное крыло?
— Интересно? Да, но не подозрительно. До недавнего времени. Сначала он сказал мне, что использует это крыло как лабораторию и из-за смертельных химических веществ никто, кроме него, не должен туда заходить. Это меня убедило, но недавно я обнаружила надпись на большом ящике, который он принес в дом. Это случилось после того, как в доме потушили свет, но я стояла в тени, и он не мог меня заметить, когда проходил через кабинет. На этой посылке стояло название известного мебельного дома.
А в другой раз я видела, как он покупал бриллиантовое колье в ювелирном магазине и отдал за него целое состояние. Тогда я быстро укрылась за ближайшей ширмой. На следующий день у меня был день рождения, и я подумала, что это для меня. Я сумела сбежать и добраться до дома раньше него. Когда он пришел, я ждала у двери. Он небрежно обнял меня, и я почувствовала коробку у него в кармане. Он поспешно ушел в кабинет, сославшись на то, что ему нужно написать несколько писем. Через мгновение я заглянула к нему. Кабинет был пуст. Я знала: он пошел в восточное крыло. Я ждала прямо за таинственной дверью. Я была полна решимости пробраться в комнату, но он вышел, и меня постигло разочарование. Я чуть не упала на пол. Он был крайне зол. Когда мгновением позже он снял пальто, желая переодеться в домашний жакет, я подняла его, чтобы повесить на вешалку. Коробка исчезла из кармана.
— Вы уверены?
— Да. Это большая бархатная коробочка. Я не могла ошибиться. С тех пор я видела, как драгоценности и одежда стоимостью в тысячи долларов безвозвратно исчезали в этой комнате. Однажды я подумала, что это место встречи с другими женщинами и, когда он в последний раз уезжал в Нью-Йорк, приказала рабочим искать подземный ход, но через два дня они отказались от затеи. Я продолжала размышлять над этим и дождалась, когда удача наконец мне улыбнулась. Однажды ночью, проходя через сад после встречи с приятельницами, я заметила крошечный луч света из окна крыла, который пронзал тьму снаружи. Не колеблясь ни секунды, я расположила садовый стул чуть ниже окна и попыталась рассмотреть, что творится за тяжелыми зелеными шторами, которые, казалось, были плотно пригвождены к окну. И тогда я увидела. И наконец поняла. Мне хватило духа вернуть стул на место. А потом, неуверенно пройдя несколько шагов, я упала в обморок. Меня нашел шофер. Он же занес меня в дом. Никто больше не знает, что тогда произошло. О, Кинг, если Дик вновь прикоснется ко мне, я тотчас же умру!
Дрожь отвращения сотрясла все ее тело. Она откинулась на подушки, будто нежный сорванный цветок. Такой она казалась наблюдавшему за ней Уэйленду. Привыкший принимать быстрые решения, он импульсивно вскочил на ноги.
— Энн, я сделаю для вас все, что смогу. История, которую вы рассказали мне, совершенно невероятна, и я понимаю, почему вы не могли рассказать ее другим. Я проведу расследование. А пока скажу вашему мужу, что он должен держаться подальше, если надеется на ваше выздоровление. Также я позабочусь о том, чтобы мою практику пока что взяли помощники, а сам на несколько дней останусь в вашем доме.
— О, Кинг! Вы правда сделаете это?
Он успокаивающе улыбнулся ей, поднимая лицо в нетерпении.
— Непременно. Если нечто невероятное действительно существует, я узнаю об этом.
Она снова откинулась назад, и ее плотно сжатые губы расслабились.
Он вызвал медсестру и пошел прямо к Норману в его кабинет.
— Доверяешь ли ты здоровье своей жены мне полностью? — резко спросил он.
Ричард Норман оторвался от книги, которую читал, и печально взглянул на старого друга прежде, чем ответить.
— Уэйленд, я знаю твою репутацию и, разумеется, ценю твое мнение. Если ты думаешь, что так будет лучше, хорошо. Тебе есть что сказать мне?
— Не так много, но я бы хотел попросить остаться в твоем доме на несколько дней и постоянно присутствовать рядом. А пока я хочу, чтобы ты сделал то, что она просит. Держись подальше.
Норман вздрогнул, но доктор продолжил:
— Держись подальше от дома, насколько это возможно. Не позволяй ей даже слышать твои шаги в коридорах. Молчи, когда уходишь и когда возвращаешься домой.
Он увидел, как у мужчины задрожали губы, и добавил чуть более любезно:
— Я знаю, это тяжело, старина, но мне нужно наблюдать за ней в таких условиях, и я думаю, что через несколько дней смогу поставить полный диагноз и даже предложить лечение. Ты мне поможешь?
Дик Норман снова всмотрелся в него полузакрытыми глазами, после чего внезапно поднялся и протянул руку.
— Уэйленд, полагаю, я был противен тебе последние десять лет, и я признаю: мне было очень сложно согласиться с Ридом и позвонить тебе. Я не забыл, что ты когда-то нравился Энн, но, приятель, я готов все забыть, если ты только вытащишь ее из этого.
Уэйленд пожал руку.
— Сейчас это не главное, — ответил он отрывисто. — Сейчас наши мысли должно занимать только состояние Энн. Я полагаюсь на твою помощь.
— Хорошо, Кинг. Я останусь в городе, в одном из моих клубов, откуда смогу в любое время звонить тебе по телефону.
На следующее утро доктор Уэйленд расположился в одной из многочисленных гостевых комнат красивого загородного дома Норманов. Поскольку Дик сдержал свое слово и утром ушел в городской клуб, дом оказался в полном его распоряжении. Первым делом он отправился на прогулку по просторной территории. Ходил кругами вокруг восточного крыла, которое оказалось двухэтажным строением, отделанным стукко. Остальная часть дома была сложена из твердого камня. Кинг наткнулся на садовника, который обрезал кусты.
— Здесь весьма красиво, — сказал он небрежно и, помолчав, добавил: — Сад замечательный. Вы держите его в идеальном состоянии.
— Да, сэр. Я делаю все возможное, сэр. В этом году я занимался ландшафтом.
— Он, безусловно, чудо как хорош, и дом прекрасно подходит для такой красоты.
— Да, сэр.
Доктор Уэйленд обернулся и припомнил кое-что.
— Я приезжал сюда много лет назад, но не помню этого крыла из стукко. Его построили позднее?
Мужчина поднял глаза на крыло, и по его лицу пробежала тень, когда он ответил:
— О нет, сэр. Я работаю здесь двенадцать лет, и оно было здесь все время, что я помню. Слугам бывало не по себе, когда им приходилось туда ходить: они говорят, что там привидение, или что-то ведьмовское, или что-то подобное.
Доктор Уэйленд вытащил сигару из кармана и зажег ее медленным, обдуманным движением, а затем повернулся к садовнику.
— Это правда? Я полагаю, у многих мест есть своя история. В какое время ночи здесь, в Нормандейле, гуляют призраки?
Он засмеялся, но старик его не поддержал. Кинг заметил, что его лицо обуяла серьезность.
— Мы никогда не видели призраков — только слышали, сэр. Никто, кроме мистера Нормана, не заходил в эту комнату на первом этаже уже девять лет. Он выходит через ту странную дверь из своего кабинета. На ней диковинный кодовый замок, похожий на часы.
Уэйленд снова улыбнулся.
— Я полагаю, он делает это, чтобы оградить людей от неприятностей. Видите ли, некоторые химические вещества в неопытных руках иногда взрываются.
— Я знаю, сэр, но окно завешено тяжелыми зелеными шторами. Иногда мы слышим странную музыку из этой комнаты в полночь — это звуки чудного восточного там-тама, которые заставляют дрожать. Я слышал, что первая миссис Норман очень любила такую музыку. Она звучала в ее будуаре, который был украшен как дворец королевы.
— Это, вероятно, объясняет его замкнутость. Его гнетут старые воспоминания, и это, должно быть, заставляет думать о трагической смерти бывшей жены.
Старик мудро покачал головой:
— Возможно, но это не объясняет всех тех странных звуков, которые мы слышим почти каждую ночь. Видите, комнаты слуг находятся прямо над этой? Несколько старших уже привыкли, но молодые не остаются там долго.
Доктор Уэйленд выбросил свою сигару.
— Ну, дядя, я думаю, что мы достаточно посплетничали этим утром, и полагаю, что всем нравятся тайны. Но теперь я должен вернуться к своей пациентке.
Он вошел в комнату Энн и спровадил медсестру.
— О, Кинг, у вас есть план? — спросила она с нетерпением. Ее глаза горели волнением, а руки нервно двигались.
Он повернулся к ней с видом строгого врача.
— Если вы собираетесь впадать в истерику, я бессилен. Вы можете помочь мне, только если будете спокойны и смелы.
Она сразу же утихомирилась и умоляюще протянула руку.
— О, я буду, буду. Вы не можете оставить меня сейчас, Кинг!
Он взял ее руку и легонько сжал, в его глазах было такое живое, такое сильное чувство, что это почти поразило ее. Кинг приоткрыл рот, будто хотел что-то сказать, а затем резко закрыл. Он повернулся, словно собираясь уйти, но она крепко сжала руку мужчины, который мог бы освободить ее.
— Кинг! — прошептала она. — Скажите мне, вы знаете… вы видели… что-то?
Он долго смотрел ей в глаза, а потом заговорил хриплым от эмоций голосом:
— Энн, если бы это крыло сгорело дотла и все в нем превратилось в пепел — тогда вы вернулись бы к мужу и смогли снова любить его?
Она подняла руки, словно пытаясь отразить удар, и, откинувшись назад, уткнулась лицом в одну из мягких шелковых подушек. Она молчала, когда Уэйленд склонился над ней, борясь с эмоциями.
— Скажите мне, — строго потребовал он, — если я объявлю вам, что вы просто жертва чрезмерного воображения, что вы страдаете от галлюцинаций, что, поскольку только Бог и человек являются моими судьями, в вашей истории нет ни капли истины или правды — вы вернетесь назад к мужу?
Он положил руку ей на плечо и, не жалея силы, встряхнул ее.
Она подняла голову и посмотрела прямо в его горящие глаза.
— Нет, никогда. Зачем мучить меня такой околесицей? Я знаю, что видела. Ничто в мире не может этого изменить. Более того, я покину этот дом, если вы так пожелаете, даже на носилках.
— Энн, вы уверены? То есть вы не вернетесь, несмотря ни на что?
— Да, — ответила она непреклонно.
— Предположим, я отправлю Дика в дом для умалишенных, если это правда. Имейте в виду, я пока что не признаю, что это так.
Ее лицо побледнело, а губы дрожали, когда она отвечала:
— О нет, нет, не так, Кинг. Я не смогу этого вынести.
— Вы все еще любите его?
Она медленно покачала головой:
— Нет, боюсь, я почти ненавижу его за то, что он сделал.
— Если вы собираетесь уйти от него, почему бы не позволить ему оставаться в безумных мечтах?
— Нет! Все доказательства должны быть уничтожены. Когда-нибудь они обязательно всплывут на поверхность, и тогда весь мир будет жалеть меня и смеяться надо мной. Всегда! О, я этого не вынесу!
Мгновение Уэйленд молча смотрел на нее, а затем резко повернулся к двери. Он направился в кабинет, позвонить Норману в городской клуб.
— Сегодня она очень спокойна, Норман, и, похоже, ее единственный страх заключается в том, что когда ты придешь домой сегодня вечером, то можешь войти в ее комнату. Я заверил ее, что ты не вернешься, и полагаю, будет лучше, если ты останешься в городе и приедешь только утром. Тогда мы поговорим.
Немного поколебавшись, Норман согласился. Доктор Уэйленд с облегчением повесил трубку.
Весь день и до глубокой ночи он долго бродил по дому и прилегающему участку, из-за чего вернулся в свою комнату поздно, утомленным и разочарованным, и устало опустился на стул. Чуть позже взволнованно встал и принялся ходить по спальне. Резко остановившись перед настенным зеркалом в конце комнаты, он строго посмотрел на отражение в нем и пробормотал про себя:
— Ты старый дурак, если думаешь, что должен стать грабителем, взломщиком или еще кем-нибудь, чтобы попасть в эту инфернальную комнату. Кинг, старина, есть только один достойный способ попасть туда. И как врач, ты воспользуешься своим правом этим же утром.
С протяжным вздохом облегчения Уэйленд лег, чтобы забыться столь необходимым сном. На следующее утро после завтрака он заглянул к Энн и направился в кабинет. К его удивлению, Дик оказался уже там — он снимал перчатки.
— Здравствуй, Кинг! Как Энн? — нетерпеливо спросил Норман.
— Пока спокойна. Дик, ты рано. — Отметив его изможденный вид, он добавил: — Выглядишь не лучшим образом.
— Чувствую себя немного потрепанным, но это не важно. Можешь что-нибудь рассказать об Энн?
— Да, но прежде всего, Норман, я хочу кое-что попросить. Можешь сделать так, чтобы нас ненадолго никто не мог побеспокоить?
Норман резко вскинул голову. Казалось, мгновение он был ошеломлен, но затем пересек комнату, закрыл дверь и запер ее. Вернувшись, он встал спиной к большому камину. Уэйленд внезапно наклонился к нему через спинку массивного кожаного кресла, которое стояло между ними, его глаза светились неестественным светом, будто проникая в самую душу человека, стоявшего перед ним. Затем, подняв указательный палец, он потребовал:
— Норман, скажи мне как мужчина мужчине: что заперто в восточном крыле?
В Нормане произошла перемена, настолько внезапная и быстрая, что обвинитель едва не вздрогнул. Лицо Нормана сменило здоровый румянец на болезненную бледность, глаза выпучились, челюсть отвисла.
Уэйленд быстро обошел кресло, которое их разделяло. Обхватив плечо Нормана железной хваткой, он грубо потряс его. Затем приблизил обвинительный палец к бледному лицу, и каждое его слово было подобно удару пилы, он почти кричал:
— Ответь мне: какая женщина не сошла бы с ума или не обезумела от гнева, узнав, что муж, которого она любила и уважала, держит в роскошной комнате скелет бывшей жены? Любовь и ласки, предназначенные Энн по праву, взамен получает эта мерзость; драгоценности, которые она должна была носить, украшают эту ужасную шею; прекрасные платья, которые должны принадлежать Энн, надеты на эти дряхлые кости. Господь милосердный! Нет ничего удивительного в том, что она приходит в бешенство при виде тебя, и как ты смеешь приходить к ней после того, как прикасался к такому страшному существу? После того, как она узнала об этом, удивительно ли, что она ведет себя как сумасшедшая, лишь завидев тебя?
Мужчина в его руках обмяк и упал на колени. Жгучие слова человека, некогда бывшим его другом, настигли его как сильный ветер. Он и не думал ничего отрицать. Только бессильно пытался встать, пока Уэйленд не поднял его и не посадил на большой стул. Мгновение он сидел в полном оцепенении, а затем открыл глаза, словно проснувшись от глубокого сна, и наконец попытался собраться с духом.
— Ты… ты напугал меня, Уэйленд. О чем ты говоришь? Ты сошел с ума?
Уэйленд рассмеялся — самым неприятным смехом.
— Хорошо, Норман, если я не прав, разумеется, ты отведешь меня в эту комнату и покажешь, что там.
— Да-да, разумеется, когда-нибудь. Но сейчас у меня нет ключа. Я заберу его из своего хранилища завтра.
— О нет, Норман. Он у тебя есть. — Кинг легонько коснулся его лба. — Не лги мне. Это только усугубит ситуацию. Тебе нужно отвести меня туда и довериться мне. Я сделаю все возможное, чтобы тебе помочь. Если ты этого не сделаешь, я не стану терять время и отправлю тебя в дом для умалишенных.
Норман вскочил на ноги — силы вернулись с ужасом, охватившим его.
— Ради бога, нет! Только не это, Уэйленд. О, ты не понимаешь. Ты не можешь понять. Я не сумасшедший… я… ты… ты… ты не знаешь, что говоришь. Ты не можешь заставить меня. У меня есть деньги… я…
— Да, у тебя есть деньги, — прервал Уэйленд. — Но в этот раз деньгами выход оттуда не купишь.
Мгновение Норман не опускал неверящего взгляда, после чего, с ошеломленным видом, сделал несколько шагов к двери за книжным шкафом и, подняв дрожащую руку, жестом пригласил доктора последовать за ним. Прежде чем он наклонился, чтобы открыть дверь, снова остановился.
— Кинг, не рассказывай никому о том, что увидишь в этой комнате, ради старых времен, ради Энн.
— Обещаю, но, разумеется, при некоторых условиях.
Норман безропотно поклонился, он понимал: то, что предложил этот человек, — хуже смерти. И это случится, если он не сделает так, как ему велят. Он ввел шифр. После второй попытки массивная дверь широко распахнулась, и Уэйленд толкнул Нормана вперед. Он не собирался попадать в ловушку.
— Включи свет, — приказал он.
Норман подчинился, но вместо ожидаемого яркого освещения появилось только теплое красное свечение, исходящее от цветных шаров в обоих концах комнаты. Ему потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть, и, когда зрение прояснилось, он удивился переменам, произошедшим в мужчине перед ним. Казалось, Норман забыл о присутствии доктора и стоял, протянув руки к массивной бело-золотой кровати.
— Камилла, моя дорогая, я здесь.
Целую минуту он стоял так, затем, наклонившись, взял в руки грохочущие кости, обтянутые тончайшим кружевным и шелковистым нарядом. Длинные рукава спадали с безвольных рук.
Уэйленд подкрался ближе, не отвлекая внимания Нормана. Он отметил, что кости были переплетены крошечными серебряными звеньями. На голове сидел золотистый парик, удерживаемый роскошной будуарной шляпкой. Норман нежно поднял скелет, положил в огромное кресло, стоявшее под розовой лампой в центре комнаты.
— Дорогая, не держи на меня обиду из-за того, что я отсутствовал прошлой ночью, — пробормотал он. — Видишь, что я тебе принес?
Норман достал из кармана крошечный кожаный футляр, в котором оказалось кольцо с одной жемчужиной. Он прижал его к ужасной руке и привязал кусочком ленты, чтобы оно не соскальзывало с костяного пальца.
— Жемчуг — это слезы, дорогая, — продолжал он тем же низким монотонным голосом. — Слезы, которые я проливал прошлой ночью, потому что не мог быть с тобой.
Уэйленд подошел еще ближе. Пальцы скелета были унизаны драгоценностями, которые стоили тысячи долларов. Великолепный бриллиант весом не менее трех каратов. Огромные изумрудные бусы, нитка жемчуга и бриллиантовая подвеска.
— Какое платье ты наденешь сегодня вечером, Камилла?
Внезапно Уэйленд выпрямился, холодные капли пота выступили у него на лбу. Неужели он тоже поддался каким-то странным заклинаниям? Неужели слышал могильный голос, взывавший:
— Кинг! Кинг!
Как будто в ответ на его молчаливый, полный страха вопрос, Норман впервые повернулся к нему.
— Да, у нас сегодня гость. Ты должна выглядеть как можно лучше.
Норман прошел по комнате к большому встроенному шкафу и широко распахнул дверь. Внутри обнаружилось великое множество чудесных платьев всех мастей. Уэйленд растерянно опустился на ближайший стул. Оглядев комнату, он увидел, что та роскошно обставлена, но заметил и многолетнюю пыль. Воздух был застоявшимся.
Он смотрел, как мужчина одевает грохочущие кости в великолепное вечернее платье из старинного розового атласа с черным кружевом, не переставая напевать, будто ухаживал за любимым ребенком. Затем Уэйленд увидел, как Норман повернулся и запустил стоящий рядом фонограф. Тотчас же приглушенные звуки причудливого восточного танца заполнили комнату.
— Ты будешь танцевать сегодня вечером? Нет? Хорошо, тогда мы будем сидеть и наблюдать.
Так Норман разговаривал целый час. Когда эта сцена стала невыносима для Уэйленда, он решил положить ей конец. Зрелище словно душило его. Он увидел достаточно. Тихо приблизившись к Норману, Кинг положил руку ему на плечо.
— Ну же, старина, пойдем.
Норман поднял голову и ошеломленно посмотрел на него. Затем, будто его вид вернул давние воспоминания, поднялся на ноги и огляделся дикими, широко распахнутыми глазами, бродя взглядом от Уэйленда к скалящему зубы существу, чересчур гротескному во всех своих нарядах. Затем упал на колени и тихо заплакал.
— Кинг! Кинг! Разве ты не видишь? — пробормотал он, сломленный. — Разве ты не видишь красавицу Камиллу? О, ты видишь не более чем дряхлый скелет, не так ли? В доме обитает ее прекрасный дух. Я не сумасшедший, старина. Сейчас она так же реальна для меня, как в те дни, когда была во плоти.
Доктор нагнулся и поднял Нормана на ноги. И все же тот был не в себе.
— Почему ты не смог довольствоваться лишь ее духом, Дик? Почему не отправил останки Камиллы в могилу, а принес их в дом?
— Я не смог, Кинг. В ту ночь, когда мне сообщили, что кости найдены, она пришла ко мне в виде духа и велела сделать это. Она ревновала к Энн и велела сохранить ее тело… чтобы украшать его драгоценностями и нарядами, требовала, чтобы я купил ей вдвое больше всего, что было у Энн. Я был в неволе все эти годы, но действительно люблю ее, ведь я чуть не сошел с ума, когда ее потерял.
Уэйленд не сдержался и повернул голову с отвращением.
— И ты быстро с этим справился, — сухо заметил он.
Норман вскинул голову.
— Я знаю, ты всегда ненавидел меня за то, что я отнял у тебя Энн. Но, Кинг, в остальном я всегда был добр к ней. Как она узнала об этом? Я не могу понять.
— Я не могу тебе сказать, — ответил Уэйленд. — Теперь давай уйдем отсюда. Здесь гадкая атмосфера.
Кинг крепко взял Нормана за руку и вывел его из комнаты, хлопнув дверью, оставив весь ужас внутри. Следующие несколько минут он был слишком потрясен, чтобы говорить, а затем произнес срывающимся голосом:
— Норман, я требую, чтобы ты немедленно похоронил эту штуку. Я не хочу распространяться насчет этого. Есть гробовщик, которому я доверяю, он может забрать ее ночью. Затем все вещи должны быть сожжены или иным образом уничтожены, а комната открыта, или, возможно, крыло придется полностью снести. Ты согласен сделать это?
Лицо Нормана стало пепельным. Когда он ответил, его губы задрожали.
— Ты… ты слишком многого просишь. Я… я не могу этого сделать.
Он закрыл лицо руками.
Лицо Уэйленда посуровело.
— Очень хорошо, Норман. Я уже сказал тебе альтернативу.
— Ты имеешь в виду дом для умалишенных?
— Да.
На мгновение в комнате повисла мертвая тишина, затем Норман поднял налитые кровью глаза к серьезному лицу доктора.
— Пожалуйста, Кинг, оставь меня в покое на некоторое время. Я сообщу о своем решении к полудню. Встретимся здесь.
Уэйленд молча кивнул и без лишних слов вышел из комнаты. Хотя внешне он казался спокойным, мысли его пребывали в полном смятении. Ситуация была крайне сложная: справиться в одиночку он не мог, как не мог и обнажить ее перед любопытством других. Ради своей старой дружбы с Диком, ради своей любви к Энн, он должен разобраться с ней в меру своих способностей.
Три часа спустя, когда часы в зале пробили двенадцать, Уэйленд снова постучал в дверь кабинета. Никто не откликнулся. Он открыл дверь и вошел. Комната была пуста.
Кинг обнаружил, что дверь в тайную комнату приоткрыта, но внутри тихо и темно. Он негромко позвал Нормана, но ответа не последовало. Войдя внутрь, Кинг дрожащими руками нащупал выключатель в том месте, где в прошлый раз на него нажал Дик. Комната залилась тем странным светом, который раньше почти нервировал его. Он ошибался или его глаза не привыкли к красному сиянию, разыгрывая его? На мгновение Кинг застыл, потрясенный. Над креслом, в котором он в последний раз видел скелет, словно висело белое дымчатое существо. Затем белый туман исчез и доктор увидел стоящего на коленях Дика Нормана, который обнимал руками осклабившуюся фигуру в великолепных одеждах. Его голова лежала на костяной груди, а длинные руки в развевающихся рукавах обхватывали его туловище.
Уэйленд с криком ужаса ринулся вперед. Затем отступил в полном изумлении, поскольку вместо отвратительных дряхлых костей он, казалось, лицезрел красивое лицо и фигуру Камиллы Уэст, которую ему доводилось видеть несколько лет назад. Неужели сумасшествие Дика Нормана передалось ему? Он потер глаза, словно ребенок, проснувшийся от глубокого сна. Неуверенно коснулся друга. Затем услышал тупой стук — из рук Нормана выпал револьвер.
Его силы тотчас возвратились. Он снова почувствовал себя достойным профессионалом. Прикоснулся к ледяным пальцам, прослушал сердцебиение Нормана. Изучил стремительно коченеющее тело, лихорадочно поискал пулевое ранение, но, к своему удивлению, ничего не нашел. Затем поднял револьвер: все патроны были на месте.
Он облегченно выдохнул и, не колеблясь ни минуты, перенес тело Нормана обратно в кабинет и положил его на стул перед камином. Затем вернул револьвер в ящик стола, где видел его накануне. Ни Энн, ни общество не должны об этом знать. Оставив дверь секретной комнаты слегка приоткрытой, он заслонил ее книжным шкафом.
Когда Кинг потянулся к телефону, чтобы позвонить властям, то увидел на столе конверт, на котором размашистым почерком Нормана было написано имя Уэйленда. Он торопливо вскрыл его и прочитал:
Уэйленд, я собираюсь покончить с этим. Я должен уйти с Камиллой. Наши души вместе устремятся в великое Неизвестное, а ты похорони наши кости вместе. Скажи Энн все, что посчитаешь нужным. Она никогда не любила меня. Только тебя. Но я заставил ее поверить, что ты любил Камиллу. Теперь она твоя, старина, и заслуживает того счастья, которое ты сможешь ей дать.
Дик
Выходит, Дик хотел покончить с собой, но зловещий призрак Смерти вмешался и собрал урожай на свой лад. Уэйленд посмотрел на скрытую дверь и невольно поежился. Он будет держать Энн в ее комнате, пока каждая деталь этого кошмара не окажется в прошлом.
Уэйленд взял трубку и спокойно позвонил коронеру.
Перевод — Лина Догановская