Замок пепельной розы

Глава 13

Диана не казалась удивлённой при виде меня. Её слегка перекосило от недовольства, не без этого… но она совершенно точно знала, что я тоже буду на этом дурацком отборе! Старый Морриган не соврал насчёт того, что собирается пустить слух обо мне.

Моя заклятая подружка прошила меня острым взглядом и хотела прошествовать мимо, даже не поздоровавшись. Но я догнала.

— О, милая Диана! Неужели не узнаёте старую знакомую. Признаться, не ожидала вас здесь увидеть. Вы же, помнится, собирались переезжать? Куда-то подальше от столицы.

Не хотела, чтобы вышло так язвительно, но как уж получилось. В нашу последнюю встречу Диана рассказывала, что отец совсем разорился и они вынуждены переехать в какое-то захолустье. Что ж, выходит — за минувшие два года так никто и не позарился на неё? Раз Дианочка до сих пор в статусе незамужней девицы.

Она промолчала, ускорила шаг. А меня уже несло, я не могла остановиться. Кажется, минувшие два года что-то изменили во мне. Молчать я больше не хотела. Ну и получить информацию о сопернице тоже было не лишним.

— Хотя прекрасно понимаю, что вами движет. Нам ведь уже не семнадцать, правда? Последний шанс, всё такое…

Она заскрежетала зубами и остановилась. Резко обернулась ко мне, взметнув юбки. Диана была в дорожном насыщенно-розовом платье и вишнёвой накидке — её любимая цветовая гамма. Недешёвые наряды, отметила я машинально.

— Что ты в меня вцепилась, Бульдожка? — огрызнулась Диана. — Да, у отца было совсем худо с деньгами, и мы уезжали. Но год назад его не стало, а моя маменька, едва закончился траур, тут же выскочила замуж за богатого барона. Так что теперь у меня с приданым всё нормально, и я буду позавидней тебя невеста!

Я остановилась тоже, смущённая.

— Ой… прости. Я не знала. Что твоего отца больше нет. Мне очень жаль! Я тоже потеряла недавно папу и знаю, что такое…

— Избавь меня от своих слезоточивых откровений, Бульдожка! Лучше приготовься — в этот раз я тебе герцога не уступлю.

Мне вспомнился тот случай на балу, когда она пыталась его пригласить на танец, бросилась наперерез мне. И как она вызнавала информацию о его доходах. А уж эпизод в парке с моим дневником… всё моё сочувствие как ветром сдуло. Я расправила плечи и вздёрнула подбородок.

— Помнится, в прошлый раз он составил не очень лестное мнение о тебе и твоём воспитании!

Диана растянула полные губы в улыбке.

— Но, по крайней мере, он меня запомнил! И не был равнодушен ко мне. Там, где есть хоть какие-то эмоции, их легко направить в нужное русло. А ты — можешь сказать такое о себе, Бульдожка?

Я слегка растерялась. Эмоции… я не знаю, есть ли у него ко мне хоть капля. Мне иногда казалось, что этот человек выточен из каменной глыбы, а вместо сердца у него тоже камень, и он вообще не способен испытывать хоть какие-то чувства.

Пользуясь моим замешательством, Диана с видом победительницы прошествовала к особняку Морриганов. За ней вприпрыжку спешил щуплый мальчишка-слуга, едва видный под целой горой увесистых чемоданов, коробок и картонок. Такое чувство, что она сюда переезжать собралась! Сразу и насовсем.

Ну уж нет!

У меня только что добавилась ещё одна веская причина выиграть отбор. Я не позволю, чтобы Дорн вляпался вот в это вот «сокровище».

Отбросив последние колебания, я потащила к высоким дверям главного входа свой тощий чемоданчик.

Последующие три дня были каким-то кошмаром. У меня мышцы лица болели улыбаться. За время, что мы провели в поместье, выдохлись так, будто вручную пруд выкапывали. Танцы, пение, этикет, пианино. Акварельная живопись, вышивка золотыми нитями, конная выездка, управление хозяйством, умение вести светские беседы. Беседы особенно утомили — старичок, видимо, соскучился по общению, потому что часами не затыкался. А вопросы задавал такие каверзные, что было ощущение, будто тебе залезают под кожу. Не зря в свете шептались о том, что старый Морриган немного «с приветом» — только сумасшедший мог придумать женить внука таким вот возмутительным способом.

Зато Диана плавала во всём этом, как рыба в воде. Щебетала без умолку, сверкала крупными верхними зубами… и временами создавалось впечатление, что она забыла, кто главный герой отбора. И вместо молодого герцога взялась «окучивать» старого. Впрочем, этот немного потасканный ловелас, кажется, был только рад. С ней он вёл легкомысленные беседы на грани флирта — о музыке, балах, верховой езде и балете. А вот мне доставались самые сложные темы — о жизни, истории, философии… даже моё отношение к магии и сколько детей я хочу. Спуску мне явно давать не собирались, и зря я так опрометчиво посчитала себя фавориткой до начала отбора.

Это была чистая мука! Ведь я так не люблю откровенничать и пускать кого-то в душу. А тут он просто выворачивал меня наизнанку. Теперь-то я охотно верила, что такой человек мог служить на должности отца! Все эти разговоры напоминали самые настоящие допросы, причем некоторые вопросы повторялись по нескольку раз. И я была уверена, что дело не в старческом маразме, а в том, что ушлый дедуля хотел проверить, насколько я искренна, и не путаюсь ли в показаниях.

В конце концов, меня так утомили бесконечные беседы и необходимость всё время помнить о выражении лица и улыбаться, что к этапу демонстрации талантов я чувствовала себя уже выжатым лимоном.

Ну… танцы никогда не были моим коньком. И повторить безупречные па Дианы я, конечно же, не смогла бы даже в нормальном состоянии. С вышивкой напортачила, в этюдах на пианино запутались пальцы… акварельный портрет старика-герцога получился таким, что с подачи всё той же Тейлор надо мной укатывались все участницы. Даже у самого хозяина, хоть он и пытался сделать невозмутимое лицо, губы подрагивали.

Всё шло не так как надо.

В конце концов, я стала терять уверенность и присутствие духа. Казалось, что буквально все — все здесь лучше и талантливее меня! И куда больше годятся в герцогини.

На исходе третьего дня обстановка накалилась до предела. Каждую минуту мы ждали, когда же явится сам виновник торжества. Дорн.

Хозяин особняка заявил нам, что отправил за внуком гонца в тот же день, как ему в голову пришла «гениальная мысль» об отборе. Но поскольку путь не близкий, тот не смог прибыть заранее. И теперь может осчастливить нас своим присутствием в любой момент.

Я лишь много позже сообразила, что интриган герцог специально подгадал время, когда велел нам всем собраться в бальном зале, чтобы выслушать вердикт. Он, видимо, получил известие, что внук уже прибыл, и хотел устроить всё поэффектнее.

Что ж… у него получилось.

— Ну что, милочки, — готовы узнать, которая из вас станет невестой моего непутёвого внука?

Старый герцог Морриган оглядывал нас, хитро прищурившись. Прохаживался вдоль ряда девушек, что вытянулись перед ним по струнке, как солдаты на плацу. А он был похож на маршала, командующего парадом. В своём ослепительно-серебристом сюртуке с голубыми аксельбантами, он шествовал вдоль шеренги, постукивая тростью, и как нарочно тянул драматическую паузу. Наслаждался происходящим.

Пустой бальный зал, огромная люстра над головой с незажжёнными свечами, светлый паркет. Откуда-то из соседних комнат доносятся звуки пианино, царапают своей неуместной беззаботностью. За окнами медленно кружит листопад. Уютное скольжение золотых звёзд в потоках солнечного света — будто насмешка над тёмной бурей, что творится у меня в душе. Эхо шаркающей походки гулко отражается от зеркальных стен. Сжимаю похолодевшие пальцы в кулак, прячу в складках изящного платья мятного цвета.

Я третья с правого края. Диана — первая слева. Она выбрала это место, растолкав всех вокруг — сказала, на удачу. Судя по ослепительной улыбке, которую она адресует старику, в собственной победе ни капли не сомневается. Мне бы её самоуверенность!

Старый герцог медленно подходит. Он вообще не торопится. Разглядывает нас так, словно это себе жену выбирает. Знает, старый сводник, что в таком случае кандидаток было бы существенно меньше.

А у меня внутри бушует настоящий шторм. Мысли и чувства, надежды и мечты, страх перед будущим и безотчётное ожидание… какого-то чуда. Вопреки всему хочется верить в то, что мне повезёт. Ведь мною движет не простое тщеславие и корысть — я здесь ради благого дела…

Снова и снова говорю себе, что нужно держаться. Вспоминаю мудрые слова отца, вспоминаю, зачем я здесь — мысленный монолог не прекращается ни на секунду. Это единственное, что удерживает меня от того, чтобы упасть в обморок, так велико напряжение.

Дорн уже едет. Скоро он будет здесь. Я буквально кожей чувствую его приближение — по тому, как неуловимо изменилась атмосфера в доме. Понимаю вдруг, что была настолько сконцентрирована на происходящем все эти дни, что не потрудилась хоть немного порепетировать, о чём с ним говорить, как себя вести, как смотреть… будущее словно укрыто непроницаемой тёмной пеленой, за которую я не способна заглянуть. И совершенно не могу предугадать, как поведёт себя он сам.

Старик доходит до меня… и будто с шага сбивается, притормаживает на секунду. В глазах мелькает что-то вроде сочувствия. На мгновение кажется, что он хочет мне что-то сказать… но наваждение проходит так же быстро, и он продолжает путь.

— Что ж! Каждая из вас достойно проявила себя на смотринах. Ваши семьи могут вами гордиться! Жаль, что Дорнан не может взять в жёны всех сразу, — посмеивается старикан.

Дорн. Ну где же ты, бездна тебя побери!

Я так хочу посмотреть в твои глаза и убедиться, что смогу достойно сыграть свою роль. Что не рассыплюсь на осколки, не упаду замертво подстреленной птицей. Смогу дышать с тобой одним воздухом и улыбаться — улыбаться! — так, будто он не проникает отравой в мои лёгкие с каждым вдохом.

Я хочу убедиться, что ты никогда — слышишь! — никогда не узнаешь правду.

О том, что я всё ещё люблю тебя.

И наверное, это ещё одна причина того, почему я здесь. Как бы сильно я не врала самой себе, что это не так.

Я вздрагиваю, когда с гулким стуком распахиваются двери, но не поворачиваю головы. Восторженный выдох, сбивчивый шёпот и тихий смех стоящих рядом девиц и без того ясно дают мне понять, кто же явился, наконец, на этот пир тщеславия и тайных надежд.

— Что здесь происходит? Зачем ты меня вызвал так спешно? Только не говори, что умираешь — в седьмой раз не поверю.

Старик откидывает назад седую голову с завитыми висками и от души смеётся.

— Дорн, мальчик мой, ты вовремя! Как раз успеешь к объявлению имени своей невесты.

В грозовом молчании наступает абсолютная тишина. Слышно даже шорох листьев в парке и мерное вжикание метлы садовника.

— Дед! Потрудись объясниться.

О, какой мрачный, напряжённый тон, сколько рвущегося на свободу гнева… как я его понимаю! Но продолжаю улыбаться. Красивая игрушка всегда должна радовать взгляд. Старик выбирает внуку именно такую. И я должна ею стать — идеальной невестой.

— А что тут объяснять? — не унывает старичок. — Сколько ещё ты будешь уклоняться от исполнения долга, к которому обязывает тебя происхождение? В начале этого сезона я объявил тебе, что если ты до конца месяца не обзаведёшься невестой, я сам тебе её найду, и тогда пеняй на себя. Что ты мне ответил?

— Что мне всё равно, — сквозь зубы процедил тот.

Улыбка старичка стала только шире.

— Ну а раз так — потрудись выполнять данное слово. Да ты не волнуйся! Я тебе выберу самую замечательную невесту. Или ты сомневаешься в моём отменном вкусе? Вот, погляди — какой великолепный цветник!

И герцог широким жестом обвёл стройную шеренгу девушек, застывших изысканными статуэтками.

Другие шаги приближаются к нам. Звук этих шагов я узнала бы из миллиона.

Ну же, трусиха! Наберись смелости и посмотри в лицо своему страху. В лицо человеку, которого не видела два года. Со времён той, другой осени. Когда так сладко пахли прелые листья, когда в родительском доме звучали пение и смех, когда в семнадцать лет казалось, что всё ещё впереди и вот-вот начнётся твоя собственная, самая настоящая сказка.

— Хорошо, дед. Я не отказываюсь от своего слова. Мне действительно всё равно. Можешь выбирать любую.

Шаги останавливаются прямо напротив меня. Длинная тень накрывает, отсекает солнечный свет. В мои вены будто впрыскивают раскалённый яд — его запах. Перевожу дыхание, собираю в кулак смелость и поднимаю глаза. Наталкиваюсь на пристальный взгляд цвета пасмурных осенних туч.

— Любую — кроме Элис Шеппард.

Если бы в этот момент он просто отвернулся, заговорил с дедом, завёл светскую беседу с другими девушками, в конце концов, — мне было бы проще.

Я бы смирилась, наконец, с тем, что я в его жизни — пустое место, и пускать меня в неё он не считает возможным.

Но Дорн по-прежнему смотрел на меня. Только на меня — как будто кроме нас двоих в этом зале никого не существовало. Смотрел взглядом тяжёлым и сумрачным, и каким-то… больным, что ли.

Да, наверное, в этом всё дело. У Его сиятельства болит голова, или настроение плохое, или устал после долгого пути… а тут опять эта Бульдожка. Ведь объяснил уже мне один раз открыто, что между нами ничего не может быть. А я зачем-то навязываюсь снова.

У меня в груди словно костёр зажгли. Так горячо и больно, и ни выдохнуть, ни вдохнуть. И ни единого слова из себя не выдавить тоже. Да и должна ли я вообще что-то говорить?

Старый герцог молчит, не вмешивается — ждёт, что будет дальше. Все остальные тоже молча следят за этой отвратительной сценой. Как в театре.

За окном темнеет. Непонятно почему, словно и солнечный день померк, устыдился происходящего.

Кажется, я переоценила свою выдержку. И силу воли.

Я не могу. Просто не хочу и не могу больше здесь находиться!

Опускаю глаза. Только бы не заплакать! Выдёргиваю из корсажа булавку с букетиком шёлковых незабудок — такие раздали всем участницам. И бросаю под ноги.

Не глядя больше ни на кого, иду прочь, к выходу. И пусть невежливо уходить так, молча — плевать. Со мной тоже поступили не лучшим образом.

— Элис, стой! — Дорн хватает моё запястье и не пускает. Его прикосновение словно прожигает белое кружево перчаток, достаёт до кожи и глубже, заставляет вспыхивать кровь. — Постойте, хм… мисс Шеппард.

Тяжело дышу, серёжки-капли с изумрудами покачиваются в моих ушах. Виски пульсируют. Только теперь замечаю, что мои пальцы сжаты в кулак. Плечом почти касаюсь его плеча. Надо было выбрать траекторию пути подальше.

— Простите, я… был груб. В оправдание скажу, что не ожидал увидеть по возвращении такой спектакль. Я могу понять деда, могу понять остальных… но вы, Элис! Как могли вы согласиться на весь этот фарс?

Я дёргаю запястье, и он, наконец, выпускает его. Поднимаю глаза, и мы снова скрещиваем взгляды.

Могу собой гордиться — мне удаётся сморгнуть пелену и не заплакать. Расправляю плечи и отвечаю с достоинством — вернее, мне хочется верить, что с достоинством, и что дрогнувший голос меня не выдаст.

— Вы правы, Ваше сиятельство! Мне вообще не следовало сюда приезжать. Простите. Больше вас не побеспокою свои присутствием. Уверена, вы найдёте здесь по-настоящему достойных вас кандидаток.

Учтивый книксен… мёртвая улыбка… почему же так темно в зале? Или это у меня в глазах… Рвануться к выходу…

— Да стой же ты!

А вот хватать за плечо девушку — это уже верх грубости. И полное попрание всех норм этикета. Кажется, Дорн слишком долго жил в затворничестве и растерял все свои манеры.

— Элис, прекрати. Лучше уйду я. — И, так и не пуская меня, Дорн переводит взгляд на старого герцога. — Дед! Я прекрасно понимаю, что такое долг. Мы с тобой много об этом говорили, и я согласен, что в Тедервин должна появиться хозяйка. Но прошу исключить из отбора мисс Шеппард! И чтобы не возникло недопонимания. И каких-либо недостойных слухов, порочащих репутацию этой чудесной во всех отношениях девушки. Я не читаю Элис недостойной носить титул герцогини Морриган! Я считаю её достойной большего. Построить настоящую семью — а не просто заключить деловую сделку. Найти человека, который полюбит её по-настоящему. Подарит чувства… которые я не могу ей дать.

Ну зачем он это делает? Каждый раз — каждый раз, когда я нахожу достаточно сил, чтобы на него злиться.

Достаточно причин, что перестать любить его.

Он просто перечёркивает эти причины.

И ладонь его… в этот раз не только через ткань, в этот раз — задевая кожу там, где заканчивается платье на плече, где обезумевшим набатом бьётся пульс.

Опомнившись, Дорн убирает руку. Я могу идти… но остаюсь стоять на месте, как привязанная.

В тишине раздаётся весёлый голос старого герцога. Какие у него могут быть причины для веселья?!

— Как же я рад, сынок, что в тебе просыпается сознательность! По-моему, ты начинаешь кое-что понимать. Но не волнуйся, я тебе помогу сделать правильный выбор! Не хочешь Элис… что ж, может, такая кандидатка станет достаточной заменой?

И он выводит за руку Диану.

Та, зардевшись, глубоко приседает, отчего её грудь едва не вываливается из тесного декольте. Выйдя из книксена, девушка стреляет в Дорна кокетливым взглядом.

Его перекашивает, как от зубной боли. Сжав челюсти так, что желваки начинают ходить на скулах, он не говорит ни слова.

— Что ж! На том и сойдёмся. Девушки, все свободны! Победительницей объявляю мисс Тейлор.

Дорн резко разворачивается. И уходит, не удостоив и взглядом свою наречённую.

Оглушающе хлопает дверь. Бьёт по моим нервам так, что я вздрагиваю.

— Пойдёмте, голубушка! — бормочет старый герцог, снова подаёт руку Диане.

Я по-прежнему стою на месте, не в силах пошевелиться. Не в силах поверить в то, что только что произошло.

Толпа обтекает меня. Разочарованные вздохи. Им всем всё равно — только лишь досада за проигрыш и потраченное время.

Цветастые пятна мелькают справа и слева, но я их не вижу.

И в конце концов, остаюсь в зале одна. Потемневшем, тихом. Замолчало пианино, и даже листья за окном больше не шуршат.

Как во сне оборачиваюсь. Мне хочется посмотреть в окно. Узнать, почему такая тишина. Ведь должны же в мире остаться хоть какие-то звуки?

Вцепившись дрожащими пальцами в подоконник, я смотрю на то, как с неба падает пепел.

Хлопья седого пепла.

Это листья, сорвавшись с веток, рассыпаются в пыль, едва лишь долетают до нашего окна. Словно пересекая невидимую черту. Чёрный снегопад падает и падает на землю, на пожелтевшую траву, покрывая её тёмными пятнами, будто ранами.

Медленно оседаю на пол и закрываю лицо ладонями.

Дорн и Диана. Диана и Дорн.

Я не могла представить такого даже в худшем кошмаре.

Тихий скрип двери, шаркающие шаги.

Растерянный голос старого Морригана.

— Элис, милая… ну что ты? Девочка моя, ну перестань!

Меня ласково обнимают и заставляют подняться. Старик отрывает мои руки от заплаканного лица, принимается отирать его кружевным платочком.

— Он дурак, полный идиот! И я тоже дурак, только старый. Хотел, чтоб он понял, от чего отказывается. И какова альтернатива. Немного заигрался. Ну же, не плачь!

Я отобрала платок и совершенно не эстетично в него высморкалась.

— Поверь, милая, я с самого начала хотел видеть своей невесткой только тебя! И ты была победительницей отбора задолго до того, как твоя очаровательная ножка ступила на порог моего дома.

— Вы… ужасный человек, вам говорили? — выговариваю, наконец, глухим голосом, пряча глаза.

— Примерно каждая вторая из брошенных мною любовниц, — усмехается Морриган. — А теперь вытри слёзки, и пойдём. Я скажу внуку, что подумал получше и принял окончательное решение. В конце концов, он давал слово, что я сам буду выбирать. Первое слово дороже второго, как говорят дети. Никаких оговорок не предусматривалось.

Я осторожно отстранилась. Хотела вернуть платок, но передумала, скомкала в руке. Покачала головой.

— Я не вещь, чтоб меня возвращать, а потом передумывать. Спасибо, но… если он меня не хочет, мне не нужны подачки. Я правда очень рада знакомству с вами. Но… хочу уехать сейчас же. Проводите, пожалуйста. Я до сих пор так и не научилась ориентироваться в здешнем лабиринте.

На мой твёрдый взгляд он ответил отечески нежной улыбкой.

— Ты родишь достойных наследников роду Морриган.

Я вспыхнула и отвернулась.

— Снова эти ваши шутки! Простите, но они у вас дурацкие. Ещё раз спасибо за радушие. Попрошу слуг проводить тогда, не утруждайтесь.

— Ну отчего же! Чай не такая уж я развалюха, чтоб не проводить красивую девушку.

Почти вприпрыжку герцог догнал меня, и крепко ухватил под локоть. Я вздохнула. Эх… был бы он на полвека моложе… лучше б я в этого Морригана влюбилась, ей-богу!

Старик учтиво приоткрыл передо мною дверь, вывел в коридор.

Мы долго шли сплетениями лестниц и переходов, я совершенно не замечала пути перед собой. Все мысли были о том, как буду возвращаться домой, и что теперь делать. Экипаж за мной должны были прислать только к вечеру — предполагалось, что отбор продлится три полных дня. Верно, придётся одолжить у герцога. Надеюсь, он не откажет.

Через пелену пробились какие-то звуки, и я сообразила, что старик уже битый час вещает мне что-то в ухо.

— …просто не показывай ему своих чувств. Сделай вид, что полностью равнодушна. Разлюбила, перегорело — вы, девушки, такие ветреные существа! Дорн как огня избегает любых чувств. У моего внука было много женщин, особенно в юности. Не думай, что он такой уж отшельник и бука. Но сердце… он никого в него не пускает. И ты сделай вид, что не претендуешь! Может, он тогда перестанет так сопротивляться.

Я застыла на месте.

— Зачем вы мне всё это говорите? Я же сказала, что не останусь.

— Да-да, милочка, я слышал! — поддакнул герцог и открыл передо мною очередную дверь. — Проходи!

Я сделала шаг, надеясь, что теперь-то, наконец, мы добрались до выхода… Запоздало вспоминая, что чемодан так и не собрала. Ну и ладно! Невелика потеря. Скорей бы только отсюда…

Старый Морриган за мной не пошёл.

Дверь позади меня хлопнула, провернулся ключ.

Я с удивлением поняла, что очутилась вовсе не в холле особняка, как ожидала, а в какой-то богато обставленной комнате.

И прямо передо мной у окна, откинувшись в кресле и закрыв глаза, сидит Дорн.

Он резко выпрямился и уставился на меня непонимающим взглядом.

— Элис? Как ты… — взгляд тут же стал жёстким. — Я его убью. Клянусь, я его прикончу! Не дожидаясь сотого дня рождения. Проблема наследства решится сама собой.

Из-за двери раздалось довольное хихикание.

— Вы там пока разберитесь между собой, дети мои — а я пойду, чайку выпью. Мне ещё Дианочку успокаивать, что она не станет герцогиней Морриган. Вдруг захочет порыдать на моём плече. Дорн, имей в виду! Или Элис — или я завещаю всё своё состояние приюту для бездомных хомячков!

Напевая какую-то фривольную песенку, старый интриган удалился.