Записки Мелового периода

Глава 5

Проснувшись от непонятной тревоги, Майя несколько минут лежала и смотрела в непроглядную тьму, прислушиваясь к себе. Сердце скакало в груди, как заполошное. Душно. Нужно выйти на свежий воздух, заодно и до ветру прогуляться. Решив так, девушка поднялась со своего ложа из составленных в два ряда стульев, нащупала ногами тапки. Подошла к двери и, отодвинув щеколду, выглянула в коридор. Никого. Как была в ночнушке, в темноте все равно ничего не видно, вышла из буфета. Несколько десятков шагов по короткому коридору, бессильная вертушка турникета, тяжелые двери. Майя вышла на крыльцо и остановилась, озираясь по сторонам.

Асфальтовая площадка стоянки. Машины, возможно припаркованные тут навсегда. Безумное количество звезд над головой и их двойники-отражения в лужах под крыльцом. Созвездия вроде и знакомые, но в тоже время, какие-то не такие. Непривычные — словно звездам надоело сидеть на одном месте, и они разбрелись кто куда. Только луна за прозрачными кронами берез, какая была, такая и осталась. Институтский двор в темноте казался бескрайним. Свежий ветер щекотал голые ноги. Скоро рассвет — небо на востоке уже розовеет.

«Надо возвращаться, а то торчу посреди крыльца, словно пугало, еще увидит кто». Косясь на пустые черные окна института, девушка устремилась к ближайшим кустам.

Вернувшись в буфет, Майя заперлась и вновь улеглась на свою импровизированную кровать. Завернулась в одеяло и, зажмурив глаза, попыталась уснуть. Как ни удивительно, это получилось почти мгновенно.

Под утро Илье приснился нечто странное. Вернее, сам сон не запомнился, он был длинным и путаным, в памяти осталось лишь его окончание. В этом окончании, он садился в трамвай, чтобы ехать в институт. Хотя точно знал, что никакие трамваи туда не ходят, там и рельсов-то сроду не было. Но почему-то сел. Они ехали и ехали. Мимо каких-то товарных станций, мимо стрелок и дорожных переездов. Вот и знакомые ряды гаражных боксов, значит уже скоро. Охваченный внезапным сомнением, Илья оглянулся и с удивлением обнаружил, что салон пуст. Все пассажиры сошли неизвестно когда, только одна кондукторша с подозрением таращилась на него толстыми стеклами очков. «Молодой человек, — сказала она строго, — трамвай дальше не идет! Конечная! Дальше дороги нет!» То есть, как конечная? Он глянул в окно — трамвай стоял в заснеженном чистом поле. Илья почувствовал состояние близкое к панике. Куда же тут идти? Он хотел подойти к кондукторше и выяснить, как вдруг оказалось, что никакой кондукторши уже нет… и самого трамвая нет, а он стоит в поле, босиком на снегу, на пронизывающем холодном ветру, у края бездонного и бесконечного обрыва.

Тут Илья понял, что на этом самом месте и стоял институт… а теперь его нет, только огромная черная дыра, из которой поднимается то ли туман, то ли дым.

И как только он это понял, почва начала уходить из-под ног. Илья почувствовал, как проваливается в эту дыру… страшно и неотвратимо.

Он закричал и проснулся, как из воды, выныривая из кошмара.

Первое, что он увидел, было испуганное, лицо Анюты. По ее щекам катились крупные слезы.

— Ты что, зайка?.. — хрипло спросил Илья, медленно отходя от пережитого, — почему ты плачешь?

— Мне приснилась… — всхлипнула Анюта, — приснилось… что меня съело какое-то чудище… живьем. А еще ты кричишь… у меня чуть сердце не разорвалось…

— Чудище? Какое чудище? — Илья обнял подругу, поцеловал в мокрую щеку. Ее плечи дрожали. Он почувствовал, как ком встал в горле, от жалости, от нежности к ней. Свой страх разом ушел прочь — лицо у Анюты было, как у маленькой девочки, на которую вдруг злобно загавкала, рвущаяся с привязи, цепная собака. — Ну, успокойся, глупенькая… это ж сон всего лишь! Ну, вот же мы, живые, здоровые! — при этом, он невольно поежился, вспомнив свои собственные сновидения.

— Да-а… сон… — протянула девушка срывающимся голосом, — я так обрадовалась, когда проснулась… подумала: какое счастье, что это сон и мы дома в своей постели… А мы здесь… в этой… в этом… — слезы снова хлынули у нее из глаз, она закрыла лицо руками и упала на подушку, спиной к нему. Илья некоторое время недоуменно смотрел на ее трясущиеся от рыданий плечи. «Что с ней? Истерика? Что делать-то? Воды принести?» Так ничего и, не придумав, он просто лег рядом и принялся гладить ее, от плеча к бедру, по жаркой погоде спали без одежды, одновременно целовать, шею, плечи, спину, шепча при этом: «Ты самая любимая, самая красивая, самая, самая!..» Ласки возымели действие. Рыдания перешли в еле слышные жалобные всхлипывания. Закрепляя успех, Илья придвинулся ближе, и опустил вниз правую руку, подготавливая позицию. Она не сопротивлялась, открываясь ему навстречу. Миг соединения оказался таким мучительно сладким, что Илья еле вытерпел, сжав до боли зубы. Анюта почувствовала это и остановилась. Повернула лицо, ища его губы. После короткой паузы, они продолжили, медленно напряженно двигаясь навстречу друг другу и не обращая внимания на скрипучий диван. Ритмичные движения, время от времени, прерывались волнами судороги, пробегающими по ее телу. Она не произносила ни звука, а просто вся сжималась и останавливалась. Все это происходило как-то странно, незнакомо молча, лишь старые пружины аккомпанировали им. Наконец Илья понял, что больше терпеть уже не в силах и, в несколько сильных резких толчков, закончил дело. Он застонал и это был первый звук, который издали любовники. Анюта что-то зашептала еле слышное, изо всех сил прижимаясь к нему. Илья почувствовал, как бешено колотится ее сердце, перекликаясь с прерывистым дыханием и судорожной пульсацией бедер. Почувствовал, что крик страсти рвется из нее, но она его почему-то сдерживает. Еще несколько сладких секунд и девушка с облегчением выдохнула, расслабляясь. Илья приподнялся на локте и с удивлением заглянул ей в лицо. Глаза ее были прикрыты густыми ресницами, а губы, напротив, приоткрыты. На виске и на носу выступили капельки пота. Она почувствовала его взгляд и открыла глаза. Благодарно улыбнулась.

— Хороший!..

— А ты не очень хорошая!.. — Илья поцеловал ее в висок, под каштановым локоном, прихватил зубами мочку уха, пощекотал кончиком языка шею. — Почему молчала?

— Щикотно! — она засмеялась, отстраняясь от него, выставив вперед ладошки.

Бух, бух — удары в дверь. Застигнутые врасплох любовники подскочили на своем ложе, словно дверь была не заперта. Илья начал суетливо искать одежду, а Анюта закуталась в занавеску, заменяющую им покрывало.

— Марек что ли?.. — недовольно пробурчал Илья, натягивая трусы, — … явился спозаранку… Сколько времени?

Анюта потянулась за своими часиками и за халатом.

— Седьмой час вроде… двадцать минут седьмого. Может, случилось чего?

— Ага, случилось! — Илья недовольно поморщился. — Оно проснулось и хочет жрать. Пойду, открою, а то дверь сломает.

Словно в подтверждение его слов, долбежка в дверь повторилась, и к ней добавился зычный голос Марека:

— Илюха, открывай… вы че, спите, что ли еще?

Илья оглянулся на подругу, прикрылась ли, и открыл замок. Марек нетерпеливо топтался на пороге.

— Здорово други! — гаркнул он нарочито придурковатым голосом. Сунул Илье руку и, оттерев его плечом, проник в помещение. Анюта, только успевшая запахнуть халат, глянула на него недовольно.

— Чего так рано приперся-то?

— А мне не спится, в моей одинокой шконке… не у каждого под боком такая лялька! К тому же у меня для вас сюрприз!

Насладившись вопросительными взглядами, Марек жестом фокусника извлек откуда-то из-за спины, нечто, завернутое в белую тряпку.

— Опаньки! — под тряпкой оказалась картонная коробка из-под обуви. — Эне, бэне, раба! Квинтер, финтер… жаба! — он картинно открыл картонку.

В коробке сидела… стрекоза. Нет не стрекоза — стрекозища! Каждое крыло длиной в ладонь. Насекомое занимало всю коробку, похожее одновременно на искусную поделку и на увеличенную модель из зоологического музея. Узкое, точно покрытое черно-синей эмалью, тельце. Прозрачные слюдяные крылья. Огромные фасеточные глаза. Три пары длинных ног. Драгоценная игрушка. Хрупкая, грациозная.

— Какая прелесть! — Анюта коснулась золотистого полупрозрачного крылышка — никакой реакции. — Она, что умерла? Ты ее убил? — она осуждающе посмотрела на Марека.

— Делать мне больше нечего было, как ее убивать, — Марек слегка тряхнул коробку. Стрекоза внутри не шелохнулась, сидела как приклеенная. — Этот беспилотный летательный аппарат ко мне в окно залетел, чуть заикой не сделал. Как начала метаться… ну и врезалась в зеркало. Тут, я не будь дураком, коробкой ее накрыл. Думаю, вам покажу.

— Бедненькая… — Анюта попыталась пальцем погладить стрекозу. — Слушайте, она на ощупь… словно сплетена из жестких ниток! — девушка восторженно улыбалась. — Красотка!

По плоскости крыла прошел слюдяной блеск — стрекоза шевельнулась, повернула голову, огромные фасеточные глаза, казалось, смотрели сразу на всех. Илья вздрогнул — она живая!

— Ух, ты, голова большая, какая! Интересно, она о чем-нибудь думает? — Анюта снова потянулась ее погладить. — Эй!.. ты о чем-нибудь думаешь?

— Осторожней! — Илья поймал ее за руку.

— Чего? — недоуменно повернулась к нему девушка.

— Смотри, как пастью шевелит! Зараз пол пальца отхватит, вот и сбудется твой сон. На фига ты ее сюда приволок? — он сердито обернулся к Мареку.

— Чего ты так шугаешься? — удивился тот. — Словно там крокодил сидит… Да это ж, первый абориген! Посланец, можно сказать, нового мира! Поздравляю с первым контактом! — Марек еще раз тряхнул коробку, стрекоза опять не шелохнулась.

— Контактер, блин, выискался! Выкини ее в окно! Дай я сам выкину… — Илья попытался забрать коробку.

— Э-э!.. — отстранился от его рук Марек. — Ты чего такой агрессивный?!

— И, правда, чего она тебе сделала? — возмутилась Анюта и уцепилась за коробку со своей стороны. — Дайте мне… я ее своим теткам покажу!

Но «первый абориген» решил по-своему. Сухо затрещали крылья, коробку толкнуло и дернуло так, будто оттуда вылетело не насекомое, а птица. Марек испугано шарахнулся в сторону. Проследить стремительный движение стрекозы не успевал глаз. Это был не вихляющий полет бабочки или грузное прямолинейное передвижение жука. Стрекоза мелькнула туда-сюда по комнате, на краткий миг зависла над поверхностью стола и безошибочно метнулась в открытое окно. Только бумаги разлетелись по столу.

— Ну, вот! — Анюта подошла к окну и легла локтями на подоконник, будто пытаясь рассмотреть, куда именно улетела стрекоза. — Улетел наш абориген… наверное тебя испугалась, — она повернулась к Илье. — Нервный ты какой-то стал… по ночам кричишь…

— Себя вспомни! — огрызнулся тот.

— Ты чего Ильюха, стрекоз боишься? — Марек, криво ухмыляясь, смотрел на друга.

— Я боюсь? — Илья сделал презрительное лицо. — Я даже твою физиономию не боюсь ночью увидеть! Тем более стрекозу какую-то, вшивую! — он отвернулся и сделал вид, что ищет что-то в ящике письменного стола. Не объяснять же им, что это никакой не страх, а обыкновенная брезгливость, помноженная к тому же на гигантские размеры насекомого. Кто знает, что придет в ее лупоглазую голову?

Когда-то давным-давно в раннем детстве, он увидел документальный фильм про насекомых, где с большим увеличением и во всех подробностях показывали их противоестественные фасеточные глаза, суставчатые лапы, отвратительные щетинистые хоботки и жуткие жвала. Крошечные существа, многие из которых были совершенно безобидными, в один миг обернулись для него жуткими монстрами.

Вызванный фильмом детский страх с возрастом прошел, а брезгливость и отвращение, особенно к крупным насекомым, остались, даже давить их было противно. Илья искоса глянул на подругу, что, интересно, она про него подумала?

— А чего это, Анна Ивановна, ты до сих пор расслабляешься? — влез Марек. — Забыла, что у тебя наряд на кухню?

— А ты что мне, начальник? — копируя его ехидный тон, девушка лениво потянулась за расческой. — Я тебя в напоминальники не звала! И вообще… без сопливых скользко!

— Вот как работать с таким человеческим материалом? — Марек повернулся к Илье, который начал размышлять, во чтобы такое ему одеться. — А, отец? Как работать?

— Ты лучше скажи, умник, где будем воду брать? — Илья с отвращением посмотрел на свои носки и, не решившись их одеть, отложил в сторону. — Так ведь завшивеем скоро… не помыться, не постирать.

— Какая проблема? — удивился Марек. — Снега в лесу еще полно… кому надо, идет и набирает. А вообще… вон бушмены в Калахари, вообще без воды живут и ничего! Ходят в набедренных повязках из трех веревочек. Испачкалась повязка — выкинул, новую одел. А моются песком. Да, песком!

— Ань… — обратился Илья к подруге, — слышишь, что знающие люди советуют? Ты готова ходить в набедренной повязке и мыться песком?

— А-а… — во рту у девушки была заколка, и она временно шепелявила, — Фсяс!.. Не дофдетес! — она извлекла заколку изо рта и ловко прихватила ей собранные в пучок волосы. — Пусть этот знающий, сперва, песок найдет… по-моему, здесь одна глина… ну, и с себя начнет, в смысле повязки!

— Легко! — Марек с наслаждением почесал волосатую грудь. — У меня комплексов нет. Боюсь только, все женщины нашего поселения испытают культурный шок. Имейте в виду, мужской стриптиз дороже женского! А если серьезно, то на складе должна быть спецодежда.

— Точно! — подхватил Илья. — Помнишь, в прошлом году учения по ГО проводили? Я там еще был старшим дозиметристом… так нам выдавали спецуху… комбезы такие, синие. Еще кирзачи и противогазы.

— Противогазы… — задумчиво повторила за ним Анюта. Глядя в маленькое зеркальце, она поправила челку, провела языком по губам. — Господи, на кого я похожа? Вся помятая… как фантик из мусорки. Ладно, сойдет, — она поднялась с дивана, одернула свой тесный и короткий халат. — Чао, мальчики! На обед не опаздывайте.

— Пошла, что ли? — удивился Илья. — Даже чаю не попьешь?

— На кухне попью, — отмахнулась девушка. — Там же и умоюсь. Там хоть вода есть, — она наклонилась, чтоб застегнуть босоножки.

— Халат покороче не могла найти? — язвительно спросил ее Илья.

Анюта не спеша, выпрямилась. Показала мужчинам острый розовый язык, и нарочито покачивая бедрами, вышла за дверь.

Варвара Петровна явилась в буфет еще засветло. Зашла со стороны кухни, отперев дверь своим ключом. Насмешливо посмотрела на заспанную физиономию Майи, выглянувшей на ее шаги из-за спинки стула.

— Вставай, вставай, засоня! Хватит лежать!

Девушка яростно потерла кулаками глаза, силясь прогнать крепкий утренний сон.

— Сколько времени?

— Семь часиков уже, голубушка!

— Всего? Зачем так рано-то? Все ж спят еще… — Майя неловко села на стуле, уронив при этом одеяло. — Я разве сегодня дежурю?

— Ты может, и не дежуришь… — Варвара Петровна, расположившись возле буфетной стойки, принялась закалывать седые волосы, — хотя все равно… чего без дела болтаться, а лишняя пара рук не помешает…

— Ну, Варварочка Петровна… — девушка, подойдя, ткнулась носом в ее плечо, — я же вчера, по-честному… как Папик Карлик вкалывала!

— Ладно, лентяйка, отдыхай до ужина, — смилостивилась вахтерша, — сейчас другие женщины придут… наши институтские. Так! — она по-хозяйски обвела буфет взглядом и сказала самой себе. — Ну что, пора за работу? Три с лишним десятка ртов накормить, напоить — это тебе не фунт изюму! Пока печь растопится, пока вода согреется…

Пока она чем-то шуршала под прилавком и двигала какие-то коробки. Майя занялась своим туалетом. Побрызгала из глубокой чашки на лицо водой, что называется — умылась. Чистя зубы, подумала про себя, что ей одной повезло — есть сумка с личными вещами. А другим, даже переодеться не во что, одни лишь лабораторные халаты.

Дверь в буфет дернулась, затем в нее постучали.

— Кто там? — громко спросила Варвара Петровна.

— Смена пришла! — откликнулся из-за двери бодрый девичий голос.

— Ань, ты что ль?

— Я что ль. Мои тетеньки еще не появлялись?

— Не было пока. Ты первая. Майечка — девочка, открой, пожалуйста, я тут занята…

Майя, на ходу закручивая косу вокруг головы, и зажав шпильки во рту, открыла задвижку и распахнула дверь.

На пороге стояла, высокая худая девица, с растрепанными, не смотря на заколку, каштановыми волосами. Возрастом, может, чуть постарше Майи. Анна — подруга того высокого симпатичного парня… Ильи. Одета девица была в такой же, как и у Майи, белый халат. Только уж больно короткий. «Вероятно чересчур высокого мнения о своих ногах, — подумала Майя, приветливо ей улыбаясь. — Хотя не такие уж они у нее идеальные… И сама, словно из прутиков собрана… Да и лицо — нос длинноватый, рот большеватый — этакая Буратинка. Что интересно, Илья в ней нашел? Хотя, не смотря на субтильность, грудь у нее, надо признать, вполне приличного размера, а на мужиков это, действует неотразимо».

— Привет, — сказала девица, которой видимо, надоело ждать, пока ее закончат рассматривать, и шагнула в комнату.

Майя поспешно отступила в сторону и проводила ее взглядом. Приподняв полы халата, посмотрела на свои ноги. «Да… нам маленьким женщинам сложно тягаться с такими дылдами!.. Разве что каблуки одеть — сантиметров пятнадцать…» В этот момент, она поймала насмешливый взгляд Варвары Петровны и, одернув халат, с независимым видом, продолжила закалывать косу.

Девица, смешно поднимая коленки, словно гарцующая лошадка, вышла на середину зала и, с видом принцессы в изгнании, осмотрелась вокруг.

— Ну и? Показывайте фронт работ! Горю желанием трудиться.

— Да фронт он повсюду, — философски отвечала ей Варвара Петровна. — Работы невпроворот! Вон, становись пока, гречу перебирай. Как вода в кастрюле закипит, туда высыплешь! Ты с утра хоть чаю глотнула? Нет? Тогда, давайте девоньки, чайку выпьем и за работу! — Варвара Петровна ловко разожгла плиту. — Нужно будет мужикам сказать, чтобы еще пару баллонов с газом принесли. А то на сегодня хватит, а на завтра уже не знаю!

Анна, забавно сморщив нос, критически разглядывала гречневую крупу. Перебрать стакан гречи — это не сложно, а если этой гречи почти что три килограмма? «Похоже, в прошлой жизни, мадмуазель такими простецкими вещами не заморачивалась, — усмехнулась про себя Майя. — Ничего, у нищих, слуг нет — придется повозиться!»

Аня, почувствовав ее насмешливый взгляд, независимо дернула плечом, и одним пальцем стала ворошить крупу.

— Смотри как нужно, она тебя не укусит! — Майя подошла к столу, рассыпала ровным слоем немного крупы. — Ты ее сразу всю не высыпай — запаришься ковыряться! А так — по чуть-чуть! Сор — вот в эту миску, а чистую — сюда. Поняла?

— Не дурнее паровоза! — отрезала Аня, забирая у Майи миску с гречей. — Разберусь как-нибудь!

— Разберешься! Деваться все равно некуда!

— Цыц, не ссорьтесь! Мало нам проблем, тут вы еще в кошки-дыбошки кидаетесь! — Варвара Петровна махнула на девчонок полотенцем. — Вода сейчас скипит, чайку попьем! Сразу настроение улучшится!

— Да уж, улучшится! Оно и так, лучше некуда! — проворчала Аня. — Только чаем и спасешься!

— А чем тебе плохо? Чай, он всегда хорош! Особенно с утра. Мой дед, царствие ему небесное, очень чай любил и с малиновым листом, и со смородиновым, и с мятой! По два чайника мог за раз выпить!

— Ужас, как интересно, чего там твой дед мог выпить и в каком количестве! — продолжала ворчать себе под нос Аня. — Вот ведь, зараза какая, да отцепись ты от меня, в конце-то концов! — это уже было обращено к шелухе, что прилипла к пальцу и не хотела отставать. Аня потрясла рукой, точно кошка лапой. В конце концов, вытерла палец о полу халата. — Так, с этим разобрались, где тут тазик для каши… вот он… туда эту, сюда — ту. Иди сюда тебе говорят… не рассыпаться! — последняя реплика была обращена ко всей крупе в целом — от неловкого движения Анны крупинки раскатились по оцинкованной столешнице. — Учти, с пола я тебя подбирать не буду — валяйся там!

Майя еле сдерживала смех, слушая причитания и ворчание новенькой кухарки. Бедный Илья! Неужто она всегда так комментирует его и свои действия? А в постели? Воображение у Майи разыгралось не на шутку, и от представленной картины становилось еще смешнее.

— Майя, что с тобой? Смешинка в рот залетела? — удивленно поинтересовалась Варвара Петровна. — То за весь день не улыбнешься, а тут стоит, давится!

Майя в ответ только потрясла головой. Но Аня услышала реплику старой поварихи, и, поджав губы, обиженно замолчала.

— Все, вода вскипела, давайте чай пить! — Варвара Петровна расставила на столе разномастные чайные чашки.

Майя старалась не смотреть на Аню, чтобы снова не начать хихикать. А то окончательно примут за деревенскую дурочку.

— Ой, здравствуйте, как мы вовремя! — в дверях появилась «смена» — две женщины зрелых лет, очевидно, те самые, про которых расспрашивала Аня. — Глядите, они тут чаи без нас гоняют.

— Давайте, давайте! Проходите девушки. — Варвара Петровна достала еще пару чашек. — Мы уж и заждались! Анна давно пришла, а вас все нет!

— Она у нас молодая, шустрая. Куда нам до нее! — тетки зевали, и сладко потягивались. — Ох, бабоньки, дома от этой готовки никуда было не деться, и здесь, в этой Тьмутаракани, она от нас не ушла.

Дальше разговор завертелся по проторенному руслу — мужья, дети, свекрови — как будто ничего и не произошло — вот посидят эти немолодые тетки, пожалуются на свои судьбы, да и разойдутся по домам.

Ни Майя, ни Аня в общем разговоре участия не принимали, Аня сидела с независимым видом, закинув ногу на ногу, копалась в гречке, а Майя, побыстрее допив чай, выскочила из буфета — пусть институтские сами между собой разбираются, кто, что должен делать. А новеньких Варвара Петровна пускай строит, у нее это хорошо получается, даром что вахтерша!

Майя спустилась в вестибюль. Чем бы полезным заняться, если все равно «выходной день»? Может пойти поискать себе «жилье» — тем более что пустых комнат и кабинетов хоть отбавляй! Нет, потом поищет, надоели ей эти «казенные стены» за два дня. И слоняющейся без дела народ утомил. Все как будто ждут чего-то, или кого-то. Доброго дядю, который придет и всех спасет. Девушка вышла во двор. Похоже, большинство лишенцев-переселенцев точно также не знали, чем именно им заниматься. Несколько мужчин сидели и курили на солнышке. Майя увидела среди прочих «своего» таксиста. Женщин видно не было — может быть занимались «инвентаризацией»? Все-таки женщины более деловитые существа, чем мужики.

Самую большую активность во дворе проявляли Гришка и Женька — сыновья Татьяны. Мальчишки запускали в текущие от сугробов ручьи, «кораблики» из веток и щепок и увлеченно следили за ними — чей придет к финишу первым.

На крыльцо вышел Славка — один из охотников, который молодой.

— Эй, мелюзга, — обратился он к мальчишкам, — чем просто так носиться, вы бы лучше снег в ведра складывали да на кухню к бабе Варе носили!

— Как же мы будем носить? — удивились Женька.

— У нас же ведра нет! — закончил за него Гришка.

— Да вон в каптерке за вахтой ведра стоят! Давайте — бегом! А то скоро совсем без воды останемся! Большую пользу принесете обществу!

Воодушевленные ролью спасителей человечества, мальчишки громко стуча пятками и оставляя на полу мокрые следы, кинулись в каптерку за ведром, а потом снова унеслись в лесок за снегом.

— Вы плотнее снег набивайте, чтоб с полупустыми ведрами не бегать! — напутствовал их Славка.

— Грязная вода будет — за зиму на снег чего только не насыпалось, — задумчиво сказала Майя.

— Лучше хоть какая-нибудь вода, чем вообще никакой! — философски рассудил молодой охотник. — Даже пол подтереть и то польза, — он глянул на девушку и в глазах зажегся интерес. — Как дела? Свежим воздухом дышишь?

— А у меня выходной, — усмехнулась Майя. — Вот и думаю, куда пойти — может в кино, а может по магазинам пробежаться… как считаешь?

— Не, — хохотнул Славка, — у меня лучше предложение есть! Ты на обрыве была? Хочешь, сгоняем? Посмотришь на окрестности. Иваныч там совещается, на собрании партактива, так что машина ему сейчас не нужна. Я могу взять.

— Почему бы и нет? — девушка кокетливо поправила челку. — Я, наверно, там одна из всех и не была. Давай, а то кругом только и разговоров — лес, лес — даже интересно.

Они пошли к джипу охотников, стоящему в дальнем углу стоянки, возле бокового выезда.

— На какой обрыв поедем?.. — поинтересовался Славка, — ближний или дальний?

— А где море?

— Не-е… — парень смешно вытянул губы трубочкой, — море там, — он махнул рукой куда-то за институт. — Его с обрывов не видать. В ту сторону не доедешь, дороги нет… только если пешком, через лес.

— Нет уж, не хочу через лес! Там сейчас болото, все тает.

— Вот и я про то, — согласился Славка, — поедем по дороге. Асфальт, по крайней мере, уже высох.

Майя искоса посмотрела на своего провожатого — забавный он, все время улыбается. Симпатичный, хоть и щетиной зарос. Между передними зубами щербина. Влюбчивый, значит! А может с ним стоит познакомиться поближе?

Чужой лес стоял за обрывом плотной, молчаливой стеной. Ни одного знакомого дерева или листика. Когда Славка заглушил мотор, стало тихо — неестественно тихо. Ни пения птиц, ни стрекота кузнечиков. Только легкий ветерок шуршал в высоких кронах деревьев. Чужие деревья, чужие запахи — горячие, влажные. Пахло смолой, влажной листвой и свежеразрытой землей. «Выходит, птиц в этом мире нет — подумала Майя. — А кто, интересно, есть?»

Они прогулялись вдоль обрыва, Славка, очень подробно в лицах расписывал, как и где они чуть не околели от холода, показывал Майе, в какую сторону они ходили с Иванычем, где спускались с обрыва. Хвастался, что первым ступил на «чужую планету» — американцев переплюнули, мол, они всего лишь на Луне побывали, а нас вон куда занесло! Пообещал в следующий раз принести Майе сувенир на память: «если она его ждать будет». Короче, нес какую-то веселую ерунду, старался рассмешить. Майя внимательно слушала, где нужно пугалась, где нужно восхищалась. Даже пару раз спросила о чем-то. А потом уселась на край обрыва, прямо на асфальтовую дорогу, благо сухо, свесила вниз ноги. Славка стоял и курил у нее за спиной. Выкинул вниз окурок, подошел к обрыву, сплюнул.

«Сижу на краю земли, болтаю в воздухе ножками, — думала девушка, — был какой-то мультик, где один из героев хотел добраться до самого края земли, но земля круглая и в итоге он снова вернулся к себе домой. Интересно, а нам когда-нибудь удастся вернуться?»

Достигнув зенита, Солнце явственно клонилось влево.

— Все, пора мне, — Майя поднялась на ноги, отряхнула подол халата. — Скоро моя вторая смена начнется… поехали Славка домой!

Парень засуетился, кинулся к джипу, завел двигатель. Следя за тем, как он хочет произвести на нее впечатление, девушка усмехнулась. «Однако видок у меня — халат, как у продавщицы, голые ноги и зимние ботинки. В таком виде только знакомство водить». Да и то сказать, на ее тридцать пятый, сменную обувь еще поискать! Хорошо хоть шлепки с собой были, а то по такой жаре пришлось бы босиком «дома» ходить.

Майя сказала неправду — до дежурства было еще далеко. Просто чужой непонятный мир вызывал у нее тревогу и тоску и опять хотелось туда, где все привычно по земному. Хотелось домой. Сейчас чуть ли не первый раз за два дня, Майя подумала про институт — «дом». Именно дом, где живут люди. Где она живет.

Может, привыкает помаленьку?

Дорогие читатели, не забывайте подписаться, чтоб не пропустить проду.

Вам несложно, а мне полезно)