Записки на айфонах

Кармическое. Гоголевское. Бульварное

Сегодня утром, практически на ровном месте, жизнь нанесла мне удар. Могла бы предупредить, между прочим. Не чужая вроде.

Итак, год назад я купил пальто. Я говорю с придыханием и умеренным вожделением – ПАЛЬТО. Вкуса у меня нет, цвета сочетать не способен, продавцам не доверяю. Поэтому радостно хожу в черно-сером. Но в миланском аутлете впал в забытье по причине 80 % скидки и купил себе отчаянно (для такого аскета, как я) зеленое пальто Etro. Дома развернул, испугался собственной смелости. Одних оттенков малахитового в подкладке этого бушлата было пять. Не бойтесь, все чинно-благородно, без всякой там толерантности и яркости. Тем не менее очень страшно. Сразу же захотел его сдать, но именно поэтому аутлет и расположен в двух неделях пешего пути от цивилизации, чтобы такие малахольные, как я, не возвращались.

Переехало оно со мной в Россию. Остальные вещи отреагировали на появление нового жильца, приблизительно как яйца в холодильнике принимают киви (оборот бессовестно украден у народного). С отвращением и завистью.

Я хоть и безвкусен, но понимаю, что к зеленому надо что-то еще этого же цвета или как-то подходящего. На момент покупки бутылочным у меня было только лицо, но потом и оно загорело. Задумался. Пришла в голову мысль купить изумрудный перстень, но ее задушило такого же цвета земноводное. Болотные сапоги аналогичного оттенка плохо смотрятся в Москва-сити. Огуречные перчатки хочется бросить в лицо самому себе. Грущу. Ношу серенькое, привычное, по вечерам отгоняю моль от сокровища.

И вдруг, не поверите, в каком-то практически секонд-хенде попадается мне на глаза шарф. Ну идеально подходит!

Купил, принес, поженил. На следующий день назначил встречи всем, кому возможно, и с шести утра ринулся покорять Москву. Лайки ставят прямо на шинель.

На следующий день шарф про… Не потерял. Я никогда ничего не теряю. Я именно… (вы меня поняли). То есть я в принципе не могу вспомнить, в какой момент видел вещь в последний раз.

Рыдаю. Слезы не крокодиловы, как было бы уместно с точки зрения оттенка рассказа, а настоящие, с неподдельной ненавистью к себе. Ну что ж я за идиот-то такой, а?!

Снова хожу в асфальтовом. Подходящих палантинов больше не видел. Встречи не назначаю, работаю по телефону. А зачем… Что мне людям показать? В течение всей зимы пальто смотрит на меня с укоризной. Тоска и бессмысленность. Даже дни стали пепельными. Весна и моль с каждым днем подбираются все ближе. Подумываю о салатовом лаке для ногтей. К стилистическим ограничениям добавились климатические. Холодно так, что с голой шеей не побегаешь, а остальные шарфы, как вы догадались, серые. Выхода нет в любом случае.

Наконец сегодня, собираясь на день рождения к Victor Shkipin, взбунтовался. Черт с ними, с правилами! Надену пальто, ну хоть на один день вырвусь из рамок и стандартов. Потеплело ведь, пойду расхристанный и разнузданный, зеленый и счастливый.

Пальто не надевается. Что-то мешает.

«Нда… вот что значит зависелось без мужика. И все-таки почему же мне руку-то не вставить. Да что же там такое?!»

Твою ж то… ШАРФ. Он три месяца, сволочь, именно в рукаве и жил. Взял я ножницы и захотел прикончить обоих, но сдержался. Просто избил.

Шатаюсь теперь по родному уже Гоголевскому туда-сюда. Обращают.

В принципе, и в жизни так. Носишь серое, а шарф и к нему все время рядом. Всегда. Просто нужно в рукаве посмотреть. Он, сука, точно там.

Лень

Мне тринадцать. Мне нужны деньги.

Очистив токсовские леса от всех пустых бутылок, я не сильно приблизился к Рокфеллерам и решил самодиверсифицироваться. Чем же заняться? Руки у меня обе левые и растут прямо из жопы, физической силой не обладаю, фарцовать в садоводстве – не перед кем и нечем. Я правда, попробовал рубить за деньги дрова, но на второй день топор слетел с топорища, чуть не убив увернувшегося работодателя и разбив окно в его бане. Все шло к возврату в бутылочный кластер. Но вдруг в моей голове родилась мысль.

Жили мы на полуострове, окруженном дивными холмами значительной, по карельским понятиям, высоты. Зимой даже горнолыжники тренируются. Виды такие, что дух захватывает! Но у холма есть один недостаток: на него тяжело влезать. По старой советской традиции магазины и другие блага цивилизации удобно разместили на вершине, а дачи – у подножья. Хочешь в сельпо – иди час в гору. А неохота.

Лень. Сакральное русское чувство. Наша лень совершенно иррациональна: лень наклониться в дэше за упавшим шампунем, будем полчаса пытаться поднять его пальцами ног. Лень взять корзинку в супермаркете – будем нести в руках тысячу мелочей, бесконечно их роняя и матерясь. Лень вызвать мастера, поэтому будем что-то сами прикручивать, приклеивать, присобачивать, пока все окончательно не сломается. Лень ходить к врачам регулярно, поэтому ждем, пока прижмет, и тратим в итоге в десять раз больше времени и денег. Лень работать, поэтому бесконечно празднуем и боготворим проблемы США. И так далее.

На мое подростковое счастье, ряду соседей было лень таскаться на гору, и мое предложение осуществлять доставку продуктов за «долю малую, но справедливую» нашло своего клиента. Но и меня сгубила лень.

Составив список пожеланий и получив финансирование, я сел на велосипед «Украина» и отправился в путешествие. Покупок набралось много, но ехать два раза мне было, как вы понимаете, лень, и я решил, что как-нибудь все привезу сразу, тем более деньги я еще не заработал, но уже потратил. Тоже, кстати, особенность нашего менталитета, отсюда популярность кредитов под космический процент на космическую херню. Устроился на работу, посчитал, сколько получишь за десять лет, и сразу все потратил. Уволили, сидишь, критикуешь правительство и ненавидишь банкиров. Но вернемся к моему бизнесу.

В общем, я все купил и кое-как распихал товар по велосипеду. Небольшая детализация: двухколесное средство передвижения с неполиткорректным по нынешним временам названием было огромным, а я, напротив, ростом с бублик. Мои ноги доставали только до педалей, и я научился запрыгивать на него, как Боярский на лошадь. В цирке выглядел бы забавно, этакий суслик на самокате, а вот на шоссе создавал своим плохоуправляемым агрегатом множество проблем. А тут еще куча кульков, неимоверным образом примотанных к заднему багажнику, мешок, висящий на правой стороне руля, и бидон с молоком, уравновешивающий его слева.

Даже для шапито перебор. Особый шик картине добавляли синие тренировочные с незабвенными лямками. Вспоминая моду СССР, я понимаю, почему секса в той стране не было. Большевиков, кстати, погубили джинсы, а не ракеты. Уверен.

Итак, я еду. Равновесие держу с трудом, но мысль все-таки разделить ношу на две ходки гоню как можно дальше. Неожиданно лямка тренировочных попадает в цепь. Ногами до земли я не достаю, ручного тормоза у велика нет, куча скарба на руле во главе с полным бидоном ситуацию не упрощает. Качусь по инерции, думаю, что делать. Метрах в тридцати от меня – остановка сельского общественного транспорта. Людей на ней больше, чем физически может влезть в любой автобус, и все это понимают, так что стоят плотно у края и в дождь, и в зной. Автобус в город ходит регулярно, два раза в день, поэтому, кто не влез, тот идет пешком три километра до электрички, и там аттракцион повторяется. Маршруток нет в принципе, машин у людей в основном тоже. Так что стоим, товарищи, и не жалуемся.

Перед остановкой лужа широкая, как Волга. Асфальт положен плохо. Тяжелые автобусы своими колесами выдавили низменность, заполняемую водой частых ленинградских дождей. Мой велосипед начинает терять скорость, решения у меня в голове так и нет. На глазах изумленной толпы я въезжаю в самый центр лужи, останавливаюсь и закономерно валюсь в это озерцо со всем товаром.

Я в грязной воде, на мне велосипед, сверху россыпью ВЕСЬ ассортимент деревенского магаза: пародия на макароны из «п-ц каких твердых» сортов пшеницы, позапозапрошлогодняя картошка, похожая на прошлогоднюю сливу, серая булка, видевшая Ленина, стальные сушки, размокающие только в кислоте, синяя, как тренировочные, курица, умершая своей смертью, леденцы с неотдираемой оберткой. И все это залито двумя литрами молока. Хорошего молока, так как оно от недобитого колхозниками кулака. Венчает пирамиду кепка.

Падение мое тянуло на «Оскар» и было встречено бурными продолжительными аплодисментами стоящих на остановке.

Лежу. Помочь особо никто не собирается, так как лужа глубокая, да и место у края остановки терять никто не хочет. Тренировочные плотно зажаты цепью, велосипед тяжеленный. Мокро, обидно, больно, безнадежно.

Именно в эту минуту подъезжает автобус. Водитель останавливается перед лужей, в которой, как в ванне, я нежусь, высовывается из окна и кричит: «Уберите этого идиота от остановки, иначе вообще двери не открою, пешком в город пойдете!»

Какой-то тучный мужик спешно снимает сандалии, поднимает меня с велосипедом, отрывая кусок тренировочных, выкидывает обоих на обочину и бежит, расталкивая толпу, к дверям автобуса, который безжалостно раздавил заказ моих замечательных соседей и намотал на колесо знак моего социального статуса. Кепки больше нет.

В оборванных трениках, с разодранным локтем я смотрю на отражение белых облаков в молочно-серой воде, размышляю о природе лени, мечтаю о поездке в Америку за кепкой, о дефицитном велосипеде «Кама» и думаю о том, как найти деньги, чтобы расплатиться с инвесторами. Не влезшие в автобус расходятся, оставляя после себя любимые мною бутылки. Я думаю: «Ну ее, диверсификацию. Надо развивать ключевую компетенцию и не вкладываться в непонятные стартапы».

За неделю я собрал бутылок достаточно, чтобы компенсировать потери от провала в бизнесе по доставке. От судьбы не уйдешь. Кто-то должен был собирать стекло в готовящейся разбиться вдребезги империи.

Всем, кто хочет обратно в СССР, посвящается.

Новогодний брак

Если речь идет о чувствах, интуиция почти никогда не обманывает нас. Мы же почти всегда пытаемся ей не поверить. Мы верим в «почти».

Судьба – это не рулетка, а программный код. Никаких случайностей. Ошибочные эсэмэс никогда случайно не отправляются.

Итак, где-то в начале века мой скучный друг Аркаша встал на тернистый путь моногамии. Шел он по нему с девушкой по имени Анна.

У Ани были изящные руки и озерцо обаяния. Пожалуй, всё. Красоты особенной в ней не наблюдалось, да и магии тоже.

Несмотря на это, Аркаша был к барышне привязан и даже строил какие-то планы:

– Я уже готов начать размышлять о том, что пора задуматься о возможности сделать через несколько лет намек на перспективу свадьбы.

Но дальше размышлений жених не заходил. Всегда забавно наблюдать за мужчинами, считающими, что они – властелины времени.

Наступило тридцать первое декабря. Мы собирались большой компанией вставить бенгальские огни в оливье и заснуть лицом в бланманже, приготовленном моей тетей Верой. Для подготовки к этому сакральному событию я направился к Аркаше прямо с утра. Мешать спирт с вареньем и селедку со свеклой. Хозяин квартиры встретил меня следующим пресс-релизом:

– Сань, тут такое дело… ты меня знаешь, я не такой уж бабник, но вчера встретил на улице Киру Азарову. Помнишь, из моей группы? В общем, если я сейчас ей напишу, она днем приедет поздравить, так сказать.

– Аркаша, я ее очень хорошо помню, но ты же верный, как кирпичи мавзолея, мы тобой все гордимся! С чего вдруг тебя так понесло?

– Знаешь, иногда смотришь девушке в глаза и понимаешь, что собой не владеешь. Это так редко бывает в жизни. Ну как мне остановиться… да и закрывать этот гештальт нужно, – Аркаша был таким занудой, что прочел всю околосексуальную литературу.

Герой потыкал в телефон и, довольный, наконец сообщил:

– Цыпкин, вали домой до пяти минимум, жребий брошен, как говаривал Наполеон.

– Вообще-то, Цезарь. И что ты там бросил?

– Читай.

Я стал читать отправленное им сообщение:

«Кира, жду Вас в два часа, чтобы романтически проводить Новый год, держать в руках себя не обещаю, уж слишком Вы прекрасны для моей скучной жизни».

Аркаша сидел и курил. Счастливый, торжествующий, со взглядом Цезаря, входящего сразу в Нью-Йорк.

Все было прекрасно в этом сообщении. Стиль, посыл, лаконичность и особенно адресат. Аркаша отправил его своей Ане.

Я смотрел на своего друга и удивлялся материальности мыслей.

– Аркаша… ты его Ане отправил.

Сказать, что мой друг покрылся инеем – это не сказать ничего. В тот момент, когда я озвучил ему приговор, он сладостно выдыхал табачный дым. После моих слов дым еще минуты две шел из его открытого рта, как пар из кипящего чайника. Я медленно вынул сигарету из его окостеневших рук.

Еще через минуту он холодным голосом сказал:

– Я только что ее убил.

– А Кира – мужское имя, может, как-то это обыграть? – Я неуклюже пытался найти решение.

Казалось, он не услышал моих слов:

– Дело же не в том, что я скотина и она меня бросит. Аня не то чтобы очень красивая, и знает об этом. А фотографию Киры она видела. Нельзя бить в самое больное место. Нельзя.

Аркаша был прав. И действительно, уж если уходить в левый ряд, то не с тем, кто круче твоего партнера по его ключевому комплексу неполноценности. Но в тот момент я вспомнил бабушкины слова: «Интеллигент совершает те же низости, что и обычный человек, но при этом очень переживает». Кстати, с этой точки зрения, я – истинный интеллигент.

– Позвони ей, мне кажется, найдутся слова.

– Она не ответит, – Аркаша ушел в другую комнату, но скоро вернулся. – Бесполезно.

– Давай так: ты ей напиши, что это я случайно отправил с твоего телефона, у нас же одинаковые «Ноки». Ну а я скажу, что они у тебя в телефонной книге записаны рядом.

– Очень логично, что Аня и Кира идут друг за другом. Хотя Кира же Азарова, может, и правда, прокатит?

Эсэмэска с объяснениями улетела. Ответа не последовало.

Аркаша взял телефон и стал методично что-то набирать.

– Я сознался во всем своем мелком вранье, сказал, что между мной и Кирой ничего не было, что это было просто наваждение какое-то и попросил меня простить…

Звонок. Тонущий в болоте не так хватается за камыш, как Аркаша рванул к трубке… Но брать ее не стал.

– Это Кира. Сань, ответь, что я умер, или что меня инопланетяне забрали, или что ко мне жена приехала.

Занятно, как иногда быстро проходит одержимость и все эти «собой не владею…»

– Насчет жены – смешно.

Аркаша задумался и вдруг отрезал:

– Знаешь, а я поеду предложение сделаю!

– Что?! Ты сейчас неадекватен и просто хочешь как-то проблему решить!

– Ты меня часто неадекватным видел?

– Согласен. Неадекватность – это дар Божий, не всем он дается.

Через час молчания мы стояли у двери Аниной квартиры. То, что она дома, Аркаше было известно, так как они еще утром договорились, что он ее заберет вместе с каким-то салатом.

Обычно флегматичный, Аркаша нервно поправлял волосы, расстегивал и застегивал куртку, заглядывал в мои глаза, как будто ждал ответа не от Ани, а от меня.

«Эко его скрутило», – с завистью подумал я.

Я позвонил. Замок повернулся. По лицу Ани все было понятно.

– Мальчики, простите ради бога, я все проспала… Только сейчас увидела все звонки пропущенные, и там еще эсэмэсок куча. А вы, наверное, испереживались…

Аркашу можно было сразу сдавать в музей мадам Тюссо. Его душа не могла выдержать второго такого удара.

Пока не дошло дело до третьего, я решил избавить Аню от удовольствия прочитать «кучу смс».

– Аня, дай, пожалуйста, свой телефон, мой сел.

Я взял аппарат и ушел на кухню. Чистка компромата заняла пару минут.

– Аркаша, тебе какая-то Кира звонит! – Послышалось из гостиной.

Я вошел, взял телефон, и сказал:

– Это она мне звонит, мой же сел, я дал Аркашин номер.

Мне показалось, что в глазах друга даже мелькнула ревность.

P. S. В Киру я по уши влюбился, растерял весь цинизм, ползал в грязи, целовал шнурки, строчил жалостливые письма, требовал внимания, ныл, что готов на все, превратился в истерика и был ожидаемо послан через три месяца. Еще три месяца проходил реабилитацию. Представляю, что бы она с Аркашей сделала! Одних гештальтов на полжизни оставила бы.

P.P.S. Предложение в тот вечер Аркаша не сделал. И правильно. Любовь – чувство свободных в выборе, а не тех, кто в данный момент до смерти боится кого-то потерять или мучается чувством вины. Может, я ошибаюсь, но эмоции, рожденные под давлением извне, не являются настоящими. Уйдет давление – уйдут эмоции. Как говаривала одна моя мудрейшая знакомая: «Ничто так не убивает безответную любовь, как год взаимности».

Рука

2005 год. Совершенно случайно оказался в Австрии. В то время я занимался обелением бесконечно черного имиджа казино, и решили мы врифму – произвести свое вино.

Я уболтал какого-то австрийского винодела обсудить этот прожект, и меня вместе с управляющим рестораном отправили в альпийскую страну для знакомства с ассортиментом.

Как сомелье я был профессионален в одном: уверенно мог отличить белое от красного. В остальном – полный провал. Но, так как товарища завербовал я, меня «прицепили» к поездке.

От Вены мы ехали час на машине и прибыли в совершеннейшую дыру где-то в горах. Деревня, виноградники – и это всё. Местный секрет виноделия в том, что ягодам дают замерзнуть и только после этого собирают. Так получается восхитительный айсвайн. Сладкое полнокровное вино, сбивающее с ног после первых двух бокалов.

Все дегустируют, я тупо напиваюсь. Они выплевывают, пополоскав во рту, я, разумеется, нет. И через два часа становлюсь похожим на снег. Красивый – но на земле.

Утро. Осматриваем окрестности. Главное отличие России от Европы – именно деревня. У них она почему-то не сильно отличается от столицы. И дело не в столице, а в деревне.

Винодел приглашает нас в какой-то дом. Встречают всей семьей – русские все-таки, не каждый день увидишь, даже не каждое десятилетие.

Последней выходит очень пожилая дама.

Знаете, уже после тридцати по женщине можно сказать, станет ли она бабкой или пожилой дамой. И именно по этому признаку мудрые старшие товарищи рекомендовали мне выбирать жен.

Так вот, представляют мне эту австриячку в летах.

Подошла, поздоровалась. Взяла за руку. Знаете, такая мягко-шершавая бабушкина ладонь. Долго держала и смотрела в лицо. И вроде бы ничего особенного, только в глазах ее словно пирог остывает. Помните, как в детстве: прибежишь домой с мороза, руки ледяные, в снежки переиграл. А на кухне суета. Гостей вечером ждут, все, включая кота, готовят. И вот из духовки пирог достали. Отрезать кусок не разрешают, но можно на полотенце, его закрывающее, ладони положить, греться и вдыхать запах теста. Не знаю, получилось ли у меня ее взгляд описать, но я старался.

Посмотрела она на меня и говорит:

– Теплый… вы, русские, теплые…

И ушла.

Уже потом наш винодел рассказал мне ее историю. Думаю, что она правдивая:

Во время войны в деревню зашли советские войска. Несколько дней стояли. Встретила она нашего паренька. Герой, в орденах, мальчишка, правда, совсем. Один раз даже ночевать остался. Говорят, не было у них ничего – оба скромные, деревенские, целовались только. Утром провожать пошла, а его машина наша армейская насмерть сбила у нее на глазах. Судьба.

Я был вторым русским, которого она за руку держала.

Ничего в этой жизни из сердца не выкинуть. Разве что заморозить на какое-то время. Как виноград. И слава богу.

Свадебное насилие

«Цыпкин, мне конец. Я ночью ударил Катю, но не очень помню, за что и как, хотя это уже не важно. Она плачет и говорит, что не может выйти с подбитым глазом. Ее папа меня убьет, ты же его видел».

Вот такой звонок я получил из гостиничного номера, в котором мой друг проводил свою брачную ночь. Утро после свадьбы и без того тяжелое испытание, а тут вообще кошмар. Но обо всем по порядку.

Гена жениться не собирался, ни на Кате, ни в принципе.

Он был из интеллигентной петербургской семьи. Все ученые, некоторые указаны в энциклопедии. Бабушка, разумеется, еврейка. Небогатые.

Катя приехала в Петербург из Рязани. В семье все военные, даже домашние животные. Папа, разумеется, бывший десантник. Богатые.

Гена увидел фотографию ее отца утром после, так сказать, незащищенного соития и сразу все понял. Бабушка учила Гену смотреть в родословную до первого свидания, так как никогда не знаешь, чем оно может закончиться, но Гена бабушку не слушал.

В итоге Катя вдруг стала беременна. Девушке повезло с семьей отца ребенка: люди глубоко порядочные жениться Гену обязали. Правда, вот Катю в полноценные родственники принимать не спешили сразу. Эта дихотомия, кстати, довела до развода не одну разноклассовую пару. Ощущать себя женщиной второго сорта, неожиданно свалившейся на обожаемого сына или внука, – удовольствие сомнительное. Особенно если из зоопарка тебя вроде бы выпустили, но относятся все равно как к говорящей барсучихе. А если есть различия еще и в материальном статусе, и представители интеллигенции значительно беднее, то положение девушки иногда становится совершенно невыносимым. Она виновата и в том, что недостаточно изысканна, и в том, что слишком богата.

Но все это были возможные детали будущего. В настоящем нужно было решать вопрос со свадьбой. При подсчете количества гостей выяснилось, что силы совершенно неравны. Интеллигенция выставила на поле двенадцать человек, в основном травмированных и с низкой мотивацией. Пролетариат с купечеством – аж пятьдесят девять, собранных со всей страны, из которых двадцати четырех Катя никогда не видела, а двадцати трех никогда не хотела бы видеть. Все они рвались в бой, точнее, в Петербург, на свадьбу «нашей Катеньки» с человеком, чей прадедушка упомянут в Большой советской энциклопедии. Практически же говорящая собачка, надо же посмотреть, потрогать, не говоря уже о проверке его на прочность, о которой мечтали друзья отца по ВДВ. Родственники Гены, понятно, никого вообще не хотели видеть и особенно слышать.

Расходы на этот товарищеский матч взяла на себя команда гостей.

Свадьбу можно описать одним словом: похороны. Это слово отображало выражение лиц команды жениха, самого жениха и невесты. Хотелось похоронить ведущего, музыкантов и поваров. О самом поводе забыли так же быстро, как забывают на поминках о покойнике, когда в траурный день начинаются чуть ли не пьяные танцы гостей с разных сторон усопшего. Через два часа после начала матча судья утратил контроль над игрой и был удален с поля. Началась русская свадьба, бессмысленная и бессмысленная.

Дядя невесты, прибывший из Ростова-на-Дону, начал пить еще в Ростове-на-Дону и так в этом преуспел, что забыл о своей жене, хотя забыть о таком объемном грузе было сложно, и пытался пригласить на медленный танец Генину маму, которая вмерзла в стул, но дядю это не смутило, и он поднял ее вместе с ним. Под бурные аплодисменты кубанский казак покружил стул с полумертвой преподавательницей филфака по зале и уронил их обоих практически в торт.

Конкурсы были настолько глупы и абсурдны, что даже не избалованные анимацией гости из-под Рязани (были из Рязани, а были из-под) их освистали и предложили всем начать носить своих спутниц вместе со стульями по примеру ростовского товарища. Визг, крик и поломанная мебель.

Катина мама, женщина простая, но добрая и воспитанная, подсела за стол к Генкиным родителям и обнадежила: «Вы потерпите, пожалуйста, я все понимаю».

Потом пошла траурная процессия с ненужными подарками и нужными конвертами, затем реквием, тьфу, танец под песню «Потому что нельзя быть на свете красивой такой» и, наконец, кидание венков в толпу потенциальных невест.

Оскорбленная поступком мужа жена ростовского танцора сказала, что тоже будет ловить венок, и, придавив парочку незамужних девиц, заполучила-таки пропуск в следующий брак.

Один из гостей подошел к Генкиной бабушке с какими-то несуразными комплиментами и закончил все восхитительной фразой: «Ведь есть же и среди евреев хорошие люди».

После этого бабушка поделилась со мной опасением: «М-да, жениться – это полбеды, важно, как потом разводиться, а здесь, боюсь, если что, миром не получится».

Друзья Катиного отца посадили меня с женихом за стол и стали заливать водку в наши тщедушные тела, параллельно обучая жениха хитростям семейной жизни.

«Генка, ты, главное, бабу не распускай! И запомни, от хорошего леща еще никто не умирал! Нет, конечно, бить женщину нельзя, но леща прописать можно!» – учил жизни моего друга человек с запястьем размером с Генкину голову.

Свадьба гремела на весь отель, я пытался затащить в заранее снятый номер одинокую подругу невесты, но она оказалась девушкой с принципами, и затащить мне удалось лишь бутылку виски. С ней я и заснул.

Утром меня разбудил упомянутый выше звонок.

– Саня, делать, делать-то что? Я, главное, не понимаю, за что я ее так, мы же сразу заснули почти, когда я успел? И ты же меня знаешь, я муху не обижу, а Катька, она такая нежная. Господи, как я мог…

– А Катя не помнит?

– Да она вообще до сих пор только мычать может, убралась в полный салат, хотя, как в зеркало посмотрела, протрезвела немного, но, когда я ее ударил, не помнит. Говорит только, папа меня убьет и что она не думала, что я в принципе способен поднять руку на женщину. Я тоже так не думал.

Отмечу, что Генка среди нас был самый приличный. Ко всем, даже самым мимолетным, знакомым он относился как к лучшим подругам, всегда провожал домой, искренне заботился, говорил о девичьих проблемах часами, если от него этого хотели. В общем, мы стыдились себя в лучах Генкиной добродетельности. И тут избить жену. Хотя один раз я видел, как у него слетает голова с катушек, и тогда он был страшен. Отмечу, и тот случай произошел при участии алкоголя.

Тем не менее проблему надо было решать. Голова у меня разрывалась, и я попросил в roomservice принести мне бутылку пива. Пришедший официант спросил меня:

– Невеста-то как, жива? Досталось ей вчера…

Я поперхнулся.

– В смысле?

Оказалось, что моя жажда пива спасла и ячейку общества, и лично новоиспеченного мужа. Гена с Катей, точнее, с телом Кати, пошли спать в свой номер. В это же время официант roomservice нес заказ в соседнюю комнату и увидел следующую картину. Невеста, больше напоминавшая свернутый ковер, была прислонена к стене, а Гена пытался вставить карточку в щель замка. Когда это удалось, он открыл дверь в номер, взял Катю на руки, как обычно это делает прекрасный принц, и попытался внести невесту в дом. Болтающиеся ноги невесты бились при этом о левый косяк двери, а безжизненная голова – о правый. Гена был так накачан водкой, что мог оценить только одно событие: Катя в дверь не входила, а вот почему это происходило, он не понимал и поэтому пытался ее так внести раза три (последний почти с разбегу), пока официант его не остановил. Гена его послал, но послушал и затащил невесту бочком.

Я позвонил Гене и все рассказал, затем схватил официанта в охапку и пошел искать Катиного папу. Он был найден на завтраке трезвым, бодрым и чисто выбритым. Только при мне бывший военный выпил почти 0,7. Да. Вот это закалка. Послушав трагическую историю, он кратко и без лишних эмоций все расставил по местам: «Походит в темных очках неделю, и всего делов, а муж молодец, хотел традицию соблюсти».

Вечером молодожены улетели в путешествие, на всех фотографиях Катя была в огромных солнечных очках, и про насилие в семье больше никто не узнал. Они, кстати, так и не развелись, более того, бабушка взяла на себя роль профессора, и через год Элизу Дулитл было не узнать. Сдружились даже отцы, за исключением одного разногласия. Тщедушный Генкин папа просит отдать внука в Рязанское училище ВДВ, а десантник – лоббирует СПбГУ. Каждый вымещает свои комплексы на детях как умеет.

P. S. И еще немного про Генкину семью. На момент свадьбы Катя уже не была беременна, не сложилось в тот раз, к сожалению. Она переживала, боялась, что ей не поверят, подумают, что она это все придумала и что жених отзовет предложение. Когда Гена сообщил своим о проблеме, бабушка спокойно сказала:

– Уверена, на твои планы относительно женитьбы это не повлияет. Не позвать замуж беременную девушку – трусость, а вот отказаться от потерявшей ребенка – это уже предательство. Данте оставил для таких последний круг. Я тебе не советую.

– Бабушка, я и без Данте понимаю, что можно, а что нельзя.

Среднее. Сексуальное

Вчера я солировал в МГИМО c нудной темой. А организаторы просили зажечь. Очень просили. Так просили, что я стал нервничать, что не зажгу. Вспомнил историю из 2000-х. Про секс, разумеется.

Речь в ней шла о юности, времени одинокого проживания в культурной столице. Эти факторы не оставляли мне выбора, и приходилось вести разгульный образ жизни. Иногда снисходил до разового киносекса. Зовешь барышню домой смотреть документальный фильм, а там как повезет. (Офтоп, помню, как уже в зрелом возрасте знакомая жаловалась на новоявленного ухажера: «Позвал домой смотреть кино и начал, сука, смотреть кино».)

Так вот, очередной заход в кассу кинотеатра, ну то есть приглашение пойти погулять с последующим домашним «просмотром». Самое сложное для порядочного человека, пытающегося непорядочно поступить на первом свидании, – это так пригласить в гости, чтобы не менее порядочная девушка, собирающаяся поступить тем не менее так же, как и я, оставалась чиста перед своей совестью. Игра идет по Станиславскому до последнего. В общем, гуляем мы по парку, я ищу нужную светотень для главного предложения, и тут неожиданно в меня стреляют первым.

– Холодно, поехали ко мне кино посмотрим, дисков новых тут накупила.

Я хотел было повторить часто слышанное мною: «ну только точно кино, и я домой», но воздержался. Просто лениво так булькнул:

– А чего смотреть будем?

– «Том и Джерри».

Приходим. Дома нет даже телевизора. Начинаю смутно догадываться. И тут меня сгубит любопытство и жажда правды. Не помню формулировки, но смысл был такой: «А чем вызван настолько прямолинейный интерес к моей персоне?»

«Рекомендацию дали».

В те времена по телевизору шла навязчивая реклама под лозунгом: «Рекомендации лучших собаководов». Ощутил себя пуделем.

Но не это было самым ужасным. Я, как хороший пионер, стал париться: оправдаю ли возложенные надежды. Кто меня рекомендовал, я не знал, но мерзкое для мужчины состояние – «надо не облажаться» – поселилось там, где только что порхали похотливые насекомые. И с каждой минутой бабочек было все меньше, а страха все больше.

Еще один офтоп. В детстве я, как и все, периодически стоял на табуретке и читал стихи. Получалось сносно, пока один раз мама не сказала: «Сегодня будут гости, надо постараться». Актер все забыл, зарыдал прямо на сцене, и билеты зрителям пришлось вернуть. С горя и стыда залез под праздничный стол, куда папа решил открыть бутылку шампанского, чтобы пробкой не попасть в гостей. Попал он прямо в мою тихо рыдающую жопу. Мне до сих пор себя жалко, а все потому, что не надо было анонсировать мой успех.

Скажу так. Стихи тогда я прочел лучше, чем выступил в качестве любовника в указанных выше обстоятельствах.

Мост развелся не до конца, все время норовил свестись раньше времени и в итоге рухнул. Любые попытки повторного подъема приводили к картине «несобранный урожай». В такой ситуации остается шутить, а это, к счастью, я умею, независимо от состояния. Жег как никогда. Барышня обхохатывалась. Пара часов шедеврального стендапа кое-как спасла ситуацию. Наконец я собрался домой и, уходя, извинился:

– Прости, рекомендации не оправдал.

– Наоборот, оправдал на сто процентов.

Я стал похож на красную лампочку рентгенолога.

– В смысле?

– Мне так и сказали: секс средний, но очень весело, – а мне так грустно последнее время.

Показалось, что папа опять выстрелил мне в задницу шампанским.

Я лишь задумался о многослойности понятия «средний секс».

Дома я до утра смотрел кино.

А ведь осчастливил все-таки девушку. Никогда не знаешь, чего от тебя хотят.

Сценарий для порно без happy-endИстория о силе женского духа

Давным-давно в тридесятом царстве жил-был я. И жил не один, а с прекрасной принцессой. И все было расчудесно, за исключением… отсутствия шкафа.

Я решил взять эту проблему в свои кривые руки и повез нас обоих в бутик эксклюзивной мебели ИК…, расположенный в живописном месте за КАДом. Бутик посещаемый и популярный.

Там я и узнал, что вовсе не каждый шкаф вылезает из станка в собранном состоянии. На стене у входа в магазин меня приветствовал красивый рекламный текст, суть которого сводилась к следующему: «Нищеброд, слушай меня внимательно! Ты здесь, потому что считаешь себя самым умным? Нет! Самый умный здесь я. Поэтому ты заплатишь деньги: за шкаф, за то, что соберешь его, за то, что будешь радоваться, что сэкономил. Прости, но я также полагаю, что ты настолько бездарен, что не в силах купленную мебель собрать без проблем, за тебя и это сделают. Если ты читаешь это объявление и вокруг тебя суетятся тысячи таких же муравьев, значит, я не зря занимаю свое место в журнале Forbes, а вот ты в нем пока не числишься даже рекламодателем».

Что отличает петербуржца от жителей других городов? Он точно знает глубину задницы, в которой находится. Что еще его отличает? Ему абсолютно по фигу, ибо в этой заднице он все равно самый культурный! Так что я не расстроился от осознания прочитанного.

Свысока посматривая на остальных «муравьев» и отстояв час за разогретыми фрикадельками, мы таки купили шкаф! Радовало, что купили быстро и только шкаф. С еще большего «высока» я наблюдал молодые ячейки общества, которые с перекошенными лицами гробили свой медовый месяц из-за разных подходов к выбору абажура или коврика в ванную. Сразу подумалось о жизненном цикле «встреча, любовь, загс, ремонт, развод». Отвлекусь: один раз в отделе матрасов я услышал, как громоздкая жена извергла на своего тщедушного мужа убийственную фразу: «Вова, трахаться хочешь?! Грузи эту гребаную кровать и не ной!»

Вернемся к шкафу. Оплатив карточкой ХХХбанка «с рассрочкой платежа» (о котором забываешь и потом платишь мильон процентов годовых) и еще раз ощутив ногами илистое дно питерского гламура, я вдруг созрел для бунта и революции, повернулся к принцессе и заявил, что «сборка не нужна, я сам». Девушка меня любила и уважала, поэтому ответила вежливо:

– Самоделкин, ты что, заболел?! Ты лампочку вкручиваешь месяц с помощью инструкции и консультантов, более того, она потом все равно не горит. Ты знаешь, что такое вечность? Так вот, умножь на два и получишь время сборки шкафа твоими мастеровитыми руками.

Это была чистая правда. Я – практическое воплощение нового закона Мерфи. «Если что-то не получается сломать, отдайте это Цыпкину, он сломает». На уроках труда меня держали в железной клетке в смирительной рубашке. Просто учитель не хотел сидеть в тюрьме. Но я топнул ботиночком и, опустив голос до хрипоты, сообщил, что мужик в доме Я.

Скажу честно, сдался «мужик» быстро. Привез, разложил все и капитулировал. Радовало одно – при этом мое самолюбие даже не шелохнулось. Свидетельнице позора я заявил, что мое время дороже, а признавать поражение способны только истинно великие люди. И стал искать телефон службы сборки мебельной компании.

Приход гуру отвертки был назначен на субботнее утро. Настало время решить, кто будет сидеть со сборщиком. (В доме человека, покупающего шкаф в ипотеку, очень много ценного. И я, естественно, не мог допустить даже мысли оставить постороннего без надзора в этом музее.)

– Он же что-нибудь украдет! – гремел мой голос на все тридцать метров пентхауса.

– А я не собираюсь сидеть с потным мужиком одна! – гремел женский голос в ответ.

Щедрость и великодушие всегда были моими сильными сторонами:

– Не вопрос, я посижу, а ты сходи в кино.

О, эти минуты благодарности российской женщины…

Настал шаббат. Сборщик обещался прибыть в 11:00. Принцесса стояла в прихожей, спиной к входной двери и лицом к зеркалу. Тушь быстро занимала свое место на ресницах. Звонок. Я открыл дверь и… На пороге стояла красивая девушка в коротких шортах, с грудью, взятой напрокат у Памелы Андерсон, пакетом и чемоданчиком с инструментами.

– Вам шкаф собирать?

– Нам! – выдохнул я и сполз по стене, уходя в бесконечный и беззвучный хохот.

Моя принцесса с застывшими рукой и взглядом повернулась на 180 градусов и посмотрела на «потного мужика», с которым мне предстояло «сидеть». Обида, удивление, восхищение и обреченность калейдоскопировали на ее лице. Я слился с вешалками.

– Доброе утро! Проходите, пожалуйста. Простите за вопрос, а вы единственная девушка-сборщик в вашем магазине? – ртутью вытекли слова из уст моей возлюбленной.

– Да, – понимая весь драматизм ситуации, сборщица старалась не улыбаться и спрятать грудь, которая с трудом помещалась в прихожей.

Далее гаубица повернулась в мою сторону и выстрелила:

– Цыпкин (запикано), объясни, а почему во всем (запикано) пятимиллионном городе девушка-сборщик пришла именно (запикано) к тебе?!

Расстрел был прерван вежливым вопросом:

– А где у вас можно переодеться?

Ее слова спасли мою бессмысленную, но яркую жизнь.

Вынырнув из вешалок и обойдя гаубицу, я сопроводил гостью в ванную. Пока шел процесс преображения, свет очей моих отчеканил следующее:

– Если ты просто хотя бы подумал о чем-то, а я точно знаю, что ты подумал, то имей в виду: это будет последний секс в твоей распутной жизни, и тебя похоронят в этом собранном шкафу, но без некоторых частей твоего тела.

Я сглотнул и дважды моргнул. Звучало убедительно.

Нимфа вышла из ванной в синем рабочем комбинезоне, футболку сменила майка с достаточно большим вырезом.

– Где собирать будем? – спросил вырез на майке, глядя мне в глаза.

– Саша вам все покажет, – ответила принцесса и покинула квартиру.

Если вы ожидаете бурной сцены любви, вынужден вас огорчить. Я не просил, да, думаю, мне бы и не дали. В том молодом возрасте я был таким «брутальным красавцем», что дать мне можно было только из очень большой любви, которая, как известно, не добра, но регулярна.

Но как она собирала! На коленях, с ПРАВИЛЬНО изогнутой спиной (а это, кстати, искусство!), уверенно вкручивая шуруп за шурупом.

В общем, как там его, «нефритовый стержень» давал о себе знать. Ну и вырез не охлаждал моей, если я правильно помню определение, «вздыбившейся плоти».

Помимо похоти меня мучило любопытство. Это сочетание, кстати, и привело меня в итоге ко всем жизненным успехам. Но сейчас не об этом.

– Простите, а что стало причиной ухода в столь мужскую профессию? – елейным голосом поинтересовался я.

– Деньги, – холодным голосом ответила она. – Все просто. Я работала менеджером по продажам и зарабатывала тридцать тысяч, на съемную квартиру и помощь маме не хватало. Сейчас только чаевых в месяц у меня под сто тысяч плюс несколько приглашений в рестораны, два в отпуск и одно замуж. Шкаф готов. С вас… (не помню сколько, но заплатил я раза в полтора больше).

Все действо заняло 40 мин. Нимфа переоделась, улыбнулась, постояла, улыбнулась с подтекстом, посмотрела в глаза, поблагодарила за выдержку и ушла.

А вот я бы, может, и не смог бы перейти из менеджеров в сборщики мебели. Понты не пустили бы, да и духа бы не хватило друзьям признаться.

Уважение

В далекие 90-е у моего друга Вити был пес со звонким именем Рембо (ударение на первый слог). Впрочем, с героем боевиков этот фрукт ассоциировался в той же степени, в какой и с поэтом (ударение на слог последний). Пожилая дворняга размером с небольшую лайку, со взглядом одновременно печальным, смелым и хитрым. Такие глаза я видел как-то у отсидевшего добрый десяток лет вора, с которым судьба столкнула меня в одной компании.

Как и герой той встречи, Ремчик, как ласково звал его Витя, был в авторитете. Гулять ходил без поводка, периодически принимал участие в дворовых разборках, ну и, конечно, почитал маму. Витину маму, разумеется. Кроме пса, на подотчетной территории проживала кошка. Рембо она «видела в микроскоп», что с бабы взять. Мама любила всех, и все любили маму. Социум жил в полной гармонии, но в один, возможно, прекрасный день в судьбе фауны случились перемены. В квартиру с особым почетом внесли щенка ротвейлера. Имя аристократического отпрыска было грозным – Джафар. Положение Джафара в обществе стало полной противоположностью его родословной. Иерархия животного мира в этой квартире сложилась следующая: кошка, дворняга, мухи, комары, микробы, Джафар. Ел он последним, спал, где разрешат. Рембо одаривал Джафара взглядом устало-властным, кошка не видела вовсе. Надо сказать, ротвейлер сразу все понял и, если мы издевательски кидали ему кусок колбасы, глотая слюни и слезы, сидел около этого куска и ждал, пока Рембо придет и съест свою часть… ну или всё. Как повезет.

Прошло года два. Джафар изменился. Он стал машиной для убийства. Огромный, мощный, с бычьей шеей и ледяным взглядом, он наводил ужас на всех соседей и окружных собак. Но дома ничего не поменялось. Рембо все так же заходил в кухню первым и единственным, а еле помещавшийся в прихожей Джафар покорно ждал. И если его морда вдруг проникала в кухню (просто потому, что в прихожую он весь не влезал), Рембо одним движением глаз возвращал голиафа на исходные позиции. Когда, наконец, авторитет заканчивал трапезу и покидал пределы кухни, туда с радостным грохотом несся Джафар. Со стороны это напоминало Терминатора, который бежит сто метров с барьерами, но барьеры просто проламывает. Иногда под его лапы попадалась кошка.

Визг, шипение и боязливый взгляд Джафара: «Пардон, мадам, не заметил-с».

«Мадам» придумала изощренную месть. Она садилась на стул, и когда Джафар шел мимо, просовывала лапу между спинкой и сиденьем, царапала монстра и быстро убирала лапу обратно. Изумлению Джафара не было предела.

За взаимоотношениями в данном коллективе можно было наблюдать часами, но хозяин приготовил мне особое зрелище. Мы пошли на прогулку. Рембо, в силу авторитета, без ошейника, Джафар на двойной «якорной» цепи. Как только мы вышли на улицу, Рембо тут же исчез.

– Куда это он?

– Сейчас услышишь!

Минуты через две раздался групповой лай. Голос Рембо даже я уже узнавал. Джафар натянул поводок так, что мы с Витей стали похожи на героев сказки «Репка», но сдались через полминуты и побежали за ротвейлером, еле удерживая спасительную для всей Петроградки цепь. Через несколько десятков метров мы увидели следующее: Рембо стоял в окружении трех дворовых псов и яростно рычал. Собачья братва, обступившая его, самодовольно размышляла, с чего бы начать бойню: шансов у стареющего пса было немного. Но в этом мире главное – уважение. И как говорил Абдулла, кинжал хорош для того, у кого он есть. Кстати, несмотря на быстроту происходящего, я заметил в глазах Рембо полную уверенность в исходе стычки. Это потом я узнал, что все было отрепетировано. В момент, когда трое псов уже начали покусывать Ремчика, в круг с диким лаем ворвался Джафар. От одного только рокота, исходившего из его жуткой пенившейся пасти, у бедных дворняг вжались уши. Та, что была ближе всех, взвизгнула, и все трое пустились наутек. Рембо даже не сдвинулся с места. Джафар с подростковой гордостью смотрел на старшего, но тот не удостоил его даже взглядом, а просто начал осваивать покоренную территорию.

Хозяин этой «бригады» сообщил, что данная разводка – поставленный на поток фокус. Рембо заводился, начинал возню, а потом вызывал артиллерию. И если бы не якорная цепь, то все заканчивалось бы полным беспределом. Каждый раз Рембо убегал все дальше и дальше, завоевывая новые пространства.

Джафар набирал мощь, и вскоре банда получила контроль над всем микрорайоном. Рембо старел, дряхлел и уже не всегда мог пробежать хотя бы десять метров, но до конца его дней Джафар смотрел на низкорослого, нескладного пса со страхом и уважением. Ел по команде, дышал в такт и был счастлив от того, что точно знает свое место в жизни. Место чуть пониже старой дворняги и кошки, и чуть выше всего остального мира. Когда Ремчик умер, Джафар уже стал взрослым, и вместе с этой «взрослостью» из его глаз навсегда ушел бесконечный и беспричинный щенячий восторг. Достойный и неизбежный обмен.

Утренний «секс»

2012 год. Зима. Мой приятель Коля очнулся в лондонской гостинице после катастрофического запоя. Детали вечера он представлял смутно. Ну то есть вечер был. Это он знал доподлинно, так как если наступило утро, значит, была ночь, а перед ночью обязательно бывает вечер. Но кроме этого, он не мог вспомнить почти ничего. Да, начали пить еще в офисе, а потом кто-то достал памятестирающий девайс из «Man in black». Надо сказать, еще в студенчестве Коля удивлял товарищей по счастью. Один раз он в пьяном беспамятстве доплыл от Кронштадта (где были военные сборы у наших друзей с первого медицинского) до какого-то форта рядом, там заснул, а утром пришел в ужас от предстоящего заплыва назад. В общем, пить он умел, а жить пьяным – нет. Но вернемся в Лондон.

Коле было очень плохо, ему снилась пустыня Сахара, через которую течет река из рассола, но он никак не может до нее дойти. Проснулся он как раз, когда начал погружаться в спасительную жидкость с головой. В реальности рассола не было, а Сахара была. На столе стояла бутылка с водой, но до нее пришлось бы полдня ползти, а тело Колю не слушалось. Глаза моргали по очереди, и иногда веки зависали, как у сломавшихся Барби. Дышать не хотелось, особенно выдыхать. Неожиданно рядом с подушкой прогремел взрыв. Сработал будильник на телефоне.

«Сегодня суббота, зачем я будильник поставил?!»

В голове что-то булькнуло, веки синхронизировались, дыхание нашло опору, и вдруг все остановилось: «Катя же сейчас приедет!»

Мой товарищ жил в командировках и периодически к нему в разные города наведывалась жена, чтобы захватить выходные и вместе потусить. В принципе, удивить Катю уже ничем было нельзя, но не привести себя в санитарно-приемлемый вид аристократичный Коля не мог. Он уже собрался встать, как вдруг ощутил холод в животе от неопознанного тепла рядом. В кровати был кто-то еще.

Коля замер и решил не оборачиваться.

«Нет, нет, нет, я не мог кого-то притащить, зная о приезде Кати, я же сейчас ничего не помню, но ночью-то я соображал».

Мораль моего товарища прогибается под изменчивый мир, но вот воспитание – никогда.

По Колиным расчетам, у него было минут двадцать убрать девушку из номера. Параллельно он пытался вспомнить, кто бы это мог быть. Свои? Ну, теоретически, да. Двое из лондонского офиса его банка еще днем заявляли, что сегодня уйдут вразнос. Официантка из русского ресторана? Менее вероятно, но возможно. Они зашли туда на ужин всей компанией, и это он помнил. Он мог позвонить после ее смены. Усилием воли Коля заставил себя вспомнить, как попал в гостиницу. Все кричали, он с кем-то целовался, а вот с кем он зашел в сам отель, нейроны не рисовали.

Неожиданно раздался стук в дверь.

Коля решил спрятаться под одеяло и вообще оттуда не выходить никогда. Ему стало очень страшно, как и любому мужчине, которому светит роль заслуженной скотины. Он живо представил себе, как Катя дает ему по лицу, как кричит: «Я ж просила делать все так, чтобы я ничего не знала». Бежать было бессмысленно, попытаться соврать – тоже. Решил сказать полную правду: напился до беспамятства, рядом тело, и он не знает, чье оно. И еще он подумал, что если жена простит его, то это будет последний загул. В принципе, Коле не так нужен был секс, как ощущение первого свидания, какого-то юношеского азарта, пинг-понга ледяным шариком, который таял быстрее, чем игра заканчивалась. Но так как юношей Коля уже не был, то убирать секс из программы ему казалось оскорблением по отношению к партнершам. В общем, он искренне полагал, что иначе он девушку обидит. В эти доли секунды между первым и вторым стуком, когда мысли проносились в Колиной голове со скоростью света, вышеуказанная мотивация показалась ему наиглупейшей, да и игра перестала выглядеть такой уж захватывающей в сравнении с реальной перспективой потерять жену или серьезно испортить с ней отношения. В общем, с кровати, шатаясь, поднялся новый человек, адепт морали, трезвости и семейных ценностей.

Он встал и пошел на амбразуру голый телом и чистый душой. Неожиданно из-под одеяла недовольный женский голос пробурчал:

«Пусть они номер потом уберут. Дебилы, что за привычка по утрам в выходные людям спать не давать»

Голос Коля узнал. Он принадлежал его жене.

Глаза его снова стали моргать несинхронно, колени подкосились. Коля икнул. Затем он автоматически подошел к двери, открыл, посмотрел полумертвыми зрачками на горничную, покачал головой, закрыл дверь и залез обратно под одеяло.

– Катя, а ты что здесь делаешь? – Откуда-то издалека прокаркал незнакомый Коле голос.

– Господи, как же от тебя разит, я время перепутала и приехала раньше, взяла ключ, я же жена твоя, как-никак, решила тебя не будить и легла спать.

Колино лицо, судя по всему, было настолько перекошенным, что Катя начала смутно догадываться.

– А ты думал, ты с кем спишь?

– А я вообще ничего не думал, я не могу думать уже часов десять последних, я еще посплю, а потом сразу умру.

Коля проглотил бутылку с водой, залез под одеяло, еще раз посмотрел на свою жену, убедился, что это точно она, поклялся не пить больше никогда и уйти в разрешенный семейным кодексом монастырь.

Клятву он ни одну не сдержал. Люди не меняются. Это и хорошая, и плохая новость.

ЦарапинаКак всегда, трагикомедия о любви с высокодуховным финалом

Обсуждали тут с коллегами CRM. Кто не знает, это система работы с клиентом, когда ты знаешь о нем всё, а информацию собираешь покруче товарищей с Лубянки. Вспомнил чудесную историю времен моего доблестного безделья у Дениса Белова. Год 2004-й. Мы продавали одежду и т. д. Дорого. Я гордо значился бренд-директором всей группы компаний, и в том числе отвечал за выращивание и поливание клиентов.

Однажды в какой-то из бутиков пришел потенциальный плодоносящий кактус. Мне сообщили о подозрительном на деньги субъекте, я провалился из офиса в зал и начал обхаживать. Товарищ без удивления рассматривал костюмы по пять тысяч долларов, чем подтверждал результаты первичного диагноза, поставленного продавцом.

В общем, он кое-что выбрал, я с ним разговорился, кактус был уже почти в горшке, и мною было предложено заполнить карточку клиента, чтобы получать от нас информацию о скидках, бонусах и поздравлениях с удачно сданными анализами, так как о них мы будем знать всё.

Иван Иванович Шнеерсон (звали его не так, но ключевая интрига ФИО сохранена, имя-отчество – русские, дублирующие друг друга, фамилия – богоизбранная) при словосочетании «карточка клиента» изменился в лице, как будто я следователь и предложил ему заполнить явку с повинной. Через пару месяцев, после очередной покупки, из беседы с Иван Ивановичем стала известна причина такой метаморфозы.

Наш герой был добротный еврейский муж. Два экзистенциальных «никогда» бесконечно бунтовали в его голове, но победить их не представлялось возможным. Он бы никогда не бросил жену и никогда бы не смог оставаться окончательно верным. Отсюда переживания, расстройства желудка и провалы в тайм-менеджменте. Более того, г-н Шнеерсон входил в тот мужской возраст, когда временных подруг ночей суровых уже бессовестно было бы удерживать только голым энтузиазмом. Ему было около пятидесяти.

Подозрения, что он не Ален Делон и тем более не Рон Джереми, посещали его всё чаще, и ощущение несправедливости по отношению к своим любовницам Иван Иванович «заливал» подарками, но вел в голове невидимый баланс всех этих пожертвований, чтобы всё более-менее поровну, а главное, чтобы общая сумма поступков и реальных денег хоть как-то соотносилась с его оцифрованной любовью к жене. Интеллигенция.

Баланс этот видели только сам г-н Шнеерсон и его совесть. Остальные участники данного невидимого документа убили бы его автора, знай, что они в таком неоднозначном списке.

Проведя очередную сверку, Иван Иванович повез г-жу Шнеерсон в Милан. Причем не как обычно на распродажу, а прямо-таки в сезон. Ноябрьский Петербург уже грязно белел, а в Милане тепло, красиво и дорого.

Ольга Сергеевна с пониманием относилась к особенностям фамилии Шнеерсон, а проявление щедрости так вообще воспринимала как неожиданный луч солнца в том же самом ноябре.

Заходит наша семейная пара в модный бутик. Ольга Сергеевна налегке, а Иван Иванович на изрядном «тяжеляке». Его давят бесконечные пакеты и страх окончательной суммы.

– Я сумку, и всё.

Сумку выбрали быстро. Иван Иванович протянул карту и паспорт для оформления tax free.

Русскоязычный продавец покопался в компьютере и отрубил г-ну Шнеерсону голову:

– Ну как вам покупки, которые вы сделали в сентябре, всё понравилось?

Голова Иван Ивановича покатилась из магазина, но на ее месте, к несчастью, выросла новая, и прямо на нее смотрели красные бесчувственные окуляры Терминатора Т-800 по имени Ольга Сергеевна.

– А я не знала, что ты был в Милане в сентябре!

Иван Иванович проглотил утюг, пакеты стали в десять раз тяжелее, мозг отчаянно пытался найти выход. Выход был найден в молчании, прерванном вопросом Т-800 продавцу:

– Вы ничего не путаете?

Г-н Шнеерсон читал про йогов, передачу мыслей, и вообще, смотрел «Матрицу», как там граф Калиостро ложки гнул. Он собрал все свои извилины в копье и метнул его в мозг продавцу. Оно со свистом пролетело в пустой голове исполнительного товарища, который сдал Ивана Ивановича со всеми органами:

– Нет, нет, у нас же система, вот, был шестнадцатого сентября, купил две женские сумки.

Утюг в животе заботливого любовника начал медленно, но верно нагреваться.

– Какая прелесть! Если я не ошибаюсь, в сентябре ты летал с партнерами в Осло, на какую-то встречу.

Изнутри г-на Шнеерсона запахло жареным. Как, впрочем, и снаружи.

– Хотел сделать тебе сюрприз и заехал, пока были распродажи, чтобы купить подарки на Новый год тебе и Сереже (сын). Ну и стыдно стало, что экономлю, не стал тебе говорить.

Смотреть на Ивана Ивановича было очень больно. Он из последних сил играл человека, стыдящегося своей жадности. В сентябре он и правда был в Милане, и правда из жадности. Одна из его пассий была выгуляна по бутикам, так как в балансе г-на Шнеерсона на ее имени значился zero.

– Ванечка, как трогательно, что ты настолько заранее озаботился.

Иван Иванович выдохнул. Ольга Сергеевна вдохнула:

– У меня только один вопрос, а зачем Сереже на Новый год женская сумка?

Остывающий утюг вновь раскалился.

«И правда старею», – подумал про себя гений махинаций.

– Я ее Оле купил (девушка сына).

– И где они сейчас, эти щедрые подарки?

– В офисе, и, кстати, это, конечно, только один из подарков, просто безделушка.

Счет Ивана Ивановича был большой, но очень чувствительный. Как и сердце. Оба в этот момент расчувствовались.

– Ванечка, Новый год в этом году для тебя настает сразу, как мы вернемся. Чего ждать? Молодой человек, а покажите, пожалуйста, какие сумки купил мой муж.

– Одной уже нет, а вторая вот, – пустоголовый продавец продолжил сотрудничать с полицией и указал на какой-то зеленоватый кошмар.

– А это кому, мне или Оле? – спросил Терминатор, внимательно изучая болотного цвета изделие.

Сумка была не только бездарна, но, как говорят, чуть менее, чем самая дешевая в данном магазине. Именно сумки Иван Иванович купил тогда сам, как бы сюрпризом, пока его временное развлечение грабило «Габану».

– Оле, – промямлил Иван Иванович.

– Хорошего ты мнения о ее вкусе. Интересно, что ты мне купил? Спасибо, – обратилась Ольга Сергеевна к продавцу, – пойдем.

Из Милана семейная пара должна была поехать во Флоренцию и потом домой в Петербург. Ивану Ивановичу вживили чип и посадили на цепь сразу при выходе из бутика «Prada».

Он вырвался только в туалет, позвонил помощнице и сказал срочно позвонить в бутик, визитку он взял, найти идиота продавца, отложить чертову зеленую сумку, прилететь в Милан, купить ее и еще одну на выбор помощницы, но подороже, снять все бирки и чеки, срочно вернуться и положить все это ему в шкаф в офисе.

Ошалевшая помощница видела и слышала всякое, но такое несоответствие мышиного писка своего шефа и сути вопроса она понять не могла. Тем не менее утром следующего дня рванула в Милан и исполнила все указания.

Двадцать восьмого ноября, в Новый год, Иван Иванович вручил своей жене темно-синюю сумку, внутри которой лежали серьги с сапфирами. Большими незапланированными сапфирами. Также он передал Сереже сумку для Оли и конверт самому сыну. Ольга Сергеевна еще раз посмотрела на безвкусный подарок и скептически покачала головой.

Вечером Т-800 примерил серьги.

– Дорого?

– Ну да… – взгрустнул Иван Иванович. Исключительная порядочность в своей беспорядочности обошлась нашему герою в сумму, убийственную для рядового российского Ивана Ивановича и ментально неприемлемую для абсолютно любого Шнеерсона.

– За все, Ванечка, нужно платить, особенно за доброе сердце… пороки и слабости. Хотя не могу не оценить твои находчивость и оперативность. Знаешь, я тобой просто восхищаюсь. Ведь можешь, когда хочешь, все очень быстро решить.

Утюг начал оживать, слюна застряла в горле, так как Иван Иванович боялся ее слишком громко проглотить. Он не понимал одного. Кто же его сдал…

– Не бывает двух зеленых сумок с одинаковыми царапинами, не бывает, – сказала с доброй улыбкой умная женщина.

ДиагнозРубрика «чем Бог послал» (имеется в виду, сам такое не придумаешь)

Итак, у знакомой стала болеть голова. Не в смысле, что ей опостылел супружеский долг, а реально начала гудеть, даже во время исполнения оного.

Русские люди делятся на две категории: идут к врачу до того, как надо, или после того, как надо. Вовремя не умеет никто, отсюда все проблемы. Через месяц приема обезболивающих у девушки появилась мысль, что цитрамон не сдюжил.

Выбрала она модную клинику. Чуть ли не главный врач выслушала все в подробностях и предложила немедленно переместиться в морг, сделав, конечно, для успокоения души МРТ. Дескать, понятно, что опухоль, помочь уже ничем нельзя, поэтому готовьтесь. Но если денег не жалко, можно получить фактические подтверждения.

Несмотря на административный ресурс МРТ показала, что опухоли нет. Завещание, из-за которого уже все успели переругаться и приобрести язву, было торжественно сожжено.

Осознав, что придется лечить, гуру выписала направления во все кабинеты клиники, кроме щитовой и серверной.

После трех месяцев анализов, приемов – врачей и таблеток, посещения процедур и сеансов список лекарств, необходимых для ежечасного употребления перестал помещаться в outlook календарь, а общий счет за карусель составил более трехсот тысяч пусть уже никчемных, но все-таки рублей.

В итоге коллектив клиники, включая сисадмина, пришел к неутешительному выводу. Диагноза нет. Результата нет. Больной тем не менее жив.

История закончилась в кабинете, в котором и началась.

Пролистав результаты всего и вся, женщина выпуска середины прошлого века, с научными и административными регалиями, вызывающими дрожь во всем квартале, надев посмертную маску Гоголя, заявила следующее:

– А я знаю, что с вами.

Голова пациентки от любопытства перестала болеть и превратилась в одно большое ухо.

– И что же?

– Вы только серьезно отнеситесь к моим словам.

До этой неординарной рекомендации знакомая, разумеется, относилась ко всему несерьезно.

– Я думала, думала и, знаете что…

В ожидании катарсиса даже снег на улице остановился и прислушался.

– Сглазили вас!

Конец фильма.

P.S. Голова вскоре прошла.

P.P.S. Я вот думаю, с рублем та же беда. Сглазили его.

Мечта