Записки нечаянного богача – 4

Глава 1 Городские легенды

Глядя на пейзаж перед нами, я в который раз подумал, что Горами эту местность назвали, изрядно маханув, конечно. Ни с Забайкальем, ни с Якутией не сравнить. Но это и к лучшему, с другой стороны. Зачем на границе Московской и Тверской областей горы, скалы, сопки и прочие крупноформатные каменные нагромождения? Незачем, ясное дело. Тут из доброго тёплого дерева строиться привыкли, а не лепить булыжники один на другой не пойми на что. И деревьев, хвала Богам, хватало пока. Даже в такой, как оказалось, опасной близости от столицы — полтораста километров всего до МКАД, и до Кремля сто семьдесят.

— О чём задумался, Дим? — заставил меня вынырнуть из своих мыслей голос Лорда.

— Да опять окаянство какое-нибудь затевает, помяни моё слово, Серёг! Не может он, буржуйская морда, по-людски, — со своим обычным, ожидаемым и очень много раз оправданным скепсисом влез Тёма. И отвечать стало поздно: теперь что ни скажешь — он всё воспримет, как оправдания.

Мы стояли на вершине холма, с которого просматривалась вся территория Города, от высоких стен с башенками до внутренней застройки. От стометрового пустого пояса вокруг крепости, который Головин привычно называл «КСП», контрольно-следовой полосой, до детских площадок и стадиона внутри периметра, где сегодня было тихо, только ребятишки тренировались в разных концах, не мешая друг другу. От одной лесной стены до другой. Хотя на самом деле она была единственной — Город стоял в сплошном кольце леса. С одной стороны — небольшого, всего метров на сто с небольшим глубиной, зато с другой — настоящего бора, с чащами и дебрями, с топями, ручьями и озерцами, скрытыми за холмами, покрытыми смешанным лесом. Тут, с северо-запада, в нём было площади — под две сотни квадратных километров. И сводить его, осушая болотца, ручейки и речушки, я не давал. О чём Серёга Ланевский регулярно горестно вздыхал, не оставляя надежды прельстить меня всё более нарядными перспективами по расширению застройки на «подконтрольных территориях». Они с Тёмой, да, впрочем, все мы втроём за эти два года настолько сроднились, что незаметно и не специально использовали шутки, жесты и фразы друг друга. Как очень близкие люди, что провели вместе кучу времени и прошли сквозь многое. Потому что так оно и было. Но и ярких индивидуальностей никто, кажется, не терял. Поэтому Головин нудел, брюзжал и жаловался. А Лорд постоянно был в поиске новых источников дохода. И меня подбивал. Хотя и помнил прекрасно, что лично обещал пристрелить, когда я начну деньги выше живых людей ставить.

Солнце освещало Город розовато-фиолетовым, заходя за нашими спинами. Вытянувшиеся тени из-под ног будто скользили с холма, стремясь вниз, к домам. Мы с друзьями больше любили сюда по утрам забираться, когда первые лучи только начинали золотить верхушки елей на востоке, где кольцо леса было тоньше всего. Там, за деревьями, стояло село, давшее своё имя нашему поселению, что за какие-то два года развернулось в настоящий город-сад. А ещё — город-завод, город-кластер, город-чудо, центр притяжения, место, где неожиданно и порой причудливо сочетались традиции и самые современные веяния науки и техники, по словам самых ушлых и ядовитых журналистов, как наших, так и импортных. Место, которого никогда и нигде раньше не было и быть не могло в принципе. Если бы не один нечаянный богач, упрямый, как сто чертей. И его друзья: Волки, Барсы и Во́роны. И Медведи. И Ку́ду.

— Поехали вниз, Дим. Мамки там, наверное, под корень языки уже стесали себе. Как и умудряются только столько тем для разговоров находить каждый раз, — предложил стальной приключенец, краса и гордость, сверхсекретный Артём Михайлович Головин, отвечавший в Городе за порядок и безопасность. Поэтому в мире не было места порядочнее и безопаснее.

— Известно — женщины, — философски заметил один из величайших финансовых умов современности, бывший банкир Сергей Павлович Ланевский. Так и не взявший двойную фамилию. Отвечавший в Городе за экономику и материальные блага, включая инвестиции, промышленность, добычу, переработку, информационные технологии, сельское хозяйство и ещё чёрт знает за сколько тем и направлений. Поэтому здесь и с ними всё было «схвачено».

— Поехали. Завтра день долгий предстоит. А погода хорошая будет, — согласился нечаянный богач Дмитрий Михайлович Волков, талант по части создавать проблемы и находить врагов. А ещё в части реализации уникальных проектов и возможностей и обрастания друзьями и хорошими людьми. Для которых ни сил, ни денег не жалел и не считал. Я, то есть. Тот, кого за глаза звали Волком, Буржуем, Князем и Ходячим Инкубатором Головняков, но последним — только Тёма. Ну, и Лорд иногда.

— Колдун прокля́тый, — с улыбками привычно протянули они хором, услышав, как я напророчил про погоду. Да, забыл, так тоже звали, и частенько.

— Три-четыре! — скомандовал Головин, и мы синхронными тренированными движениями одновременно развернули на месте транспорт, каждый — свой.

По левую руку от меня, в своей привычной чёрной «горке», на которую постоянно бурчала Бадька, стоял Тёма, наш эксперт — «бес-опасник», как удачно окрестила его как-то баба Дага.

По правую, в клетчатом твидовом костюме и двубортном тренче — Лорд, которого старая ведьма иначе как «Серёжка-светлая голова» никогда не звала. Напрочь сломав мне устоявшийся образ внучатой тёщи. То есть бабушки жены, конечно же, что это я опять?

Между ними двумя — я. Джинсы, серые шестидюймовые ботинки и вечная куртка с овчинным воротником нараспашку. Надя отчаялась привить мне иные вкусы и давно махнула рукой на форму моей одежды. Заметно радуясь, глядя на мою кислую морду над воротниками голландских белых рубашек и беспощадно дорогими галстуками на мероприятиях, посещать которые «в штатском» было «не принято». Я сперва бесился: на кой пёс мне столько денег, чтобы не иметь возможности ходить в удобном, и только там и с теми, с кем хочу? Но смирился. В конце концов, я и так обязывал положение значительно, несопоставимо сильнее, чем оно меня.

Наш транспорт, у каждого свой, отличался только цветами. Модели были одинаковые, и делали их тут же, неподалёку, за Ледовыми выселками и Хутором головастиков — наша «промзона» была именно там. Выпускать детские коляски надоумил, конечно, Серёга. Оказалось, при грамотном подходе — золотое дно, даже при том, что ценами они и рядом не стояли с итальянскими, шведскими, немецкими и английскими моделями. Мы поломали рынок, как неискренне сетовал Лорд, нескольким признанным мировым лидерам, снова выдав то, чего тоже не могло быть в принципе — высочайшее качество при приличных потоковых мощностях производства, да по вполне сходной цене. Ну, она-то как раз тиражами и объяснялась: клепай мы по три коляски в месяц — они бы стоили других денег, конечно. И в устойчивый и вполне приличный плюс, так ценимый Ланевским, не вышли бы ни за что.

Цвета изделий были традиционными. Ну, у нас, по крайней мере — первые три экземпляра как раз мы и тестировали. Второй год. И хоть бы что сломалось, отвалилось, треснуло или перетёрлось. Сейчас в линейке было полтора десятка расцветок, плюс возможность такой модной нынче «кастомизации», которую Головин называл выпендрёжем при дамах, или, на производстве, ещё хуже. Но мы по рекомендации, крайне настойчивой, Лорда не стали вставать на пути самоопределения одних и обогащения других. Ведь теми другими мы сами и были. Поэтому желающие, в большинстве своём будущие или вот только что, с пылу, с жару родители, целевая аудитория, по определению Серёги, «сложная, но перспективная», могли заказать коляску любых цветов и из почти любых пригодных материалов. С гравировкой хоть на каждой из металлических деталей, принтами, тиснением и вышивкой на ткани. Отказали на моей памяти лишь единожды, одной начинающей мадам, что требовала обтянуть кузов кожей ската. Ланевский велел замершему парню из клиентского отдела ответить, что мы принимаем исключительно идеального качества шкуры, не позднее суток с момента снятия, и только в том случае, если есть видеоподтверждение и три свидетеля того, как заказчик лично выловил и освежевал бедную рыбу. Мадам слилась, а авторитет Лорда, обошедшегося без мата и в тот раз, скаканул на заводе запредельно. Как бы то ни было, наши три пилотных экземпляра были белым, синим и красным. И когда мы гордо катили их по улицам города, улыбки встречных становились ещё шире.

Слева направо в колясках сопели наши спавшие «три медведя», хотя на самом деле — Барс, Волк и Ворон: Михаил Артёмович Головин, Михаил Дмитриевич Волков и Михаил Сергеевич Ланевский. С нами вопросов не было, мы назвали сыновей в честь отцов, хотя мощный старик, Михаил Иванович Второв, ставший крёстным всей троице, явно не поверил, растрогавшись так, что едва не прослезился, шокировав нас совершенно. Удивительно, но третье имя выбрала Мила. Когда все одинаковые свёртки одинаково орали дурниной в большой просторной и светлой палате, она задумчиво посмотрела на свой и выдала Лорду, обнимавшему её:

— Нет, Серёж. Он нас сам не поймёт, когда вырастет. Два Мишутки — и нате вам, Витольд. Или Павел. Ну нет. Какой он Паша? Смотри, как рычит? Мишка, точно!

А на чуть растерянный взгляд мужа, который с ней и до этого никогда не спорил, сообщила:

— А эти два хороших имени прибережём для следующих!

Гроза фондовых рынков, волк, бык, медведь и чёрт с рогами в части финансов только кивнул и поцеловал её в шею.

Фуникулёр спускал нас в Город привычно и плавно, как и всегда. И гарантированно безопасно — Головин ручался. Кроме нашей троицы со сверхважным и бесценным грузом в колясках в кабине можно было при желании слона катать — конструкция и крепления выдержали бы в любом случае и в любых условиях, включая шквалистый ветер, ливни и метели. Мы проверяли. Ну, без слона, конечно, но со вполне сопоставимой массой. И три резервных контура, или как они там правильно назывались, делали практически невозможным шанс застрять в небесах. На какие-то там третьи и четвёртые знаки после запятой в вероятностях махнул рукой даже Артём. Я даже не смотрел — мне, как гуманитарию, и целые-то числа давались с трудом, а уж в такие дроби я принципиально не совался.

На площадке внизу почти никого не было. Дети по вечернему времени были или дома, или на кружках и секциях, которых у нас тут хватало. И то, что школ в Городе было всего две, а детишек школьного возраста — несколько сотен, на качестве образования и внеклассной работы не отражалось никак. Наоборот, скорее. По крайней мере ребята-старшеклассники, что в этом году выпустились, поступили каждый туда, куда хотел.

— По мороженке, разве? — гроза и ужас «примерно тех краёв», Артём Головин, в этих краях, ставших настоящим домом для него и его семьи, делался иногда неожиданно умильным и ласковым. Как сытый и довольный кот. Хотя, всё-таки Барс — на кота наш стальной приключенец массо-габаритными характеристиками никак не тянул.

— Возьмём. И для девчат — нести недалеко, не растает, — согласился Лорд и шагнул к тележке мороженицы, что выстаивала тут, на площадке-парковке фуникулёра последние дни. Ещё две-три недели — и баба Валя сменится на Таню, её внучку. Колени и поясница на холоде давали о себе знать, поэтому «зимовать» милейшая пенсионерка предпочитала в тепле. Вот и менялись — летом на воздухе она, а зимой Танечка, пока трудившаяся в буфете Дома Культуры.

— Как обычно, Сергей Павлович? — негромко уточнила баба Валя, хотя коляски и стояли поодаль. А нам приветственно помахала рукой. Мы с Тёмой улыбнулись и кивнули в ответ. Мировая она бабка, конечно. С таким опытом — и так сохраниться.

— Да, баб Валь, — наверное, такое простонародное панибратство он себе с ней одной и позволял, — только нам с собой ещё, жёнам возьмём.

Поблагодарив старушку, Серёга забрал бумажный пакет из крафт-бумаги, где лежали, можно было даже не сомневаться, земляничное для Нади, малиновое для Милы и фисташковое для Бадмы. Память у бабы Вали сбоев не давала. В руках у Лорда было эскимо «Ленинградское» в бумажной обёртке, «Лакомка» для Головина, которую тот традиционно съедал в три укуса, с выражением полнейшего счастья на лице, и брикет «Пломбир с изюмом» для меня. Приложив к терминалу браслет, он привычно проследил за движением микрофинансовых потоков — порядок должен быть и в мелочах. И хотя мороженое делал наш, в прямом смысле этого слова, хладокомбинат, возили наши машины и даже электричество в розетках и лёд в тележке бабы Вали были нашими — угощаться бесплатно мы себе никогда не позволяли.

Дамы сидели на удобных диванчиках под навесом возле кафе. Сильных заморозков пока не предвиделось, поэтому летняя веранда функционировала в полный рост, не снижая прибыли и клиентопотока. В тёплые вечера, особенно в выходные, тут яблоку негде было упасть. Внутрь, в завораживающий полумрак, где горели светильники, стилизованные под факелы или керосиновые лампы, и стояли вдоль стен чучела различных животных, а на стенах висели шкуры и головы, включая рыбьи, умопомрачительных для местных размеров, народ набивался только по большим поводам, ну и зимой, конечно. Всего кабаков, ну, то есть кафе, разумеется, в Городе было три. Этот, названный, как по мне, так вовсе без фантазии — «Арарат-2», где царил Самвел Врунгелян, теперь не просто крайний северный ресторатор, а владелец сети заведений. И по-прежнему очень непростой. Чуть ближе к центру, где располагались офисные постройки, работал «Тэмпл Паб», названный так в честь одного из самых, наверное, известных ирландских заведений, и оформленный практически так же, как его дублинский оригинал. Там руководил Гарик, оставивший свой пост в центре Москвы и плотно обосновавшийся у нас. Ближе к лесу, в противоположной стороне от въезда на закрытую территорию, стояла «Мала́ Корчма». Теремок из необхватных брёвен, жилые и хозяйственные постройки на просторном дворе, который при необходимости мог стать настоящим фортом — частокол высокого забора из вбитых в землю еловых стволов, заострённых сверху, напоминал и о том, что случаи разные бывают, и о бронепоезде на запасном пути. Здесь хозяйничала Лиза, племянница Василя из Могилёва, и, внезапно, юрист Валентин, открывшийся с неожиданной для нас стороны. Но именно в таком порядке. Конечно, были ещё столовые, фудтраки, пельменные, беляшные и шаурмичные, но атмосферно-антуражную тройку заведений культурного питания мы пополнять пока не планировали. Мы — в смысле жители Города, а не конкретно мы втроём.

Любимому мороженому жёны обрадовались, как и всегда. Пустячок, вроде бы, а на самом деле — знак внимания. Что даже за громадьём планов и горой задач бестолковые иногда мужья про них не забыли, вспомнили. Одна из тех самых мелочей, что не имеют цены. Как и возможность поболтать с подружками, пока «Три медведя» проедают плешь отцам вдали от матерей. Интересно, кстати: в одиночку отпускать сына с мужем не боялась только опытная Надя. Бадма и Мила своих богатырей предпочитали держать в поле зрения. И если уж и давали волю, то только под присмотром. Моим. Вроде как если одну дочку не сломал, то и сына не должен, и этим двоим начинающим отцам подскажет при необходимости, на какую сторону надо надевать подгузник. Тяжела ты, женская логика. Значительно тяжелее амплуа Князя, Волка и Колдуна.

Встречать нас вышел сам хозяин, как и всегда. Обнялись и пожали руки, привычно подняв сначала указательные пальцы к губам — один раз всего Самвел своим трубным приветствием поднял еле заснувших Мишуток, но с тех пор ритуал встречи не менялся: сперва издалека напоминали звонкому армянину, что эти три рупора не обмануть и не отвлечь потом ни хашем, ни коньяком, ни пером полярной совы. Вопить будут, пока не надоест. А потом всё равно продолжат. Упрямые и настырные. И в кого бы это только?

Хитрый Врунгелян ещё на стадии строительства спланировал так, чтобы одно крыло летней веранды и небольшой зальчик за ним имели отдельный вход, с противоположной стороны от общего крыльца. Вся постройка в принципе очень успешно повторяла очертания прародителя — кафе-музея «Арарат» в Белой Горе, где сейчас трудился кто-то из многочисленной родни Самвела. Он же перебрался «на материк», или, как сам говорил, «ближе к югу», хоть и выходило, что ближе к западу. Но, как бы то ни было, в результате этой крайне удачной миграции одного отдельно взятого армянина мы получили гостиницу и очень душевный ресторанчик, в котором у нас всегда были места, вне зависимости от времени суток и календарных праздников. Гарик и Лиза тоже подхватили эту идею, оставляя один стол в постоянном резерве даже при полной посадке, но первым, как он постоянно горделиво отмечал, был именно Врунгелян. Да и к домам нашим ближе был «Арарат-2».

Поскольку и мы, и жёны были сытыми, попросили только чайничек фирменного таёжного чаю. Не знаю, как умудрялись его здесь так делать, но, попробовав впервые, я стал заказывать постоянно. Казалось — чуть зажмуришься, и из-за лиственицы вот-вот выйдет серый сосед, посидеть у камелька вместе, посмотреть на частые и яркие северные звёзды, что висят там, кажется, гораздо ближе к людям. Закопчённый алюминиевый чайник, заслуженный, покрытый царапинами и вмятинами, из носика которого лился в непременные эмалированные кружки тёмный отвар, пришёлся по душе горожанам, став одной из фирменных фишек здешнего общепита. Как и душевный подход к каждому гостю, и потрясающей свежести продукты.

Солнце заходило за тот самый холм, с которого мы недавно спустились. Мишки мирно посапывали и причмокивали во сне. Багряные лучи отражались от окон домов на противоположной стороне улицы. Мы поимённо знали каждого жителя тех домов. Как и остальных горожан. А они — нас, разумеется. И приветливо здоровались при встрече. И искренне старались помочь в любом деле — от того, которым занимались, до самых, порой, неожиданных, что с завидным постоянством подкидывала неуёмная фантазия нечаянного богача с его друзьями. И это было замечательно, потрясающе и чудесно. Как в сказке. Но только наяву.

Мила и Бадма, а с ними, понятное дело, и Лорд с Тёмой, ждали прибавления. Постоянно подкалывая нас с Надей, чтоб догоняли. Мы отшучивались, что, мол, нам больше процесс нравится, чем результат, и вообще: будет у вас по трое — приходите, поговорим. Два колобка на последних неделях облюбовали «Арарат-2» настолько, что, кажется, только на осмотры и ночевать отсюда выбирались. Надя, как неотъемлемая часть «теневого ночного правительства Города», соответственно тоже. Их ещё называли «женсовет», «триумвират» и, почему-то, «комитет». Они на́ людях сердились и возмущались, но мы с мужиками знали — жёнам льстило такое внимание. Им было невдомёк, что Док давно распорядился, чтобы где-то рядом постоянно стояла машина «скорой», и что в роддоме тоже были давно готовы. Как и то, что мировой слёт акушеров-гинекологов и ещё каких-то родовспомогателей, проводимый с демонстрацией ведущих новинок профильного оборудования, тянувшийся в Городе уже почти месяц, был организован не просто так. И что помимо нескольких десятков контрактов на приличные суммы, по которым больница и ФАП-ы, вотчина моего друга Стаса, оснастятся в ближайшее время ещё лучше, хотя куда уж, казалось бы, Город прирастёт ещё несколькими семьями. Люди, что приезжали к нам, все, за крайне редким исключением, хотели остаться. Отбор тут был похлеще, чем в «Кремлёвскую роту», как говорил Головин. Но за эти два с небольшим года мы уверились полностью — решение подбирать поселенцев штучно было совершенно верным. Создать такой Город, такую замкнутую экосистему, уникальную социальную группу как-то по-другому просто невозможно.

А завтра был запланирован праздник. Исполнялось два года «Трём медведям». И Городу. Новые Княжьи Горы тоже готовились отмечать день рождения. И, как водится у нечаянных богачей, без сюрпризов мы обойтись просто не могли.