Записки работника уголовного розыска

«ДРУГОЙ ЖИЗНИ НЕ ХОЧУ»

Великая Отечественная война застала меня, семнадцатилетнего юношу, на Южно-Уральской железной дороге, где мы, учащиеся 4-го курса Омского железнодорожного строительного техникума, проходили производственную практику. Уже в ноябре 1941 года группа учащихся добровольно ушла в Красную Армию, в мае 1942 года с маршевой ротой попали на Северо-Западный фронт, с февраля 1944 года — на 1-й Белорусский фронт, где довелось участвовать в освобождении Польши, форсировании Одера, ожесточенных боях на Костринском плацдарме, в штурме Берлина. 2 мая 1945 года гарнизон Берлина капитулировал и для нас война победоносно закончилась.

В канун 28-й годовщины Великого Октября, 6 ноября 1945 года, я, демобилизованный солдат Советской армии, вернулся домой, где меня ожидала мама, учительница начальных классов. После непродолжительного отдыха я посетил родной техникум, встретился с преподавателями, договорился о продолжении учебы. Но доучиться мне не удалось. По направлению Куйбышевского райкома КПСС я был направлен на работу в милицию, где прослужил 35 лет, пройдя путь от рядового до заместителя начальника Управления внутренних дел, от старшины — до полковника милиции. Учился милицейской службе у опытных практиков чекистов: Василия Ивановича Галкина, Леонида Ксенофонтовича Скорнякова, Петра Николаевича Герасимова, Ивана Тимофеевича Воробьева, Василия Петровича Коломийца, Максима Лукича Зуева, Алексея Александровича Лубянского, Федора Федоровича Солдатова, Михаила Ивановича Девонина и многих, многих других. Все они не имели специального образования, но были начитанны, были преданными солдатами правопорядка. За их плечами — многолетний опыт борьбы за справедливость.

По окончании Великой Отечественной войны на службу в милицию пришли Николай Юматов, Сергей Панфилов, Дмитрий Токмаков, Иван Никитин, Михаил Рябов, Николай Уткин, Григорий Василенко, Иван Назаров, Петр Казмирчук, сотни других демобилизованных воинов. К службе все они относились ревностно. Но не хватало знаний, опыта. И здесь нельзя не упомянуть о постоянной практической помощи старших товарищей: братьев Быковых, в совершенстве владевших казахским языком, Подгузова, знавшего нравы цыган и их язык, Григория Канунникова, Василия Целикова, Василия Верещагина, Сергея Зубарева, Василия Матящука и многих других, чьи «университеты» мы постигали.

Послевоенные годы были очень трудными. Участились кражи государственного и личного имущества граждан, разбой и грабежи, изнасилования, случаи хулиганства. Нередкими были кражи продовольственных карточек и их подделка, объектами нападений зачастую были демобилизованные воины и солдаты, следующие в кратковременный отпуск. Прибавила работы милиции и амнистия 1953 года.

Оперативная обстановка требовала предельного напряжения.

К 1955 году обстановка в основном стабилизировалась, стойкие преступные группы были ликвидированы. Менялось и лицо милиции. Каждый, кто хотел посвятить себя охране общественного порядка, учился. Мы помнили слова Феликса Дзержинского: «Чтобы быть хорошим милиционером, надо неустанно работать над обогащением своего ума знаниями, которые дадут тебе возможность честно стоять на страже революционной законности и сознательно проводить в жизнь все мероприятия Советской власти».

Многие из нас закончили заочно 10 классов, Омскую среднюю школу милиции, поступили на заочное отделение Высшей школы МВД СССР, которая к тому времени превратилась в высшее учебное заведение страны. Уже к началу шестидесятых годов большая группа работников омской милиции имела высшее образование, сейчас высшее образование имеют почти все офицеры, многие из них закончили Академию МВД СССР.

Недавно мы встретились с другом — однокашником Михаилом Петровичем Квачом, командиром-железнодорожником. На его вопрос, доволен ли я прожитой жизнью, работой в милиции, я ответил: «Другой жизни не хочу».

ЛИСТАЯ СТАРЫЕ ДЕЛА

1954 год. Вещевой рынок. Работники милиции обратили внимание на странное для завсегдатаев рынка поведение женщины средних лет. Она покупала облигации разных государственных займов у людей с «сизыми» носами, стремящихся наутро «оздоровиться». Цена 5-7 рублей за 100-рублевую облигацию.

На рынке и за его территорией эту женщину изредка встречали с мужчиной примерно того же возраста. Встречи были короткими. Мужчина, тщательно оглядевшись, передавал ей какие-то небольшие свертки.

Удалось установить адрес неизвестной. Проживала она на 14-й Линии в небольшом домике. Участковый инспектор доложил, что хозяйкой этого домика является Лидия Титовна Шустова, 45-ти лет, нигде не работающая. Вместе с ней проживает дочь Ирина — студентка.

Живут скромно, с соседями не общаются, подруги у Ирины не бывают.

Во время очередного посещения Шустовой рынка и скупки облигаций ее задержали вместе с продавцом и доставили в управление.

На этот раз она за 300 рублей скупила облигаций на сумму более двух тысяч рублей. Продавцом оказался некто Терехов, освободившийся из заключения и совершивший кражу из квартиры вещей и облигаций.

Начинаем беседу с Шустовой:

— Где работаете, чем занимаетесь?

— Нигде не работаю. После расторжения первого брака вышла замуж вторично. Второй муж — офицер — погиб на фронте. Получаю пенсию. Жизнь посвятила воспитанию дочери. Живем мы скромно, много ли нам надо. Изредка помогает первый муж. Он скорняк, портной, хороший сапожник. Зарабатывает неплохо, принимает заказы на дому. Очень любит дочь, не забывает ее.

— Что же вас заставило заняться скупкой облигаций?

— Это случилось впервые. Что меня толкнуло — даже объяснить не могу. Дочь заканчивает институт. Думала, вдруг облигации попадут в тираж выигрышей, сделаю ей хороший подарок.

Но мы-то знали, что это у Шустовой был не первый случай.

Решили произвести обыск. С трудом получили у прокурора города разрешение.

И вот мы у нее дома. Ирина нашему посещению удивлена. «Доченька, родная! Я погубила тебя и себя», — кричала и плакала навзрыд мать. «Мама, мама, что случилось?» — спрашивала Ирина. Как могли, успокоили их, пригласили соседей-понятых. Обыск начался. Внимательно осмотрели комнату, кухню, шифоньер, комод, этажерку с книгами. Ничего.

Шустова повеселела. В наш адрес посыпались упреки: «Зачем вы нас, честных людей, позорите? Я жена погибшего офицера-фронтовика. Что бы он сказал вам? Вы и на фронте-то, наверное, не были». Видим, что ее слова вызывают сочувствие у понятых.

И тут капитан Сабачук предлагает вскрыть порог двери, соединяющей сени и кухню. Он в обыске участия не принимал, имел специальное поручение: внимательно наблюдать за поведением Шустовой и ее дочери. Иван Трофимович заметил, что Шустова старалась загородить дверь в сени, даже садилась на порог.

Решили вскрыть, принесли топор. Хозяйка неожиданно упала в обморок. Вызвали «скорую помощь». Когда порог вскрыли, там оказались облигации различных займов на сумму более 200 тысяч рублей и деньги — около 30 тысяч рублей.

Медицинские работники, прибывшие по вызову, хотели оказать помощь Шустовой. Но помощь не потребовалась. Обморок был обычной симуляцией.

Обыск окончен, протокол подписан Шустовой и понятыми. Последние озадачены. Они впервые встретились с таким человеком. Тогда-то мы и объяснили Шустовой, что многие из нас воевали, а, демобилизовавшись из армии, пошли на работу в милицию, чтобы искоренять зло.

Шустову и Ирину доставили в управление милиции. Предстоял долгий и серьезный разговор.

«Зачем занимались скупкой облигаций?»

Дочь ничего не знала. В ее непричастности к делу мы убедились. Зато мать пояснила, что этому ремеслу ее научил первый муж — Петр Саввич. Решили рискнуть и провести в его доме обыск. Оперативную группу работников милиции возглавил начальник отделения Алексей Васильевич Носов. Искали долго, и вдруг за плинтусом обнаружили вклад на предъявителя на сумму 25 тысяч рублей. Вскрыли другие плинтуса и обнаружили около ста тысяч рублей.

О результатах обыска было доложено начальнику областной милиции. Его решение: усилить оперативную группу, продолжать искать ценности. Распоряжение пришлось выполнять мне.

Беседую с Шустовым в одной из комнат, где обыск закончен. На столе пачки денег.

— Петр Саввич! Откуда у вас такая крупная сумма денег?

— В армию меня по состоянию здоровья не призвали. В годы войны выделывал меха, шил костюмы и платья, обувь. Продавал на рынке. А ведь вы знаете, какие цены были в войну. При денежной реформе в 1947 году мне удалось с помощью друзей значительную сумму денег обменять на новые. Кроме того, перед реформой я купил много дефицитных промтоваров и золотых изделий, которые затем продал.

— Почему же вы деньги прятали?

— Ну, это мое дело, где хранить свои деньги.

— А вот ваша бывшая супруга Лидия Титовна утверждает, что вы научили ее скупать облигации и сами неоднократно передавали ей пачки облигаций на крупные суммы.

— Пусть она не лжет и не клевещет на меня. Я знал, что Лидия изредка скупает облигации, предупреждал ее о последствиях и уголовной ответственности за эти действия, обещал помочь ей сделать хороший подарок дочери после окончания института.

Продолжили обыск. В различных закутках дома нашли еще крупную сумму денег. Но облигаций нет. Решили осмотреть надворные постройки. Развалили поленницу дров, обнаружили пять тетрадей с записью номеров облигаций разных займов.

Снова вопрос к Шустову:

— Где облигации?

— Этим делом не занимаюсь, ничего не знаю.

Внимание участника обыска старшего лейтенанта Семеновского привлекло поведение жены Шустова. В ответ на нашу просьбу укоротить цепь злобной овчарки, она закрыла ее в будке. Предложили закрыть собаку в сарае. Отвечает:

— Она и так никого из вас не тронет. Не буду убирать. Если надо — сделайте это сами.

— Что, собаки вам не жалко? Ведь мы вынуждены будем ее пристрелить.

— Стреляйте. Ответите за это!

Просьбу нашу выполнил Миша, 14-летний сын Шустова. Будку осмотрели, сдвинута в другое место. Грунт под будкой мягкий, податливый. На метровой глубине обнаруживаем 8 бидонов из-под мороженого, а в них — облигации. Их очень много. Пришлось для описи вызывать женщин, работающих в управлении милиции, и студенток финансово-кредитного техникума. Писали двое суток.

Что интересно: ни жена, ни дети Шустова не знали о его грязных делах, держал он их в «черном теле».

Лидию и Петра Шустовых арестовали. Судили.

Так закончилось это дело.

ТРИ ВЫСТРЕЛА В УПОР

Сентябрь 1964 года выдался отменным. Стояла солнечная погода. Дни были по-летнему жаркими. На полях заканчивалась уборка доброго урожая. Большинство сельчан уже выкопали картофель на своих огородах. А вот Юрий Пастуховский с этим делом подзапоздал. Работа на спецмашине почти не оставляла досуга, а сменщика у него не было.

...В милицию Юрий пришел, что называется, по зову сердца. До армии работал механизатором в совхозе. На воинскую службу его провожали торжественно, наказывали честно служить Родине, а после демобилизации обязательно возвращаться в хозяйство. Простился он с женой и дочуркой и отбыл на сборный пункт.

Время пролетело быстро. Вчерашний солдат снова работал в совхозе. У него родился сын, потом вторая дочь.

Все бы ничего, но слишком беспокоен, с точки зрения супруги, был характер у Юрия. Не мог он пройти мимо правонарушений. Не терпел пьяниц, хулиганов, самогонщиков, воришек. Не случайно первым записался в добровольную народную дружину и возглавил ее.

В конечном счете хозяйство потеряло хорошего механизатора, а село — потомственного крестьянина. Юрию предложили пойти на работу в милицию, и он охотно согласился. Служил в Омске. У шофера рабочий день беспределен: и днем, и, зачастую, ночью — за рулем. Частые и длительные командировки в районы, разъезды по городу.

И здесь в полной мере Юрий Пастуховский проявил свой характер. Участвовал в задержании правонарушителей. За успехи в работе ему присвоили звание «Отличник милиции», представили к медали «За отличную службу по охране общественного порядка». Не раз он получал ценные подарки и денежные премии.

С одним лишь было плохо — с жильем. Юрий снял небольшую комнату в частном доме. В деревне у бабушки жили две его дочери. Там же оставался, так сказать, «продовольственный тыл» семьи.

Наконец, командир нашел возможность отпустить Пастуховского и разрешил ему воспользоваться автомашиной. Ранним утром Юрий с женой и четырехлетним сыном Володей выехали на копку картофеля. По пути заглянули в село к матери Юрия, взяли мешки, лопаты. Мать не смогла поехать с ними: болела старшая внучка.

Через тридцать минут были на поле. Урожай вызрел на заглядение: крупные клубни радовали глаз. К вечеру картофель собрали и засыпали в мешки. Двадцать из них погрузили в машину, оставалось еще двенадцать.

Устали, присели отдохнуть и заодно перекусить. Время подходило к вечеру, солнце зашло. И вдруг из ближайшего колка показался молодой мужчина с ружьем на плече и подстреленным рябчиком. Подошел, поздоровался.

— Откуда? — спросил Юрий.

— Из «Комсомола», — ответил незнакомец. — Второй день ищу нетелей, куда-то ушли. В лесах много дичи, вот на досуге подстрелил несколько штук.

— А кто разрешил? — вскинулся Юрий. — Ведь охота на боровую дичь запрещена. Есть ли разрешение на оружие? Сдайте ружье!

Раздался выстрел в упор, и Юрий навзничь упал на землю. Заряд дроби угодил ему прямо в сердце. Ольга не успела и с мыслями собраться, как второй выстрел лишил ее жизни. С диким криком побежал от этого места малыш. В ста пятидесяти метрах от места гибели родителей его догнал убийца. Удар прикладом — и жизнь четырехлетнего Володи оборвалась.

...Было воскресенье. В моем кабинете мы с товарищами готовились к поездке в Оренбург, где намечалось совещание руководящих работников уголовного розыска страны. Предстояло обсудить меры по активизации борьбы с наркоманией. Мне предстояло выступить с содокладом как начальнику уголовного розыска области. Результаты нашей работы, по сравнению с обстановкой в других областях, были положительными. Нам удалось разоблачить немало организованных групп наркоманов, выявить поставщиков гашиша из числа жителей среднеазиатских республик, перекупщиков, сбытчиков.

Настроение у всех было, как говорится, чемоданное. Договорились о поезде, которым предстояло отбыть, и порядке сбора на вокзале.

Мы уже хотели расходиться, когда раздался телефонный звонок. Я поднял трубку и услышал голос полковника Александра Григорьевича Смирнова, начальника управления.

Он спросил: «Где Ковба?». «Здесь, у меня», — ответил я. «Немедленно заходите вместе с ним. Если есть кто-то еще, пусть задержится».

Как только мы вошли в кабинет Александра Григорьевича, тот спросил: «Что с Пастуховским, где он находится?». Для нас вопрос был непонятным, мы переглянулись в недоумении.

— Такие дела, товарищи начальники, — продолжал полковник. — Пять минут назад позвонил командир и доложил, что в четверг он дал Пастуховскому машину и отпустил на копку картофеля. Сегодня воскресенье. Прошло трое суток — Пастуховского нет ни дома, ни у родителей, ни на работе. Нет также и автомашины, на которой он уехал. Где он, что с ним? Вот что, товарищ Ковба, командировку в Оренбург я вам отменяю, поднимите личный состав отдела, берите транспорт и активно ищите Пастуховского. А вы, Анатолий Иванович, не уходите с работы, мобилизуйте весь уголовный розыск, будьте готовы к его задействованию.

Надо отдать должное Борису Иосифовичу Ковбе. Он действовал энергично: разослал подчиненных по известным связям Пастуховского. Договорился с начальником Омской высшей школы милиции о выделении двухсот курсантов для прочесывания картофельных полей, отведенных для нашего личного состава.

Через десять минут колонна машин с курсантами ушла за город. Около пятнадцати часов Иван Степанович Лазарев, дежурный по Управлению, позвал меня к аппарату. По рации Ковба сообщил:

— ЧП, очень большое ЧП. На поле под мешками картофеля найдены трупы Пастуховского и его жены. Спецмашины нет.

— Борис! Слушай меня внимательно, — распорядился я. — Обеспечь оцепление места происшествия. Никаких действий не предпринимай, никого из посторонних к нему не допускай, ожидай нашего приезда. Ясно?!

Поднимаюсь к начальнику Управления. У него — прием граждан по личным вопросам. Извинившись, вхожу в кабинет и сообщаю, что трупы Пастуховского и его жены обнаружены на картофельном поле в двух километрах от села Серебряковка. Ковба обеспечивает охрану места происшествия. Я же беру оперативную группу, судебно-медицинского эксперта и выезжаю туда.

— Ясно, — кивнул полковник. — Я захвачу следователя прокуратуры, эксперта-криминалиста, и тоже прибуду в Серебряковку. Не задерживайтесь.

В 16 часов мы были на месте событий. Картофельное поле находилось в 300 метрах от профиля, ведущего в город. Окружено березовыми перелесками. На перепаханной земле — куча мешков с картофелем, присыпанная соломой. А под ними два трупа. С огнестрельными ранами в упор. Тут же — гильза от ружья 16 калибра. Машины нет. Нет и мальчика.

Даю распоряжение курсантам школы милиции прочесать все вокруг. Через пять минут раздается крик курсанта: «Сюда, сюда!» В кустах с разбитой головой лежал Володя.

Яков Александрович Злацовский, начальник отдела прокуратуры области, эксперт-криминалист Павлов, судебно-медицинский эксперт Александр Иванович Белов приступили к осмотру трупов и места происшествия. Остальные во главе с подъехавшим полковником Смирновым отошли в сторону и стали обсуждать обстановку, намечать вероятные рабочие версии мотивов убийства и вероятных преступников.

Сформулированные в ходе нашего совета ближайшие гипотезы звучали так. Убийство могли совершить, во-первых, родственники, на почве мести, или люди, находившиеся с Пастуховским в неприязненных отношениях. Во-вторых, как работника милиции из ненависти Юрия могли убить лица, в прошлом судимые. В-третьих, главной целью убийц было завладение автомашиной для совершения других преступлений. В-четвертых, милиционер стал случайной жертвой непредвиденной ссоры.

— Еду в Управление, — решил Александр Григорьевич. — Надо доложить о происшествии. Анатолий Иванович, вы остаетесь здесь. Займитесь сбором информации в ближайших селах. Через некоторое время к вам прибудут еще машины. Используйте их на полную катушку. Я договорюсь с авиаторами, чтобы на поиск машины задействовать вертолет. В Управлении образуем штаб, командовать им будет ваш заместитель Владимир Дмитриевич Антоненко. Вопросы есть? Действуйте.

Со дня гибели семьи прошло трое суток. Во все села, прилегающие к Серебряковке, были направлены оперативные работники. Их задача: установить факты и события, которые дали бы нам какую-нибудь ниточку, ведущую к цели.

К ночи стали поступать доклады. Первый из них, оперуполномоченного Жукова, нас особенно заинтересовал: за день до трагического происшествия совершено серьезное преступление в селе Ясная Поляна. Некто Кулажин на почве ревности произвел выстрел в Кириллова, тяжело его ранил и скрылся.

Выезжаем в поселок. Выясняем такую историю. Кулажин Василий Борисович, 1937 года рождения, житель поселка «Комсомол», с детства работой себя не обременял, с трудом окончил 6 классов, рано пристрастился к спиртному.

В 1963 году украл деньги у односельчанки, был привлечен к уголовной ответственности, осужден условно к полутора годам лишения свободы и передан на перевоспитание коллективу седьмой фермы Ачаирского совхоза. Надзора за его поведением не было, он по-прежнему нерадиво относился к труду, пьянствовал, задирал и оскорблял товарищей.

В августе 1964 года Кулажин познакомился со студенткой педагогического училища Лукиной, прибывшей в Ясную Поляну с группой сокурсников на уборочные работы. Кулажин стал буквально преследовать девушку. Надя же избегала встреч с ним. И вот, изрядно употребив спиртное, Кулажин похитил ружье с патронами из квартиры родственника Мадкова и встретил возвращавшуюся из клуба группу молодых людей, среди которых была и Надя.

— Пойдем со мной, — потребовал Кулажин и направил на нее ружье.

Студентку заслонил Кириллов:

— Что тебе нужно? Надя не хочет с тобой встречаться, оставь ее!

Раздался выстрел, и тяжело раненный Кириллов упал. Преступник с места происшествия скрылся.

Однако чрезвычайное происшествие не вызвало тревоги у руководителей отделения совхоза, не получило должной оценки и у медиков, к которым был доставлен Кириллов. По существующему положению они обязаны были немедленно уведомить дежурного управления внутренних дел, но этого не сделали.

К утру следующего дня оперативные работники выяснили, что продавцу села Спайка сдал картофель по закупу неизвестный молодой мужчина. Картофель он привез на милицейской спецмашине.

Еще сообщение. В день убийства в районе села Серебряковка пастухи Очиров и Гарин встретили пьяного Кулажина. Он был вооружен. В этот же день Кулажин покупал водку в селе Семеновка.

Наконец, одна из жительниц «Комсомола» призналась, что через день после покушения на Кириллова Кулажин провел ночь у нее.

Итак, надо было срочно искать Кулажина. Докладываем об этом в Управление. Руководитель штаба операции Антоненко развернул все силы милиции. На раскрытие преступления были ориентированы и райотделы, о нем сообщено в другие области. На всех дорогах расставлены посты ГАИ. Работники уголовного розыска «закрыли» рынки, вокзалы, рестораны. Были размножены фотографии Кулажина и розданы всему личному составу милиции, дружинникам. В поиск Кулажина включились жители Омского и Кормиловского районов, особенно совхозов «Победитель» и «Ачаирский». Выставлены милицейские засады в домах, где Кулажин мог появиться.

...С борта вертолета пришло сообщение, что на глухой дороге в 7 километрах от Серебряковки лежит на боку спецмашина.

Выезжаем. Да, это автомобиль Пастуховского. Проводим осмотр. В канаве обнаруживаем ветошь с обильными следами крови. Кровяные мазки — на дверях и стеклах машины. Фиксируем отпечатки пальцев — они пригодятся для изобличения преступника.

Оперативные уполномоченные Николай Юматов и Сергей Панфилов получили информацию такого содержания: некая Наталья Мяснова была в Ачаирском совхозе. Там познакомилась с шофером спецмашины, встречалась с ним. Навещаем Мяснову, беседуем с ней.

— Гостила у родственников, — рассказывает она. — В пятницу крайне надо было попасть в Омск. У магазина встретила шофера спецмашины, познакомились. Он назвался Василием, сообщил, что работает в милиции. Согласился довезти до Омска. В магазине Василий купил вина и водки, закуску, и мы выехали. Ночь провели в лесу, опьянели. Наутро я обнаружила в кабине кровь и поинтересовалась, откуда она. Василий ответил, что накануне садил в машину пьяного с разбитым лицом. Он довез меня до Ачаира, дал три рубля и посадил в автобус. Мы условились, что Василий приедет ко мне домой, как только закончится командировка.

Это, несомненно, Кулажин! Оставляем на квартире Мясновой засаду.

Пятый день со дня гибели Пастуховских, вторые сутки непрерывного поиска преступника. Раннее утро. Железнодорожный вокзал. Постовой милиционер обходит помещение. Пассажиры утомлены, дремлют. Особенно крепко забывшихся постовой тревожит: спать, дескать, здесь нельзя. Потревожил он и Кулажина, но забыл об ориентировке, не взглянул на имевшуюся у него фотографию разыскиваемого преступника. К сожалению, случается и такое: отдельные сотрудники милиции пренебрегают «формальностями». В результате — возможность новой беды.

Около десяти часов утра дежурному по «02» позвонил директор Никоновской школы и сообщил: «На рынке Ленинского района видел Кулажина». Кольцо поиска сужалось.

Старшему оперуполномоченному уголовного розыска Виктору Александровичу Шишкину выпал боевой участок — омский «бродвей». Прохаживаясь по аллеям сквера, он обращал внимание на гулявших. Вот прошла группа студентов, о чем-то оживленно беседуют. На берегу Оми сосредоточенные рыбаки ожидают рыбацкой удачи. Здесь же несколько полупьяных ханыг. Им торопиться некуда.

Виктор вспомнил главы только что прочитанной им книги Гиляровского «Москва и москвичи», раздумывал об обитателях Хитровки, Сухаревки, Неглинки. Но ведь тогда было другое время, другие условия. А черты характеров, поведение неприкаянных людей повторяются. Каким же типом является убийца семьи Пастуховских? Сумасшедший, наркоман, маньяк?

В Барнауле, где работал Виктор до прихода в Омский угрозыск, ему приходилось участвовать в ряде серьезных операций по задержанию опасных преступников. Были погони, схватки, стрельба. Однако нынешняя ситуация ставила его в положение сапера, шагающего по заминированному полю. Не знаешь, откуда ждать беды.

...Загнанным зверем чувствовал себя Кулажин. Охмеление вседозволенностью прошло, наступило отрезвление. Куда пойти, что делать? Ранним утром его охватил страх, когда был разбужен милиционером на вокзале. Конец? Но обошлось, милиционер просто-напросто выдворил его из помещения. «Дождусь вечера, пойду к Мясновой, она ничего не знает. Притворюсь больным, отлежусь у нее несколько дней, потом подамся в тайгу, а там видно будет», — так размышлял Кулажин, сидя на скамейке в сквере. И не замечал, что за ним пристально наблюдает молодой человек в темно-синем костюме.

«Он, — оценивал Виктор про себя, всматриваясь в фотографию. — Он! Надо задерживать, не теряя времени».

Осторожно обойдя скамейку, Виктор оказался позади сидевшего.

— Кулажин! Встать, руки назад! Следуй вперед, не оглядывайся! Стреляю без предупреждения!

От места задержания до Управления внутренних дел — ходу пять минут. На втором этаже Виктор обыскал задержанного. В кармане пиджака нашел ударно-спусковой механизм ружья, милицейский свисток и удостоверение личности на имя Пастуховского.

Убийца — в кабинете начальника УВД. Здесь же прокурор области Павел Филатович Толкачев. В Серебряковку по рации поступает сообщение: «Кулажин задержан, возвращайтесь!»

Через час мы — в Управлении. В кабинете полковника Яков Александрович Злацовский ведет допрос Кулажина. Разговор для последнего трудный. Нелегко признаться в зверском преступлении, особенно — в убийстве четырехлетнего мальчика.

Назавтра для уточнения обстоятельств убийства Кулажин был вывезен в Омский район. Он показал, как выкрал ружье и патроны из квартиры родственников, где и как поджидал Лукину и стрелял в Кириллова, как похитил коня на Комсомольской ферме, где провел после этого ночь, покупал водку, как добрался до картофельного поля.

Здесь у него и возникло желание завладеть автомашиной. С ее помощью он намеревался заработать денег и уехать в другую область. Решительность милиционера Пастуховского спутала все его карты. И тогда он решился на крайнее: открыл стрельбу. А мальчика добил, чтобы не осталось свидетелей. Кулажин показал место, где разобрал и выбросил стволы и разбитое ложе ружья, пиджак убитого Пастуховского.

По делу было проведено много экспертиз. Признано, что Кулажин в момент совершения преступления психически был вменяем.

Дело об убийстве семьи Пастуховских рассматривалось коллегией областного суда под председательством Юрия Ивановича Аносова. Приговорили Кулажина к исключительной мере наказания.

Суд вынес тогда частное определение в адрес руководителей Ачаирского совхоза, проявивших полнейшее безразличие к поведению находившегося у них на перевоспитании Кулажина, а также в адрес облздравотдела, работники которого грубо нарушили инструкцию и не уведомили органы милиции о стрельбе в Ясной Поляне и раненом Кириллове. Ведь если бы не их беспечность, кто знает, дальнейших несчастий можно было бы избежать, вовремя изолировав преступника.

САМООГОВОР

В начале декабря 1963 года ранним утром ко мне на квартиру позвонил дежурный по Управлению внутренних дел И. К. Андриенко. Сообщил, что в 112 номере гостиницы «Сибирь» совершено серьезное преступление: у председателя колхоза имени XXII Партсъезда И. Ф. Региды похищен костюм с документами, удостоверяющими, что он депутат Верховного Совета СССР, нагрудный депутатский знак, Звезда Героя Социалистического Труда, партийный билет, деньги.

Задача стояла нелегкая: установить преступника, найти похищенное и возвратить владельцу.

В первые часы и дни поиска были опрошены десятки людей: жильцы гостиницы, горничные, другие служащие. Сам же потерпевший ничего существенного сказать не мог. В момент совершения преступления он уже спал, его же товарищ по номеру — председатель Называевского райисполкома — ушел ужинать в ресторан, оставив дверь номера открытой. Этим и воспользовался преступник. Одна из горничных пояснила, что поздно вечером в гостинице находился электрик Куприн, ходил по этажам, в двух номерах заменил электролампы, а в номере, соседнем с тем, где совершено преступление, заменил настольную лампу. Появилась первая рабочая версия: кража совершена Куприным. Группа работников уголовного розыска — В. Колодько, В. Н. Матвеев, С. Н. Панфилов и др. — занялась отработкой этой версии.

Куприн оказался личностью интересной. В прошлом судимый, он не жил с семьей, в рабочее время употреблял спиртное, пил «рассыпуху», которая в то время, к сожалению, продавалась в любом продовольственном магазине. После работы в местах продажи этого зелья встречался с лицами сомнительного поведения, «двоил», «троил». Спать оставался у своих сожительниц. В один из запойных дней Куприн учинил хулиганские действия в магазине, за что постовым и дружинниками был задержан и доставлен в Куйбышевский райотдел милиции. Составлен административный протокол. Судья определил ему административное наказание —10 суток ареста. Дальнейшую работу с Куприным поручили одному из лучших и опытных работников уголовного розыска Лаврентию Григорьевичу Першину. Начались серьезные, длительные беседы с Куприным, уточнялись его показания, проверялись источники доходов, которые давали ему возможность ежедневно употреблять спиртное не только в магазинах, но и посещать вечерами рестораны и кафе, заказывать неплохо сервированные столики, расплачиваться за своих приятелей и приятельниц. Да и при задержании у Куприна были обнаружены деньги, сумма которых далеко превышала полученную накануне зарплату.

Через три дня после задержания и отбывания наказания в КПЗ (на работы его не выводили из-за опасения, что обязательно найдет возможность употребить спиртное) Куприн через дежурного попросил свидания с Першиным, которому «чистосердечно» рассказал: «...Мне известно, что за пять дней до моего задержания в гостинице «Сибирь», где я работаю электриком, совершена кража у жильца 112 номера. Похищены костюм и документы с деньгами. После бесед с Вами, зная гуманизм нашего законодательства, считаю своим гражданским долгом чистосердечно рассказать о том, что это преступление совершено мною.

В этот день я, как всегда, был «на взводе». Еще с утра поступило несколько заявок на замену перегоревших лампочек в комнатах 3-го этажа, на установку переносной электролампы в 114 номере. Днем удовлетворить эти заявки не мог: дрожали руки со вчерашнего. Сходил в магазин «оздоровиться», выпил несколько стаканов вермута. На работу выйти уже не смог. Знаю, что за мной следят десятки пристальных глаз сослуживцев. Я и до этого имел не один неприятный разговор с Ольгой Васильевной (директор гостиницы) о моем неправильном поведении. Но обещанного не выполнял. Считал, что никто ничего не заметит. После опохмелья почувствовал, что «переборщил», решил заявки выполнить вечером, когда администрации гостиницы не будет. На работу пришел в 11-м часу вечера. Быстро заменил электролампы, установил настольную лампу в 114 номере. Проходя по коридору, обратил внимание на открытую дверь 112 номера. Заглянул в номер. На койке спал мужчина, вторая койка была свободной. На стуле висел костюм, я быстро проверил карманы и обнаружил деньги. Внезапно у меня вспыхнула мысль взять этот костюм. Быстро снял его со спинки стула, засунул под пальто и через «черный» ход вышел во двор гостиницы, где спрятал под складирующиеся тарные ящики. На следующий день, придя на работу, узнал, что в гостинице «Сибирь» находятся работники уголовного розыска. Боясь попасть в поле их зрения, за украденным не пошел, решил выждать. Костюм должен находиться там, под ящиками».

Куприн весьма охотно все рассказанное изложил на бумаге.

Першин предложил Куприну выехать на место, показать, где спрятано похищенное. Куча тарных ящиков оказалась на месте, хотя, судя по показаниям Куприна, она была там и 7 дней назад.

Тщательно осмотрели «склад» тары, но костюма не обнаружили. Подозреваемый пояснил: «Наверное, кто-то увидел и унес». Получалось: вор у вора дубинку украл. Пришлось много поработать, чтобы перепроверить «чистосердечное» признание Куприна, настаивающего на своих показаниях. Были установлены очевидцы, пояснившие, что в день совершения преступления он уходил с работы через парадный ход, хотя Куприн утверждал, что ушел через ворота ресторанного двора. Появилось сомнение в правдивости показаний «кающегося». Першин скрупулезно стал допрашивать Куприна о похищенных вещах и предметах. На вопросы: «Поясните, какого цвета был взятый Вами костюм и что, кроме костюма, Вами было взято?» — последовал ответ: «В номере был полумрак, а, кроме костюма, я ничего не брал». Преступником же были украдены и кожаные меховые перчатки, имеющие по показаниям потерпевшего характерные особенности. Стало ясно, что Куприн себя оговаривает. Были приглашены специалисты из соответствующей клиники, которые констатировали у Куприна психическое расстройство на почве алкоголя, он был переведен в специальную больницу. После излечения и выписки из больницы мы беседовали с Куприным о причинах, толкнувших его к самооговору, источнике получения денег, превышающих его доходы. Он пояснил, что очень хотелось выпить, своим «признанием» думал войти в доверие к следователям, воспользоваться их гуманностью, раньше срока освободиться из КПЗ и удовлетворить свое желание. Куприн не учел одного: его наказал суд и ни один следователь раньше 10 суток освободить его не мог. Наличие денег объяснил тем, что проводил «левые» работы, назвал адрес. При проверке показания его подтвердились.

Поиск продолжался. Оставалось несколько дней до серьезного совещания в Москве, где должен был присутствовать потерпевший. Без документов, похищенных у него неизвестным преступником, поехать в Москву он не мог. В розыскные мероприятия были включены все работники уголовного розыска райотделов Омска, в первую очередь Куйбышевского района. Мероприятия розыска по этому району возглавил заместитель начальника райотдела Арон Семенович Кац, имевший немалый опыт в оперативно-розыскной и следственной работе, в оперативную группу входили опытные оперативные работники Переверзев, Самойлов, Гофман и другие. 23 декабря в поле зрения Гофмана попал некто Бородихин, проживающий по улице Пушкина. В прошлом он был уже судим за карманные и квартирные кражи, освободился из мест заключения в июне 1963 года, но поступать на работу не спешил. Бородихин носил перчатки, которые внешне очень походили на похищенные в гостинице.

Решили задержать Бородихина, подробно побеседовать с ним об образе жизни, где он находился и чем занимался в день совершения преступления, тщательно осмотреть перчатки, выяснить, где и когда они приобретены.

Рано утром 24 декабря Бородихина доставили в уголовный розыск. Беседу с ним проводил А. С. Кац. Она была долгой и трудной. На все вопросы следовал ответ: не помню, не знаю, нигде не был, никуда не хожу, на работу устроиться еще не успел, перчатки купил на рынке у неизвестного.

С учетом, что перчатки по своим индивидуальным признакам уж очень совпадали с похищенными, решили произвести в квартире Бородихина обыск. Получили на это санкцию прокурора. Бородихин оставался на допросе и об обыске ничего не знал. Оперативные работники, прибывшие на квартиру Бородихина, предъявили его матери постановление о производстве обыска, объяснили, что они хотят найти, предложили ей добровольно это выдать. Анна Николаевна сразу же рассказала, что ее сын в начале декабря поздней ночью принес мужской костюм, который якобы случайно купил у неизвестного, но по размеру он ему не подошел, поэтому носить он его не стал, а положил в чемодан, где он находится и сейчас. Костюм, который мы так долго искали, был изъят.

Как будет реагировать Бородихин (разговор с ним в кабинете уголовного розыска продолжался) на то, что костюм потерпевшего у нас? Он по-прежнему не откровенен, скрытен. Предложили ему быть более откровенным. Паясничает. Задали конкретный вопрос:

— Перчатки Вы купили случайно у незнакомого человека. А у кого Вы в это же время приобрели костюм?

— Какой костюм? Ничего не знаю!

— Может, Вам предъявить этот костюм?

— Пожалуйста!

Показали сначала чемодан. Признал, что он принадлежит ему. Открыли. В нем костюм. Задали вопрос, каким образом костюм оказался в его чемодане. Бородихин долго думал. Наконец, признался:

— Да, я украл этот костюм в одном из номеров гостиницы «Сибирь». Сказалась прежняя привычка.

Костюм — это не все. Мы и потерпевший, в особенности, заинтересованы в обнаружении документов и знаков.

Предлагаем Бородихину выдать их. Бородихин, немного поупрямившись, согласился поехать с нами, показать, где спрятаны документы и знаки. Первые оказались запрятанными за карнизом крыши одного из домов по 5 Линии, вторые — под обшивкой фундамента другого дома по этой же улице. После того, как все похищенное найдено, звоним в райотдел милиции района, где проживал потерпевший. Просим, чтобы он был в райотделе милиции. Встретились. В числе других предъявили на опознание и его костюм, который сразу же был опознан. Документы и знаки предъявлять не требовалось. Они принадлежали ему. Радость потерпевшего трудно передать. Он вовремя уехал в Москву.

Бородихин после отбытия наказания встал на правильный путь. Женился. Работает. С прошлым покончил.

ОРУЖИЕ СЛУЧАЙНО НЕ СТРЕЛЯЕТ

Оставалось три месяца до моего отпуска. Предвкушая знакомство с Японией, Филиппинами, Малайзией, Сингапуром, Вьетнамом, я готовился к поездке, в свободное время заглядывал в книги и журналы. Хотя, честно сказать, досуга остро не хватало.

Оперативную обстановку в городе осложняли преступления октября 1977 года: кража товаров с контейнерной станции, разбойное нападение на сторожей дорожно-ремонтных мастерских и кража денег из здешней кассы, нападение на вахтера завода, у которого отобрали револьвер системы «наган» с семью боевыми патронами, вооруженное сопротивление группе работников милиции, тяжелое ранение капитана Шарафутдинова и горожанина Садовского. Весь аппарат уголовного розыска города не знал отдыха.

Расскажу подробнее об этих преступлениях.

Первого октября в Ленинский райотдел милиции поступило сообщение: ночью неизвестные преступники проникли на контейнерную площадку и, разломав внушительную упаковку, похитили детские трикотажные изделия стоимостью более 1200 рублей. Никаких вещественных доказательств преступники не оставили. Впрочем, следы не особенно-то и искали.

Через два дня, вечером в Управление внутренних дел прибыл водитель 6-го автохозяйства и отдал большой тюк с детским трикотажем. Выяснилось, что в обед на площади у железнодорожного вокзала к нему в машину сел неизвестный и предложил поехать на вещевой рынок. Вышло так, что за их «такси» долгое время следовала милицейская машина. Пассажир заволновался, занервничал и попросил остановить у продовольственных магазинов близ 20-й Линии. Неизвестного, как говорится, след простыл. А милицейская машина, не останавливаясь, прошла мимо. Шофер ожидал пассажира несколько часов, но тот не появился. Тогда, раздираемый любопытством, таксист заглянул в оставленный багаж и, увидев содержимое, прямиком направился в УВД.

Доставка «груза» была соответствующим образом оформлена, шофера поблагодарили, и он уехал. К сожалению, и здесь не обошлось без «проколов». В беседе водитель, указывая приметы, отметил, что у пассажира на левой руке нет двух пальцев. Как ни странно, ни дежурная часть УВД, ни оперативные работники уголовного розыска ни этой информации, ни в целом событию не придали должного значения.

Реальных мер к установлению «беспалого» никто из работников угрозыска и линейного отдела милиции не предпринял. Хуже того, о краже товаров из контейнера и последующей «находке» не был проинформирован личный состав райотдела милиции.

...Рано утром 7 октября в Ленинский РОВД позвонили по телефону два сторожа дорожно-ремонтных мастерских отделения железной дороги. Поздним вечером накануне, когда они пили чай, к ним в сторожку ворвались в полумасках три человека, угрожая физической расправой, отвели в цех, затем в контору, уложили на пол и связали обоих.

Вскоре таким же образом к ним «приобщили» и кочегара. Потом налетчики проникли в кассу, взломали сейф и, захватив деньги, скрылись.

На место происшествия немедленно выехала оперативная группа РОВД и линейного отдела. Осмотр места происшествия, дальнейший поиск преступников возглавлял Василий Антонович Дубицкий. Сторожа Попов и Голубева, кочегар Решетников показали место в конторе, где они лежали связанными, припоминали ряд угроз в свой адрес.

Голубевой, например, сказали: «Бабка, молчи, а то это будут твои последние слова». Попова вначале ударили в зубы, в живот, потом припугнули: «Молчи, если хочешь жить». Решетникову зажали рот, привели в контору, связали, положили лицом вниз вместе с Голубевой и Поповым. Один из неизвестных остерег другого: «Ты так оружие не держи, а то может случайно выстрелить». Всем свидетелям-потерпевшим было приказано лежать и не подавать признаков жизни в течение получаса после того, как отбудут налетчики.

Злоумышленники, вскрыв сейф, обнаружили в нем 876 рублей. Здесь они явно просчитались. Контора вот-вот должна была получить заработную плату.

В ходе расследования стало ясно, что преступники уехали с территории мастерских на автомобиле ЗИЛ-555, прихватив из сторожки ружье и патроны к нему. Бензин у них, видимо, был на исходе, и потому они бросили машину на улице Ростовской.

В Ленинский райотдел были вызваны все местные оперативные работники и участковые инспектора. Чуть позднее подъехали начальники уголовных розысков других районов города, группа оперативных работников УВД во главе с начальником отдела Владимиром Григорьевичем Каракаем.

Начался обмен мнениями. Да, такого дерзкого разбоя уже давно не было. По всему видно, что преступники — «опытные», отчаянные и шли на дело, рассчитывая на хорошую выручку. Дубицкий терпеливо выслушал суждения товарищей, одобрил предложения об отработке лиц, представляющих оперативный интерес.

Значительная группа сотрудников была оставлена на территории мастерских: им предстояло тщательно осмотреть место происшествия, обнаруженную на улице Ростовской автомашину, переговорить со всеми рабочими. Ведь без наводчика здесь явно не обошлось.

К сожалению, служебно-розыскная собака оказалась бессильной.

...В ночь на 14 октября стрелок ВОХР одного из заводов Алексеева, находясь на службе, по привычке вышла на улицу из оборудованного поста. Внезапный удар по голове лишил ее чувств.

Придя в сознание, Алексеева ощутила себя связанной, головной платок был заткнут в рот, кобура пистолета расстегнута, револьвер с 7-ю боевыми патронами отсутствовал. Склонившись над ней, стояли двое неизвестных. «Молчи, если хочешь жить», — и ствол со взведенным курком коснулся ее головы. О чем-то пошептавшись, оба ушли на территорию завода. С трудом Алексеевой удалось освободиться от пут, добежать до поста и доложить начальнику караула о случившемся.

Через три минуты о ЧП было сообщено дежурному райотдела.

Да, неприятно было руководителям завода слышать гневные слова вохровцев: на службу отряда-де никакого внимания не обращается, заводской забор — в завалах и проломах, личный состав охраны хронически недоукомплектован, поэтому на посты стрелки расходятся самостоятельно, без разводящего, в отряде нет транспорта. И много, много других жалоб.

Ранним утром сходимся в кабинете начальника Ленинского РОВД обсудить происходящее, определить линию дальнейшего поведения, распределить силы. По ассоциации вспомнили аналогичные старые «дела».

...Июнь 1960 года. Четверо неизвестных в масках накинулись на сторожа химико-механического техникума, связали его, вскрыли сейф, похитили два пистолета системы Марголина и несколько пачек патронов к ним. Месячный розыск преступников успехом не увенчался. А через месяц случилось несчастье. Вооруженный преступник ворвался вечером в сберкассу, велел всем не двигаться и стал хватать деньги. Кто-то сделал попытку дать сигнал о нападении. Грабитель открыл огонь, убил контролера, ранил второго и с деньгами скрылся.

Розыскникам в тот раз помогли вездесущие мальчишки. В лесопосадке, неподалеку от Черлакского тракта, они наткнулись на брошенный кем-то чемоданчик, а около него — ленты от банковских упаковок. О находке сообщили в милицию.

Чемоданчик был приметным, на нем отпечатались следы веревочных креплений от коньков. Наши работники показали его учащимся техникума, выставили на обозрение в кассе, где выдавалась стипендия.

И вот одна из студенток воскликнула: «Да это же Петрова чемодан, мы с ним зимой часто ходили на стадион». Дальнейшие события развивались довольно быстро. Не составило большого труда найти студента Петрова, его брата, двух приятелей. Правда, владелец чемодана накануне отбыл на пароходе в Салехард.

Старший оперуполномоченный Петр Иванович Черноок на «Волге» срочно выехал в Тару, там встретил судно. Петров был «снят» с борта, доставлен в райотдел милиции и, припертый фактами, сознался в содеянном. По телефону поступило сообщение о том, что он назвал своих соучастников. Все они в ту же ночь были арестованы.

В задержании и первичных допросах подозреваемых активное участие принимали наряду с розыскниками УВД Савелий Яковлевич Шерман, Николай Иванович Горбунов, Арон Семенович Кац.

Из показаний задержанных стало известно, что пистолеты они после ограбления сберкассы побросали в котлован. «Добровольцы» часами месили грязь в поисках оружия. Пришлось вызвать пожарных, которые откачали воду. И оружие было найдено. Преступники в это время сидели неподалеку в милицейских машинах. Потом их с трудом удалось увезти с места событий, поскольку к котловану подошло много людей, которые хотели расправиться с преступниками.

Все участники преступной группы были осуждены к длительным срокам лишения свободы.

Припомнился и другой случай. В глухую октябрьскую ночь 1969 года по территории шинного завода проходила контролер Мишина (фамилия изменена). Неожиданный удар в голову лишил ее чувств. Придя в себя, она не обнаружила при себе револьвера с патронами.

Первичный допрос показал, что незадолго перед происшествием она обратила внимание на неизвестного, одетого в тренировочный костюм синего цвета. Кстати, этого человека она и раньше встречала на заводе.

Через два дня после случившегося произошел почти комический случай в комиссионном магазине на Слободском рынке. Время было обеденное. Продавец только собралась закрыть магазин, как в него вошел мужчина и, выхватив оружие, скомандовал: «Ни с места, руки на голову, подойди к сейфу и открой его!» Женщина, не растерявшись, ответила: «Чего? Ты брось эту игрушку, видела я таких пугальщиков. А ну, вали прочь отсюда!» Неизвестный ушел. Продавец обрисовала приметы мужчины: «Одет в полупальто спортивного покроя, под ним синий спортивный костюм, на вид 25 лет, роста низкого».

Немало труда пришлось потратить работникам уголовного розыска, чтобы выйти на предполагаемого преступника. Понадобились десятки встреч с руководителями спортивных коллективов, тренерами, спортсменами.

А между тем однотипные налеты продолжались.

В обеденный перерыв в продовольственный магазин, что на Красном Пути, вошли двое неизвестных, скомандовали продавцам не двигаться, отключили телефон и, забрав выручку, как говорится, «сделали ручкой». Пострадавшие подняли тревогу лишь через полчаса — время достаточное, чтобы замести следы.

Опрос продавцов выводил нас опять на приметы человека, пытавшегося ограбить комиссионный магазин. Мы понимали, что каждый день пребывания преступника на свободе чреват тяжкими последствиями.

Не буду входить в подробности. Из-за них повествование стало бы намного длиннее. Как бы то ни было, работникам розыска удалось установить, что нападение на стрелка охраны совершил некий Андрей Иванович Архутов, мастер спорта по классической борьбе. Он же участвовал в налетах на комиссионный и продовольственный магазины.

История его падения банальна. Неумеренность почитателей, дармовые угощения породили неудержимую тягу к «красивой жизни». Талант его таял, слава уходила безвозвратно. Утешения он искал в ресторанах, требовавших больших денег. И Архутов решился на воровство. За хищение спортивного имущества был осужден к двум годам лишения свободы. После освобождения под кров родителей не вернулся и перешел, можно сказать, на нелегальное положение.

Это, естественно, сильно осложнило наш поиск. Пришлось срочно устанавливать борцов классического стиля, хорошо знавших Архутова. Среди них, кстати, оказались и некоторые милиционеры. Были взяты «под колпак» рестораны. И результат не замедлил сказаться.

Поздно вечером в моем кабинете раздался звонок:

— Говорит Алексей. Я нахожусь в ресторане «Маяк». Архутов здесь!

Срочно, оперативной группой, следуем к речному вокзалу, в машине распределяем роли.

Я с Рудольфом, хорошим знакомым Архутова, подхожу к столику, где он сидит. Здороваемся.

— Андрей, давно тебя, брат, не видал. Познакомься, мой хороший товарищ, — говорит Рудольф.

Архутов поворачивается ко мне, подает руку. Мгновенная схватка — и он скручен. Буквально на руках выносим его в раздаточную ресторана. Подоспевшие работники розыска обыскивают Архутова, изымают оружие, надевают наручники и увозят в Управление.

Впоследствии Архутов был осужден к 15 годам лишения свободы. К сожалению, он так и не выдал своего соучастника. Тот канул в милицейских архивах и, может быть, совершил не одно преступление.

Но вернемся в октябрь 1977 года. Факт захвата оружия заставил нас создать штаб по раскрытию опасных преступлений и предупреждению новых. Вся тяжесть оперативной работы ложилась на Ленинский райотдел милиции. Немало трудностей падало на сотрудников, занимавшихся преступниками, похитившими промтовары на контейнерной площадке, совершившими разбой на ремонтной станции и нападение на стрелка ВОХР.

Мы опирались лишь на общие отправные данные: один из преступников имел дефект левой кисти — отсутствие двух пальцев. Об этом свидетельствовали и следы на руле угнанного ЗИСа. Пришлось перерыть уйму архивных материалов, оперативно-розыскных карточек, провести многочисленные беседы с участковыми инспекторами, коллегами из исправительно-трудовых учреждений.

Наконец, в поле нашего зрения попала колоритная фигура Валерия Аркадьевича Блоцкого, 1947 года рождения, в прошлом судимого за грабеж, хулиганство и кражу государственного имущества. После освобождения Блоцкий общественно полезным трудом не занимался, перешел на нелегальное положение, оставив мать, жену и четырехлетнего ребенка. В установление личности Блоцкого, его идентификацию немало сил вложили сотрудники уголовного розыска Анна Бессонова и Елена Кириллова.

К сожалению, никто из сотрудников Ленинского РОВД, Управления уголовного розыска Блоцкого в лицо не знал. Ни дома, ни у родственников и знакомых он не появлялся. Согласно намеченному плану сотрудники милиции «перекрыли» сберкассы, магазины. Была повышена бдительность инкассаторской службы.

Наступило 26 октября. Вечером на улицах Ленинского района, как всегда, бурлила жизнь. Работники милиции находились на своих местах и маршрутах.

Свободный от службы сотрудник РОВД Крайветников, проживавший в общежитии треста «Омсктрансстрой», оставив в своей комнате форменное милицейское пальто и шапку, ушел на занятия в вечернюю школу. Блоцкий, который, как оказалось, был частым гостем в общежитии, проник в комнату Крайветникова и решил прогуляться в его шинели. На проспекте Маркса, около дежурного магазина, он обратил на себя внимание офицеров милиции Кузнецова, Гунина и Шарафутдинова.

— Товарищ сотрудник, подойдите сюда, — сказал Кузнецов. — Почему Вы нарушаете форму одежды, надеваете шинель поверх гражданского костюма? Предъявите удостоверение личности!

Ничего не сказав, «нарушитель» бросился наутек. Отбежав примерно на двадцать метров, он обернулся, произвел два прицельных выстрела в работников милиции и снова побежал.

Почувствовав, что его догоняют, ряженый опять остановился и трижды выстрелил в преследователей. В результате был тяжело ранен в лицо капитан Шарафутдинов. Другая пуля угодила в бок находившегося вблизи гражданина Садовского. Воспользовавшись минутным замешательством, преступник ушел от погони. Однако Кузнецову удалось проследить, что беглец скрылся в подъезде общежития «Омсктрансстроя».

Шарафутдинова и Садовского «скорая помощь» увезла в больницу. Позже пришлось серьезно разбираться, почему офицеры не открыли ответного огня. «Думали догнать и взять живым», — объясняли они.

В связи с этим невольно задаешься вопросом: а всегда ли работники милиции готовы к действиям в самых экстремальных ситуациях? За последние годы изменился облик милиционера, заметны его подтянутость, выправка, здоровый цвет лица. Но сплошь и рядом руки таких здоровяков заняты либо большим портфелем, либо «дипломатом». Можно подумать, что это — банковский чиновник в милицейской форме. Бросит ли свой портфель или «дипломат», когда потребуется его помощь? Где же положенная милицейская сумка или офицерский планшет?

Вахтер общежития сообщила, что скрывшийся «милиционер» не кто иной, как трехпалый «Блоха», и что в одной из комнат спит нетрезвый его дружок. С трудом того растрясли и доставили в райотдел.

Им оказался некий Бастрыкин, 1953 года рождения, в прошлом судимый за драку. Он числился трубоукладчиком водремслужбы. После недолгого запирательства Бастрыкин признался в краже на контейнерной станции, нападении на сторожей дорожно-ремонтных мастерских и захвате оружия. Больше никакой вины за собой он не признавал. Неизвестен был ему и адрес «Блохи», который в гости к себе никого не звал, а сам наведывался к приятелям, когда хотел.

Ежедневно, поздними вечерами, в кабинете генерала проходили оперативки, где обсуждались сообщения о проверенных подозрительных лицах, намечались новые варианты поисков вооруженного бандита.

4 ноября, около 11 вечера, в моем кабинете раздался звонок. Неизвестная сообщила: «Блоха» находится у Ани» и назвала адрес. С включенной сиреной, на большой скорости неслась по городу наша машина. Потребовалось десять минут, чтобы преодолеть расстояние от Управления до Московки.

Оперативная группа во главе со старшим уполномоченным Мироном Агрбой ворвались в квартиру Ани. Блоцкого обнаружили во второй комнате. Пальто его с пистолетом в кармане висело в коридоре, и он не оказал серьезного сопротивления.

Блоцкий ни на следствии, ни в суде не запирался, он лишь «сглаживал углы». Оба преступника были приговорены к длительным срокам лишения свободы.

Как и в деле Архутова, ушел от наказания неустановленный партнер «Блохи» по разбойному налету на сторожей ремонтных мастерских. На таких преступников, как правило, дела выделяются в отдельное производство. А розыск их, увы, предается забвению.

И В БОЛОТЕ СЛЕДОВ НЕ СПРЯЧЕШЬ

Петр Иванович и Надежда Петровна были приглашены в гости к родственникам в соседний район. Предложение заманчивое. Но как быть с девятилетней Таней? Взять ее с собой — значит, подвергнуть тяготам долгой, метельной дороги. Да еще и оторвать от школы. Надо оставить дома. Соседи пообещали, что последят за девочкой: и накормят, и выполнение уроков проверят, и спать уложат. На том и порешили.

На следующее утро соседи встревожились: дверь Таниного дома — на замке. Заглянули в окно: жилым, как говорят, не пахнет. Обежали всех ее подруг по третьему классу, надеясь, что заигралась у кого-нибудь допоздна и заночевала. Безрезультатно.

В известность немедленно были поставлены администрация леспромхоза и дирекция школы. По местному радио передали обращение ко всем жителям поселка с просьбой сообщить, кто и где видел Таню во второй половине 9 февраля.

Не дождавшись ничего утешительного, обратились к участковому инспектору. Тот доложил в райотдел милиции.

Начальник РОВД А. М. Немыкин создал оперативную группу и выехал в поселок Алексино. Но перед тем позвонил дежурному УВД.

Тревожное сообщение было доложено генералу. Он вызвал к себе начальника уголовного розыска и поставил задачу: во что бы то ни стало найти девочку. На место происшествия командировали одного из опытных розыскников Юрия Калинникова.

Первичные меры розыска были сориентированы на следующую версию: Таня пошла в тайгу и заблудилась. Сотни лыжников — старшеклассники средней школы, комсомольцы, рабочие леспромхоза, — в пургу прочесали местность в радиусе 10-15 километров от поселка.

«Проческа» оказалась безуспешной.

Опробовали и другую версию, допустив, что Таня уехала с попутной машиной к родственникам, где гостили ее папа и мама. Срочно установили, кто выезжал 9 февраля из поселка. Телефонограммами попросили работников райотделов милиции встретиться с водителями и выяснить, не брал ли кто с собой в путь из Алексино девочку-школьницу. Отрицательные ответы поступили отовсюду на следующий же день.

Родители Тани, вернувшиеся в Алексино по первому сигналу, были буквально потрясены происшедшим.

Дальнейшие мероприятия по розыску Тани тоже были тщетными. Правда, следовало бы по горячим следам заинтересоваться одной информацией. Кто-то из жителей рассказал, что в ночь с 9 на 10 февраля было совершено нападение на рабочую леспромхоза некую Люсю.

Тогда к ней приставал неизвестный, жестоко избил ее. К сожалению, работники уголовного розыска не придали этому значения. Все усилия направлялись в основном на отработку наиболее, по их мнению, вероятной версии: с Таней произошел несчастный случай, она — жертва пурги.

Прошло почти два месяца. 4 апреля в УВД поступило сообщение из Усть-Ишима. В двух километрах от Алексино, на болоте, найден вытаявший из снега, обезображенный грызунами труп Тани. При внешнем осмотре обнаружены явные следы насильственной смерти: рвано-рубленые раны на голове, повреждения в области других жизненно важных органов.

Срочно созданная оперативная группа выехала в район. «Газик» вел один из старейших работников гаража Григорий Потапович Василенко — наш бывалый и мудрый «Хоттабыч». Машины он водит с 1930 года, освоил самые разные типы и марки. В свое время был одним из организаторов колхоза в Одесском районе. Участвовал в войне с белофиннами, где получил ранение. С первых дней Великой Отечественной войны — снова на фронте и снова тяжело ранен. В 1943 году стал шофером омского УВД.

Весенняя распутица. Дорога очень трудная. Глубокой ночью 5 апреля мы, так сказать, капитально «засели» под Знаменкой. Хорошо, что нас ждали коллеги из тарской и знаменской милиции. Трактор «Беларусь», пробуксировав «газик» около 10 километров, вывел его на сносную дорогу.

В семь утра мы были в Усть-Ишиме. Полчаса приводили себя в порядок, затем собрались на оперативное совещание. На нем присутствовали работники милиции, райпрокуратуры и судебно-медицинский эксперт. Он пояснил, что Тане нанесено несколько ударов в область головы острорежущим предметом типа лопаты. Встал вопрос: кто мог это сделать? Определили круг вероятных лиц из числа жителей Алексино.

Не мешкая, мы выехали в поселок.

Около конторы леспромхоза нас ожидали рабочие, особенно много было женщин. Все потрясены случившимся, каждый выдвигает свои предположения. Причем сходятся в одном: преступление совершено не местным жителем, поскольку кадровые рабочие постоянно живут в поселке, каждый из них на виду.

По имеющимся в конторе документам установлены все сезонники из других хозяйств нашей и соседней областей, которые в то время работали на лесоучастках, заготавливали древесину. К моменту обнаружения трупа Тани все они разъехались по домам, потому что командировки их окончились.

Даны поручения начальникам райотделов милиции изучить образ жизни и моральный облик каждого. В случае выхода на «интересного» в оперативном плане человека «примерить» его к преступлению, тщательно отработать.

Через три дня были получены ответы, из которых явствовало, что ни один из проверенных особого интереса не представляет. Все они люди семейные, члены колхоза или рабочие совхоза, честно и добросовестно трудятся, ни в чем предосудительном замечены не были.

Решили вернуться к сообщению о случае с Люсей. Пригласили ее на беседу, попросили подробно рассказать о том, что произошло с ней в ночь на 10 февраля. Она долго молчала, потом произнесла:

— Зачем ворошить старое? Обида моя забылась, да я и не могу утвердительно сказать, кто ее мне нанес.

Пришлось долго убеждать женщину быть с нами откровенной: а вдруг в ее тайне — ключ к причинам гибели Тани.

И вот что мы услышали.

— Поздним вечером 9 февраля я дежурила в здании строящейся школы, — рассказывала наша собеседница. — Раздался стук. Спрашиваю: «Кто?» Ответ: «Открой, забыл инструменты». Открыла дверь и сразу же получила удар в голову. Я потеряла сознание и, что со мной произошло дальше, не помню. Очнулась лишь глубокой ночью. С трудом добралась до кочегарки, где мне оказали помощь, вызвали фельдшера. Кочегару и фельдшеру я рассказала о случившемся, но не назвала, кого я подозреваю. Вам же могу сказать: по голосу я определила, что это был рабочий из строительной бригады Алхин. Но утверждать не буду, могла и ошибиться.

Занялись личностью Алхина. Парню 24 года. За хулиганство отбыл два года в колонии. После освобождения несколько месяцев проживал в Омске у родственницы, сменил несколько мест работы. Часто пьянствовал, дебоширил. И, когда им заинтересовался участковый инспектор, Алхин, бросив работу, уехал в Алексино к престарелым родителям. Здесь поступил в строительную бригаду.

Надо отдать должное, он был неплохим плотником. А расчет имел лишь с бригадиром «шабашников».

Поэтому не случайно руководители леспромхоза на наш запрос ответили, что никакого Алхина они не знают, никаких правовых отношений с ним не имеют. Бригадир же в это время отсутствовал — он выехал на юг.

Самого Алхина дома не оказалось. Его родители объяснили, что 5 апреля он по непонятным для них причинам собрал свои вещи и сказал, что поедет в Новосибирскую область к тетке. Назвали ее адрес. И отец и мать при этом, что называется, в голос сетовали, что их сын ведет себя плохо, чрезмерно пьет, скандалит, деньги домой не приносит. В день отъезда из поселка вымогал у них 30 рублей. Необходимо было установить, где и с кем Алхин был 9 февраля, перекрестились ли их пути с Таней?

Участковый инспектор на вечернем оперативном разборе предположил, что небесполезно побеседовать с официанткой и буфетчицей столовой поселка. Они, судя по отдельным их высказываниям, что-то знают, но до конца не раскрываются. Тотчас же пригласили обеих в кабинет конторы леспромхоза, который был отведен нам для работы.

Будучи допрошены официально, они дали показания, которые сводились в основном к одному: 9 февраля, около 9 часов вечера, в столовую пришел Алхин вместе с жителем поселка Кудриным. Оба были пьяны. Кроме пива, в столовой никаких спиртных напитков не продавалось. Алхин подождал, а Кудрин ушел и через некоторое время вернулся с двумя бутылками вина. Опорожнив их, приятели еще более захмелели. Перед закрытием столовой в ней появилась девочка, купила булку хлеба и ушла. Вслед за нею в дверь буквально вывалился Алхин, а Кудрин остался до закрытия.

Кудрин эти показания при допросе подтвердил. Дополнительно он сообщил, что, увидев в столовой девочку, покупавшую хлеб, Алхин произнес: «А вот и моя соседка. Пойду провожу, а то ее родители уехали в гости, дома она одна».

После долгих разборов, советов, споров решили произвести у родителей Алхина обыск. Правда, прокурора на месте не было. Было использовано процессуальное право: в случае необходимости органы дознания имеют право произвести обыск с последующим уведомлением об этом прокурора. Производили обыск работники райотдела милиции. Ставилась задача: тщательно осматривать все вещи и предметы, оставленные Алхиным у родителей.

Мы понимали, какую травму наносим родителям Алхина — коренным жителям поселка, которых глубоко уважали все. Но иначе поступить не могли.

Обыск почти ничего не дал. Единственное, что оставляло надежду выхода на верный след, — валенки Алхина. Старые, замызганные, они имели полустертые пятна бурого цвета.

Срочно, с первым же самолетом, направили их в бюро судебно-медицинских экспертиз. Специалистов его попросили определить, нет ли на валенках следов крови. Если есть, то какой группы?

Для ускорения дела пришлось позвонить на кафедру судебной медицины нашей давней знакомой Иде Васильевне.

В феврале 1972 года в Куйбышевском районе Омска на улице Куйбышева было совершено серьезное преступление. При осмотре места происшествия розыскники обнаружили кровавую дорожку следов, ведущих к одному из домов на улице 3-я Линия.

Хозяева в тот момент отсутствовали. Группа наших работников была оставлена для задержания владельцев дома при их приходе. Ида Васильевна, участвовавшая в воскресный — для нее нерабочий — день в осмотре места происшествия, взяла на тампоны кровь «дорожки».

Срочно отправившись в лабораторию, сделала анализ и установила, что кровь принадлежит собаке. Этим заключением она сняла подозрение с честных советских граждан. Преступление в дальнейшем было раскрыто не без участия Иды Васильевны.

...Вместе с валенками на экспертизу направили заборы крови трупа Тани и кровь Люси. Через два дня Ида Васильевна сообщила, что на валенках имеются следы крови и пострадавшей, и убитой.

Принимаем решение: срочно установить местонахождение Алхина, задержать его и доставить в УВД. Поручили это работнику уголовного розыска Юрию Васильевичу Лохманюку.

Самим же нам надо было срочно выезжать в Омск. Дорога к тому времени окончательно раскисла. Поэтому мы решили оставить машину в райотделе и улететь самолетом.

11 апреля позвонил из Новосибирской области Лохманюк и доложил, что Алхин задержан. При этом он проявлял нервозность, возмущался: на каком-де основании сделан обыск, изъяты вещи, тем самым «нанесено оскорбление» его родственникам?

В этот же день поздно вечером Алхин был уже в Омске. Начинаем беседу. После ознакомления со статьей 38 Уголовного законодательства об обстоятельствах, смягчающих ответственность перед законом, Алхин подробно рассказал и собственноручно записал показания о том, что в ночь на 10 февраля 1975 года, будучи пьяным, приставал к Люсе, нанес ей телесные повреждения. Подписавшись, Алхин повеселел, видимо, решив, что это все.

— Вы ознакомлены с содержанием статьи 38 Уголовного кодекса. И, вроде бы, решили искренне признаться в совершенном вами преступлении, а тем самым помочь органам следствия объективно разобраться в содеянном. А там уж дело суда. Но ведь вы же не рассказали главного. Около 9 часов вечера 9 февраля вы вместе с Кудриным находились в столовой поселка Алексино. Ни вина, ни водки там не продавалось, было лишь пиво. Ваш приятель Кудрин пошел в магазин, через 5-7 минут принес две бутылки вермута. Вы, надеюсь, это помните?

— Да, это я хорошо помню. А что же еще вы хотите от меня?

— Только правду. Еще и еще раз правду. Продолжим воспоминания. Ваш приятель принес две бутылки вина. Вы его выпили. В это время в столовую зашла девочка. Вы помните это? Кто она, вы ее знаете?

— Да, я это все хорошо помню. Но зачем вы хотите мне что-то приписать? Я знаю, что в этот день исчезла Таня. Но ведь я-то к этому никакого отношения не имею.

— Знаете ли вы, что произошло с Таней?

— Мне об этом ничего не известно.

— 4 апреля труп Тани был обнаружен на болоте около Алексино. Это событие глубоко потрясло каждого жителя поселка. Не могли не знать об этом и вы. В связи с этим объясните причину вашего внезапного отъезда.

После продолжительного молчания последовал ответ:

— Не помню. 4 апреля я весь день пил, был пьян. Решение же о выезде из Алексино у меня созрело значительно раньше, хотелось уехать, бросить пьянствовать, начать жить по-новому. К тому же боялся, что Люся меня в тот вечер узнала, сообщит об этом в следственные органы.

— Расследованием установлено, что 9 февраля после распития спиртного вы из столовой вышли вместе с Таней. Сказали своему приятелю, что проводите ее. Что произошло дальше?

Снова долгая пауза, и наконец:

— Не помню, был пьян.

Стало ясно, что откровенного разговора с Алхиным у нас в этот день не получится. Рекомендую ему еще раз все продумать, оценить, напоминаю, что лишь откровенное раскаяние может облегчить его участь при вынесении приговора.

Алхина уводят в камеру, а я остаюсь наедине со своими мыслями. Нападение на Люсю доказано. Да преступник этого и не отрицает. Впереди главный вопрос. Как Алхин будет вести себя дальше? Мы имели в своем арсенале неопровержимую улику: на его валенках обнаружены следы крови, которые, по заключению Иды Васильевны, принадлежали не только Люсе, но и Тане.

Собрал товарищей посоветоваться. На этом оперативном совещании присутствовали не только работники уголовного розыска, но и Светлана Федоровна Гусельникова, которой прокурор области поручил вести дело, Ида Васильевна и другие. Решили продолжить допрос Алхина, ознакомив его с заключением биологической экспертизы. Как он отреагирует?

— Как отдохнули, что надумали? — спрашиваю парня, как только он входит в мой кабинет. — Надеемся, что наш предыдущий разговор заставил вас серьезно задуматься. Речь идет о Тане, причинах ее гибели. Как это произошло, расскажите правду.

Алхин надолго задумывается, потом выдавливает:

— А что меня ожидает, если я расскажу все, что произошло, как было?

— Многое зависит от вас, от вашей искренности.

И снова гнетущее молчание, раздумье. Мне, посвятившему многие годы оперативно-следственной работе, видевшему лица разных людей, для которых решение суда означало жизнь или смерть, стало ясно, что Алхин на переломе. Нарушаю тишину:

— Криминалистика, как и другие науки, не стоит на месте. Неужели вам непонятно, что научно будет доказано, кто и где был. Вам-то это понятно, или нет?

— Да, мне это понятно, но что же у вас имеется? Ведь у меня при задержании изъяты все личные вещи. И что же вы на них нашли, что имело бы отношение к гибели Тани?

— Эти вещи исследуются. Не будем спешить с результатом. Но, уезжая от родителей, вы оставили в их доме валенки. Так было? Можете их опознать?

— Да, действительно, валенки я оставил, ведь пришла весна, и они мне были не нужны.

— Так вот, валенки мы изъяли, направили на биологическую экспертизу. Она закончена. На них обнаружена кровь человека. Как эта кровь могла попасть на ваши валенки, кому она может принадлежать?

Последовала пауза, за которой чувствовались внутренние колебания допрашиваемого. Однако он продолжал, словно по инерции, запираться.

— Это, наверное, моя кровь. Я часто падал пьяным, разбивал себе лицо, руки.

Предъявили Алхину среди других его валенки. Он их уверенно опознал. Задаем вопрос:

— Каким образом на ваших валенках оказались следы крови, анализ которой показал, что она — двух групп и принадлежит Люсе и Тане?

— Не может быть!

Знакомим его с актом биологического исследования. Он в шоке.

И его можно понять. Припертому к стенке приходится признаваться в гнусном преступлении. И Алхин, запинаясь, исповедуется перед нами.

— Когда я уходил с Таней из столовой, то был пьян, смутно помню, что произошло. Пригласил ее, несмышленыша, в строящееся здание за якобы оставленным инструментом. Дверь долго не открывалась. Я рассвирепел, и когда дверь открыла женщина, то стал избивать ее. Таня вначале оцепенела, а потом пронзительно закричала. Женщина лежала недвижима, а Таня с криком побежала по улице. Я испугался, схватил лопату, догнал девочку и ударил несколько раз по голове. Потом унес на болото... Через два месяца обнаружили труп Тани. Я испугался и, чтобы избежать ответственности, уехал из поселка.

Следствие продолжала Гусельникова. Она вывезла Алхина на место происшествия, зафиксировала его действия и обстоятельства событий, назначила производство необходимых экспертиз.

Алхин был осужден на длительный срок лишения свободы.

Конечно, человека погубила прежде всего личная моральная распущенность. Однако основой ее было пьянство, точнее — беспредельное употребление спиртного. Ведь в то время оно лилось рекой: на вынос и в розлив, в любой торговой точке, в любом предприятии общепита.

Работникам милиции, как никому другому, часто приходилось встречаться с бедами, порожденными пьянством. Разлады в семьях и их распад, обездоленные дети, дебоши, злостные хулиганства, воровство, грабежи и разбои, насилия над личностью, нерадивое отношение к труду, полная деградация человека и, наконец, убийства — все это от «зеленого змия».

Через 5 месяцев мне снова пришлось побывать в Алексино, и снова по чрезвычайному происшествию. Шли уборочные работы. Выполняя распоряжение директора школы, учеников 5-6 классов переправили на катере через Иртыш на поля колхоза для сбора колосков. А в конце дня перевезти их обратно забыли, команда катера ушла пьянствовать.

На крики малышей за ними на моторной лодке подъехал пьяный подросток, посадил в лодку восемь девочек и повез их через реку, показывая «искусство» лихой езды. И доигрался. На середине реки опрокинул лодку, семь девочек утонуло.

Можно представить себе горе и возмущение родителей, всего населения поселка, прилегающих сел и района.

Пять дней водолазы вели поисковые работы, и пять дней на берегу Иртыша горели костры, зажженные родителями и родственниками погибших девочек. И снова причиной страшной беды была водка.

СТАРОМАЛИНОВСКИЕ «МЕДВЕЖАТНИКИ»

10 августа 1978 года. Начало отпуска. Через час отбываю с семьей в санаторий. Чемоданы уложены. Осталось бросить их в машину, потом забежать в Управление, доложить генералу об отъезде, попросить его взять на контроль отдельные дела.

Начальник УВД встретил приветливо, пожелал счастливого отдыха.

Я собрался было сделать «налево кругом». Вдруг — телефонный звонок. Генерал поднял трубку, послушал минуту-полторы, изменился в лице, знаком подал сигнал: дескать, садись.

— Сколько? — переспросил невидимого собеседника. — Более ста двадцати тысяч? Как это могло случиться?

Минут пять он — весь внимание — слушал.

— Ясно! Обеспечьте охрану места происшествия. К детальному осмотру не приступайте. Займитесь сбором возможной информации, опросите всех, кто связан с операцией получения и выдачи денег. К вам выезжает оперативная группа. Ее возглавит мой заместитель...

Отдав распоряжение, он молча прошелся по кабинету.

За долгие годы совместной работы я редко видел генерала таким взволнованным:

— Растяпы! Вот что, Анатолий Иванович, ваш отпуск отменяется. Срочно соберите оперативную группу и выезжайте в Нижнеомский район на центральную усадьбу совхоза «Береговой». Сегодня ночью неизвестные проникли в контору, взломали сейф и похитили более ста двадцати тысяч рублей... Это зарплата рабочих... Вы понимаете, что это такое? Численность группы не ограничиваю.

— Наряду с оперативниками возьмите подразделение милиционеров, одетых в форму, — продолжал он. — Блокируйте все выезды из села. Захватите радиостанцию. Она обеспечит устойчивую связь с Управлением... У нас организуется штаб, который будет работать по вашим сигналам. С собой возьмите Бичевого и Скороходова из уголовного розыска, Шерстнева из оперативно-технического отдела, Черноштана из следственного управления, опытного старшего офицера из службы милиции. Остальных работников пусть руководители подберут сами. Необходимый транспорт будет у подъезда через 30 минут. Вопросы будут? Нет? Тогда действуйте...

Звоню домой, сообщаю жене, что отъезд наш откладывается, выезжаю в командировку, прошу принести вещи и обувь.

По тревоге вызываю руководителей служб, информирую о случившемся, ставлю задачу. На сборы даю 20 минут.

И вот мы в пути. Следуем колонной из трех вездеходов УАЗ-469 и грузовой машины с подразделением милиции. Всю ночь шел дождь с грозой. Продвигаемся медленно, преодолевая распутицу и бездорожье.

Около 14 часов, наконец, добираемся до места происшествия. У здания совхозной конторы — толпа людей, как всегда в таких случаях — куча любопытных ребятишек. Многие селяне приехали из других отделений совхоза получать заработную плату.

Каких только разговоров здесь не услышишь. Критика руководства хозяйства, не обеспечившего своевременной выдачи зарплаты и не выставившего посты для охраны денег. Скепсис в адрес работников милиции, не сумевших разыскать преступников, укравших ранее, в июле, сейф с деньгами из местной конторы потребкооперации. Немало высказывалось и предположений, кто бы мог совершить это преступление: работники бухгалтерии по сговору с приезжими из города; жители других сел; временные рабочие из числа «шабашников»...

Даю распоряжение — построиться для получения приказа. Звучит четкая команда:

— Подразделение, равняйсь, смирно! Равнение на середину!

Печатая шаг, ко мне подходит майор и докладывает:

— Товарищ полковник! Личный состав по вашему приказанию построен!

Наступила мертвая тишина, даже ребятишки замерли. Через мегафон обращаюсь к коллегам:

— Товарищи! Минувшей ночью в совхозе совершено опасное преступление. Неизвестными лицами взломан сейф и похищена крупная сумма денег. Подчеркиваю, денег, которые предназначались для зарплаты. Они нужны рабочим, их семьям. Наша задача — найти украденное как можно скорее. Для этого надо поработать. Настойчиво, упорно, инициативно. Необходимо блокировать все выходы из села. Всех, кто попытается покинуть его, останавливать и тщательно проверять. Провести «проческу» лесных массивов. Службу нести бессменно, до розыска преступников. Вопросы есть? Товарищ майор! Развести личный состав по маршрутам, обеспечить их связью и питанием!

Затем несколько слов местным жителям:

— Мы найдем преступников. Но как скоро это будет, зависит и от вашей помощи. Нас интересуют все мелочи. Если кто из вас что-то видел или слышал, — придите, расскажите, посоветуемся. А сейчас прошу всех разойтись. Каждого из нас ждет работа.

Оставив группы оперативных работников для сбора информации, мы с Григорием Григорьевичем Черноштаном, Алексеем Бичевым и Сергеем Федоровичем Шерстневым зашли в помещение конторы. Начальник райотдела милиции доложил коротко о предпринятых до нашего приезда мерах. Нового в его сообщении было немного.

Приступили к осмотру места происшествия. Контора размещалась в здании барачного типа. В левом крыле размещались кабинеты директора совхоза, секретарей партийного и комсомольского комитетов, специалистов совхоза. Правую половину занимали профсоюзный комитет и бухгалтерия. Из нее дверь вела в кассу. Все двери бухгалтерии оказались взломанными. На полу в кассе валялся сейф со вскрытыми дверцами.

По опыту знаю: чем больше людей участвует в осмотре места происшествия, тем ниже его качество, его результативность. Особенно, когда много «начальства». Поэтому, поручив Шерстневу с группой криминалистов и следователем детально разобраться с обстановкой — описать место происшествия, определить пути и способы проникновения преступников в помещение бухгалтерии, способ и орудие взлома сейфа, возможное число участников преступления, зафиксировать и изъять следы преступников, — я с остальными обосновался в отведенном нам кабинете заместителя директора совхоза.

Установив связь с Управлением, дали первую радиограмму: приступили к работе.

Продолжительные беседы с директором совхоза А. Д. Треллером и его заместителем В. С. Купалловым, главным бухгалтером Н. Ф. Поляковым, заместителем главбуха З. В. Тарсенко, а также с Г. И. Коваленко, работавшей кассиром до 8 августа, ее преемницей В. А. Шуликовой и техничками Т. И. Ячменевой и Л. Горбуновой ничего полезного не дали, кроме вывода: в данном случае проявлена редчайшая безалаберность, допущено грубейшее нарушение известного Положения о ведении кассовых операций государственных, кооперативных и общественных предприятий, организаций.

Схема происшедшего вырисовывалась примерно такая: 9 августа зарплата рабочим совхоза не выдавалась, в 18 часов работники бухгалтерии «организованно» ушли домой, хотя у кассы стояли десятки «просителей», требовавших получку. Ни у кого не возникло даже мысли — выставить в бухгалтерии охрану. Технички не прибрали и тоже отбыли по родным углам, закрыв контору на висячий замок.

Я с нетерпением ожидал результатов осмотра взломанного сейфа. Наконец, Шерстнев доложил: «Сейф вскрыт механическим способом. Запорное устройство взломано предметом, похожим на монтировку — обнаружен ее осколок».

Естественно, розыскники в первую очередь заинтересовались производственными участками, где используются монтировки, — гаражом, узлом связи, электрогруппой. В гараже Александр Назаров установил несколько фактов пропажи инструмента: в начале июля исчезли две монтировки, кувалда, зубила; в августе — снова монтировки. Некоторые шоферы показали, что в июле они частенько пьянствовали с Алексеем Баранчиковым и Николаем Зайцем, работавшим шофером кооперативного торгового предприятия в то время, когда там, 5 июля, была совершена кража!

Подозрения на связистов-монтажников отпали сразу. Весь инструмент на узле связи был, как говорится, в наличии, и им не пользовались в течение недели. Зато особое внимание привлекли монтажники-высоковольтники районных электросетей. Бригадир этой службы Решетников пояснил, что под его началом — 7 человек, трое из них проживают на центральной усадьбе совхоза, остальные — на отделениях. В день кражи и на следующий день не выходил на работу Баранчиков: отпросился «косить сено и окучивать картошку».

Решетников пояснил также, что они постоянно пользуются монтажными ломиками, которые по окончании работы оставляют в кузовах автомашин. Когда наши сотрудники проверили, в кузовах ни одного из этих орудий не оказалась.

К концу дня мы располагали значительной информацией. Взяли на учет три автомашины сторонних организаций, убывших из совхоза ночью, десятки людей, ранним утром 10 августа уехавших в Омск на теплоходе. Установили приметы и признаки портфеля, который похитили преступники. Все это сообщили по рации в штаб розыска.

Тотчас же оперативными силами городской милиции были «закрыты» вокзалы, аэропорт, все питейные заведения областного центра. Началась активная проверка лиц, склонных к совершению преступлений.

11 августа при подворном обходе розыскники «вышли» на некую Катю, которая показала, что поздним вечером, после окончания киносеанса, она сидела в беседке вблизи своего дома с товарищем и видела, как два человека прошли к автомашине, залезли в кузов и бренчали железками, после чего ушли в сторону конторы. Около часу ночи она зашла домой, и вскоре погас свет. Отключение света с часу до трех подтвердили еще несколько человек. А ведь в это время как раз и было совершено преступление.

Однако, кто мог отключить свет? Скорее всего, люди сведущие, знакомые с системой. А это могли быть в первую очередь электрики-монтажники РЭС. Из семи электриков особо следовало, очевидно, заняться теми, кто проживал на центральной усадьбе.

Мы тщательно ознакомились с материалами уголовного дела о краже сейфа с деньгами в ночь на 5 июля из конторы потребкооперации. Тогда тоже была сильная гроза, шел проливной дождь. Неизвестные проникли на второй этаж, через окно выбросили сейф, погрузили его на автомашину и увезли. После было установлено, что преступники воспользовались автомашиной УАЗ-469, закрепленной за бывшим директором совхоза и оставленной им у своего дома без присмотра.

Из машин совхоза, находившихся в гараже, исчезли монтировки, кувалда, зубило. Все свидетельствовало, что преступники были местными жителями, но розыск их проводился пассивно. Ничего вразумительного нам не мог сообщить и местный участковый инспектор милиции.

А ведь молодежь села в течение месяца после кражи пребывала в «загуле». Водка и коньяк лились рекой, спиртное разбиралось из магазинов центральной усадьбы и соседних сел. Распития совершались в женском общежитии, в кустах у танцевальной и спортивной площадок, на берегу реки. В попойках активное участие принимали Александр Шестнер, Владимир Гаврилов, Тамара Говоруха и еще многие. Как выяснилось впоследствии, они «одалживались» на спиртное у определенной группы лиц, не задаваясь вопросом, откуда у «кредиторов» столько свободных денег.

Да, Анискин — «деревенский детектив» — из нашего участкового инспектора явно не получился. Существовала полная возможность раскрыть преступление по «горячим следам», но участковый ею не воспользовался и тем открыл путь ко второй краже.

...Тяжкое наследство досталось новому директору совхоза Александру Давыдовичу Треллеру. Воспитательная работа в совхозе была пущена на самотек. Многие главные специалисты, особенно главный бухгалтер, не стремились навести должный порядок. Трудовая дисциплина была низкой. Процветало пьянство. Памятны выдержки из бесед с работниками совхоза и жителями села.

Из протоколов допросов.

Ведомский В. И., тракторист-монтер: «8 августа ремонтировали автомашину, были Баранчиков и другие. Недалеко от водохранилища выпили спиртного. Надо ехать за трактором в Покровку. На своем мотоцикле с Решетниковым Сергеем и Анатолием поехали к Звереву, его не было. Трактор не взяли: ругалась жена. Около 7 вечера взял у жены денег, у пекарни встретил Курочкина и Тарасенко. Купили бутылку коньяка и распили ее на станции».

Ведомский Александр: «Два месяца назад упал с мотоцикла, когда вез водку для угощения товарищей по поводу рождения сына. Нахожусь на больничном».

Горенков Владимир, шкипер пристани: «Закончил работу в 21.30. В магазине встретил Пушкаренко и Ефременко. Купили водки, выпили...»

Агарков Александр, шофер совхоза: «9 августа ездил в Калачинск, вернулся вечером. С друзьями взяли водки, выпили».

И так — почти с каждым, кто попал в поле нашего зрения.

12 августа в 6 часов утра мы были уже на работе. Коротко подвели итоги вчерашнего дня. Констатировали: время идет, дело стоит, деньги не найдены, преступники не обнаружены. Молодые сотрудники уголовного розыска Назаров и Ерошенко предложили задержать Зайца и Баранчикова, доставить их в контору совхоза и, обеспечив изоляцию, тщательно допросить.

Другие товарищи считали задержание преждевременным: мол, надо еще поработать, собрать побольше информации об этих людях.

После часовой дискуссии решили задерживать сразу обоих, но перед этим произвести в их домах обыск. Риск? Да, риск! Но интуиция подсказывала, что обыск нам многое может дать.

По телефону поставили в известность прокурора района. Получили категорическое «нет». Пришлось срочно запросить разрешение у прокурора области. Через 5 минут дежурные уголовного розыска Юрий Лохманюк и Василий Шаблинский доложили: санкция на обыск дана — действуйте.

Скомплектовали две оперативные группы — по три человека в каждой. Одну возглавил Ерошенко, вторую — Назаров. Первая должна была производить обыск в квартире Зайца, вторая — у Баранчикова.

Группы разошлись «по маршрутам». Оставшихся охватило томительное ожидание. Некоторые, не скрою, были настроены скептически: дескать, обыски ничего не дадут, ведь не станут же предполагаемые преступники держать такие деньги при себе.

Через полчаса вернулась группа Ерошенко. С неутешительной вестью. Отец Зайца, бывший фронтовик, категорически отказался пустить наших сотрудников в дом без санкции прокурора. Закон, конечно, он знал. Но не учитывал, что в исключительных случаях работники милиции имеют право производить обыск и без санкции прокурора, которого, однако, в суточный срок надо уведомить о происшедшем.

После непродолжительного разговора направляю работников милиции с заданием задержать Зайца. Его следовало доставить в контору совхоза и начать беседу «разведывательного» характера.

Через час вернулась группа Назарова. С «уловом», который нес сам Баранчиков в небольшом бауле.

Назаров доложил: обыскали весь дом — вроде бы ничего. Стали обследовать кладовку. И тут обратили внимание на ящик, доверху наполненный гвоздями. Что-то показалось подозрительным. Назаров ссыпал гвозди, а под ними — деньги, и очень большие. Их и считать не стали, сложили в баул, задержали Баранчикова и вместе с понятыми доставили в контору.

С матерью Баранчикова стало плохо — упала в обморок. Назаров оставил в доме старшину милиции, чтобы вызвать врача и оказать ей помощь.

Баранчиков выглядел явно удрученным и подавленным. Надо было «ковать железо, пока горячо». Начали допрос.

— Алексей! Сколько здесь? — задаю вопрос, показывая на открытый баул.

— Ровно половина.

— А где остальные?

— У Зайца!

— Так сколько же досталось лично вам?

— Тысяч шестьдесят. Точно не считал. Делили пачками в моей бане. Остальные в портфеле унес Заяц.

Захожу в кабинет, где Ерощенко и Будкин беседуют с Зайцем. Разговор у них, чую, не ладится. Беру Зайца и веду в кабинет, где идет пересчет найденных денег.

— Николай! Здесь половина. Где остальные?

Он в шоке, растерян.

— Где остальные деньги, верните их! — повторяю.

Он понял, что сопротивляться нет никакого смысла.

— Пойдемте, они у меня в гараже.

Через несколько минут опергруппа прибыла на усадьбу Зайца. В присутствии понятых в гараже, в железном ящике, обнаружили остальные деньги и тщательно пересчитали.

А что же отец? Петр Николаевич переживал, он бушевал, негодовал:

— Выродок, фашист, убивать таких надо! Ты опозорил меня, наш род. За что я воевал, зачем тебя вскормил и вспоил?

Пришлось увести отца в дом, отобрать у него ружье, успокоить. Меня пригласили к рации. Юрий Лохманюк сообщил, что рано утром к нам выехал генерал. Все переданные нами сведения в Управлении проверяются, но положительного нам ничего сообщить пока не могут.

— Юра! Отбой! Полный отбой! Преступники обнаружены и задержаны, деньги изъяты. Подробности позднее.

Поручив Григорию Григорьевичу Черноштану работу с задержанными, я выехал навстречу генералу. Встреча произошла на Муромцевском тракте. Настроение у Ивана Романовича было не из хороших. Я не стал его томить и доложил:

— Товарищ генерал! Виктория! Полная виктория!

— Какая еще Виктория? Дело на контроле в обкоме партии, облисполкоме, министерстве. Заместитель министра направил меня сюда для разбора обстоятельств происшествия.

— Преступники установлены, задержаны, похищенные деньги изъяты!

— Молодец! Я рад за вас!

Через час в кабинете директора совхоза состоялось совещание, на котором присутствовал председатель райисполкома. Разговор шел о причинах происшедшего. Условились, что исполком на своем заседании рассмотрит этот вопрос и сделает соответствующие выводы.

После обеда генерал уехал. Перед отъездом он поручил нам закончить передачу денег совхозу и поработать с задержанными, чтобы выяснить их причастность к краже сейфа из потребкооперации.

Начинаю разговор с Баранчиковым.

— Алексей! С этим делом все ясно. Но как вы дошли до него?

После продолжительного молчания слышу:

— Это все Заяц виноват. Он соблазнил меня на преступление. Мы с ним друзья. Вместе учились, вместе ушли в армию. Служили в одном гарнизоне, вместе демобилизовались, наша дружба продолжалась. Заяц работал шофером в потребкооперации, в июне уволился... Во время одной из выпивок он завел речь о красивой жизни: мол, будет много денег, их можно приобрести безнаказанно, украв сейф из конторы торгового предприятия. Контора никем не охраняется. Правда, там же живет директор. Но он крепко спит, да его можно и изолировать. Только надо выбрать подходящее время. Под пьяный угар я дал согласие.

Настало 4 июля. Мы распивали водку на берегу реки, затем пошли в клуб на киносеанс. По окончании фильма ожидались танцы. Но не состоялись: заведующий клубом запил. И мы со всей молодежью пошли по домам. Начиналась гроза. Заяц намекнул: время подходящее... Мы на время расстались, условившись через час встретиться в кустах у спортплощадки.

Сошлись, как и условливались, выпили еще бутылку вина, которую принес Заяц, и направились к конторе.

Свободно прошли на второй этаж, на всякий случай веревкой привязали к перилам дверь в жилую комнату директора, чтобы он вдруг некстати не высунул голову. Под громовые раскаты взломали дверь в бухгалтерию, открыли окно и выбросили сейф. Он оказался очень тяжелым, вскрывать сейф на месте мы не решились. Зная, что у дома, где жил бывший директор совхоза, безнадзорно стоит автомашина УАЗ-469, мы воспользовались ею. Заяц подогнал «уазик» к конторе, мы погрузили в него сейф и по Муромцевскому тракту уехали в леса.

Через три дня я взял мотоцикл у сестры, и мы с Зайцем поехали к тайнику. Зубилом, кувалдой и ломом взломали сейф и забрали деньги (инструмент мы похитили из машин в гараже). Деньги поделили поровну. Мне досталось тысяча сто рублей.

— Можешь показать место, где оставили сейф?

— Могу.

Через час оперативная группа вернулась с изуродованным металлическим ящиком. Потом показания Баранчикова подтвердил и Заяц.

В дальнейшем следователи Росляков, Коноваленко, Пьянзин установят третьего соучастника кражи сейфа из конторы потребкооперации. Так были раскрыты два тяжких уголовных преступления.

ИХ ИМЕНА ЗАБЫВАТЬ НЕЛЬЗЯ

В ночь на 15 октября 1974 года на берегу Оми, в районе лодочной станции, выстрелом в упор был смертельно ранен старший сержант милиции Виталий Григорьевич Харчевников, 1941 года рождения. Свой трудовой путь он начал семнадцатилетним юношей, комсомольцем. Работал на тракторе в Тевризском районе. Затем три года служил в армии, откуда в октябре 1965 года пришел в органы милиции.

Виталий не искал легкого места в жизни. Его отец Григорий Павлович погиб на фронте. И сыну страстно хотелось доказать, что он достоин памяти защитника Родины и способен на подвиг.

В милиции Виталий служил честно, добросовестно, инициативно. Восемь благодарностей, несколько денежных премий, нагрудный знак «Отличник милиции», медаль «За безупречную службу» — неопровержимые тому свидетельства.

В 1967 году у жены Виталия, Светланы, родился сын. В честь деда малыша назвали Григорием.

...В ту ночь Виталий, сдав оружие, поздно возвращался с работы. На улице Пушкина его внимание привлек одиноко стоявший легковой автомобиль. Из ангарчика лодочной станции доносился скрежет металла.

Неведомый «ночной труженик» вызвал невольное, чисто профессиональное подозрение. Виталий спустился к берегу и у одного из ангаров увидел неизвестного, который, взвалив на плечо лодочный мотор, направлялся вверх по склону.

— Вот так и шагай, — сказал Виталий. — Только держи левее. Там отделение милиции.

Задержанный вроде бы и не протестовал. Он двинулся вперед. А через несколько мгновений раздался выстрел...

Мы приехали на место происшествия в 4 часа утра. Судебный эксперт констатировал, что смерть Харчевникова наступила от обильной потери крови. У него была перебита артерия. При вскрытии трупа обнаружили пулю от малокалиберного оружия. Отсюда следовало, что преступник был вооружен обрезом или самодельным пистолетом.

С рассветом приступили к осмотру ангаров. Три из них оказались взломанными. В одном из помещений преступником (или преступниками) были оставлены орудия взлома: лом-фомка, монтажный ломик и молоток — все аккуратно обмотаны киперной лентой. Предусмотрительность, характеризующая опытного вора, старающегося избегать лишнего шума в работе.

К утру по тревоге были подняты весь личный состав уголовного розыска и служба участковых инспекторов. О случившемся информировали все службы милиции, Управление пожарной охраны, работников исправительных учреждений, руководителей народных дружин.

Выступили по телевидению. Рассказали о трагическом происшествии, продемонстрировали инструменты взлома. В результате стали поступать сигналы о сомнительных лицах, о кражах лодочных моторов в других районах города, о фактах хищения оружия и лицах, его нелегально хранящих, — все это помогло нам раскрыть немало преступлений.

Однако выходов на конкретного разыскиваемого нами убийцу не было. А время неумолимо шло вперед. Текучка подбрасывала новые и новые дела.

В это время, к примеру, в уголовный розыск стали поступать однотипные жалобы. В основном от солидных людей, занимающих руководящие должности. Всех их встревожили внезапные телефонные звонки. Чаще всего они раздавались глубокой ночью. Мужской голос грозил всяческими бедами, неприятностями и хозяину, и членам семьи, если не будут уплачены крупные суммы денег, и называл пункты, куда эти деньги должны быть доставлены.

Розыскники сделали несколько «кукол-ловушек», установили в условных местах и вели за ними неослабное наблюдение. Но вымогатель не появился.

Вскоре в Управление пришла группа церковнослужителей. Они показали письмо такого содержания: «Погиб архиепископ Мефодий. «Доблестная» милиция плохо ищет преступника. А я знаю, кто это сделал. Подробно расскажу вам об этом при встрече. Буду ожидать вашего представителя 14 ноября в 20 часов у танцевальной веранды городского парка культуры. Представитель должен иметь с собой портфель или сумку, в руках держать журнал «Наука и техника». Я подойду к нему, убедившись, что он один и не привел за собою «хвоста». За собранные мною сведения он должен вручить мне 10000 рублей».

Ничего не скажешь, наглости вымогателю не занимать. Что ж, решили ответить на это хитростью. В мой кабинет пригласили работников милиции — мастеров спорта по самбо. Одному из них предстояло сыграть главную роль в задуманной нами инсценировке. Посоветовались, кто лучше может сыграть роль служителя церкви.

Выбор пал на старшего лейтенанта, ныне подполковника милиции Леонида Анатольевича Камоцкого. Ни ростом, ни фигурой он не производил особого впечатления. Вместе пошли в драмтеатр, обратились к специалистам. К вечеру новоиспеченный священник был готов: одели его в длинное черное пальто, наклеили курчавую бородку. В руки дали видавший виды портфель и свернутый в трубку журнал «Наука и техника».

За час до назначенного времени к месту встречи были направлены наши работники. Иван Топоринский, Юрий Лохманюк, Юрий Зубарев, Василий Шаблинский и другие скрыто вели наблюдение за верандой парка.

«Священник» прибыл к месту встречи в 20.00. Треть часа он прохаживался у веранды. Внезапно к нему подошел мужчина: рост около двух метров, косая сажень в плечах.

— Здорово. Принес деньги?

— Принес. Говорите, что вам известно.

— Давай деньги, взамен получишь вот это письмо. В нем все сказано. Да побыстрее. Некогда тут рассусоливать.

Камоцкий протянул портфель и тут же мгновенно провел бросок. Подбежавшие товарищи подняли задержанного и усадили в подошедшую машину. Через 20 минут его ввели в мой кабинет.

В течение получаса он мало что соображал. Испуг сыграл с ним плохую шутку. Находиться рядом было неприятно. Его увели в другой кабинет, допросили. Потом, доложив прокурору, арестовали. Позднее состоялся суд, и вымогатель получил по заслугам. Мне же осталось немного: сердечно поблагодарить Камоцкого и всех участников операции за правильные и умелые действия.

...Розыск убийцы между тем продолжался. Велась активная работа среди населения города и районов области. Работники угро выступили почти во всех трудовых коллективах, обрисовали фабулу преступления, продемонстрировали фотоснимки вещественных доказательств. Установили регулярную связь с коллегами из соседних областей, обменивались взаимной информацией, командировками розыскников для совместной работы по сигналам, заслуживающим внимания.

Мне, честно говоря, было стыдно, неудобно встречаться с родственниками погибшего: братом Геннадием Григорьевичем, сестрой Галиной Григорьевной, женой Светланой Васильевной. Они справедливо упрекали нас в беспомощности, сетовали на то, что имя Виталия в то время даже не занесли на стенд погибших на боевом посту (стенд находится в музее Дворца культуры им. Дзержинского).

В октябре 1975 года наш сотрудник Владимир Соловьев вел в Павлодаре Казахской ССР розыск машины, угнанной с территории Ленинского района Омска. В это время павлодарскими товарищами был задержан житель Карасука, что в соседней Новосибирской области, Владимир Григорьевич Пидоряк. Он попался на магазинной краже. При осмотре в багажнике его личной автомашины обнаружили гвоздодер, монтажный ломик, монтировку, молоток. Все инструменты были обвязаны киперной лентой.

Последнее обстоятельство насторожило Соловьева. Ведь аналогичный «арсенал» в свое время был найден на месте гибели Харчевникова...

Началась активная «отработка» задержанного. Выяснилось, что он, неоднократно посещая Омск, угонял автомобили, снимал с лодок моторы.

В присутствии прокурора Соловьев приступил к допросу Пидоряка. Он заявил, что последний подозревается в убийстве Харчевникова, и показал фотографии предметов, изъятых год назад на лодочной станции на Оми. Долго, очень долго молчал Пидоряк. На него напала нервная зевота. Затем заговорил.

— Да, в октябре 1974 года я был в Омске. Глубокой ночью проник в ангарчики лодочной станции и похитил нужный мне мотор. В это время раздался окрик: «Стой, ни с места!» Оглянувшись, я увидел в двух шагах милиционера, который скомандовал мне подниматься наверх. На левом плече я нес мотор, правая рука была свободной. Поднявшись на берег, я достал имевшийся пистолет и в упор выстрелил в милиционера, намереваясь лишь ранить его и скрыться. Не думал, что рана эта окажется смертельной.

Пидоряка привезли в Омск и вывели на место происшествия. Он показал взломанные ангары, в том числе и тот, где украл мотор и в спешке забыл инструменты. Он вывел нас на место, где выстрелил в Харчевникова. Характерно, что похищенный мотор он не бросил, погрузил в машину и уехал.

В Карасук выехала оперативная группа. С участием местных товарищей был произведен обыск в доме Пидоряка. Из огромного подвального помещения, погребов и сараев было изъято множество запчастей к машинам и мотоциклам, лодочных моторов, а также большое количество промышленных и продовольственных товаров.

Как выяснилось, Пидоряк обладал какой-то необъяснимой жадностью, патологической страстью к обогащению. Он воровал, кажется, отовсюду и что можно. Его руками были взломаны и обобраны десятки магазинов в Новосибирской и Павлодарской областях, Алтайском крае. Потребовалось несколько грузовых автомобилей, чтобы вывезти его добычу.

Что интересно, по работе Пидоряк характеризовался исключительно хорошо: передовой машинист депо, активный общественник, командир добровольной народной дружины, примерный семьянин. Более того, чуть ли не кандидат на представление к ордену.

Следствие продолжалось долго. В апреле 1977 года за совершенные преступления Пидоряк был приговорен к исключительной мере наказания — расстрелу.

...Время залечивает раны. Но ничто не заглушит боль родных погибшего. К сожалению, имя Виталия Харчевникова не носит ни одна пионерская дружина (в том числе — и в школе, где он в 1971 году заочно окончил 10 классов), ни одна комсомольская организация. Его именем не названа ни одна из улиц города, где Виталий в течение 9 лет охранял покой граждан и по которой мог бы нынче с гордостью пройти его взрослый уже сын Григорий. А фотография отважного милиционера сейчас помещена на стенд Музея боевой славы во Дворце культуры им. Дзержинского.

Говоря военным языком, мы не раз еще теряли боевых товарищей. В октябрьские дни 1978 года погибли на боевом посту сержанты Юрий Геннадьевич Нарыжный и Леонид Николаевич Смагин. В ночь на 30 сентября 1979 года был убит сержант Юрий Михайлович Никулин. Все они комсомольцы, пришли на работу в милицию по зову сердца, сразу же после службы в Советской Армии.

...Юрий Нарыжный окончил 8 классов 113-й школы, а в 1975 году — ГПТУ № 5, работал на заводе им. К. Маркса. С ноября 1975 года служил в армии.

Леонид Смагин учился в Павлоградской школе. В 1976 году окончил школу рабочей молодежи № 29 и поступил на заочное отделение Новосибирской школы милиции.

Юрий Никулин в апреле 1972 года окончил ГПТУ. Осенью ушел в армию. С декабря 1974 года работал в милиции.

...28 октября 1978 года. В 18 часов старший офицер Первомайского РОВД капитан милиции Канишев провел развод личного состава, проверил оружие и снаряжение, внешний вид и, зачитав приказ о заступлении на дежурство, приказал разойтись по постам и маршрутам.

Сержантам милиции Юрию Нарыжному и Леониду Смагину предстояло контролировать 45-й маршрут, охранять общественный порядок на улицах 9-го микрорайона. Служба проходила относительно спокойно. Время от времени ребята встречались с народными дружинниками, коротко обменивались с ними впечатлениями. Их неоднократно проверяли по маршруту офицеры милиции, последний раз, в 3 часа 45 минут, это сделал командир взвода Волков.

А через четверть часа произошла трагедия.

К утру был сильный туман, видимость — почти нулевая. Проходя мимо гаражей кооператива «Омич-14», постовые услышали характерное повизгивание пилы, вгрызающейся в металл. Они осторожно пошли на звук, условившись выскочить к месту взлома с разных сторон.

Первым перед преступником оказался Смагин.

— Стоять на месте! — приказал он. В ответ грянул выстрел, и сержант рухнул на землю.

Выскочивший следом Нарыжный велел убегавшему уже преступнику остановиться и предупреждающе выстрелил вверх. Неизвестный ответил выстрелом. Страшная боль на миг лишила Нарыжного сознания. У него хватило сил пробежать несколько шагов и выстрелить вслед. Потом, собравшись с силами, с пистолетом в руках, он вышел на улицу Королева и с трудом остановил проходившее мимо такси. Шофер Карташев доставил раненого в больницу и по телефону 02 сообщил о случившемся.

Мы застали Нарыжного в приемном покое в полусознательном состоянии со страшной раной в области живота. Его срочно готовили к операции. Сержант успел сказать, что Смагин убит, и потерял сознание. Врачи трое суток боролись за жизнь Нарыжного. На четвертые сутки его не стало.

Труп Смагина с пробитой головой был обнаружен у ворот гаража. Стреляли из обреза. У сержанта, видимо, еще хватило сил достать оружие, но применить его он уже не смог.

К рассвету туман рассеялся, и мы приступили к осмотру места происшествия. Оказалось, что в эту ночь пострадали восемь гаражей. Взломщиками пяти из них были подростки из соседних домов и, как выяснилось, никакого отношения к убийству не имели.

Два гаража были взломаны квалифицированно, но попытки угнать из них автомашины не удались. Уж слишком хорошими «секретами» они были оборудованы. Проникновению преступника в очередной гараж помешали милиционеры. Около дверей мы нашли ножовку по металлу и стандартный пыж от ружья 16 калибра.

Служебно-розыскная собака метрах в ста от места происшествия нашла оставленный преступником ботинок. Однако при выходе на улицы Поселковые след потерялся.

Весь личный состав был поднят по тревоге. Особенно напряженная обстановка сложилась в Первомайском РОВД. Рабочий день здесь продолжался, можно сказать, круглые сутки. Поздними вечерами в кабинете начальника РОВД Мартынова проводились планерки руководителей аппаратов уголовного розыска. На них присутствовал первый секретарь райкома партии Михаил Михайлович Сухов. Он настраивал нас на непременный успех, тактично гасил возникавшие деловые споры с районным прокурором и работниками следствия, рекомендовал более действенные формы связи с общественностью.

Были подняты десятки дел по фактам угона автотранспорта, попыткам краж мотоциклов и автомашин. Мы пересмотрели реальность мер пресечения в отношении угонщиков, изучили материалы о кражах и потерях оружия.

Из Златоуста Челябинской области поступило сообщение, что там задержана группа воров-гастролеров, которые в Павлодаре, скрываясь от преследования на угнанной машине, обстреляли милиционеров. В Златоуст направился в командировку работник угрозыска Валерий Напалков. Ему удалось раскрыть несколько мелких краж в Октябрьском районе Омска. Но, как выяснилось, к убийству наших сержантов задержанные отношения не имели.

К вечеру 30 октября от инспектора ГАИ УВД поступил рапорт: «Несколько дней назад я проходил по улице Бархатовой и обратил внимание на группу подростков, неправильно себя ведущих. Я подошел к ним и сделал замечание. Один из них повел себя дерзко, был в нетрезвом состоянии. Я попытался его задержать, но он убежал. При преследовании произвел в меня выстрел. Поначалу я посчитал, что он применил обычный мальчишеский «пугач», и не обратил на это внимания, думая, что сам найду хулигана и приму меры... Среди подростков была девушка в красном пальто...».

Этот сигнал привлек самое пристальное внимание. Решили «отработать» весь 9-й микрорайон, побывать в каждой квартире, в каждом доме, побеседовать с жильцами обо всех «трудных» подростках.

Между тем наступил день похорон Леонида Смагина. В траурном убранстве стоял дворец Сибзавода. Тысячи рабочих предприятия, жителей Первомайского и других районов города пришли проститься с героем. В почетном карауле — сослуживцы Леонида, ветераны милиции, дружинники, комсомольцы. На траурном митинге начальник РОВД Мартынов дал клятву, что убийца не уйдет от наказания.

Оперативным работникам уголовного розыска Юрию Минееву и Вагифу Ахмедову удалось к 3 ноября найти девушку в красном пальто и ее подругу, а через них — и того, кто стрелял в инспектора ГАИ в двадцатых числах октября. Это был Андрей Тищенко, семнадцатилетний, нигде не работавший подросток.

Когда распорядились принять меры к его задержанию, оказалось, что за час до распоряжения он уже был задержан по заданию следователя шофером-милиционером Иваном Лепишевым. Это произошло так.

Лепишев подъехал к дому барачного типа, где жили Тищенко, постучался в двери, затем в окно. Никакого ответа. И вдруг с противоположной стороны раздался звук открываемого окна. Обежав дом, Лепишев увидел убегающего Тищенко, догнал его, задержал и доставил в РОВД.

Условились, что следователь допросит подростка по факту попытки угона мотоцикла и водворит в изолятор временного содержания. Оперативные же работники угрозыска выехали на квартиру к Тищенко и произвели в присутствии матери обыск. В ходе его обнаружили ботинок, аналогичный найденному служебной собакой при осмотре места происшествия.

Не могу умолчать о том, как вела себя мама Андрея. Каких только «ласковых» слов не пришлось услышать от нее работникам милиции в свой адрес...

Начались беседы с Тищенко. Он охотно признал себя виновным в угоне мотоцикла, но упорно отрицал, что имеет оружие и стрелял в работников милиции. Отрицал даже тогда, когда ему были предъявлены оба, обнаруженных в разных местах, принадлежавших ему ботинка. Однако в изолятор он отправился слишком подавленным, чувствовалось, что ему есть о чем говорить.

На личный прием к начальнику уголовного розыска Владимиру Лукачу он запросился глубокой ночью. А в 4 утра они уже были у меня в кабинете.

И здесь Тищенко во всем сознался: стрелял из обреза, который похитил на одной из дач. Ботинок потерял, убегая с места происшествия. Обрез должен находиться под диваном в их квартире.

Последнее нас озадачило. При обыске никакого оружия под диваном не было.

Вместе с Тищенко выезжаем к нему на квартиру. Нас опять очень «приветливо» встретила его мама. Однако Андрей прервал ее, сказав:

— Мать, отдай обрез, что я спрятал. Ты знаешь, где он.

Ворча и возмущаясь, мать повела нас к общественному туалету, откуда достала оружие. Она припрятала его там уже после задержания Андрея, незадолго до обыска.

В этот же день состоялись похороны Юрия Нарыжного. Дворец Сибзавода снова в траурном убранстве, снова — тысячи заводчан, жителей района и города, траурный митинг на кладбище.

Начальник РОВД Мартынов отдавал своеобразный рапорт:

— Юра! — говорил он. — Мы поклялись, что найдем преступника и он понесет заслуженное наказание. Клятву свою мы выполнили, тебя мы никогда не забудем, наш дорогой боевой товарищ!

Закончилось расследование. В июне 1979 года Омский областной суд приговорил Тищенко Андрея Анатольевича к 10 годам лишения свободы. Преступление он совершил, когда ему было семнадцать лет и четыре месяца, то есть несовершеннолетним. Другого наказания суд определить не мог.

Правда, коллективные письма-ходатайства о применении к убийце исключительной меры наказания направлялись в Президиум Верховного Совета СССР. Но они были отклонены. Наше законодательство гуманно, и суды, вынося приговоры, руководствуются принципами человечности. Этим, кстати, надо объяснить и довольно мягкий приговор по делу Алхина, упомянутого в очерке «И в болоте следов не спрячешь».

В розыск убийцы внес огромный вклад весь личный состав Первомайского РОВД. Особенно хотелось бы отметить Михаила Филипповича Мартынова, Владимира Ивановича Колесеня, Владимира Николаевича Лукача, Николая Николаевича Афанасьева, многих других работников РОВД и уголовного розыска Управления.

Нельзя умолчать и о серьезных просчетах, которые способствовали совершению тягчайшего преступления. В апреле 1976 года Тищенко за кражи государственного и личного имущества был осужден на 2,5 года лишения свободы. В июле 1978 года освободился и нигде не работал. Однако это не озаботило ни участкового инспектора, ни инспекторов по делам несовершеннолетних.

На здании Первомайского райотдела есть мемориальные доски с именами погибших на боевом посту отважных милиционеров, к ним постоянно возлагают живые цветы. Фотографии Юрия и Леонида помещены на стенде погибших, что в музее боевой славы Дворца культуры им. Дзержинского. Их имена в числе других павших при исполнении служебного долга называют при ежегодных совместных разводах милиции, добровольной народной дружины и оперативных комсомольских отрядов, устраиваемых в октябре.

В музее боевой славы Дворца культуры им. Дзержинского на стенде погибших на боевом посту помещены десятки фотографий. Немало погибло и работников пожарной охраны, которые отдали свои жизни, спасая народное добро.

...В ночь на 30 сентября 1979 года у ресторана «Чайка» милиционер Куйбышевского РОВД комсомолец Юрий Никулин задержал группу пьяных граждан, находившихся в автомашине, и пытался доставить их в отдел милиции. В пути следования они напали на милиционера, нанесли ему тяжкие телесные повреждения, обезоружили, вывезли за город на пустырь, где зверски убили.

Труп погибшего был обнаружен через полмесяца, а преступников разыскали лишь через четыре года после совершения ими других тяжких преступлений. Но это — тема для другого рассказа...

Выше я говорил о памяти погибших, но помнить нужно и о живых.

Недавно мне пришлось проходить ВТЭК. Здесь я встретил десятки товарищей, с которыми начинал работать в суровые послевоенные годы. Кое-кого привели на комиссию родственники, кто-то приковылял на костылях или с палочкой. Всех их мучили болезни — и фронтовые, и трудовые. Но не было жалоб на боль. Высказывались обиды на неустроенность, на невнимание. О ветеранах забывают товарищи по работе, к ним небрежно относятся врачи. Годами не посещают бывшие сослуживцы и даже забывают послать поздравительные телеграммы в праздничные дни. С теплотой отзываются они лишь о работниках пенсионной группы финансового отдела. Если уж ветеранов называют «золотым фондом» и другими лестными эпитетами, то и относиться к ним надо бы соответственно.

НА СТО ДЕСЯТОМ КИЛОМЕТРЕ

Ранним утром в один из отделов милиции позвонила женщина и взволнованным голосом сообщила дежурному, что ее муж, Локтев Валентин Николаевич, вчера ушел на работу и до сего времени домой не вернулся. За десять лет совместной жизни ничего подобного с ним не случалось.

Дежурный, как мог, успокоил женщину, записал приметы мужа. После этого он попросил Елену Николаевну Локтеву позвонить ему часа через два-три и в случае, если муж не объявится, подойти в отдел милиции с его фотографией. Тут же он доложил о поступившем заявлении дежурному по Управлению. Проверил по всем больницам города, не поступал ли к ним Локтев, связался с дежурными райотделов милиции и другими специальными службами.

Ознакомившись с суточным рапортом о происшествиях, начальник райотдела милиции К. А. Гуров поручил ведение розыска Локтева своему заместителю Григорию Викторовичу Тумянину. Пока Тумянин знакомился с материалами, размышляя о возможных последствиях поступившего заявления, вновь позвонила Елена Николаевна и сообщила, что муж пока не объявился. Тумянин попросил Локтеву зайти к нему.

Елена Николаевна, женщина лет тридцати, миловидная и стройная, очень волновалась. Лицо ее было блеклым после бессонной ночи. С тревогой она поведала, что ее муж, как всегда, утром отвел дочку в садик и ушел на работу, затем ушла и она. Вечером муж домой не вернулся.

Тумянин стал подробно расспрашивать Елену Николаевну о родственниках, друзьях, знакомых, о том, не было ли раньше подобных случаев. Извинившись, спросил, не мог ли он завести себе любовницу. Елена Николаевна сказала, что Валентин — хороший семьянин, любящий муж. Живут они хорошо, мечтают купить автомобиль, стоят в очереди на его получение. Но в последние дни Валентин был расстроен. Он объяснял это тем, что на работу пришло письмо от фронтовиков и рабочих-орденоносцев, в котором высказывалось неудовольствие решением местного комитета о выделении ему автомобиля из поступивших на предприятие машин, и местный комитет приостановил выполнение своего решения.

Тумянин попросил Локтеву подробнее рассказать о друзьях мужа. Выяснилось, что близких друзей у него не было. Находился со всеми в ровных отношениях, и, насколько Елена Николаевна знала, люди к нему относились хорошо. Увлекался стрелковым спортом и был охотником. Совсем недавно он с руководителем группы Мотовым подрабатывал на стройке Лузинского свинооткормочного комплекса, так как не хватало денег на покупку машины. Потом Елена Николаевна добавила, что у ее мужа никаких врагов не было, отклонений в его поведении она не заметила. Куда-либо ехать он не собирался. Правда, накануне вечером позвонил начальник, с которым Валентин работал в Лузино, и они договорились о поездке за брусникой. Елена Николаевна ждала мужа до поздней ночи, а потом решила позвонить начальнику его отдела Алтунину. Выяснилось, что Валентин отпрашивался у него с работы для поездки в магазин «Автомобили». Елена Николаевна открыла столик трюмо: ни денег, ни документов мужа на месте не было.

Тумянин, прощаясь с Локтевой, заверил, что милицией будут приняты меры по розыску ее мужа. Тут же попросил, чтобы она не волновалась. Возможно, муж уехал к родственникам и по каким-то причинам не смог ей об этом сообщить. Проводив Елену Николаевну, Тумянин поручил работникам отдела розыска проверить адреса всех родственников Локтевых и выяснить, не находился ли он в прошедшую ночь у кого-нибудь из них.

Вскоре из Управления позвонил начальник уголовного розыска и поинтересовался, что выяснилось по заявлению о пропаже Локтева. Он сообщил, что генерал это заявление взял под контроль. Тумянин вкратце доложил, что сделано. Затем позвонил на работу Локтева и вызвал для беседы начальника отдела В. В. Алтунина и руководителя группы А. П. Мотова.

Из объяснения Алтунина: «...вчера поздно вечером мне домой звонила Локтева и спрашивала, где ее муж, что с ним. По голосу я понял, что она очень взволнована. Я объяснил ей, что накануне Валентин отпросился с работы, сказал, что с утра поедет в автомобильный магазин».

Из объяснения Мотова: «...Валентина Локтева знаю по совместной работе более десяти лет, нахожусь с ним в дружеских отношениях. Вместе работали на стройке Лузинского свинооткормочного комплекса в строительной бригаде, часто ездили на охоту. Валентин мечтал приобрести автомобиль и даже неоднократно просил посодействовать ему в этом. Последний раз видел Валентина позавчера. Вчера его на работе не было. Мне Алтунин сказал, что он у него отпрашивался, минуя меня, так как я задержался до десяти часов утра, был в музыкальном училище, встречался с классным руководителем дочери...».

Поступили сообщения от сотрудников милиции: ни у кого из родственников Валентин Локтев в прошедшую ночь не находился, никто его не видел.

Из анонимного письма (текст напечатан на машинке): «...мы, фронтовики и кадровые рабочие-орденоносцы предприятия... возмущены неправильным распределением машин в личное пользование. Машины выделяются для нас, а одну из них продают вне очереди Локтеву...»

Решение профсоюзной организации предприятия: «...Рассмотрев заявление инженера Локтева В. Н. о продаже ему в личное пользование легкового автомобиля, анонимное письмо о нарушениях в этом деле, постановили ранее принятое решение оставить в силе, автомашину «Жигули» продать Локтеву...»

Многолетний опыт, интуиция подсказывали Тумянину, что дело это не простое. Исчезновение Локтева не связано с каким-то заурядным жизненным поступком, за этим кроется нечто большее. К такому же мнению пришел и начальник уголовного розыска, к которому Тумянин явился на доклад в конце рабочего дня.

Дома Григорий Викторович включил телевизор. Показывали хоккей, который он очень любил. Матч был интересным, но не мог отвлечь от забот прожитого дня: перед глазами стояло тревожное лицо Елены Николаевны, мысли вертелись вокруг запутанной истории с исчезновением ее мужа.

Когда Тумянин утром пришел на работу, у дверей кабинета он увидел Локтеву. Она молча встала, Тумянин пригласил ее войти.

— Мы все делаем для розыска вашего мужа, Елена Николаевна. У родственников его не было, в больницы не поступал, в других спецучреждениях тоже не был. Так что поиски продолжим.

— Вчера к нам приходил Мотов. Успокаивал, утверждал, что Валентин вернется или даст о себе знать. Я ему сказала: «Ты знаешь, где Валентин, но почему не говоришь? Вы же в автомобильный магазин вместе собирались». Мотов ответил: «Собирались-то вместе, но мне сообщили, что дочь пропускает занятия в музыкальном училище». Он и решил поехать к классному руководителю, а Валентин отправился в магазин один. Я разозлилась, наговорила много глупостей. Ведь он много раз обещал помочь Валентину приобрести машину с рук через своих знакомых.

— Действительно было такое? Почему вы не сказали об этом сразу?

— Я не придавала значения его обещаниям.

— Когда был этот разговор?

— Осенью прошлого года.

— О чем еще разговаривал Мотов с вашим мужем и что обещал? Что их связывало, кроме охоты и спорта?

Елена Николаевна задумалась. Семьями они не дружили. Только один раз, когда осенью прошлого года она уезжала отдыхать в санаторий, Мотов отвозил ее в аэропорт на своей машине, а после встретил.

— Ездил ли куда-нибудь ваш муж с Мотовым на его личном автомобиле, кроме как на охоту и стенд?

— Не знаю.

Проводив Елену Николаевну, Тумянин позвонил в уголовный розыск и попросил направить в соседние области ориентировки о розыске мужчины с приметами Локтева. В это время дежурный доложил, что к Тумянину есть посетители.

Вошел Алтунин. Прямо от двери он заговорил:

— Товарищ следователь, у меня есть важное сообщение.

Тумянин пригласил его сесть.

— Слушаю вас.

— Вчера вечером в моей квартире было небольшое торжество: зашли выпить по фужеру вина приятели. Во время разговора меня пригласили к телефону. Звонила женщина. Она сказала, что на мое имя в автоматической камере хранения железнодорожного вокзала оставлены документы, которые мне необходимо получить. Назвала номер ячейки и шифр.

— Какой шифр?

— Ячейка двести двадцать четыре, шифр — Б 198.

— Что еще говорила женщина?

— Ничего. Я спросил, с кем разговариваю, но женщина не назвалась, сказав, что это неважно, что она в Омске проездом. И положила трубку. Я рассказал друзьям о странном телефонном разговоре, и мы решили, что это какая-то шутка. Но Андрей Мотов предложил поехать на вокзал и проверить камеру хранения.

— Мотов тоже был среди вас?

— Да.

— Что дальше?

— Мы сели в машину Андрея и поехали на вокзал. По названному шифру открыли ячейку автоматической камеры и обнаружили в ней газетный сверток. В машине его развернули. В нем оказалось два конверта. В одном из них мы нашли служебное удостоверение Локтева и два заявления. Второй конверт вскрывать не стали, но в нем прощупывается кольцо.

— Где эти пакеты?

Алтунин положил на стол два почтовых конверта.

Тумянин открыл один из них и вынул удостоверение Локтева, два листа с текстами, один из которых напечатан на машинке, а другой написан от руки. Машинописный текст гласил: «Руководителю предприятия от Локтева В. Н. Заявление. Прошу Вас уволить меня с работы в связи с переменой места жительства и срочным отъездом из Омска. Локтев. 1.04.19... года».

Тумянин отложил прочитанное заявление и взял второй листок. «В связи с переездом на жительство в другую местность от выделенной мне машины отказываюсь, прошу провести мое оформление согласно прилагаемому заявлению. Локтев.» Дата в заявлении не указана.

Тумянин взял второй конверт, осторожно вскрыл его. На стол выпало золотое обручальное кольцо.

— Пригласите ко мне Мотова, — попросил он Алтунина.

Алтунин вышел.

«Что это? Действительно заявление Локтева или хитроумный ход с целью запутать следствие? Необходимо срочно вызвать Локтеву для опознания кольца и почерка мужа». Тумянин поднял трубку и передал указания дежурному.

Через некоторое время в кабинет вошли Алтунин и Мотов. Тумянин внимательно оглядел их. Оба довольно спокойны, если не считать обычных волнений, свойственных каждому человеку в такой ситуации.

— Андрей Павлович, вы ездили вчера вместе с Алтуниным на вокзал получать сверток по анонимному звонку?

— Да, ездил.

— Каково ваше мнение по поводу неожиданного появления этих документов?

Мотов пожал плечами.

— Мы заявление прочитали. Валентин мне не говорил о своих переездах. Он мечтал все время о машине, а здесь вдруг отказывается. Хотя заявление написано им лично, я хорошо знаю его почерк.

— Вы тоже хорошо знаете почерк Локтева? — обратился Тумянин к Алтунину.

— Да, это его почерк.

— А шрифт машинки вы можете узнать? У вас есть машинка в отделе?

— Да. Но шрифт тут несколько иной.

— Что вы скажете по поводу кольца?

— Очень похожее кольцо было у Валентина. Он носил его на правой руке. Это было обручальное кольцо.

Мотов и Алтунин ушли. Тумянин связался с начальником уголовного розыска и доложил ему о ходе поисков. Выслушав Тумянина, он попросил передать дело в областное управление.

На совещании у генерала было решено: розыск Локтева возглавит полковник Андрей Иванович Бубнов, имеющий немалый опыт оперативно-розыскной работы. Непосредственно вести дело было поручено квалифицированному работнику Сергею Васильевичу Крахмалеву.

Внимательно ознакомившись с имеющимися материалами, Крахмалев сразу же вызвал Локтеву.

— Это кольцо вашего мужа? — внимательно посмотрев на осунувшееся лицо женщины, спросил он.

Елена Николаевна побледнела.

— Что с Валентином? Где он?!

— Успокойтесь. Вашего мужа пока не нашли, а это кольцо с двумя заявлениями было обнаружено в автоматической камере хранения железнодорожного вокзала. Взгляните на эти заявления.

Пока Локтева читала, Сергей Васильевич внимательно следил за ее лицом. Но оно было по-прежнему бледным, вызывающим сострадание.

— Это подпись не Валентина, — сказала Локтева, прочитав первое заявление. — А второе, похоже, написано им.

— Почему похоже?

— Думаю, что такое заявление он не мог написать.

— Но почерк его?

— Почерк его.

— Что скажете по поводу кольца?

— Кольцо принадлежит моему мужу. В последний вечер перед исчезновением он принимал ванну, и я помогала ему мыть голову. Тогда я видела, что кольцо было у него на пальце. — Она вдруг закрыла лицо руками и с дрожью в голосе сказала: — Никуда он уехать не мог... Мотов знает, где Валентин, спрашивайте его.

— Почему вы так думаете?

— Мне так кажется.

— Не волнуйтесь, Елена Николаевна. Мы все сделаем, чтобы найти вашего мужа. — Крахмалев налил воды, подал его Локтевой. Сделал отметку на пропуске, попрощался.

Едва он уселся за стол, чтобы поразмыслить, как зазвонил телефон. Неизвестный, не представившись, попросил принять его по делу Локтева.

Через несколько минут в кабинет вошел мужчина среднего роста, полноватый. Он назвался братом Валентина Локтева — Николаем.

— Сегодня я получил странную телеграмму из Новосибирска, — сказал он. — Вот она.

Текст телеграммы был следующий: «Омск не вернусь, все оставляю Елене, продай гараж, рассчитайся с Харчиным. Валентин.»

— Кто такой Харчин?

— Наш общий знакомый. Валентин занимал у него тысячу рублей на постройку гаража.

— Вы знаете его адрес?

— Да. Пятнадцатая линия, дом номер...

— Что вы еще можете сказать о своем брате?

— Мне абсолютно ничего не понятно. Валентин и слова не говорил о том, что куда-то хочет уехать. Жил с Леной хорошо, в дочке души не чаял...

Долго еще беседовал Крахмалев с братом Локтева, подробно выясняя все необходимое для ведения следствия.

Из производственной характеристики на В. Н. Локтева: «...принципиален, опытный специалист, дисциплинирован, морально устойчив, ударник коммунистического труда, командир ДНД, награжден знаком «Отличный дружинник», неоднократно поощрялся...»

Прочитав характеристику, Крахмалев задумался: «Первое заявление — явная липа. Подпись не Локтева. Да и зачем Локтеву писать заявление об увольнении на машинке? Второе настораживает. Судя по материалам, Локтев давно мечтал иметь автомашину и вдруг — внезапно отказывается от нее. Если учесть, что в конверте находится обручальное кольцо, то можно предположить, что заявление написано Локтевым под угрозой. Вероятно, кольцо с него сняли силой. Возможно, над Локтевым нависла опасность.

Эти два заявления — ход, которым «некто» пытается запутать следствие. Во-первых, если бы заявление принадлежало Локтеву, он написал бы его от руки, как и второе. Во-вторых, Локтев характеризуется и руководством, и женой как положительный, честный человек. Особых стремлений у Локтева не было, кроме мечты о приобретении автомашины, и этого «некто», вероятнее всего, следует искать в связи с ситуацией по приобретению автомобиля. Кто так или иначе связан в этом деле с Локтевым из известных нам лиц? Пока только один Мотов. Следует запросить на него характеристику и поближе с ним познакомиться» .

Из характеристики Мотова: «...руководитель конструкторской группы, технически грамотен, исполнителен и дисциплинирован, сдает экзамены по кандидатскому минимуму, имеет авторские свидетельства на изобретения. В обращении с товарищами по работе корректен, вежлив. Друзей не имеет...».

Справка о проведенных мерах розыска: «...Проверен аэропорт, вылет Локтева В. Н. из Омска не зарегистрирован. В Новосибирск прибыл работник уголовного розыска, изъял в почтовом отделении аэропорта заполненный бланк телеграммы Николаю Локтеву. Текст написан не его братом: почерк школьника. Бланк направлен на графическую экспертизу вместе с заявлениями, изъятыми из камеры хранения. Согласован вопрос с прокуратурой о возбуждении уголовного дела по исчезновению Локтева. Расследование поручено старшему следователю прокуратуры Галине Денисовне Груниной.»

Прочитав вновь поступившие материалы, Крахмалев решил срочно встретиться с Галиной Денисовной. Он собрал лежащие на столе материалы в папку, заказал машину и вскоре уже был в прокуратуре.

Пока Грунина знакомилась с материалами, Крахмалев думал о случившемся. Из головы не выходил Мотов. Созрела мысль: более тщательно изучить окружение этого человека. Вместе с Груниной они решили вызвать на допрос жену Мотова. Но предварительно послать в конструкторское бюро, где работал Локтев, сотрудников уголовного розыска с целью опроса сослуживцев Локтева и более детального ознакомления с его работой.

— Галина Денисовна, как быть с Локтевой? Она звонит несколько раз в день, спрашивает, где ее муж. Вчера расплакалась по телефону и заявила, что его нет в живых.

— Утверждать, что Локтева нет в живых, пока рано, хотя его смерть вполне вероятна. Локтевой о наших предположениях не говорить. Вы же знаете, Сергей Васильевич, что в нашей практике аналогичные случаи бывали. Теряет женщина мужа, проходит дней десять, и выясняется, что все благополучно: заболел или уехал неожиданно в командировку. Так что от каких-либо категоричных предположений пока воздержимся...

Сослуживцы характеризовали Локтева как хорошего товарища, честного работника. Вот одно из показаний — Кравцовой: «...Валентин Локтев работает со мной рядом. Веселый, жизнерадостный, доброжелательный и внимательный человек. Но, на мой взгляд, излишне доверчив. Первого апреля, как всегда, без пятнадцати девять я была на работе. Через некоторое время пришли все сотрудники нашего отдела. Не было лишь руководителя группы Мотова и Валентина. Часов в десять на работу пришел Андрей Павлович. Он был приветлив, учтив, жизнерадостен. Объяснил, что задержался в музыкальном училище. Поинтересовался, где Локтев. В тот же день после обеденного перерыва Андрей Павлович сказал нам, что на работе его не будет: крайне необходимо съездить в магазин и купить для автомашины огнетушитель и запчасти. На следующий день мы узнали, что Валентин Локтев домой не вернулся и его разыскивает жена. Андрей Павлович пошутил: «Валентин, наверное, куда-то укатил искать машину, а может быть, и молодую жену», — и рассмеялся».

Жену Мотова, учитывая серьезность событий, допрашивал сам полковник Бубнов.

— Мария Григорьевна, расскажите, пожалуйста, о своем муже.

Мотова, женщина лет сорока, внимательно посмотрела на полковника, пожала плечами:

— Мой муж — хороший человек, заботливый и внимательный семьянин. Он увлекается музыкой, играет на пианино, гитаре, поет. Дочь у нас тоже играет на музыкальных инструментах и поет. Живем хорошо, материально обеспечены. Семья дружная, сын посещает технический кружок. Летом все вместе ездим за грибами, на рыбалку или просто отдыхать на природу. Нередко я езжу с мужем на охоту.

— Не заметили ли вы отклонений в поведении мужа первого апреля и в последующие дни?

Мария Григорьевна немного помедлила.

— Нет, ничего особенного. Утром рано ушел на работу. Домой вернулся поздно, так как ремонтировал машину.

— В последующие дни он отлучался куда-нибудь?

— Нет...

Проводив Мотову, Бубнов перечитал протокол допроса, подумал. Ему показалось, что Мотова говорила неискренне, что-то скрывала. «Придется еще раз допросить ее через некоторое время».

Зазвонил телефон. Один из сотрудников, связанный с розыском Локтева, попросил разрешения войти. Он принес протокол допроса преподавателя музыкального училища Петровой. «...В начале апреля в училище приходил А. П. Мотов, интересовался учебой дочери, беседовал со мной недолго. Это было утром. А совсем недавно пришел повторно и сказал мне, что попал в неловкое положение. В тот день, когда он приходил в училище, якобы исчез его сослуживец Локтев, и следственные органы ведут его розыск. Мотов попросил меня, чтобы я подтвердила при случае, что он первого апреля был в училище».

«Опять этот Мотов, — подумал Бубнов. — Не слишком ли часто он мельтешит перед глазами?..» Полковник пригласил к себе Тумянина, которому была поручена работа по проверке конструкторского бюро и других связей Локтева.

Из беседы с председателем местного комитета КБ: «...Локтева знаю многие годы. Вдумчивый, серьезный инженер. Мечтал приобрести автомобиль. В феврале этого года местком решил из своего фонда выделить Локтеву «Жигули». Но в конце марта неожиданно поступило анонимное письмо от имени фронтовиков и ветеранов завода о якобы неправильном действии местного комитета, и нам пришлось вновь пересмотреть решение по заявлению Локтева. Второго апреля местком вынес повторное решение, подтверждающее прежнее».

— Григорий Викторович, доложите, что еще удалось выяснить?

— Есть любопытные факты. Оказывается, жена Мотова вместе с мужем занимается стендовой стрельбой. Несколько лет тому назад на почве ревности стреляла в него на охоте, ранила. Этот факт друзьям и близким они объяснили как несчастный случай и вообще тщательно его скрывали.

— Вот как! Кто же она, эта женщина, из-за которой произошел конфликт?

— Некая Ласкина. Работает в объединении инженером. Живет с родителями, имеет десятилетнюю дочь. С мужем разошлась.

— Нужно срочно вызвать ее на беседу.

Зазвонил телефон. Бубнов поднял трубку.

— Да?! Очень хорошо. Пропустите. — Он положил трубку. — Представляешь, Григорий Викторович, Ласкина, оказывается, здесь.

— Вот как! — удивился Тумянин. — Опередила нас. Спугнули или сама решилась?

— Посмотрим.

Из заявления Ласкиной Л. В.: «Четвертого апреля я пришла домой поздно. Мама сказала мне, что приходил Андрей Мотов, долго меня ждал, был чем-то взволнован. На другой день он опять приходил к нам, но меня не застал. В воскресенье утром Андрей снова пришел и попросил оказать ему услугу. Он сказал, что у него на работе неприятность: следственные органы ведут допросы родственников, знакомых, сослуживцев, ищут Локтева Валентина, а тот, по его словам, уехал в другой город за автомобилем. Этот Локтев его большой друг. Он вроде бы попросил Андрея отправить по почте какие-то документы начальнику отдела Алтунину, а Андрей сделать это не может, так как находится под наблюдением. «Сделай ты, Лида, — сказал он мне, — отвези, пожалуйста, эти два конверта на вокзал и сдай их в камеру хранения, а шифр и номер ячейки сообщи Алтунину, вот его телефон». Зная порядочность Андрея, я согласилась ему помочь. После разговора с Алтуниным Андрей попросил меня слетать в какой-нибудь город и отправить оттуда телеграмму Николаю Локтеву. Я согласилась сделать и это. Андрей дал мне на расходы двести рублей, написал адрес Локтева. На мой вопрос, почему он сам не расскажет обо всем Локтевой и не отдаст ей документы, Андрей ответил: «Дал слово другу, не могу». Ответ его звучал искренне, я не сомневалась в его честности.

Вечером я поехала на вокзал, положила пакет с документами в двести двадцать четвертую ячейку, закодировала шифром «Б» сто девяносто восемь» и сделала все, как просил Андрей: позвонила Алтунину, приобрела билет на ближайший рейс до Новосибирска. Прилетела в Новосибирск поздно ночью. В почтовом отделении аэропорта попросила незнакомого мальчика написать текст телеграммы, объяснив, что без очков плохо вижу. Отправив телеграмму, я взяла билет на обратный рейс и утром была в Омске. Вечером встретилась с Андреем. Он поблагодарил меня за услугу и остался доволен. Вчера вечером встретила соседку, которая работает вместе с Андреем, и узнала, что Локтев домой не вернулся. Все это показалось мне подозрительным, и я решила прийти к вам с заявлением...»

Прочитав заявление Ласкиной, Бубнов откинулся на спинку стула и задумался. Нужно просить санкцию прокурора на задержание Мотова и производство обыска.

— Пригласите Ласкину, — отдал он распоряжение. В кабинет вошла привлекательная молодая женщина.

— Садитесь, пожалуйста, — сказал полковник. — Мы весьма признательны, что вы пришли к нам сами и сделали очень важное заявление. Я задержу вас ненадолго, всего на несколько минут. Скажите, какие отношения у вас с Мотовым?

Она вскинула брови:

— С Андреем Мотовым я познакомилась давно, почти десять лет назад, на вечеринке у общих знакомых. Он понравился мне своей обходительностью, эрудицией. В то время я тоже увлекалась музыкой, и у нас с ним завязались дружеские отношения.

— Скажите, а вы знаете о том, что жена Мотова из ревности стреляла в него на охоте и ранила?

Ласкина вздрогнула, и полковник понял, что она слышит об этом впервые.

— Нет, я об этом ничего не знаю.

— Знаете ли вы Локтева?

— Нет, я с ним не знакома...

На совещании у генерала было высказано мнение, что Мотова необходимо задержать в качестве подозреваемого. Грунина дала на это согласие. Решено было создать две оперативные группы для производства обыска в квартире Мотова и в гараже. К этому времени были проведены экспертизы заявлений и конвертов: графическая, почерковедческая, дактилоскопическая, а также исследования образцов машинописи.

На допрос повторно была приглашена жена Мотова.

— Мария Григорьевна, в прошлой беседе вы с нами были не совсем откровенны. Вы же образованный человек. Не мне вам объяснять, что бывает за дачу ложных показаний или отказ от них, — начал Бубнов.

— Что вы имеете в виду? — Мотова обиженно поджала губы.

— Вы, например, утаили от нас, что ваш муж, по вашим предположениям, изменял вам, находился якобы в интимной связи с некоей Ласкиной, из-за чего вы на охоте даже стреляли в него.

Мотова побледнела.

— Какая женщина не ревнует своего мужа. А насчет выстрела — неправда. Это был случайный выстрел.

— Вы знаете Ласкину?

— Да, я ее хорошо знаю. Было время, когда мы дружили. Потом Андрей стал проявлять к ней повышенное внимание. Я запретила ей бывать у нас.

— Может быть, вы все-таки расскажете нам о том, как вел себя ваш муж после первого апреля?

Она пожала плечами:

— Ничего особенного в его поведении я не заметила...

Из заключения почерковедческой экспертизы: «Я, старший эксперт УВД Чуриков, изучив представленные на исследование документы: заявление Локтева об увольнении с работы, напечатанное на пишущей машинке, и заявление об отказе приобретения выделенного ему автомобиля, — делаю выводы, что роспись на первом заявлении принадлежит Локтеву. Он же писал второе заявление...»

Заключение экспертизы по исследованию машинописного текста: «Я, полковник милиции Щетинин С. Ф., изучив представленные на исследование документы: заявление Локтева об увольнении с работы, отпечатанное на пишущей машинке, и анонимное письмо о неправильном распределении местным комитетом профсоюза очереди на продажу автомобиля в личное пользование, — делаю вывод, что текст исполнен на одной и той же пишущей машинке, принадлежащей отделу, которым руководит Алтунин...»

Группу оперработников, производивших обыск в гараже Мотова, возглавлял старший лейтенант милиции Летов. Из гаража были изъяты около сотни патронов от малокалиберной винтовки, книга «Автомобиль», пробитая пулей, мужская шляпа с небольшими бурыми пятнами, которая очень заинтересовала следствие и была срочно направлена на биологическую экспертизу.

Повторный допрос Мотова начался ранним утром. Присутствовали Грунина и Бубнов. Перед этим выяснилось, что среди отпечатков пальцев, оставленных на заявлениях Локтева и анонимном письме, имеются и отпечатки пальцев Мотова. Из заключения дактилоскопической экспертизы: «...выявленные следы пальцев рук на анонимном заявлении о нарушениях при распределении автомобилей и на заявлениях Локтева об увольнении с работы принадлежат Мотову...»

— Андрей Павлович, следствием установлено, что первого апреля вы встречались с Локтевым. Расскажите об обстоятельствах этой встречи? Где она проходила? О чем шел разговор?

— Первого апреля с утра поехал в училище, где занимается моя дочь. Разговаривал с преподавателем Риммой Петровной об ее успеваемости. К десяти часам прибыл на работу и никуда больше не отлучался, Локтева не видел.

— Хорошо. Назовите своих самых близких друзей и приятелей.

— Ближе всех я с Валентином Локтевым. Приятелей много — все сослуживцы.

— Вы были на квартире Алтунина, когда к нему позвонила неизвестная женщина?

— Да. Об этом звонке мы подробно рассказали в райотделе милиции вместе с Алтуниным. Другого объяснения я дать не могу.

— Как по-вашему, кто звонил Алтунину?

Мотов качнул головой.

— Откуда мне знать?

— Почему в числе лучших знакомых вы не назвали Ласкину?

Лицо Мотова как бы окаменело, он отвел глаза в сторону.

— Какое это имеет отношение к делу?

— Нам лучше знать, что имеет, а что не имеет. Когда вы в последний раз встречались с Ласкиной?

— Точно не помню. Где-то дня три-четыре тому назад.

— Где происходила встреча и о чем шел разговор?

— Я приехал к Ласкиной домой... Как всегда, поиграл на пианино, спел несколько песен и уехал.

— Знает ли ваша жена о встречах с Ласкиной?

— Они хорошо знакомы. Но потом жена приревновала меня к ней. И я избегал встреч с Ласкиной.

Грунина прервала запись и спросила:

— Скажите, Мотов, правда ли, что ваша жена когда-то на охоте стреляла в вас?

Мотов усмехнулся.

— Ерунда, у нас с ней прекрасные отношения. Это случай. У нас же дети...

— Вы хорошо знаете почерк Ласкиной? — вновь спросил Бубнов.

— Конечно.

— Тогда ознакомьтесь вот с этим заявлением.

Мотов побледнел, как-то сник. Весь его внешний лоск будто ветром сдуло.

— А что в нем?

— Послушайте выдержки из этого заявления и поясните их нам. Может быть, вас оговаривают?

Бубнов стал читать самые существенные места из заявления Ласкиной. И по мере того, как он раскрывал содержание заявления, Мотов клонился все ниже. Потом наступила томительная пауза.

— Что же вы молчите?

— Такой человек, как Ласкина, врать не способна. В заявлении написана правда.

— Тогда объясните причины и цель ваших поступков.

— Я сейчас не могу, я устал, расстроен... Дайте мне отдохнуть, сосредоточиться.

— Отдохнете потом. Вы же понимаете, что семья Локтевых ждет домой мужа и отца. Где он?

Мотов помолчал минуту-полторы, словно собирался с мыслями, наконец заговорил:

— Точно не знаю. Одно могу сказать, что Локтев уехал. В прошлом году, когда мы с ним сошлись поближе, — а этому способствовали стендовая стрельба и охота, — Локтев рассказал мне, взяв честное слово, что не любит жену и имеет в Москве женщину, с которой тайно встречается. Эта женщина ему очень нравится. Он ее любит, тоскует о ней и жизни без нее не представляет. Беда лишь в том, что он очень привязан к дочери, из-за чего семью оставить очень трудно. Я пошутил над его секретом, сказал, что рано или поздно все станет на свое место. Тридцать первого марта утром Валентин пришел ко мне в гараж расстроенным и сказал, что надежда приобрести машину рухнула из-за анонимного письма, и он решил уехать. Я попытался его успокоить, отговорить, но Валентин стоял на своем, попросил помочь ему. Когда я спросил, в чем должна заключаться моя помощь, он сказал, что хочет уехать быстро и незаметно, не встречаясь ни с кем, чтобы не передумать. С этими словами он вручил мне два заявления и обручальное кольцо и попросил передать документы Алтунину, а кольцо — жене. Я выполнил его просьбу.

— Почему вы не передали заявление прямо Алтунину, Елене Николаевне — кольцо, а разыграли фарс с телефонным звонком?

— Я побоялся расспросов и не был уверен, что смогу удержать в секрете отъезд Валентина.

— Вы считаете, что Локтев уехал в Москву?

— Почти уверен, что он в Москве.

— Он не дал вам московский адрес?

— Нет.

Бубнов подумал, взглянул на Грунину. Она молчала. Было видно, что вопросов у нее нет.

— Объясните, пожалуйста, — начал снова Бубнов, — почему Локтев, передав вам заявления и кольцо, не уехал из Омска сразу?

— По его словам, он боялся встречи с родными и знакомыми, боялся передумать.

— Однако он ночевал дома и утром пошел на работу.

— Не могу знать. Я рассказал все, как было. Возможно, он сразу не мог достать билет.

Снова возникла пауза.

— Андрей Павлович, — прервал ее Бубнов, — вы арестованы по подозрению в связи с исчезновением Локтева. Вот санкция прокурора.

Мотов распрямился, пожал плечами.

— Дело ваше, я сказал все.

— Хорошо, отдыхайте, разговор продолжим.

Когда Мотова увели, Бубнов спросил:

— Каково ваше мнение, Галина Денисовна?

Грунина задумалась.

— Трудно сказать. Возможно, он говорит правду.

— Как будем действовать дальше?

— Нужно получить акт биологической экспертизы по исследованию шляпы, найденной в гараже. Снова побеседовать с Локтевой. По ее словам, она видела кольцо на руке мужа тридцать первого марта. Нужно спросить у нее, не видела ли она кольцо на руке мужа утром первого апреля и отлучался ли Локтев из дома после того, как помылся в ванной. Надо сверить отпечатки пальцев и спросить у Мотова, как попали отпечатки его пальцев на анонимное письмо...

На совещании у генерала было отмечено, что следствие идет по правильному пути. Нужно иметь еще несколько фактов, чтобы добиться правды от Мотова. В его «честных ответах» сомневались все. Что-то настораживало работников уголовного розыска.

Утром Бубнову позвонили. Результаты биологической экспертизы были готовы. На шляпе, изъятой при обыске в гараже, обнаружены следы человеческой крови, не принадлежащей Мотову. Бубнов решил еще раз его допросить, предварительно побеседовав с Локтевой.

Елена Николаевна вошла в кабинет осунувшаяся, заметно похудевшая, с потухшим взглядом. Она поздоровалась кивком головы.

«Не верит в нас, — подумал про себя полковник, — а ведь мы почти подобрались к главному. Причем всего за три дня».

Он достал кольцо, положил на край стола.

— Елена Николаевна, в прошлый раз вы заверили нас, что это кольцо принадлежит вашему мужу?

— Да, это обручальное кольцо Валентина.

— Вспомните, пожалуйста, такой момент: уходил ли куда ваш муж тридцать первого марта после того, как помылся в ванной? И было ли у него кольцо утром первого апреля перед уходом на работу?

— Я уже говорила, что тридцать первого вечером, когда я легла спать, Валентину звонил Мотов. Я спросила у Валентина, кто звонил. Он сказал, что звонил Мотов по поводу поездки за брусникой. Вскоре я уснула и определенно сказать, уходил Валентин или нет, не могу. Но хорошо помню, что утром во время завтрака кольцо на руке у него было.

Локтева достала из сумочки платок, вытерла глаза.

— У меня такое ощущение, что в нашей квартире кто-то побывал после ухода Валентина. Документы, которые хранятся в общей сумке, лежат как-то не так, паспорта Валентина нет. А совсем недавно я обнаружила, что нет кинопроектора.

— Могли бы вы вспомнить, был ли кинопроектор первого числа, когда вы ждали своего мужа?

— Нет, я на это не обратила внимания.

— Возможно, вы сами в расстроенном состоянии рылись в документах и переложили их по-другому, а не так, как обычно?

— Не помню.

Бубнов порылся в папке и вынул телеграмму, полученную из Новосибирска.

— Ознакомьтесь с этой телеграммой.

Локтева быстро пробежала по ней глазами. Взгляд ее остановился где-то в конце текста.

— Это не его телеграмма. Валентин не так подписывался. Он всегда подписывался сокращенно: Валент, а здесь полное имя.

— Спасибо, Елена Николаевна. Прошу вас подождать в вестибюле. Если не обедали, можете пройти в столовую...

Мотов вошел бодрым шагом, не ожидая приглашения, сел на стул. Бубнов пытался поймать на его лице следы тревоги или волнения, но тот был спокоен.

— А вы нам не все сказали, Андрей Павлович. У вас в гараже была найдена шляпа, на которой обнаружены следы крови человека. Группа этой крови вам не принадлежит. Как вы это объясните?

Мотов даже чуточку усмехнулся.

— Кто ее знает. В шляпе я многие годы ездил на охоту, а там все бывает. Мало ли кто из моих знакомых оставил эту кровь.

— Ну хорошо. На анонимном письме, написанном в местный комитет вашей организации, обнаружены отпечатки ваших пальцев. Вот заключение экспертизы. Как вы объясните это?

— Очень просто. Анонимное письмо печаталось на машинке нашего отдела. Может быть, бумага взята с моего стола.

Андрей Иванович нахмурился. Казавшиеся неумолимыми улики разбивались, как волны об утес.

— Резонно. И все-таки вы нас стараетесь водить за нос, Мотов. Есть маленькое несовпадение в ваших показаниях. Очень маленькое, но оно может вылиться в нечто очень большое. Вы сказали, что Локтев тридцать первого марта вечером передал вам кольцо и заявления. А вот жена его уверяет, что она видела кольцо на руке мужа перед уходом на работу первого апреля.

Мотов ничуть не смутился.

— Может быть, просто ей показалось, может быть, она путает числа.

— Логично, но сейчас вы с ней встретитесь и постарайтесь уточнить...

Мотов чуть-чуть побледнел.

— А надо ли? Женщина в таком состоянии...

— Ничего, мы вас в обиду не дадим.

— Вот влип... — Мотов вытер лоб рукавом. — Верно говорят: «Не делай добра, не будет зла». Можно мне взять в камеру бумагу и карандаш? Если я что-то забыл, то на досуге вспомню и напишу.

— Пожалуйста, — Бубнов протянул Мотову карандаш и несколько листков бумаги.

Вошла Локтева и остановилась на пороге. Потом она вдруг бросилась к Мотову, вцепилась в его одежду.

— Где Валентин? Куда ты его дел?

Крахмалев, присутствовавший при допросе, с трудом удержал ее.

— Успокойтесь, Елена Николаевна, — попросил полковник. — Скажите нам, когда в последний раз вы видели кольцо на руке мужа?

— Утром первого апреля, когда он уходил на работу. Резал хлеб, и я точно помню, что у него было кольцо.

— Он хлеб резал не только первого числа, но и до этого, — язвительно заметил Мотов.

Локтева ожгла его злобным взглядом.

— Я еще не сошла с ума!

— Хорошо, можете быть свободной, Елена Николаевна.

Когда Локтева вышла, Бубнов сказал:

— И вы тоже. — Уведите, — кивнул он на Мотова.

Вновь совещание в кабинете генерала. Как быть дальше? Мотов арестован как подозреваемый, и пока нет ничего конкретного, что могло бы подтвердить его виновность в исчезновении Локтева.

Генерал внимательно выслушал доклады, мнения и предложил повторно осмотреть гараж Мотова.

Утром полковнику Бубнову позвонил дежурный КПЗ старший сержант Низдрин и доложил, что на утренней прогулке к нему обратился Мотов с просьбой отнести записку своим родственникам. Обещал вознаграждение.

Через некоторое время записка лежала на столе у полковника. «Кемеровская, № ... Мотовой М. П. и Петру. Здравствуйте, мои родные мама и Петя. Получилось все довольно нескладно. Я переживаю за вас. У меня все в порядке, я здоров и бодр. Крепитесь и обо мне не беспокойтесь. Петр, срочно сходи в гараж. В корпусе электродвигателя стеклоочистителя находится жетон о сдаче вещей в камеру хранения аэропорта на имя Желтова. Если жетон не найдешь, попроси его получить вещи по паспорту, и пусть он хранит их у себя. Там кинопроектор, а в нем, кроме свертка, есть заявление Локтева. Срочно его возьми, слетай в Москву и отправь на имя Алтунина. Обратно езжай поездом, следов не оставляй. Если сделать не можешь, записку не получал. Встретимся — все объясню. Андрей...»

«Опять какая-то хитрость, или нервы у него сдали? Похоже, что сам в капкан лезет», — подумал Бубнов и сразу же позвонил следователю Груниной.

Решили Мотову о записке пока ничего не говорить, а выяснить, кто такой Желтов, и ждать результатов повторного обыска в гараже.

Из протокола допроса жены Мотова: «...Желтов — мой дальний родственник, проживает в Шербакульском районе, работает ветврачом. Не видела его более полугода...».

Сообщение начальника РОВД Шербакульского района: «Желтов допрошен, в Омске не был более месяца, Мотова не видел больше года, никаких вещей в аэропорту не сдавал. Протокол допроса высылаю с нарочным...»

По жетону из триста пятнадцатой камеры был изъят кинопроектор в упаковке. В свертке были обнаружены паспорт Локтева, 6200 рублей и заявление на имя Алтунина следующего содержания: «В связи с тем, что не имею возможности явиться для оформления увольнения, прошу документы выслать в Москву: главпочтамт, до востребования». Слова «начальнику», «подпись заявителя», «дата» отпечатаны на пишущей машинке, текст выполнен рукописно.

Заявление было передано срочно на исследование.

...В кабинете полковника собрались работники прокуратуры и милиции. К этому времени была готова почерковедческая экспертиза и исследован машинописный текст заявления. «...Заявление Локтева, печатные слова выполнены на пишущей машинке отдела, где работали Локтев и Мотов. Рукопись и текст заявления написаны Локтевым. На заявлении обнаружены следы пальцев Мотова...»

— Вроде бы многое прояснилось, — сказал Бубнов после короткого совещания. — Но заявления, написанные Локтевым, никак не вяжутся с предположением о его гибели. Даже если он жертва какого-то преступления.

Решили вновь допросить Мотова. Допрос опять вел полковник Бубнов.

— Как настроение, Андрей Павлович? Как отдыхалось? Что можете дополнить к нашему разговору?

Мотов несколько осунулся, но голос его звучал бодро:

— Какой там отдых! Всю ночь думал, как помочь вам быстрее выпутаться из этого дела. Может быть, вы направите меня со своим работником в Москву и там мы разыщем Локтева? Расходы я могу взять на себя.

— Зачем такая щедрость? Если будет необходимо, мы можем сделать это за свой счет. Вы у нас брали бумагу... Ничего не написали?

— Нет. Ничего дополнительного вспомнить не могу. — Он вдруг загорячился: — Что с моей семьей?! Ведь они беспокоятся?!

— Успокойтесь, Андрей Павлович. Семья в курсе дела. Вчера мы беседовали с вашей женой. Пояснили ей, что вы находитесь под следствием. Возможно, это и недоразумение, но против вас есть кое-какие улики.

— Какие улики? — Мотов увидел себя в зеркале. — Не мешало бы побриться, а то дома не узнают.

— Какой бритвой вы бреетесь?

— Электрической.

— Пожалуйста, — полковник вынул из тумбочки электробритву.

Мотов брился, а Бубнов незаметно наблюдал за ним. «Или чувствует себя невиновным, или у него железные нервы», — думал он.

Мотов побрился, повеселел.

— Эх, сейчас бы освежиться.

— И это можно.

И он подал пульверизатор.

— Андрей Павлович, мы с вами встречаемся уже не первый раз. Где все-таки Локтев?

— Да напрасно вы беспокоитесь. Оглядится на новом месте и объявится.

— А кто такой Желтов?

Мотов несколько стушевался, но тут же ответил:

— Дальний родственник моей жены.

— Когда вы с ним встречались?

— Откровенно говоря, не помню.

— Как же на его имя вы оставили вещи в камере хранения аэропорта, о которых написали в записке? Как в этих вещах оказались паспорт и заявление Локтева?

Мотов заметно побледнел, лоб его покрылся бисеринками пота. Он встал, подошел к окну, потом опять повернулся к столу.

— Я жду ответа, Андрей Павлович.

— Я голоден, хочу есть, — неожиданно сказал Мотов.

Полковник позвонил в столовую и попросил принести обед. Аппетиту Мотова можно было позавидовать. От двух порций рагу и четырех стаканов чая, внушительной горки хлеба ничего не осталось. Отряхнув с коленей крошки, он спокойно сел на свое место и поглядел на полковника.

— Ну что же, всему бывает конец. Я еще сегодня ночью понял, что переиграл. Нужно было затаиться, притихнуть, но я не знал, какими данными располагает следствие. Короче, я не знал мелочей и боялся их, думал, что на мелочах попадусь, и это беспокойство толкнуло меня на неоправданные поступки.

— Вы имеете в виду фарс с заявлениями и кольцом?

— Да.

— Это была ваша первая ошибка.

— Вторую я тоже знаю. Не ожидал, что вы меня так быстро арестуете, и поэтому сдал в камеру хранения кинопроектор и деньги. Но здесь выхода у меня не было, так как по истечении нескольких дней контрольное время хранения кончилось бы и камеру все равно вскрыли. Дежурный мне показался парнем вполне пригодным, способным клюнуть на деньги...

— Андрей Павлович, Локтев жив?

— Локтева я убил нечаянно из малокалиберной винтовки.

— Вы же утверждали, что он в Москве.

— Утверждал по известной причине.

— Хорошо, разберемся. Покажите, где его труп.

— За сотню километров от Омска...

Перед выездом состоялась встреча с генералом, которому доложили о результатах последнего допроса. Генерал сказал, что у него была на приеме Елена Николаевна. Она очень расстроена, упрекает нас в медлительности.

— Надеюсь, что ваша поездка поставит точку в этом деле.

День был теплый, солнечный. Природа радовалась началу весны, а люди ехали за... трупом, ехали и молчали. На сто десятом километре Исилькульского тракта синий указатель показал, что вправо поворот на деревню Шеффер. Мотов попросил свернуть и вскоре остановил машину.

— Здесь я захоронил своего лучшего друга, — показывая на полотно профилированной дороги, сказал он и всхлипнул.

— Прямо на проезжей части дороги?

— Да, потому что никуда не мог свернуть, была распутица.

Он первый взял лопату и стал пробовать дорогу. Работники милиции также взяли лопаты и стали ему помогать. Более часа ковыряли проезжую часть, но ничего не нашли. Мотов вдруг перестал копать и сказал:

— Я не могу вспомнить, в каком месте его закопал. Дело было ночью.

— Вы, что, никаких отметок не оставили? — спросил полковник.

— Нет, не до этого было.

— Все же мне непонятно, Мотов, почему вы не пришли сразу к нам, коль произошел несчастный случай?

— Побоялся, подумал, что не смогу доказать. Предполагал, что спрятать будет лучше.

— Мы могли бы вам помочь в определении несчастного случая.

— Тюрьма все равно была бы.

— А вы бы хотели совсем без тюрьмы?

— Как видите, хотел, но ничего из этого не получилось.

Мотов вдруг начал тихонько петь. Голос у него был приятный, хорошо поставленный.

Бубнов, послушав его, двинулся от дороги в лес, потом подозвал Крахмалева и велел поехать за дополнительной группой работников, для прочесывания местности.

Неожиданно метрах в пятидесяти от места, указанного Мотовым, Бубнов заметил вытаявшую из-под снега бутылку с отбитым горлом и осторожно поднял ее. Он тщательно осмотрел бутылку и попросил эксперта найти возможные отпечатки пальцев.

Другая группа работников милиции, начавшая прочесывать лес, обнаружила кострище, в котором видны были обгоревшие металлические предметы, подковки и замки от мужских туфель.

— Товарищ полковник! — окликнул Бубнова эксперт. — В бутылке — остатки серной кислоты, а на внешней ее стороне следы отпечатков пальцев, очень похожих на отпечатки пальцев Мотова.

— Это моя бутылка, — выслушав сообщение эксперта, сказал Мотов. — Кислотой я облил лицо Локтева на случай обнаружения трупа. Закопал его здесь, против бутылки...

Начальник райотдела милиции Карлов пригнал из ближайшего колхоза трактор «Беларусь» с механической лопатой. Несколько взмахов ковша, и труп Локтева был извлечен.

Бубнову, прошедшему фронт, видавшему немало смертей, многие годы проработавшему в уголовном розыске, стало немного жутковато. У многих, увидевших обезображенный труп, навернулись слезы. Заплакал и Мотов.

Грунина и эксперт принялись за свое дело, составляли документы.

— Что за кострище там в лесу? — спросил полковник Мотова.

Тот размазал по лицу слезы. И как-то быстро успокоился.

— В этом кострище я сжег одежду и обувь Валентина...

После необходимых процессуальных действий труп Локтева направили в город для судебно-медицинского исследования, следом уехали и все остальные. Когда прибыли в Управление, обо всем доложили генералу. Он долго молчал, ходил по кабинету и курил, потом махнул рукой и с горечью сказал:

— Погиб еще один хороший и честный человек не за понюх табаку, и мы были не в силах сделать что-либо...

В приемной полковника ждала Елена Николаевна. Она почти бросилась ему навстречу.

— Что с Валентином?

Бубнов решил, что утаивать дальше правду нет смысла. Он попросил подождать минуточку, а сам, войдя в кабинет, вызвал медсестру и врача. Когда вошла Локтева, Андрей Иванович сказал:

— Случилось самое тяжелое. Валентин погиб.

Лицо Елены Николаевны стало белее бумаги. Она упала бы, если бы ее не поддержали. Обморок был долгим.

На другой день утром результаты судебно-медицинского исследования были уже в Управлении. Заключение гласило следующее: «...Локтев убит выстрелом в затылок с очень близкого расстояния, калибр оружия 7,62, автомат или пистолет ТТ. Смерть наступила мгновенно...»

«Эх, Мотов, Мотов, опять обманул, опять изворачивался. Выстрел в затылок, да еще в упор не может быть случайным. Значит, он умышленно убил Локтева, а это уже другое дело. Но каковы мотивы? Неужели только ради шести тысяч?»

Мотова вновь вызвали на допрос. Внешне он почти не изменился. Был также спокоен. «Ну и выдержка, — снова позавидовал Бубнов. — А ведь убийца».

Допрос вела Грунина.

— Мотов, познакомьтесь с заключением судебной экспертизы. — Она протянула ему листок бумаги. Мотов прочитал заключение и побледнел.

— Да, я нечаянно убил его, но не из малокалиберной винтовки, а из самодельного пистолета, который сделал давно, на всякий случай. Приходится много ездить на автомобиле, мало ли что...

— Где этот пистолет?

— Он спрятан во дворе дома моей матери.

— Но это не все, Андрей Павлович, — вмешался полковник. — Выстрел произведен в затылок в упор. А как можно такой выстрел произвести случайно? К тому же Локтев значительно выше вас.

Мотов опустил голову, помолчал, потом взбодрился.

— Да, я убил его. Мы повздорили, а у меня в последние дни не совсем в порядке нервы. У нас в роду болели шизофренией. Возможно, это наследственность.

— Хорошо, мы это выясним... Укажите, где лежит пистолет.

Мотов рассказал, что спрятал пистолет под перекладиной сарая, завернув его в тряпку. Позднее пистолет был изъят.

— Еще два момента мне не совсем ясны во всей этой неприятной истории. Откуда взялись заявления Локтева и как они к вам попали?

Мотов печально усмехнулся.

— Я сказал Локтеву, что смогу ему помочь в приобретении автомобиля на стороне, в воинской части. Но для этого нужны заявления об увольнении и выезде из города, на основании которых его фиктивно можно было оформить на работу в воинскую часть. Я его уверил, что о заявлениях никто не будет знать.

— Значит, анонимное письмо вы писали для того, чтобы убедить Локтева: машину ему в организации не продадут. С целью получить от него эти заявления?

— Да.

— Значит, Мотов, вы уже тогда предполагали, что можете быть привлечены к суду за свой мерзкий поступок. Не рассчитали вы только одно: как бы преступник ни таил свои следы, как ни хитрил, рано или поздно, — на той или иной, самой махонькой, мелочи — попадется. Истина обязательно восторжествует...

Эксперт-психолог признал Мотова вменяемым. Под давлением неопровержимых улик он рассказал, что ему очень нужны были деньги. Он якобы запутался в отношениях с женщинами, имел любовницу, фамилию которой назвать наотрез отказался. Первого апреля в восемь часов утра, по заранее намеченному плану, у себя в гараже Мотов убил Локтева из самодельного пистолета, воспользовавшись моментом, когда тот рассматривал охотничью карту.

Суд приговорил Мотова к исключительной мере наказания.

...Бубнов сидел в своем кабинете и смотрел на мокрые ветки тополя под окном. Почки уже набухали и скоро должны были раскрыться. На душе у полковника было тягостно, несмотря на успешное завершение трудного, необычного уголовного дела. «Откуда берутся Мотовы? Казалось бы, человек образован, культурен, имеет хорошую семью, работу, и на тебе — преступление, да еще какое?.. Пожалуй, все пошло от малой нечестности в жизни. Изменял жене. Запутался. А дальше пошло-поехало...»

Телефонный звонок прервал тяжелые мысли...