Записки Темнейшего

Часть 15. Умиротворение строптивой

Хм, а за столько лет шатания толп разнообразного народа по дому я оказывается просто отвык от тишины. Теперь, когда Дарт Вейдер обосновался в собственных апартаментах, пусть и в том же доме на Республиканской, мне сделалось скучно. Я бы совсем в рабочий кабинет жить переехал, чтобы не сидеть вечерами перед камином одному как старый всеми забытый дурак. Это неправда. Кроме того, у меня есть Око. Но я не об этом. Просто многие годы в моем доме постоянно что-то гремело, шипело, временами взрывалось, и все это под дружный молодецкий гогот. Хочешь – не хочешь, а будешь в тонусе. Вот по этому шуму-гаму тарараму я оказывается скучаю.

Но домой ехать надо. Ибо ночные бдения императора на рабочем месте могут породить ненужные слухи. А Империя к концу первого года своего существования должна демонстрировать устойчивую стабильность. Что она, в сущности, и делает. Только нравится это далеко не всем, и желающие раскачать лодку на пустом месте находятся.

Петиция 2000, например. Да, да та самая: «Все свободолюбивые народы галактики единодушно взывают к тирану… бла-бла-бла…». Или вот еще мне особенно нравится: «Опомнитесь, Палпатин, вы украли нашу свободу, наше будущее, наше счастье и процветание». В общем давненько я так не смеялся. Только если петиция написана, значит это кому-то нужно. Значит, кому-то необходимо, чтобы под набором эмоциональных, косноязычных нелепостей появлялась хотя бы одна подпись. И хоть безбашенных остолопов оказалось всего две тысячи, тот, кто дергает их за ниточки, имеет некий план.

Едва ли этот план заключается в реальной надежде усовестить тирана, да так, чтоб он от власти отказался. Ибо, если такая вероятность существует на уровне хоть чуточку выше статистической погрешности, то какой же я тиран? А если нет, то в чем смысл подставляться под удар беспощадного, но до ситха популярного диктатора? Не понимаю я мотивов подписантов, чей авторитет и рядом с моим не стоял. Мне даже намекать никому не потребовалось, чтобы в отнюдь не провластных СМИ появились пикантные детали биографий малоизвестных участников петиции. С известными и так все ясно. Не все, конечно, но доля тех, кто регулярно в коррупционных скандалах светился, там достаточна, чтоб скомпрометировать весь проект. Ладно, подписанты – идиоты с суицидальными наклонностями. Но я и организатора-кукловода не понимаю. Смысл в чем? В списке нет ни одного персонажа, о ком можно сказать, что власть испугалась сказанной им правды. Если власть их не заметит, это сочтут естественным. Если их все же повяжут, то над ними еще и посмеются. Организатор просто неуемно активный идиот? Дай-то Сила. Но поберечься следует. Поэтому лишний раз демонстрируем уверенность и спокойствие власти.

Например, тем, что мой кортеж в обычное время и по обычному маршруту отправится из Сената в мою резиденцию. И пусть Айсард с коллегами строят страдальческие рожи по поводу грубого нарушения правил императорской безопасности. Нет, вот закончим строительство нового дворцового комплекса. Чтобы и дом, и работа в одном флаконе, тогда – другое дело. А пока ежедневные поездки с работы и на работу пусть будут маленьким шоу для политических гурманов. Да и наличие соседей на Республиканской несколько портит образ отгородившегося от людей тирана.

Кстати о соседях. Госпожа Скайуокер, собственной персоной паркуется.

– Добрый вечер, милая госпожа Падме.

– Добрый вечер, ваше величество.

– Позвольте пригласить вас на чашечку чаю?

– Я, пожалуй, соглашусь, - величаво кивает мне экс-королева.

Только сдается мне, что меня на парковке целенаправленно подкараулили. Ну и ладушки. Не на прием же ко мне даме записываться в конце-то концов. А больше-то ей про мужа своего поговорить не с кем.

В голову я к ней не лезу. Про то, что на семейном фронте у Дарта Вейдера не все гладко, я в курсе. Это еще с учетом того, что я лорда регулярно по командировкам засылаю. Вот и сейчас он с поставками тибанна с перерабатывающих станций Беспина разбирается. Вот жена и воспользовалась моментом переговорить с тем, кто… Да, понимаю, я – последний, с кем Падме готова обсуждать свои семейные неурядицы. Но только когда она попробовала сделать это со своими сенатскими подружками, дело кончилось громогласными заявлениями в либеральной прессе, которая обвиняла лорда в домашнем насилии. Как итог, скандал как с мужем, так и с уже теперь бывшими подруженьками.

Естественно, первая часть разговора – дань традиционным светским темам: моде-погоде и капельку о политике. Но делать вид, что не вижу тревог моей гостьи я не буду. Заговариваю о насущном без лишнего словоблудия, как только этикет позволяет это сделать.

– Как у вас с Энакином?

– Зачем вы настраиваете мужа против меня?

– Отчего вы так решили?

– А кто еще? Когда он приезжает, я же вижу, как он соскучился по мне и детям. А через несколько дней все как-то разлаживается. Я его люблю… А он… Он…

Женщина едва не всхлипывает. Я очень аккуратно воздействую на нее, касаясь измученной души волной тепла и участия. Да-да, я и так умею. Причем практически искренне. А еще я умею дозировать такое воздействие. Это Дарт Вейдер по неопытности пробует гасить семейные конфликты внушением в Силе. Открытый скандал предотвращает, но проблема продолжает гнить глубоко внутри. Не терпит человек такого подавления своей воли. Особенно со стороны близких. Так что те, что обвинял Вейдера в семейном насилии не так уж и не правы. Просто насилие то совсем иного рода. Я же позволяю гостье расслабиться и выпустить наружу слезы. Потом жду, когда она наплачется всласть.

– Любите. Конечно же любите. Только вы, деточка, любите славного, наивного мальчика, смотрящего на вас полными восторга и любви глазами. А мальчик вырос и стал мужчиной. Лордом, который привык, что снизу вверх глядят на него. Вам обоим надо учиться глядеть друг на друга на равных. Разумеется, если ваша любовь стоит таких усилий.

– Вы-то откуда знаете? Вы же не любили никого.

– Конечно же не любил. Только любовь тут и ни при чем. Семья – это прежде всего баланс интересов, привычек, хотелок двух взрослых, состоявшихся людей. Любовь помогает пойти на уступки. Наверное. Потому что политики находят такой баланс без всякой любви, на чистой выгоде.

– Я не хочу, как в политике.

– Чего же вы хотите, деточка?

– Я хочу, чтоб он со мной считался. Чтоб смотрел, как на равную.

– Так встаньте наравне с ним.

– Что значит, наравне?! Я сенатор!

– В переводе на ситхский – балаболка пустобрехливая. Проку – ноль, а на лорда ситхов свысока смотреть пытается.

– Вы хотите…

– Я? Не так, чтобы очень. Но другого способа сохранить семью у вас нет. Хотя есть второй вариант: стать покорной домохозяйкой, подающей тапки вернувшемуся со службы мужу. Вейдера бы это устроило. Только едва ли такое распределение ролей устроит вас. Значит, заставьте мужа гордиться вами.

– Если я решусь порвать с ситхом, в покое вы меня не оставите?

– Детей точно не оставим. Иначе они станут марионетками в чужих равнодушных руках. Да и вас Вейдер в собственнической любви своей едва ли легко отпустит.

– Вы опять правы. Ради благополучия детей… Я докажу вам свою полезность.

– Зачем же так по-торгашески.

Говорю уже в спину вскочившей со своего места женщине. Я не останавливаю. Она же не душить какую-нибудь Мон Мотму побежала. А в остальном - пусть ее.

***

Утром у меня образовалось несколько свободных часов, поработать с документами в домашнем кабинете. Просматривая новостные ленты, натыкаюсь на сообщение о стремительно набирающей голоса петиции королевы Амидалы. Что за хатт? Только я порадовался, что Скайуокер хватило ума не марать фамилию мужа и не подписываться под петицией 2000, как ну те – здрасте. Открываю текст. Размещено около шести часов назад, а счетчик просмотров мелькает, как лопасти вентилятора. А что с содержательной частью?

«Демократия – есть власть народа, а не демократов. Но часто ли мы, политики, вспоминаем о народе, от имени которого говорим? Спрошу жестче: насколько народные избранники отражают волю представляемого ими народа? Готовы ли мы не просто исполнять эту священную волю, но хотя бы найти в себе мужество узнать ее? Сегодня у нас есть такая возможность.

Группа сенаторов, опубликовавшая петицию 2000, по сути объявила о своей претензии на власть. Они полагают, что способны управлять галактикой, опираясь на традиции Сената Старой Республики.

Я призываю всех граждан не оставаться равнодушными и высказать свое отношение к существующей власти и оппозиции, поставив свою электронную подпись за Империю или Республику. Окно для голосования внизу текста. Конфиденциальность вашего волеизъявления и невозможность накручивания голосов гарантируется ассоциацией сисадминов Храма джедаев. Гарантийное письмо за подписью гранд-магистра Дуку размещено ниже по ссылке».

Все-таки умная жена лорду Вейдеру досталась. Все демократичненько, не придерешься. Но моему ситхскому сердцу особенно приятны визуальные символы: Империю представляю я, тут без вариантов. А то, что под Старой Республикой красуется фото Мон Мотмы – это, друзья мои, месть, причем изощренная.

Пожалуй, следует пообщаться с моей самодеятельной соратницей прямо сейчас. Нет, домашний халат сниму, конечно, чтоб опять чего-нибудь не то не подумала.

– Доброе утро, милая госпожа Падме. Надеюсь, у вас нашлось хотя бы несколько часов на сон?

– Не беспокойтесь, ваше величество. У меня достаточно сил, чтобы провести этот день с пользой. Вы приглашаете меня на встречу с госпожой Мотмой, не так ли?

– Да. Вы проницательны, мадам. Я планировал сегодня встречу с лидерами группы 2000. Но коли счет на табло уже на два порядка в нашу пользу, то собственно саму встречу вести будете вы. Если вы согласны, конечно.

– Полагаете, мне не хватит мужества сказать Б, когда А уже произнесено?

– Нет, просто напоминаю о существовании свободы выбора.

– Поздно. Я его уже сделала.

– Тогда поехали. С детьми есть кому сидеть, кроме конверсионной версии генерала Гривуса?

– Есть. Кроме того, конверсионную версию дети уже раскурочили.

– Уже? Они же ходить, наверное, едва начали?

– Одно другому не помешало.

***

Летим до Сената вместе и заходим в мой кабинет через служебные помещения. Не через парадную приемную, где меня уже ждут делегаты от «двухтысячников». Сперва рассматриваю пришедших по видеосвязи. Сенатор Мотма держится так, словно уже на эшафоте. Остальные эмоционально где-то рядом. Лишь немолодая тогрута с замашками форсюзера каменно равнодушна. Силовой кокон, не иначе.

– Сир, - передо мной возникает капитан Красной гвардии. – Присутствующая среди делегатов тогрута опознана как магистр Шаак Ти, и она в состоянии боевого транса.

Абсолютно с ним согласен. Хотя пластическую операцию на личике и защиту в Силе ей сделали качественно.

– Считаю своим долгом пояснить, в сложившихся обстоятельствах ваш выход может быть небезопасным. Боюсь, что смысл этой акции изначально был в том, чтобы провести на встречу с властью фанатика-форсюзера, который попытается грохнуть представителей этой самой власти.

– Не стоит волноваться. Вы правы, император, но этот план предусматривает покушение конкретно на вас. Едва ли они согласятся заменить вас мной. Я им просто неинтересна.

– Надеюсь, в вас говорит мужество, а не бахвальство. Иначе, мне сложно будет объяснить вашему мужу необходимость вашего участия в этой миссии, чем бы она ни завершилась.

– Лучше удачи мне пожелайте.

– Ни пуха, ни пера.

– К ситху.

Ко мне, к кому же еще. Усаживаюсь в кресло перед проектором. Я тоже думаю, что из-за жены Дарта Вейдера Шаак Ти удар не нанесет. Но с другой стороны, она не может не понимать, что шансов выйти отсюда у нее ускользающе мало. Значит, надо быть готовым вмешаться. В идеале, не выходя из кабинета. Что вполне решаемо. Пока же посидим, послушаем.

– Рада приветствовать вас, дамы и господа, от имени его величества.

– Извините, милочка, но мы – выразители воли свободолюбивого народа галактики – пришли говорить с тираном.

Мон Мотма окидывает вчерашнюю подругу презрительным взглядом, словно и не узнала. Впрочем, Падме Скайуокер отвечает ей тем же.

– Народ? Следовало бы уточнить, согласно проходящему сейчас голосованию, ваши взгляды разделяет где-то около процента этого самого народа.

– Тем не менее это триллионы разумных!

– Вполне сопоставимо с населением системы, представителем которой в Сенате я являюсь. Так что на равных вы можете разговаривать со мной, но никак не с его величеством, за которым стоит на два порядка больше сторонников. Впрочем, довольно об этом. Если меньшинство способно внятно сформулировать насущные предложения, то их выслушают.

– Мы будем говорить только с Палпатином.

– Говорить или лаяться? Сперва изложите суть ваших предложений и аргументируйте их необходимость. Если его величество сочтет идеи интересными, то он примет вас. Тратить же время на пафосные требования передать власть от большинства меньшинству, на основании того, что последним украсть стало нечего - увольте.

Я практически вижу, как в головах у Мотмы со товарищи буквально жернова ворочаются в стремлении срочно сгенерировать интересную для меня идею. К такому повороту событий они банально не готовы. Были слишком уверены в том, что я выйду к ним без предварительных условий. Не спорю, еще полчаса назад я собирался сделать именно это, да Великая отвела. Теперь же пауза неприлично затягивается. Наконец Мотма прерывает молчание.

– Это ты так ради благосклонности твоего муженька-ситха стараешься? Видать и правда крепко он тебя поколачивает… Или надеешься найти утешение в постели старого ситха?

Фу-фу-фу! И это политик с многолетним стажем?! Конечно, госпожа Мотма всегда славилась в качестве неиссякаемого генератора самых нелепых, но политически выверенных слухов. Но за столько-то лет можно было и ведению открытой дискуссии без перехода на личности научиться. А еще я как ребенок радуюсь тому, что Падме Скайуокер ни разу не ситх. Потому что с такой вспышкой ярости, что овладела ею сейчас, справиться нереально. Стоящий за ее спиной гвардеец покрепче перехватывает пику, чтобы у разъярённой дамочки не получилось завладеть оружием вгорячах. Надо гасить. Такое только встречным палом гасится.

Впрочем, подходящий тромб у Шаак Ти я уже присмотрел. Не берегла себя уважаемая магистр джедаев, ох, не берегла. А чтоб и дернуться напоследок не успела, мы еще и аорточку передавим. Нет-нет, это с моей стороны вовсе не гуманизм. Просто у меня в приемной витражи работы древних мастеров. Шедевр и общегалактическое достояние, на большие миллионы застрахованное.

В общем, пока врачи набежали, пока пытались реанимировать труп, идея аудиенции рассосалась сама собой. Вместе с делегацией.

Падме Скайуокер сидит в моем кабинете, нервно сжимая обеими руками чашку чая.

– Мон и остальных арестуют?

– Пока нет. Доказать их осведомлённость о намерении Шаак Ти атаковать императора, как и факт самого этого намерения совсем непросто. Однако, я полагаю, что на воле они погуляют недолго. При их неуемности, неразборчивости в средствах и неряшливости исполнения задуманного…

– Энакин скоро вернется? – собеседница как-то вдруг теряет интерес к сенатским коллегам. Словно необходимый долг отдала и приступила к реально насущному.

– Полагаю, вам следует отправиться к нему на Беспин. В качестве имперского комиссара разобраться с жалобой, которая на него с Кеноби от местных поступила. Де, нарушают принципы имперского правосудия, творя сущие джедайские беззакония.