Записки воздушного стрелка-радиста

Александр Клочков

« Записки воздушного стрелка-радиста»

Передано в издательство ДОСААФ

Вход. № 126-01 11.04.1985г.

1985 год

КАК Я ОКАЗАЛСЯ В АВИАЦИИ.

Ставрополь на Волге. (Ныне, находящийся на дне Куйбышевского водохранилища). Июль 1938 год.

Я стою на крутом берегу волжского протока. Прощаюсь с открывшимися передо мной далями великой русской реки, Жигулевскими горами с их неповторимой красотой, с сосновым лесом, по которому в зимнее время мы, десятиклассники, любили бродить на лыжах при лунном свете.

Прощай средняя школа, в которой я учился, и которая дала много знаний, так пригодившихся в моей дальнейшей жизни.

Аттестат отличника в кармане, и передо мной открыты двери всех вузов страны без вступительных экзаменов.

Куда подать документы? Конечно туда, куда зовет сердце.

А что было для нас, выпускников средней школы конца тридцатых годов, самым романтичным? Естественно наши умы и сердца будоражили отважные полеты летчиков на спасение челюскинцев, сверхдальние героические полеты Чкалова, Байдукова, Гризодубовой, Расковой, Осипенко…

Пожалуй, фигура летчика в кожанке и шлеме была для нас самой романтичной в те времена. Но мы, конечно, тогда не думали, что эта романтика связана с титаническим трудом, который должен выполнять наш кумир, наш «романтик». Здесь мне хочется привести несколько строк из книги А.И.Покрышкина, трижды героя Советского Союза, генерал-полковника авиации. В своих воспоминаниях он пишет:

«Пожалуй, ни одна профессия не расставляет людей с такой справедливостью, как летная. Тут не поможет ничто, если ты сам не умеешь работать. Работать днем и ночью, на земле и в воздухе. Надо быть смелым – всегда, собранным – всегда, готовым к полету – всегда, а это достигается только каждодневным трудом, тренировкой. Именно в этом, а не в небрежно наброшенным на плече реглане, настоящая романтика воздушного бойца.»

Послан запрос в Военно-воздушную академию имени Жуковского, получен ответ, что приема на реактивное отделение пока нет (в это время «гирдовцы» делали самые первые шаги в в ракетостроении и им было не до нас, новичков).

Затем судьба сложилась так, что мне пришлось послать документы на энергетический факультет Ташкентского индустриального института. Так как документы мои пришли в Ташкент поздно, в конце августа, приемная комиссия зачислила меня на свободное место, оказавшееся на горном факультете.

Приехав в Ташкент и узнав об этом, я взял документы из института и устроился работать электромонтером на телефонную станцию при Ташкентском текстильном комбинате. Проработав там около года, решил продолжить свое образование. На этот раз послал документы в Рыбинский авиационный институт, где и был зачислен на моторостроительный факультет.

В конце 1939 года в Рыбинске стояли сильнейшие морозы, достигавшие 50*С, и нам, студентам, жившим в общежитии на довольно большом расстоянии от института, приходилось туговато. Этому способствовало и не совсем хорошее снабжение продуктами питания в связи с начавшимся конфликтом с Финляндией.

Но мы не унывали. Несмотря на то, что нас, 1919 года рождения, Рыбинский горвоенкомат призвал на военную службу, оставив в институте до особого распоряжения, мы регулярно посещали лекции и практические занятия, много внимания уделяли спорту, занимаясь в гимнастическом кружке. У меня перед призывом врачи признали невроз сердца, занятия же гимнастикой укрепили мое здоровье, и я впоследствии уверенно проходил все врачебно-летные комиссии.

В начале января 1940 года во время зимней экзаменационной сессии нас, призывников, посадили в поезд и повезли в неизвестном направлении.

Через несколько суток я очутился в городе Уральске и был зачислен в роту связи 654 стрелкового полка.

…Зимой 1940 года три военных самолета типа СБ летели на Восток и были вынуждены из-за плохих метеоусловий сделать посадку в районе г. Уральска. Один из них сел нормально, два других потерпели катастрофу. Для охраны этих самолетов из полка были направлены часовые, один их которых после смены не вернулся в часть. На розыски пропавшего часового спешно была создана группа бойцов, хорошо владевших лыжами, в которую попал и я.

Во время поиска пропавшего бойца мы приблизились к приземлившимся самолетам, и таким образом я впервые мог осмотреть современный по тому времени самолет-бомбардировщик в исправном состоянии и искореженные при ударе части неудачно приземлившихся самолетов.

Я проникся уважением к авиационной технике, к самолетам вообще, и моя решимость посвятить свою жизнь авиации укрепилась.

Вскоре такой случай представился: в части было вывешено объявление о дополнительном приеме в Балашовское авиационное училище летчиков.

Я немедленно подал рапорт командованию и был направлен в город Балашов.

По прибытии в училище стало известно, что прием в группу пилотов был завершен, и мне предложили подать документы в ШВСР. На мой недоуменный взгляд мне объяснили, что ШВСР – это школа воздушных стрелков-радистов. Узнав, что стрелки-радисты тоже летают, я без колебаний поступил в эту школу.

Учиться в школе было легко, т.к. с радиотехникой был знаком с юношеских лет, занимаясь радиолюбительским делом, пополнил свои знания в радиотехнике также в роте связи пехотного полка, где служил в радиовзводе.

В конце 1940 года я успешно окончил ШВСР и в звании старшины был направлен в авиационный полк, расположенный западнее Житомира, Киевской области.

На воздушного стрелка-радиста в трехместном самолете-бомбардировщике возложена обязанность поддерживать надежную радиосвязь со своей базой, вести непрерывный обзор задней полусферы самолета и, в случае необходимости, отражать нападение вражеских истребителей. А так как истребители противника при атаке стремились зайти «в хвост», пытаясь в первую очередь уничтожить стрелка-радиста, то от его находчивости и умения вести прицельный огонь из своих пулеметов зависела жизнь всего экипажа.

Поэтому на боевую подготовку стрелков-радистов в полку обращалось особое внимание.

Как известно, в начале 1941 года международная обстановка была особенно тревожной. На западе полыхал пожар войны, развязанной гитлеровцами, которые оккупировали Польшу, Бельгию, Голландию, Францию… И этот пожар неумолимо приближался к границам Советского Союза.

Весной 1941 года наш скоростной бомбардировочный авиаполк перебазировался на полевой аэродром недалеко от города Овруч западнее Житомира и занимался совершенствованием боевой подготовки. Полк, укомплектованный самолетами СБ, готовился принять на вооружение пикирующие бомбардировщики Пе-2 конструкции Петлякова. Перед самым началом Великой Отечественной войны полк уже получил несколько таких самолетов. Экипажи стали усиленно тренироваться в бомбометании с пикирования.

В то время я летал с командиром эскадрильи, и мы почти каждое утро взлетали на самолете СБ и пикировали на один мостик, находившийся невдалеке от аэродрома.

В это время произошло одно летное происшествие, взбудоражившее весь личный состав полка.

Во время тренировочного полета самолет при неудачной посадке сделал, как говорится, большого «козла», и его пилот по неопытности решил с этого «козла» уйти на второй круг. Так как скорость самолета была потеряна, он перестал слушаться рулей и почти вертикально пошел вверх. Из-за малой мощности моторов полет вверх продолжился недолго, самолет завис в воздухе, и перевалившись через крыло, пошел вниз и врезался в землю. Страшный треск, взрыв, столб пламени… и от самолета и экипажа почти ничего не осталось.

Все это произошло на окраине аэродрома на глазах личного состава полка. Все были потрясены внезапной гибелью своих товарищей и, естественно, приуныли. Дисциплина в полку резко пошла на убыль. В ближайшем от аэродрома селении было раскуплено все спиртное, даже одеколон.

При очередном обходе командиром полка расположения наших палаток (мы жили в полевых условиях в палатках) он обнаружил опорожненные емкости и приказал выстроить весь личный состав полка. Помню, что первое слово в речи командира полка было нелитературным, поэтому приводить его не буду, но оно сразу же подняло наше настроение. В дальнейшей речи командир говорил о необходимости строжайшего соблюдения уставных требований, максимального приложения сил в совершенствовании боевой подготовки. После этого боевая учеба стала продолжаться в прежнем темпе.

В свободное от учебных полетов время мы занимались в планерном кружке. Руководил полетами на планере старшина полка. Запускали планер с помощью резинового шнура, концы которого растягивали кружковцы.

Полеты на планере без оглушающего рева моторов, похожие на парение птиц, произвели на меня неизгладимое впечатление. Я до сих пор с удовольствием вспоминаю эти блаженные минуты полета, именно минуты, т.к. продолжительность такого полета была прямо пропорциональна работе кружковцев по перетаскиванию планера на место старта. Поэтому мы после взлета стремительно пикировали, стараясь посадить планер поближе к месту старта.

НАЧАЛО ВОЙНЫ

22-го июня 1941 года, в день начала Великой Отечественной войны, в 4 часа утра полк был поднят по боевой тревоге. Посчитав, что это обычная учебная тревога, мы быстро оделись, подвесили учебные бомбы и заняли свои места в самолетах. Ждем час, два, три…

В это время над летным полем появилась армада самолетов. Самолеты летели на большой высоте в необычном строю, очертания самолетов тоже были для нас непривычны. Мы строили различные догадки о цели полетов этих самолетов, думали, что начались маневры дальнебомбардировочной авиации и тому подобное.

И лишь командир нашей эскадрильи капитан Ларионов, воевавший с фашизмом в небе Испании, высказал мысль, что это – немецкие самолеты. Как оказалось впоследствии, эта армада действительно летела бомбить город Киев.

Около девяти часов утра нас выстроили на летном поле и объявили, что фашистские войска вторглись в пределы нашей Родины.

Так для нас началась война.

Конечно, каждый воспринял эту весть по-своему. Для нас, воинов, она поломала привычный распорядок дня. В первый день войны одна из эскадрилий полка бомбила с высоты 400 метров прорвавшиеся через границу танковые колонны немцев. С такой высоты промахнуться по такой крупной цели было трудно, и мы с удовлетворением наблюдали, как наши стокилограммовые фугаски переворачивали фашистские танки кверху гусеницами. В тот полет «наломали дров» мы порядочно, вернулись все радостные, возбужденные.

На другой день немцы прилетели к нам с «визитом».

Ранним утром шестерка Юнкерсов-88 начала «утюжить» наш аэродром. Противовоздушная оборона полка почти бездействовала, и Юнкерсы безнаказанно бомбили и обстреливали из пулеметов стоянку наших самолетов.

Когда они улетели, стали подсчитывать потери. Они оказались мизерными: был ранен один человек и частично поврежден один самолет. Это обстоятельство еще более воодушевило нас, и мы посчитали, что с немцами воевать можно, и что победа над ними будет легкой и близкой.

Но мы тогда глубоко ошибались…

Уже в последующие полеты на бомбежку танковых и моторизованных колонн фашистов полк стал нести большие потери. Немцы подтянули зенитную артиллерию, истребительную авиацию.

Своими бомбовыми ударами с малых высот мы старались сдержать наступление танковых частей немцев и таким образом помочь нашим наземным войскам, оказавшимся в очень трудном положении. Самоотверженная работа наших летчиков привела к тому, что в один из первых дней войны, из вылетевших на задание девяти самолетов, не вернулся на свой аэродром ни один самолет.

Через два месяца боевых действий в части почти не осталось исправных самолетов, и полк сначала на автомашинах, а потом поездом был направлен в глубокий тыл за получением новой материальной части.

По пути в Казань эшелон несколько раз подвергался бомбардировке и обстрелу со стороны немецких самолетов. Причем наш эшелон не был исключением: фашистские летчики с таким же ожесточением и бессмысленной яростью бомбили и санитарные поезда с ясными опознавательными знаками.

Когда мы добрались до Казани, нас определили в запасной авиационный полк. Казанский авиационный завод в то время производил пикирующие бомбардировщики Пе-2.

Служба в запасном полку, естественно, нас не устраивала, мы все рвались в бой и с нетерпеньем ожидали, когда нам дадут новые машины и отправят на фронт.

Горечь вынужденного отступления наших войск нисколько не повлияла на боевое настроение летного состава полка. Мы твердо верили, что фашистские войска будут разгромлены.

В это время я попал в число летчиков, направленных в город Иваново, где по замыслу командования нас должны были обучить американской боевой технике с тем, чтобы можно было использовать для перегонки американских самолетов на советско-германский фронт через Охотское море и Дальний Восток. Замысел этот по каким-то причинам не осуществился, и через несколько месяцев нас возвратили в Казань.

В НЕБЕ СТАЛИНГРАДА.

За время моего пребывания в Иваново наш полк, оснащенный новыми самолетами Пе-2, участвовал в жестоких боях под Сталинградом и, потеряв все боевые машины и более половины летного состава, снова оказался в Казани. По заданию командования в небе Сталинграда полк вел боевую работу по разведке войск противника.

По рассказам однополчан, а также по данным, почерпнутым из политдонесений, посланных в политотдел Воздушной армии, за время боев под Сталинградом летчики полка проявляли чудеса отваги.

Так, летчик Терехин Иван Сергеевич со штурманом Степаненко Анатолием Тимофеевичем на двухместном самолете СУ-2 31-го августа 1942 года с боем пробивались в район разведки и были перехвачены пятью истребителями Ме-109. Экипаж сбил одного «мессера», другого повредил, но и их самолет был подожжен.

Терехин решил дорого продать свои жизни и направил горящий самолет в скопление вражеских войск, чем совершил подвиг, достойный подвигу капитана Гастелло. Этот эпизод происходил на глазах наших бойцов 1-ой танковой армии.

Терехин И.С. и Степаненко А.Т. похоронены с воинскими почестями на станции Абганерово Сталинградской области.

Экипаж в составе летчика Балашова В.Д. и штурмана Лялина В.К., в последствии оба Герои Советского Союза, совершая разведку 26 сентября 1942 года при сплошной облачности с высоты 200-100 метров, вскрыли большую группу конницы противника в районе населенного пункта Обильное. Экипаж смело атаковал скопление конницы, рассеяв ее огнем из своих пулеметов.

А вот выписка из журналов боевых действий полка (опись 163100, дело 6).

22-го декабря 1942 года экипаж в составе летчика Балашова В.Д., штурмана Лялина В.К., стрелка-радиста Малахова Е.М. в районе Аксая на высоте 7500 метров был атакован двумя истребителями Хейнкель-113. В завязавшемся воздушном бою Малахов сбил одного Хейнкеля, Лялин подбил другого. Сбитый Хе-113 упал на нашей территории, что подтверждено наземными войсками. Экипаж выполнил боевое задание.

Несмотря на тяжелейшие условия работы на Сталинградском фронте, несмотря на превосходящие силы противника, на его превосходство в воздухе, несмотря на большие потери в личном составе и материальной части, летный и технический состав показывал образцы мужества и верности Родине. Полк мужал и закалялся в этих боях.

За образцовое выполнение заданий командования на Сталинградском фронте 57 человек из личного состава полка были награждены орденами и медалями СССР, из них трое посмертно: Власенко, Гичкин, Гаврилюк.

Всего за Сталинградскую операцию полк произвел 410 боевых вылетов, сфотографировано более 34000 квадратных километров площади, занятой врагом, в тыл противника заброшено 750000 листовок, на головы фашистов сброшено более 10000 кг бомб различного калибра.

Приведу еще одну выписку из доклада в Политотдел 8-ой Воздушной армии о работе комсомольской организации полка за время Сталинградской битвы. В ней говорится: «Комсомольцы Борисов В.Д. (впоследствии Герой Советского Союза), Малахов Е.М., Зарипов Н.Х., Киселев, Самойленко показывают образцы в своей работе.

Летчик Борисов и стрелок-радист Малахов 1-го ноября 1942 года, произведя глубокую разведку, доставили ценные данные по группировке сил противника: обнаружили до 1600 автомашин и произвели бомбардировку скопления войск.

Этот же экипаж 12-го ноября 1942 года обнаружил аэродром противника и на нем до 70 самолетов различных типов, а также большое скопление автомашин. Во время разведки экипаж был атакован семью истребителями типа Хейнкель 113. Несмотря на явное превосходство противника, экипаж смело оборонялся и, выйдя победителем, доставил ценные данные на свою базу.

Приведу еще одно воспоминание бывшего писаря полка М.С. Еремеевой.

«… Помню, жили в землянке. Нары – в два этажа. У штурмана Елецких Г.Н. заболели зубы. Его отставили от полетов. Он просил командование полка не посылать на задание старшего лейтенанта Рожкова Петра Ивановича без него, т.к., сделав с ним 65 боевых вылетов, привык летать с ним. Задание же, полученное непосредственно из штаба армии, было приказано выполнить лучшему экипажу полка Рожкова.»

В задании было приказано сфотографировать линию обороны и скопления войск противника, а затем произвести дальнюю разведку вплоть до Ростова-на-Дону.

Рожков полетел со штурманом звена, лейтенантом Акимушкиным Алексеем Александровичем и стрелком-радистом старшим сержантом Хлякиным Михаилом Григорьевичем. Это было 10 ноября 1942 года. При фотографировании линии фронта на экипаж напали немецкие истребители. Одного они сбили, но в воздушном бою загорелся и их самолет. Стрелок-радист Хлякин был убит и сгорел вместе с самолетом. Штурман Акимушкин выбросился из самолета, раскрыл парашют, но его отнесло ветром на сторону врага, домой не вернулся. Рожков тоже покинул горящий самолет, но парашюта раскрыть не сумел. Наши танкисты подобрали его уже мертвым.

Так погибли Рожков и Хлякин. Судьба Акимушкина оказалась неизвестной. При описании боев за освобождение Донбасса я немного расскажу о дальнейшей судьбе Акимушкина.

В РОДНОМ ПОЛКУ,

После безрезультатной поездки в Иваново я снова оказался в боевом полку и был зачислен в экипаж лейтенанта Духанина Ивана Ивановича. Таким образом, я оказался в 8-ом отдельном дальне-разведывательном авиационном полку (8-ом ОДРАПе). После укомплектования и тренировочных полетов в городе Петровске Саратовской области полк был придан 4-му Украинскому фронту. С этим полком мне и довелось пройти весь боевой путь до конца войны.

8-ой отдельный разведывательный авиаполк был сформирован в июне 1942 года из личного состава 90-ой и 91-ой отдельных разведывательных эскадрилий, уже побывавших на фронте и достаточно потрепанных фашистами за год боевых действий. Формировался он в совхозе Викторополь Вейделеевского района Воронежской области и был влит в состав 8-ой Воздушной Армии.

Полком командовали в различные периоды времени майор Подгорнов, полковник Ситкин, подполковник Маргошин, но крепче всех ныне здравствующим ветеранам полка запомнился один из лучших командиров-авиаторов полковник Ситкин Михаил Александрович.

Строгий, но справедливый, всегда подтянутый и очень грамотный офицер, отличный летчик, эрудированный, с большой душой человек, он вошел в сердце каждого летчика, штурмана, стрелка-радиста, техника, моториста, каждого рядового солдата из обеспечивающих служб. Вошел на всю жизнь. Требовательный ко всему, что касалось службы и боевой работы, он в редкие часы отдыха мог пошутить, поговорить «по душам», спеть, помузицировать. Недаром однополчане между собой звали его «батей».

За время пребывания в полку М.А.Ситкин шестерых из летного состава представил к высокому званию Героя Советского Союза.

Вначале полк был двухэскадрильный. Одна эскадрилья была в основном оснащена самолетами Пе-2, другая – истребительная, предназначалась к оснащению самолетами МИГГ-3, однако летный состав этой эскадрильи, просидев без матчасти продолжительное время, был разобран по другим частям…

Было в полку несколько самолетов СУ-2, и долгое время с полком «ходил» один самолет типа Пе-3.

СУ-2 и Пе-3 были двухместными, без стрелка-радиста. Основным же вооружением полка были трехместные самолеты Пе-2 или «пешки», как их окрестил личный состав полка. Впоследствии полк стал трехэскадрильным и был вооружен только пикирующими бомбардировщиками Пе-2, оснащенными отличными фотоаппаратами для съемки важнейших объектов противника.

Бои шли тяжелые. Превосходство фашистской авиации в первые годы войны было известным, и полк нес большие потери, как в личном составе, так ив материальной части. Пополнение тем и другим, полученное из Казани, было весьма кстати.

В НЕБЕ ДОНБАССА.

В это время бои шли уже за освобождение Донбасса. Фронт стабилизировался на реке Миус, а базировались мы в начале на аэродроме города Шахты, и разведку вели на оккупированной немцами территории Донбасса, Юга Украины, в акватории Азовского и Черного морей.

В этот период многие экипажи полка делали по 2-3 боевых вылета в день, проявляли максимум мастерства, находчивости и храбрости для выполнения поставленных командованиям задач.

В донесении в политотдел 8-ой Воздушной армии от 30 марта 1943 года говорится о такой находчивости, отваге и мастерстве:

« 29-го марта летчик Владимир Вишенков (впоследствии Герой Советского Союза) выполнял задание в Азовском море по разведке судов противника. В районе города Мариуполя внезапно отказал второй мотор, а задание еще было выполнено не полностью. Вишенков, проявив не только мастерство пилотирования (самолет Пе-2 трудно «вести» на одном моторе), но и немалую личную храбрость, на одном моторе заканчивает выполнение задания и благополучно возвращается на свой аэродром. Каково экипажу над морем «бродить» на одном моторе на сухопутном самолете?

Несколько ранее, 25 марта 1943 года, экипаж в составе штурмана Лялина В.К. (впоследствии Героя Советского Союза) и стрелка-радиста Килбаса А.С. при выполнении задания в районе Мариуполь – Таганрог встретил большую группу вражеских бомбардировщиков и истребителей, шедших курсом на Ростов. Экипаж сумел уклониться от встречи с противником и немедленно по радио сообщил об этом на свой командный пункт. Радиограмма самолета-разведчика тотчас была передана на командный пункт 6-ой гвардейской истребительной дивизии. Наши истребители быстро поднялись в воздух и не допустили немецкие бомбардировщики до Ростова, заставив около шестидесяти вражеских самолетов разгрузиться от бомб в море.

21-го мая 1943 года тот же экипаж Вишенкова со штурманом Петром Хрипковым и стрелком-радистом Михаилом Голубчиком, совершая полет в сплошной облачности в районе станции Краматорская, удачно в нужный момент вышел из облаков и сфотографировал три железнодорожные станции с 62 эшелонами на них и аэродромом, где базировалось более 150 самолетов противника. По самолету был открыт ураганный огонь зенитной артиллерии, но летчик Вишенков, умело маневрируя, вышел из зоны огня. В этом же полете экипаж дважды подвергался нападению вражеских истребителей и, отразив их атаки, благополучно возвратился на свой аэродром.

Росло мастерство личного состава полка не только боевым налетом часов, но и упорной учебой.

В июле 1943 года, не прерывая разведывательных полетов, были проведены учебные бои с истребителями. Воздушный разведчик всегда работает в одиночку в глубоком тылу противника и должен в совершенстве владеть противозенитным и противоистребительным маневром. Особенно нуждались мы в отработке противоистребительных маневров, т.к. от истребителей противника несли большие потери.

Учения проводились на высшем уровне: по распоряжению командующего 8-ой Воздушной армией генерала Хрюкина Тимофея Тимофеевича, в них принимал участие прославленный летчик Дважды Герой Советского Союза Лавриненков В.Д.

В последующих боях эти учения дали замечательные плоды: даже несколько истребителей противника против одного самолета-разведчика не всегда добивались успеха.

Эти занятия показали летному составу, насколько совершенен и маневрен самолет Пе-2, и что он не уступает истребителям в бою, если экипаж слаженно действует во время воздушного боя.

Успешное наступление наших войск после прорыва укрепленных позиций немцев на реке Миус и быстрое перемещение линии фронта на запад требовали от полка особой мобильности, частого перебазирования вслед за наступающими войсками, обеспечивая их воздушной разведкой в условиях скоротечных изменений в составе и расположении группировок противника перед фронтом.

С февраля по июль полк совершил свыше 500 боевых самолето-вылетов на разведку, в результате которых было обнаружено визуально и подтверждено аэрофотосъемкой:

115 колонн автомашин в составе от 50 до 4000 единиц каждой

10 танковых колонн

8300 железнодорожных эшелонов

4 района скопления танков

37 аэродромов и на них от 50 до 200 самолетов

26 артиллерийских позиций

Таким образом, была вскрыта вся система вражеской обороны в Донбассе, а 514 аэрофотопланшетов и схем были переданы в штабы наземных частей, штурмовой и бомбардировочной авиации, что способствовало успешному прорыву сильно укрепленной противником полосы на реке Миус, разгрому Таганрогской группировки и освобождению Донбасса.

За отличное выполнение задачи командующим фронтом была объявлена благодарность всему личному составу полка.

Всего в боях за Донбасс 56 человек летно-технического состава полка было награждено орденами и медалями Советского Союза.

МЫ - МЕЛИТОПОЛЬЦЫ.

Полк продолжает перемещаться вслед за наступающими наземными частями и ведет успешную боевую работу по разведке ближних и дальних тылов противника и фотографированием вскрывает всю систему его обороны по реке Молочная. Некоторые экипажи, используя полный радиус действия самолета Пе-2, вылетали в район Мелитополя и достигали Днепр, долетая до района Запорожья.

Отшифрованные фотопланшеты были сданы наземным частям, что способствовало успешному прорыву сильно укрепленных позиций противника и занятию города Мелитополя 23-го октября 1943 года. Затем наши части отбросили врага за Днепр, закрыв отход его частей из Крыма.

Приказом Верховного Главнокомандующего И.Сталина от 23 октября 1943 года 8-му ОДРАП было присвоено почетное наименование «Мелитопольский», всему личному составу полка была объявлена благодарность, а 149 человек летно-технического состава были награждены орденами и медалями.

Когда полк базировался на аэродроме Сталино, по рассказу бывшего начальника штаба эскадрильи Блохина Степана Ивановича, стало известно, что ранее выпрыгнувший с парашютом штурман Акимушкин, в то время, когда в городе хозяйничали немцы, встретился со своим командиром экипажа летчиком Шаповаловым В.Н., не вернувшемся с боевого задания несколько позже 12 декабря 1942 года. Они укрывались от немцев у сестры Акимушкина, жившей где-то на окраине города Сталино (ныне город Донецк). Однажды они пробрались на аэродром и пытались улететь на немецком самолете Ме-110, однако их схватила охрана аэродрома. Дело оказалось в том, что за день до этого один из советских летчиков-истребителей, также оказавшийся на территории, оккупированной немцами, сумел угнать с этого аэродрома немецкий истребитель и, обстреляв стоянку самолетов, был таков. Вследствие этого случая немцы усилили охрану аэродрома.

После освобождения города Мелитополя полк продолжительное время базировался на его аэродроме, делая разведывательные полеты над оккупированной немцами территорией Крымского полуострова и правобережной Украины.

Затем полк принимал активное участие в освобождении Польши, Чехословакии, Венгрии и закончил войну на востоке Германии в городе Хартенау.

Полк воспитал 6 героев Советского Союза, за боевые заслуги награжден орденами Красной Звезды и Богдана Хмельницкого.

В заключение представляю вниманию читателя несколько очерков, описывающих боевые эпизоды, в которых автор принимал непосредственное участие в составе экипажа старшего лейтенанта И.И.Духанина.

ДАЛЬНЯЯ РАЗВЕДКА.

По утвержденному Ставкой Верховного Главнокомандования плану Южный фронт под руководством генерала Ф.И.Толбухина начал очередное наступление, сосредоточив, на сей раз главное усилие в направлении промышленного центра Донбасса – городов Сталино (ныне Донецк), Макеевка, Горловка. В первый же день наступления 18 августа 1943 года, после мощной артиллерийской и авиационной подготовки, длившейся 75 минут, нашим войскам удалось прорвать оборонительный рубеж на реке Миус, или «Миус-фронт», как его называли гитлеровцы. Противник, во что бы то ни стало, пытался остановить наше продвижение, но тщетно.

Напряженные бои развернулись и в воздухе.

Советские летчики, среди которых были такие мастера воздушного боя, как А,И,Покрышкин, Д,Б,Глинка, А,В,Алелюхин и другие, решительно отражали попытки бомбардировщиков врага атаковать наши наземные войска.

Темп наступления советских войск нарастал. Воины дрались с невиданным мужеством. Всем хотелось как можно скорее возвратить Родине «Всесоюзную кочегарку», освободить из фашистской неволи тысячи советских людей. Ненависть к оккупантам удесятеряла силы. И спустя месяц войска Южного и Юго-Западного фронтов завершили освобождение Донбасса.

Наш отдельный авиационный полк, в котором я служил в то время, вел интенсивную разведку войск противника на всей территории Донбасса и в акватории Азовского моря.

Успех наступления советских войск на юге позволил начать детальную разработку планов форсирования Днепра в нижнем его течении и освобождения правобережной Украины.

Командованию фронтов нужны были разведданные о глубоком тыле противника.

В конце августа 1943 года наш экипаж в составе командира Ивана Духанина, штурмана Павла Гирько и автора этих строк, выполнявшего обязанности стрелка-радиста, получил задание произвести разведку на полный радиус действия самолета Пе-2. Нам предстояло сфотографировать немецкие оборонительные рубежи по обоим берегам Днепра между городами Запорожье, Никополь, т.е. углубиться в тыл врага до 400 километров.

Прикинув возможности самолета, мы дозаправились горючим на одном из прифронтовых аэродромов, на малой высоте перелетели линию фронта и взяли курс на Запорожье. С набором высоты летим над оккупированной территорией, делаем визуальную разведку встречающихся на пути вражеских объектов. На высоте 4000 метров надели маски и включили кислород.

На важные цели, где имеются зенитные батареи или истребители прикрытия, заходим со стороны солнца с приглушенными моторами и со снижением, чтобы не терять скорость, применяем и такой прием: даем одному мотору, например 1500 оборотов в минуту, а другому 1450. В результате сложения колебаний возникает звуковая волна с частотой, равной разности частот слагаемых колебаний, т.е. около одного герца, при этом создается прерывистый звук, весьма похожий на нудный, противный звук, издаваемый немецкими двухмоторными самолетами типа Ю-88, Хе-111,Ме-110. Когда немцы же разберутся, кто и зачем летит, пальнут вдогонку раз-другой из зениток, а нас уже и след простыл. Во время таких обстрелов стараемся зафиксировать расположение зенитных батарей.

Одновременно зорко следим за воздушной обстановкой. Если первым заметил вражеские истребители – считай, что ты невредимым прилетишь на свою базу, а боевое задание будет успешно выполнено. От истребителей можно уйти в сторону солнца, скрыться в облаках, наконец, отбиться пулеметным огнем и авиационными гранатами. Главное – заметить первым. Поэтому за время полета до боли натираешь воротником мехового комбинезона шею: приходиться вертеть головой, как говориться, на все 360 градусов.

Периодически через верхний люк кабины выбрасываю пачки листовок. Политотдел 8-ой Воздушной армии снабжал нас достаточным количеством таких листовок, и редкий боевой вылет обходился без них.

Листовки были на русском языке для наших соотечественников, находящихся под оккупацией, и на немецком – для гитлеровских вояк. Я был одним из немногих в полку, кто мало-мальски владел немецким языком (с помощью словаря, конечно), поэтому содержание таких листовок было нам известно, и я с удовольствием разбрасывал их с высоты 6-7 километров над вражеской территорией.

Немцы над нашей территорией тоже бросали листовки. Обычно глупого содержания, они всегда заканчивались призывом: «Русские, сдавайтесь в плен!» даже во время их стремительного отступления. При очередном боевом вылете мы часто возвращали им эти листовки с иронической припиской: «А как это сделать, если вы драпаете так, что вас не догнать?»

Впереди появляется светлая полоса Днепра. Вот и он, широкий и могучий! Над городом Запорожье разворачиваемся на юг и включаем фотоаппараты. До этого полета я никогда не видел первенца нашей крупной гидроэнергетики – Днепрогэс. С высоты 7000 метров он был как на ладони. Дугообразная плотина в нескольких местах была взорвана, и через образовавшиеся прорывы с бешеной скоростью прорывалась вода.

Я загляделся на эту картину, как неожиданно в поле зрения возник силуэт немецкого двух фюзеляжного самолета Фокке- Вульф 189. Этот самолет немцы обычно использовали над линией фронта для корректировки огня своей артиллерии. Он имел снизу мощную броню и был сравнительно мало уязвим. Наши бойцы называли его «рамой». «Рама» шла с меньшей скоростью несколько ниже нас. Она летела спокойно, видимо, с учебно-тренировочной целью, не опасаясь нападения, т.к. находилась в глубине «своей» территории. Сверху она не имела броневых плит, и для моего крупнокалиберного пулемета системы Березина была легкой добычей, т.к. на учебных стрельбах по буксируемому конусу я всегда показывал неплохие результаты.

Я инстинктивно прильнул к пулемету, определил ракурс, под которым фашистский самолет был виден в оптическом прицеле, взял необходимое упреждение и … вспомнил, что мы находимся в глубоком тылу противника. Доложил командиру и штурману. Посоветовавшись друг с другом, решили не выдавать стрельбой свое местонахождение и фашистов не трогать; наши разведданные были гораздо ценнее этой «рамы». Разум победил инстинкт.

Фашистский экипаж, очевидно, не заметил наш самолет, и мы без особых осложнений продолжили свой полет, фотографируя немецкие укрепления по берегам Днепра. Таким образом, были вскрыты важные оборонительные рубежи так называемого «Восточного вала», за которым гитлеровцы намеревались отсидеться после разгрома их под Сталинградом. Как показали дальнейшие события наши войска, нанеся поражение основным силам немецкой группы армии «Ю» на Левобережной Украине, сокрушили оборону противника на Днепре и успешно сходу форсировали его.

Обратный путь для большей безопасности прошли на максимально возможной высоте порядка 8000 метров.

Фашисты не ожидали появления советского самолета с запада, и поэтому зенитный огонь их был малоэффективным. Благополучно перелетев линию фронта, приземлились на своем аэродроме.

За успешное выполнение ответственного задания командование объявило экипажу благодарность и представило к награждении боевыми орденами. Я некоторое время испытывал досаду, что пришлось упустить такую верную добычу. Но, поразмыслив, пришел к выводу, что мы должны быть благодарны экипажу «рамы» за то, что гулом своих моторов они невольно замаскировали наше присутствие над Запорожьем и избавили нас от огня зенитных батарей, которых было достаточно в этом крупном городе, т.е. способствовали успешному выполнению такого ответственного задания.

Далекие рейсы в тыл врага совершали и другие экипажи отдельного разведывательного авиационного полка (ОРАП), после чего его сокращенно стали обозначать 8-ой ОДРАП, т.е. 8-ой отдельный дальне разведывательный авиационный полк. С тех пор в шутку нас стали называть «драповцами».

ВСТРЕЧА В МЕЛИТОПОЛЕ.

«А помнишь, Павлик, как мы «бомбили» эрзац-сапогами дом губернатора Таганрога? – этот вопрос я задал бывшему штурману нашего экипажа Павлу Федотовичу Гирько, когда встретился с ним в октябре 1978 года. Нас пригласили в Мелитополь для участия в торжествах, посвященных 35-летию освобождения города от немецко-фашистских захватчиков.

… Во время войны наш 8-ой разведывательный авиаполк вел интенсивную разведку в Донбассе, обеспечивая ценными разведданными командование Южного и Юго-Западного фронтов.

Как-то в окрестностях аэродрома г. Шахты, где мы в то время базировались, нами были обнаружены сплетенные из соломы громадные сапоги, весьма далекой от совершенства формы. Такие эрзац-сапоги немецкие часовые надевали в сильные морозы и бросили их при последнем отступлении. Нас одолевал неудержимый смех, когда пытались себе представить фигуру гитлеровского вояки, облаченного в такую, с позволенья сказать, «обувь».

После Сталинградской битвы Краснозвездная авиация завоевала господство в воздухе, и на больших высотах самолеты полка в одиночку бороздили небо и фотографировали все, что было необходимо для наступающих советских войск.

Получив очередное задание на разведку фашистских кораблей в Азовском море, наш экипаж решил попутно сбросить немцам пресловутые сапоги. Выполнив боевое задание, мы, невзирая на плотный заградительный зенитный огонь, несколько уклонились от курса. А когда оказались над центром Таганрога, я услышал веселый голос штурмана Павла Гирько:

- «Саша, бросай сапоги!». Затем он добавил шутливо:

- «Как раз во двор губернатора упадут».

Я выбросил их с пачкой листовок для немецких солдат и сопроводительной запиской, в которой мы укоряли фашистов за небрежное отношение к военному имуществу, и высказали ряд советов. Помню, что по стилю записка была весьма похожа на известное письмо запорожских казаков турецкому султану.

Весь обратный путь весело ухмылялись, представляя себе удивление и испуг немцев, на головы которых с ясного неба упали эти сапоги.

Приземлившись на своей базе, доложили о результатах разведки. За отличное выполнение задания экипаж получил благодарность и одновременно…выговор. За неоправданный риск, как нам пояснили.

Разбор полета 1

Как уже упоминалось, полк за отличные боевые действия при штурме последнего перед Крымом оборонительного рубежа на реке Молочная и освобождения города Мелитополя получил почетное наименование «Мелитопольский». Учитывая боевые заслуги полка, городские власти Мелитополя 6-го октября 1978 года пригласили на торжества представительную делегацию – 40 однополчан. Кроме того, на праздник приехало несколько сотен ветеранов из других частей и соединений, принимавших участие в штурме города.

Встреча оставила неизгладимые впечатления. Все пять дней на каждом шагу мы чувствовали заботливое отношение со стороны властей и всех жителей города. Мы принимали участие в торжественных шествиях и митингах, возлагали цветы на братские могилы воинов, павших в боях за город. Нас приглашали в общежития и школы, во Дворец пионеров и коллективы предприятий. Выступления на митингах, задушевные беседы… Сколько их! Особенно трогательной была встреча ветеранов во Дворце пионеров. Дети вручили нам памятные сувениры, сделанные юными умельцами.

А мы, ветераны 8-го авиаполка, подарили пионерам макет-стенд о боевом пути полка с фотографиями летных экипажей, статьями из фронтовых газет. Стенд изготовил прославленный летчик полка Федор Михайлов, ныне живущий в Волгограде. Наш подарок поместили в комнате Боевой Славы дворца.

Так завязалась крепкая, сердечная дружба ветеранов нашего полка с юными жителями города Мелитополя. Мы делимся с ними своими фронтовыми воспоминаниями, а они, в свою очередь, пишут нам о своих пионерских делах, шлют праздничные поздравления.

Сегодняшний Мелитополь утопает в зелени и цветах. Этот южный город покоряет образцовой чистотой, исключительным гостеприимством его жителей. Радостно видеть его цветущим и молодым, особенно нам, ветеранам, видевшим его в руинах и развалинах.

ВАЖНОЕ ЗАДАНИЕ ОСТАЛОСЬ НЕВЫПОЛНЕНЫМ.

«Так это же был перевернутый штопор!» - воскликнул бывалый летчик, Герой Советского Союза Василий Балашов, когда мы закончили свой рассказ о неудачном боевом вылете. Он внимательно посмотрел на нас и добавил: «Я не знаю случая, чтобы такое падение на самолете Пе-2 не окончилось катастрофой».

Что же произошло?

В один из душных дней июля месяца 1943 года наш экипаж получил задание сфотографировать с высоты 7000 метров немецкие суда и порты в Таганрогском заливе и Азовском море.

Нашим войскам предстояло выполнить сложную задачу по освобождению от фашистских оккупантов Донецкого бассейна – важнейшего промышленного района юга страны. Им предстояло прорвать сильно укрепленный оборонительный рубеж, который гитлеровцы создавали на реке Миус в течение двух лет и который хвастливо именовали «Миус – фронтом».

Немецкое командование всячески стремилось удержать этот район за собой. В течение всей оккупации немцы приложили много сил, чтобы использовать для своих целей огромные материальные ресурсы и людские силы Донбасса, но не смогли поставить на колени местное население. Шахтерский орешек оказался им явно не по зубам.

По призыву коммунистов, работавших в условиях глубокого подполья, горняки не являлись на шахты, а если кое-где и приступали к работе под угрозой расстрела, то делали все возможное для срыва добычи, для порчи механизмов, для затопления шахт.

Чтобы не останавливать железнодорожный транспорт и некоторые заводы, гитлеровцы, до самого последнего времени, вынуждены были уголь ввозить в Донбасс из Верхней Силезии, т.е. из глубин Германии. (ЦПА ИМЛ, ф.17 оп 1 д.2309, л.29)

Ставка Верховного Главнокомандования, планируя операции по освобождению Донбасса, наметила ударами по флангам донбасской группировки противника разгромить главные его силы и затем развивать наступление в сторону Днепра.

Нашему полку было приказано вести интенсивную разведку войск противника. Мы периодически фотографировали немецкие аэродромы, железнодорожные узлы, морские суда в портах Таганрог, Мариуполь, Осипенко (Бердянск) и другие военные объекты, обеспечивая разведданными штабы двух фронтов – Южного и Юго-Западного.

Боевое задание, полученное нами в тот памятный для нас день, было не так уж сложное и не так уж опасное. Нам предстояло выполнить будничную фронтовую работу, какую делали почти ежедневно.

Как всегда перед вылетом проверили пулеметы, рацию, фотоаппараты, личное оружие, прогрели двигатель, взлетели и развернулись к линии фронта, до которой было около сорока километров (в то время базировались мы на аэродроме Ровеньки).

Погода в районе Ровеньков была хорошая, моторы работали четко, и Иван Духанин , командир экипажа, стал круто набирать высоту. Штурман самолета Павел Гирько корректировал его курс. Я, выполняя обязанности стрелка-радиста, после установления связи с наземной радиостанцией встал и через верхний открытый люк внимательно наблюдал за землей и воздушной обстановкой. На высоте 4000 метров мы надели кислородные маски и включили кислород.

При подходе к линии фронта погода стала ухудшаться, но мы успели набрать высоту около 6000 метров. Фронт перелетели над облаками.

Взяли курс на Мариуполь. Идем по коридору: снизу, справа, слева облака, впереди – маленькая темная тучка. Это темное маленькое облачко и стало в дальнейшем причиной наших больших бед. Высокие колонны белых кучевых образований окружают самолет со всех сторон. Их причудливые очертания под действием сильных вертикальных потоков воздуха, а также вследствие большой скорости полета, на наших глазах непрерывно меняют свою форму, совершая какой-то стремительный фантастический танец.

Мы с восхищением и в то же время с некоторой тревогой наблюдали это изумительное зрелище.

Появившееся впереди темное облачко быстро росло. Оказывается, оно было верхушкой гигантского грозового фронта глубиной более пяти километров. Иван, по-видимому, чувствовал, что темное облако принесет нам неприятности, поэтому стал еще круче набирать высоту, чтобы успеть перепрыгнуть через него, но мощности моторов не хватило, и самолет угодил в самую опасную часть грозового пекла.

И тут началось! Мощными восходящими потоками воздуха нашу «пешку» сначала резко подбросило вверх, затем повалило на крыло и перевернуло. Иван «сбросил» газ обоим моторам. Потерявший управление самолет стал терять высоту, штопоря «на спине», делая один виток спирали за другим. В кабинах стало темно, как ночью. Но черные облака часто пронизывались ослепительно яркими молниями, и в эти минуты я мог следить за стрелкой высотомера. Стоявшая перед падением на цифре 6000м, она стала стремительно скользить вниз.

С каждым витком центробежная нагрузка, вызванная вращением самолета и придавившая нас к сиденьям, увеличивалась. Она возросла до такой степени, что просто стало невозможно поднять руку. Мы знали, что такую строгую в управлении машину, как самолет Пе-2, с трудом можно вывести из штопора, а в условиях сплошной грозовой облачности это сделать было невозможно. Команды прыгать с парашютом не было, в таких условиях покинуть самолет было просто невозможно. Да и куда прыгать: внизу враг!

Мы уже смирились со своим положением, мысленно простились с родными, близкими, друзьями и приготовились к худшему. Страха не было. Было только какое-то неестественное жгучее чувство любопытства: как это будет? Что произойдет в момент прикосновения с землей, нам было хорошо известно – сильнейший взрыв, столб пламени. А вот что почувствует в этот момент наше собственное «Я», естественно, никому из нас было неведомо.

Спасти нас могло только чудо.

И это чудо произошло. Самолет вышел из облаков, когда до земли оставалось еще 1000 метров. В этот момент я, прижатый к сиденью и бензобаку в центроплане, увидел ее в верхнем люке и понял, что падаем «на спине».

И тут проявил величайшее самообладание и мастерство пилотажа наш Ваня Духанин.

Его также придавила к сиденью центробежная сила, но руки лежали на панели с секторами газа. Дав полный газ одному из моторов, он вывел самолет из штопора, и беспорядочное падение сменилось крутым пикированием. Перегрузки сразу исчезли, наступило состояние невесомости.

При максимальной скорости 580 километров в час самолет за время падения увеличил ее до 900 километров. При такой скорости Ивану удалось вывести самолет из пике лишь у самой земли. В этот критический момент стрелки наших высотомеров показывали всего лишь 20 метров. Если учесть, что показания приборов несколько запаздывают при быстром снижении и учесть рельеф местности, то фактически до встречи с землей остались считанные метры, или в переводе на язык времени – сотые доли секунды.

После выхода из пике – самолет, как бы стремясь поскорее избавиться от опасной близости с землей, почти вертикально пошел вверх.

Я встал и, высунув голову в верхний люк, внимательно осмотрел самолет. Глазам моим представилась весьма неотрадная картина. Машина была потрепана изрядно. Часть перкалевой обшивки на хвостовом оперении была сорвана. Многие заклепки, крепящие дюралевую обшивку к каркасу крыльев, были вырваны…

Самолет продолжал свечой идти вверх, постепенно теряя скорость. Еще несколько секунд, и мы снова окажемся в тех же облаках, из которых только что вывалились. Техника пилотирования не рекомендует терять скорость, тем более в облаках. Самолет, потерявший скорость, становится совершенно неуправляем, он неизбежно вваливается в штопор, выход из которого на такой высоте невозможен.

Мне не захотелось второй раз прощаться с близкими, поэтому стал шуметь в микрофон: - Отжимай, Ваня, отжимай!

- Стараюсь, Саша, но не получается: заело руль высоты. Павлик, помоги!

Оглянувшись назад, я увидел, что сорванный с руля высоты кусок перкаля попал в зазор между рулем и стабилизатором, заклинив руль высоты.

С большим усилием Иван с Павликом отжали штурвал, и под самыми облаками самолет был переведен в горизонтальный полет.

Отдышавшись, стали советоваться, что делать дальше. Хотя деформированный самолет и летел как-то боком (скользя на одно крыло), но рулей вроде бы слушался.

Решили идти на цель. Боевое задание есть боевое задание, и его надо выполнять. Снова взяли курс на Мариуполь. Летим в просвете между двумя слоями облаков. Грозовой фронт остался позади. Подойдя к цели, убедились, что она закрыта сплошной облачностью, и сфотографировать ее не было никакой возможности. Такая же облачность застилала все побережье Азовского моря.

С огорчением повернули назад. На обратном пути увидели в просвете облаков землю и чтобы не испытывать свою судьбу снова в грозовых облаках, «нырнули» в этот просвет. Дальнейший путь проделали на малой высоте, под нижней кромкой облаков. Внизу шел дождь, видимость была плохая, поэтому ни зенитки немцев, ни их истребители нас не беспокоили.

При посадке на своем аэродроме снова заело руль высоты, поэтому сели, вопреки обыкновению, с большим «козлом», но все обошлось благополучно, т.к. шасси у «пешки» крепкое. Подпрыгнув несколько раз, зарулили на стоянку, выключили моторы, вылезли из кабин, сняли парашюты и понуро поплелись в штаб докладывать о невыполнении задания…

Вечером, когда летный состав собрался в столовой на ужин, мы с благодарностью воспринимали теплые, участливые взгляды друзей. Старшина налил нам по двойной порции традиционных «сто граммов», хотя по положению они нам , как не выполнившим боевого задания, вовсе не полагались.

Задание нами было выполнено на другой день и на другом самолете, т.к. сильно деформированную «пешку» пришлось отправить на переплавку.

Самолет Пе-2 рассчитан на десятикратную перегрузку. В этом полете она была больше. Мы с Павликом отделались, как говорится, легким испугом, а Иван получил трещину в позвонке.

Такой полет забыть невозможно. Он крепко врезался в память. И не только у нашего экипажа.

Когда мы, однополчане, стали вспоминать фронтовые истории на встрече ветеранов 8-ой Воздушной армии, прошедшей в Москве в июне 1977 года, друзья попросили нас:

- Расскажите, как вы штопорили?

Выполняя просьбу однополчан, я и Павел Федотович Гирько, проживающий ныне в городе Елец, Липецкой области, дополняя друг друга, рассказали вышеописанную историю.

К сожалению, Иван Иванович Духанин не дожил до наших дней. Мы глубоко чтим его память и не забываем, что только самообладание и высокое мастерство пилота, проявленные им в критической ситуации, спасли нам жизнь.

НЕ СТРЕЛЯТЬ! СВОИ.

Август 1943 года. Южный фронт под командованием генерала Ф.И. Толбухина готовится к наступлению в направлении промышленного центра Донбасса – городов Сталино, Макеевка, Горловка. Нужно было штурмом взять укрепления вражеской обороны на реке Миус. Хотя миусский оборонительный рубеж немцы и называли хвастливо «Миус – фронтом», возросшая мощь Красной Армии заставила гитлеровское командование заблаговременно готовить новые оборонительные укрепления.

Такие укрепления предполагались на реке Кальмиус. Нашему экипажу поручено было сфотографировать на самолете Пе-2 этот оборонительный рубеж немцев.

Самолет Пе-2, который мы в шутку называли «пешкой» - двухмоторный, двухкилевой пикирующий бомбардировщик конструкции Петлякова, развивал скорость до 585 километров в час и был в то время одним из самых замечательных самолетов Красной Армии. По маневренности он почти не уступал истребителям того времени. Пожалуй, единственным недостатком самолета Пе-2 был его внешний вид: он был несколько похож на двухкилевой немецкий истребитель Мессершмидт-110. Поэтому иногда по «пешке» стреляли и свои из числа тех, у которых, как мы с горечью шутили, глаза становились квадратными от страха. Конечно, обидны были, очень обидны такие обстрелы.

Из-за подобного стрелка в нашем полку чуть было не погиб боевой экипаж Федора Михайлова, ныне проживающего в Волгограде. Выполнив задание, он благополучно перелетел линию фронта, и уже на своей территории стрелок-радист Миша Меламед включил радиостанцию и начал передавать на базу важные разведданные. Увлекшись передачей, он не заметил, как сзади подкрался истребитель Як-1 и «рубанул» из всех пулеметов по левому мотору, самолет, конечно, загорелся, но опытный летчик быстро спикировал и посадил его в поле на фюзеляж, не выпуская шасси. До взрыва бензобака экипаж успел покинуть самолет, но все члены экипажа получили сильные ожоги. Естественно, горе истребитель за «лихую» атаку получил от командования суровое дисциплинарное взыскание.

…В один из погожих дней июля 1943 года наш экипаж в составе пилота Ивана Духанина, штурмана Павла Гирько и автора этих строк получил задание сфотографировать оборонительный рубеж противника и на обратном пути разведать морские коммуникации фашистов между портами Мариуполь и Таганрог. Перед вылетом, как обычно, проверили материальную часть и вооружение самолета, личное оружие – пистолеты ТТ и автоматы ППШ с полностью заряженными дисками – на случай вынужденной посадки в тылу врага. Прогрев моторы, взлетели и стали набирать высоту. К линии фронта наши высотомеры уже показывали 6000 метров.

Стоя, через открытый верхний люк я внимательно наблюдал воздушную обстановку, а так как хвостовое оперение самолета мешало обзору всей задней полусферы, я попросил пилота: «Ваня, покажи хвостик». По этой команде Иван проделал несколько поворотов хвоста то вправо, то влево, то опуская вниз. В это время я увидел шесть точек. «Неужели истребители противника?» - подумал я и доложил об этом Ивану, на что он ответил : «Саша внимательно следи за ними. Показать еще раз хвостик?» «Не надо, - говорю, - я их и так хорошо вижу». Глядя на приближающиеся истребители, я снял с предохранителей оба пулемета и приготовился к отражению атаки. Самолеты догнали нас, и теперь уже можно было разглядеть их силуэты. Что за истребители? На немецкие Мессершмидты и Хейнкели не похожи, на Фокке-Вульф – тоже.

-Саша, - говорит штурман, тоже внимательно наблюдавший за ними, - да это вроде аэрокобры! – Действительно, Павлик, аэрокобры, - приглядевшись, определил и я.

На таких немцы не летают. Это наши летчики за штурвалами американских самолетов. Во время войны наши союзники по борьбе с гитлеровской Германией – Соединенные Штаты Америки и Англия – поставляли нам по ленд-линзу некоторое количество боевых самолетов типа «Бостон», «Харрикейн», «Аэрокобры» и другие.

Патрулируя над линией фронта, истребители, увидев нашу «пешку», очевидно, приняли ее за вражеский самолет Ме-110 и решили уничтожить его. Вижу ясно: истребители готовятся к нападению сзади. Даю команду: «Приготовиться к отражению атаки!». И вскоре: «Атака слева!». Иван быстро со скольжением на крыло уводит «пешку» влево. «Атака справа!» - скольжение вправо. Аэрокобры начали перестраиваться, видимо, для верной атаки со всех сторон.

Командир экипажа Иван Духанин говорит по СПУ (самолетному переговорному устройству): - Саша, скажи по радио этим «кобрам», пусть не мешают выполнять боевое задание.

Я быстро перестроил передатчик радиостанции на волну наведения, на которой работает рация наших истребителей, и открытым текстом с помощью микрофона передал: «Прекратите атаки! Мы – свои!»

Не реагируют. Повторил. Никакого внимания. Тогда, разозлившись не на шутку, я вынужден был послать в эфир весьма и весьма крепкое выражение, которое обычно в газетах не печатают. Подействовало. Сразу же убрались от хвоста, пристроились рядышком, разглядели красные звезды на «пешке»,помахали крыльями и исчезли в туманной дымке. Я им погрозил на прощанье кулаком.

Продолжаем выполнять задание. Линия фронта позади. Под нами медленно проплывает земля, оккупированная ненавистным врагом. Там не только враг, там и наши, советские люди, томящиеся под фашистским игом. Так и хочется им сказать: «Потерпите немного, родные, мы скоро придем!» Выбрасываю из самолета пачки листовок, на русском языке – для нашего населения, на немецком – для гитлеровских солдат.

Внимательно осматриваем грунтовые, шоссейные и железные дороги, фиксируем все, что по ним движется. Особое внимание уделяем танковым колоннам, скоплениям автомашин, железнодорожных составов на станциях. На аэродромах определяем тип и количество вражеских самолетов. Наиболее важные цели фотографируем. Их координаты я впоследствии, на обратном пути, передал по радио на свою базу.

Впереди по курсу проглядывает небольшая извилистая речка. Да, это Кальмиус. Здесь немцы сооружают очередной оборонительный рубеж. Разворачиваемся и включаем фотоаппараты. Вся немецкая оборона зафиксирована на пленке.

При подходе к Мариуполю нас встречает шквал зенитного огня. Иван делает противозенитный маневр: со снижением увеличивает скорость самолета. Шапки снарядных разрывов остаются позади. В порту Мариуполя обнаружили несколько морских транспортов, самоходных барж противника. Несколько судов засекли и в Азовском море невдалеке от Таганрога. Возле Таганрога снова попали под зенитный обстрел, затем благополучно перелетели линию фронта и приземлились на своем аэродроме, на сей раз без единой пробоины в самолете.

НАД СЕВАСТОПОЛЕМ.

10-го мая 1979 года. Окрестности Севастополя. На склоне живописной горы за импровизированным столом расположилась группа ветеранов 8-го разведывательного авиаполка вместе со своими шефами – представителями «Севастопольского холодильника».

Группа бывших летчиков, в число которых входил и автор этих строк, была приглашена на торжества по случаю празднования 35-летия со дня освобождения города-героя от фашистских оккупантов.

Тосты, поздравления, задушевные беседы, воспоминания…

Далеко внизу, в туманной дымке, зеленела долина, почти сплошь засаженная виноградниками. Над нами – яркое солнце и голубое крымское небо. После торжественных собраний и шествий шефы решили вывезти нас из города и показать чудесную природу Черноморского побережья.

Активный член полкового Совета ветеранов, москвич Володя Гаврилов, глядя вверх, произнес:

- «В боях за Севастополь из всех присутствующих здесь, пожалуй, больше всех досталось Саше Клочкову». Давай-ка, Сашок, расскажи поподробнее об этом полете».

И я начал свой рассказ…

Как известно, при освобождении Крымского полуострова попытка наших войск сходу взять Севастополь не удалась: враг успел подтянуть к нему резервы, боевую технику, создал сильные укрепленные позиции, особенно на Сапун-горе, господствующей над местностью.

Командование фронта начало подготовку к основательному штурму города. Подготовка включала большой круг важных и сложных вопросов. В первую очередь надо было тщательно разведать оборонительные сооружения и огневые средства противника.

Примерно за неделю до генерального штурма экипаж в составе Ивана Духанина, Павла Гирько и автора этих строк получил боевое задание – сфотографировать с воздуха крупным планом оборонительный обвод Севастополя, включая мощные укрепления на Сапун-горе. Съемку приказано было вести с высоты три тысячи метров.

Пытаясь удержать Крым, немецкое командование перебросило туда своих лучших ассов. Они летали на новейших самолетах Германии «Фокке-Вульф-190» и повсюду охотились за советскими самолетами-разведчиками. Сложность задания заключалась также в том, что при отступлении немцы стянули к своему последнему оборонительному рубежу технику со всего Крымского полуострова, и на этой высоте пройти укрепленный пояс под плотным зенитным огнем было делом весьма рискованным. Но разведчики к риску всегда готовы. Получая задание, мы попросили только прикрыть нас с воздуха с тем, чтобы немецкие истребители не заставили свернуть с боевого курса. Командование пошло навстречу и выделило для нашего сопровождения пятерку истребителей ЯК-3.

Готовясь к выполнению задания, мы осознавали, что данные нашей разведки сохранят жизнь сотен советских воинов, в том числе воинов Гвардейской Таманской дивизии, стоявшей перед казавшейся неприступной Сапун-горой.

Вылетели ранним утром. По пути к Севастополю, в районе Сарабуза, к нам присоединилась пятерка истребителей прикрытия. Я немедленно установил с ними радиосвязь и поддерживал ее в течение всего времени полета.

На душе у нас потеплело, когда увидели, как плотно окружили нашу «пешку» краснозвездные «ястребки».

На цель решили зайти со стороны Евпатории. Стояла отличная майская погода. В голубом небе кое-где плыли ослепительно белые кучевые облака. Внизу густо синело Черное море. Можно было без конца любоваться открывшейся с высоты полета чудесной картиной.

Но так продолжалось недолго. Вскоре вокруг нас стали возникать зловещие разрывы зенитных снарядов. Черные шапки этих разрывов были как-то неестественны в глазури крымского неба, они были неестественны также и потому, что мы летели над морем, и до берега было далеко. Глянув вниз, я заметил, что обстрел ведут фашистские корабли, шедшие на помощь осажденным в Севастополе гитлеровцам.

Через несколько минут, когда мы уже подходили к Севастополю, от голубизны неба не осталось и следа: все небо вокруг нас было в снарядных разрывах, и «пешка» часто вздрагивала, когда эти разрывы раздавались совсем рядом.

Вскоре появились немецкие истребители, пятерка ЯК-ов завязала с ними бой на вертикалях. Внимательно наблюдая эту многоярусную карусель, я насчитал в ней девять самолетов противника.

Наши «ястребки» отважно отражали яростные атаки немецких летчиков, получивших приказ, во что бы то ни стало уничтожить самолет-разведчик.

Самолетная радиостанция была настроена на ту же волну, что и рация истребителей, поэтому хорошо прослушивались переговоры, которые вели наши летчики во время боя. То и дело слышалось:

- Володя, прикрой, атакую!

- Вася, у тебя в хвосте «Мессер»!

- Семен, бей этого «фоккера»!

Имея численное превосходство, немцы несколько раз прорывались к «пешке», пытаясь зайти ей в хвост, но, встреченные дружным огнем наших пулеметов, отваливали в сторону.

Положение осложнялось тем, что мы, включив фотоаппараты, должны были следовать строго по намеченному курсу, не позволяя себе делать ни противозенитных, ни противоистребительных маневров.

Невзирая на интенсивный зенитный огонь и непрерывные атаки вражеских истребителей, наш командир Иван Иванович Духанин невозмутимо вел самолет, стремясь точнее выдержать боевой курс.

Штурман экипажа Павел Федотович Гирько периодически корректировал курс и своим пулеметом помогал мне отражать атаки вражеских истребителей. В этом бою мы израсходовали почти весь боекомплект трех бортовых пулеметов и десять авиационных гранат типа АГ-2. Эти гранаты после нажатия специальной кнопки падали из самолета, при этом раскрывался парашют и срабатывал взрыватель. Взрыв происходил в 200-300 метров от самолета, что эффективно помогало нам в борьбе с истребителями противника, зашедшими в хвост самолета.

Намеченный маршрут был пройден, и Иван, бросив самолет в крутое пике, с разворотом увел его из зоны зенитного обстрела в сторону Бахчисарая. Этот маневр был сделан столь стремительно, что нас потеряли не только немецкие истребители, но и наши летчики. Прикрываясь отрогами Крымских гор, взяли курс на свою базу, но осколком снаряда был поврежден бензопровод. Пришлось приземлиться на ближайшем аэродроме, который оказался базой сопровождавших нас истребителей. Вскоре приземлились и они.

Пока техники ремонтировали наш самолет и снимали фотопленку, которая немедленно была отправлена в штаб армии, мы познакомились с летчиками-истребителями, обсудили все подробности прошедшего боя, стали друзьями.

Оказалось, что в этом бою совместным огнем был сбит вражеский истребитель «Фокке-Вульф-190».

С нашей стороны потерь не было, за исключением «пешки», которая была столь изрешечена пулями и осколками снарядов, что перелет ее с аэродрома новых друзей до своей базы был последним ее полетом. Как уцелели мы (никто из экипажа не был даже ранен) факт по теории относительности мало вероятный , однако не противоречащий этой теории.

Самолет же наш техники после тщательного обследования отправили на переплавку.

9-го мая 1944 года Севастополь, город русской славы, был полностью освобожден от вражеской нечисти. А 12-го мая завершилась операция по освобождению всего полуострова. 17-ая немецкая армия, оборонявшая Крым, была разгромлена полностью.

Здесь уместно напомнить, что если в 1941-1942 годах гитлеровским войскам понадобилось 250 дней, чтобы овладеть Севастополем, который самоотверженно защищали наши войска, то в 1944 году Советская Армия всего лишь за 35 дней взломала мощные укрепления в Крыму и навсегда возвратила Родине всесоюзную здравницу.

В городе много памятников солдатам и матросам, комсомольцам-подпольщикам, погибшим во время войны. На Малаховом кургане установлен обелиск героям – летчикам 8-ой Воздушной Армии, павшим в боях за освобождение Крыма. Стоя возле этого монумента, я вспоминал имена друзей, отдавших жизни за счастье советских людей. Севастопольцы свято чтут память воинов, несут к подножью памятников цветы.

Выжженная огнем, начиненная металлом земля на Сапун-горе много лет была безжизненной. Но велико было желание севастопольцев превратить это место в заповедник, который вечно хранил бы память о подвиге воинов-освободителей.

И зазеленели тысячи деревьев и кустарников, раскинулись многочисленные живописные цветники. Центром мемориального комплекса стала диарама «Штурм Сапун-горы 7 мая 1944 года».

Дни, проведенные в городе-герое, оставили неизгладимые впечатления. Мы выразили искреннюю благодарность севастопольцам за то, что они предоставили возможность побывать на этой священной земле. Город на скале навечно останется в нашей памяти. Недаром в переводе с греческого Севастополь- означает «достойный поклонения, величественный».

Описание вышеприведенного боевого вылета на фотографирование Севастопольского плацдарма противника было помещено в мае 1980 года в газете «Политехнические кадры» Челябинского политехнического института, где я работал старшим преподавателем на кафедре физики №1.

По просьбе работников музея героической обороны и освобождения Севастополя экземпляр этой газеты я выслал в их адрес. Вот что они написали мне в ответном письме.

Уважаемый Александр Иосифович!

Ваше письмо с анкетой и газетой «Политехнические кадры» получили. Большое спасибо за помощь в работе нашего музея, за ценную информацию. Во время работы по исследованию документов 8-ой Воздушной Армии в архиве МО СССР (г.Подольск) нами были обнаружены фотосхемы Севастопольского плацдарма противника, выполненные по данным фоторазведки, произведенные экипажем вашего самолета-разведчика. По-видимому – это результат того самого боевого вылета, о котором Вы пишите в своей статье «Над Севастополем», на схеме представлены фамилии членов экипажа. Так, что Ваш материал – очень кстати.

С глубоким уважением и добрыми пожеланиями.

Зав. Отделом освобождения Севастополя М.Авраменко

Ст. научный сотрудник Р.Куликов.

8 апреля 1981 года

БРЕЮЩИЙ ПОЛЕТ.

Осень 1944 года. Прикарпатье. Четвертый Украинский фронт. Кто хоть раз был в этих местах, тот знает, как красив этот край. Можно часами смотреть на эти холмы, поросшие густой растительностью. Могучие дубы, буки широко раскинули пышные кроны, и кажется, что война , спалив дыханием всю Европу, пощадила эти места. Но нет… То здесь, то там видны танки, самолеты, орудия. А если внимательно присмотреться к этим громадным деревьям, то и на них увидишь следы войны: висит подрубленная осколком ветка, побиты пулями стволы, кое-где взрывом снаряда вывернуты с корнем деревья.

Вот уже несколько дней моросящие дожди и сплошная низкая облачность приостановили действия боевой авиации.

Настроение подстать погоде – хмурое, Особенно у нас, летчиков 8-го разведывательного полка. На пикирующих бомбардировщиках Пе-2, оснащенных фотоаппаратами, полк вел дальнюю разведку войск противника, и мы понимали, в каком затруднительном положении оказалось командование фронта без наших разведывательных данных.

Сидим, коротаем время, изучаем (в который раз!) материальную часть самолета и проклинаем и дождь, и сплошную облачность.

И вдруг штаб полка получает боевое задание: обследовать обширный район, прилегающий к нашему фронту, и во что бы то ни стало найти эшелон с техникой противника. Выполнить задание было поручено нашему экипажу, и мы стали готовиться к вылету.

А случилось вот что. Главному командованию стало известно, что из гитлеровской Германии в сторону Восточного фронта вышел железнодорожный эшелон, полностью загруженный танками «Тигр».

Агентурная разведка вела его из глубин Германии через оккупированные немцами страны Европы четко, как эстафетную палочку, передавая его от одного агента к другому. А в районе Карпат эта «эстафета» по каким-то причинам была прервана, и эшелон был «потерян».

В то время Советская Армия вела генеральное наступление почти на всех фронтах, и немецкое командование, пытаясь сдержать натиск наших войск, избрало тактику проведения котратак на отдельных участках советско-германского фронта.

Нашему командованию необходимо было знать, где готовится очередная контратака противника, куда будет направлен бронированный кулак из многих десятков танков. Вот почему, несмотря на явно нелетную погоду, было получено это срочное задание.

…Взревев моторами, самолет с трудом оторвался от размокшей взлетной полосы и почти сразу окунулся в густые облака. Развернувшись, взяли курс на первую по маршруту железнодорожную станцию. На малой высоте пересекли линию фронта и начали поиск.

Низко висящие облака прижимали самолет к самым верхушкам деревьев, приходилось непрерывно лавировать между холмами, вершины которых находились в облаках, и возможное столкновение с одной из них не вызывало радостных эмоций.

Я и штурман экипажа Павел Гирько целиком доверились высокому мастерству пилота, которым обладал сидящий за штурвалом самолета Иван Духанин и спокойно выполняли свои обязанности.

Штурман блеснул искусством ориентирования в таких сложных метеорологических условиях и четко вел самолет по ранее разработанному маршруту, не пропустив необследованным ни одного перегона между станциями в этом районе.

Я поддерживал периодическую радиосвязь со своей базой, внимательно следил за землей и воздушной обстановкой; снял с предохранителя пулеметы, хотя и понимал, что в такой обстановке нападение вражеских истребителей было маловероятным. Интересно было наблюдать, как разбегались в разные стороны гитлеровские вояки, увидев наш стремительный краснозвездный самолет. Зенитчики поспешно наводили свои орудия, но не успевали сделать ни одного выстрела

Так прошло более часа. И, наконец, на одном из перегонов мы обнаружили цель. Длинный эшелон с зачехленными танками двигался в сторону фронта. С высоты четко различались силуэты бронированных чудовищ, башни, длинные стволы орудий. Два паровоза густо дымили, двигая эту махину.

Зашли с хвоста, включили фотоаппараты и пронеслись над эшелоном. Я успел дать по паровозу очередь из крупнокалиберного пулемета.

Задание было выполнено, цель сфотографирована, координаты ее определены. Чтобы избежать неприятностей с вражескими истребителями, с набором высоты ушли в облака, и мне представилась благоприятная возможность для установления очередного сеанса радиосвязи, что я и сделал, сообщив на базу место нахождения эшелона.

К этому времени погода улучшилась, облака поднялись, в них появились разрывы. Обратный путь прошли благополучно. Очевидно, немцы были сбиты с толку непрерывно меняющимся курсом самолета-разведчика и не сумели перехватить нас своими истребителями. Прикрываясь облаками, снова пересекли линию фронта и благополучно приземлились на своем аэродроме.

Спустя некоторое время нам сообщили, что на обнаруженную цель была направлена группа штурмовиков ИЛ-2, которая основательно разбомбила эшелон, и таким образом большая часть танков была уничтожена, не дойдя до линии фронта.

Это был один из тех немногих полетов (а этим составом экипажа мы сделали более ста вылетов), когда немцы не сделали по нашему самолету ни одного выстрела.

Произведя послеполетный осмотр только что приземлившегося самолета, техники с удивлением поглядывали на нас, извлекая из радиаторов листья и ветки деревьев. Да, полет был бреющим…

Этот полет мы с бывшим штурманом Павлом Федотовичем Гирько, проживающем ныне в городе Елец, Липецкой области, снова пережили, когда в июне 1977 года встретились с ним в Москве, куда были приглашены Советом Ветеранов 8-ой Воздушной Армии, в состав которой входил и наш полк.

На встрече присутствовало около шестисот ветеранов, представлявших все виды боевой авиации: бомбардировочной, истребительной, штурмовой, разведывательной. Из нашего полка со всех концов страны приехали на торжества 23 человека. Встреча ветеранов произвела неизгладимое впечатление. Каждому участнику были вручены юбилейный знак «35 лет 8-ой Воздушной Армии» и пластинка с записью песен, посвященных героям 8-ой Воздушной.

Исключительно тепло и радушно принимали нас москвичи. Для поездок по столице были выделены специальные автобусы. На концерте в Кремлевском Дворце Съездов ведущий объявил, что в зале присутствует большая группа ветеранов 8-ой Воздушной Армии. Все зрители встали и продолжительными аплодисментами приветствовали нас. Мы, также стоя, аплодировали зрителям.

Первым на концерте выступил Иосиф Кобзон, с большим чувством исполнивший для нас две песни. Можно представить, с каким вниманием и волнением прослушали мы в его исполнении песню Д.Тухманова «День победы!»

НАКАНУНЕ ПОБЕДЫ.

Весна 1945 года. Воины Красной Армии, выполняя свой интернациональный долг, ведут успешные наступательные бои на территории Польши и Чехословакии. Боевые действия неотвратимо приближаются к границам Германии. Фашистское командование понимало, какую опасность представляют советские войска, форсировавшие Вислу.

Оно вынуждено было приостановить свое контрнаступление против англо-американских войск в Арденнах, оказавшихся в критическом положении. Это положение было столь отчаянным, что английский премьер-министр У.Черчиль вынужден был обратиться к И.В.Сталину с просьбой ускорить наступление на советско-германскои фронте.

Советское Верховное Главнокомандование пошло союзникам навстречу. Висло – Одерская операция началась не 20 января, как планировалось, а на 8 дней раньше.

Фашисты принимали все меры, чтобы удержать Польшу и Чехословакию в своих руках, не допустить советские войска к границам Германии. Между Вислой и Одером немцы подготовили семь оборонительных рубежей на глубину более 500 километров. Чтобы выполнить великую освободительную миссию, Красной Армии нужно было взломать и сокрушить эту оборону.

Гитлеровская пропаганда всячески стремилась поднять основательно подорванный дух своих войск, распространяла слух о том, что немецкое командование располагает крупными резервами, новым оружием, запугивало солдат Сибирью и тем, что мир будет страшнее войны.

И фашисты дрались с яростью обреченных.

4-ый Украинский фронт вел успешное наступление на территории Чехословакии и на юге Польши.

Наш полк, ведя авиационную разведку войск противника, базировался в то время на аэродроме Раковице близ Кракова. Благодаря стремительному наступлению наших войск, этот красивый с богатой революционной историей польский город в ходе боев сохранился почти полностью. Фашисты при поспешном отступлении не успели его разрушить, а наши бойцы освобождали его, я бы сказал, бережно. Они знали, что Владимир Ильич Ленин из Кракова, а также из расположенного неподалеку Поронино руководил подготовкой к Великому Октябрю.

Нашей авиации был дан приказ: Краков не бомбить!

В ненастную погоду, в свободное от полетов время мы знакомились с Краковом и его окрестностями. Однажды группа летчиков полка оказалась в парке, расположенном на крутом берегу Вислы. Парк произвел очень хорошее впечатление. В нем свободно разгуливали павлины. Эти красивые птицы позволяли брать себя на руки, охотно принимали угощение.

При выходе из парка услышали голос ушедшего вперед товарища: «Ребята, здесь мужской монастырь!» Мужской монастырь? Мы удивились: женский еще более или менее понятно. А тут мужской! Любопытно. Зайдем, посмотрим? Подходим к воротам, обращаемся к привратнику с просьбой осмотреть монастырь.

«Проше, пане, но нужно сдать оружие. Устав не разрешает находиться в монастыре с оружием», - говорит он. Объясняем ему, что наш устав запрещает передавать нам личное оружие в чужие руки. «Не знаю, пане»… Возникший конфликт был улажен настоятелем монастыря, и пистолеты остались при нас. Воинский устав одолел устав монастырский.

Настоятель показал нам костел для богослужения, в бетонном подвале которого имеются склепы с останками нескольких монахов, видимо имевших особые заслуги. Показали нам и отдельные кельи, где некоторым, тоже, наверное, заслуженным монахам разрешалось молиться, не посещая костела.

Спрашиваем настоятеля: «Чем занимаются монахи?»

«Как чем? – отвечает – Молются, славят бога»

Нашли время! В нашем сознании никак не укладывалось, как это можно здоровому мужчине спокойно молиться, когда к западу от Вислы активное сопротивление фашизму оказывали две польские партизанские бригады, плечом к плечу с советскими воинами за освобождение своего народа героически сражались воины Войска Польского, и уже 10 тысяч из них отдали свои жизни за Речь Посполитую.

Наконец, как это можно спокойно молиться, когда в сорока километрах от монастыря на той же самой Висле вверх по ее течению фашисты создали гигантский концентрационный лагерь Освенцим, в котором за годы войны было истреблено 4 миллиона людей разной национальности, в том числе и поляков.

Автору этих строк довелось видеть эту чудовищную фабрику смерти с воздуха. Как-то, возвращаясь с боевого задания по разведке войск противника на территории Чехословакии в районе Освенцима, мы намеренно снизились, чтобы хорошо ее рассмотреть. Гигантская площадь была занята длинными бараками, среди которых возвышались кирпичные четырехугольные трубы крематориев. Все это было огорожено колючей проволокой в несколько рядов. В этом лагере содержалось от 180 до 250 тысяч узников. В газовых камерах и крематориях ежедневно уничтожалось по 10-12 тысяч мужчин, женщин, детей…

За три с лишним года войны мы, фронтовики, многое видели, многих боевых друзей потеряли. Мы знали о зверствах фашизма, видели сожженные города и села, взорванные заводы, трупы расстрелянных и повешенных людей. Казалось, трудно было чем-либо удивить нас.

Но то, что мы увидели в Освенциме и узнали о нем впоследствии, вызвало еще большую ненависть к заклятому врагу. Освенцим звал к отмщению, к скорейшему разгрому фашизма. И, выполняя свой благородный интернациональный долг, советские воины не щадили свои жизни. На польской земле сложили свои головы около 600 тысяч советских солдат и офицеров. В нашем полку тоже в это время погибли два летчика.

Через несколько дней после осмотра монастыря, 13 апреля 1945 года, в полку случилось трагическое происшествие. Два экипажа получили боевое задание: одновременно двумя самолетами сфотографировать оборонительный рубеж немцев на западном берегу реки Одер.

И надо же было случиться такому: при построении над аэродромом в густых облаках самолеты столкнулись! Четверо летчиков спаслись на парашютах. Остальным двум этого сделать не удалось. Так мы потеряли боевых друзей – штурмана звена капитана Петренко Анатолия и стрелка-радиста сержанта Барбараш Рахмиля. Хоронили их на другой день здесь же, на окраине аэродрома. Стоя у свежевырытых могил, я горько переживал гибель своих товарищей, как вдруг услышал голос заместителя командира полка по политчасти Н.Г.Разумова: «Слово предоставляется старшему сержанту Клочкову».

Справившись со своим волнением, я сказал добрые слова о погибших, пожелал им спокойного вечного сна, от имени однополчан поклялся приложить все силы для быстрейшего разгрома гитлеризма.

После траурного митинга ко мне подошла пожилая местная жительница и промолвила: «Пан, Вы так добре говорили, что я заплакала». На что я ей ответил: «Во время этой речи я сам чуть не плакал. Ведь они отдали жизни в самом конце войны». Да, до светлого Дня Победы оставалось 26 дней!

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ БОЕВОЙ ВЫЛЕТ.

12 мая 1945 года мы вылетели с аэродрома города Хартенау, что на юго-востоке Германии, с заданием разведать район северо-западнее Праги, где наши войска добивали разрозненные группы фашистов и их прихвостней, не желавших сдаваться к нам в плен.

Империя нацистов агонизировала. Пытаясь спастись, гитлеровцы яростно сопротивлялись нашим войскам и стремились прорваться к демаркационной линии, установленной по договору между Красной Армией и войсками американцев. Близость спасения придавала им силы. И они старались побыстрее унести ноги с территории, занятой нашими войсками, чтобы уйти от возмездия. Но далеко не всегда это им удавалось.

Во время полета на одной из дорог, километрах в пятидесяти юго-восточнее Пльзеня, лежащего как раз на демаркационной линии, мы увидели внушительную колонну пехоты с артиллерией, двигавшуюся на северо-запад.

- Павел, что это за войско? – спрашивает командир Иван Духанин.

- Странное войско, - недоумевает штурман, - такого беспорядка на марше мы еще не видели. Слушай, Иван, да это же власовцы! Спешат поскорее сдаться в плен американцам.

- А, изменники Родины. Ну ладно, сейчас я им покажу! Саша, - крикнул он мне, - приготовь пулемет Березина и бей по предателям!

Развернувшись, он зашел с хвоста колонны и пошел на бреющем. В это время я поливал их огнем из крупнокалиберного пулемета. Павел со своего штурманского места зорко смотрел вперед и показывал вошедшему в раж Ивану, чтобы тот в азарте не налетел на какую-нибудь пушку в обозе.

Потом Иван набрал высоту и сказал:

- Надо и «горбатым» оставить работенки. Саша, передай по радио координаты цели.

Я связался со своей базой и попросил в этот район выслать группу штурмовиков ИЛ-2, которых мы за несколько необычный вид называли «горбатыми». Несколько позднее мы узнали, что они довершили разгром этого «войска».

Как показали дальнейшие события, вся дивизия власовцев во главе с командиром вскоре без сопротивления целиком была пленена танкистами 25-го корпуса генерал-майора Е.И.Фоминых.

Компания врагов нашей Родины, попавших, наконец, в руки правосудия, вскоре пополнилась новыми членами. В предгорьях Альп были обнаружены закоренелые недруги Советской власти – генералы П.Н.Краснов, А.Г.Шкуро, К.Султан-Гирей и другие.

В своих мемуарах генерал армии С.М.Штеменко пишет:

«Мы давно забыли об этих почти археологических древностях. Но в 1944 году, наступая в Югославии, советские войска встретились в боях с частями русского белогвардейского корпуса. Оказывается, всякого рода «бывшие» все еще лелеяли мечту о восстановлении «единой и неделимой», о поместьях и монархии. Алчные расчеты жили в душе этих людей вместе с лютой ненавистью ко всему советскому…

Под ударами наших и союзных армий добровольцы с большими потерями бежали в расположение англичан и, рассчитывая, что те, как и американцы, скоро примутся воевать против Советов, предложили им свои услуги. Однако просчитались…

Советское правительство сделало тогда решительное представление союзникам по поводу Краснова, Шкуро, Султан-Гирея и других военных преступников.

Англичане немного повременили, но, поскольку ни старые белогвардейские генералы, ни их воинство не представляли какой-либо ценности, загнали всех их в автомашины и передали в руки советских властей… Весь этот смердящий «букет» генералов предстал перед советским судом, приговорившим их к смертной казни.»

…Приземлившись на своем аэродроме, зарулили на стоянку, вылезли из кабин, сняли парашюты. Видим, встретившие нас техники с удивлением поглядывают то на нас, но на самолет.

Мы с Павлом ухмыльнулись: Иван «поработал» на славу. Он был у нас большим мастером бреющего полета. Мы часто привозили в радиаторах листья и ветви деревьев. Осмотрев со всех сторон самолет, Иван сказал примирительно:

- Ладно, хлопцы, не обижайтесь. Мы вам поможем привести в порядок самолет.

Командир эскадрильи майор Петров, узнав о происшедшим, сделал нам внушение, но все обошлось без взыскания. Да и не было в этом надобности: официально война закончилась три дня тому назад, и этот вылет был последним нашим боевым вылетом. Для меня он был сто третьим.

ПРАЖСКАЯ ОПЕРАЦИЯ.

Однажды, просматривая выписки из журналов боевых действий 8-го ОДРАП, я обнаружил среди них скупые строки политдонесения в штаб 8-ой Воздушной армии об одном из полетов на разведку, совершенном летчиками нашего полка в последние дни войны. Из бесед с однополчанами удалось выяснить некоторые подробности.

После падения Берлина фашистское правительство Деница пыталось удержать в своих руках Чехословакию, затянуть войну, установить связь с реакционными силами Запада, вступить в сделку с ними и повернуть свои войска против Красной Армии. Американское командование стремилось захватить западные районы Чехословакии, овладеть Прагой.

В таких условиях перед Советским Верховным Главнокомандованием встала задача в кратчайший срок подготовить и провести Пражскую операцию с целью разгрома крупной группировки войск немцев и завершения освобождения Чехословакии. В группировке немцев, которая противостояла трем Украинским фронтам, насчитывалось свыше 900 тысяч человек, 9700 орудий и минометов, тысяча самолетов, 220 танков.

5 мая 1945 года в Праге вспыхнуло восстание. Чешским патриотам удалось передать по радио всего лишь несколько слов: «Говорит восставшая Прага. Русские, помогите!» в связи с обращением повстанцев о помощи пришлось перенести начало Пражской операции с 7-го на 6-ое мая, не ожидая перегруппировки первого, второго и четвертого Украинских фронтов. Выполняя свой интернациональный долг, советские войска спешили на помощь восставшим, но оперативная обстановка этого театра действий была крайне запутанной.

В эти дни перед строем летного состава полка выступил заместитель начальника разведки штаба 8-ой Воздушной Армии полковник Голобородько. Он обрисовал нам сложившуюся обстановку и попросил выяснить, в чьих руках находится район Пражского аэродрома. Для этого, естественно, требовалось совершить посадку на этом аэродроме. На вопрос, кто полетит, все дружно ответили: «Я. Разрешите мне». Командование полка поручило выполнить полет экипажу Федора Михайлова.

На выполнение задания вылетели двумя самолетами Пе-2. Второй экипаж под руководством старшего лейтенанта Аликина должен был во время посадки Михайлова барражировать над аэродромом и в случае необходимости огнем своих пулеметов прикрыть взлет самолета с аэродрома. Операция была задумана смело, но другого выхода не было. Риск оправдывался обстановкой.

Пражский аэродром встретил наши самолеты настороженно. Сверху совершенно невозможно было определить, кто хозяйничает на нем – немцы или чешские повстанцы. Пройдя над ним раз – другой бреющим полетом, Михайлов принял решение садиться. Штурман экипажа Петр Хрипков и стрелок-радист Миша Меламед держали наготове свои пулеметы. В кабине стрелка-радиста находился также четвертый член экипажа – майор Чехословацкой армии Франтишек Рипп, который должен был связаться с повстанцами.

Самолет с работающими моторами стоял на взлетной полосе, готовый сорваться с места, а к нему с окраины аэродрома бежала группа вооруженных людей. Франтишек долго и пристально смотрел в иллюминатор на приближающихся людей и, наконец, сказал с облегчением: «Наши!». Моторы выключили, экипаж сошел на землю, начались объятия, поцелуи…

Пражская операция продолжалась. Боевые действия шли днем и ночью. 9-го мая танкисты третьей и четвертой гвардейских армий генералов П.С.Рыбалко и Д.Л.Лелюшенко прорвались к Праге и завязали бои на улицах столицы Чехословакии. Уже к 10 часам утра 9-го мая советские войска при активной поддержке населения полностью очистили город от гитлеровцев. К вечеру 9-го мая в результате стремительного маневра первого и второго Украинских фронтов, наступавших навстречу друг другу, главные силы немецких арми1 Центр» оказались в гигантском кольце.

Через два дня Пражская операция закончилась. Ее результат был внушительным. Советские войска взяли в плен 360 тысяч вражеских солдат и офицеров.

У Знамени полка. Справа А.Клочков 1

По всей видимости, отправленные в издательство ДОСААФ «Записки воздушного стрелка-радиста» так и не увидели свет. И я, дочь ветерана, решила сохранить их хотя бы в таком виде, чтобы донести их до наших потомков. Стилистика автора сохранена полностью.