Я буду помнить тебя каждое мгновение.
И пока я помню тебя, ты жива.
На крышу высокого здания забежала хрупкая девушка в вечернем платье лазурного цвета. Ее темные волосы выбивались из красивой прически, а дыхание было прерывистым, словно она бежала.
Девушка огляделась по сторонам в надежде спрятаться, увидела кучу каких-то коробок у края крыши, бросилась к ним, но ее остановили.
На крыше появился появился темноволосый парень в окровавленной белой рубашке.
– Стоять! Или застрелю! – крикнул он, увидев девушку, и направил на нее пистолет.
Она замерла и медленно повернулась к парню. За ее спиной крыльями разливался алый закат, а ветер толкал в грудь, заставляя отступать назад, к самому краю.
Темные глаза парня были наполнены ненавистью. Не было сомнений – если понадобится, он выстрелит. Кажется, девушка и сама прекрасно осознавала это, но вместо страха на ее красивом лице читалась боль. Она смотрела не в пугающее дуло пистолета, а в лицо парня.
– Игнат… – прошептала она.
– Думала сбежать от меня? Не вышло. Ты должна ответить за то, что сделала, сука, – хрипло сказал он. Без сожаления, но с болезненной решимостью.
– Я не хотела, чтобы так вышло. Поверь, – выдохнула девушка.
– Поверить? – усмехнулся он. – Кто поверит убийце?
– Я не убийца.
– Хватит лгать. Ты убила ее. Убила мою девочку. Тогда, десять лет назад. И все эти десять лет жила счастлива, пока она гнила в земле.
– Игнат… – Повторила она его имя.
– Не смей называть меня по имени, дрянь. А я ведь… Я полюбил тебя! Собирался сделать своей женой! Тебя, убийцу! – Выкрикнул он с сожалением, и в его глазах заблестели слезы. – Тебе наверняка было весело все это время, да? Ты знала обо всем и смеялась. Веселилась, наблюдая, как я ищу убийцу. А когда поняла, что сможешь стать моей женой, решила и от меня избавиться? Забрать все мои бабки и свалить с подельниками? Но нет, детка. У тебя ни хрена не получится.
– Все не так, – покачала головой девушка, медленно отступая к крыше.
– Я тебе не позволю. Я отомщу за нее, поняла? Ты убила ее, а я убью тебя.
– Нет, Игнат, пожалуйста, не надо. Ты пожалеешь! – закричала девушка.
– Пожалею? – переспросил парень, тяжело дыша. – Ты сказала… пожалею?
Эти слова стали для него триггером. Ярость застилала его взгляд, делала страшным. Казалось, еще мгновение, и парень нажмет на спусковой крючок.
– Пытаешь меня напугать? – хрипло рассмеялся Игнат. – Не получится, детка.
– Мне плевать, что будет со мной. Но ты… Я не хочу, чтобы ты становился убийцей. Ты этого не заслуживаешь, – отрывисто сказала девушка, оглядываясь – до края крыши оставалось несколько шагов. Ветер раздувал подол ее лазурного платья.
Он издевательски поклонился.
– Боже, какая трогательная забота. Ты так беспокоишься за меня… Перестань играть роль заботливой невесты, детка. Давай, говори свою последнюю молитву, и я отправлю тебя в ад.
– Слышишь? – вдруг сказала девушка, словно прислушиваясь к чему-то.
– Что?
– Шум морских волн.
На ее губах появилась слабая улыбка. Словно она вспомнила что-то хорошее.
– Заткнись! – еще громче прокричал Игнат.
Его охватило такое внезапное болезненно отчаяние, что стало сложно дышать. Он не понимал, отчего вдруг стало так невыносимо больно.
– Ты… любил меня? – с трудом справившись с комом в горле, спросила девушка. – Знаешь, я… я очень тебя любила. Только тебя.
По красивому лицу Игната пробежала тень. Его пальцы, сжимающие пистолет, дрогнули.
– А я тебя ненавижу. Тебя и твоих подельников. Убью каждого! – прорычал он.
Девушка в лазурном платье протянула вперед руку, словно мечтая коснуться его лица.
– Я не дам тебе стать убийцей. Если ты хочешь, чтобы я ушла, сделаю это сама.
Она сделала то, чего Игнат совершенно не ожидал – резко развернулась, кинулась к краю крыши и запрыгнула на бортик. Перед ее глазами раскинулась асфальтированная бездна, а ветер, играя, раздул подол красивого платья. Девушка замерла, поняв, что шум океанских волн на самом деле был ее сердцебиением.
Она оглянулась – бледная, как мел, красивая и решительная.
– Прости за все. Я всегда любила тебя. Всегда.
Вместо того, чтобы выстрелить ей в спину, Игнат кинулся следом.
– Стой! – страшным голосом закричал он.
…а небо все так же кровоточило закатом, и облака были похожи на рваные раны.
С самого детства я мечтала о том, чтобы у меня был старший брат. Заботливый, добрый и сильный. Способный защитить меня от всех самых страшных чудовищ. И от отца, с которым мы с мамой жили в то время.
Мало кто знает, что монстры существуют, и что они находятся среди нас. Мой родной отец, например, превращался в монстра каждый раз, когда пил. Стоило алкоголю попасть в его организм, как он менялся и из обычного человека превращался в агрессивное чудовище. Сначала он начинал прикапываться ко всему – кружка стоит не так, в углу после уборки осталась пыль, суп недосолен. Соседи топают и мешают, мама слишком много разговаривает по телефону, я громко смеюсь. И вообще, мы ведем себя отвратительно.
С каждой новой рюмкой его раздражение росло, и частенько вечер в старой квартире заканчивался вспышкой его гнева. Отец начинал кричать во всю мощь легких, потом бросал на пол посуду, мог сломать мебель или разбить окно. Потом он хватал маму, начинал трясти ее и орать, какая она отвратительна, и как сильно он ее ненавидит. Если вспышка гнева была сильной, он мог отбросить ее на пол или ударить.
Отец всегда бил ее по лицу – так, что оставались синяки и кровоподтеки. Иногда таскал за волосы, крича, что убьет и ее, и ее любовников – с алкоголем в нем просыпалась паталогическая ревность. И в каждом мужчине он видел соперника. А потом утаскивал в спальню.
Когда это начиналось, я забивалась под кровать в своей комнате, закрывая уши руками, чтобы не слышать маминых криков. Тогда, захлебываясь в беззвучных слезах, я молила о том, чтобы пришел старший брат, который спас бы нас от монстра, вселившегося в папу.
Но этого не происходило. Никто не приходил нам на помощь. А мама не уходила – во-первых, идти было некуда. А во-вторых, отец всегда извинялся, одаривал подарками и лежал у нее в ногах, клянясь, что больше никогда не тронет.
Последнее, что я помню об отце – это то, как однажды на Новый год он напился до такого состояния, что схватил нож и бросился на маму, крича, что зарежет ее. Не знаю как, но маме удалось запереть его на балконе. Она схватила документы, сумку, какую-то первую попавшуюся одежду, и мы с ней выбежали в подъезд. Мама была босиком, а я – в ее домашних тапочках, хотя на улице стояли декабрьские морозы. У меня в руках была кукла Барби – единственная игрушка, которую я успела схватить. Мы бросились вниз, слыша, как на улице взрываются салюты, а из нашей квартиры доносятся полные ярости крики. Отец разбил стекло на балконной двери и бросился за нами, крича, что никуда не отпустит.
– Поймаю – убью тебя, шалава! Слышишь меня, слышишь?! – доносились его пьяные вопли. – И малолетнюю тварь убью! А потом себя! Все сдохнем!
Не знаю, что было, если бы не помощь соседки снизу. Это была молодая красивая девушка с черными наращенными волосам, которая то ли хотела зайти домой, то ли уйти из дома. Увидев босую заплаканную маму с разбитой губой и меня в домашних тапках и с куклой в руке, все поняла.
– Заходите, – велела соседка, кивнув на дверь.
И мама тут потянула меня за собой. Мы оказались в чужой квартире – прокуренной и дорого обставленной. И соседка тут же закрыла дверь на замок, а сама прильнула к глазку. Убедившись, что отец не стучится в дверь, она поманила нас с мамой на кухню. Усадила за стол, достала какие-то бутерброды и торт. Даже гирлянду на окне включила и достала для меня газировку. Даже по волосам погладила.
– Меня Оксана зовут, а тебя? – спросила она, усаживаясь напротив и закидывая ногу на ногу. Юбка у тети Оксаны была короткая и блестящая.
– Лена, – ответила мама. – А это Ярослава. Яра.
– Красивое имя. Княжеское, – улыбнулась мне соседка и тут же нахмурилась: – Вот что, Лена, полицию вызвать надо.
– Не хочу, – покачала головой мама, пряча разбитую губу ладонью.
– На муженька заявление написать. Пусть посадят.
– А что люди скажут? – выдохнула мама.
– Да они о тебе уже все сказали, что могли! – хмыкнула Оксана. – Я месяц как въехала и то знаю, что муженек у тебя поехавший. Бухает и бьет тебя.
– Я не могу, правда… – прошептала мама, сминая пальцами подол домашнего платья.
– Прости, Лена, но ты дура. Он же тебя бьет. А если вообще прикончит? – спросила соседка, хмурясь. – Малую-то не жалко? Сиротой останется. Папашку-то посадят тогда, а ее в приют. Какая у нее потом жизнь будет?
Мама вздрогнула и, закрыв лицо руками, заплакала. Она плакала так же тихо, как и я – почти беззвучно. Но плечи ее так тряслись, что соседка, кажется, сама едва не заревела. Она обняла маму, стала ее успокаивать, а потом, когда мама пришла в себя, спохватилась:
– Так, девчули, мне пора на работу. А вы оставайтесь. Лена, не хочешь к ментам, пересиди у меня. Только, ради всего святого, не возвращайся к уроду. Ну он же тебя реально убьет когда-нибудь.
– Не вернусь, – тихо пообещала мама. – Только в квартире все наши вещи остались… Как бы забрать.
– Я найду способ, – пообещала Оксана. – Есть у меня знакомые, помогут.
Она подкрасила губы алой помадой перед большим круглым зеркалом в прихожей, надела сапожки на умопомрачительных каблуках и, накинув изящную белую шубку, выпорхнула из квартиры. Мы с мамой остались вдвоем. Сидели в темноте на диване и смотрели в окно, за которым неистово взрывались фейерверки. Новогодняя ночь была шумной и веселой – но не для нас.
Мы с мамой переехали в другой город – большой, шумный и равнодушный. Я плохо помню те дни, в голове сохранились лишь обрывочные воспоминания о жизни в коммунальной квартире где-то на окраине. В нашей небольшой комнатке стоял потрепанный раздвижной диван, шкаф, стол и два стула. Туалет и кухня были общими.
Деревянное окно комнатки выходило на пустырь, и если взрослые не замечали ничего особенного, то я обрадовалась – над пустырем каждый вечер разливался закат. Я сидела на подоконнике и наблюдала за ним, зная, что как только закат догорит, придет мама. Она работала кассиром в магазине неподалеку, и, хотя постоянно подрабатывала, выходя в другие смены, денег все равно катастрофически не хватало. Основная часть зарплаты тратилась на аренду, остальное – на еду и кое-какую одежду. Но несмотря на то, что жили мы небогато, я чувствовала себя в безопасности. Никто больше не устраивал скандалы, не бил посуду и не трогал маму. Монстр остался в прошлом.
Я знала, что он ищет нас. Об этом маме по телефону сказала Оксана, которая помогла перебраться в другой город и порою созванивалась с мамой, а иногда переводила деньги. Мама просила не делать этого, говорила, что ей стыдно брать их, но Оксана каждый раз отвечала: «Не трать на себя, трать на малую». После этих слов мама обычно замолкала и тяжело вздыхала. Кроме Оксаны у нас с ней действительно никого не было – мама осталась сиротой в двадцать лет и почти сразу начала жить с отцом. Он не разрешал ей общаться с подругами, настоял на том, чтобы она ушла с последнего курса университета, заверив, что будет содержать. Наверное, именно поэтому она терпела его столько лет. Не могла уйти, потому что некуда было уходить.
Года полтора мы прожили в той маленькой комнатке. Я не ходила в садик – сидела дома и ждала маму, а за мной присматривала добрая бабушка Галя, которая жила в соседней комнате. Ей было очень много лет, и я знала, что сын отобрал у нее квартиру, продал и переселил сюда, на окраину, а сам на вырученные деньги занялся бизнесом. Кутаясь в шаль и подслеповато щурясь, бабушка много рассказывала о сыне, но он так ни разу и не пришел к ней. Вторым соседом был дядь Женя, тихий алкоголик. Он пил, как и отец, но в отличие от него не буянил, а сразу заваливался спать, а потом ходил по квартиру с трясущимися руками и просил у мамы и бабушки Гали мелочь, чтобы опохмелиться.
Потом в город переехала Оксана. Она пришла к нам в гости – красивая, пахнущая дорогими духами, в коротком платье. Теперь волосы у нее были не черные, а выбеленные, ресницы стали еще длиннее, а губы – больше. Оксана осмотрела нашу скромную комнатку, покачала головой и уселась на диван. Пока я распаковывала подарок – новую куклу в бальном платье, они с мамой разговаривали. До меня доносились обрывки их разговора:
– Ленка, ну ты же красивая, объективно красивая. Все при тебе – и фигура, и лицо. Но главное, интересная, умная, знаешь английский, разбираешься в искусстве. Только в тряпье ходишь и за собой не ухаживаешь. А ведь ты можешь жить по-другому. Красивой жизнью, а не прозябать в этой нищете, – сказала Оксана назидательно.
– Я не могу, Оксан. Не могу так. Продавать себя… – тихо ответила мама.
– Не продавать, подруга. А оказывать услуги по сопровождению высокопоставленных лиц, – усмехнулась Оксана. – Это чистовой эскорт, никакой чернухи. Вернее, это уже по желанию девочки. Понимаешь, в агентстве моего друга все устроенно именно так. Богатый мужчина хочет отдохнуть с красивой и интересной девочкой. Но знакомиться ему влом. И он обращается в одно из агентств с просьбой предоставить ему хорошую девочку. Не шалаву с накачанными губами, а интеллигентную малышку, которая знает, как себя вести, умеет себя подать, поддерживает разговор. С такой не стыдно прийти на званный вечер. Такую не стыдно показать деловым партнерам. Моя подруга не работает с чернухой, так что подумай, Лен. Подумай, хочешь ли ты жить рядом с наркоманами и алкашами всю жизнь.
– Оксан, я правда так не могу. Правда. – В голосе мамы звучало отчаяние.
– Тебя просто не прижало еще, – вздохнула та.
– А тебя? Тебя прижало? У тебя же был богатый любовник?
– Был да сплыл. Жена его обо всем прознала. Пришла ко мне, грозилась убить. Да и папик мой испугался, бросил меня, хорошо, хоть отступные дал. Вот поэтому и свалила сюда, к другу, – усмехнулась Оксана. – У нее вчера девочка одного мужика в Дубай сопровождала. Пятьсот тысяч за сутки вышло, прикинь.
– Она молодец, но… Перестань меня уговаривать.
– Ладно, забудь. Профессия быть красивой женщиной богатого мужчины действительно не для всех. Сиди за кассой и три полы. Может быть, удастся какого-то нормального мужика тут подцепить….
Оксана пробыла у нас до самого вечера, а потом укатила, оставив после себя запах сигаретного дыма и шлейф дорогих духов.
– Мам, а о чем тетя Оксана говорила? – спросила я наивно, когда мы легли спать. – Что за работа? В ночном магазине?
– В ночном магазине, – вздохнула мама.
– А тетя Оксана правду сказала, ты очень красивая, мамочка. Самая-самая красивая.
– Спи давай, Яра… Поздно уже.
Через месяц, в холодный день, когда дождь дробью стучал по окнам, мама пришла домой поздно. Я ждала ее, сидя у двери, и слышала, как она говорила по телефону, стоя в общей прихожей. Ее голос дрожал.
– Оксан, можешь занять денег? Пятьдесят тысяч. У меня крупная недостача в магазине. Игорь Владимирович, хозяин требует, чтобы я вернула… А я понятия не имею, как деньги пропали. Боже, Оксана, я все верну, до копейки, клянусь.
Когда мне исполнилось девятнадцать, и я училась на третьем курсе университета, моя мама объявила, что выходит замуж. Она сказала об этом утром, когда я собиралась на занятия.
– Я выхожу замуж, Яра, – сказала она так просто, словно сообщила о покупке очередных духов, которыми был заставлен ее туалетный столик.
– В смысле замуж? – не поняла я, замерев – ложка с овсяной кашей так и не попала мне в рот.
– В прямом, – улыбнулась она. – В моей жизни появился чудесный мужчина, который хочет связать наши жизни воедино.
– Ты сейчас серьезно, мам? – спросила я, не понимая, что чувствую. То ли удивление, то ли страх.
– Еще как, – ответила она. – Да, я тоже не ожидала такого стремительного развития наших отношений, но… Костя хочет сделать меня своей женой.
– И ты согласилась? – сглотнула я.
– Да. Костя не тот мужчина, которому можно отказывать. Он – известный бизнесмен. С огромным состоянием. Смотри, какое кольцо он мне подарил. – И мама протянула вперед руку – на безымянном пальце сверкала россыпь бриллиантов.
– А он… Он знает про меня? – сглотнув, спросила я.
А вдруг мама скрывала мое существование? Тогда ей придется делать вид, что я не ее дочь. И я останусь одна. Совсем одна… Это был мой самый большой страх.
– Конечно, знает, – нахмурилась мама. – У него тоже есть дети. Яра, если честно, это особенный человек. Возможно, я искала его всю жизнь.
На ее лице появилась улыбка, которой я давно не видела. Счастливая, а не вымученная. Неужели мама влюбилась? Наверное, это хорошо. Только… как же я? Она не бросит меня?
– Ну чего ты, Яра? – вздохнула мама, видя, что мне не по себе.
– Я боюсь, что он будет такой же, как отец, – прошептала я и встала с барного стула. Старые воспоминания оживали в голове, словно фрагменты кошмара.
Мама подошла ко мне и обняла.
– Не переживай, Яра, – сказала она, гладя меня по спине. – Костя не такой. Совершенно не такой, поверь! Он хороший человек. И я надеюсь, что с ним все измениться. Я должна выйти за него. Должна.
Мама отпустила меня и взяла за руки.
– Сегодня вечером я вас познакомлю, идет? В шесть приезжай в «Симфонию», хорошо? Мы договорились встретиться там.
Мне пришлось согласиться.
«Симфония» – один из самых дорогих ресторанов города. Мама и Оксана очень его любили, им казалось, что это роскошное место с живой музыкой. А я считала его скучным и пафосным. В отличие от них я редко где-то бывала, клубам предпочитала книги, а компании парней – компанию подруг, которые учились вместе со мной на факультете журналистики в лучшем университете города. Я сама поступила на бюджет, и это была моя маленькая гордость.
– Карманные деньги я перевела тебе на карту. Поэтому просто вызови такси, – улыбнулась мама, которая постоянно мне его вызывала. – И оденься элегантно, хорошо? Хочу, чтобы ты произвела впечатление на Костю.
Мне оставалось только кивнуть.
По дороге в университет я вновь и вновь прокручивала в голове наш с мамой диалог. Мне все еще никак не верилось, что она снова выйдет замуж, и я понятия не имела, как может измениться наша, может быть, и неправильная, но размеренная жизнь. Может быть, я останусь в нашей квартире, а мама переедет к этому самому Косте? Наверное, было бы неплохо и для нее, и для меня. Я не буду мешаться им, и мама сможет построить действительно счастливые отношения.
Такси остановилось неподалеку от моего учебного корпуса, который считался главным. Наш университет находился в Академгородке – это был целый комплекс недавно построенных зданий, соединенных переходами, со множеством сквериков, библиотекой и ректоратом. Тому, кто оказался здесь первый раз, легко можно было заблудиться. Я же, однако, проучилась в университете три года и все вокруг знала как свои пять пальцев.
Я вышла из машины и, зная, что до начала первой лекции еще двадцать минут, неторопливо направилась в кофейню. Это был мой маленький ритуал, которому меня научила Стеша, моя подруга. Она покупала кофе каждое утро, и я – какао, потому что кофе не очень любила, да и вообще была сладкоежкой. Как правило, мы со Стешей часто встречались в этой маленькой уютной кофейне, в которую сбегались студенты со всего нашего корпуса, и во время большой получасовой перемены тут было не протолкнуться. Но в этот раз я встретила не Стешу – она, как выяснилось, опаздывала.
Переписываясь с подругой, я купила какао и вышла на улицу. Погода стояла отличная – май выдался теплым, сухим и безветренным. В такую погоду только гулять, а не сидеть в душных аудиториях. Но что поделаешь? Последняя учебная неделя. Потом – зачеты и экзамены. И лишь через месяц свобода.
Я неспешно шла по дороге, а на меня надвигалась шумная компания парней. Выглядели они уверенно и даже надменно. И шли с таким видом, словно все вокруг принадлежало им. Даже люди.
Парни с юрфака часто ходили в деловых костюмах и с дипломатами. Парни с физвоса – в спортивных костюмах и кедах. Парни с факультета вычислительной математики и кибернетики – в джинсах, футболках и с рюкзаками. А эти парни были другими – в дорогих брендовых шмотках, ярких и стильных.
Кто-то поигрывал ключами от припаркованной неподалеку машину, кто-то набирал сообщения на неприлично дорогом телефоне. Стеша пренебрежительно называла таких мажорами.
Я поняла, откуда они – с самого престижного факультета. Факультета международных отношений, где учатся дети многих богатых людей, которых по какой-либо причине не отправили за границу. Чтобы попасть на этот факультет, нужно было быть либо очень умным, либо очень богатым.
Проходя мимо, на меня обернулся один из парней – стройный платиновый блондин в оверсайз джинсовке, белоснежных кроссовках и с татуировкой над темной изогнутой бровью. Он подвигнул мне, но я отвела взгляд. Тогда парень вдруг остановился, схватил меня за локоть и запустил руку под мою плиссированную юбку. Чужие пальцы больно сжали мое бедро и отпустили. Его друзья заржали, а сам он довольно заулыбался, умудряясь при этом развязно жевать жвачку. Все, кто был на улице, уставились на нас.
Блондин так сжал зубы, что на его скулах заиграли желваки. А его лицо побелело от злости. Видимо, он хотел покрасоваться перед дружками-мажорами, а не вышло. Какая-то девчонка поставила его на место. Унизила перед всеми.
– Ты чего, дура, – тихо сказал блондин совершенно другим голосом, без капли веселья. – Охренела? Да я тебе сейчас тебя тут убью, поняла, сука тупорылая!
Он бросился ко мне и схватил за плечо – так, что я вздрогнула от боли.
– Ты вообще знаешь, сколько эти кроссы стоят?! – прорычал он.
– Эй, ребят, не трогайте девушку! – раздался чей-то мужской голос. Видимо, кто-то из парней, видевших это, решил меня защитить. Но один из друзей блондина лениво кинул через плечо:
– Проваливай, чел, иначе проблем не оберешься.
– Но так же нельзя…
– Ты не слышал, что ли?
Больше парень не стал ничего говорить – торопливо ушел, не оглядываясь.
– Восемьдесят штук. Ты испортила, мать твою, восемьдесят штук, – продолжал шипеть блондин, удерживая меня за плечо. От его впившихся в кожу пальцев наверняка останутся следы. – Как отрабатывать будешь? Молчишь, сука, не знаешь? А я знаю. Знаю, каким местом, тварь.
– Я сказала – пошел к черту, – с тихой угрозой в голосе ответила я.
Мне было безумно страшно – так, что тряслись пальцы и подгибались колени, но я не собиралась быть жертвой. Задрала подбородок и смотрела в его глаза.
Он замахнулся, и мое сердце ухнуло в пятки, потому что я точно знала – придурок хочет ударить меня. Больше всего на свете мне хотелось зажмуриться и попытаться вырваться, но я не сделала этого. Стояла, все так же сжимая пустой смятый стакан, и с вызовом смотрела в его глаза, затаив дыхание. Ждала удара. Пусть бьет. Камеры это зафиксируют, и я обращусь в ректорат и полицию.
Но удара не последовало. К компании вдруг подошел еще один парень и сказал спокойно, но властно, так, как может говорить только уверенный в себе человек:
– Не трогай ее, Сейл.
– Игнат, ты че… Она же на меня вылила это дерьмо! – заорал блондин.
– Не трогай, сказал. Или ты думаешь, я буду повторять трижды? – в голосе неведомого Игната послышалось раздражение. А я вдруг поняла, что где-то слышала этот голос. Только… где?..
Блондин прошипел ругательства и опустил руку. Я тихонько выдохнула. Кажется, гроза миновала. Этого Игната явно боятся. Никто не возражает ему.
– Отошел от нее, – велел он блондину, и тот спешно нырнул в толпу друзей.
Игнат шагнул ко мне, закрывая меня спиной от остальных. И сказал, как не в чем не бывало:
– И что, вкусный тут кофе?
Я, наконец, взглянула на него и оторопела – таким красивым он показался мне в то мгновение при свете солнца. Высокий, широкоплечий и загорелый, словно недавно вернулся с моря. В обычных черных джинсах, белой футболке, тонкой кожаной куртке с закатанными до локтей рукавами. С густыми темно-кофейными волосами, которые трепал ветерок, и довольно выразительными, даже резкими чертами лица: твердая линия подбородка, четко очерченные губы, высокие скулы, брови вразлет. Но самыми поразительными были его глаза глубокого янтарного цвета, в которых хотелось утонуть. В этих глазах словно целая Вселенная отражалась. Прекрасная бесконечная Вселенная с мириадами созвездий.
Я тонула в этих глазах уже во второй раз. Боже, это он… Тот самый парень.
– Вкусный? – повторил Игнат, не сводя с меня взгляда своих пронзительных глаз. Взгляд у него был спокойный, уверенный, словно он никого не боялся.
– Это какао. Я не пью кофе, – с трудом вымолвила я.
– Я тоже, – ответил он и улыбнулся – на его щеках появились ямочки. – Не бойся, этот шутник тебя не тронет.
Впервые за долгое время меня защитили. И на душе стало тепло.
Я не могла вымолвить ни слова, просто стояла и смотрела на него, чувствуя, что хочу улыбаться. Но сдерживала себя, понимая, насколько это будет неуместно.
– Идем, провожу, – кивнул мне парень и почти невесомо коснулся моего локтя, словно говоря, чтобы я шла следом. – Кстати, ты была права – когда читаешь книги Карризи, кажется, что находишься в храме с зажжёнными свечами, которые гаснут одна за одной, и тебя накрывает тьма.
С этими словами он надел солнцезащитные очки, сунул руки в карманы джинсов, направился в сторону главного корпуса. Все, что мне оставалось, идти следом за ним.
Я догнала Игната и случайно коснулась его предплечья своим, почувствовав, как по коже поползли мурашки, но он даже не обернулся – просто шел дальше. Вслед нам смотрели блондин и его друзья. Сказать что-либо Игнату они не посмели. Видимо, на социальной лестнице он стоял выше их всех.
Мы дошли до входа в корпус и остановились. Мое сердце часто билось – то ли из-за отвратительной ситуации, то ли из-за присутствия этого странного Игната.
– Из-за тебя я завалил важный проект, – спокойно сообщил Игнат. – Надеюсь, тебе стыдно.
С этими словами он убрал мне за ухо длинный локон, который выбился из небрежного пучка, в который были заколоты мои волосы.
Это произошло недели две назад. Тогда мы впервые встретились в научной университетской библиотеке – я и человек, чьи янтарные глаза запали мне в душу.
Библиотека находилась неподалеку от главного корпуса и состояла из нескольких этажей, на каждом из которых располагались разные отделы и читальные залы. В ее хранилищах было какое-то запредельное количество литературы, а в лабиринтах ее бесконечных коридоров можно было легко потеряться. Предполагалось, что студенты журфака часто должны бывать в библиотеке, однако сюда мои сокурсники приходили не чаще пары раз в семестр – чтобы получить учебники и сдать их.
Однако я Стеша, моя лучшая подруга, бывали в библиотеке чаще остальных. Но не в отделе естественных и гуманитарных наук, а в отделе художественной литературы, где порой брали книжки, и в главном читальном зале – двухуровневом, большом и светлом. Нам нравилось это уютное место, можно было спокойно поработать над домашкой, подключившись к интернету, используя специальный пароль, выданный в учебном отделе. Именно в этом зала удавалось погрузиться в ту особенную студенческую атмосферу, которую часто показывают в фильмах. Почувствовать ее учебную эстетику. И получить моральное удовлетворение от того, что ты учишься в престижном вузе на классном факультете.
Однако было еще кое-что, что заставляло нас приходить в библиотеку.
Мы со Стешей любили писать – наверное, именно поэтому выбрали журналистику. Писать не только статьи, заметки или эссе, но и истории. Свои истории. Со своими героями и сюжетом. Раньше мы играли в ролевые игры, а теперь обе хотели написать настоящую книгу, и это была наша общая маленькая тайна. Мне нравилось фэнтези – сказочное, теплое, с элементами романтики и поисками себя в большом мире. Я мечтала создать историю с вайбом анимационных фильмов Миядзаки, которые я любила всей душой – особенно «Ходячий замок Хаула» и «Унесенные призраками». Трудилась над каждым предложением, с любовью вырисовывала персонажей, но все время оставалась недовольна написанным. То и дело удаляла главы, переписывала диалоги и переделывала сюжетные линии. Стеша тоже любила фэнтези, но тяготела к другому стилю – ей нравился дарк. Темные, полные тайн и кровавых событий романы с мятежными героями и склонными к самопожертвованию героинями.
Мы со Стешей договорились писать несколько раз в неделю. И чтобы не отлынивать, делали это вместе в библиотеке. А потом читали друг друга, делились эмоциями, помогали искать ошибки – в общем, поддерживали, как могли. Творчество давало нам силы идти вперед.
В тот день я должна была встретиться со Стешей, чтобы пару часов пробыть в любимом читальном зале, однако подруга не пришла. Ей срочно пришлось ехать домой. Однако я домой не поехала – слишком часто в последнее время мамы не было в квартире, и казалось, что наша квартира какая-то заброшенная и одинокая. Раньше со мной постоянно бывала бабушка Галя, которую я воспринимала, как родную, но три года назад ее не стало. Она умерла во сне. Похороны организовывали мы с мамой. А ее сын, который когда-то давно отселил бабушку Галю в коммуналку, явился на прощание и с ходу заявил, что не отдаст нам комнату своей матери. Наверное, он думал, что мы начнем ругаться с ним, но нет – мама не стала устраивать ссору на похоронах, и просто проигнорировала его. Этот придурок ушел, даже не положив венка на ее могилу.
«И за что бабушка его любила?» – с презрением спросила я маму вечером, когда слезы угасли.
Бабушка Галя действительно ни разу не сказала про сына ни одного плохого слова. Только хорошие.
«Невозможно не любить своего ребенка, – тихо ответила мама. – Каким бы он ни был…»
Стеша извинилась и сказала, что не придет, а я около часа просидела в читальном зале, пытаясь написать новый эпизод, чтобы закончить арку. Но ничего не вышло. Тогда я ушла в отдел художественной литературы – бродя между стеллажами, я набиралась вдохновения. Смотрела на корешки книг и думала: «Неужели я не смогу также, как и они, написать книгу? Неужели мне не дано этого? Чем я хуже?..»
Я остановилась у одного из стеллажей – с современными зарубежными детективами, встала на цыпочки и потянулась к одной из книг. Это была одна из последних книг Ю Несбё, которую я еще не успела прочитать, однако взять ее я не успела, лишь коснулась корешка кончиками пальцев. Прямо передо мной книгу забрала мужская рука.
Я оторопела и машинально сделала шаг назад, однако врезалась спиной в чью-то твердую грудь. Тоже мужскую – тот, кто успел взять книгу раньше меня, стоял позади. Почувствовала тепло чьего-то сильного тела даже сквозь ткань футболки. Меня охватило странное, до этого почти незнакомое чувство нежности.
– Осторожнее, – услышала я негромкий голос.
Этот голос привел меня в чувство, и я отскочила в сторону.
Передо мной стоял высокий крепко сложенный брюнет с янтарными насмешливыми глазами и держал в руках ту самую книгу Ю Несбё. Парня сложно было назвать идеалом красоты, но было в нем что-то такое, от чего вдруг по телу пробежала теплая волна, растворившаяся в районе сердца. И меня с какой-то незримой неотвратимой силой потянуло к нему.
Со мной никогда не случалось ничего подобного, и я смутилась еще больше. И начала вести себя глупо – я не умела флиртовать и заигрывать.
– Извини. Но я хотела взять эту книгу, – сказала я хрипло.
– Хотела, но не взяла, – пожал парень широкими плечами, обтянутыми тонкой черной футболкой.
Черт, а у него офигенные мышцы. И вены на руках видно. Выпирают костяшки пальцев. Запястья крепкие – на одном какие-то жутко дорогие часы, на другом – два браслета с крупными звеньями. Я обожаю такие руки, можно сказать, это мой фетиш. А если этот парень еще и читать любит, то можно смело назвать его идеалом.
– Я первой дотронулась до корешка, – нахмурилась я. – А потом ты ее схватил.
Парень склонил голову на бок, рассматривая меня так, что по телу снова прошлась теплая волна – она зарождалась внизу живота и доходила до самого сердца. Да что с ним не так?! Или это со мной что-то не так?