Заставь меня остановиться - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Наталья Юнина

Глава 1

Прощание с биохимичкой напоминает киношные похороны: сборище людей в черном одеянии и гроб посередине большого зала, устланный цветами. Каждый из присутствующих подходит к умершей и прощается лично. Кто-то даже целует в лоб. Единственным светлым пятном в этом зале являюсь я и моя подружка Лиля. Точнее не лично мы, а наше одеяние. Благо хватило ума в последний момент накинуть на себя черные кофты, предоставленные самой Лилей, чтобы хоть как-то слиться с толпой.

Что мы здесь делаем – я совершенно не понимаю. Лиля в буквальном смысле слова затащила меня попрощаться с Аллой Геннадьевной. Зачем – одному Богу известно. Откровенно говоря, биохимичка оставила неизгладимый след в душе каждого студента, но не такой какой хотелось бы. Ее ненавидели все. Я – не исключение. Единственная двойка на экзамене за все пять лет обучения в университете была именно у нее. Экзамен-то я пересдала на крепкую четверку, но попила крови эта стерва у меня знатно. Про Лилю вообще говорить не приходится – она попадала к Аллочке трижды, на пересдачу в том числе. Мысленно я уже прощалась с Лилькой, как вдруг на третьей пересдаче, снова у ныне покойной Геннадьевны, она-таки сдала экзамен.

И вот что мы здесь сейчас делаем, после всего пережитого от этой женщины, я не понимаю. Кстати говоря, я и Лиля единственные здесь студенты, чего и следовало ожидать.

– Аня! – одергивает меня за руку Лиля. – Хватит витать в облаках. Держи, – протягивает мне черный… платок. – Покрой голову.

– Я думала мы уже уходим. Не хочу я надевать это убожество, – брезгливо ворочаю в руках не пойми что.

– Покрывай, – цедит сквозь зубы подруга и сама покрывает голову платком. Затем надевает солнцезащитные очки и протягивает мне аналогичные.

– Для чего это?

– Чтобы было не видно слез.

– Какие, к чертям собачьим, слезы?

– Надевай говорю.

Не сказать, что я ведомый человек, но ругаться и спорить в данном помещении нет никакого желания. Надеваю очки и иду вслед за Лилей. Правда, вовремя останавливаюсь, понимая, что она идет к гробу. На кой черт ей сдался труп биохимички – не знаю. Ну разве что только, чтобы убедиться, что та померла и потыкать в нее пальцем. Хотя, возможно, и чем-то более острым. Но нет – не тыкает. Вместо этого странно ходит вокруг гроба и наконец возвращается ко мне.

– Может уже пойдем? – легонько толкаю ее в бок.

– Да прям щас. Мне надо с ней попрощаться.

– А сейчас ты что делала?

– Ждала пока рассосется очередь у гроба и смотрела на лицо усопшей. Безумно ее жаль. За что Господь забирает лучших? Она таким светлым человечком была.

– Не богохульствуй. И вообще откуда ты знаешь, что она была светлым человеком?

– Ты в гроб заглядывала?

– Ну и?

– Кожа у нее светлая, значит светлый человек, не чернокожая же. Ой прости Господи, нельзя их так называть, да? Как их надо кличить, чтобы быть толерантной?

– Спроси у светлого человека, – огрызаюсь я.

– Обязательно спрошу. Пойду как раз прощаться, – прискорбно сообщает Лиля, вложив мне в руку свою сумочку. И в следующий момент снова идет в сторону гроба.

Не знаю, что случилось с этой девчонкой, но она действительно прощается с мертвой биохимичкой. Более того, наклоняется к гробу и, судя по всему, целует труп. Святые небеса, что вообще происходит?

- Ну все. Я попрощалась с Аллой Геннадьевной, – грустно сообщает Лиля, обняв меня со всей хваткой. – Пусть пухом будет земля этому светлейшему человеку.

– Земля будет пухом.

– Да какая разница.

– Вернула браслет на место. Живо, – резко поворачиваемся на грозный голос рядом стоящего мужчины.

– Понятья не иметь, о чем вы говорить. Мадлен, – поворачивается ко мне. – Что хотеть от нас этот красивый мужина? – с непонятным акцентом произносит Лиля, улыбаясь в тридцать два зуба. Что вообще происходит?!

– Даю минуту на то, чтобы ты вернула браслет на руку покойной. В противном случае – на выходе попадете к охране. Обе. Браслет все равно вернете, только с позором.

– Ах, браслет? – наигранно удивляется Лиля, прикладывая руку к груди. – Так он не у меня. Это все она, – переводит на меня взгляд. – Он у нее в сумочке.

– Ты совсем, что ли?! – возмущенно восклицаю я.

– Отсчет пошел, – повторяет мужчина, испепеляя нас взглядом.

– Да это мой браслет! Эта стерва у меня его забрала на третьей пересдаче в качестве взятки! Он – мой. Мои бриллианты. Не верну, – на одном дыхании произносит Лиля уже своим голосом, топнув при этом ногой.

– Сорок секунд, – спокойно, но весьма настойчиво повторяет брюнет.

– Не могу, – отчаянно произносит Лиля. – Это папин подарок, – шепчет она. Перевожу взгляд на мужчину, который от слов перешел к действиям, а именно – схватил меня за руку.

– Не хотите по-хорошему, будет по-плохому, – переводит взгляд на Лилю и также хватает ее под руку.

И тут во мне что-то проснулось. Ну ведь это правда Лилин браслет, воровать она бы не стала. Да и уж кто, как ни она заслуживала сдать экзамен с первого раза. Какого лешего мы должны возвращать браслет мерзкой покойнице, тем более, как оказалось, еще и взяточнице?

Я не планировала драться, я вообще почти всегда леди до корней волос, но здесь колено как-то само дернулось в сторону паха, крепко схватившего нас мужика. Не сказать, что удар был сильный, но хватило для того, чтобы он нас отпустил. Лиля на мгновение опешила, но вовремя проснулась, когда я схватила ее за руку.

– Бежим, – крикнула ей на ухо и помчалась к выходу.

Бежали мы так быстро, что физрук точно был бы нами доволен. Нашим преимуществом было отсутствие каблуков. А я, черт возьми, еще не хотела их снимать. Не знаю гнался ли кто-нибудь за нами, но одно знаю точно – мы благополучно приземлили попы в мою машину, и я сразу же рванула с места, не оглядываясь по сторонам.

– Сказала бы сразу, не ломая комедию, могли бы этого избежать.

Глава 2

Сколько себя помню, меня всегда бросает в жар, когда я волнуюсь или чего-то боюсь. Кожа лица и шеи покрывается красными дебильными пятнами, выдающими мое состояние с головой. Сейчас же, смотря в упор на этого мужчину, у меня в прямом смысле слова леденеют пальцы рук. Тело сковывает не пойми откуда взявшийся холод, что подтверждается мурашками по коже. Мне отнюдь не жарко, я превращаюсь в сосульку. Папа всегда учил меня смотреть человеку в глаза – это показатель того, что я неслабая. Надо признать, выходило у меня это не всегда. Правда сейчас, когда мне, напротив, стоило бы опустить взгляд в пол, я смотрю в упор на мужчину, которого не только умудрилась ударить в пах, но и скомпрометировать перед возможной женой или девушкой. Вид у него – говорящий, примерно такой: ты попала, деточка. Самое удивительное, что он не делает ничего такого, чего можно было бы испугаться. Он не клацает зубами, не проводит ребром ладони по шее, имитируя мое убийство. От него просто веет уверенностью. Такие мужчины в принципе нравятся женщинам. Однако мне офигеть как страшно.

Не знаю сколько времени мы смотрим вот так неотрывно друг на друга. В момент, когда мужчина, имя которого я так и не знаю, начинает совершать какие-то странные движения указательными пальцами в мою сторону, напоминающие скорее трение, меня конкретно передергивает. Что это за пошлость такая? Он не только продолжает тереть свои пальцы, направляя их на меня, но и демонстративно подмигивает мне. И вот тут все, я сдалась. Взгляд в пол и скрещенные на груди руки. Ну и молитва. Благо, их я знаю достаточно, дабы скрасить оставшееся время «пятиминутки», в реале длящуюся целую вечность.

– В четверг, в первой половине дня к нам едет ревизор, – чуть насмешливо произносит мужчина. Не трудно догадаться какой именно. – К счастью, это не Летучая и ее аналоги, в белых перчатках пыль проверять не будут, но ее все же придется вытереть, особенно там, где трехсантиметровые, а то и больше, залежи, –отрываю взгляд от пола и машинально поднимаю голову на говорящего. – У вас, кстати, на шкафу примерно трехсантиметровая, – переводит взгляд на сидящего рядом врача. – Всех своих пациентов предупредить, чтобы в четверг не курили, убрали чашки и еду с полок. Подоконники освободить. В холодильнике все продукты подписать – имя, число. Навести полный порядок в двух ординаторских. Залежавшуюся ничейную обувь выбросить. Лишнюю макулатуру – аналогично. Лекарств в ординаторской быть не должно, неважно, что они от медпредов. Вера Константиновна, – переводит взгляд на пышечку. – С вами мы отдельно поговорим, но порядок в процедурных можно наводить уже сейчас. Ну и всех медсестер введите в курс дела, пожалуйста, – понятно, значит она и есть старшая медсестра. – Теперь о сложном: к четвергу в коридоре не должно быть ни одного больного. На данный момент поступило шестнадцать новеньких, – перебирает в руках истории болезни. – Итого на завтра выписка минимум тридцатка, чтобы разгрузить коридор до четверга. В ВИП-палаты, если они будут свободны, можно запихнуть коридорных на время проверки. Но это не больше шести человек. Так что выписка по максимуму. Вопросы есть, коллеги? – молчание. – Ну раз нет, то за работу. Ах, да, забыл про немаловажную вещь. К четвергу придется всем провести доверительные беседы с тараканами в курируемых вами палатах. И уговорить стасиков всеми правдами и неправдами не вылезать из своих скромных убежищ во время проверки, – судя по реакции окружающих, им весело, по крайней мере тихие смешки это подтверждают. Мне же совершенно не смешно. Тараканы?! В современном мире есть тараканы? Что за фигня?! – Ну все. Всем на конференцию, а малышам, – переводит взгляд на нас четверых. – Ждать меня здесь.

Ни жива, ни мертва. Кажется, именно так я себя чувствую, когда врачи поднимаются с мест. Зажмуриваю глаза, дабы не видеть происходящее, и только спустя несколько секунд распахиваю их, когда мое плечо едва заметно сжимают.

– Не стойте, малыши. Присаживайтесь на диван, – обращается к нам четверым мой палач, но смотрит исключительно мне в лицо. А я только сейчас замечаю, что у него еще и имеется щетина недельной давности. Ненавижу волосатых мужиков. Растительность на лице идет только моему папе. Да и то, я не слишком уж и за. Надо признать, что Егору я бы тоже побрила лицо. Но это только тогда, когда мы начнем встречаться. О Господи, о чем я думаю? Идиотина. – Подготовьте пока свои дневники практики, наденьте бейджики, а если таковых не имеется, найдите, – улыбаясь, произносит мужчина, подталкивая меня в сторону дивана, и направляется к выходу. Это что, он все время держал руку на моем плече?

На ватных ногах подхожу к дивану и сажусь на него. Ужас. Весь в пружинах.

– Сейчас достану всем бейджики, – с энтузиазмом произносит Степа и выходит из кабинета.

– Ань, ты чего такая бледная? – заботливо интересуется Егор. Так, стоп, Егор?!

– Плохо ночью спала. А вообще страшно.

– Страшно?

– Да. Заведующий… мне кажется, он злой.

– Лукьянов-то? Нет. Ни капли. С характером, но не злой, – приобнимает меня за плечо Егор. Да что за фигня такая? Чего ты раньше меня не трогал? Нашел, блин, подходящий момент. – Надеюсь, я попаду к нему, – перевожу взгляд со своих рук на Егора. Ну уж нет, дорогой. Я из-за тебя пошла в эту клоаку, но попасть еще к этому товарищу из-за тебя – шиш тебе. Любовь – любовью, а мне мои нервы дороже.

Момент, когда Степа принес всем бейджики и даже надел один на меня, я тупо не помню. Мне мешал мандраж. И застрявшая в горле слюна. Ровно через семнадцать минут в ординаторскую вернулись двое врачей и… заведующий.

– Итак, мальчики и девочки. Ты, – указывает в сторону Степы. – Идешь к Елене Геннадьевне. Ты, – обводит взглядом Яну. – Идешь к Виктору Алексеевичу, – делает пометку у себя в ежедневнике. – Ты, – делает паузу, рассматривая бейджик Егора. Могу поклясться, что он хочет улыбнуться, но держится. – Идешь к Церберу.

Глава 3

– Я бы простил повреждение моей любимицы и уж тем более не смотрел бы камеры, но проблема в том, что я немного облажался и срок моей страховки истек примерно два месяца назад. Так что, Анна, сама все понимаешь, ремонт на тебе, – мда… надо ли ему говорить, что срок моей страховки истек полгода назад? Это ж надо так попасть! Ладно, папа с мамой приедут и деньги я достану. Правда, как оправдаться перед ними куда я дела деньги, данные мне на страховку полгода назад. А, кстати, куда я их реально дела? – Я не пойму, у тебя в самом деле проблемы со стулом? Такое ощущение, что ты сейчас тужишься. Не надо это делать здесь, Анна, да и сильно тужиться вообще травматично. Давай все же дам тебе слабительные капли. Действуют мягко, привыкания не вызывают, – резко перевожу взгляд на его насмешливое лицо. Ну, сволочь.

– Проблем со стулом у меня нет, я на диване сижу, если вы не заметили. Проблемы с ним могут быть как раз у вас, вы на нем сидите. А если вы про другой стул, то с ним у меня тем более нет проблем, я молодая и правильно питаюсь, – подумаешь, со вторым набрехала. – Да и судя по тому, что у вас есть сии капли, вам они нужнее, у вас все-таки возраст. Ну не могу я еще и их вас лишить, и без того ненароком сделала вам не самые приятные вещи, – ох зря. Зря! Но Остапа понесло.

– Молодец, очень интересный ответ, но несколько опрометчивый в твоем весьма уязвимом положении.

– Это угроза?

– Всего лишь констатация, – вновь что-то записывает в ежедневнике. – Мне не нравится ездить на таком авто, поэтому прямо сегодня воссоздадим подобную ситуацию и вызовем твою страховую. Я хочу получить свою машину в том состоянии, в каком она была, как можно быстрее.

– Не волнуйтесь. Будет быстрее, чем через страховую, потому что страховки у меня тоже нет. Мы с вами, оказывается, похожи, я свою на полгода просрочила. Я не знаю как это делается, вам, наверное, надо съездить в автомастерскую, они оценят масштабы, ну а я незамедлительно переведу деньги, сколько потребуется.

– Хорошо. Сегодня после работы поедем в выбранное мной место.

– А можно через три дня?

– Можно. Но не нужно, – идиотский! Просто идиотский ответ!

– У меня сейчас нет денег, – честно отвечаю я.

– Зарплату ждешь? – приподнимает вверх брови.

– Почти. Родителей с отдыха. Можете записать еще один пункт – дармоедка. И отдать меня Цеберу. Очевидно, что я вам в качестве помощницы не подхожу.

– Ну это я безусловно решу сам. Кстати, Цебер – великолепный врач, но одна из самых стервозных стерв на планете Земля. Не просто так это ее тринадцатая больница за четыре года. Если со мной у тебя есть шанс выжить и благополучно получить по практике зачет с удовлетворительной оценкой, то с ней – абсолютно точно нет.

– Ну и зачем вы тогда послали к ней Егора?! – сама не заметила, как вскрикнула, на что Лукьянов как-то странно на меня посмотрел.

– Чтобы набрался опыта. Ему можно, он – парень. Женщина с мужчиной лучше контактирует, так заложено природой. А стерва со стервой – контакт не найдет, – это я-то стерва?! – Итак, жду извинений за машину и пройдемся по еще одному незаконченному делу.

– Извините за поврежденный автомобиль, – нехотя произношу я.

– Извинения приняты, – вполне серьезно произносит он, отпивая из бутылки воду. Чтоб ты подавился.

– Знаешь какое умение для врача одно из самых главных? – встает с места, обходит его и опирается пятой точкой на стол. – Помимо его знаний и умений.

– Тактичность?

– Нет. Делать хорошую мину при плохой игре. Всегда и во всем. Половина, а может быть и больше, пациентов будут тебя раздражать. Кому-то из них ты захочешь дать в морду или продавить каблуком ногу, причем за дело. Но нельзя. Увы, пациент всегда прав, даже если он полная фекалия. Не скрывая свои эмоции от них, ты будешь их неосознанно радовать, не всех, конечно, но какую-то часть безусловно. Так вот, желая мне подавиться, выпитой несколько секунд назад, водой, потому что я тебя раздражаю, ты показываешь свою слабость передо мной. Не стоит. Учись на мне делать на своем прекрасном личике маску внешнего спокойствия. Уверяю тебя – это выбивает людей из колеи. Можешь взять ручку и записать первое правило – хорошая мина при плохой игре.

– Я запомню, – как можно спокойнее отвечаю я.

– Вот, уже лучше. Но ты кулаки сжала. Это тоже выдало тебя с головой.

– А ведь вы сказали, что еще ни над кем не издевались. Врали, стало быть.

– Нисколько. Ты просто еще не совсем зрелая личность, поэтому не способна распознать истинное издевательство. Итак, через три дня поедем в салон, а теперь вернемся к последнему делу.

– Я больше ничего не делала плохого в те дни. Клянусь своими руками. Ну разве что, весь торт сожрала от стресса. Но к вам это никак не относится.

– Ко мне точно не относится. Вернемся к моему паху. Твой удар коленом оказался достаточно болезненным.

– И?

– Вероятнее всего, ты повредила мне scrotum, а возможно и то, что находится внутри, – память, напрягись. Что такое скротум? Мошонка. Точно! – А так как такой генетический материал как у меня не должен пропадать из-за возможной травмы и в будущем мне бы хотелось заиметь наследников, надо поскорее оценить масштаб, пока не поздно. Сутки как раз не прошли.

– Простите, а сколько вам лет?

– А ты с какой целью интересуешься?

– Мне кажется, в вашем возрасте у вас уже есть дети, может быть, даже… дети детей, – я не знаю зачем я нарываюсь, но произнесенная фраза приносит мне неимоверное удовольствие.

– Дети детей. Молодец, Анна, – не скрывая улыбки, выдает он. – Снова опрометчиво, но сказано хорошо, почти не выдала эмоций. Я оценил.

– Стало быть, я хорошая ученица?

– Возможно. В этом мы убедимся в процессе. Итак, возраст. Угадывай.

– Ой, боюсь я могу вас обидеть. У вас такой тип строения лица, что можно накинуть лишние года.

Глава 4

Скротум есть, яички Фаберже мы туда окунули, и кукуруза посередине тоже имеется. Осталось вспомнить к чему они прикрепляются и что от них отходит. Картинка, картиночка появись передо мной. Закрываю глаза и пытаюсь представить плакаты по анатомии. Да, детка! Открываю глаза и начинаю дорисовывать недостающие элементы. Осталось только высунуть от усердия язык. Смотрю на рисунок и понимаю, что чего-то мужского-полового явно не хватает. Точно, семявыносящий проток! И все равно чего-то не достает.

– Чего застыла? Это что, все?

– Чувствую, что упускаю что-то важное, но никак не могу вспомнить что именно. Ну из ваших половых органов, пусть будет все, – удовлетворенно произношу я. Где-то глубоко внутри умная часть меня не одобряет мои порывы нарваться, но эта же часть меня говорит о том, что я все равно попаду с этой картинкой на жесткий опрос и падение ниже плинтуса. А так хоть зубы ему заговорю.

– Из моих? Ну да ладно. У тебя парень есть?

– А вы с какой целью интересуетесь?

– Для составления индивидуального плана работы. С удовлетворенной девушкой проще сработаться, – ничуть не стесняясь, произносит Лукьянов. Паскуда!

– Не волнуйтесь, я полностью удовлетворена.

– Интересно каким образом, если на картинке нет важного органа. Я ставлю под сомнение твое удовлетворение.

– Так я же рисую ваши органы, а не своего парня.

– Ну хорошо, Анна, я тебе подыграю. Где моя prostatа?

– Ой, прости Господи, забыла. Точно предстательная железа. Вот она, красавица, – быстро принимаюсь дорисовывать жизненно-важный орган.

– Забыла она.

– Все, все. Дорисовала.

– Никак не могу привыкнуть к мысли, что это нарисованы мои половые органы. В душе раздай.

– Я поняла в чем дело. Сейчас кое-что исправлю, – чуть улыбнувшись, произношу я, принимаясь дорисовывать. Точнее увеличивать объем нарисованного. – Ну вот так лучше.

– А после дорисовывания на место раздрая пришла тревога. Это что? – тычет ручкой в самую нижнюю часть моего рисунка.

– Головка.

– Чья?

– Ну так ваша же.

– Во-первых, на латинском.

– Капут.

– Тебе без сомнения капут за знание анатомии, а головка – это caput, ударение на первый слог. То, что она, к несчастью, моя, это я понял. Но так-то она caput penis.

– Она самая, – на мой комментарий Лукьянов возвращается к своему ежедневнику и снова делает запись. Какую, увы, мне не видно.

– Снова было что-то плохое?

– Да. Ты не умеешь говорить вслух названия половых органов. Ты – будущий врач, и места для стеснения здесь нет. Итак, что с ней?

– А что с ней?

– Тебя не смущают ее размеры?

– Если честно, я думала это вам польстит.

– Мне должен польстить баланопостит? Хотя, о чем я. Ты, вероятнее всего, и не знаешь, что это такое. И тем не менее, повредила ты мне scrotum. Вот про нее и вещай.

– Что вещать?

– Строение, все слои. Живее. И функции.

– Я не помню какие там есть слои, – честно отвечаю я. – Более того, могу дать руку на отсечение, что ни один врач с вашего отделения это не скажет. Мужчин, у которых были проблемы с данным органом, в расчет не берем. Они, конечно же, этого не знали, но как прихватило Фаберже, так узнали и строение scrotum.

– То есть ты добровольно разрешаешь мне отсечь тебе руку, если кто-то расскажет про ее строение из врачей женского пола?

– Да, – несмело отвечаю я. Но ведь в реале это действительно никто не вспомнит. Кто может помнить то, что было на первом курсе, да и то, что не используется в обиходе?

– Я возьму на заметку. И тем не менее, это должна знать ты. Никогда не знаешь где и когда пригодятся те или иные знания. Назови функции scrotum.

– Вместилище для testis и поддержание их оптимальной температуры для нормального сперматогенеза, – удовлетворенно произнесла я, взглянув на лицо своего вынужденного собеседника. Могу поклясться, что он не ожидал, что я хоть что-то скажу. А тут на тебе, даже «Фаберже» на латыни.

– Ну хоть что-то, – снисходительно отметил Лукьянов, взглянув на свое запястье. А если быть точнее – на часы. А вот это неожиданно для меня. Так уж сложилось, что часы на руках мужчины – это моя тайная любовь. А когда эти часы красивые и дорогие – и подавно. Хотелось бы сказать, что это китайская подделка, но нет. Точно настоящие. У папы точно такие же. А теперь закономерный вопрос: откуда у него такие? Это же не частная клиника, а больница с тараканами.

– Ты думаешь над тем, как незаметно украсть мои часы? Теперь ты будешь выступать в роли воровки вместо своей подружки?

– Ничего из вами сказанного не является правдой. У меня у папы такие же, вот и обратила внимание.

– О, надо же, какой хороший вкус у твоего папы. Чего не скажешь о тебе.

– Это вы сейчас о чем?

– Об этом мы поговорим через несколько минут. Раз не знаешь строение scrotum, вернемся к забытому тобой органу. Расскажи мне про его функции. Живее, Анна Михайловна.

– Prostata?

– Она самая.

– Выработка сперматоз…., – замолкаю, когда чувствую на себе взгляд Лукьянова. Ой, мамочки, так он на меня еще не смотрел. Он совершенно точно зол. – Я имела в виду, что testis вырабатывают сперматозоиды. Перепутала сначала.

– Замечательно. Однако я тебя не спрашивал сейчас про testis, ну коль ляпнула про них, так что они еще вырабатывают?

– Тестостерон.

– Замечательно. Какой орган еще вырабатывает тестостерон?

Молчу. Тупо молчу. Вот сейчас мне становится жарко от стыда. Мысли путаются и ничего не приходит в голову.

– На «н» начинается, на «ик» заканчивается, – нелепо подсказывает мне Богдан как его там.

– Надпочечник.

– Он самый. Спрашивать про него сейчас глупо, так что завтра про него будешь вещать и рисовать. А теперь снова возвращаемся к органу, который ты не соизволила мне подрисовать. Вопрос все тот же: ты начала говорить, что он что-то вырабатывает. Что?

Глава 5

– Где можно оставить сумку?

– Вот в этом шкафу, – указывает взглядом на громоздкую махину. – Кстати, ты мне ничего не повредила, можешь быть спокойна. Просто мне хотелось определить степень твоей брезгливости, знания анатомии и готовности, как врача.

– Боюсь, что я все провалила и у меня все пункты отрицательные.

– Какие есть. Нет врачей, которые знают все. Главное – интересоваться не только своей будущей специальностью. Нет специалиста по левой или правой ноге. Врач – многофункционален. Ты у нас, конечно же, будущий косметолог, – саркастично отмечает он, чем вызывает мое раздражение. – Так вот сначала ты должна стать дерматологом. А там познания нужны о-го-го. В том числе, что, где и как вырабатывается. Ты же не думаешь, что сразу пойдешь шлифовать мордашки девицам и колоть им ботокс и гиалуронку?

– Я не говорила, что хочу стать косметологом.

– Считай, это мое внутреннее чутье, – перевожу на него взгляд и замираю.

– Что вы на меня так смотрите? – под его пристальным осмотром становится реально не по себе. А когда его взгляд задерживается на моих ногах – меня начинает это дико злить.

– К вопросу твоего вкуса. Точнее не совсем о нем. Твой внешний вид не соответствует дресс-коду больницы.

– И чем же я не соответствую?

– Почти всем. Ногти – укоротить и смыть лак. Косметика – в два раза меньше, чем есть сейчас. Волосы – носить только убранными. Каблук – в два раза меньше или вообще убрать. Вдобавок от тебя слишком сильно пахнет духами. Они чрезмерно сладкие. Больше ими не пользуйся. Завтра придешь без всего этого. А сейчас просто смой с себя духи.

– В смысле смой? – недоуменно произношу я.

– В прямом. Под проточной водой с мылом, могу дать спиртовые салфетки, – спокойно отвечает он.

– От меня приятно пахнет и ничего смывать я не буду.

– И халат застегни, – как ни в чем не бывало бросает он. – Ни больным, ни мне не стоит демонстрировать свои выпирающие части тела. Если я здоровый, то другие могут и инфаркт хватануть, от созерцания расфуфыренной студентки.

– Вы ко мне необоснованно придираетесь! – взрываюсь я. – У меня не длинные ногти. Они почти не выходят из-под подушечек пальцев. Лак – нежно-розовый, а не яркий. У меня нет излишка косметики, а только акцент на глазах в виде туши, на мне нет вульгарной помады, а только нейтрального нюдового оттенка. Мои каблуки не стучат по полу, вызывая желание оторвать мне ноги, они почти беззвучны. И ни в одном из правил больницы не сказано, что врачу нельзя носить каблуки.

– Дважды я повторяю только тогда, когда меня не поняли. А учитывая, что ты меня прекрасно поняла, повторять я тебе не буду. Завтра приходишь так, как я тебе сказал. Не искушай судьбу, Аня, – впервые произнес мое имя так. – Стетоскоп возьми. Живее.

Нехотя беру стетоскоп и накидываю на шею. А дальше начался какой-то треш. Откровенно говоря, туфли захотелось снять примерно через два часа хождения по трем реанимациям. Ладно бы мы ограничились только той, какая имелась на отделении. Нет! В виду того, что половина персонала в отпуске, Лукьянов смотрит еще две, которые находятся не только в других корпусах, но и на расстоянии полукилометра от его отделения. Про то, что эти реанимации выглядят как самый настояший ад, я умолчу. Единственное, что я делала – это записывала в историю болезни под диктант его слова. Вникала в них, увы, мало, ибо Лукьянов говорил быстро, а я тупо не успевала. В двадцать первом веке писать от руки – это мощно, на клавиатуре я бы справилась быстрее, но увы. В такой клоаке – это неудивительно, ибо компьютер всего один и тот занят другим врачом.

Надо отдать должное этому мужчине, он в прекрасной физической форме. Если я уже еле-еле дышала через два часа, этот хоть бы хны.

– Я тебе сейчас ноги оторву, если будешь так медленно ходить.

– Тогда я вообще не буду ходить. Оно вам надо?

– Оторву ноги, значит меньше покалечишь людей. Во всем есть положительные стороны.

– Я не калечу людей.

– Это как сказать. Я – под вопросом, а твои будущие пациенты под еще большим вопросом. О, а вот и женщина на нашем пути. Алевтина Николаевна, доброе утро, – хватает под локоть рыжую женщину лет тридцати. – Скажи мне одну вещь. Ты знаешь слои мошонки? Ну и вообще ее строение.

– А что там знать? Кожа, tunica dartos, fascia spermatica externa, cremaster, fascia spermatica interna, tunica vaginalis testis.

– Все, спасибо, не продолжай. Ну что будем делать, Анна Михайловна? – обращается ко мне Лукьянов, как только мы остаемся вдвоем. – Какую тебе руку отрывать левую или правую?

– Это нечестно.

– Что именно?

– Это, я так понимаю, была Цебер. А она явно заучка, и вы ждали именно ее.

– Очень взрослый ответ. Ну так что, отрубаем тебе руку или нет?

– Как вам угодно.

– Пока оставлю тебе обе руки. Ну до тех пор, пока не найдешь себе парня. А то как-то нехорошо лишать тебя пока единственного источника удовольствия, – когда я осознаю, что он сказал – меня начинает в прямом смысле колбасить.

– Знаете что?! Это уже выходит за все рамки п…

– Знаю. Когда девушка вечером покупает торт вместо того, чтобы провести время со своим парнем, который как бы с твоих слов имеется в наличии, и выкрикивает то, что ты мне выкрикнула – это неудовлетворение жизнью. Поэтому повторю – пока оставим тебе две руки. А теперь закрой ротик и пойдем в мои палаты. Их всего две, так что не переживай, скоро присядешь. Первый день просто смотришь, как я провожу осмотр. Внимай все, Аня.

Внимать было, мягко говоря, тяжело. Во мне кипела злость и ярость. К счастью, во время обхода двух палат Лукьянова, я молчала и не получала никаких замечаний с его стороны. А потом он и вовсе оставил меня одну в своем кабинете, не сказав ни слова. Сначала я думала, что он ушел на обеденный перерыв, но люди тупо не могут есть два часа, находясь на работе. На часах начало пятого! А ведь у нас реально практика заканчивается в четыре часа. И сколько мне так его ждать? Скорее всего я бы ждала его до вечера, если бы в кабинет Лукьянова не зашел Егор. Кажется, мое сердце в данный момент отбивает чечетку.

Глава 6

– Стой, я же на машине, – стоило только сесть в авто Егора, как до меня это дошло.

– Ну и отлично. Завтра такси возьмем, все равно за руль утром нельзя, а к концу рабочего дня как раз отчалишь домой на своем железном коне. Не переживай, – подмигивает мне, при этом улыбается так, что мой мозг напрочь отключается. Ну что со мной творит этот парень? Неужели я настолько ведомая? – Тут камеры, никто не тронет твою тачку, – уверенно произносит Егор, трогаясь с места.

И вот надо было мне обязательно посмотреть в этот момент в окно и встретиться взглядом с тем, от кого фактически сбежала? Мне хватило пары секунд, чтобы осознать, что я натворила. Завтра мне будет полный армагеддец. Он же реально меня морально уничтожит. Может вернуться? Сказать, что я просто поехала перекусить? А с другой стороны, я три года мечтаю о том, чтобы Юсупов обратил на меня свое внимание. А сейчас не только обратил, я еще и в его авто еду. Правда, не пойми куда, но главное же, что с ним.

А ведь можно выкрутиться по-другому. Больничный! Плевать, что это трусость. Посижу неделю дома, выучу мочеполовую систему и не только отдохну, и деньги на ремонт достану, но и утру ему нос тем, что договорюсь о смене места практики. Блесну знаниями анатомии и помашу ему рукой. Господи, это же идеальное решение! Спасибо мозг, что все еще работаешь.

– А куда мы едем? – весело интересуюсь я, воодушевившись принятым решением.

– Ко мне домой, – с одной стороны – надо бы радоваться, я еду к Юсупову домой. С другой – кто мы такие друг другу? Одногруппники, которые разве что сидели в одной компании несколько раз. Да и то, меня он при этом не замечал. Что изменилось сейчас? Он что с кем-то поспорил на меня? За кого он меня принимает? Может, он думает, что я сигану в его койку? Вот так сразу? Черт, а если он реально так думает? Нет, мы так не договаривались. В моей голове все должно быть красиво и совершенно не так. А что если я и вправду являюсь предметом спора? Да ну на фиг. Не может быть. Я тупо пересмотрела кино. Да и, в конце концов, у меня есть своя голова на плечах.

– А почему к тебе?

– Потому что дом свободен, а нас двенадцать человек. Где мы еще все поместимся?

А счастье было так возможно. Двенадцать человек. Офигеть! Меня что зовут на обычную попойку?! Блин блинский! Вопрос поспорили ли на меня – отпал сам собой.

Хоть бы за всю дорогу сказал что-нибудь. Фигушки. Юсупов остановился у гипермаркета, забрал двух девиц, одну из которых я вообще не знаю. Вторая –, собственно, Яна.

– Ну все, Юсупов, загружай все. Мы затарились, как надо, – произнесла Яна, потирая ладони, и как ни в чем не бывало села на заднее сиденье. Будь она его девушкой, явно бы попросила освободить ей место, да и вообще взбесилась бы, какого лешего он забирает меня из больницы. Вот все же, что между ними? А может просто дружат телами? Мда… меня такая дружба не устраивает.

А вот дальше мои раздумья прервал приезд к дому Егора. Мы подъехали ни к многоэтажке, ни к какой-нибудь старенькой даче, а почти… к моему дому. До него реально десять минут пешком. Нет, конечно, бывают совпадения, но дело не в них, а в том, что здесь не только проблематично въехать на территорию без пропусков, но и здесь очень дорогие дома. По всем меркам. Откровенно говоря, здесь живут очень обеспеченные люди. И дом, около которого остановился Егор – это только подтверждает. Все бы ничего. Да вот только он сирота. Я это точно знаю. Откуда такой дом?

– Ну все, девчонки, накрывайте поляны. Я пойду растапливать мангал. Скоро все остальные подъедут, – задорно произносит Егор, приобняв меня за плечо. Сердце, угомонись. Это ж не поцелуй, в конце концов.

***

Лучше бы сидела и учила анатомию, ей-Богу. Ненавижу. Просто на дух не переношу все эти сборища и попойки. И нет, во мне нет ничего правильного и святого. Я не осуждаю их действия и веселье. Каждому свое. Просто так уж пошло с детства, что мама с папой категорически запретили мне пить, приводя в пример моего дедушку. Тот допился до чертиков, едва не загубив себя и мою маму. И если бы не «принц на белом коне», в виде моего папы, то ни мамы, ни тем более меня сейчас бы не было. И пусть дедушка встал на путь исправления, опять-таки с помощью моего принца-папы, мысль что алкоголь – зло, плотно засела в моей голове. И вот сейчас я ощущаю себя унылой… фекалией. Белая ворона с апельсиновым соком в руках. Мне – не весело. Более того – мне фигово. Правильнее всего было бы встать и уйти домой, но я ведь у Егора. Вот он шанс. Юсупов, в отличие от других, пьет не так много и могу поклясться, что смотрит на меня. Не могу я уйти и профукать свой шанс хоть как-то с ним сблизиться.

– Анька, ты чего не пьешь? – заплетающимся языком произнес мой одногруппник Влад, усевшись рядом со мной на диван.

– Алкоголь вреден для здоровья.

– А я слышал, что он расширяет сосуды. Рюмашка против бляшки.

– А я слышала, что алкоголики плохо заканчивают. С отекшими мордами, циррозом печени и дилятационной кардиомиопатией.

– Зануда ты, Озерова, – кладет руку мне на коленку. – Но красивая зараза, так бы и сожрал.

– У тебя конечность лишняя? – зло бросаю я, скидывая его руку со своей ноги.

– Влад, тебя там Яна зовет, – поднимаю голову на Егора.

– Уже бегу. Янууууся, – вскакивает с дивана, поправляя на ходу свисающие штаны. Придурок.

– Ты чего такая загруженная? Не нравится здесь? – приобняв меня за плечо, интересуется Егор. Ну что я за желе такое? Он улыбается, а я как дура лыблюсь в ответ.

– Нормально. Просто шумно.

– Да вроде не очень. А пойдем потанцуем?

– Там не медляк.

– Ну и что, сделаем медляк.

И вот тут я поняла, что не просто ведома. Я – идиотка. И вовсе не потому что пошла танцевать с Егором. Это как раз было прекрасно. А вот идиотка взяла сначала один бокал от Егора с просьбой «ты только попробуй», затем второй бокал со словами «не выпьешь – я обижусь», потом третий. Может был еще и четвертый? Не помню.

Глава 7

Дико холодно. Так холодно, что меня начинает колотить. Снова мама открыла мне окно на ночь. Все ей мало свежего воздуха. Ну вот зачем? Пытаюсь нащупать руками одеяло, но ничего не выходит. Руки как будто не мои. Я их не чувствую. Они словно ватные. Блин, неужели я опять отлежала ладони? Обе?! От отчаяния хочется выть. Что, собственно, я и делаю, судя по раздающемуся звуку. Хлопок двери и я облегченно выдыхаю – мама.

– Мам, закрой окно. Холодддно.

Последняя попытка натянуть на себя непослушными руками одеяло заканчивается тем, что я выхожу из полудрема, но… от ударов по щекам. Не сказать, что удары болезненные, но отрезвляющие. Такие, что я моментально открываю глаза. Что за чертовщина?

– Оставь мою мочалку в покое. И я, к счастью, не твоя мама, у которой тяжелые последствия после болезни Лайма.

– Какую мочалку? Это мое одеяло, – охрипшим, совершенно незнакомым мне голосом произношу я, пытаясь сфокусировать взгляд на…на...Лукьянове. Несмотря на головокружение, озноб и раздражающую воду, которая льется на меня из душевой лейки, недавние события врезаются в мое сознание. Боже, какой позор. Ужас. Я у него дома. Изгадила всю кровать, а сейчас сижу на бортике ванной кое-как облокотившись спиной о холодный кафель, полуголая и совершенно без сил.

– Выключите воду. Мне очень холодддно.

Воду Лукьянов, как ни странно, выключает и подает мне бутылку.

– Пей. До дна.

– Я не хочу. Мне холодддно. Дайте одеяло.

– Я сказал пей. До дна. Залпом. Иначе волью все сам. Только потом на твоих щеках будут синяки, что никакой пудрой не замажешь.

– Я не пользуюсь пудрой.

– Заткнись и пей, – зло бросает он.

– Не могу. Руки. Я их не чувствую. Может меня парализовало?

– Тогда будешь на пару с мамой лежать. Она после болезни Лайма, ты после отравления не пойми чем.

– Хватит.

– Вот именно, что хватит болтать. Давай глотай, – обхватывает мой подбородок и буквально заливает в меня отвратительную на вкус жидкость.

– Я больше не могу.

– Можешь, – не взирая на мои протесты, продолжает вливать в меня содержимое бутылки до тех пор, пока я не начинаю кашлять. Но стоило мне только это прекратить, как он снова продолжил.

– Я сейчас ло…ллопну.

– Мочевой пузырь тебе на что? Давай, осталось чуть-чуть.

Кое-как вливает в меня остаток и наконец отпускает мой подбородок.

– А что, если меня правда парализовало?! Ведь опьянение происходит не так. Должно же быть легко и хорошо? Да?

– Ты меня спрашиваешь? Я пью мало и точно не до такого состояния. Сколько ты выпила и что?

– Я не знаю. Кажется, виски. И коктейль. Вроде как. Я никогда не пила.

– Да, да. Отличница, никогда не врала, не пила и матом не ругалась. Забыл, еще и девственница, читающая молитвы. Все перечислил? – насмешливо бросает Лукьянов. А меня вдруг такая злость взяла. Ведь кроме матов и вранья, правда же все. Да и то, матом я ругаюсь крайне редко. Ну ведь правда. Я неплохой человек. – Забыл сказать, ты, наверное, еще кровь сдаешь, детишкам и животным помогаешь.

– Да пошел ты. Кккозел.

– О, есть эффект. Только давай так: а не пошли бы вы в задницу, Богдан Владимирович.

Не знаю, что на меня находит, вместо ответа я поднимаю вверх средний палец. И, несмотря на неподобающее действие с моей стороны, я дико рада тому, что у меня задвигались пальцы!

– Вот видишь, ты не парализована, Анна Михайловна. Правда, если еще раз покажешь мне этот палец, тебе будет плохо.

После произнесенного «плохо» к горлу подкатывает волна тошноты. Так, что в следующий момент я вновь извергаю содержимое желудка. И если бы не Лукьянов, вовремя ухвативший меня за плечо, я бы рухнула на колени. Отлично, теперь и он залез в ванну.

– Давай извергай все, не стесняйся. Я тебя держу, – беззлобно произносит он, удерживая одной рукой мои мокрые волосы.

Не знаю сколько времени я делаю такие позорные вещи при этом мужике. В какой-то момент, мне становится все равно. Мне очень, очень плохо. Руки начинает трясти. Голова – не моя. Господи, от чего так плохо?

– У тебя что-то болит? – врывается в мое сознание уже знакомый голос.

– Ннет, – качаю головой, откидывая ее на кафель. Закрываю глаза.

– А почему тогда подвываешь?

– Плохо. Потому что мне очень плохо, – повторяю я, пытаясь поднять с колен руки и прикрыться, но руки почти не слушаются. – И сил нет. Совсем. Мне страшно. Я не могу поднять руки. Не могу прикрыться.

– Да можешь не прикрываться, грудь у тебя нормальная, – включает воду. – И белье целое, без дырок. Даже комплект цельный. Кружевной. Кто-то, видимо, настраивался на секс, а вышли… помидоры. А я думал, что все съеденные тобой овощи ты мне оставила на кровати.

– Какой же вы козел.

– Прощаю «козла», только потому что тебе плохо. Утром будешь просить прощение.

– До утра я не доживу, – бормочу я.

– Да прям. Скоро полегчает, – вновь поливает меня водой.

– Мне кажется, я теряю сознание.

– Ты точно ничего не употребляла кроме того, что тебе налили? Аня!

– Нет. Я никогда не пила, может поэтому мне так плохо?

– Черт, сейчас я даже поверил тебе. Наверное, старею.

– Вы, конечно, старый, но не настолько, чтобы…, – договорить я не смогла, просто потому что в этот момент поняла, что теряю сознание. И если бы не хлопок по щеке, точно бы отрубилась.

– Больно!

– Ну было бы странно, если бы тебе понравилось.

В следующий момент, Лукьянов поливает мой затылок и лицо реально холодной водой, так что я прихожу в себя.

– Ааа, ты больной что ли? Чо ты творишь?

– Ну вот – полегчало, раз бьешься.

Сама не заметила, как подняла руки.

– Всю рвоту с твоих волос я смыл. Дальше ты снимаешь с себя белье, и я даю тебе халат. В мокром белье на кровать не пущу.

Глава 8

А я думала, что у меня пустой холодильник. Нифигашечки. Богдашка-то недалеко от меня отошел. Отличие от моего холодильника состоит лишь в ветчине и еще парочке несущественных продуктов. Четыре яйца ему, ага-угу. В коробке осталось всего лишь одно. Понимаю, что ему оно как мертвому припарка. К счастью, голова все же работает. Обшарив кухню, нашла здесь не только идеальный порядок в ящиках и полках, но и муку. У Лукьянова определенно есть женщина. Ибо содержать крупы в таком порядке, да еще и с надписями на контейнерах от какого они числа – это совершенно точно не мужское дело. Какое счастье, что я не встретилась с этой женщиной здесь. Мордобоя было бы не избежать. Только бы сейчас не приперлась. Волосы мне точно вырвет. А у меня сейчас реакция некстати, отбиться вряд ли смогу.

Недолго думая, достала из холодильника ветчину, сыр, оставшееся яйцо и слегка просроченный кефир. Ничего, прочистит кишечник, если что. Смешала все продукты, добавила муку, соду и мелко порубленную зелень. Тесто получилось то, что нужно. А вот дальше произошел затык. Чертова плита оказалась газовой. Помучалась я с этой стервой приличное время. Точно не засекала, но отведенные пятнадцать минут, по ощущениям, – прошли. Однако хозяин не явился, и я продолжила готовить завтрак.

Лепешки получились настолько красивыми, что у меня у самой, несмотря на недавнее состояние, потекли слюни. Плевать на просроченный кефир, там всего-то два дня просрочки. Не отравлюсь. Вот только есть без хозяина, ну совсем дурной тон.

Не зная, чем себя занять, поставила чайник. Второй затык произошел, когда я открыла шкафчик и взглянула на кружки. Одна с именем «Богдан», и недалеко от нее маленькая чашка с именем «Ника». Черт возьми, мне крупно повезло, что этой Ники в доме сейчас нет. А если есть?!

– Не понял, где мой омлет? – резко поворачиваюсь на внезапно возникший позади меня голос.

– У вас нет яиц. Точнее есть, но только одно, – спокойно произношу я, доставая из шкафчика кружку с его именем и еще одну – безымянную, для себя.

– Это вряд ли, я только что из душа, на месте оба. Ты можешь в этом убедиться прямо сейчас, заодно проведешь осмотр sсrotum, – с ухмылкой произносит он.

– У вас нет куриных яиц. Так понятно?! – взрываюсь я, совершенно не контролируя себя.

– Более чем. Это печально, – вешает пиджак на спинку стула и расстегивает верхнюю пуговицу белоснежной рубашки. – Мне две ложки кофе.

Заваривать при нем кофе – оказалось весьма сложной задачей. Кожей чувствую на себе его взгляд. И так становится не по себе, что хоть вешайся. Лукьянов видел меня почти голой. А что он еще видел… это просто капец. Стыдоба. Как мне смотреть ему в глаза после всего этого? Есть еще одна существенная загвоздка. На мне были чулки. И я совершенно не помню куда они делись. В ванной я их не снимала. Лукьянов вроде бы тоже. Где они, черт возьми? Мысль о том, что их кто-то снял с меня, когда я была в отключке – добивает. То, что меня не изнасиловали, это факт, я бы уж как-нибудь это почувствовала. Белье, в конце концов, было на мне. Да и кто будет это делать, когда вокруг меня были, прости Господи, выблеванные помидоры. Черт, возможно, рвота спасла меня от изнасилования. Офигеть.

Ставлю чашку с кофе около его тарелки и кладу рядом вилку. Вид у моего козлиного спасителя, мягко говоря, озадаченный. И недовольный.

– Это что? – брезгливо интересуется Лукьянов, смотря на приготовленный мной завтрак.

– Ваш завтрак. Что-то типа мини лепешек. Ну или блинчиков. Не знаю как их назвать. Это вкусно. Там ветчина, сыр, мука… одно яйцо, ну и… да неважно. И я туда не плевала.

– Закрой…

– Рот? – не даю ему договорить.

– Кухонный шкафчик, – спокойно произносит он, не скрывая улыбки. – Люблю, когда все по местам.

Закрываю дверцу шкафчика, беру чашку и сажусь напротив него за стол, наблюдая за тем, как Богдан, черт возьми, как его отчество, отправляет в рот содержимое тарелки. К гадалке не ходи – скажет невкусно. Ну или еще какую-нибудь гадость.

– Так неинтересно, – c недовольным лицом сообщает он.

– Вы о чем?

– Я думал тебя знатно потроллить с готовкой, а ты бац и не рукожопая.

– И вы так просто в этом признаетесь?!

– Ну а чего не признать очевидные вещи. Хоть что-то ты умеешь делать. Или это единственное выученное тобой блюдо?

– Я хорошо готовлю, – жестко произношу я, откусывая результат своих трудов.

– Пришлось научиться, когда мама слегла после болезни Лайма? Или когда слег папа?

– Прекратите. Мои родители здоровы.

– И не грибники.

– Не грибники.

– Ну тогда расскажи мне, Анна, про болезнь Лайма. Начнем с возбудителя.

– Я не буду ничего про него рассказывать.

– Потому что ничего не знаешь. Мысленно поставил себе галочку. На завтра к мочеполовой системе прибавляется еще и боррелиоз.

– Мышцы я вам тоже не буду рассказывать.

– Топишь сама себя, я про них уже забыл. В четверг спрошу про мышцы. А то тебе многовато на завтра после интоксикации учить.

– Вы прикалываетесь? Неужели непонятно, что после всего случившегося я не буду проходить с вами и у вас практику?! Вы убирали за мной блевотину, видели почти голой, да… блин. Все, хватит. Я напишу завтра заявление в деканате и попрошусь на другую базу.

– Скажи, а ты когда видишь своих бывших парней, убегаешь, сломя голову?

– В смысле?

– В прямом. Они тебя не только обнаженной видели, но и еще куда более интимнее вещи делали с тобой. Так вот резонный вопрос, ты что делаешь, когда их видишь? А если один из них будет с тобой в дальнейшем работать? Побежишь увольняться? – молчу, не зная, что ответить. На смех ведь поднимет, если скажу, что парней-то у меня и не было, да и голой никто не видел. – В двадцать один год пора бы и повзрослеть, тебе не кажется? – не дождавшись моего ответа, продолжил он. – Кстати, вкусно. Спасибо за завтрак, – отпивает кофе, вглядываясь в мое лицо. – Пойдешь в деканат – я лично поговорю с деканом и будешь вместо месяца практики – проходить два. У меня, – с улыбкой произносит он. – Сегодня так уж и быть я отпущу тебя пораньше. И то, только потому что ты не в лучшей форме, ну и для того, чтобы ты выучила то, что надо.

Глава 9

И пусть у обоих братьев разные отцы, я в полной мере осознала, что Егор действительно брат Лукьянова. Взгляд у них у обоих такой, что становится не по себе. Просто раньше Егор на меня не смотрел, вот и не было возможности это на себе прочувствовать. И вроде бы ничего такого он не делает, более того, Юсупов как бы занят не разглядыванием меня, а совершено другим делом – он бесцеремонно лазит по шкафу в поисках сладкого. Но фишка в том, что так или иначе я чувствую на себе его косые взгляды. Бесит до трясучки чувство того, что все это неспроста. Почему раньше он не обращал на меня внимания? Да и бесцеремонность, с которой он лазит по чужим вещам – раздражает. Но кто я такая, чтобы делать ему замечание? Находиться при нем неловко, особенно, зная, что он видел меня в окружении собственной рвоты.

И все-таки Егор красивый, несмотря на не самую красивую растительность на лице. Как там говорила Лиля, лобковый волос на бороде? Да, что-то в этом есть. Надо признать, у Лукьянова дела с растительностью на лице обстоят получше. Так, стоп, на кой черт я вообще приплела его сюда? Чувствую, как к щекам приливает кровь. Блин, ну вот вовремя! Так, спокойно, Озерова. Распускаю волосы, чуть приподнимаю их у корней и пока Юсупов не видит, наношу на губы гигиеническую помаду с блеском. Ну вот зачем я сейчас пялюсь на Юсупова. Мне скоро будет полная «ж», если я не соберусь и не заполню приемку. Соберись, тряпка! Утыкаюсь в компьютер и начинаю по памяти набирать анамнез заболевания. В какой-то момент, собравшись с мыслями, я реально ухожу в работу, совершенно не замечая Егора.

– Ань, кофе остывает.

– Я не просила тебя делать мне его. Более того, ты отвлекаешь меня, – раздраженно отвечаю я.

– А рафаэлку не хочешь?

– Это не твои конфеты. Тебе не кажется, что это не культурно? Не боишься, что тебе за это накостыляет твой родственник? – грубее, чем надо бы, произнесла я, наблюдая за тем, как Юсупов демонстративно отправляет в рот конфету. Черт, я есть, что ли, хочу?

– Не боюсь. Ань, ну не дуйся. Все же съешь конфетку, – в наглую тянет конфету к моему рту.

– Я не хочу. Ты меня отвлекаешь. Отойди, пожалуйста.

На удивление, Егор отходит и присаживается на диван напротив меня. Еще минут пять я заполняю приемку, не обращая на него внимание. Когда ставлю точку, мысленно радуюсь, что хоть это дело я завершила. Фух. Теперь и больного можно принимать.

– Конфетку? – лениво протягивает Егор, облокотившись одной рукой на стол.

– Я тебе сейчас эту конфетку в очко засуну. Отошел от моего стола. Живо, – перевожу взгляд на Лукьянова и быстро встаю из-за стола. – Тебе мало работы, Егор?

– Достаточно, – приподнимает вверх руки. – У нас был просто кофе-брейк. Все, все, я ухожу.

– Ты почему еще здесь, а не у нового больного? – переводит на меня взгляд, как только Егор выходит из кабинета.

– Я только что закончила заполнять приемку и как раз собиралась к нему идти. Я не пила кофе и ваши конфеты не ела. И вашему брату, ой, простите, троюродному племяннику не могла что-либо сказать, так как он все же ваш родственник, пусть и настолько дальний.

На мою речь Лукьянов, кажется, нисколько не обратил внимания. Его абсолютно не смутило уличение во лжи на счет «племянника». Все, что он сейчас делает – это обводит взглядом… мои волосы.

– Больше не впускай Егора в кабинет в мое отсутствие. В следующий раз говори, что я запретил находиться ему здесь без моего ведома. Так, ладно, это все ерунда. У меня для тебя плохие новости, Аня. В напитке, который ты пила, было одно очень нехорошее вещество. Тебе его подсыпали намеренно. Более того, чулки с тебя стянули для того, чтобы снять неприятное видео с твоим участием, но рвота тебя спасла. Проблема в том, что это вещество имеет отдаленные очень негативные последствия. Поэтому сейчас мы идем тебя от него избавлять, и только потом принимать нового больного.

– Подождите. Откуда вы это знаете?!

– Пусть сия тайна останется при мне. Пойдем, – подталкивает меня к двери. – У тебя голова не кружится?

– Нет.

– А слух? Не заметила снижение?

– Нет. Вы шутите? – в панике бросаю я, не успевая за ним идти, от того голос такой как будто я задыхаюсь.

– Я похож на шутника? – резко останавливается, испепеляя меня взглядом.

– Нет. Не похожи, – вполне серьезно произношу я, рассматривая нахмуренного Лукьянова. – А что за отдаленные последствия?

– Поражение ушных раковин и как следствие глухота. Пойдем, – подхватывает меня под локоть.

– И что делать?

– Закрыть рот и слушать меня. А еще называть меня по имени отчеству.

– В каком смысле?

– Ты недоразвитая, что ли?

– Я вас не понимаю! – истерично бросаю я, когда мы останавливаемся у процедурного кабинета.

– Как меня зовут, Аня?

– Богдан…, – черт возьми, какое у него отчество?! Опять забыла! – Богдан Михайлович, – громко произношу я, переводя взгляд на его бейджик. – Богдан Владимирович.

– Так вот, обращаемся именно так. Я ни разу не услышал от тебя мое имя. Теперь понятно?

– Да. Да, Богдан Михайлович. Блин. Богдан Владимирович, – от волнения все путаю, как дура.

– Заходи, – подталкивает меня в процедурный кабинет. – Не паникуй. Это вещество надо удалить в течение двадцати четырёх часов. Ты в это время вчера не пила. Садись, – подталкивает к стулу. – Я тебя сейчас хлопну по щекам, если к твоему лицу не вернется нормальная окраска.

– Только попробуйте.

– Да, да, меня твой папа потом убьет. Я помню.

– Прекратите, пожалуйста, надо мной издеваться. Хотя бы сейчас. А как вы будете удалять это вещество?

– Увы, есть только один способ.

– Какой?

– Сифонная клизма, – спокойно отвечает Лукьянов, демонстрируя мне трубку и кружку. И вот сейчас я не понимаю шутит ли он. Лицо у него максимально серьезное. – Ты еще больше бледнеешь. Это была шутка. Способ будет другой. Просто доверься мне. Так как это вещество откладывается в ушных раковинах, удалять мы его будем именно там. Больно не будет, не бойся.

Глава 10

Никогда не думала, что испытаю самое настоящее счастье, отдав деньги за украденный торт. На мою удачу, разбираться мне пришлось с мужчиной, на которого, к счастью, сработали мои чары обольщения. Пункт с воровкой был благополучно вычеркнут, равно как и успокоена моя совесть. Продукты к приезду родителей закуплены. Дом более-менее прибран. На снятие гель-лака записалась на вечер завтрашнего дня. Туфли… вот тут все оказалось сложнее. Ну нет у меня обуви без каблука. Каблуком я компенсирую маленький рост. Увы, этим я пошла в маму. И снова, увы – денег на карте маловато, на новые убогие, но удобные туфли мне тупо не хватит. Кроссовки носить долго не могу, нога жутко напрягается. Остаются только туфли на танкетке. Тут надо признать, что танкетка… высокая. И сама по себе обувь яркая: синие, голубые, либо розовые туфли. Хотя… есть еще белые. Ладно, хозяин барин. Сказал без каблуков – получишь без них.

Только к восьми часам, немного поспав и подкрепив мозг орехами, я ударилась в анатомию мочеполовой системы. И надо признать, занималась ей неотрывно аккурат до одиннадцати вечера. Более того, поймала себя на том, что сейчас это воспринимается совершенно иначе. Более осознанно, не то, что на первом курсе. И легче. Значительно легче. И занималась бы я и дальше, если бы не получила короткое смс от Егора: «Спишь? Можно тебе позвонить?». Первым желанием было его послать. Дважды из-за Юсупова, меньше, чем за двадцать четыре часа, я попала в полную задницу. Но все же спустя какое-то время, я решила ответить на смс коротким «Можешь». Сама не знаю, что хочу от него услышать.

– Все еще на меня обижаешься? – без предисловий начинает Егор.

– Нет.

– Ну если нет, выйди, пожалуйста, из дома.

– В смысле?

– Я стою около твоего дома. Адрес узнал у Лили. Выйди, я надолго тебя не задержу.

– Я не одета, – хотелось бы соврать, но ведь правда в одной пижаме.

– Можешь выйти голой, мне только по кайфу. Ладно, Ань, я шучу. Накинь что-нибудь на себя и выйди, пожалуйста. Обещаю не делать ничего криминального.

У меня точно проблемы с головой, иначе как объяснить то, что я накидываю на себя спортивную кофту и выхожу из дома. Стоило только выйти за ворота, как я тут же попала взглядом на облокотившегося на капот Юсупова. Хорош, зараза. Но как только я замечаю у него в руке букет красных роз, что-то щелкает внутри меня. Я точно являюсь предметом спора. Какая же тварь все это устроила?

– Давай быстрее, у меня много дел. Что ты хотел?

– Как-то грубо, не находишь?

– Не нахожу. Что тебе надо?

– Давай завтра куда-нибудь сходим, – протягивает мне цветы. – Сразу после практики. Обещаю раньше времени тебя не забирать. Давай в кино?

– А потом к тебе домой?

– Ну можно и ко мне. Богдан точно не припрется до восьми. В этот раз клянусь своими мозгами.

– Ты за дуру меня держишь?

– В смысле?

– В прямом. Ты с кем-то поспорил, что уложишь меня в койку?

– Что за чушь?

– Чушь – не обращать на меня внимание три года, учась бок о бок, и вдруг ни с того ни с сего такие жесты. Не делай из меня идиотку!

– Да ладно? – усмехается он. – Не обращать внимание? Ты серьезно? – кладет цветы на капот.

– Серьезнее не бывает.

– Скажи мне, Ань, ты помнишь мое первое появление в универе?

– Я свое появление не помню, а ты про себя говоришь. Немного ли от меня хочешь?

– Много. Не помнишь, что ты сделала, когда я пришел в вашу группу?

– Нет, – четко произнесла я. – Чего ты пристал?

Хуже всего, что я вообще не помню, как этот голубоглазый гаденыш перевелся в наш универ. Торкнуло меня где-то в октябре, когда увидела, как он улыбался какой-то девке с нашего потока, а может в ноябре.

– Ты демонстративно фыркнула в мою сторону, как только я подсел к тебе за парту. И продолжала кривить свою прекрасную мордашку на протяжении двух недель. И воротила своим курносым носом, как только я появлялся на горизонте. Вела себя как самая настоящая стерва.

– Супер! Так ты мне теперь мстишь за то, что я не обратила на тебя внимание с самого начала? Офигеть, – шумно выдыхаю, осознав сказанные им слова.

– Мда… тяжко что-то. Не тупи, а? Может слишком самонадеянно, но с недавних пор и до вчерашнего вечера, мне показалось, что ты стала ко мне благосклонна. Практика на одном отделении, дом в моем распоряжении. Грех было этим не воспользоваться. У меня не было цели тебя напоить и уложить в койку ради какого-то спора. Ну в койку, конечно, хочется, я не святой, – улыбается, демонстрируя голливудскую улыбку. – Блин, сам себя топлю сейчас. В общем, прости. Я сам вчера был нетрезвый, когда ты попросилась поспать. У меня не было мысли, что с тобой все хреново. Я свою первую попойку провел именно в кровати. Спать жутко хотелось. Так что извини, не догнал. Все это тупо случайность. Ань, не злись, а? Давай завтра реально сходим в кино? – после небольшой паузы продолжил Егор. – Без дальнейшего дома и койки. Вот тебе крест даю, – отшучивается Юсупов. – Ань?

– Завтра я занята.

– Послезавтра?

– Думаю, что раньше воскресенья не получится.

– Офигеть. Ну хотя бы в субботу?

– В субботу я дежурю в больнице.

– Ну так давай в субботу вечером, после дежурства я за тобой заеду.

– Думаю, что благодаря твоему брату, я не только в кино не захочу, но и тупо ходить. Он меня загоняет и доконает. Так что, нет, в воскресенье и не раньше.

– Мда… ладно, разрулим. Ну цветы-то хоть возьмешь? – протягивает мне розы.

– Возьму. Спасибо.

Надо признать, что букет красивый. Как говорит моя мама: «богатый». Вот только я не люблю красные розы. Однако Юсупову это знать пока не нужно. Маме передарю. Вот она им точно будет рада. В принципе, как и я сейчас от осознания того, что Егор ко мне неравнодушен. Черт, столько времени потеряла! Наверное, я бы и дальше об этом думала, если бы Юсупов не потянулся к моему лицу. Сама не поняла какого лешего отпрянула как ошпаренная. Дура какая-то, ей-Богу. Он ко мне целоваться лез, о чем я мечтала несколько лет и на тебе!