Затонувшие города

Глава 1

В темноте клеток звенели цепи.

Вонь от мочи, пота и страха смешивалась со сладковатым запахом гниющей соломы. С потолка капала вода – стекала по древним мраморным украшениям, постепенно покрывала их мхом и водорослями.

Влажность и жара. Дуновение морского ветерка. Жестокий, мучительный запах, напоминающий узникам, что им никогда уже не видать свободы. Иногда кто-то из глубоководных христиан или последователей Ржавого Святого вдруг начинал громко молиться, взывая к своему богу, но большинство узников сидело тихо, экономя энергию.

Шум у дверей подсказал им, что кто-то идет. Топот множества ног.

Несколько узников посмотрели наверх и очень удивились. Снаружи не гудела толпа, не орали солдаты, требуя кровавой забавы. И все же двери тюрьмы открывались. Загадка. Они ждали, надеясь, что беда их не коснется и они смогут прожить еще один день.

Охранники вошли толпой, подбадривая друг друга, пихая соседей в спины, толкаясь в извилистом коридоре, уставленном ржавыми клетками. Пистолеты были у немногих. Один из них тащил шокер, искрящуюся и потрескивающую палку, инструмент дрессировщика, хотя нужным мастерством он, конечно, не обладал.

От всех них пахло ужасом.

Надзиратель посмотрел сквозь решетку. Очередная темная душная клетка с разбросанной по полу гниющей соломой. В дальнем углу зашевелилась огромная тень.

– Вставай, собакорылый, – велел надзиратель, – ты кому-то понадобился.

Гигантская тень не ответила.

– Вставай!

Никакой реакции. Из соседней клетки послышался тяжелый влажный кашель больного туберкулезом. Один из охранников пробормотал:

– Он наконец-то сдох. Давно пора.

– Нет, такие не дохнут. – Надзиратель вытащил дубинку и потыкал ей сквозь решетку. – Вставай, а то хуже будет. Попробуешь электричества. Посмотрим, как оно тебе понравится.

Существо в углу и виду не подало, что слышит. Никаких признаков жизни. Они ждали. Текли минуты.

Наконец еще один охранник сказал:

– Он же не дышит. Совсем.

– Капут, – согласился другой, – пантеры сделали свое дело.

– Много времени ушло.

– Я потерял на этом деле сотню китайских красненьких. Когда полковник сказал, что оно выйдет против шести болотных пантер… – охранник уныло покачал головой. – Хотел срубить деньжат по-легкому.

– Ты никогда не видел, как эти твари дерутся на севере, на границе?

– Если бы видел, поставил бы на него.

Они дружно посмотрели на мертвое тело.

– Ну все, это уже корм для червей, – решил первый охранник, – полковник не обрадуется. Дай-ка мне ключи.

– Нет. – отказался надзиратель, – собакорылые одержимы демонами. Начинается очищение. Святой Олмос видел их пришествие. Они не умрут до последнего потопа.

– Просто дай мне ключи, старик.

– Не подходи к нему.

Охранник посмотрел на тело с отвращением.

– Это не демон. Он из плоти и костей, такой же, как и мы, просто больше. Если оторвать ему голову или выстрелить несколько раз, он умрет. Он такой же бессмертный, как парни из Армии Бога. Приведем сюда Сборщиков, пусть посмотрят, не пригодятся ли его органы. На худой конец, продадим кровь. У чудовищ чистая кровь.

Он вставил ключ в замок. Завизжала усиленная сталь, и решетка, рассчитанная на чудовищ, сдвинулась в сторону. Второй замок запирал обычную ржавую дверь, которая устояла бы против человека, но не против этого жуткого плода науки и войны.

Дверь открылась.

Охранник подошел к трупу. Несмотря на то, что он только сказал, по коже у него побежали мурашки. Даже мертвое, чудовище вызывало ужас. Охранник видел, как этот огромный кулак раскрошил человеческий череп, превратив его в месиво костей и крови. Он видел, как чудовище прыгнуло на двадцать футов и вонзило клыки в шею пантеры.

Мертвое, оно съежилось, но все равно оставалось огромным. Живое чудовище высилось над людьми, как башня, но было таким опасным вовсе не из-за размера. В его жилах текла кровь дюжины хищников, ДНК-коктейль из крови убийц: тигр, собака, гиена, и Норны знают, кто еще. Идеальное существо, созданное охотиться, воевать и убивать.

Ходило оно почти как человек, но скалилось зубами тигра, слушало шакальими ушами и нюхало носом ищейки. Солдат видел его на ринге и понял, что лучше выйдет против дюжины людей, вооруженных мачете, чем против этой машины для убийства.

Охранник долго стоял над телом, разглядывая его. Ни вздоха, ни движения, никаких признаков жизни. Если раньше собакорылый был силен и смертельно опасен, то теперь превратился в гору мяса для Сборщиков.

Наконец-то чудовище сдохло.

Охранник опустился на колени и провел ладонью по короткому меху.

– Жаль. Ты приносил неплохие деньги. Мы бы посмотрели, как ты дерешься с койволком. Отличный бой бы вышел.

В темноте сверкнули яростные золотые глаза.

– Действительно жаль, – проревело чудовище.

– Бегите! – закричал надзиратель, но было уже слишком поздно.

Тень взорвалась вихрем движения. Охранник отлетел к стене и стек по ней, как ком глины.

– Закройте дверь!

Монстр зарычал, и решетки тут же загрохотали. Надзиратель пытался запереть клетку, но отскочил, как только чудовище бросилось на дверь, рыча и скаля тигриные клыки.

Стальная решетка выгнулась. Охранники схватились за электрические дубинки. Они лупили по чудовищу и решеткам – при ударах проскакивали голубые искры, – пока надзиратель пытался запереть вторую, укрепленную решетку. Они пытались нашарить пистолеты – рев чудовища вогнал этих хладнокровных убийц в ужас. Собакорылый снова ударился о решетку всем телом. Ржавое железо затрещало и согнулось.

– Его не удержать! Бегите!

Но надзиратель продолжал закрывать замки укрепленной клетки.

– Почти готово!

Чудовище выдрало ржавый металлический прут и ткнуло им вперед. Прут вошел в череп надзирателю, и тот рухнул на пол. Охранники убежали, вопя о помощи.

Чудовище методично и аккуратно вырвало еще несколько прутов. Остальные узники кричали не переставая, умоляя о помощи и милосердии. Их крики метались по тюрьме, как пойманные птицы.

Первая решетка подалась и пропустила чудовище ко второй. Оно подергало дверь. Заперто. Зарычав, чудовище опустилось на пол и просунуло гигантский кулак сквозь решетку. Дотянувшись до ноги надзирателя, оно подтащило тело поближе.

В следующее мгновение чудовище схватило ключ и вставило его в замок. Замок со щелчком открылся, и дверь проскрежетала по полу.

Прихватив с собой железный прут, чудовище по имени Тул прохромало по коридору к лестнице и полезло наверх, к свету.

Глава 2

Тул отмахивал милю за милей. Его создали для этого, и, даже раненный, он двигался вперед со скоростью, которой человек не выдержал бы дольше нескольких минут. Тул вброд переходил заросшие водорослями каналы, хромал по бобовым и рисовым полям, проходил мимо фермеров в широких шляпах, которые бросали тяжелую работу и убегали в ужасе. Он спрямлял и скрадывал следы, забирался в разбитые бомбами здания, пытаясь запутать преследователей. Он уходил от Затонувших городов, а солдаты шли за ним.

Поначалу чудовище надеялось, что погоня отстанет. У полковника Гленна Штерна и его патриотического фронта было достаточно врагов. Затонувшие города раскололись на враждующие фракции, которые постоянно рвали друг другу глотки. Может быть, одного получеловека, бежавшего из тюрьмы, полковник и не заметит? Но потом пантеры настигли Тула, и он понял, что полковник не отпустит премиального бойца так просто.

Боль терзала Тула, пока он шел вперед, но он старался не обращать на нее внимания. И пусть чудовище вырвало плечо из сустава, когда бросилось на решетку. Пусть пантеры покрыли его спину длинными глубокими царапинами. Пусть Тул ослеп на один глаз. Он был свободен и шел вперед, а терпеть боль умел.

Боль не пугала монстра. Боль была если не другом, то родственником, он вырос вместе с ней и научился уважать, но не поддаваться. Боль – всего лишь сообщение о том, какой из лап можно ударить противника, сколько он еще пробежит, каковы его шансы в следующей битве.

У чудовища за спиной залаяли гончие, взявшие след.

Тул встревоженно зарычал, невольно обнажая зубы. Дальние родственники жаждали его крови.

Гончие – идеальные убийцы, как и сам Тул. Они снова и снова бросаются в драку, пока гончих не разорвут на куски и они не умрут счастливые, зная, что исполнили долг перед хозяином. Собачья натура Тула, тщательно встроенная в его гены, прекрасно понимала гончих. Они не остановятся, пока не умрут или не убьют его.

Тул не винил преследователей. Он тоже когда-то был верным и покорным.

Тул добрался до очередных зарослей и нырнул в глубокие тени, разрывая висящие лианы. Он ломился через джунгли, как слон, круша все вокруг. Монстр знал, что оставляет след, по которому пройдет даже человек, но ему нужно было двигаться дальше.

Сытый и здоровый, Тул мог бы убегать от псов и солдат несколько дней подряд, возвращаясь по собственным следам и уничтожая их по одному. Он превратил бы их в жалкую толпу, жмущуюся к огню. Теперь же чудовище сомневалось, что сможет убить больше пары человек. И хуже того, после его последней хитрости они узнали, на что Тул способен. Теперь они поняли, как легко ломаются человеческие кости.

Тул остановился, тяжело дыша, вывалив язык. Грудь его вздымалась. Монстр понюхал влажный воздух.

Соленый бриз.

Море.

Где-то на севере лежал небольшой залив. Если Тул доберется до моря, он легко сбежит от них, монстр сможет нырнуть в воду и превратиться в морское животное. Он умеет плавать. Это больно, но Тул справится.

Он повернул на северо-восток, ведомый одной только силой воли. За чудовищем шли собаки.

Тулу почти хотелось смеяться. Это были отличные гончие, и именно поэтому большинство из них умрет. А Тул, наоборот, был очень плохим псом. Хозяева часто говорили это, били, дрессировали и пытались подчинить его волю своей. Они превратили его в убийцу и сделали частью машины для уничтожения. Его стая. Сборище убийц. Какое-то время Тул был хорошей, послушной собакой.

Взвод. Стая. Компания. Батальон. Монстр вспомнил Алый Штандарт генерала Кароа, развевавшийся на ветру над его лагерем в дельте Калькутты. В тот день на них обрушилась Тигриная стража.

Плохая собака.

Тул оказался таким плохим животным, что выжил. Он должен был погибнуть на грязном глинистом берегу на окраинах Калькутты, где река Ганг сливается с теплым Индийским океаном, где тела плавали в соленой воде, красной от крови, как штандарт генерала Кароа. Монстр должен был погибнуть на войне в дальних странах. Тул должен был умереть уже тысячу раз. А он все равно выжил и продолжал сражаться.

Тул замер, чтобы отдышаться, и оглядел заросли. Радужные бабочки порхали в лучах красноватого закатного света. Древесный полог темнел, изумрудные листья как будто мутнели с наступлением ночи. Некоторые называют это место черными тропиками, потому что зимой тут совсем темно. Душный влажный лес, где живут питоны, пантеры и койволки. Убийцы. Тул понимал, что сам он теперь превратился в дичь, и быстро слабел.

В тюрьме чудовище неделями морили голодом, и все его раны загноились. Тул все еще держался на ногах только благодаря усиленной иммунной системе. Любое другое существо уже несколько недель назад сдалось бы под напором супербактерий, которые жили в его крови и копошились в ранах, но и время Тула истекало.

Когда он был хорошей, верной собакой, когда у теперешнего монстра были хозяева, они зашивали и обрабатывали такие раны. Генерал Кароа высоко ценил машины для убийства, и о раненом Туле заботились, чтобы он снова смог убивать. У хороших собак есть хозяева, которые думают о них.

У Тула за спиной снова залаяли гончие. Уже ближе.

Монстр поковылял вперед, считая шаги до падения, зная, что драться бесполезно. Последний бой. Самый последний. По крайней мере, он будет драться. Когда Тул встретится с братьями и сестрами по ту сторону смерти, он скажет, что не сдался. Чудовище могло предать все, для чего их растили, но оно никогда не сдавалось…

Внезапно перед Тулом открылись соленые болота. Монстр скользнул в воду. Огромные змеи тут же поплыли прочь. Питоны и щитомордники не хотели сталкиваться с подобным созданием. Он прошел дальше и вдруг ушел на глубину. Болота были очень глубокими, несколько метров глубиной. Какой приятный сюрприз. Выходит, здесь есть сеноты.

Вдохнув воздуха, Тул погрузился в болото, и на поверхность всплыли пузыри.

Вниз.

Носовые щели сжались, чтобы уберечь воздух. Полупрозрачная мембрана опустилась на оставшийся глаз, защищая его. Тул опускался в болото среди мангровых корней и раков.

«Теперь пусть попробуют найти меня».

Там, наверху, солдаты подошли уже совсем близко. Мужские голоса и другие, помоложе. Некоторые из солдат были столь мелкими, что Тул легко съел бы такого за день. Но у всех было оружие, и их вел вперед азарт погони. Солдаты перекрикивались друг с другом, лаяли напуганные собаки, и Тул слышал все это прямо сквозь воду.

На мелководье послышался плеск. Собаки заходили в воду, перебирая лапами у него над головой, недоуменно лая и пытаясь отыскать Тула. Чудовище видело их наверху. Собаки нелепо дергали лапами. Он мог немного всплыть и перетаскать их вниз одну за другой…

Тул подавил это желание.

– Куда он, мать его, делся?

– Тихо! Слышишь что-нибудь?

– Клей, заткни псов!

Наступила тишина, возможная в присутствии разгоряченных людей и собак. Даже под водой Тул слышал их тяжелое дыхание. Они пытались охотиться. Наивные, как дети.

– Следа нет, – пробормотал один из них, тяжело топая по траве, – сообщи начальству, что мы потеряли след.

Тул представил себе, как они мнутся на краю болота, смотрят в черную воду, прислушиваются к жужжанию насекомых и далекому крику дикой пантеры.

Его преследователи были охотниками. Но сейчас спускалась ночь, болото становилось черным и горячим, и они превращались в дичь.

Тул снова подавил желание напасть. Он все еще добыча и должен думать как добыча. Воспользоваться их промахами. Монстр мог провести под водой не меньше двадцати минут, замедлив пульс и дыхание и почти не тратя воздух.

В обычном состоянии он мог бы пробыть под водой и больше, но сейчас Тул твердо знал, что выдержит всего двадцать минут. Точно так же он знал, что может пробежать пять миль без отдыха по высокогорным перевалам Тибета или три дня, не останавливаясь, идти сквозь пески Сахары.

Чудовище медленно считало.

Гончие плавали кругами, пока солдаты решали, что же делать.

– Думаешь, он опять вернулся по следу?

– Может быть. Он умный. Пусть Ошо берет взвод…

– У него уже все погибли.

– Тогда – Ван и Соа! Возвращайтесь по следу. Рассыпьтесь по лесу.

– В темноте?

– Ты что, возражать вздумал?

– Где начальство, мать твою?

Болото булькало вокруг Тула, вода затекала в настороженные уши. Он расправил их широко, как веера, и прислушался.

Промелькнула крошечная щучка. Проскользнул щитомордник. Вдалеке плескала соленая вода, смешиваясь на берегу с пресной. Болото и прибой встречались, сливались и пытались отвоевать еще немного пространства.

– Он пойдет к океану, – сказал один из солдат, – поэтому нужно отправить второй взвод на север.

– Нет, этот монстр спрячется здесь, в болоте. Прямо тут, в безопасности.

– Может, его койволк съест?

– Да вряд ли. Ты видел, что он с пантерами на ринге сотворил?

– Здесь очень много койволков.

Глубоко под водой завозилось что-то темное и явно голодное.

Тул дернулся, потом замер на месте.

Под водой бесшумно плыл монстр, огромный и тихий, похожий на тень смерти. Тул подавил крик при виде него. Чудовище старалось еще сильнее замедлить пульс, чтобы сберечь драгоценный кислород. Мимо него скользило многометровое кожаное тело. Король рептилий, он был больше любого из драконов острова Комодо, что на экваторе. Огромный чудовищный аллигатор легко двигал ногами и хвостом, проплывая сквозь темные воды с невероятной грацией хищника.

И вдруг его привлекли дикие звуки и плеск наверху.

Первая собака утонула, не успев пискнуть. Вторая последовала за ней. Вода покраснела от крови.

Солдаты заорали и начали стрелять. Автоматы. Дробовики. В ужасе солдаты поливали воду пулями.

– Давай! Прикончи его!

Тут Тула ударило в плечо, и тут же расцвела резкая боль. Он вздрогнул, но остался на месте. В монстра стреляли и раньше, и эта рана оказалась не очень страшной. Пуля не задела кость. Заживет.

– Это не собакорылый! Это хренов крокодил! – Солдаты еще несколько раз выпалили в воду и принялись звать гончих назад: – К ноге!

Кровь из плеча Тула поднималась наверх и походила на дым. Он зажал рану кулаком, пытаясь остановить ее. В воде уже достаточно крови, так что кровь Тула может и не привлечь внимания хищника, но от него пахло ранами и болезнью.

Солдаты стояли у края воды, палили во все, что движется, и проклинали аллигатора. Тот кружил в воде, доедая тела собак и не обращая внимания на бессильные выкрики сверху.

Тул смотрел на аллигатора, пытаясь ввести новую переменную в уравнение выживания. Никакого родства с этой тварью он не ощущал. Даже если в крови чудища и была кровь рептилий, она как-то очень глубоко спряталась в спирали ДНК. Перед ним был враг.

Голоса солдат наверху наконец-то затихли. Они ушли искать добычу в другом месте.

Тул, оказавшийся в ловушке, продолжал изучать аллигатора. Если он двинется, чудовище его почувствует. А легкие Тула уже начали гореть, требуя воздуха.

Больное чудовище сжало челюсти, готовясь ждать. Оно надеялось, что аллигатор может просто уплыть.

Вместо этого обожравшаяся тварь опустилась на дно.

Если Тул будет двигаться быстро, он сможет выскочить на поверхность. Если будет двигаться очень быстро. Он знал, что у него осталось воздуха всего на двести ударов сердца. После этого у Тула не хватит сил драться. Кровь стучала в ушах, отсчитывая мгновения до смерти. Он мог замедлить пульс, но не остановить его совсем.

Тул потянулся наверх и схватился за толстый мангровый корень, готовясь всплыть.

Аллигатор насторожился. Тул готов был рвануться на поверхность, но при этом он стал бы легкой добычей. Аллигатор бросился к нему, разинув гигантскую пасть. Тул отплыл в сторону, цепляясь за корни. Челюсти щелкнули впустую.

Аллигатор кружил рядом, хвостом загоняя Тула в гущу мангровых корней. В глазах у Тула мутилось. Аллигатор снова двинулся вперед, и Тул потянулся за оружием. Он попытался вырвать один из корней, но тот оборвался, оставив в его руках коротенький хвостик.

Аллигатор открыл пасть, и на его соперника взглянуло небытие.

Тул сделал выпад, зажав в кулаке оборванный корень. С тихим хрипом монстр сунул кулак в пасть чудовищу. Аллигатор свел челюсти. Его зубы размололи плечо Тула. Боль ударила, как молния.

Аллигатор ушел ко дну, увлекая за собой Тула. Инстинкт подсказывал ему, что нужно всего лишь лишить добычу воздуха. Аллигатор был рожден для этого, и за несколько десятилетий никто еще его не превзошел. Он утопит Тула, как уничтожил множество других животных, а потом съест.

Тул боролся, пытаясь раскрыть пасть чудовищу при помощи рычага из корня, но даже силы получеловека для этого не хватало. Челюсти держали, как капкан. Аллигатор тянул Тула вниз, ко дну, вдавливал в ил.

Тула охватила паника. Он тонул. Получеловек с трудом удерживался, чтобы не вдохнуть воду. Монстр снова попытался разжать челюсти, зная, что это бесполезно, но сдаться он не мог.

«Рептилия – тебе не враг. Это просто зверь. Ты лучше».

Такая вот случайная мысль. Слабое утешение – быть убитым кем-то, чей мозг не превышает по размеру грецкий орех. Верхняя губа Тула презрительно приподнялась, обнажая клыки. Аллигатор продолжал вдавливать его в ил.

«Эта глупая тварь – не враг».

Сам Тул не был зверем, способным рассуждать только о нападении и драке. Он был выше этого. Монстр не прожил бы столько времени, рассуждая, как животное. Его единственные враги – как всегда, паника и глупость. Не пули, не клыки, не мачете, не когти. Не бомбы, не колючая проволока. И не эта тупая тварь. Нет, только паника.

Тул не сможет вырваться из зубов аллигатора. Это идеальный капкан. Они созданы для того, чтобы сомкнуться и не отпускать добычу. Никто еще не смог разжать челюсти аллигатору, даже такой сильный получеловек, как Тул. Не стоит и пытаться.

Вместо этого Тул свободной рукой обхватил голову аллигатора, взяв ее в медвежий захват, и сжал. Челюсти на его плече сжались еще сильнее, а зубы глубже вонзились в плоть. Кровь Тула заклубилась в воде.

Крошечный разум аллигатора, наверное, обрадовался, когда зубы погрузились в тело врага, но кисть руки Тула, дошедшая чуть ли не до желудка, была свободна. Он мог напасть не только снаружи, но и изнутри.

Тул повернул обломок мангрового корня и начал методично тыкать им в небо аллигатора. Проткнув небо, он ввинчивал обломок все глубже и глубже.

Аллигатор, почувствовав, что что-то не так и теперь страдает он сам, попытался раскрыть пасть, но теперь уже Тул удерживал его.

«Не убегай, – думал он, – ты как раз на месте».

Кровь струилась из плеча Тула, но азарт битвы придал ему сил. У получеловека было преимущество. Да, у него кончается воздух, Тул умирает, но древнюю рептилию он прихватит с собой. Челюсти аллигатора очень сильны, но он не может так же легко открыть их.

Мангровый корень сломался, и теперь Тул вонзил в рану когти.

Аллигатор бешено дергался, пытаясь освободиться. Несколько десятилетий, посвященных убийствам, не подготовили его к встрече с созданиями вроде Тула, куда более дикими и ужасными, чем он сам. Аллигатор дергал головой, тряся Тула, как собаки трясут крысу. Перед глазами получеловека вспыхивали звезды, но он держался. Воздух почти кончился. Кулак Тула дошел до кости.

Одним последним движением монстр проломил череп рептилии и вырвал ее мозг.

Аллигатор дернулся в агонии. Понял ли он, что потерпел поражение? Что чудовище умирает, потому что не было создано для встречи с Тулом?

Тул смял его мозг в кулаке.

Жизнь гигантской рептилии утекала. Она стала жертвой чудовища, которое не должно было появиться на земле, нечестивого создания, предназначенного для убийства, выращенного в лаборатории и испытанного в тысяче битв.

Тул когтями вырвал последний клочок мозга древней ящерицы, и аллигатор обмяк.

Первобытное торжество затопило душу Тула. Его враг повержен. В глазах у получеловека почернело, и он выпустил тело.

Тул победил.

Даже умирая, он победил.

Глава 3

– Хватит, Маля, – доктор Мафуз выпрямился со вздохом, – мы сделали все, что могли. Дадим ей отдохнуть.

Маля села на пятки и стерла с губ слюну умирающей Тани, прекратив попытки заставить дышать девушку. Тани лежала перед ней не двигаясь. Пустые синие глаза смотрели в бамбуковый потолок хижины.

Кровь покрывала все вокруг: доктора и Малю, Тани, пол, старого мистера Сальваторе. Десять пинт. Доктор учил Малю, что в человеке ровно столько крови. Сейчас ей казалось, все эти десять пинт вылились из жил пациентки. Кровь была ярко-красная, насыщенная кислородом. Не синеватая, как остатки плаценты, а красная. Красная, как рубины.

Какой бардак.

В хижине воняло – растительным маслом от лампы, железистым запахом крови, потом отчаявшихся людей. Запах боли.

Солнечный свет лился через трещины в бамбуковых стенах, падал на пол горячими клинками дня. Доктор Мафуз спрашивал, не хочет ли Тани рожать снаружи, где прохладнее, светлее и больше воздуха, но мистер Сальваторе придерживался традиционных взглядов и хотел обеспечить дочери уединение – пусть даже в ее личной жизни никогда этого не было. Теперь они все тонули в запахе смерти.

В углу хижины тихо лежал на горе грязных одеял убийца Тани. Младенцу уделили не больше секунды, но Маля обрадовалась, что маленькое складчатое существо оказалось здоровым, и сама этому удивилась. К тому же роды оказались намного короче, чем она ожидала.

А потом глаза Тани закатились.

– Маля, иди сюда, пожалуйста, – сказал доктор тем тоном, которым сообщал, что произошло по-настоящему страшное, не желая при этом пугать пациента.

Маля подошла к доктору, стоявшему на коленях меж раскинутых ног Тани, и увидела кровь. Много крови. Она целиком покрывала руки доктора. Тот попросил надавить на живот Тани, а потом сказал, что нужно решать.

У них не было никаких лекарств для усыпления Тани и облегчения операции, только последний шприц героина, купленный на черном рынке. Доктор вытащил скальпель, Тани заплакала и спросила, что случилось, а он сказал только:

– Мне нужно, милая, чтобы ты лежала тихо.

Конечно, Тани запаниковала. Доктор Мафуз позвал ее отца, и мистер Сальваторе по лесенке вскарабкался в хижину и закричал, увидев кровь. Он требовал, чтобы ему рассказали все, и Тани разволновалась еще сильнее.

Доктор отправил отца держать плечи Тани, а сам сел ей на ноги и велел Мале помогать ему, хотя правая рука Мали заканчивалась культей, а левой повезло немного больше, если не думать о том, что для работы нужны обе руки.

Доктор приступил к операции при тусклом свете единственной масляной лампы и нескольких свечей, и Мале пришлось наклониться поближе и подсказывать старику, где резать. Слушаясь ее, он сделал несколько надрезов на животе Тани. Об этих разрезах Маля узнала из учебников, потому что доктор видел не слишком хорошо. Она подавала ему инструменты так быстро, как только могла одной рукой. Вскоре они раскрыли живот Тани и поняли, откуда идет кровь.

Но потом Тани затихла, перестала биться. Она умерла, распластанная, как свинья, старый Сальваторе держал дочь за обмякшие плечи, и кровь покрывала всю хижину.

– Хватит, Маля, – сказал доктор, и Маля выпрямилась, перестав делать искусственное дыхание бедной мертвой девушке.

Сальваторе смотрел на них обвиняюще:

– Вы ее убили!

– Никто ее не убивал, – объяснил доктор Мафуз, – роды всегда рискованны.

– Она! Вот она ее убила! – Сальваторе указал на Малю. – Нельзя было ее подпускать к моей девочке.

Услышав эти слова, Маля сжала в здоровой руке окровавленный скальпель. Выражение ее лица при этом не изменилось. Если Сальваторе нападет, Маля готова.

– Маля… – предостерегающим тоном заметил доктор. Он всегда знал, о чем она думает. Но Маля не бросила скальпель. Лучше перестраховаться, чем жалеть потом.

– Ошметки приносят несчастье. Норны злы на них, – провозгласил Сальваторе, – мы должны были выгнать ее, когда у нас был шанс.

– Мистер Сальваторе, тише, – доктор Мафуз пытался успокоить его, но Маля не думала, что у врача это получится. Дочь лежала на столе мертвая и разрезанная, а Маля стояла прямо перед ним. Кого же обвинять, как не ее?

– Несчастье и смерть, – заявил Сальваторе, – вы глупец, доктор, раз взяли ее к себе.

– Пожалуйста, Сальваторе. Святой Олмос велит нам быть милосердными.

– Она убивает, – упрямо сказал Сальваторе. – Везде, где появляется, убивает. Несет с собой кровь и смерть.

– Вы преувеличиваете.

– Она навела Норн на коз Алехандро, – указал Сальваторе.

– Я их не трогала, – возразила Маля, – их зарезал койволк, и это всем известно. Я их не трогала.

– Алехандро сказал, что ты на них смотрела.

– Я и на вас смотрю, – сказала Маля. – Это значит, что вы тоже умрете?

– Маля!

Девочка вздрогнула, услышав возмущенные слова доктора.

– Я ничего не сделала вашей дочери, – объяснила она, – и козам тоже. – Маля посмотрела на горюющего отца, – мне жаль вашу дочь. Никому не пожелаю такого.

Она начала собирать окровавленные инструменты, пока доктор успокаивал Сальваторе. Мафуз хорошо умел успокаивать. Он знал, как нужно говорить с людьми. За всю жизнь Маля не встречала другого человека, который мог бы так быстро убедить всех перестать орать, сесть, поговорить и выслушать.

Доктор Мафуз оставался вежливым и спокойным, даже когда большинство людей срывалось и начинало кричать. Он всегда видел в людях хорошее. Если бы не доктор, ее давно бы изгнали из Баньяна. Мышу они могли бы позволить остаться, хотя он тоже отродье войны. Но ошметок? Никогда. Если бы не доктор, который знал слова вроде «милосердие», «доброта» и «сострадание».

Доктор Мафуз любил говорить, что все люди хотят быть хорошими, и им только нужно помочь найти способ стать такими. Он говорил это, когда взял к себе ее и Мыша. Когда сыпал обеззараживающий порошок на ее кровоточащую культю. Как будто Мафуз не видел, что происходит у него под носом. Затонувшие города были заняты исключительно взаимным уничтожением, но доктор продолжал твердить, что люди по натуре своей добры.

Маля и Мыш только переглянулись, ни слова не сказав. Если доктор такой дурак, что готов оставить их у себя, пусть болтает по своей воле.

Доктор Мафуз взял ребенка Тани и передал его рыдающему деду.

– И что мне с этим делать? – спросил Сальваторе. – Я не баба. Как это кормить?

– Это мальчик, – сказал доктор, – дайте ему имя. Придумайте имя своему внуку. С остальным мы вам поможем. Вы не одиноки. Никто не одинок.

– Легко вам говорить, – Сальваторе снова посмотрел на Малю, – будь у нее две руки, вы могли бы ее спасти.

– Тани нельзя было спасти. Мы очень старались, но беда в том, что иногда мы бессильны.

– Я‑то думал, вы знаете все лекарства миротворцев.

– Знать и иметь – разные вещи. Эту хижину сложно принять за больницу. Мы сделали то, что должны были сделать, и вины Мали тут нет. Тани пала жертвой многих зол, но Маля ни при чем. Если кто-то и должен нести ответственность, то это я.

– Если бы у вашей помощницы было две руки, это могло помочь, – настаивал Сальваторе.

Маля чувствовала его взгляд спиной, продолжая складывать зажимы и скальпели в сумку Мафуза. Она все прокипятит, когда вернется, но сейчас девушке нужно сбежать отсюда.

Она закрыла сумку, придерживая ее культей правой руки и теребя застежки левой, счастливой.

На коже сумки были вытиснены китайские иероглифы, знак госпиталя миротворцев, где учился доктор Мафуз, пока война не началась опять.华盛顿美中友谊医院盛

означало «Затонувшие города» на языке Эпохи Ускорения. 中 значило «Китай». Остальные знаки она тоже разбирала: «дружба», «хирургия», иероглиф со значением «двор».

Это можно было приблизительно перевести как «больница дружбы». Одно из тех мест, которое создали китайские миротворцы, в первый раз попытавшись остановить войну. Место со стерильными прокипяченными простынями, хорошим светом, запасом крови и физраствора для переливаний и тысячью других вещей, которые должны быть под рукой у каждого врача.

Теперь их госпиталь располагался там, где доктор Мафуз раскрывал сумку. В ней хранилось все, оставшееся от чудесной больницы, построенной китайцами. Все, кроме пары пакетов для регидрации, на которых были напечатаны слова «С пожеланием мира и процветания от народа Пекина».

Маля пыталась представить далеких китайцев, которые делают пожертвования в пользу пострадавших от войны в Затонувших городах. Они все достаточно богаты, чтобы снаряжать быстрые клипера и отправлять их с грузом риса и одежды через полюс. Достаточно богаты, чтобы интересоваться не своими делами.

Маля закрыла сумку, стараясь не смотреть на Тани. При наличии у них одеяла его можно было бы набросить на тело, как саван, но все одеяла ушли на постель для ребенка.

Маля не знала, должна ли она что-то чувствовать при виде тела Тани. Она видела много мертвых, но Тани отличалась от всех. Она умерла из-за невезения. Не так, как те мертвые, которых она видела раньше. Те умирали в основном из-за того, что какому-нибудь солдату не нравилось, как ты разговариваешь, или, наоборот, нравилось что-то из твоих вещей, или раздражала форма твоих глаз.

Доктор прервал размышления Мали.

– Маля, отнеси, пожалуйста, ребенка в дом Амайи, пока я поговорю с мистером Сальваторе. Она сможет его покормить.

Маля нерешительно посмотрела на Сальваторе. Он выглядел так, как будто не собирался отдавать ей младенца.

– По-моему, он не хочет меня к нему подпускать.

Доктор Мафуз посоветовал Сальваторе:

– Вы в угнетенном состоянии. Отдайте Мале ребенка, хотя бы на время. Мы должны позаботиться о вашей дочери. Нужны какие-то ритуалы, чтобы ее проводить. Я не знаю молитв Глубоководных.

Сальваторе продолжал смотреть на Малю, но гнев стремительно уходил из его глаз. Может, потом он и полезет в драку, но сейчас осталась только грусть.

– Возьми. – Маля потянулась вперед и взяла младенца из его рук, стараясь не смотреть в глаза Сальваторе, чтобы не идти на конфликт. Она запеленала его и, в последний раз посмотрев на мертвую девушку, вылезла через люк в полу.

Снаружи ждала толпа.

Люди отступили на несколько шагов, когда Маля спустилась по бамбуковой лесенке, перехватывая ступеньки левой рукой и держа ребенка в правой. Минсок и тетушка Селима, Рег и Туа, Бетти Фэн, Далила, Бобби Кросс и многие другие стояли, склонив головы, и прислушивались к трагедии, которая разворачивалась наверху.

– Тани мертва, – объявила Маля, спустившись с лесенки, – если вам это интересно, конечно.

Все, кроме тетушки Селимы, посмотрели на нее так, как будто она во всем виновата. Люди отмахивались от злых духов, прикасались к синим стеклянным Глазам Норн, целовали зеленые четки и по-всякому отгоняли злую судьбу. Маля притворилась, что она ничего не видит. Она прикрыла лицо младенца краешком одеяла и пошла через толпу.

Когда она выбралась из-под хижины, ее тут же осветило солнце. Маля шла по заросшей тропинке к дому Амайи. По обе стороны от тропинки высились развалины домов, полускрытые травой и деревьями. Деревья росли у них из крыш, а побеги кудзу скрывали склоненные стены. Птицы резвились в высоте, строили гнезда из глины, вылетали из пустых оконных проемов, свиристели и чирикали, роняли вниз помет.

Из густой зелени за Малей следило множество глаз. Многие семьи жили на верхних этажах старых зданий, оставив поверхность земли курицам, уткам и козам, которые свободно паслись днем и уходили в загоны ночью, чтобы до них не добрались пантеры и койволки.

Там и тут на стенах красовались метки и цвета различных военных фракций, иногда намалеванные одна поверх другой. Армия Бога, Туланская кампания, Ополчение свободы – следы армий, которые контролировали Баньян долгие годы, брали с него дань и вербовали здесь рекрутов.

Маля не любила армии, и это чувство было взаимным – большинство солдат убило бы ее сразу же. Но жители городка воображали, что могут как-то сдержать солдат, и поэтому вывешивали флаги той фракции, которая пребывала у власти в настоящий момент, и надеялись, что этого будет достаточно.

В этом году в верхних окнах болтались синие тряпки, означающие поддержку Объединенного патриотического фронта полковника Гленна Штерна, но Маля знала – горожане держат под рукой красные звезды – на случай, если Армия Бога отвоюет территорию. На нескольких зданиях все еще красовались звезды и полосы Тулана, поцарапанные, облупленные и местами закрашенные сверху. Уже долгие годы никто не видел туланских солдатиков. Ходили слухи, что их оттеснили в болота и теперь они ловят рыбу, угрей и раков, потому что у них не хватает патронов, чтобы сражаться. Либо это было правдой, либо они попытались пробиться на север, и теперь их кости обгладывают полулюди, которые контролируют северные границы, не пропуская никого.

Отец Мали имел обыкновение плеваться, произнося имя любого из военачальников. Неважно, шла ли речь об Армии Бога, Ополчении свободы или Объединенном патриотическом фронте. Ни одна из этих армий ничего не стоила. Сборище «жи лаоху», «бумажных тигров». Они любят рычать, но бледнеют, как бумага, при первых признаках настоящего боя. Где бы ни показывались люди ее отца, они бежали как крысы и дохли как мухи.

Отец Мали часто говорил о древнем китайском генерале по имени Сунь Цзы и о его стратегии, а еще о том, что у бумажных тигров никакой стратегии нет вовсе. Он говорил, что они все мусор, а не солдаты.

«Ладжи, – сказал бы он, – мусор». Все до единого.

Но в конце концов они победили, и ее отец бежал вместе с остатками китайской миротворческой армии, а бумажные тигры рычали о своей победе с крыш Затонувших городов.

Пот стекал по спине Мали, пропитывая одежду. Нельзя выходить наружу в середине дня. Влажность и жара мешают заниматься делами. Ей нужно было спрятаться в тени, а не идти через весь городок – на руках младенец, сама вся покрыта потом и кровью.

Маля миновала лавку, где тетушка Селима торговала мылом, полученным на черном рынке, и сигаретами, утащенными из Моховой земли, а заодно всем тем, что могла найти в окружающих руинах. Старые стеклянные стаканы, которые не побились во время войны. Резиновые шланги для полива. Ржавая проволока, чтобы связывать побеги бамбука. И так далее.

В углу примостилась пара китайских печек из листового металла, оставшихся с тех времен, когда тут стояли китайские миротворцы. Насколько Маля знала, батальон ее отца мог притащить сюда эти печки и показать людям, что они горят лучше и жарче, чем открытые очаги. Миротворцы пытались убедить народ Затонувших городов, что лучше позаботиться о себе, чем убивать окружающих. Ее отец именовал это «гуманитарным оружием». Завоевать умы и сердца было едва ли не важнее, чем разбить местное ополчение в бою.

Впереди Маля заметила домик Амайи. Совсем крошечный домик притаился на втором этаже старого кирпичного здания, которое местами обрушилось. На первом этаже Амайя и ее муж складывали подобранные кирпичи, строя прочный загон для коз.

Маля юркнула в тень открытого первого этажа. Лесенка была выкрашена в синий, и с нее свисали маленькие талисманы Объединенного патриотического фронта вроде молитвы Кали-Марии Милосердной. Талисманы призваны были сдержать мальчиков Гленна Штерна.

Впервые увидев Баньян, Маля не поняла, почему все живут на верхних этажах. Мыш смеялся над этим и дразнил ее городской пижонкой, которая не знает, что ночами везде бродят пантеры и койволки. Семья Мыша выращивала соевые бобы на ферме на отшибе, поэтому он знал, что такое жить в глуши. А вот Мале пришлось всему учиться с самого начала.

– Амайя? – позвала Маля.

Женщина появилась из загона для коз. Один из ее детишек, крошечный и сопливый, висел за спиной. Второй высунулся из хижины наверху и серьезно смотрел на Малю темными глазами. Кожа у него была почти такая же темная, как у нее самой.

При виде окровавленной Мали с ребенком на руках Амайя распахнула глаза. Сделала жест, отгоняющий злых духов, и положила на Малю Глаз Норн. Маля предпочла этого не заметить.

– Это ребенок Тани, – сообщила она, приподняв сверток.

– Как она? – спросила Амайя.

– Она умерла. Доктор хочет, чтобы ты присмотрела за ребенком ради мистера Сальваторе. Все равно ты сейчас кормишь. Пока он не сможет позаботиться о нем самостоятельно.

Амайя и не подумала взять младенца на руки.

– Я говорила, эти солдатики ее до добра не доведут.

Маля все так же протягивала ей младенца.

– Доктор сказал, ты о нем позаботишься.

– Да неужели?

Она стояла твердо, как стена. Вот бы доктор пришел сам. Он мог ее легко убедить. Амайя не хотела брать ребенка, и Маля, честно говоря, ее не винила. Она тоже не хотела.

– Зачем он мне? – наконец спросила Амайя. – Никому не нужны лишние рты.

Маля ждала. Она хорошо умела ждать. Если ты ошметок, нет смысла просить людей о чем-то, но если ждать достаточно долго, им может стать неудобно, и они почувствуют, что должны что-то сделать.

На самом деле Амайя не жаловалась на лишний рот. Она говорила о сиротах. Точнее, имела в виду отродий войны. Сирот вроде Мали, которая объявилась в Баньяне, истекавшая кровью из обрубка правой руки и молящая о помощи. Никто не хотел брать к себе отродье войны. Все принимали какое-то решение при виде ошметка миротворцев, лежащего в грязи в центре их городка. Большинство людей принимало одно решение, а вот доктор Мафуз принял другое.

– Не беспокойся о лишнем рте, – сказала Маля, – Сальваторе заберет его, как только он сможет есть самостоятельно. А доктор пришлет тебе еды.

– И зачем ему только однорукая помощница? – спросила Амайя. – Тани поэтому умерла? Потому что у тебя нет руки?

– Я не виновата в том, что она забеременела.

– Нет. Но за что ей досталась в сиделки бесполезная китайская калека?

– Я не китаянка, – ощетинилась Маля.

Амайя просто посмотрела на нее.

– Не китаянка, – повторила Маля.

– У тебя кровь на лице. Китайское отродье до мозга костей, – собеседница отвернулась, но вдруг остановилась и снова посмотрела на Малю.

– Все время думаю, что с тобой не так? Почему миротворцы тебя выгнали? Если они отказались о тебе заботиться по дороге в Китай, то почему, Норн ради, мы должны это делать?

Маля пыталась сдержать закипающий в ней гнев.

– Ну, ребенок не китаец и не ошметок. Он родился в Баньяне. Возьмешь его? Или я скажу доктору, что ты отказалась?

Амайя посмотрела на Малю, как на кучу козьего навоза, но все-таки взяла младенца.

Как только ребенок оказался у нее в руках, Маля придвинулась ближе. Она посмотрела в лицо Амайи, прямо в глаза – ну, насколько могла посмотреть в глаза взрослой женщине. С удивлением Маля обнаружила, что почти сравнялась ростом с Амайей. Та отступила к лесенке, ведущей в хижину, и вцепилась в ребенка.

– Можешь называть меня ошметком, – сказала Маля, – китайским отродьем и как угодно еще. – Амайя попыталась отвернуться, но Маля удержала ее, смотря ей в глаза. – Мой старик был миротворцем, но моя мать родилась здесь. Если ты хочешь войны, давай, – Маля подняла обрубок правой руки и ткнула им в лицо Амайи, – может быть, порезать тебя так же, как Армия Бога порезала меня? Посмотрим, как ты обойдешься одной левой. Тебе понравится?

В глазах Амайи плескался ужас. На мгновение Маля почувствовала себя полностью удовлетворенной. «Вот теперь ты меня увидела. Наконец-то. До этого я была для тебя просто ошметком, а теперь ты меня разглядела».

– Маля! Что ты делаешь?

К ним спешил доктор Мафуз. Маля отпрянула и сказала:

– Ничего. – Но доктор Мафуз смотрел на нее испуганно, как будто она была взбесившимся животным.

– Маля, что происходит?

– Она назвала меня китаянкой, – сердито пояснила Маля.

– Но ты и есть китаянка! Это не оскорбление! – доктор всплеснул руками.

– Она угрожала мне, – вмешалась Амайя, – эта тварь мне угрожала. – Теперь, когда рядом появился доктор Мафуз, она впала в ярость. Рассердилась из-за того, что испугалась отродья войны. Маля приготовилась к головомойке, но не успела Амайя и слова сказать, как доктор взял Малю за плечо.

– Иди домой, Маля, – велел он.

К удивлению Мали, он вовсе не сердился. Просто Мафуз… устал.

– Иди, поищи Мыша. Нам нужно собрать побольше еды, чтобы помочь Амайе с новым младенцем.

Маля подождала немного, но смысла оставаться не было.

– Извините, – сказала она то ли доктору, то ли Амайе, то ли самой себе. Повторила: – Извините, – и ушла.

Мафуз всегда советовал ей потерпеть, не слушать оскорбления, а она чуть не ввязалась в драку. Она почти слышала его голос в голове, пока шла обратно к хижине доктора и искала своего друга Мыша: «Тихих сирот войны они могут не любить, но сочувствуют им. Но если они решат, что ты жестокая, то обойдутся с тобой, как с койволком».

Короче говоря, ее не тронут, пока она будет тихо себя вести. Но если только она высунется, девушку быстро окоротят.

Сунь Цзы говорил, что ввязываться в бой стоит только в том случае, если ты знаешь, как выглядит победа. Побеждают те, кто знает, когда нападать, а когда отходить, и Маля подозревала, что здорово сглупила. Она позволила врагу увидеть свое истинное лицо.

Ее отец бы рассмеялся, узнав об этом. Буйный нрав – одно из худших качеств для полководца, а тех, кто слышит оскорбления, легко победить. Маля поступила так, как всегда поступал народ Затонувших городов: бросилась в драку, не подумав.

Отец бы назвал ее животным за такое.

Глава 4

Хижина доктора Мафуза пряталась в развалинах пятиэтажного здания. Пули и ракеты оставили дыры в бетонных стенах, а верхние этажи вообще снесло бомбой. Но, несмотря на все эти повреждения, железный каркас здания оставался крепким. Вот доктор и угнездился на третьем этаже, среди прочных металлических прутьев.

Дом.

Когда доктор забрал к себе Малю и Мыша, в хижине еле хватало места для одного человека. Не из-за размера, хотя она была крошечная – внутри, в тени, хранилось столько гниющих книг, что доктору приходилось спать на открытом воздухе, если не было дождя. Сохранить книги было важнее всего.

Но с появлением девчонки-ошметка из сердца Затонувших городов и парня-сироты из сгоревшей деревни Брайтон доктор наконец-то признал, что его дом вряд ли можно вообще назвать домом.

С помощью Мыша и Мали, когда обрубок правой руки зажил, доктор уложил между балками грубо обструганные доски, увеличив площадь хижины. Из ржавых консервных банок и пластика сложили крышу, которая удерживала дождь. На стены тоже поначалу пошел пластик. Конечно, для тепла стены были не нужны, даже в темное время года, но болотные пантеры иногда прокрадывались на третий этаж, поэтому потом они нарубили для стен бамбука, проконопатили его глиной и соломой и выстроили крепкий домик для людей и для заплесневевших книг.

На первом этаже расположились кухня и маленькая операционная. На арматуре, торчащей из стен кухни, висели мятые сковородки. Огромный горшок, в котором Маля кипятила хирургические инструменты, всегда стоял наготове на круглой металлической печке, одной из тех, которые миротворцы раздавали в деревнях вокруг Затонувших городов. На боку печки красовались слова по-английски и по-китайски: «С пожеланиями мира от народа острова Шанхай».

Поодаль от хижины доктор Мафуз сложил из старательно обтесанных булыжников хлев, почти такой же прямой и квадратный, как здания в Эпоху Ускорения. К тому же он был достаточно крепким, чтобы удержать койволков и пантер. Гэбби, их коза, стояла на привязи за домом и мирно жевала ветку кудзу. Маля подошла к ней, и Гэбби заблеяла.

– Тебя уже доили, – сказала Маля. – Отстань.

Маля обошла дом. В ведрах для стирки уже плескалась вода из бассейна, образовавшегося в подвале соседнего разрушенного здания. Значит, Мыш болтался где-то рядом.

Маля вскарабкалась по лесенке, вырезанной из бревна, и пролезла сквозь люк. Ее окутал запах опилок и мокрой бумаги, напоминавший ей о докторе. Книги валялись везде, громоздились на полках, закрывающих все стены. Доктор не любил надолго оставлять библиотеку. Маля прошла между кучами книг.

– Мыш?

Тишина.

Когда Маля и Мыш только попали сюда, одержимость доктора книгами их рассмешила. Нет никакого смысла хранить книги, разве что на растопку. Книга не спасет от пули. Но они глубоко уважали Мафуза, и если ему хотелось наваливать книги до потолка, так что они начинали падать людям на головы, или если он просил пройти всю дорогу до места, которое он звал Александрией, значит, так тому и быть. Маля и Мыш очень ценили доктора. Уж это они могли для него сделать.

– Мы идем в Александрию, – сказал как-то доктор.

– Зачем? – спросила Маля.

Доктор оторвал взгляд от старой карты Эпохи Ускорения, нарисованной до того, как Затонувшие города затонули.

– Потому что Армия Бога жжет книги, а мы должны их спасти.

И они отправились в Александрию, пытаясь опередить Армию Бога. Мафуз сказал, что это их последний шанс уберечь знания, накопленные человечеством.

Конечно же, они опоздали. Когда добрались до Александрии, она уже превратилась в груду дымящегося камня. На улицах валялись тела тех, кто попытался встать на пути у Армии. Люди, которые пытались защитить книги собственной грудью, а не наоборот.

Маля помнила, как смотрела на мертвые тела и жалела глупых взрослых, которым книги были важнее собственной жизни. Когда на тебя обрушиваются псы войны, не время сохранять достоинство: надо убегать. Так говорил Сунь Цзы. Если враг сильнее тебя, избегай боя. Мале и Мышу это было совершенно очевидно. А вот эти люди предпочли сопротивляться.

Поэтому их перестреляли и порубили на куски. Их жгли огнем и обливали кислотой.

А их книги все равно погибли.

Доктор Мафуз рухнул на колени рядом с горящей библиотекой, и слезы потекли у него по щекам. Маля вдруг испугалась за него, за себя и за Мыша.

Она поняла, что доктор совсем глупый. Прямо как люди, которые обороняли библиотеку. Он бы погиб за несколько листов бумаги. А раз единственный человек, который заботится о ней и Мыше, сумасшедший, то у них тоже нет шансов выжить.

Маля потрясла головой, прогоняя воспоминания, и снова крикнула:

– Мыш! Ты где?

– Наверху!

Маля подняла лист старого пластика с жирным логотипом «Патель Глобал Транзит» и вылезла наружу, на двутавровую балку, на которую опирался дом. Тремя этажами выше на какой-то железке сидел Мыш и болтал ногами.

Ну конечно.

Маля сделала глубокий вдох, скинула сандалии и пошла по горячей ржавой балке. Тщательно выбирая, куда ставить ногу, глядя вниз на кухню и импровизированную операционную, с трудом балансируя, она дошла до крошащейся бетонной стены. Здесь забраться вверх по торчащей арматуре было гораздо проще.

Она полезла наверх, цепляясь левой рукой, удерживая равновесие с помощью обрубка правой и цепляясь за стену голыми коричневыми ногами.

Один этаж, два этажа.

Мыш мог просто взбежать по вертикальной балке, он лазал, как обезьяна, у него были тонкие ноги и целые крепкие руки. Мале приходилось выбирать длинный путь.

Три этажа…

Вокруг распахнулся целый мир.

С высоты пятого этажа виднелись джунгли. Только кое-где над деревьями торчали полуразваленные дома Затонувших городов. Старые эстакады изгибались над джунглями, как гигантские змеи, пушистые от побегов кудзу.

На западе сияли в солнечном свете развалины зданий Баньяна и расчищенные поля. Местами из полей торчали обломки стен, как акульи плавники. Зеленые прямоугольные бассейны выстроились в ровные линии, отмечая границы бывших кварталов – ямы от фундаментов заполнились водой, и в них завелась рыба. Под жарким солнцем они блестели, как зеркало. Кувшинки на них казались цветами на разверстых могилах бывшего города.

На севере джунгли тянулись до самого горизонта. Если пройти достаточно далеко, миновать все армии, убежать от стай койволков и голодных пантер, то уткнешься в границу. Там стоит на страже армия полулюдей, которая не дает отродьям войны из Затонувших городов, солдатам и вождям втянуть в войну северные территории. Эта армия удерживает их вместе с заразой войны подальше от уязвимых мест вроде Манхэттенского Орлеана и Приморского Бостона.

На юге и востоке джунгли постепенно уступают место соленому болоту, а потом и собственно Затонувшим городам. Далеко вдали сверкает море.

Маля вылезла на верх руин и прищурилась от яркого света. Железо под босыми ступнями горело, солнце жгло темно-коричневую кожу. Сейчас надо прятаться внизу, подальше от жары, но Мыш, белокожий и веснушчатый, сидел здесь и смотрел на джунгли. Тощая мелкая сволочь. Рыжий, обгоревший, с сине-голубыми глазами, такой же дерганый, как и любое отродье войны. И молчит. Просто смотрит на джунгли. Наверное, туда, где у его семьи была ферма и где он был счастлив, пока однажды солдаты не стерли ее с лица земли.

Мыш говорит, по-настоящему его зовут Малати Святой Олмос, как будто мать Мыша пыталась задобрить Ржавого Святого и глубоководных христиан одновременно. Поделить удачу пополам. Но Маля всегда звала его Мышом. Она села рядом.

– Ты вся в крови, отродье чертово, – сказал он.

– Тани умерла.

– Да? – заинтересовался Мыш.

– Истекла кровью. Как будто в нее нож воткнули. Ребенок разорвал ее изнутри.

– Напомни мне, чтобы я ни от кого не залетел, – сказал Мыш.

– Да уж, – фыркнула Маля, – понимаю тебя.

Мыш внимательно посмотрел на нее.

– Ну и чего ты такая кислая? Ты эту девку не любила даже. Она все время тебе напоминала, что ты ошметок.

Маля сморщилась.

– Амайя и старик Сальваторе обвинили во всем меня. Сказали, что я приношу несчастье. Дескать, я навела Норн на Тани и на коз Алехандро.

– Козы Алехандро? – засмеялся Мыш, – при чем тут Норны? Тут уж что посеешь, то и пожнешь, и немного вытяжка из желез койволка, и вообще Алехандро получил по заслугам.

Что посеешь, то и пожнешь. При этих словах Маля почти улыбнулась.

Вытяжку они сделали, когда она помогала доктору Мафузу препарировать койволка. Доктора очень интересовали гибриды, и он хотел узнать побольше о создании, которое не упоминалось ни в одном учебнике по биологии Эпохи Ускорения.

Мафуз решил, что койволк эволюционировал, чтобы заполнить нишу, возникшую в искалеченном и все теплеющем мире. Размером с волка, живет в стае, как волк, но при этом умен, как койот, и приспосабливается ко всему, как койот. Койволки выползли из черных зимних лесов Канады и стали расселяться дальше.

Теперь они были повсюду. Как блохи, только с зубами.

Когда Маля и Мафуз вырезали мускусную железу у самки, доктор предупредил ее, что нужно слить ее содержимое в бутылочку и хранить очень осторожно, а самой потом тщательно вымыться. Этого Мале хватило, чтобы понять, что у нее в руках оказалось что-то очень мощное.

Вместе с Мышом они составили план. Прошло совсем немного времени, и Алехандро – который все время обзывал ее ошметком и считал гулящей – лишился всего стада.

– В любом случае, – сказал Мыш, – откуда мы могли знать, что койволк сумеет открыть ворота?

– Да, это как-то неестественно, – рассмеялась Маля.

Это действительно было неестественно. Этим-то и пугали койволки. Они были умнее, чем вообще можно предположить. Когда утром Маля увидела разбросанные по земле кишки и клочки козьей шерсти, она удивилась ничуть не меньше остальных. Она хотела только напугать тупого фермера, а вышло в тысячу раз лучше.

– Ну и что, – Мыш сделал серьезное лицо, – он этого заслужил. Говорил, что из тебя только шлюха и может получиться. И прочую хрень про китайцев. А теперь он даже на тебя не смотрит. Ты заставила его бояться Норн.

– Ну да, – Маля поковыряла ржавчину на балке и сняла лепесток длиной с собственный мизинец, – но теперь, после Тани, обо мне станут еще больше болтать. Сальваторе сразу это сказал, когда Тани умерла.

Мыш фыркнул:

– Да им ошметка выбранить – как высморкаться. Даже будь ты из чистого золота, они все равно бы ворчали.

– Да. Наверное.

– Наверное? – Мыш посмотрел на нее недоверчиво, – точно тебе говорю. Они просто ждут, что ты начнешь сопротивляться. Мафуз может сколько ему угодно трындеть про мир и сочувствие, но если ты сам за себя не постоишь, никто тебя уважать не станет.

Маля знала, что он прав. Алехандро не отстал бы от нее, если бы она его не напугала. Какое-то время она ходила с высоко поднятой головой и ничего не боялась, спасибо койволку. Но одновременно с этим вокруг нее как будто сгущалось облачко подозрений. Доктор Мафуз запретил ей самой трогать лекарства. Что посеешь, то и пожнешь, опять же.

– Ты прав, – она скорчила гримасу, – неважно, что я делаю. Все равно я ошметок. Они меня ненавидят, когда я слабая и когда я сильная. Я всегда в проигрыше.

– Что тебя на самом деле грызет?

– Сальваторе еще кое-что сказал. – Она подняла обрубок правой руки, покрытый бурой морщинистой кожей. – Он сказал, Тани осталась бы жива, если бы доктору помогало больше рук.

– И что? Думаешь, так и есть?

– Может быть, – Маля сплюнула вниз и проследила плевок до самой земли, – мы с доктором хорошо работаем вместе, но руки у меня и в самом деле нет.

– Если ты хочешь жаловаться, то лучше сразу пойти к Армии Бога и попросить отрезать счастливую левую. Они с удовольствием закончат, что начали.

– Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать. Я не жалуюсь, что ты меня спас. Но я не могу выполнять никакую тонкую работу.

– Ты делаешь все это гораздо лучше меня, а у меня все пальцы целы.

– Ты отлично справишься с медицинской работой, если попробуешь. Тебе нужно быть более внимательным и читать то, что доктор говорит.

– Ну да, тебе это, наверное, легко. А у меня от этих буковок голова кружится, – Мыш пожал плечами, – может быть, мне можно читать здесь, наверху? Ненавижу сидеть в хижине с фонарем. Не люблю запертых помещений.

– Понимаю, – отозвалась Маля.

У нее тоже порой бывало такое ощущение. Когда сжимается грудь и чувствуешь, что Норны где-то рядом и готовы убить тебя. При этом трудно сосредоточиться на книге или хотя бы сидеть тихо. Некоторые называют это судорогами отродий. Если ты видел войну, то будешь ими страдать. Может быть, больше. Может, меньше. Но обязательно будешь.

Мыш, например, казался совершенно спокойным, только когда уходил в джунгли, охотился или ловил рыбу. Все остальное время он нервничал, дергался, не мог усидеть на месте и уж конечно не мог ни на чем сосредоточиться. Иногда Маля думала, на кого бы он стал похож, если бы спокойно вырос на ферме своих родителей, если бы патруль одного из вождей не убил его семью. Может быть, Мыш стал бы спокойным и тихим. Может быть, он смог бы читать целый день или спать в доме и не бояться, что солдаты крадутся где-нибудь в темноте.

– Эй, – Мыш ткнул ее в плечо, – ты куда?

Маля испугалась. Она даже не поняла, что наклонилась над пропастью. Мыш задумчиво смотрел на нее.

– Не надо так, – сказал он, – я подумал, ты сейчас свалишься.

– Не надо со мной нянчиться!

– Если бы я этого не делал, ты бы померла давно. От голода, или бы тебя кто-нибудь зарезал. Тебе нужна мамочка, Мыш, ошметок несчастный.

– А если бы не я, тебя бы забрал патруль уже много лет назад.

– Ты про свою стратегию? Про Сунь Цзы? – фыркнул Мыш.

– Если бы я понимала в стратегии, я бы придумала, как выбраться отсюда. Увидела бы, что все рушится, и добралась бы туда, где еще оставались корабли.

– И почему же ты не ушла?

– Мама все говорила, что за нами тоже пришлют лодки. За иждивенцами. Все говорила и говорила. Что лодок хватит на всех, – Маля скорчила гримасу, – она вела себя как дура. И не мыслила стратегически. А теперь отсюда уже не уйти.

– А ты думала, что будет, если пойти на север? Пробраться через границу?

Маля посмотрела на Мыша.

– Койволки, пантеры, вожди, да еще и полулюди, которые охраняют границу? Они обгложут наши кости еще до того, как мы доберемся до Джерсийского Орлеана. Мы застряли здесь, это факт. Как крабы в котле.

– Так Мафуз говорит.

– Крабы в котле, которые тянут друг друга на дно, а сами варятся заживо.

Мыш расхохотался:

– Ты говоришь прямо как он. Такая вся несчастная и разочарованная.

– Ты бы его видел после того, как я кинулась на Амайю. Понял бы, что такое разочарование. – Маля злобно взмахнула обрубком руки. – Как будто, будь я милой и вежливой, они бы все решили, что я прямо подарок от Бога-Мусорщика. – Она фыркнула.

Мыш засмеялся.

– Ты будешь сидеть тут и жалеть себя или расскажешь мне что-нибудь, чего я еще не знаю?

– А что тут скажешь? В фундаменте завелась рыба, а я не заметила? – Маля пихнула Мыша. – Какие новости, отродье? Почему бы тебе не рассказать мне что-нибудь новое?

Мыш с хитрым видом кивнул в сторону Затонувших городов:

– Они снова сражаются.

Маля расхохоталась.

– Ты бы еще сказал, что они тонут.

– Я серьезно! Они стреляют из чего-то другого. Что-то большое. Я не знал, в курсе ли ты. У них какая-то большая старая пушка.

– Я ничего не слышу.

– Ну, тогда прислушайся! Потерпи чуть-чуть. Они все утро из нее палили и снова будут.

Маля посмотрела на горизонт, на торчащие из джунглей останки Затонувших городов. Железные шпили царапали небо. На некоторых из них горели огни. Над центром города повисло облако дыма, бурое и тяжелое. Она прислушалась.

Далекий грохот выстрелов, но ничего интересного. Парочка АК. Может быть, охотничий карабин. Так, фоновый шум. Кто-то стреляет в джунглях, может быть, просто тренируется. Ничего…

Раздался взрыв. Железная балка, на которой сидели Маля с Мышом, дрогнула.

Маля дернулась.

– Мать твою, это же пушка!

– А я тебе говорил, – оскалился Мыш. – Сначала я подумал, что это динамит. Но они все продолжали и продолжали стрелять. Грохотали где-то вдалеке. Наверное, нашли огромный склад старых боеприпасов.

И, как будто соглашаясь с его словами, послышался очередной взрыв, а еще они увидели вспышку и облако дыма, быстро поднимающееся к небу. Очень много дыма и очень громкий взрыв для такого расстояния. Они видели вдаль миль на пятнадцать, не меньше.

– Это девятьсот девяносто девятая, – сказала Маля.

– Что?

– Большая старая пушка. Серьезная артиллерия. Такие были у миротворцев. Они стреляли в вождей. Нацеливали ее с помощью какого-то шпионского оборудования и выпускали огромную бомбу прямо на Армию Бога, Ополчение свободы или еще куда. Когда миротворцы уходили, они их все заклепали, чтобы не дать использовать вождям, но это точно девятьсот девяносто девять.

– Думаешь, Китай снова отправил миротворцев? – спросил Мыш, – уничтожить все армии окончательно?

От этой идеи у Мали сжалось сердце. Это была ее собственная мечта, ее тайна, которую она порой представляла во всех подробностях, ложась спать. Глупо, но она все ждала этого, как будто это имело хоть какой-то смысл.

Ее отец вернется из Китая вместе со всеми своими солдатами. Поднимет ее на руки и скажет, что не хотел уходить, не хотел уплывать и бросать их с мамой в каналах Затонувших городов, где Армия Бога и Ополчение свободы бросались на каждого, кто хотя бы встречался с миротворцами.

Глупая мелкая мечта глупого мелкого отродья войны. Маля сама себя ненавидела за нее. Но иногда она сворачивалась в клубочек, прижимала к груди обрубок правой ладони и воображала, что ничего этого не случилось. Словно отец рядом с ней, у нее целы обе руки, и все будет хорошо.

– Думаешь, они придут? – снова спросил Мыш.

Думает ли она?

– Не-а, – Маля выдавила смешок, – наверное, вожди починили одну из пушек. Или купили новую. Или захватили где-нибудь в Атлантике, – она пожала плечами. – Китайцы не вернутся.

Пушка снова грохнула. Какой ностальгический звук. Звук войны, которую выигрывал ее отец.

Девятьсот девяносто девять.

Ее старик говорил, это счастливый номер. Ночью он сидел в своей квартире, пил «Кун фу Джиа Джиу», доставленное из самого Пекина, и смотрел в окно на желто-оранжевые вспышки перестрелки. Салют, повторяющийся каждую ночь. Он прислушивался к выстрелам.

– Джиу джиу джиу, – говорил он, – девять, девять, девять.

Маля запомнила эту цифру, потому что отец говорил, что миротворцы уничтожат армии своими счастливыми пушками и, может, даже научат дикарей из Затонувших городов жить цивилизованно. Бумажные тигры узнают, что стрельба и ненависть не решают ничего. В конце концов, они сядут за стол переговоров и найдут способ договориться друг с другом без пуль.

Отец сидел у окна со стаканом прозрачной жидкости, выстрелы гремели по каналам, а он перечислял орудия.

– 45, 30–06, AK‑47, 22, QBZ‑95, M‑60, AA‑19, AK‑74, пятидесятый калибр, 999.

Слушая его слова, Маля выучила многие из голосов войны.

Потом, когда стрелять стали уже в нее и она пыталась выползти из ада, она тоже узнавала их: треск АК и грохот ружей двенадцатого калибра, которые рвали траву и шлепались в болотную воду по сторонам от нее.

Маля шептала их названия себе под нос, пытаясь не быть идиоткой и не выскочить на открытое пространство, а вокруг щелкали пули. Она пыталась думать, как Сунь Цзы, и не совершить фатальной ошибки. Все что угодно, чтобы удержаться от паники, пока остальные тупые штатские паникуют и подставляются под выстрелы.

Прогремел еще один взрыв. 999, точно. Счастливая пушка и счастливое число. Для кого-то счастливое.

Маля посмотрела на руку и с удивлением обнаружила на ней кровь. Вспомнила о ребенке и о смерти Тани. Вспомнила, для чего на самом деле искала Мыша.

– Мафуз велел нам поискать еды и отнести ее Амайе. Мы должны помогать ей, потому что она заботится о ребенке Тани.

– Какой док милый, это что-то.

Маля ударила его локтем.

– Он берет к себе ленивые отродья войны вроде тебя, так что ты, наверное, прав.

– Эй! – Мыш еле успел схватиться за что-то, чтобы не рухнуть с балки, – ты пытаешься меня убить?

– Норны, конечно, нет. Ты разобьешься, и все, а мне придется за двоих работать.

– А у тебя рук не хватает для работы!

Маля хотела его ударить, но Мыш соскользнул с балки и повис на ней, как обезьяна. Свободной рукой он схватился за балку ниже.

Маля немного позавидовала легкости его движений и заставила себя не смотреть на него жадными глазами. Есть вещи, о которых лучше не думать. От этого просто злишься, и все.

Мыш соскользнул на следующий уровень.

– Зачем нам трудиться добывать ужин, если мы прекрасно знаем, что док его отдаст кому-нибудь? – спросил он, пока Маля шла по балке обратно к зданию.

– А хрен его знает. Мафуз считает, что с хорошим тоже работает «что посеешь, то и пожнешь». Равновесие, весы и все такое.

Мыш рассмеялся.

– Это какой-то бред про Бога-Мусорщика. С весами и прочим.

– Мафуз – не Бог-Мусорщик.

– От этого не легче. Если бы было какое-то равновесие, все солдатики давно бы передохли, а мы бы тихонько сидели себе в Затонувших городах, добывали мрамор, сталь и медь, и нам бы платили китайскими красненькими за каждый килограмм. Мы бы разбогатели, а они умерли, если бы существовал Бог-Мусорщик и его весы. И то же самое про глубоководное христианство. Хрень полная. Нет никакого равновесия.

– Моя семья, – сказала Маля, – были не христиане.

– Ну, во что там китайцы верят, я не знаю. В Будду?

Маля пожала плечами. Ее отец верил в основном в оружие и алкоголь, хотя он следил, чтобы в доме было изображение Кухонного Бога.

– Мама верила в Бога-Мусорщика, потому что продавала всякое старье. Жертвы все время приносила, и поэтому могла находить хорошее старье, которое иностранцы покупали. – Она спускалась следом за Мышом, цепляясь счастливой левой рукой и балансируя культей. – Не беспокойся об ужине, мы отложим себе еды, а потом уже отдадим доктору остальное.

– Ни хрена. Я не собираюсь охотиться весь день, а потом голодать, потому что доктор кого-то там пожалел.

– Я это и сказала. Не беспокойся. Нам не придется голодать из-за Амайи. Ты поможешь мне охотиться или нет?

– Хорошо. – Он слез на землю и посмотрел наверх. – Только почистись сначала. Ты похожа на отродье войны, вся в крови.

Маля спрыгнула на землю рядом с ним, подняв облачко пыли.

– Я и есть отродье войны.

– Если ты не избавишься от этого запаха, ты будешь ужином для койволка.

Маля ладонью стерла грязь с лица мальчика.

– А ты суетливая маленькая дрянь.

– Только когда это полезно, – Мыш сплюнул.

Глава 5

У хижины доктора Мафуза джунгли росли густо. Тропинки петляли между зарослями баньяна, кудзу, сосен и пальм. Доктор звал это переходным пейзажем – одно превращалось во что-то другое.

Для Мали и Мыша джунгли выглядели так же, как всегда: жара, лианы, змеи и москиты, – но доктор говорил, что раньше тут не водились ни болотные пантеры, ни койволки, ни даже питоны. И аллигаторов тоже не было. Никого. Все эти животные появились недавно, они обитали в жарких странах и мигрировали на север, пользуясь новыми теплыми зимами.

Мале зима теплой не казалась. В темное время года она сильно мерзла, но доктор утверждал, что совсем недавно стоячая вода замерзала, а с неба падал лед. Если бы Маля не видела картинок в его плесневелых книгах, она бы не поверила.

Лед.

Маля пару раз ела лед. Отец брал ее в офицерский клуб миротворцев, где стояли генераторы на солнечных батареях, и можно было транжирить энергию на всякую роскошь. В обмен на обещание говорить по-китайски, как цивилизованный человек, и вежливо себя вести отец покупал Мале мороженое, а сам прихлебывал холодный виски. В янтарной жидкости блестели кубики льда.

Прохлада и звяканье льда ассоциировались у Мали с Китаем. Волшебная роскошь из волшебной страны. Отец говорил, что в Китае есть лед, чтобы добавлять в напитки, электрические велосипеды для поездок, города, в которых высятся тысячефутовые башни. Он говорил, что китайцы цивилизованные. Что они не воюют друг с другом. Что они планируют и строят. Что когда море начало подниматься, они выстроили огромные плотины для защиты своих берегов и пустили некоторые из своих крупных городов плавать по воде – например, остров Шанхай.

– Шеньхуа, – говорил он. У китайцев есть культура. Китай цивилизованный. Китайцы умеют «хэцзо», «сотрудничать». То есть работать все вместе.

Не то что Затонувшие города. Люди Затонувших городов ведут себя, как звери. Они не умеют планировать. Они все время дерутся, обвиняют друг друга в бедности и несчастьях, вместо того чтобы решать проблемы. Люди Затонувших городов хуже, чем животные. Они обладают разумом, но не используют его.

– Сложно представить, что эта страна когда-то была могущественной, – несколько раз говорил отец, глядя на место, куда его отправили.

Маля понимала, в чем разница, когда плыла по каналам Затонувших городов. Все жители Затонувших городов были оборванными и нищими, а миротворцы – высокими и здоровыми. И изображение острова Шанхай на китайских бумажных деньгах тоже многое объясняло. Сверкающий остров Шанхай высился в окружении синего океана, а улицы Затонувших городов скрыла грязная соленая вода, подтачивающая основания домов.

Маля радовалась, что родилась китаянкой, пока однажды отец не забрал у нее игрушечную деревянную лошадку и она не укусила отца. Тогда он отшлепал ее и сказал, что в ней слишком много от Затонувших городов.

– Никакого уважения, – сказал он, – сплошные Затонувшие города. Совсем как твоя мать. Животное.

Мать Мали бросилась на него, и он обозвал их обеих животными и жительницами Затонувших городов, и вдруг Маля испугалась. Отец ненавидел Затонувшие города сильнее всего на свете. А теперь она поняла, что такая же, как те люди, с которыми он каждый день сражается.

Маля забилась под кровать и укусила саму себя, в наказание за глупость.

– Мей шэньхуа, – пробормотала она, – никакой культуры.

Она кусала себя снова и снова, вбивая в голову урок. Но когда Маля продемонстрировала отцу окровавленную ладонь и сказала, что уже наказала себя, он посмотрел на нее мрачно и разочарованно.

А теперь Маля с Мышом пробирались через болота, и Маля пыталась представить, что бы подумал о ней отец. Однорукая девочка? Грязное отродье войны, которое крадет яйца из птичьих гнезд, чтобы выжить? Что бы он о ней подумал? На самом деле она знала ответ. Пусть она наполовину китаянка по крови, на самом деле она – жительница Затонувших городов, целиком и полностью. Одно из тех животных, которых он считал не поддающимися дрессировке.

Маля горько улыбнулась при этой мысли. Он ведь проиграл. Ее отец бежал, поджав хвост, потому что был слишком цивилизованным для хреновых Затонувших городов. Да, он звал здешних вождей бумажными тиграми, но в конце концов оказалось, что он сам бумажный. Да, китайские миротворцы казались ужасно опасными с их пушками и броней, но в конечном итоге их снесло, как ветер уносит листья.

Если бы Маля была такая же цивилизованная, как миротворцы, она бы десять раз погибла, выбираясь из Затонувших городов. И без того девочка спаслась только чудом. Норны дотронулись до нее, приняв форму сумасшедшего рыжего отродья войны, который вмешался в нужную секунду и отвлек внимание.

– Эй, Мыш?

– Да? – сейчас была очередь Мыша прокладывать дорогу мачете, и он рубил новые лианы, наползшие на тропу, не особенно обращая на Малю внимание.

– Почему ты меня спас, – спросила Маля, – когда Армия Бога… – она замялась, вспомнив свою руку, лежащую на земле и истекающую кровью. Девочка сглотнула комок в горле, – когда солдатики… порезали меня… почему ты поднял шум?

Мыш отвлекся от своего занятия и оглянулся на нее, нахмурив белесые брови.

– Ты о чем?

– Ты же не должен был. Для тебя было безопаснее держаться в сторонке.

– По глупости, наверное, – он вытер пот с покрытой веснушками шеи и вернулся к работе, – не помню я, чтобы эта тропа так зарастала.

– Давай я, – Маля взяла мачете и стала прорубать дорогу. Жесткие лианы распадались под острым клинком. Когда она впервые оказалась в джунглях, убежав из Затонувших городов, она была совсем слабой, а теперь размахивала мачете легко и сильно. Городская девочка научилась жить на природе.

– Ну так? – переспросила она. – Зачем?

– Да я не знаю, – скривился Мыш, – с ума сошел, наверное. Мне до сих пор кошмары снятся. Я бегу в джунгли, но солдатики в этом сне умеют стрелять, и они меня видят. – Он замолчал на мгновение и добавил: – Это вообще был не я, наверное. Я не думал, что это я. Просто встал.

– Но почему? Я же просто ошметок. Миротворцы ушли. Никто бы тебя не наградил. Ты бы ничего не получил.

– Дело не в этом, – сказал Мыш.

И это тоже не было ответом.

Маля разрубила еще несколько лиан, и перед ней открылась тропа. Маля сразу же инстинктивно замерла на месте, высматривая признаки опасности.

Иногда попадались неудачные тропы. Дочь тетки Селимы лишилась на такой обеих ног. Она прошла по неплохо сохранившейся дороге и набрела на минное поле времен самого начала войны Затонувших городов. Взрыв услышали издали, но к тому моменту как Маля и доктор Мафуз пробрались через мины, девочка успела истечь кровью.

Мыш посмотрел Мале через плечо, изучая тропу вместе с ней.

– Выглядит вроде нормально?

Грязь была плотно убита. Этим путем ходило множество людей, свиней и койволков.

– Да, на вид безопасно.

Маля протянула ему мачете и вытерла покрытое потом лицо. Рыжий мальчик взял клинок и пошел вперед.

– Ну, так что? – еще раз спросила Маля.

– Что «что»?

Он упорно не хотел отвечать.

– Ладно, это было глупо, – сказала она, – ведь ты просто встал и начал швырять камни в целый взвод солдатиков с ружьями. Совершенная бессмыслица. Ты мог просто уползти прочь, а вместо этого швырял камни.

– Да, ты права. Глупость какая-то, – рассмеялся Мыш.

– И все-таки зачем?

Мыш лениво пнул кудзу, проходя мимо, но лицо его стало серьезным.

– Да не знаю я! Какая тебе разница! Нашу ферму только что сожгли. Они забрали все. Убили маму и папу. И Симона. Шейна забрали в солдаты. Я сам видел. Застрелили Симона, потому что он был слишком маленький, а Шейна забрали с собой, – он пнул другое кудзу, – может быть, я надеялся, меня тоже пристрелят, и это все кончится. Я ужасно устал прятаться и копаться в мусоре. Наверное, я ждал пули, – он пожал плечами, – а они все промахивались и промахивались. Кучу пуль в меня выпустили и ни разу не попали, как будто Норны отводили их своей ладонью. А потом оказалось, ты тоже убралась оттуда… Ты истекала кровью, так что пришлось что-то делать. Еще ты была голодная, а я знал, где взять еды. Поэтому у меня появилось, о чем думать, кроме… сама понимаешь, – он снова пожал плечами, – может быть, ты меня спасла?

– Ну да, – пошутила Маля. – Теперь ты мне должен.

Она закрыла тему, потому что понимала – от Мыша больше ничего не добиться, но на самом деле ответ ее не устроил. Они шли дальше по тропе.

Она выжила в Затонувших городах, потому что совсем не походила на Мыша. Когда вокруг засвистели пули, а вожди принялись казнить пособников миротворцев одного за другим, Маля держалась тише воды, ниже травы, не пытаясь сопротивляться, как Мыш. Она заботилась о себе в первую очередь. И именно поэтому выжила.

Все остальные ошметки давно погибли. Дети, ходившие в школы миротворцев, дети с миндалевидными глазами… Эми Ма, Луи Ху, Пин Ли и другие… Они были слишком цивилизованными, чтобы выжить, оказавшись между молотом и наковальней. Маля осталась, потому что совсем не походила на Мыша, а потом выжила снова, поскольку Мыш совсем не походил на нее.

Маля была совершенно уверена, что доктор Мафуз объяснил бы – Мыш прав, а она нет. Нужно вставать и сопротивляться, а не прятаться. Еще Маля была уверена – если бы она вела себя так же, как Мыш, то ее голову давно насадили бы на шест.

Не было тут никакой причины или смысла. Никакого равновесия и никаких весов. Никакой награды – разве что после смерти, как рассказывают Глубоководные христиане.

Мыш поднял руку, предупреждая ее о чем-то.

Маля замерла на месте, потом бросилась на землю.

– Что такое? – прошептала она.

– Не знаю.

Впереди болото расступалось, открывая небольшую полянку, но за ней снова тянулось болото, заросшее рогозом и лилиями. Маля прислушалась, пытаясь понять, что насторожило Мыша. Жужжали насекомые. Ничего странного. Мыш ткнул пальцем куда-то вперед, и Маля вытянула шею, пытаясь разглядеть…

Вот оно.

В болоте среди рогоза плавало что-то. Плавало и не двигалось.

Подождав еще немного, Мыш, наконец, сказал:

– Все чисто.

Они скользнули вперед и разделились, обследуя джунгли и болото и не забывая при этом поглядывать на гору меха и кожи, лежащую в воде.

Земля у края болота была истоптана, трава помята, кочки выворочены. Пятна крови потемнели, наполовину засохнув.

– Койволк? – прошептал Мыш.

– Слишком мелкий, нет? – покачала головой Маля.

– Да, наверное, – он присел на корточки, – но это точно собака, не кошка. Видишь царапины? Это от когтей.

Мыш задумчиво присвистнул сквозь зубы, встал, потоптался по жидкой грязи.

– Угу, – он кивнул, – точно собаки. Боевые собаки. Гончие.

– Откуда ты знаешь, черт возьми?

Он указал рукой. На земле перед ним в грязи красовался еще один след, след другого хищника. Отпечаток ботинка. Хорошего тяжелого ботинка с рифленым протектором.

Толстые подошвы производят много шума, зато гарантируют, что ты сможешь бегать где угодно. Например, по битому стеклу и ржавой проволоке, которых полно в Затонувших городах, и не замедлять при этом шага.

– Солдаты, – сказал Мыш, – такие ботинки не у всех есть.

– Значит, тут были богатые солдаты и их собаки? – Маля задрожала. – Солдаты. Здесь, в джунглях. Так близко к городу, – патриотический фронт, да?

– Не знаю, но у них есть ботинки. И если уж они такие богатые, то и ружья, наверное, тоже есть. Это тебе не жалкие солдатики с кислотой и мачете.

– Но тут ничего нет. Ни мусора, ни врагов.

– Может быть, они ищут новобранцев.

Если это правда, им всем придется бежать. Всей деревне. Если ты нужен солдатикам, они забирают тебя, и Маля еще не слышала ни об одном человеке, который вернулся бы из армии.

– И что там за хрень плавает? – спросил Мыш.

Маля проследила его взгляд и увидела огромное непонятное создание, плавающее в болоте.

– Да хрен его знает. Похоже на аллигатора.

– С мехом?

Мале не хотелось больше бродить по джунглям. Она боялась.

– Давай вернемся к доку и расскажем про солдат. Пусть все узнают, что они рядом.

– Через минуту.

– Мыш…

Он уже шел вперед, сумасшедший упрямый ублюдок.

– Мыш! – прошептала Маля, – вернись!

Мыш не слушал ее и заходил все глубже, раздвигая рогоз. Потыкал плавающую кучу мачете. С трупа поднялись и недовольно зажужжали мухи. Тусклые волосы, грязь, сгустки почерневшей крови, жесткая кожа.

В свете дня на теле виднелись копошащиеся раки, и жуки обгрызали гниющую плоть. Маля увидела какую-то многоножку, которая вылезла из раны, шлепнулась в воду и заскользила по ней, как щитомордник.

Мыш снова поковырял тело мачете.

– Черт, – выругался он, – большой какой.

Скорее огромный. Метры и метры мяса, меха и грубой прочной кожи. Он лишь слегка покачнулся, хотя Мыш налег на тело изо всех сил. Зеленоватая вонючая вода зарябила вокруг. Крошечные лилии закачались, а жуки разбежались во все стороны.

– Думаю, мы нашли ужин, – объявил Мыш.

– Фу, не говори так.

– Оно не испортилось. И тут хватит даже, чтобы закоптить на потом. Все лучше, чем искать раков или пытаться ловить ящериц и кроликов. Куча мяса, поделимся даже с Амайей и ее новым ребенком.

– Доктор ни за что не станет это есть.

– Если он не ест свиней, это не значит, что он не будет есть это, – Мыш раздраженно сплюнул в воду, – и мы же не обязаны говорить ему, что это.

– Мы сами не знаем, что это.

– Тогда просто накормим доктора. Скажем, что козел или нечто вроде. Или придумаем какое-нибудь латинское слово. «Мертвус Кучус», например. Мафуз сожрет за милую душу, он любит всякие такие длинные слова.

Маля рассмеялась:

– Тогда он точно поймет – тут нечисто.

– Маля, не тупи. Не мы его сожрем, так койволки.

Мале что-то не нравилось в этом трупе. Она оглядела болото и джунгли вокруг. Только деревья, листья и кудзу везде вокруг. Глубокие заросшие ряской лужи. И истекающая кровью куча мяса.

Мыш скалился.

Хватит. Нельзя вечно всего бояться. Маля зашла в воду, чувствуя себя очень глупо. Теплая болотная вода обняла ее за ноги. Теплая, как кровь.

– Ты что угодно жрать готов, – сказала она.

– И поэтому я еще жив.

Маля пробиралась между зарослями рогоза и водорослями, а вокруг жужжали москиты. Вдвоем они подхватили плавающую кучу. В воздух удушливым торнадо поднялся целый рой мух.

– Давай на счет три! – Мыш перехватил взгляд Мали.

– Давай, я готова.

– Раз. Два. Три!

Они потянули изо всех сил, пыхтя и хрюкая. Куча немного сдвинулась.

– Давай!

Маля уперлась ногами в дно и потянула. Ноги погрузились в ил, а она все тянула и тянула.

Тело разорвалось.

Потеряв равновесие, Маля с Мышом повалились в воду. Маля выбралась, отплевываясь, боясь оказаться среди кишок и крови. Вместо этого одна половина мертвого тела перевернулась, показав жуткую морду.

– Кали-Мария, Матерь Божья! – завопила Маля и попятилась.

– Черт, – каркнул Мыш, – как я не понял! Я же уже видел такое.

Это было не одно существо, а два. Монстры сплелись друг с другом. Огромный аллигатор и еще одно. Маля не видела таких с момента прекращения перемирия, с того дня, как ушел последний из миротворцев, а сама она убежала в доки, потому что в Затонувшие города вернулась война.

Получеловек – машина, растить и использовать которую могли себе позволить только самые богатые корпорации, китайские миротворцы и армии Севера.

– Собакорылый! – Мыш чуть не кричал от восторга. – Вот это драка была! – Он подошел поближе, чтобы посмотреть на дохлую тварь. – Наверное, они убили друг друга! Собакорылый убил аллигатора, а аллигатор собакорылого!

Он в восхищении покачал головой, проводя рукой по боку монстра.

– Посмотри, какие зубы. Аллигатор ему чуть руку не оторвал. Вот это драка!

– Мыш…

– Что? – парень оторвался от изучения боевых ран. – Он не кусается. Мы заберем аллигатора, это тоже хорошая еда. Даже старый Мафуз любит аллигаторов.

Мыш был прав. Чудовища мертвы. Она ведет себя, как дура.

Когда первоначальный шок при виде получеловека прошел, Маля попыталась понять, почему так испугалась. Он очень походил на человека, вот в чем дело. Вот так он кажется зверем, а вот так – человеком.

– Ты идешь? – спросил Мыш. Он смотрел на нее, как на мелкое отродье войны, которое никогда не видело мертвого тела.

– Посмотри ему в лицо, – сказала она.

Лицо снова погрузилось в воду, но оно все равно пугало. Человеческие и звериные черты слились воедино в нечестивую маску. При воспоминании об этом у нее мурашки по коже побежали.

– Если ты трусишь…

– Иди в задницу, Мыш. Я не боюсь мертвых.

И все же Маля обошла получеловека и подошла прямо к аллигатору, не обращая внимания на усмешку Мыша. Вдвоем они схватили огромную рептилию и потащили к берегу.

Они остановились передохнуть. Мыш локтями оперся на плавающий труп. Пот сбегал по лицу и лился в глаза.

– Какая все-таки была драка, – повторил Мыш, – в Затонувших городах есть арены. Там сражаются дезертиры и солдаты из разных армий. Пантеры. Койволки. Все, кто способен сражаться. Спорю, это чудовище отлично показывало себя на ринге.

– Конечно, Мыш. Давай разделаем эту ящерицу и пойдем домой.

– За возможность посмотреть на такую драку люди заплатили бы живые деньги. Солдатикам бы понравилось. Бой до смерти. Отличная драка.

– Солдатики вообще много глупостей делают.

Они потащили аллигатора дальше, но теперь получалось почему-то очень медленно. Маля налегла, разозлившись. Мыш вообще любил взвалить всю работу на нее и сачковать. Как всегда.

– Черт возьми, Мыш. Работай давай, – оглянулась Маля, – что ты делаешь?

Мыш даже не помогал ей. Он вытащил нож и шел обратно к получеловеку.

– Придумал кое-что, – заявил он.

– Мыш, хватит! Я не хочу оказаться в темноте с кучей сырого мяса! Когда такое случилось в последний раз, мы спали на деревьях, а внизу выла стая койволков. Пошли уже!

– Мы же можем продать его зубы, – объяснил Мыш, – это счастливые зубы, раз они от настоящего собакорылого. Много солдатиков, у которых такие есть? Они точно купят. Спорим, я найду солдатика, который заплатит мне кучу китайских красненьких? Здорово, правда? Это куда лучше Глаз Норн или тех ожерелий Армии Бога, которые типа отводят пули. Если мы отнесем их в Моховую землю, где Мафуз покупает лекарства, то быстренько продадим солдатикам в увольнении.

– Ты идиот? Солдаты их просто у тебя отберут. В лучшем случае отблагодарят пулей. Или просто заберут тебя с собой.

– У меня есть одна глупая девчонка, которая займется продажей. Меня они даже не увидят. Не беспокойся.

Он дотянулся до трупа и повернул его так, что морда высунулась из воды. Раскрыв пасть, он потянулся к ней ножом.

– Ну, у него и зубов!

Чудовище открыло глаза.

Глава 6

– Мыш! – заорала Маля, но было уже слишком поздно. Чудовище выпрыгнуло из воды. Маля замерла, глядя, как Мыш летит по воздуху и плюхается на берег с глухим звуком.

«Как же быстро оно двигается».

Маля бросилась бежать, но получеловек метнулся к ней. Он преодолел расстояние между ними в мгновение ока, она даже двинуться не успела. Мир закружился вокруг нее, и она поняла, что летит куда-то. Получеловек подбросил ее высоко в воздух, как обычный пес подбросил бы крысу.

Где-то далеко внизу мелькнуло болото. Она увидела получеловека, который ждал ее, оскалив зубы. Вода стремительно приближалась.

– Ай!

Она плашмя упала на воду, и болото поглотило девушку. Маля попыталась выбраться на поверхность. Собакорылый приближался. Нет времени, нет времени, нет времени. Она всплыла, хватая ртом воздух. Монстр стоял в пятнадцати футах от нее.

Маля бросилась в камыши, пытаясь уйти, но это было не легче, чем плавать в патоке. Чудовище прыгнуло, и ее окатило волной болотной воды. Кашляя и задыхаясь, Маля попыталась встать. Собакорылый нависал над ней. Он уже схватил Мыша, запустив огромную ладонь в спутанные рыжие пряди.

Одним движением чудовище схватило и ее. Маля попыталась закричать, но получеловек опустил ее в болото. Маля дергалась, но ей казалось, ее привалило целой горой.

Я тону.

Получеловек выдернул ее из воды таким резким движением, что у нее зубы застучали. Воздух и солнце. Шелест листьев на ветру. Она попыталась сделать вдох, но чудовище снова макнуло ее в воду. Мерзкая теплая грязная вода хлынула в нос и горло. Лицом она ударилась об дно.

Маля ударила собакорылого по руке, пытаясь освободиться. С таким же успехом она могла бы ударить в бетонную стену. Чудовище даже ничего не заметило.

Маля невольно вспомнила, как взвод солдатиков топил щенка. Они по очереди опускали щенка в воду, удерживая его одной рукой, пока он бился и дрожал. Потом поднимали его и давали подышать, а сами ржали над ним и снова опускали в воду. Она поняла, что стала просто игрушкой. Игрушкой для монстра, которую можно убить.

Получеловек снова выдернул ее из воды. Маля закашлялась, хватая ртом воздух. Мыш все еще находился под водой. Он отчаянно перебирал в воде руками, и они походили на водоросли.

Чудовище приблизило к Мале массивную голову, похожую на голову питбуля. Шрамы и рваная плоть. Человек и зверь, слившиеся в лицо из ночного кошмара. Серый, похожий на веревку шрам закрывал один глаз, но второй глаз, дикий и желтый, огромный, как яйцо, был открыт. Чудовище заревело, оскалив острые зубы. На Малю пахнуло кровью и падалью.

– Я не мясо, – рыкнуло оно, – это ты мясо!

Маля описалась. Моча потекла по ногам, но ей даже не было стыдно. Она чувствовала только ужас. Она перестала быть человеком и стала дичью. Ей уже казалось, чудовище разорвало ее пополам и выпустило наружу кишки. Она была ничем. Она уже умерла, пусть даже ее сердце еще билось. Дичь, добыча большого и сильного зверя. Как все гражданские, которых расстреляли, пока она убегала из Затонувших городов. Мыш все еще копошился под водой, но и он тоже был мертв. Просто он пока еще этого не знал.

Сделай что-нибудь.

Ха-ха. С этим чудовищем ничего не поделать. Взрослые мужчины с ружьями и мачете мрут как мухи, выходя против получеловека.

Чудовище злобно посмотрело на нее. От вони его дыхания Мале становилось плохо. Маля закрыла глаза, ожидая, что сейчас ее разорвут на части.

Продолжай. Закончи уже.

Ничего не случилось. Зато она вдруг услышала, как кашляет вытащенный из воды Мыш. А потом ее саму вдруг опустили в болото. Маля открыла глаза.

Чудовище смотрело на нее…

Оно боялось?

Получеловек упал на одно колено и наклонился. Болотная вода поднялась. Маля попыталась уползти, но чудовище все еще держало ее. При этом оно пыталось встать. Оно с трудом сделало шаг к берегу, таща их обоих за собой, и рухнуло. Они попали в грязь. Чудовище тяжело дышало.

Мыш кашлял и хватал ртом воздух, пытаясь выбраться из лапы чудовища, а оно оскалило зубы и прохрипело, и звук этот походил на треск крошащихся костей:

– Тихо, парень.

Мыш замер.

Чудовище дышало с трудом, как-то рвано. Маля поняла, что оно истекает кровью. Вода покраснела от крови.

Чудовище наполовину выбралось на глинистый берег, наполовину оставшись в воде. Грудь его вздымалась, как кузнечные меха, пытаясь вдохнуть достаточно воздуха. Желтый собачий глаз медленно закрывался, на него наползала полупрозрачная пленка. Потом опустилось и веко.

– Он умирает, – прошептал Мыш.

Чудовище снова открыло глаз. Мыш задохнулся, когда оно сжало кулак.

– Я не умираю. Ты умираешь. Не я. – Оно с трудом выдохнуло и попыталось собраться с силами. – Я. Не. Умираю.

Но Мыш был прав. Теперь, когда Маля могла дышать, она разглядела, что чудовище все изранено. Следы от зубов. Порезы. Гноящиеся раны. Из плеча, где аллигатор чуть не вырвал получеловеку руку, струилась кровь. И это только те раны, которые она видела.

Чудовище снова ослабило хватку. Маля ждала, а потом вырвалась одним резким движением. Получеловек попытался схватить ее снова, но теперь он двигался намного медленнее. Она заплясала за пределами его досягаемости.

– Что ж, – проревело оно.

И сжало Мыша в медвежьих объятиях, притягивая к себе. Маля подумала, что, если найти мачете, она сможет ударить тварь. Убить ее, пока она не сломала Мышу шею.

Но где мачете? Утонуло где-то в болоте… правда, у нее есть нож.

Может быть, если воткнуть его в глаз…

Как будто прочитав ее мысли, чудовище сказало:

– Твой дружок – мой, – его мышцы напряглись, и оно попыталось сунуть Мыша под воду.

– Маля! – Мыш задергался, но это было бесполезно. Получеловек опускал его все ниже. Вода плескалась у подбородка Мыша.

Маля бросилась вперед, еле успев остановиться перед получеловеком.

– Не трогай его!

– Тогда не надо меня проверять, – чудовище позволило Мышу выбраться на поверхность.

Маля шла по берегу, отчаянно ища взглядом мачете.

– Отпусти его.

Получеловек улыбнулся, показав острые зубы, которые так понравились Мышу.

– Подойди поближе, девочка.

Маля пыталась говорить спокойно:

– Отпусти его.

– Нет.

– Я могу тебе помочь, – сказала она после паузы.

– Нет, – чудовище покачало головой, – твой дружок прав, я умираю.

– А если мы найдем тебе лекарство?

– От этого нет лекарства.

– Я знаю врача. В деревне. Он может тебя вылечить. Мы с Мышом приведем его. Я тоже умею лечить.

– Ах да, – согласилось чудовище, – ты знаешь врача, и приведешь его сюда, и он даст получеловеку лекарство и позаботится о нем, спасет ему жизнь, и все будет хорошо.

Маля яростно закивала.

– Красивая сказка из уст красивой девочки.

Маля обиделась на насмешку.

– Я правду говорю! У Мыша спроси!

Получеловек устало фыркнул.

– Твой врач станет тратить лекарства на монстров, когда у него есть люди, которым нужно лечение? Когда на земле царят война, мор и глад и твои сородичи нуждаются в помощи… кто станет тратить драгоценные лекарства на собакорылого?

– Он не такой, – объяснила Маля, – он меня слушает. Меня и Мыша. Мы уговорим его прийти. Он тебе поможет. Если ты нас отпустишь, мы его приведем, и он тебя вылечит.

– Нет.

– Почему нет?

– Я не заключаю сделок с врунами.

– Я не вру! – Маля вдруг поняла, что кричит от возмущения, – я приведу доктора! Мы живем с ним! Он может тебя вылечить! И я могу!

Получеловек просто смотрел на нее, и она догадалась, что он изучает обрубок руки. Она видела презрение в его взгляде. Он как будто говорил: «Ну, соври еще что-нибудь глупое, дрянная девчонка».

Должен быть способ спасти Мыша. Сможет ли она привести Мафуза сюда? Сможет ли она уговорить его? Мафуз добрый. Он обо всех заботится. Но это же получеловек.

– Я могу украсть лекарство, – наконец сказала Маля, – я возьму лекарство и принесу тебе.

– Да ладно?

Маля ощутила прилив надежды.

– Мы с Мышом можем принести лекарство. Тебе даже не понадобится доктор.

– Точно, – сказал Мыш, – я его отвлеку, Маля возьмет лекарство, и ты вылечишься, – он энергично кивнул.

– Вас двое, – пробормотал получеловек, – один отвлечет, второй украдет.

Оба закивали.

Получеловек всхрапнул и сунул Мыша под воду.

– Мыш!

Маля рванулась вперед, и получеловек попытался вцепиться ей в лодыжку. Она увернулась и отскочила, в ужасе глядя, как получеловек топит ее друга. Мутная вода бурлила.

– Отпусти его!

К ее удивлению, получеловек снова вытащил Мыша. Парень кашлял, по лицу его стекала вода. Получеловек встряхнул его громадной рукой.

– Договорились. Иди за лекарствами и принеси их сюда. Если их хватит, то отпущу твоего дружка.

– Но…

Получеловек перебил ее:

– Если принесешь не то или приведешь солдат, я услышу, как вы идете, и сверну твоему дружку шею. А если ты вообще не вернешься, я накормлю его илом. Ясно?

– Мне понадобится время! – запротестовала Маля. – Я не могу все сделать сразу.

– Не ставь мне условий. Часами послужит мое сердце. Найди лекарство, пока оно бьется, и выкупи жизнь своего дружка. Не успеешь – найдешь его труп.

Маля снова попыталась возразить, но получеловек посмотрел на нее так, что слова застыли на губах.

– Беги, девчонка. Беги и молись Норнам, чтобы успеть.

Глава 7

Джунгли нападали на Малю, подсовывали под ноги ветки, рвали кожу острыми листьями. К тому же уже темнело. Сюда, в заросли густых деревьев, свет даже днем проникал плохо. На Малю бросались тени, она спотыкалась и падала, а потом поднималась, не обращая внимания на ободранные колени и царапины на ладонях.

Тропы в джунглях извивались и пересекали друг друга, следы оленей, охотящихся койволков и диких свиней путались, мешая находить дорогу. В темноте было только хуже. Сколько у нее времени? Сколько еще получеловек будет истекать кровью?

Маля вышла на развилку. Присела, глядя на землю, пытаясь рассмотреть следы. Как они пробрались сюда?

Норны, это же Мыш любит искать следы, а не она. Девочка выбрала левый отворот и пошла по нему, молясь Норнам, Ржавому Святому и Кали-Марии Милосердной, чтобы не прийти к минному полю.

Она дошла до открытой воды, споткнулась и упала прямо туда.

– Твою мать!

Она выбралась из воды, мокрая, злая и испуганная. Пошла назад, ища последний поворот. Она знала, что должна сдерживать свой страх, быть настороже и следить за джунглями, но как она ни убеждала себя, что не паникует, ее постепенно охватывал беспорядочный ужас.

Ужасы болот, голодные и дикие, ждали ее. Побеги кудзу превратились в питонов, свешивающихся с деревьев. Койволки преследовали ее. У джунглей были зубы, и джунгли вдруг стали чужими и хищными.

Маля споткнулась о гнилое, поросшее мхом бревно и чуть не упала. Разве она проходила тут раньше? Она не помнила бревен по пути сюда.

Где она?

Она не сможет добраться до деревни и обратно до Мыша, пока совсем не стемнеет. Возвращаться придется с фонарем. Найдет ли она хотя бы дорогу домой? Они искали еду и поэтому шли куда глаза глядят, и Маля обращала на дорогу гораздо меньше внимания, чем следовало, потому что не думала, что возвращаться придется в темноте.

Джунгли вдруг расступились, и она увидела расчищенное поле.

Маля захлюпала носом. Она оказалась ровно на другом конце деревни, на поле, где все растили какое-то зерно, но, по крайней мере, она не потерялась. Маля обошла темный квадрат пруда, оставшегося от фундамента, и бросилась через поле, петляя между обломками старых стен, торчащих из земли.

Впереди виднелась деревня, где уже зажигали масляные лампы. Знакомые желтые огоньки успокаивали. Маля замедлила шаг, прижимая руку к ребрам. Она не думала, что может так обрадоваться виду Баньяна: жилье, дым и треск цилиндрических печек, запах специй, свечи, горящие у маленьких металлических отражателей. Вокруг было светло.

Перед собой она видела хижину доктора.

Только бы он был там. Он обязан быть там. Только бы не ушел к больному. Только бы Манфуз был дома.

Какой-то человек вышел из-за обломка стены и заслонил ей дорогу.

– Куда это ты бежишь, девчонка?

Маля в ужасе остановилась. Перед ней вставали все новые и новые тени, как будто выходили из тьмы зловещие призраки.

Солдатики. Целый взвод солдатиков.

Маля повернулась и бросилась в сторону городка, но из сумерек выскочил пес и зарычал. Девочка отпрянула, заметалась в поисках нового пути к отступлению. Пес шел за ней по пятам, скалился, подгонял Малю обратно к солдатикам.

Из темноты выходили все новые и новые солдатики. Ружья тускло блестели. Поперек голых, покрытых шрамами грудей висели ленты патронов. На лицах темнели уродливые тройные знаки. «Объединенный патриотический фронт». Люди полковника Гленна Штерна. Некоторые намотали себе на голову синие банданы, словно этого было достаточно. Парни подходили ближе. Налитые кровью глаза изучали девушку. В них был змеиный голод. Маля вглядывалась в темноту, пытаясь найти просвет и сбежать, но солдатики были везде. Идеальная засада.

Один солдат подошел поближе и схватил девушку, заломил руку за спину. Она почувствовала, как мужчина шарит в поисках второй руки. Потом он засмеялся.

– Калеку поймал!

Пальцами он ощупал культю.

– Даже браслеты не наденешь!

Остальные расхохотались. Маля пыталась вырваться, но солдатик дернул ее к себе.

– Это я сделал? – спросил он, глядя на культю. – И как же я вторую руку не заметил, а, девочка?

Вблизи было видно, как сильно на темной коже выделяются бледные грубые шрамы знака верности. Три вдоль, три поперек. «Объединенный патриотический фронт», снова и снова. В нижней губе у солдата торчали сверкающие шипы, три в ряд. Маля не знала, украшение ли это или полковник втыкает такие во всех своих рекрутов.

– Разве я? – еще раз спросил мужчина, но не успела Маля ответить, как он выпрямился, сильно удивленный.

– Вы на ее глаза посмотрите! – воскликнул солдат. – Предательницу поймали. Грязная маленькая девка миротворцев. – Маля снова попыталась вырваться, но он дернул ее назад и сжал, выкручивая руку, так что та чуть не оторвалась.

– Не так быстро, – прошептал он ей на ухо. В ледяном голосе слышалась новая угроза: до этого она была бы ему игрушкой, а теперь все стало значительно хуже. – У меня есть планы на твой счет, ошметок.

Ошметок. Его слова встряхнули остальных солдатиков, как электрический ток. Миротворец. Ошметок. Маля знала, что будет дальше. Сначала крики, потом кровь, и, наконец, если ей очень повезет, она умрет.

Девочка потянулась за ножом, но ее здоровая рука была заломлена за спину. Почувствовав движение Мали, солдатик вытащил у нее нож и поднес к шее девушки.

– Что ты тут делала, предательница?

Малю затошнило. Она уже приготовилась к тому, что должно сейчас случиться. То же самое, что и раньше, когда ее поймала Армия Бога. Другая армия и та же история. В конце концов, они все одинаковы.

– Что девка миротворцев делает здесь? – спросил он. – Эта деревня тебя приняла?

Маля не ответила. Она пыталась освободиться, но солдатик был больше и сильнее.

– Чего не отвечаешь? А? Тебе еще и язык отрезали? Или ты просто упрямая? – Он замолчал. – Что, ошметок считает, что мы недостойны с ней разговаривать? – Он провел ножом по щеке девушки и коснулся губ. – Ну-ка. Давай-ка я вытащу твой язычок.

В приступе паники Маля почти вырвалась.

– Держите ее, парни!

Малю схватил сразу десяток рук: вцепились в плечи, запрокинули голову, заставляя смотреть на высящегося над ней солдатика. Грязные пальцы залезли в рот. Несчастная попыталась укусить их.

– Ох ты! – радостно завопил солдатик. – А у ошметка есть характер! – Он тыкал ее в щеки, пока рот не открылся, а потом сунул туда лезвие. Маля ощутила зубами сталь.

– Не знал, что тут прячутся предатели, – сказал солдатик, – думал, мы всех порезали.

– Прекрати, Соа.

Услышав новый голос, солдатик посмотрел через плечо.

– Я просто спрашиваю, лейтенант.

Из темноты вышла новая фигура. Высокий, угловатый, худой, со впалыми щеками. Бледный, как смерть. Неровный розовый шрам на носу. Серые глаза с расширенными зрачками.

– И как успехи?

– Она молчит.

– Значит, у нас нет никакой информации, а, рядовой?

– Я еще не начинал резать.

– И решил начать с языка?

– Могу с любого другого места.

Повисла пауза. Секунду Маля думала, что они сейчас подерутся, но потом лейтенант расхохотался. Он смеялся, а Соа скалился, и она не понимала, шутка это или они сейчас начнут ее резать, или это просто игра, какие-то жуткие кошки-мышки, которые закончатся лужей ее крови в грязи.

Лейтенант посветил девушке в глаза крошечным фонариком. Ярко и больно. Она отвела взгляд. Он немного опустил фонарик и наклонился поближе, разглядывая Малю серыми, налитыми кровью глазами. Она догадалась, что ему почти тридцать. Опытный. В два раза старше некоторых своих людей. Настоящий прожженный пес войны.

– Ни хрена себе, – сказал он.

– Ошметок, прикиньте, – закивал Соа.

Маля собралась с духом.

– Я не китаянка. Я из Затонувших городов

Лейтенант сжал ее лицо жесткими пальцами. Повернул голову туда и сюда, пока солдатики удерживали девушку на месте.

– Полукровка, – решил он, – ты точно полукровка. И по возрасту подходишь. Какой-то миротворец отодрал твою мамашу и бросил, – мужчина наклонил голову набок, – но это тебя не спасет, – он посмотрел на деревню, – и место, где живут предатели, тоже. Давно стоит преподать им урок.

– Отпустите ее!

При звуке этого голоса у Мали подкосились ноги. Доктор Мафуз проталкивался между солдатиками: знакомая пегая борода, сломанные очки, связанные веревочкой из волокон кудзу, которую он сам сплел. По сравнению с солдатиками доктор казался маленьким и худым: кожа орехового цвета, глаза кроткие, а сам решительно пробирается вперед, не думая об опасности. Как будто он вообще не заметил, что вокруг покрытые шрамами парни с ружьями, которые мечтают о насилии.

А вот они заметили доктора. Один солдатик схватил Мафуза.

– Стойте, доктор. Предатели вас не касаются. Идите себе, лечите людей.

Доктор Мафуз даже шага не замедлил. Обращаясь к лейтенанту, он заговорил жестко и уверенно:

– Лейтенант Сэйл, эта девушка – моя ассистентка. Она не предательница, и если вы хотите, чтобы ваши солдаты выжили, мне потребуется ее помощь. А теперь отпустите ее. Договоримся о перемирии для лечения. Если вы хотите, чтобы я постарался, сделайте то же самое. Мой дом – мои правила. Никакой резни здесь.

Лейтенант переводил взгляд с Мафуза на Малю и обратно.

– Это правда? – спросил он. – Ты умеешь лечить? Знаешь всякие китайские лекарства? Прячешь в рукаве средства миротворцев?

Маля открыла рот, не зная, что ответить. Любые слова девушки его только подстегнут. Она закрыла рот, чтобы посмотреть, что случится. Маля прекрасно понимала, что никак не может повлиять на ситуацию. Все зависело от лейтенанта Сэйла и решения, которое он уже принял. Девочка будет жить или умрет. Что бы она ни сказала лейтенанту патриотического фронта, конец не изменится.

Лейтенант ухмыльнулся и издевательски поклонился, махнув рукой.

– Девка-доктор? Ладно. Отнимите моего сержанта у Норн, и мы посмотрим, чего вы стоите.

Маля вдруг поняла, что не дышала все это время. Она стряхнула руки солдатиков и пошла к Мафузу, но, когда она проходила мимо лейтенанта, тот притянул ее к себе.

– Если мой сержант умрет, – сказал он, – я позволю Соа тебя порезать. Он начнет с оставшейся руки, потом перейдет к ногам, и так пока ты не превратишься в червяка, ползающего в грязи. Ясно?

Маля смотрела прямо перед собой, ожидая, пока ее отпустят. Она старалась не говорить вообще ни слова. Он потряс ее.

– Ясно тебе, ошметок?

По-прежнему смотря вперед, Маля кивнула.

– Ясно.

– Отлично, – он отпустил ее и повернулся к своим людям. – На что уставились? – взревел он. – Назад, на периметр! Гомез, наверх! Мизинчик, с ним! Алиль, Поли, Бекас, Бутс… в патруль! Ван, Сантос, Ру, Пузан, Йеп, Тиммонс, Аист, Регги. Обследовать город. Посмотрите, нет ли тут еще ошметков. Может, тут целое гнездо китайских крыс, а мы и не знаем.

Солдатики отдали честь и разбежались, гремя оружием, топая по траве тяжелыми ботинками. Бутылки с кислотой звякали, мачете отблескивали в слабом свете. Доктор Мафуз обнял Малю за плечи и повел ее через толпу.

– Мне нужны твоя рука и глаза, – сказал он, – ничего невозможного нет, но придется поработать.

Он впустил ее в операционную, и Маля задохнулась от ужаса. Потрескавшийся бетон пола покрывали лужи крови.

Неудивительно, что солдатики с ума посходили. Перед ней лежали четыре тела, и кровь бежала из них рекой. Двое были уже явно мертвы, третьему наложили на располосованную ногу жгут, но он был так бледен, что ему точно оставалось недолго… если он вообще еще жив.

Оставался только один парень. Грудь у него была замотана мокрыми красными тряпками, но он все еще был в сознании.

Дело явно было жаркое, но все эти раны оставили не выстрелы и не взрывы. Одного из мертвецов, кажется, почти разорвали пополам. У второго была порвана шея.

Маля опустилась на колени рядом с еще живым парнем, и он посмотрел на нее. Девочка убрала кровавые тряпки, гадая, что же увидит, и страшась этого.

По груди шли четыре длинные, глубокие параллельные раны. Неведомое оружие разорвало одежду и глубоко вошло в загорелую плоть. Сквозь красное проглядывали белые ребра. Маля приложила к ране ладонь, невольно прикидывая, какого же размера были когти, оставившие этот след.

Тут-то ее и затошнило. Она поняла, в чем дело.

Девочка знала, зачем пришли солдатики. Знала, что они ищут, и если найдут свою цель, то Мыш точно умрет.

Глава 8

– Наши друзья утверждают – они столкнулись с диким вепрем, – сказал доктор Мафуз.

Какая глупая ложь. Ни один вепрь на такое не способен. Только чудовище. Только получеловек. Мыш у него в лапах, и если Маля не освободит парня, то Мыш умрет. Если она не сбежит от солдатиков и не найдет способа взять лекарства у доктора Мафуза…

– Маля!

Девочка отвлеклась от зачарованного созерцания ран. Мафуз повторил:

– Я кипячу инструменты. Помой руки, займешься очисткой раны и швами.

Маля поспешила к котлу с кипящей водой, как будто окоченевшая. Солдатики находились везде. Отмываясь, она украдкой поглядывала на них, чтобы изучить врагов.

Выглядели те довольно потрепанными. Ее отец всегда насмехался над подобными. Потертое снаряжение, обожженные кислотой лица, дырки на месте выбитых зубов, но их ружья были заряжены, клинки блестели бритвенно-острыми краями, и, главное, солдатики были везде. Ходили вокруг, набились в хижину доктора, выставили караулы. Они зажгли костры, набрали в старые пластиковые канистры воды из соседнего подвала, покидали на грязный бетон награбленное – от риса до мертвых куриц. Кажется, они обшарили всю деревню.

Высокий чернокожий парень с пронзительными глазами отправил троих набрать дров и развести костер. Его бицепс пересекали три шрама убийцы – значит, он убил девять врагов. Маля попыталась сосчитать шрамы убийцы на других солдатиках, но сбилась: их было слишком много. Вероятно, они убили больше двух сотен человек. Отметины были даже у самого молоденького, которому только и позволялось, что таскать кислоту и мачете, а у самых старших, вроде лейтенанта и раненого солдатика, таких шрамов насчитывалось не меньше дюжины.

– И что мы с этим сделаем? – спросил какой-то солдатик. Маля оглянулась на звук глухого голоса. Мачете раскололо ему челюсть и оставило на лице шрам до самого глаза, но Маля смотрела только на его добычу – козу, которую он вел за собой.

Маля сразу узнала Гэбби, козу доктора.

– Не надо! – попыталась возразить девочка, не сообразив промолчать.

Лейтенант Сэйл беседовал со своими сержантами, но тут соизволил отвлечься, как будто бледный смертоносный богомол посмотрел на дичь.

– Похоже на ужин.

Он продолжил делать пометки на заплесневевшей карте, не думая, что именно приказал и кому испортил этим жизнь.

Солдатик обмотал веревку Гэбби вокруг ее копыт, стянул их и внезапно сшиб козу с ног привычным движением. Гэбби рухнула с грохотом и удивленно закричала, но теперь она оставалась беспомощна, как мешок риса.

Лейтенант Сэйл разговаривал с сержантами, и иногда его слова заглушал шум.

– Гоните его от берега, к югу, – обсуждал сержант детали охоты. – А‑шесть, распределитесь по этому гребню, он пока не тонет во время прибоя. Река прикроет…

Маля бессильно наблюдала, как солдатик опустился на колени рядом с Гэбби, поднял мачете и вонзил его в шею козе. Гэбби в панике заблеяла, но тут клинок вошел ей в горло, и коза замолчала навсегда. Мальчик начал отпиливать ей голову. Хлынула кровь, и Маля отвернулась.

Больше никто этого не заметил или не обратил внимания. Они всегда так поступали – забирали еду у других людей, убивали их. Маля смотрела на солдатиков и ненавидела их. Солдаты были очень разные, черные и белые, желтые и смуглые, худые, маленькие, высокие, низкие, но при этом ничем не отличались друг от друга. Неважно, пытались ли они отвести от себя пули при помощи ожерелья из пальцев, браслета из детских зубов или татуировок на груди. Все равно их покрывали одинаковые шрамы, а глаза были мертвые.

Маля закончила мыть руки и протерла их спиртом, пытаясь не смотреть на расчленение Гэбби.

«Они просто такие, – напомнила она себе, – не надо бороться с тем, с чем бороться не можешь». Ей нужно думать, как Сунь Цзы. Составить собственный план, достать нужные лекарства и убежать к Мышу.

Маля стала вслушиваться в план лейтенанта Сэйла.

– Б‑шесть, взвод Хай-Ло, Потомак… – все эти имена ничего не говорили Мале, но она поняла, что вокруг множество солдатиков, им нужен получеловек, и что жизнь Мыша теперь и ржавчины не стоит. Если они найдут получеловека до возвращения Мали, он решит, что она его выдала, и тогда Мыш умрет, а она застряла здесь, пытаясь подлатать человека, который с радостью отрезал бы ее оставшуюся руку.

Маля закончила мыться, вытащила из горшка простерилизованные щипцы, скальпели и иглы и прошла между внимательно наблюдающими солдатиками к последнему выжившему. Вот бы найти какой-то способ объяснить доктору, что произошло с Мышом.

– Отойдите, – велела она, проталкиваясь сквозь толпу. Солдатики чуть-чуть расступились, но отходить не стали. Доктор поднял голову:

– Вашему товарищу нужен воздух. Лишняя грязь его ранам явно не нужна. Либо вы будете слушаться девочку, либо он не выживет.

– Если он умрет, ты тоже сдохнешь, – пробурчал один из них.

Маля не знала, был ли это Соа или кто-то другой, но раненый парень отреагировал на эти слова.

– Вы их слышали, – прохрипел он, – отойдите, пусть доктора работают.

Маля опустилась на колени и стала тампонировать раны, осторожно отрывая прилипшие кусочки ткани от мяса и проверяя, как выглядят сломанные ребра и не повредили ли они внутренние органы.

Парень ни разу не вздрогнул, только иногда задерживал дыхание, когда она лезла слишком глубоко. Он смотрел прямо перед собой с выражением крайнего презрения. Маля отжала лоскут от крови и продолжила обрабатывать рану.

Какая она дура. Конечно, за монстром охотились. Там везде были отпечатки ботинок и собачьих лап. Не мог же он появиться ниоткуда. Он пришел из Затонувших городов, как и его солдатики. Теперь это было очевидно.

– Не притворяйся, что это сделала свинья, – сказала она.

Раненый солдатик впервые посмотрел на Малю. В зеленых глазах с золотыми искрами вспыхнула жестокость. Лицо, созданное войной. Твердое.

– Если я говорю, что это был вепрь, значит, вепрь.

Маля опустила глаза. Нет смысла возражать. Такие мальчики пролили в своей жизни слишком много крови, и им ничего не стоит отнять еще жизнь-другую. Глупо ему сопротивляться.

– Что-то не так, сержант Ошо?

Голос звучал довольно мягко, но у Мали мурашки по коже побежали. На них смотрел лейтенант: бледная кожа, светлые волосы, пустые серые глаза. Поначалу ей казалось, он похож на труп, такой же бледный, а теперь он скорее походил на насекомое – длинное худое тело и тонкие конечности, но вдруг Маля поняла, кто этот персонаж на самом деле: койволк. Настоящий койволк, кровавый и ржавый. Идеальный хищник. Опасный и умный.

Светло-серые глаза Сэйла остановились на ней:

– Я должен что-то знать?

Ошо пренебрежительно взглянул на Малю:

– Ничего, лейтенант.

– Ты должен мне рассказать.

– Нет. Ошметок хорошо себя ведет.

Лейтенант Сэйл вернулся к грязным картам, раздавать указания другим солдатикам, и Маля наконец-то выдохнула. Она вернулась к работе, надеясь, что рискнет поспешить.

Выбирая из ран листья и мусор, девочка думала о лекарствах, лежавших прямо у нее над головой, в хижине доктора. Солдатики их не нашли. Пока не нашли. Доктор прятал лекарства в чехлах из промасленной кожи, лежавших в книгах с вырезанными страницами. Просто книги. Их там целая куча. И все-таки лекарства в хижине были. Антибиотики, за которые можно выкупить жизнь Мыша у умирающего получеловека. Нужно только добраться до них.

Доктор подошел к Мале с иглой и кетгутом в руках. Видел он очень плохо, даже в кое-как зачиненных очках. Мафузу пришлось сильно наклониться, чтобы осмотреть рану.

– Не так все и страшно, – решил он, – ребра у него крепкие.

Маля указала на одну из ран:

– Эта очень сильно кровоточит.

– Гм, – доктор присмотрелся, – разорван нервно-сосудистый пучок. Нужно ее прижечь, а затем зашить раны.

– Ты хоть что-нибудь видишь, старик? – неожиданно спросил пациент.

Маля посмотрела на него, пытаясь вспомнить имя. Ошо. Сержант Ошо.

– Я вижу, – сказала она, – и шить буду я.

– Кровь и ржавь! Калека будет шить?

– За словами следи, – велела Маля, – а то зашью тебе задницу.

Доктор испуганно дернулся, но солдатик только усмехнулся.

– Смотри-ка, какой смелый ошметок.

– Просто у меня есть игла.

Маля выбрала место и левой рукой воткнула иглу. Рука доктора встретила ее на другой стороне и протянула кетгут сквозь плоть. Затем доктор передал иглу девушке. Вдвоем они составляли почти целого врача. Мафуз и Маля сделали еще один стежок.

– У нас нет никаких вакцин, – сказал доктор, – тебе придется держать рану в чистоте и сухости.

– Знаю, – отозвался Ошо, снова глядевший прямо перед собой.

Судя по состоянию его тела, вряд ли Ошо в самом деле это знал. На темной коже светлели десятки шрамов. Куска уха не хватало, а на шее красовался круглый сморщенный шрам, как будто от ожога или удара ножом – маленькое круглое отверстие, со временем затянувшееся.

Солдатик проследил взгляд Мали.

– Армия Бога, – объяснил он, – снайпер, – и открыл рот, демонстрируя выходное отверстие. Розовый язык был разорван.

– Прошло насквозь. Язык разорвало сбоку. Пуля вышла изо рта. А вот зубы целы, – солдат оскалился. – Все целы. Норны меня уберегли.

– И меня, – Маля подняла культю.

– Не сказал бы.

– У меня осталась левая.

– Ты левша?

– Теперь да.

Она не стала рассказывать ему, сколько времени ушло, чтобы научиться делать левой то, что она так легко делала правой. Иногда девочка переставала понимать, что делает, и чувствовала себя как будто в зеркале, пытаясь что-то сделать левой рукой.

– А у тебя неплохо получается, – признал он.

– Для того, что я делаю, – да.

– А мне больше и не надо.

Маля испуганно посмотрела на солдата. В его голосе прозвучало что-то, похожее на извинение… сожаление?

С ним можно иметь дело? В нем осталось нечто человеческое?

Доктор Мафуз постоянно нудел – любой человек добр по своей природе. Судя по опыту Мали, он слишком хорошо думал о людях, но сейчас, глядя на сержанта по имени Ошо, она думала – в душе этого сурового парня, покрытого шрамами, осталось что-то живое, что она могла бы использовать.

Маля продолжила шить.

– Почему тебя называют Ошо?

Он вскрикнул, когда игла прошла сквозь кожу.

– Убил восьмерых врагов. Зарезал. У них были ружья, а я им горло перерезал. А Ошо – это «восемь» на каком-то языке. – Солдат дотронулся до глубокого ожога на щеке. Метки полковника Гленна Штерна. – Получил полные полосы за это дело. Громкий был случай.

Солдатики, столпившиеся вокруг, закивали.

– Легендарное было дельце, – согласились они.

– А как ты это сделал? – спросила Маля.

– Не твое дело, ошметок.

Всякая мягкость в его голосе исчезла. Даже если в душе у него и оставалось что-то доброе, голос сделался резким и грубым.

– Заткнись и шей.

– Я…

– Я вырву тебе язык и зажарю, если не заткнешься. И съем.

Жесткий и холодный, как кость. Очередной убийца со следами крови за спиной и целой рекой крови впереди.

Маля опустила голову и сосредоточилась на работе, мечтая, чтобы на нее никто не обращал внимания.

Наконец они с доктором распрямились.

– Ну вот, – сказал доктор, – ты поправишься.

У Мали затекли рука и шея. Шить так было ужасно неудобно, но по-другому они не могли. Ошо внимательно оглядел швы.

– А что, аккуратненько, – решил он. – Эй, парни, гляньте, как меня заштопали.

Ага, заштопали. А теперь выметайся отсюда на хрен, чтобы можно было забрать лекарства и убежать.

Если бы солдатики ушли, она еще могла успеть убежать в болота, к Мышу. Даже в темноте Маля почувствовала бы, где он ее ждет. Она приведет доктора. Они договорятся, и Мыш не умрет.

Подошел лейтенант:

– Как ты, сержант?

– В полном порядке, – Ошо сел. Смертельно побледнев, несмотря на светлую кожу, он сумел встать. – Я готов идти дальше.

Его начальник резко дернул головой.

– Отдыхай, солдат. Мы никуда не идем. Будем отправлять поисковые партии, а базу устроим здесь. Какой смысл жить на болоте, если этот жирный городишко вполне способен нас прокормить, – он положил руку доктору на плечо. – Где тут у вас антибиотики?

Сердце у Мали замерло. Это ее, ее антибиотики! Для Мыша!

– У нас их нет, – ответил доктор, – но не беспокойтесь. Рана чистая. Очень чистая. Осложнений быть не должно. Мы все хорошо простерилизовали. Использовали дистиллированную воду и спирт.

Лейтенант притянул доктора к себе.

– Ты что, принимаешь меня за тупое отродье войны? У животных грязные когти. Значит, нужны лекарства.

Маля кашлянула:

– Вы же сказали, это был вепрь.

Лейтенант рванулся вперед быстро, как змея, схватил Малю и сжал ей горло, не давая дышать. Доктор закричал, но солдатики оттащили его назад.

– Что ты за зануда такая? – спросил лейтенант. – Может, взять тебя с собой? Будешь присматривать за Ошо? Если сержант выживет, я тебя даже отпущу и последнюю руку оставлю при тебе, – его жаркое дыхание щекотало девушке щеку, – как тебе идея? Или, может быть, сразу отрезать тебе руку и обмотать вокруг шеи? Она все равно будет с тобой.

Маля не могла дышать, лейтенант полностью перекрыл ей воздух. Он приподнял девушку над землей.

– Или я просто постою так, пока ты будешь дергаться. Люблю, когда дрыгаются хорошенькие девочки.

У Мали перед глазами засияли звезды. Она слышала, как где-то вдалеке доктор Мафуз просил:

– Не надо, пожалуйста. У нас их совсем мало, на случай крайней необходимости. Эти лекарства так сложно достать!

– То есть жизнь моих солдат – не крайняя необходимость?

– Я не это имел…

– Тащите лекарства, док. Ваша девка сейчас задохнется.

Доктор Мафуз полез вверх по лестнице в свою хижину. И только когда он вернулся с таблетками в руках, лейтенант Сэйл отпустил Малю.

Она отползла в сторону, задыхаясь, прижимая руку к горлу. Воздух обжигал легкие огнем.

Солдатики схватили девушку и бросили к сержанту Ошо. Маля с трудом поднялась на колени.

Она услышала, как лейтенант сказал:

– Навалимся, парни. Нужно выставить караулы. Побудем пока здесь.

Нет.

Глава 9

Инфекция завладевала телом Тула, как нападающая армия – городом. От горячки мутилось в глазах. На болотах наступила темнота. В ночи щелкали сверчки и звенели москиты.

Тул разлепил здоровый глаз, приглядывая за рыжим мальчишкой. Лунного света хватило, чтобы различить худую тень, подбирающую острый камень размером с яйцо.

Тул почти улыбнулся. Человеческие дети всегда одинаковые: ребра, углы и немного плоти сверху. Пугала, которых так и хочется разорвать на части и пустить по ветру, как кукол из травы.

На каком бы континенте он ни сражался, они всегда были одни и те же. Этот прыгал, как бледный, веснушчатый кузнечик, проверяя каждый камень в округе, чтобы найти тот, которым можно было бы расколоть Тулу голову, но и он был такой же, как все.

– Я знаю, что ты задумал, парень.

Мальчик посмотрел на Тула зелеными глазами, похожими на осколки бутылочного стекла, и снова принялся проверять каждый камень на берегу – там, куда он мог дотянуться.

– И почему ты меня не остановишь? – спросил мальчик.

– Скоро остановлю.

– Скоро вернется Маля.

Тул фыркнул:

– Твоей сестры нет уже несколько часов. А ты ищешь оружие. Я думаю, мы уже перестали мечтать, что она вернется.

– Она мне не сестра.

– Вы оба люди. Она твоя сестра.

– А ты тогда собака?

Тул рыкнул и попытался сесть, но это оказалось слишком утомительно. Глина, которой монстр залепил раны, чтобы остановить кровь, треснула при движении. Странно, значит, она успела засохнуть. Время текло еще быстрее, чем он думал.

Тул лег обратно, тяжело дыша. Нужно беречь силы.

Глупо, конечно, думать, будто ему осталось, для чего беречь силы, но такова уж природа чудовища. Он был сделан слишком хорошо. Даже сейчас, измученный и израненный, окруженный врагами, Тул пытался выжить. Тело всегда продолжает бороться, даже когда надежда угасла.

Мальчик снова попытался вырваться из руки Тула.

– Не надо, парень.

– Отпусти меня. Я тоже могу принести тебе лекарство.

Тул чуть не засмеялся.

– Нет уж, одного обмана с меня хватит.

Мальчик ощетинился:

– Да что ты понимаешь, собакорылый?

– Я одновременно тигр, гиена и человек, – Тул посмотрел на мальчика, – как ты думаешь, парень, кто из них нарушает обещания?

– Меня зовут Мыш, я тебе уже говорил.

– Да какая мне разница, вы все одинаковые.

– Ты собираешься меня убить, да?

Тул скорчил гримасу. Человеческий ребенок утверждал, что Тул не прав, и это было мерзко.

– Не вини меня за предательство своей сестры.

– Это не она собирается меня убить.

Мальчик просто пытался его отвлечь. Он снова вытянул руку и зашарил в глине, ища оружие. Может, он хотел нащупать мачете? Тул уважал такое поведение. Мальчик тоже пытался выжить.

– Я убиваю, потому что такова моя природа, – объяснил Тул, – как и твоя.

– Я убиваю для еды.

– Так и я ем тех, кого убью, – Тул оскалился.

Глаза мальчика расширились от ужаса, и если бы Тул не устал так сильно и не страдал от боли, он бы рассмеялся.

Глава 10

Бабочки бились и тонули в липких лужах пролитой крови. Маля протирала пол грязной тряпкой, собирая кровь и выжимая в ржавое ведро. Наклонившись в очередной раз, она бросила взгляд на солдатиков, пытаясь приметить что-нибудь интересное, а потом снова принялась за работу.

На этот раз Соа. Смотрит на нее, сидя у огня, задумчивым взглядом хищника, как будто койволк.

Ей не нравилось, что он пялится, но если не смотрел он, то глядел кто-нибудь другой: Слим, или Пузан, или Ошо, или еще какой-нибудь парень с жестким лицом, как будто они молча объясняли друг другу, кто теперь должен смотреть на нее.

Мале не сбежать. Никак. Она вытерла еще лужу крови, пытаясь не кричать. Мыш там, на болотах, вместе с собакорылым, а она застряла здесь, как кролик в силках.

Что бы сделал Мыш в такой ситуации? Может, он бы рискнул просто сбежать? Но ведь девушке нужно сначала найти лекарства, и уйти надо чисто. Если она сбежит, что случится с доктором?

Нет, просто убежать она не сможет, даже если они перестанут смотреть на Малю. Выхода нет. Решения нет. Девочка принялась тереть пол, вкладывая все раздражение в работу.

Послышались шаги. Близко. У Мали мурашки побежали по коже, но она не подняла глаз, тут же увидела прямо перед собой ботинки в луже крови. Вся работа насмарку. Соа. Наверняка Соа.

Она собралась с духом и посмотрела наверх.

Он стоял, слегка улыбаясь:

– Что, не хочется подтирать нашу кровь? Считаешь, ты для этого слишком хороша?

Маля покачала головой.

– Правда? А что тогда рожи корчишь? – Соа опустился на колени, мазнул пальцы в крови и поднял руку. – Ты слишком хороша, чтобы убирать кровь патриотов?

Он медленно провел окровавленными пальцами по ее щеке.

– Думаешь, слишком хороша для нас? Мы звери? Ведь так говорили твои миротворцы, да? Звали нас зверями? Псами? – Он снова опустил пальцы в кровь и коснулся ее лба. Погладил Малю мокрой рукой.

Девочка старалась не вздрагивать от прикосновений солдатика, ведь именно этого Соа и ждал. Он хотел, чтобы ей стало противно. Чтобы Маля вела себя так, как будто она лучше. А если девушка это сделает, он ее просто убьет. Назло.

У Соа вообще нет души. Он как змея, которой нужен только повод укусить.

– Я не хочу драться, – сказала Маля, – хотите, чтобы я убрала, – уберу. Я не хочу драться.

– Не хочешь драться… – рассмеялся Соа. – Опять слова миротворцев. – Он снова опустил пальцы в кровь и измазал ей другую щеку. Резко шлепнул девушку – почти пощечина. – Будешь тут лозунги оккупантов пересказывать? Что там они еще говорили? Око за око и весь мир ослепнет? Или еще какая хрень?

У Мали за спиной кто-то хихикнул. Остальные молча смотрели и ждали, что же Соа сделает дальше.

– Ну? – спросил Соа, – как насчет лозунга? Я жду.

Маля откашлялась. Она знала, о чем он говорит. Когда она была маленькая, эти лозунги писали на всех стенах в городе. Миротворцы платили местным за это, пытаясь купить немного хорошего отношения и заодно заставить людей подумать, как они дошли до такой жизни. Но лозунги и картинки быстро замалевывали цветами разных вождей, и в конце концов миротворцы плюнули на это. Маля пыталась вспомнить какой-нибудь лозунг, который не взбесил бы Соа.

– За мир – разоружайтесь?

– Это вопрос?

Маля покачала головой.

– За мир – разоружайтесь, – повторила она. На этот раз утвердительно.

Соа оскалился, глядя на нее дикими глазами.

– Ага, помню этот. Этот ничего. Миротворцы давали всем рис, зерно и соевые бобы в обмен на сданное оружие. Я продал им старое ружье двадцать второго калибра за мешок риса, который должен был посадить. У него боек проржавел, но они все равно заплатили.

– А я продал ружье сорок пятого калибра, у которого даже патронов не было, – сказал кто-то.

– А какой у них был основной принцип? – спросил Соа у солдатиков. – У девочки провалы в памяти.

– Подставь другую щеку, – сказал какой-то солдатик.

– Перекуем мечи на орала!

– Только звери убивают друг друга!

Лозунги посыпались один за другим, превращая добрые намерения миротворцев в злую шутку. Вскоре солдатики ржали, согнувшись вдвое, и продолжали выкрикивать лозунги. В ход пошли любые высказывания миротворцев, пытавшихся принести мир в Затонувшие города.

Когда веселье прекратилось, Соа посмотрел Мале в глаза.

– Твои миротворцы считали нас тупыми? Думали, мы позволим чужим захватить нас? Сделать нас рабами? Но мы же знали, к чему вы стремились. Мы не склонились, а сражались за страну. – Соа зачерпнул горстью густеющую кровь и с размаху впечатал ладонь ей в лицо. – Когда мы истекаем кровью, ты должна благодарить нас.

Маля попыталась не дергаться, но это было невозможно. Соа не унимался. Он мазал и мазал ее кровью.

– Нравится, а? Нравится? Или ты слишком хороша для нашей крови? А, ошметок? Слишком хороша?

– Хватит, солдат.

К Малиному удивлению, Соа прекратил. Она попыталась проморгаться.

Сержант Ошо, лежа на койке, жестом приказал Соа отойти.

– Не позволяй отродью войны разозлить себя, солдат.

– Я не злюсь. Я просто хочу преподать ей урок.

Голос сержанта, сухой и надтреснутый, все равно звучал властно:

– Думаю, она все поняла.

Кажется, Соа хотел возразить, но потом он взглянул на Малю, и лицо его исказила гримаса отвращения:

– Ладно, поняла так поняла.

– Точно, рядовой. Она все поняла. – Сержант Ошо жестом велел ему отойти. – А теперь спроси у Пузана, когда эта хренова коза будет готова. Пахнет вкусно.

К удивлению Мали, Соа действительно ушел, вытер напоследок руку об ее волосы, отпустил девушку и отошел к огню. Ошо посмотрел ему вслед и кивнул Мале:

– Приведи себя в порядок, а потом займись мертвыми. Их нужно похоронить и всякое такое, – он серьезно смотрел на ее, – и постарайся скрыть свои мысли. Соа мечтает тебя прирезать, а я не собираюсь два раза спасать твою задницу.

Маля глядела на сержанта, пытаясь разгадать, кто он такой. Не человек, конечно, но ведь и не сумасшедший. Он не жаждет крови, он не похож на Соа или лейтенанта, но это не значит, что сержант хороший.

Девочка набрала еще ведро воды и вымылась, а потом принялась обмывать тела и делать их попригляднее. Поправила голову одному солдатику, чтобы сломанная шея выглядела не так ужасно. Ему было никак не больше десяти лет. Пушечное мясо. Таких загребают во время рекрутских наборов, а потом выпускают перед строем, чтобы принимали огонь на себя. Приманка. Даже еще не новобранец. На щеке у него были только три первых полосы от отметки Гленна Штерна.

– Половинка, – пояснил Ошо, – и ведь такие умирают быстрее всех.

Маля разогнулась и посмотрела на сержанта.

– Не то что ты.

Глаза с золотыми крапинками изучали ее, не мигая:

– Если хочешь выжить, приходится быстро учиться. Глупых Затонувшие города пожирают, – он попытался сесть и вздрогнул, – да ты, наверное, сама знаешь. Я не видел ни одного отшметка уже с год. Последней девке вроде тебя лейтенант отрезал голову.

– И это ты сделаешь со мной, когда я тебя вылечу? Отрежешь голову?

– Спроси у лейтенанта, – Ошо пожал плечами.

– Ты всегда делаешь только то, что он скажет.

– Так это работает. Я выполняю приказы лейтенанта. Парни выполняют мои приказы, – он кивком указал на мертвого мальчика, которого обмывала Маля, – и так велит устав.

– Да, сильно устав ему помог.

– Рано или поздно мы все попадаем под пули. Какая разница когда. Если доживаешь до шестнадцати, становишься легендой. – Ошо помолчал, а потом сказал: – Если лейтенант решит тебя убить, я прослежу, чтобы он сделал это быстро. – Потом он дернул головой в сторону костра, где Соа отрезал куски мяса от жарящейся козы. – Соа к тебе не подпущу.

– Ты так заводишь друзей? Обещаешь не пытать их перед смертью?

На покрытом шрамами лице Ошо вдруг мелькнула улыбка.

– Какая-то ты дерзкая для ошметка.

– А я не ошметок. Я из Затонувших городов.

– Все равно дерзкая, – Ошо засмеялся.

Он вел себя почти как человек, будто на его бицепсе не было доброй дюжины шрамов убийцы. Этот злодей мог оказаться кем угодно.

У очага раздался грохот, так что Маля даже подпрыгнула. Горшок лежал на полу, а рис рассыпался по бетону. Один из солдатиков, тощий паренек с отрезанными ушами, дул на руку. Соа орал на него:

– Мать твою, Ван! Не ясно, что горшок горячий? – Он ударил мальчика по голове.

Ван дернулся назад и схватился за нож.

– Еще раз тронешь – порежу.

– Да как же, отродье!

– Заткнитесь оба!

Это был Ошо, который сел куда прямее, чем мог по расчетам Мали, и говорил командным голосом.

– Ван! Собери рис! Подашь нам тот, что лежал сверху, а сам будешь есть тот, который коснулся пола. Соа, иди, принеси воды. И не смейте драться! Мы не Армия Бога, – он махнул рукой. – Выполнять!

– Какие-то проблемы, сержант?

Голос лейтенанта Сэйла донесся из хижины сверху, где он и устроился. В голосе была угроза. Все замерли на месте.

– Я должен о чем-то знать?

– Нет, сэр, – ответил Ошо, – просто маленькое происшествие на кухне.

– Так точно, сэр, – хором ответили солдатики, и Ван тут же начал собирать рис, раскладывать его по пальмовым листьям и раздавать остальным. Солдатики толкались, забирали свою порцию риса и козлятины, а потом расходились по постам. И только когда все поели, Ван присел и собрал остатки риса для себя.

Маля смотрела, как он подбирает последние рисинки, и пыталась понять, что здесь не так и неправильно. Она мучительно вспоминала, а потом вдруг поняла – все боялись.

Они тревожно смотрели в черные страшные джунгли и кидали нервные взгляды на мертвые тела. Все боялись. Четверых их товарищей разорвали на куски за считаные секунды. Несмотря на всю наглость и жестокость, солдатики были слабенькими щенками по сравнению с тем созданием, на которое они охотились в джунглях. И они это знали.

Вот бы был какой-то способ натравить на них получеловека. Маля вернулась к уборке, воображая, как собакорылый раскидывает тела, и мечтая, чтобы джунгли просто перемололи их и сожрали.

Зубы. Маля замерла и потом снова посмотрела на испуганных солдатиков. У джунглей есть зубы, поэтому их и боятся. Маля улыбнулась.

Я дам вам зубы.

Маля встала и отжала тряпку.

– Куда это ты собралась? – спросил Ошо. – Ты еще не закончила.

– Тебе нужны лекарства получше. Я принесу.

– Вы уже все отдали.

– Может, если бы вы вежливо вели себя со мной, а не угрожали, вас бы и лечили лучше.

– Так говорят миротворцы. – Но на лице Ошо мелькнуло что-то похожее на улыбку, и он отпустил ее.

В хижине наверху Маля увидела лейтенанта. Он сидел за грубо сколоченным столом доктора Мафуза, изучал какую-то старую книгу, а доктор, пристроившийся в углу, ровным голосом отвечал на его вопросы.

Лейтенант взглянул на нее, когда она вылезла из люка.

– Чего пришла?

– Мне нужно сменить повязки вашему сержанту. И у нас были какие-то еще лекарства.

– Еще лекарства? – спросил лейтенант. – Вы что-то от нас скрыли, доктор?

Доктор Мафуз удивился, но виду не подал.

– Маля занимается лекарствами, – он дотронулся до очков, – а я почти ничего не вижу, – и он кивнул Мале: – Давай.

Маля посмотрела на лейтенанта.

– Вы хотите, чтобы я достала лекарства?

Он махнул рукой:

– Не раздражай меня.

Маля прошла вперед, присела на корточки в темном углу, стала вытаскивать с нижней полки заплесневевшие книги. Девушке очень не хотелось выдавать тайник доктора, но она подозревала, что солдатики его либо и так найдут, либо выпытают у нее или доктора его местонахождение при помощи ножа.

За первым рядом книг стоял второй. Маля вытаскивала их одну за другой и открывала, демонстрируя запас лекарств. Она доставала из тайничков, вырезанных в страницах, блистеры таблеток, а лейтенант следил за девушкой.

– Вы сказали, у вас их совсем немного, – заметил лейтенант. Доктор тихо вздохнул:

– Больше мы никогда не получим. Их очень сложно достать, а на обмен у нас ничего нет. Те люди, которые торгуют лекарствами на черном рынке, не интересуются тем, что мы можем предложить.

Маля перебирала таблетки, не обращая внимания на жадный интерес лейтенанта. Текст на упаковках ей не давался. Он был куда сложнее тех китайских слов, которые она учила в детстве, но миротворцы нанесли на упаковки схемы для неграмотных из Затонувших городов. По ним было примерно понятно, от чего это лекарство и какая доза нужна.

Маля взяла бы все, но все она бы не смогла вынести. Она перебирала блистеры: лекарства с черного рынка, и старые лекарства, заботливо запасенные, и новые, которые доктор добыл с огромным риском и расходами у контрабандистов с Моховой земли.

Она сгребла полную горсть. Этого хватит. После этого она открыла еще одну книгу и нашла там нужную бутылочку с мутной жидкостью в маленькой стеклянной зеленой бутылке.

Это вытяжка из желез койволка.

Бутылочка лежала в руке, как граната. После неудачного эксперимента с вытяжкой и козами Алехандро доктор Мафуз строго-настрого велел ей спрашивать разрешения, прежде чем брать любые лекарства. Он никогда не обвинял ее напрямую, но вытяжку спрятал, так что сразу все стало ясно.

А теперь Маля подняла бутылочку и показала ее доктору.

– Мне же это нужно, правда?

«Вы понимаете? – вот что она имела в виду, – вы будете готовы?»

Доктор смотрел на нее в ужасе.

Целую секунду Маля боялась, что он ее остановит, но он зашел в тупик. Если он скажет лейтенанту, что в бутылочке, их ждет какое-нибудь невиданное наказание.

– Маля, ты уверена? Это довольно сильное средство.

– Лейтенант хочет, чтобы мы позаботились о его людях.

– Это не простое лекарство.

– Этого-то нам и надо.

Лейтенант Сэйл смотрел то на доктора, то на Малю, не понимая, что прямо у него на глазах ведется два разговора.

– Что это? – спросил он.

– Лекарство для вашего парня, – ответила Маля и посмотрела на доктора Мафуза, моля не выдавать ее.

– Дай посмотреть.

Маля подошла к лейтенанту. Сердце у нее колотилось. Она показала ему зеленую бутылочку, и он посмотрел ее на свет.

– Что там?

– Антибактериальное средство. Мы сами его сделали, потому что купить сложно.

Лейтенанта это волновало мало. Он посмотрел на таблетки у нее в руке.

– А это?

– Вы же хотели лучших лекарств? Это осталось от миротворцев. Отличная вещь. Срок годности всего год как вышел.

Лейтенант сгреб лекарства, повертел их в руках, изучая иностранные этикетки, а потом вернул ей с улыбкой.

– Отлично.

– Да, – согласилась Маля, – великолепные лекарства.

Глава 11

Сержант Ошо лежал, наблюдая за горящим огнем и пытаясь отвлечься от боли в ребрах. Девчонка доктора, спустившись, дала ему что-то, приглушившее боль и немного затуманившее разум. Не так хорошо, как опиаты, которые можно достать в Затонувших городах, но немного помогло.

Караул сменился, и его ребята ужинали. Сержант разглядывал их со своего места, прикидывая, готовы ли солдаты к бою.

Некоторые все еще нервничали и дергались после недавнего сражения с получеловеком, но большинство успокаивалось. Соа казался таким же сумасшедшим, как и всегда. Ван отпускал шуточки – значит, все еще боялся. Пузан спал, безмятежный, как младенец. Несколько человек передавали друг другу бутылку. Будь они ближе к линии фронта, Ошо велел бы им прекратить, но даже солдаты не могут постоянно оставаться начеку. Тем более, они отошли довольно далеко от центра Затонувших городов.

Ошо смотрел, как они пьют, и прислушивался к тихому мужскому разговору и взаимным оскорблениям. Конечно, получеловек ранил их, но Ошо полагал, этим он сделал их сильнее. Если придется снова драться, они будут готовы. Теперь они знают, чего ожидать.

Он лег, пытаясь устроиться поудобнее и зная, что боль в ребрах не даст ему заснуть. Хорошо бы получить еще парочку розовых пилюлек, которые дала ему девчонка доктора, но будь он проклят, если попросит избавить его от боли.

Огонь потихоньку гас, и бутылка с выпивкой пошла на второй круг. Или это была другая бутылка? Ван явно отнял у людей городка больше одной. Он хорошо умел находить всякие тайники. Соа снова жаловался:

– Чем так воняет? Слим набздел?

Ошо принюхался. Соа оказался прав. В воздухе стоял тошнотворный запах крови и мускуса. Ошо еще раз принюхался. Кажется, вонь исходила от тел, лежащих рядом. Это из-за получеловека так воняет? Ошо никогда не слышал, что они чем-то пахнут. Только что они сильные, быстрые и любят убивать. В любом случае запах был мерзкий.

Ошо отвел взгляд от мертвецов – при мысли о потерях его подташнивало: Джонс, Багболл, Альенде. Мертвые и воняют.

Среди всех способов смерти, о которых думал Ошо, когти собакорылого никогда не числились. Он ожидал пули в голову – безусловно. Допускал, что мужчине отрежут руки и бросят в канал истекать кровью. Всерьез рассматривал вероятность того, что взорвется в заброшенном руднике, который оккупировала Туланская кампания. Обо всем этом он успел подумать уже давно.

А вместо этого Ошо получил один быстрый смертоносный удар от получеловека и влетел в дерево. Неудивительно, что ублюдочные хозяева заброшенных кораблей заводят себе полулюдей. Это страшное оружие.

Ошо провел ослабевшей рукой по повязкам и швам. Хорошо, что они нашли доктора и ошметка. Они вдвоем работают лучше этих мясников из Затонувших городов. Их так называемые доктора даже жгут наложить не способны.

Ошо потрогал швы: чистые, идеально ровные стежки стягивали его порванную плоть. Он посмотрел на девчонку, которая старательно мыла горшки под присмотром Аиста. Она молодец. Если док знает, что делать, то она все это исполнила. Хорошо бы иметь такую умелицу во взводе. Ну и что, что она – ошметок.

Ошо следил, как она ходит вокруг, делая привычную работу. Несмотря на отсутствие руки, справлялась она неплохо. Да и смотреть на нее было не то чтобы неприятно. Высокие скулы, темно-коричневая кожа и узкие глаза миротворцев. Ошо подумал, что он бы заинтересовался этой девушкой, даже если бы у нее вместо лица был ожог. Немногие люди шьют кожу так же хорошо, как машина шьет ткань.

Ошо решил порекомендовать ее лейтенанту. Может, стоит взять ее с собой. Хотя придется держать ее подальше от Соа. Соа особенно ненавидит миротворцев, и не пускать его к девчонке будет постоянной головной болью.

Вот и сейчас Соа махал ей.

– Подь сюда, ошметок. Почисти мне сапоги, – Соа лыбился, держа сапоги в руках, – и плюнь, чтобы блестели. Давай-давай! Поцелуй мои сапоги.

Ошо смотрел, но не вмешивался – ему было интересно, до чего дойдет Соа. Он просто так не отстанет. В этом смысле он недисциплинирован.

Девчонка оторвалась от мытья посуды.

– Ты хочешь, чтобы я почистила тебе сапоги? – спросила она.

Ошо нахмурился, услышав ее голос, и попытался сфокусировать взгляд – обезболивающие мешали. Что-то с ней было не так, и от этого осознания у него мурашки по коже побежали. И мерзкий запах тоже становился сильнее. Теперь он был везде. Пахли не только мертвые тела.

Что за хрень?

Девчонка ринулась на Соа.

– Ты хочешь, чтобы я прямо сейчас почистила тебе сапоги? – спросила она. – Точно? Сейчас?

Ошо заставил себя сесть, несмотря на боль в ребрах. Она больше не боится. Раньше она боялась Соа, а теперь нет. Это мелкое отродье войны должно дрожать и умолять о пощаде. А она стоит прямо перед Соа и улыбается.

«Кровь и ржавь, – подумал Соа, – что ты задумала, девка?»

Ошо однажды видел шлюху, которая зарезала солдатика ножом, и она выглядела в точности как докторская девчонка, стоявшая рядом с Соа.

Но у нее в руках была только бутылочка антибиотика, которую девочка весь вечер таскала. Ножа не было. Ничего опасного. Однако она выглядела так, как будто собиралась расправиться с Соа.

Но тогда где ее оружие?

– Соа… – начал Ошо.

При этих словах девчонка оглянулась. Что-то промелькнуло у нее на лице, и Маля замедлила шаг. Смущение?

Вина? Страх?

Очень странно. Кажется, она чувствовала себя неуютно, словно бы хотела за что-то извиниться перед ним. Но потом ее лицо сделалось жестким, и Маля стремительно подошла к Соа.

Соа так ничего и не понял. Он видел только девчонку-ошметка без руки, так что он прямиком угодил в ее ловушку, хотя Ошо и закричал.

Девчонка размахнулась, и струя блестящей жидкости облила Соа с ног до головы. Соа отшатнулся.

– Что за хрень?

Целую секунду Ошо думал, что это кислота, что она где-то достала серной кислоты, хотела сжечь Соа лицо в отместку за его придирки. Но Соа не заорал и не принялся тереть глаза. Он просто стоял на месте с выражением крайнего омерзения на лице, и с солдата падали капли.

– Что это было?

Ошо окатила волна вони, исходящая от солдата. Значит, вот откуда шел этот запах. Соа недоверчиво посмотрел на девчонку.

– Оно воняет, – мужчина сделал шаг к ней, – немедленно почисти меня, отродье!

Но девчонка покачала головой и отошла назад. Соа сделал еще шаг вперед.

– Я сказал…

Ночь разорвал крик. Кажется, кричали в дальнем карауле. Загремели выстрелы, много выстрелов. Потом закричали снова, а еще послышался рык, от которого у Ошо кровь застыла в жилах.

Это получеловек, понял он. Он пришел за ними. Выстрелы и крики вдруг замолкли. Там стояли Кило и Риггс, а теперь там не было никого.

Ошо попытался встать, но рухнул обратно. Лекарства повлияли на него сильнее, чем он думал. Голова кружилась от обезболивающих. Ошо неуклюже замахал своим людям.

– Валите отсюда! Помогите им! Не бросайте своих братьев!

Опять послышались крики и выстрелы, но на этот раз с севера.

«Норны, – подумал Ошо, – он вернулся. Собакорылый нас прикончит».

Он потянулся за винтовкой, чувствуя себя очень уязвимым и одиноким. Что здесь происходит? Где его чертово оружие?

– Соа! – приказал Ошо, – выходи отсюда!

Но Соа не слушал. Или, может быть, Ошо сказал это слишком тихо. В любом случае начальника волновала только месть ошметку. Девочка отступала от него, но почему-то не паниковала. Вокруг ругались и расхватывали оружие, а со всех сторон доносились крики и выстрелы, но девчонка не казалась удивленной.

И она ни капельки не боялась.

Взвод Алиля бросился на звуки боя.

– Осветите их! – крикнул он. В ночи слышались выстрелы. Сверкало оружие.

Ошо пытался встать. Ребра горели огнем, дурнота одолевала. Где, черт возьми, винтовка? Краем глаза Ошо заметил движение. За периметром промелькнула тень – быстрее молнии.

– Тревога!

Из темноты выпрыгнул комок серого меха и клыков. Соа заорал и упал, когда зверь вскочил ему на спину. Еще одна тень промелькнула мимо, выскочила в центр здания.

Койволк?

Соа истекал кровью, а чудовища рвали его на куски. Он кричал и отбивался, пытаясь их отбросить.

Какого хрена койволки напали на целый отряд вооруженных солдат?

Девчонка доктора проскользнула мимо Соа и исчезла в темноте, а койволки все появлялись и появлялись, бросались на него.

Почему не на нее?

Она совсем маленькая. Койволк быстро бы с ней справился. Легкая добыча. Койволки никогда не упускают легкую добычу. Это все бессмысленно. Может, это ночной кошмар? Из-за лекарств?

– Отвалите! – кричал Соа, – отвалите!

Рейс вскинул дробовик, целясь в койволка, но они постоянно двигались. К тому же дробь зацепила бы и Соа.

– Стреляй! – орал Соа. – Стреляй!

Он уже сам походил на животное. Рейс снова прицелился, но тут появились еще койволки и бросились на самого Рейса. Он открыл огонь, и голова одного из зверей взорвалась, орошая все вокруг кровью. Койволки рычали и выли, бегали по всему лагерю, тащили мертвые тела в темноту и гонялись за живыми солдатиками.

Лейтенант спустился по лестнице, крича общий сбор, а доктор шел за ним. Джунгли за пределами круга слабого света кишели хищниками. Где-то послышался треск автомата.

– Берегите патроны, сволочи! – заорал лейтенант.

Ситуация вышла из-под контроля. Солдатики кричали, погребенные под телами койволков. Ошо заметил, что доктор исчезает в темноте за углом здания и в руках у него медицинская сумка.

– Мы потеряли доктора!

Но никто за ним не пошел. Ошо сам поковылял за доктором, хотя ребра разрывала боль. Он рухнул на колени. Пытаясь встать, он снова заметил девчонку. Она притаилась на краю темноты и смотрела на него.

Почему Маля здесь? Или у начальника галлюцинации?

Ошо снова поискал взглядом винтовку. Наконец, он ее увидел – прислоненную к стене, рядом с телом Джонса. Ошо пополз туда, но койволк рвал зубами тело солдатика, мешая тому пройти. Ошо замер на месте. Появился второй койволк. Оба они оскалились и зарычали на мужчину.

И что ему нужно сделать? Смотреть в глаза? Отвести взгляд? Повернуться спиной? Не поворачиваться? Он не помнил.

Вопросы исчезли, когда койволки впились зубами в ноги Джонсу и потащили тело куда-то в темноту.

«Почему они не тронули меня? Я же прямо здесь? – А потом пришел ответ, который сразу расставил все по своим местам: – Потому что она не облила меня этой вонючей хренью, как половину отряда. Это она во всем виновата».

Соа все еще кричал:

– Отстаньте! Уберите их! – но на нем повисли три койволка, а все остальные были заняты, так что Соа рухнул прямо в огонь и дальше кричал уже бессвязно. Койволк соскочил с его спины и покатился по земле – безумная горящая тварь. Соа встал – факел, а не человек.

– Сбей пламя! – закричал Ошо. – Падай!

Но Соа уже ничего не слышал. Он побрел вперед, наткнулся на лестницу, так что загорелась и она. Пламя поползло наверх, в хижину, пожирая пластик и бумагу, и вот уже вспыхнула половина здания.

Ошо бросил винтовку и попытался уползти от ревущего пламени. Ему казалось, в грудь воткнулся десяток ножей сразу. Каменно-тяжелые руки и ноги не слушались.

И вдруг девчонка-ошметок подбежала, схватила его, поставила на ноги. Ошо в ужасе посмотрел на нее:

– Что за…

Она перекинула его руку через свое плечо.

– Я не затем тебя зашивала, чтобы ты сдох. Можешь на меня опереться?

Маля оттащила его от огня, и Ошо показалось, что у него внутри что-то разорвалось.

– Ты нас подставила.

Она не отвечала, таща его прочь. Пламя у них за спиной взвилось выше. От него доносился жар. Если бы у Ошо была винтовка, или нож, чтобы ее ткнуть, или хоть что-нибудь… но боль была слишком сильной, а он слишком слабым. Девчонка не останавливалась, чтобы он перевел дыхание.

– Я тебя убью, – прохрипел он и попытался схватить ее за горло.

– Даже не думай. Я спасаю твою задницу. – Девочка ткнула его в свежий шов, и Ошо согнулся пополам от боли. Он был слаб, как ребенок.

– Зачем?

– Потому что я – дура. – Они дошли до дерева, и Маля подтолкнула его. – А теперь забирайся.

Ошо хотел вернуться, помочь своим мальчикам, но она легко преодолела его слабое сопротивление и снова подтолкнула его вверх.

– Ты им не поможешь, – фыркнула она, – просто ты повел себя почти как человек. Что посеешь, то и пожнешь, солдатик. А теперь лезь наверх!

– Я не могу!

– Либо залезешь, либо тебя съедят койволки. – Она толкала его вверх. – Лезь давай, отродье несчастное.

Огонь охватил остаток здания и стал еще ярче. Патроны взрывались. Та-та-та. Наверное, его винтовка там же. Кажется, швы рвались, пока девчонка помогала ему лезть наверх. Он чуть не ослеп от боли, но все-таки забрался.

Наконец Ошо устроился в развилке ветвей, задыхаясь и плача. Он умирал от боли, но сидел наверху. В безопасности. Живой.

Солдат посмотрел вниз, ожидая, что девчонка залезет сюда же. Может быть, он все-таки сможет ее прикончить за такое. Но Маля ушла. Ее поглотили джунгли. Призрак. Прямо как койволки, которых она призвала.

Ошо вздохнул и прислонился щекой к шершавой коре. Здание горело, швы жгло болью. Тело казалось очень тяжелым. Может быть, лекарства девчонки оказались лучше, чем он думал.

Снова послышались выстрелы. Солдатики сражались всерьез. Койволки выли, но отряд собрался вместе и стал сопротивляться. Патриотический фронт отомстит, как всегда. Убьет в десять раз больше врагов.

Ошо понял, что у него по боку течет кровь. Непослушными пальцами ощупал ребра. Все плохо. Должен был получиться опрятный шрам, но потом хорошенькие ровные стежки не выдержали. В реальной жизни они просто полопались один за другим.

Здание пылало, как факел. Взорвался еще ящик боеприпасов. Это зрелище показалось ему почти красивым. Ошо смотрел в темноту, думая, куда же делась девчонка.

Лучше бы Мале сбежать на край света. Если ее поймают, лейтенант отрежет ей не только счастливую левую.

Солдатики очередями стреляли из автоматов. Койволки выли, умирая.

Ошо прислонился к стволу, который показался ему очень удобным. Он не знал, виноваты ли в этом лекарства или потеря крови, но терял сознание. И, погружаясь в черную бездну, Ошо почти улыбался. Девчонка их сделала. Молодец. Они даже ни о чем не догадывались. Ошо уважал такое. Глаза у него закрывались.

«Тебе лучше бежать, девочка. Бежать и никогда не возвращаться. В следующий раз койволки тебя не спасут».

Глава 12

Люди постоянно претендуют на стойкость, которой не обладают. Но, возможно, на свой собственный человеческий манер они действительно стойкие. В таких местах, как Затонувшие города, дети вырастают сильными, потому что слабые быстро умирают. Но и в каналах Затонувших городов, и на рисовых полях Калькутты дети всегда одинаковы. Или они проигрывают, или убегают, или сражаются и охотятся. И дети везде. Как мыши.

Они лежат по углам разбомбленных зданий или вжимаются в грязь ирригационных канав. Мухи влетают в их носы, рты и глаза. Мышь тут, мышь здесь. И убийство такого никогда не даст даже самого слабого ощущения победы.

Солнце ползло по небу, а Тулу снились мыши, бегающие повсюду. Подумай, Маля. Это не тот путь, которым ты хочешь идти. Подумай, Маля. Это не твой путь.

Я умираю.

Когда Тул был молод, учителя говорили ему, что если он и его стая будут сражаться хорошо и благородно, боевая колесница вознесет их к солнцу. Тул умрет и отправится в поля мяса и меда, и найдет там свою стаю, и они станут охотиться на тигров, разрывая их голыми руками.

Они будут охотиться.

Скоро.

Он вспомнил шокеры, которыми пользовались учителя. При ударе в нос они рассыпали искры. Шокеры вечно угрожали ему, заставляли его сжиматься в ужасе при ударе. Братья и сестры скулили и прятались за спинами друг у друга, лишь бы спрятаться от шокера.

Учителя. Суровые мужчины и женщины с шокерами в руках. Лучшие из лучших, отобранные прямо в лагерях GenSec Military Solutions, Ltd. В ГенСеке знали, как добиться повиновения. Сырое мясо и удары электричеством. Дожди искр.

Плохая собака!

Тул помнил, как дрожал и умолял разрешить ему делать то, чему его учили. Просил разрешения сражаться и убивать. Нападать, когда ему скажут.

Подчиняться.

А потом пришел их генерал. Добрый и честный человек, который спас их от ГенСека. Генерал, который вывел стаю из ада. Они все вместе вылезли из самого пекла, взошли на боевую колесницу солнца и родились заново. В порыве отчаянной благодарности они поклялись генералу Кароа в верности.

Тул, спасенный из ада, должен был служить до конца дней своих. Ему пришлось бы сражаться, но он познал бы счастье защищенности – он принадлежал бы кому-то, кто выше его. Он являлся частью стаи и армии.

Хорошая собака.

Солнце клонилось к закату.

Тул заметил мальчика, который кружил рядом, как стервятник, и наблюдал за ним с плотоядным интересом.

Многих из стаи Тула разорвали стервятники у него на глазах. Стервятники. Псы. Вороны. Они плыли к дальним берегам и умирали. Когда они сражались с Тигриной стражей в Индии, стервятники кружили в мутном синем небе. Они появились там, когда армия еще не высадилась на берег, и ждали трупов. Они знали, что в болотах у устья реки Хугли всегда найдется еда. Но это не остановило генерала Кароа.

Тул и его стая бросились вперед по приказу генерала. Они погибали, разодранные в клочья.

И теперь стервятник тоже кружил рядом, ожидая.

Нет, не стервятник. Мальчик.

Мальчик-мышка.

Тул смотрел на худое рыжеволосое создание, не понимая, почему парень еще не сбежал. Он держал мальчишку за хвост, потому что… Тул порылся в памяти. Разум туманился. Мышонок был узником, а узники полезны. Иногда генерал приказывал хватать солдат противника живыми. Они нужны были ему целиком, не потрошенными.

Тул не помнил, зачем держал мальчика. Решил, что ему все равно. Он умирает. Умирать в чьем-то присутствии не так плохо. Он сам наблюдал за множеством братьев и сестер, когда они уходили. Слушал их признания и воспоминания. Хорошо, когда кто-то рядом при твоей смерти и выслушает тебя.

Мальчик хотел было уйти, но у Тула еще хватило сил его остановить.

– Нет, – проревел он, – ты останешься со мной.

– Почему ты меня просто не отпустишь?

– Отпустить тебя? Ты просишь тебя отпустить? – Тул зарычал от отвращения. – И ты думаешь, Первый коготь Лагоса проявил ко мне милосердие, когда мы сражались один на один? Думаешь, я просил о пощаде, когда он прижал клинок к моей шее? Думаешь, он меня отпустил? – Тул фыркнул. – Думаешь, генерал позволял мне гулять, куда вздумается? Думаешь, Кароа когда-нибудь отпустил хотя бы одного человека? – Тул посмотрел на мальчика. Мальчик казался таким слабым, что его нельзя было не презирать. – Никогда не проси о пощаде. Прими поражение. Просят только собаки и люди.

– Это ты и делаешь? Принимаешь поражение?

– Думаешь, я проиграл? – Тул показал зубы. – За все годы, проведенные на войне, я не знал поражения. Я жег города и уничтожал армии, и небеса над нами горели огнем. Если ты думаешь, что я умираю побежденным, ты ничего не знаешь.

Он лег, вымотанный этим разговором. Он никогда не чувствовал себя таким слабым.

«Смерть – не поражение, – сказал Тул сам себе, – ведь всем предстоит умереть. Всем и каждому. Клыку, и Клинку, и Страху, и всем остальным. Мы все умрем. И ты, наверное, даже последний. Мы были созданы, чтобы умереть».

И все же он продолжал бороться с этой мыслью. Он завоевал себе свободу. Он – и только он – выжил. Плохая собака, которая восстала против хозяина. Тул почти улыбнулся, представив, что бы сейчас подумал о нем Кароа, если бы увидел, как Тул лежит в грязи, истекая кровью. Он фыркнул. Кароа и не заметил бы. Генералы не думают о такой ерунде. Они посылают целые стаи на бойню и покрывают себя славой.

Тул посмотрел на солнце, думая о горящих городах и сердцах врагов, которые ему довелось съесть. Он вспоминал, как его стая бежала по охваченным пламенем улицам, высоко подняв клинки и ружья. Вспоминал, как беженцы пытались сбежать от монстра, отталкивая друг друга в отчаянной надежде. Его стая смеялась над их ужасом. Когда Калькутта пала, они пели триумфальную песнь, забравшись на крыши.

Они делали невозможное: прыгали с огромных дирижаблей, с высоты тридцати тысяч футов, так, чтобы приземлиться за линией войска врага и защитить побережье Нигера. Он убивал гиенолюдей из Лагоса десятками и лично съел сердце Первого когтя.

Когда корабли генерала Кароа прибыли, чтобы изрыгнуть передовые отряды на песчаные пляжи, Тул уже был там и приветствовал их, стоя по колено в кровавой пене и смеясь. Куда бы он ни шел, он завоевывал победу, и генерал награждал его и его стаю.

Он делал то, что невозможно сделать, и пережил то, что невозможно пережить. А теперь Тул лежал, как раньше его братья и сестры, и умирал в грязи, и вокруг его ран жужжали мухи – у него не было ни сил, ни желания смахнуть их. На самом деле неважно, какой путь ты выбираешь, – конец все равно будет один.

Я никогда не был побежден.

Но вслед за этим пришла новая, циничная мысль: «И что же я выиграл?»

Он сражался в тысяче сражений, высоко подняв штандарт Кароа, и что же он выиграл?

– Пожалуйста.

Тул посмотрел на мальчика. Глаза жгла лихорадка, и он почти ничего не видел.

– Ты делаешь мне больно.

Тул посмотрел на свою собственную руку, на сжатый кулак. Удивился увиденному.

Маленького мышонка пришпилили за хвост.

– Отпусти, – прошептал мальчик, – я могу принести тебе лекарство.

Лекарство. Ах, да. Вот в чем дело. Мышонок ни при чем. Лекарство. Вот что важно. Но уже слишком поздно для лекарства. Девчонки не было слишком долго. Осталось уплатить последнее. Осталось одно невыполненное обещание.

Тул медленно повернул голову. От инфекции все тело казалось тяжелым, мышцы шеи застыли, как ириска. Мухи облаком поднялись с тела, когда он опустил лицо в грязную воду. Он глотнул воды и снова лег, тяжело дыша. Язык, казалось, не помещался во рту. Жара джунглей давила на него, как огромная ладонь.

– Сестра тебя бросила, – прохрипел он.

– Она придет, – настаивал мальчик, – просто подожди еще чуть-чуть.

Тул чуть не рассмеялся. Удивительно, как люди доверяют друг другу. Они такие непостоянные. Говорят одно, а делают другое. Именно поэтому был создан его вид. Плюсовые всегда выполняют свои обещания.

– Пора, – сказал он. Тул медленно стащил мальчишку с берега в болото, схватил его голову своей огромной ладонью.

– Еще немного!

– Нет. Девчонка тебя предала. Твой вид – отбросы. Бегут, когда нужно стоять. Убивают друг друга за мусор. Твой вид… – боль заставила его остановиться и отдышаться. – Вы хуже гиен и грязнее ржавчины.

– Она придет! – продолжал настаивать мальчик, но в его голосе появились истерические нотки.

– И сколько времени у нее уйдет, чтобы дойти до доктора и вернуться? – поинтересовался Тул. – Полдня? Два дня? – Он подтащил мальчика ближе.

– Почему ты не можешь просто меня отпустить? – мальчик пытался сопротивляться. Как комарик против великана. – Какая тебе разница? Ты, считай, умер. Я не виноват. Я ничего тебе не сделал.

Тул проигнорировал его слова и погрузил мальчика в воду. Силы у него кончались, иссякали, как вода, выливающаяся из-за дырявой плотины, но на это сил хватит.

Отплати девчонке. Пусть она ответит за предательство. Пусть девица поймет, что если Пятый полк предан, он не оставляет живых.

Генерал и учителя шептали на ухо Тулу, заставляя его действовать.

Мальчик задергался и закричал. Крошечная кучка костей, шрамов, веснушек и рыжих волос. Еще один человечек, который вырастет и станет чудовищем.

– Пожалуйста, – прошептал мальчик, – отпусти.

И снова милосердие. Люди чаще всего о нем просят. Делают с другими худшее, на что способны, а в конце ждут пощады.

– Пожалуйста.

Как трогательно.

Глава 13

– Мыш?

Маля лезла по болотам. У нее ушла вся ночь и кусок дня, чтобы вернуться. Сначала нужно было встретиться с доктором, не попавшись солдатским патрулям, которые лейтенант Сэйл отправил искать ее, а потом снова пробраться на эту уединенную поляну с лужами стоячей воды, скрытую заросшими мхом деревьями.

– Мыш?

– Ты его видишь? – спросил доктор.

Это то место? Мале казалось, что да, но сложно было…

Тут. Аллигатор.

– Вот он! – она бросилась к мертвой рептилии.

– Подожди! – крикнул доктор, но Маля неслась вперед, позабыв обо всем.

– Мыш!

Она замерла, оглядывая болото. Прошло слишком много времени. Слишком долго она выбиралась отсюда. Слишком долго искала дорогу назад. Она с трудом сдерживала слезы.

– Мыш?

Слишком долго Маля пряталась от патрулей, которые прочесывали лес, разыскивая ее и доктора, мечтая о мести. А теперь здесь ничего не осталось.

Где получеловек? Уж он-то должен был остаться.

– Маля…

Обернувшись на тихий голос доктора, она увидела то, на что смотрел он.

Маленькое тело, плывущее в воде. Раскинутые руки. Растрепанные рыжие волосы. Он тихо лежал в изумрудно-зеленой луже.

– Норны, прошу вас… Кали-Мария Милосердная… Норны…

Маля бросилась к телу Мыша и подняла его, не в силах рассуждать разумно. Есть способы вдохнуть жизнь в утопленников и в мертвецов. Она еще может спасти его. У нее есть доктор.

Но, вспоминая всякие истории, она уже понимала, что это всего лишь мечты глупых маленьких детей, желания, которые никогда не сбудутся.

Голова Мыша поднялась из воды – и тут он плюнул ей в лицо грязью.

Маля с криком увернулась, пытаясь понять, почему мертвый плюется, вспоминая все рассказы матери об оживших мертвецах, сама умирая от ужаса, но Мыш вдруг рассмеялся и встал на ноги, и она поняла, что он вовсе не умер.

Он смеялся, урод такой!

Маля схватила Мыша – он был теплый, живой и смеялся. Она всхлипнула от облегчения и немедленно ударила его в живот.

– Ай!

– Животное! Я сама тебя убью! – Она пихнула его, чтобы он ушел под воду. – Ты меня обманул!

Мыш смеялся, пытаясь сопротивляться. Слезы застилали Мале глаза. Она смеялась, плакала, ненавидела и любила его, и весь ужас, который она держала в себе, теперь вырвался на свободу.

– Урод, – она обняла его, – не смей так делать больше! Я не могу тебя потерять! Не могу! – Сказав это, она поняла, что сказала правду. Она потеряла слишком многих. Больше она не выдержит. От ее старой жизни не осталось совсем ничего. А вместо всего это получила только Мыша.

Мыш был неуязвим. Сами Норны присматривали за ним. Солдатики его не замечали. Пули проходили мимо. Еда всегда попадалась на глаза. Мыш умел выживать. Он выживет. И Маля с ужасом осознала, что сделает все, чтобы помочь мальчику выжить.

– Маля, – сказал Мыш, – ты что, правда будешь по мне скучать, если я пулю словлю?

Он все еще смеялся. Попытался оторвать ее от себя, а потом вдруг ударил со всей силы.

– Ты опоздала! – закричал он и ударил ее снова. А потом заплакал, весь трясясь от слез. – Ты опоздала!

Глава 14

Прошло какое-то время, прежде чем Мыш успокоился и смог все рассказать. Получеловек лежал в яме неподалеку, среди корней баньяна, прямо как мертвый тролль из сказки.

Мыш присел на болотистый берег, посмотрел на труп чудовища, отвел рыжие волосы с лица.

– Он меня отпустил, – сказал он, – хрен его знает почему.

– Может, он умер слишком быстро? – предположила Маля.

– Нет. Он меня отпустил, а потом залез туда и свернулся клубком. Этот урод легко мог меня прикончить. У него еще оставались силы, чтобы утопить меня и проследить, чтоб я не вылез, – он пожал плечам, – но он так не сделал.

Доктор ходил вокруг тела, разглядывая его. Монстр впечатлял даже мертвый. Маля и раньше это понимала, но теперь, глядя на доктора рядом с получеловеком, осознала до конца. Получеловек был огромен. Она вспомнила трех мертвых солдатиков и раненого сержанта в хижине доктора Мафуза и задумалась: а на что был бы способен получеловек, если бы был здоров и силен?

Доктор подошел к ним, с трудом пробираясь по грязи.

– Он не умер, – угрюмо сказал он.

– Что?

Маля отскочила, хотя между ней и огромным телом и так было несколько метров.

– Получеловек еще дышит. Этих созданий очень сложно убить до конца.

Мыш распахнул глаза.

– Давайте выбираться отсюда.

– Да, так будет лучше всего, – доктор Мафуз вылез из болота и выжал соленую воду из мокрых штанов, – ведь солдаты будут нас искать. Я бы предпочел забраться поглубже в болото, пока они не пришли сюда.

Мыш не стал ждать доктора. Он тут же бросился в джунгли, перепрыгивая через корни и обходя мягкие кочки, углубляясь в болота. Вскоре от него осталась только тень, едва заметная между заросших мхом деревьев и покрытых лианами стен бывших зданий. А потом он исчез окончательно. Он хорошо это умел.

Доктор хлопнул Малю по плечу.

– Пошли. Нам пора.

– Куда?

Доктор Мафуз пожал плечами.

– Зайдем подальше в джунгли. Там везде есть здания. Найдем новое место, где можно пожить, пока не уйдут солдаты. Рано или поздно они уберутся, и мы сможем вернуться.

Вернуться? Маля остановилась. Оглянулась на Баньян. Вернуться? Ей хотелось оказаться как можно дальше отсюда.

– А чем мы займемся тогда?

– Отстроим городок.

Должно быть, выражение лица выдало Малю, потому что доктор Мафуз улыбнулся:

– Это не так ужасно, как тебе кажется.

– Но вы же знаете, что солдатики вернутся. Пусть не патриотический фронт, пусть Армия Бога, а если не они, то кто-нибудь еще. И нам придется снова бежать.

– Война не может длиться вечно.

Маля посмотрела на Мафуза в упор.

– Вы серьезно?

И поняла по его лицу, что он думал именно так. Он правда надеялся, что все исправится, как будто жил во сне и вообще не замечал, что происходит.

Мафуз был такой же, как ее мать. Она говорила, солдатиков можно в чем-то убедить, подкупить картинами и антиквариатом, который она собирала, и они будут в безопасности, даже если миротворцы уйдут и вожди опять захватят власть.

Когда войска ворвались в город, она прижимала Малю к себе и твердила, что отец за ними вернется. А когда стало ясно, что он не вернется, она заявила, что они смогут купить себе место на корабле, хотя в гавани уже ни одного не осталось.

Маля не замечала происходящего вокруг. Она притворялась.

– Вперед, отродье!

Мыш устроился на низко висящей ветке и смотрел на нее – маленькая тень среди деревьев и лиан.

– Надо идти, Маля.

Доктор стоял и ждал. Так ведут себя взрослые, когда воображают, что они здесь главные. Мыш велел ей шевелить задницей, но Маля не двинулась с места.

Бежать.

Она все время убегала. Как кролик, за которым гонится койволк. Все время искала какое-нибудь новое безопасное убежище, но каждый раз солдатики находили ее и вынуждали бежать снова. Доктор был неправ. Прятаться негде, и она никогда не будет в безопасности, пока не уйдет далеко-далеко от Затонувших городов.

Она оглянулась на умирающего получеловека. Среди корней баньяна виднелась черная куча с совсем темными пятнами. Еда для койволков. Когда-нибудь кто-нибудь наткнется на скелет и не поймет, что здесь произошло.

Мыш прибежал к ним и потянул ее за руку.

– Пойдем, Маля. Солдатики не лягут спать после того, что ты с ними сделала.

Она не двинулась.

– Он тебя отпустил?

– Ну да, и что? Пошли уже! У нас мало времени. – Он посмотрел на неподвижное чудовище. – Я не вырвал у него зубы, если ты об этом. Времени нет, и не знаю как. Даже если бы он совсем умер, я бы все равно его не тронул.

– Их все равно не продать, – сказала она, – глупая была идея.

Доктор Мафуз тронул ее за плечо.

– Если мы заберемся глубоко в болота, солдаты не пойдут за нами. Их собаки не смогут взять след, так что мы будем в безопасности. Мы подождем, пока они уйдут, как всегда. Но сейчас надо идти.

В безопасности?

Маля чуть не рассмеялась от этого слова. Бегство не сулит безопасности. Никогда не сулило и, как она вдруг поняла, никогда ее не принесет. Она такая же глупая, как и ее отец, который считал, что миротворцев не победить, и как мать, которая думала, что солдат из далекой страны любит ее саму, а не ее драгоценную коллекцию, и как доктор Мафуз, который воображает, что в мире еще осталось добро.

– Я обещала, что дам получеловеку лекарство, – сказала она.

– Только потому, что он хотел меня убить, – возразил Мыш, – опасность миновала, поэтому пойдем быстрее.

Но Маля уже обдумывала новую идею, которая дала ей немного надежды. Схема, которая принесет больше пользы, чем постоянное бегство и поиски убежища.

– Я сказала, что помогу ему. Мы заключили сделку.

– Это была ненастоящая сделка!

– Он же тебя не утопил?

– И что?

– Мы можем ему помочь? – спросила она у доктора. – Его можно вылечить?

– Получеловека? – удивился доктор Мафуз. – Подумай еще раз, Маля. Они опасны. С тем же успехом можно привести домой койволка.

– Я уже привела, – отозвалась она, – целую стаю койволков. – Девочка отвернулась и полезла в болото, к чудовищу.

Корни гигантского баньяна, похожие на паучьи лапы, были повсюду. Они легко касались ее лица, когда она отодвигала их. Наконец Маля залезла в тесную дыру, которую получеловек выбрал, чтобы умереть.

– Это не то же самое, что помочь бродячей собаке! – крикнул доктор. – Ты не знаешь, что делаешь!

А ты, можно подумать, знаешь.

Если бы не она, они застряли бы в хижине доктора и ждали, что Соа перережет им горло. Мафуз умел лечить, но ничего не понимал в жизни Затонувших городов. Он не узнает истину, даже если она будет прямо перед ним.

Мале не нужен человек, который говорит о мире. Ей нужно оружие, чтобы вести войну.

Она протиснулась в убежище гигантского чудовища, осторожно протянула руку и дотронулась до него. Мухи поднялись тучей, зажужжали и опустились на тело снова. Кожа получеловека горела под ее ладонью: редкие жесткие волосы, твердые мускулы, раскаленная кровь.

От тела получеловека исходил невозможный жар. Лихорадка сжигала его. Ее рука поднималась и опускалась, когда монстр дышал – рвано и неглубоко. Но все-таки он дышал, хотя лапы смерти уже протянулись к нему.

Маля вынула таблетки, которые украла из хижины доктора, и сосредоточенно всмотрелась в упаковки. Которые?

«Циромакс»? «Ци-Ган»? «Эвритросан»? Китайские иероглифы, которые она не знала, названия, которые никто не использовал для пациента, которого ей было не понять.

Маля посмотрела на доктора, взглядом прося помощи, но он покачал головой:

– Это последние лекарства, которые у нас остались. Дом сгорел, и больше ничего нет. Пошли, Маля. Солдаты не пройдут мимо этого места. А когда они нас найдут, то заставят заплатить за все, что ты с ними сделала. Договориться с ними не получится. Им теперь наплевать, что мы разбираемся в медицине.

– Если хотите, можете идти, – сказала Маля, – только скажите, какие мне нужны лекарства.

– Тут не обойтись парой таблеток! Нужна операция, – ответил доктор, – и шансы выжить у него очень малы!

– Но они же крепкие. Полулюди. Они такими созданы.

– Они созданы для убийства.

Именно.

Кажется, Мафуз прочитал ее мысли:

– Маля, мы не в сказке, где красавица может приручить чудовище. Даже если ты его вылечишь, он не станет тебе подчиняться. У полулюдей может быть только один хозяин. Ты же не станешь дрессировать дикую пантеру? Это просто машина для убийства!

– Но Мыша он не убил.

Доктор Мафуз воздел руки к небу.

– А завтра он может разорвать его на кусочки! Ты не знаешь, как он мыслит, и не можешь им управлять. Это воплощенный убийца! Возясь с ним, ты принесешь войну и жестокость в дом.

– Жестокость? – Маля подняла обрубок руки. – Вроде этого? – она посмотрела на доктора. – Вы никогда не думали, что если бы у нас были ружья и такое чудовище, солдатики бы как следует подумали, прежде чем нас трогать? Что если бы эта тварь была на нашей стороне, нам бы не пришлось убегать?

Мафуз потряс головой.

– Для начала именно эта тварь навела солдат на нас. Если ты хочешь ей заняться, ты утопишь нас всех в крови. Пожалуйста, Маля, из-за него мы уже лишились дома. Теперь ты хочешь еще и жизни лишиться?

А может быть, он прав?

Мафуз заметил ее колебания.

– Жестокость порождает жестокость, Маля.

Маля посмотрела на израненное чудовище. Следы зубов, кровь, вонь от ран. Гнилой запах дыхания. Она сошла с ума? Может быть, получеловек – как койволк? Дикий и жестокий, даже если ты взял его еще щенком и вырастил сам?

А что, если нет? Он не убил Мыша, хотя мог. Солдатик прикончил бы его сразу же, а вот получеловек отпустил. Это тоже надо учитывать.

Маля прижалась ухом к боку чудовища, слушая медленное биение сердца. Прошло не меньше минуты, прежде чем она различила слабый и тяжелый звук. Наверное, это сердце размером с ее голову. Страшно огромное. Страшно опасное.

Она вспомнила, как Соа навис над ней: глаза койволка на лице молодого парня. Подумала о лейтенанте. Как он спокойно и деловито душил ее, пока не вмешался Мафуз. Там убивали и умирали, и она ничего не могла сделать.

Сердце получеловека ударило еще раз.

Страшно огромное.

Она осмотрела раны. На что же он похож, когда здоров? Как же он сражается?

Кажется, доктор, наконец, понял, что она не слушает. Он подошел к ней, раздвигая корни баньяна.

– Подумай как следует, Маля. Это дурной путь. Тебя напугало случившееся, – он полез на берег, – подумай еще раз.

Что-то в поведении доктора ее насторожило. Мафуз двигался слишком быстро… как какой-то хищник. Маля не смогла бы сказать, в чем дело, но она выхватила нож в ту самую секунду, когда доктор бросился на лекарства.

Она взмахнула ножом перед собой, и он отскочил с криком. Маля отпрянула, прижимаясь к умирающему получеловеку. Прижала лекарства к груди обрубком правой руки, не опуская ножа.

– Отойдите на шаг, или я вас ударю.

При виде клинка доктор растерялся. Лицо его исказил ужас.

– Маля…

Ей стало очень плохо. Она чувствовала себя грязной и гадкой. Она почти слышала, как отец насмехается над ней: «Дитя Затонувших городов, до мозга костей». Но она не отступила.

– Не надо, – предупредила она.

Мыш смотрел на них.

– Черт возьми, Маля. А я‑то думал, что это я сумасшедший.

Мале хотелось извиниться, признать, что она не права, исправить все, но нож блестел между ними, а доктор смотрел на нее, как на солдатика, как на лишенное совести чудовище. Она вдруг поняла, что даже если опустит нож и извинится, ничего уже не станет как прежде. Теперь они с доктором Мафузом враги. Нож изменил все.

– Хорошо, – мягко сказал доктор, – хорошо. Не будем спешить.

Он медленно сел, демонстрируя пустые руки. Вдруг он показался очень старым. Старым, усталым, сломленным, измученным. Мале стало дурно. Вот как она отплатила человеку, который ее спас. Ей хотелось плакать, но голос не дрогнул:

– Расскажите мне, как это сделать. Я в любом случае дам ему лекарства.

– Маля, эти лекарства не твои. Ты не можешь раздавать их кому попало. Они нужны людям. Хорошим, невинным людям. У тебя все еще есть шанс поступить правильно, – умоляюще сказал доктор, – потому как ты не должна этого делать.

Маля потрясла нарядные упаковочки с таблетками.

– Сколько ему дать?

Голос Мафуза стал жестким:

– Если ты это сделаешь, то ты больше мне не помощница. Я заботился о тебе, как мог, но это уже слишком.

Мале показалось, что она вышла из окна огромной башни в Затонувших городах и летит вниз, к каналам. Свободное падение. Ничто и никто ее не подхватит. Резкий удар – и ее размажет по земле.

Ей хотелось вернуть все назад, извиниться за нож, за лекарства, за все. Доверие, на которое она полагалась столько времени, рухнуло.

Ты с ними или нет?

Маля посмотрела на доктора. Потом на умирающего получеловека. Она ошибается? Она дура? Норны, как же это решить…

А потом она еще раз посмотрела на доктора, увидела разочарование на его лице и поняла, что это все неважно. Она уже сделала свой выбор, подняв нож. Старый Мафуз никогда никому не причинил вреда, а она замахнулась на него. Все уже сделано. Пути назад нет. Как и говорил ее отец, она – дитя Затонувших городов. Всякое доверие между ней и доктором теперь разрушено. Разрезано ножом.

– Сколько таблеток?

Доктор Мафуз отвел глаза:

– Четыре. Для начала. Четыре. С учетом веса этой твари, тебе понадобится четыре сине-белых таблетки.

Маля неуклюже выдавила таблетки из упаковки. Их придется растолочь и развести в воде, чтобы получеловек смог проглотить их, будучи без сознания. Не опоздала ли она? Не была ли эта жертва напрасной?

– Четыре, говорите?

Доктор кивнул, разочарованный.

– И так каждый день, пока таблетки не кончатся. Совсем.

«Я что, правда это делаю? – подумала она. – Точно?»

Да. Маля совершенно точно это делала, нравилось это ей или нет.

Глава 15

Ошо прислонился к закопченной стене под хижиной доктора и осторожно ощупал раны, которые заново зашил сам. Получеловек здорово порвал его, сломав несколько ребер, но он справится. Новые стежки были грубыми и неровными, но держали. Они не порвутся. Раны болели, но по сравнению с болью в спине это почти ничего не значило.

Двадцать ударов плетью за одну ошибку. Сэйл ходил взад и вперед перед строем примолкших солдатиков и орал:

– Никто из нас никогда не ошибается! Никаких извинений! Мне плевать, обдолбались ли вы, нажрались, или вам оторвало ноги, или вы вообразили себя самим полковником! Вы должны продолжать службу! – после этого он занялся Ошо.

Ван спустился вниз.

– Как швы, сержант?

– Лучше, чем спина.

Ван слегка улыбнулся. Маленькое тощее отродье войны, без ушей и двух передних зубов. Насколько Ошо помнил, в битве с койволками Ван держался отлично. Так хорошо, что заслуживал полноценного знака на щеке. Ошо решил, что сделает парнишку рядовым. Даст шанс по-настоящему показать себя.

– Вы хорошо держались, – сказал Ван.

– Бывало и похуже.

– Все знают, это не ваша вина. Когда мы вас нашли, вы даже говорить не могли.

Ошо фыркнул:

– Забей, отродье. Лейтенант был прав. Мы должны соблюдать дисциплину. Не будет дисциплины – не будет ничего. Кем бы ты ни был. Никто просто так не проскочит.

– Ну да. Вы так обдолбались этими лекарствами, что ничего не соображали. – Ван помялся, а потом сказал: – Лейтенант требует вас наверх.

– Он не сказал зачем?

– Нет, – Ван отвел взгляд.

Ошо посмотрел на обгоревшее здание. На верхнем этаже Сэйл велел построить наблюдательный пункт. Бетон и железо обгорели и обуглились, хижина доктора сгорела дотла, но Сэйл все равно хотел остаться здесь. Инстинкты Ошо требовали бежать подальше от этого гребаного здания, подальше от койволков, но Сэйл холодно посмотрел на него и сказал, что если они покажут, что испугались, штатские в городке начнут вести себя так же, как эта девка-ошметок.

И что они не могут демонстрировать свой страх только потому, что Ошо нежничал с ошметком.

Поэтому-то они согнали к зданию кучку горожан и заставили работать. Если направить пистолет на ребенка, его родители начинают бегать очень быстро.

И теперь Сэйл целыми днями сидел на крыше башни, скрестив ноги, оглядывал джунгли и принимал донесения у разведчиков, которые прочесывали лес, пытаясь найти следы собакорылого, доктора и девчонки, которая была во всем виновата.

– Вам помочь забраться? – спросил Ван.

– Нет.

Это была проверка. Лейтенант любит такое. Удостовериться, что войска ему верны, готовы к выполнению своего долга. Неважно, насколько тяжело Ошо будет залезть по лестнице, неважно, какую боль это ему причинит.

Он встал на ноги и застонал:

– Я сам.

Он медленно лез по бесконечным лестницам на крышу здания, чувствуя, как натягиваются швы, как горит огнем спина. Ошо надеялся, что больше ничего себе не повредит, но на самом деле было неважно. Единственный шанс выжить – доказать лейтенанту, что он все еще верен присяге и сделает все что угодно. Особенно после порки.

Наконец Ошо добрался до верха, хрипя и обливаясь потом.

Сэйл оторвался от своих карт, и Ошо заставил себя вытянуться по стойке смирно. Сэйл внимательно посмотрел на него.

– Как твои раны, сержант?

– Прекрасно, сэр, – Ошо смотрел прямо перед собой.

– А спина?

– Болит, сэр.

– Ты еще легко отделался.

– Да, сэр. Спасибо, сэр.

– Ты помнишь, как мы встретились, сержант?

Ошо сглотнул. Хотелось бы ему это забыть.

– Вы спасли меня.

– Да. Мне показалось, что ты не такой, как все, и я спас тебя. Я мог выбрать любого, но выбрал тебя. Я подарил тебе жизнь, – Сэйл сузил ледяные глаза, – и вот чем ты мне отплатил… – он поморщился. – Полковник Штерн никогда бы не простил подобной ошибки. Он бы обезглавил тебя. Если бы он был на моем месте, ты бы уже служил для остальных наглядным примером.

– Да, сэр.

Вдалеке загрохотала пушка девятьсот девяносто девятого калибра, принадлежавшая Армии Бога.

– Я сделал тебя своим помощником, потому что ты никогда не подводил меня, – сказал лейтенант Сэйл, – и ты хороший солдат. Мы все знаем, ты был ранен, а девчонка опоила тебя. Это единственная причина, по которой ты все еще стоишь здесь. Но смотри, не разочаруй меня снова, сержант. Второго шанса не будет. Даже для тебя.

– Да, сэр.

– Хорошо, – лейтенант жестом подозвал его к себе, – а теперь иди сюда. Пора составить план и принять решение.

Ошо замешкался, не понимая, в самом ли деле он избежал наказания, и Сэйл нетерпеливо взглянул на него.

– Мы не можем торчать тут весь день, солдат. Пора работать.

Ошо подошел и сел рядом.

– Я слышал, полковник Штерн хочет вернуть нас на фронт.

– Да. Полковнику сильно достается от новой артиллерии врага.

– Когда мы выступаем?

Зрачки у Сэйла были как булавочные головки. Он улыбнулся.

– Мы никуда не идем.

– Сэр?

– Мы никуда не идем. Мы остаемся здесь, – указал Сэйл на джунгли, – доктор и девчонка еще не вернулись, и я не уйду, пока не увижу их снова.

– Они спрятались. Они не вернутся, пока мы здесь. А может быть, и вообще не вернутся. Их поглотили джунгли.

– Значит, мы должны дать им повод вернуться.

– Вы хотите их казнить?

– Нет, – покачал головой Сэйл, – я хочу понять, почему они сбежали вместе с лекарствами. Штатские обычно забирают еду или оружие. А эти взяли лекарства.

– Лекарства дорого стоят. Он врач. Девчонка тоже кое-что умеет, несмотря на увечье. Я бы на их месте тоже взял лекарства.

Лейтенант медленно кивнул, но потом сказал:

– Ты заметил, что девчонка прибежала сюда? В панике и ужасе?

– Любой запаникует, наткнувшись на нас.

– Но она уже бежала, когда нас еще не видела. Мы ее удивили.

Ошо вдруг понял:

– Думаете, она бежала от чего-то?

Лейтенант кивнул:

– От чего-то огромного, скорее всего. Что может напугать отродье войны вроде нее? Ошметка, который уже видел моря крови? Крови и боли? – Он посмотрел на зеленую равнину под собой. – Думаю, она увидела в джунглях что-то очень страшное.

– Считаете, собакорылый каким-то образом до нее добрался? – Ошо не мог скрыть сомнение. Это как-то… маловероятно.

– Сержант, сколько времени мы уже вместе?

– Много лет. Всю жизнь.

– И я когда-нибудь ошибался? Тратил силы на операцию, которую не стоило и начинать? Вел вас не туда? Нам когда-нибудь приходилось оставаться без драки и без трофеев?

– Нет, сэр.

– И мне кажется, что в этом городке еще остались вопросы, на которые нужно найти ответ.

– Но полковник ждет нас. Вряд ли он обрадуется, если мы не выполним приказ.

Сэйл ничего не сказал.

– Вы в самом деле думаете, что собакорылый еще жив? – рискнул спросить Ошо.

– Я хочу увидеть его тело.

– И что это изменит? Полковнику плевать.

– На самом деле нет. Этот собакорылый много месяцев оставался в живых на арене.

– Ну да. Великолепные бои. Но мы все умрем, если не вернемся на фронт. Штерн казнит нас.

– Штерн казнит солдат, которые ошибаются и проигрывают. Одно дело – просто прохлаждаться здесь, когда идет война. Сейчас все по-другому, и мыслить надо по-другому, – лейтенант покачал головой, – полковник ждет результатов. Объединенный фронт недолго продержится против Армии Бога с их новыми пушками. Еще немного, и эти крестоцеловальщики отвоюют больше пушек, получат больше мусора, и прилив обратится против нас. Мы потеряем доступ к боеприпасам и оружию, и придется отступать. Эти девятьсот девяносто девятые пушки меняют все. Год-другой, и от нас ничего не останется, как от Туланской кампании.

– И чем тут поможет собакорылый?

– Что тебе известно о плюсовых… о полулюдях? Хоть что-то знаешь?

Ошо потер ребра, вспоминая, как на него обрушился собакорылый.

– Я точно знаю, что больше никогда не хочу с ними драться. Наверное, этого достаточно.

Сэйл рассмеялся.

– Ты никогда не думал, почему собакорылые еще не завоевали мир? Они лучше нас. Быстрее. Сильнее. Многие еще и умнее. Идеальные тактики. Созданы для войны и только для нее.

– А, так они – отродья войны? – пошутил Ошо.

Сэйл улыбнулся.

– Похоже. Испытание огнем закаляет каждого. Но я имею в виду, что тот получеловек уже должен был умереть.

– Да, я не думал, что он справится с пантерами.

– Да нет же, – нетерпеливо сказал Сэйл, – не в этом дело! Большинство полулюдей, когда их берут в плен и им остается сражаться за выживание и только за выживание… быстро умирают. Они хотят вернуться к хозяину и умирают. Это такая система безопасности. Они не способны перейти на другую сторону. Эти существа никогда не пойдут против своих богатеньких хозяев. Они не могут сражаться сами за себя. Худший кошмар любого генерала – восставшая армия плюсовых. Они быстрее, сильнее и умнее, чем средний человек. А если бы они еще обладали независимым мышлением? Это была бы катастрофа! И именно поэтому они умирают, лишившись хозяина или стаи.

Ошо какое-то время подумал над этим.

– А этот не умер.

– Точно, солдат. Этот почему-то не умер. Он ждал. Он прожил много месяцев, а потом сбежал и убил кучу наших людей. Он совершенно одинок, но все еще жив и сражается.

– И что мы можем с этим поделать? Он разорвет нас на куски, как только мы его найдем. Один раз он уже почти это сделал.

– Я думаю, этот монстр может принести нам пользу, – лейтенант пожал плечами.

– Если он еще жив.

– Он здесь, – Сэйл посмотрел на джунгли, – он здесь, и ошметок знает, где он. Если мы найдем девчонку, найдем и получеловека. – Он посмотрел на Ошо: – У меня есть для тебя задание, сержант. Пора реабилитироваться.

Глава 16

Укол иглой. Неожиданно.

Слабая боль.

Значит, сильная уходит.

Тул лежал тихо, пока игла входила в мышцу. Отслеживал уровень жидкости, когда она стала теплом разливаться изнутри. Один кубический сантиметр… три… пять… десять… двадцать. Много. Антибиотик, судя по тому, как жадно поглотило его тело, отвергающее токсины.

Игла вышла наружу.

– Хорошо. Теперь проверь повязки.

Мужской голос. Взрослый человек. Странно для Затонувших городов, где война пожирает юных, не достигших еще зрелости. И, кажется, доктор. Еще одна странность. Тул не мог припомнить, когда в последний раз видел квалифицированного врача.

– Они достаточно чистые.

Женский голос. Запах крови и фертильности. Подросток, человек, женщина.

Мужской голос раздраженно ответил:

– Именно для этого мы их кипятили.

Нежные руки коснулись груди Тула. Сняли гниющие повязки, отходящие от кожи с влажным хлюпаньем. Запах инфекции и железа, крови и гниения.

И снова мужской голос. Ровный, командный. Все же звучит в нем какое-то осуждение или даже отвращение.

– Так, хорошо. Выбери личинок. Они не должны превратиться в мух.

Тул прислушивался, позволяя им работать. Никаких других шагов рядом. Никто не возится, даже не дышит. Их всего двое. И они достаточно близко, чтобы прихлопнуть их на месте. Тул расслабился – преимущество было на его стороне. Глупые слабые людишки не представляют, на что наткнулись.

– Если он выздоравливает, – спросила девочка, – то почему не просыпается?

– Он может никогда не проснуться, Маля. Я знаю, ты надеялась использовать монстра в своих целях, но это только фантазии. Учитывая количество и характер ран, удивительно, что лекарства вообще подействовали. Раны смертельные.

Раны. Точно. Их было как-то невероятно много. Но теперь он выздоравливает и скоро станет собой окончательно. Скоро он сможет охотиться, делать то, для чего создан.

Руки сменили повязку на его ребрах и занялись повязкой на порванном плече. Пальцы осторожно коснулись места, куда аллигатор вонзил зубы.

– Она зарастает, – удивилась девочка.

Мужчина наклонился. От его дыхания пахло табаком.

– Не путай получеловека с человеком. Это демон, созданный для войны. Его кровь сворачивается очень быстро, а клетки восстанавливаются со скоростью растущего кудзу. Если ты ткнешь такое создание ножом, рана закроется за пару минут. На сильные повреждения требуется пара дней. Точно так же на порванные связки, сломанные кости. Ему ничего не страшно. – Мужчина отошел. – И на создание таких монстров мы тратим все свои знания в области медицины.

Тул почти слышал, как мужчина трясет головой.

– А вам какая разница? – спросила девочка.

– Просто я старый дурак, который воображает, что наука может заняться исцелением, а не войной. Например, можно было бы спасти твою руку, а не создавать еще более совершенного убийцу. Подумай об этом. Представь, у всех жителей Затонувших городов есть руки и ноги, и им не надо бояться солдат с мачете. А вместо этого мы создаем чудовищ и воюем.

Девочка затихла. По ее дыханию Тул не мог понять, согласна ли она с мужчиной, возражает или просто задумалась. Наконец, она спросила:

– Он проснется?

– Он жив и поправляется, – ответил мужчина, – он проснется… или не проснется. Радуйся, что он выздоравливает быстрее любого человека в этом мире.

Быстрее, чем ты думаешь, человечек.

Даже за время разговора мужчины и девочки некоторые способности вернулись к Тулу. Мир раскрывался вокруг него, как цветок, широко раскидывая лепестки: обоняние, осязание, вкус, слух. Мир начал проявляться в его мозгу.

Соленый запах и мерный шум воды. Это шепчет океан, запускающий соленые пальцы в болото. Водомерки скользят по поверхности. Солнце ласкает кожу. Шуршит кудзу. Шелестят на ветру березовые листья. Кричат птицы: вороны, сороки, сойки и какаду. Где-то вдалеке скулит койволк и визжит свинья.

Информации становилось все больше и больше. В двадцати метрах от него пробирается между тростниками питон – совсем маленький, не больше двух метров. Над головой белка скребет когтями ствол дерева: судя по запаху, свисающим корням и листве, это баньян.

Операция выстраивалась в голове. Пробелы в шелесте листвы говорили, что в джунглях протоптаны тропы. По запаху воды он определил форму стоячих болот. Он догадывался, куда ведут тропинки в кудзу, по запаху койволка и оленя. Входы и выходы. Самые вероятные места нападения противника, если он окажется окружен. Лучшие пути отхода, если придется отступать. Он видел перед собой карту боя.

При необходимости он сможет сражаться вслепую.

Ветерок пошевелил свисающие ветви баньяна и принес запах дыма. Тул дернул носом. Готовят мясо. Змею. Крысу. Козу. Значит, очагов больше одного. Значит, недалеко деревня, в которой живет несколько семей.

Мужчина и девочка подняли еще одну повязку. Запах гниющей плоти был невыносим. Тулу хотелось зализать раны, покрыть их целебной слюной. Запах заставлял его искать членов стаи. Их языки успокоили бы боль.

Зашуршали листья. Кто-то шел через лес.

Тул прислушался, пытаясь понять, друг это или враг. Тихое, скрытное шлепанье сандалий. Еще один житель джунглей, меньше девочки. Ближе. Ближе. Крадется. Не пахнет металлом, порохом, ружейным маслом и кислотой. Нет, не крадется. Просто осторожничает.

– Везде вокруг солдатики, – сказал пришелец, подойдя ближе, – я замаскировал тропинки лианами и колючками, так что видимых проходов сюда не осталось, но рано или поздно солдатики наткнутся на нас, и тогда нам конец. Как, по-твоему, долго нам еще тут торчать?

Мальчик. Что-то знакомое в голосе и запахе. Тул попытался вспомнить, но лихорадка и кошмары туманили память. Что же такое он помнит о мальчике? Что говорит его запах?

– Сколько солдатиков? – спросила девочка.

– Сорок? Пятьдесят? Или больше? – мальчик сделал паузу. – Они называют себя взводом, но их гораздо больше, чем во взводе Армии Бога.

Девочка фыркнула:

– Ага. Мой старик все время говорил, что они ничего не знают об организации войск. Ты видел лейтенанта?

– Да. Солдатики, на которых ты натравила койволков, с ума сходят. Когда я был там, они прижали Тула к стене и задавали ему вопросы. Даже тетка Селима насела на меня – куда вы делись да что я знаю. Кажется, она хотела меня им сдать.

– Уроды.

– Хватит, Маля, – сказал доктор, – за твои действия расплачиваются другие. Прямо сейчас невинные люди платят за твою безрассудность. Это ты разворошила осиное гнездо, а жалят всех, кроме тебя.

– Вы забыли, что я вас спасла, – зло ответила девочка.

Мужчина ничего не сказал, но Тул чувствовал запах напряжения между ними. Заговорил мальчик:

– Я сказал всем, что не видал ни тебя, ни доктора. Что ты, наверное, сбежала, поскольку ты ошметок и ничего не знаешь о верности, но они и так меня еле отпустили. С этими койволками там такая буча поднялась, – он помолчал, – солдатики и собакорылого тоже ищут. Они не говорят этого прямо, но спрашивают у всех, не было ли в лесу трупов крупных зверей. Свиней. Пантер. Койволков. Думаю, они бы очень заинтересовались, если бы узнали о мертвом гигантском аллигаторе.

Еще бы.

Все возвращалось. Тул вспомнил запах мальчика и запах девочки. Все сходилось воедино. Девчонка-ошметок, мальчик по имени Мыш и врач с лекарствами.

Выходит, юнцы не соврали. У них в самом деле есть лекарства и квалифицированный врач. Теперь понятно, почему поблизости воняет разлагающаяся ящерица. Еще один кусочек мозаики встал на место. Последний враг Тула. Огромная рептилия, мертвая и раздувшаяся, мертвая уже шесть дней, судя по запаху и яростному жужжанию мух. Он был мертв, а Тул – жив.

Поразительно.

– Ну и? Долго нам еще тут торчать? – спросил Мыш.

Последовала неловкая пауза.

– Не смотри на меня, Маля, – сказал мужчина, – ты сама выбрала этот путь. Никто не спасет тебя от твоих поступков.

– Наверное, еще пару дней, – наконец, сказала Маля.

Мальчик зашипел сквозь зубы.

– Не уверен, что мы продержимся столько.

– Нам нужно еще время. Он должен скоро очнуться.

Вмешался разъяренный доктор:

– Маля, мы не знаем, очнется ли он вообще. Мыш заслужил, чтобы ты говорила с ним честно.

– Я думала, вы не скажете этого.

– Будь реалистом. Даже такие чудовища умирают. Они очень сильны, но не бессмертны. Даже если его тело исцелится, то разум мог сгореть в лихорадке. Ты не знаешь, сколько травм он получил на самом деле. Вовлекать Мыша в свои дела нечестно. Может, тебе пора выбрать другой путь? В котором не будет войны и убийств?

– Нет, – возразила Маля, – у меня уже есть план. Если мы будем прятаться, то сможем добраться до самого Приморского Бостона.

– Ты говоришь о том, о чем не имеешь ни малейшего понятия, – сказал доктор, – потому что даже если получеловек сможет сражаться, тебе придется пройти сотни миль, где царят вожди и их армии. А потом? Тебе придется миновать границу. Никому в Манхэттенском Орлеане и Приморском Бостоне не нужно, чтобы война хлынула на север. Их границы защищает далеко не один получеловек. Если ты думаешь, что Объединенный фронт или Армия Бога опасны, то ты понятия не имеешь, на что способна настоящая, хорошо вооруженная армия.

– То есть нам остается просто бегать, пока солдатики собираются отрезать нам головы? Молиться Норнам и Господу, пока они ищут нас? – девочка говорила зло. – Если что-то и поможет нам выбраться отсюда, то это получеловек. Не знаю, как вы, но я иду, как только он придет в себя. Мне надоело убегать и прятаться. Этот монстр – мой билет отсюда.

Осознав, что творится вокруг, Тул с трудом сдержал рык. Запахи и звуки рассказали ему о ландшафте, а теперь он понял и настроения людей.

Девка хотела посадить монстра на цепь. Превратить в верного бойцового пса.

Что же, она хочет сделать то, что не удалось генералу Кароа?

Глава 17

У получеловека вырвался низкий рык:

– Я тебе не пес.

Маля в ужасе обернулась. Монстр уже сел и медленно пытался подняться на ноги. Под баньяновым деревом темнела колеблющаяся тень. Доктор пятился назад, закрывая собой Мыша.

– Ты не кормила меня сырым мясом, ты не чесала меня за ушами, и ты не моя хозяйка!

Маля чувствовала запах разложения и смерти. Она смотрела на получеловека, пытаясь не убежать. Девочка чувствовала, что если повернется спиной, то монстр тут же раздавит ее.

Норны, о чем она думала вообще?

Она забыла, насколько ужасен получеловек. Он был огромен. Тул изучал ее единственным здоровым глазом – желтым, огромным и злобным. Верхняя губа приподнялась, обнажая ряд острых зубов.

Маля сглотнула. Не бежать. Он не должен принять ее за добычу. Норны, как глупо…

Одно дело думать, что можно заключить сделку с чудовищем, когда оно лежит при смерти, а другое – столкнуться с ним. Мышцы, зубы и дикий первобытный голод.

– Маля? – прошептал из-за спины Мыш.

Маля попыталась ответить, но не смогла произнести ни слова. Попыталась еще.

– Все хорошо, – выдавила она.

– Нет, – проревел получеловек, – ты ничто.

Секунду Маля думала, что монстр разорвет ее в клочья, но вместо этого он выпрямился и отвернулся, как будто отпуская ее.

Маля поняла, что не дышала все это время. Монстр ковылял к воде – поначалу неуклюже, а потом все быстрее. Правда, он все равно хромал. Маля вдруг ощутила благоговейный страх: никто не выжил бы после таких ран, но получеловек справился.

Он добрался до берега и присел. Опустил лицо прямо в воду.

– Она соленая, – рискнула крикнуть Маля, но он все равно пил.

Маля ожидала, что он будет лакать, как собака, но он пил, как человек. Закончив, он посмотрел на нее и улыбнулся.

– Мы переносим загрязнения в воде лучше, чем вы, – сказал он, – мы лучше вас во всем.

Получеловек попытался встать, но рухнул на колени. Рыкнул и снова попытался встать. Он кое-как поднялся на дрожащие ноги. Такой огромный и страшный, Тул оставался слабым.

Его уязвимость немного успокоила Малю. Получеловек не непобедим. Да, он сильный, но слабости у него тоже есть.

Получеловек хромал по краю болота.

– Что… – хотел было спросить Мыш, но Маля уже догадалась, что происходит. Тело аллигатора до сих пор плавало в воде, раздувшееся и уродливое. Получеловек медленно забрел в тростники и схватил тело. Выволок его на берег, хрипя от напряжения. Зарычав, он разорвал живот аллигатора и принялся пожирать куски мяса, не обращая внимания на отвратительный запах.

Получеловек посмотрел на них и оскалился.

– Моя добыча! – рыкнул он и погрузил руку в тело аллигатора. Вытащил сердце, – мое. – Впился зубами в алый кусок мяса и проглотил его.

– Мерзость какая, – сказал Мыш.

Желудок Мали сжался, соглашаясь. Существо, похожее на человека, жрало, как животное. Это выглядело неестественно и пугало.

Что это за тварь, на спасении которой она настояла?

Получеловек продолжал насыщаться, отрывая и глотая куски мяса. Но дело явно было не только в еде… как-то странно, торжествуя, он наклонился над добычей. Вырвал сердце врага…

– Ритуал, – прошептал доктор.

Чудовище посмотрело на него желтым глазом, облизывая окровавленные губы.

– Мы питаемся победой, доктор. Живой кровью из еще бьющихся сердец наших врагов. Наши враги дают нам силу. Чем больше врагов мы убьем, тем больше будет еды. Тем сильнее мы станем.

– И вы никогда не прекращаете сражаться, – тихо сказала Маля.

Монстр улыбнулся, обнажая острые зубы:

– Завоеватели кормят себя, девочка, – он проглотил остаток сердца, – потому что мы радуемся врагам и радуемся жизни.

Получеловек хотел сказать что-то еще, но вдруг замер на месте. Насторожил уши и понюхал воздух. Широкие ноздри задрожали. Потом прижал уши к голове, к широкому черепу питбуля.

– Меня зовут Тул, – сказал он, – кажется, ваши враги тоже нашли свою добычу.

Глава 18

– Какие враги? – спросила Маля.

– Я чувствую запах дыма. Дерево. Пластик, – ноздри Тула дрогнули, – мясо. Город умирает.

– Они жгут Баньян? – спросил доктор.

Тул затих, насторожив уши, прислушиваясь к чему-то, что Маля услышать не могла.

– Люди убегают…

В джунглях загрохотали выстрелы – их услышала даже Маля, несмотря на расстояние. Испуганные вороны и сойки поднялись в воздух. Стайки воробьев снялись с места. Снова послышались выстрелы. Маля обменялась встревоженными взглядами с Мышом и доктором.

Получеловек продолжал прислушиваться и нюхать воздух.

– Наши общие враги, кажется, устали от неудач.

– Они уничтожили город?

Доктор собирал медицинские инструменты, швыряя их в сумку.

– Мы должны им помочь! Быстро! Мы нужны там!

Собрав остатки лекарств и протянув их доктору, Маля обнаружила, что рука у нее дрожит. Она вспомнила другие деревни, через которые проходили солдатики. Они набирали новобранцев и жгли дома. Вспомнила, как она проходила мимо обгоревших развалин, по которым бродили только тощие собаки да койволки.

– Док? – спросила она. – Может, нам лучше бежать?

Тул зашелся низким вибрирующим смехом:

– Девчонка дело говорит. Лучше сбежать и выжить, чем идти в торнадо.

Доктор посмотрел на Малю, и от его взгляда она вздрогнула.

– Это ты виновата, – сказал он, – насилие плодит насилие. Я говорил тебе это много раз, но ты не слушала. Ты спустила койволков на солдат, а солдаты сожгли Баньян. Око за око. И так, пока весь мир не погибнет.

Ветер принес дым. Резкий запах горящей жизни, который чувствовала даже Маля.

– Почему вы на меня злитесь? Это же не я сожгла город!

Доктор Мафуз застегнул сумку и посмотрел на Малю:

– Ты идешь или нет?

– Обратно в город? – Маля посмотрела на доктора. – Вы издеваетесь? У нас нет ружей. Нас убьют.

– Мы идем не сражаться. Мы должны помочь всем, кому сумеем.

– Я никуда не иду.

– Маля, ты понимаешь, как тяжело мне было отстоять тебя? Сколько раз я убеждал соседей не изгонять тебя в джунгли? Я ручался за тебя.

Получеловек проревел:

– Люди идут. Вам нужно бежать, или умрете. Выбирайте, пока выбор не сделали за вас.

Маля повернулась к получеловеку.

– Ты пойдешь с нами? – спросила она. – Поможешь нам?

– Это не моя война, – засмеялся Тул.

Мафуз посмотрел на чудовище:

– Ты привел сюда солдат и считаешь, что тебя это не касается?

Тул продемонстрировал зубы, холодно улыбнувшись:

– Не я начал эту войну, не я заставил людей убивать друг друга, и я не выбирал свою судьбу. Я ни в чем не виновен. – Он понюхал воздух и махнул рукой в сторону болот, – но если вы бежите от врагов, я вам помогу, в благодарность за лечение, – он выпрямился в полный рост и показался огромным, – хотя не полезу в битву, которую нельзя выиграть. И я не собираюсь расставаться с жизнью из-за человека.

И тут послышался топот ног. Все, кроме Тула, напряглись. Маля думала, что солдатики бегут по болотам с ружьями наперевес, но это оказались совсем не солдатики. Это была девушка.

Амайя.

Она остановилась, тяжело дыша.

– Ты! – в ужасе воскликнула она при виде Мали, а потом увидела получеловека.

– Амайя, – тихо сказал доктор Мафуз, – что происходит? Что там творится? Где твои дети? Где внук Сальваторе?

– Ты! – повторила она. – Им нужна ты, – она прищурилась, – ведь это ты во всем виновата, ошметок! Они ищут тебя! Мы взяли тебя к себе, а ты навела на нас солдат.

– Амайя… – снова произнес доктор.

Но Амайя уже отвернулась и убежала туда, откуда пришла.

– Она им расскажет, – решила Маля, – она выдаст нас солдатикам!

Она бросилась за девушкой. Если она сможет догнать Амайю, пока та не вернулась в город, пока не рассказала все остальным, может быть…

Кто-то схватил Малю за рубашку и развернул. Она дернулась, пытаясь вырваться, и упала в грязь. Над ней стоял доктор Мафуз.

– Маля, не надо.

Маля поднялась на ноги.

– Она бежит к солдатикам! Если она нас выдаст, мы все покойники! Стоит им узнать, в какой стороне искать нас, не останется ни шанса! – Девочка снова бросилась по тропинке, но доктор удержал ее.

– Это не оправдывает того, что ты хочешь сделать с Амайей, – твердо сказал он.

Маля рванулась в сторону, но доктор оказался на удивление сильным.

– Она хочет нас убить! – Маля потянулась за ножом. Да где же он?

Должно быть, доктор почувствовал ее движение, потому что перехватил руку.

– Вечно ты так! Вот ты какая, значит? Прямо как солдатики! Убийство – единственный выход?

Маля затравленно огляделась, все еще пытаясь высвободиться. Увидела Мыша.

– Поймай ее! – крикнула она. – Амайя не должна вернуться в город!

Мыш нерешительно посмотрел на Малю, а потом на доктора. Маля поймала его взгляд.

– Она нас выдаст, если ты ее не перехватишь!

– Стой на месте, Мыш, – велел доктор, – сделай правильный выбор.

Мыш посмотрел на тропинку, по которой убежала Амайя, потом на Малю. Покачал головой.

– Она больше меня. Я ее не удержу.

Маля боролась и дергалась, пока не упала на землю, увлекая за собой доктора. Его хватка разжалась, и она сумела вырваться. Поспешно девочка вскочила на ноги и посмотрела на Мыша:

– Ты трус. Деревенщина.

Мыш повесил голову, но не побежал за Амайей. Доктор медленно встал. Тул с интересом наблюдал за ними.

Маля посмотрела в сторону городка. Дым все сгущался. Солдатики, наверное, жгут все, и не только городок. Может быть, и урожай. Выжженная земля. Порыв ветра принес дым, и Маля выругалась. Ей нужно было время подготовиться к путешествию на север, но раз Амайя знает их убежище, придется бежать. Готова она или нет, все равно придется.

– Ты можешь идти? – спросила она у Тула.

Краем глаза она заметила разочарование на лице доктора Мафуза – разочарование от мысли, что она не собирается покончить с собой. Ну, значит, это проблема доктора.

Тул изучил ее желтым собачьим глазом.

– Выбора нет. Идти или сражаться. А если мы будем сражаться, то погибнем.

Он был совершенно прав. И почему же она медлит? У них мало еды. Нет инструментов. Ни мачете, ничего.

– Хорошо, – сказала она, – хорошо. – На самом деле ей хотелось кричать от того, как легко и быстро развалился ее план. Отец говорил, что планы боя всегда разваливаются и этого следует ожидать. Генерал должен приспособиться к изменившимся обстоятельствам – это отличает хорошего солдата от плохого. Значит, придется действовать так.

– Нам нужно запутать след, – сказала Маля, – пойдем в болото. По воде, – и она указала рукой куда, – а Мыш может показать нам дорогу. Он знает эти болота. Мы сможем от них спрятаться.

Получеловек согласно кивнул. Дохромал до дерева и оторвал огромную ветку. Ветка громко треснула. Кажется, он решил использовать ее как костыль.

– Черт возьми, – буркнул Мыш, – так ты себя ведешь, когда болеешь?

Получеловек ухмыльнулся и оперся на палку.

– Давай, парень, покажи нам тайный путь.

Они зашли в воду, и тут Маля поняла, что доктор остался на берегу. Она повернулась к нему:

– Док?

Он грустно посмотрел на нее.

– Да бросьте, вы же не всерьез, – сказала Маля, – вы правда хотите тут остаться? Подождать, пока Амайя не приведет солдатиков? – она поманила его за собой. – Они ненавидят вас не меньше, чем меня.

Доктор просто смотрел на нее, и ей стало неуютно.

– Какое-то время я думал, что тебя еще можно спасти, – сказал он, – и сделать немного добрей. Остановить… – Мафуз покачал головой. – Излечить заразу. Я учил тебя лечить, а не убивать. А ты снова и снова выбираешь насилие.

– Вы думаете, что я зря натравила на них койволков? – спросила Маля. – Вы предпочли бы остаться там вместе с солдатиками? Они собирались убить вас, сами знаете. Они этого заслужили. Это они во всем виноваты, поскольку начали войну.

– А ты ничего не сделала, чтобы остановить ее.

– Если бы у меня было оружие, сделала бы.

Получеловек рассмеялся низким смехом. Он похлопал Малю по плечу.

– Война кормит сама себя, а, доктор?

Мафуз с отвращением посмотрел на получеловека.

– Я не должен был разрешать ей тебя лечить.

– Значит, хорошо, что мне не пришлось полагаться на добрую волю пацифиста, – получеловек показал клыки, сверкающие, как лезвия.

Доктор хотел ответить, но получеловек прервал его:

– Прибереги свои увещевания для девочки, доктор. Если бы меня волновало одобрение людей, я бы уже давно погиб. – Он отвернулся и двинулся в болото. – Время идет. Я не собираюсь оставаться тут и ждать, пока сюда приведут солдат с ружьями.

– Доктор? – спросил Мыш.

Мафуз покачал головой.

– Я не оставлю этих людей на растерзание. Пойдем со мной. Или иди с получеловеком. Но людям нужна наша помощь.

Ветер приносил все больше и больше дыма – серого тумана, сильно пахнущего гарью.

У Мали на глаза навернулись слезы. Она посмотрела на доктора. Ей так хотелось, чтобы он перестал сходить с ума, но она понимала, что ничего не может сделать.

– Пойдем, Мыш. Пора, – она тоже двинулась вперед. У нее за спиной Мыш что-то сказал и прыгнул в болото.

– Ты уверена, Маля?

– Нам больше нечего делать там.

– Они взяли нас к себе.

Маля посмотрела на Мыша:

– Прежде всего, нам нужно о себе подумать. Иначе мы умрем.

– Ну да. Вот только я тебя спас.

– А теперь я тебя спасаю. Разве нет? Мы не вернемся туда.

Мыш умолк. Вскоре они догнали получеловека.

– Доктор решил остаться? – спросил Тул.

– Он дурак, – покачала головой Маля.

– У него есть цель, – сказал получеловек, – и поэтому он опасен.

– У меня тоже есть цель, – не согласилась Маля. – Я хочу сберечь свою голову.

– Достойная цель, я уверен.

Маля не могла понять, издевается ли он. Они шли по болоту, и получеловек сказал:

– Кажется, твой брат Мыш тоже нашел себе цель.

– Что ты имеешь в виду?

– Сама посмотри.

Маля оглянулась. Мыш уходил прочь, исчезая в густом дыму.

Глава 19

Маля и Мыш. Мыш и Маля.

У нее всегда лучше получалось спасти их от смерти, а у него лучше получалось помочь им выжить. Она выводила их из-под пуль, вспоминая все, что когда-либо слышала от своего старика про Сунь Цзы и вождей.

Мыш умел выкапывать из-под камней муравьиные яйца и охотиться на раков. Знал, как поймать лягушку. У них не было ничего общего, но они были командой. Маленькой сплоченной командой. И только поэтому выжили.

Когда люди бежали через огромное поле от Ополчения свободы, Маля схватила Мыша и уронила его на землю, так что пули свистели у них над головами. Впереди падали в высокую траву матери, отцы, дети и старики.

Нет смысла бежать, когда у твоих врагов ружья. Нужно замереть, притвориться мертвым, лечь лицом вниз рядом с мертвой женщиной и размазать ее кровь по себе и Мышу. Лежать тихо-тихо, пока они не пройдут над тобой.

Надо замереть недвижно, как камень, пока кровь оглушительно грохочет в ушах. Смотреть прямо на солнце открытыми глазами, как будто ты и впрямь мертв. И тогда солдатики просто переступят через тебя, идя по полю добивать раненых.

Она это сделала. Она спасла его тощую задницу, когда он еще ничего не знал.

А потом, когда Армия Бога схватила ее, а она даже не успела ничего понять, когда они отрезали ей одну руку и собирались отрезать другую, когда они хохотали над ней, Мыш пробрался в их лагерь и встал в полный рост, швыряя камни – камни против пуль, глупость какая. И пока солдатики бегали и хватали оружие, она убежала в другую сторону, истекая кровью, но она осталась жива и могла бежать, а ведь собирались отрезать руки и ноги и повесить ее на дереве. Армия Бога часто поступала так с неверующими.

Потом они нашли доктора, который зашил Мале культю, и все наладилось. Вот только Мыш оказался идеалистом.

Маля посмотрела в дым:

– Мыш!

Она ничего не видела на расстоянии дюжины метров. Где же он?

– Черт возьми. – Она пошла назад.

– Ты умрешь, если пойдешь за ним, – сказал получеловек.

Маля поняла, что он внимательно смотрит на нее.

– Ты видел, что он убегает? – спросила она.

– Я предполагал, что у него есть цель, – уши Тула дрогнули, – но повернул назад он только что.

– Ну, так и где же он? – потребовала Маля. – Ты можешь его найти?

Тул прислушался:

– В паре сотен метров отсюда. И уходит довольно быстро.

– Мыш! – закричала Маля.

Ответа не было. Маля нахмурилась.

– Он отлично знает болота. Надо поймать его, пока он не натворил глупостей.

– Он уже их натворил, – возразил Тул, – и поэтому умрет. И ты тоже умрешь, если пойдешь за ним. К нам движется патруль. Марширует много людей.

– Но ты же быстро двигаешься. Поймай его.

– Ты напоминаешь мне генерала Кароа в миниатюре. Он все время требовал от своих войск все большего и большего. Думаешь, мне легко идти? Не говоря уж о беге, – он помахал костылем из ветки. – Считаешь, это у меня для красоты?

Маля выругалась. Они с Мышом должны были пойти с этим жутким монстром и таким образом выбраться из Затонувших городов. Не просто уйти в болото, а совсем выбраться. На север. В такие места, где еще не было войны. Вроде Приморского Бостона или Пекина. С получеловеком это было бы возможно. Он чувствует патрули, он мог бы провести их через линии войск. Вместо этого Мыш ушел обратно в город.

– Ты можешь сказать, где солдатики? – спросила Маля у получеловека. – Где патрули?

– Да, – он медленно кивнул.

– Тогда помоги мне догнать Мыша.

– Я не настолько хочу умереть, чтобы идти на врага в одиночку и без оружия, – фыркнул Тул.

– Я тебя спасла.

– Спасибо.

– Почему ты мне не поможешь?

– Почему я должен жертвовать своей жизнью, как только получил ее назад?

Мале захотелось на него наорать.

– Потому что я тебя спасла! Без меня ты был бы уже мертв! Мафуз и Мыш бросили бы тебя истекать кровью! Я отдала тебе все лекарства, которые у нас были, лишь бы поставить тебя на ноги!

– И ты полагаешь, что я тебе должен?

– Ты должен! Очень много! И сам об этом знаешь.

Тул медленно присел, так что их лица оказались на одном уровне.

– Может быть, и должен. Может быть, моя честь даже требует, чтобы я отплатил тебе как-то. Но выслушай меня, девочка. Если ты пойдешь со мной, ты получишь шанс выжить и убраться отсюда. Я возьму тебя с собой и помогу убежать, – он выпрямился, – или можешь вернуться и попытаться спасти своего дружка от его собственной глупости.

– Но ты же можешь его найти!

Получеловек растянул губы, показав зубы.

– Ты что, думаешь, я твоя собака?

– Нет! – Норны, как же с ним сложно. Даже солдатики ведут себя разумнее. Получеловек казался ей почти нормальным, но потом вдруг превращался в чудовище. – Помоги мне! Пожалуйста!

– Если я тебе помогу, ты будешь считать, что долг уплачен?

– Помоги мне найти Мыша.

– Кто он для тебя?

– Друг.

– Друзей найти легко.

– Не таких, как он.

– Ты готова умереть, чтобы его спасти?

– Норны… – Маля беспомощно оглянулась, – если он умрет, я тоже умру. Больше мне терять нечего.

Получеловек, огромный и страшный, смотрел на нее. Он не двигался.

– Забудь, – Маля отвернулась и пошла по болоту. – Делай, что хочешь, а я должна его догнать. Если он умрет, я тоже умру. Вот и все.

– Стая, – сказал получеловек, – он один из твоей стаи.

По тому, как он это сказал, стало понятно, что речь идет не просто о собаках или койволках, которые охотятся вместе, а о чем-то важном, высоком и абсолютном.

– Да, – сказала она, – моя стая.

Глава 20

Дым сгущался. Маля отрезала полоску ткани от рубашки, намочила ее в болоте, завязала себе нос и рот и очень старалась не кашлять.

Получеловек, кажется, вообще не замечал дыма. У Мали слезились глаза, она постоянно чихала и кашляла, а получеловек пробирался между деревьев, болот и побегов кудзу неслышно, как призрак. Иногда он поднимал руку, она замирала на месте, и Тул нюхал воздух.

Три раза он велел ей сходить с тропы и лезть прямо в джунгли. Потом они лежали на мокрой земле, слушая, как скользят в подлеске змеи, и когда Малю уже начало все это раздражать, она, тем не менее, услышала шаги. Два раза это были люди из деревни. Ей хотелось окликнуть их, но потом она вспоминала об Амайе и понимала, что они такие же враги, как и солдатики.

Они лежали ниже слоя дыма и смотрели на неясные силуэты плачущих беженцев: старик Сальваторе без младенца, Эмми Сонг, Алехандро, который создал ей столько проблем, бежал с двумя маленькими детьми, которых Маля не узнала, да и не думала, что это дети Алехандро. Люди. Старые, молодые. Совсем дети. Так похожие на всех остальных беженцев, которых ей довелось увидеть.

Жители городка всегда ненавидели отродья войны, а теперь сами стали такими же. Лишенные дома, бегущие, надеющиеся найти приют и безопасность. Несмотря на неприязнь, которую Маля к ним испытывала, она мысленно пожелала им удачи и легкого пути под взглядом Норн.

Люди бежали с рисом, мешками картошки и всем, что могли унести. Унести они смогли очень мало. Девочка смотрела, как они возникают в тумане и исчезают снова, и думала об их будущем.

Смогут ли они найти себе место для жизни или станут такими же, как она, – будут скитаться, не имея даже надежды на приют? Может быть, другая деревня примет их? Или, наоборот, выгонит?

А потом Тул трогал Малю за плечо, они выбирались из укрытия и шли дальше в густой дым. В третий раз, когда Тул увел Малю с тропы, он не заставил ее прятаться. Он вдруг остановился, понюхал воздух, а потом развернулся и повел ее назад. Она хотела спросить, что происходит, но решила, что лучше будет помолчать, как делал сам Тул.

С того мгновения, как они повернули к деревне, он ни разу не заговорил, и даже сейчас, когда он увел ее в спутанные побеги кудзу и вывел на другую тропинку, о которой она никогда не догадывалась, он ничего не сказал.

– Почему? – прошептала она.

Получеловек резким жестом велел ей замолчать. Он изобразил, что держит винтовку, а потом указал туда, куда они шли. Присел. Поднял шесть пальцев и многозначительно посмотрел на нее.

Шесть солдатиков. Сидят на тропинке, в засаде. Без Тула она бы пришла прямо к ним.

Вдруг Тул схватил ее и бросил на землю, зажав ей рот ладонью. Она сопротивлялась, но тут послышались выстрелы, а потом закричали люди, а солдатики смеялись и продолжали стрелять, снова и снова. Все это время Тул лежал рядом, закрывая ей рот, чтобы она не крикнула и не выдала их.

Стреляли футах в пятидесяти. Близко. Она слышала, как кто-то стонет и плачет в дыму. Шаги. Потом последовала короткая возня, один крик, и плач прекратился.

– Тупые штатские, – сказал кто-то. Другой засмеялся. Солдатики. Прямо здесь. В паре ярдов от нее. Голоса медленно удалялись. Закричал от боли кто-то еще.

Тул поднялся, и они двинулись дальше, скользя сквозь дым. Маля молилась, чтобы не кашлянуть и не выдать себя, и вот они уже миновали засаду и бежали дальше, и Тул все время подгонял ее. Девочка с трудом успевала за монстром.

Она двигалась так быстро, что едва не наступила на них, не успев еще понять, что случилось. Везде лежали тела. Дюжины и дюжины мертвецов. Маля встала на месте, борясь с желанием заорать. Землю покрывал сплошной ковер из мертвых тел. Она медленно выдохнула, дрожа. Сделала вдох, пытаясь успокоиться.

Это просто мертвые. Она видела очень много мертвых. Нужно просто идти дальше.

Она пробиралась между телами, стараясь не наступить на них, стараясь не смотреть им в лицо, не обращать внимание на кровь, на жуткие раны. Стараясь не смотреть на Бобби Кросса, который лежал там же.

Но как она ни старалась не замечать мертвецов, какая-то часть сознания Мали фиксировала раны и прикидывала, что с ними нужно сделать. Весь ее медицинский опыт, въевшийся в сознание, подсказывал, как лечить раны, которые нельзя было затянуть. Доктор Мафуз спокойным голосом объяснял ей, что сначала нужно стабилизировать состояние пациента, убедиться, что дыхание и кровообращение не нарушены. Сначала справиться с этим – закрыть сильно кровоточащие раны, потом начинать накладывать шины и шить…

Это она во всем виновата? Это месть армии за койволков?

Малю вдруг стошнило. Все, все вышло наружу. Доктор был прав. Что бы она ни делала, получается только хуже. Одно тащит за собой другое, потом третье, и вот уже вся деревня мертва.

Тул зажал ей рот рукой.

– Тихо ты! – прошептал он. Она дернулась, но он не отпустил. Вместо этого он прижал ее лицо к своему животу, так что даже крики ее были не слышны. Она заплакала, но и эти звуки исчезли.

– Забудь об этом, – прошептал получеловек, – потому что ты обдумаешь все, но потом. Не сейчас. Сейчас ты солдат. Ты исполняешь свой долг перед стаей. Если ты сломаешься, твой Мыш умрет, и ты вместе с ним. Плачь, но потом. Не сейчас.

Маля вытерла мокрые глаза и грязное лицо, кивнула, и они пошли дальше.

Дым рассеивался. Они вышли на край выжженного поля. На обгоревших развалинах сидели вороны. На другой стороне поля она увидела солдатиков. Лейтенант Сэйл и его взвод стояли над группой людей, опустившихся на колени. А посередине, под прицелом…

– Норны…

Глава 21

Ошо вытер сажу с лица. Все его ребята суетились и бегали туда-сюда. Сжечь деревню оказалось сложнее, чем ожидал лейтенант. Часть урожая оказалась мокрой, так что на то, чтобы согнать деревенских на работу, отобрать у них еду и сжечь это на дровах и керосине, ушло гораздо больше времени, чем они планировали, но Сэйл требовал выжженной земли, и Ошо собирался поступить именно так во что бы то ни стало.

Деревенские чуть-чуть сопротивлялись, поначалу. Кто-то попытался убежать в болото, как и ожидал лейтенант, и Ошо слышал выстрелы и крики, когда расстрельная команда встретила беглецов. После этого исчезали уже немногие. Ошо приказал кислотному отряду окружить сопротивляющихся, а сам встал сзади.

Ребра болели, но он не собирался никому показывать, насколько ему плохо. Сегодня никто не заметит ни малейшей слабости. Лейтенант дал ему второй шанс. К тому моменту, как они закончат эту операцию, он снова будет на хорошем счету у Сэйла. Ошо не принимал обезболивающих. Он был готов к войне. К концу дня все это поймут: Сэйл, солдаты, штатские. Каждый из них.

Ошо, скрипя зубами от боли, отправлял патрули из новобранцев в заброшенные здания, требуя выкурить оттуда последних, кто еще прятался в руинах. Остальным он велел выгнать деревенских на работу – сжечь собственную деревню. Он как раз распределял очередной отряд, когда доктор вернулся.

Поначалу Ошо не поверил своим глазам. Половина жителей деревни отчаянно пыталась бежать, ускользнуть от выставленной лейтенантом охраны или рвануть в джунгли, получив хотя бы крохотный шанс, а доктор пришел сюда. Вышел из леса со своей хреновой докторской сумкой.

– Ни хрена себе, – сказал Ван, увидев доктора, – лейтенант был прав. Теперь у нас есть врач. Настоящий гуманист.

Ошо сплюнул, продолжая наблюдать. Какой идиот этот доктор. Он предполагал это раньше, когда он возразил лейтенанту Сэйлу в их первый вечер в Баньяне, но теперь все стало ясно окончательно. Доктор шел по выгоревшему полю, как будто Ржавый Святой собственной персоной явился всех спасти.

В джунглях послышались выстрелы. Та-та-та-та-та-та.

Доктор дернулся и упал.

– Черт! – Ошо вскинул руку. – Вели Хупи прекратить пальбу, быстро.

Один из парней тут же убежал, спотыкаясь на неровной выжженной земле. Ошо медленно пошел по полю к доктору. Тот лежал лицом вниз, прямо в грязи, но пытался сесть. Когда Ошо приблизился, доктор застонал.

– Эй, док. – Ошо опустился на колени и увидел кровь. Сэйл будет в ярости. Над головой просвистела еще одна пуля.

– Кровь и ржавь! Велите Хупи прекратить пальбу, или я ему винтовку в задницу засуну!

– Так точно, сержант!

Ван побежал вперед. Через секунду стрельба закончилась, и Хупи вышел из леса. Он был весь в ранах и ссадинах после нападения койволков, устроенного девкой-ошметком. Мужчина молча подошел и встал над доктором.

– Лейтенант велел оставить его в живых, – бросил Ошо.

– Хреново он выглядит, – Хупи внимательно посмотрел на доктора.

– Потому что ты выстрелил в спину! – Ошо махнул Паку и Аисту: – Отнесите его к начальству.

Повернувшись, он заметил среди деревьев какое-то движение.

– Хупи, мать твою! Ты вообще контролируешь свою зону или нет?

Из джунглей таращился на них какой-то мелкий местный.

– Достань его. Вдруг он знает что-то о получеловеке. – Хупи уже собирался уходить, но Ошо поймал его за руку. – И если он окажется в таком же состоянии, как док, я тебе лично пулю в лоб пущу!

В налитых кровью глазах Хупи горела откровенная ненависть, но он отдал честь и ушел. Интересно, подумал Ошо, а в армиях севера, где воюют большие боссы, столько же проблем с дисциплиной? Хупи следовало наказать за выстрел в доктора. Может, Ошо разжалует его, снимет половину полос. Отдаст его винтовку кому-нибудь способному понять, куда стоит стрелять.

Ошо посмотрел на доктора. Старик тяжело дышал, изо рта у него лилась кровь, пятная седоватую бороду. Глаза у него уже закатились.

Пак и Аист схватили доктора за плечи, готовясь тащить, но Ошо остановил их.

– Не надо, он уже умирает, – Ошо вздохнул, глядя на старика.

– О чем ты думал, старик?

Может, в деревне остался кто-то, кого он хотел спасти, но его девчонки тут не было. Может, кто-то другой? Ошо оглянулся на деревню. Бесполезно.

Доктор снова попытался дышать, и изо рта опять полилась кровь. Кажется, он словил пару пуль в грудь. Удивительно, что он вообще дышит. Кровь и пузыри на губах подсказали Ошо – долго он не проживет. Он снова присел у тела.

– Эй, – сказал он, – ты меня помнишь?

Рука умирающего поднялась, и Ошо сжал ее.

– Да. Ты меня вылечил, – он посмотрел на окровавленную рубашку, – прости, а? Эти парни никакой дисциплины не понимают. Честно говоря, они даже не знают, из какого конца винтовка стреляет.

Доктор не смотрел на него. Ошо не знал, слышит ли его старик или уже слышит что-то совсем другое. Какой глупый способ умереть. Взвод Хупи подстрелил его просто так. Они должны были сгонять людей обратно в деревню, в рабочие отряды, а это была просто месть. Хупи бесили раны, полученные от девчонки, вот он и решил, что доктор такого заслуживает.

Никакой дисциплины.

Доктор уже почти не дышал, а потом и вовсе затих. Рука его обмякла, и Ошо выпустил ее.

– Прости, старик. – Он выпрямился. – Вытащите его мальчишку из джунглей и проследите, чтобы Хупи его не тронул, пока я не задам парочку вопросов.

Он пошел назад по топкому грязному полю, оставив мертвого доктора лежать на земле и все еще злясь на Хупи. Сэйл много говорит о дисциплине, но, в конце концов, они ведут себя не лучше койволков.

Маля смотрела из-за деревьев. Солдаты собрались на почерневшем поле, и, когда один из них встал, она его узнала. Ошо. Сержант, которого она спасла. Ее рука сама собой сжалась в кулак, а потом девочка увидела, вокруг чего собрались солдатики, и чуть не закричала.

Доктор Мафуз. Она узнала зеленые штаны и грязную сине-желтую рубашку, которые он часто носил. Дурацкая одежда, чтобы прятаться и убегать, но он любил яркие вещи. А теперь он лежал в грязи. Глупо. Как глупо.

Солдатики бежали к ней. Тул затащил Малю глубже в джунгли. Мгновение она думала, что ее заметили, но потом солдатики нырнули в чащу в ста метрах в стороне. Послышались выстрелы и крики, и они вышли обратно на поле с каким-то…

Мыш.

Маля рванулась вперед, но Тул удержал ее. Наклонился совсем близко:

– Ты не переживешь этого боя.

Маля в ужасе смотрела, как Мыша тащат по полю. Впереди горел город, здания пылали, как огромные факелы. Крыша обрушилась, ярко вспыхнув, и солдатики радостно закричали.

Где-то вдалеке закричала девушка, но Маля смотрела только на Мыша. Худой рыжий мальчик, такой маленький рядом с солдатиками. Маля попыталась стряхнуть руку Тула со своего плеча.

– Они отрежут ему руки, – прошептала она, – они всегда так делают.

– Ты его не спасешь, – рука Тула сжалась.

– Он спас меня! Я перед ним в долгу!

– А я спасаю тебя. Я в долгу.

– Должен быть способ.

– Почему? Просто потому, что ты так хочешь? Ты приносила жертвы Норнам и Богу-Мусорщику, и? Потому что ты пришла к христианам, раскаялась и пила их глубокую воду? – Тул покачал головой. – Как только ты выйдешь на поле, тебя заметят. Слева и справа от нас расстрельные команды прочесывают лес, и они же наблюдают за полем. Это, – он указал на открытое пространство, – просто место для казни.

Маля злобно посмотрела на него:

– Тебе хоть до кого-нибудь есть дело?

Тул зарычал и вдруг отпустил Малю.

– Хочешь доказать свою любовь к мальчику? Иди. Докажи, – он пихнул ее в спину. – Вперед. Нападай. Бери свой ножичек и нападай. Покажи свою любовь и храбрость, ну?

Маля посмотрела на получеловека, от всей души его ненавидя.

– Я не получеловек.

– А я не твоя собака.

Маля посмотрела на деревню. Над Мышом стояли солдаты. Один из них…

Сэйл…

В руках у него был пистолет. Он медленно обошел мальчика, а потом сделал шаг вперед. Маля прищурилась, стараясь все разглядеть, сама того не желая, но и не имея сил отвести взгляд. Сэйл сунул дуло пистолета в рот Мышу.

Уши Тула встали торчком, вбирая ветер.

– Он спрашивает, где мы, – сказал получеловек, – угрожает ему. Скоро он все узнает и пустится в погоню.

Рука получеловека опустилась на плечо Мале. Рука была тяжелой и жесткой, а голос вдруг стал мягким.

– Пойдем, – сказал он, – лучше не смотреть на такое.

Маля стряхнула его руку и продолжила смотреть. Она не могла отвернуться. Получеловек раздраженно зарычал. Странно, что он просто не схватил ее и не унес. Вместо этого он терпеливо ждал.

– Они его убьют. – Мале стало плохо.

Когда ей нужна была помощь, Мыш вступился за нее. Он кидал камни. Он поступил храбро и глупо и спас ее. А она тут скорчилась среди побегов кудзу, неспособная пошевелиться и испуганная до полусмерти.

– Они его убьют, – снова прошептала она.

– Такова их природа, – отозвался Тул, – пойдем. Тебе и без того снятся кошмары.

Глава 22

Сэйл сунул дуло пистолета в рот пленнику.

– Ты умрешь, сосунок.

Мальчик пытался заговорить, но с девятимиллиметровым стволом во рту это было сложновато. Мелкий, бледный, испуганный, он плакал и пытался умолять. Ошо стоял рядом, глядя в джунгли и ожидая пули.

Мальчик продолжал плакать и говорить что-то, но Ошо старался не слушать. Он давно уже понял, что, если обращаться с отродьями как с людьми, это рвет душу. Мучает тебя и делает слабым там, где надо быть сильным.

Парнишка завыл тоненько и обмочился.

«Просто убей его», – подумал Ошо.

Сэйл любил мучить отродья. Эта черта лейтенанта Ошо тоже не нравилась. Он был сумасшедший. Один из тех уродов, которые вырастают и обнаруживают, что на войне жить легче и веселее всего. Сэйлу нравились чужие страдания.

Сэйл продолжал задавать вопросы, чтобы мальчик думал, будто у него есть шанс. Это как поманить собаку мясом, а потом убрать его подальше и повторить. Заставить мелкого уродца встать на задние лапки и запрыгать, вывалив язык.

Сэйл предлагал свободу. Уговаривал людей сдать семьи, рассказать, где спрятана еда. Он хорошо умел уговаривать. Ошо было противно, и он старался держаться подальше, если мог. Каждый раз отговориться не удавалось. Если лейтенант сочтет тебя слабым звеном, мало тебе не покажется. Иногда приходится стоять рядом, пока очередное отродье войны умоляет о пощаде.

– Она убежала! Вместе со своим получеловеком! Они ушли! Она хотела убежать! На север.

Это показалось Ошо правдоподобным. Девчонка доктора походила на человека, у которого есть план. Она чуть не уничтожила весь отряд.

– Ты ее прикрываешь, – сказал Сэйл.

– Нет! Клянусь! Она сказала мне не возвращаться сюда. Сказала мне этого не делать. Сказала, доктор идиот, и что я тоже. – Он сплюнул кровь, и отчаяние в голосе заставило Ошо приглядеться к нему. Мелкое отродье войны выглядело так, как будто потеряло все. Никакой надежды не осталось.

Сэйл перехватил взгляд Ошо:

– А ты что думаешь?

Ошо прислонился к стене, пытаясь скрыть, как на самом деле болят ребра. Если бы только Хупи не пристрелил доктора. Хорошо было бы иметь в отряде настоящего врача. А теперь жизнь Ошо зависела в основном от воли Норн: если он подхватит инфекцию, то шансов у него нет.

– Мне кажется, он говорит правду, – решил Ошо, – доктор на самом деле был сумасшедшим. Я видел, как тот возвращался в одиночестве. Гуманисты, что с них взять? Благо человеческое и все такое.

– А этот тоже? А девка куда делась? – Сэйл посмотрел на пленника. Ошо пожал плечами:

– Доктор тоже удивился при виде койволков. Девка из Затонувших городов, тамошняя порода. Ошметок она или нет, война у нее в крови.

– Это отродье тоже умненькое.

– Ну, а доктор… – Ошо пожал плечами.

Труп в поле говорил сам за себя. У старика не было инстинкта самосохранения. Он вломился в зону военных действий, как будто на спине у него красовался огромный красный крест, а за спиной стоял целый отряд китайских миротворцев. Глупо. Они сражаются на другой войне. А может быть, доктор только что сошел с ума? Такое случалось. Штатские лишались рассудка и начинали творить глупости. Сами нарывались на пулю, хотя могли бы уйти живыми.

Только не ошметок. Эта девчонка все понимала. Дитя Затонувших городов до мозга костей. Он увидел это в ее глазах, когда она натравила на них койволков. Глаза убийцы. Ошо снова посмотрел на горящую деревню. Какая-то собака вилась вокруг мертвого тела. Интересно, она к хозяину вернулась или искала, чем бы поужинать?

– Ставлю на то, что девка подалась на север с получеловеком, – он сплюнул, – и я бы сам сделал так же.

– Ну да, – лейтенант посмотрел на пленника, – так оно и было, да? Она бросила тебя умирать? Сбежала на север, оставив тут твою трусливую задницу?

Мальчик, кажется, собирался заплакать снова. Ошо от души пожелал, чтобы лейтенант, наконец, его пристрелил, и посмотрел в джунгли.

– Хрен мы найдем их следы, – сказал он, – все эти штатские бегали там туда-сюда и все затоптали. Нам же все джунгли обыскать придется.

– Думаешь, мы их упустили?

Ошо посмотрел на Сэйла, пытаясь понять, ожидает ли он честного ответа или пытается заставить Ошо проявить слабость, но лейтенант тоже уставился в джунгли. Наконец Ошо сказал:

– Я не представляю, как мы найдем их след. Если девка вылечила собакорылого, то они движутся быстро. Когда мы подобрались к нему в прошлый раз, нам просто повезло, и то монстр порвал половину наших, – Ошо потрогал ребра, – четверых убил, и это он еще сам еле двигался.

– Он все еще ранен, – возразил лейтенант, – ведь он не волшебный.

– Да, но, похоже, чувствует себя сильно лучше, чем когда мы видели его в последний раз.

Лейтенант всхрапнул:

– Наверное, ты прав, сержант, – с этими словами он направился в сторону деревни, махнув Ошо: – Прикончи ублюдка.

Ошо посмотрел на мальчика. Глаза у того покраснели, по лицу размазались сопли.

– Прости, парень, – он подозвал ребят. Твик и Пузан схватили отродье и потянулись за мачете. Хорошие солдаты. Не стали тратить пули зря.

– Положи его шею на деревяшку, – сказал Твик, – не хочу лезвие царапать.

Пузан положил мальчика на бревно, и тут он как будто бы проснулся. Словно бы понял наконец, что все кончилось. Он задергался и закричал, и Твик и Пузан удерживали его с трудом. Для такой мелочи молодой человек боролся достойно.

И вдруг мальчик перестал сопротивляться. Грудь его тяжело вздымалась, он весь покрылся потом, но больше не дергался. Он смотрел на Ошо, пока Твик и Пузан заходили сзади. У Ошо возникло неприятное ощущение, как будто отродье накладывает на него какое-то глубоководное проклятье, но мальчик не сказал ни слова. Ошо отвернулся и ушел в сторону городка.

Прости, парень. Ты оказался не в том месте не в то время.

Проблема все время одна и та же. Иногда тебе везет, и тебя забирают в солдаты, вместо того чтобы убить. Дают мачете и бутылку кислоты, и ты изо всех сил стараешься доказать, что достоин. Проливаешь как можно больше крови, чтобы Сэйл от тебя не избавился, а иногда тебе просто отрезают голову.

Он услышал, что мальчик снова засопротивлялся.

– Мать твою, Пузан, ты что, не можешь его удержать?

– Я держу! Сильный, ублюдок.

Ошо вернулся. Дохромал до мальчишки и присел рядом с ним. Велел своим парням отойти.

– Жить хочешь? – спросил он.

Мальчик не знал, что ответить. Он лежал поперек бревна, и лицо у него распухло и покраснело от слез и страха. Ошо подождал, но потом все-таки поторопил его.

– Отвечай, отродье. Жить хочешь?

Мальчик несмело кивнул.

– Как думаешь, в тебе есть что-то от солдата? Ты готов сражаться за Объединенный патриотический фронт? Принять знак? Биться за отечество?

Мальчик странно хрюкнул. Ошо осклабился и похлопал его по затылку.

– Хочешь, конечно, – посмотрел на Твика, – принеси мне раскаленного металла.

– Вы хотите его отметить?

– Ну да. Рожден огнем, так? – он посмотрел отродью в глаза. – Мы все рождены огнем.

Через минуту Твик вернулся с куском арматуры, выдранной из горящего здания. Она светилась и слегка дымилась. Твик замотал один конец тряпкой, от которой несло паленым. Ошо взял у него стальную палку. Несмотря на тряпку, она жгла руку. Он присел рядом с дрожащим мальчиком. Горячо. И хорошо, что горячо.

– Тебя как зовут?

– Мыш.

– Больше нет, – покачал головой Ошо, – мы дадим тебе новое имя. Ты больше не Мыш. – Он посмотрел на горящую деревню, пытаясь подобрать солдатское имя.

Деревня напомнила ему его родной городок, когда-то очень давно. Удивительно, что городок и столько-то продержался. Нельзя жить рядом с войной и не попасть ей в руки. Его семья всегда полагала, что война останется в Затонувших городах, где живут одни тупицы, но война – она как море. Она просто поднимается и поднимается, пока волна вдруг не накрывает тебя и ты не оказываешь в войне по шею.

Ветер сменился, и на них пахнуло дымом. Может быть, так его назвать? Смог? Дым?

Ошо посмотрел на горящую деревню снова, раздумывая над этим вопросом. Деревья ежились под огнем, некоторые уже наполовину сгорели, торчали в дыму причудливыми скелетами. Камни шипели от жара. Мужчине показалось, что он чувствует запах горящего мяса. Свинья или человек, так или иначе. Он перебирал имена, глядя на мальчика. «Ты был уже мертв, – думал Ошо, – а теперь снова жив».

Восставший из мертвых. Его что-то удержало на земле. Да, точно. Так будет хорошо.

Ошо снова хлопнул парнишку по затылку.

– Тебя зовут Призрак, – Ошо потянулся к нему железным прутом, – и сейчас будет больно, парень. Лучше тебе не плакать. Если захнычешь, Твик тут же снесет тебе голову. Объединенный фронт суров. Мы никогда не сдаемся. Ты Призрак. И ты принадлежишь Объединенному патриотическому фронту, отныне и навеки, солдат.

Он смотрел на сопливое, покрытое сажей лицо маленького отродья войны.

– Не благодари, отродье. Но это все же лучше, чем быть мертвым, – и он прижал раскаленный прут к лицу. Три горизонтальных линии.

Потянуло запахом жареной свинины. Мальчик задрожал и дернулся, но выдержал боль, как и все они когда-то.

Когда Ошо встал, солдатик тяжело дышал, но больше не плакал и не просил ни о чем. Сержант похлопал его по спине:

– Отличная работа, солдат, – и велел Твику и Пузану: – Напоите нашего нового брата.

– Ты дал слабину, сержант?

Ошо замер. Голос лейтенанта казался мягким, но таил в себе опасность. Как незаметное движение щитомордника в болоте – мгновение, и ты уже укушен, отравлен и умираешь.

Ошо повернулся. Парни нашли кучу древней мебели, которую разломали и покидали в костер. Все, кто не стоял в карауле, поджидая штатских, которые могли вернуться и попытаться отомстить, напивались, как в последний раз. Один из солдат надел голову какой-то старухи на палку и бегал везде, вопя:

– Я не люблю отродья! – и все смеялись.

Сэйл встал у Ошо за спиной.

– Ты дал слабину?

Ошо отпил из бутылки. Раньше в этой бутылке хранилось… что? Он посмотрел на этикетку. Какое-то чистящее средство, если выцветшая картинка на этикетке не врет. Китайская леди на ней натирала пол, и без того сверкавший как солнце. Ошо отпил еще.

Пузан нашел склад выпивки в лавке старухи. Она спрятала все, как только появились солдатики, но у Вана был нюх на алкоголь. Ошо пил, обдумывая свой ответ.

– Слабину? – переспросил он, протягивая бутылку человеку, который управлял его миром.

– Слабину, – передразнил Сэйл, – ты прекрасно знаешь, о чем я, – он обвел всю компанию рукой с зажатой в ней бутылкой, – зачем ты взял это отродье?

Ошо посмотрел на огонь, рядом с которым стоял новый рекрут в окружении солдатиков. По команде Призрак пил из каждой бутылки, которые передавали по кругу. Ему было страшно. Глаза, как у кролика. Так и ищет, где бы спрятаться. Полосы, которые Ошо положил на его щеку, вспухли и горели.

– Он крепкий, – заметил Ошо, – и верный.

– С чего ты взял?

– Он пошел за доктором в ад.

– Это не верность, а глупость.

– А есть разница? – парировал Ошо, заставив Сэйла поперхнуться, – я считаю, что если он так глуп, чтобы пойти за сумасшедшим доктором, то может оказаться умен, чтобы пойти за тем, кто сбережет его шкуру.

Он сделал еще один глоток обжигающей жидкости. Дрянь какая. Ничем не напоминает то, что привозили на судах «Лоусон энд Карлсон». Самогон какой-то. Может быть, он ослепнет, если выпьет слишком много. Его старик часто говорил, что если пить домашнее пойло, можно ослепнуть.

– И что ты будешь делать, когда щенок решит укусить тебя? – спросил Сэйл. – Например, выстрелит тебе в затылок?

Ошо покачал головой:

– Он не станет.

– Серьезное заявление, сержант.

– Нет. Я бы поставил на парнишку хоть миллион китайских красненьких, – Ошо посмотрел на нового рекрута, – поскольку мы – все, что у него есть.

Оказавшись в океане в полном одиночестве, ты хватаешься за то, что проплывает мимо.

Глава 23

Струсила. Струсила. Струсила-струсила-струсила-струсила…

Это слово отдавалось в голове у Мали, при каждом шаге прочь от деревни становясь все громче.

«Я пыталась им сказать. Пыталась спасти их тупые задницы. Все бы было хорошо, послушай они меня».

Доктор Мафуз часто рассказывал, что есть места, где дети растут, не думая об убежищах и что делать при появлении солдатиков. Места, где легко дожить до двадцати. Мыш должен был родиться там. У него не было инстинктов жителя Затонувших городов. Он был слишком хорошим, пусть и по-своему. Глупый деревенский мальчишка, который не умеет выживать.

Ага, такой глупый, что спас Малю.

Мале ужасно не нравилась эта мысль, но она всплывала снова и снова. Мыш выступил против солдатиков, когда должен был со всех ног бежать в другую сторону. Он бросал камни и увел солдатиков в сторону, пусть даже это был самый глупый поступок в мире.

И почему она не сделала того же самого для него? Она перед ним в долгу. Если бы в деревне оказалась она, он бы что-нибудь придумал.

И именно поэтому он пошел за доктором, к жителям деревни, и именно поэтому его убили.

Струсила.

Это слово звучало в голове у Мали, пока она пробиралась сквозь джунгли вместе с молчащим, прихрамывающим получеловеком.

Струсила.

Уже стемнело, но эта мысль никак не отпускала ее. Она мучила Малю, когда девочка устроилась поспать среди сучьев на дереве. А утром мысль проснулась вместе с ней и плясала в голове, пока Маля слезала вниз, голодная и измученная ночными кошмарами.

Она струсила.

Желтоватый рассветный свет с трудом пробивался в джунгли, раскрашивая туман. Маля огляделась. Ей было плохо, и она уже чувствовала, что плохо будет до самой смерти. Девочка никуда от этого не денется. Она убежала, вместо того чтобы помочь своей семье – единственной семье, какая у нее была.

Маля поступила так же, как отец.

Когда миротворцы, наконец, бросили пятнадцатилетнюю попытку сделать цивилизованными Затонувшие города, он даже не оглянулся. Просто убежал на корабль вместе с оставшимися в живых солдатами, а в город хлынули вожди со своими людьми.

Маля помнила выстрелы и взрывы. Помнила, как они с матерью отчаянно бежали к докам, уверенные, что миротворцы приберегли для них место. Она помнила, как неслись люди в гавань Потомака, когда последние транспортники миротворцев и торговые корабли ставили паруса, оставляя их на берегу. Помнила, как разворачивались эти огромные белые паруса, как клипера вставали на подводные крылья, когда паруса ловили ветер.

Маля с матерью стояли в доках и махали руками, умоляя корабли вернуться, умоляя отца позаботиться о них, а потом напирающая сзади толпа просто столкнула их в океан. Все в этой толпе просили того же самого.

Отец бросил ее, а теперь и она поступила так же. Мыш и доктор рисковали ради нее всем, а она просто ушла. Спасала свою шкуру, потому что это было легче, чем рискнуть чем-то в свою очередь.

«Так и убивают людей. Если бы ты их любила, тебя бы убили уже сотню раз».

Она часто видела такое, когда пыталась сбежать из Затонувших городов после провала миссии миротворцев. Она видела, как люди умирают, пытаясь сохранить свои принципы. Люди, которые думают, что еще существует добро и зло. Люди, которые пытаются спасти других. Люди вроде ее матери, которая погибла так жутко, что Маля до сих пор не могла об этом вспоминать. Выжила одна Маля. Остальных ошметков прикончила Армия Бога, Объединенный патриотический фронт и Ополчение свободы, а Маля выучила все принципы Сунь Цзы и выжила.

Вот только когда ты выживаешь, за твоей спиной встает целая армия призраков – призраков тех, кого ты оставила. И сейчас, прохладным утром в джунглях, все они были рядом с ней. Школьные друзья. Учителя. Лавочники. Старухи. Семьи. Мать. А теперь еще доктор Мафуз и Мыш.

Никто больше не видел тех, кто остался позади, но она знала, что они здесь и смотрят на нее. А может быть, это Маля смотрела на себя, и ей не нравилось то, что она видела. Она знала, что собственного осуждающего взгляда не избежит никогда.

– Я возвращаюсь, – внезапно сказала Маля.

Получеловек обернулся, услышав ее голос. На рассвете он казался совсем чужим и незнакомым, не таким, каким она его запомнила. Он ел что-то, что вполне могло оказаться змеей, но проглотил это прежде, чем она разглядела как следует. На какое-то мгновение ей показалось, что она видит всех, кто дал ему свое ДНК: чудовищная смесь тигра, гиены, собаки и человека.

– Слишком поздно, – сказал он, – если кто-то и выжил, их не обрадует твое возвращение. Те, кого ты любишь, мертвы.

– Тогда я их похороню.

Тул внимательно посмотрел на нее:

– Для тебя это будет опасно.

– Почему ты всего боишься? Ты не хочешь драться? Тебе неприятно? Ты больше не хочешь сражаться? Я думала, ты создан для крови и убийств.

Тул зарычал, и Мале вдруг показалось, что он сейчас бросится на нее. Потом ответил:

– Я не сражаюсь, если не могу выиграть. Не путай это с трусостью.

– А что случится, если тебе не придется выбирать? Если война просто обрушится на тебя.

– А у меня не будет выбора? – спросил Тул. – Эта битва назначена самими Норнами, что ли? – он указал на север со словами: – Впереди нас ждет очень много битв, и они хотя бы могут послужить какой-то цели. А идти назад в твою деревню бессмысленно.

Маля поморщилась.

– Отлично, поступай как знаешь. Я возвращаюсь.

Она повернулась и ушла в джунгли. Она знала, что Тул прав. Они уже погибли. Глупо даже думать о них. Доктор погиб. Мыш погиб. Возвращение ничего не изменит. Но она не могла поступить по-другому.

Да, она все равно струсила. Но возвращение может избавить ее от отвращения к себе. Может, если она вернется, призраки отстанут. Может, Маля сможет спать и не ощущать жгучего стыда.

Тул окрикнул ее, но она не ответила.

Небо над головой было ярко-синим, а вот Баньян оказался совершенно черным.

Маля пряталась в густой зелени джунглей, изучая деревню, пытаясь увидеть признаки скрытой опасности. С подбородка у нее капал пот. Над ухом звенели москиты, но девочка продолжала смотреть.

Ни одного движения.

Поля обуглились и все еще слегка дымились, черная зола покрыла землю, кучами легла в борозды – там, где сгорел урожай. Уже прошел целый день, но дымок все еще завивался над землей спиралями, а по ней змеились серые полосы – там, где под слоем грязи сгорели древесные корни. Несколько фруктовых деревьев все еще дотлевали, их черные ветви торчали, как обгоревшие пальцы. Больше от фруктовых садов Баньяна ничего не осталось.

Инстинкт самосохранения орал Мале прижаться к земле и уползти.

Просто уйти.

Но она сидела и смотрела на поле.

Поле казалось совсем голым. Как только она выйдет из джунглей, ее будет видно отовсюду. Маля искала какое-нибудь укрытие, какой-нибудь способ проникнуть в город, не выходя на открытое пространство, но сгорело все.

Трусит она или нет?

Больше получаса она смотрела на кружащихся над городком ворон и грифов – больше не было никого – и, наконец, перестала раздумывать. Что бы ни случилось с Мышом, она должна это узнать. А единственный способ найти что-то – войти в деревню.

Она пошла по полю, то и дело оглядываясь. Пепел шуршал под ногами, как листья, звенели насекомые, но людей она не видела.

Посередине поля она наткнулась на доктора Мафуза.

Он лежал лицом вниз в грязи, пепле и полусгоревшей пшенице. Пепел черными пятнами оставался у Мали на ногах. Она присела и перевернула тело. Очки у него разбились. Она вдруг поняла, что жидкая грязь – это кровь доктора, смешавшаяся с пеплом. Норны… Маля протерла его очки.

Он шел прямо на пули. Как будто он был одним из солдат Армии Бога. Как будто носил амулет, который должен был его спасти.

– Как можно было быть таким идиотом? – спросила она, и ей тут же стало стыдно за то, что она сказала это вслух. Да, он был глупый, но зато добрый. В любом случае он заслужил какое-то уважение. И точно не заслужил такого. Не заслужил лежать лицом вниз в крови и грязи.

Маля попыталась надеть очки обратно, но они никак не налезали, да и толку в них больше никакого не было. Она сидела рядом, сжав очки в руке, и ничего не понимала.

Он был добрый и жалостливый, доктор единственный вступился за нее, но теперь он был мертв. Как и все люди, которые плевали в нее и называли ошметком.

И что она должна теперь сделать? Помолиться? Еще что-то?

Все придерживались разных ритуалов, все хоронили людей по-разному и приносили разные жертвы, но доктор не был глубоководным христианином и не чтил Бога-Мусорщика. У него был маленький молитвенный коврик, и иногда он молился, а еще читал книгу, буквы в которой Маля не могла разобрать. Он говорил, что это арабский, но Маля не представляла, что делают арабы со своими мертвыми.

Может быть, огонь? Отец говорил, что китайцы сжигают мертвецов. Может быть, это и подойдет. Она подхватила доктора Мафуза под мышки и с трудом потащила. Он оказался удивительно тяжелым. Свинцовый мешок, сопротивляющийся ее движением.

Но Маля тащила и тащила доктора по глине и пеплу. Пот тек в глаза, она стонала и тащила дальше. Рубашка мертвеца разорвалась. Маля потеряла равновесие и рухнула на землю, измученная и покорившаяся.

Глупость какая. В городке все равно не осталось ничего, что можно было бы поджечь. Объединенный патриотический фронт уже все сжег. Ей никак не разжечь погребальный костер.

Маля села посреди поля, утирая пот, и смотрела на мертвого.

Они даже не позволяют людям умереть, как положено.

Ей хотелось плакать. Она даже не могла проводить доктора Мафуза в ту загробную жизнь, которой он ждал. Девочка не знала, сколько она просидела так, глядя на труп. Несколько минут или часов.

А потом она увидела тень и испуганно подняла глаза. Над ней стоял получеловек.

– Мертвые тела всегда тяжелые.

Получеловек поднял доктора. Хотя тело уже окоченело, Тул легко подхватил его и перебросил через плечо.

Глава 24

Тул слушал, как девочка обыскивает деревню, и одновременно копал могилу найденной лопатой. Она снова и снова звала Мыша по имени, и Тул с трудом удерживался, чтобы не заткнуть девочку. От горя Маля стала совсем дурой.

«Дай ей поплакать, – сказал он себе, – солдаты ушли».

И все-таки это его раздражало. Никакой дисциплины. Если они пойдут на север вместе, она станет обузой.

«Так брось ее».

Но Тул ее не бросил и сам не понимал почему. Пора было идти. Он как будто ощущал на себе чужие взгляды. Ему хотелось к ночи оказаться подальше от деревни. Маля все искала и искала, звала Мыша по имени, переворачивала обгоревшие тела и рылась в развалинах домов, а Тул оставался рядом с ней.

Наконец Маля вернулась к Тулу – он опускал тело доктора в могилу.

– Может быть, они похоронили Мыша, – сказала она.

Тул покачал головой:

– Нет, они не тратят время на такие нежности.

Кажется, девочка собиралась заплакать, но справилась с собой и помогла ему забросать тело доктора землей. Тул нашел в горах обугленного мусора большие куски бетона и навалил их на могилу. Двигался он медленно, проверяя свои силы и вспоминая, на что он на самом деле способен.

Наконец монстр положил на могилу последний кусок бетона.

– Это удержит койволков? – спросила Маля, глядя на кучу бетона и камней.

– Это больше, чем кто-нибудь сделал для меня или моей стаи, – резко ответил Тул и почти улыбнулся, когда Маля вздрогнула при этих словах.

Люди очень дорожат своими мертвыми. Если кто-то из его стаи погибал на далеком поле битвы, никто не собирал тела и не хоронил их. Если тебе везло, ты присутствовал при смерти, чтобы выслушать их, а если нет – сам рассказывал их историю после битвы, но так с мертвыми никто не возился.

Люди все делают очень медленно, и поэтому они уязвимы.

Девочка встала, глядя на кучу мусора. Лицо ее покрывали грязь, кровь и пепел. Еще один обломок, выброшенный на берег войной. Точно такая же, как и все дети на всех войнах, где доводилось сражаться Тулу.

Если бы она родилась в другое время и в другом месте, она, наверное, интересовалась бы парнями, вечеринками и красивой одеждой. Ну, если бы она жила в бостонской аркологии или в огромной башне в Пекине. Вместо этого все ее тело покрывали шрамы, вместо одной руки торчала культя, глаза у нее были жесткие, как обсидиан, а улыбка нерешительная, как будто она знала, что ее обязательно ждут страдания, и очень скоро.

Неподалеку копалась в пепле собака, намереваясь чем-нибудь поживиться. Наконец она вцепилась в мертвую козу, разорвала ей живот и добралась до внутренностей. Подбежала еще одна дворняга, оскалила зубы и зарычала. Первая тут же убежала, таща кишки за собой.

Девочка смотрела на них.

– Это была собака Рега, – сказала она. Помолчала и сказала еще: – И коза его.

Может, девочка сошла с ума? Это случается с людьми. Иногда они видят слишком много и тогда лишаются рассудка. Теряют волю к жизни. Сворачиваются в комочек и сдаются безумию.

Тул решил, что он ничего не может сделать для девочки, но оставлять хорошее мясо диким псам не годится. Он оставил Малю и могилы и подошел к козе.

Собака наклонила голову и показала зубы. Зарычала при приближении Тула. Тул тоже приподнял верхнюю губу.

«Ты в самом деле будешь сопротивляться, братишка?»

Он рыкнул, и собака тут же съежилась и отскочила. Тул чуть не рассмеялся. Он поднял козу, чувствуя себя совершенно довольным. Он выздоравливает, а теперь еще и хорошо поест. Скоро он снова станет собой.

Нельзя было подходить так близко к Затонувшим городам, думать, что в этом хаосе найдется место и для него.

Теперь он приходит в себя и скоро убежит отсюда.

Маля смотрела, как Тул отгоняет собаку. Рык получеловека разнесся по всей деревне, в нем звучали злоба и жажда крови.

Собака сбежала, поджав хвост, оглядываясь, не гонятся ли за ней. И тут Маля заметила рядом с получеловеком кого-то еще. Кто-то прятался в развалинах.

Целую секунду Маля надеялась, что это Мыш, потом испугалась, что вернулись солдаты, а потом поняла, что не права.

Женщина выбралась на открытое место и остановилась, глядя на них. Амайя. Одежда на ней висела лохмотьями. Она была почти голая, и тело покрывали кровавые полосы – следы ударов или царапины от веток. При виде Мали и Тула она замерла.

– Амайя? – прошептала Маля.

Лицо Амайи исказил ужас. Мале показалось, что она похожа на удравшую собаку. Амайя в ужасе посмотрела на Тула, потом снова на Малю.

– Это ты, – сказала она, – ты во всем виновата.

Маля шагнула вперед. Она хотела помочь, или извиниться, или хоть что-нибудь сделать.

– Что случилось?

– Ты во всем виновата, – снова сказала Амайя и повторила с ненавистью: – Ты!

Девочка сделала еще шаг, но при ее приближении женщина ахнула и убежала. Маля смотрела, как она ковыляет прочь. Нужно ли пойти за ней? Одна Амайя точно не выживет. Должна ли девочка помочь ей?

– Ты не сможешь, – сказал Тул, когда женщина исчезла в джунглях.

– Но она одна не справится, – возразила Маля.

– Нет. Но сбежало несколько человек. Она не одна. Потихоньку они возвращаются.

– Если бы я не разозлила солдат, ничего этого не случилось бы.

– Не переоценивай себя, – фыркнул Тул.

– Но это так. Если бы я не натравила на них койволков, солдаты бы этого не сделали.

– Солдаты всегда грабят и жгут, – возразил Тул, – и, может быть, они сожгли деревню из-за тебя, а может быть, им просто виски не понравился. Солдаты убивают, грабят и насилуют по тысяче причин. Я уверен только в том, что деревню поджег не я и не ты. – Тул наклонился и посмотрел Мале в глаза. – Не пытайся отвечать за поступки других.

Маля знала, что доктор Мафуз не согласился бы ни с одним словом Тула. Она почти видела, как доктор качает головой, услышав слова твари.

Тул, кажется, вообще отказывался от какой-либо ответственности. Как будто его поступки не имели никакого значения. Доктор Мафуз сказал, что любое действие влечет за собой другое действие, и именно поэтому Затонувшие города таковы, каковы они есть.

Затонувшие города не всегда были разделены. Их разделили люди. Сначала они назвали кого-то предателем и изгнали из своих рядов. Решили, что одни люди хороши, а другие плохи, и так и пошло, потому что люди всегда реагируют на такое. Скоро Затонувшие города превратились в ад, где никто не отвечал за свои поступки и не думал о других людях. Маля хотела поспорить с получеловеком, но он вдруг замер, насторожил уши и понюхал воздух.

– Нам пора идти, – сказал он, – я чувствую, что жители деревни возвращаются.

– Я все еще не нашла Мыша, – возразила Маля.

– И не найдешь, – получеловек внимательно посмотрел на нее, как будто обдумывая ее слова, – в дальнем конце деревни есть следы. И там не только солдатские ботинки. Босые ноги, сандалии всех размеров. Они взяли пленников.

Надежда сразу же ожила.

– Ты думаешь, они забрали Мыша? Ты знаешь, куда они пошли?

– Он в идеальном возрасте. Достаточно вырос, чтобы нести ружье и стрелять, и достаточно молод, чтобы учиться и стать фанатиком.

И тут Маля все поняла.

– Они что, рекрутировали его? Он теперь солдатик?

– Любого можно превратить в убийцу при должном старании.

– В убийцу вроде тебя? – спросила Маля, но Тул не обиделся, а только кивнул.

– Да, вроде. Я был рожден для убийства, но меня долго учили убивать правильно.

– Мыш не солдатик, – сказала Маля, – он не такой. Он хороший. Добрый. Он…

«Он любит глупые шутки, любит ловить змей и искать яйца, и он всегда готов уйти в джунгли, и ни за что не станет читать книги, и он боится спать под крышей, а когда ты чувствуешь себя последним дерьмом из-за того, что ты ошметок, он приходит и сидит с тобой. А когда Армия Бога хватает тебя за волосы и одна твоя рука уже валяется на земле, он спасает тебя».

– Он не такой.

– Пока нет. Армии хорошо умеют вербовать молодых. Он привяжется к своим товарищам, а они уже превратят его в то, что им нужно.

– Он не такой!

Тул пожал плечами:

– Тогда они убьют его и найдут такого.

Получеловек говорил так, как будто его совершенно не касалось, и Малю это бесило. Ей хотелось ударить собачье лицо.

– Мы должны спасти его.

Тул просто посмотрел на нее. Ей показалось, что он улыбается, как будто она пошутила, но она все же продолжила:

– Мы не можем просто оставить его у них. Нужно идти за солдатами.

– У тебя ничего не выйдет.

– Нет, если ты мне не поможешь.

Губа получеловека дернулась, обнажая зубы.

– Ты слишком много хочешь. Мой долг тебе уплачен с лихвой.

– Почему тогда ты все еще здесь? – спросила она. – Почему ты вообще вернулся? Почему помог мне?

Тул рыкнул:

– Я считаю, так справедливо. Если ты хочешь, чтобы я помог тебе сбежать отсюда, это нормально. Ты спасла мою жизнь, когда другие бросили умирать, но солдаты ведут своих пленников в сердце Затонувших городов. Мне было не так-то просто сбежать от полковника Штерна. А снова сбежать будет невозможно. А покончить с собой я тебе не обещал.

– А если мы спасем Мыша, пока они еще не добрались туда?

– Ты переоцениваешь мое состояние и способности.

– Когда ты бросился на меня и Мыша, ты двигался пугающе быстро.

– Даже я не могу прикончить взвод солдат, тем более без оружия и поддержки.

– Мы можем проследить за ними.

– Мы? – Тул приподнял бровь и посмотрел на Малю сверху вниз. – Ты думаешь, из тебя получится хороший хищник? Болотная пантера или койволк? – он сделал вид, что внимательно изучает ее. – Где твои зубы и когти? – он оскалился. – Ты можешь укусить?

Маля ненавидела его. Ненавидела за то, что он ее унижал. Она бросилась в развалины и вскоре нашла там обгоревший мачете. Почерневший и закопченный, он все равно оставался острым. Тул изумленно посмотрел на нее, когда она вернулась и подняла мачете.

– У меня есть зубы!

– Правда? – Лицо Тула стало хищным. – У них есть ружья и кислота, и они тренированы. – Он наклонился ближе, и в его взгляде таился ад, – они будут мучить тебя, отрезая кусочки плоти, а потом, когда ты превратишься в жалкое хнычущее животное, убьют. Не говори мне, что у тебя есть зубы. Ты как кролик, который нападает на койволка.

В глубине души она знала, что он прав. Если даже получеловек не рискнет выйти против солдат, то как она может даже думать об этом? Это глупо. Фантазия отродья войны. За такие фантазии убивают.

– Я иду на север. Если тебе хватит ума, ты пойдешь со мной.

Мале хотелось его послушаться. Разве она мало потеряла? У нее был выход. С помощью получеловека девочка сможет пройти мимо кордонов и армий. Она выберется из Затонувших городов.

Маля обдумала эту идею, пытаясь вообразить себе безопасную жизнь где-нибудь в Приморском Бостоне. Может быть, она сможет стать врачом. А может быть, просто перестанет просыпаться по ночам, увидев во сне, что за ней пришла Армия Бога.

Но как бы она ни старалась придумать себе новую жизнь, она все равно думала только о Мыше, который бросал камни в солдат, как будто Ржавый Святой восстал и подарил ей вторую жизнь.

– Поступай как знаешь, – сказала она в итоге, – Мыш бы не бросил меня, а я не брошу его. Только не снова. Мне надоело убегать.

– Ты умрешь.

– Наверное. Не знаю, – она покачала головой, пытаясь собраться с силами, – я всегда думала, что выжила только потому, что убегала. Если никто не выстрелит мне в голову, значит, я победила. Я же все еще дышу? – Она посмотрела на почерневшую землю вокруг и почувствовала себя очень усталой и одинокой. – А теперь я больше так не думаю. Теперь я думаю, что если у тебя за спиной стоит достаточно мертвецов, то ты и сам мертв. И неважно, что ты все еще ходишь и говоришь – они тянут вниз. – Она посмотрела на Тула, продолжая надеяться. – Ты уверен, что не хочешь помочь мне?

Получеловек ничего не ответил.

Тул смотрел, как девочка бродит по дальнему концу деревни. Она долго изучала землю, пытаясь взять след, а потом ушла по нему в джунгли. Одна маленькая целеустремленная девочка, шагнувшая прямо в зубы войны.

Тул уважал упрямство, но уважать глупость было трудно. Одинокая девочка со сломанным ножом против целой армии. Тулу случалось ввязываться в почти безнадежные драки, но сейчас все было еще хуже.

Разве почетно совершить самоубийство?

Мальчик – член ее стаи. Не стаи Тула.

Тул зарычал и пошел в другую сторону, на север, в безопасное место. Он будет вести себя умно. Гораздо вероятнее перейти границу там, откуда Манхэттенский Орлеан и Приморский Бостон увели почти все силы, пытаясь сдержать хаос Затонувших городов. Да, границы патрулируют его же собратья, но слабые места есть всегда, а Тул отлично умел пользоваться чужими слабостями.

Тул оглянулся через плечо посмотреть, не передумала ли девочка, но ее не было видно. Малю уже поглотили джунгли.

Затонувшие города пожирают своих детей.

«Сражайся за себя. Не думай о девочке».

Его задевало, что однорукая девчонка посмела требовать от него верности, прямо как генерал Кароа. Люди всегда одинаковы. Всегда требуют, чтобы другие убивали для них. Тул убивал тигролюдей и людей-гиен, но люди оставались страшнее всех. Это они создали генералов, полковников и майоров – тех, чьи руки оставались чистыми, пока другие тонули в крови.

Может быть, врожденная верность Тула заставляла его мучиться чувством вины из-за того, что он бросил девочку? Следы жестокой дрессировки, которая заставила его сохранять преданность хозяевам? Поэтому он шел за ней, пытаясь убедить ее уйти с этой обреченной земли? Может, он просто вернулся к своему изначальному состоянию? Верный пес, который не бросит хозяина?

«Что же, она твоя хозяйка?»

При этой мысли Тул оскалился. Но в голове у него звучали язвительные слова девчонки: «Почему ты такой сильный, а всего боишься?»

Он не боялся смерти. Но больше он никогда не пойдет в безнадежную битву. Этого требовали от монстра генералы и война. Тул не такая собака. Больше нет. Он слишком долго сражался и слишком много потерял, чтобы дать кому-то власть над собой.

«Ты боишься?» – настаивал противный внутренний голос. Тул дернулся.

«Я не проиграл ни одной битвы».

«А выиграл хоть одну?»

Глава 25

Идти за солдатами оказалось просто. За ними тянулся широкий след. Маля пробиралась сквозь джунгли, выслеживая их.

Протоптанная тропа вилась вдоль одной из старых дорог, сделанных из бетона и постепенно покрывшихся землей, листьями и лианами. Новые деревья пробивали себе дорогу, прорастая сквозь трещины в бетоне, но дорога до сих пор была широкой и открытой, на ней росло гораздо меньше зелени, чем в джунглях. Иногда тропа вдруг взлетала вверх, на высокую арку, подпертую бетонными столбами, следуя за старыми развязками из тех времен, когда у всех был бензин и автомобили.

Оказавшись наверху, Маля замерла и огляделась, высматривая признаки солдат, но, как бы быстро она ни шла, они шли еще быстрее. К тому же ей иногда приходилось останавливаться и искать еду.

У нее ныли ноги, и Мале очень хотелось пить. Она похлебала из солоноватой лужи, отбрасывая в сторону ил и водомерок. Время от времени девочка слышала грохот девятьсот девяносто девятых, далекий голос Затонувших городов и ужасалась тому, что идет прямо туда.

Девочка продолжала идти вперед, потому что знала, что иначе не сможет жить. Не сможет жить, понимая, что сделала ровно то, за что ее отец презирал народ Затонувших городов. Они были глупы и не умели мыслить стратегически. Они мстили, убивали, умирали и воевали, даже если это не имело никакого смысла.

Маля вспомнила, как отец скидывал сапоги и проклинал Затонувшие города за страсть к войне. Снимал броню, пока мать вилась вокруг него, обрабатывая раны.

– Они животные. Как дикие псы, бросающиеся друг на друга.

– Не все такие, – тихо говорила мама, помогая ему залезть в ванну, – ты прожил здесь всего несколько лет, и не стоит думать, что знаешь все.

– Животные, – повторял он. – Ты защищаешь это место только потому, что не знаешь, какой может быть жизнь. Если бы ты увидела Пекин или остров Шанхай, ты бы поняла. В Китае люди ведут себя по-другому. Мы не псы, вцепляющиеся друг другу в горло. Мы планируем. Думаем наперед. Сотрудничаем. Но вы? – он фыркнул. – Если бы у вас была хоть капля разума, вы бы тратили меньше времени на перестрелки и объявление друг друга предателями и сильно больше времени на постройку дамб. – Он закрыл глаза. – Ша. Глупцы. Вы все. Слишком глупы, чтобы выпить воду, которую вам протягивают.

На второй день ее поймал койволк.

Девочка наткнулась на руины очередной деревни и обнаружила среди мусора высушенные солнцем сандалии. Маля помнила, сколько в городе проволоки и стекла. Ступни у нее были жесткие, но по битому стеклу он прошла бы вряд ли.

Она села на землю и натянула сандалии, но стоило ей сделать пару шагов, как от них отлетела подошва, так что девочка их сбросила. Они были очень старые и совсем засохли. Зато она нашла пластиковый кувшин, в котором можно было бы носить воду, а еще веревку. Она выпрямилась.

Горящим взглядом на Малю смотрел койволк. Желтые глаза принадлежали хищнику – такие же, как у получеловека.

Маля задрожала и медленно отошла, смотря налево и направо. Она была почти уверена, что видит и другие тени в развалинах.

Норны. Кто знает, сколько времени они преследовали девочку? Если они показались, значит, уже задумали убийство.

Да, койволки были настолько умны. Они следовали за жертвой, окружали ее, оценивали ее состояние, а потом бросались и убивали. Сунь Цзы одобрил бы такие действия, но Маля чувствовала только тошнотворный страх. Твари хотели напасть на нее среди развалин, где не было ничего, кроме пары деревьев не толще руки девочки и нескольких куч мусора. Некуда залезть. Некуда бежать.

Маля перехватила ржавый мачете. Койволк перед ней все понял, оскалился и зарычал, но беспокоиться ей надо было не об этом. За спиной завыл ветер.

Маля обернулась. Второй койволк скользнул к ней, легко и неслышно, и мачете девочки разрубило пустой воздух. Койволк снова двинулся вперед, скаля зубы и рыча, а второй подбирался к ней сзади.

Маля снова повернулась, завертелась, пытаясь усмотреть за обоими. Ей нужно забраться на дерево. Если девочка залезет повыше, они покараулят ее какое-то время, но они не охотничьи собаки. Через пару часов или через день они уйдут искать дичь полегче, но до ближайшего дерева, на которое можно было залезть, было не меньше сотни ярдов.

Не паниковать. Не бежать. Просто двигаться вперед.

Если Маля разволнуется и бросится бежать, они прикончат ее, как небольшого лесного оленя. Противники вырвут ей ноги, и девочка никогда больше не сможет стоять.

По мусору у нее за спиной скребли когти.

Маля повернулась и взмахнула мачете. Ей удалось задеть мех тупой стороной. Койволк рыкнул, подался назад, но потом снова пошел вперед. Маля заорала, размахивая мачете, и на этот раз лезвие порезало морду койволка.

Поворачивайся! Поворачивайся!

Сейчас должен напасть другой, они всегда координируют свои действия. Они работают вместе. Она снова взмахнула мачете и отогнала второго койволка. Он зарычал. Первый приближался к ней, готовясь напасть. Она замахнулась, пытаясь обмануть волка, но он даже не заметил.

Она развернулась, ожидая очередного нападения, но не увидела второго койволка. Маля поняла, что уже впала в панику и реагирует на воображаемые звуки.

Койволки окружали ее, постепенно сжимая круг. Время от времени один из них выходил вперед, а потом снова отходил. Норны, ей нужно прислониться к чему-то спиной. Тонкие деревца не могли послужить укрытием, а откуда-то уже вышел четвертый койволк. Уши прижаты, голова опущена к самой земле.

Она все время думала о солдатиках и жителях деревни и совсем забыла, что в джунглях есть свои охотники. Теперь Маля умрет из-за этого.

За спиной у нее послышалось какое-то движение, она развернулась и поймала койволка на нож в середине прыжка. Лезвие вошло глубоко, но койволк рухнул на нее, придавив к земле. Второй койволк склонился над ней, щелкая зубами. Еще один подошел к ногам.

Маля загородилась обрубком руки, и койволк вцепился в него. Она заорала, и вдруг кто-то заревел. Койволк взлетел в воздух, истекая кровью и скуля. Неуловимое движение, и койволк, пристроившийся в ногах, превратился в окровавленный комок меха. Маля сжалась: рев становился все громче, сотрясая все вокруг. Громче, чем война.

Вдруг все затихло. Маля встала на ноги. Вокруг валялись изорванные тела койволков.

И посреди этой бойни стоял Тул. Исцарапанный, но живой, покрытый кровью. С лезвия мачете тоже стекала кровь. Маля зажала укушенную руку, глядя на поле боя. Тул искалечил всех койволков. Один из них лежал под деревом и тихо скулил. Одного Тул разорвал пополам, одному раскроил голову.

Тул опустился на колени у одного из тел.

Он врезал койволку в грудь мачете, а потом отложил клинок и запустил руку внутрь. Извлек оттуда сердце и откусил от него кусок.

Маля задрожала. Развалины мгновенно превратились в поле боя, а потом и в скотобойню. Погибли все до единого. За пару секунд Тул уничтожил всех. Это выглядело ужаснее, чем поступки солдатиков, и было в тысячу раз быстрее. Девочка никогда не видела ничего подобного.

Наверное, она издала какой-то звук, потому что Тул посмотрел на нее. С губ монстра капала кровь. Он посмотрел на ее раны, как будто оценивая.

Доктор Мафуз бросился бы к девочке, причитая над каждой царапинкой. Тул просто глядел на искусанную руку, исцарапанное лицо, изорванное тело, и ему явно не было никакого дела до этого.

– Ты правда думаешь, что могла бы войти в город? – спросил он.

У Мали ушла целая секунда, чтобы понять эти слова. Девочка больше не одна. Боевой монстр с ней. Сердце у нее сжалось. Она больше не одна. Больше не слабая. У нее есть шанс.

– Ты сможешь? – снова спросил получеловек.

Маля задумалась, вспоминая ужасы побега: панику, укромные укрытия, ночи, проведенные в сырых домах, а потом кивнула.

– Я же выбралась оттуда.

– Все могло измениться.

– Я могу провести нас туда. У моей матери были тайники, куда она прятала свой антиквариат, пока не продала его. Там можем спрятаться и мы. В зданиях есть проходы, если ты умеешь плавать.

Тул кивнул:

– Ясно.

Он выпрямился и подошел к койволку, которого Маля задела мачете. Он все еще извивался на земле, подвывая и скаля зубы. Молниеносным движением Тул сломал ему шею, а потом надавил на чудовище рукой. Мышцы вздулись.

Ребра койволка сломались, как спички.

– Если уж мы стая, то нам придется жить войной, сестра.

Он сунул руку в грудь койволку и вытащил влажно хлюпающее сердце, с которого стекала кровь. Мышца жизни. Тул протянул сердце Мале.

– Наши враги дают нам силу.

Из кулака у него бежала кровь. Маля увидела вызов в его глазах.

Она подошла к покрытому шрамами монстру и протянула руку. Сердце оказалось удивительно тяжелым. Она подняла его ко рту и укусила.

Кровь стекала по подбородку.

Тул одобрительно кивнул.