Виталий Бугров Затылок в зеркале







Фантастический рассказ

В то утро Иван Сергеевич проснулся позже обычного. Он не спешил — срочной работы в отделе не накопилось, а совещание у Ильи Фомича, на котором он должен был присутствовать, начиналось в двенадцать. то утро Иван Сергеевич проснулся позже обычного. Он не спешил — срочной работы в отделе не накопилось, а совещание у Ильи Фомича, на котором он должен был присутствовать, начиналось в двенадцать.

Сладко потянувшись, он, наконец, отбросил одеяло, напялил полосатую пижаму, сунул ноги в шлепанцы и отправился умываться.

В ванной мельком взглянут в зеркало, большим и указательным пальцами потрогал щетину на подбородке и решительно открыл кран. Горячей воды не было — обычная история для пятого этажа. Сдержанно чертыхнувшись, Иван Сергеевич прошел на кухню и, пока грелась вода, задумчиво постоял у окна, деловито размышляя о том, стоит ли ему выступать на сегодняшнем совещании. С планом четвертого квартала отдел снабжения должен был управиться, по всем данным, в срок, без особых превышений, однако же и без опоздания. А критиковать соседей…

Чайник вскипел. Налив кипятку в алюминиевый стаканчик, Иван Сергеевич направился в ванную.

Стаканчик жег пальцы. Жег нестерпимо, так, что хозяин вынужден был поставить его на стул, подвернувшийся под руку у выхода из кухни, и добрую минуту дуть на пылающие пальцы. Впрочем, всю процедуру со стаканчиком он проделал в высшей степени машинально, упорно продолжая думать о предстоящем совещании. Так же машинально задержался у двери в коридор, ведущий к ванной, сделав здесь еще одну остановку.

…До чего же приятно все-таки, когда горячая мыльная пена пушистой белоснежной салфеткой плотно облегает твое лицо! Сразу словно молодеешь лет этак на…дцать. А щекочущая свежесть холодной воды, смывающей с лица остатки мыла и почище любого бальзама сводящей на нет все царапины и порезы?! Волшебные, ни с чем не сравнимые ощущения… Уже только ради них ни за что не расстанешься с древней, как человечество, «опасной» бритвой, на которую с таким высокомерным презрением посматривают обладатели ее электрических эрзацев.

Но что-то, незаметное, непонятное что-то мешало сегодня Ивану Сергеевичу целиком отдаться «волшебным» ощущениям…

Вообще-то он мог побриться сегодня в парикмахерской. Все равно пора укоротить отросшую за зиму шевелюру, — эвон, вихры какие отрастил! Но… Это успеется. Завтра.

Досадливо поморщившись, Иван Сергеевич внимательно осмотрел раковину со стоящими по ее краям бритвенными принадлежностями. Перевел взгляд повыше, на подставку маленького настенного зеркала. Все как будто в порядке…

Тщательно растирая лицо и шею пушистым махровым полотенцем, он вспомнил о совещании. Может быть, подспудная боязнь критики со стороны портила ему удовольствие от бритья? Да нет же, у него все в порядке, за отделом не числится никаких грешков, ровно никаких, даже самых мелких. Правда, превышений плана тоже нет… Да ну их, эти превышения, и чего они дались ему сегодня?

Иван Сергеевич повернулся, чтобы убрать в настенный шкафчик бритвенный прибор, и…

И оцепенел.

Из зеркала на него глядел затылок. Обыкновенный мужской затылок. Чуть бугристый и изрядно заросший.

Иван Сергеевич долго всматривался в зеркало, пытаясь осмыслить, кому же, собственно, принадлежит этот затылок. В ванной — как и во всей квартире — никого, кроме Ивана Сергеевича, в этот час не было.

Затылок, между тем, был неподвижен. Он словно наслаждался тупым недоумением, с каким Иван Сергеевич его разглядывал. Но произошло, наконец, какое-то неуловимое движение, и тотчас в зеркале появилось лицо: порозовевшее от бритья, чуть одутловатое, но в общем довольно свежее. Лоб был недоуменно сморщен, зрачки глаз увеличены.

— Почудится же, — облегченно пробормотал Иван Сергеевич, очнувшись от странного оцепенения.

Чудеса, однако, не кончились. Иван Сергеевич и сам подсознательно предчувствовал: в квартире, пока он возился в ванной, что-то произошло. Но что?..

Первое, что он увидел, войдя в комнату, был стаканчик для бритья. Он стоял на полу у стены, там, куда его минут пятнадцать назад бережно ставили обожженные пальцы Ивана Сергеевича. Над стаканчиком курилась дымка пара: в квартире было прохладно.

— М-да, — неопределенно изрек Иван Сергеевич и присел на корточки перед стаканчиком. Тот спокойнехонько стоял себе у стены, словно не в него только сейчас, и не здесь, а в ванной, макал свой помазок его хозяин.

— Никогда не замечал, что у меня два стаканчика для бритья, — осторожно вздохнул Иван Сергеевич и протянул руку, чтобы взять и получше рассмотреть загадочную алюминиевую посудину. Но… ощутил пустоту. Стаканчика уже не было. Еще вилась, постепенно тая, слабая струйка пара, но стаканчика не было…

На стуле в кухне Иван Сергеевич уже без особого удивления обнаружил третий стаканчик. Решив не дожидаться, пока тот исчезнет, он быстро протянул руку. Увы! Рука снова схватила пустоту.

Пытаясь докопаться до возможной причины появления стаканчиков, хозяин мрачно выкурил папиросу, ткнул ее в пепельницу на кухонном окне, поглядел на заснеженную улицу и открыл дверь в комнату.

Новая неожиданность ошеломила его,

У двери в коридор сидел на корточках грузный, немолодой уже мужчина и тупо разглядывал что-то на полу у стены.

— Что ты здесь делаешь, э-м-м… приятель? — задушевным голосом осведомился Иван Сергеевич, ощупывая при этом свое полосатое одеяние: гость тоже был одет в точно такого же цвета пижаму.

Незнакомец не отвечал. Даже не шевельнулся! Иван Сергеевич хмыкнул.

— Хорошие люди нынче пошли. Входят без стука, с хозяевами…

Он не договорил, потому что гость сделал хватательное движение рукой, словно ловя что-то невидимое в углу, и… исчез.

Иван Сергеевич почувствовал, как у него начинают дрожать коленки. Что-то непонятное про. исходило с ним.

Еще с минуту постояв, он — почему-то на цыпочках — прошел в спальню. Там, разметавшись в своей кроватке, спал Димка, младший сын. Спал, хотя ему давно уже полагалось быть в детском саду..


— Вставай, вставай, соня! — вырвалось у Ивана Сергеевича.

Он невольно приблизил ладонь к Димкиной головенке, еще немного — и коснулся бы ласково русого вихра, торчащего кисточкой на макушке, но… кровать опустела. Она оказалась даже застланной.

Это было уже слишком!..

Нескоро одевшись, Иван Сергеевич забежал на кухню, чтобы прихватить начатую пачку» Казбека». В пепельнице на окне дымилась папироса. Огонек только-только добрался до ее середины… хотя Иван Сергеевич мог поклясться, что однажды уже докурил ее до конца, — сразу после того, как побрился.

— Гори, пр-роклятая!… — с непонятным ему самому остервенением процедил он и бросился в переднюю.

«…Бежать! — кипело в разгоряченном мозгу. — Бежать!..»

Иван Сергеевич быстро шел по скверику, отделявшему трамвайную остановку от его дома, и тоскливо размышлял об утренних событиях.

Может быть, все дело в том, что он мало бывает на свежем воздухе?

Иван Сергеевич потер переносицу и решительно опустился на подвернувшуюся скамью.

Да, последнее время он совсем замотался. Все дела, дела… А тут еще эти тревожные симптомы в отделе. Шутка ли, до самых настоящих интриг доходит!.. А что? По-другому и не скажешь, если твои же собственные сотрудники начинают разводить критику против отдела. И все этот Беликов…

Иван Сергеевич нехотя поднялся, потоптался в раздумье и двинулся в путь. Пройдя несколько шагов, оглянулся. На скамье, где он сидел, восседал теперь солидных габаритов мужчина в длинном — не по моде — ярко-голубом пальто с серым каракулевым воротником и в пыжиковой шапке.

«Ведь это же — я, я сам!..» — ужаснулся Иван Сергеевич. Было как-то странно и неловко наблюдать за собой со стороны… и, все же так не хотелось упускать эту редкую возможность!..

— Да-а… красавцем не назовешь. Обрюзг, опустился. Брюшко отрастил… Да что ж, оно и понятно. Элементарную зарядку — и ту забросил… — бормотал Иван Сергеевич, внимательно изучая свое «я», неподвижно сидевшее на скамье, и не замечая скептического взгляда молоденькой студентки, поспешно просеменившей мимо него к трамвайной остановке.

Он еще долго ходил бы вокруг своего неосязаемого двойника, недовольно почмокивая губами, если бы тот не растворился вдруг, с новой остротой напомнив Ивану Сергеевичу всю цепь сегодняшних происшествий.

Виновато оглядевшись по сторонам, Иван Сергеевич вырвался, наконец, из колдовского круга, вытоптанного им в снегу вокруг злополучной скамьи, и устремился вперед — туда, где погромыхивал приближающийся трамвай.

В рабочем кабинете Ивана Сергеевиче стоял специфический запах легких болгарских сигарет. «Феминэ», — привычно определил он: именно этот сорт предпочитала одна из сотрудниц отдела, экономист Софья Андреевна. Сам она тоже была в кабинете, — мило разместившись на письменном столе, болтала с кем-то по телефону… Иван Сергеевич знал Софью Андреевну как женщину выдержанную, весьма корректную и был поэтому несколько шокирован ее вольной позой. Она, однако, невидяще смотрела сквозь Ивана Сергеевича.

— М-м… Софья Андреевна? — неловко пробормотал он. — Доброе утро.

Женщина никак не peaгировала на его приветствие. И тут он заметил, что, собственно, не слышит ее голоса…





Мираж. Опять мираж! Софья Андреевна, вероятно, закончила разговор минут пять — а может быть, и полчаса — назад, во всяком случае сейчас ее, как таковой, в кабинете не было.

Тяжело осев на стул, Иван Сергеевич отдался нерадостным размышлениям.

Что же это происходит с ним? Обычно человеческий глаз схватывает то, что перед ним находится. Моментальная фотография, так сказать. А то, что происходило какое-то время назад, человек может воссоздать лишь мысленно, по памяти. Вот именно — мысленно. Но Иван Сергеевич столкнулся с чем-то непонятным. Он видит то, что было. И даже не обязательно то, что происходило на его глазах, — таков двойник Софьи Андреевны… Видимо что-то обострилось у него там, в глазных яблоках, что ли, а может быть, в самом мозгу, в одной из его бесчисленных клеток. Возможно, проявилась какая-то необычайная способность воссоздавать по мельчайшим приметам конкретные очертания картины, — пусть даже не виденной самим человеком. Ведь у природы в запасе — столько тайн, сюрпризов и заковык!

Успокоив себя этими рассуждениями, Иван Сергеевич поднялся и направился к двери. В светлой просторной комнате, за шестью стандартными письменными столами работали сотрудники отдела. Обычно помещение пустовало, — одновременно здесь бывало два-три человека, остальные, как правило, в разъездах.

Но сегодня здесь было необычайно многолюдно

Небрежно облокотившись о подоконник, задумчиво рассматривал что-то на улице старший инженер Потапов. Сидел за своим столом, обложившись прошлогодними отчетами, Василий Иванович, — «дед», как именовали его в отделе. За другим столом застыла над кипой документов Софья Андреевна; облокотившись о спинку стула, на котором она сидела, о чем-то тихо беседовал с нею… ну, конечно же!., второй Василий Иванович, белоголовый сухонький старичок с добрым, приятным лицом…


«Значит, тот, за столом, — мираж», — подумал Иван Сергеевич и вопросительно уставился на старшего инженера Потапов все еще стоял у окна и не проявлял никаких признаков жизнедеятельности. «Тоже одна видимость», — констатировал начальник отдела и, обернувшись, увидел другого Потапова, что-то вычислявшего на арифмометре. У его стола, восхитительно улыбаясь, стоял третий Василий Иванович.

Сразу за двумя столами сидел и самый молодой сотрудник отдела, инженер Беликов, — худощавый, подчеркнуто подтянутый, с густой шапкой вьющихся черных волос. В первом варианте он что-то быстро писал, — ручка так и бегала по бумаге; во втором — просто сидел, вперив неподвижный взгляд в исписанный лист бумаги, лежавший перед ним. Лицо этого второго Беликова показалось Ивану Сергеевичу подозрительным.

— Здравствуйте, товарищи, — запоздало поздоровался он. Его заинтересовало, сохранились ли еще в отделе «живые варианты» сотрудников.

— Приветик… — пробурчал по привычке, на минуту оторвавшись от своего занятия, Потапов, щелкавший арифмометром. Молча кивнул что-то строчивший за первым столом Беликов. Любезно осклабился, слегка прикашлянув при этом, «первый» Василий Иванович, наверняка выискивавший чьи-то ошибки в прошлогодних отчетах.

«Остальных можно считать привидениями», — невесело усмехнулся Иван Сергеевич. Чтобы до конца убедиться в этом, он подошел к столу второго Беликова и, поскольку тот уже начал исчезать, с опаской занял его стул.

Внимание его привлекла все еще белевшая на столе бумага — та самая, на которую так напряженно только что смотрел инженер.

«Интересно, — подумал Иван Сергеевич. — Что это его так расстроило?» Он склонился над столом

«Что, что?!..» — чуть не закричал он в следующую минуту. На столе лежало заявление Беликова на имя Ильи Фомича, начальника управления,

«…перевести меня в другой отдел, — беззвучно шевеля губами читал Иван Сергеевич, и лицо его, по мере того как он вникал в смысл прочитанного, вытягивалось от обиды и недоумения, — …в другой отдел, так как считаю невозможным для себя продолжать работу под руководством такого непринципиального, самоуспокоившегося начальника, каковым… каковым, на мой взгляд, является т. Король И. С. Убедительно прошу…»

Лист, на котором было написано заявление, начал медленно исчезать. Иван Сергеевич попробовал придержать его… но, разумеется, безуспешно. «Что же это творится?..» — возбужденно подумал Иван Сергеевич и направился к столу, где сидел Беликов — действительный.

— Та-ак… Уходить, значит, надумали, Петр Николаевич? — атаковал он ничего не подозревавшего инженера. — И чем же мотивируете свою просьбу о переводе в другой отдел?

Можно было ожидать, что Беликов начнет смущенно оправдываться и юлить, сконфуженный тем, что его тайна — уже не тайна для начальства. Однако замешательство инженера не было продолжительным.

— Вас это в самом деле интересует? — медленно заговорил он, глядя на Ивана Сергеевича прямым, незаискивающим взглядом. — Видите ли, вам это может не понравиться, но я считаю, что с вами, Иван Сергеевич, работать трудно…

Во взгляде Ивана Сергеевича сквозило явное непонимание, и Беликову пришлось пояснить:

— Вам важен только план. А что скрывается за теми цифрами, которые проставлены в плане, — это вас, видимо, не касается. — Инженер пошевелил бумаги, лежавшие на столе. — Огнеупорные костюмы… в них так нуждаются наши литейщики!.. А вы накладываете «нет» на предложение Карпухинской фабрики о сверхплановом выпуске таких костюмов…

Иван Сергеевич вспомнил: да, действительно, недели две назад он отказался от дополнительной партии костюмов из огнеупорной ткани, Вспомнил — и разгорячился, Да кто же бы их взял, в конце-то года?!.. Когда у предприятий, как правило, все средства исчерпаны? Уж он кое-что смыслит в этом деле…

— Люди изыскивали резервы, расширяли производство на своей фабрике, а вы их — холодным душем… И добро бы, причина веская была. А то… — Беликов словно прочитал мысли Ивана Сергеевича: — План выполняем, а с лишним возиться — зачем они нам, лишние хлопоты? Ведь распределять-то нам придется. Вдруг не возьмут, вдруг — откажутся?.. Да из горячих цехов с радостью бы взяли, — думают, что нет их, огнеупорных… — Беликов шумно вздохнул, поправил сбившийся в сторону галстук. — Да что я, будто сами не знаете! И с рукавицами в прошлый раз так же было и с асбестовыми мешками, и… — Он замолчал, выразительно махнул рукой: чего, мол, вспоминать попусту.

Иван Сергеевич был вне себя. Мальчишка! Молокосос, вчера получивший диплом! Да как он смеет?!.

— Вы… я… Да вы понимаете, что вы говорите?!.. — Гнев, охвативший его, был столь силен, что он какое-то время не мог больше вымолвить ни слова. Лишь слегка остыв, продолжил, почему-то смягчаясь: — Я давно замечал, Петр Николаевич, что вам не нравится наш отдел. И раньше вы критиковали нашу работу, лично меня… Но такого… такого я все-таки не ждал от вас!.. И имейте в виду: удерживать вас не буду.

Резко повернувшись, не обращая внимания на сотрудников, дружно глазевших на него, он быстро прошел в кабинет. Уговаривать, убеждать молодого упрямца он считал унизительным для себя. Унизительным вдвойне, — после тех выпадов, кои допустил по его адресу этот безусый мальчишка…

У себя в кабинете Иван Сергеевич довольно бесцеремонно потеснил очередного своего двойника, невозмутимо восседавшего за столом, Даже не потеснил, а просто сел в него, не обратив на это никакого внимания. И с хмурой отрешенностью углубился в бумаги, ожидавшие его резолюции. Впрочем, он не видел того, что в них было написано. Все его мысли вились сейчас вокруг неожиданно прямой откровенности Беликова.

Что он прям и решителен, — в этом Иван Сергеевич убедился. Ну, а когда этот мальчиш-ка пойдет к начальству? Он же и там выложит все, что сейчас высказал Ивану Сергеевичу лично. Сомневаться в этом не приходится…

Громко пробили большие настенные часы, украшавшие одну из стен кабинета. Половина двенадцатого. Пора собираться на совещание…

С чем же он придет на это совещание? По давнему опыту знал Иван Сергеевич, что подобные совещания легко проходят только тогда, когда в отделе все в порядке, когда не чувствуешь ни единого грешка за собой. А сейчас…

Но что же делать, что делать?.. Идти к Беликову и дискутировать с ним, пытаясь доказать, что прав? Или обречь себя на томительное ожидание «критики со стороны»? Отпроситься, наконец, к врачу? Ведь с головой действительно творится что-то неладное, — вон, бумага, которую он сунул, не читая, в ящик стола, все еще белеет перед ним и даже прочитать можно; «…предлагаем сверхплановую партию прорезиненных сапог…» Что, что?!. Опять сверхплановую?!.

Иван Сергеевич в бешенстве обмакивает перо в чернила и торопливо, словно боясь передумать, накладывает наискосок заявления резолюцию.

— Иван Сергеевич!..

В дверях кабинета возникла фигура Софьи Андреевны, худенькой невысокой женщины средних лет. Оторвавшись от бумаг, Иван Сергеевич вопросительно взглянул на нее.

— Я от Ильи Фомича, — начала женщина, и в груди заведующего отделом снабжения неприятно похолодело. — Он просил передать, что совещание перенесено на пятницу…

— Вот как!..

Иван Сергеевич перевел дух. Когда Софья Андреевна ушла, он торопливо переложил разбросанные по столу бумаги в один из ящиков, поднялся и неуверенной походкой двинулся к выходу. Душевное равновесие и способность мыслить логически были вконец утрачены, и, не видя впереди никакого просвета, Иван Сергеевич решительно постучался в кабинет Ильи Фомича. И там, сославшись на недомогание, попросил разрешения не присутствовать денек на работе…

Сравнительно благополучно добравшись до знакомого сквера, Иван Сергеевич легко нашел приглянувшуюся ему еще утром скамью, — редкий снежок так и не скрыл утрамбованную кольцевую тропку вокруг нее- Грустно размышляя о бренности всего сущего, он просидел там почти до самого вечера, извлекая из помятой пачки «Казбека» одну папиросу за другой. А когда папиросы кончились, уныло зашагал домой. Идти в поликлинику почему-то не хотелось.

Остаток дня — а также и ночь — он проворочался на кровати, тщетно пытаясь установить диагноз своего заболевания и столь же тщетно призывая спасительный сон.

Впрочем, он все-таки уснул. А когда на следующее утро поднялся с кровати, бесценный дар — видеть то, чего уже нет, — покинул его. Болела голова, резко першило в горле, изредка знобило, однако ничего странного Иван Сергеевич вокруг себя уже не замечал.

Всю первую половину дня он провел в поисках разгадки того, что приключилось с ним вчера. Он перебрал в памяти все необычные заболевания, о которых читал или слышал, переворошил подшивки научно-популярных журналов… Ничего, что хоть чуть-чуть проливало бы свет на события вчерашнего дня!


Вторую половину дня он пролежал в кровати. Однако ангина, которую он прихватил-таки на той холодной скамье, оказалась несильной, и в пятницу, в половине девятого, он уже сидел у себя в кабинете.

С некоторой неловкостью вспоминал Иван Сергеевич свои опыты со стаканчиком, которые провел сегодня поутру, перед тем как побриться.

…Путем долгих и утомительных аналитических операций придя к выводу, что первопричиной всех зол, испытанных им, была именно эта злосчастная алюминиевая посудинка, Иван Сергеевич решительно приступил к проверке своего вывода. Он долго вертел в руках нехитрую принадлежность бритвенного прибора, ощупывал, осматривал, даже разок лизнул зачем-то… Потом вскипятил воду, налил кипятку в стаканчик и держал его в руке до тех пор, пока не заныли пальцы от боли. Тогда лишь поставил стаканчик на стул в кухне, а выждав две-три минуты, перенес его в ванную. Потом неспешно вернулся на кухню, всячески понуждая себя думать только о том лжестаканчике, который ждет его там, на стуле… Увы! Лжестаканчика не было..

Не появился он и после повторных опытов. И даже после того, как увлекшийся экспериментированием Иван Сергеевич накалил стаканчик на конфорке газовой плиты. Единственным следствием излишне горячего эксперимента явились лишь красноватые припухлости на обожженных пальцах…

Да, он уже полностью отчаялся в своих поисках истины.

И вдруг… Неожиданная догадка пришла вдруг ему на ум.

— Так-так-так… Спокойно!… — приказал он себе, боясь упустить кончик слабенькой нитки ведшей, казалось, к полной разгадке происшедшего.

… Своего двойника в сквере на скамье он увидел после того, как внутренне подготовился к подобному зрелищу. Да, ведь оборачиваясь он уже ясно представил себе самого себя, сидящего в глубокой задумчивости на этой проклятой скамейке. Представил — и увидел… А то первое происшествие, с которого, собственно и началась эта история, — затылок в зеркале. И там было то же самое. Ведь он хорошо помнит, что, бреясь, думал — пора сходить в парикмахерскую. Ну, конечно! «Эка, вихры какие отрастил…» — это же его собственная мысль!..

Да, видимо, он столкнулся с каким-то неизученным видом галлюцинаций. Представил — и увидел… Так было и со вторым стаканчиком, — где-то в голове подспудно возникло, по-видимому, воспоминание о реальном факте, имевшем место незадолго перед этим. Уже подавно так появился третий стаканчик — на стуле в кухне. И таинственный незнакомец в пижаме — это он сам, увиденный как бы со стороны: присев над появившимся неожиданно вторым стаканчиком он, помнится, поймал себя на непроизвольной мысли о том, до чего нелепо выглядел бы в этой позе для окружающих, появись они в это время.

Сложнее как будто с событиями в отделе… Да нет, это лишь так кажется!

Пепельница на столе была сдвинута в сторону, и телефон стоял не на обычном своем месте, — из этого он заключил тогда, что на столе кто-то сидел… Так появился двойник Софьи Андреевны. Что же до пресловутого заявления Беликова об уходе из отдела, — его могло и не быть. Да, наверно, и не было… А был лишь плод воспаленного воображения: ведь начальник отдела отлично знал о настроениях этого молодого и далеко не бесталанного инженера…

Иван Сергеевич вспомнил обидные слова Беликова, и — странное дело — они уже не показались ему обидными. Перед мысленным его взором встали ряды плотных асбестовых мешков, пачки грубовато пошитых, но таких удобных в работе рукавиц, вереницы огнеупорных костюмов… Беликов в общем-то прав…



От автора.

Я рассказал эту историю моему знакомому — научному работнику. Он заинтересовался и высказал мысль, что вряд ли дело в стаканчике, хотя, быть может, тот — первый — непроизвольный ожог и явился своеобразным толчком, катализатором… Суть, видимо, в том, что способность видеть прошедшее появилась у Ивана Сергеевича, когда он впервые в жизни, вероятно с большим опозданием, ощутил неодолимое желание критически разобраться в самом себе. Где-то, на какой-то стадии формирования этой потребности он стал очевидцем поразительных видений.

— И еще я подумал, — сказал мой знакомый, — что у некоторых из нас есть возможность пережить такие удивительные приключения, увидеть в зеркале свой нестриженный затылок, образно говоря. Делу это, наверное, не помешает. А что касается наук, то я хотел бы попросить всех, желающих испытать нечто подобное тому, что испытал Иван Сергеевич, подробно описать и свои ощущения, и свои действия, и безусловно, все детали, сопутствующие эксперименту. Быть может, мы стоим на пороге большого открытия…

Я пожал плечами, — все возможно…


Рисунки В. Бубенщикова


---

Журнал "Уральский следопыт" № 10, 1966 г.



Загрузка...