Шесть месяцев спустя
Когда порой возникали слухи насчет родства герцога Уэверли, он, как правило, немедленно гасился напоминанием, что, если кто в обществе больше всего и соответствовал титулу, так это Уэверли. Тех же, кто продолжал сомневаться, убеждал факт, что его обвинителя признали безумным еще до того, как он умер в психиатрической лечебнице.
Конечно, подобные разговоры всегда заканчивались дискуссией о том, как женитьба изменила Уэверли, сделав его намного лучше. Если Рис слышал обрывки пересудов, он не мог не согласиться с последним утверждением.
Единственный человек, которого он должен был за это благодарить, сидел теперь в другом конце гостиной и беседовал с женой Саймона.
Как будто почувствовав его взгляд, Энн с улыбкой посмотрела на Риса.
— Ты совершенно ослеплен, — засмеялся Саймон и хлопнул брата по плечу.
— Не стану отрицать, — усмехнулся Рис. — И очень счастлив.
— Рад за тебя. — Саймон посмотрел на него с серьезным видом. — Хотя думал, что ты не способен на любовь. Я боялся, что ты позволишь счастью пройти мимо.
— Даже не хочу думать, что бы случилось, если бы…
Саймон поднял бокал.
— В канун Рождества я хотел бы сказать тост в честь нашей семьи. Пусть наша тайна останется только нашей тайной.
Рис с улыбкой поднял бокал. Да, он обрел новую семью. Он стал ближе к сестре, общей у них с Саймоном, и тот порой намекал, что знает еще кое-что об их семье и когда-нибудь расскажет об этом Рису.
Все присутствующие выпили.
— Прошло уже полгода, как мы узнали правду о вашем отце, джентльмены, — сказала Энн. — Мы знаем, что у него есть и другие дети. Интересно, не собираетесь ли вы разыскать их?
Лиллиан кивнула:
— Да, мне тоже любопытно узнать о них.
— Ты что-то скрыл от меня? — спросил Рис брата, ставя бокал.
— Как тебе известно, я был занят не только своей любимой женой… — Лиллиан густо покраснела и засмеялась. — Но и работой. Здесь, в старом лондонском доме отца, и в поместье Биллингем осталось много его записей о состоянии дел. Понадобилось немало времени, чтобы просмотреть их. Недавно… фактически на этой неделе, я обнаружил кое-какие сведения еще об одном из его внебрачных детей.
Рис тяжело сглотнул. Его тоже интересовали неизвестные родственники, но он гнал от себя эти мысли.
Видимо, Энн заметила его волнение, так как подошла и коснулась его руки. Рис улыбнулся ей, вбирая ее силу и любовь, как всегда в последние благословенные месяцы. Он никогда бы не подумал, что это возможно, но его любовь к ней росла с каждым днем.
— Хотелось бы, чтоб ты рассказал и мне. — Лиллиан тоже подошла к мужу.
Саймон быстро коснулся ее щеки:
— Мы были заняты праздничными торжествами, я пока не знаю, как подойти к этому делу. Тот человек сын титулованного джентльмена.
Рис закрыл глаза.
— Опять титулованный.
— Нет, теперь это младший сын, хотя тоже наш знакомый. — Саймон вздохнул. — Причем тот, с кем ты всегда не ладил.
Энн сжала руку мужа, когда он спросил:
— Кто это?
— Калеб Толбот, — ответил Саймон.
Рис вспоминал последнюю встречу с Толботом. Тогда он протянул ему руку, чувствуя его боль, но Толбот отверг его попытку примирения, а затем сказал, что понимает трудности Риса. С тех пор он снова исчез из общества.
— Возможно, он уже знает правду. Это бы объяснило его внезапное и полное исчезновение из общества. А также разрыв с братом, графом Бэйбери, с которым они были закадычными друзьями.
— Я тоже так думаю, — кивнул Саймон. — Но я уже получил хороший урок, Рис. Вряд ли будет разумно явиться к Толботу и оглушить его правдой.
— Ты собираешься действовать по-другому? — спросил Рис, вспомнив о том, как изменилась его жизнь, когда он узнал правду.
Конечно, путь был трудным, но боль стоила этого. Не узнав правду, он бы никогда не позволил себе любить Энн. И не изменился бы как личность.
— Если он подозревает что-то, — сказала Энн, — то со временем, возможно, сам придет к вам.
Рис взглянул на жену, потом на брата.
— Если он это сделает, мы радушно его примем.
— Разумеется, — ответил Саймон. — Как и любого из детей нашего отца, которых он расплодил за много лет. Но сейчас Рождество! Не будем печалиться о том, чего не можем изменить. Давайте перейдем в салон, где выпьем вина и дадим обещания на новый год, которые мы тут же нарушим.
Лиллиан засмеялась, взяла мужа под руку, и пара вышла из комнаты. Рис тоже предложил Энн руку, но она не приняла ее. Она заглянула мужу в глаза и сказала:
— Я хочу сделать тебе подарок.
Рис опустил руку.
— Мне, подарок? Ты не хочешь подождать? Завтра к нам присоединятся наши семьи, и мы начнем обмениваться подарками.
Энн покачала головой:
— Не хочу ждать ни минуты.
Рис удивился. На платье жены не было карманов, а в руках она не держала каких-либо свертков. Рис мог только догадываться, что это за подарок.
Он улыбнулся:
— Знаешь, нас могут увидеть. Вероятность быть застигнутыми в самом неудобном положении очень велика. Ты гадкая маленькая распутница.
Засмеявшись, Энн игриво шлепнула его по руке.
— Ты не о том подумал. — Она перестала смеяться. — Хотя мой подарок имеет к этому отношение.
Рука у нее дрожала, когда она взяла руку Риса и положила себе на живот.
— Рис, я жду ребенка, — прошептала она. — Сейчас твой ребенок растет у меня внутри. Я знаю об этом уже две недели. Хотела сделать тебе сюрприз к празднику, но все же не утерпела. Я так люблю тебя, Рис, что не могу ждать! Я хочу разделить с тобой мою радость.
Он смотрел на нее, приоткрыв рот, чувствуя под ладонью тепло ее тела.
— Ребенок? — наконец повторил он.
Энн кивнула.
— Надеюсь, ты счастлив?
Рис схватил ее в объятия и закружил по комнате.
— Я счастливейший человек на земле! Ребенок, Энн, прекрасная новость!
Он поставил ее на пол и заглянул в лицо.
— Ты боялась, что я не буду счастлив?
Она пожала плечами:
— Я не могла не думать о твоих словах, что у нас не должно быть детей. Тогда ты больше всех на свете хотел защитить родословную Уэверли.
— Дорогая, это было в другой жизни. И другой человек говорил эти ужасные слова. Родословная Уэверли защищена мной, и если родится сын, я уверен, он станет хорошим герцогом. Я не могу быть счастливее. С этой новостью и с тобой.