Заветное желание

Глава 1

1816 год

До возвращения из свадебного путешествия Рис Карлайл, герцог Уэверли, вел жизнь относительно свободную от разочарований. Некоторые люди назвали бы его жизнь очаровательной, многие другие заявили бы, что счастья Уэверли совершенно не заслуживает. Но Рис презирал жалкую зависть маленьких людей. Он знал, кем он был. Он герцог Уэверли — а это власть. Он человек, внушающий уважение и даже страх.

Выходя из своей великолепной кареты, он глубоко вздохнул. Это был довольный вздох: ему был только тридцать один год, и он выполнил главную обязанность герцога — женился на девушке, которую выбрала для него семья.

Рис предложил руку жене. Энн Карлайл, бывшая Энн Данверс, слегка улыбнулась ему и грациозно покинула карету. Любой мужчина хотел бы иметь такую жену. Она пользовалась уважением среди равных себе, была одной из самых популярных дебютанток. Рис не переставал восхищаться ее способностью разрядить напряженную обстановку или вызвать улыбку на лице расстроенной подруги. Те же, кто был не столь высокого мнения о ней, вообще не заслуживали внимания.

И потом, Энн красива. Ее каштановые волосы, с золотым отливом при соответствующем освещении, всегда казались безупречно уложенными. Такими же эффектными были ее глаза, красивые, зелено-голубые, искрящиеся юмором или темнеющие от беспокойства, если что-то внушало опасение.

Другие мужчины хотели ее, а некоторые, как думал Рис, были даже в нее влюблены, без всякого шанса на успех, поскольку она предназначалась ему. Друзья считали, что Рису необыкновенно повезло с выбором невесты.

Едва нога Энн коснулась земли, он сразу выпустил ее руку, полагая, что его поддержка ей больше не требуется. Губы у нее чуть дрогнули, но Рис не обратил на это внимания.

Да, все сложилось для него очень хорошо. Свадьба была великолепной, свадебное путешествие коротким, но весьма приятным. Ему не на что было жаловаться, когда он с молодой женой вошел в их дом и в новую жизнь, которую они теперь будут вести как герцог и герцогиня.

— Добрый день, милорд, миледи. — Дворецкий поклонился, закрыв за ними дверь. — С возвращением. Надеюсь, ваше путешествие было приятным?

Рис передал ему снятые перчатки, заметив краем глаза, как Энн освобождает пальцы от белого шелка. При виде открывающейся бледной кожи он вдруг почувствовал возбуждение, но заставил себя подавить это неуместное желание.

— Да, Гилмор, — сказал он слуге, — наше путешествие было весьма приятным.

Кажется, Энн слегка покраснела, когда снимала шляпу и передавала ее дворецкому.

— Мы очень рады, что вернулись домой, Гилмор. — Она улыбнулась ему. — За время нашего отсутствия тут были какие-нибудь гости или письма для нас?

Кивнув, дворецкий взял с подноса на столе небольшую стопку корреспонденции. Энн быстро ее просмотрела.

— В основном поздравления со свадьбой и несколько приглашений. А еще, как ни странно, записки от герцога Биллингема. — Она удивленно взглянула на мужа: — Ведь Саймон знал, что мы уехали, так почему он прислал столько записок?

Рис нахмурился. Недавно у его лучшего друга Саймона Крэтхорна, герцога Биллингема, тоже случился в жизни переворот. Во-первых, Саймон узнал, что его любимый отец, несмотря на репутацию богобоязненного человека, имел внебрачных детей. Во-вторых, Саймон как раз перед свадьбой Риса скоропалительно женился. Хотя Рис не совсем одобрял Лиллиан Мейхью, ныне Лиллиан Крэтхорн, он все же надеялся, что его слишком романтичный друг не так быстро пожалел о своем выборе.

Рис слегка улыбнулся Энн. Уж он-то совсем не жалел о своем выборе. Энн станет безупречной женой и безупречной герцогиней. Он всегда это знал.

— На самом деле, ваша светлость, — тихо произнес дворецкий, — герцог Биллингем здесь, ожидает вашего приезда. Он ждет почти час, несмотря на мои уверения, что я не знаю, когда точно вы прибудете.

Рис взглянул на жену, почувствовав то же беспокойство, какое отразилось на ее лице. Она знала Саймона с детства и, естественно, беспокоилась об их друге.

— Надеюсь, вы предложили ему чай и все необходимые удобства? — спросила она, поправив прическу перед встречей с гостем.

— Конечно, ваша светлость, — ответил Гилмор. — Он просил меня передать, чтобы вы не торопились его приветствовать. Он знает, что у вас было долгое путешествие.

Энн взмахнула рукой.

— Пустяки, мы немедленно пройдем к нему.

Несмотря на беспокойство, Рис не мог сдержать улыбку, ведя жену по коридору к гостиной, где томился в ожидании его друг. Энн совершенно естественно взяла на себя роль хозяйки. Да, его семья не ошиблась с выбором.

Открыв дверь гостиной, Рис пропустил Энн вперед, и когда она вошла, герцог Биллингем поднялся ей навстречу. Он был чуть выше Риса, черноволосый, с зелеными глазами, которые неизменно привлекали внимание женщин, хотя Саймон, видимо, оставался к этому равнодушным, пока в его жизнь не вошла Лиллиан Мейхью. Не она ли, снова подумал Рис, была причиной столь неотложного визита Саймона?

— Как я рада тебя видеть, Биллингем, — с широкой улыбкой сказала Энн.

Саймон поднес к губам ее руку.

— Энн… герцогиня Уэверли, прошу извинить меня за отвратительную манеру являться без приглашения.

— Оставь эти глупости, Саймон. В нашем доме ты всегда желанный гость.

Мужчины пристально смотрели друг на друга, затем Саймон, к удивлению Риса, виновато отвел глаза, и на его лице отразилось страдание. Похоже, какая бы причина ни привела сюда друга, она была очень серьезной.

Если Энн и почувствовала возникшее напряжение, то не показала этого и, сев, жестом пригласила обоих мужчин последовать ее примеру.

— Как Лиллиан? — спросила она.

Голос бесстрастный, но Рис увидел, как она слегка наклонилась вперед. Она явно разделяла его опасения, что Саймон несчастлив в браке. Однако глаза друга засветились такой любовью и страстью, что Рис отвел взгляд. Он всегда испытывал неловкость от выражения чувств, не так отец учил его вести себя, это выглядело неприличным.

— У Лиллиан все прекрасно, благодарю тебя. Думаю, ей очень хочется навестить вас, если позволите. — Саймон быстро взглянул на Риса, хотя разговаривал с Энн. Он знал, что друг не одобряет его жену, но теперь она герцогиня, и Рис не мог ее игнорировать.

— Мне тоже очень хочется снова увидеть Лиллиан, — искренне ответила Энн. — Я сегодня же пошлю ей записку, и мы договоримся о встрече. Рада слышать, что у тебя все в порядке. Судя по твоему виду, ты доволен своим выбором.

— Да, — тихо произнес Саймон. Его любовь к жене не вызывала никаких сомнений.

Энн отвела глаза и поднялась.

— С вашего позволения, джентльмены, мне необходимо заняться делами. На тот случай, если мы не увидимся до твоего ухода, Биллингем, я с тобой прощаюсь.

Энн явно позволяла им остаться наедине, и когда они встали, чтобы проводить ее, Рис с молчаливой благодарностью кивнул жене.

Она снова протянула руку Саймону, и тот быстро прижался к ней губами.

— Спасибо, Энн. До свидания.

Мельком взглянув на мужа, она выскользнула из комнаты.

Впервые на его памяти Рис волновался. Если не проблемы в супружеской жизни привели сюда Биллингема в столь неподходящее время, тогда что? Явно что-то нехорошее.

— Сигару? — предложил Рис, указывая на богато украшенную шкатулку.

Саймон покачал головой, опять сел и откинулся на спинку кресла.

— Ну и какова, мой друг, супружеская жизнь?

— Разумеется, она полностью соответствует моим ожиданиям. Энн безупречная хозяйка, безупречная леди, безупречная…

— Я не то имел в виду. — Саймон наклонился вперед и уперся локтями в колени.

Рис недовольно поджал губы. Ни он, ни Саймон не были распутниками, они не хвастались своими победами, не обсуждали женщин, с которыми спали. И все же Рис понял, что Саймона интересует, совместимы ли они с Энн в других отношениях, помимо ее соответствия как герцогини Уэверли. Он попытался отбросить воспоминания о своей брачной ночи, когда лишил жену девственности, когда впервые услышал ее вздохи удовольствия. Эти мысли едва не привели его к потере самообладания, но он все же сумел обуздать себя. Почти.

Такое отсутствие сдержанности немного встревожило Риса. Он не из тех мужчин, которые имеют склонность поддаваться животным инстинктам. Подобные желания принято удовлетворять с любовницей или проституткой, а не с женой, требующей почтительного отношения. И все же, несмотря на ее чистоту, Энн вызывала у него похотливые желания, так что ему требовался постоянный самоконтроль, чтобы оставаться невозмутимым, как подобает человеку его положения. Рис надеялся, что со временем, когда его страсть к ней угаснет, они станут жить в удобном, вежливом союзе, как его родители или тысячи других супружеских пар их круга. Так будет лучше всего.

Когда он снова взглянул на Саймона, тот, подняв голову, с озабоченным выражением пристально смотрел на него.

— Уэверли?

Рис пожал плечами:

— Конечно, я совершенно доволен. Но почему-то я сомневаюсь, что ты пришел сюда и дожидался моего возвращения в Лондон, чтобы обсудить столь незначительную тему. По-моему, ты чем-то встревожен. Расскажи мне, что произошло.

Саймон молчал, глядя на него с таким выражением, какое Рис не часто видел у друга: это была смесь печали, сожаления и непритворной любви.

— Ты всегда умел понять меня, — наконец тихо произнес он.

Эмоциональных излияний Рис избегал любой ценой, и обычно его друзья считались с этим. Теперь Саймон поставил их обоих в неловкое положение своими вопросами об Энн и неуместными замечаниями. Это было крайне неудобно, если учесть тот факт, что Рис понятия не имел, почему его друг сюда явился.

— Так в чем дело? — спросил он тоном, каким обычно разговаривал с теми, кто ниже его по социальному положению.

Саймон печально улыбнулся.

— Да, извини. Перед твоей женитьбой я, если помнишь, обнаружил тягостные истины о моем отце. Несмотря на его безупречную репутацию, он имеет незаконнорожденных сыновей, да еще замешан в политических интригах и махинациях.

Рис кивнул. Он даже не мог представить боль своего друга и не хотел представлять.

— Конечно. Ты узнал еще что-то насчет его отвратительного прошлого?

Саймон тяжело сглотнул.

— Да. Я навел справки о других его сыновьях.

— Зачем? — нахмурился Рис.

— Я хочу с ними познакомиться, Уэверли.

— Познакомиться с ними? Какого дьявола ты собираешься это делать? Они тебе не ровня. Если ты впустишь подобных людей в свою жизнь, это не принесет тебе ничего, кроме опасности возможного шантажа и боли. Я не хотел бы видеть, как ты страдаешь за грехи своего отца.

— Возможно, ты и прав, мой друг.

— Что ты имеешь в виду? — насторожился Рис.

— Начну с самого начала, — ответил Саймон. Встав, он принялся беспокойно ходить по гостиной, чем усилил тревогу друга. — После твоей женитьбы мы с Лиллиан поехали в контору одного из солиситоров, имевшего некоторые сведения о моем отце.

Саймон умолк и тяжело вздохнул. Рис наблюдал за ним, и страдание на лице близкого друга тронуло даже его холодное сердце.

— Мы установили одного из моих незаконнорожденных братьев, — сказал наконец Саймон, голос у него дрогнул.

— Понимаю. Но во всем этом есть нечто большее, не так ли? — спросил Рис.

— Узнав правду, я на следующий же день получил анонимную записку. Ты предупреждал, что мое расследование может привести к шантажу, и, похоже, оказался прав.

— Боже мой!

— Видимо, наш с Лиллиан визит к солиситору и наличие бумаг моего отца вызвали цепь событий. В записке говорилось, что в течение месяца аноним свяжется со мной и ожидает щедрую награду за молчание об информации, которую я теперь имею.

Рис проглотил комок желчи, образовавшейся у него в горле при мысли о шантаже.

— Интересно, почему он дает тебе месячный срок, прежде чем открыть свое инкогнито?

Саймон пожал плечами, хотя тревога на его лице противоречила бесстрастному жесту.

— Возможно, ему хочется, чтобы я в полной мере осознал всю убийственность этой информации для меня и моей семьи. Возможно, он думает, что после месяца размышлений я стану более сговорчивым и выполню его требования. Кроме того, солиситор, в чьем распоряжении находились документы, был американцем, который унаследовал их от какого-то дальнего родственника. Возможно, шантажист живет не в Англии. Путешествие требует определенного времени, если подлец солиситор должен был послать ему сообщение, что документы у меня.

— Постой, ты думаешь, солиситор причастен к шантажу?

Саймон мрачно кивнул:

— Я тотчас же вернулся, чтобы спросить, кто еще имел доступ к бумагам, которые он мне предоставил, но в конторе никого уже не было. Я использовал все свое влияние, наводя справки о нем. Тщетно, он будто исчез с лица земли. Я могу лишь предполагать, какую роль он играл в этом деле.

Рис тяжело вздохнул:

— Сочувствую, мой друг. Как это ужасно для тебя. Но…

— Но? — Саймон искоса взглянул на него.

— Это еще не гибель. В конце концов, что шантажист может сообщить, кроме того, что твой отец имеет внебрачного сына? Большинство знакомых нам мужчин имеют по нескольку детей не из супружеской постели. Да, пострадает репутация твоего отца, но это не отразится на тебе, если ты представишь информацию в правильном для себя виде.

Саймон вздрогнул и отвернулся. Наблюдая за ним, Рис гадал, почему друг избегает его взгляда. Почему он выглядит таким бледным и нездоровым.

— Ты прав. Если б это касалось только меня, вероятно, я бы открыл правду. Видит Бог, мой отец недостоин защиты. Но тут есть другой, важный повод для беспокойства. Мой брат. Он… из высшей знати.

Рис молча смотрел на друга, осмысливая услышанное. Родословная была движущей силой в обществе, к которому они с Саймоном принадлежали. Хотя незаконнорожденный джентльмен не лишится титула, если станет известна правда его рождения, скандал будет сокрушительным. С этого момента все, кто видит этого человека, будут знать, что он недостоин высокого положения и привилегий, которые ему дарованы. Он сам и его семья могут стать отверженными до конца жизни и даже после.

— Аристократ… очень прискорбно… — с трудом вымолвил Рис и умолк, чтобы еще больше не травмировать друга. — Но этот человек по рождению простолюдин, вне зависимости от того, что говорит закон. Все его окружение имеет право знать, что он лишь выдает себя за аристократа, каковым не является. Открыв правду, ты не только защитишь себя от шантажа, но и поступишь честно. Этот человек должен представлять себе последствия…

— Он друг, — прервал его Саймон.

— Кто-то, кого мы знаем? Боже мой!

— Нет, Рис, это не просто наш знакомый… — Похоже, Саймон боролся с собой. Руки у него дрожали, лицо приобрело зеленоватый оттенок. — Ты мой брат.

— Что? — прошептал Рис.

— Ты слышал меня. Ты мой брат.

Все рассуждения вылетели у Риса из головы, пока он пристально смотрел на друга.

— Это не смешно, Биллингем, — наконец с опасным спокойствием произнес он. — Не понимаю, зачем ты отнимаешь у меня время подобным вздором. Твоя маленькая шутка зашла слишком далеко.

Вскочив с кресла, Рис направился к двери, но успел сделать лишь несколько шагов.

— Черт возьми, Уэверли, ты знаешь меня почти двадцать лет. Неужели я стал бы лгать тебе насчет этого? Или шутить над тем, что является величайшей болью моей жизни и станет, я знаю, величайшей болью для тебя?

Рис замер. Если б Саймон не верил, что говорит правду, то не пришел бы сюда.

Он медленно повернулся к другу, который стоял, умоляюще подняв руки.

— Значит, ты введен в заблуждение, мой друг. Потому что я никоим образом не могу быть твоим братом, разве что по духу. Если кто-то утверждает обратное, тогда над тобой жестоко подшутили. Возможно, это устроил шантажист, или…

Но Саймон достал из кармана пачку бумаг и дрожащей рукой протянул ему.

— Рис, у меня есть неопровержимые доказательства, что ты мой брат. Один из внебрачных сыновей моего отца.

Саймон терпеливо ждал, когда друг возьмет бумаги, однако Рис медлил, словно боялся обжечь руки.

— Это неприемлемо, Биллингем. Предполагать такое о моей матери и твоем отце… Не будь ты моим лучшим другом, я бы немедленно вызвал тебя на дуэль.

— Я понимаю, это трудно принять. — Саймон со вздохом опустил руку. — Узнав правду, я долго колебался, говорить ли тебе об этом. Но при угрозе шантажиста это все равно может стать известным. Я подумал, что ты должен знать правду, чтобы мы вместе решили, как мне действовать. И еще я подумал, что ты захочешь узнать, кто ты, от друга, а не от какого-то шантажиста, требующего плату за молчание.

Рис схватил друга за ворот. Но Саймон, хотя был крупнее, не оказал сопротивления, даже когда тот встряхнул его.

— Заткнись, слышишь меня? Закрой свой лживый рот! Я знаю, кто я такой. Я Рис Карлайл, герцог Уэверли, сын одного из самых влиятельных людей империи. Я знаю, кто я.

Медленно отведя руки друга, Саймон оттолкнул его, затем поправил воротник и сделал шаг назад.

— Тебе нужно время, чтобы принять это. А пока знай, что я выясняю, кто такой шантажист и как с ним справиться. Об этом не беспокойся. — Не получив ответа, Саймон вздохнул. — Оставляю тебе бумаги. Просмотри, когда будет желание, убедись, что я не ошибся, а затем приходи ко мне, и поговорим. Хоть днем, хоть ночью. — Он аккуратно положил бумаги на ближайший стол. — Я ухожу. Но, Рис? — Тот молча взглянул на него. — Я знаю, ты никогда бы не спросил об этом, как и я. Однако я счастлив, что ты мой брат. И, что бы ни случилось, всегда им будешь.

Рис пристально смотрел на единственного человека, которого действительно считал другом. Именно в этот момент, даже не видя так называемые доказательства, он понял, что Саймон говорит правду. Он вспомнил, как прежний герцог Биллингем уклонялся от встреч с ним, избегал разговоров, хотя постоянно наблюдал за ним…

— Уходи, — тихо сказал он.

Саймон чуть наклонил голову и оставил друга наедине со связкой бумаг на столе, которые выглядели такими невинными. Они манили, и хотя Рис знал, что это пение сирены, не предвещавшее ничего хорошего, он не мог их игнорировать. Он должен посмотреть, должен увидеть.

Медленно подойдя к столу, Рис дернул шнурок, связывающий пачку бумаг. Внутри он увидел переписку матери с герцогом Биллингемом, гроссбух солиситора и неожиданную, совершенно излишнюю выплату от герцога матери вскоре после его рождения.

Чем дольше Рис читал, тем больше мрачнел. И с каждым словом все больше терял себя. Он уже не Рис Карлайл. Хотя закон продолжает считать его герцогом Уэверли, в глубине души он не будет им.

Тогда кто он? Вопрос беспокоил его, эхом отдавался в голове, пока ему не захотелось кричать. И он сделал единственное, что мог: потребовал своего коня и ускакал.

Когда служанка открыла дверь, Энн Карлайл нахмурилась.

— А это ваша спальня, леди Энн, — сказала ее личная горничная Мальвина, затем тряхнула головой. — То есть ваша светлость.

Проигнорировав ее поправку, Энн шагнула в прелестную комнату голубых и золотых тонов, которые она любила. При других обстоятельствах ее бы восхитила широкая кровать посреди комнаты, задрапированная прозрачной тканью, говорящей о мечтах и желаниях принцессы. В любой другой день она бы ахала и охала над туалетным столиком с большим зеркалом и аккуратным рядом баночек, флаконов, щеток. Но только не сегодня.

Потому что она провела всего одну ночь в своем новом доме, прежде чем они с Рисом отправились в свадебное путешествие. И это была ее первая брачная ночь, однако не здесь, а в спальне Риса. И она думала, что именно та комната станет ее, когда она займет свое постоянное место здесь.

Однако Мальвина привела ее не в спальню мужа, которая находилась дальше по коридору.

Энн подошла к окну, из которого открывался прелестный вид на сад позади дома и прекрасно ухоженный двор. Но она не хотела ни вида, ни собственной комнаты. Она хотела Риса. Хотела быть настоящей женой, брака по любви, несмотря на то что ее желание выглядело глупым и романтичным для современного общества. Так что вся красота перед ней потускнела.

— Ты уверена, что не ошиблась? — тихо спросила Энн, избегая взгляда горничной, пока обходила комнату. — Эта комната будет моей спальней?

Мальвина кивнула:

— Да, ваша светлость. Мы со дня свадьбы распаковываем ваши вещи, указания его светлости были вполне определенными. Вам тут не нравится?

Энн вздохнула и повернулась к служанке, изобразив свою обычную веселую улыбку.

— Конечно, нравится. Все прекрасно. Ты отлично поработала, как и всегда, моя дорогая Мальвина.

Покраснев от удовольствия, служанка подошла к сундуку, который принес слуга, и начала быстро распаковывать доставленные после свадебного путешествия вещи хозяйки. За работой она не переставала болтать, расхваливая их новый дом. Обычно Энн слушала бы ее болтовню, потому что у Мальвины всегда имелись какие-нибудь пикантные новости, а сегодня она молча села за туалетный столик и рассеянно стала смотреть на свое отражение в зеркале.

— Вы чем-то обеспокоены, ваша светлость? — наконец спросила горничная.

Вздрогнув, Энн искоса взглянула на девушку. Та обслуживала ее почти десять лет, с тех пор как они были еще маленькими девочками. А после смерти матери Энн видела в ней подругу, чего всегда не одобрял Рис, считая, что каждый должен знать свое место.

— Разве это настолько заметно, Мэлли? — засмеялась Энн, вернувшись к прозвищу, которое дала ей много лет назад.

— Лишь тому, кто хорошо вас знает, — ответила Мальвина. — Думаю, вы беспокоитесь насчет комнаты.

Энн замерла. Только служанка знала ее тайну, и они редко об этом разговаривали. Она медленно кивнула.

— Я не предполагала, что все будет именно так. Я надеялась…

— Что после свадебного путешествия муж отбросит свою напыщенность и в конце концов признается вам в любви? — спросила Мальвина.

В большинстве семей за дерзость подобного рода полагалось наказание, но Мальвина просто выразила словами чувства хозяйки. Если кого и следовало наказывать на подобное безрассудство, так это саму Энн.

— Во время путешествия он был очень добр ко мне. Очень ласков и предупредителен, когда мы… — Энн умолкла.

После смерти ее матери отец позаботился, чтобы она знала все, что требуется знать хорошей герцогине. Вереница женщин много лет обучала ее этим азам. Но к тому, что происходит между мужчиной и женщиной, они ее не подготовили. Без матери, которая могла бы ей все объяснить, эта часть супружеской жизни осталась для Энн малоизвестной, хотя она получала удовольствие от близости с мужем. Однако сейчас она была не готова разговаривать на эту тему.

— Я считаю, он был нежен со мной, что не входит в его обязанности. Ведь я принадлежу ему. Он мог быть грубым или черствым, если мои чувства ему безразличны, — сказала Энн и покраснела. — Видимо, я по глупости надеялась, что между нами появится нечто большее.

Мальвина пожала плечами.

— Леди Энн… ваша светлость…

— Оставь свои поправки. Когда мы одни, можешь называть меня по-прежнему.

— Леди Энн, вы имеете дело с холодным, бесчувственным человеком. Вы давно это знаете, но почему-то верите, что у него есть сердце. И если даже вы правы, то не сумеете пробиться к нему за неделю брака. Могут потребоваться годы, чтобы проломить брешь в этом фасаде и увидеть внутри человека.

Да, Рис Карлайл имел репутацию сухого, безучастного человека, одержимого защитой святости ранга. Все это знали, многие пострадали от этого. Тем не менее во время их многолетней помолвки Энн порой видела в нем проблески человечности, которые пробудили ее чувство к нему. Однако Энн была не столь наивной, чтобы не понимать всю сложность ее задачи: Рис должен увидеть в ней не только безупречную герцогиню, а любовь своей жизни.

— Ты права, Мэлли. Но к счастью, у меня впереди наша жизнь, чтобы изменить его отношение.

Хмыкнув, Мальвина достала из сундука последнюю вещь и захлопнула крышку.

— Надеюсь.

Энн проигнорировала недоверчивый тон служанки и взглянула на свое отражение в зеркале. Саймон, наверное, ушел, и она теперь может побыть несколько минут наедине с Рисом.

Выйдя из комнаты, она быстро спустилась по лестнице. Она с детства так часто посещала этот дом, что помнила тут каждый поворот коридора, ибо знала, что в будущем ей предстоит здесь жить.

Она без труда нашла гостиную, где они встретили Саймона, но, открыв дверь, увидела пустую комнату. Не было никого и в кабинете Риса. Нахмурившись, Энн вызвала звонком дворецкого и, когда тот явился, с улыбкой спросила:

— Гилмор, вы не подскажете, где я могу найти его светлость?

Дворецкий на миг отвел взгляд, однако Энн успела заметить мелькнувшее в нем сожаление. Она вскинула подбородок. С чего бы это слуге жалеть ее?

— Простите, ваша светлость. Около получаса назад лорд Уэверли потребовал коня и умчался. Мне неизвестно, куда он поехал или когда он вернется.