Заветное желание

Глава 3

Стоя на высоком утесе, Рис смотрел, как море внизу с грохотом бьется о скалистый берег.

Всю неделю после визита Саймона, который разрушил его жизнь, он боролся с тем, что теперь знал о своем рождении. Днем эта правда мучила его, заставляя читать и перечитывать документы, подтверждавшие, что он не тот, кем всегда был.

Ночью становилось еще хуже. Сон не шел, даже когда усталость жгла глаза. А если он все-таки засыпал, порой с помощью алкоголя, беспокойные сны не приносили облегчения.

Рис ходил взад-вперед по скале, терзая себя не только фактами своего происхождения, но и возникшей в связи с этим неопределенностью.

Всю жизнь он был Рисом Карлайлом, а последние несколько лет герцогом Уэверли. Созданный им для себя образ и манера поведения соответствовали его месту в обществе. Черт возьми, в детстве он даже организовал «герцогский клуб», допуская в него только первых сыновей герцогов, которые понимали величие того, кем он в свое время станет. Он изгонял из своего круга «низших», чтобы сохранить неприкосновенность вышестоящих.

Его отец Томас Карлайл… если не считать, что этот человек, воспитавший его, не был ему отцом… Видимо, теперь ему придется думать о нем лишь как о Томасе Карлайле. В любом случае герцог поощрял высокомерие Риса и даже наказывал его за дружелюбие или симпатию к людям, не имевшим высокого титула. Покойный герцог Уэверли ежедневно и ежечасно напоминал Рису: он достоин больше, потому что у него безупречная родословная. Потому что предки и титул делали его особенным.

Если все, что он думал или чувствовал, знал о себе и своем месте в обществе, было ложью… тогда кто он? Что он? Где теперь его место… или для него теперь вообще нет места?

О возможности шантажа Рис старался не вспоминать. Когда он думал об этом, мысль, что кто-то намеревается получить деньги за постыдную тайну, вызывала у него тошноту. Слава Богу, что этой проблемой занимается Саймон. Что бы он ни думал о своем друге… брате… он доверил улаживать дело ему, пока сам не вернется в Лондон.

Расстроенно тряхнув головой, Рис подошел к краю утеса. Тут было единственное безопасное место для ныряния: глубокая бухточка между скал, без камней, без сильного течения и беснующихся волн. Много лет назад Рису показали ее деревенские мальчишки, когда однажды летом он приезжал сюда с матерью, еще до того как осознание своего ранга удержало бы его от игры с местными детьми.

Сейчас он хотел почувствовать свежий воздух на лице. Хотел, чтобы холодная вода пробудила его тело, изгнала круговорот мыслей, терзающих душу. Он нашел место, которое в давние времена отметили странным камнем люди, приходившие сюда, чтобы испытать то же самое возбуждение.

Глядя на воду, Рис начал торопливо раздеваться. На миг он почувствовал радостное возбуждение, стоя голым на краю скалы и готовясь нырнуть с пятнадцатифутовой высоты в ледяную воду. Тогда он снова оживет, чего так хотел, в чем больше всего нуждался.

Рис приготовился к прыжку и в этом момент услышал пронзительный крик. Он с удивлением повернулся, чтобы при необходимости предложить кричавшему свою помощь, но увиденное так поразило его, что он едва не потерял равновесие. Рядом с коттеджем, где он уединенно жил несколько дней, теперь стояла карета. Этого просто не могло быть, поскольку он никому не говорил, что едет сюда, и очень немногие знали о существовании этого места. Но больше всего Риса поразила женщина, которая выскочила из кареты и, не дожидаясь помощи, даже не захлопнув дверцу, понеслась по склону холма к нему.

— Нет! — кричала она.

Рис затаил дыхание.

— Энн? — удивленно произнес он.

Та вместо ответа с такой силой кинулась на него, что едва не столкнула с утеса. Каким-то чудом Рис сумел отклониться в сторону, прежде чем упал навзничь и увлек за собой жену.

Последовало долгое молчание.

Энн пыталась отдышаться, лежа, полуоглушенная, на распростертом теле мужа. Она совсем не так представляла себе их встречу. И уж тем более не ожидала увидеть его на краю ужасной скалы, готового расстаться с жизнью.

— Не делай этого! — Она схватила мужа за плечи и встряхнула. — Не отнимай себя у меня, эгоистичный тупой осел!

Рис ошарашенно взглянул на нее и тут же откатился от края пропасти, в результате чего она теперь лежала под ним.

— Ты в своем уме? — рявкнул он. — Ты могла убить нас обоих!

— Разве ты не этого хотел?

— Умереть? Нет, конечно.

— Значит, ты не собирался причинить себе вред, когда я подъехала к коттеджу? — спросила Энн, с дрожью вспомнив тот момент.

На миг выражение его лица смягчилось, но затем намек на чувство исчез.

— Нет! Я никогда бы не поступил так опрометчиво. Я собирался нырнуть со скалы. Я делаю это с детства.

— О, — произнесла Энн, не зная, что еще сказать.

До нее вдруг дошло, что она лежит на траве, сверху на ней муж… и он совершенно голый. В их браке это случалось не часто, поэтому, когда ужас прошел, дали о себе знать совсем другие чувства.

Ей страстно захотелось, чтобы Рис поцеловал ее, чтобы после недели тревог и душевной боли она почувствовала, что он жив и невредим. Позже она может быть сердитой и непременно потребует ответов, а сейчас она хотела только владеть этим человеком и чтобы он владел ею.

Они посмотрели друг на друга, и, как ей показалось, она заметила пылкость в его обычно непроницаемом взгляде. Будто он тоже вдруг осознал, что лежит на ней совершенно голым. Ему стоило лишь поднять юбки, и он мог повести себя так, как полагается вести себя мужу с женой.

— Рис, — дрожащим голосом произнесла Энн.

Он моргнул, словно звук ее голоса вернул ему ясность мысли, и тут же вскочил на ноги. А поскольку Энн не могла встать самостоятельно, то наблюдала, как Рис подхватил одежду и начал одеваться.

— Что ты здесь делаешь?

От его высокомерного безразличия к ней Энн снова почувствовала злость, которую решила было отложить на потом. Он вел себя так, будто вышел прогуляться, а не исчез без объяснений на несколько ужасных дней.

— Что здесь делаю? — изумленно повторила она. — По-моему, это я должна у тебя спросить, что ты здесь делаешь. Тебе следовало быть дома и начинать новую жизнь с молодой женой. По крайней мере таков был план, верно? И я не получила сообщений, что ты изменил его.

Прямота ее ответа потрясла Риса. Он протянул Энн руку и помог ей подняться с земли.

— Энн, возвращайся домой, — сказал он, тяжело дыша, как рассерженный бык.

От удивления она даже открыла рот. Вернуться домой? Она проехала бог знает сколько ужасных миль, думая лишь о том, что с ее мужем… Плакала от невыносимой боли. Пыталась его спасти, когда решила, что он хочет броситься со скалы. И после всего этого, после всех лет ее смирения и безответной любви, пока она ждала их свадьбы, он полагает, что может прогнать ее, сказав «возвращайся домой»?

Энн смотрела, как муж не оглядываясь идет по склону холма к коттеджу, и решала, что ей теперь делать.

Можно выполнить его требование. В конце концов, она дала клятву слушаться мужа и, поступив так, избежит хотя бы дальнейших унижений, которые он нанес ей своим бегством. У нее много друзей в Лондоне, которые примут ее сторону, и отец, способный защитить ее… возможно, он даже вызовет Риса на дуэль, когда тот вернется в город — если, конечно, вернется.

Но Энн любила Риса столько лет не для того, чтобы при первой же неприятности выбрать самый легкий путь. Она ехала сюда, предполагая, что нужна ему, и теперь, увидев его, была в этом совершенно уверена.

Похоже, Рис не брился несколько дней, был растрепанный, и собирался прыгнуть со скалы голым.

Нет, человек, которого она видела сейчас, уже не тот высокомерный герцог-совершенство, за которого она вышла замуж. Не тот холодный мужчина, которого она любила, несмотря на его многочисленные недостатки. И она не собиралась просто взять и уйти, чтобы впоследствии сожалеть об этом. Впервые в жизни Энн поняла, что надо бороться.

Догнав мужа, она схватила его за плечо и заставила обернуться.

— Нет, Рис. — Она покачала головой. — Нет. Я не уеду.

Энн знала, что он не привык к чьему-либо непослушанию, а к ее — тем более. Однако отчаянное положение требовало отчаянных действий.

— Энн, — сквозь зубы процедил Рис, — я велел тебе уехать и жду, что ты это сделаешь.

Она снова покачала головой:

— Я не уеду. И мне все равно, сколько раз ты этого потребуешь. Я приехала сюда не только ради того, чтобы услышать объяснение, почему ты бросил меня в Лондоне, но и для того, чтобы помочь тебе, если это в моих силах.

Энн сознавала, что повысила голос почти до крика, и ненавидела себя за неспособность сдержать боль и гнев, но ее обида перевесила все соображения.

— Мне не нужна твоя помощь, — тоже громче обыкновенного сказал он. — Я хочу, чтобы ты меня оставила. Уверяю, так будет лучше для тебя.

Энн отпрянула. Теперь это был «владелец поместья», уверенный в своей непогрешимости, который всегда знает, что лучше для окружающих. Временами она считала это качество прелестным, даже вселяющим надежду: если Рис снисходит до неприятностей других людей, значит, он в некоторой степени заботится о благополучии даже менее знатных. Но сейчас это «герцог знает лучше», относящееся к ней, особенно в столь решающий момент, не вызвало никакой благодарности. Наоборот.

— Откуда ты знаешь, чего я хочу, Уэверли? За все годы, что мы были вместе, ты ни разу не интересовался этим. И теперь я сама скажу тебе, чего именно хочу: я хочу остаться здесь, хочу быть с тобой, я поступаю по собственному желанию.

Рис открыл рот, чтобы возразить, но в этот момент из-за кареты появился кучер. Он смотрел на них с беспокойством и в то же время с интересом.

— В… ваша светлость, — неуверенно произнес он, словно не знал, к кому обращается. — Все в порядке? Вам нужна какая-нибудь помощь?

Энн густо покраснела. Мало того что она совершенно забыла о том, что здесь присутствует незнакомый человек, а теперь еще они с мужем затеяли неприятную ссору в десяти футах от него.

Но какие бы чувства ни испытывала Энн, они были ничто по сравнению с выражением лица Риса. Побледнев и широкого раскрыв глаза от удивления, он смотрел на человека, стоявшего у кареты.

— Это кто такой? — спросил он и резко повернулся к ней.

— Кучер Саймона. Наш друг не позволил бы мне ехать сюда без какого-либо его представителя.

— Кучер Саймона, — тупо повторил Рис, но глаза у него опасно блеснули.

Хотя Энн много лет знала обоих мужчин, она еще ни разу не видела даже намека на разлад между ними. А сейчас Рис, обычно слишком невозмутимый и уравновешенный, чтобы допускать ошибки, почти затрясся, услышав имя друга. И она вспомнила, каким убитым выглядел Саймон, когда говорил о Рисе. Очень странно, и она намеревалась выяснить, что развело друзей и заставило мужа бежать в это дикое место.

— Саймон рассказал тебе о коттедже? — спросил Рис, прервав ее размышления.

Она кивнула. Отрицать не было смысла.

— Еще одно предательство, — тихо пробормотал Рис.

— Ты считаешь предательством, что Саймон послал слугу меня сопровождать?

— Нет, — мрачно засмеялся ее муж. — Я считаю предательством, что мой предполагаемый друг рассказал тебе о существовании этого места. Не говоря уже о том, что поощрил твое безрассудное стремление отправиться сюда, чтобы «спасти меня» или сделать еще какую-нибудь глупость.

Подавив желание снова повысить голос, Энн скрестила руки на груди и спокойно взглянула на мужа.

— По крайней мере Саймон помог мне, а не бросил на произвол судьбы. И сейчас я ценю это больше, чем ты способен понять.

На щеке Риса дрогнул мускул, свидетельствуя, что ее колкость задела его за живое, и Энн почувствовала неуместное удовольствие. Но за последние дни она столько выстрадала и теперь была рада переложить часть своей боли на него.

Вместо ответа или продолжения спора, он схватил ее за руку и потащил вверх по склону. Энн упиралась.

— Если ты заставишь меня сесть в карету, — произнесла она, тщательно выговаривая каждое слово, — то, клянусь, я выпрыгну на ходу и вернусь пешком.

Рис молча ожег ее взглядом и шагнул к кучеру Саймона, который невольно отступил. И Энн не могла его винить, поскольку муж выглядел в этот момент так, словно мог убить.

— Ты, — произнес он своим обычным тоном герцога.

— Да, ваша светлость? — выдавил кучер.

— Возвращайся в Лондон, твои услуги больше не требуются. Скажи хозяину, я разберусь с ним, когда приеду.

— Д… да, ваша светлость.

— А если ты промолвишь хоть слово об увиденном здесь или о том, что привез сюда мою жену, я позабочусь, чтобы твоя жизнь стала тягостной, печальной и, возможно, короткой. Я выразился достаточно ясно?

Онемевший кучер стоял, глядя на него. Потом кивнул:

— Яснее некуда, ваша светлость.

Он бросился к карете, развернул лошадей и уехал. Энн смотрела, как экипаж грохочет по каменистой тропе к главной дороге, оставляя за собой хвост пыли. Она почувствовала облегчение и страх, когда единственное средство бегства отсюда пропало из виду. Она добилась своего, она победила: Рис позволяет ей остаться.

— А ты, — сказал он, заставляя ее оторвать взгляд от дороги и повернуться к нему, его темные глаза ожили от гнева и боли, столь явной, что Энн чувствовала ее пульсацию, — иди со мной.

Не дожидаясь ответа или возражений, он втащил ее в коттедж и захлопнул дверь.