Алексей Суконкин

ЗАЙТИ И ВЫЙТИ

Книга посвящается всем тем,

кто честно и отважно исполнял и исполняет

свой воинский долг при проведении

специальной военной операции на Украине.

Многие названия населённых пунктов,

имена героев и некоторые события вымышлены,

все совпадения с реальными людьми и событиями случайны.

ГЛАВА 1

Первый мотострелковый батальон вернулся с длительного полевого выхода в пункт постоянной дислокации буквально под Новый год, и люди ещё мечтали об отдыхе после учений, как в бригаду пришёл приказ доукомплектовать две батальонно-тактические группы и немедленно отправить их на далёкий «незнакомый полигон».

Все всё понимали, телевизор и Telegram-каналы смотрели и читали, и от того реагировали, как могли, а несколько десятков человек написали рапорта на увольнение с военной службы. Люди подозревали, что грядёт что-то большое и страшное, от чего нужно было бежать, сломя голову. Большинство тех, кто уже был удовлетворён всеми преференциями, данными ему службой в армии, выплатив ипотеку, уже «не видели себя» на дальнейшей службе – как раз перед самыми большими событиями.

Ситуация грозила выйти из-под контроля, и замполит бригады сбился с ног, пытаясь беседовать с людьми, убеждая их остаться в армии – но, всё было тщетно, и количество рапортов на увольнение только росло.

В курилке, возле казармы первого батальона, ощущалось гнетущее чувство надвигающейся беды.

- Мы, походу, оттуда на Украину пойдём, - сказал сержант Захаров, командир отделения из первой роты - возрастной, а потому и авторитетный для молодёжи. – Чует моё сердце – быть большой войне.

- Задавим как котят, - уверенно сказал старшина Зорин, замкомвзвод из второй роты, к которому другие бойцы прислушивались не меньше, чем к Захарову. – Нас больше, техника лучше, боевой опыт опять же…

- У кого боевой опыт? – спросил Захаров. – На постах в Карабахе постоять, да Химки поохранять – это боевой опыт? Хохлы воюют с 2014 года – восемь лет. По-настоящему воюют. Вот у них – боевой опыт. А мы пока нормальной войны ещё не видели.

- За них НАТО впишется, - вставил сержант Азаров, командир отделения. – Если мы попрём на Украину, Америка за хохлов встрянет, Европа встрянет. Дадут нам по шапке. Потом догонят, и ещё дадут.

- Короче, стрёмно, пацаны, - подвёл итог сержант Машков. – Надо валить из армии. Я всё что хотел – уже получил: пенсия есть, квартира есть, никому ничего не должен. Пойду и напишу рапорт - имею на то полное право. А замполит… пусть сам родину защищает. Он офицер – у него призвание.

Несколько человек, находящихся в курилке, выразили своё согласие с Машковым.

- А воевать, кто будет? – спросил Зорин.

- Ты этот вопрос замполиту задай, - ответил Машков. – А я на войну с НАТО не подписываюсь. Мне как-то и без войны на пенсии было бы очень хорошо. Что, пацаны, разве не так? – он обвёл взглядом всех, кто находился в курилке, заручаясь поддержкой тех, кто уже выразил своё с ним согласие.

***

В штабе отдельной мотострелковой бригады в это время шло совещание. Командир соединения полковник Павлов заслушивал доклады подчинённых о выполнении мероприятий по подготовке к перевозке частей бригады железнодорожным транспортом. Офицеры по очереди излагали расчёты по своим направлениям, Павлов и начальник штаба бригады подполковник Серов время от времени уточняли различные вопросы.

- Здесь у вас, товарищ майор, - комбриг остановил очередного докладчика, - в расчётах допускается нарушение организационной целостности подразделения: одна рота едет в разных эшелонах. Подумайте, как изменить порядок погрузки, чтобы устранить это нарушение…

- Есть, - начальник штаба первого мотострелкового батальона сделал пометки в блокноте, - разрешите продолжить?

Всего для перевозки двух батальонно-тактических групп, которые формировала бригада, выделялось восемь железнодорожных эшелонов. Чтобы направить в район сосредоточения хотя бы основное ударное ядро, нужно было отказаться от отправки значительной части второстепенной техники. Павлов понимал, что слово «учения» не в полной мере отражали то, что могло там начаться, и поэтому считал, что бригада, в первую очередь, должна выставить свои боевые подразделения, а уж потом можно будет думать о подтягивании тыловых структур. Решение было спорным, но иных вариантов в настоящее время жизнь не предоставляла.

Танковый батальон, недавно получивший на базе хранения сорокалетние Т-80У, убывал в полном составе. Первый мотострелковый батальон выставлял три роты, второй батальон – две, разведывательный батальон убывал половиной своей численности, в плане на погрузку в эшелоны стояли также артиллеристы и зенитчики, не полным, конечно, составом.

- Что с крепёжной проволокой для растяжек? – спросил комбриг.

Надёжным средством крепления тяжелой гусеничной техники на открытых платформах уже добрую сотню лет оставалась обычная стальная проволока сечением шесть миллиметров. Её требовалось очень много

- Четверть от потребного количества, - отозвался начальник штаба бригады. – Еще с брусом вопрос решаем, завтра должны доставить в бригаду двадцать кубов.

- Мало, - комбриг посмотрел на собеседника: - На восемь эшелонов это как капля в море.

- Все просят денег, - сказал Серов и вопросительно посмотрел на полковника, делегируя ему решение этого вопроса.

- Решим, - задержавшись с ответом, кивнул командир, тем не менее, совершенно не представляя, как это сделать.

После завершения всех докладов и уточнений, Павлов посмотрел на подчинённых:

- Я надеюсь, что все присутствующие понимают, что мы едем не на учения. Сегодня у меня на столе лежит сто пятьдесят рапортов от контрактников. Завтра ляжет ещё столько же. К чести офицеров, пока никто подобного рапорта ещё не написал. Но, по сути, бригада сыпется у нас на глазах. Даже если я не буду подписывать эти рапорта, это ничего не изменит – люди бегут. Замполит, как так получилось? Где ваша работа с людьми?

Подполковник Демидов поднялся со стула:

- Товарищ полковник, а мы по закону никак не можем препятствовать их уходу.

- Как так? Квартиры по военной ипотеке, пенсии в тридцать лет, льготы всякие – это мы можем, а как дело дошло до самого главного, для чего их всех растили, обували, кормили, давали квартиры и льготы – так они сразу в кусты? – Павлов вскипел, едва сдерживая свой гнев.

- Так точно, товарищ полковник, - Демидов кивнул. – Кормили, обували и пенсию давали, а они в кусты. И у нас нет никаких законных оснований их остановить. Нет закона, который запрещал бы им увольняться. У нас же в стране не военное положение, не мобилизационный период. У нас правовой режим мирного времени. А работу я веду, разговариваю с ними. Но без правовой поддержки это очень тяжело делать…

- А они что?

- А они говорят, что не желают рисковать своими жизнями и лучше уволятся. Так говорят даже те, кто ещё пенсию не выслужил. Люди напуганы, по бригаде ползут нехорошие слухи.

- Кто распространяет эти слухи?

- Есть несколько активных контрактников…

- После совещания их всех сюда. Все свободны, командир первого батальона и начальник штаба останьтесь. Поможете мне в разговоре с ренегатами.

Минут через двадцать замполит привёл шесть возрастных контрактников, которых Павлов построил прямо у себя в кабинете.

- Вот скажите мне, старому полковнику, для чего вы родились? Вот конкретно вы, товарищ сержант!

Павлов стоял напротив бывалого контрактника, отслужившего в армии уже лет пятнадцать, знавшего все тонкости военного ремесла, но в настоящее время ведущего среди личного состава разговоры, разлагающие коллектив. Контрактники, в основном младшие командиры, переминались с ноги на ногу, было заметно, что им крайне неприятен этот разговор. Одно дело смело высказывать свои мысли в курилке среди других сослуживцев, равных им по статусу, и выражающих своё согласие с обсуждаемым вопросом, и совсем другое – держать ответ перед старшим начальником, который придерживается противоположной позиции.

- Я, товарищ полковник, уверен, что мы поступаем неправильно, - дерзко сказал сержант Бураков.

- Неужели сам это понял? Зачем тогда разговоры такие ведёшь среди подчинённых?

- Я имею в виду предстоящую войну с Украиной, а не мои разговоры с подчинёнными, товарищ полковник. И я не желаю принимать участие в этом деле. Я имею право выразить своё мнение.

- Вы имеете право выразить своё мнение, - согласился полковник. – Но вы не имеете права отказаться от выполнения приказа. Вы – военнослужащий, давший клятву защищать свою Родину. И сейчас Родина требует от вас отдачи - за все предоставленные за время службы льготы. Если не вы, подготовленные военные профессионалы, то кто? Гражданское население мобилизовать прикажете?

- Товарищ полковник, льготы, которые я получил, предоставлены мне за пережитые мною условия прохождения военной службы, а не в качестве аванса на будущее. Я эти льготы честно заслужил, и вы это прекрасно знаете. Я полгода был в Сирии, я служил многие годы без выходных, я в полной мере исполнил всё то, что требовала от меня Родина.

- Вы, товарищ сержант, один из лучших бойцов бригады, на вас равняются молодые бойцы. Но сейчас вы пасуете перед трудностями, вместо того, чтобы вести за собой молодых. И мало того, что вы пасуете, вы ещё и подбиваете других бойцов к отказу от выполнения боевых задач. То есть, поступаете как самый настоящий предатель Родины. Я правильно понимаю происходящее?

- Я не предатель, товарищ полковник, и никогда им не был, - ответил Бураков.

- Хорошо, тогда какое определение своим действиям предложите вы сами?

Сержант молчал.

Павлов посмотрел на другого контрактника.

- Вот вы, товарищ сержант, как назовёте действия вашего боевого соратника, подрывающего боеспособность бригады?

- Мы, товарищ полковник, не подрываем боеспособность бригады, - тихо ответил сержант Захаров.

- Неужели? – полковник шагнул к своему столу и взял в руку пачку рапортов: - А вот это тогда что, если не подрыв боеспособности и предательство? После ваших разговоров молодые контрактники наперегонки бегут писать рапорта на увольнение. Это результат лично вашего воздействия. Никого больше. Вы рассказываете молодым бойцам всякие страшилки, вместо того, чтобы закладывать в них веру в свои силы. Разве не так?

- Сержант, - подполковник Михайлов, командир первого батальона, посмотрел на своего подчинённого: - Ты считаешь, что склоняя молодых к написанию рапортов на увольнение, совершаешь настоящий мужской поступок?

- При чём здесь это, товарищ подполковник? – вспыхнул Бураков.

- При том. Я всегда считал тебя настоящим мужиком, способным на Поступок, а ты сейчас больше похож на тряпку… а ведь ничего ещё страшного не произошло, но вы уже предаётесь выдуманному страху, заставляете поверить в этот страх своих боевых товарищей.

Бураков опустил взор, ему нечем было возразить.

- Я не буду с вами долго разговаривать, - сказал командир бригады. – Вот здесь и сейчас вы делаете выбор: либо вы предатели своего народа, и мы с вами немедленно расстаёмся, вы уходите на пенсию и радуетесь жизни, либо вы, как настоящие мужчины и воины, остаётесь с нами, и мы дальше делаем одно общее дело – защищаем Родину там, где прикажет наш Верховный Главнокомандующий – как того требует данная вами Присяга и Боевой Устав.

Комбриг допустил короткую паузу, затем посмотрел на контрактника, которому в течение всей беседы не уделял никакого внимания – ни словом, ни взглядом – выстраивая этим самым тонкий психологический приём.

- Вот вы, товарищ сержант, остаётесь с нами или всю оставшуюся жизнь предпочтёте жить предателем Родины и всего воинского коллектива нашей бригады?

- Остаюсь, товарищ полковник! – чётко и практически без заминки, выпалил сержант Азаров – у него не оставалось иных вариантов. – Я не предатель!

- А вы, товарищ сержант? – Павлов переместил своё внимание на следующего военнослужащего.

- Я с бригадой, товарищ командир, - кивнул Зорин.

Последовательно в верности поклялись все присутствующие, оставался только самый «проблемный» сержант Бураков.

- А вы, товарищ сержант? – тяжёлый взгляд командира навис как Дамоклов меч.

- Вы, товарищ полковник, неправильно ставите вопрос… - дерзко глядя в глаза Павлова, сказал сержант. – Вы ловко создаёте ложное чувство отсутствия выбора. А выбор есть всегда. Тем более в этой сложной ситуации.

- Свой выбор вы, товарищ сержант, сделали тогда, когда дали Присягу, когда подписали контракт с Вооружёнными Силами. Я жду от вас ответа.

- Я не предатель, и никогда им не был, - ответил сержант.

Командир удовлетворённо прошёл по кабинету к своему столу, сел на стул.

- Значит так, товарищи сержанты. Мы с вами определились раз и навсегда – кто есть кто. И как военные, и как мужики. И я не готов в дальнейшем слышать от вас или про вас какие-то истории об уклонении от взятых на себя обязательств. Никто не говорил, что будет легко, а сейчас – тем более. Если вам нужна помощь в работе с личным составом – каждый из здесь присутствующих офицеров вам поможет. Надеюсь, что вы из нашего разговора сделаете правильные выводы, и мы никогда к нему не вернёмся. Правильно я говорю?

- Так точно, - вразнобой ответили контрактники.

- Тогда, раз вы согласны, каждый из вас берёт по двадцать пять рапортов и разговаривает с этими контрактниками. Я думаю, что вы найдёте правильные слова, чтобы они вас поняли.

Младшие командиры стояли в нерешительности: согласившись с доводами Павлова в отношении себя лично, они открыли командиру бригады путь к следующему шагу – привлечь сержантов к работе с личным составом, уклоняющимся от военной службы.

Павлов взял со стола пачку рапортов, и, не отсчитывая, стал по частям передавать их сержантам. Бывшие бунтари брали их в руки, тем самым соглашаясь с приказом-просьбой командира бригады. Никто из них не выразил прямого отказа.

- Все свободны… - сказал командир, когда в его руках не осталось ни одного рапорта.

***

В своём статусе командира бригады полковник Павлов не имел аппаратных возможностей напрямую обращаться к губернатору области. Обращение же к командующему армией с просьбами помочь отправить эшелоны, в военной иерархии выглядело едва ли не должностным преступлением – ибо по сложившейся многолетней практике, нижестоящие должны были сами решать поставленные перед ними задачи, строго отвечая за неисполнение. Буквально вчера со своей должности был снят командир мотострелковой дивизии, не выдержавший график отправки эшелонов, и этот случай был доведён до всех офицеров округа, как образец вопиющей профнепригодности и пример последствий при повторении подобного в других частях. При том каждый офицер знал, что командование общевойсковой армии ничем не помогло дивизии, чтобы сделать всё в срок.

Павлов решил разорвать все условности и записался на приём к главе региона, не ставя в известность своё командование. Час ожидания, проведённый им в приёмной, полковник пережил с единственным желанием не встретиться здесь с командующим объединения или его замами.

Несколько лет назад, когда Павлов служил в другом месте, в бригаде проходил срочную службу сын главы региона, что естественным образом отражалось на внимании области к соединению. В тот благоприятный для бригады год на территории воинской части появился асфальт, в некоторых помещениях был сделан ремонт, был воздвигнут монумент в память о погибших в период чеченских кампаний, но так как Павлов не застал этого времени, он не имел личного контакта с губернатором, и мог рассчитывать только на то, что глава региона не забыл о своём прошлом отношении к мотострелковому соединению.

- Присаживайтесь, Альберт Романович, - предложил Сергеев. – С какими проблемами пожаловали?

- Олег Петрович, - полковник занял место за столом. – Вы же знаете, что сейчас вся деятельность войск направлена на…

- Да, - кивнул хозяин кабинета. – Я предполагаю, что будет дальше.

- Прошу оказать помощь, - сказал комбриг. – Я бы к вам не пришёл, если бы у нас были хотя бы какие-то возможности… но их нет и у вышестоящих. Вы не подумайте, что я пришёл по поручению командующего. Я пришёл просить за бригаду, которая вам не чужая…

Павлов чувствовал себя неловко – ему приходилось просить, тогда, как многие годы он привык только требовать.

- Что вам необходимо? – прямо спросил губернатор.

- Брус для крепления техники на железнодорожных платформах, стальная проволока диаметром шесть миллиметров, бензогенераторы, мотопомпы, бензопилы, - начал перечислять Павлов.

- Давайте сделаем так, - Сергеев прервал речь полковника. – Составьте перечень того, что вам необходимо, я передам его знакомым предпринимателям, может, какие-то позиции сможем сразу закрыть. С бюджета я, поймите меня правильно, оплатить это не могу – прокуратура меня сразу спросит, на каком основании я осуществляю нецелевые траты.

- Вот список, - Павлов протянул Сергееву вдвое сложенный лист.

- Хорошо, - губернатор взял его, стал вчитываться, затем взял в руки телефон и набрал чей-то номер: - Василий, приветствую. Скажи мне, пожалуйста, мы можем нашей мотострелковой бригаде помочь брусом, проволокой, полевой техникой? Можем, да? Я тогда сейчас тебе список перешлю, и контактный телефон командира сброшу. Принимай. Спасибо большое!

Вдруг Павлов подумал, что губернатор не ждёт сейчас от него каких-то особых благодарностей, ибо делали они одно дело. Одно большое дело.

- Удачи тебе, Альберт Романович, - сказал Сергеев. – Сохрани мальчишек. Верни их домой живыми.

- Я постараюсь, - кивнул полковник. – Спасибо вам за помощь.

***

Первый эшелон под погрузку подали сразу после Нового года. За неделю бригада смогла отправить в район сосредоточения восемь составов: две батальонно-тактические группы, усиленные артиллерийским дивизионом, реактивной батареей и батареей зенитчиков, плюс управление бригады. В расположении оставалось ещё много подразделений, которые, как полагало вышестоящее командование, были не нужны для предстоящих действий.

Ещё в ноябре штабу отдельной мотострелковой бригады было предложено разработать операцию по овладению Киевом силами… танковой бригады, состоящей из двух батальонно-тактических групп на основе двух танковых батальонов по 31 танку и мотострелкового батальона на 31 БМП-2. Артиллерия и ПВО в задаче почему-то не предусматривались, что в значительной степени облегчало проведение различных тактических расчётов. Данные разведки были весьма скудными, и определить вероятные рубежи обороны противника, а отсюда и наиболее оптимальные маршруты выдвижения - не представлялось возможным. Тем более, что маршруты были определены жёстко, не оставляя свободу манёвра. Штабу намекнули – делайте расчёты, а подробности будут предоставлены позже. Мол, главное, это посчитать всё «в целом». Штабные догадывались, что подготовленные для танковой бригады расчёты, в нужный момент времени будут переданы в танковую бригаду, тогда как кто-то другой сейчас делал расчёты для мотострелковой бригады. Для чего всё это делалось именно так – оставалось в тумане. Можно было, конечно, сослаться на некую секретность, но к чёрту летела бы эта секретность, которая в буквальном смысле профанировала всю подготовку, необходимую для успешного решения боевых задач.

- Полковник, тебе что, погоны жмут? – командующий общевойсковой армией генерал-майор Лазаренко открыл оперативное совещание.

Павлов встал. В помещении находились командиры бригад, полков и отдельных батальонов, собранные для постановки задач.

- Никак нет, товарищ генерал, - осторожно ответил Павлов.

- А я вижу, что жмут, - пробасил Лазаренко. – Какое ты имел право через мою голову обращаться к Сергееву?

- Виноват, товарищ генерал! - комбриг сделал повинное лицо, чтобы снизить накал предстоящих страстей.

Тем более, что винить его в чём-то сейчас, когда дело уже сделано, было бессмысленно. Однако, и мотив генеральских претензий ему был совершенно понятен: факт обращения командира бригады к главе региона через голову командующего армией за помощью в подготовке эшелонов к отправке, свидетельствовал о неспособности командующего обеспечить этот процесс и самоустранении от решения важнейших вопросов через их оставление на совести нижестоящих командиров, не обладающих необходимым ресурсом. Пример снятого с должности командира дивизии, который не смог найти проволоку и брус для крепления боевой техники, был у всех на виду.

- Да что мне твоё «виноват»! – Ла…

Загрузка...