Первым в помещение ворвался Дайко. Полностью одетый, будто за окном не царила глубокая ночь, а пришло время пить утренний кофе с круассанами. В свете луны в его руках блестело лезвие ножа. Если бы я не была напугана привидением, то сейчас точно орала бы, устрашившись звериного оскала нейвера. Мне даже показалось, что его клыки несколько удлинились.
Следующим испытанием для моих истерзанных нервов было явление муфа Эливентора. Этот, в отличие от пса Дайко, успел нацепить на себя лишь прилипшие к телу и мало что скрывающие подштанники, а потому влажно поблескивал голым торсом и мечом джедая. Своим криком не дала, бедняжке, домыться?
Пораженная видом своих защитников, я даже забыла о привидении. Оно, по всей видимости, испытало не меньший шок и растворилось в воздухе.
Ну и в заключение «незваного вечера» в распахнутые двери въехала миффи Дельфия с огромным подсвечником в руках. Медленно осмотрев первого молодца и второго (тут она скривилась), перевела взгляд на меня. Моя ночная рубашка не сделала бы чести незамужней девице. Чуть великоватая, она сползла с плеча и оголила больше, чем того требовалось.
– Что здесь происходит? – грозным тоном королевы–матери спросила старушенция. Защитники в едином порыве воззрились на меня трясущуюся. Если кто–то подумал, что я трясусь от страха, то я не стала бы его разубеждать. Поначалу так и было. Но привидение исчезло, и я разумно рассудила, что оно могло мне просто примерещиться, а я устроила конец света.
Есть такие стадии сна, когда трудно отделить явь от сновидения. В детстве я долго верила, что если пробраться в туалет соседней квартиры и заглянуть в вентиляционную шахту, то можно увидеть море. Там за решеткой медленно садилось солнце и окрашивало в розовый цвет не только воду, но и гуляющих по пляжу людей. Только став взрослой, я поняла, что приняла сон за реальность. Вот и сейчас я сама себе не верила, что видела привидение, а потому тряслась уже не от страха, а в попытке удержать смех. Усталость и неоднозначные впечатления от нового мира не самые лучшие помощники в контроле над эмоциями, и я позорно проиграла: расхохоталась. Я запечатала ладонями рот, но смех просто рвался из меня.
– Что? – не менее грозно спросил приемный сын короля, еще не понимая, что вызвало столь бурную психическую реакцию. Вы когда–нибудь видели, как намокшая белая ткань фигурно облепливает тело и мало что под собой скрывает? Матовое стекло в разы показало бы меньше.
– Один–один, – кое–как прервав приступ смеха, произнесла я. – Вы бы хоть меч погасили, милорд, чтобы не все, кроме меня, наслаждались видом ваших кубиков.
Меч погас, но свечи в руках королевы–матери позволили разглядеть красивые ягодицы удаляющегося муфа Эливентора.
– Пес, тоже уходи, – скомандовала миффи Дельфия.
Дайко, глухо рыкнув, покинул помещение. Следом по взмаху руки вышел и «водитель кресла».
И вот тут я поняла, что настал час расплаты: бабушка не простит, что я высмеяла ее горячо любимого внука.
– Так ты специально кричала, чтобы он сюда прибежал?
– Нет, – я стушевалась под ее проницательным взором. – Приснился страшный сон.
– Рассказывай, что за счеты между вами? – королева–мать вовсе не была слабеющей умом старушкой, а потому выцепила важное.
Я сделала серьезное лицо.
– Он меня обидел, – рассказ о том, как муф Эливентор заставил раздеться в отместку за погнутый шлем, неожиданно вызвал у бабушки смех.
– Я не оправдываю методы своего внука, – она вытирала слезы, – но понимаю, почему Эли так себя повел.
– Что еще, кроме как желания посмеяться надо мной? – я надула губы.
– Но зачем драконам соваться в приграничную область эльфов? Это же глупо! Не проще было бы открыть портал в их собственном королевстве?
– Ну, во–первых, у Бугра самая тонкая ткань перехода из мира в мир. В другом месте на открытие портала потребовались бы усилия нескольких магов. А во–вторых… Тебе не кажется, что драконам зачем–то понадобилось, чтобы их заметили?
Я, обдумывая слова бабушки, постучала пальцем по губам. Ясное дело, драконы осуществляли какой–то план. Но как в их задумку вписываюсь я?
– А я? Зачем им я? – что на уме, то и на языке.
– Не беспокойся, деточка. Эливентор обязательно выяснит. Пока трудно сказать, попала ты к нам случайно, проскочив в захлопывающийся портал, или являешься звеном замысла, но рано или поздно все откроется.
– Думаю, я в вашем мире оказалась случайно. Похитители пытались скрыть от меня путь к Бугру – гнали как сумасшедшие, а потом сломали ветвь, чтобы спрятать на просеке следы протектора. Я едва обнаружила их. Если бы драконы хотели, чтобы я увязалась за ними, позволили бы висеть у них на хвосте.
Как–то иносказательно получилось. Я висела на хвосте у драконов.
– Я не буду спрашивать, что такое протектор. Вечно из вашего мира лезут какие–то слова, – королеве–матери надоело держать подсвечник, и она потянулась, чтобы поставить его на тумбу. – Я лучше поинтересуюсь, почему ты кричала? И не лги, что видела страшный сон. Врунишка из тебя никакая.
Хотелось возразить, что я профи, вся в баб Нюру, но вовремя прикусила губу.
– Ну, я жду.
– Я видела привидение.
– Ну слава богам, – старушка неожиданно радостно всплеснула руками. – Она показалась.
– Кто она?
– Кто–кто, моя сноха. Приемная мать Эливентора. Думаешь, я зря заселила тебя именно в ее покои? Так и знала, что ты избранная.
– Боже, – теперь пришел мой черед всплеснуть руками, – ну почему вы опять взялись за прежнее? Только смущаете меня и своего внука. С чего вы взяли, что я та самая?
– Просто поверь. Я хоть и слаба телом, но в ясном разуме мне не отказать. Поэтому не кричи, если мать Эли опять тебе покажется. Мы так долго ее ждали.
– Она опять появится?! – я скомкала на груди ночную сорочку. – А вы не могли бы остаться со мной? Как–то не привыкла я к общению с призраками.
К чему скрывать, что мне страшно?
– Она и при жизни была доброй девочкой, с чего бы ей после смерти измениться? Просто выслушай и запомни все, что она тебе скажет. Это важно. Она обещала мне. Из загробного мира видно все то, что здесь скрывается за семью печатями.
Королева–мать хлопнула в ладоши, двери снова распахнулись.
– Не забудь утром зайти ко мне с докладом, – старуха величественно качнула головой слуге и отбыла, не забыв прихватить подсвечник.
Я забралась на кровать. Одно дело обещать пообщаться с призраком, другое – в темноте остаться наедине с потусторонним существом. У меня все в животе замерло.
Когда в дверь поскреблись, я от страха подпрыгнула.
– Это я, миффи Шило. Не бойся.
Муф Эливентор выглядел вполне прилично: рубашка, правда, не застегнутая у шеи на последние пуговицы, и легкие штаны. Ступни босые по вполне понятной причине – попробуй прокрасться на цыпочках и никого не разбудить в сапогах по колено.
У двери произошла небольшая заминка – муф оттолкнул Дайко, попытавшегося проникнуть следом.
– Фу, пес! Стеречь!
И прямиком запрыгнул в мою постель. Я от удивления открыла рот. А наглый муф приложил палец к моим губам.
– Тише. Если ты видела мою мать, то на самом деле избранная.
– Боже, и вы туда же!
– Я не говорю, что обязательно женюсь на тебе, но ты первая, кому она показалась.
– И многие девушки побывали в этой постели? – они что, устраивают здесь тестирование? Тащат сюда всякий сброд и ждут, появится привидение или нет? Надеюсь, простыни меняются часто.
– Я уже называл цифру, помнишь?
– Сорок? И к каждой из них вы прыгали в постель?
– Нет, к тебе первой.
– Есть чем гордиться.
Муф, прислушавшись к шуму дождя за окном, еще раз показал жестом «Заткнись» и нырнул под покрывало.
Закричать бы, потребовать, чтобы убирался, но как остаться наедине с призраком? Пусть лежит. Еще отведу душу, наорусь. Понятно же, что не за ласками прибежал, а хочет самолично убедиться, что здесь будет происходить.
Я тоже успокоилась. Не один в поле воин. Поэтому пристроила голову на подушку и сложила ручки на груди. Жду.
***
Снилась мне наша коммуналка. Зеркала завешаны простынями, я безутешно рыдаю на плече нашего участкового. Он успокаивает как может.
– Куда меня теперь? – хлюпаю носом. – В детский дом? Но я же уже большая, мне пятнадцать. Могу сама о себе позаботиться.
– А на что жить станешь?
– Пенсию по потере кормильца дадут. Дадут же? – я не знала. Слышала, как соседки у гроба с телом баб Нюры судачили.
– Не протянешь. Да и не положено одной оставаться. Без пригляду, – он крутит в руках фуражку. На редких волосах след от нее, как от обруча. Потом вдруг лезет в карман и вытаскивает потрепанную визитку. Края замяты, в пятнах. Видать, давно с собой носит. – На, позвони. Обещали для девочек–сирот интернат с полным обеспечением. Уход. Школа опять–таки. Но туда не всех берут. Малышеву Катерину твоих же лет не взяли. А ты, может, подойдешь.
– Когда звонить? – от слез не вижу ни номера телефона, ни фамилии.
– Прямо сейчас и звони. Иначе не успеешь. Через час служба опеки за тобой придет. Дай–ка я тебя сфотографирую, чтобы знали, о ком идет речь.
Я сдергиваю с головы черную косынку, ею же вытираю лицо. В какой интернат возьмут с такой опухшей рожей? Глаза красные, губы трясутся.
– Безнадежно все, – произношу я, стискивая телефон участкового в руках. Мажу мимо нужных цифр. Он, заметив, как дрожат мои пальцы, возвращает мобильник себе.
– Ай, дай я сам.
***
Дальше уже не сон, а воспоминания, что приходят ко мне без спроса. Глаза закрыты, а мозг крутит–крутит…
Через сорок минут за мной приехали. С врачами и чемоданчиком для забора крови. Те осмотрели меня, назвав процедуру обязательной диспансеризацией, взяли из пальца и вены кровь и ушли.
В отличие от врачей, тетка, что приехала за мной, не торопилась. Задавала вопросы и записывала ответы в анкету так, будто специально тянула время. Как я позже догадалась, она ждала звонка, и как только он раздался, все завертелось гораздо быстрей.
– Нет, никаких личных вещей, – представительница школы остановила меня, заставив захлопнуть дверцу шифоньера. – Вам все выдадут.
Ну и хорошо. Вещей особо и не было: джинсы с майкой, куртка на вырост, школьная форма.
Мои документы уложили в прозрачную пластиковую папку, на которой крупно написали «Валерия Вострикова, 15 лет».
– Можно я хотя бы бабушкину чашку с собой возьму? С подсолнухами?
Сама же и разбила ее, неловко засовывая в сумку. Звон осколков вызвал новый водопад слез.
Участковый, подгоняя, больно пихнул меня в бок. Потом еще раз, еще.
– Да проснись же…
***
Я открыла глаза. Чужая ладонь, выпростанная из–под покрывала, зажимала мне рот. Я оттолкнула ее и села. Прямо передо мной в воздухе висел призрак. Туманный, бесцветный, размытый. Но платье в пол и высокая прическа выдавали в нем женщину.
Она протянула руку и провела по моей щеке. На коже остался влажный след, будто призрак на самом деле состоял из тумана.
– Красивая… – произнес тихий голос. – Приветствую тебя, гостья из чужого мира. Я тебя ждала…
Я, наконец, осмелела. Еще бы! Муф Эливентор из под покрывала без устали тыкал в меня пальцем, заставляя действовать.
– Вы что–то хотели передать вашему сыну?
– Сыну? – женщина, чьи черты проявились лучше, словно она усилием воли собрала себя в кучу, слабо улыбнулась. – Нет, не сыну. Тебе. Отведи Эли в Демонову падь.
Я не хотела ни в какую Демонову падь. Мне и снаружи забот хватало.
– Не отказывай и будешь вознаграждена, – призрак терял терпение.
– Хорошо, – кивнула я, боясь перечить призрачной женщине. – Сначала выручу из беды своего жениха, а потом уже возьмусь за муфа Эливентора.
– Нет. Время уходит. Надо спешить, – и заколыхалась, будто ее ветер сдувал. Опять все черты поплыли.
Нет, ну что за лю… призраки! Сказала же, на обратном пути!
– Передай Эли, что я люблю его, – произнесла матушка Эливентора, прежде чем окончательно раствориться. Оставила–таки за собой последнее слово.
Я в бессилии упала на подушку.
– И что это было? – спросила я у выбравшегося из–под покрывала муфа.
Он молчал, уставившись в потолок.
Переживает. Еще бы, я бы тоже переживала, если бы увидела призрак своей бабушки. Интересно, что она мне сказала бы? Как пить дать, просто отвесила бы подзатыльник за разбитую чашку с подсолнухами.