Зеро

Красная точка на противоположной стене дрогнула и медленно поползла вправо. Я ещё чуть-чуть довернул ствол, и луч лазерного прицела соскользнул с края стены.

Проверив прицел, я окончательно закрепил автомат в станке. Теперь всё было сделано правильно — траектория выстрела проходила как раз на уровне моей груди.

Стоит ему высунуться из-за угла и датчик движения сразу даст команду на поражение. Выстрел — и одним "чужим" будет меньше. Сколько их осталось? Один, два? Неважно! Это сейчас неважно! Важно то, что я перехватил инициативу! Да…. это сейчас самое важное…

Очередная вспышка фотокамеры неприятно резанула по глазам. Я заморгал сквозь слёзы и полез в карман за носовым платком.

— Как вы думаете, сумеете ли вы справиться с поставленной перед вами задачей?

— Вами движет тщеславие или альтруизм?

— Сколько заплатят вашей семье в случае вашей гибели?

— Вы хоть примерно представляете, с чем вам придётся столкнуться?

— Какими ещё языками, кроме родного, вы владеете?

Пресс-секретарь проекта поднялся со своего места, заслоняя меня от назойливых вопросов, и замахал руками:

— Господа, господа, мы же с вами договаривались! Вопросы задаём по порядку!

Не нарушайте регламент! Вот вы — прошу вас, — он сделал приглашающий жест в сторону первого ряда.

— Журнал "Липс", — тут же вспорхнула с места невысокая блондинка. Она поправила чёлку, вспомнив, что все камеры в данный момент нацелены на неё, и, обворожительно улыбнувшись, спросила: — Как вы оцениваете собственные шансы?

Если учесть то, что со станции "Зеро" ещё никто не возвращался, не считаете ли вы, что это больше похоже на самоубийство, чем на оправданный риск? Что вами движет? — Задав вопрос, она смущенно огляделась, словно извинясь перед коллегами за "украденные" у них вопросы.

Я уже начал вставать, но мистер Кроушвиц положил мне руку на плечо, давая понять, что вставать совсем не обязательно.

— Мои шансы? — я сделал вид, что задумался. — Мои шансы, конечно же, невелики, и это следует признать. — Мой голос был абсолютно спокойным. Едва заметные нотки трагизма были тщательно выверены и дозированы. Кроушвиц довольно улыбнулся. — Но…. - я по-мальчишески тряхнул головой, — человеку свойственно верить и надеяться! И я верю! Верю в себя, в свою удачу, верю, наконец, в счастливую звезду всего человечества! — В финальной части реплики я повысил немного голос, и дерзко посмотрев в зал, закончил: — И эта вера придаёт мне силы и разгоняет страхи!

В зале зааплодировали. Сидящий в третьем ряду хмурый мужчина в кожаном плаще криво улыбнулся и лениво поднял руку. Пресс-секретарь, как мне показалось, без особого удовольствия предоставил ему слово. По залу пробежал шепоток.

— У меня вопрос к руководителю проекта, мистеру Кроушвицу, — слегка растягивая слова, заявил "кожаный".

— Представьтесь, пожалуйста, — попросил пресс-секретарь.

"Кожаный" удивлённо вскинул брови:

— Разве это необходимо? Неужели со времени последней пресс-конференции меня уже успели забыть? Хотя…. извольте — канал "Ньюс", Арчи Росс. Мистер Кроушвиц, не кажется ли вам, что благодаря вашей некомпетентности проект "Зеро" топчется на месте? Где результаты?

Кроушвиц немного побледнел, но тут же взял себя в руки:

— О каких результатах вы спрашиваете? О промежуточных? Никаких промежуточных результатов просто не может быть! Понимаете? Либо мы добьёмся успеха, либо нет!

Всё очень просто!

— Да неужели, — усмехнулся Росс. — В том то и дело, что для вас всё выглядит слишком просто. Слишком просто вы одного за другим отправили на станцию 53 человека. Слишком просто вы смирились с тем, что ничего не знаете об их судьбе.

Слишком просто, наконец, вы относитесь к тому, что широкая общественность даже не подозревает о том, что творится внутри проекта. Мы ничего не знаем! И я подозреваю, что у вас до сих пор нет никакой программы, вы просто действуете наугад и морочите всем нам голову.

Растяжку я заметил вовремя. Ещё немного и моя нога задела бы тонкую нить, натянутую на уровне пяти сантиметров от пола. Я замер. "Только бы не двойной сюрприз!" — мелькнуло в голове. Сейчас я представлял собой отличную мишень.

Секундная задержка перед растяжкой давала отличный шанс стрелку, но на моё счастье, в этом коридоре его не было — только автоматика, которую я вырубил несколько минут назад. "А это ведь неплохая мысль! — похвалил я себя. — Очень неплохая! Надо будет запомнить этот трюк!"

Кроушвиц встал. Он опёрся обеими руками о стол и, наклонившись вперед, начал медленно, тщательно взвешивая каждое слово, говорить:

— Вы правы, о судьбе предыдущих контактёров мы ничего не знаем. Возможно, они все погибли. Возможно, Инспектор определил их в карантинную зону до принятия им окончательного решения — это неизвестно. Мы также не знаем, сколько попыток у нас ещё осталось. Вы правы и в том, что у нас нет единого мнения относительно тех критериев, на основании которых Инспектор будет принимать решение о судьбе человечества. Этого мы не знаем! — Кроушвиц выпрямился и посмотрел прямо в телекамеры. — Мы можем только гадать. Но мы твёрдо уверены, что каждая попытка приближает нас к заветной цели. Мы уверены, что наши жертвы не напрасны и, в конце концов, контакт будет установлен, а вердикт Инспектора будет положительным.

— Вы снова уходите от прямого ответа, Кроушвиц, — крикнул Росс. — Скажите нам, чем этот русский отличается от всех остальных? Почему именно он? Неужели по причине того, что он может больше всех выпить водки? А вдруг Инспектор не пьёт?

— В зале засмеялись. — Скажите нам, Фьёдор Дахнофф, кто вы?

Я вопросительно посмотрел на Кроушвица и, дождавшись его кивка, поднялся с места.

— Дамы и господа, — я улыбнулся, — меня выбрали по результатам тестов. Я абсолютно не претендую на какую-то исключительность. Я — обыкновенный.

— Каких тестов?! — крикнул кто-то с места.

— Психологических…. - я снова улыбнулся и развёл руками. — В ходе тестирования выяснилось, что из сорока тысяч кандидатов у меня самый высокий уровень толерантности. Я попробую договориться с Инспектором. Я очень постараюсь…

Впереди показался перекрёсток второго уровня. Дальше мне нужно было направо — в сторону медблока. Там должны были остаться лекарства. Обязательно должны были!

Когда медблок был ещё нашим, я успел на всякий случай сделать для себя два тайника. Теперь он остался только один, и я надеялся, что "чужие" его ещё не обнаружили. Конечно же, я тогда скрысятничал, но с другой стороны, только благодаря этой моей "предусмотрительности" мы потом смогли пополнить свои запасы медикаментов, когда снова отбили медблок. "Эти" при отступлении выпотрошили шкафы полностью и даже пытались поджечь их. Сколько раз лазарет переходил из рук в руки? Пять, десять? Сейчас это уже не важно… Совсем не важно…Важно то, что я ранен, и мне нужен этот тайник. А ещё… важно знает ли о моём ранении "чужой"? Если знает — он будет поджидать меня там. Обязательно будет…

Автоматический модуль станции "Зеро" выглядел вполне по-земному. Очертаниями он напоминал стандартный прогулочный шаттл, и я подумал, что эта похожесть не случайна: Инспектор явно подстраивался под нас. Даже сама орбитальная станция "Зеро" выглядела как творение рук человеческих, хотя на самом деле это могло быть только иллюзией. Ни один земной аппарат за эти два года так и не смог приблизится к станции, и бедолаг типа меня на станцию забирал автоматический модуль.

Прощание было сухим и коротким. Кроушвиц заметно нервничал: он то и дело похлопывал меня по плечу, несколько раз пытался мне что-то сказать, но каждый раз замолкал, едва начав фразу.

— Готов? — в очередной раз спросил он.

— Как пионер! — попробовал отшутиться я, но тут же понял, что Кроушвиц вряд ли настолько хорошо знает историю России, чтобы оценить мою шутку.

— Ты и есть пионер! — кивнул руководитель проекта. — Ты — первопроходец!

Ты…. - он хотел сказать ещё что-то пафосное, соответствующее моменту, но снова замолчал.

Я кивнул в последний раз и направился к модулю.

— Фёдор, подожди! — Кроушвиц нагнал меня и схватил за рукав. — Я не знаю, с чем или с кем ты встретишься, и потому не могу давать тебе советы, но главное — помни о том, что этот контакт очень важен для всех нас. Я уверен, что ты не столкнёшься с прямой агрессией — высшая форма разума должна отвергать насилие, но тебя могут провоцировать. Понимаешь? Испытывать, насколько агрессивны мы. Мне кажется, что это и есть тот критерий, на основании которого новые расы допускаются в союз. Постарайся, а?

— Постараюсь, — как можно убедительнее произнёс я. — Очень постараюсь…

Подходы со стороны второго коридора я заминировал. Пришлось использовать почти все "липучки", но зато теперь за свой тыл я был спокоен. Разминировать мою систему было невозможно — все мины были соединены инфро-лучами в единую цепь.

При попытке отключения одной единственной "липучки" взрывались все остальные — эдакая елочная гирлянда. Насчёт суммарной мощности подрыва я не беспокоился — предыдущие бои показали, что отсеки станции, могут выдержать чуть ли не ядерный взрыв. Коридор просто на мгновение превратится в огненный ад, в котором выжить невозможно, а потом будет несколько суток остывать. Через неделю там не будет даже копоти. При сражении за третий ярус мы успешно испытывали тактику "выжженных" коридоров, чтобы загнать "чужих" в ловушку. Мы взрывали коридоры, отсекая им пути отступления, загоняя их в тупик. Мне до сих пор непонятно, как они сумели тогда прорваться по ещё неостывшему коридору. Может, нашли какие-нибудь скафандры? Впрочем, какая теперь разница? Это тоже уже не важно!

Важно решить, как я буду оборонять третий коридор. Это сейчас самое важное…

Сначала я попал в переходной шлюз и ещё раз убедился, что станция спроектирована гуманоидами или с учётом присутствия на ней представителей таковых. Приятно удивила стандартная земная гравитация. Двери, поручни — всё было удобно и вполне по-человечески. Дверь за спиной с шипением закрылась, и шлюз тотчас начал заполняться зеленоватым газом. Рука непроизвольно потянулась к шлему, но тут же замерла — на стене вспыхнула надпись "Don't worry! Disinfecting gas in not dangerous!". Я не успел удивиться, как надпись мигнула, и скажем так, немного видоизменилась: "Не беспокойтесь! Обеззараживающий газ не опасен!". Я не удержался и присвистнул: — "Выходит, это не только обеззараживание…"

Метров через пятьдесят, за очередным поворотом, я обнаружил труп. К моему сожалению, он был пустым — ни еды, ни аптечки, ни боеприпасов. То ли его уже успели обобрать, то ли он не отличался запасливостью при жизни. На всякий случай, я поднял его автомат и передёрнул затвор в надежде разжиться хоть одним дополнительным патроном, но и здесь меня ждало разочарование — патронник был пуст. Со злости я пнул мёртвое тело с черной повязкой на рукаве и смачно выругался. Нужно было возвращаться на позицию — до прибытия гостя или гостей у меня оставалось не так много времени.

И всё-таки, сколько ещё нас осталось? Точнее нет, сколько осталось их? Из "наших", я остался только один, это я знаю точно.

Бред какой-то! Нас…. их… Как это всё началось? Не помню. Совершенно не помню. Это сейчас не важно, важно хорошо подготовится к встрече, если, конечно, я хочу выжить…

Через несколько минут помещение шлюза очистилось, и на стене снова вспыхнула надпись: "Вы должны пройти в помещение N 23 на втором ярусе. Следуйте указателям". Дверь впереди меня гостеприимно открылась.

Я автоматически сделал несколько шагов, и вдруг замер как вкопанный…

Ощущение было настолько неприятным, что на какое-то время я даже потерял ориентацию в пространстве. Когда я вновь пришёл в себя, то обнаружил себя сидящим на полу и тупо рассматривающим высветившуюся на противоположной стене надпись "В отсеке N 23 вы должны переодеться в спецодежду. Оставлять при себе какие-либо личные вещи запрещено. Следуйте указателям".

Я продолжал пялиться на табло в надежде, что сейчас оно снова вспыхнет и наконец разъяснит мне: "Кто я? Где нахожусь? И главное — зачем?"

За время войны план всех помещений станции отпечатался в моём сознании чётко, словно фотоснимок. Я представил себе медблок: где и как я бы устроил засаду? Там три коридора, три подхода, а "чужой" один, теперь я это знаю точно, значит, все подходы одновременно он держать не сможет, где-то он будет полагаться на автоматику. А где — нужно думать. Нужно угадывать…

В отсеке N 23 я переоделся в серый комбинезон. Подошёл к двери, но она даже не шелохнулась. На стене снова вспыхнула надпись: "Положите свою старую одежду в утилизатор. Пожалуйста". Я скомкал бельё и кинул его в открывшийся люк. Дверь, однако, не открылась. Новая надпись: "Просьба снять с себя все личные вещи и положить их в утилизатор. Спасибо".

"Какие вещи?!" — чертыхнулся я про себя. Сообщение продолжало настойчиво мерцать. Я проверил карманы комбинезона — пусто, затем стал ощупывать тело и через некоторое время обнаружил висевшую на шее цепочку. "Откуда она у меня? Не помню! Ничего не помню!" Расставаться с цепочкой было немного жалко, словно меня что-то удерживало, но я всё же снял её и послушно отправил вслед за одеждой.

Надпись тут же изменилась: "Спасибо. Следуйте в отсек N 441 на четвертом ярусе".

Дверь открылась.

Я ещё не успел додумать мысль до конца — а натруженные мышцы уже сгруппировали тело в плотный комок и бросили его в сторону бокового коридора за мгновение до того, как автоматная очередь вдребезги разнесла тишину. Прицел был выставлен на уровне моей груди. Если бы я вовремя не пригнулся, я бы уже валялся мёртвым. Сейчас у меня оставались какие-то доли секунды чтобы добежать до двери, пока автоматика будет делать новую прицельную поправку. Я должен успеть!

Наверное, олимпийские чемпионы пробежали бы эту дистанцию медленнее, чем я.

Последние метры я преодолел в прыжке, нырнув в дверной проём и поджав одновременно ноги. Автоматная очередь чуть не обожгла мне пятки.

Оказавшись в медблоке, я первым делом разблокировал вторую дверь — чтобы не оказаться запертым в случае чего. Через неё я уйду…

Станция была огромной. Если бы не своевременно вспыхивающие надписи-указатели, я бы никогда не нашёл бы отсек N 441. Перед дверью я замер.

Почему-то я был уверен, что за ней меня ждёт нечто очень важное. Дверь открылась. Я собрался с духом и вошёл.

Услышав автоматную очередь, я вздрогнул. Чёрт возьми! Значит, всё-таки он решил прорываться по второму коридору. Ну почему я не послушал самого себя!!

Почему?! Ведь с самого начала я планировал устроить засаду именно там! Теперь уже поздно — теперь он в медблоке. Но ничего! Ещё не все потеряно! Далеко не всё!

Первое что я понял, войдя в помещение, это то, что теперь я не один. Люди! Их было много! Меня охватила эйфория, и мне захотелось, крикнуть им что-то радостное…

И я закричал…

Я дико закричал…

Тридцать пять пар абсолютно одинаковых глаз одновременно посмотрели в мою сторону…

Тех самых глаз, которые я так часто видел в зеркале — серых и немного раскосых.

Нас было тридцать шесть… Сначала — тридцать шесть, а потом становилось всё меньше и меньше. Как это началось? С чего? Никто уже не помнит… И я тоже не помню… Может, когда мы обнаружили, что на станции есть оружие? Нет…. значительно раньше — к тому времени мы уже разделились на группы. Как это произошло? Мы ведь все были одинаковы! Мы думали одинаково, нам нравилась одинаковая пища, мы даже спали в одинаковых позах…

С самим собой договориться легче всего? Какая чушь! Легко договориться, когда договариваешься с собой у себя в черепушке. А если "он-ты" напротив? Если тебя через некоторое время начинает раздражать в нём всё, даже как он снисходительно улыбается. Как тогда? И всё равно мы договаривались… мы объединялись… И они тоже договаривались и объединялись, но уже против нас…

Кто убил первым? Кого первым убили? Кто из нас вообще первый?

Важно ли это? Сейчас уже не важно, сейчас важно — сохранился ли мой тайник.

Потому что я ранен, потому что я хочу выжить, потому что, в конце концов, я просто хочу жить…

У меня ещё есть шанс. Он ранен, и ранен серьёзно. Ему нужны обезболивающие, и он первым делом попробует вскрыть свой тайник. Он будет занят, и это даст мне необходимое время. А вдруг он немного подождёт? Вдруг он пересилит боль, и будет продолжать контролировать дверь? Я бы потерпел? Скорее всего…. тем более, если от этого зависела бы моя жизнь. Значит, ждёт? О, господи, за что мне это?! Война с самим собой, где все ходы известны заранее, и где ни один ход не известен наверняка. Опять плясать от противного? А вдруг снова не получится? Эх, знать бы уровень его боли, почувствовать бы её…

Не мешкая, я закрепил "липучку" над входной дверью — под самым потолком, чтобы при взрыве осколки равномерно прошили бы всё помещение медблока.

Дистанционный взрыватель аккуратно закрепил на запястье. Теперь, в случае неожиданной атаки, я успею выпрыгнуть в противоположную дверь, а тот, кто ворвётся в эту, примет на себя град осколков, стоит мне лишь слегка надавить на кнопку.

Теперь можно и к тайнику… Тело уже свыклось с болью. Не привыкло, нет — болевые рецепторы не способны к адаптации, и боль как таковая никуда не исчезает. Просто, за прошедшие недели "активных боевых действий" сознание приспособилось к постоянному присутствию боли. Самым сложным было внушить себе, что боль — это всего лишь сигнал организма о том, что в таком-то месте что-то не в порядке. А если этот "непорядок" мне и так очевиден, то на этот сигнал внимания можно и не обращать.

И всё-таки, повязку поменять надо… И обезболивающего вколоть…

Вот тут я допустил непростительный промах.

Так и есть — дверь была чуть приоткрыта. Значит — за ней сюрприз. Я бы не стал ставить растяжку — самому в неё влететь можно… Я бы закрепил "липучку" над дверью, а руке бы держал дистанционник. Значит, второй выход из медблока открыт, и сваливать он собирается через него. Жаль, что мне туда не добраться.

Однако, и этот расклад не плох — теперь он уверен, что в безопасности, а значит

— полезет в тайник…

Я должен был догадаться, что мой тайник может быть обнаружен. И я догадался, потому и не ограничился лишь поверхностным осмотром. Я аккуратно ощупал кончиками пальцев обшивку стены в углу, за изуродованным автоматными очередями операционным столом. Кончиками пальцев, обретшими вдруг какую-то особую чувствительность, я не то, чтобы нащупал — а скорее почуял тончайшую, почти невидимую, но необычайно прочную молекулярную нить, натянутую в стыке стеновых панелей. Я внимательно осмотрел стену: крепление одной из бронепанелей обшивки было аккуратно срезано заподлицо. При открывании тайника она должна была упасть, и тогда захлестнувшаяся вокруг моего запястья петля, увлекаемая падающей двухсоткилограммовой бронеплитой, отхватила бы мне кисть руки напрочь…

Я аккуратно распутал нить и сильно толкнул плиту в сторону, открывая доступ к тайнику. Плита начала медленно, разворачиваясь, заваливаться набок…

Взрыв раздался неожиданно. Он что, подорвал сам себя? А может, это какая-то ловушка? Так да или нет? Я устал… Устал гадать, устал просчитывать. Почти ничего не соображая, с диким криком я влетел в медблок и прямо с порога стал поливать помещение длинными очередями…

Я нажал на кнопку случайно. Когда плита начала заваливаться в мою сторону, я опёрся об пол, пытаясь выскользнуть на свободное пространство, и задел кнопку.

Раздался взрыв, и осколки гранаты снопом вылетели из угла под потолком. Меня спасла бронеплита, которая приняла на себя предназначенные мне осколки. От них-то она меня спасла, но…

Как в замедленной киносъёмке, бронеплита ребром скользнула вдоль стены, поворачиваясь вокруг упёршегося в пол одного из углов, и рухнула на меня, в крошку раздробив суставы обеих ног. Я закричал и нажал на спусковой крючок…

Я выпустил почти весь рожок, но ни одна пуля его не задела. Я видел, как на него обрушилась плита, и обмер, услышав его душераздирающий крик… И закричал одновременно с ним, когда что-то острое и горячее тяжело ударило меня в живот…

Когда я очнулся, в медблоке было тихо. "Ушёл и не добил?" — мелькнула невероятная мысль. Рядом послышался стон. Я повернул голову: "чёрный" прижимал обе руки к животу и надрывно всхлипывал…

— Зачем? — услышал я слабый голос. "Красный" смотрел на меня, и по его щекам текли слёзы. — Скажи мне, зачем всё это? Кто мы? За что это нам?

— Вот и я хочу знать то же самое… Зачем это было нужно вам — "красным"? — прохрипел я, экономя силы.

— Красным? Ты об этом? — он содрал с рукава красную повязку, и остервенело, отшвырнул её в сторону. — Ну, и какой я теперь? Красный? Чёрный? Зеленый?

— Судя по цвету лица — зелёный, — усмехнулся я и тут же снова скривился от боли.

— Ты тоже зелен, — кивнул "красный".

— Вот и побратались… — тихо сказал я. — Против кого теперь воевать будем?

— Больше никого? — спросил он.

Я кивнул и потерял сознание.

— Что ты делаешь? — выдохнул я, увидев, как он пытается дотянуться до автомата.

"Красный" вздрогнул и повернул голову в мою сторону.

— Жив?! А я думал ты уже того: целый час в отключке был… Думаешь, добить тебя хочу? Пооригинальнее ничего в голову не приходит? — он зло усмехнулся. — Не тебя… не надейся… там только один патрон и тратить его на тебя я не собираюсь.

Он сделал рывок, раздался хруст костей и "красный" обмяк, успев в последний момент ухватиться за ремень автомата.

— Очнулся?

— Вроде как…

— Ты плиту сдвинуть не пытался?

— А толку? Всё одно ноги перебиты, да и неподъёмная она.

"Красный" подтащил к себе автомат и проверил наличие патрона в патроннике.

— Ну, что? Прощай…, - немного самодовольно, как мне показалось, сказал он.

— Жалко тебя здесь оставлять одного, но ведь ты этого и хотел?

— А ты?

— Может, хоть сейчас не будем?

Он приставил ствол себе к подбородку и зажмурил глаза.

— Подожди! А я?

— А ты как-нибудь сам, ладно? Тебе всего то, по моим прикидкам мучаться часов пять-шесть, а я буду умирать долго — мне из-под этой плиты никуда не деться.

— Мне больно… очень больно… помоги…

— Нет! — отрезал он, и снова приставил ствол к подбородку. — Это мой патрон и мой шанс.

— Но мы можем одновременно! Только помоги мне! Умоляю! — крикнул я из последних сил.

— Как? — к моему облегчению, он снял палец с пускового крючка.

— Там, — я протянул руку, указывая в противоположный угол. — Видишь, там возле шкафа? Это "липучка", не знаю, почему она не взорвалась, наверное, выпал запал, но если ту попадёшь в неё…. если попадёшь… — В животе в очередной раз полыхнуло огнём и у меня глазах потемнело от боли.

— А если промахнусь? Кто ты такой, чтобы я рисковал ради тебя?

— А ты попробуй не ради меня, а ради себя…. Попробуй…

— Я бы тебя уговаривал теми же словами…

— Ты бы уговорил… Я знаю…

— Знаешь? — он усмехнулся. — Да, наверное, знаешь… Будь ты проклят! Будь я проклят! Рискнём!

Он прицелился.

Я так и не успел понять, попал он или нет…

На стене вспыхнула надпись "Don't worry! Disinfecting gas in not dangerous!".

Я не успел удивиться, как надпись мигнула, и скажем так, немного видоизменилась:

"Не беспокойтесь! Обеззараживающий газ не опасен!". Я не удержался и присвистнул: — "Выходит, это не только обеззараживание!". Надпись снова мигнула, и на стене стали появляться сообщения:

"Подождите!"

"Подождите, Инспектор совещается."

"Совет сознаний Инспектора восемью голосами против четырёх вынес окончательный вердикт. Контакт установлен."

"Инспектор от имени галактического содружества поздравляет человечество с вступлением в союз. Пройдите к автоматическому модулю. Приятного вам возвращения!".