Змеевик

Лорел К. Гамильтон «Змеевик», 2018

Оригинальное название: Laurell K. Hamilton. «Serpentine», 2018

Перевод: Анна Ma Chouette Совушкина, Ксения Nevera Кулагина, Андрей surgeon96 Ледов

Бета-ридер: Андрей surgeon96 Ледов

Переведено сайтом www.laurellhamilton.ru

1

Я стояла в прохладной тишине магазина Forever Bridal в Альбукерке, Нью-Мехико. Вокруг были только свадебные платья в пластиковых чехлах, так что я могла быть в любом свадебном салоне в любой части страны. Платья были из тех, что подгоняют по фигуре.

Я смотрела на платья разных оттенков белого — от ослепительного, как свежий снег, сверкающий на солнце, до такого темно-кремового, что казался светло-коричневым или модным цветом тауп. Тауп ставил меня в тупик. Да и кого бы не смутил цвет, который не может определиться — серый он или коричневый?

В конце концов мне позволили надеть черное платье, потому что светло-бирюзовое, как у других подружек невесты, выглядело на мне настолько ужасно, что даже Донна Парнелл, невеста, не могла этого отрицать. Вообще-то я была шафером. Мужчины на стороне жениха будут в черных смокингах с бирюзовыми поясами и галстуками, так что мое черное платье не испортит праздник — сказал консультант в салоне после нескольких часов примерки.

Я держала слишком длинный подол одной рукой, поэтому не запуталась в нем, когда зазвонил мой новый смартфон (настолько смарт, что мне было не по себе — казалось, что он знает, что я толком не умею им пользоваться). Звонил Мика Каллахан.

— Клиенты наконец разрешили поделиться информацией с твоей подружкой-копом?

— Они не клиенты, Анита. Я не беру денег у тех, кто в отчаянии, — ответил Мика и я услышала, что он улыбается.

Мика был главой Коалиции за лучшее взаимопонимание между людьми и ликантропами, также известной как Меховая Коалиция. Они ездили по стране, иногда за границу и пытались уберечь людей и ликантропов друг от друга. Иногда они читали лекции местной полиции, чтобы облегчить им работу с этими очень особенными группами граждан, иногда были посредниками в конфликтах между стаями оборотней, помогая избежать насилия. Коалиция никогда не приезжала в город без приглашения кого-нибудь из местных — оборотней, полицейских или врачей. Чаще всего они помогали жертвам оборотней восстановиться и принять, что они превратятся в тех, кто на них напал, в следующее полнолуние. Мика сам был выжившим. Он только закончил школу и был на охоте с дядей и двоюродным братом, когда на них напал верлеопард. Выжил только он, так что жертвы нападений имели все основания ему доверять.

— Ты принимаешь пожертвования.

— Только если они могут себе их позволить. У нас есть ценник для чиновников, но с частных лиц в беде мы деньги не берем, так что они нам не клиенты.

— Извини, не хотела тебя обидеть.

— Ты меня прости. Это дело дрянь. Поймешь, когда увидишь фотографии.

— Хорошо, если они не клиенты, как мне их называть?

— Ликантропы.

Я посмотрела есть ли кто-то в пределах слышимости, но увидела только ряды свадебных платьев, большинство в цветочек. Бедные подружки невесты. Когда я повернулась, моя грудь выскочила из выреза — платье определенно было сшито для другой фигуры. Я отпустила юбку и поправила декольте. Я не запутаюсь в слишком длинном подоле, если не буду ходить. Мое достоинство все равно может пострадать, но обойдется без синяков. Так что буду стоять на месте и стараться не сверкать грудью.

— Я не могу говорить свободно. Некоторые слова заставляют гражданских прислушиваться, — я понизила голос, — и «ликантропы» одно из таких слов.

— Ты права, — сказал он устало. — Можешь называть их клиентами, но их адвокатом я себя не считаю. Ладно, проехали. Называй как хочешь, но не рассказывай никому об этом деле, Анита. Они разрешили мне поделиться только с тобой.

— Я маршал Соединенных Штатов, Мика. Я могу держать язык за зубами. — Я поняла, что говорю с раздражением.

— Ты в порядке?

Я знала, что он беспокоится обо мне и понимает, что я злюсь не на него. Это одна из причин, почему я собиралась выйти за него замуж.

— Ага. Донна в последний момент решила, что я не надену смокинг. Я переживу, если они придумают, как сделать, чтобы моя грудь не вываливалась из декольте.

Он засмеялся.

— Попроси Натаниэля тебя сфотографировать до этого.

Я улыбнулась и ответила:

— Ты увидишь мою грудь сразу же, как мы окажемся в одном штате. — Он всегда умел меня рассмешить.

— Мы давно не были в одном штате, — сказал Мика и его голос снова стал грустным.

— Такая у нас работа.

— Знаю, но я скучаю по тебе.

Я стояла в этом нелепом платье, наш общий бойфренд был всего в нескольких метрах, но я внезапно почувствовала себя ужасно одинокой. Я так сильно захотела, чтобы Мика меня обнял, что это было почти больно. Мы недавно спали вместе, но я не могла вспомнить, когда мы занимались любовью. Несколько недель назад — за все пять лет отношений такого еще не было.

— Я тоже по тебе скучаю. Мне надоело просто спать с тобой в одной кровати между нашими командировками.

— Ты занимаешься сексом с Натаниэлем, пока меня нет.

Мика ревнует к Натаниэлю? Это что-то новенькое.

— Он наш возлюбленный, наш жених. Вы женитесь официально, как и мы с Жан-Клодом.

— Да. Мы бы все женились друг на друге, если бы закон разрешал. Но все же идея брака с другим мужчиной, не с Натаниэлем, кажется мне странной. Даже если это Жан-Клод.

— Хочешь жениться на еще одной женщине? — поддразнила его я.

Он рассмеялся.

— Наши девушки очень милые, но дело не в сексе. Дело в чувствах и в отношениях. Я люблю тебя и Натаниэля, больше никто не имеет для меня такого значения.

В его голосе снова прозвучала усталость.

— Что не так, Мика? Кроме твоего дела.

— Мы уже говорили об этом. Нас слишком много. Я не про Натаниэля, его я люблю. Я понимаю, что если тебе и заключать с кем-то официальный брак, то это должен быть Жан-Клод. Он король всех вампиров, возможно, король всех сверхъестественных граждан этой страны. Он должен жениться на принцессе.

— Я не принцесса.

— Тебя не нужно спасать, но для мира ты принцесса, которая выходит замуж за короля.

— Эта свадьба больше радует Натаниэля, чем меня.

— И меня. Свадьба двух женихов кажется мне странной. Я всегда представлял, что напротив меня будет стоять невеста в белом платье.

— Натаниэль с радостью наденет белое платье для тебя.

Мика засмеялся.

— Знаю, но предпочитаю видеть его в белом смокинге.

— Он так счастлив, что ты сказал да.

— Мне жаль, что я не ответил сразу из-за своих тараканов в голове.

— Натаниэль твой первый бойфренд. Я знаю, что ты никогда не хотел жениться на мужчине.

— Надеюсь, он не думает, что я его избегаю. У меня сейчас куча работы вне города.

— Мы стараемся проводить больше времени вместе. Натаниэль ездил с тобой во Флориду.

— А ты не поехала, потому что ловила плохих парней.

— Когда мы приедем на свадьбу Теда и Донны, у нас будет время побыть всем вместе, потому что я не буду ловить преступников, а ты спасать оборотней.

— Эти оборотни не хотели, чтобы Натаниэль был на встречах с ними и он пошел смотреть город один, с телохранителем.

— Он говорил. У нас будет время погулять вместе до и после свадьбы. А Натаниэль тогда нашел отель, в котором поженятся Тед и Донна. Так что она получит свою свадьбу на пляже, а мы сможем свободно носить оружие.

— Да, в итоге неплохо получилось, но мне вас не хватает.

— В последние несколько месяцев то ты уезжал из города, то я.

— Да, и я часто думаю, что мне надо меньше работать.

— А ты сможешь? Было бы здорово, но ты знаешь, что я никогда не попрошу тебя пожертвовать работой.

— Потому что я никогда не попрошу тебя о том же, — сказал Мика и радости в его голосе не было.

Мика был сам на себя не похож. Он никогда не жаловался — ни на нас с Натаниэлем, ни на наши сложные полиамурные отношения, ни на нашу работу. У меня засосало под ложечкой и голос в моей голове сказал: «Видишь? Мика перестал быть идеальным и дальше будет только хуже».

— Не знаю, что сказать. Я маршал. Это не просто работа, это моя суть.

— Я знал, кто ты, когда мы встретились. Я не хочу, чтобы ты изменилась.

— Хорошо, а то мне стало не по себе.

— Я пришлю тебе первую фотографию.

Он так внезапно сменил тему, что это застало меня врасплох, но я ничего не сказала. Я была рада поговорить о чем-нибудь другом. Я услышала звук сообщения и должна была убрать телефон от уха, чтобы посмотреть.

— Мне включить громкую связь?

— Не надо, я подожду.

На фотографии был мужчина, которого я никогда не видела. Голый по пояс, худой, но не благодаря занятиям спортом, а скорее потому что был молод. Он выглядел обычным, но что-то было не так с его правой рукой. Татуировка? Щупальце? Я увеличила изображение. Вместо руки была змея с треугольной головой. Значит, ядовитая. Я еще увеличила. Качество ухудшилось, но я увидела желтые глаза змеи с вертикальными зрачками, как у гадюки.

Я снова приложила телефон к уху.

— Это фотошоп. Никто не может вырастить змею из тела. Мы видели верзмей, это ламии или наги — наполовину змея, наполовину человек. Рука не может заканчиваться головой.

— Это не фотошоп.

— Ты видел своими глазами?

— Да.

— Никогда с такой хренью не сталкивалась.

— Я попрошу, чтобы они разрешили показать фотографии Эдуарду. Если кто-то и видел такое раньше, то это он.

— Согласна. Покажу ему.

— Нет, это будет предательство доверия. Не веди себя как коп, хорошо?

— Я коп, но ладно. Здесь же нет никакого преступления?

— Нет. Высылаю вторую фотографию.

На фотографии был другой мужчина, старше, больше, но не толще, просто не такой худой. На этот раз это была левая рука и дело не ограничилось головой змеи. Рука как будто разделилась на букет змей, прямо от плеча. Похоже на Медузу, но в фильмах ее всегда показывают эротичной, а здесь был просто кошмар.

Я сделала глубокий вдох.

— Это ты тоже видел?

— Да, — сказал он мягко. Я поняла, что его грусть была связана не только с необходимостью уезжать и быть в разлуке со мной.

— Они перекидываются в полнолуние?

— Сначала.

— В смысле?

— Это большая семья, Анита. Большинство из них выглядят как нормальные люди, но некоторые начинают… изменяться в подростковом возрасте. Самый младший изменился в 15, самый старший почти в 40. Если до сорока такого не случилось, они в безопасности, но все еще могут передать это своим детям.

— Единственная ликантропия, которая передается по наследству — тигриная, но они начинают перекидываться в подростковом возрасте. Но это полное изменение, а не частичное, как здесь.

— Обычно начинается как на первом фото: ладонь, рука или что-то другое, но со временем становится хуже, как на второй фотографии.

— Ты сказал, что это начинается в полнолуние. Я так поняла, что потом это происходит чаще.

— Да, как и при обычной ликантропии. Стресс, гнев, любая сильная эмоция может привести к изменению и иногда оно остается навсегда.

— Есть худшие случаи?

— Отправляю последнее фото. Там все плохо.

Телефон зазвонил, и я не хотела на него смотреть. Я видела свою долю ужасных фотографий с адских мест преступления, я пережила свою долю сцен с серийными убийцами — но я все еще не хотела видеть хуже на этот раз. Мика видел это лично. Если он смог видеть это вживую, то и я смогла бы посмотреть на картинку.

В верхней правой части тела человека было множество извивающихся змей. Правая сторона его лица была покрыта ярко-зелеными чешуйками. Я ожидала, что его глаз на этой стороне будет похож на глаза змеи, но он все еще был человеческим, коричневым и обычным. Из его шеи и по краю лица было больше змей. Как будто его человеческое тело превращалось в массу змей.

Я вернулась к телефону; мой голос был настолько пуст, насколько я могла это сделать. Картина была слишком ужасна для меня, чтобы добавить больше эмоций в ситуацию.

— Они в конечном итоге превращаются в целую кучу змей? Человеческое тело теряет целостность и просто становится отдельными змеями?

— И это одна из причин, по которой я хотел поговорить с тобой об этом. Я бы никогда не подумал задать подобный вопрос. Если ответ «да», это что-то меняет? — спросил он.

— Может быть. Я имею в виду, они просто становятся массой змей и никогда не превращаются в человека, или они остаются привязанными друг к другу, как действительно жуткая версия Медузы?

— Я спрошу.

— Становится ли их змея или змеи, зверем, подобным твоему и моему? Я имею в виду, у моих внутренних зверей есть мысли, эмоции, и если мое тело позволит переменам произойти, если я действительно смогу превратиться в физическую форму моих зверей, как ты, зверь будет своего рода независимым. Это его собственное существо, животное, персонаж. Одна рука змеи такая?

— Нет, это больше похоже на то редкое заболевание, синдром чужой руки, когда одна рука начинает действовать независимо от человека. Они получают вспышки от змей, но в основном это укусы, нападения, насильственные импульсы.

— Змеи боятся человеческого тела? Я имею в виду, хочет ли змея уйти, как настоящая змея хотела бы спрятаться от человека?

— Я не знаю, и я не уверен, что они тоже знают. Они считают это проклятием, Анита, настоящим проклятием, поэтому они не тратят много времени, пытаясь общаться с частями монстров.

— Конечно, ты сказал им, что, если будете сотрудничать со своим внутренним зверем, то сможете лучше контролировать его. Чем больше борешься с изменением, тем сильнее оно, и тем меньше у тебя контроля над зверем.

— Я им это объяснил, но они не хотят мириться. Они хотят, чтобы это ушло.

— Многие новые ликантропы чувствуют именно так.

— Но это не похоже на обычную ликантропию, Анита. Они не становятся их животными; они теряют частички себя так, как я никогда не видел. Их умы никогда не перестают быть людьми и ужасаются от того, что с ними происходит. Там нет никакого момента, когда они могут принять своего зверя и насладиться выпуском более простого, линейного мышления. Выход моего леопарда иногда мирный, почти медитативный.

— Как ты думаешь, есть ли у них шанс найти мир со своими звериными частями?

— Ты видела изображения. У меня такое ощущение, что впереди еще хуже, но они либо не хотят, чтобы даже я видел это, либо совершают самоубийство, пока оно не стало намного хуже, чем на последнем снимке, который я тебе показал. Кстати, это один сын, один отец и один дядя.

— Это только мужчины в их семье?

— Нет, но это проявляется иначе в женской линии, и это менее распространено.

— Как иначе?

— Ты упомянула Медузу. Это обычно начинается так, как один змеиный локон, или одна картинка — змея, свернувшаяся между женскими грудями, но змея вырастает из ребер женщины. Это обычно спокойнее, и, кажется, это другой вид змей. Это также может появиться годами раньше, даже в раннем детстве.

— Можешь прислать мне фотографию этого, по крайней мере, змеи?

— Подожди секунду; за дверью кто-то есть. — Он поставил меня на удержание.

Я снова смотрел на свадебные платья в пластиковых коконах, ожидая великого дня, когда они выйдут и превратятся в прекрасных невест и друзей в цветах радуги. Я задавалась вопросом, помогает ли кто-нибудь в семье, где Мика, видеть брак таким же образом. Говорили ли они своим будущим супругам, что любой ребенок может пострадать от семейного проклятия? В какой момент знакомства вы говорите кому-то конкретную правду?

— Анита, ты все еще там?

— Для тебя всегда, — сказал я.

— Спасибо, — сказал он.

— За что?

— За напоминание, что ты здесь для меня. Я не знаю, почему это меня так беспокоит.

— Это довольно ужасно, Мика, и ты не можешь понять, как спасти их от их судьбы. Твой внутренний белый рыцарь действительно недоволен этим.

— Ты слишком хорошо меня знаешь.

— Между нами нет лишнего, — сказал я.

— Верно, — сказал он, и его голос звучал светлее. — Извини, у колдуньи есть несколько вопросов ко мне, прежде чем я полечу домой в Сент-Луис. Она хочет увидеть, что ее магия может рассказать ей о проклятии. Я надеюсь, что получу больше информации, но, конечно, семья хочет излечения.

— Это колдунья, которую мой друг рекомендовал коалиции?

— Да, но я действительно не думаю, что любое современное колдовство может вылечить это. Если это проклятие, то какая бы сила ни стояла за ним, это не то, что мы можем исправить сегодня.

— Да, колдуньи не могут превратить тебя в жабу или что-то в этом роде.

— Я пытаюсь убедить их в многоплановой атаке — магии, медицины, и собираю информацию от любого, кто достаточно старый, чтобы видеть подобные вещи раньше, — но если они не будут делиться информацией или не позволят мне делиться информацией, тогда мы мало что можем сделать. Честно говоря, я не уверен, что мы можем многое сделать, если они полностью не выйдут из шкафа. Я просто никогда не видел ничего подобного.

— Что они ожидали, что ты и Коалиция сделаете для них, Мика? Я имею в виду, почему они вызвали тебя?

— Они хотят лечения.

— Ни один тип изменения формы неизлечим, — сказала я.

— Они хотят помощи, Анита. Они очень внимательно относились к тому, кого позволили мне увидеть, но они большая семья, и проклятие или какое-либо генетическое заболевание усиливается.

— Ты видел кого-нибудь из них, где изменение является постоянным?

— Нет.

— Как они функционируют с такой частью своего тела? Я имею в виду, как они выходят и возвращаются, если это не проходит? Не то чтобы они могли это скрыть.

— Если это просто рука, они кладут ее на повязку или слинг. Если это распространяется на момент последнего изображения, который я тебе прислал, и это навсегда, семья скрывает их, или они совершают самоубийство. Хотя я не уверен насчет последнего; они не скажут самоубийство вслух, но это подразумевается достаточно громко. Слишком много историй о членах семьи, которые становятся все менее и менее связными, когда они меняют форму, и когда я спрашиваю, насколько плохо это стало, они становятся расплывчатыми. Они говорят, что бабушка и дедушка не могут жить вечно, или у них есть несчастные случаи, много и много внезапных, смертельных несчастных случаев.

— Возможно, они не говорят о самоубийстве, потому что это ближе к содействию самоубийства или даже к убийству.

Тишина на другом конце телефона была тяжелой. Он вздохнул.

— Думаю, я не хотел об этом думать, но, конечно, ты права; вероятно, так и происходит. Я не уверен на счет последнего, потому что они не будут подтверждать это, не вслух, но это подразумевается.

— Они пытались отрезать руку, когда это была всего лишь одна змея?

— Если отрубить ее лезвием, это либо уйдет на месяц до следующего полнолуния, либо разделится на части и появится на несколько змей быстрее, и кратным числом станут формой с полнолуния.

— Это звучит как Лернейская гидра из заданий Геракла. Каждый раз, когда ты отрубал голову, две вырастали на этом месте.

— Семья имеет греческое происхождение. Они верят, что их проклятие восходит к древней Греции.

— Что сделал их предок, чтобы разозлить богов?

— Соблазнение пошло не так и, возможно, превратилось в изнасилование, в зависимости от того, на какой стороне истории вы находитесь.

— Ты знаешь, что это не может быть проклятием богов, верно? Это какая-то генетическая ликантропия, о которой мы никогда не слышали, но это не проклятие.

— Некоторые люди до сих пор считают что превращение в оборотня один раз в месяц это проклятие, Анита.

Я хотела поспорить, что со всеми новыми законами никто теперь так не думал, но я знала, что он был прав. Предубеждение против лунарно-зависимых, или неизлечимо пушистых, монета всего лишь о двух вежливых эвфемизмах, все еще сильных в некоторых местах. Я вернулась к решению проблемы или, по крайней мере, к ее лучшему пониманию.

— Они пытались не отрубать их, а сделать хирургическую ампутацию? — спросила я.

— Они пытались. Хирургия работает лучше; по крайней мере, они сразу не делятся на кратные. У них есть один двоюродный брат, которому не хватает руки от локтя, потому что они ампутировали ее несколько раз. Он готов отдать руку, чтобы они не распространялись по его телу.

— Подождите — как хирург может лечить его, если это все еще секрет?

— У них есть один врач в семье, который согласился помочь.

— Ладно. Пациент уже прошел полнолуние?

— Три полных луны. Они ампутировали ему руку каждый раз, когда она начала расти как змея.

— Согласно легенде, Лернейская Гидра была побеждена, когда отрубили голову и сожгли огрызок шеи. Огонь все еще работает на регулярной ликантропии. Если вы отрежете руку или ногу оборотня и прижжете конец, он не отрастет. Огонь очищает или убивает все.

— Это было уже опробовано, — сказал он.

— Господи, Мика, Коалиция хороша, но что вы, ребята, можете для них сделать?

— Я сказал тебе, что они хотят, Анита: они хотят лекарство.

— Я не спрашивала, чего они хотят; Я спросила, что ты и Коалиция можете сделать, чтобы помочь им?

Он выдохнул и прошептал:

— Я не знаю.

— Если ты ничего не можешь для них сделать, Мика, приезжай домой.

— Я планирую вернуться домой сегодня вечером, но я не хочу оставлять их без надежды, Анита.

— Быть офицером полиции научило меня, что ты не можешь спасти всех, Мика. Я ненавижу то, что мы не можем, но мы не можем.

— Просто так ужасно оставлять их ни с чем.

— Я знаю, и я прошу прощения за это. Они пробовали современное генетическое консультирование? Я имею в виду, что это может не помочь взрослым, у которых это уже есть, но они могли бы зафиксировать своих детей в утробе матери, если бы они могли выяснить, какая часть их генетики вызывала это.

— Я убеждал их, и мой главный контакт хочет, чтобы они попробовали, но эта семья боится выходить из шкафа. Они либо не верят, что новые современные законы, дающие права оборотням, сохранятся, либо считают, что законы не распространяются на них, потому что они на самом деле не животные. Они верят, как некоторые из более старых вампиров, что новые законы, которые делают их законными гражданами с правами, в конечном итоге будут отменены, и все вернется на прежний уровень, когда нас могли бы убить на месте. Как я могу спорить с ними, Анита, когда есть еще некоторые западные штаты, где оборотни подпадают под законы о хищных животных? Ты или я можем быть застрелены, и поскольку наши анализы крови доказали бы, что мы переносим ликантропию, это будет рассматриваться как законная самооборона.

— Закон изменился в прошлом месяце в Колорадо, — сказала я.

— Один штат из многих, Анита?

— Один из пяти, — сказала я.

— У них есть право бояться быть убитыми, — сказал он.

— Я не спорю об этом. Мы все будем там через несколько дней. Если они позволят нам сказать Эдуарду — я имею в виду Теда — тогда, возможно, мы сможем что-то придумать. Как ты сказал, если бы кто-то кроме меня столкнулся бы с чем-то вроде этого, это был бы он. Мы оба знаем сверхъестественных людей, достаточно старых, чтобы сказать нам, существовали ли подобные проклятия в древней Греции.

— У меня есть Каазим и Джейк. Брэм не позволил бы мне путешествовать только с ним в качестве моего телохранителя после последних угроз смерти группы ненавистников.

— Брэм — твой главный телохранитель по справедливости, — сказал я. — Джейк достаточно старый, чтобы помнить древнюю Грецию?

— Не совсем, но Каазим достаточно. На самом деле, я думаю, что он намного старше, чем он хотел бы признавать. Как ты думаешь, его мастер, госпожа, напрасно говорит ему не делиться о ее возрасте?

— Куини не тщеславна, но все вампиры обретают силу с возрастом. Поскольку у них все еще есть дуэли, она не хотела бы, чтобы другие вампиры знали, что она старше земли. Это все равно, что рассказывать людям, сколько оружия ты берешь перед боем.

— Логично, когда ты это объясняешь, но ни Джейк, ни Каазим ничего не объясняют.

— Никто из бывших охранников Арлекина не любит делиться информацией. Я думаю, это что-то вроде шпионов на протяжении тысячелетий, — сказала я. Арлекины когда-то были элитными телохранителями, шпионами и ассасинами для их уже мертвой королевы. Жан-Клод был новым королем, и теперь они были нашими.

— Я должен был очень четко спросить, чтобы он не мог неправильно понять то, что я хотел знать, видел ли он когда-либо подобное проклятие в древней Греции.

— Что он сказал?

— То, что он никогда не видел ничего подобного, но он мало путешествовал по Греции в тот период времени, который мне показался интересным.

— Похоже, один из его ответов или ответы Джейка — такие полезные и не полезные одновременно, — сказала я. — Встречу ли я кого-нибудь из этих новых оборотней, когда мы все приедем на свадьбу?

— Ты встретишь семью, потому что остров маленький, но ты этого не узнаешь. Прямо сейчас они хотят, чтобы мы устроили свадьбу, как будто их здесь нет. Я думаю, что точные слова были: «Наслаждайся свадьбой и обними свое счастье, потому что ты никогда не знаешь, как долго оно продлится».

— Очень фаталистически. — сказала я.

— И очень верно, — сказал он.

— Тебе нужны объятия, — сказала я.

— Мне нужно гораздо больше, чем объятия. Мне нужно обернуться вокруг тебя, пока я не почувствую запах только твоей кожи.

— Звучит здорово. Сначала все обнимашки и объятия, а после этого — серьезный сон для тебя, а потом я хочу заняться с тобой любовью.

— Только я и ты, или мы трое?

За все время, что мы были втроем, я не была уверена, что он когда-либо просил исключить Натаниэля.

— Мы оба скучаем по тебе, Мика.

— Мне нужно время один на один, Анита. Я чувствую себя подавленным. Мне просто нужно, чтобы в моей жизни было время от времени меньше людей.

Я не была уверена, как наш общий мальчик, наш общий жених, примет это, но это было проблемой для другого дня. Иногда, когда ваша домашняя жизнь настолько сложна, вы выбираете не только сражения, но и когда нужно сражаться.

— Мы все иногда нуждаемся в «один-на-один», — сказала я. Это была самая нейтральная и правдивая вещь, которую я могла сказать.

— Я не уверен, что Натаниэль когда-нибудь устанет от групповой деятельности, — сказал Мика.

Я не могла этого утверждать. Мы все были полиамурны, что означало любить большое количество, особенность согласованной немоногамии, но Натаниэль был, вероятно, наименее моногамным человеком в наших преданных отношениях. Черт, он был одним из самых поли полиамурных людей, которых я когда-либо встречала.

— Анита, ты все еще там?

— Я здесь, просто пытаюсь решить, слышала ли я когда-нибудь чтобы Натаниэль говорил, чтобы в спальне было меньше людей.

— Ответ — нет. — Сказал он.

— Вероятно — сказала я.

— Не вероятно — сказал он, — но если бы он был не групповым животным, меня бы не было в вашей жизни. Ты встретила Натаниэля первым.

— Это правда — сказала я.

— Итак, могу ли я жаловаться из-за его любви к большему количеству людей, когда я получил от этого пользу?

— Конечно, можешь. — сказала я. — Я все время так делаю.

— Но я стараюсь этого не делать. — сказал он.

— Я знаю. Ты лучший человек между нами, Мика. Я никогда не сомневаюсь в этом.

— Верю. Мне нужно идти, Анита.

— Я знаю, ты должен представить колдунью ее потенциальным клиентам, прежде чем лететь домой, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос был веселым.

— У нее есть ее магические группы, поэтому она не будет сама по себе.

— Если бы она была одна, ты бы остался, — сказала я.

— Мы попросили ее проконсультироваться по невозможному делу, поэтому, вероятно.

— Иди и играй посла между оборотнями и ковеном, а затем приезжай домой ко мне.

— Они предпочитают фразу «волшебная рабочая группа», и тебя нет дома.

— Я думаю, что Ковен, как и слово «ведьма», имеет много багажа. Мистическое сообщество, похоже, разделено в том, пытаться ли отменить определенные условия или вообще отказаться от них.

— В Калифорнии есть один, который называет себя группой по изучению белого света.

— В самом деле?

Я слышала улыбку в его голосе, когда он сказал: «Действительно».

— Наш рейс отправляется сегодня вечером в Сент-Луис, поэтому мы скоро будем дома.

— Прости, я взял личный самолет Жан-Клода для этой поездке, иначе вы могли бы им воспользоваться.

— Самолет — это самолет, Мика. Я в полном восторге от них всех, но необходимость перебраться в Миннеаполис заставляет меня опоздать на самолет.

— Позволь мне поиграть послом, чтобы я мог вернуться домой раньше.

— Да, пожалуйста, — сказал я.

— Я люблю тебя, Анита.

— Я люблю тебя больше, Мика.

— А я люблю тебя вообще бесконечно. — сказал он и повесил трубку.

Обычно это был наш третий, кто закончил последнюю часть нашей трехчастной «Я люблю тебя». Один из нас сказал бы: «Я люблю тебя», а затем мы скажем наши фразы. «Я люблю тебя больше всего»: до сегодняшнего дня я верила, что Мика, Натаниэль и я именно это имели в виду друг для друга. Теперь мне стало интересно, может ли у нашего столь понимающего Мики закончиться терпение с новыми любовниками. Я знала, что бывали дни и ночи, когда я не знала, что с ними делать. Обычно это Мика успокаивал меня. Я не была уверена, что смогу успокоить его.

2

— Анита, С тобой все в порядке?

Я подпрыгнула, споткнувшись о край платья и дергая верх платья достаточно сильно, чтобы выскочила одна грудь. Мне все же удалось не уронить телефон.

Донна, будущая невеста, рассмеялась, а затем быстро отвела взгляд, пока я нащупывала, пытаясь прикрыть грудь, которая убежала. На ее лице было достаточно линий смеха, чтобы я знала, что она часто смеялась. Когда ее лицо расслабилось, она выглядела моложе — можно ли сказать светящейся? Она просто выглядела счастливой, и ничто не делает человека таким прекрасным, как счастье и любовь. Никакая косметика или сыворотка молодости не могут приблизиться к этому секрету красоты.

— Я никогда не видела, чтобы ты так пугалась — сказала она, и почти смех слышался в ее голосе. — Ты и Тед, как правило, настолько насторожены в своем окружении, что я не думала, что смогу подкрасться к любому из вас.

— Я в порядке, просто немного нервничаю — сказала я, но мысленно проклинала себя, потому что она была права. Я была в общественном месте, и мне пришлось передать мой пистолет и ножи нашему телохранителю, Никки, потому что не было никакого способа взять какое-либо оружие, пока мы подбирали платье. Если бы я думала, то взяла бы набедренную кобуру и мой Sig Sauer 380. Набедренная кобура была одним из моих наименее любимых способов ношения, но, по крайней мере, я могла держать при себе один пистолет. Кобуру с поясом на вечернее платье было негде повесить, поэтому я передала свое оружие Никки. У нас было еще два телохранителя за дверями магазина для новобрачных, так что я была в безопасности, но мне все еще не нравилось, что Донна могла подкрасться ко мне. Мика поговорил с Натаниэлем, прежде чем он попросил только меня. Что бы он ни сказал Натаниэлю, он оставил нашего общего парня улыбающимся, поэтому сомнения Мики достались только мне — повезло мне. Я думаю, что он имел в виду про счастливую сторону; один из нас троих должен наслаждаться сегодня.

— То, о чем ты сейчас думала, не очень хорошо — сказала Донна, поднимая руку, словно чтобы пригладить волосы назад за ухо. Но новая прическа была вся мягкие, короткие завитки, которые не посягали на гладкий изгиб ее ушей, на которых были две нежные серьги-гвоздики. Ее волосы были коричневыми, но теперь они были почти светлыми, только с намеками на ее лежащий в основе коричневый цвет, как будто солнце обесцвечивало его золотым, но мне сказали, что она пошла к великому парикмахеру-стилисту.

— Ты сказала это сама, Донна. Я позволила тебе подкрасться ко мне в общественном месте. Я могла бы застать незнакомца.

Она усмехнулась. — Такое платье отлично смотрится на Денни, но на тебе… — Она неопределенно махнула мне и покачала головой, все еще улыбаясь. — Мне очень жаль, что я не подумала о том, какие разные ты и Денни, когда я просила тебя примерить ее платье.

— Платье Денни должно быть на семь дюймов длиннее моего, Донна. Кроме того, она серьезный бегун и занимается триатлоном, поэтому она изящная и стройная. Я никогда не буду ни той, ни другой.

Донна обняла меня, что было немного более неловко, чем обычно, потому что я могла использовать только одну руку, чтобы обнять ее спину, если я не была готова на большее, чтобы засветить одну грудь. Мысль о том, чтобы прижать мои обнаженные груди к Донне в тесном объятии, бала для меня дико неловкой. Если бы я не встречалась с женщинами, это бы меня так беспокоило? Я так не думаю. Это была не девушка с девушкой; Дело было в Донне.

— Я забыла, насколько ты ниже Денни; кажется, ты всегда заполняешь больше места, как это делает Тед. — Она отступила, и я была рада, что объятия закончились, поэтому я могла попытаться переместить верхнюю часть как можно лучше.

— Я забыла, что у него всего пять-восемь — сказала я.

— Кажется, он ростом не менее шести футов? — она сказала.

Я улыбнулась и согласилась, потому что она была права. На самом деле Натаниэль был на дюйм выше Эдуарда, но я всегда забывала об этом, пока они не стояли рядом для сравнения. Частично причина была в том, что Натаниэль был только пять футов шесть дюймов, когда мы встретились, поэтому иногда я думала, что он был ниже своего роста.

— Еще раз спасибо, Анита, за то, что вылетели в Нью-Мексико так близко к свадьбе. Я знаю, как ты ненавидишь летать, и теперь тебе придется лететь домой, а потом лететь во Флориду, поэтому три рейса вместо одного.

— Только ваш портной здесь, в Нью-Мексико, выделил время в своем расписании так близко к свадьбе, поэтому мне пришлось приехать к вам.

— Тебе не нужно было приходить; ты могла бы сказать мне проваливать ко всем чертям, и на тебе был бы смокинг, как мы и планировали.

Я улыбнулась. — Могла бы, но я бы не стала ссориться с тобой и Тедом так близко к твоей свадьбе. Я его шафер; Я должна вести себя как лучший друг, или лучший шафер, или кто-то еще.

Глаза Донны сузились, между глазами появились маленькие морщинки. Она потянулась ко мне, и на секунду мне показалось, что это начало еще одного объятия, но ее рука как бы зависла у моего левого плеча.

— Я никогда не видела этого раньше. Полагаю, обычно твои рубашки закрывают это.

Мне потребовалась одна секунда, чтобы понять, что она имела в виду шрам на моей ключице.

— Как это произошло? — спросила она мягким голосом.

— Вампир сделал это — сказала я.

— Это не похоже на укус вампира.

— Он не пытался пить мою кровь. Он укусил, чтобы порвать меня; он укусил ключицу и просто продолжал терзать меня, как собака кость.

Ее лицо стало выражать ужас, но она взяла себя в руки, так, что когда она задала следующий вопрос, она выглядела нейтрально. Я знала, что она этого не чувствовала, но я дала ей очки за контроль.

— Как насчет изгиба твоей руки?

Я посмотрела на свою левую руку с насыпью рубцовой ткани.

— Тот же вампир.

— Боже, он просто хотел сделать тебе больно, не так ли?

— Да.

Я сжала кулак, сгибая руку. На руке было намного больше мышц чем, когда я получила травму. Врач сказал мне, что я потеряю частичную подвижность руки, если не буду заниматься физической терапией и не начну поднимать тяжести. Это было первое, что всерьез привело меня в спортзал. Использование моей руки было намного лучшим мотиватором, чем вписывание в джинсы меньшего размера.

Оба шрама теперь были белыми и гладкими, но шрамы на изгибе моей руки всегда были приподняты и чувствовалось, что под кожей что-то было, потому что в ране образовалось так много рубцовой ткани, когда она зажила. Вампир даже не сломал мне руку, но шрам все равно был хуже. Шрам между моим плечом и шеей был ровным, за исключением одной области над ключицей, которая всегда поднималась. Это было не так грубо, но я чувствовала, как сломанные края кости торчат у меня под кожей, хотя это была просто рубцовая ткань, а не кость. Обе травмы зажили много лет назад, но когда было влажно или холодно, или если я слишком долго не снимала с себя тяжесть, они болели. Я с потрясением поняла, что они больше не болят, или болят очень редко. Теперь в моих венах было слишком много магии, слишком много энергии. Это сделало меня более или менее человеком, в зависимости от того, кого спрашивать. Мика был не единственным, кто получал угрозы смерти от групп-ненавистников.

Донна неправильно поняла выражение моего лица, потому что у нее заблестели глаза, и голос стал прерывистым, когда она сказала:

— Анита, мне так жаль, что я пыталась заставить тебя надеть платье, которое показывает все твои… связанные с работой травмы. Я знаю, сколько их у Теда, и я должна была знать, что они у тебя тоже есть. Если бы ты сказала, я бы поняла.

Я смотрела на себя так, как обычно. Шрамы были только частью меня. Крестообразный след от ожогов на моем левом предплечье, который я получила в том же нападении, что и две другие травмы. Это был первый раз, когда Эдуард и я работали вместе. Это как бы задает тон нашим рабочим отношениям. Ожог был от слуг вампира, заклеймивших меня, поэтому я выгляжу как вампир, у которого ожог от святого предмета. Это позабавило их, пока мы ждали, когда наступит темнота и восстанет их мастер. Это забавляло их вплоть до момента, когда Эдуард сжег дом вместе с ними и почти с нами. Мне никогда не нравилось, если он использовал огнемет после этого. Черт, я не любила огнеметов вообще после этого, но он был единственным истребителем-вампиров, которого я когда-либо знала, кто пользуется им.

Рука Донны колебалась над моей рукой, как будто она собиралась коснуться следов когтей чуть ниже ожога. Шрамы от ведьмы-перевертыша сделали крест немного кривым. Эдуарда не было там со мной. В то время я работала с полицией, до того, как у меня появился значок, и я сама стала официально маршалом, тогда, я была просто истребителем-вампиров, консультируя полицию. Эдуард был Эдуардом, хладнокровным убийцей, который специализировался на убийстве монстров, как людей, так и других. Я даже не знала, что он имеет юридическое лицо как Тед Форрестер, охотник за головами. Теперь мы оба являлись маршалами США сверхъестественного отдела. Мы делали ту же работу на законных основаниях и, для Эдуарда, за гораздо меньшие деньги.

Она смутно указала на маленький гладкий шрам на моей руке, а затем тонкий, почти изящный шрам на правой руке, который был едва заметен.

— Я знаю, что это пуля и ножевое ранение, потому что у Теда есть похожие — Она посмотрела на меня, ее карие глаза стали большими на загорелом лице. Внезапно она стала выглядеть моложе или невиннее, как будто я мельком увидела, как она выглядела в пятнадцать лет. — Я перестала спрашивать о том, откуда взялись другие шрамы, потому что Тед рассказывал мне правду, и это были почти все истории, подобные нападению оборотня, который убил моего первого мужа, за исключением того, что Тед сам выходит на охоту на монстров. Монстр, который убил Фрэнка, ворвался в наш дом. Это была трагедия один раз на всю жизнь, но Тед и ты отправляетесь искать их.

— Мы охотимся на изгоев-вампиров и ликантропов, которые убивают людей. Мы защищаем людей, убивая то, что убивает их.

Она кивнула, прикусив нижнюю губу, нахмурившись так, что легли морщины между ее глазами. В них был настоящий страх. Может быть, она вспомнила смерть своего первого мужа, и это, вероятно, было смесью ужаса, но я подумала, что это скорее предвидение будущей трагедии, чем погружение в прошлое. Я посмотрела в глаза Донне и увидела страх, что каждый раз, когда мужчина, которого она любит, уходит на работу, он может не вернуться. Я могла сказать ей, что он, скорее всего, погибнет в автокатастрофе или от десятка невинных бытовых происшествий, чем будет съеден монстрами, но это не поможет эмоциям, которые я видела в ее глазах.

— Я знаю, что вы с Тедом спасаете жизни. Я знаю, что вы защищаете другие семьи от монстров. Я знаю это.

Я протянула руку и коснулась ее руки.

— Ты знаешь, что Тед — лучший, самый лучший в нашем деле.

Она снова кивнула, слишком быстро и слишком часто.

— Он говорит то же самое о тебе. — Она схватила мою руку там, где я касалась ее, и задержалась. — Мне всегда лучше, когда ты с ним, потому что он говорит, что ты лучшая, наравне с ним.

— Он помог мне тренироваться, поэтому этим он все еще хвалит себя — Я улыбнулась, когда сказала это, и получила слабую улыбку в ответ.

— Я не знаю, что бы я делала, если бы с ним что-нибудь случилось — сказала она и начала рыдать. Я обняла ее, потому что не знала, что еще делать, но, видимо, это было неправильно, потому что она начала плакать сильнее, цепляясь за меня, как будто она действительно начала рыдать. Черт, что я сейчас сделала? Как я могу заставить ее чувствовать себя лучше от одной из истин нашей работы?

Она замерла в моих руках, и плач замедлился. Она оттолкнула лицо, все еще мокрое от слез, и спросила:

— Что у тебя на спине?

— Ничего — сказала я.

— Я почувствовала это.

Я наполовину обернулась, и она коснулась края того места, где слуга вампира пытался вонзить мне в спину один из моих деревянных колов. Шрам был низко на спине, потому что они просто пытались всадить кол, не используя молоток. В реальной жизни это работает не так, даже если ты сильный человек. К счастью для меня, это был только человек в союзе с вампиром, на которого я охотилась, а не вампир.

— Это один из твоих собственных кольев, вбитых в тебя, не так ли? — спросила она. Она больше не плакала, так было лучше, правда?

— Да — сказала я.

— У Теда есть такой; Вот почему я знаю, что это такое. Ты знаешь, это прямо здесь. — Она дотронулась до моего бедра, где надевают купальные костюмы и нижнее белье.

— Я никогда не видела этого.

— О — сказала она и выглядела растерянной.

— Я никогда не видела Теда обнаженным, поэтому пропустила это.

С другой стороны вешалки раздалось насмешливое фырканье, наполовину смех, наполовину грубый шум. Дикси, одна из старейших подруг Донны и подружка невесты, появилась в поле зрения.

— Это такая ерунда — сказала она, и ее голос был таким же горьким, как выражение ее лица. Дикси, возможно, действительно была привлекательной женщиной, но она так редко улыбалась или делала что-нибудь приятное, что выглядела непривлекательной. Кто хотел быть рядом с постоянным потоком негатива? Никто, вот кто. Я понятия не имела, что Донна видела в ней как в друге, за исключением того факта, что они были друзьями со средней школы, и теперь им было за сорок; хорошо, продолжительность подсчитали, я думаю.

— Не начинай снова, Дикси — сказала Донна.

— Это фигня, что Анита никогда не видела Теда обнаженным.

— Почему, потому что мы работаем вместе? — спросила Я.

— Нет, не только из-за вашей работы, хотя это дает вам идеальную историю прикрытия.

— Я не знаю, как это работает на твоей работе, Дикси, но на нашей мы не видим, как ваши коллеги обнажаются.

— Есть ли причина, по которой ты пришла, чтобы найти нас, Дикси? — спросила Донна, подходя, ближе к другой женщине и блокируя нас друг от друга, как будто она шла между двумя детьми на детской площадке, готовящимися подраться.

— У портной есть еще один клиент в течение часа, который нуждается в серьезных изменениях, поэтому сейчас ей нужна Анита и платье — Дикси положила руки на бедра, нахмурившись на нас обоих.

Я собрала больше объемной юбки и сказала:

— Тогда давай покончим с этим.

— Нет, тебе не нужно одевать платье — сказала Донна мягким голосом.

— Ты, наконец, выгнала ее со свадьбы; волшебно, — сказала Дикси. Она звучала счастливой и довольной. Она даже улыбалась, хотя ее глаза оставались злобными, почти хищными, словно она чуяла кровь в воде.

— Нет, конечно нет. Я просто не собираюсь заставлять ее носить платье, идентичное платью Денни. Нет никаких причин, чтобы подружки невесты должны были точно соответствовать; им просто нужно надеть то, что отличает их от остальных гостей на свадьбе.

— Спасибо, Донна, я очень ценю это.

Она посмотрела на меня, касаясь моей руки.

— Портной сказала, что в любом случае нельзя было подогнать твои изгибы в этом платье — Она немного засмеялась. — Но я бы не заставила тебя появиться в таком публичном месте, где все твои шрамы были бы выставлены напоказ. Я бы никому такого не позволила.

— Почему ты мила с ней? — Потребовала Дикси.

— Она моя подруга, Дикси.

— Тот факт, что вы обе спите с одним человеком, не делает вас друзьями, Донна. Это делает ее шлюхой, а тебя глупой.

— Донна — сказала я, потому что мне уже надоела Дикси, и я не знала, как попросить разрешения ударить ее подругу по лицу.

— Тед и Анита не спят вместе. Они просто партнеры и лучшие друзья; вот и все, — сказала Донна.

— Ты сама сказала мне, что у них был роман! — Сказала Дикси, немного повысив голос. Я была почти уверена, что это было специально. Если она собиралась смущать нас, она хотела аудиторию.

— Я была неправа. Я просто не поняла, что Тед так близок с другой женщиной. Наш терапевт помог нам пройти через все это.

— Твой терапевт считает, что они крутили всякий раз, Донна!

— Потому что я сказал ей, что они крутили, и у нее была только моя версия.

— Тед признал это!

— Только потому, что я сказала ему, что не выйду за него замуж, если он не признается, что у них был роман.

— Он солгал тебе!

— Только потому, что я не поверила бы правде.

Дикси указала на меня.

— Она тоже это признала.

— Тед попросил ее солгать, если я спрошу ее напрямую.

— Это вздор! Кто, черт возьми, будет лгать о чем-то подобном, если это неправда? — Сказала Дикси.

— Это было смехотворно, — сказала я.

Дикси с триумфом посмотрела на меня.

— Видишь, она это признает!

— Нет, мы с Тедом не являемся и никогда не были любовниками, но тот факт, что он попросил меня поддержать его ложь об этом, был смешным. Я до сих пор не могу поверить, что он попросил меня скомпрометировать нас обоих. Я не думала, что Тед когда-либо позволил бы кому-нибудь эмоционально шантажировать его чем-то настолько глупым, а затем попросил меня поддержать его в этом.

— Он выиграл время, чтобы объяснить правду мне и нашему терапевту, — сказала Донна, и теперь она улыбалась, ее лицо было наполнено сияющим светом, который может дать вам только настоящая любовь.

— Это самая безумная вещь, которую я когда-либо слышала. Ты не выйдешь за него замуж, пока он не скажет тебе правду, поэтому он сказал правду, но затем он заставил тебя и вашего психотерапевта поверить, что он невиновен, а Анита не его шлюха на стороне.

— Ты пытаешься подраться со мной, Дикси?

— Нет, просто называю вещи своими именами.

— Рада слышать, что ты не пытаешься нарваться на драку, но если ты назовешь меня шлюхой или шлюхой снова, это будет драка, просто чтобы прояснить ситуацию.

— Анита будет шафером Теда на нашей свадьбе, Дикси, и это все. Тебе нужно найти способ справиться с этим.

— Я имею дело с этим.

— С большим изяществом, чем сейчас, Дикси. Я серьезно.

— Изящество, Изящество… — Она выглядела пораженной, шокированной. — Как ты можешь просить меня смириться с этим, Донна? Один раз обманута, всегда обманута. Не вступай с ним в брак с его любовницей на свадьбе.

Любовница был шаг от шалавы и шлюха, блин. Я была почти разочарована тем, что не могла, по крайней мере, напугать Дикси, оставшись с ней наедине.

— Я ничья любовница, и меньше всего Теда.

— Я знаю, что ты не его любовница, но ты разозлилась на меня, называющей тебя той, кто ты есть. — Она снова посмотрела на меня скупым взглядом. Я просто знала, что Дикси была одной из тех подлых девчонок в школе, которые делали жизнь других девушек адом. Некоторые люди никогда не растут; они просто становятся старше.

Я сделала шаг вперед.

— Анита, нет, пожалуйста, она не понимает, что ты не будешь драться, как девушка — сказала Донна.

— Я могу позаботиться о себе, Донна — сказала Дикси.

Донна положила руку ей на руку.

— Нет, Дикси, ты не можешь, не с Анитой.

— Почему ты продолжаешь защищать ее? Она трахает твоего будущего мужа! — Она пошла ко мне, вопреки удерживающей руки Донны.

Донна положила руку ей на плечо и оттолкнула назад, не давая ей приблизиться ко мне. Я впервые заметила, что под загорелой кожей Донны были мышцы. Я знала, что она работала вне свадьбы, но до этого момента не понимала, сколько. Хорошо для нее. У Дикси не было мускулов, чтобы оттолкнуться, но она попыталась. В тот момент я поняла, что она была одной из тех людей, которые хотели выместить свое плохое настроение на кого-то, кого угодно. Я понимала проблемы гнева, но она выбрала не ту женщину, чтобы начать борьбу.

— Я не защищаю Аниту. Я защищаю тебя.

— Защищать меня от чего? — закричала Дикси, пытаясь протолкнуться мимо Донны.

— От нее.

— Что? — Дикси перестала толкаться и посмотрела на Донну, словно она сошла с ума. — Она на пять дюймов ниже меня. Она крошечная.

— Размер — это еще не все — сказала я тихим голосом, потому что поняла, что получу предлог для причинения вреда Дикси. Я не причинила бы ей много боли, потому что мне это не понадобилось бы, но она действовала мне на нервы, и мы еще даже не прилетели к месту назначения свадьбы. Это не сулит ничего хорошего для Дикси и меня.

Она снова попыталась протолкнуться мимо Донны, и на этот раз Донна позволила ей, двигаясь достаточно в одну сторону, чтобы толчок Дикси перенес ее вперед, спотыкаясь. Дикси совершила ошибку новичка, потому что застряла при столкновении с кем-то: просто перестань держать их, и они обычно падают. Донна использовала небольшие быстрые движения рук, чтобы помочь Дикси опуститься на пол, используя одну руку в качестве рычага или, возможно, поводка; это зависело от того, что вы хотели сделать дальше. Вывихнуть ей локоть, посадить ее лицом в пол, так много вариантов.

Дикси вскрикнула от удивления. Она выглядела и звучала так же удивленно, как и я, от того что Донна сделала это. Когда я встретила Донну, она была бесполезна в кризисных ситуациях, и она никогда бы не сделала ничего такого физического, так скоро. Уу, Донна!

— Если я могу сделать это с тобой, Дикси, Анита уничтожит тебя — Она отпустила свою подругу и отступила, на всякий случай. Вы никогда не знаете, как кто-то собирается показать наглядный урок, включающий физическую силу. Майор Брауни указывает ей на то, чтобы она обращалась со своим лучшим другом, как с кем-то еще, кого вы заставили усвоить урок.

Дикси опустилась на колени на пол, обнимая руку, словно это было больно. Я знала, что это не больно. Донна еще ничего не сделала, чтобы причинить ей боль. Это было очень контролируемо. Насилие и контроль были двумя вещами, которых у Донны не было, когда Эдуард впервые познакомил нас. До этого момента я не знала, что он учит ее, как бороться. Поскольку я настаивала на том, чтобы все мои близкие изучали хотя бы основы самозащиты, я одобрила это.

Дикси тихо заплакала, все еще держа ее за руку.

— Ты бессердечная сука, ты заслуживаешь, чтобы тебя обманули — Может быть, Дикси просто назвала всех оскорбляющими именами домашних животных. Если бы я знала это, то могла бы оставить комментарии шлюхи и шалавы.

Донна была ясной, спокойной и решительной, когда сказала:

— Анита, иди найди Натаниэля и помоги ему выбрать новое платье для тебя. Дикси и я собираемся остаться здесь и обсудить все.

— Ты могла сломать мне руку, сука!

— Иди, Анита. Я позабочусь об этом, — сказала Донна голосом, настолько уверенным, что я почти услышала эхо Эдуарда. Или, может быть, я оказала ей медвежью услугу; возможно, этот стержень всегда был внутри нее, и Эдуард только помог ей найти это. В любом случае, я почитала эту силу в ней и сделала то, что она просила, не спрашивая, сможет ли она справиться с ситуацией. Она доказала, что может справиться с собой и Дикси. Поэтому я оставила ее, чтобы все уладить, и пошла искать Натаниэля чтобы выбраться из этого платья.

3

Натаниэль нашел меня прежде, чем я начала бродить по магазину в поисках его, что было очень хорошо, поскольку я снова споткнулась. Единственное, что спасло меня от сверкания, это то, что у меня в руках было столько юбки, что она спрятала мою грудь, и напрашивался вопрос, обо что я споткнулась: мне показалось, что у меня в руках вся эта проклятая юбка.

— Ты очаровательна — сказал Натаниэль. Его руки были полны черной и бирюзовой ткани, по-видимому, больше платьев.

Я посмотрела на него, пытаясь освободить один высокий каблук от единственного края подола, который мне не удалось поднять.

— Это не очаровательно, что это платье пытается убить меня.

Его лицо сияло подавленным смехом. Глаза потемнели из сиреневых в лавандовые, в попытке не смеяться надо мной. В его водительских правах сказано, что у него голубые глаза, но это не так; они были фиалкового цвета, как лепестки цветов. Незнакомцы спрашивали, были ли они цветными контактными линзами, но это не так. Глаза сидели посередине лица, которое было прекраснее красивого, но я предпочитала, чтобы мои люди были красивыми, мужественными, так что это работало для нас. Он стянул свои густые каштановые волосы обратно в хвост, но они были недостаточно длинными, поэтому одна прядь обрамляла его лицо. Когда-то его волосы были длиной до лодыжек, когда некоторые очень плохие вампиры приковали его цепью и отрезали их. Они связали меня и заставили смотреть. Они планировали пытать и изувечить его, чтобы добраться до меня, и это сработало бы, если бы мы сначала не сбежали и не убили их после. Его волосы отрастали, но это было постоянное визуальное напоминание о том, что мы почти потеряли.

Были причины для двух телохранителей, Миллингтона и Кастера, которые стояли у входа в магазин, один снаружи и один внутри возле двери. Белоснежные волосы Милли все еще были коротко подстрижены, как будто он никогда не переставал быть морским котиком, но Кастер, по прозвищу Пуд, позволил своим каштановым волосам отрасти настолько, что они почти коснулись кончиков ушей. Милли начал дразнить его за это хиппи. Я доверяла им в том, что никакая угроза для нас, не войдет в магазин. Но это был Никки Мердок, который шел по проходу позади Натаниэля, как светлая гора, которому я доверяла больше всего. Я бы никогда больше так не рискнула Натаниэлем, если бы не смогла избежать этого, и я знала, что Никки это понимает. Он был нашим главным телохранителем из-за этого и многих других причин. Его плечи едва умещались между вешалками для одежды по обеим сторонам прохода. Он был на долю дюйма короче шести футов. Милли был выше шесть футов плюс минус, но, хотя бывший морской котик был в отличной форме, он выглядел почти хрупким, когда стоял рядом с Никки. Пуд был немного ниже любого из них и чуть шире, чем Милли, но никак не ближе к Никки. У нас было много телохранителей, которые были выше Никки, но почти никто из них не был таким широким в плечах. Он был большим парнем с самого начала, но тягание тяжестей и естественная генетика сделали его огромным. Он был похож на улыбающегося белокурого колосса, преследующего Натаниэля, и я знала, что он был еще опаснее, чем выглядел.

Никки был хорош собой, но гораздо более мужественен, чем Натаниэль. У него были квадратные черты, и просто чтобы подчеркнуть суровый взгляд, ему не хватало правого глаза. Там, где он должен был быть, были гладкие белые шрамы, резко контрастирующие с голубым глазом на другой стороне. Его желтые волосы были длинными на макушке, так что они падали вперёд по его лицу, но бока были почти выбриты. Более длинная прядь волос, казалось, почти указывала на отсутствующий глаз, так что вы не пропустите его; перед тем, как подстричь волосы, желтая полоса спускалась по шрамам, скрывая их. Это была своего рода аниме-версия повязки на глаз. Я не была уверена, была ли стрижка проявлением солидарности с Натаниэлем, или Никки просто был готов встретить мир лицом к лицу, не прячась. Время от времени ему все еще становилось неловко, когда люди смотрели, но он смотрел на них, и они обычно опускали взгляд и пытались притвориться, что не смотрели. Он был одним из двух любовников в моей жизни, у которых было больше впечатляющих шрамов, чем у меня.

Он улыбнулся, сказав:

— На секунду я подумал, что придется спасать Дикси от тебя и отправления в больницу.

Я наконец-то освободила свой каблук.

— Не думала, что мы были такими громкими, и я бы не навредила ей слишком сильно — сказала я.

— Мы ликантропы. Мы слышали почти все в магазине такого размера — сказал Никки.

— А Дикси обычно громкая — сказал Натаниэль, и он выглядел несчастным.

— Я так понимаю, ты тоже говорил с ней — сказала я.

Он кивнул. — Я думаю, что даже Донна сыта по горло.

— Донна просто сделала работу за меня и уложила свою подругу на пол — сказал Никки, улыбаясь. — Я не думаю, что она надоела; Я думаю, что она поставила ее на место.

— Я не знала, что в Донне это есть — сказала я.

— Я тоже — сказал Натаниэль.

— Эдуард научил ее некоторым своим приемам — сказал Никки.

— Тед научил ее приемам — поправила я.

— Я буду исправлять подобные промахи. Сожалею.

— Это не мое прощение тебе понадобится, если ты сделаешь это не перед теми людьми, Никки.

— Я не хочу выйти один на один с… Тедом.

— Хотя он простой человек и ничего сверхъестественного? — Спросила я, изучая его лицо.

— Тед не такой, как все; ты это знаешь. — Лицо Никки было очень серьезным, когда он сказал это.

Я кивнула. — Правда. Я просто не была уверена, что ты так думаешь. Ты перевешиваешь его, по крайней мере, на восемьдесят фунтов чистой мускулатуры, у тебя более длинный охват, сверхъестественная сила и скорость. Полагаю, я просто думала, что ты не рассматриваешь ни одного нормального человека такой большой проблемой.

— Как я уже сказал, Тед другой. Возможно, он не является сверхъестественным гражданином, но я думаю, что называть его нормальным человеком можно лишь с натяжкой, — сказал Никки.

— Есть что то страшное относительно… Теда, — сказал Натаниэль мягким голосом с отстраненными глазами, как будто он вспоминал что-то мрачное. Он помнил Ирландию, где он потерял свои волосы и почти свою жизнь? Эдуард был там с нами. Он привел нас, чтобы помочь ему охотиться на вампиров, которые угрожали Дублину. Один из наших людей умер там. Домино умер там. Я заставила себя произнести имя, по крайней мере, в моей голове. Мой терапевт сказала, что я чувствовала вину за его смерть. Черт возьми, точно я чувствовала.

Натаниэль коснулся моего лица, заставил меня взглянуть на него и увидеть нежную улыбку на его лице. — Если ты думаешь, счастливые мысли, я так желаю.

Я улыбнулась ему, потому что он заставил меня хотеть улыбаться. — Так мы можем летать?

Его улыбка прояснилась. — Не летать, чтобы никогда-никогда не приземлиться до этой свадьбы. У меня все еще есть список дел, чтобы обсудить его с невестой. Никто никуда не идет, пока мы не проведем их к алтарю.

— Разве не фрейлины разбираются с подобными вещами? — Спросил Никки.

— Да, но Денни плохо разбирается в свадьбах, и она готовилась к триатлону на протяжении большей части подготовки к свадьбе.

— Так как же это стало твоей работой? Ты как третья подружка невесты, — сказал Никки.

— Дикси начала этим заниматься — сказал Натаниэль, оглядываясь на более высокого мужчину.

— И как это было? — Спросила я.

Натаниэль оглянулся на меня. — Дикси достаточно компетентна, чтобы делать все это, но она была взбешена тем, что Донна сделала Денни фрейлиной над ней. Она выполняла обязанности подружки невесты, но без звания, и она проследила за тем, чтобы мы все вспоминали об этом каждый раз, когда она общалась с нами. Несколько телефонных звонков от нее, и я был в курсе всего этого.

— Я думала, что ты вызвался быть помощником невесты Донны, потому что любишь свадьбы — сказала я.

Он улыбнулся. — Это тоже, но в основном, чтобы спасти Донну, Денни и Дикси от драки, которая закончила бы двадцать лет дружбы.

— Почему она просто не сделала Дикси почетной матроной? После долгого знакомства с ней, Донна должна была знать, что сука Дикси об этом скажет, если она этого не сделает, — сказал Никки.

— Я знаю почему — сказала я. — Дикси была ее подружкой невесты на ее первой свадьбе, а Донна была ее подопечной, но они обе пообещали, что, если они выйдут замуж во второй раз, Денни станет их подружкой невесты. Я думаю, что они обе пошутили, потому что никто из них не собирался снова выходить замуж.

Натаниэль кивнул. — Ирония в том, что я не думаю, что Денни заботилась о том, чтобы быть фрейлиной; она просто хотела быть на свадьбах своих лучших подруг.

— Согласна. Денни почти так же не интересуется свадебными вещами, как и я.

Натаниэль поднял платья на руках, словно жестикулируя с ними. — Теперь давай найдем тебе другое платье, так чтобы больше не пришлось одевать это.

— Да, пожалуйста — сказала я и начала двигаться к раздевалкам. Я споткнулась о какой-то кусок платья, выпавший из моих рук. Пришлось схватиться за вешалки для одежды, или я бы упала на пол.

— Я могу понести тебя, — сказал Никки, голосом невозмутимым, но поддразнивание он даже и не пытался скрыть.

— Нет.

— Я твой телохранитель, и я думаю, что это платье опасно для тебя. — Его голос был еще более ровным и серьезным.

Я оглянулся на него. Его лицо соответствовало голосу, за исключением мерцания в его глазах, которое дало понять, что смех изо всех сил пытался вырваться.

— Я думаю, что могу пройти несколько ярдов в раздевалку, не ранив себя.

— Если ты так говоришь — сказал он.

Натаниэль сказал: — Я заплачу, чтобы увидеть выражение лица других подружек невесты, если мы появимся с Никки, несущим тебя. Я мог бы распустить свои волосы, растрепать их и свою одежду, как будто мы дурачимся.

— Я знаю, что ты меня дразнишь, потому что ценишь их хорошее мнение так же, как я, или даже больше, чем я.

— Верно, но я все равно это сделаю, просто чтобы увидеть лицо Дикси.

— Откуда ты знаешь, что она вернулась с другими подружками невесты, а не до сих пор разговаривает по душам с Донной?

— Мы слышали, как они возвращаются — сказал Никки.

Я перевела взгляд с одного на другого и поняла, что он это и имел в виду. Я ничего не слышала, кроме нас и кондиционеров, борющихся с жарой Нью-Мексико. Я сказала:

— Давай просто вернемся и покончим с этим.

Мы были в поле зрения остальной части свадебной вечеринки и портного, когда я снова споткнулась и ослепила их всех. Может быть, я должна была позволить Никки нести меня.

4

Меньше чем через час я стояла на небольшом подиуме, окруженном зеркалами. Донна и Дикси показывали большие пальцы и вверх и вниз на многие платья, которые я примерила, пока мы все не нашли, если не то самое, то, по крайней мере, лучшее из имеющихся. Я думала, что Дикси останется злой, но она вела себя лучше и даже казалась более спокойной. Может быть, то, что ее ЛПН (Лучшая Подруга Навсегда) спустила ее на землю, показало перспективы Дикси, или, может быть, она была одной из тех, кто лучше реагировали на плохое обращение, чем на хорошее. Если бы я знала, что физическое насилие над ней решит проблему, я бы сделала это раньше или попросила бы Донну сделать это.

Швея вставляла последнюю булавку в юбку, чтобы подшить ее позже. Кроме того, что платье слишком длинное, не было ничего, платье не нуждалось ни в каком другом пошиве. Это было огромное улучшение первого платья. Оно было черным с гораздо более скромным V-образным вырезом. Моя грудь все еще хорошо заполняла доступное пространство, но мне не грозило ничем засветить. Я даже не возражала против чирка, привязанного аккуратным бантом на спине. Я обычно ненавидела луки, но чирок идеально подходил к платьям подружек невесты и был красивым добавлением цвета во все черное.

— Уже поздно, Анита — сказал Никки.

Я начала смотреть в сторону окон, чтобы оценить количество оставшегося дневного света.

— Не двигайся! — сказала швея.

— Извини — сказала я ей, затем посмотрела на Никки. — Я еще не чувствую близость заката.

— Что ты имеешь в виду, что не «чувствуешь» близость заката? — Спросила Дикси.

Донна вмешалась слишком веселым голосом. — У них самолет, чтобы вылететь обратно в Сент-Луис сегодня вечером.

— Мы либо должны совершить этот рейс, либо быть в Санта-Фе, но в любом случае мы должны покинуть Альбукерке до захода солнца — сказал Никки.

Натаниэль сказал: — Мой телефон говорит, что у нас еще есть два часа.

— Я тоже лечу, но что плохого в том, чтобы быть в Альбукерке после наступления темноты? — Спросила Дикси.

Никки, Натаниэль, Донна и я обменялись взглядами. Именно Донна сказала:

— У Обсидиановой бабочки, мастера города Альбукерке, есть некоторые… проблемы с Анитой.

— Что, Анита пыталась убить Мастера города Альбукерке, как она это делает с большинством встречающихся вампиров? — В голосе Дикси был тот жестокий оттенок, который был почти ее обычным тоном. Очевидно, что все хорошее, что она получила от «разговора» с Донной, было израсходовано, и теперь она вернулась к своему обычному стервозному я.

Я не пыталась убить Обсидиановую бабочку. Она думала, что является ацтекским божеством, и, поскольку ей поклонялись как богине, кто мог обвинить ее в заблуждении? Она была достаточно сильна, чтобы старый совет вампиров объявил Альбукерке запретным для других вампиров. Их Принцесса Города была достаточно сильна, чтобы напугать других монстров, что означало, что она была достаточно сильна, чтобы и Эдуард, и я попытались оставить ее нахуй в покое. Это был мой первый случай в Нью-Мексико, нам нужна была помощь богини. Тогда же я впервые встретилась с Бернардо Конь-в-Яблоках и Отто Джеффрисом, также маршалами США. Нас прозвали Четыре всадника Апокалипсиса, потому что по отдельности и вместе у нас было больше всего убийств среди других маршалов. Бернардо собирался быть у алтаря одним из дружков Эдуарда. Отто не был приглашен на свадьбу.

Я не собиралась рассказывать Дикси всю историю.

— В моей жизни много вампиров, которые не согласны с этим утверждением, в том числе и Жан-Клод — сказала я. Я даже не пыталась защищаться по этому поводу. Она была слишком неправа, чтобы это было оскорбительным.

— Твой жених, Жан-Клод, похож на мужской вариант «Белоснежки». Ты взглянула на него, спящего в гробу, и просто не смогла пронзить его сердце?

Послышался старый добрый приятель Тед Форрестер:

— Жан-Клод, конечно, хорош, это уж точно. — Он произнес это довольно как «Парди». Когда Эдуард был в полном режиме Теда, он звучал так, будто говорят южные ковбои, если бы была такая вещь, как южный ковбой.

Я начала оглядываться через плечо, но вспомнила, что нельзя двигаться вовремя, и просто использовала зеркала, чтобы наблюдать за ним. Широкая улыбка на его лице, которая заставляла его голубые глаза искриться, — все это был Тед, а также белая ковбойская шляпа, белая классическая рубашка с короткими рукавами и ковбойские сапоги. Но майка на шее была черной, заправлена в черные джинсы, и ковбойские сапоги тоже черные. Как будто он мог снять белую классическую рубашку и стать черным в одно мгновение, как будто Кларк Кент превратился в Супермена.

Он снял шляпу, и его короткие светлые волосы были плотно приглажены к голове, потому что он носил любимую шляпу Теда весь день. Эдуард не носил шляпы, а если бы и носил, это была бы не белая ковбойская шляпа.

— Я не знала, что ты думаешь, что он симпатичный, Тед — сказала Дикси, и ее тон дал понять, что следующее что вылетит из ее рта будет чем-то неприятным.

— Все думают, что он симпатичный, Дикси. Я достаточно уверен в своей мужественности, чтобы признать это. — Акцент помог сделать это дразнящее заявление. Он обошел швею и меня, чтобы поцеловать Донну.

Она обняла его и превратила поцелуй в нечто большее, чем просто привет. Это заставило меня улыбнуться, и я поймала взгляд Натаниэля, поэтому мы улыбнулись вместе. Мы были как большинство счастливых пар; нам тоже нравилось видеть других людей счастливыми. Лицо Никки в зеркале было бесстрастным.

— Боже, Донна, прекрати вести себя на публике как подросток. Это стыдно в нашем возрасте.

Донна отстранилась от поцелуя, но Эдуард не позволил ей выйти из объятий.

— Какое нам дело на то, что кто-то думает? — В этом вопросе было меньше Теда и больше холода, ни малейшего интереса Эдуарда. Для него потеря публичного мнения не означало, что он расстроится.

Донна улыбнулась ему, как будто он был ее целым миром, а затем наклонилась, чтобы они снова могли поцеловаться. Хорошо для них.

Швея встала, немного поколебавшись, как будто были проблемы коленями. Натаниэль протянул ей руку, и она, взяв ее, улыбаясь ему.

— Спасибо, молодой человек.

Он мелькнул ей разбавленной версией улыбки, которую он использовал в Запретном Плоде, когда танцевал. Она покраснела. Приятно знать, что Натаниэль оказывал такое влияние на женщин всех возрастов. Он предложил мне руку с помоста, хотя знал, что она мне не нужна. Давным-давно, да и не так давно, я бы не взяла ее, потому что мне не нужна была помощь, но, как и Эдуард мог признать, что Жан-Клод был хорош без ущерба для его мужественности, так и я могла позволить своему жениху помочь мне сделать шаг, не потеряв свою карточку независимой женщины.

Он мелькнул мне улыбкой, которую никто на его работе не получал, той, которая говорила о любви. Я люблю тебя — только глазами. Я улыбнулась ему в ответ и поняла, что мои глаза и остальное выражение лица показали, насколько сильно я его тоже люблю. Мы наклонились друг к другу для поцелуя, потому что это то, что вы делаете, когда любите кого-то. Его губы были мягкими, теплыми, нежными, и поцелуй точно им соответствовал.

— Так что только ты и я оставлены в дураках — сказала Дикси.

Горечь комментария заставила нас обоих прекратить наш поцелуй, чтобы посмотреть сначала на Дикси, а затем на Никки, когда мы поняли, о чем она говорила. Он оглянулся на нее с совершенно спокойным лицом.

— Я не на холоде, Дикси. Это только ты.

— Ну, я не вижу, чтобы кто-то целовался с тобой.

— Я на работе — сказал он.

— Что это значит? — спросила она.

Эдуард ответил с акцентом Теда, но это были его слова.

— Это означает, что Никки — профессиональный телохранитель.

— Ну и что?

— Значит, он сейчас охраняет Аниту и Натаниэля. Ее поцелуй был бы отвлекающим и непрофессиональным.

— Именно то, что он сказал, — подтвердил Никки.

— Я не верю этому — сказала она. — Вы просто дразните меня.

— В какую часть ты не веришь, что я один из их телохранителей или я один из любовников Аниты? — Спросил Никки.

— Что телохранитель, я верю — Она посмотрела на Натаниэля. — Ты просто собираешься позволить ему так претендовать на твою девушку?

Натаниэль улыбнулся.

— Анита не моя девушка, она моя невеста, и мне нравится делиться с Никки. — Он предложил кулак, и Никки осторожно ударил по нему.

— В новостях говорится, что она выходит замуж за Жан-Клода, поэтому она не может быть твоей невестой.

— На самом деле мы выяснили, что нет закона против того, сколько женихов можно иметь, просто нельзя легально жениться более чем на одном из них — сказала я.

— Пока нельзя — сказал Натаниэль.

Я слегка поцеловала его и сказала: — Ты ужасно оптимистичен в отношении правительства нашей страны. Было достаточно сложно заставить Соединенные Штаты разрешить однополые браки. Я не думаю, что несколько партнеров будут легальны в ближайшее время.

— Ты хочешь сказать, что на самом деле вышла бы замуж за Натаниэля и Жан-Клода, если бы это было законно? — Спросила Дикси.

— И за Мику — сказали мы с Натаниэлем. Это заставило нас улыбнуться друг другу таким глупыми и счастливыми улыбками.

— Как насчет тебя? — сказала она, указывая на Никки.

— А что я?

— Тебя не беспокоит, что Анита только что сказала, что выйдет замуж за трех мужчин, но тебя нет в списке?

— Нет. — Сказал он.

— Конечно, это беспокоит тебя. Это будет беспокоить любого, кого так динамят. — сказала Дикси.

— Я не чувствую себя обделенным.

— Не лги. Просто скажи им, что они ранили твои чувства, и это было грубо.

— Мои чувства не страдают, и они не грубые.

Эдуард сказал: — Иди, переодень платье, чтобы вы, ребята, могли сесть на самолет. — Он сохранил акцент, но почему-то тон был холоднее, чем обычный добрый старина.

Я не стала спорить, потому что он был прав. Никки передал мне маленький пакет, который он перекинул через одно плечо. Я взяла его и пошла в раздевалку. Пакет содержал два пистолета, дополнительные боеприпасы и нож, который я могла пронести на самолет. За годы до 11 сентября я прошла обучение как небесный маршал, и до сих пор это позволяло мне летать на самолетах с оружием, хотя ходили разговоры об изменениях. Но на сегодняшний день я была единственной из нас, кому не нужно было сдавать оружие в багаж.

Я могла слышать, как Дикси все еще пытается разжечь ревность между Натаниэлем и Никки. Это не сработает. Натаниэль был наименее ревнивым человеком из всех, кого я знала, и Никки так не думал.

Послышался голос Эдуарда. — Ты оделась, Анита?

— Почти. — Я уже одела собственные черные джинсы, черные ботинки и красную футболку с черным пиджаком поверх всего, чтобы спрятать оружие. Только то, что я могла носить оружие легально, не означало, что я хотела показывать его всем. Во-первых, это заставляло людей нервничать, а во-вторых, если это перерастало в драку, я не хотела, чтобы плохие парни знали, что я несу, и где я несу это.

— Дикси, перестань ковыряться в Натаниэле и Никки. Я не знаю, что с тобой в последнее время. Ты же одна из моих лучших подруг, Дикси. Почему ты не рада за меня?

— Я уже говорила, почему я не рада за тебя, Донна.

— Если я верю, что у Теда и Аниты нет романа, почему ты не можешь?

Я старалась поправить свою внутреннюю брючную кобуру в более удобное положение, но была уже одета. Я просто не хотела выходить в середину этого разговора. Если бы я спряталась, было бы это трусостью? Да, черт побери. Я открыла дверь и сказала как можно бодрее:

— Я оделась. Давайте отправимся в аэропорт.

Дикси продолжала говорить, как будто я ничего не сказала. Она смотрела на Донну с такой яростью, что все остальные вокруг были не важны.

— Я не верю ему, потому что ни один человек не признается в романе, которого у него не было. Достаточно сложно заставить их признать тех, кто у них есть.

Я вздохнула и сказала то, что я думала.

— Это было довольно глупо.

Все смотрели на меня.

— Иметь роман на стороне довольно глупо, — сказала Дикси.

Я покачал головой.

— Никакого романа нет, никогда не было и никогда не будет, но Дикси права в одном: Теду было глупо признаваться в том, что он не делал. С моей стороны было глупо позволить ему уговорить меня согласиться с ложью. Это было самое запутанное логическое мышление, и я никогда не думала, что он соврет и признается, чтобы выиграть время поговорить с Донной и их терапевтом, в то время как свадьба уже вовсю планировалась.

— Ты согласилась с этим — сказал Тед, но не самым дружелюбным тоном.

— Я не говорила, что являюсь самой яркой лампочкой в коробке, когда речь идет об отношениях.

Это вызвало улыбки и смех у всех, кроме Дикси.

— Я больше не могу это терпеть. Я задолбалась.

— Что значит «планировалась»? — спросила Донна. — Ты не имеешь в виду свадьбу…

Дикси перевела взгляд с Донны на Теда. Она смотрела на него так, словно ненавидела его. Я видела только настоящих плохих парней, которые так на него смотрят. Это было странно так нервничать от предполагаемого друга.

— Если ты собираешься выйти за него замуж, я буду там, и когда ты узнаешь, что тебя обманывает этот сукин сын, я буду там, чтобы держать тебя за руку, так же, как я делала после смерти Фрэнка. — На этом она ушла.

5

Некоторое молчание громче любого шума. Это было одно из таких молчаний. Никто из нас не знал, что сказать, чтобы заполнить этот неловкий момент, или, точнее, я знала, что хотела сказать, и это было одной из вариаций «вышвырни Дикси со свадьбы», но я была не вправе говорить это. Это был Эдуард.

— Донна, нам нужно поговорить о Дикси и свадьбе. — Сказал Эдуард.

— Она одна из моих самых старых и дорогих подруг, Тед. Она была моей фрейлиной в первый раз, а я ее почетной матроной.

— Я знаю это, сладкий букетик, — сказал он, возвращаясь назад к акценту Теда, — и я знаю, что вы были близки, когда ее сыновья и Питер были моложе, но теперь, когда мальчики достигли студенческого возраста, все изменилось.

Донна кивнула. — В последний раз мы с Дикси ходили по магазинам, только мы, девочки, мы взяли с собой Бекку. Дикси сказала, что хотела бы, чтобы у нее была маленькая девочка. Кто-то близкий по возрасту Бекке, чтобы мы все вместе могли посещать уроки танцев и театра, как мы обычно занимались спортом с мальчиками.

— Питер занимался боевыми искусствами с ее младшим сыном, но мы не делали то, что они делали. Они проводили каждые выходные и большинство вечеров на одном спортивном мероприятии со своими двумя мальчиками.

— Питер занимался всеми видами спорта, как другие мальчики. — Сказала она.

Он улыбнулся ей с выражением теплого и счастливого взгляда, и чего-то, чего я не могла определить.

— Питер не любит командные виды спорта. Мы не заставляли его оставаться во всем так, как они заставляли Бенджи.

— Просто их старший был как Рэй и Дикси; он любил все командные виды спорта и был хорош в них.

— Бенджи был хорош во многих из них; но он просто ненавидел играть, — сказал Эдуард.

— Нам скоро придется уезжать в аэропорт, — сказал Никки. — Если вам нужно обсудить свадьбу и Дикси с Натаниэлем или Анитой, вам нужно сделать это в ближайшее время.

Донна начала было обижаться, но Эдуард сказал:

— Никки делает свою работу, сладкий букетик. Ты хочешь, чтобы Натаниэль помог нам определиться с Дикси? Я не возражал, что он исключил меня из списка людей, чтобы консультироваться. Он знал, каким будет мой голос.

Она посмотрела на Эдуарда. — Ты на самом деле просишь меня выгнать Дикси со свадьбы?

— Дикси сказала, что, поскольку у нее нет дочери возраста Бекки, у нас с ними не так много общего времени, поэтому у нее не было возможности назвать меня ублюдком перед Беккой, но как только мы доберемся до Флориды, мы окажемся на маленьком острове. Мы собираемся оказаться в карманах друг друга, дорогая. Ты действительно думаешь, что она сможет контролировать себя перед детьми и другими нашими друзьями?

— Она не сказала бы такие вещи при Бекке. Она помогла мне купить платье для Бекки, и мы втроем прекрасно провели время. Дикси сказала, что это было как в старые времена, когда мальчики были маленькими.

— Донна — сказал Натаниэль.

Она повернулась и посмотрела на него.

Он был очень серьезным, когда спросил: — Ты действительно хочешь знать мое мнение по этому поводу?

Она улыбнулась ему. — Я знаю, что ты вмешался, потому что Дикси не помогала мне так, как следовало бы, и я всегда буду благодарна за это.

Он улыбнулся ей в ответ. — Но я не один из твоих самых близких друзей, и тебе не нужно мое мнение по этому поводу.

Она отошла от Эдуарда, чтобы взять Натаниэля за руку.

— Нет, я не это имела в виду. Я здесь, потому что меня интересует твое мнение о многих вещах, Натаниэль. Я признаю, что пригласила тебя на нашу свадьбу с мыслью, что рядом с тобой Тед не будет так искушен Анитой, но ты стал лучшей подружкой невесты, которую я когда-либо имела.

Он улыбнулся ей.

— Спасибо. Я действительно наслаждался большей частью этого.

Ее собственная улыбка исчезла по краям.

— Мне жаль, что Дикси пыталась заставить тебя жаловаться на Аниту.

Это было для меня новостью. Я посмотрела на Натаниэля, и он пожал плечами.

— Когда это были только мы, девочки, — он произнес кавычки вокруг последнего слова, — Дикси пыталась устроить сумасшедший расспрос о наших близких людях, как она пыталась заставить Никки признать, что он чувствовал себя обделенным с поцелуями.

— Ты никогда не упоминал мне об этом.

— Ты встречала Дикси до этого. Ты действительно удивлена?

Я подумала об этом секунду, а затем покачала головой.

— Наверное, нет.

Никки сказал:

— Десять минут, а потом нам нужно идти.

— Дикси сравнивает своего мужа Рэя с любым мужчиной, который рядом. Почему ты не в форме, как Натаниэль? Могу поспорить, что он может поднять больше, чем ты в спортзале.

— Ты почти в возрасте ее старшего сына. Рэй не может конкурировать с более молодой версией себя, — сказала Донна.

— Она сказала ему, что Питер может поднять больше в тренажерном зале, чем он может сейчас.

— Я сказала ей, что это совершенно несправедливо, что это будет все равно, что сравнивать нас с девятнадцатилетними девчонками. — Сказала Донна.

Натаниэль улыбнулся. — Это заткнуло ее на некоторое время.

— Ты выгнал бы ее со свадьбы, — сказал Эдуард.

Улыбка сошла с лица Натаниэля, когда он ответил: — Отчасти стервозность Дикси в том, что она не почетная матрона. Если полностью вышвырнуть ее со свадьбы, то дружбе конец. Хотелось бы, чтобы у меня была семья или друзья, которые были бы в моей жизни на протяжении двадцати лет. Я не буду решающим голосом, который положит конец отношениям, которые длились так долго.

Донна обняла его и сказала: — И именно поэтому ты самая лучшая подружка невесты.

Эдуард смотрел на Натаниэля так, будто хотел что-то сказать ему.

— Время истекло, или мы пропустим рейс, — сказал Никки.

И мы оставили это так, потому что Натаниэль был прав: это должно было быть решением Донны, потому что Дикси была ее другом, но у нее не было достаточно времени, чтобы решить. Свадьба была через неделю.

6

Наш рейс в Миннеаполисе перенесся на 3 часа, потому что наш первый самолет так и не поднялся из-за технических неисправностей. Эй, по крайней мере, проблема произошла, когда мы были еще на земле, а не в воздухе. У меня раньше случались технические проблемы в полете; это была одна из причин моего страха полетов. Пять часов спустя мы были почти дома, но застряли в пробке перед Цирком Проклятых. Несмотря на то, что было уже поздно, люди все еще стояли на тротуаре, чтобы попасть в реконструированный склад, в котором находился Цирк, и другие люди ехали, пытаясь найти место для парковки, хотя парковка для посетителей была забита. Мы застряли в пробке, медленно двигаясь перед зданием. Огромные клыки по-прежнему бесконечно вращались на крыше, а большие, зловещие плакаты все еще покрывали фасад здания, хотя некоторые номера изменились за эти годы. На одном плакате изображен человек-волк с голубыми глазами: слушайте профессора Вольфа из его последней книги поэзии. Зик, как и Мика, был наказан тем же бывшим лидером-садистом, был вынужден принять форму зверя, пока не смог вернуться полностью. Мике повезло, просто потеряв человеческие глаза. Зик занялся поэзией для терапии, чтобы справиться со всем, что он потерял, а затем его жена предложила ему снять видео о том, как он читает свои собственные стихи. Он стал сенсацией в интернете, а потом появилось это шоу в вечерних представлениях, и вдруг профессор Вольф стал одной из наших звездных достопримечательностей. На другом плакате было по-настоящему кошмарное изображение, которое выглядело как живое: «Посмотри на Накелеву, самого страшного монстра фейри». Я знала нескольких других фейри, которые могли бы получить «самый пугающий» титул, но ничто в нашей стране не могло превзойти его. Мы были почти в конце фасада склада, когда увидели плакат: «Ламия, наполовину змея, наполовину женщина». Плакат на самом деле не показывал правильно Мелани: как женщина, она была красивее, а ее змея более извилистой. Она пыталась убить меня, когда впервые попала в город много лет назад, но когда мы убили древнего вампира, контролирующего ее, она перестала быть на его стороне. Жан-Клод предложил ей работу, и она пользовалась большим спросом у клиентов.

— Извините, мы попали в пробку. Если бы я подумал, что это будет субботний вечер, я бы не поехал перед цирком, — сказал Миллингтон с места водителя.

— Все в порядке, Милли, — сказал Никки. — Я тоже не думал о выходных.

— Спасибо, сэр. — сказал он.

— Милли, я не сэр.

— Спасибо, Никки.

— Не проблема.

Внедорожник, наконец, свернул за угол и яркие огни цирка остались позади нас, когда у меня появилась идея. Мелани становилась змеей только по пояс, и она была такой рождена; как Ламия, она была частично оборотнем, и это была наследственность такая же, как у верзмей во Флориде, которым Мика пытался помочь. Почему я не подумала о Мелани, когда Мика показал мне фотографии? Черт, почему Мика не подумал о ней? Хотя я не была уверена, что он когда-либо встречал ее лично, а плакаты были специально сделаны в более грубом стиле, как старомодный путешествующий карнавал, поэтому они выглядели наполовину фальшивыми.

— Что случилось, Анита? — спросил Натаниэль у меня.

— Ничего не случилось, она счастлива, — сказал Никки с другой стороны от него. Остальные телохранители сидели на передних сиденьях в роли водителя и охраны.

— Ее пульс и дыхание учащаются; это может означать, что что-то не так.

— Я чувствую, что она счастлива, а не напугана. Если бы вы вдвоем сбросили свои щиты, вы бы тоже смогли это почувствовать.

— Нам нравится хранить немного больше тайны в наших отношениях. — Сказала я.

— Я твоя невеста, Анита. Ты не можешь лгать мне. Я знаю, что это не то, почему вы все еще ограждаетесь друг от друга.

— Оставь, Никки.

— У нас с тобой все хорошо с более тесной связью. Я не знаю, почему эта идея беспокоит тебя с Натаниэлем и остальными.

— У меня нет выбора с невестой. Но у меня есть выбор с остальными.

— Я знаю, но я не знаю, почему вы решили держать друг друга в пределах вашей психической связи.

— Брось это, Никки, и я хочу сказать, прекрати говорить об этом.

— Как скажешь.

— Кроме того, я не могу лгать тебе. Ты просто сможешь сказать, что я лгу, — сказала я.

— Не всегда. Иногда, кажется, что ты несчастлива или раздражена, когда лжешь.

— Когда Анита солгала тебе? — Спросил Натаниэль.

— Не мне, но иногда она лжет другим людям, когда я с ней.

— Перестаньте говорить обо мне, как будто меня здесь нет.

— Извини, — сказали они вместе.

— Спасибо.

Позади цирка было темно и тихо, и только несколько уличных фонарей освещали стоянку для служащих здесь и там. По обе стороны от входа была пара наших охранников. Они помахали нам, но если бы они не узнали машину, они бы остановили ее и убедились, что это сотрудник, а не просто клиент, пытающийся найти парковку. Бизнес был хорош, но мы все еще не хотели отказываться от части задней парковки в пользу клиентов. Мы рассматривали покупку дополнительного места, чтобы переместить народ отсюда туда, но до тех пор, пока мы не сделали это, клиенты парковались везде, где могли. Мы припарковались возле входа рядом с моим джипом.

Если бы у нас не было дополнительных охранников, я бы просто открыла свою дверь, но они становятся раздражительными, если их подопечные открывают сами свои двери, особенно на открытых площадках, таких как парковка. Мы все были в равной степени хорошо вооружены, так почему я позволила Кастеру встать перед моей дверью, чтобы предупредить меня? Потому что это была его работа, и были люди, которые хотели, чтобы я умерла, и если бы это случилось в его смену, я уверена, что Жан-Клод его убьет. Итак, поскольку моя жизнь и их жизнь могут быть на весах, я позволила Кастеру и Милли осмотреть темную парковку и решить, что это безопасно, прежде чем Кастер открыл мне дверь, а Милли встал с другой стороны двери, блокируя меня от остального пространства, которое они могли контролировать. Вы не можете контролировать каждую точку открытого пространства, просто не можете, но хорошие телохранители могут контролировать большинство из них. Натаниэль вышел с другой стороны, когда Никки открыл ему дверь. Мы уже обсуждали, что он отвечал за безопасность Натаниэля, пока не окажемся внутри. Мне было не совсем комфортно, когда на моей стороне машины было два охранника, а у Натаниэля только один, но три не были четным числом охранников, поэтому в расчётах могли быть некоторые неровности.

— Что же тогда тебя взволновало и осчастливило? — Спросил Натаниэль, когда он и Никки присоединились ко мне. Милли остался рядом со мной, а Кастер пошел позади нас, словно ходячий щит. Я была совершенно уверена в нашей безопасности на стоянке, потому что знала, что под крышей цирка есть скрытый наблюдательный пункт, в большинстве случаев с обученным снайпером внутри. Даже у нас не было достаточно снайперов для 24-7 наблюдения. Сейчас охранники в вороньем гнезде, так охранники называли этот охранный пункт, вероятно, наблюдали за нами через прицел своих длинноствольных орудий.

— Возможно, я думала о чем-то, что могло бы помочь Мике с последним вопросом оборотней.

Натаниэль потянулся за моей рукой, но это была моя правая рука, и он знал, что на публике я люблю оставлять ее свободной для оружия.

— Я думаю, что вы можете взяться за руки эти несколько ярдов, — сказал Никки.

— Это должно быть решение Аниты. — сказал Натаниэль.

Если бы он просто взял меня за руку, потому что кто-то другой сказал ему, что все в порядке, я бы, наверное, возразила, но он сказал именно то, что нужно.

— Думаю, мы можем это сделать. — сказала я, улыбаясь ему и протягивая руку.

Улыбка, которую Натаниэль подарил мне, стоила этого, и заставила меня желать, быть менее педантичной в отношении свободы рабочей руки с пистолетом. Мы благополучно добрались до задней двери Цирка, взявшись за руки, ухмыляясь друг другу, словно в этот момент в мире больше никого не было.

— Котенок и Робин прибыли — сказал Никки в воздух, но я знала, что он сказал это в наушник, который он надел, когда мы приблизились к дому.

— Я ненавижу этот позывной. — Сказала я.

Замок щелкнул, и задняя дверь Цирка начала открываться.

— Ты так и не выбрала кодовое имя. — Сказал Никки.

— Все выбрали одно, кроме тебя, Анита. — Улыбнулся Натаниэль. Он выбрал Робина из-за приятеля Бэтмена. Я думала, что угодно было лучше, чем кодовые имена, основанные на шахматных фигурах. Я была черной королевой, Жан-Клод — черным королем и так далее… Казалось слишком очевидно, кто есть кто, поэтому мы решили позволить всем объектам защиты выбрать кодовое имя. Все веселились, кроме меня. Я не могла решить. Они все казались глупыми или не правильными, но почти все было бы лучше, чем Котенок.

Дверь открылась, и я никого не увидела за ней, что означало, что это был не один из более новых охранников или «гражданских». Если полиция и военные продолжат свою политику выгонять людей, когда у них будет положительный результат теста на ликантропию, у нас будет достаточно бывших, чтобы выстроить собственную маленькую армию.

— Все, что тебе нужно сделать, — это выбрать другой позывной, и мы будем его использовать. — Сказал Никки, когда Милли подошел, чтобы пройти первым через дверь.

— Черт, Никки, если бы это было так просто, я бы это уже сделала.

Мы, наконец, вошли в небольшую комнату между дверью, ведущей в Цирк, и дверью, ведущей в подземелье, где жил Жан-Клод и где я проводила больше половины своего времени. Одним из направлений были яркие огни, карнавальные игры, киоски с едой, поездки и аттракционы, где Мелани Ламия будет развлекать своих поклонников. Должно быть, я направилась к этой двери, вместо той, которая вела вниз, потому что Никки сказал:

— Жан-Клод и Мика ждут нас.

Это остановило меня от глупостей. Если Мика не хочет, чтобы я показала фотографии Эдуарду, он, конечно, не хотел бы, чтобы я показала их Мелани.

— Я не знала, что Мика уже здесь.

— У самолета Жан-Клода не было технических проблем. — Сказал Никки.

— Точно. — Сказала я, но уже думала, как смогу воплотить идею разговора с Мелани. Конечно, оборотни во Флориде дадут согласие. Черт, Мелани была родом из древней Греции или, может даже древнее, но Ламия была частью греческой легенды, поэтому у нее могут быть ответы, которые никто другой не даст.

Натаниэль потянул меня за руку. Я посмотрела на него, а затем на дверь, которую Никки держал открытой. Я ничего не могла сделать, пока не поговорю с Микой, поэтому позволила ему отвести меня к другой двери. Кроме того, у нас было около полутора километров вниз по лестнице, прежде чем мы достигнем последней двери в подземелье. Я не шучу о расстоянии, и сами ступени вырезаны из камня, поэтому они не идеально квадратные и ровные, и они странно расположены, как будто предназначены не для двуногих. Если не тренируешь кардио, то будешь измотан прежде, чем попадешь к большой двери внизу. Я задавалась вопросом, кто-нибудь когда-нибудь вламывался сюда, прежде чем закончили лестницу?

Как будто прочитав мои мысли, Милли сказал:

— Моя жена говорит, что я в лучшей форме, которую она когда-либо видела, и единственное отличие от моего режима упражнений — это лестница.

— Эта проклятая лестница, ты имеешь в виду — сказал Кастер.

— Я думала, что котики никогда не жалуются, — сказала я.

Кастер засмеялся.

— О, черт, нет, кто тебе это сказал?

Натаниэль и я засмеялись вместе с ним. Никки остался серьезным рядом со мной.

— Справедливо. Я думала, что котики не жалуются на физические нагрузки, — сказала я.

— Не мы — сказал Милли.

— Ты только что — сказал Натаниэль, улыбаясь и переводя взгляд с одного на другого.

— Это не сложно, — сказал Кастер.

Натаниэль и я обдумывали эту мысль секунду или две.

— Некоторые котики жалуются, некоторые нет — сказал Никки.

— Откуда ты это знаешь? — спросила я.

— Раньше я работал со многими контрактниками, это не плохо для специальных команд, даже морских котиков.

— Контрактники, подрядчики, — сказал Кастер — звучит как временный офисный помощник. Что случилось с солдатом удачи, наемником и всеми другими классными именами, которые я помню из старых фильмов?

— Постарайся убрать солдата удачи из своей налоговой декларации и посмотри, как хорошо это работает — сказал Милли, улыбаясь в ответ всем нам.

— Пытался ли ты?

— Нет, и я не собираюсь. У меня есть жена и дети. Мне не нужно играть на хрен в игры с IRS. (Служба внутренних доходов)

Когда мы спустились по лестнице, оба котика расслабились, и было ясно, они думают, что мы здесь в безопасности. Возможно, они были правы, но было все равно интересно наблюдать, как они начинают расслабляться на работе. Когда они впервые пришли к нам из армии, они почти не разговаривали, когда работали. Я предпочитала болтливых молчаливым. Милли и Кастер оба приспособились к этому предпочтению. Это была одна из причин, по которой они стали больше охранять меня.

Как только мы прошли нашу кардио тренировку на лестнице, перед нами оказалась дверь, которая выглядела так, как будто она вела в темницу или в маленький замок. Если бы она была заперта, даже Никки, со всей своей силой, усиленной тем, что был оборотнем и поднятием тяжестей, не смог бы легко пройти через нее. Он должен был прорываться через нее, что дало бы большему количеству охранников с другой стороны возможность подготовиться к тому, что было достаточно сильным, чтобы пройти через дверь. На внутренней стороне двери в подземелье была еще одна пара охранников, а на другой стороне гостиной/приемной — еще одна пара. Еще пара телохранителей охраняла длинный коридор, вырубленный в скале естественных пещер, которые были здесь несколько веков назад. Затем за одной из дверей была еще одна группа телохранителей, прежде чем мы наконец добрались до пары за дверью спальни Жан-Клода. Они впустили нас, сказав:

— Ренар и Росомаха сказали, чтобы впустили вас, не доложив.

Ренаром был Жан-Клод, а Росомахой — Мика. Мне не нравились новые позывные, что, вероятно, было одной из причин, по которым у меня были такие проблемы с выбором одного для себя. Охранники открыли дверь в спальню Жан-Клода, и Миллиган и Кастер стали свободны, официально не военным путем, когда доставили Натаниэля и меня на нашу «базу».

Дверь за нами закрылась, и я протяжно выдохнула напряжение между лопатками, которое накапливалось где-то между всеми проверками охраны. Я согласилась, чтобы Клаудия попробовала новую ротацию стражей, но я не совсем поняла, что это может означать для повседневной жизни внутри цирка. Если Мика чувствовал себя подавленным большим числом людей в нашей жизни прежде, то это не поможет точно. Я ожидала найти Мику и Жан-Клода в изготовленной на заказ кровати оргийного размера, которая возвышалась в спальне, но свет от единственной прикроватной лампы показал, что кровать пуста. Она была аккуратно застелена: покрывало было королевского синего цвета, с подушками в соответствующих цветах с красными подушками в верхней части кровати с балдахином, что, вероятно, означало, что шелковые простыни под ними будут красными, чтобы соответствовать акценту подушек. Лампа оставляла большую часть комнаты в тени, но она давала достаточно света, чтобы осмотреться. Искусственный камин у одной стены, меховой коврик и несколько стульев перед ним тоже были пустыми. Обычно я не была разочарована тем, что Жан-Клод ждал меня, но сегодня пустая комната выглядела хорошо. Как будто видеть больше людей в этот момент было бы слишком, независимо от того, кто это был.

— Они в ванной — сказал Никки.

— Ты слышишь их? — спросила я.

— И чувствую пену в ванной.

Натаниэль понюхал воздух. — Лаванда — сказал он.

Я не чувствовала ни черта с такого расстояния, но когда дело касалось отслеживания запахов, я была всего лишь человеком.

— Прежде чем мы пойдем в ванную, можем ли мы поговорить обо всех охранниках, через которых мы только что прошли? — Спросил Натаниэль.

— Конечно — сказала я.

— Нам нужно столько охранников? — спросил он.

— Нет — сказал Никки.

— Клаудия говорила со мной о том, чтобы попробовать новую усиленную ротацию охранников, — сказала я.

— Есть ли новая угроза, о которой я не знаю? — Спросил Натаниэль.

— Нет, и в этом все дело. Она хотела опробовать новую усиленную систему безопасности, прежде чем она нам понадобится, чтобы мы могли устранить ошибки — сказала я.

— Это не только в цирке, — сказал Никки.

— Я знаю, что мы тестируем новую схему на всех предприятиях. — Сказала я.

— Могла бы упомянуть об этом, или ты сказала всем, кроме меня? — сказал Натаниэль.

Я сжала его руку, которая все еще была в моей. Я была счастлива, что он не отстранился.

— Я не подумала сказать об этом никому из нашей поли группы, Натаниэль. Прости, ты прав. Я должна была сказать всем вам, но между попытками сделать три свадьбы, работой в Аниматор Inc., еще работой маршалом, а также нашей поли-группой, я думаю, что просто потеряла связь с этим.

Натаниэль сжал мою руку, что заставило меня взглянуть на него.

— Ух ты! Признаешь, что не можешь уследить за всем, до того пока это все не взорвалось перед тобой. Ух, терапия! — В конце он улыбнулся, но я не улыбнулась в ответ.

Я почувствовала тот всплеск гнева во мне, который всегда был там, как сигнальный огонь, просто ожидающий нужной искры, но я пыталась дышать сквозь него. Я считала, дышала и вспоминала, что влюблена в Натаниэля, и он был прав.

Его улыбка исчезла по краям, и он посмотрел на меня своими большими красивыми глазами, ожидая, когда я вернусь к старому и начну ругаться из-за этого, или сделаю мой знаменитый ход, или даже сбегу от него, от отношений, от всего. Я заставила себя полностью расслабить руку, которой держала его, и сказала:

— Да, да, терапия.

Он подарил мне улыбку, которая говорила, что я была умной, а не глупой, и что я работала над своими проблемами, а не позволила им взорвать мою жизнь. Тогда он подошел ко мне, склонив к моей голове свою.

— Я так сильно люблю тебя прямо сейчас.

Я улыбнулась и повернулась, чтобы посмотреть на него.

— Почему, потому что я работаю над своими проблемами?

— Да. — Прошептал он и поцеловал меня.

— Они знают, что мы здесь. — Сказал Никки.

Я отстранилось от поцелуя.

— Я полагаю, что знают.

Натаниэль начал вести меня через ковер к закрытой двери ванной. Никки сказал:

— Тебя действительно беспокоят дополнительные охранники. Я думал, тебе нравятся толпы.

— Мне нравится групповой секс, а не толпы — сказал Натаниэль.

— Значит, ты тоже чувствуешь себя подавленным таким большим количеством людей? — спросила я.

— Я не возражаю против людей, с которыми сплю или играю, но большинство охранников просто охранники. Мне нравится публика, но они не подходит для этого.

— Мы должны защищать вас, а не смотреть шоу — сказал Никки.

Натаниэль остановился, положив руку на дверь в ванную.

— Разве вы не можете делать и то и другое?

— Не совсем и не хорошо.

— Остальные охранники остались у двери. Ты все еще охраняешь нас? — Спросил Натаниэль.

Никки улыбнулся. — Нет, я просто скажу привет и сделаю так — Он притянул меня к себе, все эти мышцы обвились вокруг меня, когда Натаниэль отпустил мою руку. Все, с кем я встречался, были сильны, но у Никки был способ заставить меня осознать это, что было захватывающе и немного страшно. Я знала физический потенциал, и если это когда-нибудь сведется к реальной борьбе, я не смогу победить против силы, которая притянула меня к себе. К счастью для меня, я хотела быть в его руках. Он поцеловал меня и вложил в поцелуй много английского (?), так что поднял меня, и мои ноги оторвались от земли. Я попыталась обернуть вокруг него ноги, но пистолет на талии помешал. Он положил одну руку мне под задницу и удержал меня на месте, превратив мою неловкую попытку обернуться вокруг него во что-то сексуальное. Это было похоже на хорошего партнера по танцу, превращающего все в часть танца.

Он отстранился от поцелуя, пока я все еще была у него в руках.

— Я хотел сделать это весь день — Он опустил меня на дрожащие ноги, и ему и Натаниэлю пришлось меня поддержать. Это заставило их обоих засмеяться тем мужским смешком, который или на ваш счет, или является комплиментом. Я восприняла это как второе, потому что они оба знали, что лучше не смеяться надо мной, и мы любили друг друга. Смех, окаймленный любовью, всегда хорош.

7

Никки открыл дверь, и Натаниэль помог мне пройти, пока еще мои колени не оправились от поцелуя. Мы еще немного смеялись, когда ступили на черный ковер в ванной комнате черного на черном с его черным мрамором, двойными раковинами и серебряными светильниками, но то, что ожидало в большой ванной в конце комнаты, украло смех и заставило угрожать моим коленям снова ослабнуть.

Ванна была достаточно большой для четверых взрослых, поэтому Жан-Клоду и Мике не было нужды быть рядом друг с другом, но они были. Волосы Мики были настолько мокрыми, что казались черными, и были откинуты назад, так что скулы его лица были открыты так, как не были, когда все темно-коричневые его кудри обрамляли его. Его загорелая кожа выглядела еще темнее на фоне полной белизны груди Жан-Клода. Волосы вампира были собраны в свободной хвост, который выглядел небрежно, но я слишком долго встречалась с ним и Натаниэлем, чтобы поверить в иллюзию. Поначалу это казалось одной из тех причесок, которая выглядит неряшливо, но чем дольше смотришь, тем хитрее она становилась, с завитками, тянущимися по краю его лица, прослеживая изгиб его щек, линию подбородка, так что его губы казались обрамленными белой кожей и черными вороньими волосами. Его кудри были сухими, за исключением нескольких завитков на шее. Он положил руку на плечи Мики, поэтому контраст между их цветами кожи был обрамлен черным мрамором на краю ванны и разбитыми пузырьками, которые были лишь чуть менее белыми, чем кожа вампира.

Мика моргнул зелено-золотыми леопардовыми глазами, навсегда заключенными на его человеческом лице из-за того, что слишком много времени находился в животной форме, и не смог вернуться полностью. Он не одел свои новые очки, которые помогали его кошачьим глазам видеть вдаль, и я подумала, на сколько хорошо он мог видеть нас в дверях.

Жан-Клод сделал жест одной бледной рукой с длинными пальцами, и мои глаза следили за движением, так что я остановилась смотря в его лицо. Это не было лицо, которое запустило тысячу кораблей, но, возможно, запустило тысячу соблазнов в старой Европе. Несмотря на то, что лицо Мики было более тонким, а он был более изящным в целом, именно лицо Жан-Клода было более женственно красивым, более амбициозным. Если бы я не видела их лиц так близко друг к другу, я бы подумала, что лицо Мики было бы ближе к женскому, но какая-то линия или изгиб делали его лицо более мужским.

— Я собираюсь оставить вас, чтобы вы могли посмотреть на ваших общих мальчиков — сказал Никки.

Это поразило меня, как будто я забыла, что он какое-то время стоял с нами. Я сразу почувствовала себя виноватой. Я попыталась протестовать, но он отмахнулся.

— Все нормально. Это шоу для тебя и Натаниэля, а не для меня. Я ни чей любовник, кроме твоего, и Жан-Клод не нуждается в моей крови, когда у него есть вы трое.

— Тебе не нужно волноваться на мой счет, Никки, — сказал Жан-Клод, — потому что мне придется одеваться для работы.

Должно быть, я надулась, потому что Жан-Клод рассмеялся, этот удивительный осязаемый смех, который мог ласкать в моем теле те места, которые никогда бы не могла достичь ни одна рука. Это заставило меня вздрогнуть и сжать Натаниэля, который вцепился в меня. Этот чувственный смех действовал не только на меня.

— Все хорошо, Жан-Клод. Я пойду в тренажерный зал, пока могу.

— Ты бы променял такую награду на спортзал?

Никки улыбнулся и покачал головой.

— Если бы я больше увлекался мужчинами, то тренажерный зал можно было бы и променять на потрахаться, но я не увлекаюсь, поэтому я пойду и позволю вам четверым побыть немного наедине.

Казалось смешным говорить «наедине» с четырьмя людьми в комнате, но Никки ушел, тихо закрыв за собой дверь. Натаниэль и я остались стоять у двери, как будто мы не знали, что делать дальше.

Натаниэль одним движением снял рубашку и бросил ее на пол. Он пошел к ванне, снимая одежду на ходу. Хорошо, может быть, я не знала, что делать дальше.

8

Натаниэль снял обувь и уже заканчивал выскальзывать из джинсов, когда я начала снимать жакет и пистолеты, скрытые под ним. В этом было гораздо меньше сексуальной спонтанности, потому что я носила несколько видов оружия.

— Присоединяйтесь к нам, ma petite, mon chaton, прежде чем мне придется уйти, чтобы заняться гораздо менее приятными делами — сказал Жан-Клод, протягивая ко мне одну бледную мускулистую руку. Он никогда не станет таким же, как Никки, или даже Натаниэль, потому что он был построен как марафонец: высокие, стройные, изящные линии, которые двигались с силой, но ничто не сделало бы его громоздким.

Глядя на Жан-Клода, я не заметила, как Натаниэль разделся, так что он внезапно обнажился, поднимаясь по трем ступенькам ванны. Я полностью отвлеклась, наблюдая за его спиной от плеч до ног, когда он забирался в пенную воду.

— Я никогда не смогу решить, выглядишь ты лучше, приходя или уходя, — сказала я.

— Я думаю, ma petite, фраза, которую ты ищешь, это встречать по заднице.

Услышав, как он говорит сленг его обычно элегантным голосом, заставило нас всех смеяться.

— Да, это то, что я пыталась не сказать вслух.

Натаниэль оглянулся на меня через одно плечо, напрягая ягодицы так, что его задница выгнулась, как будто он напряг бицепс сильнее. Это снова заставило меня смеяться, но почти нервно. Я не была уверена, что когда-нибудь наступит момент, когда у меня не будет такой реакции, черт возьми, я не могу поверить, что смогу поиграть со всеми этими замечательными игрушками. Секс был для меня своего рода хобби и отдыхом. Я проработала большинство своих проблем по этому поводу, или, может быть, я просто согласилась, что это дарит много радости, игривости и общего смеха.

Мика встал, вода и пузырьки прилипли к его телу, некоторые из пузырей начали скользить по его коже, когда он потянулся к Натаниэлю. Я хотела помочь пене ласкать его кожу, хотела помочь им соскользнуть по его бедру, обхватить рукой эту странно толстую кучу пузырьков на передней части его тела. В первый раз, когда мы занимались любовью, мы использовали пену и воду.

Я положила пистолеты и ножи в угол черного мрамора, куда большинство людей поставили бы свечи, и оставила кобуру на краю раковины, подальше от потенциальной зоны брызг из ванны. Освободившись от кобуры и всего оружия, я наконец-то могла стянуть майку через голову, но Жан-Клод сказал:

— Ma petite, подойди, позволь мне раздеть тебя.

Он подошел к краю ванны, пока я наблюдала за Натаниэлем и Микой. Как я могла скучать по нему всего в нескольких шагах от него? Он стоял на коленях, положив руки на край ванны, так что поднялся наполовину из воды ко мне. Я внезапно уставилась в полночно-синий цвет его глаз, самого темного синего цвета, который я когда-либо видела, такой что он был почти черным, почти, а затем он повернулся, поймав свет, и глубокий синий цвет его глаз будто осветился жизнью. Ночное небо никогда не бывает по-настоящему черным, оно просто выглядит так, когда нет света, но я всегда могла видеть свет в глазах Жан-Клода, независимо от того, насколько было темно.

Я подошла к нему, и он поднялся еще выше над водой. У меня был момент, когда я подумала, о русалках, которые поднимаются на скалах на берегу моря, чтобы поцеловать моряков или принцев. Конечно, черноволосый красавец, предлагающий мне поцелуй, была королем. Это сделало меня русалкой? Неа.

Я встретила его губы своими, и он поцеловался со мной, все еще одетой, на краю мраморной ванны. Я почувствовала его пальцы на краю моей футболки.

— Сядь на край ванны, ma petite, чтобы я мог использовать обе руки.

Я сделала то, что он попросил, потому что кто не сделает? Он откинулся назад в воду настолько, чтобы освободить место для меня, лицо было обращено к моему, так что это была самая естественная вещь в мире — соединить его губы с моими. Он сунул руки под мою футболку, поднимая ее вверх, когда мы целовались. Я подняла руки, чтобы он мог стянуть через них одежду, но он остановился дойдя до моих плеч и продолжал целовать меня. Я прижалась к поцелую, когда почувствовала его пальцы на спине у лифчика. Щелчок сработал, и его руки скользнули под линию моего бюстгальтера, растеклись по моей груди, и поцелуй усилился. Я прижала свой рот к его, мой язык скользил между его губами и, о, так осторожно, между изящной твердостью его клыков. С его рук все еще стекала вода, когда они коснулись моей груди, так что он сделал мои груди такими влажными, какими другие части меня уже начали становиться.

Наконец он стянул мою футболку через голову, прекратив поцелуй. Я оглянулась, чтобы найти Мику и Натаниэля в их собственном поцелуе, но поскольку они оба были обнажены, а один из них был мокрым и покрыт пеной, это отвлекло меня немного больше, чем следовало бы в объятиях Жан-Клода. Я повернулась к нему, чтобы снова поцеловать его, извиниться за то, что оглядывалась на других мужчин, в середине поцелуя с ним, но он и сам наблюдал за ними. Я обняла его за плечи, прижимая грудь к влажной гладкости его кожи, и прижалась лицом к его лицу, пока мы любовались, как двое разделяют очень страстный поцелуй.

Жан-Клод обнял меня за талию и вздохнул.

— Нам повезло, тебе и мне, Ma petite.

— Да, но на мне все еще слишком много одежды — Я прошептала это ему в лицо.

— Oui — прошептал он в ответ.

Мика и Натаниэль оторвались друг от друга, наполовину смеясь.

— Думаю, мы их отвлекаем — сказал Натаниэль.

— Я думаю, что ты прав, — сказал Мика, и он улыбнулся, касаясь Натаниэля. Это была улыбка, которая была бы уместна на лице Натаниэля или на лице Жан-Клода. На его лице было выражение, которое говорило, что он знает, чего стоит, и знал, насколько он горячий, весь мокрый и в пене, наш общий мальчик.

Натаниэль поцеловал его в щеку и сказал:

— Нам лучше не отвлекать их, чтобы Анита могла раздеться. — Он потянул Мику к себе через воду, чтобы прижаться к дальней стороне ванны. Он положил руку на плечи Мики и прижал его к своему телу, потому что более высокому в паре всегда было проще так сделать. Мика прижался к нему, проводя одной рукой по груди другого мужчины. Натаниэль поднял руку Мики и поцеловал его ладонь.

Мика закрыл глаза, Натаниэль поцеловал его руку и деликатно облизнул запястье.

— Прекрати это, или мы так и будем их отвлекать.

Натаниэль поднялся от запястья Мики, улыбаясь.

— Я буду вести себя хорошо до тех пор, пока Анита не избавится из одежды, тогда никаких обещаний.

— Долой одежду, — сказала я.

— Да, пожалуйста, — сказал Натаниэль, улыбаясь нам.

— Мы будем наблюдать за тобой и Жан-Клодом — сказал Мика.

— Тогда мы должны сделать так, чтобы это стоило твоего времени, mon chat. — Жан-Клод повернулся ко мне и сказал: — Позволь мне твою ногу, ma petite.

— Я ношу военные ботинки, а не высокие каблуки.

— Неважно, что ты носишь. Я все еще хотел бы помочь тебе избавиться от них.

Это заставило меня улыбнуться, и я подняла ногу, чтобы он достал до моего ботинка. Он медленно расшнуровал его, делая то, что было бы неловко для кого-то еще, грациозным, чувственным. Он стянул с меня ботинок, и там был толстый носок, примерно такой же романтичный, каким он и был, но он просто бросил ботинок на пол, а затем потянулся под мои джинсы этими длинными тонкими пальцами, медленно скатывая мой носок. Он сделал то же самое с другой стороны, и когда я была босиком, он помог мне встать на верхнюю ступеньку, ведущую в ванну, чтобы он мог расстегнуть мои джинсы. Я потянулась помочь ему расстегнуть молнию на них, но он отодвинул мои руки, качая головой. Я опустила руки по бокам, и он начал стягивать мои джинсы с бедер. Он взялся за джинсы, прихватив и кружевные стринги, так что, стянув джинсы, он показал меня обнаженную. Он спустил джинсы до середины бедра, а затем наклонился и проложил дорожку из нежных поцелуев на ту линию, где сходятся бедро и пах. Это заставило меня вздохнуть, моя голова откинулась назад, мои глаза закрылись, когда он поцеловал другую сторону, где мое бедро соединялось с более интимными зонами.

Он целовал мои ноги, по мере того как спускал джинсы вниз, пока не подошел к моему колену, что было щекотно, и я начала извиваться от этого. — Не справедливо, не честно.

— Я думаю, что это очень справедливо — сказал он и приступил к моему другому колену.

Я смеялась, извивалась и пыталась прикрыть свои колени, но мои лодыжки все еще были в джинсах, как будто в мягких наручниках, что означало, что корчиться на мраморной ступеньке было не лучшим поступком. Я упала, пытаясь «уйти» от щекотки.

Жан-Клод поймал меня, но я пытался поймать себя в то же время, и мы оба упали в воду. Я задержала дыхание, когда мы погрузились в пену под воду. Я начала всплывать на поверхность, но Жан-Клод встал со мной на руках, вода и пена текли с нас обоих. Я кашляла и плевалась. Ему не нужно было дышать, так что, по крайней мере, он не имел с этим дело. Мои джинсы промокли и стянули лодыжки, удерживая их даже больше, чем когда они были сухими. Осторожная прическа Жан-Клода стала влажной массой, и то, что удерживало ее на месте, еще пыталось удержать тяжелые влажные кудри, так что она просто запуталась вокруг его лица и шеи, но все еще оставалась заколота.

Я вытерла пену с лица, а он попытался сморгнуть ее с глаз, потому что держал меня обеими руками. Натаниэль и Мика оба смеялись. Я протянула руку, вытерла пузыри с глаз Жан-Клода и начала смеяться.

— В первый раз, когда мы занимались любовью, я упал в ванну в одежде, — сказал Жан-Клод.

— Ну, по крайней мере, на этот раз промокли мои джинсы.

— Я был дамским угодником веками. Я действительно учтивый и обходительный, со всеми кроме тебя, Ma petite, кроме тебя.

— Я думаю сказала тебе, что это был намек на первый раз.

— Ты сказала, — сказал он, и улыбнулся.

Натаниэль спросил: — Твои ноги так же запутаны, как выглядят?

— Мокрые джинсы прилипают, как сумасшедшие, — сказал Мика.

— Мы могли бы использовать джинсы для рабства, — сказал Натаниэль.

Я покачал головой, смеясь. — Нет, не сегодня. Я просто хочу снять джинсы, чтобы принять горячую ванну с вами.

— Ты не хочешь, чтобы я просто стоял здесь и держал тебя, Ma petite? — Жан-Клода улыбнулся шире говоря это.

— Нет, — сказала я, смеясь.

Натаниэль поднял руку, чтобы взять одну штанину, а Мика взял другую. В их волосах была пена, и я поняла, что мы обрызгали их, когда упали. Мы также обрызгали и мои пистолеты, но, к счастью для меня, времена, когда нужно было держать порох сухим, чтобы пистолет выстрелил, давно прошли. Большинство современных пушек можно было окунуть в воду и даже грязь, и они все же будут стрелять.

Они вытащили меня из джинсов, и Натаниэль бросил их через край ванны на пол. Падение в воду остудило некоторые порывы, призывающие меня заняться сексом, и дало мне время вспомнить, какая у меня была идея о ламии и помощи клиентам Мики во Флориде.

Я все еще была в объятиях Жан-Клода, когда сказала:

— Ты думал поговорить с Мелани о своих клиентах во Флориде?

Жан-Клод опустил меня в горячую, пенную ванну, и это был момент, когда мое тело просто погрузилось в нее. Речь шла не о сексе или о чем-то другом, а о том, что мое тело отпустило больше стресса, который я, казалось, носила.

— Что ты сказала о Мелани? — Спросил Мика.

— Она Ламия, — сказала я.

Он моргнул и сказал: — Не могу поверить, что не подумал поговорить с ней. Я мучился с этим несколько недель, и мне ни разу не пришло в голову поговорить с ней.

— Вы говорите о несчастных оборотнях, которым Мика и Коалиция пытаются помочь, — сказал Жан-Клод.

Я посмотрела на него из воды, кивая. — Я не знаю, как много он тебе сказал, но Ламия наиболее близка к тому типу их изменения формы, который я видела.

— Он рассказал мне кое-что, но я больше хотел, чтобы мы вдвоем провели время вместе, чтобы облегчить друг другу… стресс, чем говорить о работе. — В его голосе было что-то, что заставило меня снова взглянуть на него. Все тепло и смех, что были несколько секунд назад, исчезли. На его лицо все еще было приятно смотреть, но холодное выражение делало его больше похожим на статую, произведение искусства, на которое можно было смотреть, но нельзя трогать.

Я потянулась, чтобы коснуться его руки, и он фактически отошел от меня. Я знала, что что-то не так, но Натаниэлю потребовалось присоединиться к Жан-Клоду на его стороне ванны, прежде чем я поняла, что именно.

— Мы все голые в ванной, и я говорю о делах, — сказала я.

Натаниэль кивнул. Жан-Клод только посмотрел на меня. Это был один из недостатков полиамурности: ты мог получить одинаковые взгляды от нескольких человек одновременно, когда все портил.

— Прости, Жан-Клод, Натаниэль, но Анита знает, как это меня беспокоит, — сказал Мика, подходя, чтобы обнять меня. Я думаю, что он нуждался в том же заверении, что и я, в том, что не все в ванне злились на него.

— А мы не знаем, насколько это беспокоит тебя? — спросил Натаниэль, скрестив руки на груди, так что я заметила выпуклости на его бицепсе, но его отношение сделало это менее сексуальным и более привлекательным. С этим не поиграть.

— Конечно, вы оба знаете. Ты поехал со мной во Флориду, а они так защищали свой секрет, что мне пришлось оставить тебя в одиночестве с одним лишь телохранителем, — сказал он, а затем посмотрел на Жан-Клода. — И ты только что потратил время, помогая мне выбраться из тьмы в моей голове из-за этого дела.

— И все же, это Анита знает, как это тебя беспокоит? — сказал Жан-Клод, и это был тот обвинительный голос девушки/парня.

Мика притянул меня чуть ближе, и я обняла его в ответ. Я не хотела, чтобы это превратилось в ссору, но я не всегда умела избегать их. Я наконец решила быть честной.

— Я не хочу, чтобы это превратилось в полноценную ссору. Мне жаль, что я не повременила с идеей поговорить с Мелани о других оборотнях, но просто я была взволнована, что у меня может быть подсказка, которая поможет Мике.

— Более взволнована, чем пока была с нами? — сказал Натаниэль.

— Мы стали менее захватывающими, чем твои дела, ma petite?

Вот дерьмо.

— Нет, конечно нет.

Мика попытался помочь мне выкопать себя из ямы, в которой быстро закапывался наш вечер.

— Пожалуйста, Жан-Клод, Натаниэль, мы оба были безрассудны и небрежны в ваших чувствах, но никто для нас не так важен, как вы двое.

— Пожалуйста, — сказала я, — это первый раз, когда мы все четверо вместе за недели. Не позволяйте этому испортить вечер.

— И именно поэтому это так больно, ma petite.

Я посмотрела на Мику. — Попытайся ты. Кажется, у меня не получается улучшить ситуацию.

— Мне жаль, что мы начали говорить о работе, но Анита единственная, кто видел фотографии того, что происходит с семьей во Флориде. Это достаточно ужасно, что преследует нас обоих.

— Они не позволили бы мне увидеть их в форме животных — сказал Натаниэль.

— И, возможно, если бы ты показал мне те же фотографии, которые показывал Аните, я бы тоже подумал о том, чтобы отправить тебя к Мелани.

— Вы правы, вы оба правы, но я знаю, что Анита видит на своей работе вещи похуже, чем вы на своей, поэтому я знал, что она увидит это как часть работы. Я не хотел обременять вас двоих вещами, которые вызывают у меня кошмары.

Я крепче обняла его.

Лицо Натаниэля смягчилось, и Жан-Клод перестал выглядеть таким неподвижным и похожим на статую, как будто он, наконец, позволил себе снова начать дышать.

— Мы не дети, чтобы быть защищенными от суровости вашей работы, Мика, — сказал Жан-Клод.

— Я не это имел в виду…

Жан-Клод махнул ему, чтобы он замолчал.

— Это благородное чувство, Мика, но оно мне не нужно. Я видел больше пролитой крови и потерянных жизней, чем вы. Я бы сказал, что все четверо видели ужасы, которые преследуют нас. Мы не являемся овцами, за которыми нужно ухаживать и следить; мы волки, чтобы охотиться вместе. Я не знаю, когда ты решил, что ты и Анита были волками для наших овец, но это неправда. Мы должны быть равны или, по крайней мере, власть не должна быть настолько неравной, как сейчас.

Мика открыл рот, закрыл его и, похоже, не знал, что сказать. Я обняла его, поглаживая одной рукой по гладкости его спины. Я, наконец, сказала:

— Что мы можем сделать, чтобы исправить настроение?

— Я не осознавал, что вы трое сегодня вечером будете дома и не заняты, или я не согласился бы на перенос деловой встречи на сегодняшний вечер, поэтому мое время здесь ограничено. Мне придется начать все сначала с моими волосами, и это займет больше времени.

— Итак, мы испортили настроение и испортили вечер, — сказал Мика.

Я покачала головой.

— Подождите, я знаю, что облажалась, как уже сказала, но если у Мелани есть информация, которая может помочь другим оборотням, то это важно. Это не более важно, чем вы двое или вся четверка, но такие моменты заставляют Мику и меня не говорить о работе с вами двумя. Вы жалуетесь, что Мика делится со мной больше информацией, чем с вами, но в то же время говорите, что не хотите, чтобы мы говорили о работе.

— Нет, ma petite, мы жалуемся, что вы начали говорить о работе в середине прелюдии.

На это у меня не было возражений, действительно не было ни одного. Во всяком случае, не много.

— Это справедливо, — сказал Мика, — и я прошу прощения за свою роль в этом. Я одержим этим делом.

— Как мы уже говорили, mon chat, ты должен найти кого-то достаточно надежного, чтобы продолжать дела в коалиции без тебя, потому что ты слишком много хочешь контролировать лично.

— Это была отличная идея, Жан-Клод. Я думаю о людях, которых могу отправить.

— Это бизнес, или я могу внести предложение? — Спросила я.

— Это так, — сказал Жан-Клод, — но сделай свое предложение, ma petite.

— Сократ был действительно хорош с маршалом, который получил ликантропию на работе со мной. Он говорил с ее семьей и всеми остальными.

— Я помню, как ты рассказывала мне об этом, — сказал Мика. — Он мог бы помочь некоторым из выживших.

— Я бы доверила ему справиться с выжившими, — сказала я.

— Я бы тоже, — сказал Натаниэль.

— Теперь, когда мы решили некоторые наши проблемы, я должен умыться и начать готовиться к деловой встрече.

Натаниэль обнял его, положив лицо ему на плечо.

— Нет, я только что пришел сюда.

Я наполовину прошла, наполовину проплыла к ним и взяла Жан-Клода за руку.

— Нас не были здесь так долго, ты действительно должен идти сейчас?

Жан-Клод посмотрел на нас обоих и улыбнулся.

— Такие лица, вы действительно не хотите, чтобы я уходил.

— Конечно, нет, — сказали мы вместе.

— Я чувствую твою печаль от мысли, что я ухожу, ma petite. — Он поцеловал голову Натаниэля. — И твою, но не так громко, наш котик.

— Можешь ли ты прочитать мои чувства? — Спросил Мика.

— Только как один человек другого; Ты не привязан к ma petite таким образом, который дает мне доступ к вашим внутренним мыслям и чувствам.

— Иногда я рад этому, а иногда это заставляет меня чувствовать себя обделенным.

— Прошу прощения за последнее, mon chat.

— Этого времени не хватило бы для нас четверых, чтобы заняться сексом, даже без недоразумений. Тебе, на самом деле, не нужно уходить на встречу, не так ли? — Спросил Мика.

Натаниэль и я пошли все еще рядом с Жан-Клодом.

— Теперь, когда мои волосы мокрые, потребуется больше времени, чтобы подготовиться. Я убирал их не без причины.

— Это не отвечает на вопрос Мики, — сказала я, изучая его лицо.

— Нет. Я хотел узнать, действительно ли вы пожалеете, что мне пришлось уйти до того, как я присоединился к вам для секса, или вам было все равно.

Я посмотрела на него, и даже с мокрыми волосами на его лице, вероятно, с худшей прической, которую я когда-либо видела на нем, он был все еще настолько прекрасен, что мне показалось, что он зачаровал меня, но кто может сравниться с ним? Когда тебе двадцать один год и ты выглядишь на десять из десяти, то ты должен встречаться с кем-то таким же. Когда он впервые начал пытаться встречаться со мной, я не была так уверена в себе. Мне потребовалось много времени, чтобы понять, что независимо от того, насколько вы красивы, обворожительны, грациозны или сообразительны, у вас все еще есть неуверенность. У всех нас она есть — даже у королей, даже у Жан-Клода.

— Это было по-детски нуждаться в заверении, ma petite.

Я коснулась его лица, придвинувшись ближе, чтобы поцеловать его.

— Я люблю тебя еще сильнее за то, что тебе нужна уверенность, и я прошу прощения, что вызвала в ней необходимость.

— Когда ты упомянула о Мелани, ты была сосредоточена исключительно на делах, как будто я не держал тебя в своих руках. Твоя целеустремленность может быть немного пугающей, ma petite.

Я не была уверена, что и думать об этом, но Мика избавил меня от необходимости отвечать.

— Мы можем поговорить с Мелани в одном из ее перерывов между шоу сегодня вечером, но не раньше, чем мы уделим тебе и Натаниэлю внимание, которого вы заслуживаете.

— Сколько времени у тебя действительно есть, прежде чем будешь должен уйти на встречу? — спросила я, оборачиваясь вокруг него и находя руки Натаниэля по другую сторону, так что мы переплели его, прижимая наши голые груди к его.

— Я должен привести в порядок свои волосы.

— Извини, из-за меня ты весь мокрый.

— Это так, но нам нужно было промокнуть, — сказал Натаниэль.

— Сколько времени, Жан-Клод? — Спросил Мика.

Он посмотрел на другого человека, и это было почти не дружелюбно. Я перевела взгляд с одного на другого и почувствовала тяжесть между ними, двумя сильными, доминирующими мужчинами, которые никогда бы не выбрали друг друга в партнеры, хотя вот они здесь. Это не был тот человек, которого Жан-Клод когда-нибудь планировал принять в своей ванной и с которым он пошел бы к алтарю, но это был тот мужчина, который был готов решать свои проблемы и помогать нам решать наши. Иногда вы влюбляетесь сразу, а иногда влюбляетесь постепенно, а иногда вы смотрите и удивляетесь, как, черт побери, вы влюбились.

— Сорок пять минут, а затем я должен подготовиться к встрече.

— Тогда быстрячок, — сказала я.

Жан-Клод улыбнулся. — Со всеми тремя из нас, ma petite, ты оскорбляешь нас.

— Хорошо, быстренько для тебя. — Сказала я, улыбаясь в ответ.

— Может быть, у нас с Анитой будет достаточно времени, чтобы извиниться за разговоры о работе, — сказал Мика.

— Натаниэль и я с нетерпением ждем ваших извинений.

— С нетерпением — сказал Натаниэль, улыбаясь, как кот, который съел сливки или надеялся съесть их.

9

Жан-Клод быстро вымыл волосы, хотя мы и предлагали ему помощь. Он сказал, что будет быстрее, если он сделает это сам, и был прав, но только то, что он отказался от дополнительной игры с нами, дало мне понять, что мы были не единственными, кто жаждал компании друг друга. Мика удивил нас, оставив себя и Натаниэля в ванной и отправив нас с Жан-Клодом в кровать. Жан-Клод запротестовал, но Мика сказал:

— Мы с тобой говорили не только о работе, Жан-Клод. — Он откинул толстые мокрые пряди волос, чтобы показать два изящных следа от клыков.

— Мне жаль, но я скучала по двум вам вместе — сказала я.

— Всегда так горячо, когда ты берёшь кровь у Мики — сказал Натаниэль.

— Спасибо, но мы сделали это специально.

— Я не понимаю.

— Я не единственный, кто устает от групповой деятельности, независимо от того, как сильно мы любим всех участников — сказал Мика.

Я начала как то это комментировать, но он поднял руку и сказал:

— У нас меньше часа, прежде чем Жан-Клод уйдет на встречу. Если мы разделимся, у нас будет достаточно времени, чтобы извиниться перед Жан-Клодом и Натаниэлем.

Я переводила взгляд с одного человека на другого, и все, казалось, были довольны этой договоренностью, поэтому я перестала спорить. Меня можно научить.

Мы расстелили полотенце размером с человека поверх алых шелковых простыней, и Жан-Клод мог уложить все эти длинные черные волосы, чтобы они высохли, не испортив шелк. Полотенце было также красным, чтобы соответствовать простыням, поэтому он откинулся на фоне идеально насыщенного, идеального красного, или, может быть, идеальной частью было то, как его бледная кожа выглядела на фоне цвета. Контраст подчеркивал синие оттенки в его коже, так что эта белизна, казалось, имела больше цвета, как будто он цвел здоровьем, но я знала, что это было не так; он был наполнен кровью Мики. Вампиры обычно питались простыми людьми, потому что их было больше, но у сверхъестественной крови было больше отдачи, как у высокооктанового топлива. Жан-Клод откинулся на кровать, чертовски близко, сияющий силой кормления от Мики.

— Ma petite, как бы мне не нравилось, что ты восхищаешься мной, у нас мало времени.

— В день, когда я не остановлюсь и не буду восхищаться видом, до того, как мы займемся сексом, я либо сошла с ума, либо умерла.

Он улыбнулся и протянул мне руку.

— Иди ко мне, ma petite.

Я забралась на кровать, хорошо взявшись за простыни, потому что знала — шелк скользкий. По крайней мере, я не была в чулках — это была комбинация с шелковыми простынями, которая заставляла меня соскальзывать, и не раз. Когда я благополучно забрались на кровать, я встала на колени у его ног, и эти длинные ноги тянулись вверх и вверх, к остальной части его тела. Он уже был немного рад меня видеть, но я была такой же голой, как и он, поэтому, видимо, он тоже восхищался видом.

Мне нравилось брать его в рот до того, как он полностью возбудится, и я чувствовала изменения в его теле, когда он становился все тяжелее. Если бы я не торопилась и целовала весь свой путь, начиная с ног, то пропустила бы всю мягкость. Я пошла на компромисс и начала не с лодыжек, а с нижней части бедра. Я не столько целовала его бедро, сколько задевала губами чуть выше кожи, так что крошечные, бледные волосы на них щекотали мои губы, и я использовала свое дыхание, помогая себе ласкать его кожу. Это было легкое прикосновение, слишком легкое, чтобы насладиться для большинства людей, но Жан-Клод вздрогнул, когда я поднялась по его бедру к одной из моих целей.

К тому времени, как я добралась до верхней части его бедра, мне уже не хватало мягкости, чтобы взять его как я хотела. Он был уже длинным и толстым. Я прошлась вдоль его бедра рядом с пахом, и мне пришлось потрудиться, чтобы ничего не задеть.

— Ты дразнишь меня — сказал он, немного затаив дыхание.

Я отодвинулась достаточно, чтобы взглянуть на его лицо и увидела там потребность, которую не ожидала. Мы оба занимались сексом друг с другом, как часть нашей поли-группы, и я знала, что мы оба занимались сексом с другими людьми, когда мы не были вместе, так почему у него такая острая необходимость?

Я продолжала смотреть ему в глаза, когда опустилась назад к его телу и провела языком по самой нежной его части. Его глаза закрылись, и на лице появилось выражение почти боли.

— Если бы я был так медлителен с тобой, ты бы разозлилась.

Он был прав, поэтому я облизнула его сверху донизу, а затем скользнул по кончику и вниз, так что он наполнил мой рот, а затем и мое горло. Я приподнялась и сдвинулась на коленях так, чтобы получить более удобный угол, и теперь я могла опускаться так глубоко, как мы оба хотели, не оставаясь долго в положении, когда мое тело боролось за вдох слишком сильно. Я раздвинула его ноги шире, стоя на коленях между ними и стала скользить ртом по гладкой его головке, и снова и снова насаживала свой рот на него, и только ощущение этого заставило меня дрожать и издавать звуки вокруг его плоти.

Он издал безмолвный, прекрасный звук, его верхняя часть тела заскользила по простыням, когда он закричал: — Ma petite!

Я скользнула ртом дальше, почувствовав легкое изменение текстуры, где его крайняя плоть покрыла ствол; это было лишь небольшое изменение текстуры по сравнению с его твердым стволом. Я насаживала себя, пока Жан-Клод снова не закричал. Он сел и обнял меня. Он поцеловал меня так сильно, что мне пришлось открыть рот от напора, иначе один из нас порезал бы губы о его клыки. Он прижал меня к кровати, и я ожидала, что он окажется на мне, но он наклонился в сторону, и положил свои пальцы мне между ног. Он засунул один палец внутрь меня и сказал:

— Такая влажная, просто орально лаская меня.

— Я начала увлажняться, увидев лежащего тебя на кровати.

Он улыбнулся мне, когда его пальцы нашли это сладкое местечко между моих ног. Я покачал головой.

— У нас нет времени; это займет у меня больше времени. — Но мой голос был уже хриплым.

— Чтобы ты кончила, нет, но чтобы привести тебя к краю, да.

— Что? — спросила я, и мне было трудно сосредоточиться на его лице.

— Одно хорошее поддразнивание заслуживает другого — сказал он, наклонившись и поцеловав меня. Его пальцы продолжали играть между моими ногами, и там начинало зарождаться волна тепла, но это было постепенное нарастание. Я всегда медленно прихожу к финишу от руки.

Он опустился на колени между моих ног, раздвигая мои бедра, как я раздвигала его ранее, одна рука играла с этим внешним сладким местом, а пальцы другой руки скользили во мне, чтобы найти другую волшебную точку. Его длинные пальцы знали, как изогнуться во мне и найти ее внутри влагалища, чтобы все работало одновременно, но внутренняя точка всегда отвлекала меня от внешней, так что стимулирование обеими не помогало мне, и он знал это.

Мой голос был напряженным и хриплым, когда я сказала:

— Я больше не буду дразнить тебя, если ты перестанешь это делать.

Он вытащил пальцы и просто ласкал мой клитр, и какая-то комбинация всего, что мы сделали, внезапно привела меня в чувство. Мое тело напряглось от его прикосновения, оргазм наполнил мое тело теплом и удовольствием, так что я закричала. Он продолжал играть со мной, пока я не издала более тихий звук, и не постучала по кровати, давая ему понять, что все кончено, и я еще не могла говорить.

Он внезапно оказался на мне, а мои глаза были все еще наполовину сфокусированы. Я почувствовала, как он начал скользить внутрь меня, пока я смотрела ему в глаза. Они сияли чисто синим, сверкая своим внутренним огнем, как будто ночное небо могло гореть холодным кобальтово-синим пламенем. Он держал свой торс выше меня, так что находился на полпути между отжиманием и позой йоги кобра. Он нашел ритм, который был правильным, не слишком глубоким, не слишком мелким, не слишком быстрым или медленным, но так, что скользил по той точке, которую его пальцы уже подразнили почти до оргазма. Я почувствовала, как он снова начинает расти, пока его тело скользило снова и снова, а я смотрела в его глаза, как голубое пламя над собой.

— Впусти меня, ma petite.

Я обрела достаточно голоса, чтобы прошептать:

— Ты внутри, значит, внутри.

— Сбрось щиты, ma petite. Впусти меня.

У меня был момент колебания, а затем следующий удар его тела заставил меня кричать на кровати, мои руки вцепились в простыни, как будто мир разваливался, и мне нужно было что-то, за что можно держаться, и мои щиты рухнули с оргазмом. Это иногда случается, но он спросил, и он почти никогда не спрашивал.

Исчезающий оргазм вернулся к жизни, и я внезапно закричала под ним, и синий огонь в его глазах наполнил мое зрение. Это было все равно, что упасть в мягкий синий океан света, и волна за волной удовольствия лилась через меня и через него. Я могла чувствовать тело Жан-Клода внутри себя, а затем я смогла чувствовать его тело поверх себя, чтобы изогнуть руки вокруг его плеч, и мои пальцы нашли его спину, чтобы впиться ногтями в его плоть, пока я цеплялась за его синее сияние, которое казалось сделанным из удовольствия. Я впилась пальцами в его спину и обхватила ногами его бедра, удерживаясь в океане силы, который был глазами Жан-Клода.

Он закричал, уткнувшись лицом в мои волосы, его тело содрогнулось в моем, когда он, наконец, потерял ритм, а я все еще терялась в его глазах, хотя мои руки и тело говорили мне, что больше не смотрю в них. Его волосы были на моем лице, мое тело было обернуто вокруг него, но все, что я могла видеть, было мягким, теплым, синим светом, как будто счастье было цветом, и мы плавали в нем. Я закричала, когда он вонзился в меня еще раз, и его тело содрогнулось так сильно, что оно попыталось вырваться из моих рук и ног, словно я поймала его в ловушку, а не наоборот.

Мы лежали там, учась дышать вместе. Я почувствовал небольшую острую боль, когда ее ногти порезали мне спину. Почувствовал, как ее сердце отчаянно трепетало напротив моего тела. Я чувствовал, что мое тело глубоко закопано в ее теплой, влажной стесненности. Прошли столетия с тех пор, как у меня было тело, которое могло быть внутри женщины, и тогда я поняла, что это была не моя мысль или мое тело, и на секунду я не знала, в чьем теле я находилась; была я им или ей? Что, черт возьми, происходит? И это уже звучало как я, а не он.

Плавающий синий свет начинал темнеть, как будто на него падала ночь, но не синяя чернота разлилась; она была коричневым, как будто кто-то держал коньячные бриллианты на солнце. Этот свет ослеплял наши глаза и брызгал темными радугами сквозь синий свет, и, хотя синий был лишь удовольствием, в свете виски была боль, боль и удовольствие смешались, и я начала вливаться обратно в свое тело. Я знала, кто я и что я не он.

Он поднялся достаточно, чтобы мы снова могли смотреть друг другу в глаза. Он все еще излучал синий свет, и в этом свете я увидела отражение более темного света. У меня был еще один головокружительный момент, когда я увидела то, что и он, глядя на меня сверху вниз. Мои глаза заполнились сплошным коричневым цветом, но свет за ними искрился так, что это был темно-янтарный огонь.

Я почувствовала вспышку страха в нем, боясь, что запаникую и оттолкну его. Я сделала все возможное, чтобы не бояться того, кем я была, кем я была некоторое время. Я была живым вампиром, но все еще была своего рода вампиром. Я просто питалась сексом и яростью вместо крови. Я знала, кем я была, и это было неплохо. Я не была злом, и мужчина в моих руках не был. Он почувствовал, как мой страх утих, почувствовал мое согласие, почувствовал, как я ближе всего к миру с собой.

— Je t'aime, ma petite, — прошептал он.

— Я тоже тебя люблю, Жан-Клод.

10

Невероятный секс и метафизика исчезли вместе с огнем в наших глазах, и Жан-Клод стал в спешке собираться для своей большой встречи. Она была с менеджерами всех его клубов, а также с некоторыми постоянными поставщиками клубов. Встреча будет в новом конференц-зале, который разместился в расширенном офисе над большим куполом цирка. До того, как мы расширили там офисы, единственные конференц-залы были здесь в подземелье, и с точки зрения безопасности мы не хотели, чтобы кто-то, кроме самых доверенных людей, находился внутри нашего святого места. Конечно, вы не хотите приглашать парня, который снабжает вас свежим бельем, чтобы он проходил мимо спальни короля. Не говоря уже о том, что многие наши поставщики были людьми, а в подземелье было много не людей. Мы были обеспокоены не только нашей безопасностью.

Мика и Натаниэль вышли из ванной как раз вовремя, чтобы застать, как Жан-Клод мечется вокруг. Они залезли под простыни ко мне, чтобы мешать. Жан-Клод готовился к работе и именно так это и выглядело. Мы встречались семь лет, но обычно я не просыпалась, когда он готовился к работе. Я думаю, что просыпала это, но не была уверена. Я тоже работала много ночей, поэтому обнималась с лежащим между Микой и мной Натаниэлем, в то время как Жан-Клод скользнул в черные джинсы настолько плотные, что я бы отказалась от таких. У него это выглядело легко, не говоря уже о том, что наблюдать за его задницей, когда он был в джинсах, было очень счастливой мыслью. Его задница в джинсах была чертовски хороша.

Он одел одну из своих фирменных белых кружевных рубашек, заправил ее и добавил пояс, который, как я знала, был изготовлен на заказ, или, по крайней мере, пряжка ремня, которая выглядела как серебряная, но на самом деле была из белого золота, потому что слишком много наших слабостей это «аллергия» на серебро. В пряжке был один черный алмаз, очень маленький, пока не ловил свет. Он надел черный бархатный чокер с античной камеей спереди. Я знала, что это подлинный антиквариат, потому что купила его сама для него. Он оставил высокий кружевной воротник открытым, чтобы тот обрамлял камею. Это заставило меня улыбаться больше, чем обручальное кольцо, которое он вынул из сейфа, потому что обручальное кольцо, которое он носил большую часть времени, было выбором для него, а не чтобы порадовать меня. Единственная причина, по которой у него было обручальное кольцо, это что я сказала ему, что если у него не будет своего обручального кольца, то я тоже не приму его. Я надеялась, что это избавит меня от кольца, но должна была знать его лучше. Жан-Клод любил украшения гораздо больше, чем я; кроме того, он был королем, а короли не экономили на украшениях. Люди, делавшие наши кольца, также делали тиары — читай короны — для нас обоих. Моя должна была держать фату на месте; я отказалась от тиары, если он не наденет корону. Надо прекратить использовать этот ультиматум.

Мы наконец-то получили обручальные кольца для повседневного ношения, которые всех устроили. У Жан-Клода было подходящее, но оно не было его любимым. Это была полоска платины с двумя сапфирами и россыпью блестящих белых алмазов по бокам. Кольцо, с которым он сделал предложение мне, было из белых бриллиантов в огранке «принцессы» эпических размеров. С ним невозможно было даже убрать руку в карман. У Жан-Клода было платиновое кольцо с двумя большими белыми бриллиантами и большим синим сапфиром в центре, которое было таким же нелепым, как у меня. Конечно, он достал именно его. Это было похоже на среднего размера звезду, установленную в платине, подмигивающую и ловящую свет, как будто маленькие планеты должны найти его руку и начать вращаться вокруг нее, или, может быть, это был мой дискомфорт от такого уровня потребления. Я просто не могла привыкнуть носить кольцо, которое стоит дороже, чем дома большинства людей.

Мы наконец-то придумали дизайн свадебного набора, который нас обоих порадовал, но ювелиры все еще создавали их, поэтому пока у нас были повседневные кольца и оригинальные.

Он открыл шкаф у дальней стены и достал из него сапоги выше колен. Сидя на скамейке, которая теперь располагалась на одной стороне шкафа, он расстегнул заднюю часть сапог, чтобы надеть их на ноги.

— Сапоги застегиваются полностью? — спросила я.

— Не полностью — сказал он, заворачивая мягкие кожаные сапоги до середины бедра, и утягивая подвязки вокруг сапог, фиксируя их на месте.

— Эти настоящие бриллианты в подвязках? — спросила я.

Он поднял голову достаточно, чтобы улыбнуться мне. — Конечно.

— Конечно — сказала я, улыбаясь. — Мне нравится, когда ты в сапогах.

Он продолжал улыбаться, но сосредоточился на обуви, когда сказал:

— Я знаю об этом, ma petite.

— Мне ты тоже нравишься в сапогах — сказал Натаниэль, голосом ленивым и сонным, от хорошего секса. Он уже завернулся в одеяло, так что было видно только его лицо. Его голова, лежала на покрытом простыней бедре Мики, и из этого положения он наблюдал за Жан-Клодом.

— Об этом я тоже знаю, mon chaton — Он медленно поднимал каждую длинную ногу к потолку, чтобы застегнуть их от лодыжки до середины бедра. Я уже думала о том, как было бы весело расстегнуть молнию на них позже.

— Я пока не знаю, в чем ты мне нравишься — сказал Мика.

— Ты не ожидал романтической привязанности к другому мужчине, не говоря уже о двоих. Это нормально — быть неуверенным в своих предпочтениях в сексе, который тебя никогда не привлекал до встречи с нами.

— Спасибо за понимание — сказал Мика.

— Я понимаю лучше, чем ты думаешь. Я играл в игру, если меня заставляли, но я никогда не был мужчиной для другого мужчины, пока не встретил Ашера.

— К тому времени тебе должно было быть за двадцать — сказал Мика.

Он засмеялся. — Мне не было двадцати; Я уже был мертв, когда встретил его. — С этими словами он пошел в ванную и поработал несколько минут феном, чтобы не повредить локоны. Он уже нанес пять косметических средств для ухода за волосами, чтобы укротить кудри длиной до талии. Без всего этого, его волосы были бы почти такими же, как у меня и у Мики.

Мика повернулся ко мне, пока мы слушали фен. — Ты знала, что Ашер был его первым мужчиной?

— Да.

— Да — пробормотал Натаниэль, соскользнув с бедра Мики, чтобы глубже погрузиться в одеяло между нами.

Жан-Клод вернулся, его волосы были почти сухими, а локоны лежали в беспорядке. Он вытащил из шкафа короткий бархатный пиджак и протянул через него белое кружево рукавов, так что оно вылилось из конца рукавов пиджака и изящно ниспадали вокруг его тонких, сильных рук. Он остановился перед зеркалом в полный рост в углу, разложив кружевной воротник на черном бархате пиджака так, чтобы камея имела почетное место на шее. Я знала, что ему понравилось ожерелье, но он одел его сегодня вечером для меня, чтобы я могла его видеть на шее. Это был один из моментов, когда я начала понимать, почему он хотел, чтобы я носила его кольцо.

Он подошел к кровати в новых сапогах, и выглядел как чей-то эротичный сон, или, может быть, это был просто мой сон. В любом случае это заставило меня улыбнуться, когда он подошел к краю кровати и поцеловал Мику, а затем, наклонившись мимо него, взобрался на кровать, чтобы поцеловать Натаниэля. Наш общий мальчик, вытянул руку из-под простыни, чтобы притянуть Жан-Клода ближе в кровать, через колени Мики.

— Non, mon chaton, я должен идти на работу.

— Оставайся — сказал Натаниэль сонным, счастливым голосом, который не раз заставлял меня опаздывать на работу.

Жан-Клод засмеялся, и Мика помог ему освободиться, оказавшись на пути переплетающихся рук нашего мальчика. Жан-Клод встал на четвереньки и наклонился через мужчин, чтобы поцеловать меня. Мы только начали прерывать поцелуй, моя рука была на краю его лица, чтобы помочь успокоиться, когда руки обняли нас обоих и попытались притащить нас к кровати. Мы открыли глаза и увидели, что Натаниэль спит, дразня специально, чтобы не пускать нас с кровати. Я позволила ему притянуть меня ближе, но Жан-Клод оторвался со смехом и грациозно соскользнул с кровати.

— Я вернусь и позволю вам втянуть меня в ваше теплое гнездо после моей встречи, но это не будет короткой встречей, поэтому спите, и я разбужу вас, когда вернусь.

Натаниэль издал сонные веселые звуки и свернулся под одеялом. Мика позвал Жан-Клода, когда он подошел к двери.

— Мы можем попытаться поговорить с Мелани сегодня вечером между выступлениями.

Жан-Клод оглянулся, положив руку на ручку двери.

— Помните, что Мелани тысячи лет, и она никогда не была человеком. Это делает ее высокомерной, ко всему прочему.

— Мы возьмем с собой телохранителей — сказал Мика.

— С новым режимом безопасности, у вас немного выбора в этом, — Жан-Клод сказал это, как будто он тоже не был полностью доволен таким раскладом. — Но я думал не об этом. Вы хотите получить информацию от Мелани. Я просто напомнил вам, что она может не отвечать на ваши вопросы так, как вы ожидаете. Если вы хотите узнать то, что она знает, вы должны помнить о ее уникальности.

— Я имела дело с ней раньше. Похоже, она не очень рада допросам — сказала я.

— Она была поймана в ловушку как животное для зова вампира и не была хозяином самой себе, как сейчас.

Я думал об этом секунду или две. — Принято.

— Я бы попросил вас подождать, пока я не смогу помочь вам допросить ее, поскольку у меня больше опыта в общении с ней изо дня в день, но я знаю, что вы оба слишком нетерпеливы, чтобы ждать, поэтому не буду просить об этом.

— Извини, но ты прав — сказала я.

— Я не сомневался, что был прав, ma petite, а теперь я действительно должен идти. Это была прекрасная передышка, и я иду на эту утомительную, но необходимую встречу с новой энергией и энтузиазмом. — Он послал нам воздушный поцелуй и ушел.

Я посмотрела на Мику через кровать.

— Чувствуешь ли ты себя полным энергии и энтузиазма? — спросила я.

Он немного подумал, а затем улыбнулся. — Да на самом деле.

Это заставило меня улыбнуться. — Хорошо, я тоже.

Он улыбнулся.

Натаниэль протянул руку и попытался втянуть нас обоих в свое гнездо простыней.

— Хватит сидеть, ложитесь со мной.

— Мы пойдем, поговорим с Мелани и посмотрим, знает ли она что-нибудь, чтобы помочь оборотням во Флориде — сказала я.

Это заставило его сморгнуть сон. — Я думал, мне приснилась эта часть.

— Нет — сказал Мика.

— Я пойду с вами — Он сел, растирая рукой глаза.

— Ты любишь сон после секса; мы вернемся и присоединимся к тебе после того, как поговорим с ней — сказала я.

Он покачал головой. — Когда ты в последний раз разговаривала с Мелани?

— Годы назад, сразу после того, как мы убили ее хозяина, и Жан-Клод дал ей работу.

— Я общался с ней намного больше, чем ты. Я помогу тебе поговорить с ней.

— Почему ты и Жан-Клод так волнуетесь, что мы с ней поговорим?

— Не волнуемся, только вы двое иногда слишком прямолинейные; С Мелани надо вести разговор мягче.

— Ты с ней дружишь? — спросила я.

— Нет, но мы раньше были постельными приятелями.

Это заставило и Мику, и меня уставиться на него.

— Что? Почему у вас такой взгляд? — Спросил Натаниэль.

— Не знаю — сказала я. — Я просто помню ее не очень приятной. Я имею в виду, она пыталась меня убить.

— Ты же тоже пыталась ее убить?

— Технически нет, но она была животным зова, а я убила ее хозяина.

Натаниэль покачал головой и начал выползать из-под одеяла.

— Вы будете обращаться с ней как с подозреваемой, и это ни к чему вас не приведет.

— Как давно ты и она были приятелями? — Спросил Мика.

— Четыре или пять лет назад. — Он сполз с кровати и пошел в гардероб за одеждой, где мы все ее оставляли.

— Значит, прежде чем ты начал встречаться с Анитой.

— Прежде, чем я даже стал pomme de sang Аниты. Я хотел быть хорошим небольшим яблоком крови и относился к этому, как к отношениям, надеялся превратить в них. — Он вытащил пару черных джинсов и подходящую футболку.

Мы оба были все еще в кровати, наблюдая за ним. Я не была уверена, почему, но узнать, что он спал с Мелани, беспокоило меня. Я знала, что он спал с большим количеством людей, но это меня задело.

Он остановился в джинсах и с рубашкой в руках и посмотрел на нас. — Что случилось? Мелани — красивая женщина, и я тогда никому не принадлежал, поэтому я мог трахать, кого хотел, и делал это.

— Я знаю, — сказала я, — но Мелани, я имею в виду…

— Это потому что она Ламия? — спросил он.

Я подумала об этом мгновение. Это была моя проблема? Я надеялась, что нет, потому что это было бы дерьмово и ужасно в расовом отношении. Это сделало бы меня расистом или какой-то из разновидностей расизма?

— Я не думаю, что это то, что беспокоит меня. Думаю, что просто нахожу ее жуткой, и она пыталась убить меня, и была чертовски близка к успеху, и может превращать человеческих мужчин в эти полузмеиные жуткие существа, так что мысль о том, чтобы охотно заниматься сексом с ее видом, наводит на меня страх.

— Достаточно справедливо — сказал он, надевая футболку через голову.

— Я думаю, что ты впервые сказал, что был любовником кого-то, кто пытался убить одного из нас. Мне кажется, как раз это и беспокоит меня.

— Жан-Клод дал ей работу в цирке. Я подумал, что если он достаточно доверял ей, чтобы получить для нее гринкарту, то она достаточно надежна. Я говорю время, потому что вы оба, кажется, напрягаетесь каждый раз, когда я говорю, что мы были приятелями по траху.

— Извини, но случайные связи действительно беспокоят меня, — сказала я.

— Это не беспокоит тебя, Анита; это смущает тебя — сказал он.

— Правда.

— Теперь вы двое оденетесь, чтобы мы могли расспросить Мелани, или я снова разденусь и залезу обратно в постель, потому что я бы скорее обнялся после секса.

— Для меня это тоже звучит лучше — сказала я.

— И для меня, но я хочу выяснить, знает ли Мелани что-нибудь, что может нам помочь — сказал Мика.

— Тогда одевайся, но я предупреждаю, что после того, как мы поговорим с ней, я, возможно, настолько проснусь, что мне нужно будет больше секса, чтобы я снова смог вздремнуть.

— О черт, — сказала я.

— Думаю, мы справимся — сказал Мика, улыбаясь.

— Значит, вставайте и одевайтесь, чтобы мы могли вернуться, раздеться и потрахаться, как кролики.

Мика и я оба громко рассмеялись над фразой и выражением лица Натаниэля, с которым сопровождалась фраза. Мы допросим ламию, а потом вернемся и трахнемся, как кролики.

11

Я написала Никки, а Мика написал Брэму, чтобы они знали, что мы скоро будем выходить. Мы также дали им знать, что Натаниэль будет с нами, чтобы они организовали телохранителей надлежащим образом.

Никки принял душ, переоделся и был готов у наших дверей. Он привел с собой Родину и Ру, похожих на маленькие веснушчатые тени друг друга. Они выглядели изящно, стоя рядом с Никки, и, поскольку они были на несколько дюймов выше меня, я, должно быть, выглядела крошечной рядом с ним. Родина и Ру выглядели, не намного старше подростков — лет двадцати с натяжкой — но они были на несколько веков старше Жан-Клода и когда-то были личными стражами Матери Всей Тьмы, Злой Королевы старого совета вампиров, хотя Р и Р были единственными двумя Арлекинами, которые когда-либо при мне, называли ее так, словно это ее титул. Они думали, что я была их новой злой королевой, так как я убила старую. Я не была уверена в злой части, но я перестала утверждать, что не была наследником силы Темной Мамочки. Победителю достается добыча и прочее дерьмо.

— Брэм в пути — сказал Никки, и он был телохранителем, отвечающим за мою безопасность; Человек, который так страстно поцеловал меня в спальне, исчез, до момента, пока он снова будет не на работе.

Родина изумленно улыбнулась мне; ее кудрявые светлые волосы выросли достаточно, чтобы доставать до подбородка. Она покрасила розовую полосу на почти белокурые кудри. Это была смываемая краска, так что, если она снова захочет изменить цвет, то сможет сделать это. Розовый был уже третьим цветом, который она пробовала за последние несколько месяцев; как только она поняла, что у нас не было никаких ограничений на то, что делали наши охранники с волосами или телом, она начала экспериментировать. Она и Ру были блондинами с достаточно светлой кожей и на их щеках и носах была россыпь золотых веснушек. При такой комбинации ожидаешь голубых глаз, но их глаза были черными, как карие, но настолько темные, что нельзя сказать, где заканчивались зрачки и началась радужка. Родина использовала черную подводку для глаз, чтобы подчеркнуть невероятный цвет глаз, и даже убедила своего брата-близнеца Ру использовать мужской-лайнер; это, вместе с полностью черной одеждой, которую они носили, заставляло их выглядеть очень готично. В первый раз, когда я заметила это, Ру сказал: «Нет, мы из Уэльса». Я перестала пытаться объяснить, что я не имела в виду вестготов, потому что он продолжал пытаться говорить о истории происхождения вместо современных культурных ссылок.

— Ты не рада нас видеть — сказала Родина. — Ты бы предпочла кого-то еще вместо нас?

Она была права, и она чувствовала то же, что и Никки, и по той же причине. Все трое были моими Невестами — Невестами Аниты вместо Невест Дракулы — и все по тем же причинам: я отчаянно пыталась спасти себя или спасти людей, которых я любила, или всех вместе. Когда я встретила Р и Р в Ирландии, они были Р, Р и Р, тройняшками, но их брат, Родриго, отдал свою жизнь, чтобы спасти наши. Хорошо, что он пожертвовал собой, потому что тогда мне не пришлось убивать его за смерть Домино. Возможность стать Невестой превратила его из потенциального убийцы и похитителя в спасителя. Если бы я не смогла сотворить эту магию, Натаниэль потерял бы намного больше, чем просто волосы. Так почему я не была рада видеть их нашими телохранителями? Потому что это было похоже на короткие волосы Натаниэля; Каждый раз, когда я видела, что осталось от тройни, вспоминала о том, что произошло в Ирландии, или о том, что почти произошло, и я не любила близнецов так, как Никки. Я выяснила, к тому времени как работала «Невеста», и уже случайно не привязалась к ним эмоционально, как с Никки. Я была свободна помнить, что они с радостью замучили бы нас с Натаниэлем до смерти, если бы я не была достаточно сильна, чтобы прокатиться по ним. Мне было трудно их любить. Тот факт, что Ру выглядел в точности как его мертвый брат, который сделал со мной ужасные вещи, тоже не помогал.

— Я прорабатываю свои проблемы о том, как мы встретились в Ирландии, но я еще не справилась с этим — сказала я.

Натаниэль подошел и положил руку на плечи каждого. Его черная футболка, черные джинсы и черные ботинки соответствовали их нарядам, за исключением того, что их ботинки были менее клубными и более СВАТовскими. Все трое были в дюйме от одного роста. Родина и Ру обняли Натаниэля за талию, как будто это была самая естественная вещь в мире. Родине даже удалось улыбнуться, внезапно выглядя такой же молодой, как ее тело; даже ее поза изменилась.

— Я начал запрашивать их как моих телохранителей — сказал он, улыбаясь мне, его лицо наклонилось так, что они с Родиной мгновение позировали, как пара в старших классах. Даже Ру, будучи немного не удобным третьим колесом, выглядел больше старшеклассником, или, даже студентом колледжа.

— Я этого не знала — сказала я.

— Я тоже — сказал Мика.

— Вы оба много путешествовали — сказал Никки.

— Почему? — спросила я.

— Почему ты так много путешествовала? — спросила Родина голосом дружелюбным и недружелюбным одновременно.

— Я не думаю, что это то, что она имеет в виду, сестра — сказал Ру, его голос был гораздо более неопределенным, чем обычно был у его сестры.

— Натаниэль, зачем ты просил их? — спросила я.

— Потому что мы одержали победу в Ирландии, Анита. Я знаю, что случилось что-то плохое, что-то ужасное, но мы победили, а ты ведешь себя так, как будто мы проиграли.

— Мы как трофеи для Натаниэля, — сказала Родина, — трофеи победы, как рабы, которых взяли после войны — Если она возмущалась тем, что ее вернули как «рабыню», ее голос и лицо не показали этого. Ее язык тела оставался дружелюбным и открытым, когда она стояла там, обнимая Натаниэля.

Я сопротивлялась желанию сказать ей прекратить прикасаться к нему. Ру отошел, чтобы не трогать Натаниэля, но она этого не сделала. Никки был вынужден делать меня счастливой, и Ру, похоже, тоже. Это должно было сработать и с Родиной, но ей нравилось сопротивляться, и она не выглядела настолько заинтересованной, чтобы поддерживать меня счастливой. Никки сказал, что на самом деле ему больно, когда я рядом с ним и несчастна. Возможно, Родина была мазохисткой.

Натаниэль посмотрел на нее. — Ты действительно думаешь, что я обращаюсь с вами как с рабами, или ты просто пытаешься вызвать реакцию?

Она посмотрела на него, действительно посмотрела на него, как будто это имело значение для нее. Жесткое поддразнивание исчезло на несколько минут.

— Нет, но ты видишь нас как живые трофеи своей победы.

Он отстранился от нее или попытался, но она немного задержалась, и я поняла, что он значит для нее больше, чем я думала. Что еще я пропустила, пока была на работе?

Ру сказал: — Она не имеет в виду, что это плохо, Натаниэль. Она просто хочет сказать, что ты смотришь на нас и видишь, что вы сражались и победили.

— Ру и мне нравится быть твоими победными трофеями — сказала она. Она повернула эти темные глаза ко мне и сказала: — Это лучше, чем быть похороненными Анитой.

— Что, черт возьми, это должно значить?

— Ты никогда не смотришь на нас, не вспоминая о смерти своего вертигра, и ты никогда не смотришь на короткие волосы Натаниэля, не думая, что могло произойти. Это преследует твой разум и сердце. Воины не позволяют страху украсть их победу после победы, Анита, а это то, что ты делаешь.

— Я не нуждаюсь в лекции от тебя.

— От кого-нибудь она тебе нужна — сказала она.

— От тебя она не требуется.

— Мне жаль, что ты потеряла своего любовника в Ирландии, но тебе приходило в голову, что мы с Ру потеряли там нашего брата?

Какой-то момент я не знала, что показать на своем лице, потому что я обычно не думала об этом таким образом. — Извините, если вы оплакиваете его.

— Если? Тысячу лет оплакиваешь врагов, Анита. Он был нашим братом, нашей тройней; мы делили матку вместе; Ты не можешь себе даже представить связь, которая сложилась между нами.

— Могу достаточно близко, потому что когда я трахала мозг Родриго, то имела всех вас троих. Так что, да, у меня есть представление, насколько тесная была связь. — Мой голос все еще был не сочувствующим.

— Родриго встал между тобой и выстрелом из дробовика. Он умер, чтобы спасти тебя и Натаниэля. — Наконец-то она звучала злобно.

— Да, и я благодарна за это, правда, но Родриго убил Домино передо мной и заставил меня пить его кровь. Я не знаю, как это простить, Родина.

— Это было глупо и жестоко. Иногда Родриго может быть таким, — сказала она.

— Он отдал свою жизнь, чтобы искупить свою ошибку, — сказал Ру.

— Нет, он отдал свою жизнь, потому что, как только я сделала вас своими невестами, он должен был сделать все возможное, чтобы сделать меня счастливой и сохранить мне жизнь. Вы все делали. Все еще делаете.

— Мы прекрасно понимаем, что привязаны к тебе таким образом, каким не можем быть. Мы часть Арлекина. Даже ты не должна была сделать нас своими невестами. Наши связи с нашим мастером вампиров должны были защитить нас от этого оскорбления.

— Твоему хозяину не хватило сока, чтобы не пустить меня в голову.

— Нет, он не знал, и именно поэтому мы знаем, что ты истинный наследник нашей мертвой королевы. — Она не была довольна этим фактом.

И я просто не знала, что ей сказать. Казалось, я никогда не знала, что сказать кому-либо из них. Если бы Родриго не залил кровь Домино мне в глотку, то я не была бы достаточно сильна, чтобы прокатиться по ним. Он случайно исполнил пророчество о «замужестве» с одним из тигров клана, потому что пророчество не означало жениться на всю жизнь; это означало принять их жизнь их сущность. Один жестокий поступок дал мне силу, необходимую для спасения. Если бы Домино не умер, если бы Родриго не пытался терроризировать меня кровью моего мертвого любовника, то мы с Натаниэлем умерли бы в Ирландии. Не просто умерли, но умерли от пыток, достойных серийного убийцы. Родина была права: я не могла отпустить, не могла понять, насколько ничтожным был шанс на побег. Я застряла с мыслью, что смерть Домино и жестокость Родриго спасли нас; что два события, которые я хотела бы изменить, спасли жизнь Натаниэлю и мою. Я ненавидела это, ненавидела это так сильно. Это заставляло меня ненавидеть Родину и Ру, как будто я могла обвинить их во всем этом, и сделать этим самым лучше.

Мика коснулся моей руки, и я боролась с желанием отстраниться от него. Я была так зла, и хотела злиться на кого-то. Я так сильно хотела найти цель, но знала, что не стоит направлять свой гнев на Мику. Он даже не был в Ирландии. И в том что происходит сейчас не было его вины. Нет, это я была тем, кто подверг опасности Натаниэля, а не он.

— Что я пропустил? — спросил Брэм.

Я подняла голову и увидела охранника шести футов ростом, идущего по коридору за Натаниэлем и близнецами. Он выглядел стройным, пока не заметишь мышцы, которые не скрывала футболка с короткими рукавами. На нем был один из черных бронежилетов, которые мы начали давать охранникам. Большинство из тех, кто был в них, надели под жилет майку без рукавов, затем поверх жилета рубашку большего размера, а затем поверх пиджак, чтобы не было очевидно, что они были одеты в бронежилеты. Жилет Брэма был надет на облегающую черную футболку. Большой Glock.45 в набедренной кобуре, закрепленной ремешком на бедре, чтобы держать пистолет на месте, и всегда знать, где находится пистолет по отношению к телу, он и не собирался прятать под пиджак. Он и несколько других бывших военных охранников начали одеваться в гражданскую версию полного боевого боекомплекта, по крайней мере, внутри Цирка. Недавно подстриженные волосы Брэма вернулись к коротким военным. Он пытался их отрастить, но они было курчавее, чем у меня или у Мики. Он мог вырастить настоящее афро, но он не был готов с этим справляться.

Он подошел позади Родины, и она двинулась так, чтобы он не остался у неё со спины. Не то, чтобы она думала, что он причинил ей боль; это было просто на автомате. Это означало, что она больше не будет обниматься с Натаниэлем, пока он не приблизится к ней, и если он это сделает, то мы с ним поговорим позже. Наша полигруппа не была закрытой, это означало, что мы были «моногамны» в нашей полигруппе. Поскольку мы не были закрыты, новые любовники могли бы быть добавлены, если бы все согласились. У нас было право вето на приход новых людей, но это было возможно. Еще несколько минут назад я бы сказала, что на горизонте нет новых кандидатов.

— Я снова спрошу: что я пропустил? — сказал Брэм.

— Ничего — сказала я.

— Должен ли я утверждать очевидное? — спросил он.

— Брось, и я расскажу тебе позже — сказал Никки.

— Нечего рассказывать — сказала я.

Мика взял меня за руку и попытался обнять, но я положила руку ему на грудь и покачала головой. Обниматься было бы слишком для того уровня гнева, который я испытывала. Слишком трогательные действия, когда я была так взбешена, только усугубили бы ситуацию.

— Это «ничего» не повлияет на нашу способность охранять вас? — спросил Брэм.

— Мы готовы отдать свою жизнь в защиту нашей королевы и ее принцев — сказала Родина.

Гнев вспыхнул горячее от ее формулировки. Я посмотрела на нее, потому что знала, что это было преднамеренное напоминание о жертве ее брата, в котором я не нуждалась. Мои внутренние звери начали шевелиться, поднимаясь на удочку моей ярости. Я знала, что гнев был несоразмерен тому, что только что произошло. Я знала, что это из-за других эмоций — страха, печали, любви, ненависти, похоти, растерянности — и все эти эмоции превращались в гнев, потому что злиться было лучше, чем бояться или грустить. Гнев был тем, что я ставила перед любовью, если любящий кого-то слишком сильно смущал меня, как внимание Натаниэля к Родине смущало меня сейчас. Гнев был моим защитным механизмом большую часть моей жизни. Терапия помогала мне найти другие способы справляться, но она не избавила меня от проблем с гневом. Это просто помогло мне не позволить моей внутренней ярости разорвать мою жизнь на части.

Я подошла к прохладной каменной стене коридора, откинулась назад, закрыла глаза и начала считать, пока глубоко дышала. Я должна была справиться с этим, черт возьми. Я упала на прохладный камень, положив ладони на него, чтобы почувствовать твердость камня, его холод. Я прижала ноги к ботинкам, чтобы почувствовать, что стою здесь в своем человеческом теле. Это была я. Я сосредоточилась на ощущении, что прислонилась к стене, а затем позволила себе заметить зверей внутри себя. Одна из вещей, которые тебе нужно сделать, чтобы оставаться в здравом уме, когда ты ловишь ликантропию, — это найти визуализацию, способ «увидеть» своих внутренних зверей, потому что в противном случае они просто пытаются вырваться из тебя. Это, как если бы дать своему человеческому уму возможность сосредоточиться на чем-то, что имеет смысл, это дает тебе больший контроль над звериными сущностями. Я видела место, где они жили внутри меня, как тьму, тьму в центре меня, как колодец, но в тот момент, когда я «посмотрела» на нее, тьма стала намеками на джунгли и деревья, и там была земля, где стояли звери. Я усердно работала, чтобы видеть их по одному, а не в виде рычащей массы. Благодаря меткам вампира Жан-Клода я не могла принять форму ни одного из своих зверей и то, что эта толпа когтей и зубов пыталась вырваться из меня, было чертовски больно, без какой-либо возможности облегчения. Мои расстроенные звери и я были вынуждены найти компромисс.

Я заглянула в это темное, мрачное место глубоко внутри себя и позвала или подумала, и первым видением, которое вспыхнуло к жизни, был лев, но это была не моя обычная золотая львица; это был большой самец с густой красновато-черной гривой. Мой пульс учащался, сердцебиение учащалось, и это позволило ему выйти из тени и зарычать на меня. Он поставил одну большую когтистую лапу на землю и зарычал на меня с янтарными глазами, настолько темными, что они выглядели оранжевыми.

— Ты новичок — сказала я, и, должно быть, сказала вслух, потому что Мика спросил: — Кто новичок?

Я говорила осторожно, тихо, как будто лев был в коридоре, и я не хотела напугать его. — Самец лев.

— Где твоя львица? — спросил он.

Я подумала об этом, и львица появилась рядом с ним, как будто тьма стала золотой, и она выросла меховая с золотисто-янтарными глазами. Она задыхалась на меня, и там было что-то в ней… в ее выражении. Это было требование, вопрос, за исключением того, что львы думают не так, во всяком случае, не настоящие; но она была в ловушке во мне уже несколько лет. Это немного смущало нас обеих.

Я смотрела в ее глубокие золотые глаза и слышала/чувствовала/знала, что она хотела того, кто был рядом с ней в темноте. Большой самец посмотрел на меня своими оранжевыми глазами, и я поняла, что он не был таким реальным, как она, еще нет.

Я слышала шум снаружи, как будто кто-то нюхает воздух, чувствовала смещение пространства от чего-то крупнее меня, будто Мика подошел слишком близко. Моя львица зарычала от этого, и звук потек из моих человеческих губ. Черт, это было не хорошо.

— Это я — сказал Никки. — Ты пахнешь львом — Он приложил руку к моему лицу, чтобы я почувствовала слабый запах льва на его коже, привлеченный к поверхности моей близостью. Моя львица зарычала и зашипела от этого запаха. Это тоже было неправильно; это должно было успокоить ее. Большой самец рядом с ней издал кашляющий рев — не тот, который, как мы все думаем, единственный рев голливудского льва, а более типичный кашель.

— Что бы ни случилось, моему льву это совсем не нравится — сказал Никки.

— Самец кашлянул, взревел — сказала я.

— У тебя внутри не может быть льва, Анита — сказал он.

— Львица хочет его.

— Я прямо здесь — сказал Никки.

Я почувствовала, как моя голова качается, когда я смотрела в янтарные глаза львицы. — Ты моя невеста; ты не можешь быть моим львом зова; не можешь быть и тем, и другим.

— Я знаю это.

Я смотрела в ее янтарные глаза, пока не упала в них, почти как в глаза вампира; так много невозможного. Я позволила себе упасть, позволила прислониться своим лбом к ее так, как домашняя кошка ударяет головой. Я чувствовала мех ее морды под моей рукой; на секунду это было более реально, чем стена, о которую я опиралась. Она и я на мгновение прислонились друг к другу, и я знала, что она пытается мне сказать.

Она исчезла во тьме, как дым, и я знала, что большой самец уйдет с ней, потому что он был не таким реальным, как она; он был не таким реальным, как другие движущиеся, как густые тени в темноте: леопард, волк, крыса, гиена и радуга тигров. По какой-то причине львица была самой настоящей из них. Я не знала, согласились ли они на это между собой, или она была такой сильной. Это было из-за ее потребности, которая была сильнее их. Она была внутри меня дольше, чем крыса или гиена, и они были единственными, у кого не было приятеля снаружи меня. Львица искала льва зова.

Я открыла глаза, совершенно спокойная, и рассказала Мике, Никки и всем остальным в коридоре, что случилось.

— Может ли она это сделать? Я имею в виду львицу? Может ли она создать самца… партнера внутри Аниты? — Спросил Натаниэль.

— Нет — сказал Никки.

— Ты почувствовал запах второго льва на ее коже? — Спросил Мика.

— Нет, только ее львицу.

— Это все, чем я могла пахнуть, потому что самец не был настоящим.

— Ее львица сильнее, чем обычно, потому что Анита сильнее, чем обычно — сказала Родина.

— Раньше такого никогда не было — сказала я.

— Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь мог сделать это, — сказал Мика.

— Наша старая королева могла вызывать всех кошачьей ликантропии — сказала Родина.

— У Моровен были тюлени как животное ее зова — сказала я.

— Она была миледи, а не нашей темной королевой.

— Моя сестра хочет сказать Мать Всей Тьмы — сказал Ру.

— Какое это имеет отношение ко всему этому? — спросила я.

Брэм сказал — Я думаю, она имеет в виду, что твои кошачьи формы, возможно, получили заряд силы от того, что ты убила темную мать.

— Я убила ее пару лет назад; ничего подобного тогда не было.

— Но ты убила Моровен всего несколько месяцев назад, меньше года — сказала Родина.

— Я не думала, что получила какую-то силу от этого; Я имею в виду, что даже не я убила ее.

— Моровен верила, что когда ты убила Мать Всей Тьмы, ее сила рассеялась, разыскивая вампиров, подходящих для каждой силы. Она думала, что получила всю власть, кроме той, что досталось старому члену совета, Любовнику смерти и тебе. Ты убила его, и его сила досталась тебе, поэтому она собиралась убить тебя и получить всю силу.

— Я помню, как она произносила свою злодейскую речь и объясняла все это, пока я была прикована цепью — сказала я, нахмурившись.

— Что, если сумасшедшая сука была права? Что, если, когда она умерла, ты действительно получила больше силы от нашей темной и злой королевы?

Я покачал головой. — Я не чувствовала себя по-другому, а я чувствовала себя по-другому, когда умерла Мать и Любовник смерти.

— Ты использовала некромантию, чтобы контролировать тысячи призраков. Ты бы почувствовала прилив большей силы во всем этом? — спросила она.

Это был хороший вопрос, умный вопрос. Именно такое мышление заставило нас оставить их обоих. Я посмотрела на Мику и Никки, которые все еще стояли ближе всего ко мне в коридоре. — Что вы думаете?

— Я думаю, это то, что мы должны обсудить с Жан-Клодом — сказал Мика.

— Да — сказал Никки.

— Вы говорите, что львица Аниты создала в ней настоящего самца-льва? — Спросил Натаниэль.

— Нет, — сказала Родина, — я думаю, что львица создала мысль или сообщение для Аниты.

Я кивнула. — Она хочет приятеля. Она хочет, чтобы я нашла льва-самца, который будет моим зверем. Она устала ждать, или нуждается в поддержке, или что-то в этом роде.

— Я почувствовал это, когда самец заревел в Аните. Я почувствовал это почти как удар — сказал Никки.

— Это типично, когда на тебя ревет другой лев? — Спросил Мика.

— Нет, я Рекс нашего прайда; ни у кого нет такой силы здесь.

— У Аниты есть — сказала Родина.

— Не так, она делает не как лев, — сказал Никки.

— Но она не просто оборотень, — сказал Ру. — Она наша злая королева возрожденная или перевоплощенная.

Родина кивнула. — У нашей злой королевы было достаточно силы, чтобы призвать любых кошек, больших или маленьких.

— Я действительно хочу, чтобы вы перестали говорить злая королева каждый раз и говорили просто королева.

Родина одарила меня улыбкой, которая была отчасти радостной и отчасти злой, той улыбкой, которая была у ее брата на лице, когда он поил меня кровью Домино. Я боролась изо всех сил, чтобы не задрожать, но потерпела неудачу. Она знала, что пугает меня. Она наслаждалась этим.

— Но, Анита, — сказала она сладким голосом, — мы не хотим справедливой королевы, чтобы просто следовать за ней. Мы, Арлекин, хотим вернуть нашу чертову королеву зла.

— Тогда я не та девушка.

— О, Анита, не скромничай. Я видела, как ты выпила жизнь одного из Селки, пока он не превратился в сухую кричащую шелуху. Это не белая магия, моя королева.

— У меня не было других вариантов, чтобы спасти наши жизни — сказала я.

— И ты была достаточно безжалостна, чтобы использовать черную магию.

— Это не черная магия — сказала я.

— Ну, это точно, как и ад не белый.

— Это экстрасенсорные способности, а не магия.

— Скажи помидор или томат; но это все еще красный, мягкий овощ.

— На самом деле, это ягода — сказал Брэм.

Мы все посмотрели на него.

Он выглядел более близко к смущенному, чем я когда-либо видела его. — Ну, это ягода.

— Хорошо — сказала я.

Родина засмеялась. — Ягоды или овощи, это все еще темная магия, и ты — первый полноценный некромант за тысячи лет, Анита. На YouTube есть видео о том, как ты подняла армию зомби в Колорадо.

— Любовник смерти собрал армию нежити. Я должна была что-то сделать, чтобы они больше не убивали людей.

— Твои мотивы были хорошими — сказала Родина.

— Ты спасла сотни жизней, Анита — сказал Мика.

— Я не сомневаюсь в этом — сказала Родина.

— Тогда в чем твоя проблема? — спросила я.

Она снова улыбнулась этой счастливо-злобной улыбкой. — У меня нет проблем с тем фактом, что ты — злая королева в этой истории; это у тебя есть проблема с этим.

— Анита не зло, — сказал Мика.

Родина пожала плечами. — Некромант, суккуб, может питаться гневом и высасывать жизненную силу прямо из кого-то. Что в этом списке делает ее не нашей злой королевой?

— Она не пользуется своей силой только для того, чтобы причинить нам боль, — сказал Ру мягким голосом.

Родина оглянулась на своего брата.

Он выглядел неловко, как будто что-то на ее лице не порадовало его, но он заговорил перед лицом неодобрения своей сестры. — Не сила делает кого-то злым; а то, что они делают с этой силой.

— Хорошая мысль, брат, но ты знаешь, что говорится о развращении власти.

— Да, но я был не так счастлив с нашей старой королевой, как ты и Родриго. Она была мелочной, вспыльчивой, безумной и имела достаточно силы, чтобы разрушить мир. Мы все ее боялись, даже ты.

— Злых королев нужно бояться.

— Это моя точка зрения, сестра. Анита очень усердно работает, чтобы быть правильной и справедливой, а не пугающей.

— Значит, ты говоришь, что она хорошая королева — белая, а не черная?

— Да.

Было интересно наблюдать, как они говорят обо мне, словно меня там не было, но Ру, похоже, выиграл спор, и я хотела, чтобы он победил, поэтому просто слушала. Мы все слушали их, брат и сестра говорили так, как будто никто из нас не имел значения в тот момент, кроме их двоих. Интересно, скучали ли они по Родриго в эти моменты брат-сестра?

— Если ты злой, ты не можешь просто решить быть добрым — сказала она.

— Если ты злой, то нет, конечно, нет.

— Что тогда?

— Если ты решаешь день за днем делать хороший, позитивный, моральный выбор, тогда ты не зло. На самом деле, это было бы определением хорошего человека.

— Ты говоришь, что она не злая, потому что решила быть доброй?

— Это единственный способ, почему любой из нас может оставаться хорошим. Решать делать то, что правильно, а не то, что неправильно — сказал Ру.

— Это было бы так скучно — сказала она, закатывая глаза.

— Добро не скучное — сказала я.

Она посмотрела на меня с презрением.

— Я влюблена в троих мужчин в этом коридоре, и это очень хорошо.

— Но морально это делает тебя шлюхой — сказала она.

Мика напрягся и сделал движение к ней, но я коснулась его руки. Это заставило его взглянуть на меня, и я сразу же дала ему понять, что у меня есть идея. Он позволил мне говорить за себя, что было одной из вещей, которые я любила в нем.

— Ты думаешь, что быть хорошим означает очень узкое христианское, мусульманское или еврейское определение, и оно всегда сводится к фундаментализму какого-то рода. Это то, что ты считаешь хорошим, Родина?

— Это то, что все считают хорошим — сказала она, снова закатывая глаза.

— Нет, это не то, что все считают хорошим; это то, что мир говорит нам, что это определение добра.

— Я думала, что ты христианка; ты даже ходишь в церковь, поэтому, по вашим собственным убеждениям, ты не очень хороший человек.

— Мой путь веры лежит между мной и Богом, и он в порядке.

— Ты не можешь знать, что твой бог в порядке с тем, что ты делаешь.

— Я знаю, что когда я молюсь, демоны не могут коснуться меня. Я знаю, что мой крест все еще сияет святым огнем, когда я сталкиваюсь с вампиром. Если бы я была проклята, как сказала католическая церковь, когда она отлучила всех людей, которые могли поднимать зомби, тогда мой крест не работал бы, мои молитвы не работали бы, но они работают.

Родина уставилась на меня. — Ты шутишь.

Я покачал головой. — Я никогда не шучу об этом.

— Ты не можешь быть хорошей.

— Почему нет?

— Твоя вера не может быть такой чистой.

— Почему нет?

— Потому что ты питаешься сексом, яростью и поднимаешь армии мертвых.

— Я немного переживала обо всем этом, но, видимо, Бог с этим справился, и если у Него с этим нет проблем, то и у меня тоже.

— Нет — сказала она, и звучала сердито, даже взволнованно.

— Оставь это, сестра.

— Нет.

— Почему бы не оставить? — Брэм спросил ее.

Она посмотрела на него, а затем снова на меня, руки были сжаты в кулаки по бокам.

— Потому что если она не злая, то она не позволит мне делать то, что я хочу делать.

— Что ты хочешь делать? — спросила я.

— Ты встречала моего брата.

— Да.

Она смотрела на меня, пока я, наконец, не сказала: — О, извини, но я не настолько злая, чтобы позволить тебе делать то дерьмо, которое нравилось Родриго.

Она закрыла глаза, сделала глубокий вдох, быстро выдохнула, а затем встрепенулась, как птица, встряхивая свои перья. Ее глаза стали спокойными. Она была тиха и безмолвна. Это было страшнее истерики.

— Я служу тебе, потому что должна, но я надеюсь, что ты упадешь от благодати достаточно далеко, чтобы позволить мне наслаждаться остальной частью моей вечности.

— Я сделаю все возможное, чтобы быть достаточно злой, чтобы тебе не было скучно.

Она поклонилась тогда, очень формально, и я вспомнила, как Моровен жаловала ее и заставляла приседать, даже если она была в брюках. Моровен оставляла ее в таком низком реверансе до тех пор, пока у нее не начинали болеть ноги, потому что, как только кланяешься или совершаешь реверанс перед своей королевой, ты не можешь подняться, пока она не заметит тебя.

— Хороший поклон; теперь давайте поговорим с Ламией.

Родина посмотрела на меня с непроницаемым лицом, но она встала прямо, прямо по военному, а не как обычно. Она внезапно почувствовала себя солдатом.

— Спасибо, моя королева, что заметила.

Натаниэль пришел, чтобы обнять меня и сказал: — Позволь сначала мне поговорить с Мелани.

— Почему?

— Потому что я буду мило с ней разговаривать, а ты и Мика просто допросите ее.

— Если это даст нам больше информации с наименьшим количеством суеты, то конечно — сказала я.

— Ты знаешь ее лучше нас — сказал Мика. — Мы последуем твоему примеру.

— Вы должны позволить мне увидеть фотографии из Флориды, чтобы я знал, о чем говорю.

Мика кивнул. — Я знаю, и мне придется подорвать доверие, чтобы показать Мелани тоже.

— Разве тебе не надо согласовывать с клиентами, чтобы сделать это? — спросила я.

— Я принимаю исполнительное решение, что они сходят с ума с таким уровнем секретности. Мне нужна информация, чтобы помочь им, и я не могу получить ее, не сказав людям правду.

— Отлично. Это значит, что мы можем показать и Эдуарду, когда увидим его.

— Нет, я обещал, что не буду, без их разрешения, показывать фотографии никому, кто мог бы выследить их и казнить.

— Черт возьми, Мика.

— Это разумный страх, Анита. Даже ты не делишься всем с Эдуардом, потому что не хочешь подвергать опасности некоторых из нас.

— Хорошо, но сейчас я делюсь большинством вещей.

— Приятно знать — сказал он.

Никки сказал: — Если вы хотите поймать Мелани Ламию между шоу, нам нужно поторопиться.

— Нам снова придется бежать по лестнице? — спросил Ру как-то грустно.

Никки усмехнулся. — Нет, если мы поторопимся.

Внезапно мы все были готовы поторопиться. Приятно знать, что даже бессмертный ненавидел дополнительные кардионагрузки.

12

Мелани была в одной из палаток на краю огромного пространства здания. Все было спроектирован так, чтобы походить на продуктовые лавочки и игровые площадки передвижных карнавалов, которые проходят через полстраны летом. У нас даже были аттракционы: Наклонный вихрь, колесо обозрения, зеркальный лабиринт и дом смеха, хотя на самом деле аттракционы не были причиной того, почему люди приходили в цирк проклятых. Ты можешь найти более впечатляющие карусели в другом месте. Здесь ты можешь получить сладкую вату и корн дог, сыграть в метание шаров и выиграть призы, такие как большая резиновая летучая мышь или мягкая игрушка-волк, который выл, если нажать. Ты можешь делать все, что делали на передвижных ярмарках, но без жары и пыли, но это было не то, ради чего люди приходили к нашим огороженным дверям и куполу. Стационарный большой купол с полосатым входом в палатку находился слева от главных дверей. Его арена шоу определенно одна из причин для толпы. Арена с шоу была дальше середины огромного складского помещения, потому что если очередь к куполу будет пересекаться с очередями боковых представлений, это становилось непроходимой массой. Так что теперь шатры с представлениями не начинались, пока не пройдешь через игры, ларьки с едой и аттракционы. Это также означало, что люди делали больше импульсивных покупок, что было хорошо для прибыли, но главной причиной отодвинуть две основные достопримечательности подальше друг от друга был контроль толпы. Охранники просили об этом вместе с пожарными.

Площадка Мелани была последней в очереди, ближе всего к задней двери, ведущей в подземелье, что облегчало работу наших телохранителей, поскольку было меньше народа на нашем пути. Никки шел впереди, Брэм позади, а Родина и Ру устроились слева и справа, так что мы втроем двинулись в окружении их рук, выставленных наружу, чтобы не дать людям подойти слишком близко. Мы действительно не ожидали проблем, которые мы трое не могли бы решить самостоятельно. Четверо телохранителей были в основном нужны, чтобы пробраться сквозь толпу и обескуражить любого, кто может узнать нас через СМИ. Мика много представлял в новостях сообщество ликантропов, и я стала любимицей в социальных сетях с момента предложения и свадебного объявления Жан-Клода.

Натаниэль под своим сценическим псевдонимом Брэндон годами останавливался фанатами. Фактически теперь у него было меньше внимания, так как его волосы были подстрижены, что было для меня одним из немногих плюсов. На полпути было больше наших охранников. Их можно узнать по ярко-оранжевым рубашкам с надписью «Охрана» большими белыми буквами на спине; маленькие буквы спереди гласили: «Цирк проклятых охрана». Они придерживали людей в очереди за пределами шоу, чтобы не мешать киоскам с едой и игровым прилавкам напротив них. Держать проходы свободными было также частью соглашения с пожарным маршалом. Это было одно из тех мест, где мы действительно нуждались в большем количестве охраны.

Никки начал пробивать нам путь через людей. Некоторые жаловались, но он смотрел на них, и они меняли свое мнение. Один из охранников подошел к нам и сказал:

— Не разрывайте ряды. — Он был высоким и спортивного вида, как и большинство из них, ближе к телосложению Брэма, чем к Никки. Я не могла назвать имя сильного, гибкого человека. Тот факт, что он не узнал никого из нас, может означать, что я никогда не знала его имени.

Родина крикнула: — Мы работаем.

Он посмотрел на нее, потом на Ру, а затем на остальных из нас. Его глаза расширились, когда он добрался до меня и Мики. Я думаю, что он узнал нас по телевидению и социальным сетям, если не сказать больше, или, может быть, Клаудия начала показывать наши фотографии новым сотрудникам.

— Извини, Роу, Ру, я не видел тебя позади этого большого парня.

Новый парень пытался познакомиться, но мы с Никки покачали головами. Мы были в толпе незнакомцев. Им не нужно было знать наши имена. Если у тебя достаточно угроз твоей безопасности, чтобы нуждаться в телохранителях, всегда, когда ты можешь быть анонимным, это было хорошо, и телохранители не хотели, чтобы люди знали их имена, потому что тогда посторонние могут выкрикнуть их имена и отвлечь в неподходящий момент.

Нового парня звали Джейми, и он выглядел как сто других парней студенческого возраста Среднего Запада. Он не был непривлекательным, но он был ровно настолько привлекательным, что не оставлял впечатления. Он был бы отличным шпионом, потому что мог бы смешаться с толпой во многих местах. Он был убийцей под прикрытием в студенческом городке, но вместо этого он работал для нас охраной, что означало, что он был оборотнем, потому что он не был вампиром, а мы нанимали для безопасности только сверхъестественных. Джейми хорошо спрятал свою энергию; Я получила лишь малейший всплеск силы из-за его беспокойства о том, чтобы иметь дело с тремя приоритетными людьми, которым должна быть обеспечена безопасность. Никки и Брэм тоже немного его нервировали, но я думаю, что он занимался математикой большого спортивного парня: если возникла проблема, он не был уверен, что выиграет драку с ними. Тот факт, что ни Родина, ни Ру, ни трое из нас не заставили его производить расчеты, заставил меня отнять у него больше очков. Больше не всегда означает жестче в бою. Конечно, в аду не имело значения, что некоторые мелкие люди были вооружены.

Джейми проводил нас через линию очереди и придержал откидную створку палатки, чтобы мы могли пройти в логово ламии, как ее называл плакат над палаткой. Перед нами была небольшая прихожая/комната ожидания с другим откидным тентом.

— Позвольте мне посмотреть, где она с людьми впереди вас — сказал Джейми. Он не ждал, что мы скажем да или нет; он просто исчез через следующую завесу и оставил нас стоять. У одной мягкой тканевой стены стояла группка стульев, на полу лежал ковер, похожий на персидский, и в углу стоял маленький столик, похожий на маленькие из каталогов и брошюр. К стене палатки был прикреплен прайс-лист. Я подошла достаточно близко, чтобы увидеть, что это был прайс-лист на фотографии и подписи от Ламии. Это была дополнительная прибыль, от совместной фотографии с ней и выше и выше цены как неподписанного изображения на ваш выбор, так и самой подписи. Я знала, что необходимо заплатить за билет, чтобы посмотреть на Мелани просто стоящую перед тобой с измененной формой полузмеи, но я не знала, что было так много других способов у Мелани делать деньги для себя и для нас. В прошлый раз, когда я обращала внимание на ламию, она просто стояла на сцене, чтобы у всех был хороший обзор, а затем меняла форму. Она не разговаривала с толпой, не отвечала на вопросы или что-то еще. По-видимому, теперь она была гораздо более интерактивной.

Джейми открыл полу палатки и наклонился, шепча: — Она почти закончила; просто понизьте свои голоса.

Он держал завесу открытой для нас, и мы внезапно оказались внутри «Арабской ночи», или, как думал Голливуд, выглядел бы интерьер «Арабских ночей». Здесь были персидские ковры на полу, настенные ковры и подушки ярких цветов из разнообразных тканей и фактур. Посреди комнаты была маленькая группа людей. Два сотрудника службы безопасности стояли по обе стороны от людей, поэтому я была уверена, что Мелани была в центре внимания этой небольшой группы, но я ее не видела. Затем движение у пола привлекло мое внимание, и я поняла, что это ее хвост, ползущий через кучу разноцветных подушек; узор ее чешуек был странно замаскирован, пока она не дернула кончик хвоста. Остальная часть ее все еще была спрятана за небольшой группой фанатов. Это должны были быть фанаты, потому что они были готовы заплатить не только за ее трансформацию, но и за интимную встречу, как говорилось в прайс-листе. Я поняла, что толпе нужно пройти через эту «интимную» комнату, чтобы попасть на главную сцену. Я бы подумала, что должно быть наоборот, но потом увидела, кушетку на дальней стороне комнаты. Она была сделана как кровать в стиле гарема, и я думаю, что в этом был смысл. Она собирала толпу и позволяла им строить свои собственные фантазии о том, что может означать это интимное место, если они готовы были заплатить, чтобы узнать.

Слева от двери находился маленький столик, на котором женщина в оранжевой рубашке с изображением мультяшной версии клыков спереди, сделанным по всей ширине, была готова продать нам вещи. Оранжевый оттенок Хэллоуина говорил, что она из персонала, но изображение было одним из тех, которые мы продавали как сувенирные футболки других цветов. Я знала, что персоналу были выпущены две рубашки в этом оранжевом оттенке, но с дизайном, которые мы продавали. У нас было два разных дизайна клоунских клыков.

Однако женщина за столом не продавала рубашки; она продавала фотографии и ручки, все с изображением Мелани. Был другой прайс-лист, прикрепленный к стене позади нее. Женщина начала улыбаться нам и предложить нам шанс купить, но Джейми объяснил, что мы здесь не для этого.

Мика прошептал мне: — Ламии греки; Средиземноморье, а не Ближний Восток.

— Я знаю это, и ты знаешь это — прошептала я в ответ.

Натаниэль наклонился и сказал: — Сначала они попробовали греческий стиль, но белый тог и искусственный греческий храм заставили людей думать, что она должна быть Медузой. Это смущало людей.

— Значит, они не верили ее истинному происхождению?

— Единственная наполовину змея, о которой большинство людей знают, это Медуза.

Мика тихо выругался и достал свой телефон. — Тебе нужно посмотреть фотографии, прежде чем мы с ней поговорим.

Натаниэль придвинулся поближе, чтобы взглянуть через плечо Мики, и увидел фотографии, которые Мика мне присылал. Джейми тоже попытался посмотреть, но Никки двинулся, чтобы закрыть обзор. Это означало, что Никки сможет видеть, но Мика не велел ему отодвинуться, поэтому, очевидно, он действительно собирался делиться информацией так, как считал нужным, вместо того, чтобы постоянно спрашивать разрешения. Родина попыталась заглянуть, но Мика сказал ей нет. Ру понял намек и остался осматривать комнату в поисках опасностей. Брэм сделал то же самое, но он был одним из немногих людей, допущенных на встречи с Микой, поэтому ему не нужно было смотреть на фотографии; он видел их своими глазами.

Я поняла, что мы на самом деле не подготовили Натаниэля к фотографиям, потому что мы не планировали приводить его к Мелани, пока он не предложил это. У меня был момент сожаления о том, что Натаниэля снова втянут в плохую сторону нашей работы. Я хотела защитить его, но, казалось, что независимо от того, что я делала в последнее время, он оказывался вовлеченным в плохие вещи.

Его лицо было мрачным, когда он смотрел на фотографии. Лицо Никки ничего не показывало, но он действительно был социопатом, поэтому у него не было глубоких эмоций, которое испытывал Натаниэль. Я была совестью Никки, его Джимини Крикетом, как он однажды назвал меня. Натаниэль не нуждался во мне, чтобы почувствовать сочувствие.

Люди были выведены одним из охранников Мелани. Мы были следующими, и не было времени выяснить, как эти фотографии повлияли на Натаниэля. Мы поговорим позже. Прямо сейчас мы могли видеть ламию, потому что именно об этом я и подумала: не Мелани, а Ламия. Ее кожа была темнее, чем я помнила, как будто она получила летний загар. Я полагаю, когда ты принадлежишь древнему вампиру, ты не выглядишь слишком загорелым, но теперь она принадлежала себе и могла загорать, если хотела. Ее волосы все еще были длинными, густыми и черными. Ее верхняя часть тела была покрыта короткой шелковой мантией, которая выглядела скорее восточной, чем арабской, но поскольку она уже была греческим мифом, мы не стремились к подлинности. Мантия исчезала там, где ее человеческое тело соединялось со змеиным, так что это было похоже на наблюдение за привлекательной женщиной, стоящей там, за исключением того, где ее ноги должны были быть витками гигантской змеи, сгибающиеся и движущиеся на ярком ковре и разбрасывающие подушки. Она повернулась с широкой профессиональной улыбкой; затем она увидела меня, и улыбка исчезла. Ее золотые глаза с вертикальными зрачками выглядели еще более экзотичными, со стильным, но драматичным макияжем вокруг них, хотя трудно было сделать более драматичные змеиные глаза на человеческом лице. Она посмотрела на меня так, словно в ней была настоящая ненависть. Она мне не нравилась, потому что она была опасна и пыталась убить меня, но я не ненавидела ее, так что я сделала, чтобы она меня ненавидела?

Натаниэль отпустил мою руку и сверкнул одной из улыбок, которая заставляла клиенток в Запретном Плоде выбрасывать дождь денег на сцену. Ее взгляд на меня поменялся на что-то более мягкое. Он подошел к ней, предлагая руку. Родина и Ру пошли вперёд, чтобы обойти его, как хорошие телохранители, но он приказал им держаться подальше.

Они перестали двигаться, но посмотрели на меня для подтверждения. Я только кивнула. Я не знаю, заметил ли Натаниэль это, но Мелани заметила. Она еще теплее улыбнулась ему и потянулась к его предложенной руке. Натаниэль сказал:

— Как ты становишься красивее каждый раз, как я тебя вижу? — в его голосе звучало то подразнивание, которое никогда не действовало на мне, независимо от того, кто использовал этот тон.

Она улыбнулась ему, взяла его за руку и обняла.

— Может быть, ты предпочитаешь женщин с более темной кожей, — сказала она, глядя на меня. Я была бледно-белого цвета по сравнению с её загаром, оттенком кожи Мики или даже Натаниэля. Ничто из того, что я могла сделать, не заставило бы меня загореть; сгореть, но не загореть.

— Ты выглядишь потрясающе с загаром или без него — сказал Натаниэль, пытаясь выйти из объятий. Мелани держала, прижимая свои груди к его груди, объятия были больше чем невинные, больше чем просто вежливые. Она смотрела прямо на меня, пока делала это. Происходило что-то личное, о чем я понятия не имела, а потом я поняла, когда увидела, как ее руки исследуют тело Натаниэля. Он начал убирать ее руки со своей задницы, смеясь и целуя ее в щеку, чтобы она не обиделась на него. Она ревновала к Натаниэлю? Думала ли она, что он оставил ее из-за меня? Просто потому, что он думал о них как о приятелях по траху, это не означало, что она думала об этом также. Отлично, как раз то, что мне было нужно: ревнивая Ламия.

Натаниэль повернулся с ее рукой в своей, улыбаясь, как будто только что не убирал ее руки со своей задницы. Я привыкла к такому дерьму на его работе, но за пределами это меня бесило. Вероятно, это отразилось на моем лице, потому что Мика притянул меня к себе, чтобы заставить меня взглянуть на него, а не на них, или, может быть, его это бесило тоже.

Я посмотрела на него, и он слегка покачал головой, что могло означать многое. Я бы спросила позже. Мелани не могла заставить меня ревновать, потому что не было причин ревновать ее и Натаниэля. Их просто не было. Он был здесь, чтобы помочь Мике получить информацию от Мелани, и это было все.

Мика сказал: — Мелани, мне очень жаль, что я вот так врываюсь. Я знаю, что у тебя есть небольшой перерыв перед следующей группой фанатов.

— Натаниэль написал, что ты нуждаешься в моем опыте по какому-то вопросу Коалиции, хотя я не могу себе представить, какой опыт, которым я могла бы обладать, поможет тебе. — Она была спокойнее, чем я ожидала или помнила. Конечно, когда я впервые встретила ее, она провела столетия в рабстве и контролировалась древним вампиром; скорее всего, это расстраивает.

— Ты должна что-нибудь выпить, пока мы будем говорить. У тебя еще толпа фанатов, ожидающих тебя, — сказал Натаниэль.

Она посмотрела на него с улыбкой, и снова ее лицо смягчилось больше, чем должно было. Я была почти уверена, что Мелани считала его бывшим, а не просто приятелем по траху, с которым перестала трахаться. Я задавалась вопросом, существовала ли концепция приятелей по траху в древней Греции.

Натаниэль провел ее к дивану, и я была зачарована, наблюдая, как мускулы ее хвоста двигаются. Она двигалась так же, как змея, сильная и мускулистая, за исключением того, что ее верхняя часть держалась на высоте, как змеиный кентавр, или, может быть, это был просто Натаниэль, державший ее руку, так что человеческая часть ее казалась более человечной. Когда я видела ее в такой форме много лет назад, она двигалась вперед гораздо больше, как змея, у которой просто были человеческие части. Сегодня вечером она двигалась как человек со змеиным хвостом. Я не была уверена, что смогла бы объяснить разницу, но это было так.

Один из охранников отодвинул навесную стену, чтобы открыть маленький холодильник. Он вытащил бутылку газированной воды, открыл ее и приготовил для Мелани к тому времени, когда Натаниэль усадил ее на кушетку. Он попытался отпустить ее руку и присоединиться к нам, но она опустила его рядом с собой на диван. Он сел рядом с ней, как будто, было что-то первоклассное рядом с ним.

— Задавай свои вопросы, Каллахан; как сказал Натаниэль, у меня много поклонников, которым еще предстоит увидеть меня.

Мика вышел вперед со своим телефоном, и Брэм преследовал его, как тень. Мика не велел ему оставаться на месте — я не уверена, что ему даже пришло в голову сказать своему высокому, темному человеку, его правой руке, остаться позади. Брэм ходил с ним почти везде, даже если через комнату было всего несколько ярдов.

Мика остановился рядом с охранником, который передал ей воду и теперь стоял снова возле дивана. Он даже не пытался объяснить, почему, просто открыл фотографии на экране своего телефона и попытался показать их ей, но она проигнорировала телефон, чтобы посмотреть на его руку. Она поставила бутылку с водой на пол и дотронулась до руки Мики, чтобы повернуть ее, и я поняла, что она смотрит на его обручальное кольцо. Натаниэль сделал предложение Мике, но сделал без кольца. Он подождал, пока Мика примет предложение, а затем удивил его тонким золотым кольцом, окруженным желтыми и зелеными сапфирами. Первоначально оно было задумано как юбилейный набор для женщин, что пара добавляет к первоначальному свадебному набору на десять или двадцать лет. Обручальные кольца изготавливались на заказ в mokume-gane, японской металлической технике, изначально предназначенной для мечей. Их кольца будут походить на текстуру древесины, но без древесины.

Мелани смотрела на кольцо так, как женщина, которая хотела одно такое на свой палец, смотрит на кольцо на руке другого человека: отчасти восхищенно, но в основном с ревностью.

— Так это правда; Натаниэль сделал тебе предложение.

— Да — сказал Мика.

— Мы нашли кольцо с пурпурными сапфирами для меня, но моя рука больше, поэтому нужно либо увеличить его, что нелегко с кольцом, в котором много камней, либо мы найдем для меня другое кольцо для помолвки, из набора или просто соответствующее обручальное кольцо.

Мика должен был положить свой телефон в другую руку, потому что она хотела видеть, что сапфиры обрамляют кольцо со всех сторон.

— Очень мило — сказала она наконец, но не так, чтобы прямо от чистого сердца. Опять же, у меня сложилось впечатление, что она заботилась о Натаниэле намного больше, чем он заботился о ней, что чертовски удивило меня. Не потому что Натаниэль не был замечательным, потому что я это знала, а потому что Мелани казалась сумасшедшей и не заботилась ни о ком, кроме себя, когда я впервые встретила ее.

Мика снова попытался показать ей фотографии с телефона, но она посмотрела на меня мимо телефона, и на этот раз она не была враждебной.

— Ты не носишь кольцо, которое было на всех видео — сказала она.

— Оно для официальных случаев — сказала я.

— Что ты носишь на каждый день? — спросила она.

Она была Ламией, ее мертвый мастер сказал, что она последняя в мире, но она все еще хотела увидеть кольцо. Мелани была более девчонкой, чем я, даже со змеиным хвостом.

— Я покажу кольцо, если ты посмотришь фотографии и ответишь на наши вопросы.

— Я и так собиралась ответить на вопросы Каллахана.

— Тогда это беспроигрышный вариант — сказала я и подошла показать ей кольцо и посмотреть, сможем ли мы преодолеть странное межличностное дерьмо и действительно чему-нибудь научиться. Никки пошел со мной, и я не сказала ему, чтобы он остался. Я знала, что между этими красными губами были выдвигающиеся клыки с ядом, который чуть не убил меня однажды. Думала ли она, попытаться укусить меня сегодня вечером? Нет, но с Никки на моей стороне, я знала, что если она попытается, она умрет неудачно.

13

— Почему я должна знать что-нибудь об этой мерзости? — спросила она после того, как посмотрела на фотографии.

Мика ответил: — Они думают, что их семейное проклятие возникло в древней Греции, и предположительно ты жила в тоже время и в той же части мира.

— Так ты подумал, потому что моя красота напоминает об этих чудовищах, и поэтому я знаю, как они появились? — Ее голос повышался.

— Я надеялся, что ты знаешь хоть что-то, что может им помочь.

— Помочь им? Помочь им как? — Она встала, если это было правильное слово. Она была выше меня и Мики. Учитывая, сколько хвоста она оставила лежать на полу, она могла бы быть выше, чем Никки, если бы хотела.

— Они хотят вылечиться — сказал Мика.

— Если это проклятие, то нет лекарства, только другое заклинание.

— Так ты думаешь, это проклятие? — Спросил Мика.

— Нет, проклятия в мое время были нацелены на одного человека, племя или город, но не на семейную линию. Если боги хотели уничтожить семью, они уничтожили бы родословную. Не осталось бы потомков.

Я должна был спросить. — Боги действительно проклинали людей тогда?

— Конечно, проклинали.

— Ты когда-нибудь видела, чтобы бог или богиня прокляли кого-то по-настоящему? Я имею в виду не просто историю, которую ты слышала, но чтобы видела своими глазами.

Она посмотрела на меня с презрением, поднимаясь чуть выше на мускулистость своего хвоста, чтобы она могла смотреть на меня еще более свысока.

— Однажды мне поклонялись как богине, Анита. Я знаю, что боги проклинали смертных.

Что можно сказать на это?

— Мы не хотели тебя оскорбить, — сказал Мика.

Она поднялась еще выше, растянувшись на этом длинном разноцветном хвосте, чтобы создать иллюзию, что она буквально растет над нами, словно какой-то сценический гигант. Она зашипела, и я увидела клыки между этими рубиново-красными губами. Ее раздвоенный язык высунулся между ними.

Я почувствовал, как Никки напрягся за моей спиной и сказала: — Серебряные пули не работают на ней.

— Как насчет свинца? — спросил он.

— Нет.

— Ты бы убила меня, Анита Блейк? Ты закончишь то, что пыталась сделать много лет назад?

— Сначала ты угрожала мне — сказала я.

— Анита убила твоего старого мастера и освободила тебя, Мелани, — сказал Натаниэль мягким и успокаивающим голосом. Он пытался успокоить ее и, возможно, напомнить мне, что не нужно подливать масла в ее огонь.

— Она это сделала не чтобы освободить меня. Она сделала это, чтобы спасти себя и Жан-Клода.

— Правда, но она все же освободила тебя от того, кого ты ненавидела.

Она опустилась на несколько дюймов. — Хорошо не быть порабощенной.

Мика сказал: — Я не думал, что верзмеи на этих фотографиях это ламии или что-то близкое вам.

— Тогда почему показал их мне?

— Потому что у нас не так много оборотней змей, и я надеялся, что ты знаешь о них больше, чем я.

— Ты знаешь каждый тип кошачьего сверхъестественного существа или оборотня в мире? — спросила она. Теперь она была спокойнее. Ее нрав был намного хуже, чем это. Может быть, она тоже пошла на терапию, или просто порабощение Колебателем земли делало ее безумнее.

Мика улыбнулся и покачал головой. — Нет, нет, я не знаю

— Тогда почему я должна знать всех змей?

— Справедливо, но ты из древней Греции, и эта семья берет свое начало оттуда.

— То, что они греческого происхождения, не означает, что я знаю семью. Каллахан — ирландская фамилия; Ты знаешь всех людей ирландского происхождения?

Он вздохнул, все еще улыбаясь. — Конечно, нет.

— Тебе весело тратить мое время?

— Нет, нет, я смеюсь над собой из-за того, что мы тратим время впустую и хватаемся за соломинку.

— Хвататься за соломинку — что это значит?

— Это означает, что я отчаянно хочу помочь этой семье, и я готов сделать почти все, чтобы найти способ сделать это.

— Почему ты так заботишься о них? — спросила она.

— Если бы ты встретила их, увидела отчаяние, то тебе не нужно было бы спрашивать.

Она опустилась до своего обычного роста. Она смотрела на него своими золотыми, щелевидными глазами, и я не могла прочитать выражение в них. Они отличаются достаточно от любых глаз, которые я знала, как читать, поэтому она была пуста для меня.

— Я не думаю, что была бы так же тронута, как ты, их тяжелым положением.

— Это не похоже на какие-либо изменения формы, которые я когда-либо видел. Змеи отдельно от них. Это не они превращаются в змею, а как будто их части тела превращаются в отдельных змей. Но человеческая часть по-прежнему отделена от них. Змеиная часть не общается с остальными, как зверь обычного ликантропа.

— Мой хвост тоже не говорит со мной. Это часть меня, а не какое-то животное, пойманное во мне, как твое.

— То, что происходит с этой семьей, не является ни истинной ликантропией, ни древней магией ламии.

— Тогда они прокляты, как Сизиф в Тартаре, без возможности спасения.

Джейми сказал: — Извини, Мелани, но люди начинают беспокоиться.

— Я буду готова через мгновение, Джейми. Каллахан и Анита просто уходите. — Она наклонилась, чтобы взять свою бутылку газированной воды и снова отпить из нее. Она поцеловала Натаниэля в щеку, но остальным из нас даже не предложила рукопожатие. Мы были отвержены.

14

Следующую группу фанатов уже провожали через дверь, когда мы вышли из палатки. Шум на полпути почему-то казался громче. Может быть, я просто устала. Да, я оказалась внезапно истощена. Натаниэль сжал мою руку и заставил меня взглянуть на него.

— Ты в порядке, Анита? — Ему пришлось чуть ли не орать сквозь музыку из ближайшей игровой будки, или, может быть, это было колесо обозрения, которое возвышалось над всем.

— Устала. Я думаю, что смена часового пояса и все проблемы с рейсами наконец-то меня настигли — сказала я, прислоняясь к нему, чтобы мне не пришлось кричать.

— Я знаю, что я устал — добавил Мика с другой стороны Натаниэля.

Никки добавил: — Интервью с Ламией было тяжелым для Аниты.

Мы все оглянулись на него, потому что он позволил Брэму возглавить шествие.

— Почему? — спросил Натаниэль, глядя на меня.

— Мелани ассоциируется со многими стрессовыми событиями, Натаниэль.

— Анита чуть дважды не умерла благодаря старому хозяину Ламии — добавила Родина рядом со мной.

— Так что Мелани является своего рода триггером для тебя, — сказал он, изучая мое лицо.

Я кивнула и отвернулась, потому что не хотела, чтобы он случайно прочитал мои мысли в тот момент, потому что они были несправедливы по отношению к нему.

— Знал ли ты, как близко подошла Анита к смерти, до того, как начал встречаться с ламией? — спросила Родина.

Он покачал головой. — Знал только то, что все знали в сверхъестественном сообществе здесь, в Сент-Луисе, но я не знал о нападении, пока я не был в жизни Аниты некоторое время.

— Он не предавал тебя с ней, Анита — сказала Родина.

Я нахмурился на нее. — Я никогда не говорила, что он предавал.

— Ты чувствуешь это, и я вынуждена чувствовать это с тобой.

Натаниэль остановился так внезапно, что Никки чуть не столкнулся с нами.

— Обычно ты не разделяешь вслух эмоции, которые испытывает Анита, перед людьми, к которым она их испытывает — сказал Никки.

— Ой, прости — сказала Родина, и она закрыла глаза, выглядя почти болезненно. — Ну, если этот взрыв эмоций, какие-либо указания, то я облажалась по-королевски.

— Да, — сказала я, — спасибо.

— Ты действительно думаешь, что я предал тебя с Мелани? — Спросил Натаниэль.

— Давайте выберемся из толпы, прежде чем мы это выясним — сказал Брэм перед нами.

Я посмотрел на человека, работающего в киоске с пульками для пистолетов. Я думала, что он был человеком, но сконцентрировавшись, поняла, он был чем-то вроде оборотня. Многие наши сотрудники больше не были людьми, а это означало, что они могли слышать через шум толпы. Отлично, просто отлично.

— Спасибо, Брэм, да, давайте немного уединимся.

Мы втроем продолжали держаться за руки, но молчали. Брэм открыл дверь в задней стене, но прошел сначала сам, а не держал ее для нас, потому что телохранители всегда проходят через двери первыми, если их достаточно для этого. Ру поймал дверь и держал ее для нас троих с Никки, чтобы он и его сестра пошли позади. Охранники в маленькой прихожей сменили смену, и я знала этих двоих.

Пеппи, Пепита, была немного выше меня, загадочная-латиноамериканка, ее прямые черные волосы были подстрижены даже короче, чем когда она пришла к нам, так что они были побриты по бокам и лишь немного длиннее сверху. Она была построена как квадрат, с парой плеч, которые были бы предметом зависти любого мужчины. В черном на черном из закулисных телохранителей, она выглядела очень мужественно. Бронежилет скрыл ее грудь и сделал ее больше похожей на красивые грудные мышцы, чем на грудь. Она была в паре с Роджером Парксом, который был крупнее, чем кто-либо в комнате, кроме Никки, и выше, чем кто-либо, кроме Брэма. Роджер был хорошим парнем, но выглядел так, как будто он оторвет твою голову и насрет в дыру. Он играл на угрожающей внешности, но в бою Пеппи была более опасной из них двух, отчасти потому, что она не могла рассчитывать на то, что люди отступят только из-за ее внешности. Мне тоже пришлось работать усерднее.

Она улыбнулась мне.

— Привет, Гатита Негра — Она использовала прозвище, которое дали мне оборотни; Я была их черным котенком. Мне не нравилось, когда меня называли просто котенком, но быть их черным котенком было как-то не так.

— Привет, Пеппи — сказала я и повернулась к другому охраннику. — Привет, Роджер, Роджер Паркс.

Роджер улыбнулся и покачал головой. — Привет, Анита. Ты всегда будешь так меня приветствовать обоими моими именами?

— Именно так ты впервые представился мне — сказала я, улыбаясь.

Он закатил глаза. — Я помню.

— Именно так я запомнила тебя.

Дальняя дверь открылась, и Клаудия прошла через нее с Прайдом за спиной.

— Если мы будем продолжать нанимать новых людей, даже я не буду помнить имена всех.

Пеппи и Роджер сделали гражданский эквивалент отдавания чести. Я видела, как некоторые из наших бывших военных приветствуют Клаудию, прежде чем ловили себя на этом. Она была начальником службы безопасности в Цирке, что означало, что она отвечала за основную охрану Жан-Клода и остальных нас, основных клиентов. Хотя я не была уверена, что клиент был правильным словом, когда мы были их начальниками и платили им зарплату.

Клаудия была также шести футов и шести дюймов ростом и построена так, что она могла ходить на большинство соревнований по подборке моделей или мисс Олимпия и выигрывать от простого запугивания. Ее прямые черные волосы были собраны сзади в тугой конский хвост, как обычно. Это оставило ее лицо чистым и неукрашенным. У нее были сильные черты лица, очень латиноамериканские, и поскольку она никогда не носила макияж, ее лицо и остальная ее часть были настолько чертовски пугающими, что потребовалось время, чтобы осознать, что она на самом деле прекрасна. Она была гуапой, что по-испански означает женщина, которая красива, а не хороша, как различие между Натаниэлем и Никки в привлекательности.

Прайд был на несколько дюймов выше шести футов, но рядом с Клаудией он выглядел ниже. Только его плечи были шире, чем у нее. Он не уделял так много времени поднятию тяжести, как она, но лишь немногие охранники делали это, кроме Никки. За исключением него и Роджера, даже другие мужчины в комнате выглядели изящными рядом с ней. Хотя, когда Клаудия прошла дальше в комнату, я поняла, что плечи Пеппи были шире. Не то чтобы девушка поднимала больше тяжестей, чем Клаудия; это была просто естественная форма тела. У Пеппи были невероятные плечи и руки, такими можно было поднять домик.

Прайд следовал за Клаудией, словно светлая тень с золотистой кожей. Его короткие волосы слишком завились и беспорядочно разливались по его красивому лицу, чтобы избежать этого ему пришлось бы сбрить их. Он был модельно красивым, как и большинство из золотого клана вертигров, с сине-на-голубом глазами тигра добавляющихся к экзотике его тона кожи. Он не был блондином, который загорел до светло-золотого; его естественный цвет кожи был золотистым, как и у большинства его клана.

— Ты говоришь, что у тебя тоже есть проблемы с запоминанием новых кадров безопасности? — спросила я Клаудию.

— Я помню их лица, но имена начинают вызывать проблемы.

— Тогда нам нужно приостановить прием на работу, — сказала я, — если ты согласна?

— Я согласна, но это не мое дело. Я отвечаю только за безопасность в Цирке, за безопасность Жан-Клода и всех вас. Наем в другие клубы и общий найм не я решаю.

— Фредо согласится с тобой — сказала я.

— Фредо все еще не в городе по этому специальному заданию — сказала она. Фредо, как многие из веркрыс, делал работу по контракту за границей, хотя я думала, что это в прошлом из-за его возраста. Оборотни старели медленнее, чем люди, но он выглядел старше пятидесяти, а для контракта — читай работы наемника — староват. У Фредо было две специальности: ножи и вождение, поэтому, где бы он ни был, он водил кого-то, кто нуждался в защите, или делал что-то с ножами, о чем я, вероятно, не хотела знать.

— Я думала, что ты отвечаешь, пока Фредо не вернулся с работы — сказала я.

— Я тоже

— Хорошо, тогда кто нанимает всех этих людей?

— Каждая группа животных может привлекать людей по своему выбору — сказала она.

— Да — сказала я.

— После последних нескольких лет они пытаются набирать людей, которые могут помочь им в сражениях, если это необходимо.

— Логично — сказала я.

— Люди, которые хороши в бою, не всегда хорошо работают во всем, Анита.

Я посмотрела на нее, пытаясь обдумать свои слова. — Ты говоришь, что группы животных в городе приводят бойцов, а затем ожидают, что мы найдем места им для работы в нашей безопасности, не спрашивая сначала?

Мика сказал: — Клаудия, ты должна была сказать нам.

— Ты занят тем, что помогаешь в других городах с более серьезными проблемами — сказала она.

— Тогда ты должна был прийти ко мне с этим — сказала я.

Она посмотрела на меня с одной рукой на бедре, и я поняла, что, хотя ее ногти были подстрижены как можно короче для боя и тренировки с оружием, они были выкрашены в красный цвет. Я никогда раньше не видела, чтобы она пользовалась лаком.

— Ты уезжаешь из города на службу маршалов и воскрешаешь мертвых почти так же часто, как Мика в последнее время. Кроме того, Анита, это моя работа.

— И ты в этом хороша — сказала я.

— Но это не твоя работа — говорить с группами животных, за пределами твоей группы оборотней, об их новых людях — сказал Мика.

— Нет, это не так. Наш король пытался поговорить с некоторыми другими лидерами, но они обвинили его в том, что он пытался служить интересам своих оборотней над остальными группами в городе.

— Это не должно было коснуться Рафаэля, чтобы он пытаться это исправить — сказал Мика.

— Тогда просто перестань говорить «да» их использованию в составе наших сил безопасности — сказала я.

Она сложила руки на груди и нахмурилась. Ее руки напряглись, и все мышцы вытянулись. Это было довольно привлекательно, но я заставила себя поднять глаза, чтобы посмотреть на ее лицо, на случай, если она подумает, что я смотрю на ее грудь вместо ее рук. Я думаю, что она скрипела зубами.

— Вау, ты разозлилась. Что случилось или что еще случилось?

— Их завербовали в различные группы животных и пригласили переехать в Сент-Луис с обещанием, что им будет гарантирована работа.

— Мы не обязаны гарантировать им работу — сказал Мика.

— Это должно исходить от тебя или Аниты.

— Почему Жан-Клод не вмешался и не остановил это? — спросила я.

Она покачала головой. — Он сказал мне поговорить с бухгалтером. Он видит в этом только денежную проблему, а деньги есть, чтобы платить им. Чего нет, так это работы для них, и слишком много бездельников — плохие новости.

— Согласна — сказала я.

— Я поговорю с Сильвией о заработной плате, а затем с Жан-Клодом о том, что я узнал — сказал Мика.

— Ты снова уезжаешь в пятницу — сказала Клаудия.

— Я поговорю с ними перед отъездом на свадьбу в пятницу. Я обещаю.

— И я объясню Жан-Клоду, что это больше проблема безопасности, чем проблема денег — сказала я.

— Мы можем нанимать действительно хороших людей — сказала Клаудия.

— Я в замешательстве — сказала я.

— Я не хочу отказываться от таких людей, как морские котики, Анита, но нам не нужны люди, чей единственный опыт — это вышибалы в колледже или спортсмены, которые не вышли в профессионалы.

— Могу ли я добавить одну вещь? — спросил Прайд.

Клаудия кивнула, один раз вниз, один раз вверх.

— Нам не нужно больше мастеров боевых искусств, которые никогда не дрались вне ринга.

— Извини, Клаудия, — сказал Роджер, — но я был вышибалой в баре колледжа, занимался боевыми искусствами и сам боролся в колледже.

— Да, но ты не сосешь, как большинство из них.

Роджер улыбнулся ей. — Спасибо, босс.

Пеппи добавила: — Многие новые оборотни не очень хорошо справляются с насилием.

— Они оборотни, — сказала я. — Они охотятся на животных; это насилие.

— Охота на еду — это не то же самое, что когда у еды есть клыки, когти и кулаки, — сказала Клаудия.

— Справедливо, — сказала я, — но нам не нужны люди, которые за наши деньги не могут сражаться.

— Не могу не согласиться — сказала она.

— И ты говоришь, что обратила на это внимание Жан-Клода? — сказал Мика.

— Я так и сделала, но, как я уже сказала, он увидел в этом проблему заработной платы, а не то, что новые сотрудники не соответствуют стандартам, установленными оборотням для ваших телохранителей.

— Да.

— Ты не затрагивала эту тему, пока он не понял, что ты была обеспокоена, не так ли? — Спросил Натаниэль.

— Я говорила с ним — сказала она, хмуро глядя на него.

Натаниэль посмотрел ей в лицо и сердито улыбнулся. — Но ты не напирала.

Она сердито посмотрела на него. Он просто посмотрел на нее и улыбнулся, и постепенно гнев покинул ее, так что она выглядела огорченной, со взглядом, которого я никогда раньше не видела на ее лице.

— Может быть, не так жестко, как следовало бы.

— Почему нет? — спросила я.

Ее взгляд остановился на мне, а затем на Натаниэле, который, казалось, уже знал ответ. Прайд слегка дотронулась до ее руки и сказала: — Ты должна сказать Мике и Аните.

— Скажи нам что? — спросила я.

— Полагаю, вы отправляетесь спать вниз — сказала она.

— Да, пытаемся добраться туда.

— Давай тогда поговорим на лестнице — сказала она.

Мы не спорили, просто подошли к двери, через которую она и Прайд только что проникли. Если им не нравилась идея спуститься вниз по лестнице после того, как они достигли вершины, ни один из них не показал этого. Остальные просто следовали за ними вниз по ступенькам, пока Клаудия не подумала, что мы достаточно спустились, чтобы не быть услышанными сверху.

Она повернулась, прислонившись к стене, в то время как все остальные разошлись по ступенькам.

— Я не напирала на эту тему, потому что Жан-Клод заставляет меня нервничать, — сказала она, глядя в пол, а потом на меня, как будто решаясь, чтобы сделать или сказать больше, чем уже сказала.

Я встретила ее злой, вызывающий взгляд и не знала, что сказать. Я, наконец, посмотрел на Натаниэля. — А ты знал, что это так?

— Я был в комнате во время многих ее докладов Жан-Клоду, — сказал он.

— Боже, я ненавижу, что это было так очевидно — сказала она.

— Это было не так очевидно — я клянусь.

Она смотрела на него так, словно не верила ему, но затем ее покинуло некоторое напряжение. Она была одним из самых могущественных оборотней и могла чувствовать запах, когда кто-то лгал. Видимо, Натаниэль говорил правду.

Я начала спрашивать: почему Жан-Клод заставляет тебя нервничать? но Никки коснулся одной руки, а Натаниэль коснулся другой. Я перевела взгляд с одного на другого. Что я пропустила?

Спросил Мика, — Делает Жан-Клод что-нибудь, что заставляет тебя нервничать рядом с ним?

Я нахмурилась двое мужчин касались меня, как бы говоря, видишь, не только у меня такие мысли.

— Нет, он всегда идеальный джентльмен.

— Не только ты нервничаешь около него, — сказал Прайд.

Я посмотрел на него. — Что я пропустила?

— Не только Анита обрела власть как наша злая королева — сказала Родина.

— Не могли бы вы перестать называть меня так? — сказала я.

— Как пожелаешь, но ты наследница силы нашей мертвой королевы, и через тебя она течет ко всем тем, кто метафизически связан с тобой.

— Мы все разделяем силу, и что?

Она смотрела на меня так, словно я была глупой или намеренно глупой.

Натаниэль ответил: — Сексуальная привлекательность Жан-Клода возросла.

Я нахмурился на него. — Это невозможно.

— Это возможно — сказал Прайд. — Я полностью гетеросексуален, но я замечаю Жан-Клода так, как я этого не делал до Ирландии.

— Прайд прав. Все началось после Ирландии — сказала Клаудия.

— Вы говорите, что естественная харизма Жан-Клода стала намного лучше? — спросила я.

Они оба кивнули.

— И когда кто-нибудь собирался нам об этом сказать? — сказала я.

— Они только что сказали тебе — сказал Никки.

— У вас обоих проблемы наедине с Жан-Клодом? — Спросил Мика.

Они обменялись взглядами друг с другом. Клаудия покачала головой и сказала:

— Я уверена, что никогда не буду наедине с ним.

— Ты говоришь, что не доверяешь ему наедине с тобой?

— Анита, не заставляй меня говорить об этом.

— Я скажу это за нас обоих — сказал Прайд.

— Один из вас скажет это — сказала я.

— Это не Жан-Клоду мы не доверяем; а себе, — сказал Прайд.

— Вы говорите, что боитесь, что будете?.. что? Броситесь на него? — спросила я.

— Не совсем — сказал он.

— Тогда что? — спросила я.

— Если он попросит нас дать ему кровь, я не думаю, что мы откажемся — сказала Клаудия.

— Вы никому не даете кровь — сказала я.

— Я знаю.

— Мы говорим, что если Жан-Клод захочет воспользоваться выросшей силой, что обрели вы все, то могли бы дать — сказал Прайд.

— У вас есть проблемы с кем-то из нас? — спросила я.

— Не такие, как с Жан-Клодом — сказала она.

— Мне нравятся женщины, и у меня до сих пор не так много проблем с тобой, как с ним — сказал Прайд.

— Полезно знать — сказала я.

— Ты действительно счастлива, зная, что их больше привлекает Жан-Клод, чем ты? — спросила Родина.

Я кивнула.

Она засмеялась.

— Что? — спросила я.

— Большинство женщин были бы обеспокоены этим — сказала она.

— Для меня это облегчение — сказала я.

— Почему? — Это был Ру.

— Я не хочу, привлекать людей магией к себе; это просто жутко.

— На протяжении веков были мужчины и женщины, которые заплатили бы целое состояние, чтобы найти те самые заклинания, которые тебе не нужны — сказал Ру.

— Любовные зелья и амулеты, и тому подобное, такие вещи являются незаконными не без причины, — сказала я.

— Это незаконно, потому что люди будут использовать любовные заклинания, если смогут найти те, которые работают — сказала Родина.

— Я не думаю, что существует такая вещь, как настоящий приворот — сказал Мика.

— Не настоящая любовь, — сказала Родина, — но похоть; таких много.

— Похоть проще, чем любовь, всегда была — сказал Ру.

Родина кивнула с торжественным лицом.

Я посмотрела на брата и сестру и почувствовала, что у них была история связанная с этим. Я думала о том, было ли это моим делом. Ру посмотрел на меня.

— Я чувствую твое любопытство. Я бы спросил, имею ли я на это право: пожалуйста, не спрашивай эту историю о нас.

Я заглянула в его черные глаза с обрамлением вокруг них и подумала, что если он собирается подводить глаза, ему нужно сделать что-то менее консервативное с его волосами. Я сказала вслух: — Ты можешь сохранить свою историю, Ру.

— Спасибо, моя королева. — Он сделал поклон, который шел с титулом.

— Не нужно кланяться — сказала я.

— Ты великодушна в обращении с нами. Я хочу, чтобы ты знала, что я ценю это.

— Хорошо, и всегда пожалуйста — сказала я.

— Ты хочешь, чтобы мы поговорили об этом с Жан-Клодом? — Мика спросил Клаудию.

Она выглядела потрясенной. — О платежной ведомости и охране, да, но о другом, абсолютно нет.

— Прайд? — он спросил мужчину.

— Нет, если только не станет хуже.

— Обещай сказать одному из нас, если станет хуже — сказал Мика.

Они оба пообещали и пошли обратно по лестнице. Мы продолжили путь вниз к нашей кровати. Я внезапно устала.

— Мне жаль, что встреча с Мелани побеспокоила тебя — сказал Натаниэль, когда мы шли по бесконечным ступеням.

— Мне жаль, что от того, как она с тобой общалась, я ревновала.

— Я никогда не был с ней, пока мы встречались.

— Я верю тебе — сказала я.

— Меня это тоже беспокоило — сказал Мика.

— Почему? Ты видел меня с бывшими любовниками раньше.

— Я не уверен, что видел — сказал Мика.

— Он еще не приехал в город, пока ты не был со мной — сказал я.

Он обнял Мику. — Извините, я забыл.

Мика обнял его в ответ, улыбаясь. — Это нормально. Я не думал, что это будет так сильно беспокоить меня.

— Я думаю, что меня беспокоило то, что ты назвал Мелани приятелем по сексу, но она казалась гораздо более серьезной по отношению к тебе — сказала я.

— Я тоже это заметил — сказал Мика.

— Я не могу помочь тому, что она думала или даже чувствовала. Я могу только сказать, что я спал с большим количеством людей одновременно.

— Она знала это? — Спросил Мика.

— Да — сказал он. — Я все еще работал в качестве платного эскорта.

— Ты спал с другими людьми вне работы? — спросила я.

— Да, и я не скрывал этого. Я был распутным, но я оповещал всех, кто интересовался, об этом прежде, чем спать с ними. Я перестал принимать наркотики, и был в программе, чтобы держаться подальше от них, но я использовал секс в качестве своего рода наркотика; Я просто не понимал этого.

Я не была уверена, что сказать на это и, наконец, решила: — Да, терапия.

Он кивнул. — Я боялся спать в одиночестве, и единственная причина, по которой люди спят с кем-то, это секс, поэтому я позаботился о том, чтобы мне его хватало, и я никогда не был один. Все было довольно отчаянно.

— Я рада, что тебе больше не нужно быть в отчаянии — сказала я.

— Я тоже — сказал он, улыбаясь.

— Я третий, — сказал Мика, и подошел, чтобы обнять нас обоих. Мы держались друг за друга на лестнице. Это было так хорошо, я просто хотела вернуться в спальню и свернуться калачиком между ними и спать.

— Было бы странно сказать, что я устала и просто хочу свернуться калачиком между вами и спать?

— Это сработало бы для меня — сказал Мика.

— Я бы солгал, если бы сказал, что не разочарован, — сказал Натаниэль, — но у нас был отличный секс раньше, так что вы можете убедить меня просто поспать, если пообещаете разбудить меня отличным сексом.

— Думаю, мы справимся — сказала я, наполовину смеясь.

— Я сделаю все возможное, чтобы секс был великолепен, когда мы проснемся — сказал Мика.

— Тогда давай спать — сказал Натаниэль, улыбаясь нам обоим.

И на этот раз мы втроем сняли одежду, заползли на большую кровать в комнате Жан-Клода и просто спали. Жан-Клод вернулся со встречи незадолго до рассвета. Он снял с себя одежду и заполз рядом с Микой в кровать, пробормотав: — Так тепло. — У него было время, чтобы заснуть с нами в клубке рук и ног, прежде чем солнце взошло над землей, и он умер на день.

15

Мика и я поговорили с Жан-Клодом о вопросах найма сотрудников службы безопасности, прежде чем вылететь в пятницу на свадьбу Эдуарда и Донны. Когда мы собирали вещи, раздался телефонный звонок по другому спорному вопросу по договору между группами животных на западе. Обычно Мика сорвал бы свадьбу, чтобы позаботиться об этом, но он отправил Джейка и Каазима на частном самолете. Они оба были с ним в последней поездке, чтобы заняться этими двумя группами, поэтому они знали ситуацию так же хорошо, как и он. Это означало, что нам внезапно пришлось искать билеты на коммерческих авиалиниях в Кей-Уэст. Необходимость покупки билетов в последнюю минуту помогла нам принять решение ограничить количество телохранителей, которых мы привезем с собой. С одной стороны, мы все немного задыхались от того, что вокруг так много телохранителей; с другой стороны, в Ирландии у нас была куча телохранителей, и мы почти потерпели фиаско. Выбор, выбор.

Никки и Брэм была данностью, но кто поедет кроме них, было решить сложнее. Джейк и Каазим были бы нашими лучшими кандидатами, но они занимались вопросами Коалиции, чтобы Мика мог наслаждаться поездкой.

Жан-Клод настоял, что если мы возьмем так мало охранников, то двое из них будут из Арлекина. Я не могла поспорить, но тогда Мика настоял, чтобы ни один из дополнительных охранников не был тем, с кем мы спали, поскольку это должно было быть поездкой пары для нас троих. Это было справедливо, но один или несколько из нас спали с остальными Арлекинами, которым мы доверяли. Да, да, нам нужно перестать спать с нашими сотрудниками, иначе нам понадобится специалист по персоналу. Поскольку я не могла придумать ничего лучше, Родина и Ру сидели позади нас.

Они появлялись в несоразмерных черных футболках с лозунгами молодого и злого человека, мешковатых шортах цвета хаки и военных ботинках. Ботинки 5.11 были единственной вещью, которая была частью их обычной одежды — ну, и черный карандаш для глаз. Они не были похожи на профессиональных телохранителей, но, честно говоря, меня больше всего беспокоило то, что на мне был почти такой же наряд, за исключением того, что на мне была надета черная майка поверх синих джинсовых шорт и черная рубашка в стиле бойфренда поверх майки. На мне были даже мои собственные ботинки 5.11, пара с боковыми молниями, идеально подходящая для прохождения через аэропорт. Если бы я сначала увидела их одежду, я могла бы переодеться или заставить их это сделать. Я должна была быть боссом, в конце концов.

Я выбрала свою одежду не только для комфорта; Я выбрала ее, потому что знала, что она поможет спрятать пистолет на талии. У меня была лицензия небесного маршала, поэтому у меня было разрешение проносить оружие в самолет, но многие люди нервничали из-за оружия, и последнее, что мне было нужно, это добрый самаритянин, который подумал, что я собираюсь угнать самолет, пока Никки и Брэм сидели лишь на несколько мест подальше от меня. Бедный самарянин ничего не должен узнать. Поэтому в интересах безопасности каждого я выбрала одежду, которая будет держать пистолет в секрете.

Брэм был единственным из нас в джинсах с белой майкой, заправленной в них, и черной рубашкой, расстегнутой как пиджак поверх майки. Он был одет в черные ботинки 5.11, как и мы трое. У Никки была черная майка и большая гавайская рубашка с ярким рисунком, расстегнутая поверх майки. Смелый рисунок скроет его пистолет, как и черная рубашка Брэма — как только мы приземлимся, и они смогут достать свое оружие из зарегистрированного багажа. Бедра Никки не поместились бы в большинстве шорт, поэтому он был одет в обрезанные джинсы, которые сам сделал. Он надел черные ботинки Vans вместо военных ботинок.

Я знала, что свадьба была во Флориде. Я знала, что ближайший аэропорт был в Кей-Уэсте. Чего я не знала, так это того, что аэропорт недостаточно велик для действительно больших самолетов, так что в нашем самолете было два места на одной стороне, одно место на другой стороне прохода и круглая металлическая труба, которая была слишком маленькой для моей клаустрофобии. Я была не единственной, кого знала со страхом перед полетом, аэрофобией, но я была единственной, кого знала с сочетанием фобий. Я думала, что стала лучше летать из-за того, что хорошо справлялась с полетами в Нью-Мексико и обратно, но эта поездка научила меня тому, что, хотя мой страх перед полетом может ослабнуть с помощью своего рода иммерсионной терапией из-за деловых полетов, клаустрофобия не сильно улучшилась.

Я не пугалась небольших пространств, пока не попала в пещеру с водой, в темноте. Это было начало клаустрофобии, но мне еще довелось проснуться в паре гробов, когда вампиры захватили меня и решили припасти как закуску на потом. Проснувшись в кромешной тьме рядом с мертвым телом, которое, как ты знаешь, через несколько часов оживет и будет питаться тобой… Я имела право на свою клаустрофобию.

Я сидела в маленьком самолете, думая, что это намного лучше, чем оказаться в темном гробу с вампиром. Это было, действительно было, и этот самолет был полностью работоспособен, совсем не такой, который чуть не разбился, когда я летела на нем десятилетие назад, что и вызвало у меня страх перед полетом. Я была в вертолете, который совершил аварийную посадку в последний раз, но он не сделал фобию хуже. Просто не улучшило ситуацию.

Я сидела рядом с окном, потому что это помогало справляться с клаустрофобией. Если бы только наблюдение за облаками и океаном таким далеким, не усугубило бы аэрофобию. Я закрыла глаза и крепче вцепилась рукой в кресло. Я старалась не сжимать бедро Мики так же крепко, как подлокотник кресла. Я держала его за руку так, что он перестал чувствовать пальцы, поэтому он перенес мою руку к своим джинсам и бедру. На одном рейсе я на самом деле пустила ему кровь через джинсы, так что я действительно пыталась контролировать свою силу. Он не должен истекать кровью, из-за того, что я вела себя как большой ребенок в самолете.

Самолет тряхнуло, а затем ударило о воздушную яму, словно машина проехала по ухабистой дороге. С закрытыми глазами мой желудок начал бунтовать, поэтому мне пришлось открыть глаза. Я никогда не блювала в самолете и не хотела начинать.

— Анита, дорогая, все хорошо, — сказал Мика.

Я повернулась и посмотрел на него. Солнечный свет позади меня попал на его лицо, заставляя зрачки его глаз сузиться по спирали до булавочной головки так, чтобы зеленые и золотые радужки заполнили его глаза. Их обрамляли его новые очки. Мы, наконец, убедили его приобрести цветную оправу. Она представляла собой смесь коричневого и зеленого, как черепаховый панцирь, из-за которых зеленый цвет в его леопардовых глазах был более заметным, чем желтый, но, возможно, это была частично зеленая футболка, в которую он был одет, и загар. Как у человека, у него было прекрасное зрение, но кошки, даже леопарды, близоруки, и теперь Мика тоже. Я почувствовала себя лучше, просто смотря на него, когда самолет снова вздрогнул. Он как бы скользил вбок, как будто на каком-то невидимом небесном шоссе был лед. Я вдруг снова почувствовала себя не хорошо.

— Все в порядке, Анита. Это просто небольшая турбулентность.

— Тебе легко говорить — Это звучало раздражительно даже для меня, а я не хотела сердиться на него. Несколько ночей сна в Сент-Луисе с нами помогли прогнать мрачное настроение, которое он испытывал в отношении дела во Флориде. Действительно отличный секс, как и секс втроем тоже помогли. Я не хотела, чтобы дождь омрачил его день из-за того, что я капризничала.

Его улыбка расширилась, как будто я и не сердилась.

— Ты знаешь, что я чувствую по поводу твоего страха перед полетом.

Я нахмурилась, потому что ничего не могла с этим поделать.

— Ага, что то вроде того, что я боюсь летать.

— Мне не нравится, что ты боишься, но то, что я могу быть смелым для тебя, довольно мило.

— Мы могли бы поговорить о работе; это обычно отвлекает меня.

Натаниэль наклонился через проход от одиночного сиденья с той стороны и сказал:

— Мне нравится, что вы оба большие и смелые для меня, но не говорите о работе. Вы обещали. — Он улыбнулся и протянул руку Мике, который взял ее, и между ними было достаточно места, чтобы можно было провести руками по проходу. Мне бы пришлось сжать руку Натаниэля и отпустить.

Поскольку Натаниэль был единственным из нас, у кого не было разрешения на скрытое ношение оружия, ему не нужно было придерживаться темных тонов или узоров, которые скроют его позже, поэтому он был одет в бледно лавандовую майку, темные шорты цвета хаки и фиолетовые кроссовки. Майка демонстрировала мускулы на его плечах и руках, и шорты были плотно прижаты к его заднице, но свободные в другом месте. Я не была уверена, как шорты справились с этим, но это означало, что он выглядел великолепно, и спереди и сзади.

— На свадьбе не будет разговоров, если с моими… клиентами не случится что-нибудь новое — сказал Мика. Его лицо уже теряло часть своего счастья, напряжение наполняло его тело, где я прикасалась к нему.

— Спасибо, — сказал Натаниэль, и поднял руку Мики, чтобы легко поцеловать костяшки его пальцев. Мика улыбнулся, и некоторое напряжение ослабло. Я поцеловала его в щеку, и он повернулся и посмотрел на меня, снова улыбаясь.

Пришло объявление о посадке, и мой пульс мгновенно попытался вылезти из горла. Это было так смешно, что моя фобия все еще была такой ужасной. Я вцепилась в бедро Мики через джинсы, сделала несколько глубоких вдохов и сосредоточилась на контроле дыхания. Он положил руку на мою, что заставило меня посмотреть ему в глаза. Он улыбнулся, и была такая уверенность, уверенность, что у нас все будет хорошо. Перед лицом его спокойствия было трудно бояться. Он был моей постоянной силой почти с момента нашей встречи. Он соответствовал роли в моей жизни, которую я даже не знала, что нужно было заполнить, как если бы он пришел на работу, на которую я не объявляла вакансию, но мне действительно нужен был кто-то, кто мог бы этим заняться.

Он наклонился, чтобы поцеловать меня, и мы все еще целовались, когда колеса самолета врезались в асфальт. Я испугалась и отстранилась от поцелуя, глядя в его лицо с нескольких дюймов, но мы были на земле, и моя фобия ушла до следующего раза. Самолет дернулся, как будто пилот вжал ногу в тормоз со всей силы. Нас бросило вперёд, мы все еще тормозили; самолет немного сместился в сторону, как будто мы покидали взлетно-посадочную полосу.

— Все в порядке, Анита, — сказал Мика, — это короткая взлетно-посадочная полоса. Пилот должен использовать тормоза.

У меня пересохло во рту, когда я сказала: — Короткая взлетно-посадочная полоса; ты хочешь сказать, что у нас закончится взлетно-посадочная полоса?

— Нет, — сказал Мика, схватив меня за руку, — у нас все будет хорошо.

Самолет, наконец, вздрогнул и остановился.

Брэм сказал: — Я держу пари, что пилот недавно из военно-морского флота.

— Почему? — Спросил Никки.

— Он приземляется так, будто пытается посадить истребитель на палубу авианосца. А теперь это короткая взлетно-посадочная полоса.

Мне пришлось тяжело сглотнуть, чтобы преодолеть сухость в горле и сказать: — Напомни мне никогда не пытаться приземлиться на авианосец.

— Сначала мы должны посадить тебя в истребитель — сказал Брэм и покачал головой.

— Ты прав — вам нужно накачать меня, как мистера Т из старой команды А, чтобы посадить меня на истребитель, не говоря уже о приземлении, более захватывающем, чем это.

Сработал знак ремня безопасности, и щелчки расстегиваемых ремней, заполнили самолет, когда люди поднимались на ноги и протискивались в проход. Никки и Брэм встали на ноги и заблокировали всех остальных по обе стороны от нас, чтобы Натаниэль и Мика могли встать на ноги и достать сверху ручную кладь. Я вынула свою небольшую сумку из-под сиденья и встала, все еще в ловушке у окна. Мне пришлось наклониться, иначе я бы ударилась головой. Было больше чем одна причина, по которой у Никки и Брэма или у Натаниэля были места у прохода.

Широкие плечи Никки действовали как стена для людей, заполняющих самолет позади него. Люди впереди Брэма ждали настолько близко к выходу, насколько позволили стюардессы, пока мы все ждали, когда дверь откроется.

Брэм пристроил свой большой рюкзак и посмотрел на меня.

— Если бы ты думала, что тебе необходимо сесть в истребитель и приземлиться на авианосце, ты бы это сделала. Мистер Т не нужен.

— Определи необходимость — сказала я.

— Спасая жизни.

— О, это важно — сказала я. — Ну, да, если ты так говоришь, и если бы у меня не было другого выбора добраться до необходимого места.

— Я надеюсь, что тебе никогда не придется совершать посадку на авианосец, потому что ты ненавидишь это, но я знаю, что ты могла бы сделать это, если бы пришлось.

— Откуда ты знаешь? — спросила я.

— Потому что ты не можешь позволить ничему победить тебя.

— Я собирался сказать, просто потому что ты смелая, но то, что сказал Брэм, работает — сказал Натаниэль.

Я не была уверена, что ответить на все комплименты. Я испытывала неловкость с некоторым смутным смущением, а почему, не была уверена.

— Моя бабушка сказала бы это потому, что я такая упрямая.

— Это тоже — сказал Мика и подвинулся, чтобы я могла втиснуться рядом с ним, когда дверь открылась, и люди, наконец, начали выходить из самолета. Он быстро поцеловал меня, прежде чем мы начали смешиваться с очередью за Брэмом. Натаниэль проскользнул позади нас, и Никки пошел позади, как подвижная стена. Мы были зажаты между телохранителями, в безопасности, как дома, но я беспокоилась о Натаниэле. Мика и я могли бы позаботиться о себе, но наш общий мальчик тренировался не так усердно, как мы. Это не было необходимо для его работе, поэтому, когда мы переместились по проходу с Брэмом и Никки, я чувствовала себя достаточно безопасно, но впервые моя клаустрофобия отодвинула мои опасения по поводу Натаниэля. Самолет был контролируемой средой, для этого было достаточно двух охранников, но как только мы войдем через дверь в широкий мир, это будет совсем не контролируемо. Я вдруг захотела, чтобы мы смогли поставить Родину и Ру впереди самолета рядом с нами, но это было глупо, потому что мы могли выходить из самолета только по одному. Мы подождали бы их на асфальте, пока они догонят нас, но меня снова поразило, что я неоправданно беспокоюсь о безопасности Натаниэля. Я знала, что это не логично, но некоторые вещи не связаны с логикой; они о чувствах, а чувства — одни из самых нелогичных вещей в мире.

Брэм был в дверях, солнце было таким ярким, что вокруг его тела образовался ореол. Я с опозданием поняла, что солнечные очки были бы хорошей идеей. Я оглянулась назад и обнаружила, что остальные трое мужчин уже надели темные очки. Это была только я, застрявшая наверху лестницы, пытающаяся найти свои очки в большой сумке/портфеле, которую уговорили меня купить. Это должна была быть идеальная дорожная сумка, но, как всегда, когда речь шла о женских сумочках, это была ложь. У каждой сумочки есть своя подвижная черная дыра, которая пожирает вещи и потом выплевывает их обратно. Это гребаный червь. Я могла щуриться, пока мы не оказались внутри терминала.

16

Мы подождали на взлетной полосе Ру и Родину пока они выйдут из самолета. Это дало мне время выловить мои солнечные очки из новой сумочки. Р и Р наконец спустились по лестнице, смеясь и выглядя расслабленными, как будто они наслаждались полетом. Рада, что хоть кто-то. Они встали по обе стороны от нас, как в Цирке. Брэм держался впереди, а Никки — сзади. Я чувствовала, что у нас внезапно появилась табличка «Телохранители»! но это, вероятно, было менее очевидно, чем казалось. Если это беспокоило Натаниэля или Мику, то я этого не заметила.

Мы втроем пошли рука об руку по асфальту к длинному низкому зданию с большой надписью «Добро пожаловать в Республику Конч», как будто мы въезжали в новую страну. Когда мы подошли ближе, я увидела надпись поменьше «Добро пожаловать в Кей-Уэст», она находилась под высеченными над дверьми, ведущими в аэропорт, статуями. Статуи, или что бы это не было, были похожи на родителей с двумя детьми на одной стороне, а жена обращалась к трем людям на другой стороне. Трое, вероятно, тоже должны были быть семьей, но там не было фигуры матери, только пожилой мужчина, молодой человек и мальчик. Двое пожилых мужчин тянулись к женщине. Как будто они пытались добраться до большой таблички в середине, которая гласила 90 миль до Кубы, самой южной точки. Я предполагаю, что каждый нуждается в пункте продажи.

— Республика Конч, какого черта?

— Кей-Уэст однажды пытались выйти из состава Соединенных штатов и даже объявили войну остальной части страны — сказал Мика.

— Ты шутишь — сказала я.

Он улыбнулся мне, его глаза были скрыты за солнцезащитными очками.

— Ты даже можешь получить паспорт Республики Конч. Это не настоящий паспорт, но они все еще его предлагают.

— Вы узнали все это в командировках? — спросила я.

— Мы отправились на трамвайную экскурсию — сказал Натаниэль.

— Это было достаточно интересно, чтобы повторить?

— В целом, — сказал он, Мика согласился, и он повернул меня за руку.

— Все, что мы трое можем сделать вместе, будет прекрасно — сказал он. Мы все улыбались и были счастливы, но мои мысли вернулись к большому человеку, который шел у нас в арьергарде. Никки был моим любовником — мы любили друг друга, не так, как я любила двух мужчин, которые держали меня за руки, но все же было странно не пускать его к себе. Мы все обсуждали это заранее. Никки будет работать вместе с Брэмом, а это значит, что пока он был на работе, он не был моим любовником, братом Натаниэля или кем-то еще, кроме телохранителя. Это должно было быть так, иначе нам понадобилось бы больше охранников. Но у меня все еще было чувство несправедливости по отношению к Никки.

Родина пошла так, что оказалась позади Брэма, и Ру снова вернулся к Никки, когда мы прошли через двери в аэропорт. Я оглянулась на Никки, но он осматривал аэропорт в поисках опасности. Он был на работе; любые тоскливые взгляды, которыми я хотела бы поделиться, должны были быть направлены на Мику или Натаниэля, пока мы не будем в безопасности где-нибудь внутри, и даже тогда, это будет зависеть от того, где мы будем и, что будет происходить. Первым делом он был телохранителем, а все остальное — вторым. Это должно было быть так, но я все еще чувствовала себя странно из-за этого.

Все четверо охранников сканировали массу людей на предмет опасности, но поскольку большая часть этой массы только что вышла с нами из Сент-Луиса, они уже просматривали каждого из них, когда садились на борт самолета. Брэм, Никки, Ру и Родина стояли вокруг нас, как валуны разных размеров, посреди реки, так что вокруг нас текла толпа, потому что внезапно оказалось больше людей, чем мог вместить наш маленький самолет.

— Другой самолет приземлился перед нами? — спросила я.

— Нет — сказал Никки.

— Я говорил, это маленький аэропорт — сказал Мика.

Я оглянулась и поняла, что все три агентства по прокату автомобилей были напротив дальней стены. Из стены справа торчала небольшая петля конвейерной ленты, а посередине комнаты находился бар с соками и напитками. Стена позади нас была покрыта рекламой и листовками местных достопримечательностей. Я задавалась вопросом, что такое Сухие Тортуги и почему мне хотелось бы их посетить.

— Где пункт выдачи багажа? — спросила я.

— Дальше налево, в эту дверь, мимо другой багажной ленты, — сказал Брэм.

— Багаж еще не выгружен — сказал Мика. — У нас есть время.

— Откуда ты это знаешь? Может, они сегодня быстрые — сказала я.

Он улыбнулся мне и покачал головой. — Я прилетал сюда три раза за последние полтора месяца. Это небольшой аэропорт с небольшим персоналом. Они все сделают, но можешь уже начинать приспосабливаться к островному времени.

— Что за островное время? — спросила я подозрительно.

Он улыбнулся. Натаниэль засмеялся и сказал:

— Мне здесь понравилось непринужденное течение жизни, но через некоторое время это начало раздражало Мику, и ты, вероятно, будешь это просто ненавидеть.

— Насколько все непринужденно? — спросила я.

— Это время острова, — сказал Мика.

— Да что это значит?

— Что тебе лучше надеяться, что тот, кто тебе нужен, не сорвется с работы, чтобы заняться дайвингом, парусным спортом или рыбалкой — сказал Брэм с отвращением.

— Это не все — сказал Мика.

— Похоже на это — сказал Брэм.

— Но мы в отпуске, — сказал Натаниэль, — так что это не так важно.

— Если мы сможем найти способ помочь людям, которые живут на Кирке, я собираюсь сделать некоторую работу, Натаниэль.

Натаниэль изменился в лице.

— Я видел фотографии. Если бы мы могли реально помочь им, то стоило бы пожертвовать частью нашего первого в истории отпуска.

Мика притянул его ближе, чтобы он мог быстро поцеловать его. Мика редко дарил поцелуи на публике другому мужчине. Это вернуло улыбку Натаниэлю, словно солнечный свет после дождя, как будто в его глазах должны были быть радуги от счастья.

— Спасибо за понимание — сказал Мика.

— Мы бы лучше поняли, если бы увидели фотографии — сказала Родина.

— Это необходимо знать только нам — сказал Мика.

— И нам не нужно знать — сказала она.

— Нет.

— Никки и Брэм видели их, сестренка — сказал Ру.

— И мы просто должны доверять им, чтобы они делились с нами информацией, если это необходимо? — сказала она.

— Да, — ответил он, и, казалось, вполне доволен разделением труда.

Она вздохнула, но оставила тему.

— Радуйся, что тебе не нужно видеть эти фотографии — сказал Натаниэль.

Мы с Микой оба обнимали его одновременно, и только длительные тренировки в групповых объятиях не давали нам мешать друг другу.

— Мне жаль, что пришлось привнести больше ужасов в твою жизнь — сказал Мика.

— Это для хорошего дела — сказал Натаниэль, а затем откинулся назад, чтобы видеть лицо Мики. — Но это не меняет того факта, что я не хочу, чтобы ты тащился на работу, если это не поможет или ничего не изменит — Теперь он выглядел серьезным; не грустный, но решительный.

— Я сделаю все возможное.

Натаниэль выглядел подозрительно.

— Мне тоже нужен этот отпуск — сказал Мика.

— Хорошо, но я серьезно, Мика, и ты тоже — сказал он, глядя на меня.

— Эй, а я что сделала? — спросила я.

— Пока ничего, но ты такая же неугомонная, как и он в работе — Натаниэль бросил на меня взгляд, который, я думаю, каждый из супругов, в конце концов, заработает. Это взгляд «я знаю тебя слишком хорошо, так что даже не пытайся сказать мне, что я ошибаюсь». Мы еще не были женаты, но мы жили вместе пять лет. Некоторым вещам не нужно обручальное кольцо, просто время.

— Я не буду извиняться за свою работу — сказала я.

— Я не хочу, чтобы ты извинялась, но я хочу, чтобы эта поездка была посвящена свадьбе и просто веселью.

— Работы Мики будет труднее избежать, но я сделаю все возможное, если тела не начнут падать.

— Это если кто-то говорит: «Тихо, слишком тихо»? — Спросил Никки. Я посмотрела на него, но он все еще просматривал толпу, как будто и не говорил.

— Или «у меня плохое предчувствие»? — сказал Брэм, он тоже все еще смотрел на толпу.

— Не начинай тоже — сказала я.

— Кто должен забрать нас? — Спросил Мика.

— Донна сказала, что тот, кто свободен, будет здесь. Это не она или Тед, — сказал Натаниэль.

— Боже, надеюсь, что это не Дикси — сказала я.

— Разве я бы так поступил с тобой? — сказал мужской голос, и тогда я, наконец, смогла увидеть Бернардо Конь-в-Яблоках в толпе.

17

Он был высоким, темным и красивым, с теми совершенными скулами, которыми обладают только некоторые этнические группы. Бернардо был коренным американцем. Красная майка отлично смотрелась на фоне идеального коричневого цвета его кожи. Свободная рубашка была поверх синих джинсовых шорт. Тело, не скрытое майкой и шортами, было мускулистым и говорило о работе в спортзале. Он выглядел бы еще лучше, если бы заправил рубашку в шорты, но тогда бы показался пистолет на поясе его шорт. Как я узнала, что у него пистолет на поясе? Потому что майка оставляла слишком много голой кожи для наплечной кобуры, а шорты сразу дали понять, что у него нет оружия на лодыжке. Как я узнала, что у него есть пистолет? Потому что это было единственное объяснение свободной рубашки, а не плотно облегающей, и это был Бернардо. Кроме того Жан-Клод согласился на наше путешествие с таким небольшим количеством охранников, только потому, что Бернардо, Эдуард и другие сотрудники правоохранительных органов собирались быть на свадьбе. Почти все друзья со стороны жениха были либо полицейскими, либо военными, поэтому, если что-нибудь случится, у нас будет дополнительная защита, или что-то в этом роде.

В тот момент, когда я поняла, что я не единственная в нашей группе с пистолетом, напряженность, которая я даже не знала что есть, ослабла. Никки и Брэм оба были великолепны, но одна серебряная пуля на расстоянии, и ничего из этого не имело бы значения. Я была очень рада видеть Бернардо, и теперь у нас было как минимум два пистолета.

Возможно, из-за этого я улыбалась ему немного дольше, чем обычно.

Натаниэль первым добрался до него, пожимая руку, а затем, обнявшись в этом объятии парня одной рукой, которое так и кричало: Мы не геи! как будто любой физический контакт между друзьями был потенциально сомнительным. Я не была парнем, поэтому могла бы обнять его, но с Бернардо у нас была не такая дружба. Мы были больше друзья по работе, поэтому я протянула руку. Он пожал ее, обернув своей, гораздо большей рукой, а затем втянул меня в то же неуклюжее объятие парня, как и с Натаниэлем. Только я была на пять дюймов ниже, поэтому мое лицо утонуло в упругости его груди, так что это было еще более неловко, но он переместил меня в сторону одним танцевальным движением, и сделал этот неловкий момент более изящным.

Я отступила и сказала: — Мы не на работе, мог бы просто обнять.

— Кто бы мне это говорил. — Сказал он и рассмеялся. Я заметила, что некоторые из нашей группы смотрят на него, кто открыто, а кто скрытно. Он был Голодом, как Эдуард Смертью, а я Войной. Почему Голод? Потому что он был настолько красив, что заставлял людей жаждать его, но его на всех не хватало и они оставались ни с чем. Я думала, что это метафора, но он был четвертым по количеству убийств, среди сверхъестественных маршалов, поэтому был одним из всадников. Бернардо вел себя так, будто не замечал смотрящих на него людей, но я знала, что это не так; он всегда всех замечал, и ему это было приятно. Он был красивым мужчиной и знал это, и не видел ничего плохого в том, чтобы пользоваться своей красотой. Мои собственные проблемы с привлекательностью никогда бы не позволили мне быть такой расслабленной, но, эй, это ведь я.

Никки ему просто пожал руку, а затем представил Брэма Бернардо. Я забыла, что они никогда не встречались. Иногда я забываю, что люди из разных кругов моего общения не знают друг друга.

— Бернардо, это Мика — сказала я, улыбаясь, потому что снова казалось, что они уже должны быть знакомы.

Бернардо пожал руку, сказав: — Я вижу тебя в своей новостной ленте так часто, что кажется, что мы уже встречались. — Он улыбнулся, говоря это.

Мика улыбнулся в ответ. — И я слышал очень много историй о тебе, такое чувство, что мы должны знать друг друга.

Бернардо посмотрел на Родину и Ру, которые все еще наблюдали за толпой. — Но эти двое новенькие.

— Бернардо, это Розмари и Рут Эрвин. — Это были имена в паспортах, которые они использовали в аэропорту. Все Арлекины имели юридические личности, хотя спустя сотни лет юридическая и реальная уже не были одним и тем же. Не похоже, что у них были подлинные свидетельства о рождении. Никто не делал свидетельства о рождении до падения Рима.

Родина улыбнулась и закатила глаза, протягивая ему руку.

— Я знаю, это и правда ужасные имена, но мама серьезно занималась садоводством. — Ее акцент был идеальным средне-западно-американским. Ее выбор слов наталкивал на мысль, что ей было лет двадцать с небольшим, и было в ней что-то подростковое. Она собиралась играть возраст соответствующий ее внешности. Я не знаю почему, но это беспокоило меня.

— Эй, по крайней мере, она не дала тебе имя мальчика, как мне девчачье. — Сказал Рут. Тихого и застенчивого мальчика уже не было, он стал более раскованным парнем. Интересно, будут ли они появляться и уходить так, как это делал Эдуард с Тедом?

Бернардо посмотрел на меня. — Подрабатываешь няней или привела друзей для Питера?

Я не знала, что сказать, потому что я отсасывала в придумывании подобных отговорок. До этого момента они ничего не делали, кроме использования других имен, поэтому это застало меня врасплох.

— Мы снова сделали тебя несчастной — сказал Ру.

— Какими ты хочешь, чтобы мы были? — спросила Родина.

— Старше — сказала я.

Натаниэль сказал: — Вы должны быть достаточно взрослыми, чтобы попасть в бар или клуб.

— Хорошо — сказала она и вложила все подростковое беспокойство в это одно слово. Она повернулась и улыбнулась Бернардо, и внезапно стала старше. Это было тонко, но так, как будто в нее вселился другой человек. Такая перемена немного тревожила.

— Морган Эрвин, доктор Эрвин, но я говорю доктор вторым, чтобы люди не думали, что я врач.

Бернардо пожал ей руку, выглядя немного смущенным, но он достаточно долго дружил с Эдуардом, чтобы смириться с этим. — В чем вы доктор, если не в медицине?

— История.

— Вы преподаете?

— Нет, одно время я была куратором древностей.

— В музее? — спросил он.

— Что-то вроде того. — Она сладко улыбнулась, говоря это, но в ее выражении сохранялась определенная усталость, с которой она выглядела старше двадцати.

Бернардо повернулся к Ру, протянул руку и сказал: — Не могу дождаться узнать кто вы.

Ру широко улыбнулся, таким я его еще не видела. — Д-р Уайетт Эрвин, но я тоже не врач.

— История? — спросил Бернардо.

— Нет, литература.

— Это означает, что после учебы в колледже, он еще долго спрашивал у людей, хотят ли они картошки фри — сказала Родина.

Бернардо переводил взгляд с одного на другого, а затем посмотрел на нас.

— Не могу дождаться, когда услышу, что же нового в твоей жизни, Анита.

— И я не могу дождаться, когда же расскажу тебе.

— Багаж начинает прибывать — сказал Никки.

— Отлично — сказала я. Багаж я понимала, а последние несколько минут с нашими новыми телохранителями, не очень.

18

Мы погрузи наши чемоданы на тележку, прежде чем пошли за остальными сумками в комнату с табличкой, которая гласила «Требование багажа». Мы показали наши удостоверения личности и потребовали запертые сумки у человека в комнате. У Мики был только один пистолет в сейфе с дополнительными боеприпасами, но у остальных из нас была, по крайней мере, одна большая сумка со снаряжением, которая в длину была почти как я. Потребовалось меньше времени, чтобы получить наше оружие, чем чтобы получить наш обычный багаж.

Я позволила Никки взять одну из моих сумок со снаряжением, чтобы я могла перекинуть другую через плечо и держать руку свободной для своего пистолета. Пока у нас не было возможности перевооружиться на стоянке или в машине, мы с Бернардо были единственными, кто был вооружен. Когда мы вышли на солнечный свет за двери аэропорта, меня больше всего беспокоило, что мы все не вооружены, как взвод. По крайней мере, на этот раз я не забыла надеть солнцезащитные очки.

Это была просто короткая прогулка к парковке. Очевидно, Бернардо арендовал внедорожник как раз перед тем, как мы приземлились, чтобы привезти нас.

— Кто тебя привез? — Спросил Мика.

— В отеле есть водитель и машина, которым можно воспользоваться, если никто другой не зарезервировал их. У них было окно, чтобы подвести меня в аэропорт, но для обратной поездки они были забронированы, — сказал он, проходя через большую открытую зону парковки. Он пошел, прямо к белому внедорожнику, не проверяя номера на парковочных местах. Он выяснил все до того, как мы приземлились.

— Вы хотите просто загрузить багаж, и я отвезу вас к лодке? — спросил он, открывая багажник внедорожника.

— Лодке? — спросила я.

— Разве никто не говорил тебе, что Кирке Кей — это остров у побережья?

— Дерьмо, говорили. Я просто не сложила два плюс два.

Он сверкнул белой улыбкой на его темном лице.

— Не похоже на тебя, чтобы ты упускала что-то столь очевидное, Анита.

— Это был тяжелый год. — Я пыталась сказать это шутя, но не вышло.

— Я сожалею о Домино.

Я поняла, что он встречал Домино, по крайней мере, один раз.

— Спасибо — сказала я. Я не знала, что еще сказать, поэтому сделала вид, что очень заинтересовалась загрузкой чемодана с одеждой в багажник внедорожника. Он понял намек и не стал ничего больше говорить. Правила для парней означали, что если я не говорю сама, он не будет напирать. Иногда кодекс парней был именно тем, что я хотела.

Никки положил свою сумку с оружием рядом с моим чемоданом и начал ее открывать. Брэм двинулся так, чтобы закрыть его от случайных зрителей. Родина и Ру поняли намек и помогли скрыть, что Никки достал пистолет и ремень с кобурой. Все трое продолжали осматривать пустую парковку, пока Никки вооружался. Мика двинулся за стену из людей и позволил им спрятать его, чтобы открыть свой собственный кейс и достать пистолет. У него была внутренняя брючная кобура, потому что его рубашка была не такой свободной, как у Бернардо, или с узором, как у Никки. Юридически мы могли бы вооружиться на виду у всего аэропорта, но только потому, что это законно, не означает, что люди не нервничают при виде оружия, и было просто вежливо относиться к этому осторожно.

Все, кроме Натаниэля, надели хотя бы один пистолет. Все, кроме Мики и Брэма, добавили ножи. Да, это имело значение для меня. У пистолетов могли закончиться патроны, но острый клинок был всегда готов.

Когда все вооружились, мы заперли кейсы и сложили их в багажник, и могли, наконец, сесть в машину и уехать, кроме того, что я уже была готова поговорить с новыми членами нашей веселой компашки.

— Что за притворство кем-то или чем-то другим?

Родина и Ру посмотрели сначала друг на друга, а затем на меня.

— Мы провели большую часть последней тысячи лет в качестве шпионов. Просто на автомате играли свою роль, — сказала Родина.

— В этой поездке это не прокатит. Вы телохранители, точка. Не переусердствуйте.

— Как мы можем объяснить, что мы похожи на подростков, но ты достаточно доверяешь нам, чтобы охранять свою спину?

— Мы могли бы сказать правду — предложил Никки.

— Нет — сказала Родина.

— Нет — сказал Ру.

— Почему бы нет? — спросила я.

— Если ты хочешь сказать людям, что мы старше, чем мы выглядим, это нормально, но мы всю жизнь жили в уловках, Анита. Мы не готовы быть полностью открытыми с незнакомцами. — Она была настолько серьезна, насколько я ее еще не видела, с тех пор как она приехала в Америку.

— Что ты думаешь, Ру? — спросила я.

— Используй имена из наших паспортов, и мы будем твоими телохранителями. — Он был так же серьезен, как и его сестра.

— Это так неудобно для вас двоих быть телохранителями? — Спросил Мика.

— Если вы позволите нам быть частью вашей группы, и мы не будем явно охранять вас, тогда если на нас нападут, то просто увидят, что мы не высокие, молодые и, возможно, неопытные. Это даст нам преимущество в несколько минут, пока они недооценивают нас с Ру.

— Таким образом, все «давайте притворимся докторами» не было просто раздражающим и неприятным? — сказала я.

— Мы не притворялись про доктора — сказала она.

— Что ты имеешь в виду?

— В одном городе мы были очень долго — сказала Родина.

— У нас обоих есть несколько академических степеней — добавил Ру.

— В самом деле?

Они оба кивнули.

— Это действительно история и литература? — спросила я.

Они снова кивнули.

— Ты действительно была куратором древностей?

— Да.

— В каком музее? — Спросил Мика.

— Коллекция совета вампиров.

Мы все посмотрели на Родину.

— Я не знала, что у них есть музей — сказала я.

— Не формально, но вампиры собирают вещи. Мы храним сувениры, чтобы напоминать нам о жизни, которую мы имели или могли иметь, или даже сувениры, как это делают современные серийные убийцы.

— Ты сказала мы, но ты не вампир, — сказал Бернардо.

Она дала ему полный вес этих черных глаз. — Не так, как ты имеешь в виду, но и Анита тоже.

— Она человек, и ты тоже.

— Ты — маршал, которого другие офицеры назвали голодом или жаждой. — Это был не совсем вопрос, но он ответил кивком.

— И ты действительно веришь, что Анита, которую маршалы назвали Войной, является человеком?

— Да — сказал он.

— Полностью человек? — Родина задала вопрос, повышая голос.

— Я не совсем уверен, что это значит, — сказал Бернардо.

Она улыбнулась, и на ее лице, наконец, появилось то дразнящее, почти жестокое выражение, которое было для нее обычным.

— Это либо дипломатический ответ, либо ты и вправду не знаешь.

— Он пахнет правдой — сказал Ру.

Они посмотрели на меня одновременно, и это была нервная привычка, от которой я их почти отучила, этим они меня нервировали и беспокоили, и мне это не нравилось. Но иногда они ничего не могли с собой поделать — привычка была слишком укоренившейся.

— Приносим извинения за неудобства — сказала Родина.

— Но мы должны найти свое место среди вас — сказал Ру, заканчивая мысль своей сестры.

Я посмотрела на них двоих. — Думаю, ваша жизнь сильно изменилась, когда вы переехали к нам в Америку.

— Если ты хочешь, чтобы мы вели себя так же, как Никки и Брэм, то когда на нас нападут, и попытаются первыми вывести нас четверых из строя — сказала Родина.

— Но если ты позволишь нам замаскироваться, — сказал Ру, — то некоторое время на нас не обратят внимание и мы сможем спасти вас троих.

— Вы близнецы, не так ли? — сказал Бернардо.

Они повернулись к нему в унисон, как будто ими управлял один разум.

— Нет, мы не близнецы — сказал Ру.

— До Ирландии мы были тройняшками — сказала Родина.

— У нас был брат, — сказал Ру.

— Что случилось с твоим братом? — спросил Бернардо.

— Он умер — ответила Родина.

— Он пожертвовал собой, чтобы спасти Аниту — сказал Ру.

— Ему выстрелили в грудь из дробовика — сказала я.

— Родриго спас Аниту и меня — сказал Натаниэль.

Бернардо посмотрел на него, на меня, а затем на то, что осталось от тройни. — Итак, вы потеряли своего брата, своего третьего.

Они кивнули.

— Это тяжело.

— Да — сказала Родина.

— Мы скучаем по нему — сказал Ру, а потом посмотрел на меня. — Мне жаль, что тебе плохо, Анита, но горе от смерти Роуэн снижает мою способность чувствовать твою боль.

Я почти спросила, кто такой Роуэн, но Родина сказала: — Розмари, Роуэн и Рут Эрвин были нашими именами.

Они не хотели использовать настоящее имя Родриго так же, как и свои. Он был мертв, и они все еще хотели помочь ему скрыть свою личность. Это был уровень маскировки, который я никогда не пойму, но мне и не нужно было его понимать.

— Нам понадобится прикрытие, которое имеет больше смысла, чем то, что вы рассказали Бернардо в аэропорту — сказала я.

Родина улыбнулась мне, и Ру повторил ее улыбку.

— Спасибо, наша королева.

— Не называйте меня так в этой поездке. Вся маскировка полетит к черту.

— Как пожелает наша королева, — сказал Ру. На секунду я подумала, что он шутит, но только на секунду.

19

Внедорожник выглядел большим, пока мы все не попытались в него уместиться. Никки ехал рядом с водителем, потому что его плечи были слишком широкие для нас вместе с ним на заднем сиденье, хотя, если подумать, мы были в среднем ряду сидений, поскольку нам пришлось раскладывать два дополнительных места прямо перед багажником. Разве они не были задним сиденьем? Родина и Натаниэль теснились на них. Мика был зажат между мной и Ру. Брэму, каким то образом удалось сложить свои шесть футов между мной и дверью. Каждый был в паре с телохранителем и на случай нападения мы были прикрыты.

Бернардо выехал с парковки, и как только мы свернули на небольшую дорогу, стало видно океан, сияющий и расстилающийся до горизонта. Я видела океан на западном побережье, вверх и вниз по восточному побережью и в Ирландии, но я никогда не видела такого синего океана. Это был аквамариновый, бирюзовый, как бледный сапфир, как будто Бог измельчил драгоценности и превратил их в воду.

— Ух ты, — сказала я, — я никогда раньше не видела такой цвет воды.

— Вода станет еще красивее, как только мы приблизимся к Мидл Кей — сказал Бернардо. Он повернул налево, и я наблюдала за сияющей водой, усеянной парусниками и моторными лодками, хотя некоторые из них выглядели достаточно большими, чтобы их можно было назвать чем-то другим. Насколько большой должна быть лодка, чтобы называться кораблем??

Я откинулась назад в изгибе руки Мики и посмотрела на мой первый в жизни Карибский синий океан, вдруг осознав, что мы действительно были в отпуске. Немного проехав, мы снова свернули налево на Заморское шоссе, маршрут США 1.

— Это единственное шоссе в Ключах — сказал Бернардо.

— Должно быть, трудно заблудиться — сказала я. Небольшие деревья росли вдоль шоссе, но, даже не видя океана, нельзя было принять это место за Средний Запад или за любое другое побережье. Я не знала, что за деревья росли вдоль дороги, но они были настолько уникальны, что казались чужими, как будто мы были уже не в Америке. Деревья исчезли, и теперь с обеих сторон нас окружал океан, но с одной стороны он был бледно-бирюзово-зеленого цвета, а с другой стороны дороги, как будто вода была полосатой: бледно-бирюзовый, а затем так много оттенков синего: небесно-голубого, королевского синего, кобальтового и, наконец, темно-синего, который был почти черным. Темно-синий напомнил мне глаза Жан-Клода, и мне стало грустно, что его здесь нет.

— Темно-синий цвет похож на глаза Жан-Клода — сказал Натаниэль позади нас.

Я повернулась, чтобы увидеть его, и сказала: — Я подумала о том же.

— Даже если бы он был с нами, он бы все равно не увидел, как выглядит океан — сказал Мика.

Я обернулась, прижатая так близко к нему, что мне пришлось откинуть голову назад, чтобы посмотреть в его лицо.

— Что ты имеешь в виду?

— Солнечный свет — сказал он. — Ночью не видно всей красоты.

— Ооо, — сказала я, — я знала это. Я имею в виду, что знаю, но…

— Но ты все равно забыла — сказал он, обнимая меня одной рукой за плечи и нежно целуя в щеку.

Бернардо сказал: — Ты забыла, что Жан-Клод вампир?

— Не то чтобы — сказала я. Казалось ужасно грустным, что Жан-Клод никогда не увидит, как океан раскинулся по обе стороны от шоссе в оттенках синего и зеленого, сияющий на солнце.

— Он может увидеть его на видео — сказал Натаниэль.

Я повернулся, чтобы подарить ему улыбку.

— Мы могли бы снять видео и отправить ему.

— И фотографии — сказал Мика, улыбаясь.

Я кивнула и лицом прижалась к его лицу.

— Вы действительно будете скучать по нему — сказал Бернардо.

Я подняла глаза от Мики и увидела, что Бернардо смотрит на нас в зеркало заднего вида.

— Почему ты удивляешься? — спросила я.

Он посмотрел на дорогу, а затем снова на нас. — Я вижу, как у тебя дела с Микой и Натаниэлем, и я просто не знаю, как можно найти место для кого-то еще.

— Я полагала, что из всех людей, уж ты бы сразу понял влечение к нескольким людям, — сказала я.

Я заметила его улыбку в зеркале, прежде чем он повернулся, чтобы посмотреть на дорогу. — Меня могут привлекать много женщин одновременно. Это одна из причин, почему я никогда не был женат. Моногамия просто не кажется разумной, когда мир полон красивых, забавных и умных женщин.

— Спасибо за добавление забавной и умной части — сказала я.

Он посмеялся. — Я не ведусь все время просто на внешний вид.

— Большую часть времени — сказала я.

— Ты действительно думаешь, что можешь бросать камни в мой стеклянный дом, Анита? — Он все еще смеялся, говоря это.

— Что это должно означать? — спросила я.

Мика обнял меня немного крепче.

— Дорогая, ты не встречаешься с непривлекательными людьми.

— Вы встречаетесь с людьми, потому что считаете их привлекательными — сказала я.

«Belle Morte была бы счастлива с мужчинами и большинством женщин твоей жизни, Анита — сказала Родина.

— И она выбирает только самых прекрасных из всех, — сказал Ру.

— они все не могут быть самыми прекрасными — сказала я, посмотрев на него, по другую сторону от Мики. Я не знаю, проявилось ли раздражение на моем лице или он чувствовал его.

— Извини, если это тебя оскорбило, моя королева.

— Это не оскорбило меня, Ру. Это просто не сделало меня счастливой.

— Все, что я знаю, это то, что ты недовольна мной, и я сделаю все, чтобы ты снова была счастлива.

— Не говори ничего — сказала я.

— Но это правда.

Никки заговорил с переднего сиденья. — Анита старается не думать о том, что значит, что мы ее невесты.

— Подожди, — сказал Бернардо, — я знал, что Никки был твоей невестой, но ты говоришь, что Ру тоже?

— И я — сказала Родина позади нас.

— Так вы оба являетесь частью полигруппы? — спросил Бернардо.

— Нет — сказала Родина.

— Пока нет — сказал Ру.

Я наклонилась к Мике и уставилась на Ру. — Что это должно значить?

— Мы твои невесты. Это означает, что мы служим любым необходимым или желаемым для тебя способом.

— Я понимаю; Ну и что?

— Все в порядке, Анита — сказал Мика, поглаживая мою руку так, как успокаивают лошадь или собаку.

— Ты хочешь, чтобы они были частью нашей полигруппы? — спросила я, глядя на него, потому что мое замешательство превращалось в гнев, и любая цель подойдет.

— Нет, я не хочу оскорбить никого из них, но сейчас в нашей полигруппе так много людей, что трудно понять, как позаботиться обо всех.

— Тогда почему ты пытаешься успокоить меня, после того, что сказал Ру?

— Он твоя невеста. Разве это не значит, что он должен делать что-нибудь для тебя?

— Да, но я не просила его кормить ardeur. Он здесь как охранник. — Это прозвучало сердито, даже для меня.

— Если это все, что тебе нужно от меня, то я рад быть полезным — сказал Ру, наклонившись к Мике, чтобы он мог видеть мое лицо более четко.

— Мне просто нужно, чтобы ты защитил Натаниэля, Мику и меня; это все.

— Конечно — сказал Ру.

— Мы охраняли королев до тебя, и мы будем охранять королев после тебя, — сказала Родина.

Никки спросил: — Это угроза?

— Нет, просто правда. До смерти нашей первой злой королевы я думала, что мы будем охранять ее всегда. Это вызвало у меня сомнения в постоянстве чего-либо или кого-либо еще.

— Королева мертва, да здравствует королева — сказал Ру.

— И это не угроза? — спросила я.

Он выглядел удивленным, но затем его лицо вернулось к нечитаемой пустоте, которая, казалось, была его наиболее распространенным выражением лица.

— Мы бы никогда не угрожали нашей темной королеве.

— Я даже не уверена, что мы способны угрожать Аните — сказала Родина.

Я оглянулся на нее. — Что это значит, Родина?

— Мы должны заботиться о тебе. Мы вынуждены чувствовать твои эмоции больше, чем свои собственные. Если ты несчастна, это почти физическая боль, пока ты снова не станешь счастлива.

— Ты боль в заднице большую часть времени, и это делает меня несчастной.

— Я сказала тебе, Анита, мне нравится быть болью в заднице. Мне даже нравится боль, когда ты иногда недовольна мной.

— Почему? — Спросил Мика, глядя на нее.

— Я думаю, это помогает мне оплакивать нашего брата. Мне нужна печаль, может быть, даже боль, чтобы я могла его оплакивать.

— Я не наслаждаюсь болью — сказал Ру.

— Я бы получила полную привязанность тебя как покорного и Родину как доминанта — сказала я.

— Ты не должна осуждать людей, которым нравятся подобные вещи, Анита. Так большинство из нас не переносят подобные предпочтения, как у Натаниэля и Никки. Ты этого не делаешь.

— Мы не говорим о наших странных предпочтениях в этом автомобиле — сказала я.

— М-р Конь-в-Яблоках теперь не знает твои предпочтения? — спросил Ру.

— Что это должно означать? — спросила я.

— Вы оба предпочитаете красивых любовников, ты полиамурна, и он заявил, что тоже не моногамен. Почему вы не исследовали возможности друг друга? Поскольку вы работаете вместе, быть любовниками было бы практично; это поможет тебе кормить ardeur на работе маршала.

Я изучала его лицо, потому что он был таким серьезным.

— Не могу спорить с твоими рассуждениями, но я не настолько практична.

— Я бы сказал, что ты одна из самых беспощадных и практичных личностей, которых я когда-либо встречал — сказал Ру.

— Я должна поблагодарить или извиниться?

— Ни то, ни другое. Я твоя невеста; ты не должна мне ничего объяснять.

— Ты так говоришь, но, похоже, не имеешь это в виду — сказал Мика.

— Я не знаю, что ты имеешь в виду, мой король.

— Ты говоришь, что Анита тебе ничего не должна, но ты хочешь от нее чего-то и хочешь, чтобы она тебе это дала.

— Что я хочу от нашей новой королевы?

— Принадлежать, — сказал Мика, глядя в лицо Ру с расстояния в несколько дюймов.

— Мы принадлежим Арлекину — сказала Родина.

— Но Арлекин принадлежит Жан-Клоду и Аните.

— Да, это значит, что и мы тоже — сказал Ру.

— Нет, — сказала Родина, — мы принадлежим друг другу, маленький брат. — Она была злая; гнев от ее слов начал растекаться по всей машине.

— Если ты потеряешь контроль и поднимешь зверей Аниты, я разозлюсь на тебя — сказал Никки.

— Я не хочу поднимать ее зверей.

— Тогда держи себя в руках.

— Что случилось, Род… Морган? — Спросил Натаниэль.

— Наш Нимир-Радж прав; мы хотим принадлежать, действительно принадлежать. Мы потерялись без нашего брата. Он был моей правой рукой, а Ру — моей левой. Я чувствую себя ампутированной от человека, с которым я была, от той жизни, о которой я думала, что мы жили. Я бы отдала все, чтобы Роуэн был здесь, в этой машине, защищал вас всех. Я скучаю по его улыбке, тому злому озорству в его глазах.

— Ты оплакиваешь того, кого я убила бы за то, что он сделал с Домино.

— Мы думаем, что именно поэтому он пожертвовал собой в бою в Уиклоу — сказал Ру.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я.

— Он был твоей невестой. Мы можем чувствовать то, что чувствуешь ты большую часть времени. Мы все знали, что ты хотела убить его, когда у тебя будет шанс. Мы все чувствовали твою ненависть и отвращение к тому, что он сделал с тигром.

— Он знал, что ты никогда не позволишь ему покинуть Ирландию живым. Мы все это знали — сказала Родина.

— Я не буду извиняться за желание отомстить за Домино.

— Мы не просим тебя об этом; мы бы никогда не попросили тебя об этом — сказала она.

— Тогда что ты просишь? — сказал Мика спокойным голосом.

— Дайте оплакать нашего брата и перестаньте ненавидеть нас за это.

— Я не ненавижу тебя за то, что ты оплакиваешь своего брата — сказала я. — Я немного ненавижу тебя, потому что ты напоминаешь мне его, и нет, я не могу простить то, что он сделал со мной и Домино.

— Он мертв, Анита. Он отдал свою жизнь, чтобы спасти твою. И поскольку это так, то месть свершилась, — сказала она.

Я обняла Мику и увидела, Родину сидящую рядом с Натаниэлем.

— Нет, это не месть. Месть вонзила бы меч в его легкие и сердце точно так же, как он сделал это с Домино. Месть убила бы его сама! — Я почувствовала первые шевеления моих зверей. Это заставило меня начать делать дыхательные упражнения. Я должна иметь больше контроля, чем сейчас, я должна, или звери внутри меня поднимутся на приманку моего гнева и попытаться разорвать меня на части.

Натаниэль потянулся ко мне, и я двинулась в объятиях Мики, чтобы взять его за руку. Если бы Родриго не пожертвовал собой, Натаниэль мог бы умереть в Ирландии. Я ненавидела то, что один и тот же человек сделал что-то такое злое и что-то такое хорошее. Это смешалось в моей голове и моем сердце. В тот момент, когда Натаниэль коснулся меня, я почувствовала себя спокойнее; гнев все еще был там, но теперь стал притихать. Я была рада прикоснуться к моим мужчинам, рада, что поехала с ними в наш первый отпуск вместе к океану, раскинутому по обе стороны дороги, как какая-то невероятно красивая открытка. Я была счастлива в этом моменте, очень счастлива, но я все еще сожалела, что не убила Родриго сама. Делало ли это меня сумасшедшей, социопатом, психичкой? Может быть? Но это все еще было то, что я чувствовала, и одна вещь, которую я узнала в терапии, это что ты должен осознать и принять свои чувства, абсолютно все. Не нужно пытаться справиться с ними, но необходимо признать их. Чувства, спрятанные внутри, всегда найдут путь наружу. Ты можешь выпустить их сам и иметь хоть какой-то контроль, или можешь спрятать их в самую темную часть своего сознания и дать новую пищу для своих внутренних демонов, которые потом обрушатся на тебя. Я действительно старалась не подкармливать их больше.

Я сказала вслух правду, голосом, настолько напряженным и осторожным, что он почти не был похож на мой.

— Я ненавижу, что обязана жизнью Натаниэля тому же человеку, который убил Домино. Ненавижу, что все, что я вижу, когда смотрю на вас двоих, это он. Ненавижу, что до сих пор переживаю, что чуть не потеряла Натаниэля в Ирландии. Я ненавижу то, что я не могу отпустить все это и просто двигаться вперед. Это заставляет меня чувствовать себя слабой и глупой.

— Ты не слабая и не глупая, — сказал Мика, целуя меня в щеку, а я впивалась взглядом в Родину.

— Я отвечу на твою откровенность своей собственной, потому что Ру и я не слышали так много правды на протяжении веков. Это очень освежает — сказала она, но слово «освежает» кусалось, словно гневное эхо, как будто я была не единственной, кто сдерживал своих внутренних демонов.

— Сестра — начал Ру, но она махнула, что бы он молчал, и он позволил это.

— Я хочу ненавидеть тебя за то, что ты сделала с нами тремя. Я обвиняю тебя в смерти моего брата и хочу ненавидеть тебя за это тоже. Я хочу ненавидеть тебя, Анита Блейк, но я не могу. Твоя магия мешает этому. Вместо того чтобы ненавидеть тебя, я вынуждена заботиться о твоих чувствах. Когда ты несчастна, это причиняет мне физическую боль, особенно если это связано со мной и Ру. Ты связала нас с собой на вечность, или пока мы не умрем, спасая тебя, или пока тебе не захочется убить нас просто по прихоти.

— Я не очень прихотлива.

Она издала звук, смешок, но с раздражением.

— Ну, это голая правда. Не часто я встречала людей менее прихотливых, чем ты, наша вроде-желанная королева.

— Значит, вы оба в безопасности, — сказал Натаниэль, и он обнял Родину, просто быстрое дружеское объятие, но от этого мои глаза сузились.

Мика обнял меня и повернул чтобы поцеловать; возможно он заметил мою реакцию на их объятие.

— Ты и я — два наименее капризных человека, которых я когда-либо встречал.

— Я могу быть достаточно прихотливым для всех нас троих, — сказал Натаниэль, улыбаясь.

Мы потянулись к спинке сиденья, и ему пришлось прекратить обнимать Родину, чтобы он мог держать обе наши руки. Мы втроем ехали так, неловко держа руки над сиденьем, когда по обе стороны шоссе раскинулся океан, и мне хотелось, чтобы здесь была наша свадьба, а на Эдуарда. Если бы мы могли привести сюда Жан-Клода, чтобы он стоял с нами под солнцем, свадьба у океана была бы идеальной.

20

Шоссе спускалось настолько далеко вниз, что деревья перекрыли обзор, и вода фактически была у края дороги, в корнях мангровых и других деревьев, названия которых я не знала. Меня беспокоило, что я не знаю, как называются все растения и деревья. Нужно где-нибудь раздобыть справочную книгу растений, просто чтобы знать, на что я смотрю. Да, в конце концов, мы перестали смотреть друг другу в глаза и снова начали смотреть на пейзаж.

— Ребята, вы не сказали мне, как здесь красиво — сказала я, когда шоссе снова начало подниматься через один из многочисленных мостов, проходящих от одного острова к другому. Теоретически я знала, что Кирке Кей — это серия островов, но я не представляла, на что будут похожи острова. Я думала, что каждый из них будет больше, или, может быть, я просто никогда нигде не была, где присутствовал бы океан.

— Мы подумали, что было бы веселее просто привезти тебя, так как мы знали, что скоро свадьба — сказал Мика. Он поднял мою руку, чтобы поцеловать ее тыльную сторону.

— Ты уже чувствуешь себя более расслабленно, а мы сюда только приехали — сказал Натаниэль.

Я обернулась, чтобы увидеть улыбку, которую услышала в его голосе. Это стоило того, чтобы обернуться. С темными очками, скрывавшими его глаза, это помогло мне увидеть, насколько это была великолепная улыбка, хотя его волосы снова выпали из хвоста и лежали вокруг его лица. В ярком солнечном свете его каштановые волосы сияли рыжим цветом. Я пыталась просто наслаждаться тем, как великолепно он выглядел в тот момент, и не думать о том, почему у него короткие волосы. Почему я не могу это отпустить?

Он коснулся своих волос, убрав их за ухо; он чувствовал кое-что из того, о чем я думала и что чувствовала в этот момент. Мы все старалась оставаться за нашими метафизическими щитами друг с другом, но некоторые мысли и эмоции все же просачивались. Он был моим moitié bête, моим леопардом зова, что означало, что мы были больше, чем просто любовники. Я чувствовала, что он грустил не потому, что его волосы были короткими, а потому, что это меня расстроило.

— Мне очень жаль, что это меня очень беспокоит — сказала я.

Он протянул руку, чтобы коснуться моего лица.

— Мне нравится знать, что ты чувствуешь, Анита; никогда не извиняйся за это.

— А остальные из нас не имеют ни малейшего представления, о чем ты думаешь, знаем только, что тебе было грустно — сказала Родина, ее тон был что-то среднее между презрением и злостью.

Я посмотрела в ее темные глаза и сказала: — А я вообще не ощущаю, что ты чувствуешь.

— Не ощущаешь, потому что мы только твои невесты; мы чувствуем твои эмоции, желания, твои потребности, но ты ничего не знаешь о нашем внутреннем мире.

— Ты права, нам просто нужно разобраться, как и любым другим людям на планете, и на самом деле поговорить друг с другом о том, что мы думаем и чувствуем.

Машина замедлила ход. Я оглянулась на дорогу, не зная, почему мы останавливаемся. Пока мы продолжали ползти вперед, я искала автомобильную аварию или что-то еще, что могло бы притормозить нас от шестидесяти до тридцати миль в час.

Бернардо ответил прежде, чем кто-либо из нас спросил.

— Это заповедник оленей Кирке Кей. Мы обязаны проезжать здесь очень медленно, или полицейские нас оштрафуют.

— Что особенного в этих оленях? — спросила я.

— Это другой вид или подвид — сказал Бернардо.

— Они действительно крошечные, — сказал Натаниэль.

Я повернулась, чтобы посмотреть на него. — Насколько крошечные?

— Посмотри направо — сказал Мика.

Я посмотрела туда, куда он указал, и рядом с дорогой было два оленя. Натаниэль был прав; они были крошечные по сравнению с любым оленем, которого я когда-либо видела. Они были не больше немецкой овчарки, и где-то в два раза меньше белохвостого оленя. Я обернулась, когда машина проехала мимо них. Они смотрели на машину большими темными глазами, их уши дергались взад-вперед.

— Они такие красивые — сказала я.

— Слишком маленький, что бы можно было получить много мяса — сказала Родина.

— Ты просто пытаешься испортить момент? — спросил ее Натаниэль.

— Это просто правда — сказала она.

— Если ты не можешь быть позитивнее, то просто ничего не говори, — сказал он ей.

Она была удивлена, что он так с ней разговаривал. Возможно, она подумала, что его заигрывание с ней означало больше, чем есть. Черт, я сама задумывалась о том же, но его осанка, все его отношение к ней дало мне понять, что это был просто его обычный флирт. Возможно, он не хотел флиртовать, но годы работы в Запретном Плоде сделали флирт почти автоматическим рефлексом. Родина теперь узнала, что для Натаниэля это ничего не значило, кроме небольшого веселья.

— Это первый раз, когда мы втроем вместе отправились в отпуск. Ты оплакиваешь своего брата, и я действительно сожалею об этом — я знаю, что значит потерять брата — но если ты собираешься портить все счастливые моменты Аниты, то мы должны отправить тебя домой и взять того, кто сможет выполнять свою работу, не смешивая ее со своими чувствами — сказал Натаниэль.

Она смотрела на него секунду с открытым ртом. Родина совершила ошибку, ту же, что и многие с Натаниэлем: она видела только кокетливого симпатичного мальчика, стриптизера, которому удалось устроиться на вершине местной пищевой цепи.

Она закрыла рот и ее лицо снова стало пустым, каким оно может быть только у действительно древних.

— Я могу делать свою работу.

— Отлично — сказал он, и все. Мелькнув мне улыбкой, он сказал: — Когда мы ехали через заповедник обратно в аэропорт, то увидели больше оленей. Они подошли к машине, прося угощения.

— Повсюду есть знаки, предупреждающие не кормить оленей — сказал Мика.

— Олени подошли прямо к окнам машины, ожидая, что мы им что-нибудь дадим — сказал Натаниэль. Его лицо сияло воспоминаниями об этом.

— Я хотела бы увидеть больше оленей — сказала я.

— Мы вернемся, но нет никаких гарантий, что они появятся снова — сказал Мика.

— Я понимаю, но, по крайней мере, я видела двух из них.

Знак давал нам знать, что мы покидаем область заповедника оленей Кирке Кей, и можем двигаться со скоростью от сорока пяти миль в час. Я была так занята, наблюдая за пейзажем и глядя в лица моих любимых, что больше не следила за скоростью. Я посмотрела на затылок Никки. Он работал, и не был моим любимым, пока был на работе, но было немного странно быть так близко с Микой и Натаниэлем и не трогать Никки.

Я потянулась, чтобы коснуться его шеи, где голая кожа встречалась с недавно подстриженными волосами. Он повернулся, улыбаясь мне, и сказал: — Все в порядке, Анита, я не чувствую себя обделенным.

— Хорошо, просто проверяю.

Он улыбнулся немного шире. — И это одна из причин, почему у меня все в порядке.

Если бы он был ближе, я бы поцеловала его, но, поскольку он был на работе, то возможно, не дал бы этого сделать, и нет ничего более унылого, чем предложить кому-то поцелуй и получить отказ.

— Нам все еще нужно прикрытие для Р и Р — сказал Никки.

— Какую бы историю вы не взяли, подумайте о ней быстро, потому что мы находимся примерно в десяти минутах от пристани с лодкой — сказал Бернардо.

Я голосовала за правду, но была в меньшинстве. Нас с Жан-Клодом обвинили в том, что мы хотим быть диктаторами. Мы к этому не стремились, но время от времени небольшая диктатура звучала не так уж плохо.

21

Гавань для прогулочных катеров не выглядела так эффектно, как в детстве, когда мы посещали родственников на Великих озерах. Но у Великих озер не было пальм или океана, простирающегося до горизонта, как остров желанной мечты в Карибском море. Лодка, на которой мы попадем на остров, была в конце ряда, ближайшего к открытому океану. Мы взяли с собой сумки, как в аэропорту, и пошли по деревянной дорожке, Бернардо шел впереди. Дорожка была достаточно широка, чтобы пройти двоим, но не более, поэтому Родине и Ру пришлось идти впереди и сзади, одна следовала за Брэмом, а другой следовал за Никки. Мы втроем все еще были в середине нашего сэндвича с телохранителями. Мужской голос крикнул:

— Привет, Бернардо, позволь помочь с сумками.

Передо мной было так много высоких людей, что я не могла видеть человека, который предложил помощь, пока Бернардо и Родина не оказались в лодке, а Брэм не встал в конце пристани, имея возможность присматривать за нами. Мужчине, который помогал с сумками, было лет тридцать. Его каштановые кудри стали золотыми от солнца, он был в белой футболке и шортах цвета хаки и открытые участки его кожи были покрыты загаром. Небольшой логотип поверх кармана футболки соответствовал рисунку на его белых туфлях-лодочках. Когда он повернулся, на спине была надпись: «Женись на мне на Кирке Кей, Флорида».

У Мики зазвонил телефон, когда я передала свою первую сумку со снаряжением Бернардо на лодку. Он пропустил Натаниэля вперед, сказав: — Кристи, что не так?

Я понятия не имела, кто такая Кристи, поэтому передала Никки свою вторую сумку со снаряжением, а затем взяла Бернардо за руку, чтобы перебраться в лодку. Мужчину в форме звали Роберто, хотя он выглядел скорее как Чад или, может быть, Кен для Барби Малибу, но у латиноамериканцев гораздо более широкий цветовой спектр оттенков кожи, чем многие думают.

— Мы собираемся сесть на лодку в Кирки — ответил Мика таинственной женщине по телефону. — Черт, — сказал он.

Тон его голоса заставил Натаниэля сказать: — Никакой работы — ты обещал.

— Подожди минутку, Кристи. — Он нажал на кнопку удержания, и повернулся к Натаниэлю.

Я позволила Никки помочь мне выбраться из лодки и снова встала рядом с ними. — Что случилось, Мика?

— Муж Кристи был на одной из фотографий, которые я тебе показывал. Он пьяный в баре, слишком пьяный, чтобы поехать домой самому, и он пытается не измениться.

— Дурак; выпивка снижает наш контроль — сказал Натаниэль.

— Кристи говорит, что она позвонила всем, кто мог бы прийти на помощь. Она вспомнила, что мы приехали сегодня, поэтому позвонила.

— Нет, Мика — сказал Натаниэль.

— Его убьют, если он изменится, Натаниэль.

— Он не должен был напиваться в общественном месте.

— Я согласна в этом с Натаниэлем — сказала я.

— Кристи беременна и на полном постельном режиме. Вот почему она не может сама забрать его.

— Ты боишься, что она пойдет за ним, если мы этого не сделаем — сказала я.

— Я видел ее мужа. Энди пил, занимаясь так самолечением. Это на самом деле может помочь им не менять форму, если удерживать опьянение до определенного уровня.

— Это совсем не помогает нашей форме ликантропии — сказал Натаниэль.

— Кажется, это помогает им, но Энди превратился из функционирующего алкоголика в…

— Пьяницу — закончил Натаниэль за него.

— Да — сказал Мика.

— Нет, Мика, просто нет. Это не твоя проблема. Это не наша проблема.

— Змеи, в которых превращается его тело, ядовиты и не обитают в этой местности.

— Иисус, — сказала я, — противоядия не будет, если они укусят кого-нибудь в баре.

— Люди могут умереть — сказал Мика.

— Так что, если я скажу, нет, не уходи, и от его змей кто-то умрет, то в этом буду виноват я, потому что хотел защитить наше время вместе.

— Я этого не говорил — сказал Мика.

— Но ты можешь спасти день, и все будут в безопасности — сказал Натаниэль.

— Есть надежда.

— Черт возьми, — сказал Натаниэль, — иди, спасай их.

Мика двинулся поцеловать его, и Натаниэль фактически отвернулся от него. Лицо Мики осунулось, и у меня в животе сжался ком. Я не хотела этой ссоры, не сейчас, не в начале нашей совместной поездке. Гнев Натаниэля струился по моей коже, проникая в голову, снося наши метафизические щиты. Он был в ярости. Не уверена, чувствовала ли я когда-либо от него такой злобы.

Он глубоко вздохнул, медленно выдохнул и обнял Мику. — Я люблю тебя, черт побери.

— Я тоже тебя люблю — сказал Мика, он был обеспокоен, когда обнял Натаниэля.

Натаниэль поцеловал его и затем повернулся ко мне. — Я люблю вас обоих.

— Мы очень любим тебя — сказала я, и впервые не была уверена, стоит его обнять или поцеловать.

Он покачал головой и схватил меня, обнимая. Я позволила себе расслабиться в ощущениях его тела, от силы его рук, в твердости его груди. Я уткнулась лицом в его шею, вдыхая его ванильный запах. Прядь его волос щекотала мне щеку, и я снова ощутила острое чувство утраты не только за его длинные волосы, но и за несправедливость… отсутствие гарантий, гарантий безопасности, которые я никогда не смогу получить. Можно поклясться в чем угодно, но клятва не гарантирует, что только смерть разделит нас; гнев, страх, непонимание, гораздо меньшие вещи, чем смерть, могут разлучить. Я прислонилась к его телу, его силе, к нему, даже несмотря на то, что я все еще чувствовала тяжесть его гнева за щитами, которые он крепко и плотно поставил на место, чтобы мы могли соприкоснуться, и я не знала, насколько он еще был зол на меня.

Мы поцеловались, и я сказала: — Мне жаль.

— Но не жаль, что ты не останешься — сказал он.

Я не знала, что на это сказать, поэтому просто посмотрела на него, когда он отстранился от поцелуя.

— Мне жаль, что ты злишься.

Он кивнул. — Я знаю. А теперь иди и помоги Мике.

Я хотела сказать больше, извиниться или помириться перед тем, как мы уйдем, но не знала что сказать, что бы все исправить. Иногда, когда слова не могут помочь, просто молча займись своими делами, так я и сделала.

— Передай мои сумки со снаряжением — сказала я.

— Я просто возьму Брэма с собой.

— Нет, ты возьмешь Аниту с собой. У нее есть значок, а у тебя нет. Если ты будешь там с ним, когда он перекинется, то, как минимум, тебя задержат для допроса, — сказал Натаниэль.

— Он прав, — сказал Никки. — Это маленький город. У них не так много преступлений, связанных с ликантропами.

Бернардо передал сумку Никки. — Куда ты собралась со всем своим снаряжением?

— Нет времени объяснять, нам надо идти — сказала я.

Бернардо выбрался из лодки обратно на пристань. — Хорошо, пойдем.

— Нет, Бернардо — сказал Мика.

— Я слышал, как Натаниэль сказал, что Анита идет, потому что у нее есть значок; а два значка лучше, чем один. — Он поднял подол своей большой майки, чтобы показать значок, зацепленный за пояс.

— Нет времени спорить. Пойдемте, — сказал Мика, возвращаясь на берег. Брэм был позади него. Бернардо пошел с ними. Я повернулась к Натаниэлю. Он поцеловал меня и затем повернул меня. — Иди с ним. Я буду в порядке с Р и Р.

Мика закричал: — Анита, ты идешь?

— Иду! — Мы с Никки взяли сумки со снаряжением и направились к внедорожнику. Остальные уже садились в машину. Мы услышали запуск двигателя. Никки побежал к ним; если моя большая сумка и беспокоила его, то он этого не показывал. Через несколько шагов я начала проклинать сумку, которую несла, но именно сумочка на моем втором плече действительно заставила меня проклинать все на свете. Если бы я про нее вспомнила, то оставила бы ее Натаниэлю. Она соскользнула с плеча и начала путаться у меня в ногах. Я взяла ее за ремешок свободной рукой, а другую сумку перекинула вдоль спины. Все-таки я паковала вещи для отпуска, а не для спасательных операций. Глупая я.

22

Над баром была вывеска «Похлебка Херби», с изображением мультяшной рыбки, которая, казалось, ловила сама себя. Сам «Херби» выглядел неплохо, но для него явно выбрали неудачное место расположения: на обочине дороги посреди абсолютного нигде с заросшим пустырем рядом. Здесь росли не только сорняки, но и деревья тропического вида с подлеском, как будто место было пустынным уже давно. Бар стоял прямо возле шоссе 1, главной дороги проходившей через Кирке Кей, так что находился не так далеко, как казалось. Я думаю, в «Ключах» не было большого выбора, куда сходить выпить, но здание казалось удобным для проезжающих туристов и в то же время изолированным. Гравийная автостоянка была настолько переполнена, что нам было трудно найти место для парковки.

— Еще полдень; не слишком ли рано для посещения бара? — сказала я.

— Некоторые люди используют свой отпуск как повод напиваться — сказал Бернардо.

— Некоторые люди отправляются в рай, чтобы попасть в бутылку — сказал Брэм.

— Это тоже — согласился Бернардо.

Бронежилеты мы все-таки решили не надевать, но я накинула свободную футболку поверх майки, чтобы надеть ножны, сделанные на заказ, которые шли вдоль моего позвоночника и были прикреплены ремнями к моему поясу. Первоначально, они были частью плечевой кобуры, но я, наконец, заказала вторые ножны, чтобы носить мой самый большой нож чаще, вне зависимости оттого, надеваю я наплечную или внутри брючную кобуру, это расширяло мой скрытый арсенал оружия.

— Я до сих пор поражаюсь, что ты можешь носить клинок длиннее предплечья, и никто никогда его не видит — сказал Бернардо.

— Рукоять спрятана, пока распущены волосы.

Прежде чем выйти из машины, мы все немного подкорректировали положение своего оружия или, по крайней мере, просто прикоснулись, проверяя его. Это становится автоматическим, слегка согнуться или коснуться, чтобы убедиться, что ничего не сдвинуто с места. Хитрость заключается в том, чтобы никогда не делать это на виду, потому что ничто так не говорит, что у тебя есть пистолет, чем постоянное касание его, чтобы поправить.

Мы вышли из машины, и все встало на свои места.

— Помните, что благодаря меткам Жан-Клода я иммунна к любому виду яда, поэтому, если кому-то придется приблизиться к змеям, это должна быть я.

— Ликантропы тоже устойчивы к яду — сказал Никки.

— Поскольку это может быть какой-то древний тип змей, давайте не будем проверять, насколько ты и Мика устойчивы, хорошо?

— Помни, что я твой телохранитель.

— Я помню, и я влюблена в тебя. Я действительно предпочла бы не потерять тебя из-за какой-то мачиской херни, о'кей?

Никки слегка улыбнулся и сказал: — Ты босс.

Мика сказал: — Бернардо полностью избегает змей.

Бернардо поднял руки. — Как единственный человек, я позволю вам, ребята, сражаться со смертельными змеями.

Брэм, как хороший телохранитель, первым открыл дверь, так что если в полдень пьяные начали бы буянить, они напали бы на него первого. Не было слышно ни криков, ни проклятий, поэтому я сделала вывод, что Энди еще не превратился в змей. Хорошо было успеть предотвратить трагедию, а не просто разгребать уже случившееся дерьмо.

Бар удивил меня тем, что он был ярко освещен и выкрашен в белый цвет, с полосой у левой стены и небольшими высокими столами справа. Семейные группы обедали за столами. Либо законы о лицензировании во Флориде отличались от законов Сент-Луиса, либо все их игнорировали. Я догадалась, что если детишки не пили спиртного из стаканов папы и мамы, то значит все в порядке.

— Миленько — сказала я.

— Еда тоже хорошо пахнет — сказал Бернардо.

Он был прав. Если бы я не поела в самолете, то обратила бы больше внимания на это. Мика сказал: — Вот он. — Мы последовали за ним и Брэмом дальше в комнату, направляясь к бару. Я не могла сказать, кто именно из сгорбленных фигур был нашим парнем. Один пьющий очень похож на другого.

К нам с улыбкой подошла женщина с логотипом бара на футболке. — У нас в другой столовой большие столы, или вы хотите посидеть в баре? Я думаю, что мы могли бы разместить вас всех.

— Извините, мы здесь, чтобы подвезти друга домой, но мы обязательно запомним ваш бар на потом — сказал Мика, улыбаясь.

Она скользнула взглядом к бару. — Вы здесь за Энди?

— Я так понимаю, он тут завсегдатай, — сказал Мика.

— Бывает — сказала она. Она оглянулась на бар с улыбкой хозяйки, исчезающей по краям. Это был не бар-бар, это был ресторан с баром, а значит, они были еще меньше рады серьезно пьющим, чем в обычном баре. Я задавалась вопросом, выгнали ли Энди из прошлого бара, так как он только «становился» постоянным в этом.

— Он темноволосый, — сказал Мика.

Брэм двинулся впереди Мики. Между средними столами и баром действительно было немного места, поэтому я прошла между двумя рядами столов, чтобы пройти к бару с другой стороны, и Никки шел позади меня. Бернардо остался у двери. На нас косились некоторые посетители ресторана, потому что мы не вели себя как обычные туристы; мы вели себя как потенциальная проблема.

Мика тихо разговаривал с человеком, пока мы с Никки были на другой стороне. Двое мужчин в баре встали с напитками в руках, больше глядя на Никки, чем на кого-либо еще. Люди, которые не знали, как драться и были просто поражены размером, всегда смотрели на него в первую очередь. Он был маскировкой для всех нас, от людей, которые не были достаточно обучены, чтобы знать, на что смотреть.

Человек, которого мы приехали спасать, просто сидел, как будто ничего не изменилось. У него был темный загар, короткие черные волосы, которые выглядели жесткими даже на расстоянии. Он припал к своей выпивке, как будто это была самая важная вещь в мире, и, возможно, для него это так и было. Его жена была дома на постельном режиме, чтобы сохранить их еще не рождённого ребенка, а он пил здесь. Наркоманы любят только свою зависимость. Если вы считаете иначе, то лжете себе.

Теперь я была по другую сторону от Энди. Я могла видеть налитые кровью глаза, небритое лицо, можно было притвориться, что это борода, но он просто перестал бриться. По крайней мере, он не пах так же, как выглядел; так как мы поедем с ним в одной машине, я это оценила.

Приблизившись, я слышала голос Мики. — Вы действительно хотите, чтобы Кристи пришла за вами, рискуя вашим ребенком?

— Нет — сказал мужчина голосом, который звучал так, словно у него в горле был гравий. Не знаю, было ли это от долгого молчания или, наоборот, от того, что он кричал до хрипоты. Он посмотрел на меня так, словно только что заметил. — Это кто?

— Моя невеста — сказал Мика.

— Поздравляю — сказал он, и это, казалось, дало ему сил встать, как будто только социальные тонкости заставляли его быть лучше, чем он есть. Эй, если социальные условия работают на нас, то я только за.

Энди покачнулся настолько, что нам с Микой пришлось поймать его за руки. Мика держал Энди по пути к двери, поэтому он не врезался во все подряд, как пьяный мяч в игре в пинбол. Подошел Брэм, и мы с Никки пошли за ними. Бернардо держал дверь, и мы вышли.

Бернардо был водителем, и после некоторой дискуссии Мика занял место пассажира, потому что, если два телохранителя вынуждены рисковать одним из своих объектов, они не хотят рисковать и вторым. Так как я была вдвойне защищена от яда ликантропией и метками вампира, то села рядом с Энди. Тот факт, что Мика позволил мне победить в споре, был одной из причин, по которой я его любила. Было логично, что я сижу рядом с потенциальной опасностью, но многие мужчины скорее рискнут своей жизнью, чем признают это. У Брэма и Никки был свой спор, кто из них будет сидеть с другой стороны с Энди. Брэм наконец-то победил, сказав: — Мои плечи уже, нам будет удобнее сидеть рядом.

Энди позволил Брэму пристегнуть его ремнем безопасности, но затем он упал вперед, как будто потерял сознание, что было хорошо для меня. Я не думала, что он будет великим собеседником. Большинство пьяных не являются. Они думают, что это так, но это не так.

Мы почти подъехали к пристани, когда Энди вздрогнул. Он посмотрел на Брэма и на меня, и не знал или не помнил, как он сюда попал. — Кто вы? Почему я здесь? Нет! Нет! Выпустите меня!

Он потянулся мимо меня к двери; Я оттолкнула его руку от нее. Казалось, он думал, что мы его похитили. Он набросился на нас с кулаками, но мы были обучены, а он нет, да еще и пьян; в драке быть пьяным не очень-то помогает. Брэм прижал его руку, а я захватила другую в локтевом замке, оказывая достаточно давления, чтобы он прекратил сопротивляться. Я почувствовала, как его кожа изменила текстуру, и, отпустив его руку, увидела букет из змей, которые вылезли из его рубашки. Фотографии не передавали всего ужаса. Я сидела рядом с кучей зеленых, шипящих, обнажающих клыки змей. За секунду мое спокойствие улетело в яму ужаса. Даже если вы любите змей, то ни за какие коврижки, не захотели бы, чтобы эти змеи были рядом с вами. Я закричала.

Мика крикнул: — Анита!

— Я убью тебя! — Энди кричал. — Я убью вас всех!

Некоторые головы шипели в разных направлениях, как будто следили за всеми нами. Две из них откинулись назад для удара, и я ударила Энди в лицо с расстояния в несколько дюймов с силой, которую я применяла против кого-либо в течение длительного времени.

Он без сознания упал вперед, и змеи снова исчезли в его руке.

— Ебать, — тихо сказал Брэм. Никогда еще слышала, чтобы он так выражался раньше.

— Кого-нибудь укусили? — Спросил Мика.

— Нет. Я имею в виду, не меня, — сказала я.

— Я в порядке — сказал Брэм.

— Энди жив? — Спросил Мика.

Я посмотрела на человека без сознания и вдруг испугалась уже по другой причине. Я начала искать пульс на шее. Никки сказал:

— Я слышу стук его сердца; он все еще жив.

— Его шея сломана? — Спросил Мика.

Я перестала искать пульс и сказала: — Я не так сильно ударила его.

— Ты ударила его довольно сильно.

— Это был хороший удар — сказал Брэм.

— Он напугал меня — сказала я.

— Он напугал всех нас, — сказал Бернардо. Он посмотрел в зеркало заднего вида. Остальные из нас смотрели на человека без сознания.

— Я действительно ударила его достаточно сильно, чтобы беспокоиться о сломанной шее?

— Если бы он был человеком, ты бы сломала ему шею — сказал Никки.

— Я этого не хотела.

— Нужно найти побольше людей, для твоих тренировок, что бы лучше знать свою силу — сказал Брэм.

Я смотрела на упавшего человека между нами. — Труднее ли им причинить вред из-за ликантропии, как нам?

— Не так как нам, но, да, они крепче, чем обычные люди — сказал Мика.

— Полезно знать — сказала я.

Энди застонал и пошевелился достаточно, чтобы сообщить нам, что все еще цел. Я была рада до тошноты. Я не стремилась сломать ему шею, только чтобы защититься. Энди не просыпался и не приходил в себя, что было хорошо. Брэм и Никки отнесли его на лодку после того, как мы сложили все наше снаряжение. Роберто, водитель лодки, капитан или как его еще назвать, сказал: — Спасибо, что нашли Энди, мистер Каллахан.

— Он перекинулся в машине. Если бы он сделал это в баре, люди могли бы пострадать.

— В ресторане были дети — сказала я.

Роберто посмотрел на человека без сознания. — Энди сжёг мосты со всеми нами, кроме Кристи. Она все еще думает, что он протрезвеет и станет отличным отцом.

— Их любовь наркомана не исправит — сказал Бернардо.

— Я знаю это, и вы знаете это, — сказал Роберто, — но она его жена и вот-вот родит его ребенка. Я думаю, у нее должна быть надежда.

— Надежда иногда лживая сука — сказала я.

— Разве это не правда — сказал Роберто, не спеша, отплывая от пристани. Мне бы понравилось больше наблюдать этот сине-зелено-бирюзовый океан, если бы до этого я не была перепугана до смерти, видом шипящих на меня ядовитых змей и не думала о том, что чуть не сломала шею человека одним ударом. Мика посадил меня к себе на колени. — Смотрите — сказал Брам. — Дельфины!

Я посмотрел туда, куда он указывал, и вот они, мои первые в жизни дикие дельфины. Они выныривали из воды линиями, похожие на горбы морской змеи. Я улыбнулась, потому что… дельфины! Они выпрыгнули из воды, и мое сердце подпрыгнуло с ними, потому что — дикие дельфины!

Я оглянулась на маленькую каюту, в которой лежал Энди, все еще без сознания, а затем вернулась к наблюдению за дельфинами, потому что для него я ничего не могла сделать. Но, может быть, если я посмотрю на океан, почувствую брызги на моей коже и руках Мики, обнимающего меня, и буду наблюдать, как дельфины плывут по волнам, то смогу сделать что-то для самой себя.

23

Когда мы добрались до Кирке, на причале нас ждали два крепких парня, очень похожих на Энди. Они оказались его двоюродными братьями. Кристи заставила их встретить нас на причале и привести ее мужа домой к ней. Они поблагодарили нас за то, что вернули его, но не так, как если бы были рады его видеть. Кто мог их винить?

Я написала Натаниэлю, что мы на острове. Он ответил: «В бассейне, наслаждаюсь нашим отпуском. Есть ключи от номера. Я люблю вас обоих.» Для него это было очень сухое сообщение. Я посмотрела на Мику.

— Я думаю, что наш общий мальчик все еще зол на нас.

— Расстроен. Если бы он был все еще в бешенстве, он бы не добавил «Я люблю вас обоих» — сказал Мика.

— Проблемы в раю? — спросил Бернардо.

— Натаниэль все еще расстроен, он в бассейне и у него есть ключи от номера.

— Он упомянул это в той части сообщения, где он наслаждается нашим отпуском, — сухо сказал Мика.

— Это похоже на сообщение от подружки — сказал Бернардо.

— А как бы выглядело сообщение от парня? — спросила я, улыбаясь ему.

Он склонил голову.

— Хорошая мысль — я встречался только с женщинами. Ты утверждаешь, что встречаться хоть с мужчинами, хоть с женщинами не такая уж большая разница?

— Все поломаны — сказал Никки.

Бернардо посмотрел на него. — Ты говоришь, что встречался и с теми и с другими?

— У меня была растраченная в пустую молодость — сказал Никки, совершенно не изменив интонации.

— Я единственный, кто никогда не встречался с тем же полом?

— Я не встречался, меня подцепили на крючок, но да.

Бернардо посмотрел на всех нас и сказал: — Когда я встретил Аниту, она была как неприкасаемая девственница, а я был шлюхой. Когда я стал более консервативным?

Я засмеялась над смятением на его лице, и остальные присоединились ко мне.

— Поверь мне, Бернардо, я никогда не планировала быть более распущенной, чем ты.

— Итак, вы все честно говорите мне, что это не имеет большого значения, встречаетесь ли вы с мужчинами или женщинами? В самом деле?

— Женщины бывают сумасшедшими суками, а мужчины глупые; это все сложно — сказала я.

— Именно то, что она сказала, — подтвердил Никки.

Мика только кивнул.

Бернардо засмеялся. — Я все слышу о женщинах в твоей жизни, Анита, но я не поверю в это, пока не увижу сам.

— Ты никогда не увидишь, чем я занимаюсь со своими подругами, Бернардо. Фантазируй в свободное время.

Он покраснел, не знала что это возможно. — Я не это имел в виду.

— Ой, ты же не в серьез. — Я слегка ударила его в плечо. — Теперь мы действительно друзья.

Он снова засмеялся. — Не убирай меня в ящик для друзей.

Я улыбнулся ему. — Как будто это впервой для тебя?

Он кивнул, смех угас до по-настоящему милой улыбки: не той, которую он практиковал бы в зеркале каждое утро, и не той, которая, странным образом, превращала женщин в лужи желания, а просто улыбка без какой-либо цели. Мне повезло увидеть Бернардо, когда он не притворялся.

Никки предложил остаться в холле с сумками, пока мы получали ключи, но я сказала: — Если Натаниэль действительно расстроен, это может занять некоторое время.

— Со мной все в порядке. Иди, делай то, что должна — сказал он. Я знала, что отчасти с Никки так легко в отношениях, потому что он был моей Невестой. Мое счастье, мое душевное спокойствие были действительно важнее его собственного, но было приятно, что в моей жизни был хотя бы один человек, у которого были более низкие требования, а не высокие. Я хотела поцеловать его на прощание, чтобы показать, насколько я его ценила, но он покачал головой. — Я работаю.

Я кивнула и пошла рука об руку с Микой к бассейну. Брэм шел впереди нас, открывая боковую дверь, ведущую наружу сквозь, почти полностью стеклянную, стену.

— Когда мы искали Натаниэля в последней поездке, он обычно был в бассейне, — сказал он.

— Потому что вы оба работали — сказала я.

— Да — сказал Брэм, ведя нас по дорожке с огромными тропическими насаждениями с обеих сторон.

— Это была командировка; Натаниэль знал это. Это даже была его идея поехать со мной — голос Мики звучал раздраженно.

— Но это не командировка, и он снова один в бассейне — сказала я.

Мика прошел через весь этот красивый ландшафт, как будто не замечая всего этого. Это заставило меня покачать его руку в моей, чтобы он взглянул на меня.

— Если ты выйдешь туда злой, то будет ссора. Ты хочешь этого?

Он остановился так резко, что Бернардо чуть не столкнулся с нами.

— Вам нужно уединение? — спросил он.

Брэм просто остановился, как хороший телохранитель. Действительно хорошие телохранители, могут заставить вас забыть о своем присутствии.

Мика покачал головой и посмотрел на меня. Его челюсть была в том положении, которое давало мне знать, что он был в гневе или упрямился. Иногда это было полезно для дела, иногда нет. Его упрямство было похоже на мое, отчасти ценное качество и отчасти недостаток, в зависимости от того на какой стороне ты находишься.

Я наблюдала, как напряжение покидало его лицо, и чувствовала, как оно покинуло его руку.

— Нет, я не хочу ссориться с Натаниэлем.

— Хорошо, я тоже.

— Я не мог просто оставил Энди в баре на произвол судьбы. Моя работа — помогать таким людям, как он.

— Твоя работа не заключается в том, чтобы развозить по домам пьяных незнакомцев, занимающихся саморазрушением — сказала я.

— Значит, ты согласна с Натаниэлем, что я должен был просто оставить Энди одного с его проблемой?

— Нет, потому что, если его секрет будет раскрыт, тогда он подвергнет опасности всех остальных на острове, поэтому я не против помощи ему в этот раз.

— Разве его жена не сказала, что она звонила другим людям, и они отказались привезти его в этот раз? — спросил Бернардо.

Мика посмотрел на него, и даже сквозь солнцезащитные очки это было не совсем дружелюбно.

— Извините, если это не мое дело.

— Так как ты поехал вместе с нами ему на помощь, то у меня все о'кей с этим, — сказала я.

Мика резко вздохнул. — Каково твое мнение, Бернардо?

— Жена, Кристи, сначала позвонила друзьям и семье, верно?

— Полагаю — сказал Мика.

— Людям, которые больше всего пострадали бы от всей этой змеиной истории, не так ли?

Мика кивнул.

— Но они были готовы позволить ему шататься там. Спроси себя, сколько раз они уже возвращали его задницу? Сколько раз его выручали и приводили домой?

— Наверное, много — сказал Мика.

— Не наверное, Мика. Они были готовы раскрыть семейную тайну, рискнуть всеми ими, вместо того, чтобы пойти за Энди еще раз. На такое пойдешь, только после нескольких лет подобного дерьма.

— Ты говоришь из собственного опыта? — спросила я.

— Не я, но моя мама. Вот почему я прожил в приемной семье до восемнадцати лет и потом пошел в армию.

— Извини, я не знал — сказал Мика.

— Никто не знает. Я не хотел говорить об этом, но Натаниэль не смог устоять перед наркотиками, когда оказался на улице. Во время одной из его поездок в Нью-Мексико мы поговорили. У него нет симпатии к наркоманам, которые не хотят помощи, особенно к тем, у кого есть семья и люди, зависящие от них.

Мика вздохнул и обнял меня. — Я совершил ошибку, помогая Энди?

— Я не говорил, что ты ошибся — сказал Бернардо.

Я достаточно отодвинулась в объятиях, чтобы увидеть лицо Мики.

— Иногда, речь идет не о правильном или неправильном поступке, а о том, чтобы увидеть точку зрения каждого.

— Я скажу еще кое-что вам обоим — сказал Бернардо.

Мы посмотрели на него, и на его лице была серьезность, которую я никогда раньше не видела в подобных делах.

— Конечно — сказала я.

— Вы и настоящие белые рыцари, и настоящие овчарки, но вам нужно понять, что всегда найдутся люди, которые нуждаются в спасении.

— Я знаю это — сказала я.

— Тогда знаете ли вы, что если вы нашли немного счастья, любимых людей, то должны поставить их на первое место, перед спасением незнакомцев? Не всегда — у вас обоих есть работа — но с точки зрения Натаниэля, это не рабочая поездка, и это не была чрезвычайная ситуация на работе. Никто не был в опасности. Там не было никакого убийства. Это был наркоман, занимающийся самоубийственным дерьмом, и в последний раз, когда я проверял, этого не было в ваших должностных инструкциях.

Мы посмотрели на Бернардо, потом друг на друга, а потом снова на него.

— Ты уже думал об этом? — спросила я.

— Как я уже сказал, мы говорили с Натаниэлем.

Мика посмотрел на Брэма, который стоял на дорожке, словно ничего не слышал.

— Ты хочешь что-нибудь добавить?

— Точно нет.

— Я думаю, что Брэм говорит: не втягивай меня в это — сказала я.

Брэм кивнул. — Да, мэм.

— Пойдем в бассейн и поговорим с нашим общим мальчиком.

Мика кивнул. — Давай.

Брэм спустился по дорожке, отодвинув часть растений рукой, убирая их от лица. Мика и я были достаточно низкими, чтобы пройти без помех, но шедшему позади нас Бернардо, тоже пришлось отодвигать большие листья над головой. Быть низкими не всегда плохо.

24

У бассейна было так много народа, что поначалу я не видела никого из наших людей. Наконец я заметила Родину, сидящую за столом под зонтиком. Она все еще была одета в верхнюю одежду, вероятно потому, что почти невозможно спрятать оружие в женском купальнике. На столе было слишком много напитков только для нее одной, но где все остальные?

Бернардо сказал: — Вон Тед.

Я не узнала Эдуарда с первого взгляда, во-первых, потому что его короткие светлые волосы были мокрыми, а во-вторых, потому что на нем были только плавки. Не думаю, что когда-либо видела его настолько обнаженным. Я видела его без рубашки много лет назад, но не помню, чтобы он был в такой хорошей форме. У него было шесть кубиков, для которых требовалось чертовски много работать и соблюдать диету. Ему было сорок лет, но, наблюдая за тем, как он идет к краю бассейна, я бы скинула ему лет десять. Он начал немного беспокоиться о своем возрасте, потому что борьба с монстрами сводилась к тому, чтобы быть в хорошей физической форме, без разницы убегал ли ты от них или преследовал. Судя по всему, он принял это беспокойство и усерднее, чем раньше, посещал спортзал.

Мика наклонился и прошептал: — У большинства экзотических танцоров в Запретном Плоде нет такого хорошего пресса.

— Да, кто знал?

— Ты не знала, что Эдуард так хорошо выглядит без одежды?

Я пожала плечами. — Я никогда не видела его без одежды.

Второй мужчина, которого я не узнала, подошел к Эдуарду у бассейна. У этого человека были темные волосы, сбритые очень коротко, но не по военному, а как будто он лысел и решил сбрить их, чтобы не оставлять волосы по бокам как у монаха. Он ни в коем случае не был толстым, но у него было достаточно жира, чтобы выглядеть мягким, рядом с жестокой худобой Эдуарда.

Кто-то, крикнул: — Вперед!

Эдуард плавно прыгнул в воду. Темноволосый мужчина прыгнул секунду спустя, но не так гладко. Всплыв на поверхность, Эдуард начал плыть к противоположному концу бассейна уверенным австралийским кролем, легко дыша между гребками. Я никогда по-настоящему не справлялась с гребками, потому что не могла достаточно вдохнуть между движением рук и начинала всякий раз тонуть, когда пробовала. Знаю, знаю, движения должны быть легкими, и получаться у каждого. Темноволосый мужчина вынырнул, вдохнув воздух, прежде чем, удивительно быстро, поплыл брассом и начал догонять Эдуарда. Темноволосая женщина в розовом бикини прыгала, крича: «Вперед, Пол, вперед!» Другие женщины и некоторые мужчины, мокрые и сухие, тоже болели за Пола. Назовите это догадкой, но держу пари, что человека, догоняющего Эдуарда, звали Пол.

У нас были люди, поддерживающие Эдуарда — ну, Теда — тоже. Бернардо присоединился к крику «Вперед, Тед!» Я чувствовала себя глупо, но тоже начала кричать.

Пол не обошел Эдуарда, но он догнал его прежде, чем Эдуард коснулся стены, и белокурая женщина, которая выглядела как подросток, но была одета в футболку с невестой поверх бикини, объявила Эдуарда победителем. На самом деле они пришли почти вместе. Я имею в виду, что с нашего места, мы могли видеть, что Пол был близок к победе, но с ее стороны было любезно объявить победителем Эдуарда, хотя она оказалась невестой этого самого Пола.

— Что происходит? — спросила я.

— Ты слишком надолго оставила своих людей без присмотра, Анита — сказала Родина из-за стола под зонтом. В некоторых напитках на столе были зонтики.

— Что значит, оставила их слишком надолго?

— Ты, Донна и остальные жены/подруги. Вы должны были оказывать цивилизованное влияние на них, а без вас они подначили всех молодых кобелей на соревнования по плаванию.

Мои брови чуть поползли вверх от этого. — Соревнование по плаванию, правда?

Эдуард подошел к нам, вытирая волосы и грудь по пути. Вблизи был виден шрам на его груди. Обычно я этого не замечала, но, может быть, разговор о шрамах в Нью-Мексико с Донной заставил меня обратить внимание теперь. О других шрамах я не знала, но этот он получил от деревянного кола, пущенного из ловушки, когда мы пытались вытащить Питера и Бекку из логова злодеев. В той поездке я встретила их и Донну в первый раз.

Эдуард/Тед сказал: — Мы полагали, что вы, девчули, расстроились, если бы мы организовали с ними импровизированный бойцовский клуб. Кроме того, плавание — единственное, что почти сводит на нет сверхъестественную силу и скорость ликантропа. — Говорить он начал с сильного акцента, иначе не использовал бы слово девчули, но к концу, у него не осталось и следа какого-либо акцента, только идеально-нейтральное произношение из ниоткуда посреди Америки, и нельзя было понять, было ли оно естественным, или натренированным. Обычно на публике он не терял свой Тедовский акцент. Хотя в Нью-Мексико тоже проскальзывал Эдуард вместо Теда.

— Это правда? — Спросил Мика.

Эдуард долго смотрел на него своими бледно-голубыми глазами.

— Твой тон говорит о другом, дружище. — Снова вернулся Тедовский техасский или неопределенно юго-западный акцент. Почему он продолжает входить и выходить из образа? Это совсем на него не похоже.

— Сверхскорость и сила как скольжение на доске для большинства из нас, — сказал Мика.

— Еще ты должен уметь плавать лучше, чем соревнующийся с тобой человек, — сказал Эдуард, и это говорил именно Эдуард, а не Тед. Акцент вернулся с удвоенной силой, когда он сказал: — И твои собратья-оборотни сказали, что никогда не любили плавать. — Он не хотел продолжать выходить из образа на публике. Я хотела отвести Эдуарда в сторону, чтобы задать ему пару вопросов, но Мика сказал:

— Смотри — Я посмотрела туда, куда он указал, и вдруг забыла о Бэтменской дилемме Эдуарда.

Группа женщин в бикини раздвинулась, как занавес и, смеясь и флиртуя с женщинами, вышли Натаниэль и светловолосый мужчина, которого я не узнала. Натаниэль флиртовал почти неосознанно, но обычно он не заходил так далеко, если не был на сцене. Двое мужчин пошли к дальнему концу бассейна, вытираясь полотенцами, в окружении брюнетки, блондинки и рыжей. Я, наконец, узнала блондина; это был Ру. Без одежды он казался выше, почти такого же роста, как Натаниэль, пять футов девять дюймов. В одежде он выглядел худым, даже изящным; без нее он выглядел худым и мускулистым. Он был не так хорош, как Натаниэль, но был мускулистым везде, где я могла видеть. Он был уже в бедрах, чем Натаниэль, но Натаниэль был построен как мужская версия старомодной кинозвезды. Ру был построен как марафонец, который попал в тренажерный зал. Более стройный тип телосложения с естественным содержанием жира в нижней части торса дал ему одно преимущество; у него было не шесть кубиков, а восемь. Никакое количество упражнений или диеты не дадут вам больше шести, только благодаря хорошей генетике можно получить восемь кубиков. Мне говорили, что возможны и десять кубиков, но лично я их пока не видела. Натаниэль потерял слишком много от своей задницы, добиваясь даже шести. Он выглядел невероятным, каким и был. Мне не требовалось проводить пальцем между кубиками его пресса, чтобы понять, что он прекрасен. Стайка заигрывающих женщин позади красавцев восхищенно рассматривали обоих до чертиков жадными глазами. У меня было время порадоваться тому, что Натаниэль был моим, и признать, что Ру выглядел потрясающе. Они оба были в своих обтягивающих спидосах (спортивных плавках), фиолетовых и синих соответственно. Затем они нырнули в бассейн и поплыли под поверхностью воды. Я подошла к краю бассейна, что бы лучше видеть плывущих, все еще держа Мику за руку. Флиртующие женщины делали то же самое, но я не могла их винить. Кто отказался бы от такого вида?

Они плыли в воде рядом друг с другом, волосы Натаниэля вспыхивали вокруг его головы, как темно-рыжий ореол. Короткие волосы Ру были достаточно густыми, и им хватало длины, чтобы двигаться в сияющей голубизне бассейна. Они поднялись из воды одновременно, устроив карнавал сияющих брызг отражающих солнечный свет. Я слышала, как они коротко вдыхали, пока плыли бок о бок, и до меня дошло, что они тоже соревнуются. Натаниэль не был таким конкурентоспособным, а Ру не казался таким конкурентоспособным. Конечно, Ру до сих пор не выглядел таким кокетливым или даже общительным.

Женщины тянулись вдоль края бассейна, некоторые выкрикивали псевдоним Ру, Уайетта, а другие кричали Натаниэля. Мика слегка нахмурился и посмотрел на меня. Я знала, что произошло. Если достаточно надолго предоставить Натаниэля самому себе, вокруг него начинали виться поклонники, и он не всегда этому препятствовал, что казалось более чем обычным. Я подумала, помог ли в этом Ру; может быть, в нем было больше флирта, чем мы видели.

Высокий, стройный мужчина с кожей цвета черного кофе, в немного великоватых купальных шортах, стоял у края бассейна, пристально наблюдая за ними. Его кожа была настолько темной, что под ней сложно было разглядеть мышцы, а они там были. Он был не из моих. Подполковник Мухамад (Фрэнки) Франклин был одним из старых друзей Эдуарда, хотя знал его только как Теда Форрестера, законопослушное Альтер эго Эдуарда, с которым тот служил в армии. Никто не рождается сразу Бэтменом. Итак, его старый друг, но не близкий, близкие друзья знали секрет.

С того места, где мы стояли, было трудно определить победителя наверняка, но когда они вышли из воды, тяжело дыша и смеясь, Фрэнки указал на Натаниэля.

— Если бы ты не был выше меня, мы бы пришли вместе — сказал Ру.

Натаниэль только кивнул, улыбаясь. Он провел руками по волосам, чтобы убрать их с лица. Я смотрела, как его красивое лицо искрится смехом, как тело, над которым он так тяжело работал, выходит из воды, и я знала, как была близка к тому, чтобы потерять всю эту красоту, именно этим угрожала вампирша: не просто смерть, а уродство, пытки. Я ненавидела то, что была беспомощна в той ситуации, но никак не могла смириться с этим и отпустить. Даже не могла засунуть все это поглубже в сознание, туда, куда годами прятала другие плохие воспоминания. Воспоминания из Ирландии были все время на переднем плане, и на все накладывали свой отпечаток.

Ру провел руками по своим более коротким, мокрым волосам, из-за чего те казались еще желтее. Он улыбался и похлопывал Натаниэля по спине, как будто они были лучшими друзьями.

Мика прошептал: — Что происходит?

Я только покачала головой и пожала плечами, потому что понятия не имела.

Вокруг них стеклась стайка в бикини и я потеряла их из вида. Несколько мужчин вывели своих женщин из группы, некоторые с изяществом и улыбкой, другие выглядели расстроенными, что женщины флиртовали слишком много. Никто из этих мужчин не был в столь прекрасной форме, как Натаниэль или Ру. Возможно, я была предвзята насчет Натаниэля, но не насчет второго.

Родина встала рядом с нами и тихо заговорила.

— Ру очень хорошо копирует поведение тех, с кем он рядом; это делает его почти идеальным тайным шпионом. Я сказала ему держаться поближе к Натаниэлю, что он и сделал, но слишком хорошо подражал ему. Если бы один из вас мог претендовать на Ру, а также на Натаниэля в качестве своего любовника, это было бы очень полезно. Он хорош в таких ситуациях, но не в том, чтобы выходить из них.

— Я не претендую на Ру — сказал Мика.

Она наклонилась ко мне.

— Прежде чем ты тоже откажешься, Анита, позволь мне добавить, что если ты не будешь играть девушку моего брата, это буду вынуждена сделать я.

Я повернулась, уставившись на нее.

— Выражение твоего лица, то, что ты чувствуешь, дают мне понять, что мысль как я играю его девушку, вызывает у тебя почти такое же беспокойство, как и у меня; я счастлива, что ни один из нас не находит заманчивым инцест.

— Что ты хочешь от меня, Родина?

— Я Морган, просто помоги моему брату Уайетту избавиться от слишком успешного флирта. Помни, что мы Морган и Уайетт Эрвин, и ты хотела, чтобы мы были достаточно взрослыми, чтобы не походить на старшекурсников.

Они подошли к нам босиком, улыбаясь, и взволнованно разговаривая друг с другом, как будто действительно были лучшими друзьями. Рыжая висела на руке Натаниэля, одна брюнетка повисла на Ру, но другая брюнетка встала между двумя мужчинами, уцепившись за каждого из них. Лавандовые глаза Натаниэля потемнели от напряжения или возбуждения от соревнования, и теперь они стали фиолетового цвета. Обычно его глаза становились настолько темными от секса. Глаза Ру не могли стать еще темнее, но они искрились смехом и жизнерадостностью, не знала, что в нем есть такие эмоции.

— Привет, киска. Привет, Уайетт, — сказала я, когда они подошли к нам с другими женщинами на буксире. Я посмотрела в глаза Натаниэля чуть ближе и поняла, что они были темнее не от соревнования; это был гнев. Он усерднее флиртовал с незнакомцами, потому что был зол на нас за то, что мы его бросили. Я не знала, что сделать, чтобы успокоить его гнев, отцепить от него женщин и разрулить эту ссору, но Мика точно знал, что делать. Он шагнул вперед, обхватил ладонями лицо Натаниэля и поцеловал так, как и хотел. Натаниэль отлепил от себя рыжую, как будто ее не существовало, и обнял Мику. Он попытался выскользнуть из рук брюнетки, но она как будто застыла, и не могла переварить мысль о том, что двое мужчин целуются. Я всегда любила наблюдать, как мужчины моей жизни целуют друг друга; и лучше всего было лежать между ними в кровати, чтобы целовали меня. Вторая брюнетка тоже смотрела на них с открытым ртом. Она вцепилась еще сильнее в руку Ру. Не знаю точно, был ли это собственнический жест или она пыталась устоять в своем мире. Она думала, что у нее есть шанс заполучить одного или обоих, и теперь один из красавцев целует другого мужчину. У нее, похоже, не было запасного плана на такой поворот событий.

Ру рассмеялся, наслаждаясь реакцией женщин. Он был самым тихим и застенчивым из тройняшек. В Ирландии, когда нам нужно было притвориться парой туристов, именно Родриго улыбался и флиртовал под руку со мной. Ру просто не казался заинтересованным, а сейчас внезапно стал учтивым и распутным.

— Привет, Анита. Твои женихи, кажется, скучали друг по другу. — Даже его тон был глубже, богаче. С закрытыми глазами, я бы его не узнала.

— Ты сказал, что они оба ее женихи? — спросила рыжая.

— Да.

— Так и есть — сказала я, но смотрела на Ру, пытаясь понять, как перейти к следующей части нашего представления. В такой работе я была ужасна.

Родина, похоже, поняла, что мне нужен толчок, потому что подошла к нам и сказала:

— Поцелуй ее, дорогой брат, прежде чем ее женихи закончат друг с другом, и займут ее.

Я думала, что Ру будет колебаться или смущаться, но этот новый Ру посмотрел на меня своими темными глазами, в которых был абсолютно мужской взгляд.

— Данная женщина должна сама меня пригласить — сказал он более глубоким голосом.

— Конечно, но тебе лучше поторопиться, пока они еще заняты — сказала я.

Ему удалось выскользнуть из рук брюнетки, которая, наконец, отпустила руку Натаниэля. Она выглядела потерянной и примерно на четыре года моложе, чем я ей дала, пока она была так в себе уверена. Она была самой высокой, поэтому я думала, что она, по крайней мере, лет на пять-восемь старше, но выражение ее лица и внезапная неловкость языка ее тела в ярком бикини заставили меня задуматься, была ли она вообще совершеннолетней.

От брюнетки на другой руке было не так легко избавиться; она крепче прижалась к нему, обеими руками и частью своего тела. Это был определенно собственнический жест. Он флиртовал с ней меньше двух часов; разве этого было достаточно для таких жестов? Брюнетка была достаточно низенькой, и стояла как раз под его плечом, значит, она была моего роста, или, может быть на дюйм короче. Ее темные волосы были где-то между вьющимися и волнистыми, и вероятно, были такими от природы. Бессмертные, похоже, всегда придерживаются одного типажа. Она была загорелой настолько, что белое бикини, в котором она была, создавало приятный контраст. Ее глаза были скрыты за большими круглыми очками. Очки скрывали и ее лицо. То, что я могла видеть, было красивым, но ее лицо было круглым и незаконченным, что заставило меня убрать еще несколько лет от ее возраста, независимо от того, насколько взрослым выглядело тело. Она училась в колледже, то есть ей было где-то между восемнадцатью и двадцатью пятью годами, держу пари, что намного ближе к восемнадцати. Я думаю, что она смотрела на меня сквозь солнцезащитные очки, и мне удалось остаться равнодушной под этим свирепым взглядом.

Когда Ру понял, что чтобы вырвать у нее руку ему пришлось бы применить силу, он прекратил попытки и пожал плечами.

— Анита, это Беттина. Она и ее друзья здесь на свадьбе своего лучшего друга.

— Блондинка в майке Невеста?

— Как ты догадалась? — Он улыбнулся, но его глаза смотрели на меня, пытаясь понять, что я буду делать. Если бы он был моим настоящим парнем, а не фиктивным, я повела бы себя более агрессивно, а так… — Так как же Беттине и ее друзьям пришло в голову, что ты пойдешь дальше простого флирта?

Он посмотрел на женщину на его руке. — Я не совсем уверен.

Рыжая сказала: — Ты лживый ублюдок, вовсю флиртовал с нами своей задницей. — Ее руки были на тонких бедрах, маленькая грудь агрессивно выставлена вперед. По ее бледному веснушчатому лицу и плечам пошли солнечные ожоги.

Мика и Натаниэль оторвались друг от друга. — Ты просто чересчур очарователен, Уайетт — сказал Натаниэль, обняв Мику, который обычно не проявлял настолько публичной демонстрации привязанности к Натаниэлю. Он любил нас обоих, но ему все еще было немного не по себе на публике со своим первым в мире парнем, теперь уже женихом. Было забавно видеть, что он чувствовал из-за того, что должен обозначить территорию подобным образом, и, вероятно, это был идеальный способ извиниться перед Натаниэлем.

— А теперь тебе придется подождать своей очереди, Уайетт, потому что я направляюсь к ним — сказала я, указывая на Мику и Натаниэля. Они подошли ко мне, все еще держась за руки.

— Эй, Натаниэль, мы собираемся участвовать в гонках или ты будешь продолжать целовать своего парня? — кричал незнакомый мужчина с другого конца бассейна. Он был высокий, стройный, но достаточно мускулистый, чтобы иметь собственные шесть кубиков. Держу пари, что он занимается каким-то видом спорта в колледже.

— Дай мне минуту, поцеловаться с моей девушкой, и я буду на месте — сказал Натаниэль.

— Мне все равно, кого ты целуешь — просто давай сделаем это, если, конечно, ты не хочешь признать, что мы победили.

Натаниэль взглянул на рыжую и другую брюнетку, а затем снова на высокого парня у бассейна.

— Тебе все равно, кого я целую, правда?

Высокая брюнетка подняла руки и покачала головой, отступив.

— Извините, но все это слишком странно для меня.

Рыжая выглядела вызывающе. — Я все еще в игре, если ты это имеешь в виду. Идиот, кричащий на нас, — мой парень, Рэнди, и я хотела бы посмотреть, действительно ли ему все равно.

Рыжая подошла к Натаниэлю и Мике. Она была почти такого же роста, как Натаниэль, но казалась нежной рядом с ним. Она была из тех людей, у которых были тонкие кости и хрупкая фигура, при этом не выпирали ребра, и почти не было груди и задницы; она была худой из-за генетики, а не от голодания. Она выглядела мягкой, как будто у нее практически не было мышц, но из-за худобы она думала, что была в форме, а это не то же самое, что быть по настоящему в форме. Как по мне, самой лучшей ее чертой были большие карие глаза, но эй, это же не я с ней флиртовала.

Натаниэль улыбнулся ей и сказал: — Подожди, сначала я спрошу свою девушку, как она к этому относится. — Тогда он подошел ко мне, все еще мокрый, но теперь его лицо было удивительно сухим благодаря Мике. Я посмотрела вниз и обнаружила, что большая часть одежды Мики теперь была мокрой, как будто он что-то пролил на себя. Они и не пытались удерживать пространство между собой. Мика хорошо поработал над собой, чтобы так целовать его на публике; возможно, это была его версия примирительного поцелуя.

Я повернулась к Натаниэлю, и мы оба улыбались, потому что гордились нашим общим парнем, таким смелым и владеющим своими чувствами. Теперь его улыбка была настоящей, без гнева. Мы приблизились, нежно обнимая друг друга. Наши руки и наши тела скользили настолько близко друг к другу, насколько позволяла одежда, хотя его плавки были почти не в счет. Он был уже немного счастливее от поцелуя с Микой. Если мы продолжим поцеловаться в том же темпе, то ему в спидосах может стать не совсем удобно. О чем я ему и сказала.

— Я рискну — сказал он и наклонился, на эти несколько дюймов, к моему лицу. Наши губы точно знали куда идти. Мы целовались с губами, языком и, наконец, слегка, зубами. Если бы он не собирался плавать сразу после этого, я бы использовала больше зубов, но спидосы могли такого не выдержать.

Мы закончили поцелуй медленно, неохотно. На мгновение мы забыли, где были и почему устраивали шоу. Просто потерялись друг в друге. Какое-то время мы просто стояли, пытаясь оправиться от этого и вернуться к реальности вокруг нас.

— Ух ты — сказала одна из женщин.

— Рэнди никогда так меня не целовал — сказала рыжая. Она была почти рядом с нами, как будто это была очередь в кабинку для поцелуев.

— Меня никогда так не целовали — сказала Беттина.

Рыжая уже коснулась плеча Натаниэля, словно пытаясь повернуть его от меня к себе, явно с намерением поцеловать. Я не думаю, что Натаниэль сделал бы это, но Эдуард встал между ними на всякий случай.

— Нет, мы не будем провоцировать их на ссору. Мы собираемся вернуться к гонке, выиграть их деньги, и закончить на этом.

— Эй, — сказала рыжая, — не твое дело, кого он целует, если только ты не его отец или что-то в этом роде, а у отцов нет такого пресса. — Ей удалось сделать комплимент и оскорбить его в одном предложении. Мне потребовалось мгновение, чтобы понять, что Эдуард достаточно взрослый, чтобы годиться в отцы Натаниэлю. Я никогда не думала об их возрасте в таком ключе, но подсчеты не врали. Черт, это меня беспокоило, хотя я не была уверена, почему.

— Почему ты так уверен, что победишь? — Спросила Беттина, все еще держась за Ру.

Эдуард посмотрел на нее, больше своим взглядом, чем Теда. От этого она двинулась, встав позади Ру, хотя так и не отпустила его руку. Это заставило меня задуматься о Беттине, потому что она увидела опасность в его взгляде.

— Подождите, вы, ребята, сделали ставку на победу? Это не похоже ни на кого из вас, — сказала я.

— Некоторые из мужчин думали, что это будет слишком легко, поэтому Тед предложил дружескую ставку — сказал Ру, пытаясь заставить Беттину отпустить его руку, не причиняя ей вреда.

— Они подразумевали, что они молодые гребаные кексики, а некоторые из нас уже больше гребаные пончики — сказал шериф Руфус Мартинес, возвращаясь к столу с чем-то фруктовым в высоком стакане. Он был большой парень, около шести футов и трех дюймов, и я узнала, что он играл в футбол в колледже, он не был достаточно быстр для профи, но все равно когда то был в хорошей форме. А сейчас… он похлопал по округлости своего живота, который был уже достаточно велик, что бы начать беспокоиться о проблемах с сердцем.

— Это моя вина. Я единственный, кто так сильно любит пончики.

— Не сладости твоя проблема, Руфус — сказал Эдуард с акцентом Теда. — А жирное мясо и крахмал.

— Ты начинаешь говорить как моя жена, Тед, — сказал он, опуская свою массу в кресло, которое угрожающе прогнулось. Видимо, он набрал вес во всем; живот просто отвлекал от остального.

— Но почему Уайетт и Натаниэль плыли друг против друга, если наши-против-ненаших? — спросила я.

— Мы оба выиграли наши первые заплывы — сказал Натаниэль.

— Мы плывем или нет? — Крикнул Рэнди с края бассейна.

Натаниэль улыбнулся и сказал: — Я сейчас вернусь.

— Он так уверен, что победит? — спросила я.

— Победить или проиграть, это быстро — сказал Руфус.

Мика наклонился и прошептал: — Я поболеть за Натаниэля; Помоги Уайетту избавиться от Беттины. — Он отправился к другим наблюдающим за гонкой. Я осталась лицом к лицу с Ру, гм, Уайеттом и красавицей на его руке. Она была хорошенькой или была бы таковой, если бы перестала хмуриться и цепляться за Ру мертвой хваткой, так, что без применения силы не оторвать.

Родина наклонилась и прошептала: — Пожалуйста, Анита.

Я посмотрела на Ру, на этот новый более уверенный образ и на тело, которое обычно было полностью скрыто, его излюбленной, мешковатой одеждой. Когда я уставилась на него, то его взгляд стал менее уверенным, и почему-то мне не хотелось делать его несчастным. Он казался счастливее, чем когда-либо. Может быть, это была игра, а может это притворство и делало его счастливее.

Я протянула руку Ру, и он улыбнулся. Он протянул мне свою свободную руку, на которой не висела, почти всем своим телом, девушка. Она довольно тесно прижалась к нему. Мне стало интересно, она всегда так липла к парням или что-то в Ру сделало ее такой решительной. Я попыталась привлечь его к себе, но она держалась за него, как будто участвовала в перетягивании каната. Это было уже смешно, поэтому я подошла к Ру с другой стороны и коснулась его лица. Он впервые обнял меня за талию и чувствовался таким же сильным, как выглядел. Крепче обняв, он притянул меня ближе к себе. Это было намного смелее, чем я ожидала от него, и на секунду я вспомнила Родриго: смелого, доминирующего и властного. Из-за этого я начала отстраняться от него. Почувствовав это, из его глаз начал исчезать свет, и начал возвращаться этот тихий, почти избитый взгляд, который я не хотела видеть снова в его глазах. Не хотела быть этому причиной. Родина была права; они тоже были в трауре. Мы все что-то потеряли в Ирландии. Я посмотрела в его черные глаза и впервые увидела Ру, а не Родриго, стоящего передо мной человека, вместо призраков преследовавших меня.

Я улыбнулась ему, играя пальцами с каплями воды на его коже. Это легкое прикосновение вернуло его глазам нотки счастья. Я попыталась обнять его за талию, но наткнулась на Беттину.

— Эй, я не по девочкам, о’кей? — сказала она.

Я колебалась минуту, прижимая руку к ее телу, пытаясь обнять Ру; затем улыбнулась ему и сделала все возможное, чтобы он увидел/почувствовал/понял, что я собиралась сделать. Если бы это был Натаниэль, я бы просто опустила свои щиты и была бы уверена, что он понял, но с Ру связь была односторонней: он чувствовал меня. Я поднялась на цыпочки, прислонившись к нему и прижавшись своими губами к его; это был даже не поцелуй, просто прикосновение. Почувствовав, как его губы изогнулись в улыбку, я улыбнулась в ответ. Повернув руку, я обхватила девушку за талию и обняла их обоих. Она издала совсем не счастливое «Эй!». Я оторвалась от губ Ру и потянулась к Беттине, как будто хотела поцеловать ее. Она издала несчастный визг и отпустила его, только моя рука удерживала ее на месте. Если бы я была более извращенной, то поцеловала ее, прежде чем отпустить, но мне не нравилась Беттина настолько, чтобы зайти так далеко. Я отодвинула руку, и она отшатнулась назад, как будто сопротивлялась моим объятиям сильнее, чем я чувствовала.

Теперь она называла меня по всякому, лесбиянка было самым милым из этого. Я проигнорировала ее и наконец, смогла взглянуть в черные глаза Ру без каких-либо отвлекающих факторов. Он улыбнулся, я улыбнулась, и затем потянулась к нему, когда он наклонился ко мне. Мы поцеловались, слегка коснувшись губами, а затем его руки пробежались по моей спине, плотнее прижимая меня к себе, так чтобы было больше тела в этом английском поцелуе. Я почувствовала его тело через переднюю часть его маленьких купальных шорт. Это заставило меня оторваться от поцелуя и повернуться лицом к его шее. Его кожа была слегка прохладной после воды, но, должно быть, это был бассейн с морской водой, потому что не было никакого намека на хлор. Его кожа ощущалась чистой и приятной. Я обернулась вокруг него, уткнувшись лицом в изгиб его шеи, где пульс бился под кожей. Он вдруг стал таким горячим, и под сладким запахом его кожи был жар, жар, в котором я могла бы согреться, если бы только выпустила его.

Я поцеловала его в шею, прижимая губы к этой теплой, пульсирующей гладкости. Его кожа была соленой, и не от пота, а от соленой воды бассейна. Я нащупала его пульс, сильнее надавливая языком, облизывая, как будто могла дотронуться до этой трепещущей штуки своим языком, стоило лишь лизнуть достаточно сильно.

Ру вздрогнул в моих руках. Он сказал «Анита» немного хриплым голосом.

Я достаточно открыла рот, чтобы захватить зубами эту пульсирующую танцующую точку под его кожей. Я ощущала ее своим языком, как что-то живое, как крошечную птичку, трепетавшую под его кожей, она будто ждала, когда я освобожу ее, чтобы взлететь высоко в разливе алых перьев и криков.

Рука схватила меня за волосы достаточно сильно, чтобы было больно. При других обстоятельствах я могла бы получить удовольствие, но не сейчас. Я крепче вцепилась зубами в плоть. Если они оторвут меня сейчас, то вместе со мной оторвут и кусок его шеи. Я услышала низкий рык и поняла, что это я.

Голос Мики послышался у моего уха: — Анита, не делай этого, не здесь, перед Эдуардом и гостями свадьбы.

Он мог бы сказать много всего, но именно эта фраза заставила меня прийти в себя и задуматься, какого черта я делаю. Я расслабилась в объятиях Ру и перестала кусать его, расслабив сначала зубы, а потом отодвинулась немного назад от его кожи.

Глаза Ру были слегка расфокусированы, будто он получил от укуса больше удовольствия, чем следовало бы. Родина тихо сказала возле моего уха: — Моя королева, когда ты в последний раз кормилась?

— Я ела в самолете — сказала я.

Мика все еще держал меня за волосы. Он знал, что опасность еще не миновала. Я хотела сказать ему, что все в порядке, что я не опасна, но я не знала, почему потеряла контроль, поэтому просто позволила Мике отвлечь меня своей хваткой от Ру. Брэм стоял немного впереди Мики, ближе ко мне, чем к своему Нимир-Раджу. Если я потеряю контроль, он будет защищать своего короля. Я была рада, что Брэм был рядом, потому что не знала наверняка, что только что произошло и почему. Дурацкая метафизика.

Натаниэль положил руку на плечо Ру и отодвинул от нас, пока Мика держал меня. Ру сказал голосом, который был все еще ниже обычного:

— Я твой, какими бы ни были твои желания, моя королева.

Я моргнула и посмотрела на обращенное ко мне обеспокоенное лицо Натаниэля.

— Ты выиграл? — спросила я.

— Что? — спросил он.

— Ты выиграл гонку, состязание, плавание?

Затем он улыбнулся, и Мика сказал: — Вот это наша девушка.

— Я проиграл — сказал Натаниэль.

Должно быть, я выглядела удивленной, потому что он добавил: — Парень учится в колледже на стипендию по плаванию, и он почти на пять дюймов выше меня. Он первым коснулся стены.

— Итак, мы проиграли деньги? — спросила я, как будто это действительно заботило меня. На самом деле нет, но все же иногда ты проявляешь интерес к действиям своих людей, даже если не понимаешь их, как например, поставить деньги на победу в плавании с незнакомцами или попытка вырвать горло у одного из твоих друзей. Видите, мы все пытаемся понять небольшие причуды друг друга.

— Пока нет — сказал Эдуард. Он стоял рядом с нами с полотенцем в руках. Я была почти уверена, что в полотенце было какое-то оружие. Меня это не смущало. В конце концов, он был всего лишь человеком, а остальные, стоящие там, не были. Он был одним из самых опасных людей или сверхлюдей, которых я когда-либо встречала. Тем не менее, полезно иметь оружие, когда ты имеешь дело со сверхъестественным миром, потому что иногда единственное различие между сверхъестественными существами в том, что монстры бывают немного не удовлетворены жаждой крови.

Бернардо стоял немного позади Эдуарда. Не то чтобы он не собирался помогать, если понадобится, но у него не было хладнокровной решимости Эдуарда, а это означало, что он будет колебаться, если речь пойдет об убийстве меня. Я была их другом, в конце концов. Если Эдуард когда-нибудь примет решение, что я слишком опасна, он нажмет на курок, потому что полностью доверяет своему суждению, как и я. Бернардо был не таким эгоистично замкнутым, как Эдуард, да и мало кто был.

— Мы собираемся на некоторое время отправиться в комнату с Анитой — сказал Мика, и, произнося это, он смотрел на Эдуарда.

Эдуард один раз кивнул. — Хорошая идея — сказал он; его голос был тихим, холодным. Я ожидала, что его глаза будут бледными как зимнее небо, и именно такими они становились, когда он собирался убивать. Но они имели более насыщенный, дружелюбный синий цвет, чем я ожидала, и я увидела в его глазах то, чего никогда не ожидала увидеть: нерешительность. Он бы сделал это, но я пересекла линию ту же линию у Эдуарда, что и он у меня. Мы спускаем курок друг против друга, если почувствуем, что у нас нет выбора, если другие люди будут в опасности, но это будет дорого нам стоить. Черт.

Я посмотрела мимо него и увидела Руфуса. Теперь он тоже встал, было заметно, что он достаточно не в форме, так что я начала волноваться за него, но тогда я увидела его лицо. Его глаза сузились, и, за неимением лучшего слова, у него был полицейский взгляд, и он был направлен на меня. Я сделала что-то интересное и не очень хорошее. Он не знал, что происходит, но он был полицейским, и если флаги подняты, то полицейские бегут в гущу событий, и никогда от них. Физическая подготовка и возраст не имели к этому никакого отношения. Руфус был офицером полиции, точка. Это заставило меня задуматься, и я оглянулась на Фрэнки. Он не полицейский и никогда им не был, но он был человеком, который провел большую часть своей карьеры, решая проблемы насилия с помощью того же насилия. Он стоял позади нас, и я поняла, что и Натаниэль, и Ру уделили часть своего внимания высокому, темному и потенциально опасному человеку. Я полностью забыла о нем, что было хуже, чем небрежно; это было глупо. Так же, как Эдуард не был моим единственным опасным другом, так и я не была его единственным опасным другом. Если бы пришлось выбирать, из-за чего свадьба потерпит крах, то это бы не было единственным решением.

Эдуард продолжал смотреть на меня, не обращая внимания на трех мужчин вокруг меня, как будто наш зрительный контакт был всем, что имело значение. В конце концов, я вложила во взгляд столько же, сколько и получила от него. Мы смотрели друг на друга, как будто этот долгий момент был всем для нас, и так это и было.

— У Донны и всех остальных женщин спа-день, поэтому у вас есть время отдохнуть в своей комнате перед ужином сегодня вечером.

— Вздремнуть было бы здорово — сказала я.

— Не слишком увлекайся сном — сказал он, взглянув на шею Ру, где на его коже виднелся легкий отпечаток моих зубов.

25

Мы вернулись в вестибюль забрать Никки и сумки, после этого Натаниэль повел нас в наши номера. Номер Брэма и Никки был рядом с нашим, а номер Ру и Родины находился через коридор. Мы рассказали Никки о приключениях у бассейна. Он не был удивлен.

— Все мастера вампиров имеют своих невест, Анита. Все линии крови, а не только линия Белль Морт.

Я свернула в коридор рядом с нашими комнатами и спросила:

— Откуда ты это знаешь?

— Я начал расспрашивать, когда вы привезли этих двоих из Ирландии.

— Спрашивать, кого?

— Я спросил у Арлекинов; они служили старому совету вампиров тысячи лет.

— Ты не спрашивали нас — сказала Родина.

— Как я мог спросить тебя о твоей собственной судьбе?

— Мы знали, что стоит ей завладеть нами, и мы станем ее мясом, как только она этого пожелает, во всяком случае, если она этого пожелает — сказала Родина.

— Я не хочу, чтобы вы были моим мясом, ни один из вас.

— Ты также не планировала владеть мной — сказал Никки и посмотрел на меня.

— Я слышу, как кто-то идет; давайте закончим этот разговор в одной из комнат, — сказал Мика.

Мы фактически открывали дверь в нашу комнату, когда Донна спустилась по коридору. Я все еще не привыкла к ее недавно осветленным волосам. В них было так много бликов, что казались практически белокурыми, но выглядели естественно, как будто выгорели на солнце. Волосы были настолько непривычными, что я отвлеклась на них, пока она не подобралась достаточно близко, чтобы даже большие круглые солнцезащитные очки не могли скрыть того факта, что она плакала. Я обменялась взглядами с Натаниэлем. Он держал ее за руку в процессе подготовки к свадьбе больше, чем я, но один взгляд, и я знала, что он тоже не знал, что случилось.

— Анита, мне нужно… Нам нужно поговорить. — В ее голосе были слышны слезы, но также и сдерживаемый гнев, и страшная фраза, нам нужно поговорить, не предвещала ничего хорошего.

Мой пульс ускорился, когда я сказала: — Я думала, что ты с другими дамами занимаешься своими ногтями.

— Мне наплевать на мои ногти, не сейчас.

Вот дерьмо.

Натаниэль попытался успокоить ее, но она оттолкнула его.

— Нет, нет, я не хочу, чтобы другой мужчина успокаивал меня прямо сейчас. Извини, Натаниэль, ты тут ни при чем. Я просто чувствую, что все мужчины сейчас ебаные лжецы. — Я не думала, что когда-либо слышала, как она говорила, ебаные.

С другой стороны, она не злилась на меня, потому что она злилась на мужчин, а я — не из них, Йеху для меня! Однако комментарий не предвещал ничего хорошего для Эдуарда — извините, Теда. Неужели она узнала больше о бэтменской стороне его жизни так близко к предстоящей свадьбе? Это был бы отстой, конкретный.

— Что случилось, Донна? — спросила я, потому что чувствовала, что должна была спросить.

Она схватила меня за руку и начала тянуть по коридору. Видимо, нам предстоял девчачий разговор. Я оглянулась на мужчин.

— Мы разберемся здесь — сказал Мика.

Натаниэль посмотрел на меня очень серьезно и грустно. Одними губами он произнес «Мне жаль». Он знал, что я терпеть не могу справляться с подобными эмоциональными потрясениями, но многие люди полагали, что, будучи женщиной, я буду лучше, чем мужчина. Боже, они выбрали явно не ту девушку, хм, человека.

Ради Эдуарда, я сделаю все возможное с Донной, но мы с ней никогда не были друзьями, тем более мы не были настолько близкими подругами, чтобы так хватать и тащить друг друга по коридору на задушевные разговоры. Я понятия не имела, что ее так расстроило, что она обратилась ко мне. У нее здесь было две лучшие подруги, а также ее партнерша по метафизической лавке, так почему же я оказалась одна с рыдающей невестой на руках?

Никки пытался пойти за нами как хороший телохранитель, но Донна просто молча указала на него пальцем. Потом попробовала Родина, но Донна сказала:

— Извините, но я вас не знаю. Это личное.

— Я буду в порядке; расслабьтесь — сказала я.

— Нет, — сказал Никки, — ты не можешь никуда уйти, хотя бы без одного из своих телохранителей.

— Нет, — сказала Донна, — я хочу поговорить с Анитой без зрителей.

— Анита никуда не уйдет без телохранителя.

Донна начала пытаться протестовать, но Родина сказала:

— Мы могли бы использовать маленькое кафе в конце коридора. Двери стеклянные, и мы можем следить за Анитой, не подслушивая — Она улыбнулась, говоря это, всем своим видом излучала полезность. Я знала, что если люди не будут кричать вокруг нас, любой из верживотных сможет услышать хотя бы часть разговора, но не стала говорить об этом Донне. Мы все нуждаемся в иллюзиях, и я была вполне уверена, Никки последует своему ультиматуму. Он был моей Невестой: я могла просто приказать ему не следовать за мной; То же самое с Ру и Родиной, но у Брэма был выбор, и я была почти уверена, что он им воспользуется, чтобы поддержать своих товарищей по охране.

Ру и Брэм остались с Натаниэлем и Микой, заводя их в наш номер. Никки и Родина пошли с нами, он впереди, а она сзади. Я думала, что Донна будет больше сопротивляться, но она была расстроена из-за чего-то слишком сильно, поэтому, в конце концов, позволила Никки и Родине выйти первыми и когда они дали знак, что все чисто, Донна вытащила меня через двойные двери в сияющее солнце Кирке Кей. Радует, что место уже проверили на безопасность, потому что я чуть не столкнулась с маленькими стульями и крошечными, почти бесполезными столами, стоявшими близко друг к другу на балконе. Надо было одеть солнцезащитные очки, перед выходом. Не помню даже, когда успела снять свои очки. Толи мое воображение разыгралось, толи океан в лучах солнца был действительно ярче? Я прищурилась, прикрывая глаза левой рукой, потому что в правую мне вцепились мертвой хваткой. В случае нападения на нас плохих парней, я оказалась слепа и не имела возможности выхватить пистолет. Отлично. К счастью для нас, сегодня я была не на работе, так что плохие парни не предвиделись, только истерики.

С помощью руки, которой она меня держала, я повернула ее лицом к себе.

— Донна, что случилось?

— Ты знала, что Тед уже был женат?

Я на мгновение уставилась на нее, и, должно быть, на моем лице отразилось удивление, потому что она внезапно рухнула на один из маленьких стульчиков, как будто произнесенное вслух, отняло у неё все силы. Она ослабила хватку и теперь просто свободно держала мою руку, в то время как ее плечи дрожали от плача. Господи, что мне теперь делать?

Я неловко похлопала ее по руке и стала ждать, пока плач пройдет, а потом поняла, что она пытается говорить сквозь слезы. Я не могла всего понять, слышала только обрывки фраз.

— Ты не знала… знаю тоже… Глупая… Как я могла… Обманул нас… Ты знаешь его лучше…

Я, наконец, поняла, почему она пришла с этим ко мне, а не к своим друзьям. Они были ее друзьями, а я была лучшим другом Теда, поэтому по ее рассуждениям я тоже должна была чувствовать себя преданной. Лучшие друзья рассказывают друг другу все, верно? Не совсем, по крайней мере, если бы вашим лучшим другом был Эдуард. Он любит оставлять информацию при себе. Хотя должна признать, что глупо было не говорить об этом Донне.

Донна повела меня к небольшой зоне отдыха со стульями, откуда открывался отличный вид. По дороге, мне удалось подцепить ногой один из маленьких стульчиков и подтянуть его к себе, хотя бы буду сидеть, пока держу за ручку и сочувствую.

— Он же может свободно жениться на тебе, верно? — Если и был этот загадочный первый брак, то его юридическое завершение казалось наиболее важным фактом для установления.

Она кивнула, и это ослабило тугой ком у меня в груди. Я даже не знала, что была в таком напряжении, пока оно не ослабло.

— Так он в разводе?

Она снова кивнула, ее голова почти касалась колен, когда она плакала. Я совершенно не понимаю, почему она была так расстроена, но, возможно, в этом плане у меня были другие критерии.

— Как ты узнала об этом?

Она пробормотала что-то в свои колени. Я была не в восторге это говорить, но: — Извини, Донна, но я не поняла эту последнюю часть.

Она подняла голову достаточно, чтобы сказать:

— Кэрол, жена Фрэнки, сказала, что она просто счастлива, что вкус Теда в женщинах стал намного лучше, чем когда ему было восемнадцать.

— Он был женат в восемнадцать лет? — спросила я. Я не могла представить Эдуарда таким молодым, тем более того молодого парня, который женился только попав в армию.

— Кэрол оскорбительно отозвалась о его бывшей жене. Я была уверена, что Кэрол лучше тех, кто подшучивает над чьим-то весом.

Я работала со многими бывшими военными, и я начинала понимать.

— Она назвала женщину dependapotamus (зависимый гиппопотам)?

Донна вздохнула и кивнула.

— Да, так звучит точно.

Я улыбнулась, прежде чем смогла остановить себя.

Она отдернула от меня руку.

— Это не смешно!

— Нет, не смешно, но dependapotamus это прозвище для определенного типа женщин, которые обитают около военных баз и своего рода охотятся на молодых парней в форме.

— Что ты имеешь в виду, охотятся?

— Они милые и обаятельные, но как только они заставляют солдата жениться на себе, очарование исчезает, и многие из них, похоже, ничего не делают, кроме как остаются дома и тратят военную пенсию мужчины или женщины.

— Женщины… Ты имеешь в виду, что есть мужчины, которые делают то же самое с женщинами-солдатами?

— Это менее типично, но так бывает.

— Значит, ты говоришь, что эти женщины и мужчины пытаются жениться на молодых солдатах, чтобы они могли получить свою выгоду?

— Очевидно — сказала я.

— Но это ужасно.

Я кивнула. — Может быть. Я слышала истории о людях, которые так попались, и их жены опустошали банковские счета и подавали документы на развод, в то время как солдаты сражались за свою страну.

Донна была потрясена и именно так и выглядела.

— Подать на развод с человеком, пока он борется за свою жизнь… — Казалось, ей трудно найти слова, чтобы описать это.

— Некоторые бывшие военные мужчины, которых я знаю, думают, что женщины делают это нарочно, потому что, если солдат умрет при исполнении служебных обязанностей, пока они еще женаты, она получит больше денег. — Все, что я говорила, было правдой, и я пыталась дать Донне те подробности, которые будут беспокоить сильнее ее либеральное, свободолюбивое сердце.

— Это чудовищно!

— Трудно представить Теда таким молодым и таким наивным, но даже ему пришлось с чего-то начинать — сказала я.

— Я видела его фотографии, когда он только попал в армию. Он выглядит таким молодым и незаконченным, как будто он еще не Тед, — сказала она. Ее голос был чист, в какой-то момент разговора слезы прекратились. Мы делали успехи.

— Подумай, как Тед смутился бы, если бы признался, что так попался и женился на таком человеке.

— Он будет огорчен — сказала она.

— Молодой Тед был бы, но Тед сейчас, твой Тед, включил бы это в список вещей, которые больше не важны.

— Какой список вещей ты имеешь в виду? Ты хочешь сказать, что он еще много чего скрывает от нас?

Вот дерьмо, здесь я должна быть осторожнее, или открою такую банку с червями, за которые Эдуард никогда не простит меня.

— Я имею в виду, что такие люди, как Тед, все разделяют; в частности это то, что помогает им хорошо выполнять свою работу. Например, та иждивенка, которая подцепила рядового Теда Форрестера двадцать лет назад, была бы помещена в кучу вещей, которые не повлияли бы на него или его жизнь сейчас. Это был бы просто извлеченный урок и ничего больше.

Она сняла большие солнцезащитные очки и моргнула. Ее тушь и подводка для глаз текли по щекам черными слезами. Это заставляло ее выглядеть хрупкой и вызвало желание защитить ее.

— Ты так работаешь, Анита? Ты сортируешь все в отдельные отсеки, чтобы эмоции не мешали работе?

И именно такие моменты заставляли меня понять, почему Эдуард женится на Донне. Она понимала это; в какой-то момент она делала логичный вывод об Эдуарде, обо мне, обо всех нас, кто брал оружие и шел на охоту за монстрами. Также это значило, что она была более проницательной, чем ей было комфортно. Но все же это заставляло меня думать о ней лучше, потому что у нее появлялись вопросы, и потому что у нее хватало смелости задавать их. Она уже набрала очков девочки-скаута за схватку с Дикси в Нью-Мексико; и сейчас получила еще очки.

— Да, — сказала я, — это часть моей работы.

— Ты не сердишься на то, что Тед был женат раньше, даже немного?

— Нет.

— Я видела, как ты была удивлена, но ты не была расстроена, даже до того, как поняла, что Кэрол имела в виду под этим ужасным комментарием про бегемота.

— Нет — сказала я.

Она изучала мое лицо.

— Почему нет?

Я облизнула губы и постаралась быть очень осторожной.

— Мы с Тедом лучшие друзья, но мы знакомы всего девять лет. Мы не говорим друг другу обо всем, что происходило до нашего знакомства.

— Но брак важен. Я бы сказала своим лучшим друзьям что-то подобное.

— Но твои лучшие друзья — женщины. Другое дело, когда твой лучший друг — мужчина. Вы говорите о разных вещах.

— Ты не просто его лучший друг; ты его рабочая жена, его партнер по охоте на монстров.

— Да, но ты его настоящая жена; даже без церемонии вы, ребята, встречаетесь почти семь лет. Ты сделала его счастливее, чем я когда-либо видела. Я даже не знала, что Тед хочет семью или представлял ее в своей жизни, пока я не сошла с самолета пять лет назад и не встретила тебя и детей.

Она улыбнулась, но улыбка померкла. Ее лицо снова стало серьезным. Черт возьми, я выиграла. Что же сейчас не так?

— Если бы ты подумала, что Тед хочет иметь семью и более нормальную жизнь, ты бы преследовала его сильнее?

— Преследовала его, как? — спросила я.

— Я верю, что у вас раньше не было романа, Анита, но между вами что-то есть. Ощущение, что это больше, чем просто дружба. Если бы ты думала, что он хочет семью и брак, ты бы попыталась встречаться с ним?

— Ты имеешь в виду, хотела бы я построить домик с белым штакетником с Тедом?

— Да, это именно то, что я имею в виду.

— Донна, если ты не заметила, я не из тех, кто мечтает о белом штакетнике.

— Каждая женщина хочет этого.

— Может быть, я поступила в колледж — тогда я даже некоторое время была помолвлена — но у меня никогда не будет той жизни, которую ты считаешь нормальной.

— Ты бы хотела, если бы это было возможно?

— Что было бы для меня нормальным? Здесь со мной Мика и Натаниэль. Если нормальная жизнь означает отказаться от любого из них, то я в ауте.

Затем она улыбнулась и потерла под глазами, как будто вспомнила о том, что накрашена, но было уже слишком поздно. Черные дорожки от слез начали высыхать на ее коже; чтобы избавиться от всего этого ей понадобится средство для снятия макияжа.

— К тому же с тобой снова Никки.

— Он мой личный телохранитель — сказала я.

— Анита, он для тебя больше.

— Да, он больше.

— Когда ты выйдешь за Жана-Клода, неужели он не заставит тебя отказаться от них?

— Он женился бы на Мике и Натаниэле вместе со мной, если бы это было законно.

— И Никки?

— С Никки тоже все в порядке.

— Я никогда не пойму, как ты управляешь таким количеством отношений.

— Не все из них являются основными отношениями.

— Как кто-то может быть доволен, не будучи чьими-то основными отношениями? — спросила она.

— Некоторые люди не хотят быть единственными для кого-то.

— Я хотела быть единственной и неповторимой для Теда, но даже его первый брак не был важен, и у него все еще есть ты.

— Мы прошли через это, Донна. Он и я не романтики.

— Я верю в это, но ты по-прежнему важная часть жизни Теда. Меня одной никогда не будет достаточно для него. Он никогда не будет только моим.

— Но у нас нет романа.

— Не в физическом плане, но в эмоциональном ты действительно его рабочая жена. Ты удовлетворяешь его эмоциональные потребности так, как я никогда не смогу. Я бы лучше предпочла роман между вами, потому что могла бы заставить его отказаться от этого, но то, что между вами, от этого он не откажется.

— Не знаю даже что сказать на это, Донна, за исключением того, что он любит тебя, безумно, глубоко, любит тебя. И за все время, что я его знаю, никогда еще не видела его таким.

— Кэрол сказала то же самое.

— И она видела его с первой женой, так что он не любил ее так, как любит тебя.

— Тогда почему он женился на ней?

— Потому что ему было восемнадцать, и, скорее всего, он впервые оказался чертовски одиноким и вдали от дома. Отличный рецепт стать уязвимым.

— Полагаю, ты права — сказала она.

Краем глаза я уловила движение и поняла, что это Никки и Родина открывают дверь Эдуарду. Он вошел к нам, все еще в плавках, добавил только сандалии и солнцезащитные очки. Кто-то ему рассказал, и он спешил найти Донну, я думала об этом, пока не увидела ее лицо, обращенное на приближающегося Эдуарда. Она выглядела так, словно кто-то ударил ее промеж глаз молотком, и на лице было написано: «о боже, он такой сексуальный». Британцы сказали бы, что она ошарашена. Эдуард пришел только в купальных плавках и эффект был такой же, как и у женщины в блузке с открытым декольте, которая хотела своим видом направить ссору в другое русло.

Должна признать, что проходя через дверь в солнечном свете, танцующем на всей этой мускулистой худобе, Эдуард выглядел весьма приятно. Я знала, что Эдуард красив, но не могла оценить его сексуальность. Он был моим лучшим другом; ты просто не рассуждаешь о сексе с твоей настоящей лучшей подружкой. Нет, просто нет.

— О, Тед, я так сожалею, что повела себя так глупо из-за твоего первого брака.

Он прижал ее к своему по большей части обнаженному телу, сказав:

— Мне было восемнадцать, это продолжалось менее шести месяцев, и она поимела от меня все, что могла. Мне очень жаль, что ты узнала об этом так и от Кэрол.

— Когда Кэрол назвала твою бывшую жену dependapotamus, я подумала, что она плохо относится к своему весу, но Анита объяснила, что это значит — сказала Донна.

Он оторвал взгляд от Донны и посмотрел на меня, облегчение и благодарность были на его лице. Ей он сказал: — Это именно то, чем она была, но не называй ее моей бывшей женой; она не была достаточно важна, чтобы быть такой.

— Мы с Анитой не могли представить тебя такими молодыми и наивными, но, думаю, мы все были молодыми и глупыми.

— О, я был таким, сладкий букетик. Я был той еще лопатой. — Его акцент усилился. Я знала, что сладкий букетик было его особым прозвищем для нее. Я называла Натаниэля киской, так что мне ли жаловаться.

Она крепко обняла его, а затем подняла голову, чтобы он мог поцеловать ее. Поцелуй стал немного оживленнее, и внезапно мне захотелось организовать грациозный уход либо для себя, либо для них, но я должна была догадаться, что Эдуард опередит меня.

— Пойдем в нашу комнату, сладкий букетик.

— Мне нужно вернуться в спа. Я оставила Бекку, ей красили ногти, чтобы она соответствовала платью девочки с цветами.

— С Беккой все будет отлично, она с другими подружками.

— Но я убежала из-за Кэрол; она должно быть в бешенстве.

— Она позвонила Фрэнки, а он сказал мне, так я узнал, что надо найти тебя. Кэрол объяснит всем, что нам нужно немного побыть вдвоем.

— Я позволю вам двоим поцеловаться и помириться, а сама вернусь к своим парням.

Донна схватила меня за руку в таком спонтанном жесте, как если бы мы были на самом деле так близки, как она думала. Временами мне казалось, что она хотела держать меня поблизости, чтобы следить за мной с Эдуардом, но в моменты, как этот, я подумала, что я просто понравилась ей как друг. Это было слишком запутанным и богатым на терапию для меня.

— Ты самая лучшая женщина на свете — сказала она.

— Поддерживаю — сказал Эдуард Тедовским голосом. Улыбка на его лице тоже принадлежала Теду. Если бы за исполнение роли своей тайной личности давали Оскара, я бы голосовала за Эдуарда.

Они ушли в свой номер, и мне уже не терпелось попасть в свой. Мне было интересно, Уайетт и Брэм все еще с Натаниэлем и Микой или уже разошлись по своим комнатам. Я имею в виду, нам нужно было поговорить о вампирских Невестах и о том, почему я чуть не укусила Уайетта за шею, но я искренне надеялась провести какое-то время наедине с Микой и Натаниэлем. Черт, это же было наше романтическое путешествие, а я еще даже не видела наш номер изнутри. Но, эй, мне удалось успокоить Донну, и свадьба все еще продолжается. Если бы я еще не пыталась никого укусить, то этот день можно было бы поставить в графу с победами. Я направилась к двери, где Никки и Родина ждали меня, чтобы безопасно отвести обратно в номер. Я была уверена, что возвращение не будет таким уж опасным, но я не была телохранителем; Я была охраняемым телом. Охраняемое тело должно учиться, когда нужно заткнуться и позволить людям выполнять свою работу; Я все еще училась.

26

Никки начал открывать мне дверь, когда я столкнулась с идущими по коридору подружками невесты. Денни, сокращение от Дениз, пять футов девять дюймов, золотисто-загорелая, натуральная белокурая подружка невесты, была почти в слезах. Дикси кричала на нее. Они были почти одного роста, а благодаря хорошо сделанной прическе их волосы казались почти одинакового оттенка блондина. Можно было увидеть тень того, что они занимались спортом в старшей школе, хотя Денни до сих пор занималась серьезно бегом и даже участвовала в некоторых триатлонах, это значило, что она была худой и мускулистой и имела то невероятное тело спортсмена, которое могут дать только занятия легкой атлетикой и хорошая генетика. Дикси осталась худой, но не занималась спортом. Из-за этого она выглядела на десять лет старше, чем Денни.

Никки посмотрел на меня, и я покачала головой, говоря «все будет хорошо».

Родина заглянула за дверь и сказала:

— Если мы будем тебе нужны, то просто кричи.

— Идет — сказала я и последовала за подружками невесты обратно на солнечный свет Флориды. У меня возникла мысль, что неплохо было бы намазаться солнцезащитным кремом.

— Дикси, перестань быть такой сукой. — Это сказала Люси, партнер Донны в ее метафизическом магазине. Люси не была маленькой женщиной, но она не беспокоилась о том, что она не худая, точно так же, как она не беспокоилась о том, что ее волосы были в основном седыми и белыми с прядями натуральной блондинки, которой она была до седины. С такими волосами и без макияжа, она выглядела старше, чем была, но Люси, похоже, не волновалась о возрасте, так что это сработало для нее. Я бы сказала, что она выглядит как чья-то бабушка, но нет; она просто была собой. Она объяснила, что ее очки в серебряной оправе были искусно сделанные трифокальные очки («Трифокальные очки — разновидность мультифокальных средств очковой коррекции, назначаемых людям, которые плохо видят как вблизи, так и вдали.» Прим. Перев.), а я даже не знала, что такое возможно. Она была одной из немногих людей, которых я встречала, кому комфортно со своим возрастом. Также она была практикующей ведьмой, как Виккане, но, так как Донна не обладала экстрасенсорными способностями, одна из них должна иметь этот талант.

— Как ты смеешь называть меня так? — Закричала Дикси, повернувшись лицом к ней с руками сжатыми в кулаки по бокам. Я действительно надеялась, что она ни на кого из них не замахнется; она могла принять грубое обращение от Донны, но от меня… она никогда не простит меня.

— Ты отвратительна Дикси, — сказала Денни, слегка заикаясь, это говорило о том, что она или собиралась опять плакать, или, что только что прекратила.

— Что сейчас случилось? — спросила я.

— Ты знала о первом браке Теда? — Спросила Люси.

— Нет — сказала я.

Дикси очень непривлекательно фыркнула. — Это забавно. Конечно, ты знала. Мужчины всегда признаются во всем своим любовницам.

— Не могла бы ты перестать говорить эту ужасную ложь? — Сказала Денни.

— Это не ложь, — сказала Дикси.

— Сколько раз тебе еще повторять, что мы никогда не были любовниками? — спросила я.

— Неважно, что ты говоришь, Анита. Я вижу, как Тед смотрит на тебя.

— Он восхищается Анитой, уважает ее. — Сказала Денни.

— Ни один мужчина не уважает и не восхищается женщиной, если он не трахает ее.

— Ты искала меня, что бы поругаться?

— Нет, она хочет сказать Питеру и Бекке, что ты и Тед вместе обманываете всех. — Сказал Денни, снова разрываясь от слез.

— Питер знает обо всем этом. Оставь Бекку в покое.

— Когда Кэрол рассказала нам о первом браке, а Донна об этом тоже не было известно, я знала, что это все ложь — сказала Дикси.

— В чем дело? Ты ревнуешь, что у Донны есть второй шанс на счастье?

— Я не ревную, что Донна собирается выйти замуж за двукратного лжеца. Я хочу спасти ее от ошибки, которую она совершает.

— Она собирается выйти замуж за Теда, — сказала Люси, — и ничего, что ты скажешь, не изменит этого.

— Она не простит ему лжи о первом браке. Свадьба уже окончена.

— На самом деле, они уладили этот вопрос — сказала я.

— Я не верю тебе.

— Я бы сказала, иди, спроси Донну, но они отправились в свой номер, чтобы заняться примирительным сексом. Было бы грубо прерывать.

— Лгунья!

Я посмотрела на нее и позволила ей увидеть, как я была рада, что новости расстроили ее.

— Зачем мне лгать, если правда бесит тебя намного больше?

— Я не позволю ей совершить такую ошибку, и если бы ты была ее другом, Денни, ты была бы заодно со мной.

— Тед идеально ей подходит. — Сказала Денни.

— Он лживый сукин сын.

— Донна так не считает, и она собирается выйти за него замуж, Дикси — сказала Люси.

— Я собираюсь рассказать обоим детям. Питер не захочет, чтобы его мать выходила замуж за лживого ублюдка.

— Мы тебе уже говорили, и не один раз, что Питер знает правду — сказала я.

— Но Бекка не знает. Если я скажу ей, что ты и Тед сделали, свадьбы не будет.

— Оставь ребенка в покое — сказала Люси, и в ее голосе прозвучала сталь, из-за которой серо-голубые глаза стали в основном серыми.

— Разве ты не хочешь быть на этой свадьбе, Дикси? — Спросила Денни.

— Донна не доверяла Аните и Теду на собственной свадьбе, поэтому она хотела, что бы у Аниты был кто угодно, кроме Теда, чтобы трахаться. И была в восторге, когда ты привела Мику и Натаниэля. Она подумала, что с двумя мужчинами в твоем распоряжении ты не будешь трогать Теда, по крайней мере, на этой неделе.

Денни снова заплакала.

— Ты так отвратительна.

— Нет, что отвратительно, так это, что собственный сын не против того, что Донну обманывают.

— Он и сын Теда тоже — сказала Люси.

— Нет! Нет! Я была на свадьбе Донны с Фрэнком. Это была настоящая любовь! Если бы он не умер, Тед никогда бы не получил его… руки Донны или их детей. У меня появилась идея сказать Петру, как был бы разочарован его настоящий отец из-за того, что он не защищает честь Донны.

— Просто оставь Питера в покое — сказала я.

— Женщина, которая наставила рога моей лучшей подруге, не может говорить мне, что делать!

Я почти сказала, что не уверена, что женщина может наставлять рога кому-либо, но решила, что исправление ее лексикона не сильно поможет делу.

Люси коснулась руки Дикси и сказала: — Пусть Донна будет обращаться с Питером так, как она считает нужным, Дикси.

Дикси отдернулась от нее и посмотрела на нас обоих.

— Я расскажу Бекке и посмотрю, как будет проходить свадьба, пока девочка с цветами обвиняет своего будущего отца в том, что он трахает одну из подружек невесты.

— Ты не поговоришь с Беккой без разрешения Донны — сказала Люси, прежде чем я успела что-либо сказать.

— Я была там, когда родилась Бекка. Я тетя Дикси. Я поговорю со своей племянницей так, как считаю нужным.

— Если ты действительно любишь эту маленькую девочку, ты оставишь ее в покое, — сказала Люси.

— Она заслуживает того, чтобы знать правду.

— Нет здесь правды, чтобы говорить ей, — сказала я.

— Лживая сука — сказала она.

— Я думала, что мы поговорили об именах домашних животных в Нью-Мексико.

— Донна защитила тебя тогда.

— Нет, она защитила тебя и сказала тебе об этом, и я была тому свидетелем.

— Ты мерзкая женщина — сказала Дикси, и ее глаза теперь тоже блестели, как будто гнев перетекал в слезы.

— Тед — единственный отец, которого помнит Бекка. Ты действительно хочешь отнять это у нее, потому что он тебе не нравится?

— Не я плохой герой здесь. — Сказала Дикси.

— Если ты скажешь Бекке эту ложь, так и будет — сказала я. Дикси подошла к двери, захлопнув ее за собой так сильно, что на секунду мне показалось, что стекло разобьется.

Денни крикнула: — Дикси! — и побежала за ней.

Люси похлопала меня по руке.

— Мне лучше пойти за ними и убедиться, что она не сделает ничего, о чем мы все потом пожалеем, например, поговорит с детьми. Я сожалею, что это будет достаточно неприятно для тебя, Анита.

Я тоже похлопала ее по руке и сказала: — Спасибо, Люси. Удачи в разговоре с Дикси.

— Ты можешь рассказать Бернардо, что происходит? Кэрол сказала своему мужу, а Марисоль сказала Руфусу, но Бернардо никто это не сообщит.

— Ты думаешь, что ему надо знать об этом прямо сейчас?

Она посмотрела на дверь.

— Я должна убедиться, что с Денни и Дикси все в порядке, но, да, интуиция подсказывает мне, что очень важно, чтобы ты поговорила с Бернардо. — Она посмотрела на меня, и в этом взгляде ощущался вес; ее сила, ее магия, чтобы это ни было, дышали на моей коже. — Поговори с ним, Анита, и потом сможешь пойти развлечься со своими мужчинами.

Я не спросила ее, откуда она узнала, что мне не терпится добраться до моих мужчин — в конце концов, она была экстрасенсом, или может, просто хороший повод для пари, что если бы у меня было пару часов до обеда, то я бы провела их с ними. В любом случае, я бы не стала спорить с силой, которая мурашками проходила по моим рукам.

Я осталась одна на жарком солнце, и только волны шумели у берега внизу. Это должно было бы быть идеально. Питер знал правду, настоящую правду, ту, в которую верила его мать, в чем мы с Тедом признались, и почему мы признались во лжи. Питер тоже не понимал, зачем ей нужен был реальный роман между нами, но он любил свою мать и хотел, чтобы она вышла замуж за Эдуарда. Мы все согласились — Тед, Донна, Питер и я — что Бекке это не нужно знать в любом случае. Ей было одиннадцать; половая жизнь ее родителей не ее проблема. Если бы Дикси рассказала Бекке об этом без разрешения Донны, мне не пришлось бы беспокоиться о Дикси; если Донна не позаботиться об этом сама, то Эдуард уж точно не оставит все как есть. Я уверена, что он не убьет ее за это, но Дикси не понимала, насколько ей грозит опасность, если она испоганит его семейное счастье. Она видела красавца Брюса Уэйна или неуклюжего Кларка Кента, а не Темного рыцаря или Супермена. Если она надавит достаточно сильно, то узнает, что даже у Супермена есть характер.

27

Я написала Бернардо сообщение, чтобы узнать, где он, и не удивилась, увидев ответ, что он «У бассейна». Натаниэль не мог довести флирт до логического завершения, но Бернардо был свободен как вольная пташка. Какое место может быть лучше, чтобы выбрать себе газель, чем водопой, где он мог наблюдать за ними в их естественной, одетой в бикини, среде обитания? На этот раз Родина взяла на себя роль ведущего, так что у меня был отличный обзор. Идти за Никки было, как ехать за полуприцепом по шоссе, он загораживает все выездные знаки. Я вспомнила про солнечные очки перед выходом на улицу; это был прогресс. Теперь я могла видеть ослепительный солнечный свет, танцующий на голубой воде бассейна, и он не ослеплял меня. В одном конце бассейна была семейная группа с двумя маленькими малышами, а дюжина юных леди, на различных стадиях раздевания, в другом конце. Две женщины были одеты в цельные купальники, поэтому мне пришлось пересмотреть свое предыдущее саркастическое замечание по поводу газелей в бикини.

Некоторые женщины сидели, свесив ноги в воду, некоторые входили и выходили из бассейна, больше демонстрируя свои купальники, чем плавая. Я оглядывала все столы с зонтиками и пустыми стульями, и до меня дошло, что один стол я не могу рассмотреть, из-за множества женщин, которые вились вокруг, закрывая его собой. Назовите это догадкой, но я пошла к столу, который не могла увидеть.

— Мы подождем здесь, — сказал Никки, занимая пост на краю стада газелей.

— Удачи там, — сказала Родина с улыбкой.

Мне пришлось пробираться через женщин, пока я не нашла его сидящим за столом под зонтиком, с напитком в высоком стакане под рукой и парой шорт — единственная вещь, надетая на это высокое, темное и красивое тело. И я удивилась, увидев, что спортивные шорты имели свободную посадку. Я бы поспорила, что Бернардо будет в облегающих плавках, потому что держал себя в хорошей форме, но, эй, иногда приятно что-то оставить воображению. Кроме того, я случайно узнала, насколько хорошо он одарен природой, и, может быть, свободные шорты были хорошей идеей. Он не спугнет никого из своих газелей преждевременно.

Было достаточно жарко, чтобы убрать его густые и длинные черные волосы в хвост или косу, но они были распущены и разливались по его широким плечам. Беттина, низенькая брюнетка, которая раньше так усердно флиртовала с Ру, подошла к нему сзади и провела руками по его волосам. Очевидно, когда она потерпела поражение с Ру и Натаниэлем, то отправилась искать других, любящих флиртовать, мужчин. Я осмотрелась и не увидела рыжую, но заметила высокую брюнетку в ярком бикини, приближающуюся с той же стороны со свежим напитком в руке. Других женщин я не узнала; возможно, это была свежая партия. Я думала, что Бернардо будет использовать бассейн так же, как лев использует водопой, но я ошиблась. Он сам был приманкой — не для того, чтобы привлечь газелей, а чтобы найти львицу.

— Привет, Бернардо, — сказала я, не пытаясь скрыть улыбку и качание головой.

— Привет, Анита.

— Только не ты снова, — сказала высокая брюнетка.

— Ты спишь со всеми красивыми мужчинами в отеле? — Спросила Беттина.

Бернардо протянул руку и обвил ее руку своей, чтобы подарить нежный поцелуй на ее запястье. Ее глаза задрожали закрываясь. Такая реакция казалась слишком большой, на такое небольшое действие, но, эй, это не мое запястье целовали.

— Не волнуйся, малышка — мы просто друзья, без преимуществ.

— Абсолютно никаких преимуществ. Он весь ваш, девочки, — сказала я.

Беттина обхватила другой рукой шею Бернардо и прислонилась грудью к его волосам. Она настолько очевидно метила территорию, что это заставило меня улыбнуться. Затем Беттина обвилась вокруг его шеи так, что ее груди разлились по обе стороны от шеи, как подушки в бикини. Бернардо похлопал ее по руке, но продолжал смотреть на меня, будто не замечая, что она пыталась обнять его своими грудями. Это была не та реакция, на которую она рассчитывала. Ей было сложно это понять, но хмурилась она не на него; она хмурилась на меня. Почему женщины никогда не обвиняют парня в том, что он игнорирует их ради другой женщины, а всегда обвиняют другую женщину?

— Я хочу попросить тебя, передать жениху сообщение, прежде чем уйти в свой номер.

— Я немного занят; почему ты не можешь сказать ему сама? — спросил он, и его голос звучал грубовато, почти недружелюбно. Он подвинул руку Беттины, чтобы поцеловать ее в другое запястье. Это заставило ее счастливо улыбнуться и придвинуться грудью еще ближе к нему, хотя, честно говоря, ей должно быть пришлось в этот момент вонзить свою ключицу в его затылок, или, может быть, это только я придираюсь.

— Он и невеста вернулись в свою комнату для примирительного секса. Я не хочу их беспокоить, но это важно.

— Примирительный секс? Из-за чего они поругались?

— Из-за первого брака Теда, о котором Донна не знала.

— Что? Я не знал, что Тед раньше был женат. — Он перестал трогать Беттину и сидел с ней, обмотанной вокруг его плеч, как полотенце класса PG-13 (большие махровые полотенца, прим. перев.).

— Я тоже — сказала я.

Он позволил удивлению отразиться на его лице.

— Я понимаю, почему Донна разозлилась.

Беттина потерлась лицом о его волосы, и Бернардо провел ладонями по ее руками, лениво, словно гладил собаку, которая заерзала у него на коленях. Другие женщины начинали видеть табличку «занято», и на ней будет либо имя Беттины, либо мое, но не их. Они выглядели неловко и хмурились и на Беттину, и на меня.

— Я поговорила с ней, но она что-то рассказала Дикси, а Дикси поделилась этим с другими подружками невесты, и теперь она хочет рассказать Бекке, и это будет очень плохо.

Теперь он был серьезен, наблюдая за моим лицом, все еще касаясь руки девушки, но даже она поняла, что он не концентрируется на ней. Думаю, она пыталась поставить ногу ему на колени, обогнув при этом стул, но в кино такие движения выглядят лучше. Ее нога оказалась на подлокотнике стула, но она не могла дотянуться до его бедра, и это выглядело неловко, но она оставила ее там, потому что не могла понять, как бы убрать ее, не свалившись. Ах, быть на несколько лет моложе и при этом такой самоуверенной не всегда бывает хорошо.

Бернардо дотронулся до ее икры, давая понять, что он ценит усилия, но его внимание было сосредоточено на нашем разговоре.

— Что она? Что эта сумасшедшая сука угрожает рассказать лучшей племяннице в мире?

Я пыталась придумать какой-нибудь умный намек, но я отсасываю по части намеков. На самом деле я больше просто-скажи-это человек. Беттина надулась, потому что он не уделял ей достаточного внимания, а другие женщины пытались решить, смогут ли они обойти ее. Неловкий жест ногой дал некоторым из них надежду.

— Извините, леди. Можете ли вы дать нам некоторое уединение на несколько минут? Я не заставлю вас долго ждать, обещаю.

— Леди? Я не леди, — сказала Беттина, вставая, но держась руками за голые плечи Бернардо.

— Ну, это ты сказала, а не я.

— Я имела в виду, что ты знаешь мое имя, — сказала она, и я наполовину ожидала, что она топнет на меня ножкой.

— Хорошо. Извини, Беттина, но мне нужно несколько минут, чтобы поговорить с Бернардо.

Она немного расстроенно просопела, но сказала:

— Так лучше, спасибо.

Я ожидала, что она будет оскорблена упоминанием про леди, но, очевидно, ее оскорбить труднее, чем я думала. Она отошла, чтобы присоединиться к своей высокой подруге, которая начала качать головой почти сразу, как только они начали говорить. Беттина еще продолжает игру, чтобы попробовать оказаться в объятиях Бернардо, но ее подруге уже надоело, что я порчу им веселье, а может ей, просто не нравятся ее шансы. Вокруг Бернардо было много женщин.

Пару женщин, воодушевленных уходом Беттины, мне пришлось даже прогнать самой за пределы слышимости. Бернардо очаровал еще пару, которые парили поблизости, как стервятники, ожидая, пока красавица-газель сдастся. Несколько женщин сели на свободные стулья у бассейна и пытались ожидать в красивой позе, некоторые натурально, а другие не очень, когда Бернардо закончит со мной разговаривать. Он игнорировал их всех; для меня этого было бы более чем достаточно, чтобы уйти. Я не трачу времени на тех, кто меня игнорируют.

Он подвинул стул, чтобы я могла сесть, и наклонился ко мне.

— Что Дикси угрожает сказать Бекке?

Я рассказала ему.

На его лице отразился шок.

— Ебать, — сказал он с чувством.

— Да — сказала я.

— Но я думал, что Донна и Эдуард все прояснили. Донна не верит, что вы, ребята, были любовниками, верно?

— Больше нет — сказала я.

— Тогда в чем проблема Дикси?

— Я не уверена.

— Что мы можем сделать, чтобы минимизировать ущерб?

— Ты все расскажешь Эдуарду, когда он и Донна вернуться из своего номера — сказала я.

— Почему ты не можешь рассказать ему?

— Потому что это должно быть романтическое путешествие для нас троих, и мы с Микой сегодня уже один раз разочаровали Натаниэля. Сейчас они ждут меня в нашем номере.

Он указал на ожидающих женщин.

— А меня никто не ожидает?

— Ты свою еще не упаковал и не пометил табличкой; А меня уже ждут.

Он откинулся на спинку стула.

— Ты думаешь, что я не мог бы иметь женщину в своей постели в течение следующих нескольких минут?

Я засмеялась. — Я знаю, что ты мог бы, но будет ли это та, которую ты хочешь?

— Я хочу их всех — сказал он, улыбаясь и явно довольный собой.

Я покачала головой. — Я знаю, что это неправда.

Он выглядел немного менее довольным. — Откуда ты это знаешь?

— Ты более разборчив, чтобы соблазниться одной только красотой.

Он изучал меня через свои темные очки, откинувшись на спинку кресла, — Как и ты.

— Не сравнивай мои предпочтения в свиданиях со своими. Я намного придирчивее, чем ты.

— Справедливо, — сказал он, а затем, улыбнувшись, добавил: — Знаешь, если бы ты захотела, то могла бы присоединиться ко мне с одной из красавиц здесь, у бассейна.

Я засмеялась. — Там в номере меня ждет моя собственная тройка, но спасибо, что подумал обо мне.

Он тоже засмеялся. — Я думал, тебе сейчас нравятся девушки, или ты просто встречаешься с ними, чтобы сделать своих парней счастливыми?

Я покачала головой. — Я говорила тебе, Бернардо, фантазируй обо мне с другими женщинами в свое свободное время, и когда ты встретишь других женщин в моей жизни, ты захочешь фантазировать.

Он улыбнулся мне почти насмешливой улыбкой. — Не могу дождаться встречи с ними.

— Так ты скажешь Эдуарду? — спросила я.

— Я скажу ему, прежде чем выберу себе послеобеденное наслаждение.

— Ты не просто сказал послеобеденное наслаждение. — Я опустила свои солнцезащитные очки достаточно, чтобы он увидел, как я закатила глаза.

Он засмеялся, опустив свои очки, чтобы покоситься на меня.

— Удачи — сказала я и начала уходить. Никки и Родина пристроились по обе стороны от меня. Я оглянулась назад, и Беттина уже была возле него, но то же самое сделали и некоторые другие женщины. Родина сказала:

— Я начинаю понимать, почему ты никогда не спала со своим другом по работе.

— Да, мне не нравится быть частью стада — сказала я.

Она оглянулась и сказала: — Му.

Я тоже оглянулась. Беттина забралась на колени Бернардо, но другие женщины не сдавались. Одна начала массировать ему плечи. Я шла за Никки, а Родина шла за мной. Я смотрела на спину Никки, на его плечи и задницу, пока он шел впереди меня. Я была рада знать, что он мой. Мика и Натаниэль ждали меня в номере, и я с нетерпением ждала возможности присоединиться к ним. Мне нравилось, что в моей жизни есть люди и мы уверены друг в друге. Мы были поли, но мы были в безопасности в нашей группе. Мне это очень нравилось. Моя собственная любовная жизнь всегда интересовала меня больше, чем чья-либо еще.

28

Мы уже почти вошли в наш номер, когда я увидела шедшего к нам высокого темноволосого мужчину. Должно быть, он был выше шести футов ростом, потому что иначе, я бы не смогла его увидеть за стоящим передо мной Никки. Мне потребовалась секунда, чтобы понять, что это Питер Парнелл, сын Донны и Эдуарда. Когда он успел так вырасти, что я его не узнала? Отчасти я его не узнала из-за того, что все еще была в солнцезащитных очках в тускло освещенном коридоре, но во многом это было из-за того, что в девятнадцать лет он, наконец, стал мужчиной, которым будет до конца своей жизни. Если бы я не знала, что и Натаниэль, и я выросли на несколько дюймов уже после девятнадцати лет, я бы сказала, что он больше не прибавит в росте.

Никки слегка отодвинулся в сторону, чтобы Питер и я могли видеть друг друга лучше. Думаю, что я была полностью скрыта за ним. Генетика и тренировки сделали плечи Питера широкими, а так же помогли подкачать его руки, ноги и все, что между ними, поэтому он выглядел более законченным, чем даже год назад. Его волосы превратились из темно-каштановых в почти черные. Они были коротко стрижены, за исключением верхней части, где он оставил их длиннее так, что его челка, если это было правильное слово, падала на край одной брови, потому что он убирал волосы в сторону и что-то сделал с ними, чтобы они оставались на месте. Уже привычным жестом он пробежался пальцами только по этой части его волос. Я не была уверена, проверял ли он что волосы лежат, так как он хочет, или они теперь так лежат из-за этого жеста.

Я изучала его лицо, пока мы шли навстречу друг другу, пытаясь увидеть того молодого мальчишку, которого я впервые встретила, но все, что я могла видеть, — это большой, спортивный незнакомец, идущий ко мне. Ну, не совсем незнакомец, потому что он был так похож на своего мертвого отца с фотографии, которую Донна хранила в гостиной, это, кстати, немного беспокоило. Она была единственной из моих знакомых, кто на всеобщее обозрение хранил фотографию своего первого мужа, встречаясь с кем-то еще при этом, но, возможно, это было потому, что она овдовела. Нет, причина не в этом, потому что мой отец не выставлял ни одной фотографии моей матери, и моя мачеха Джудит тоже никак не афишировала своего первого мужа, а они были вдовой и вдовцом. Возможно, это была Донна, или она хотела, чтобы ее дети помнили его. Каким бы ни был ее мотив, я задумывалась, как Питер чувствовал себя, видя каждое утро в зеркале лицо своего покойного отца.

— У меня что-то на лице? — Спросил Питер, когда мы встретились в середине коридора.

Я покачала головой. — Нет, все хорошо, подожди, это что щетина?

Он ухмыльнулся, и я увидела ребенка, которого встретила много лет назад. Это заставило меня улыбнуться.

— Может быть, я хочу узнать, смогу ли отрастить бороду.

— Если ты перестанешь бриться до свадьбы, твоя мама тебя убьет.

Он засмеялся. Это был глубокий смешок, в котором не было ничего от того маленького мальчика. Я была рада, что он вырос, но иногда я скучала по Питеру, которым он был несколько лет назад. Я задумалась, было ли это отголоском того, что чувствуют родители, наблюдая, как растут их дети: счастливые и грустные эмоции одновременно.

Питер заметил и Родину, и Никки, но на мужчину он смотрел дольше. Сначала Питеру представили Никки только как телохранителя моего или Натаниэля во время поездок в Нью-Мексико. Он не имел ничего против Никки, у него даже не было проблем, которые возникают у большинства мужчин, когда видят физический потенциал Никки, пока не узнал, что тот был моим любовником. После этого он меньше любил Никки. Я знала, что Питер был влюблен в меня некоторое время, но я не думала, что добавление мною новых людей в нашу поли группу будет беспокоить его.

Никки сказал: — Питер.

— Никки.

Родина улыбнулась им обоим и посмотрела вниз, чтобы скрыть это. Она много веков была законченным шпионом и убийцей, и могла контролировать выражение своего лица, а это означало, что она хотела, чтобы Питер заметил, потому что Никки это не волновало. Питер взглянул на нее, заметив. Почему она хотела, чтобы он заметил? Я спрошу у нее позже, но не буду даже пытаться скрыть свое раздражение на нее. Предполагается, что невесты хотят, чтобы я была счастлива, верно?

Я сказала: — А почему ты не у бассейна? Я знаю, что Эдуард убедился, что ты умеешь плавать.

Он закатил глаза, и снова, это напомнило мне то, что он делал, когда я впервые встретила его. Питер все еще был тем же, только взрослее.

— Пока дядя Бернардо проводит прослушивание на роль своей ночной пустышки, нет, спасибо.

Наступила моя очередь смеяться. — Справедливо.

— Я думаю, ты мог бы заставить Бернардо побороться за победу этой пустышки — сказала Родина.

Я смотрела на нее, но она смотрела на Питера, как девушка смотрит на привлекательного парня. Она флиртовала с ним? Зачем ей флиртовать с ним?

Я посмотрела на Питера. Я имею в виду, действительно посмотрела на него. Попыталась посмотреть на него не как на сына Эдуарда и Донны, а как на человека. Он был немного слишком мужественным на мой взгляд. Я предпочитаю более смазливых или достаточно красивых, а его лицо было более продолговатое, чем мне нравилось, но это было хорошее лицо, волевое лицо. Волосы, рассыпанные у его глаз, придавали ему взгляд плохого парня. Его глаза были красивого насыщенного карего цвета, глубокие и темные и полные силы личности, которая мне нравилась, хотя не всем нравится такое количество внутреннего огня. Но мне подходит. Его нижняя губа была более полной, чем верхняя, но я могла представить, как провожу своим большим пальцем вдоль этой надутой нижней губы. С потрясением я поняла, что Питер был красивым парнем, и была причина, по которой он смог сойти за двадцатиоднолетнего парня до того, как ему исполнилось восемнадцать. Он больше не выглядел как ребенок и, вероятно, какое-то время уже не был им. Я просто не заметила.

Питер посмотрел на Родину.

— Я не думаю, что я в той же лиге, что и дядя Б.

— Он немного слишком смазлив, на мой вкус. Мне нравится, чтобы мои мужчины были более красивы, чем смазливы — сказала она. Она посмотрела на него из-под ресниц. Есть только одна причина, по которой любая женщина так смотрит на кого-либо. Она флиртовала. В моей голове кричали мысли: Но почему ты с ним флиртуешь? Но ее реакция на него заставила меня посмотреть на Питера не как на ребенка, а как на взрослого, и если тебе нравится в твоих мужчинах ближе к грубой грани на шкале красоты, то с ним стоит пофлиртовать, как бы странно это мне ни казалось.

— Мы работаем — сказал Никки.

— Но как только Анита окажется в своем номере с Микой и Натаниэлем, мы больше не будем работать — сказала она.

Я посмотрела на нее, и мне пришлось прикусить язык, потому что хотелось сказать «Нет». Я хотела сказать ей, что она не может переспать с Питером. Он был сыном Эдуарда; моим телохранителям не разрешалось спать с его ребенком. Но было ли это справедливо? Было ли это справедливо по отношению к Питеру? Я его слишком защищаю? Когда Питеру было четырнадцать, некоторые очень плохие люди похитили его и Бекку. Это не было виной Эдуарда. На самом деле это группа защитников природы Донны перешли дорогу этим плохим парням, но именно Эдуард, Бернардо, Отто и я спасли детей. Мы спасли их, но не успели к Питеру. Его первым сексуальным опытом было изнасилование, и я ничего не могла сделать, чтобы этого не случилось. Я не смогла по-настоящему спасти Питера, и этот факт преследовал меня и окрашивал мои чувства к нему. Я знала это, но это знание ничего не могло изменить. Блядь.

Мой телефон запищал. Это было сообщение от Мики. «Почему так долго, милая?»

Натаниэль написал сообщение секундой позже. «Где же ты?»

— Что там? — Спросил Питер.

— Сообщения от Мики и Натаниэля.

— Натаниэль действительно с нетерпением ждал этой поездки с вами двумя, — сказал Питер.

— Я знаю — сказала я.

— Мы должны завести тебя в твой номер, чтобы ты смогла начать наслаждаться поездкой — сказала Родина. Ее лицо было абсолютно пустым и деловым, когда она произносила это, хотя на нем должна была быть улыбка.

— Иди, повеселись — сказал Питер и повернулся, чтобы уйти.

— Не уходи слишком далеко — сказала Родина.

Он нахмурился, словно пытаясь понять, шутит ли она.

И снова мне захотелось сыграть роль родителя, старшей сестры, тетушки или что-нибудь в этом роде и сказать Родине, чтобы она отвалила, а Питер не спал с ней. Ему было девятнадцать, по закону он был совершеннолетним, и я не была его мамой, сестрой или даже настоящей тетей. Я была лучшим другом его отца. Какие права это давало мне в его жизни? Глубоко противоречивые чувства, не стану этого скрывать.

— Мы можем переодеться и пойти в бассейн — сказала Родина.

Питер покачал головой. — Я так не думаю.

— Если ты выглядишь без одежды так же хорошо, как и в ней, держу пари, я не единственная девушка в бассейне, которая предпочитает, чтобы мои мужчины были чуть более грубой красоты, чем твой дядя.

— Грубой, да? — Он посмотрел на меня. Это был не дружеский взгляд. — Ты рассказала ей о шрамах.

— Нет — сказала я.

Родина перевела взгляд с одного из нас на другого. — Я имела в виду более мужественную красоту, когда говорила о грубости. Анита мне не доверяет.

— Я тебе не верю — сказал он и вдруг разозлился. Я вспомнила еще одну общую для нас с Питером вещь-гнев. Он схватил подол своей футболки и дернул ее, показывая, что Эдуард был не единственным, кто работал над своим прессом, и что у Питера были свои шрамы. Когти вертигра рассекли верхнюю часть его живота и правую часть груди, и я знала, что выше на плече и на его руке тоже были шрамы, потому что я была там, когда он чуть не погиб, спасая мою жизнь. Это был единственный раз, когда Эдуард привел Питера в качестве подкрепления для одного из наших «приключений». Я заставила его поклясться, что Питер больше не будет заниматься семейным бизнесом, пока ему не исполнится двадцать один год. Мне бы очень хотелось получить от Эдуарда обещание, что Питер вообще не будет заниматься семейным бизнесом, но я знала, что лучше не спрашивать его об этом.

Родина подняла брови и улыбнулась. — Мило.

— Это не мило — сказал Питер.

— Ты прав, это не мило, это впечатляюще. Такие шрамы — это знак чести, Питер. Это значит, что нечто чудовищное пыталось убить тебя, но вместо этого ты убил его.

— Откуда ты знаешь, что я убил его?

Родина улыбнулась. — Ну, я слышала эту историю, но не от Аниты. Ты спас ей жизнь, получив эти шрамы.

— А тебе рассказали, что один из охранников погиб, помогая мне спасти ее жизнь?

Лицо Родины стало пустым и непроницаемым. Она перестала пытаться флиртовать. — Я слышала.

— Его звали Циско, и он умер, чтобы помочь мне спасти Аниту. — Гнев превратился во что-то холодное и далекое, и это был скорее привкус гнева Эдуарда, чем мой. Питер одернул рубашку и просто прошел мимо всех нас, продолжая идти по коридору. Я не знаю, что Родина пыталась сделать с ним, но я не думаю, что она хотела такого результата.

Она подождала, пока Питер был вне пределов слышимости, а затем сказала: — Я пыталась, Анита.

— Что ты пыталась сделать? — Спросила я, и не могла сдержать гнев в собственном голосе.

— Помочь Питеру почувствовать себя лучше.

— Почему тебя волнует, что чувствует Питер? — Спросила я.

— Потому что это тебя беспокоит, моя королева, и если бы Питер был счастливее, ты была бы счастливее.

Я нахмурилась на нее. — Не думаю, что мое эмоциональное состояние так тесно связано со счастьем Питера.

— Мы твои невесты; мы можем чувствовать, когда ты несчастна, и именно так ты себя чувствуешь, когда разговариваешь с ним или даже просто говоришь о нем.

Я посмотрела на Никки. — Это правда?

— Ты хочешь, чтобы я ответил? — спросил он.

Я вздохнула. — Ты только что ответил. — Не знаю, что я сказала бы еще, потому что Мика снова написал мне: «Натаниэль расстроен. Поспеши, или будет еще одна ссора на наших руках».

Ну, дерьмо.

— Может быть, вы правы; возможно, я облажалась с Питером и Эдуардом и всей его маленькой семьей, но я ничего не могу с этим поделать. Но я могу кое-что сделать с Микой и Натаниэлем, чтобы избежать еще одной ссоры.

— Иди, сделай Натаниэля счастливым, — сказал Никки. Он даже прошел через коридор и указал на дверь.

— Я оставлю Питера в покое, моя королева. Я надеялась сделать тебя и его счастливее, но ситуация сложнее, чем я думала.

Я посмотрела на пустое и непроницаемое лицо Родины.

— Спасибо, наверное. — Я достала свой ключ-карту и пошла к двери в наш номер.

29

Я закрыла за собой дверь и прислонилась к ней, выдохнув напряжение, о котором даже не подозревала. Родина так меня вымотала, потому что мои чувства к ней и ее брату были такими сложными. Быть привязанным к ней метафизически до тех пор, пока она не умрет или пока не умру я, определенно было не лучшей идеей. С Никки это сработало, потому что он все упростил. Родина и Ру, казалось, не стремятся что-либо упростить. Если они все были моими невестами, то почему такие не похожие? Почему с ними я чувствую себя по-разному? Ответ, конечно, состоял в том, что они не были Никки. Я сделала ошибку новичка, предполагая, что все последующие отношения с Невестами будут такими же, как и мои первые отношения. Я знала, что с настоящими романтическими отношениями это не работает; почему я предположила, что правила будут отличаться для Невест? Приняла желаемое за действительное? Или просто глупость?

Подняв голову, я увидела гостиную с письменным столом и плоским экраном над ним с одной стороны и диваном с другой стороны. Справа от меня были двери стенного шкафа, слева — часть ванны и длинная пустая гостиная. Я знала, что Мика забронировал нам номер для новобрачных, но я не ожидала, что он будет больше, просто более новобрачный. Прямо сейчас, номер мог бы быть просто хорошим деловым номером.

Я крикнула: — Привет, милые, я дома.

— Спальня. — Голос Мики послышался немного издалека. В гостиной была еще одна закрытая дверь. Скорее всего, это была спальня, и поскольку других дверей, которые можно было бы открыть, не было, я оттолкнулась от двери и заставила себя выпрямиться, расправив плечи. Я сосредоточилась на себе, а затем попыталась отодвинуть все остальные проблемы подальше. Я попыталась сосредоточиться только на Мике и Натаниэле и на том факте, что они ждали меня за этой дверью. Мы же были в романтическом путешествии вместе, черт возьми. Я не собиралась быть той, кто испортит подачу и разрушит нам этот момент.

Я открыла дверь вовремя, чтобы увидеть, как Натаниэль резко отдернул руки от плеч Мики. На них были одинаковые халаты с логотипом отеля. Натаниэль повернулся ко мне, и как только я увидела его глаза, то ощутила гнев, который жаром прошелся по моей коже. Мой собственный гнев попытался вспыхнуть, чтобы встретиться с ним, как будто он был искрой, которая мне нужна, чтобы сжечь нас всех в одном захватывающем бою. Я просто стояла там, тяжело дыша и пытаясь медленно считать. Я не буду той, кто пустит первую кровь. Я не буду виновата, в том, что остаток дня пойдет прахом. Черт возьми, не мои проблемы испортят сегодняшний день. Мои руки уже пытались сжаться в кулаки, плечи подались вперед. Мои звери пытались оседлать гнев, но я подумала на них, или себя, или всех, даже не пытайтесь! На этот раз все мои внутренние звери просто исчезли, как собака, которую наказали.

— Мы с Беттиной друзья на Facebook. — Натаниэль выплюнул это в мою сторону, как обвинение.

Я с трудом сглотнула и очень постаралась контролировать свой голос, когда сказала:

— Почему ты злишься на меня за то, что она опубликовала на Facebook?

— Она жалуется, что ты пытался украсть у нее другого мужчину, но на этот раз она победила. Она, кажется, думает, что это из-за того, что она была в бикини, а на тебе было слишком много одежды у бассейна.

Глупость этой женщины, с которой мы только что познакомились, размещающей информацию обо мне в социальных сетях, и которая вызвала ссору между Натаниэлем и мной, помогла моему гневу начать таять. Это была слишком дурацкая причина для нас, чтобы ссориться.

— Я не пыталась украсть у нее Бернардо.

— Но ты же спустилась к бассейну и говорила с ним, хотя знала, что мы здесь, наверху, ждем, чтобы провести с тобой романтический день.

Наконец-то я поняла, почему он так зол — для него это был просто еще один случай, когда я игнорировала его ради других людей.

— Я ведь не хотела идти и держать Донну за руку с самого начала, помнишь?

— Так как же Донне помогло то, что ты спустилась к бассейну и провела там время с Бернардо?

— Ты ревнуешь меня к Бернардо? — Мой гнев угас еще больше, потому что Натаниэль был одним из наименее ревнивых людей, которых я знала. Я посмотрела на Мику, пытаясь понять, что происходит. Он пожал плечами и развел руками, показывая, что либо не знает, либо не хочет быть втянутым в это дело.

— Может быть, я завидую всему, что кажется тебе и Мике более важным, чем я.

— Я знаю, что мы пошли спасать этого местного парня, Энди, и мне очень жаль, что это мешало нам провести время вместе. Я наверстаю это, но разговор с Бернардо был связан со свадьбой.

— И это было настолько важно, что не могло подождать до тех пор, пока мы не займемся сексом? — Его голос снова повысился, мягкость вокруг его рта растворилась в его гневе. Мне пришлось бороться, чтобы мои руки снова не сжались в кулаки, напряжение в плечах вернулось.

Мой голос прозвучал слишком тихо, слишком сдержанно, ближе к тому, как я говорила, когда злилась на работе и не хотела вываливать все это дерьмо на подозреваемого.

— Если бы я не передала сообщение Люси Бернардо, то все еще ждала бы, чтобы передать сообщение напрямую Эдуарду. Я пошла к Бернардо, чтобы быть здесь с тобой сейчас, а не через час.

— Ты же знаешь номер комнаты Эдуарда. Ты могла бы просто сказать ему об этом сама. — Тон Натаниэля был насмешливым. Я никогда не слышала у него такого тона. То, что это было так непохоже на него, помогло мне успокоиться.

— Он только что ушел с Донной в номер для примирительного секса, и, поскольку он забыл сказать ей, что однажды уже был женат, а она узнала об этом только сегодня, то секс должен быть просто охуительно захватывающим.

— Что ты сказала? — Спросил Мика.

— Эдуард был женат раньше и не сказал Донне? — Спросил Натаниэль.

— Да. — Сказала я.

Натаниэль выглядел шокированным. — Иисус, свадьба отменяется?

— Отменялась, пока я не поговорила с Донной.

— Начни с самого начала, Анита — сказал Мика.

— С того момента, как Донна увела тебя поговорить. — Сказал Натаниэль. Теперь он уже не сердился, а выглядел потрясенным. Нет ничего лучше реального кризиса, чтобы прекратить ссору.

Я рассказала им все, что произошло, включая то, что Дикси была более чем когда-либо убеждена, что ей нужно сорвать свадьбу, и ее решимость рассказать все Бекке.

— Люси сказала мне найти Бернардо и попросить его предупредить Эдуарда, чтобы я смогла оказаться вместе с вами раньше.

Натаниэль сел на край кровати и положил руки на колени, опустив голову и уставившись в пол.

— Прости, я вел себя просто ужасно, когда ты вошла в комнату.

Я села на кровать рядом с ним, положила голову ему на плечо и взяла его за руку.

— Я прощаю тебя, если ты расскажешь мне, что все это было, так чтобы я больше не наступила на эту конкретную эмоциональную мину.

— Я не совсем уверен.

Мика подошел и сел с другой стороны от него, взяв Натаниэля за другую руку, так что мы втроем сидели в ряд, держась за руки.

— До того, как Анита пришла, ты говорил о том, что мы трудоголики, и что тебе нужно больше времени с нами, чем ты получаешь.

Я выпрямилась и свободной рукой откинула его волосы назад, чтобы видеть его лицо.

— Мне очень жаль, что мы оба так много работаем.

— Дело не только в этом.

— В чем тогда? — спросила я.

Он посмотрел на меня, а потом на Мику. Сделал глубокий вдох, выдохнул, а затем сделал еще один вдох, как будто пытался взять свое дыхание под контроль, готовясь к какому-нибудь физическому упражнению.

— Даже когда вы в городе, мы не всегда занимаемся сексом.

— У нас был отличный секс только вчера. — Сказала я и чуть не рассмеялась.

Он посмотрел на меня недружелюбно.

— Раньше мы занимались сексом два раза в день. Теперь, если повезет, это будет один раз в день. — Боль в его глазах прогнала последний смех.

— О, Натаниэль, — сказала я и наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку, — малыш, прости. Если надо, я скажу это вслух, я хочу тебя. Я всегда тебя хочу.

— Тогда почему у нас не так много секса, как раньше? — Он посмотрел на меня с такой печалью в глазах, что я снова поцеловала его, но он не ответил со своей обычной страстью. Он посмотрел на меня, желая в этот момент объяснений больше, чем ласки.

— Я не могу говорить за Аниту, — сказал Мика, — но иногда, возвращаясь из поездки, я чувствую себя совершенно измотанным. Моя усталость не означает, что я не люблю тебя. — Он поцеловал Натаниэля в другую щеку.

— Я знаю, что ты любишь меня, Мика, но ты хочешь меня?

— Конечно, я хочу тебя. Как ты можешь об этом спрашивать?

— Ты практически никогда не инициируешь секс, когда мы вдвоем. Когда мы были вместе в ванной у Жан-Клода, ты впервые за несколько месяцев предложил мне остаться вдвоем.

Мика выглядел удивленным, начал было что-то говорить, но потом передумал. Он сидел так несколько секунд, обнимая Натаниэля одной рукой, думая об этом.

— Я и не подозревала, что прошло так много времени, но думаю, ты прав. — Он положил голову на плечо Натаниэля и еще крепче обнял его. — Мне очень жаль.

— Если это утешит, то это не только с тобой. — Сказала я. — Мика и я не намного чаще остаемся только вдвоем.

Мика поднял голову. — Этого не происходило месяцами для нас.

— Так, но когда мы оба уставшие, то держаться друг за друга иногда кажется лучшей вещью в мире.

Мика потянулся, чтобы взять меня за руку, в то время как он держал свою руку на плечах Натаниэля, что означало, что мы оба должны были отпустить руки Натаниэля, чтобы обнять его и держать друг друга.

— Засыпать в объятиях друг друга — это самое лучшее, что есть на свете, — сказал Мика.

— Это просто супер. Я тоже люблю это, но больше всего люблю, когда мы засыпаем после секса, — сказал Натаниэль.

— Ну, я тоже, — сказала я.

— Неужели я единственный, у кого есть проблемы с тем, чтобы уловить настрой на эти вещи? — сказал Мика.

— Я видела фотографии и узнала, с чем ты столкнулся, и думаю, что это дело доконало тебя, — сказала я.

— За последние полгода было несколько очень тяжелых случаев. — Его лицо выглядело печальным. Его глаза были почти затравленными, когда он смотрел на стену, и он не видел номера для новобрачных. Я знала этот взгляд. У меня была своя версия этого. Иногда кошмары просто накапливаются так глубоко в твоей голове, что ты не можешь перестать думать о них.

— Я узнал кое-что из этого, — сказал Натаниэль, — и именно поэтому я не настаивал на своем, но тот факт, что мы провели во Флориде уже несколько часов и до сих пор не занимались сексом, просто огорчает. Было время, когда мы не могли добраться до спальни достаточно быстро, чтобы раздеться и трахаться, как кролики.

— На этой неделе мы трахались как кролики — сказал Мика, улыбаясь.

— Через день, и это после того, как я месяцами не занимался с тобой сексом, Мика. — Натаниэль посмотрел на него.

Мика выглядел смущенным и немного отодвинулся от нас обоих.

— Мне позволено чувствовать усталость и стресс из-за работы, Натаниэль.

— Да, но мне позволено скучать по тебе, скучать по нам вместе и расстраиваться, что ты находишь больше времени для секса с Анитой, чем со мной.

— Мы обсуждали это еще до того, как я сказал «да». Мне все еще не совсем комфортно с… заниматься сексом с мужчиной. Мне стыдно, что есть вещи, которые я все еще не делаю для тебя, а ты для меня делаешь.

Натаниэль взял его за руку и сказал: — Я знаю, что я твой первый бойфренд, и что ты никогда не думал, что влюбишься в другого мужчину. Я знаю, что ты в лучшем случае гетерогибкий, а не бисексуальный, как я. Мне нравится, что ты любишь меня достаточно сильно, чтобы раздвинуть свои границы. И я говорил тебе что, поскольку ты позволяешь мне спать с другими мужчинами в нашей полигруппе, и удовлетворять свои потребности в другом месте, то мы можем жить с тобой, не делая определенные вещи со мной.

— Мне действительно очень жаль, что я по-прежнему не могу быть полностью с тобой.

— Если бы мы были моногамны, то это бы не сработало, но мы не моногамны, поэтому я могу удовлетворить свои потребности парень-с-парнем. Но то, что ты не тянешься ко мне так сильно, как к Аните… это очень больно.

— Я даже не подозревал, что стало так плохо, — сказал Мика.

— Я думаю, это потому, что вы с Анитой в последнее время часто уезжаете и находитесь в разных городах. Когда она с нами, ты больше думаешь о сексе, потому что в постели находится женщина, а не просто другой мужчина.

— Я даже не могу этого отрицать. Я просто не осознавал этого.

— Я не собирался поднимать этот вопрос во время нашей поездки. Я думал, что мы вместе наверстаем упущенное в сексе и разврате, но когда этого не произошло, я просто больше не мог этого выносить

— Ты должен был сказать нам, — сказала я.

Он посмотрел на меня.

— Я знаю, что ты много работала, чтобы лучше контролировать ardeur, Анита. Тот факт, что ты можешь прожить больше двадцати четырех часов без кормления, прекрасно подходит для работы с маршалами или поездки в другой город, чтобы воскрешать мертвых, но я скучаю по тебе, как и раньше. Кормить ardeur — это такой кайф.

— Я не могу каждый раз кормиться на одних и тех же людях, не рискуя истощить их до смерти. Я не хочу рисковать ни одним из вас.

— И мне нравится, что ты желаешь, чтобы мы были в безопасности. Но теперь, когда ты можешь дольше продержаться между кормлениями, это означает, что ardeur не подталкивает нас к тому, чтобы иметь столько секса, как это было раньше, и я начинаю думать, что ardeur был причиной того, что раньше у нас было так много секса.

— Вероятно. — Сказала я.

— Страсть не всегда остается на одном и том же уровне, — сказал Мика.

— Это устраивает меня, — сказал он.

— Я не думаю, что могу заниматься сексом два раза в день, каждый день, всегда, — сказал Мика.

— Я могу, — сказал Натаниэль.

Мика мягко улыбнулся и коснулся лица Натаниэля.

— Мне очень жаль, но я не такой мультиоргазмный, как ты.

— Я девушка, так что я могу заниматься сексом два раза в день, каждый день, если распланировать работу.

Натаниэль улыбнулся и поцеловал меня.

— Я постараюсь справляться лучше, но Анита права — этот вопрос просто вымотал меня. Я совершенно не могу выбросить его из головы, а это серьезный убийца настроения.

— Если Анита выпустит ardeur, у тебя будет настроение.

— Я кормилась от Жан-Клода перед нашим отъездом, так что в этом нет необходимости, но я могу кормиться снова, если мы все согласны.

— Ты когда-нибудь насыщаешь ardeur так же, как если бы съела лишний кусок шоколадного торта? — Спросил Мика.

Я улыбнулась.

— Всегда найдется место для шоколадного торта.

Мика улыбнулся в ответ, его глаза наполнились жаром, который не имел ничего общего с тем, чтобы быть оборотнем, и полностью относился к тому, кто был любовником.

— Ура, тортик, — сказал он тихо.

Натаниэль встал и развязал пояс своего халата, доказывая, что он был так же обнажен под халатом, как я и думала.

— Съешь меня.

— До того, как я выпущу ardeur?

— Да, — сказал он.

30

Мика тоже скинул свой халат, и они легли на кровать рядом друг с другом. Они оба были сильны и подтянуты. Натаниэль поднимал больше веса, так что он был более рельефным, но Мика был достаточно худым, чтобы можно было увидеть, что мышцы у него тоже имеются. Может, он и не поднимал столь большого веса, но практиковался в спаррингах больше, чем Натаниэль. Это было все равно, что смотреть на двух разных мужских идеала — подтянутую модель и мастера боевых искусств. Мика мог бы поспорить, что он не практиковался так много, как некоторые из охранников, но ведь он не был телохранителем. Он тренировался так много, для того чтобы отстоять свои позиции, потому что любому лидеру оборотней мог быть брошен вызов. Иногда можно было выбрать чемпиона, который будет сражаться вместо тебя, но большинство культур ликантропов этого не допускали. Я тоже старалась оставаться в форме для своей работы, и у меня была такая же вероятность, как и у Мики, что в конечном итоге моя физическая подготовка будет решающей в том, чтобы вернуться домой в безопасности или не вернуться домой вообще. Мы не часто об этом говорили, потому что в этом не было никакого смысла; это была наша реальность.

Я стояла там, любуясь видом двух моих мужчин, и к тому времени, когда я забралась на кровать между ними, их тела уже показывали, что они тоже восхищаются видом моего тела — или, может быть, я была слишком самоуверенна, и дело было в виде тел друг друга. Мне было все равно — я любила и желала их обоих.

— Отпусти ardeur, Анита, — сказал Мика, помогая Натаниэлю втянуть меня между ними.

— До того, как мы займемся прелюдией?

Он приподнялся на локте и теперь смотрел на нас обоих, а мы лежали и смотрели на него.

— Если мы дойдем до определенного момента, а потом ты выпустишь ardeur, мы закончим, как всегда, и это потрясающе, но я думаю — нет, я хочу — попробовать что-то другое.

Натаниэль приподнялся на локте с другой стороны от меня, чтобы посмотреть в глаза Мике.

— Мы обычно выпускаем ardeur, когда член каждого находится там, где он желает получить оргазм.

— А это значит, что я буду у кого-то во рту или внутри Аниты, — сказал Мика.

— Я в порядке, вне зависимости от того, внутри я или кто-то внутри меня, — сказал Натаниэль.

Мне оставалось только переводить взгляд с одного на другого, пока они говорили надо мной. Меня это вполне устраивало; это была скорее их проблема, чем моя.

— Это неправда, — сказал Мика. — Я слишком широк даже для тебя, чтобы хотеть заняться со мной анальным сексом.

— Но тебе же совсем не нравится анальный секс, так что этот мой замысел поиметь тебя сзади, даже с ardeur не осуществится.

— Мне жаль, что никто из нас не любит анального секса, — сказала я.

Натаниэль улыбнулся мне.

— В моей жизни есть и другие люди, которые это делают, но это действительно разочаровывает меня.

— Я люблю тебя, Натаниэль. Я люблю вас и хочу быть с вами обоими, по-настоящему быть с вами обоими.

— Я люблю тебя еще больше за то, что ты пытаешься, но если мы сбросим все наши запреты так рано, и я буду делать то, что хочу, не используя смазку, то даже ardeur не сможет помочь со смазкой в этом месте. А это значит, что в процессе все будет хорошо, но как только мы протрезвеем от метафизики, это будет больно. Я не хочу, чтобы первый раз, когда мы займемся анальным сексом, был болезненным.

— Ладно, тогда давай сначала добавим смазку, на всякий случай.

Натаниэль удивленно поднял брови.

— И как же мы сделаем это так, чтобы тебе понравилось?

— Возьми перчатки и смазку, и я все объясню.

— Я должен заметить, что это замечательный жест, и отговорить тебя от него, — сказал Натаниэль.

— Почему? — Спросил Мика.

— Потому что ты на самом деле не хочешь этого делать, и ты хочешь использовать ardeur как алкоголь, чтобы расслабиться с его помощью.

— Я люблю тебя. Мы собираемся пожениться. Я хочу попробовать.

Натаниэль посмотрел на меня сверху вниз.

— А что ты думаешь?

— Я думаю, что мы либо попробуем это сделать, либо сделаем что-то более нормальное для нас, и подумаем об этом еще немного.

Он снова посмотрел на Мику.

— Я действительно ценю твое предложение, Мика. Действительно. Я люблю тебя еще больше за это, но я хочу, чтобы первый раз был особенным, а не пьяной оргией.

— Возможно, я никогда не смогу этого сделать, если ardeur не поможет мне ослабить мои запреты.

— Я знаю это, но давай поработаем над исследованием анала с более мелкими и более нежными вещами, прежде чем мы займемся этим, даже с ardeur. Я слишком сильно люблю тебя, чтобы причинить тебе боль. То же самое касается и тебя, Анита.

— Как я попала в эту дискуссию?

— Ты же знаешь, как говорится — у всех есть задница.

Я рассмеялась, потому что не знала, что еще можно сделать.

— У меня уже имеется отверстие, которое прекрасно подходит вам обоим.

Мы обсудим это позже, — сказал он, улыбаясь.

— Мы так и сделаем, правда?

Он кивнул, ухмыляясь.

— Ну, насчет этого я не знаю, но я точно знаю, что хочу, чтобы один из вас лег на меня, и я хочу, чтобы вы оба были у меня во рту хотя бы один раз, и хочу, чтобы вы были внутри меня.

— Это мы можем устроить, — сказал Мика.

31

Мика посадил меня на свое лицо, так что я могла смотреть вниз на свое тело и видеть его глаза, смотрящие на меня, когда он лизал и сосал между моих ног. Мы собрали его волосы в конский хвост, чтобы они не мешали ему. Я вцепилась руками в спинку кровати, потому что больше не могла ни до кого дотянуться. Натаниэль находился позади меня, опускаясь на Мику. Я гордилась тем, что контролирую свой рвотный рефлекс во время глубокого минета, но у Натаниэля вообще не было рвотного рефлекса. Единственным испытанием для него с Микой была ширина, и даже в этом случае его рот был больше моего. Я оглянулась через плечо, чтобы попытаться увидеть хоть что-то, но Мика сделал что-то своим языком, от чего у меня перехватило дыхание, и я снова уставилась в его шартрезовые глаза.

Я почувствовала, как его тело содрогнулось, и поняла, что то, что Натаниэль делал позади меня, приближало его к финишу. Это почти отвлекло меня ото рта Мики между моих ног, но он был слишком хорош в этом, чтобы я могла отвлекаться надолго. Он посасывал это сладкое местечко, и я чувствовала, как теплая тяжесть между моих ног становится все тяжелее, и от одного движения его рта к другому он толкнул меня через край и довел до крика. Я вцепилась в спинку кровати и бессловесно закричала, запрокинув голову. Его язык и рот продолжали двигаться, пока я не попыталась найти слова, чтобы сказать ему «Достаточно», но я почувствовала, что его тело снова содрогнулось, и на этот раз это заставило его губы замедлиться, теряя свой ритм. Я посмотрела вниз, чтобы увидеть, как его глаза закрылись, и увидела, как они теряют фокус, почувствовала, как его тело напряглось и обмякло, и я знала, что Натаниэль довел его до оргазма, как Мика довел меня.

Натаниэль внезапно оказался на коленях позади меня, его голос прорычал мне в ухо.

— Ты не выпустила ardeur.

Мне удалось лишь покачать головой. Я все еще пыталась прийти в себя после пережитого оргазма.

Он приблизил свои губы к моему лицу, так что его горячее дыхание коснулось моей кожи.

— Я хочу, чтобы ты отпустил его, когда я буду трахать тебя.

Я кивнула, все еще испытывая трудности с тем, чтобы говорить.

Натаниэль снял меня с Мики и наполовину перенес, наполовину стащил с кровати и поставил на четвереньки так, чтобы мои колени оказались между ног Мики, а руки по обе стороны от его бедер. Я вдруг уставилась на его пах; его тело уже не было таким твердым, но он все еще не был маленьким.

Я почувствовала, как Натаниэль упирается в меня.

— Боже, ты такая мокрая. Я собираюсь трахнуть тебя, пока ты вылизываешь Мику.

Мика сумел сказать: — Слишком чувствительно.

— Я знаю, — сказал Натаниэль. — Именно поэтому я и хочу, чтобы она это сделала. Ты был готов позволить мне поиметь тебя в задницу. Я думаю, это тебе понравится больше.

Я могла бы запротестовать, но он схватил меня за волосы, достаточно жестко, чтобы щелкнуть этим внутренним переключателем, и я захотела сделать то, что он сказал. Он протолкнул себя внутрь меня, и только то, что он был внутри меня, когда я была такой влажной и такой чувствительной от орального секса, заставило меня закричать. Натаниэль нашел ритм, двигаясь внутрь и наружу, скользя по тому замечательному месту внутри, как будто он мог точно чувствовать, где оно находится. Он использовал мои волосы, чтобы наклонить мою голову вниз к Мике, когда он входил и выходил из меня. Я лизнула Мику и обнаружила, что он стал тверже, чем был всего несколько секунд назад. Ему нравилось смотреть на нас вместе.

Натаниэль начал двигаться быстрее, входя и выходя из меня. Я почувствовала, как внутри меня начинает нарастать густой, тяжелый груз удовольствия.

— Я собираюсь жестко оттрахать тебя, Анита, и я хочу, чтобы ты сосала член Мики, пока я не скажу тебе остановиться, а затем выпустить ardeur и питаться мной. Ты понимаешь меня?

Мне удалось произнести: — Да.

— Тогда положи свою руку на член Мики и отсасывай ему, пока я буду трахать тебя.

Я сделала то, что он сказал, потому что в тот момент все это казалось такой хорошей идеей. Мика полностью заполнил мой рот, но мне не нужно было глубоко глотать его; в любом случае, сейчас он был слишком чувствителен для этого. Я могла оставаться выше на этой толстой твердости и издавать вокруг него приглушенные звуки, когда Натаниэль трахал меня жестко и быстро, так что я кричала вокруг тела Мики, заставив его выкрикнуть:

— Боже!

Натаниэль заставлял меня кричать, а тело Мики служило живым кляпом, чтобы заглушить эти звуки.

— Перестань сосать его. — Я сделала то, что он хотел, выпустив Мику, и Натаниэль использовал мои волосы, чтобы поднять меня обратно на четвереньки, продолжая трахать так сильно и быстро, как только может, и снова довел меня до оргазма, и я кричала уже без кляпа из тела Мики.

— Ardeur, Анита — сейчас, сейчас! — Его голос был напряженным, поскольку он боролся со своим телом, пытаясь продержаться еще одну минуту, чтобы я выпустила ту часть себя, которая питалась всем тем, что он собирался сделать. Сила захлестнула нас обоих, и это, или Натаниэль, или все вместе, привело меня к еще одному оргазму, когда Натаниэль вонзился в меня еще раз. Я чувствовала, как его тело бьется в конвульсиях, чувствовала, как он пульсирует внутри меня, и я питалась ощущением того, как он втолкнул себя так глубоко в меня, как только мог. Питалась силой его руки в моих волосах, его другой рукой на моем плече, его пальцами, впивающимися в меня, когда он проливался внутрь меня, и я пила его везде, где его тело касалось меня.

Он выкрикнул мое имя, а затем почти рухнул мне на спину и отпустил мои волосы.

— Боже, я люблю тебя. — Прошептал он.

— Я тоже тебя люблю. — Сказала я охрипшим от крика голосом.

— Я так сильно люблю вас обоих. — Сказал Мика с кровати прямо под нами.

Мои колени подогнулись, и я рухнула на него, а Натаниэль — на меня. Мика рассмеялся и погладил нас по волосам, пока мы ждали, когда снова сможем двигаться. Мы приведем себя в порядок, а потом сможем заснуть, обнимаясь после секса, как и хотел Натаниэль.

32

Мы проснулись, все еще прижатые друг к другу в теплом гнезде из простыней и тел. Мне было так хорошо, что я просто лежала, слушая их дыхание, чувствуя, как их тела поднимаются и опускаются рядом со мной. Натаниэль все еще крепко спал, но Мика беспокойно ворочался. Если бы я не была осторожна, то могла бы разбудить его, в такое редкое утро, когда мы спали все вместе. Я замедлила дыхание, углубила его и изо всех сил постаралась притвориться спящей, хотя мои глаза все еще были открыты, так что я могла видеть полосу солнечного света из просвета в занавесках. Нам надо было бы плотнее их закрыть вечером, но сейчас мне нравилось смотреть, как свет играет в кудрях Мики и по его обнаженной спине. Если бы я могла найти способ перевернуться и увидеть как свет льется на Натаниэля, я бы так и сделала, но это наверняка разбудит Мику.

Я лежала, зажатая между ними, прислушиваясь к их дыханию, чувствуя биение их сердец. Я запомнила это ощущение, чтобы потом оно стало одной из моих счастливых мыслей. Я поцеловала Мику в шею и разбудила всех нас для новых объятий и, возможно, нового секса, когда раздался стук в дверь, такой громкий и властный, что я поняла, это был коп или кто-то из тех, кто когда-то был копом. У них у всех был такой громкий, пронзительный стук, что сердце начинало биться быстрее, а пульс на мгновение подскакивал к горлу, даже если ты не был виновен. Один только этот стук был каким-то пугающим.

— Что там такое? — Спросил Натаниэль, поднимая голову, но крепче прижимая нас к себе.

— Не знаю… может быть, кто-то жаловался на шум, — сказала я, пытаясь встать.

— Ты любишь покричать. — Сказал он, но все еще крепко держал меня, а его сердце глухо стучало у меня за спиной.

— Жаловаться должны были вчера вечером, а не сегодня утром, — сказал Мика, лежа очень тихо в кровати, будто он вслушивался намного внимательнее, чем я. Он был оборотнем, так что его слух был лучше моего.

Мне пришлось попросить Натаниэля отпустить меня, чтобы я могла проверить дверь. Я надела один из халатов, которые мы надевали вчера вечером, после того как все убрали. Другой я бросила Мике на кровать. Мы оба были скромнее Натаниэля. Я туго затянула пояс халата и положила свой Sig Sauer.380 в правый карман, достала свой значок в небольшом бумажнике из тумбочки рядом с кроватью и направилась к двери. Я была почти уверена, что это полиция, и если я открываю дверь вооруженной, то должна иметь при себе свой значок.

Оглянувшись, я увидела Мику, стоящего у кровати в туго затянутом халате. Натаниэль все еще лежал в постели, прикрытый простыней.

Стук повторился снова.

— Иду, — крикнула я, — Я уже иду. — Я позволила себе говорить так же раздраженно, как и чувствовала себя из-за того, что меня побеспокоили. Мужской голос произнес:

— Полиция Кирке-Кей. Откройте дверь!

Я никак не могла сообразить, что же мы такого сделали, чтобы заслужить утренний разговор с местной полицией. Я на всякий случай посмотрела в глазок, но у моей двери стоял полицейский в форме. Эдуард даже прислал мне информацию о местной форме в этом районе, прежде чем я села в самолет. Я не уверена, что подумала бы об этом, но это был Эдуард: он почти всегда думал обо всем, когда дело касалось работы. Это была правильная форма.

Я открыла дверь достаточно широко, чтобы видеть и оставаться на виду, но не так, как будто приглашала его войти в номер. Просто то, что мы оба были копами, не делало нас автоматически приятелями. Кроме того, я действительно не хотела, чтобы он видел мужчин, спрятавшихся в комнате за моей спиной, раз уж я могла этого избежать.

— Мы можем ненадолго войти и осмотреться? — спросил высокий офицер.

— В чем дело, офицер… — я прочла его имя на жетоне — Данли? — Спросила я.

— Вы одна в номере?

— Нет, вместе со мной друзья.

— Нам необходимо поговорить с вашими друзьями, — сказал он.

Я сверкнула своим значком.

— Маршал Анита Блейк.

Его глаза расширились. Он не ожидал, что в номере окажется еще один коп какого-либо сорта. Взяв под контроль выражение своего лица, он сказал:

— Мне все еще нужно поговорить с вашими друзьями и всеми прочими находящимися в комнате, Маршал.

— Почему? В чем проблема, офицер? — Спросила я.

— Поступило сообщение о том, что прошлой ночью кричала женщина, — сказал он.

— Сожалею об этом. Наверное, мы были гораздо громче, чем я думала.

— Вы дрались со своими друзьями?

— Нет, мы занимались сексом. — Я могла бы соврать, но зачем? Как только он войдет в комнату и увидит мужчин, особенно Натаниэля в постели, что еще это могло бы означать?

Но правда на секунду сбила Данли с толку. Он посмотрел на меня, нахмурился, почти улыбнулся, взял себя в руки и сказал:

— Ну, тогда вы не будете возражать, если я увижу ваших друзей и выслушаю их мнение.

— А если я буду возражать?

— Чем сильнее вы не хотите пускать меня в номер, тем сильнее я хочу попасть внутрь. Были бы вы на работе, тогда бы поняли, что я имею в виду. — «Была бы я на работе», — сказал он. Я посмотрела на него чуть пристальнее. Он был выше меня, что неудивительно; в его животе было куда больше массы, чем, очевидно, было полезно для его здоровья, как и растущий живот, который был у Руфуса. Масса тела притягивала взгляд к его ремню, который был натянут на поясе, так что можно было недооценить его рост и все остальное, но мне пришлось долго поднимать глаза, чтобы встретиться с его карими глазами, что означало, что он выше шести футов. Должно быть, в нем было не меньше шести футов трех дюймов роста, и бицепсы, выпирающие из-под коротких рукавов форменной рубашки, свидетельствовали о том, что за недавним прибавлением в весе скрывалось еще много мышц. Его карие глаза не были недружелюбными, но они сузились, как у копа, а затем темные брови изогнулись дугой. Очевидно, я тоже не соответствовала его представлению об идеальном копе.

— Мне действительно необходимо увидеть ваших друзей и всех, кто находится в номере, Маршал.

— Это два друга и я, но да, конечно. Почему бы и нет? — Я открыла дверь и впустила его в номер. Он остановился в дверях спальни. Я посмотрела в сторону кровати и увидела Натаниэля, сидящего с простынями на коленях и улыбающегося офицеру, будто его собирались представить ему на улице, где-нибудь в уютном и спокойном месте. Мика стоял рядом с кроватью, пытаясь выглядеть расслабленным, но безуспешно. Он был бы счастливее, если бы был одет. И я тоже.

— И ваши имена?

— Мика Каллахан.

— Натаниэль Грейсон. — Натаниэль улыбнулся, стараясь быть приятным.

— Вы вчера участвовали в соревнованиях по плаванию в местном бассейне?

Я не ожидала подобного вопроса. Это была не обыкновенная жалоба на шум. Улыбка Натаниэля слегка померкла.

— Я действительно участвовал.

Данли посмотрел на меня, и я догадалась, что он не закрыл за собой дверь. В коридоре толпились служащие отеля.

— Маршал Блэк, верно?

— Блейк. — Сказала я. Вот тебе и известность в полицейских кругах.

— Что ж, Маршал Блейк, у вас была ссора с другой женщиной у бассейна?

Я отрицательно покачала головой.

— Разве вы не повздорили с другой женщиной из-за того, что она уделяла слишком много внимания мистеру Грейсону и еще одному джентльмену?

— Это не было ссорой, но я должна была объяснить нескольким женщинам, что Натаниэль не может доводить до конца всякий возможный флирт.

— И вы также посчитали необходимым объяснить, что некий Бернардо Конь-в-Яблоках, как оказалось, тоже маршал, также не мог довести свой флирт до конца?

Я улыбнулась.

— Нет, мне просто нужно было обсудить с ним некоторые детали свадьбы, и я не хотела, чтобы половина прекрасных женщин отеля услышали это, поэтому я попросила о некотором уединении.

— И это просто совпадение, что в обеих ссорах участвовала одна и та же женщина?

— Это не было ни ссорой, ни дракой, ничего подобного. Я передала свое сообщение Бернардо и оставила его продолжать флиртовать или что он там делал.

— Что вы чувствовали, зная, что мистер Конь-в-Яблоках собирался заняться сексом с женщиной, с которой вы уже ссорились из-за Грейсона накануне?

Я нахмурилась, чувствуя, что упускаю что-то важное.

— Бернардо просто мой друг по работе и участник свадебной церемонии, вот и все. Мы с ним никогда не были вместе. Он может спать с кем захочет.

— Если вы никогда не были близки с мистером Конь-в-Яблоках, то почему же вы рассердились на него, из-за того, что он общался с другими женщинами?

— Я ранее уже говорила вам, что ни на что не сердилась. Мне просто нужно было рассказать ему кое-что касающееся свадьбы.

— И что же вы хотели ему такого сообщить, что понадобилось уединиться?

— Кое-что личное, — сказала я, потому что не собиралась рассказывать местным копам о предполагаемом романе. Ну уж нет.

— Забавно, но Конь-в-Яблоках сказал то же самое. Мне бы очень хотелось узнать, какие детали свадьбы могут быть настолько секретными, что вы не можете говорить об этом при других людях.

Я пожала плечами, потому что ничего из того, что я могла бы сказать, не помогло бы, и если я буду продолжать говорить, то могу дать ему подсказку. Я не собиралась этого делать. Кроме того, если он думает, что я ссорилась с другими женщинами из-за Натаниэля и Бернардо, то его подозрения, что у меня был роман с женихом, только подтвердят, что я была патологически озабочена мужиками.

— Почему вы спрашиваете нас об этом? — Спросил Мика, все еще стоявший у кровати.

— Вы спали с Мисс Беттиной Гонсалес, Мистер Грейсон?

— Нет, я был с друзьями с тех пор, как вчера ушел из бассейна.

— Нам понадобятся имена этих друзей. — Он действительно достал из кармана маленькую записную книжку и начал перелистывать страницы. Я и не знала, что кто-то до сих пор пользуется такими записными книжками.

— Мика был со мной все это время.

— И какие у вас с ним отношения?

— Он мой жених.

Данли удивленно поднял брови и посмотрел на Мику.

— Это правда, Мистер Каллахан? Вы с мистером Грейсоном помолвлены?

Мика кивнул.

— Да.

Данли повернулся ко мне с блокнотом и ручкой в руке.

— Мне сказали, что мистер Грейсон — ваш жених, Маршал Блейк.

— Так оно и есть.

Данли посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Натаниэля и Мику, а потом опять на меня.

— И как же это работает, Блейк? Двоеженство по-прежнему незаконно.

— Брак более чем с одним человеком является незаконным, но нет никаких законов, запрещающих быть помолвленным более чем с одним человеком, если все знают друг о друге.

Данли нахмурился, уставившись в свой блокнот, как будто не был уверен, что написанное им имеет смысл.

— Значит, вы все помолвлены?

— Да.

— По всем новостям говорят, что вы помолвлены с главным вампиром Сент-Луиса, этим Жан-Клодом.

Его вопрос означал, что он точно знал, кто я, еще до того, как постучал в дверь.

— Так и есть, — сказала я.

— Так вы действительно собираетесь жениться друг на друге?

— Я не знаю, какое это имеет отношение к делу, но я собираюсь выйти замуж за Жан-Клода, потому что, как вы сказали, по закону мы можем жениться только на одном человеке.

— А вы, мистер Грейсон, на ком женитесь?

— Мы с Микой собираемся пожениться, — сказал Натаниэль. Теперь он внимательно следил за лицом полицейского. Он все еще старался выглядеть приятным, но я хорошо знала этот взгляд, и по нему было видно, что он напряженно думает, пытаясь что-то понять. Что, черт возьми, происходит?

— Итак, Блейк, вы собираетесь выйти замуж за кого-то, кого нет здесь в эти выходные, но вы помолвлены с присутствующими здесь двумя джентльменами, и вы спите с мистером Конем-в-Яблоках и Мистером Уайеттом Эрвином. — То, что он знал имя Ру, означало, что он, очевидно, сначала поговорил с остальными.

— Я уже говорила вам, что не сплю с Бернардо, и раз уж вы заговорили об этом, я также не сплю с Уайеттом.

— Вы не спите ни с Конем-в-Яблоках, ни с Эрвином.

— Именно, — ответила я.

— И все же вы поссорились с одной женщиной из-за обоих мужчин, с которыми не спите, плюс поссорились из-за Грейсона.

— Я же говорила вам, что ни с кем не ссорилась, ни из-за кого.

Он снова посмотрел на двух мужчин, находившихся у кровати.

— Но вы же спите с этими двумя джентльменами?

— Да. — Ответила я.

— И все мужчины согласны с тем, что вы спите со всеми остальными мужчинами.

— Мы очень неплохо делимся, — сказал Натаниэль, подтягивая колени к своей обнаженной груди и пытаясь быть обаятельным, но больше выглядя соблазнительно, или, может так его видела только я. Он пытался отвлечь Данли или просто устал от вопросов?

— Мистер Грейсон, вы спите с мистером Каллаханом? — Спросил Данли.

— Так и есть. — При этих словах Натаниэль улыбнулся.

— А как насчет Мистера Коня-в-Яблоках?

— Нет.

— М-р. Эрвин?

— Неа.

— А вы, мистер Каллахан, с кем еще спите?

— К чему эти двадцать вопросов, офицер Данли? — Спросила я.

— Я просто пытаюсь понять, что произошло, Маршал Блейк.

— Что случилось, офицер Данли?

— Как вы думаете, что случилось?

— О, ради Бога, Данли, просто расскажите нам, что случилось.

— Значит, вы любовники с Каллаханом, Грейсоном, Конем-в-Яблоках и Эрвином?

— С Конь-в-Яблоках мы просто друзья по работе, что я уже неоднократно повторяла. Эрвин — всего лишь мой друг и сотрудник.

— По словам свидетелей, вчера в бассейне вы страстно обнимались с ним.

— Я вряд ли могу объяснить то, что произошло с Уайеттом у бассейна, а если и могу, то не обязана вам это объяснять.

— Хорошо, я запишу, что вы не хотите помогать в этом расследовании.

— Какое расследование? — Переспросила я. Что-то плохое случилось, и что бы это ни было, скорее всего, случилось с Беттиной, фамилия, которой была Гонзалес. Интересно, знал ли Бернардо ее фамилию до того, как они занялись сексом? Я сомневалась в этом, но, возможно, фамилии не так уж важны для свидания на одну ночь.

— Вы спите с кем-нибудь еще на свадьбе, Маршал Блейк?

— Нет.

Данли кивнул и сделал еще одну пометку.

— А сколько здесь в городе еще мужчин, с которыми вы спите и которые не участвуют в свадьбе, Маршал?

Я размышляла, стоит ли вообще отвечать, и важно ли, что полиция знает обо мне и Никки.

— А если бы я спала с кем-то еще в городе, какое бы это имело значение?

Данли еще раз просмотрел свои записи и произвел при этом столько шума, что я не была уверена, действительно ли ему нужно было проверять свои записи, или он делал это, чтобы дать себе время подумать, а может, это должно было подействовать нам на нервы. Если бы это было последнее, то могло бы спасти его игру.

— Итак, вы все трое — любовники и помолвлены друг с другом, это так, Миз Блейк?

— Маршал Блейк, и да.

— Похоже, вас не волнует, что я называю Маршала Коня-в-Яблоках мистером.

— Его сейчас здесь нет, чтобы чувствовать себя оскорбленным. А я здесь.

— Вы стоите здесь в халате в гостиничном номере с голым мужчиной в вашей постели и вторым мужчиной в таком же халате, и я оскорбляю вас, называя Миз Блейк, а не Маршал Блейк, действительно?

— Вы хотите сказать, что женщина, имеющая нескольких любовников, настолько шлюха, что ее нельзя оскорбить, офицер Данли?

Он посмотрел на меня и задумался, потом снова посмотрел на все еще открытую дверь. Еще один офицер выпроводил гражданских, но все же Данли не хотел, чтобы его обвинили в какой-нибудь сексуальной бестактности, если только он не сможет доказать, что все это было частью его хитроумной методики ведения допроса.

— Я бы никогда не употребил это слово, Маршал Блейк.

— Приятно слышать, но именно так вы думаете о женщине, которая спит с несколькими мужчинами, не так ли, офицер Данли?

— Совсем нет, Маршал Блейк.

— Действительно. Я готова поклясться, что вы только что довольно сильно намекнули на это, офицер Данли.

— Определенно, я этого не делал.

— Тогда на что вы намекаете, офицер Данли, и почему вас так сильно интересует наша личная жизнь?

— Просто пытаюсь понять, что могло произойти между вами и Беттиной Гонзалес.

— Между нами ничего не произошло, офицер Данли.

— Это не то, что говорят ее друзья.

— Я ничего не могу поделать с тем, что говорят другие люди, офицер Данли.

— Разве вам не хочется узнать, что, по словам ее друзей, произошло между вами двумя?

— Вы уже рассказали мне, что они сказали.

— Нет, Маршал, я этого не говорил.

— Да, вы сказали, — сказал Мика от кровати.

Данли на секунду нахмурился, а затем пришел в себя с улыбкой, которая, как мне кажется, должна была быть обезоруживающей, но не была таковой совсем. Он допрашивал нас так, словно мы были подозреваемыми или, по крайней мере, людьми, вызывающими интерес. Что-то плохое случилось с Беттиной. Она не была у меня в числе любимчиков, но и не заслуживала того, что заставило бы полицию допрашивать людей подобным образом.

— Что случилось с Беттиной — м-с Гонзалес? — Спросила я.

— Вы мне скажите.

— Я бы так и сделала, если бы могла, но я оставила ее у бассейна вместе с другими участницами гарема Бернардо.

— Значит, вас не беспокоит, что Конь-в-Яблоках трахался с Мисс Гонзалес?

Он специально использовал это слово, надеясь шокировать меня.

— Я думаю, что это, вероятно, плохое решение с его стороны, но в остальном — нет.

— А почему это плохое решение с его стороны?

— Беттина показалась мне несколько возбужденной и определенно собственницей за весьма небольшой промежуток времени.

— Что вы имеете ввиду под «несколько возбужденной»?

— Она очень легко принимала за оскорбление, даже то, что таковым не являлось.

— Ее друзья говорят, что вы ссорились с ней.

— Они ошибаются.

— Говорят, что между вами возникла напряженность после того, как вы попытались поцеловать ее, а она отказалась от ваших авансов.

Я рассмеялась прежде, чем успела остановить себя.

— Отказалась от ваших авансов. Давно я такого не слышала, но поверьте мне, я не пыталась поцеловать Беттину.

— Некоторые свидетели утверждают обратное.

— Возможно, я намекала, что поцелую ее, просто чтобы она оставила Уайетта в покое.

— Почему это должно было заставить ее оставить его в покое?

— Она оказалась гомофобкой, и мысль о том, что мы с Уайеттом занимаемся сексом втроем, вынудила ее покинуть поле.

— Покинуть поле. Теперь, кто использует старомодные термины?

— Извините, вы правы. Я просто хочу сказать, что сыграть на ее гомофобии против нее, было способом избежать скандала, хотя это была полностью вина Уайетта, что он так усердно флиртовал, хоть и не собирался доводить все до конца.

— Прости, Анита, Честное слово, просто было так весело флиртовать со всеми ними. Мы увлеклись, — сказал Натаниэль.

— Как увлеклись вы с Беттиной, Мистер Грейсон?

— Я имею в виду Уайетта и себя. Мы оба флиртовали с подружками невесты с другой свадьбы, и возможно, нас занесло.

— Как далеко вас занесло? Какие планы были у Вас или Мистера Эрвина с Беттиной Гонзалес?

— Никаких.

— Мне сложно в это поверить, Мистер Грейсон. Вы испытывали ревность, когда она переспала с мистером Конь-в-Яблоках?

— Я не знал, что она спала с ним, пока вы не сказали нам об этом несколько минут назад, но нет, это не заставляет меня ревновать. Я вообще-то не собирался спать ни с одной из женщин у бассейна.

— Так зачем же с ними флиртовать?

— Это было весело.

— Было ли весело, когда вы договорились встретиться с Мисс Гонзалес позже?

— Нет. Я имею в виду, что ни о чем с ней не договаривался.

— Вы рассердились, когда она предпочла вам Коня-в-Яблоках?

— Если вы хотите посмотреть на это так, то я предпочел Аниту Беттине, так что это Беттина должна была разозлиться, а не кто-то из нас.

— Как бы далеко вы зашли, чтобы убедиться, что мистер Грейсон предпочел вас Беттине?

— Мне не нужно далеко заходить. Он мой жених, он уже выбрал меня.

Данли снова заглянул в свои записи, но на этот раз я была почти уверена, что он дает себе время подумать.

— Но вы понятия не имеете, где мистер Эрвин находился прошлой ночью.

— Я уверена, что его сестра может поручиться за него, так как они живут в одном номере. — Сказала я.

Мика спросил: — Что случилось с Беттиной Гонзалес?

— Я не говорил, что с ней что-то случилось.

— Хватит играть в эти игры, Данли, — сказала я. — Очевидно, с ней что-то случилось, иначе вы не задавали бы сейчас двадцать миллионов наводящих вопросов о событиях прошедшего дня.

Он улыбнулся прежде, чем смог остановить себя, и сказал:

— Не думаю, что уже дошел до миллиона вопросов.

— Такое чувство, что дошли, — сказал Натаниэль.

— О, это ерунда, Мистер Грейсон. Вам стоит посмотреть настоящий допрос. И к моменту, когда все будет рассказано и сделано, это уже может превратиться в миллион вопросов.

— Это не допрос, Данли, и мы оба это знаем.

— Вы хотите, чтобы это был допрос, Блейк?

— Нет. У вас имеется достаточно улик, чтобы привлечь кого-нибудь из нас к этому делу?

Данли наградил меня суровым взглядом полицейского, но это был не очень суровый взгляд, так что я даже не вздрогнула.

— Еще нет.

— Вы ловите рыбу, разговаривая со всеми, кто ее видел.

— Что с ней случилось? — Повторил Мика уже более нетерпеливым голосом.

— Когда вы в последний раз видели Беттину Гонсалес?

— Мы уже говорили вам, у бассейна, прежде чем подняться наверх, — сказал Натаниэль.

— Я уже сказала вам, у бассейна с Бернардо и его стайкой красавиц. — Сказала я.

— Коню-в-Яблоках повезло, что ее друзья пришли и забрали ее прямо у дверей его гостиничного номера. Если бы у нас не было свидетелей, которые сказали бы, что она покинула его комнату счастливой и здоровой, мы бы сейчас сидели у него в номере и задавали вопросы.

— Почему? — спросила я.

— Беттина Гонсалес пропала. — Он сообщил об этом с такой напряженностью, что новость не стала для нас неожиданностью.

— Я думал, должно пройти двадцать четыре часа, прежде чем полиция начнет поиски. — Сказал Мика.

— Как правило, или даже сорок восемь часов, — сказала я.

— Кажется, никто из вас не удивлен, что она пропала, — сказал Данли.

— Вы достаточно резко сообщили об этом — сказала я.

— Простите, но если таким образом вы собирались действовать хитро, то это не сработало, — сказал Натаниэль.

— Почему вы так быстро ищете ее? — Спросила я. — Пожалуйста, скажите мне, что вы не нашли ничего похожего на кровь, или… предметы.

— Например, какие предметы?

— Я работаю в сверхъестественном отделе службы маршалов, офицер Данли. Это означает, что я вижу некоторые действительно ужасные вещи на своей работе. Я могу вспомнить целую кучу вещей, которые, надеюсь, вы не нашли в отношении Беттины Гонзалес.

— Почему вас так волнует женщина, с которой вы дважды поссорились, и которую вам пришлось отгонять от вашего мужчины — простите, человека.

— Послушайте, мы не ссорились, и я никого не отгоняю от своих людей. Если они мои люди, как и мои любовники, то мне не нужно защищать свою территорию, потому что они счастливы быть со мной. Беттина не произвела на меня впечатления человека, с которым я хотела бы стать закадычной подругой, но в ней, похоже, не было ничего плохого. Мне ненавистна сама мысль о том, что ее родные и друзья собрались здесь, чтобы отпраздновать свадьбу, а теперь они разыскивают одного из своих близких. Я видела достаточно ужасных вещей в этом мире. На самом деле я просто хотела получить удовольствие от того, что Тед и Донна наконец-то связывают себя узами брака и, что впервые в жизни оказалась в «Флорида-Кей».

Данли изучал мое лицо, словно пытался прочесть в моих глазах куда больше, чем там можно было прочесть. Он посмотрел на Натаниэля и спросил:

— У вас есть какие-нибудь предположения, что могло случиться с Мисс Гонзалес?

— Нет, но если бы я знал, то рассказал бы вам.

— Общалась ли она с другими мужчинами, флиртовала ли с кем-нибудь еще?

— Нет, я этого не видел.

— Я тоже, — сказала я.

— Мистер Каллахан, у вас есть какие-нибудь предположения, что могло случиться с Мисс Гонзалес?

— Нет.

— Вы можете вспомнить что-нибудь еще, что могло бы помочь нам найти ее?

Мы все отрицательно покачали головами.

— Нам бы очень хотелось помочь, Данли.

— Мне бы хотелось поверить вам, Блейк.

— И мне хочется, чтобы вы мне поверили, потому что это правда.

— Ну же, Блейк. Вы ведь тоже выполняете эту работу. Вы знаете правило.

— Все лгут, — сказала я.

Он кивнул.

— Даже федеральные маршалы, — сказал он.

— Мы же федералы. А вы, местные парни, считаете, что у нас под одеждой спрятаны рога и хвосты.

Он посмотрел на меня, и на этот раз его глаза прошлись сверху вниз. Я поняла, что халат немного раскрылся спереди, поэтому он увидел гораздо больше моей груди, чем мне бы хотелось показать. Черт побери! Я посмотрела на него так вызывающе, как только могла, потому что наглая, самоуверенная злость была единственной защитой от смущения, заставляющего меня краснеть. В конце концов, я проиграла битву и прикрыла халат чуть больше, на этот раз, придерживая его рукой.

— Разве может кто-то с таким количеством любовников краснеть? — Спросил Данли.

— Анита — охренительно нежный цветок, — сказал Натаниэль.

Я сердито посмотрела на него, стараясь не покраснеть еще сильнее.

Он улыбнулся мне.

— Я люблю, что ты по-прежнему краснеешь.

— Я потрясен, что вы вообще краснеете, — сказал Данли.

— Вон из нашего номера, — сказала я.

— Похоже, вы не хотите помочь нам найти эту женщину.

— Мы будем помогать вам всеми возможными способами, но прямо сейчас мы предоставили вам всю информацию, которая у нас есть.

Он протянул мне визитную карточку и дал еще две, чтобы ему не пришлось подходить к кровати и отдавать их мужчинам лично. Возможно, его куда больше беспокоили практически голые мужчины в комнате, чем он показывал.

— Если вы вспомните что-нибудь, что поможет нам в нашем расследовании, звоните.

— Мы так и поступим.

— Желаю вам приятно провести остаток дня, маршал Блейк.

— Мы так и поступим, офицер Данли.

И он ушел. Я закрыла и заперла за ним дверь и сказала:

— Ну, пиздец.

Вот вам и неторопливый завтрак в номер и много секса. Я была почти уверена, что настроение было испорчено у нас всех.

33

— Как вы могли ввязаться в это дело во время нашего свадебного путешествия? — Спрашивала Донна всех нас позже, как будто мы все это спланировали. А под нами я подразумеваю всех, кто был допрошен полицией и кто знал как правду, так и ложь о предполагаемом романе.

Мы были в конференц-зале отеля. И должны были еще раз проверить, нравится ли нам зал для репетиции банкета, но вместо этого оказались на грани очередного скандала.

— Ну же, сладкий букетик — начал Эдуард своим лучшим голосом Теда.

— Не надо мне твоих сладких букетиков, Теодор Магнус Форрестер! Ты обещал, что никакой борьбы с преступностью в этой поездке не будет. Ты же дал мне слово!

— Магнус? — сказала я, улыбаясь.

Это приостановило разглагольствования Донны ровно настолько, чтобы она повернулась ко мне и нахмурилась.

— Ты не знала его второе имя?

— Нет.

— Как ты можешь настолько по-разному делить между нами информацию о себе и своей жизни? — сказала она, снова поворачиваясь к Эдуарду.

— Если верить тебе и твоему психотерапевту, то тот факт, что я делю разные части своей жизни с вами обеими, — и есть суть того, что я живу с тобой и работаю с Анитой. — Его речь скатилась до того слабого, непонятно откуда взявшегося акцента, какой был у Эдуарда. Он даже не пытался сохранить улыбающиеся глаза и приятное выражение лица Теда; он просто смотрел на нее. Я знала, что он любит ее до безумия, но в тот момент я поняла, что она способна так его истощить, что в будущем, возможно, не она объявит о разрыве отношений. Он женится на ней, и это будет продолжаться еще долгие годы, но один его взгляд говорил, что он уже устал от ее дерьма, а она, конечно же, говорила всем вокруг, что устала от него.

Донна кивнула и сказала:

— Это правда, но… Я никогда этого не пойму.

— И я никогда не пойму, зачем тебе вообще понадобилось рассказывать Дикси обо мне и Аните. Если бы ты не поделилась с ней этой ложью, она бы не стремилась рассказать об этом Бекке.

— Я думала, что это правда, и мы пока еще не меняем тему разговора. — Она действительно подошла к нему, тыча пальцем ему в лицо, как будто ему было пять лет, и она ругала его. — Ты же обещал мне, что никакой полицейской дряни в этой поездке е будет.

— Тед вовсе не рассчитывал, что кто-то из других постояльцев отеля вдруг пропадет, — сказал Мика.

Она повернулась к нему, будто стремясь найти повод для того, чтобы отругать и его тоже. Он просто стоял там, спокойно улыбаясь, его волосы все еще были рассыпаны вокруг лица. Он оставил их так, потому что знал, как сильно мы с Натаниэлем оба любим их такими. А может быть, ему тоже хотелось хоть на минуту отвлечь Донну. Я бы не назвала ее любительницей длинных волос, но симпатичный мужчина есть симпатичный мужчина. А может быть, она просто не могла найти повода на него наорать, и именно поэтому он заговорил.

Она повернулась к Бернардо, как будто Мика ничего не говорил. Она хотела поругаться и намеревалась это сделать.

— А ты… если бы ты мог держать его в своих штанах, полиция не допрашивала бы всех нас.

Бернардо даже отступил на шаг от ее трясущегося пальца.

— Эй, я совершенно чист. Ее друзья могут подтвердить, что она покинула мой номер счастливой и здоровой.

Донна посмотрела на него с таким презрением, что у него сделался виноватый вид. Я не была уверена, что он вообще способен испытывать подобные чувства, когда дело касается женщин.

— Тебе бы не понадобилось алиби по поводу исчезновения девушки, если бы ты не трахнул ее.

По-моему, в этой поездке Донна ругалась больше, чем я когда-либо слышала от нее. Шок начинал понемногу проходить.

— Это не я женюсь на тебе, так что кого я трахаю — не твое дело.

— Как ты смеешь так со мной разговаривать? — Она повернулась к Эдуарду. — Неужели ты позволишь ему так со мной разговаривать?

— Ты первая на него набросилась, — сказал Эдуард холодным и ровным голосом, и это был совсем не тот Тед, за которого она собиралась выйти замуж.

— Так ты принимаешь его сторону и обвиняешь меня?

Он посмотрел на нее таким холодным взглядом, какого я еще никогда не видела по отношению к ней, и сказал:

— Нет, Донна, я принимаю свою.

— Что это значит? — сказала она, все еще сердясь, но теперь в ее голосе слышалась неуверенность. Может быть, он никогда раньше не направлял на нее столько настоящего Эдуарда.

— Это значит, что это не одно из наших расследований. Мы не искали его и не приносили к своим дверям. А ты, с другой стороны, рассказала Дикси наш секрет. Секрет, который ты заставила меня поклясться, не рассказывать никому из моих шаферов. Ты сказала, что это будет унизительно и что они не поймут нашего взаимного соглашения. Я сдержал свое слово, но ты рассказала об этом одной из своих подружек невесты. Зачем? Зачем ты это сделала, если ты категорически запретила мне делать то же самое?

Она действительно начала краснеть, но ее слова все еще были злыми и решительными.

— Как ты можешь сравнивать исчезновение молодой женщины с тем, что я рассказала правду одной из моих самых старинных и близких подруг?

Эдуард пристально посмотрел на нее со стула, на котором сидел, и я увидела, как в его глазах промелькнул гнев. Я никогда не видела его таким злым на нее.

— Но зачем, Донна? Зачем кому-то рассказывать?

— Я… Мне нужно было кому-то рассказать. Мне нужен был друг, чтобы поговорить об этом.

— Зачем?

Она повернулась ко мне, потому что являлась одной из тех женщин, которые не любят быть единственной женщиной в коллективе, но мне показалось странным, что она продолжала обращаться ко мне, хоть я и была другой женщиной.

— Мне просто нужно было поговорить об этом с другой женщиной, которая не является моим психотерапевтом. Ты ведь понимаешь это, правда, Анита?

Я посмотрела на нее, пытаясь придумать, что бы такого сказать, чтобы не усугубить ситуацию.

Натаниэль попробовал помочь, шагнув вперед и взяв мою руку в свою, что заставило ее посмотреть на него.

— Анита совсем не такая, Донна. Она не испытывает такого желания говорить обо всем со своими подругами.

— Прекрасно, а я такая, — сказала она и направилась к Эдуарду, сидящему на стуле. — Я не думала, что это повлияет на то, как Дикси будет относиться к тебе и Аните. Я взяла с нее клятву хранить тайну. Она пообещала, что никому не расскажет. Я даже сказала ей, что мне просто нужен один друг, который будет знать всю правду, чтобы я могла время от времени высказываться.

— Значит, она нарушила данную тебе клятву. — Сказал Эдуард.

— Да, и я никогда бы не подумала, что она так зациклится на этом.

— Она по-прежнему угрожает рассказать все Бекке, — сказал он таким холодным и полным ледяного гнева голосом, что я не могла винить Донну за то, что она вздрогнула. Какая жалость, что примирительный секс был потрачен впустую из-за новостей про Дикси и ее угроз.

— Я говорила с ней об этом, Тед. Она сказала, что ничего не расскажет Бекке.

— Она поклялась тебе, что ничего не расскажет Бекке? — Спросил Эдуард все тем же холодным, рассерженным тоном.

— Да, она поклялась мне, пообещала мне.

— Точно так же, как она клялась никому больше не рассказывать о твоем секрете? — спросил он. Теперь его глаза были такими же бледными, как зимнее небо, почти серыми. Именно такого цвета становились его глаза, когда он был Эдуардом наемным убийцей. У Эдуарда хладнокровного убийцы-социопата глаза были цвета зимнего неба.

Донна побледнела.

— Не смотри на меня так, Тед, пожалуйста. — Это означало, что ей уже приходилось видеть такое выражение на его лице, но никогда оно не было направлено на нее. Это также означало, что она имела некоторое представление о том, что означало выражение его глаз. Мне было почти жаль ее, но она сама во всем виновата.

— Если Дикси расскажет нашей дочери, это может навсегда изменить ее отношение ко мне, Донна. Я уже никогда не буду Папой, я буду лживым ублюдком, который изменяет ее мамочке.

Донна начала дрожать, а потом ее глаза наполнились слезами, и я поняла, что это только вопрос времени, когда они начнут литься. Я не хотела стоять здесь и смотреть, как она плачет. Я не хотела быть частью этой ссоры. Очевидно, не одна я была такой, потому что Мика сказал:

— Мы оставим вас наедине, чтобы вы могли все обсудить. — Он тронул меня и Натаниэля за плечи и повел нас к двери. Никки, Брэм, Ру и Родина стояли у двери, стараясь быть телохранителями и ни во что не вмешиваться. Бернардо последовал за нами к двери. Мы все хотели уйти от этой ссоры, но иногда, как бы сильно ты ни старался, ты не можешь от нее уйти.

— И Анита больше не будет тетей Анитой. Она будет лживой сукой, которая предала ее маму, переспав с ее папой. Это то, что ты хочешь, чтобы Бекка думала о нас обоих?

Вся наша сбившаяся в кучу компания замерла. Никки уже взялся за дверную ручку. Черт возьми!

— Пожалуйста, Тед, не втягивай меня в это еще больше, чем я уже втянута.

— Ты действительно хочешь потерять Бекку как свою племянницу? — спросил он все тем же холодным голосом.

— Нет, конечно же, нет, — я все еще смотрела на дверь. Я не оборачивалась и не лишала себя тех нескольких шагов свободы, которые обрела, будто могла их сохранить.

— Я не это имела в виду… — Голос Донны дрожал, и мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что она плачет. — Я не хотела портить никому отношения с Беккой. Она так хорошо оправилась после того, что произошло, и так сильно тебя любит.

— Ты должна все хорошо обдумать, Донна, особенно когда это касается детей.

— Я всегда в первую очередь думаю о детях. — Это прозвучало уже не столько плаксиво, сколько рассерженно, как раньше.

— Ты думаешь или ты в первую очередь думаешь о своих чувствах? Потому что единственная причина, по которой ты рассказала Дикси — чтобы тебе стало легче.

— Я полагал, что мы полностью разобрались с этой неразберихой с Дикси. — сказал Натаниэль.

Мне хотелось схватить его и сказать: «Не надо», но я подозревала, что он был заинтересован в этой свадьбе гораздо больше, чем кто-либо из нас.

— Нам пришлось спрятать Бекку от Дикси, — ответил Эдуард. — Я не представляю, как она сможет присутствовать на свадьбе.

— А теперь вы все вовлечены в полицейское расследование во время нашего свадебного путешествия, — сказала Донна.

Не знаю, что было бы дальше, но мы услышали крик Питера и громкий женский голос. Натаниэль открыл дверь и вышел первым. В эту секунду, я думаю, все мы предпочли бы ту схватку, которая была впереди, чем ту, что осталась позади.

34

Питер нес на плечах кричащую и сопротивляющуюся Дикси в манере пожарного. Она была одета в сплошной купальник и казалась все еще мокрой после бассейна. Он был одет в мешковатые плавки и насквозь промокшую синюю футболку большого размера. Он держал ее за руки и одну ногу, но другая нога дико дергалась. И она кричала:

— Отпусти меня, сукин сын! Да как ты смеешь! Я ведь нянчила твою задницу!

Я знала, что Питер лучше владеет техникой рукопашного боя, чем Донна. Если бы он хотел всего лишь положить Дикси на лопатки, как это сделала Донна в Нью-Мексико, то действовал бы быстро и эффективно. Но если он не хотел причинять вреда Дикси, и у него не было способа ее связать или как-то ограничить движения, то чертовски сложно заставить кого-либо пойти с тобой, если он действительно не хочет делать этого. Кроме того, он был воспитан так, что не ударит девушку, но у девушки не было проблем с тем, чтобы ударить его.

Люси стояла позади них в развевающемся купальнике, прикрывающем ее сверху. Ее седые волосы все еще были сухими, так что, очевидно, она даже не успела войти в бассейн до того, как разразился нынешний кризис.

— Что, черт побери, происходит? — Спросила я.

Питер что-то сказал, но Дикси кричала так громко, что я не смогла ничего понять.

Мне стало ясно, что часть проблемы была в том, что Донна кричала на Эдуарда в комнате у нас за спиной, так что мы получали двойную дозу орущих женщин. Голос Эдуарда был тихим, сердитым рокотом; он держал себя в руках и сохранял самообладание. Донна, по-видимому, чувствовала, что все ставки поставлены на кон, потому что она ругалась, как матрос.

Именно Уайетт наклонился ко мне и сказал:

— Питер сказал, что не знает, как поставить ее на землю, не причинив никому из них новых травм.

Мне было не совсем понятно, что Питер имел в виду, говоря про новые травмы, но я посмотрела на Питера и женщину поперек его плеч и сделала несколько быстрых вычислений физического плана.

— Мы слишком низкие, чтобы помочь ему аккуратно ее снять, — сказала я.

— Я не слишком, — сказал Никки, — но я работаю.

— Мы прикроем тебя, — сказала Родина.

Никки посмотрел на Брэма.

— Давайте поможем парнишке.

Брэм отрицательно покачал головой.

— Я работаю. Ничего нет важнее этого.

Бернардо подошел к нам.

— Я сейчас не работаю.

— Давай сделаем это, — сказал Никки.

Они направились к дерущейся паре. Губы Питера снова зашевелились, но я по-прежнему ничего не слышала. Натаниэль наклонился и сказал:

— Питер сказал быть осторожнее, она кусается и царапается.

— Посмотри на правую руку Питера, — сказал Мика.

Я посмотрела и увидела кровавые следы от ногтей на той руке Питера, которой он все еще пытался удержать ногу от удара вместе с другой ногой, которую ему не удалось прижать. Я увидела кровавые отметины на его бедре почти в тот же момент, как Натаниэль произнес:

— Господи, посмотри на его бедро.

— Я и не подозревала, что Дикси способна драться так отчаянно.

Мужчины закивали в знак согласия.

Бернардо ухватился за ту ногу, которую Питер так и не смог прижать. Дикси начала кричать еще громче, хотя я и не думала, что такое возможно.

— Отпусти меня! Помогите мне! Кто-нибудь, помогите мне! — Но какие бы слова она ни произносила, в ее голосе не было страха, была только ярость.

Никки накрыл ладонями ту руку, которой Питер сжимал ее запястья. Бернардо взял обе ее лодыжки в свои руки. Они что-то говорили Питеру или друг другу, но я слышала только, как Дикси назвала их сукиными сынами и требовала отпустить ее. Я недооценила Дикси; она превратилась в сущий ад на колесах, когда окончательно вышла из себя. Чтобы снять ее с плеч Питера и уложить на пол, не причинив ей вреда и не допустив, чтобы она причинила вред кому-нибудь из них, потребовалось участие всех троих мужчин. Если бы они были готовы причинить ей боль, это было бы легче, намного легче. Она, конечно же, не была против того, чтобы причинить боль Питеру. Мне стало интересно, куда она его укусила.

Бернардо и Никки удерживали и приподнимали ее, пока Питер делал что-то вроде верхнего жима основной частью тела Дикси. Поднятие тяжестей принесло свои плоды, потому что вес ее тела не казался ему тяжелым. Что было очень трудно, так это то, что «вес» извивался и боролся изо всех сил. Он не то чтобы уронил ее, но все же не смог удержать выше определенного момента, и Бернардо с Никки вдруг пришлось удерживать весь вес тела Дикси только за лодыжки и запястья. Они не бросили ее, но она, вероятно, думала, что они собираются это сделать, потому что перестала сопротивляться изо всех сил, но издала симпатичный душераздирающий вопль. Если охрана отеля не была вызвана раньше, то теперь кто-нибудь обязательно сообщит об этом. Просто замечательно.

Они положили Дикси на пол, но не отпускали ее. Бернардо зажал ее ноги между своими руками и туловищем, что значительно снизило интенсивность ее извиваний. У Никки оказалось куда больше проблем с руками, потому что, когда он попытался сменить хватку, то приблизился к ее лицу, и она набросилась на него, как собака. Блядь.

Шум заставил Эдуарда и Донну выйти из комнаты, так что они оказались вместе с нами, когда Родина присоединилась к Никки и взяла ее за запястье и руку. Дикси пришла в бешенство, когда они еще крепче прижали ее к полу. Она все время пыталась кого-нибудь укусить или вонзить ногти. Как будто она не знала, где находится, или ей было все равно.

Питер подошел к матери и сказал:

— Она твоя подруга, мама. Скажи ей, что мы отпустим ее, если она перестанет пытаться причинить нам вред.

Донна неохотно пошла вперед, как будто тоже немного побаивалась сопротивляющейся женщины. Я не винила ее за это. Мне было совершенно ясно, что Дикси причинит боль любому живому существу, до которого сможет дотянуться. Она выглядела так, словно немного сошла с ума. Я не была уверена, что Донна сможет ее успокоить. Это было похоже на сильнейший приступ истерики.

Донна наклонилась, чтобы убедиться, что другая женщина видит ее, но Дикси не переставала вырываться и кричать. Донна выкрикивала ее имя до тех пор, пока борьба не утихла, и тогда она сказала другой женщине:

— Если ты прекратишь бороться, они отпустят тебя. Ты это понимаешь, Дикси? Если ты перестанешь пытаться навредить им, они просто отпустят тебя.

Женщина на полу перестала двигаться и просто лежала, уставившись на Донну.

— Я думаю, что вы можете отпустить ее. — Сказала Донна.

— Не отпускайте ее, — сказал Эдуард, — пока она не скажет Донне что-нибудь связное.

Донна начала было протестовать, но Питер снова оказался в поле ее зрения и стянул футболку вниз, чтобы показать кровавый след от укуса зубов Дикси у себя на плече и спине. Черт побери, она чуть не вырвала у него кусок мяса.

— Поговори с ней, мама.

Донна немного побледнела, увидев укус и его окровавленную руку. Она больше не спорила с ним, просто вернулась поговорить с Дикси. Она продолжала говорить до тех пор, пока Дикси не начала отвечать полными предложениями и, казалось, не начала придавать этому смысл. И даже тогда, прежде чем отпустить ее, Бернардо, Никки и Родина сосчитали до трех, отпустили одновременно и быстро отодвинулись от нее. Она просто лежала там секунду или две, как будто не понимала, что они отпустили ее. Донна протянула ей руку, и Люси подошла, чтобы взять ее за другую руку, и вместе они помогли ей встать на босые ноги. Дикси стояла там в своем желтом цельном купальнике, держа своих друзей за руки. Она казалась очень тихой, слишком тихой, как будто ушла куда-то глубоко внутрь себя. Это было почти так же нервирующе, как крики и драка. Что, черт возьми, происходит?

Питер стоял в стороне, рядом с Донной, но не слишком близко к Дикси. Я думаю, что он уже получил от нее все, что хотел на сегодня, да и вообще навсегда.

— Она твоя подруга, мама, и это твоя вина.

— О чем ты говоришь, Питер?

— Дикси была полна решимости рассказать обо всем Бекке в бассейне, — вмешалась Люси. — Маленькие девочки играли там вместе и были совершенно счастливы.

Дикси вновь разозлилась, услышав это. Она отдернула руки от других женщин и попятилась в угол, где стоял стул, но не села на него. Она стояла рядом, прислонившись спиной к стене и держась одной рукой за спинку стула, словно пытаясь удержаться на ногах.

Донна побледнела.

— Она рассказала Бекке?

— Нет, — выкрикнул Питер, — потому что я ее остановил.

— Сначала он пытался быть вежливым, — сказала Люси, — но Дикси никак не могла заткнуться. Она сказала, что Бекка заслужила право знать правду, что она должна знать, какой отец ей достанется.

— Ты этого не сделала, — сказала Донна, пристально глядя на Дикси.

Дикси вцепилась в спинку стула так крепко, что ее рука начала дрожать от напряжения.

— Она действительно заслуживает знать правду, как и ты заслуживаешь мужа, который не будет тебе изменять.

— Я же сказала тебе, что это неправда, Дикси. Тед ни с кем мне не изменяет. Если ты расскажешь Бекке неправду, то и я не… Я не думаю, что смогу простить тебя за это.

— Ты выбросишь двадцать лет дружбы из-за того, что я расскажу правду?

— Бекке совершенно не обязательно знать обо всех этих проблемах взрослых. Ее психотерапевт объяснил, что некоторыми вещами нельзя делиться с детьми, пока у нас не закончатся варианты, а это не так, потому что вариантов очень много.

— Зачем ты вообще рассказала об этом Дикси? Даже если ты верила, что это правда, зачем было говорить ей об этом? — Спросил Питер.

— Я имею право говорить со своими друзьями.

— Не тогда, когда это так сильно затрагивает нас с Беккой. Ты же у нас мама, ты же взрослая. Это значит, что ты должна смириться и пойти на компромисс вместо того, чтобы рушить нашу жизнь, потому что ты не можешь с этим справиться.

— Как ты смеешь так говорить со мной?

— Если ты не хочешь, чтобы я так с тобой разговаривал, тогда действуй лучше, сделай лучше. — Он говорил, размахивая руками, широкими, расстроенными жестами. Донна рядом с ним казалась маленькой, но она не дрогнула и не отступила.

— Мне жаль, что Дикси не смогла оправдать моего доверия, но это беспокоило меня больше, чем я думала, Питер. Я думала, что смогу справиться. Все дело в том, что я никогда не получала от Теда безраздельного внимания. То, что они ввязались в расследование во время нашего свадебного путешествия, доказывает, что даже если у них нет романа, это все равно правда.

— Что правда, мама?

— Что существуют такие стороны его жизни, которыми он никогда не делится со мной, а только с Анитой. Это причиняет мне боль. Неужели ты этого не понимаешь?

— Ты же не маршал, мама. Он не может поделиться с тобой своей работой.

— Но он делится с ней тем, чем не делится с Бернардо.

— Что заставляет тебя думать, что они являются чем-то большим, чем просто лучшими друзьями? — Спросил Питер.

Она устремила на него испепеляющий взгляд, уперев одну руку в бедро.

— Ты же сам видишь, какие они, когда вместе.

— Да, я вижу, именно поэтому я задаю вопрос, который должен был задать еще несколько месяцев назад. С чего ты взяла, что они больше чем друзья?

— Он говорит с ней больше, чем со мной. Он доверяет ей так, как мужчина доверяет своей жене.

— Может быть, некоторые мужчины, только Тед не из таких, мам.

— Я уже была замужем, Питер. Я знаю, как устроен брак, и какие обязанности должны быть у мужей.

— Ты знаешь, как работал твой первый брак. Ты знаешь, как папа относился к тебе, но насколько я помню, он был совсем не похож на Теда. Они такие разные люди, мама. А тебе или твоему психотерапевту никогда не приходило в голову, что они могут быть очень разными мужьями? Если это очень разные люди, то и в отношениях с тобой они будут такими же разными.

— Я думаю, что знаю о браке и отношениях больше, чем ты, Питер.

— Ты же видела Аниту с Микой и Натаниэлем, да черт, теперь еще и с Никки. Она обращается с ними совсем не так, как с Тедом.

— Я всегда считала, что Анита и Тед очень почтительно себя ведут, когда находятся рядом с нами. Я знаю, что у них нет физического романа, но я благодарна им за то, что они меняют свое эмоциональное поведение, когда находятся рядом со мной, — сказала Донна.

— Я видел Теда с Анитой, когда тебя не было рядом, мама. Они не ведут себя как пара, и уж точно не взаимодействуют так, как она с Микой и Натаниэлем.

— Они помолвлены, конечно, она ведет себя с ними по-другому.

Питер отрицательно покачал головой.

— Нет, мама, дело не в этом. Она не помолвлена с Никки, но относится к нему скорее как к бойфренду, а не как к Теду.

Дикси все поняла.

— Нет, просто нет. Ты же не собираешься чудесным образом сказать, что никакого романа нет, так что он может жениться на ней прямо сейчас? Это просто чушь собачья и очередное вранье.

— Если бы Анита была другом-мужчиной из Службы маршалов, ты бы заподозрила, что у Теда с ним роман? — Спросил Мика успокаивающим голосом, таким тоном, каким обычно разговаривают с детьми, чтобы они снова уснули, или прыгали подальше от окон.

— Ты имеешь в виду заподозрить Теда в том, что он гей? — спросила она.

— Да.

Она рассмеялась, как будто это было настолько абсурдно, чтобы даже думать об этом.

— Конечно же, нет.

— Ты хочешь сказать, что то, что Анита является женщиной, — единственная причина, по которой ты считаешь это чем-то большим, чем просто дружба? — Спросил Мика

— Нет, конечно, нет.

— Тогда в чем причина твоих подозрений? — спросил он

— Он доверяет Аните. Всегда, возвращаясь со встречи с ней, каждая его вторая фраза начинается с «Анита это» и «Анита то». У него появляется такое выражение во взгляде, когда он говорит о том, чтобы пойти с ней на дело, которого у него не бывает, когда он дома. — В конце ее голос стал тише, как будто она не хотела признаваться в последней части.

Я знала, что этот взгляд в глазах Эдуарда был не о сексе со мной. Дело было в том, что работа со мной обычно означала, что это будет трудная работа. Что-то, что бросит вызов его навыкам, расширит его границы, позволит ему использовать ту часть себя, которая наслаждалась действием, опасностью и насилием. Иногда эта последняя часть не была веселой, но если бы мы не наслаждались ею на каком-то уровне, у нас была бы другая работа, или мы не были бы хороши в том, что мы делали. Это была настоящая правда, которую Эдуард не мог объяснить Донне.

— Я же говорил тебе, что Анита не как женщина заставляет меня так себя вести. — Сказал Эдуард.

— Ты говорил мне, что это работа, действие, острые ощущения от погони или что-то в этом роде. — Презрение в ее голосе было через чур сильным, чтобы идти дальше.

— Почему ты не веришь ему? — тихо спросил Мика.

— Потому что это просто смехотворно. Ты носишь значок и пистолет, чтобы защищать людей и избавляться от плохих парней, но насилие — это вынужденное зло, а не причина для всего этого.

Я посмотрела на Эдуарда с еще большим уважением.

— Ты действительно пытался сказать ей правду.

Он кивнул.

— Я бы никогда не попросил тебя сказать такую сложную ложь, если бы я не попытался сначала сказать Донне правду. — В его голосе по-прежнему не было акцента, но теперь он казался усталым.

— Он действительно пытался, Анита, — сказал Питер.

Донна и Дикси смотрели на всех нас.

— Что, черт возьми, происходит? — Спросила Дикси.

Эдуард проигнорировал их обеих и заговорил со мной.

— Спасибо, что согласилась на эту ложь, Анита. Я знаю, что это беспокоило тебя, и я знаю, что ты считала нелепым признаваться в том, что у нас был роман только для того, чтобы Донна вышла за меня замуж.

— Нелепо было распространяться об этом.

Он улыбнулся, но глаза его оставались усталыми и печальными.

— Нет, — сказала Дикси. — Тебе не удастся так легко выкрутиться из этой истории.

— Мы не можем выкрутиться из той ситуации, в которой изначально не были, — сказала я

— Но ты все еще связан с Анитой в своей работе, Тед.

— Я не могу изменить свою работу, Донна.

— Но на нашей свадьбе, Тед, участвовать в расследовании дела на нашей свадьбе.

— Мы еще не участвуем, нас просто допрашивают, как и почти всех в отеле.

— Но если вас попросят помочь в этом деле, вы это сделаете. Я знаю, что ты это сделаешь.

— Я люблю тебя, Донна. Мне нравится, что ты держишь свое сердце нараспашку, но я ненавижу, когда ты позволяешь своим чувствам подавлять тебя до такой степени. Я признаю, что это две стороны одной медали, что, возможно, ты не можешь быть настолько искренней и заботливой, если только твои эмоции не управляют тобой, но я позволил тебе манипулировать мной в безвыигрышной игре. Я побеждаю, Донна, я всегда побеждаю, но только не с тобой. Я позволил тебе побеждать во многом. Я должен был просто придерживаться правды и продолжать жить вместе, но у меня возникла эта дурацкая идея, что я хочу жениться на тебе. Я хотел стать законным отцом для Питера и Бекки. Я хотел вместе с тобой оказаться за белым штакетником, довольно лгать, довольно притворяться, что я тот, кем не являюсь, я бы никогда не завел роман, никогда не обманул бы тебя и нашу семью таким образом. Но сейчас речь идет об эмоциональном обмане. Я даже не знаю, что на это ответить, Донна. Я уступил в этой дурацкой интрижке, и теперь ты думаешь, что я уступлю, если ты будешь давить достаточно сильно. Ну, я этого не сделаю, не могу.

— Тед, — сказал Питер, — не надо, пожалуйста, не надо. — Питер выглядел так, словно готов заплакать.

Эдуард сжал его руку.

— Мне очень жаль, Питер, так жаль, как я никогда ни о чем не жалел.

— Нет, — сказала Донна и заплакала. — Нет, не надо… Я люблю тебя. Я люблю нашу семью. Я люблю то, что мы создали вместе.

Эдуард посмотрел на нее, его лицо все еще было пустым, как будто он отбросил все свои эмоции, чтобы никто не мог их увидеть. Если ты контролируешь свое внешнее поведение, то иногда можешь почти притвориться, что контролируешь свои внутренние чувства; почти.

— О, Тед, не смотри на меня так, — сказала она и заплакала еще сильнее.

Эдуард начал было отпускать руку Питера, но Питер положил свою большую ладонь на руку Эдуарда, удерживая их вместе. Первая слеза скатилась по его щеке, и он изо всех сил старался сохранить самообладание, как это делал Эдуард. Питер не хотел быть похожим на свою рыдающую мать; он хотел быть похожим на Эдуарда, и это было так практически с самого первого раза, когда я увидела их всех вместе.

— Как ты хочешь, чтобы я на тебя смотрел? — Спросил Эдуард совершенно пустым голосом. Я видела, как он убивает с этой пустотой в голосе. Донна вздрогнула, как будто никогда не слышала этого раньше, и, вероятно, не слышала. Если бы она только знала, что Тед скрывал роман не со мной, а с чем-то гораздо более жестоким и опасным.

— Как будто ты все еще любишь меня, — сказала она сдавленным от слез голосом, — как будто мы все еще семья.

Глаза Эдуарда дрогнули, потому что так оно и было на самом деле. Он, Донна, Питер и Бекка были одной семьей, и он хотел, чтобы они продолжали жить вместе. Он так сильно хотел этого, что скомпрометировал себя и нас, чтобы Донна вышла за него замуж. Мое сердце сжалось, пока я смотрела на них троих. Я с трудом сглотнула, потому что здесь я бы не заплакала. Это был их момент плакать или не плакать. Я не хотела привлекать к себе внимание и рушить их момент.

— Я хочу быть с тобой одной семьей, со всеми вами. Я так сильно этого хотел, что готов был признаться в романе, которого у меня не было, потому что ты не поверила бы правде. Я так люблю тебя, Питера, Бекку и этих глупых пушистых собачек дома, что уговорил свою лучшую подругу признаться в романе, которого у нее тоже не было. Но теперь ты хочешь, чтобы мы не обманывали тебя эмоционально. Мы же лучшие друзья. У нас есть эмоциональная связь, Донна. Вот что значит «лучшие друзья».

— Ох, Тед — всхлипнула она и обняла его. Он не мешал ей, а просто позволил обнять себя. Тихие слезы текли по лицу Питера, пока он стоял и смотрел на них.

Натаниэль взял меня за руку. Я взглянула на него и увидела, как по его лицу потекли слезы. Он провел больше времени с Донной и обоими детьми, чем я. Для Бекки он был дядей Натаниэлем. Для многих из нас это будет потерей чего-то большего, чем просто свадьбы.

Я сжала его руку и тут же отвернулась, потому что если бы я продолжала смотреть, как он плачет, то не смогла бы удержаться и не присоединиться к нему. Я не буду плакать, пока все не закончится, хорошо это или плохо.

— Я сожалею, что испытываю неуверенность в отношении Аниты. Клянусь, я сделаю все, что в моих силах, и если полиции понадобится ваша помощь в поисках этой девушки, вы, безусловно, можете помочь.

Донна еще крепче прижалась лицом к плечу Эдуарда, и слезы хлынули громкими, надрывными рыданиями, которые, казалось, разрывали ей плечи и спину, так сильно она дрожала от них. Он медленно поднял одну руку и обнял ее. Это заставило ее заплакать еще сильнее, хотя я и не думала, что это возможно, и она крепче обняла его за талию, как будто держалась, чтобы не упасть. Питер шагнул к ним и обнял их обоих. Эдуард обнял его в ответ, и все трое прижались друг к другу. Единственные сухие глаза были у него, но он сдерживал себя. Я только не была уверена, было ли это прощальное объятие или знак примирения с его стороны.

— Ты не можешь просто игнорировать то, что у него роман, потому что ты его любишь, Донна. — Дикси подошла к ним ближе, сжав руки в кулаки и пылая яростью в глазах. Она действительно была прекрасна, когда сердилась. Это придавало цвет ее лицу, так что между бледной кожей и темно-русыми волосами было больше контраста; даже глаза у нее были более насыщенного синего цвета, когда она сердилась. Вопрос был в том, почему она так злится на личную жизнь Донны?

Донна проигнорировала ее, или, может быть, она плакала так сильно, что не слышала. Питер наклонился так, что его голова оказалась по другую сторону головы Эдуарда, так что он не мог видеть Дикси. После того вреда, который она уже нанесла ему, это казалось неразумным, или, может быть, он знал, что Эдуард видит ее, или, может быть, он доверял всем нам. Он буквально эту проблему, Дикси, принес нам; может быть, он действительно верил, что мы сейчас все исправим. Глядя в ее лихорадочно блестящие глаза, я не была уверена, что это получится. Ты не можешь исправить безумие.

Ру положил свою руку на спину Натаниэля и мое плечо, наклонился ближе и прошептал:

— Что с ней не так?

Я покачала головой.

— Я не знаю.

Натаниэль прошептал в ответ:

— Она собирается навредить им, когда подойдет достаточно близко?

Мика подошел вплотную ко мне и взял за руку. Мы все, казалось, нуждались в успокаивающем прикосновении, потому что было что-то такое в ее лице, когда она подкрадывалась к ним. Я действительно была рада, что сейчас у нее не было пистолета, потому что, как бы нелогично это ни казалось, я не доверила бы ей оружие. Я даже не была уверена, что она видит Эдуарда, Донну и Питера, потому что ее реакция не соответствовала слезам прощения и любви, находящимся прямо перед ней. Дикси выглядела так, словно увидела нечто ужасное, пугающее или даже отвратительное.

Бернардо медленно двинулся к ним. Мне потребовалась секунда, чтобы понять, что он пытается встать между Дикси и семьей. Он был прав: что-то было не так с выражением ее лица. Она уже попробовала проявить себя неуместно, рассказывая ребенку интимные вещи взрослых, и вред, который она причинила Питеру, следовало приберечь для того, кто причинил ей боль.

Она все ближе подбиралась к семье, пока они обнимались. Бернардо на всякий случай подошел к ней поближе. Напряжение, которое рассеялось, когда они все начали обниматься, вернулось, но это было совсем другое напряжение. Дикси пока еще не закончила.

Именно Люси шагнула вперед, положив руку на плечо Бернардо, чтобы он отодвинулся и позволил ей приблизиться к другой женщине.

— Дикси, — сказала она тихим, успокаивающим голосом. Она никак не отреагировала, как будто ничего не слышала. — Дикси, — повторила Люси уже громче, — Дикси, посмотри на меня. — По-прежнему никакой реакции. Все внимание Дикси было приковано к обнимающейся семье.

— Ты не можешь принять его обратно, Донна. Не делай этого. Как только они предадут тебя, ты уже никогда не сможешь им доверять. — Дикси произнесла это так, словно Люси не пыталась заговорить с ней, как будто в комнате не было никого, кроме нее и семьи Эдуарда.

— Дикси! — Уже более резко сказала Люси.

Дикси моргнула один раз, и некоторая лихорадочная напряженность в ее лице ослабла, когда она повернулась, чтобы посмотреть на Люси, которая теперь была достаточно близко, чтобы дотронуться до нее. Дикси снова моргнула, и еще больше эмоционального смятения ушло с ее лица. Она расправила плечи, стараясь не горбиться, но руки по-прежнему были сжаты в кулаки.

— Дикси, ты меня слышишь? — Спросила Люси, снова смягчив голос.

Дикси молча кивнула, но сейчас ее лицо было слишком спокойным, слишком пустым. Ее голубые глаза снова обрели свой обычный бледный оттенок, но они казались слишком большими на ее лице, как у людей, находящихся в шоке. Это было похоже на то, как если бы она исчерпала все свои эмоции за последние несколько минут, и ее эмоциональные качели ушли в сторону, где не было никаких эмоций совсем. Что бы мы ни думали о Донне, Эдуарде и детях, или о том, как Питер решил проблему защиты Бекки от Дикси, Дикси все это воспринимала по-другому. Что-то в предстоящей свадьбе, предполагаемой измене, детях или в чем-то еще, о чем мы даже не могли догадываться, затрагивало ее на таком уровне, которого никто, кроме нее, не мог понять.

— Дикси, милая, — сказала Люси, — мне нужно, чтобы ты сказала хоть что-нибудь.

Дикси покачала головой.

Люси медленно протянула руку и коснулась ее плеча. Дикси была в полном порядке, пока рука не коснулась ее обнаженного плеча, и тогда она резко вздрогнула. Прикосновение сейчас не шло ей на пользу, поэтому Люси убрала руку.

— Милая, Дикси, с тобой все в порядке?

Она кивнула, а затем голосом, лишенным всяких эмоций, но очень отчетливым, сказала:

— Да.

Ответ был столь очевидной ложью, что я едва удержалась, чтобы не сказать: «нет, это не так», но Люси была умнее меня.

— Хорошо, милая, давай вернемся в твой номер. Тебе нужно принять душ после бассейна и одеться.

Дикси снова кивнула, но ее глаза все еще были слишком широко раскрыты, а руки по-прежнему сжаты в кулаки. Что-то все еще было совершенно не правильно, но я понятия не имела, что это такое и как с этим бороться. Люси попыталась провести Дикси по коридору, не касаясь ее, что было труднее, чем кажется, но у нее получилось. Дикси пошла впереди нее. Бернардо отступил в сторону. Дикси подняла на него глаза, и в них мелькнула вспышка гнева. Всего лишь вспышка, а потом ее глаза снова стали пустыми, и она позволила Люси увести себя по коридору.

Эдуард, Донна и Питер, на чьих лицах еще не высохли слезы, наблюдали за происходящим. На лице Эдуарда не отразилось никаких эмоций, но на лице Донны их было достаточно для обоих. Питер выглядел просто сбитым с толку, Как будто он пытался понять это. Да и я тоже, но пока Дикси шла в другое место, чтобы успокоиться, мне было лучше. Я уже давно поняла, что всех не починишь, но Питеру было девятнадцать, и он еще не знал этого.

— Неужели это я сделал с ней? — спросил он тихим голосом.

— Нет, — сказал Эдуард.

— Я не уверена, — сказала Донна, что не очень помогло ее сыну.

Питер посмотрел на нее, вид у него был потрясенный.

— Я не знал, что еще можно сделать, чтобы она не рассказала Бекке.

— Я знаю, — сказала она, крепче прижимая его к себе. — Ты сделал все, что мог.

— Ты пытался увести ее оттуда, не причинив ей вреда, — сказал Эдуард.

— Угу. — Сказал Питер.

— Но она не испытывала того же к тебе. — Сказал Эдуард и показал вниз, чтобы все посмотрели на ногу Питера. По его бедру из-под мешковатых шорт стекала кровь. Это была какая-то царапина.

Донна издала короткий испуганный вскрик. Не очень-то это помогло. Она попыталась подтянуть штанину его шорт, но Питер отодвинулся.

— Я сам справлюсь, мама.

Он подтянул штанину своих шорт, и на ней не было ни царапины. Это была колотая рана.

— Это сделано не ногтями, — сказала Родина.

— Нет, — сказал Эдуард и опустился на колени, чтобы лучше рассмотреть рану.

Донна снова заплакала, как будто слезы все еще были слишком близко, или, может быть, она просто не знала, что еще делать. Бывали у нее и свои моменты, но если она не старалась изо всех сил, то не всегда была достаточно хороша в критических ситуациях.

— Что она вонзила в тебя? — Спросил Бернардо.

— Авторучку, — сказал Питер. — Она схватила ее со стола, когда мы проходили мимо. Я даже не знал, что она схватила ее, пока она не воткнула ее мне в ногу. Если бы это был настоящий нож, она бы действительно ранила меня.

Там было намного больше крови, чем я ожидала от обыкновенной авторучки. Затем из небольшого прокола хлынула кровь. Это было плохо.

Эдуард наклонился поближе к ране. Он приподнял край своей белой футболки, чтобы осторожно вытереть кровь.

— Я думаю, что в ране все еще находится обломок ручки.

— Я не думал, что она так сильно кровоточит. — Сказал Питер.

— Скорее всего, она и не кровоточила, — сказал Эдуард, — но отколовшийся фрагмент продолжал входить все глубже, пока ты шел.

— Почему кровь вот так вытекает? — Спросила Донна.

— Я думаю, что обломок в ноге задел артерию.

Она издала тихий стон и побледнела

— Не смей падать в обморок, — сказала я.

Она одарила меня совсем не дружелюбным взглядом.

— Мне позволено расстраиваться.

— Да, но если кто и упадет в обморок, так это Питер. Это его нога.

Она нахмурилась, глядя на меня, но цвет ее лица стал лучше. Ее злость меня вполне устраивала, если это означало, что она удержит свое дерьмо в себе и не сделает текущую экстренную ситуацию еще более серьезной и перетягивать внимание на себя.

— Я не собираюсь падать в обморок, — сказал Питер.

— Принеси сюда тот стул, — сказал Эдуард.

Бернардо пошел за стулом, на который раньше опиралась Дикси.

— Я сам могу подойти к стулу, Тед, — сказал Питер.

— Именно при ходьбе осколок попал тебе в артерию. Больше никаких прогулок, пока доктор не разрешит.

— Доктор? Мне не так больно.

Бернардо поставил стул позади Питера, и тот начал было садиться, но Бернардо схватил его за руку, а Эдуард встал и взялся за другую.

— Удерживай ногу прямо, не сгибая ее совсем.

Я двинулась вперед, но Натаниэль опередил меня, встав на колени, чтобы поддержать ногу Питера с обеих сторон колена, так чтобы нога оставалась прямой.

— Ребята, вы пугаете меня.

— Хорошо, — сказал Эдуард. — Нам нужны чистые полотенца или что-нибудь другое, чтобы зажать рану, но мы не можем давить так сильно, как при обычном ранении, чтобы остановить кровоток.

— Салфетки подойдут? — спросила Родина.

— Да, в зависимости от того, из чего они сделаны, — ответил Эдуард.

Она пошла обратно по коридору в поисках салфеток.

Он крикнул ей вслед:

— Если ты увидишь кого-нибудь из персонала, спроси, есть ли у них дежурный врач в отеле и находится ли он в отеле. Если врач находится на месте, то пришли его к нам. Если скорая помощь будет быстрее, чем врач, то пусть персонал вызовет ее.

— Я пойду с ней, — сказал Мика. Он поцеловал меня в щеку, а затем последовал за Родиной по коридору. Брэм последовал за ними, ни с кем не посоветовавшись. Он был тенью Мики, точка.

— Скорая помощь? — Сказал Питер. — Она воткнула мне в ногу ручку, а не лезвие. Если мне понадобятся швы, разве ты не можешь просто отвезти меня?

Эдуард полностью стянул с себя белую футболку, снова неожиданно демонстрируя большую часть своего тела. Он опустился на колени и осторожно наложил белую ткань на рану. Нам нужно было остановить кровотечение, но мы не хотели давить на этот осколок и делать так, чтобы он еще больше разорвал артерию. Белая футболка начала багроветь. Нога Питера дернулась, и футболка внезапно стала тяжелой от крови, как будто ее выплеснулось много в одно мгновение.

— Тебе было больно, когда я дотронулся до раны? — Спросил Эдуард.

— Не очень, но мне трудно держать ногу неподвижно.

Я встала на колено позади Натаниэля и положила ногу Питера себе на колено. Он выглядел смущенным.

— Тебе вовсе не обязательно это делать. Я уже был ранен гораздо сильнее, чем сейчас.

Он был прав. Я видела его в больнице после того, как его изрезал тигр-оборотень. Ему было шестнадцать, и это случилось, когда он спасал меня от этого тигра, пока тот пытался меня выпотрошить. Почему почти каждый раз, когда я видела Питера, с ним случалось что-то плохое?

— У тебя раны были больше, Питер, но если рана маленькая, это еще не значит, что она несерьезная, — сказал Эдуард. Это заставило меня взглянуть на футболку, которую он прижимал к ране. Она была почти полностью пропитана кровью. Это произошло быстро. Блядь.

Мика вернулся с охапкой красивых льняных салфеток и Брэмом.

— Родина еще раз пробует вызвать «скорую». Я подумал, что салфетки тебе понадобятся раньше. — Он посмотрел на мокрую футболку и просто протянул салфетки Эдуарду.

— Я могу держать их на своей ране, — сказал Питер.

— Просто сиди спокойно, Питер. Чем больше ты двигаешься, тем быстрее истекаешь кровью, — сказал Эдуард.

Донна просто стояла и таращилась во все глаза. Ее бесполезность начинала выводить меня из себя. Она что-то прошептала, а потом сказала громче:

— Это моя вина. Если бы я не сказала Дикси, этого бы не случилось.

Я была согласна с ней, потому опустила голову и посмотрела на ногу Питера в своих руках, это было странно, поэтому я посмотрела на широкую спину Натаниэля, стоящего на коленях прямо передо мной, а затем перевела взгляд на лицо Питера. Он был бледен; его карие глаза казались еще темнее, чем я знала, потому что его кожа была нехорошего цвета. Он был от природы смуглее, чем Эдуард или я, но в этот момент у нас обоих было заметно больше цвета. Я помолилась: пусть это будет просто шок и испуг, пусть он не побледнел от потери крови.

— Простите меня, Питер, Тед.

— Мама, я не могу поверить, что из всех людей ты рассказала именно Дикси. Она никогда и ни в чем не помогла бы тебе почувствовать себя лучше. Она из тех людей, которые все превращают в какую-то драму. Как, по-твоему, довериться ей было хорошей идеей?

— Я думала, она поймет, потому что муж ей тоже изменял.

Тогда я подняла на нее глаза. Мы все так сделали.

— Рэй — лживый сукин сын. — Сказал Питер. — У него нет девушек, у него есть просто связи.

Донна уставилась на него сверху вниз, выглядя потрясенной.

— Откуда ты это знаешь? Откуда ты все это знаешь?

— Потому что их сын Бенджи уже много лет занимается вместе со мной боевыми искусствами. Все думают, что дети ничего не понимают, но трудно не заметить, когда забирая нас со стоянки, папа Бенджи пах духами, и не теми, которые были у мамы Бенджи.

— Дикси сказала мне, что Рэй изменял ей пару раз, но поклялся, что перестал.

— Сейчас мы ездим на занятия сами, так что, может быть, он остановился с другими женщинами, но все дети в машине знали, что он трахался.

Она на автомате поправила его.

— Не говори, трахался, Питер.

— Неужели это действительно важнее того, что я тебе говорю?

— Нет, конечно, нет, но я не знала, что все так плохо.

— Потому что, когда ты видела Рэя на вечеринках, он был весь опрятный и презентабельный и оставался рядом с Дикси. Любой может притвориться, если он собирается на обед или ужин, мама. Кроме того, она была враждебно настроена к нему, и он знал, что она обо всем знает, но не остановился, и она не развелась с ним. Бенджи выбрал колледж за пределами штата, чтобы не иметь с этим дело.

Донна выглядела потрясенной до глубины души.

— Почему ты нам ничего не сказал?

— Сказать тебе что? Что отец Бенджи привез нас, пахнущий своим лосьоном после бритья, и забрал нас, пахнущий духами? Ты бы мне не поверила, пока я был маленьким, а к тому времени, когда я стал достаточно взрослым, чтобы объяснить тебе это, и ты могла бы мне поверить, я уже перестал пытаться тебе что-либо рассказывать. Кроме того, Бенджи было бы неловко, если бы ты попыталась поговорить об этом с его родителями, и ты бы не позволила мне ездить с ними. Ты бы рассказала об этом другим родителям, потому что считала бы это аморальным или дурным примером для детей. Ты бы постаралась сделать все лучше, а получилось бы только хуже. Как сегодня.

— Питер. — Сказал Эдуард, и одно это слово было для него своего рода предупреждением, чтобы он не забывал, что разговаривает с матерью.

Питер сердито посмотрел на него.

— Скажи мне, что я ошибаюсь. Скажи мне, что она не сделала бы именно этого.

Эдуард встретил тяжелый взгляд сына, но ничего не сказал. Он продолжал прижимать к ноге Питера еще несколько салфеток, и они начали краснеть. Где же эта хренова скорая помощь?

— Значит, это все моя вина, — сказала Донна. — Тот факт, что у вас с Анитой роман, а может, и нет, но вы позволили мне поверить в это, потому что я не верила правде. Это даже звучит нелепо.

— Мама Бенджи ненавидит его отца, и она демонстрирует это, если рядом нет взрослых. Это она убедила тебя, что ты не можешь жить с мужчиной, который тебе изменяет? — На лбу Питера выступили бисеринки пота, когда он сердито посмотрел на мать. Его большие руки вцепились в спинку стула, как будто ему нужно было держаться, чтобы не упасть. Когда он успел вцепиться мертвой хваткой в спинку стула?

Бернардо зашел Питеру за спину и положил руки на плечи. Он был осторожен, чтобы еще больше не сдвинуть его, но он был там, на случай, если мертвой хватки парня все же не хватит, чтобы удержаться на стуле. Салфетки пропитались кровью. Мне показалось или нога Питера стала тяжелее, чем секунду назад?

Эдуард сказал:

— Питер, смотри на меня.

Питер сделал то, о чем он просил и, опустив голову, почувствовал себя лучше; часть краски вернулась на его лицо. Однако он все еще потел.

— Ты прав, Питер, — сказала Донна. — Дикси пыталась убедить меня, что я не могу выйти замуж за Теда, пока он не бросит Аниту.

Питер снова посмотрел на нее, но его голова откинулась назад, и это было не очень хорошо. Бернардо опустил голову вперед и слегка наклонил ее.

— Тебе не обязательно смотреть вверх, чтобы говорить, — сказал он.

Питер с трудом сглотнул, как будто у него пересохло во рту.

— Может, принести воды? — Спросил Мика.

— Кубики льда, — сказал Эдуард.

— Я посмотрю, что смогу найти. — Мика побежал по коридору трусцой, Брэм следовал за ним по пятам.

Питер сказал:

— Почему ты не потребовала у Теда отказаться от Аниты, если действительно верила, что они любовники?

— Я требовала.

Питер попытался поднять голову, но Бернардо удержал его голову и плечи опущенными.

— Полегче, малыш.

Должно быть, я выглядела удивленной, потому что Донна сказала:

— Тед тебе этого не говорил, не так ли?

Я снова уставилась на спину Натаниэля. Я так хотела сбежать от этого разговора, от этого момента. Где уже эта блядская скорая помощь?

Эдуард сказал:

— Я сказал Донне, что Анита — моя напарница. Она тот человек, которому я больше всего доверяю прикрывать мне спину. Тот, кому я доверяю вернуть меня домой в целости и сохранности к тебе, Бекке и ей. Я спросил ее, действительно ли она хочет, чтобы я от этого отказался.

— Я не могла требовать, чтобы он бросил ее в тот момент, потому что все, о чем я могла думать, было то, что если что-то случится с Тедом на работе и Аниты не будет рядом, чтобы спасти его, это будет моя вина. Я не могла этого вынести, поэтому думала, что смогу смириться с этим романом, а теперь я знаю, что настоящего романа никогда не было.

— Донна, — сказал Натаниэль, — ты такая сексистка.

— Что? Как я могу быть сексисткой?

— Ты призналась, что если бы Анита была мужчиной, ты бы никогда не обвинила их в любовной связи. Если бы она была другим мужчиной, ты бы просто думала, что они напарники.

— Да, я это говорила, но дело не только в том, что она женщина.

— Когда я выгляжу нетерпеливым перед встречей с Анитой, это связано с работой, а не с каким-то воображаемым романом, Донна.

— Нет, это не просто так.

— А что тогда, мама? Что это? Что же заставило тебя поверить в это? — Спросил Питер.

Она молчала так долго, что я уже решила, что она не ответит, но, в конце концов, тихим и смущенным голосом она сказала:

— Это потому, что она красивая женщина.

Это заставило меня поднять на нее глаза. Она покраснела, значит, ей было неловко. Хорошо, так и должно было быть.

— Просто в тебе что-то есть, Анита. Как будто ты излучаешь такую сексуальность, которой ты наслаждаешься, и у тебя это хорошо получается. — Она покраснела еще сильнее, потому что теперь я смотрела на нее и давала ей понять, что я думаю о ее рассуждениях.

— Не смотри на меня так, Анита.

— Как ты хочешь, чтобы я на тебя посмотрела?

— Как будто я не сумасшедшая, как будто я не позволила своей неуверенности разрушить мою свадьбу и навредить моему сыну.

Я не знала, что на это ответить, поэтому сделала лучшее, что могла. Я отвернулась от нее.

— Скорая помощь едет, — сказал Натаниэль.

— Откуда ты знаешь? — Спросил Бернардо.

— Я слышу их.

— Я не слышу.

— Я тоже, но если Натаниэль говорит, что слышит их, значит так и есть, — сказала я.

— Они скоро прибудут, Питер, — сказал Натаниэль.

— Хорошо, — сказал Питер немного хрипловатым голосом.

Его нога внезапно стала очень тяжелой.

— Все в порядке, Питер, — сказал Натаниэль, — мы держим тебя.

— Держись, сынок, — сказал Эдуард, — только держись.

Теперь я тоже слышала машину «скорой помощи». Ру опустился на колени рядом с Бернардо, чтобы тот мог положить руки Питеру на грудь. Мы с Натаниэлем держали его раненую ногу неподвижно и прямо, пока он терял сознание. Эдуард держал обе руки на ране и пропитанных кровью салфетках. Мы все поддерживали Питера и ждали «скорую помощь».

Донна вытерла глаза и взяла себя в руки. Она перестала плакать и начала помогать нам, оказывать первую помощь своему сыну. Это было похоже на то, как будто она снова стала прежней Донной, Донной до Эдуарда, но, когда она поняла, что дерьмо действительно попало на вентилятор, она нашла ту силу, которую я видела в магазине для новобрачных, когда она поставила Дикси на место. Мне нравилась новая, сильная Донна, а вот со слабой ее версией я не хотела иметь дело. Хорошо, что это не я на ней женюсь. Хотя, глядя на лицо Эдуарда в эту секунду, я не была уверена, что он тоже собирается жениться на ней.

35

Эдуард уехал в машине скорой помощи вместе с Питером. Он вцепился в мою руку, когда двигался рядом с каталкой, и заставил меня бежать вместе с ним.

— Позаботься о Бекке, держи Дикси подальше от нее.

— Я все сделаю.

Они погрузили все еще не пришедшего в сознание Питера в машину скорой помощи, и Эдуард влез в нее вместе с санитаром, все еще без футболки. Его окровавленная футболка валялась где-то на полу. Двери закрылись, и они умчались прочь, под пронзительный вой сирен, и круговорот огней. Донна осталась смотреть вслед машине «скорой помощи», как будто, было достаточно просто пристально смотреть на нее, чтобы заставить ее двигаться быстрее, или еще каким-нибудь волшебным образом. Эдуард сказал Бернардо, чтобы тот не спускал глаз с Донны, поэтому тот стоял рядом с ней, ожидая ее действий. Я считала, что Донна должна присматривать за Беккой, а не нуждаться в том, чтобы кто-то присматривал за ней, но это была только я.

Бекка была с Натаниэлем. Она была высокой для своего возраста, но все равно обнимала его так, словно была вдвое ниже и на несколько лет моложе, своих почти двенадцати лет. Она уткнулась лицом в его шею, его волосы стали достаточно длинными, чтобы рассыпаться по ее лицу.

Мика и Брэм стояли рядом с Натаниэлем и Беккой. Мика пытался помочь ей успокоиться. Брэм внимательно следил за толпой, собравшейся посмотреть представление. Если он и чувствовал себя неловко, то никак этого не показывал. Кэрол настояла на том, чтобы ее муж пошел с ней забрать их дочь, Элли, другую цветочницу, подальше от вида крови и возможной травмы, вызванной наблюдением за тем, как кого-то из ее знакомых грузят в машину скорой помощи. Подполковник Франклин не хотел уходить, но уступил своей жене. Остальные участники свадебного торжества нашли нас, привлеченные огнями и сиренами. Бекка пыталась поехать с Питером, но когда поняла, что ей нельзя ехать, а Эдуард поедет, она позволила дяде Натаниэлю взять ее за руку и увести с дороги.

Ру и Родина стояли чуть в стороне, между местом, где Натаниэль и Мика стояли с Брэмом, и местом, где я стояла с Никки. Никки никак не отреагировал на эту драму. Он был, как всегда, спокоен.

Люси и Дикси разговаривали с двумя полицейскими в форме, появившимися сразу после «скорой помощи». Я поняла, что одним из них был офицер Данли, который расспрашивал нас ранее. Он поймал мой взгляд и жестом подозвал меня к ним. Я оглянулась на Бекку и мужчин. Похоже, они держали ситуацию под контролем настолько, насколько это было возможно в ближайшее время, поэтому я отправилась к полицейским и истеричной женщине, потому что Дикси была в истерике. Она, похоже, была расстроена из-за того, что Питер так сильно пострадал, и икала между всхлипываниями.

— Я не хотела делать ему больно. — Люси похлопала ее по плечу и попыталась помочь объяснить, что случилось доблестным полицейским. Хорошо, что была еще одна вовлеченная женщина, у которой не было припадков истерики.

Офицер Данли приподнял бровь и позволил мне увидеть то выражение, которое соответствовало этому моменту, прежде чем он вернулся к пустому лицу. Он был хорошим полицейским, и приложит все усилия, чтобы не добавлять эмоций в ситуацию.

— Маршал Блейк, как я понимаю, вы замешаны во всем этом, — сказал он, не в силах сдержать иронию в голосе.

— Если вы имеете в виду, что я знаю всех участников, то да.

Его губы слегка изогнулись в уголке, как будто он находил мою формулировку забавной, но изо всех сил старался не показать этого. Он отвел меня в сторону, оставив другого мужчину в форме продолжать попытки поговорить с Дикси, а Люси помогала ему, как могла.

Его широкие плечи слегка расслабились, когда он отвел нас в более тихую часть парковки рядом с вездесущими пальмами.

— Вы были свидетелем нападения?

— Нет, просто помогала оказывать первую помощь, пока не приехала скорая.

— Свидетели утверждают, что мужчина, участвовавший в этом инциденте, похитил женщину из бассейна.

В этот момент я поняла, что для Питера все может обернуться совсем плохо. Он увел Дикси против ее воли и пронес ее, сопротивляющуюся и кричащую, через весь отель. Свидетели могли бы это подтвердить. Я не знала, что было написано в законе Флориды. Неужели просто то, что он вот так унес ее, считалось нападением?

— Меня там не было.

— Вы сказали, что не были свидетелями нападения.

— Когда вы сказали «нападение», я решила, что вы имеете в виду ее нападение на Питера.

— Мисс Карлитос говорит, что она не хотела причинить ему такого вреда, но она боялась за свою безопасность.

Я прищурилась, глядя на него.

— Держу пари, это не то, что она сказала.

— Тогда расскажите мне об этом своими словами

— Послушайте, Питеру всего девятнадцать.

— И он большой парень ростом более шести футов, многие женщины испугались бы, если бы он поднял их и так грубо с ними обошелся, — сказал Данли.

— Может быть, но это не моя точка зрения.

— И какова ваша точка зрения, Маршал?

Я подавила желание назвать его офицером.

— Ему девятнадцать лет, и ему никогда не приходилось иметь дело с женщиной, которой он не хотел бы навредить, но которой было совершенно наплевать, причинит ли она вред ему.

— Вы говорите так, будто Мисс Карлитос начала потасовку.

— Я бы назвала это недоразумением, а не потасовкой.

— Недоразумение, да? Парнелл только что был доставлен в больницу с колотой раной. Это чертовски серьезное недоразумение. На самом деле, я бы назвал это дракой, когда женщина так боялась мужчины, что нанесла ему колотую рану.

Мне снова не понравилась эта формулировка, впрочем, я не могла в данной ситуации поспорить с ней, поэтому проигнорировала ее.

— На самом деле все начала Дикси.

— В каком смысле?

И вот мы снова вернулись к этой ебаной лжи. Я проклинала Эдуарда за то, что он втянул меня в это дело, и еще сильнее проклинала себя за то, что позволила втянуть себя во все это. Я прикидывала, как много ему рассказать, когда к нам подошел мужчина в рубашке поло и слаксах. Сначала я решила, что это кто-то из отеля, но Данли встал чуть прямее и вздохнул. Такое поведение заставило меня присмотреться к новому парню, и в тот момент, когда я действительно посмотрела на него, я поняла, что мы попали в беду, или Питер был в беде, потому что это был детектив. Откуда я знала? Может быть, причиной тому был золотой значок. Я и не подозревала, что полицейское управление Кирке достаточно большое, чтобы в нем были детективы, но вот он, и доказательство этому было засунуто в карман его рубашки поло. Судя по тому, как Данли относился к нему, он не только был детективом, но и обладал достаточно высоким званием, либо его уважали, либо он был достаточно устрашающим, чтобы Данли не собирался с ним спорить.

Детектив был ростом в лучшем случае пять футов девять дюймов, худощавого телосложения, так что рядом с Данли он выглядел почти хрупким. У него были густые каштановые волосы, чуть слишком длинноваты, чем у большинства копов — я имею в виду, что не было видно даже ушей — и довольно длинные, чтобы они начинали развеваться или, возможно, рассыпаться в легкие естественные локоны. Это не было похоже на модное течение, скорее, на то, что он давно не видел парикмахера. Интересно, что могло заставить полицейского детектива так долго игнорировать стрижку в Мужском Клубе? Кроме того, он был загорелым, как будто проводил много свободного времени, занимаясь чем-то на свежем воздухе. Затем я посмотрела ему в глаза, и все приятные размышления прекратились. Это было совсем не из-за их цвета, карего, такого темного, что они казались черными. Я видела более экзотический и более зловещий цвет глаз. Нет, все дело было в холодном, почти недружелюбном расчете в них. Весь его интеллект и сила были пойманы в ловушку его глаз, в то время как он старался играть на том факте, что он не был физически внушительным, что он не был похож на полицейского. Может быть, эта прическа была сделана специально. Это, конечно, помогало ему выглядеть немного взъерошенным, и это отвлекало от аккуратности его одежды и ясности ума, направленного на меня.

— Детектив Терри Ранкин, это маршал Анита Блейк, — сказал офицер Данли.

— Данли сказал мне, что вы приехали в город на свадьбу.

Я кивнула.

— Так и есть.

— Значит, вы подружка невесты.

— Нет, я шафер, — сказала я, глядя в его темные глаза. Если он думал, что я вздрогну из-за его прямого взгляда на меня, то он ошибался. Мне всегда нравился зрительный контакт.

Затем он моргнул, и мне было приятно сознавать, что я могу заставить его моргнуть.

— Шафер. Значит, вы стоите рядом с женихом, а не с невестой?

Теперь настала моя очередь удивленно моргать. Я надеялась услышать хотя бы несколько комментариев по поводу того, что я лучше всего подхожу для этой работы или что-то в этом роде, что угодно, лишь бы снять напряжение, которое, казалось, исходило от детектива.

— Да. — Сказала я.

— Какие у вас отношения с Питером Парнеллом?

— Он биологический сын невесты и приемный сын жениха, а также один из шаферов на свадьбе. — Сказала я, стараясь сохранить невозмутимое и приятное выражение лица.

— Отчим — жених и невеста уже состоят в законном браке и это всего лишь обновление обетов?

— Нет, но семья живет вместе уже много лет. Считайте свадьбу юридической формальностью.

— Так вы просто знаете его как их сына?

— Я знаю Питера с самого детства.

Ранкин кивнул, как будто это было для него чем-то важным.

— Значит, вы близки с ним и его семьей?

— Достаточно близка, чтобы я хотела позаботиться о том, чтобы еще кто-нибудь из нас отправился в больницу проведать Питера. — Мне очень хотелось уйти от детектива, потому что что-то случилось, что-то большее, чем просто переполох между Питером и Дикси. Вам бы не удалось привлечь детектива к чему-то, что можно списать на то, что шумное веселье просто зашло дальше запланированного.

— Насколько хорошо Парнелл знал Беттину Гонсалес? — Спросил Ранкин.

Мне потребовалась секунда, потому что я не привыкла думать о Питере по фамилии. Путаница вокруг имени, вероятно, спасла меня от того, чтобы выглядеть шокированной, потому что так оно и было. Я совершенно не ожидала, что так получится, хотя должна была бы. Сегодня утром из их отеля исчезла женщина, а потом еще одну женщину унесли против ее воли, и она так испугалась, что нанесла колотую рану мужчине, который это сделал. Любой полицейский попытался бы связать эти два события воедино.

Я отрицательно покачала головой.

— Не очень хорошо.

— В самом деле. Девятнадцатилетний парень и двадцатиоднолетняя девушка тусовались у бассейна, но вы уверены, что они не общались друг с другом.

— Я ответила на вопрос, который вы задали, Ранкин. Если у вас есть другой вопрос, задайте его.

— Когда вы сказали, что они не очень хорошо знали друг друга, что вы имели в виду?

Я пожала плечами.

— Я имела в виду именно то, что сказала.

— Вы ведь в действительности не знаете, говорил ли он с Беттиной Гонсалес, не так ли?

— Я не знаю, чем Питер занимается каждую минуту дня, если вы это хотите знать.

— Значит, вам неизвестно, были ли они с Беттиной вместе, не так ли?

Я открыла рот, закрыла его и попыталась собраться с мыслями.

— Я не заметила, чтобы Мисс Гонзалес обращала на Питера особое внимание. В последний раз, когда я ее видела, она была очень сосредоточена на Бернардо Конь-в-Яблоках.

— Данли рассказал мне, что вы говорили о Коне-в-Яблоках и нашей пропавшей женщине. — И снова он не сказал мне ничего, с чего можно было бы продолжать разговор. Он пытался заставить меня говорить. Я знала, что Питер не причастен к тому, что случилось с Беттиной, но я также знала, что все, что я скажу, может быть использовано против Питера. Удивительно, как безобидные комментарии могут стать обвинительными, когда полиция с ними покончит. Я была полицейским. Я прекрасно знала, как крутятся эти шестерёнки.

— Тогда вы знаете все, что знаю я.

— Я сомневаюсь в этом, Блейк. Я действительно в этом сомневаюсь. — Это прозвучало как-то зловеще, как будто он знал, что я что-то скрываю, и хотел выведать мои самые глубокие и темные секреты. Я ничего не скрывала, поэтому мои секреты не помогут ему найти пропавшую девочку. Не знаю почему, но я продолжала думать о Беттине как о девчонке. Двадцать один год-вполне законно, но она казалась такой незаконченной и неуверенной в себе. Трудно было думать о ней как о взрослой женщине.

Ранкин снова бросил на меня серьезный взгляд, пытаясь заставить меня признаться, только бы он перестал пялиться на меня. Я посмотрела на него в ответ и выдавила из себя дружелюбную улыбку. Я не была уверена, что она дошла до моих глаз, но это было лучшее, на что я была способна в данных обстоятельствах.

— Мне нужно проверить младшую сестру Питера. Она очень расстроилась, наблюдая, как его увозят в машине скорой помощи. — Я действительно отвернулась, но Ранкин еще не закончил со мной.

— Я заметил, вы не отстаиваете невиновность Парнелла.

Я обернулась и уже не пыталась смотреть на него дружелюбно.

— Невиновность в чем, Ранкин? Питер — это тот, кто получил такую глубокую рану в бедро, что была порезана его артерия.

— Он также тот, кто вытащил кричащую женщину из бассейна отеля и пронес ее против воли через почти весь первый этаж отеля. У нас есть дюжина свидетелей, которые говорят, что Мисс Карлитос умоляла его отпустить ее и звала на помощь прохожих.

— Если они действительно думали, что она в опасности, то почему не помогли ей?

— Парнелл ростом более шести футов и в хорошей форме. Они боялись его, Блейк.

Я постаралась посмотреть на Питера именно так. Я пыталась представить его большим, спортивным парнем, с которым люди боялись бы связываться, но не смогла.

— Простите, детектив Ранкин, но я слишком хорошо знаю Питера, чтобы воспринимать его таким.

— Вы бы не испугались человека ростом в шесть футов с лишним, который тащил по отелю кричащую и явно напуганную женщину?

— Нет.

Он позволил мне увидеть, что не верит мне.

— Я из Сверхъестественного подразделения Службы маршалов, Ранкин. Я провожу свое время, охотясь на вампиров и ликантропов. Высокий парень с отчаянно сопротивляющейся женщиной даже и близко не стоит с тем, чего я боюсь.

— Я знаю, кто вы, Блейк.

— Тогда вам известно, что я бы сделала то же самое, что и вы, если бы действительно думали, что женщину похищают прямо у вас на глазах. Мы оба дважды проверим, что происходит на самом деле, и если это похищение, то мы его остановим.

— Большинство мужчин не увидели бы в вас такой большой угрозы, — сказал он.

— Большинство мужчин не отличаются большим умом.

Его рот скривился, как будто он почти улыбнулся, но если я и позабавила его, то он сумел сдержаться. Он сразу же вернулся к тому серьезному настроению, которое было раньше.

— Вы знаете Парнелла с детства, но до сих пор не заступились за его честь. Большинство людей говорят мне, что их друг не мог этого сделать, что он слишком хороший парень, что он никогда никого не обидит. Я нахожу интересным тот факт, что вы не заступаетесь за него подобным образом, Блейк. Как будто вы знаете что-то такое, чего мы не знаем о Парнелле и пропавшей женщине.

— Вы хотите, чтобы я под запись сказала стандартную чушь, которую все говорят? Так вот, он этого не делал. Я не обязана защищать Питера, но прямо сейчас я должна проверить Бекку и ее мать и организовать нашу поездку в больницу, чтобы проверить Питера.

После этого я ушла, и да, Ранкин окликнул меня, но я не была арестована. Мне не нужно было продолжать разговор ни с ним, ни с кем-либо из них. Я знала правила и знала, как далеко они могут зайти. Я ничего не выиграю, если поговорю с Ранкином и Данли, но то, что я скажу, может навредить Питеру позже. Он был невиновен в исчезновении Беттины, но если что-то пойдет не так, его могут обвинить в том, что он сделал с Дикси. Возможно, нападение или даже удержание кого-то против его воли. Да кто ж его знает? Если местные копы захотят сделать из этого большую шумиху, они это сделают. У Питера может быть больше проблем, чем просто колотая рана. Конечно, он должен был пережить последнее, чтобы беспокоиться о первом. Неужели я действительно думала, что Питер умрет от того, что сделала Дикси? Нет, но у меня в груди что-то сжалось, и я уже не был так в этом уверена.

36

Эдуард сообщил нам, что Питер в операционной. Донна уже была там вместе с Бернардо. Шериф Руфус и его жена Марисоль все еще отсутствовали, и никто не знал, где они. Подполковник Франклин предложил отвести Бекку к ним в номер, чтобы она провела время с их дочерью, но мне пришлось отказать ему. Пока Эдуард не скажет, что я могу отпустить ее, Бекка останется со мной.

Полиция все еще опрашивала народ — Мику, Натэниэла, Ру, Родину, Брэма и Никки. Я не поняла, зачем им понадобилось допрашивать Никки — его ведь даже не было рядом с бассейном, — но полиция настояла. Как только появился детектив Ранкин, полиция вдруг резко заинтересовалась во всех, кто со мной приехал. Или они просто хорошо делали свою работу, а я параноила. Какой бы ни была причина, я вдруг осталась без телохранителей и без своих любимых. Но вместо того, чтобы нервничать, я вдруг почувствовала облегчение, словно мне было необходимо остаться одной. Было почти стыдно за то, что я повела Бекку обратно в ее комнату, чтобы она могла переодеться — как будто мне требовалось разрешение от Никки или еще кого-то, чтобы пойти куда-нибудь без моих ребят. Отель кишит полицией, так что, полагаю, я в безопасности.

Голова Бекки поравнялась с моим плечом. Она сжала мою ладонь и мы вместе пошли по коридору, покачивая руками. Ей всегда нравилось вот так качать руками, но то, что кажется милым у шестилетнего ребенка, было немного странным для одиннадцатилетнего. Или я просто внезапно поняла, что скоро она станет выше меня. Если ее голова уже сейчас достает мне до плеча, то к тому моменту, как ей стукнет четырнадцать, она будет с меня ростом — прямо как Питер когда-то. Она может и не вырасти так сильно, как он, но я читала, что если взять рост мужчины и вычесть пять дюймов, то вы получите его рост в женском варианте. А если добавите к женскому росту пять дюймов, то это будет мужская версия. Не знаю, насколько это правда, но мне нравилась идея быть мужчиной в пять футов и восемь дюймов ростом (172 см., т. е. у Аниты 5’3 — это 160 см. — прим. переводчика). Если мы берем за основу рост Питера, то Бекке предстояло дорасти как минимум до пяти футов и десяти дюймов (177 см. — прим. переводчика).

— Тетя Анита. — Ее голос был куда серьезнее обычного. Я ждала, что она продолжит свою мысль, но она молчала. Я уставилась на нее, пока мы шли в сторону номера, но она по-прежнему ничего не говорила. Она смотрела под ноги, пока мы шли, покачивая нашими руками взад-вперед, как будто не понимала, что делает это автоматически. Может, это просто ее успокаивало.

— Что такое, Бекка? — Спросила я.

— Тетя Дикси говорила странные вещи возле бассейна перед тем, как Питер увел ее.

Мой живот скрутило и я чуть не споткнулась на ходу. Мне не хотелось обсуждать произошедшее с Беккой. Чертовски не хотелось говорить с ней об этом, когда мы только вдвоем. Натэниэл куда лучше меня справлялся с детьми, а Мика на всех действовал успокаивающе. Одна из вещей, которую я усвоила, это что когда называешь кого-то своей второй половинкой или половинками, это вовсе не значит, что ты без них не целый. Это просто значит, что ваши сильные стороны простираются на разные сферы жизни. Обсуждать с одиннадцатилетней девочкой отношения, которых на самом деле не было между мной и ее папой… Черт, может, и не существовало нормального варианта обсуждения этой темы. Я просто чувствовала себя неуютно и хотела, чтобы мои мужчины оказались рядом. Конкретно в эту минуту я бы лучше столкнулась лицом к лицу с плохими парнями, чем обсуждала такие темы.

Я глубоко вздохнула и сказала:

— Какие вещи?

— Что вы с папой были… ну, как парень и девушка. Что вы встречались. Это ведь неправда?

Я была на сто процентов уверена, что Дикси выразилась совершенно иначе, но будем работать с тем, что есть.

— Нет, мы с Тедом не встречались.

— Это хорошо, потому что он может встречаться только с мамой, правда? — Она остановилась посреди коридора, все еще держа меня за руку, так что мне тоже пришлось остановиться. Она уставилась на меня своими искренними карими глазами — так откровенно, с такой надеждой услышать правду. Она практически не изменилась с тех пор, как ей было шесть. — Я о том, что ты ведь встречаешься с дядей Натэниэлом и дядей Микой, а они встречаются друг с другом. Но ведь это не то, что стали бы делать мама с папой, правда? Они ведь не встречаются с другими людьми?

— Все так, они моногамны.

— А ты поли… как его там. — Сказала она.

Я не сдержала улыбки.

— Полиаморна, да.

— Но папа с мамой не полиаморны, они моногамны.

— Да.

— Тогда почему мамина подруга говорила такие вещи?

— Я не знаю, почему она это делала.

— Она сумасшедшая?

Я вспомнила лицо Дикси.

— Если честно, я допускаю такой вариант.

Я обняла Бекку, прижимая свою щеку к ее макушке.

— Пойдем переоденем тебя во что-нибудь нормальное. — Сказала я.

— Можно я надену розовое платье?

— Только не говори, что ты привезла с собой лишь розовое платье.

Она отстранилась и улыбнулась мне.

— Одно розовое платье. Но у меня также есть розовые шорты, розовые сандалии и мои розовые ковбойские сапоги, а еще — розовые футболки!

Я рассмеялась.

— Тебе не кажется, что это перебор с розовым для одной поездки?

Ее улыбка стала шире и я встрепала ей волосы. Я рассмеялась и она присоединилась к моему смеху. Мы добрались до двери номера, все еще посмеиваясь. Я засунула руку в карман, чтобы достать карточку от двери.

— Почему ты никогда не носишь розовое, тетя Анита?

— Не могу сказать, что это мой цвет. — Сказала я, просовывая карту-ключ в дверной замок. Индикатор загорелся зеленым. Я открыла дверь, и в этот момент из-за угла в коридоре раздался глубокий голос:

— Я бы хотел увидеть тебя в розовом, Анита.

Я быстро втолкнула Бекку в номер, велев ей переодеться, и развернулась в дверях в тот момент, когда показался обладатель этого голоса. При росте почти в семь футов (213 см., в «Обсидиановой Бабочке» упоминается, что он выше Дольфа, чей рост 6’8 (203 см.), т. е. что-то в промежутке между этими двумя цифрами — прим. переводчика) его абсолютно лишенная растительности голова практически касалась потолка. Он оставил узкую черную вандейковскую бородку и усы. Это придавало его лицу форму и контраст, чтобы не только черные дуги бровей создавали на нем хоть какое-то подобие цвета. Некоторые женщины могли бы назвать его красивым, но я не рассматривала его в подобном смысле, потому что слишком хорошо его знала. Эти глаза были не просто темно-карими, как у детектива Ранкина. Они были черными, как у Ру с Родиной. Я задумалась, не было ли у него в роду уэльцев. Так или иначе, его взгляд меня слишком тревожил. Эти глаза были настолько глубоко посажены, что напоминали пещеры.

— Олаф. — Сказала я, и единственным, что удерживало меня от того, чтобы выхватить ствол, была Бекка, которая пыталась протиснуться мимо меня к порогу.

— Анита. — Произнес Олаф, глядя на меня почти голодным взглядом, словно он был львом, а я — газелью. Он, конечно, теперь верлев, но я-то не газель.

— Дядя Отто! — Выкрикнула Бекка и умудрилась проскользнуть под моей рукой, чтобы подбежать к большому человеку.

— Дядя Отто? — Опешила я, чуть не спросив: «Когда ты успел стать дядей Отто?».

Бекка бросилась к нему на руки так, словно он не был социопатом и серийным убийцей. Как маршал США, Отто Джеффрис, он, впрочем, никем подобным и не был. Я наблюдала за тем, как он подбросил в воздух маленькую девочку, и улыбка на его лице казалась чертовски искренней. Что за хрень здесь творится?

37

Он перехватил Бекку левой рукой, чтобы освободить правую. От его глаз не укрылся тот факт, что я почти схватилась за пушку. Я все еще не была уверена в том, что все делаю правильно, но как я не хотела обсуждать с Беккой любовные отношения ее отца, так и не горела желанием разбираться с ситуацией, в которой пристрелила бы дядю Отто прямо у нее на глазах, при том что он не сделал ничего предосудительного. Жертвы, на которые мы идем ради детей.

— Что за… что ты здесь делаешь, Ол… Отто?

— Меня пригласили на свадьбу. — Ответил он, улыбаясь Бекке. Она протянула руки, чтобы обнять его за крепкую, мускулистую шею. Я никогда не видела Олафа настолько нормальным и радостным, но я также не видела, чтобы он вел себя с Беккой подобным образом. Этому должно быть какое-то объяснение. Я была настолько заворожена происходящим, что не сразу поняла, что он сказал.

— Тед не предупредил меня, что ты будешь на свадьбе.

Он встал у порога и опустил Бекку на ковер.

— Ступай переоденься, как велела тебе тетя Анита, kleines Mädchen.

Благодаря бабуле Блейк я знала, что он назвал ее маленькой девочкой. Его голос чертовски подходил к этой улыбке, но Бекка не могла видеть его лица сейчас, когда он полностью сосредоточился на мне. В этом взгляде не было ничего дружелюбного или того, что подходило бы тому, кого называют «дядей».

Я стояла перед дверью в номер, а Олаф был в паре шагов от нее, сохраняя дистанцию, допустимую приличиями. Что бы он ни задумал, напугать меня он не хотел — пока что.

Бекка перевела взгляд с одного из нас на другого. Олаф все еще улыбался, и она не могла видеть его глаз, но то ли мой взгляд что-то выдал, то ли она вдруг почувствовала напряжение между нами.

— Все в порядке? — Неуверенно спросила она.

— Ага. — Сказала я.

— Конечно. — Мягко сказал Олаф, наполнив взгляд улыбкой, которая все еще изгибала уголки его рта, так что он казался дружелюбным гигантом.

— Иди переоденься, Бекка. Мы с дядей Отто поболтаем немного.

— Вы собираетесь драться? — Спросила она.

Эта фраза застала нас обоих врасплох.

— Ну разумеется нет. — Ответила я.

Не то что бы я действительно была в этом уверена.

Олаф сказал:

— Я постараюсь не выводить тетю Аниту из себя.

Бекка сощурилась, глядя на нас.

— Обещайте, что не подеретесь, пока я переодеваюсь.

— Я обещаю, если Анита обещает.

Я уставилась на него, но он улыбался ребенку перед собой и игнорировал меня.

— Я не хочу драться с Отто, так что, если он будет вести себя хорошо, то и я буду хорошей.

— Тетя Анита. — Бекка топнула босой ногой. — Это не обещание.

Я вздохнула чуть громче, чем планировала, и улыбнулась, процедив сквозь зубы:

— Я приложу все усилия, чтобы не подраться с Отто, пока ты переодеваешься.

Она посмотрела на меня тем взглядом, который был характерен для ее матери, когда та уставала от чужого ребячества.

— Хорошо, тетя Анита, но ты пообещала. Никаких ссор.

— Ты папу с мамой тоже вот так просишь не ссориться? — Спросила я.

— Иногда. — Ответила она. Бросив на нас еще один недоверчивый взгляд, она вернулась в номер и закрыла за собой дверь. В коридоре повисла оглушающая тишина.

— Эдуард не знает, что ты здесь, не так ли?

— Я получил записку с приглашением от невесты.

— Какую еще записку?

— Она написала, что не понимает, почему мы с Тедом не общаемся больше, но надеется, что мы помиримся на свадьбе.

Блядь. Вот что происходит, когда у тебя есть фальшивая личность. Если ты не можешь признаться своей невесте в том, что ты Бэтмен, то тебе трудно объяснить ей, что дядя Отто на самом деле Джокер, и его лучше не приглашать на свадьбу. Не знаю, что такого отразилось на моем лице, но это заставило Олафа усмехнуться — глубоким, рокочущим, довольным звуком, который при иных обстоятельствах и в других устах мог бы сойти за сексуальный смешок. Честно говоря, я не думала, что у Олафа бывает такой смех.

— Донна ничего не знает, но ты-то в курсе. Ты же понимаешь, что вы с Эдуадом не собираетесь поцеловаться и взяться за ручки, так зачем ты приехал?

— Не его я хотел поцеловать.

— В своем последнем письме ты ясно дал понять, что собираешься держаться от меня подальше, потому что не хочешь, чтобы я приручила тебя, как это вышло с Никки.

— В письме говорилось, что я буду держаться подальше до тех пор, пока не разберусь с тем, как быть верльвом и противостоять твоим вампирским фокусам, чтобы не превратиться в еще одну зверушку для твоего гарема.

— Что-то я не припомню там строчек про вампирские фокусы и гарем. — Сказала я.

Он улыбнулся, и эта улыбка почти достигла его глаз.

— Возможно. Но и то, и другое подразумевалось.

Я набрала воздуха в легкие и медленно выдохнула, стараясь рассуждать здраво. Олаф вел себя настолько хорошо, что это было даже похвально. Он очень старался не пугать меня, не быть жутким, а для него это серьезный шаг. Я буду хорошей, если он будет. К тому же, если нам действительно придется драться друг с другом, я бы предпочла иметь под боком Эдуарда с Бернардо, а они оба сейчас были в больнице.

— Давно ты в городе? — Немного подумав, спросила я.

— Недавно.

— Ты успел застать полицию?

— Я видел, как Эдуард уезжает в карете скорой помощи, а Бернардо с Донной — на арендованной машине. Почему вами вдруг заинтересовалась полиция? — Он не сводил с меня глаз, пока говорил это.

Мой пульс резко подскочил, так что я медленно вдохнула и выдохнула через нос. Если бы Олаф все еще был человеком, он бы ничего не заметил, но он теперь верлев, и он знал, что я пытаюсь унять свое сердцебиение. Он дал понять, что дождался, пока все мое прикрытие свалит или будет допрашиваться полицией, и только тогда объявился. Он улыбнулся, и это была улыбка не для детей. Это была улыбка, которой мужчина говорит не только о том, что раздевает тебя взглядом, но и о том, что бы он с тобой сделал, если бы ты уже была раздета.

— Значит, ты видел, как пострадал Питер, и ничего не сделал, чтобы помочь?

Его улыбка потухла.

— Нападения я не видел, иначе я бы помог.

Я задумалась о том, насколько полезным он бы для нас оказался, и часть меня сожалела, что он пропустил заварушку, но адекватная часть была рада. Питер был захвачен стычкой с Дикси, но если бы Олаф вмешался, их конфликт был бы последним, о чем нам следовало бы беспокоиться. Хотя я ни разу не видела, чтобы Олаф причинял вред женщине, которая не была бы «плохим парнем». Эдуард как-то столкнулся с «работой» Олафа, и то, что он увидел, чертовски его впечатлило. Но то было дело рук Олафа, а не Отто Джеффриса, который был своего рода Кларком Кентом (человеческое альтер-эго Супермена — прим. переводчика) у Олафа. Отто Джеффрис был хорошим маршалом. Черт, Джеффрис даже не был на радарах у Интерпола. Эта личность была чистой, и я знать не хотела, как армия, правительство, или кто там еще, допустили, чтобы Олаф получил такую чистую репутацию после всего того дерьма, что он натворил. Конечно, на этой планете наверняка существуют люди, которые думают то же самое про Эдуарда и Теда Форрестера, но Эдуард был моим лучшим другом, а Олаф хотел, чтобы я стала его «подружкой серийного убийцы». По крайней мере, это был его идеал отношений когда мы разговаривали в последний раз.

— Но ты видел, как все уехали в больницу?

— Я решил, что нам лучше сперва поговорить наедине. — Сказал он, и его лицо было чертовски серьезным.

— Значит, ты выяснил, куда я направляюсь, и явился сюда, да еще так, что я даже не заметила, что ты нас преследуешь.

— Да. — Сказал он, все еще с очень серьезным лицом.

— Резво работаешь.

Он поклонился, принимая комплимент, хотя, если честно, я не планировала его хвалить. Если бы я не прилагала титанические усилия к тому, чтобы не подкалывать его, что только усугубило бы ситуацию, я бы сказала, что из него вышел неплохой сталкер, но я видала и лучше. Я постараюсь быть хорошей, если он будет таким же, пока в какой-то момент один из нас не сделает какую-нибудь глупость и не выбесит другого. В этот момент все полетит к чертям. Мне бы не хотелось остаться с ним наедине, когда это случится, но, может, и хотелось. Думаю, все зависит от того, собираюсь ли я убить его, или он меня. Для первого случая я бы не хотела свидетелей, а вот для второго помощь бы не помешала.

— Ты по-прежнему единственная знакомая мне женщина, которую не напрягает тишина.

До меня вдруг дошло, что ему показалось, будто бы у нас с ним тут дружеская молчанка, пока Бекка переодевается в номере. Я же просто не знала, что вообще можно было сказать Олафу, и не выбесить его при этом.

— Я стараюсь молчать, если мне нечего сказать.

— Это восхитительное качество как для мужчины, так и для женщины.

Раньше он бы сказал только про женщин.

— Согласна. — Ответила я, и решила спросить. — Ты в курсе, что произошло с Питером, или мне надо посвятить тебя в детали?

— Портье сказал, что он напал на женщину, и она пырнула его в ответ в рамках самозащиты. — Сказал он равнодушно, с пустым лицом и таким же голосом — ничего, как будто его вообще здесь не было. Я вдруг осознала, что его энергия была абсолютно такой же, как и до обращения. Я должна была ощутить его зверя с какими-то новыми оттенками энергии, но ничего не почувствовала. Он укрывался щитами очень плотно, почти совершенно. Большинство ликантропов никогда не преуспевают в этом деле до такой степени, а ведь его не было всего пару лет. Это впечатляло, но я не была уверена в том, что не задену его, если озвучу свои мысли, так что решила сосредоточиться на теме, которая задевала меня.

— Он ни на кого не нападал. Он увел ее оттуда и постарался сделать так, чтобы она не пострадала. Ее же мотивы были несколько иными.

— Почему он увел ее силой?

Я не хотела вдаваться в детали, но Олаф был единственным человеком помимо Донны, которому мы с Эдуардом солгали о наших отношениях. Для Донны мы это сделали потому, что она не поверила бы правде. Для Олафа — потому что если бы я была девушкой Эдуарда, для Олафа это было бы более весомым аргументом, чем мои угрозы. Эдуард обозначил меня, как свою территорию — никаких пересечений границ, никаких Олафов. Там коснулся руки, тут обнял, здесь прижал. Некоторые из этих представлений были разыграны в присутствии полиции, что конечно же не помогло сохранить нашу репутацию в их глазах, но с точки зрения Эдуарда это было сопутствующим ущербом, стоящим того, чтобы держать Олафа на расстоянии. Я тогда согласилась, но теперь мне надо было рассказать ему правду или типа того.

Он выглядел рассерженным когда я закончила, и едва заметный след теплой энергии пронесся по коридору. Боже, его самоконтроль был просто потрясающим. Если бы я не знала, кто он теперь, он бы сошел за человека даже для меня. Конечно, он закрывался щитами, а я не пыталась воззвать к его зверю, но это все еще было очень круто.

— Почему та, другая женщина, хотела рассказать об этом ребенку?

— Ее муж постоянно изменял. Она оставалась с ним из чувства долга, но ей не хотелось, чтобы Донна повторила ее ошибку.

— Ты — единственная слабость Эдуарда. Он не пошатнется.

— Если честно, я понимаю, почему Дикси, о которой ты спросил только что, не поверила в это.

— У ее мужа нет чести.

— Очевидно.

— Она владеет холодным оружием?

— Нет, насколько мне известно.

— Тогда как она умудрилась пробить артерию? Это требует навыка, который есть не у каждого солдата.

— Думаю, ей просто повезло. Или Питеру — нет.

— Никому не может так повезти.

— Она просто хваталась за все подряд, и ей под руку попалась авторучка, которую кто-то там оставил.

— Ими сейчас почти никто не пользуется.

— Как я уже сказала, одним везет, а другим — нет. Дальше кусочек сломался прямо в ноге Питера, остальное ты знаешь.

— Если он не выживет, не выжить и ей.

— Знаешь, обычно меня пугают такие заявления, но сегодня я, пожалуй, соглашусь.

— Ты сделаешь это вместе со мной?

— Нет, я же знала ее лично. Я не стану помогать тебе делать с ней то, что тебе нравится.

— Почему личное знакомство меняет для тебя ситуацию? — Спросил он, и это был хороший знак, что он задает вопросы, а не просто стоит в непонятках. Я оценила, что он доверил мне свой вопрос и захотел получить на него ответ.

— Разве тебе не будет сложнее причинить боль тому, кого ты знаешь?

— Не особо.

Мы посмотрели друг на друга.

— В тебе есть хоть капля сочувствия?

— Не думаю, но, поскольку я знаю только то, что чувствую, я не могу быть на сто процентов уверен, что то, что я ощущаю, не является сочувствием. Теперь ответь на мой вопрос. Почему тебя напрягает, если ты знакома лично?

Я задумалась, как объяснить ему это.

— Дикси страдает. И она может быть сумасшедшей — в медицинском смысле сумасшедшей, из-за всех этих измен, но я знаю, что она — мать. Я знаю, что ее муж вел себя с ней, как последний ублюдок. Я знаю, что он годами помогал их сыну и Питеру с учебой. Дикси мне не нравится, но она для меня — живой человек, со своими мыслями и чувствами, со своей собственной жизнью. Мне было бы сложно причинять ей боль или убивать ее, потому что я знала, какой была ее жизнь. Ты понимаешь, о чем я?

— Я понял то, что ты мне сказала, но для меня подобная информация о человеке выглядит иначе.

— И как же? — Поинтересовалась я, потому что Олаф никогда особо не стремился рассказывать о себе, и я, откровенно говоря, была заинтригована. Впрочем, если Бекка не появится в ближайшее время, я сама за ней схожу. Я в том смысле, что она ведь еще даже не подросток, так какого черта она там копается?

— Чем больше я узнаю о ком-то, тем больше возможностей открывается для пыток. Чаще всего это что-то личное. Это позволяет мне сломать их и выведать то, что мне нужно.

— Ты имеешь ввиду допрос?

— Именно так.

Я задумалась над тем, хочу ли я знать больше. Пока что дискуссия несла преимущественно академический характер. Она была интересной, а не жуткой, что для нас с Олафом было приятной переменой.

— Иногда, если я хочу только боли и крови, незнакомцы доставляют мне больше удовольствия. Но иногда чем дольше охота — тем лучше. Я знаю, как двигаются их лица и тела. В таком случае боль и страх видны лучше, чем у тех, кто мне незнаком.

— Ну вот, опять. — Сказала я.

— Что? — Спросил он, искренне озадаченный.

— У нас с тобой была приятная дискуссия. Мы делились точками зрения, но вот ты снова превратился в Ганнибала Лектера и перегнул палку.

— Ты знаешь, какой я, Анита. Ты знала об этом с самого начала. Я никогда не притворялся перед тобой. Не скрывал, кто я есть.

— Ты не скрывал это потому, что Эдуард рассказал мне о тебе еще до нашей встречи.

— Я не уверен, что стал бы притворяться, даже если бы он не рассказал тебе. Я был так зол, что он притащил женщину работать с нами. Я не понимал, что такого может сделать женщина, чего не может он, Бернардо или я.

— Я помню. — Сказала я.

Он улыбнулся и покачал головой, будто тоже вспоминая. Было странно видеть его таким… человечным. И я сейчас не о том, что он верлев. Олаф был лишен человечности из-за своей ненависти к женщинам и той ярости, которая позволяла ему наслаждаться тем, что он с ними делал. Этот разговор в коридоре был самым нормальным из всего, что когда-либо происходило между нами.

— Я хотел тебя с того самого момента, как впервые увидел. — Сказал он.

Я даже не попыталась скрыть свое удивление.

— Тогда ты определенно меня одурачил. Я была уверена, что ты самый мизогинный мужчина, которого я только встречала, и что ты ненавидишь меня за то, что у меня хватает наглости быть одной из парней.

— Это так, но я ненавидел тебя сильнее, потому что хотел. И я знал, что Эдуард убьет меня за это.

Мы стояли и пялились друг на друга. Я металась между тем, чтобы спросить у него то, что мне хотелось спросить, и проверить, как там Бекка. Большинство людей прервали бы мое молчание, пока я решала, как поступить, но Олаф позволил мне выбирать так долго, как я того хотела. Думаю, он просто наслаждался обществом женщины, которая не была склонна болтать по пустякам.

— Я могу спросить то, что хочу спросить, или могу сходить за Беккой.

— Спрашивай. — Сказал он.

— Значит, только угроза Эдуарда помешала тебе убить меня в тот день, когда мы впервые встретились?

— Да.

— А сейчас?

— Я читаю «Шерлока Холмса».

Смена темы выбила меня из колеи, так что я постаралась понять, почему ему было так важно сказать об этом сейчас, и вспомнила. Случайно оброненная мною фраза оказалась воспринята им чересчур серьезно.

— И что ты думаешь о книгах? — Поинтересовалась я.

— Они мне нравятся. И мне нравится, как Холмс ведет себя с женщинами.

— Я знала, что тебе это понравится, но не была уверена в том, что тебе зайдут сами истории.

— Ты для меня — та женщина, Анита (вероятно, аллюзия на Ирэн Адлер — прим. переводчика). Никто другой не вынуждал меня изменить мои привычки так, чтобы мне не хотелось причинить за это боль.

— Я польщена. — Сказала я, и это было искренне. Все что угодно, лишь бы Олаф не пытался похитить, изнасиловать и запытать меня до смерти. Из того, что я знала от Эдуарда, для Олафа это было стандартное завершение всех его прежних свиданий.

— Раньше ты бы разозлилась или испугалась. — Сказал он.

— Я выросла, как личность. — Ответила я, пытаясь шутить, но он не понял.

— Как и я.

— Я это ценю. — Сказала я. — Но я схожу проверю, как там Бекка. Она уже должна была закончить.

— Ты — моя Ирэн Адлер. — Сказал он, и звучал вполне серьезно.

— И что, мне теперь звать тебя Шерлоком?

— Мне было бы приятно. Пары часто придумывают друг другу личные прозвища.

Я отвернулась, чтобы избежать его взгляда, пока доставала карту-ключ из кармана. К тому моменту, как я подняла глаза, мне удалось совладать с лицом. Ну, или я надеялась, что удалось. Я постаралась обратить все в шутку.

— Ты предпочитаешь, чтобы это был «Шерлок» или «Холмс»?

— Без разницы. Ты предпочла бы «Ирэн» или «Адлер»?

Я вставила карточку в дверь и открыла ее.

— Я не уверена. Мне можно подумать?

— Конечно. Я подожду снаружи — на случай, если девочка еще переодевается.

— Спасибо. — Сказала я, и убедилась, что не повернусь к нему спиной и не потеряю его из вида, пока закрываю дверь. Я нажала кнопку, чтобы включить безопасный режим, как всем людям советуют делать, но я знала, что Олафа это не удержит, если он захочет попасть внутрь. Он хотел, чтобы у нас с ним были интимные клички друг для друга. Господи, и что мне, черт возьми, делать с полуприрученным серийным убийцей? Я понятия не имела. Ладно, где там Бекка? Уж с одиннадцатилетней девчонкой я как-нибудь справлюсь. Да-да, вы все, у кого есть дети, уже можете смеяться.

38

Бекка приняла душ, уложила волосы каким-то мудреным способом, который я даже не могла себе представить, и воспользовалась косметикой своей матери. Смотрелось не так плохо, как могло бы быть, просто теперь до подбородка она выглядела как сексапильная двадцатипятилетняя девушка, а ниже — как неуклюжий одиннадцатилетий ребенок. Розовое платье с аппликациями в форме белых ромашек было воистину девчачьим. Кажется, у нее было точно такое же, только желтое, когда ей было шесть.

Косметика позволила мне увидеть, как бы она могла выглядеть через несколько лет. Очевидно, что она будет настоящей красоткой. Глядя на то, как она складывает губы «уточкой» перед зеркалом в ванной, я вдруг почувствовала некоторое беспокойство, представив, насколько взрослой она бы выглядела, если бы ее наряд соответствовал мейкапу. Она увидела меня в зеркале и ее карие глаза расширились, ярко очерчивая толстую линию подводки. Она вдруг показалась мне куда моложе — даже со всей этой косметикой.

Я нашла жидкость для снятия макияжа на раковине, и мы попытались избавиться от того, что она наворотила со своим лицом. Она не спорила, но попросила сфотографировать ее накрашенной. Это был компромисс. Я сфотографировала ее на свой телефон и оставила этот снимок до тех пор, пока Донна с Эдуардом не решат, что ей можно хранить такую фотографию в своем телефоне.

— Зачем тебе этот снимок? — Спросила я и коснулась ее лица.

— Чтобы выложить в интернет, разумеется. — Ответила она таким тоном, будто я задала очень глупый вопрос.

Это заставило меня прочитать ей лекцию о том, как такие картинки могут привлечь к ней внимание мальчиков гораздо старше нее, и даже педофилов. Она закатила глаза, словно ее уже предупреждали об этом. Я решила поговорить с Эдуардом о доступе Бекки в интернет, в том числе через телефон. Больше всего поражал тот факт, что она ведь не была такой, как другие девочки ее возраста. Ее похитили и пытали, когда ей было шесть. Ей сломали пальцы. Все срослось, ее руки были в порядке, но она знала, что «большие плохие вещи» в жизни действительно случаются. Она знала, что на свете бывают плохие люди, которые способны навредить ребенку. Ее не трогали в сексуальном смысле, но я знала, что это такое, когда тебя связывают и пытают. Это оставляет отпечаток, который трудно стереть из памяти. Я заглянула ей в глаза и не увидела в них той осторожности, на которую рассчитывала. Поэтому она в порядке, а Питер — нет? Ее просто не тронуло произошедшее? Она хоть что-то помнит об этом?

Она уставилась на меня, при этом половина ее лица была очищена от косметики, а другая все еще хранила какую-то жутковатую взрослость.

— Что-то не так? — Спросила она, и снова выглядела старше, серьезнее. Как будто внутри нее была тень — умная и проницательная. Я вдруг подумала о том, насколько очевидным было для нее произошедшее в коридоре.

— Ничего. — Сказала я на автомате.

Она посмотрела на меня уничтожающим взглядом.

— Почему детям все врут?

— Потому что мы думаем, что есть вещи, которых детям лучше не знать. — Я ответила ей многозначительным взглядом.

Она скрестила свои тонкие руки на груди, и я вдруг поняла, что под этой загорелой кожей были мускулы. Она с малых лет занималась танцами, и я тут же подумала о Натэниэле и других профессиональных танцорах — включая тех, кто занимался балетом. Бекка будет не просто красивой — она будет в отличной форме. Я вдруг ощутила внутренний конфликт по этому поводу.

— Ты все еще хочешь стать балериной, когда вырастешь?

— Да. — Ответила она, но так, словно в действительности не имела этого ввиду, или просто не хотела отвечать.

— Звучит не слишком убедительно. — Сказала я, вернувшись к снятию макияжа.

— Просто когда я говорю, что хочу стать балериной, люди думают, что я такая же, как остальные девочки, которые так говорят. Я очень стараюсь, и каждый раз, когда я говорю об этом взрослым, они гладят меня по голове и выдают что-то типа: «Разве это не мило?» или улыбаются так, будто мне по-прежнему шесть. Я начала говорить о том, что стану профессиональной танцовщицей, потому что устала от того, что ко мне относятся так, будто я играюсь в переодевания и просто кружусь по гостиной под классическую музыку.

— Это я могу понять. — Сказала я.

— И теперь они спрашивают, хочу ли я быть в «Танцах со звездами» или в «Американском таланте», а я совсем не для этого стараюсь. Я хочу быть настоящей танцовщицей. Я хочу встать на пуанты. Мой учитель говорит, что у меня есть для этого все данные, и что я буду достаточно высокой.

— Это действительно здорово, Бекка. В детстве я достаточно прозанималась балетом, чтобы понять, что не хочу вставать на пуанты, и я в любом случае была слишком низкой для примы.

Она усмехнулась.

— Тебе было бы трудно найти партнера подходящего размера, как этого требует балет.

— Я знаю одного парня своего размера. Он профессиональный танцор.

Теперь я привлекла ее внимание.

— Какими танцами он занимается?

— Балетом.

— Где он танцует?

Я рассказала ей, где он работает, и тут же посыпались вопросы, на которые я уже не могла ответить, так что пообещала задать их своему другу, когда у меня будет шанс поговорить с ним. Бекка не на шутку разошлась и продолжала болтать о балете, танцах, выступлениях и прочих вещах, которые были слишком далеки от меня. Я была гораздо моложе нее, когда бросила балет.

Теперь у меня появилась возможность позвонить мальчикам. Я начала с Мики, но наткнулась на голосовую почту. Я оставила ему веселое сообщение о том, что мы с Беккой сейчас в номере, и что Отто Джеффрис явился на свадьбу по личному приглашению от невесты. Дальше я позвонила Натэниэлу и оставила ему аналогичное сообщение, добавив, что Отто ждал нас в коридоре. Я также набрала Никки и сообщила, что Отто свалился, как снег на голову. Мне не хотелось, чтобы это прозвучало так, будто серийный убийца явился только для того, чтобы напугать меня до чертиков, когда никаких доказательств этому у меня не было. Я начала звонить Ру и Родине, но осознала, что они даже не в курсе, кто такой Олаф, так что я не смогла придумать адекватное сообщение для них. Никто из ребят так и не возвращался. Почему копы допрашивают их так долго? И вдруг я поняла, что либо торможу, либо я просто тупая.

Беттина Гонзалес была низкорослой темноволосой женщиной, что делало ее подходящей под профиль жертв Олафа. Он сказал, что только приехал. Возможно, он пробыл здесь уже несколько дней, наблюдая за нами, выжидая момент, когда сможет встретиться со мной один на один. Я параною? Быть может, но грань между параноей и осторожностью очень тонкая, и она заключается в ответе на очень простой вопрос: за тобой действительно идут? Олаф ясно дал понять, что хотел быть со мной больше, чем просто друзьями. Эдуард опасался, что я могу напортачить, и из потенциальной подружки превращусь в потенциальную жертву. Меня это тоже беспокоило. Собиралась ли я сходить с Олафом выпить кофе или коктейлей? Я знала, что не хочу идти с ним на свидание — мне не нужно было пробовать, чтобы понять это. Что делать с серийным убийцей, который обещает, что будет вести себя хорошо в обмен на свидание? Хрена с два я знала ответ на этот вопрос.

39

Я сделала еще один звонок, прежде чем мы снова встретимся с дядей Отто. Я позвонила Бернардо. Я могла набрать Эдуарда, но мне не хотелось, чтобы ему пришлось выбирать между мной и Питером. Я большая девочка. Я могу о себе позаботиться. Я также была маршалом США. Черт, да я была истребительницей вампиров куда дольше, чем Бернардо. Так почему мне хотелось вызвать подкрепление, хотя Олаф не сделал ничего плохого? Потому что он пугал меня — вот в чем заключалась бесючая правда. Я ненавидела его за то, что мне хотелось, чтобы рядом со мной сейчас оказался кто-то из мужчин, даже если это Эдуард. Я могу о себе позаботиться, блядь! Я верила в это, действительно верила, но… я позвонила Бернардо на всякий пожарный. Просто на случай, если… я даже не хотела думать о том, что если.

Я попала на голосовую почту, совсем как с другими ребятами, но пока я надиктовывала сообщение, он снял трубку.

— Анита, ты упомянула в своем сообщении нашего общего знакомого.

Он пытался вести себя небрежно, и это могло значить только одно: Эдуард или Донна где-то рядом. Я слышала голоса, и мне был достаточно знаком голос Эдуарда, чтобы я поняла, что он там. Я не могла разобрать, что он говорил, но я знала, что это он.

Бернардо понизил голос и произнес:

— Это правда, что Олаф, Отто, здесь?

— Ты о чем? Конечно, он здесь.

— Прости, я… господи.

— Ага. — Сказала я. — Как там Питер?

— Все еще в операционной, но как только они остановили кровотечение, хирург вышел к нам, чтобы задать пару вопросов.

— Каких еще вопросов?

— Был ли Питер привит от ликантропии, когда на него напал вертигр.

— Какой смысл спрашивать об этом в середине операции?

Бекка схватила меня за руку.

— Питер в порядке? Ему стало хуже? Что происходит?

Я глянула на нее, чувствуя, что мне становится все тяжелее прижимать телефон к уху.

— Они остановили кровотечение. — Сказала я ей.

— Но зачем они прервались в середине операции? — Спросила она.

— Они спрашивают о том случае, когда Питер был атакован вертигром. — Сказала я.

— Почему? — Спросила она.

— Бекка с тобой? — Поинтересовался Бернардо.

— Ага.

— Включи-ка меня на громкую связь. — Я сделала, как он просил, и его голос сменился на более веселый. — Привет, маленькая балерина.

— Привет, дядя Бернардо. Питер в порядке?

— С ним все будет хорошо. Только что хирург вышел поговорить с твоими родителями, потому что дела обстоят не так плохо, как мы боялись. Доктор просто хотел сообщить нам хорошие новости.

— Ты обещаешь, что говоришь правду? — Спросила она. Ее лицо светилось подозрением, как и голос, и вновь это было эхо той, старшей Бекки, которой ей еще только предстояло стать.

— Обещаю, честное индейское.

Она закатила глаза.

— Дядя Бернардо, ты же знаешь, что это расизм. Я произнесла это в школе, и у меня были неприятности.

— Прости, малыш, я не хотел, чтобы ты попала в беду, но скажи своему учителю, что твой дядя — настоящий американский индеец, и он может говорить «честное индейское» когда ему вздумается.

— Я так и сделала, но он мне не поверил.

— Я могу забежать в твою школу, если хочешь.

— Обещаешь, что скажешь «честное индейское» прямо перед учителем?

Он рассмеялся.

— Обещаю.

Она улыбнулась.

— И с Питером правда все будет в порядке?

— Так нам сказали доктора.

— Когда я смогу навестить его?

— Он еще некоторое время будет в операционной, а дальше тебе придется подождать, пока он проспится от лекарств. Это займет от двух до четырех часов.

Такой ответ, кажется, удовлетворил ее. Бернардо сказал:

— Выключи громкую связь, Анита.

— Вы будете обсуждать взрослые вещи? — Спросила Бекка.

— Вероятно. — Сказала я, и вдруг услышала голос Бернардо у себя в ухе. — Что такое, Бернардо? — Спросила я.

— Питер восстанавливается быстрее, чем обычные люди. Врачи увидели на нем шрамы от нападения вертигра — вот почему они спрашивают о вакцине.

— Ладно. — Сказала я. — И?

— Очевидно, что те, кого привили от ликантропии после нападения, обладают более высокой способностью к регенерации. На эту тему была статья в медицинском журнале.

— Любопытно. — Сказала я.

Бекка наблюдала за мной с подозрением, пытаясь понять, о чем мы разговариваем.

— Кровеносная система продолжает работать так, как это происходит у людей, но восстанавливаются они гораздо быстрее, и некоторые также получают в довесок нечеловеческие рефлексы.

— Но Питер не был привит от ликантропии. — Заметила я.

— Полагаю, именно поэтому врач и продолжает задавать вопросы.

Я задумалась.

— Вакцина — это же просто альтернативный вид ликантропии, так? Смысл в том, что они вроде как нейтрализуют друг друга.

— Да, и это, судя по всему, работает. Но если речь идет о превентивной вакцинации, то вероятность успеха где-то восемьдесят процентов, так что это не совсем ликантропия.

— Ого, восемьдесят процентов. Это хороший показатель. — Заметила я.

— Но Питера это не касается. — Сказал Бернардо.

— Нет, но… — Я посмотрела на Бекку. — Ты можешь пойти в ванную и закрыть за собой дверь? На минутку. Пожалуйста?

— Нет, но я пойду и подожду снаружи с дядей Отто. Скажу ему, что ты обсуждаешь тут взрослые вещи и скрываешь их от меня.

Я задумалась над тем, готова ли я доверить Олафу роль няньки, пусть даже на несколько минут, и решила, что готова. Если страх перед Эдуардом останавливал его от того, чтобы причинить вред мне, то и Бекка в безопасности.

— Хорошо, я буду через пару минут.

Она закатила глаза, открыла дверь и вышла, начав болтать с Олафом прямо на ходу, одновременно прикрывая за собой дверь. Ее тон был полон презрения:

— Она разговаривает с Бернардо, но Питер будет в порядке — вот что она мне говорит.

Я дождалась, пока дверь полностью закроется, и сказала в трубку:

— Я одна.

— Что ты такого хотела обсудить, чего не могла озвучить при Бекке? — Спросил Бернардо.

— Когда Питера ранили, один из наших телохранителей-веркрыс также был ранен. Циско серьезно пострадал — он скончался от ран, истекая кровью прямо на Питере.

— Хочешь сказать, что кровь веркрысы подействовала, как антидот?

— Да, скажи доктору, что когда на Питера напали, другое верживотное попыталось защитить его, но погибло, залив его своей кровью.

— Если врач спросит, откуда там взялось другое верживотное, что мне ответить?

— Преподнеси все так, чтобы Циско выглядел невинным свидетелем произошедшего. Или просто не отвечай. Или пусть Эдуард за тебя ответит. В конце концов, он там был.

— Как и Отто. — Заметил Бернардо.

— Я в курсе. Кстати, Отто Джеффрис получил приглашение на свадьбу с личной запиской от Донны.

— Чего? — Я была рада слышать, как он опешил. — Что было в записке?

— Что-то вроде пожелания скорейшего примирения между Тедом и Отто. Чтобы они проработали свои разногласия и помирились на свадьбе.

— Да ладно. — Выдохнул Бернардо.

— Ага, она так и сделала. Разве это не в ее стиле?

— Да, пожалуй.

— Но если бы Тед рассказал ей правду — что он боится Отто, и считает его опасным, этого бы не случилось. Ложь кусает нас за задницу.

— Донна не смогла удержать в тайне ваш псевдороман с Тедом. Ты серьезно думаешь, что она сдержала бы секрет такого масштаба?

— Нет. — Сказала я, потирая глаза, как будто чертовски устала. Я не должна чувствовать себя усталой, я же на отдыхе.

— Я расскажу Теду с Донной, что Отто сейчас в отеле. Удостоверюсь, что Тед понимает, что ему не надо бросать все и бежать спасать твою задницу, но если я расскажу ему о записке Донны, это спровоцирует конфликт.

— Делай то, что считаешь нужным.

— Я знаю, что он любит ее, и дети у нее потрясающие, но…

— Ага, я тоже не понимаю.

— Впрочем, я в принципе не планирую жениться и осесть, так что кто я такой, чтобы судить?

— А я планирую вступить в брак с большим количеством людей, чем допускает закон, так что придержу свое мнение при себе.

— Тед мне это представил несколько иначе.

— В смысле? — Спросила я.

— Сказал, что Донна тебе не нравится.

— Я никогда этого не говорила.

— Но это так. — Заметил Бернардо.

— А тебе она нравится? — Поинтересовалась я.

Он немного помолчал.

— Не особо, но Эдуард действительно любит ее. Прям очень сильно, по-настоящему.

— Большую часть времени она делает его счастливым. — Сказала я.

— У меня ни с кем ничего подобного не было. — Заметил Бернардо.

— Мне жаль.

— Эй, я не ищу мисс Правильно. Я всегда был из тех, кто ищет мисс Правильно-Прямо-Сейчас.

Это заставило меня рассмеяться.

— Я заметила это еще у бассейна.

— Я вижу доктора… пойду расскажу ему про твоего друга-веркрысу.

— Увидимся в больнице. — Сказала я.

— Ага. — Ответил он, и я услышала, как он что-то говорит врачу, прежде чем связь прервалась.

Я убрала телефон в задний карман, выпрямила спину, расправила плечи и вышла наружу — к Олафу и Бекке. Открыв дверь, я услышала, как моя названая племянница говорит:

— Я не знаю, встречается ли тетя Анита с дядей Бернардо. Никто из них не моногамен, так что это возможно.

Олаф посмотрел на меня, и в этих черных, глубоко посаженных глазах стояла ярость. Так много ярости, что она расплескалась по коридору, как порыв ветра, ошпаривающего равнины ада. Блядь. Мне следовало понять, что с таким уровнем контроля, обретенным в столь короткие сроки, он будет чертовски сильным сукиным сыном. Как будто он не был достаточно опасен до того, как превратился в верльва. Мне явно не нужна сцена ревности между ним и Бернардо.

— Я не встречаюсь с Бернардо. Врач задал несколько вопросов про раны Питера, которые он получил, когда они с Отто помогали нам в Сент-Луисе. — Я посмотрела на Олафа, стараясь взглядом дать ему понять, что я хочу, чтобы мы все оставались разумными, а не слетали с катушек.

С минуту он выглядел растерянным.

— Почему мне нельзя было слышать об этом? — Спросила Бекка. — Я видела шрамы. Питер из-за них носит футболки в бассейне.

Я вспомнила, что на нем была мокрая футболка, когда он тащил к нам Дикси, но об этом я не подумала. Потом придумаю, как покомфортить его на тему шрамов.

— Бернардо нужно задать пару вопросов тому, кто присутствовал во время нападения на Питера.

— Зачем? — Спросила она.

— Да, зачем? — Поинтересовался Олаф.

Я просто посмотрела на него и сказала:

— Потом.

Он покосился на Бекку, которая настороженно следила за мной.

— Хорошо, поговорим потом.

— Ага. — Сказала я с облегчением, потому что он не стал спорить.

— О многом. — Добавил он.

Кажется, рановато мне было чувствовать облегчение.

40

Камеры наблюдения присутствовали в лифте, но, как правило, отсутствовали на лестницах, так что мы остановились на первом варианте. Бекка держала мою левую руку в своей правой ладони, а правую руку Олафа — в левой. Она качала нашими руками взад-вперед. Я поняла, что что-то было под ее юбкой — что-то, что заставляло ее вздыматься со странным звуком, как если бы это был другой тип ткани, который шуршал, когда Бекка вертелась. Она все еще вела себя так же, как и в шесть лет. Внезапно она вернулась в режим маленькой девочки. Это успокаивало, но я знала, что так не будет длиться вечно. Бекка действительно была маленькой девочкой, но сквозь нее все ярче проглядывал подросток.

Я покосилась на Олафа. Его лицо было пустым. Он абсолютно не парился, что мы стоим тут с Беккой и держимся с ней за руки, пока она вертится между нами, но и счастливым его это тоже не делало. Я посмотрела через плечо, чтобы увидеть блестящие двери лифта, и поняла, что мое лицо было таким же. Думаю, пора прекратить кидаться в него камнями, если я не хочу, чтобы они полетели в мой собственный огород. Мы стоически ждали прибытия лифта, пока Бекка пританцовывала между нами.

Двери лифта распахнулись, внутри оказался Руфус. Его лицо было искажено гримасой ярости, но потом он вдруг улыбнулся. Он выглядел таким счастливым, когда увидел нас, что я почти поверила, будто ошиблась насчет предыдущего выражения его лица, но я знала, что это не так.

— Вот ты где, Джеффрис. Только сегодня говорил о том, что нам не хватает четвертого Всадника Апокалипсиса, и вот ты здесь. — Произнес Руфус, приглашая нас в лифт

Я прошла вперед, ведя за собой Бекку. Олаф на секунду замешкался, но, поскольку она все еще держала его за руку, он не мог войти в лифт, не отпустив ее.

— Разве ты не на этом этаже выходишь, Мартинез? — Поинтересовался Олаф.

— Вообще-то, я пришел проведать Аниту и Бекку. Марисоль гадает, что могло так задержать маленькую девочку, если ей нужно было просто переодеться в милое платье. — Сказал он, улыбаясь Бекке.

Она отпустила наши руки, грациозно подняла ладони над головой и сделала полный пируэт — да так, что ее юбка взметнулась вокруг нее, и я увидела проблеск хрустящего шифона под ней. Бекка вернулась в первую позицию, поставив ноги в этих белых сандалиях под тем самым углом, с которого начинается весь балет.

— Воистину, премилое платье. — Заметил Руфус, изучая девочку.

Она улыбнулась ему в ответ. Лифт начал издавать протестующие звуки. Руфусу пришлось держать кнопку, чтобы двери оставались открытыми, и механизм был недоволен. Я положила руку на плечо Бекке и шагнула вместе с ней в кабину лифта, встав рядом с Руфусом. У бассейна он казался мне выше. Теперь я не была рядом с ним такой коротышкой. Когда постоишь рядом с тем, кто ростом почти семь футов, все прочие кажутся тебе намного меньше.

Олаф проследовал за нами в лифт, и я внезапно словила приступ клаустрофобии, как будто для Олафа и Руфуса здесь было слишком мало места. Они оба были действительно крупными парнями. Но что-то в габаритах Руфуса было больше про ширину, нежели про высоту. Глядя на то, как эти двое стоят напротив меня, я вдруг поняла, что Руфус не сильно отличается от Олафа по ширине плеч. Он и правда был большим парнем. Внезапно я почувствовала, что Руфус немного придвинулся ко мне и Бекке. Это было мягкое движение, но мне и в голову не приходило, что он может подумать, будто я нуждаюсь в защите. Он же уверен, что Олаф был маршалом Отто Джеффрисом, хорошим парнем на стороне закона, так почему он вдруг так поступил?

Олаф это заметил, так что он посмотрел вниз, на Руфуса, тем самым вглядом, которым действительно высокие парни смотрят на других парней, чтобы подчеркнуть разницу в росте. Большинство женщин таких взглядов не замечают, но я слишком часто работала с мужчинами.

Руфус послал ему улыбку — ту самую улыбку хорошего парня, которую он обычно носил, но я увидела его движение рукой, и могла поклясться, что там, в кармане, скрывалась полицейская дубинка. Я знала, что у него точно есть что-то в кармане. Большинство полицейских никогда не ходят без оружия, но про Руфуса я бы так не сказала. Какого черта здесь происходит?

Олаф чуть нахмурился, поворачивая голову так, словно пытался получше рассмотреть Руфуса. Это не было агрессивным движением — скорее озадаченным. Олаф не знал, почему Руфус пришел искать нас вооруженным. Мне не нравится быть тем единственным человеком, который не врубается, какого дьявола здесь творится, и я знаю, что есть очень короткий список ситуаций, которые заставляют людей вести себя подобным образом, но ни одна из них не подходила под нынешнее положение вещей. Может, Руфус хотел защитить Бекку от дяди Отто? Что изменилось?

Мы с Олафом подумали об этом одновременно. Он улыбнулся, но это была улыбка превосходства, снисходительная улыбка.

— Не знал, что тебя так заботит моя ликантропия, Мартинез. Я был о тебе лучшего мнения.

— Не думаю, что дело в ней. — Сказала я. — Ни Мика, ни Натэниэл Руфуса не напрягают.

— Если маршальская служба считает, что все окей, Джеффрис, то я спокоен. Меня не парит, что ты провалил тест на ликантропию. Мне было жаль узнать о том, что ты подхватил эту штуку на работе.

Олаф нахмурился сильнее — казалось, он был в шаге от ярости. У нас с ним была общая проблема с гневом: это наша стандартная эмоция, если мы не работали над тем, чтобы преодолеть ее.

— Тогда что ты здесь делаешь?

— Я приехал на свадьбу. — Улыбнулся Руфус.

— Как и я.

— Вы злитесь друг на друга? — Спросила Бекка, и это означало, что она гораздо наблюдательнее, чем я была в ее возрасте.

Руфус хотел оглянуться, но остановил себя, удерживая внимание на другом парне. Даже если бы Олаф не был верльвом со сверхчеловеческими способностями, этот лифт был слишком маленьким для того, чтобы мы все повыхватывали дубинки с пистолетами или даже холодное оружие. То, чего большинство людей не понимает, так это как быстро безоружный человек может оказаться вплотную к тебе. В лифте не будет времени, чтобы выхватить оружие, и Руфус, конечно, мог быть опасным парнем и бывшим членом футбольной команды, но с Олафом ему не справиться, даже если бы тот был человеком. Ликантроп в лифте по определению будет в выигрыше, если только ты уже не нацелил на него пушку, чтобы пристрелить раньше, чем он начнет двигаться. Черт, да даже если это человек с хорошими рефлексами. Как только он окажется рядом, вам придется бороться за ствол. Ничего хорошего. Логически я понимала, что Олаф не захочет, чтобы камеры наблюдения поймали его за чем-то подобным, но сейчас мы все словили приступ клаустрофобии в этой маленькой и тесной кабине лифта.

— Нет, сладкая, мы не злимся. Правда, Джеффрис?

— Я не злюсь. — Сказал он осторожно. Я вдруг поняла, что это была его версия «пустого голоса», как у Эдуарда. Даже странно, что я знаю голос Олафа настолько хорошо.

Наконец, двери лифта открылись. Руфус нажал кнопку удержания дверей.

— Дамы вперед.

Я чуть подтолкнула Бекку. Она потянулась за моей рукой.

— Ты пойдешь со мной. — На ее лице было очень упрямое выражение, которое напомнило мне Питера. Я протянула ей свою левую руку и позволила вывести себя из кабины, но я не собиралась уходить без Руфуса и Олафа. Я не очень хорошо понимала, что здесь происходит, но я не позволю дверям закрыться прямо перед моим носом, пока эти двое там, внутри — хотя бы потому, что я не поняла, почему за нами пришел именно Руфус. Это было не в его стиле. По крайней мере, я его таким не видела.

Я остановилась в проеме, на всякий случай уперевшись в дверь ладонью.

— Все на выход. — С улыбкой сказала я.

Олаф вышел первым, за ним последовал Руфус, но ни один из них не выпускал из вида другого. Руфус первым стал вести себя подозрительно, но Олаф слишком хорошо знал, с чего начинаются драки, и не будем забывать про его параною. Я бы тоже напряглась.

Один из работников отеля вышел из-за стойки и попросил нас прекратить задерживать лифт. Руфус улыбнулся.

— Простите.

Мы четверо стояли маленькой группой. Бекка все еще держала меня за руку и переводила взгляд с одного мужчины на другого, пока постояльцы отеля проходили мимо нас. Рядом со стойкой стоял офицер в форме — он беседовал с менеджером. Не было никаких причин для паники, и все же Руфус был напряжен. Он мог стрелять улыбочками, но язык его тела выдавал, что этот большой парень готов к неприятностям.

Я почувствовала легкое дуновение энергии позади нас. Это заставило меня обернуться. Я все еще не выпускала руку Бекки, так что у меня была возможность глянуть назад, и в то же время не выпускать из вида Олафа.

Там был Никки — он шел к нам, не слишком торопясь, но двигался так, словно у него была для этого веская причина. Я вдруг почувствовала, как то, что сдавливало мне грудь, чуть отпустило. Со мной снова мое подкрепление, и как раз такое, которое может выстоять против Олафа. Руфус был копом, но он всего лишь человек.

Мне ужасно захотелось коснуться Никки, когда он приблизился и встал рядом, но я сдержалась, будто мы с ним оба были до хрена профессионалы.

— Отто. — Тихим и напряженным голосом произнес Никки.

— Никки. — Сказал Олаф.

Бекка придвинулась чуть ближе ко мне, как будто почувствовала напряжение.

— А где остальные? — Спросила она.

— Полиция все еще допрашивает их. — Ответил Никки.

— Почему тебя отпустили, а других — нет? — Спросил Олаф.

— Мердок был единственным, кто ни разу не встречался с пропавшей девушкой. — Ответил Руфус.

— Они планировали опустить Брэма, но он стал пререкаться. Говорил, что собирается ждать Мику.

— Он его телохранитель. — Заметила я.

— Споры с копами — далеко не самое полезное занятие. — Он посмотрел на улыбающегося Олафа.

— Никаких споров. — Сказала я.

— Я слышу Морган и Вайатта. Думаю, они скоро выйдут.

— Как ты можешь их слышать? — Спросил Руфус.

— Через стены. Они не такие толстые.

— Совсем забыл про твой сверхъестественный слух. — Сказал Руфус.

— Что с Микой и Натэниэлом?

— Натэниэла еще допрашивают, а Мика настоял, что останется с ним, пока разговор не кончится. Я все еще не могу понять, почему копы позволили остаться Мике, но не позволили Брэму.

— Почему они продолжают допрашивать Натэниэла о том, что произошло между Питером и Дикси?

Улыбка соскользнула с губ Никки. Что-то в его лице вдруг стало таким циничным, что я невольно схватила его за руку.

— Что не так, Никки?

— Они пробили всех по базе. Вскрылись его старые правонарушения.

Я нахмурилась.

— Какое это имеет отношение к тому, что произошло сегодня? Он же ничего не сделал, только оказал первую помощь.

Никки посмотрел на меня так, будто я была сама наивность.

— Что я упускаю, Никки? Скажи мне.

Руфус прокашлялся с таким звуком, который никто не издает, когда пытается прокашляться, но ему удалось привлечь наше внимание.

— Ты что-нибудь знаешь об этом, Руфус?

Он выглядел смущенным, что было в новинку. Это заставило меня нервничать еще больше.

— Давайте найдем мою жену. Тед попросил ее прийти, когда Питера увезли. Специально для тебя, кнопочка. — Сказал он, улыбаясь Бекке.

— Тед тебе звонил? — Спросила я.

Руфус кивнул.

— Я не ребенок, мистер Мартинез. Что-то не так с дядей Натэниэлом?

— Нет, кнопочка.

— Хватит называть меня так. Я не фурнитура для одежды, я — человек. Я просто маленькая, но я человек.

Мне пришлось отвернуться, чтобы проглотить смех и удержаться от того, чтобы не влепить ей пятюню. Оба варианта казались мне отличными.

— Сколько времени ты уже провела вот с этой большой кнопкой? — Спросил Руфус.

Бекка уставилась на него. Я изо всех сил сдерживала смех — во-первых, потому что она была права, а во-вторых, потому что речь шла о ее достоинстве. Взрослые ведут себя с детьми так, будто у них его нет, но это неправда.

— С чего ты взял, что это мое влияние? — Поинтересовалась я.

— Ну, это определенно не влияние ее матери. — Сказал он, и его голос был не слишком веселым.

— Мама не разрешает кому-либо использовать прозвища вроде «сладкая», «дорогуша» или «кнопочка». — Сказала Бекка, скрестив руки на груди. Этот упрямый взгляд чертовски напоминал мне Питера, когда он был моложе.

— Она позволяет Теду называть себя букетиком. — Заметила я.

Бекка закатила глаза — так, словно я была очень глупой.

— Это папа. Конечно, он может называть ее так. Его она зовет медвежонком.

Никки с Олафом обратили внимание на кого-то, кто двигался в нашем направлении. Мне пришлось чуть сдвинуться, чтобы выглянуть из-за Никки. Родина и Ру направлялись к нам.

— Медвежонок, значит? — Сказала Родина.

— Нет, Морган. Даже думать об этом не смей. — Вмешалась я.

— Я не поощряю. — Заметил Никки. — Но если ты собираешься назвать Теда медвежонком, я хочу на это посмотреть.

— И я. — Сказал Олаф.

— Я тоже. — Добавил Руфус.

— Если я это сделаю, то позабочусь о том, чтобы у меня была публика. — Заметила Родина.

— Если им так хотелось задержать Натэниэла, почему тебя освободили так быстро, Вайатт? Ты флиртовал не меньше него.

— Я не уверен. — Сказал он, и выглядел при этом смущенным.

— Вижу маленькую женщину. — Сказал Руфус, поднимая руку, чтобы привлечь внимание женщины, которая была почти с него ростом. Ее волосы были как перец с солью, а беспокойные локоны чуть-чуть не доставали до плеч. Во взгляде Руфуса был жар и счастье, когда он смотрел на нее, пока она шла к нам, и это было приятное зрелище. Чем ближе я к своей собственной свадьбе, тем приятнее мне смотреть те на пары, которые уже много лет счастливы вместе. На лице женщины вспыхнула улыбка, которая добавила таких ярких искр ее глазам, что я даже не могла разобрать, какого они цвета. Это все было для Руфуса.

— Я считала, что ребята, которые в колледже играли в футбол, остаются с коротышками-чирлидершами. — Сказала я.

— Нет, мне нравятся высокие, а чирлидерш можешь оставить себе. Марисоль была звездой среди бегуний. Она едва не попала на Олимпийские игры. — Произнес Руфус, ухмыляясь и двигаясь навстречу жене, чтобы они могли, наконец, поцеловать друг друга как следует и обменяться парой фраз. Может, он просто не хотел, чтобы мы их слышали.

Я едва сдержалась, чтобы вновь не спросить про Натэниэла, потому что нам надо было отвлечь Бекку. Я могла открыть нашу связь с Натэниэлом, чтобы увидеть, или хотя бы почувствовать то, что с ним происходит, но это привлекло бы внимание всех, у кого есть хоть какие-то сверхъестественные способности. Некоторые полицейские департаменты стали привлекать практиков и ведьм для отслеживания подобных штук. Я не хотела, чтобы Натэниэл влип еще сильнее, или был вынужден объяснять, что это между нами за связь такая. К тому же, если я заткнусь и буду терпелива, жена Руфуса, Марисоль, заберет куда-нибудь Бекку. Я едва не начала считать про себя, чтобы сдержаться и не спросить то, что хотела узнать. К счастью, они не заставили нас долго ждать.

Они подошли к нам, держась за руки и ухмыляясь, как парочка школьников. Было приятно видеть, как они сияют после десятилетий брака. Думаю, они отметили двадцатипятилетие своего союза, или это были Фрэнки и Кэрол? Эдуард с Донной обзавелись кучей друзей, которые были вместе больше двадцати лет, и я перезнакомилась с большинством из них в последние сорок восемь часов, так что в голове у меня уже все смешалось.

Я хотела узнать про Натэниэла, но не была уверена, что хочу отпускать Бекку, пока Эдуард не скажет, что я могу это сделать. Он будто почувствовал, и на мой телефон пришло сообщение, в котором он написал, что попросил Марисоль заняться Беккой. Сосредоточимся на Отто.

Бекка не хотела идти с Марисоль. Ей хотелось остаться и узнать, что происходит с Натэниэлом. Меня это все уже достало.

— Бекка, это не обсуждается. Ты идешь с Марисоль. Нам нужно кое-что обсудить, и я не уверена, что тебе стоит это слышать. А раз я не уверена, то тебе придется побыть где-нибудь в другом месте.

— А если я не хочу? — Спросила она, скрестив руки на груди и упрямясь.

— Ты правда хочешь помочь Натэниэлу? — Вмешался Никки.

Она посмотрела на него с подозрением, но сказала:

— Да.

— Тогда делай то, что говорит Анита, потому что чем раньше мы сможем поговорить с ней про Натэниэла, тем быстрее мы ему поможем.

Она раскрыла рот, чтобы поспорить. Мой живот скрутило в узел. Натэниэлу нужна была помощь, черт побери.

— Бекка, он один из моих возлюбленных, а ты ведешь себя, как избалованный ребенок, и мешаешь мне его спасать.

Было ли это грубо? Я не знаю, но мы и так потратили кучу времени на вежливость.

— Прости. — Сказала она, но ее голос все еще звучал рассерженно.

— Не извиняйся, просто не делай так больше. А теперь иди, чтобы я могла разобраться в том, что здесь происходит.

Марисоль взяла ее за руку.

— Здесь неподалеку продают отличные капкейки.

— Я не хочу капкейк. — Сказала Бекка, когда они вместе пошли по коридору. Что это за одиннадцатилетка такая, которой не нравятся капкейки?

Я повернулась к Никки и Руфусу.

— Кто-нибудь, говорите уже.

Ру выглядел так, словно ему казалось, что он в полной заднице, а Родина, напротив, была веселой, как будто чужие проблемы ее забавляли.

— Тебе известно, что когда-то Натэниэл попался на вымогательстве и паре других вещей. Ему удалось избежать тюрьмы, но записи никуда не делись. — Сказал Никки.

Я кивнула.

— Я в курсе. Какое это имеет отношение к делу?

— Ты знала? — Спросил Руфус.

— Когда я впервые увидела Натэниэла, он был в больничной койке. Восстанавливался после нападения одного из своих клиентов.

— И ты встречалась с ним, зная, что он — шлюха? — Спросил Олаф.

Я повернулась и выдала ему взгляд, которого он заслуживал.

— Во-первых, никогда больше не используй это слово в отношении Натэниэла. А во-вторых — да, я знала, что он работал в дорогущем и крайне узко специализированном эскорте, когда встретила его.

— Это далеко не все, Блейк. — Сказал Руфус.

Я посмотрела на него.

— Ты пробил его по базе, да?

— Когда он прибыл в Нью-Мексико, чтобы помочь со свадьбой, то очень много времени проводил с Питером и Беккой, и ей он очень понравился. Она звала его дядей, так что, да — я пробил его. Может, когда ты его встретила, он и работал в престижном эскорте, но его запись была об уличной проституции и наркотиках. Он должен был пройти реабилитацию.

— Он ее прошел. — Сказала я. — С тех пор он чист.

— У него все еще крайне сомнительное прошлое, Блейк. Я рассказал Теду о том, что узнал, и он меня заверил, что был в курсе всего этого. Что Грейсон — один из немногих, кому действительно удалось в корне поменять свою жизнь. И я был рад услышать это.

— Я все еще не понимаю, какое отношение прошлое Натэниэла имеет к… стычке между Питером и Дикси.

— Его не об этом допрашивают. — Сказал Руфус.

— Тогда о чем его допрашивают?

— О пропавшей девушке, Беттине Гонзалес.

— Чего? — Спросила я так громко, что несколько людей в коридоре обернулись в нашу сторону. Я понизила голос. — Что ты несешь, Руфус?

— У тебя есть жетон, но ты никогда не была настоящим копом. Ты не понимаешь, как для нас выглядят некоторые вещи.

— Так просвети меня. — Сказала я и шагнула ближе в нему. Мои руки уже сжимались в кулаки.

Он не просил меня успокоиться. Он просто сделал то, что я сказала.

— Молодая женщина флиртует с несколькими молодыми людьми. Далее она пропадает после секса с одним из них. Есть свидетельские показания. Но у одного из этих мужчин есть запись о проституции и наркотиках. К тому же, Грейсон впервые попался полиции, когда ему было всего десять, так что это уже детская проституция.

— Он был жертвой. — Заметила я.

— Да, но он также делал кучу всего помимо этого. Ты же знаешь, абьюзеры часто бывают жертвами в прошлом, Блейк.

— В большинстве случаев.

— Я видел, как это происходит. И если Ранкин дослужился до детектива, то он и сам сталкивался с подобным.

— Значит, из-за того, что Натэниэл был жертвой, полиция собирается повесить на него ярлык преступника?

— Пропавшая девушка крутилась возле него и Эрвина. — Он указал на Ру. — После этого она переспала с кем-то другим. Копам стало интересно, вдруг Грейсон из ревнивых.

Я рассмеялась. Ничего не могла с этим поделать.

— Он один из самых неревнивых людей, которых я когда-либо встречала.

— Натэниэл любит делиться. — Добавил Никки.

— Но здешние полисмены не знают Натэниэла так, как знаете его вы двое. Для них он просто парень, который флиртовал с пропавшей девушкой, после чего она ушла с другим, а записи в базе уже говорят о нем не лучшим образом. Копы хорошенько к нему присмотрятся. И прочешут всех, кто хоть как-то связан с девчонкой. Особенно тех, чье имя всплывало в базе.

Это было нечестно. Мне пришлось медленно сосчитать до десяти, чтобы заставить себя разжать кулаки — по одному пальцу за раз.

— Ладно, хорошо. Но у них нет оснований для задержания.

— Блейк, он оборотень.

— Какое отношение это имеет к делу?

— Откуда они узнали, кто он? — Спросил Олаф.

— Достаточно загуглить его имя, чтобы оно высветилось под его сценическим псевдонимом для «Запретного Плода». Там есть его фотографии в форме верлеопарда. — Ответил Руфус.

— Повторюсь: какое отношение это имеет к делу?

— Хватит тебе, Блейк. Оборотни могут иметь легальные права, и Флорида — довольно продвинутый в этом плане штат по сравнению с западными, но людям все равно страшно.

— Это синдром большого плохого волка. — Заметила Родина. — Ну, или, в его случае — большого плохого леопарда.

— Ну же, Блейк. Ты ведь ловишь преступников-ликантропов. Тебе известно, на что они способны. — Сказал Руфус.

Я попыталась рассуждать здраво. Я попыталась рассуждать, как коп, а не как невеста Натэниэла, но это давалось мне с трудом.

— Я знаю, что ты прав, Руфус. И я знаю, что веду себя, как типичная подружка, которая говорит: «Мой парень никогда бы такого не сделал!».

— Я уже слышал это как от женщин, так и от мужчин, глядя в их лица, покрытые синяками и ушибами, нанесенными парнем, который «никогда бы такого не сделал». — Заметил Руфус.

— Я понимаю. Я правда понимаю, но это неважно, потому что речь идет о Натэниэле.

— А он — твоя детка.

Я улыбнулась.

— Да, он — моя детка.

— Один из. — Вмешался Олаф.

Я посмотрела на него, стараясь не хмуриться.

— Да, он — один из моих деток.

— У тебя и правда больше реальных бойфрендов, чем у кого-либо, кого я встречал. — Заметил Руфус.

— Я полиаморна. Это следствие сексуальной ориентации.

— Я был уверен, что полиамория — это просто стиль жизни. — Произнес Руфус.

Я покачала головой.

— Не для меня.

Руфус тоже покачал головой.

— Мне достаточно Марисоль. В обычной ситуации я бы сказал, что тебе просто нужно найти правильного человека, и тогда все остальные перестанут иметь значение, но я видел тебя с твоими парнями, Блейк. Оно у вас настоящее.

— Спасибо, Руфус. Мне приятно это слышать.

— А теперь иди выручать свою детку.

Олаф порывался пойти с нами, но я даже не успела вмешаться, потому что Руфус сделал это за меня:

— Мне нужно поговорить с Джеффрисом. А вы идите.

Мне очень хотелось пойти к Натэниэлу, мне нужно было это сделать, но я не хотела оставлять Руфуса наедине с Олафом, пока не пойму, почему он защищает меня.

— Руфус, мы можем поговорить?

— У нас с Джеффрисом не будет проблем.

— Я не сомневаюсь в том, что Отто будет вести себя корректно, но мне нужно спросить у тебя кое-что прежде, чем мы разбежимся.

Ему это не понравилось, но он отошел в сторону вместе со мной и Никки. Родина и Ру остались с Олафом.

— Значит, ты — Чума (один из Всадников Апокалипсиса — прим. переводчика)? — Услышала я голос Родины.

— Да. — Сказал Олаф, а дальше они уже были вне зоны моей слышимости.

— С чего вдруг тебе понадобилось вести себя со мной как с девчонкой, а, Руфус?

— Ты и есть девчонка, Блейк. — Ответил он с улыбкой.

— Но ты всегда относился ко мне, как к одной из парней. До этого момента. Почему вдруг решил защищать меня?

— Да я бы и парня стал защищать, если бы ему пришлось противостоять Джеффрису.

— Как ты вообще узнал, что он здесь? — Спросила я, и вдруг поняла. — Тед рассказал тебе.

— Он не мог сам уехать из больницы, но рассказал мне, что Джеффрис тебя выследил, как сталкер, и что тебя нельзя оставлять с ним одну. Не волнуйся, я обещаю, что сохраню это в тайне. Я знаю, что ты не хочешь, чтобы другие маршалы воспринимали тебя как того, кого надо спасать, но, черт возьми, Блейк, большинство мужчин нуждались бы в спасении от Джеффриса, если бы он заинтересовался кем-то из них. Нет ничего постыдного в том, чтобы признать, что ты не справишься с кем-то вроде него. Он же чертов верзила.

Как и всякая большая ложь, это была практически правда. Я кивнула.

— Я слишком долго работала над тем, чтобы заслужить право быть одной из парней, чтобы меня вот так запросто смели обратно в коробку для девчонок, Руфус.

— Я это понимаю.

— О чем ты хотел поговорить с Отто?

— Просто скажу ему, чтобы он отвалил.

— Это не входит в твои обязанности. — Заметил Никки.

— Тед рассказал мне, что ему приходилось заставлять окружающих думать, будто бы у него с Анитой любовные отношения, лишь бы только Джеффрис не мешал ей работать.

— Я — ее телохранитель. Я поговорю с Отто. — Сказал Никки.

— Никки… — Начала я.

— Нет, Анита. Лучше это буду я, чем Руфус.

Трудно было с этим спорить, но я правда не хотела, чтобы кто-то из них оставался наедине с Олафом. Он пугал меня так, как это удавалось очень немногим.

— Я справлюсь. А ты иди спасать Натэниэла. — Никки улыбнулся, позволив соскользнуть своей маске телохранителя.

— Тебе не напугать Отто. — Сказала я. — Это бесполезно.

— Я ему напомню, как получил место в рядах твоих телохранителей. — Ответил Никки.

Он имел ввиду, что будет угрожать Олафу — скажет, что мы сделаем из него Невесту, а это автоматически лишит его воли и позволит мне иметь над ним контроль, как это получилось с Никки. Именно тот факт, что Никки был моей львиной Невестой, держал Олафа на почтительном расстоянии, о чем он и написал мне в своем письме, сказав, что не желает уподобляться Никки.

Я посмотрела в сторону Родины, которая почему-то вторгалась в личное пространство Олафа, но язык ее тела не был угрожающим — он был соблазняющим. Она находила его привлекательным или просто бросалась на амбразуру? Надеюсь, что нет. Пусть она мне не нравится, но она не заслуживает того, чтобы ее подали на блюдечке Олафу.

— Я за ним присмотрю, Блейк. Джеффрис не посмеет выступить против нас двоих. К тому же, у меня есть жетон.

Я не стала спорить, хотя прекрасно понимала, что если Олаф решит их убрать, он это сделает, либо умрет, пытаясь. У Никки были шансы убить его, но Руфус просто погибнет. Я не хотела, чтобы Марисоль осталась вдовой.

— Сделаем это, Мердок. — Сказал Руфус. Он звучал немного возбужденно — так, словно надеялся на драку, или хотя бы на какую-то заварушку. Он хотел испытать удачу с Олафом или просто был типичным копом с их бесконечной тягой к экшену?

— Я не давала согласия на то, что вы двое собрались тут для меня сделать. — Сказала я. Никки нахмурился, и это заставило меня посмотреть в ту же сторону, куда смотрел он. Ру направлялся к нам, улыбаясь, словно ему было на все наплевать. Он выглядел худым и даже хрупким по сравению с Руфусом, Никки и Олафом, и пользовался этим, распыляя вокруг себя ауру беззащитности и того, что, как я поняла, было его версией сексуальности. Что за херня?

Я посмотрела на Олафа, который наблюдал за нами так, будто собирался запомнить каждую деталь, вплоть до пуговиц на штанах. Может, сталкерство просто было для него чем-то естественным. Ру обнял меня за плечи в чересчур фамильярной манере. Я напряглась, так что он приник ко мне и прошептал:

— Ты флиртовала со мной при свидетелях у бассейна. Хочешь объяснять копам, почему ты не делаешь этого сейчас?

Вот в этом-то и была проблема с ложью и притворством. Стоит только начать, и остановиться уже практически невозможно. Я натянула улыбку и обхватила его за талию левой рукой, стараясь не задеть висящего на ней пистолета. Тискаться с оружием всегда сложнее, но когда дело касается Олафа и полиции, которая выискивает тех, кого можно привязать к исчезновению девушки, мы как-нибудь потерпим эти неудобства.

Олаф направился к нам с Родиной на хвосте. Она улыбалась и выглядела черовски довольной собой.

— О чем вы двое болтали с Отто?

Ру чмокнул меня в щеку и прижался своей щекой к моему лицу

— Это твои отметины зубов у него на шее? — Спросил Олаф.

Я опешила, потому что из всех вопросов, которые он бы мог задать, этот был самым неожиданным. Если бы Руфуса здесь не было, я бы солгала — просто потому, что мне не нравилось, когда Олаф слетает с катушек, но Руфус видел, как я это делаю.

— Ага.

— Ты укусила его в порыве страсти?

— Да.

Жар накатил на него. Его зверь рвался в нашу сторону.

— Ты взяла себе еще одного любовника?

— Это не твое дело, Джеффрис. — Вмешался Руфус.

Олаф повернулся к нему, но Никки выступил вперед и сказал:

— Разве девчонка не пыталась только что соблазнить тебя?

Это отвлекло Олафа, заставило его повернуться к Никки.

— Да. Она и с тобой пыталась это проделать?

— Нет, но она пыталась сделать это с тобой, потому что была уверена, что это порадует Аниту.

— Я не понимаю. — Сказал Олаф.

— Когда ты ее отшил, Вайатт показал тебе свою шею, так?

— Да.

— Руфус старается защитить Аниту, потому что у него просто такой характер. Но меня ты знал до того, как я ее встретил. Я не был из тех, кто жертвует собой ради другого. То же самое касается Морган и Вайатта.

Олаф посмотрел на Никки, потом на Ру и на Родину, когда она встала рядом с нами.

— Вы пытаетесь отвлечь меня от Аниты любой ценой.

— Вот почему нам всем надо немного поболтать без маршала Блейк. — Сказал Руфус.

Олаф не стал возражать. Он понял посыл Никки, что Ру и Родина были моими Невестами. Может, это заставит его передумать и расхотеть играть со мной в Шерлока и Ирэн Адлер. Я отправила с ними Родину — просто на всякий случай. Ру остался со мной и перешел в разряд телохранителей. Его это устраиваило. Он был моей Невестой — ему приходилось соглашаться со мной буквально во всем.

Мне надо поскорее увидеть Мику с Натэниэлом и понять, как я могу убедить детектива Ранкина в том, что моя детка — вовсе не тот, кого он ищет.

41

Мой жетон производил впечатление на сотрудников отеля, но с полицией такой трюк не прокатил.

— Вы — не участник расследования, маршал. — Офицер в форме стоял в коридоре, преграждая мне путь. Дальше по коридору располагались номера, в которых допрашивали подозреваемых.

— Я просто хочу поговорить со своими ребятами.

— Если вы не участвуете в расследовании, то вам туда нельзя. Таков приказ. — Он был непреклонен, так что мне, скорее всего, не удастся спровоцировать его, чтобы пройти. Он выглядел достаточно молодо, словно работал здесь недавно, но что-то в том, как он себя держал, и в этой короткой стрижке было от армии, где он, вероятно, служил раньше. Те отряды военных, которые присоединяются к полиции, обычно ветераны. Их не задеть подколками, и уж точно не запугать. Он стоял там, расслабленный, но внимательный — готовый продолжать в том же духе еще не один час. Никто в него не стрелял — это был хороший день. День, когда никто не пытается тебя убить — это определенно хороший день, который мало чем способен тебя удивить.

Я все еще стояла напротив офицера, чье имя, согласно бирке, читалось как Эванс. Я вытащила телефон и набрала сообщение Мике: «Я снаружи. Коп не пускает меня внутрь. Вы с Натэниэлом официально задержаны?».

— «Я — нет» — Написал Мика.

Мой желудок стянуло в тугой узел.

— «А Натэниэл?»

— «Он пытался встать и уйти, но Ранкин настаивает на том, что есть свидетель»

— «У него нет оснований» — Ответила я.

— «Он местный, а мы — нет. Он может достать ордер?» — Написал Мика.

Я уставилась на экран смартфона и задумалась. Мог ли Ранкин добыть ордер на Натэниэла, если бы ему попался нужный судья? Вероятно. Мы бы вытащили Натэниэла быстрее, чем вы успеете сказать «судебный процесс», но с нужным судьей и достаточным количеством людей, настроеных против Натэниэла и его прошлого, а также того факта, что он верлеопард, это было вполне возможно. Одно я знала наверняка — чем дольше будет идти допрос, тем больше информации они получат против него. Черт, да если бы вас на обычном интервью опрашивали несколько часов, вы бы начали говорить то, чего совсем не имеете ввиду, или то, о чем пожалеете после. Часы допроса направлены на то, чтобы выбить из колеи, вымотать, заставить говорить вещи, которые выставят вас в невыгодном свете. Люди сознаются в том, чего не совершали, если их достаточно долго допрашивать.

— «Не факт, но лучше помалкивайте и просите адвоката, а еще лучше — выходите оттуда»

— «Вряд ли Ранкин позволит нам уйти»

— «Если у него нет ордера, то он просто кусок дерьма»

— «Окей» — Вот и весь ответ. Я убрала телефон.

— Что происходит? — Спросил Ру.

— Они выходят. — Сказала я. По крайней мере, я на это надеялась. Тугой узел в моем животе был не слишком в этом уверен.

Я услышала звук нового сообщения. Проверив, я увидела текст от Мики: «Пытаемся уйти, но пока безрезультатно».

— «Почему?»

— «Я не уверен»

Что-то было не так. Мика работал с полицией для Коалиции, а Натэниэл имел достаточно опыта общения с копами. В конце концов, он знал, что не стоит говорить с ними без адвоката, ну, или он должен был это знать. Какого черта они все еще там? Я так увлеклась своим волнением за Натэниэла, что перестала мыслить логически, а логика мне подсказывала, что они должны были свалить оттуда давным-давно. Никакой блеф не заставит Мику там оставаться, а он бы точно забрал с собой Натэниэла. И это действительно блеф, потому что у Ранкина еще не могло быть ордера.

Офицер Эванс мог не дать мне пройти в номер, но у меня были другие варианты, и я собиралась ими воспользоваться. Я опустила щиты и потянулась к моим ребятам, но забыла, что уже находилась рядом с тем, кто метафизически ко мне привязан. Мое тело покрылось мурашками с той стороны, где стоял Ру. Я повернулась к нему и обнаружила, что он протянул руку в мою сторону, как будто не только я почувствовала это. Его глаза были раскрыты чуть шире обычного, а дыхание участилось.

— Что это? — Спросил Ру.

Я уставилась на него и, прямо как тогда, у бассейна, вдруг ощутила, что должна коснуться его. Я оборвала нить и поставила щиты на место, так что теперь мы просто стояли и пялились друг на друга.

Я отступила в сторону от офицера, и Вайатт последовал за мной, как хороший партнер по танцам. Мы нашли тихое местечко в коридоре и прислонились к стене, когда я озвучила свои мысли:

— Я не знаю, что не так с нашей связью, но у меня ощущение, что с Никки и с Род… с Морган все иначе.

— С Никки у вас очень прочная связь. Вы знаете, кто вы друг для друга. Морган тебя ненавидит — это помогает ей не пускать тебя к себе в голову.

— А мы с тобой? — Спросила я.

— Я зеркалю энергию вокруг себя, как и поведение окружающих. Я идеален для работы под прикрытием, но это также значит, что я могу потеряться в своем прикрытии.

— В смысле, ты начинаешь верить в историю своего прикрытия, как если бы она была реальной?

Он кивнул.

— Но почему это так влияет на мою энергию, когда ты рядом?

— Прошлой ночью Никки сказал: «Невесты — это либо еда, либо пушечное мясо». Нас никто не держит при себе так долго, Анита. Я пытаюсь быть тем, кем ты хочешь меня видеть. Едой — либо через кровь и плоть, либо через секс.

— То есть тебе все равно, что я выберу?

— Я бы предпочел выжить, так что я не хочу, чтобы ты выбрала мясо. — Он приблизил ко мне свое лицо, и его рука обвила мою талию, автоматически поднимаясь достаточно высоко, чтобы не потревожить мой пистолет — совсем как я делала недавно. — Будь ты настоящим вампиром, я бы с радостью дал тебе своей крови.

Я ответила, почти касаясь губами его щеки.

— Я не такого рода вампир.

— Нет, но благодаря силе Жан-Клода ты — суккуб, как и Белль Морт. — Он потерся об меня лицом, как кошка, которая оставляет метку на избранном человеке.

— У меня и так достаточно любовников. Ничего личного.

— Я не прошу тебя позволить мне присоединиться к твоей полигруппе, моя королева. Я просто хочу напитать тебя.

Я отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Ты ведь знаешь, что я могу питаться энергией и без секса.

— Да, но из всех доступных тебе способов секс — самый приятный. Я бы предпочел приятный вариант, если ты позволишь.

Я почувствовала, как моя энергия поднялась, будто кто-то плеснул горячей воды в холодную ванну. Ру вздрогнул, как если бы энергия от меня перескочила в него. Было такое чувство, словно кусок моей энергии отрезали, или она ослабла, но потом вдруг полегчало. Я знала, кто это был, еще до того, как увидела. Мика вышел в коридор позади нас, держа за руку Натэниэла — так, будто он вел его за собой. Офицер Эванс глядел им вслед, словно ожидая приказа: остановить их или дать им уйти?

За ними показался детектив Ранкин. Эванс спросил его о чем-то, Ранкин покачал головой. Мы с Вайаттом направились к Мике и Натэниэлу. Они нас заметили и двинулись навстречу. Натэниэл медленно моргнул, после чего перехватил ладонь Мики, как если бы они просто держались за руки все это время. Я уже протянула руки им навстречу, будто это могло помочь нам поскорее сократить дистанцию. Мика взял меня за руку — это помогло, но этого было мало. Я сжала его ладонь, а другой рукой обняла за шею Натэниэла. Он обнял меня за талию в ответ, и мы немного постояли в объятиях друг друга. Я зарылась лицом ему в шею, в этот теплый, ванильный запах его кожи. Мика обнял нас обоих, поэтому я развернулась, чтобы уткнуться в моих мальчиков. Запах Мики был острее, чем у Натэниэла. Это напоминало корицу и ваниль — они обе сладкие, но по-своему.

Натэниэл протянул руку в сторону Ру и привлек его к нам, за мою спину. Это было неожиданно, потому что Ру не был частью нашей полисемьи. Сила затрепетала на моей коже, и комфорт, который принесли двое моих ребят, превратился во что-то более резкое: меньше романтики, больше желания. Это был словно тот самый недостающий ингридиент. Нам нужно было завершить эту картину — в этом было наше наследие, проходившее через линию крови Жан-Клода. Здесь было место поддразниванию, но только в качестве прелюдии. Мы получили то, чего хотели. Наша четверка синхронно подняла головы и посмотрела в ту сторону коридора, где стоял Ранкин.

Он выглядел привлекательнее, чем я его запомнила, но я знала, что ничего не изменилось. Ладно, одно изменилось: он использовал магию для удержания Мики и Натэниэла в той комнате. Это было либо заклинание, либо врожденная способность, либо что-то такое, что заставило их хотеть оставаться с ним там и отвечать на его вопросы. Частицы этой силы все еще витали вокруг него, и я заметила сухощавые мускулы под его одеждой, а также темную глубину его глаз, блеснувшую на секунду. Не уверена, насколько реальным было последнее, потому что он был тем, кем был — не таким, как мы все и Жан-Клод. Он дразнил, манил, обещал, но в нем не было реального позыва к действиям. Он мог заставить тебя говорить с ним, хотеть быть с ним, оставаться рядом с ним, хотя логика утверждала тебе обратное. Ранкин нашел способ направить силу, которая годилась только для того, чтобы цеплять незнакомцев в баре, на нечто более интересное — он заставлял подозреваемых продолжать беседу. Это впечатляло, и с точки зрения закона не докопаешься.

Он уставился на нас, мы уставились в ответ. Он знал, что мы знаем. Он также знал, что мы ничего не докажем. Я не могу пойти к его начальству и заявить, что он прочел заклинание, потому что он этого не делал. Я была практически уверена в этом. Была ли это магия? Парапсихическая способность? И то, и другое? Понятия не имею, а значит, и объяснить не смогу — по крайней мере так, чтобы навлечь неприятности на его задницу, которых он явно заслуживал. Мы все стояли и пялились друг на друга, пока офицер Эванс не спросил Ранкина, не случилось ли чего. Ранкин покачал головой.

«Что же ты такое?» — подумала я, словно надеялась, что он мне ответит. Он вновь покачал головой и прошел обратно по коридору вместе с Эвансом. Я не знала, кем был Ранкин, но точно знала, кем он не был — человеком.

42

Мы решили вернуться в номер и перегруппироваться. Ру остался с нами, к нам также присоединился Брэм. Он рассказал, что пытался добиться встречи с Микой, но в ответ слышал только: «Твой босс может идти, но его жениха еще допрашивают». Мы прошли уже половину коридора, как вдруг зазвонил мой телефон. Мелодия была та, что установлена на номер Эдуарда.

— Почему нас все время кто-то дергает в этом коридоре? — Вздохнул Натэниэл, когда я ответила на звонок.

Я только открыла рот, чтобы рассказать Эдуарду про Ранкина, но он меня опередил:

— Врач не может сказать про Питера ничего конкретного, кроме того, что он восстанавливается быстрее, чем должен.

— Мы можем с ним увидеться? Или он должен отдыхать?

Эдуард был весь на нервах, а его голос звучал неуверенно. Это было на него не похоже, но речь шла не о работе — речь шла о его ребенке. Так что я решила сосредоточиться на теме детей.

— Бекка сейчас с женой Руфуса. Если хочешь, мы возьмем ее с собой.

— Если честно, я бы не хотел, чтобы она была здесь. Если Дикси проговорится, тогда Питер пострадал напрасно. — Он, кажется, немного злился. Я не могла его винить.

Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Этого было достаточно, чтобы он тут же среагировал:

— Что случилось? Ты позволила этой стерве добраться до нашей дочери?

Он определенно был зол и искал, куда бы это выплеснуть.

— Нет. Бекка слышала достаточно еще у бассейна. До того, как Питер увел оттуда Дикси.

— Значит, все было напрасно. — Сказал он.

— Вовсе нет. Бекка не верит, что ты мог изменить ее матери. Она действительно так считает. Я сказала ей правду, и она уверена, что Дикси просто сумасшедшая.

Я услышала его дыхание на другом конце трубки. Кажется, это был вздох облегчения.

— Хорошо, одной проблемой меньше. — Он попытался вернуться к своему обычному тону, но у него не получилось. Я ни разу не слышала, чтобы он до такой степени терял контроль над эмоциями в собственном голосе. Судя по всему, до этого момента я даже не понимала, насколько он себя контролирует. Все-таки контроль был чертовски характерен для Эдуарда.

На том конце трубки послышались отдаленные голоса.

— Доктор здесь. Я пошел.

Звонок прервался. Пока мы шли к парковке, я поняла, что мне нужно обсудить с Руфусом или Марисоль тему Бекки, а ей самой сказать, чтобы она оставалась с ними до тех пор, пока мы не вернемся из больницы. Я поделилась своими мыслями с ребятами.

— У меня есть контакты всех, кто имеет отношение к свадьбе. — Сказал Натэниэл. — Телефон Руфуса у меня есть, но телефона Марисоль нет.

— Это больше, чем есть у меня. — Заметила я. — Можешь сообщить ему, что мы поехали в больницу? Я позвоню Бекке.

Натэниэл остановился, не успев набрать Руфуса.

— Я могу остаться с Беккой.

Мы с Микой синхронно покачали головами.

— Нет. — Сказал Мика.

— Согласна. Мы втроем будем держаться вместе. Подальше от Ранкина.

Никто не стал со мной спорить, кроме Бекки.

— Почему я не могу поехать с вами в больницу?

— Потому что Тед должен позаботиться о Питере и о твоей маме, но в то же время он должен знать, что ты в безопасности.

— Но зачем ему сейчас ты и остальные? Натэниэл в порядке?

— Он здесь, со мной. Поедет с нами в больницу.

— Чтобы спрятаться от полиции? — Спросила она, и опять ее голос звучал не так, как подобает ее возрасту. Но она была дочкой Теда с тех пор, как ей исполнилось шесть. Думаю, было бы странно, если бы она не была на него похожа.

— Вроде того. — Ответила я.

— Может, мне найти Элли и поиграть с ней?

— Хорошая мысль. — Сказала я.

Мы попрощались, я закатила глаза и поняла, что устала.

— Что не так? — Спросил Мика.

— Я не подписывалась на все эти проблемы с детьми. То, что происходит сейчас с Беккой, заставило меня понять, что я никогда не буду готова к такому.

Мика с Натэниэлом синхронно обняли меня — так, чтобы нам всем было уютно. Какое-то время мы испытывали трудности с тем, чтобы обниматься втроем, но потом нашли рабочую схему.

— Ты ведь понимаешь, что они не рождаются почти что двенадцатилетними. — Заметил Мика.

— Не думаю, что кто-нибудь когда-нибудь бывает по-настоящему готов завести ребенка. — Добавил Натэниэл.

Я отстранилась, чтобы посмотреть на него.

— Другие люди звучат гораздо увереннее в этом вопросе.

— Он прав. — Сказал Мика. — Я никого из нас не тороплю, но, мне кажется, идеального момента для рождения детей не существует в принципе.

Я закрыла глаза, вздохнула и сказала:

— Ладно. Я не буду притягивать к нам за уши эту ситуацию.

Натэниэл поцеловал меня, и я тут же открыла глаза, чтобы посмотреть в его счастливое лицо. Из нас троих он больше всего хотел ребенка. Мика сделал вазектомию задолго до нашего знакомства, так что ему не светит стать биологическим отцом. Если бы речь шла только о нас двоих, — ну, троих, включая Жан-Клода, — мы жили бы долго и счастливо безо всяких там детей, но нас было четверо, или три плюс один, или две пары, или… сами разбирайтесь в этой полиарифметике. Часть нашей полигруппы улыбалась мне этими лавандовыми глазами, мечтая о ребенке, очень сильно мечтая. Ему еще даже не стукнуло двадцать пять, а мне уже перевалило за тридцать. Это выглядело так, будто нам надо торопиться. Я уже озвучила все свои сомнения по этому поводу — еще в тот момент, когда мы впервые подняли детскую тему. Сегодня я придержу свое мнение при себе, потому что мне не хотелось обсуждать, когда же мы, наконец, снимем меня с таблеток и начнем пытаться-пытаться-пытаться. Только не сегодня. Со всеми кроме основной группы своих любовников я уже использовала презервативы для большей сохранности.

Проблемы с детьми могут подождать. У нас сейчас другое на повестке дня: съездить в больницу и поговорить с доктором Питера. Я также надеялась, что у меня будет возможность рассказать Эдуарду с Бернардо про Ранкина и его секрет. Откуда мне было знать, что это секрет? Потому что в Америке нет сверхъестественной полиции, по крайней мере официально. По этой причине копы, подхватившие ликантропию, тут же лишались значка. В противном случае они могли бы сохранить работу, в том числе если становились вампирами, но их выгоняли из полиции. Мой старый приятель, Мертвый Дэйв, который держал одноименный бар, с удовольствием вернулся бы в строй, если бы ему позволили. Ведьмы и другие практики вроде меня стали официально допускаться к работе буквально пару лет назад, и это все еще сильно зависело от человеческого фактора. Кем бы ни был Ранкин, большинство офицеров не знает, что за его личиной скрывается нечто большее, чем обычный человек. Если он продолжит выебываться, я придумаю, как это изменить. Впрочем, даже если он оставит нас в покое, я все равно это сделаю.

43

Мы решили проведать Никки и Родину до того, как отправимся в больницу, потому что черта с два я их с Руфусом, наезжавшим на Олафа, оставлю, так и не узнав, как прошел «разговор» с ним. Никки сказал, что все прошло именно так, как и следовало ожидать.

— Высокомерный сукин сын. — Выплюнул Руфус.

— Я так понимаю, Отто не впечатлился вашими аргументами. — Сказала я.

— Он меня не боится — в этом я уверен. Мердока он уважает больше. Даже Морган уважает, и только потом в этом списке иду я.

— Я — оборотень. Это все, что он во мне уважает. — Сказала Родина.

— Быть может, но угрозам Теда он верит, а вот остальным… Он просто посмеялся над нами, как будто он до хрена неуязвимый.

Я отправила Руфуса обратно к жене и Бекке. Он хотел пойти с нами, но Эдуард позвонил ему и попросил позаботиться о своей дочери — это позволило Руфусу остаться в отеле и сохранить лицо. Мы же отправились в больницу. Так уж вышло, что теперь у нас не будет пляжной свадьбы — по крайней мере такой, на которой Питер стоял бы рядом с Эдуардом. Микс из ликантропии, похожий на мой, наделил его нечеловеческими способностями, но если бы артерия не выдержала, он бы истек кровью еще до прибытия скорой. Так что свадьбу придется либо отменять, либо проводить ее без Питера. Никому из нас не хотелось говорить об этом невесте, но Донна снова меня удивила. Ее лицо, красное и опухшее от слез, с потекшим макияжем, было очень решительным. Это напомнило мне упрямство, которое я часто видела на лицах Питера и Бекки.

— Разумеется, никакой свадьбы завтра не будет. — Сказала она так, будто все уже решено.

Они с Тедом зашли в палату к Питеру вместе, чтобы сообщить ему, что проведут скромную церемонию дома, в Нью-Мексико, когда он поправится. Остальные присутствующие остались ждать снаружи, чтобы взять себе чай или кофе, но тут раздался крик:

— Я пожертвовал собой, чтобы ты могла спокойно выйти замуж! Даже не думай все отменять! — Это был голос Питера.

Мы услышали бормотание Донны, но не могли разобрать слов.

— Нет, ты не приведешь сюда остальных. Завтра у тебя будет свадьба на пляже, как ты и хотела, черт возьми. — Его голос стал тише, а дальше заговорил Эдуард.

— Если он поймет, что мы подслушиваем, его это выбесит? — Спросил Ру.

Мы все, включая Бернардо, переглянулись. У нас были такие виноватые лица, словно учитель поймал школьников под дверью, или как если бы мы были детьми, которые подслушали родительскую ссору.

— Дадим им немного пространства. — Предложил Мика. Он направился к лифту.

— Нет. — Возразил Натэниэл. — Я столько времени и сил потратил на эту свадьбу. Если все отменяется, я должен узнать об этом как можно скорее. Донна сама не справится со всеми телефонными звонками, с координатором свадьбы, с Дикси… если она вообще будет на этой свадьбе после того, что случилось. — Его голос повышался с каждой фразой. Он не кричал, но был зол. Он направился в сторону лифта, размахивая руками, будто хотел выхватить что-то из воздуха. Вести себя так на публике было не в его стиле, он и в более интимной обстановке никогда себя так не вел. Остальные просто наблюдали. Я не знала, что делать, так что просто позволила ему высказаться. До меня вдруг дошло, что эта свадьба и все то, что он сделал для того, чтобы она состоялась, значило для него гораздо больше, чем я думала. Во всякой случае, куда больше, чем это значило для меня.

Я задумалась над тем, как бы оно было, если бы это наш ребенок истекал там кровью. Мы бы сохраняли спокойствие или изо всех сил старались не рассыпаться к чертям, как Эдуард с Донной? Тот факт, что это твой ребенок, меняет ситуацию? Я не знала, и знать не хотела. И надеялась, что никогда не узнаю.

— А что там с Денни? — Спросила я.

— Со вчера ее не видел. — Ответил Натэниэл.

— Когда Питера увезли в больницу, в отеле ее не было, так? — Уточнила я.

— Не припомню, чтобы видел ее. — Сказал Бернардо.

— И я. — Добавил Брэм.

Ру и Родина тоже ее не видели.

— Анита права. Ее не было в вестибюле, когда все собрались там перед прибытием скорой. — Заметил Мика.

— Погоди, ты хочешь сказать, что ее никто не видел со вчерашнего дня? — Спросила я.

Мы переглянулись и медленно покачали головами.

— Вот дерьмо. — Сказала я.

— Никто из нас с ней близко не знаком. Она могла просто зависнуть где-нибудь с другими подружками невесты, Анита. — Предположил Мика.

— Натэниэл, позвони ей. Вы с ней больше всего общались.

Он не стал спорить — просто достал телефон и набрал ее.

— Я звоню. — Сказал он, слушая гудки в трубке.

Мы все ждали. Ждали до тех пор, пока ее голосовая почта не оповестила нас, что уже некуда записывать новое сообщение. Натэниэл опустил телефон и посмотрел на меня.

— Она должна была спуститься, когда приехала скорая. Неважно, что у нее за проблемы с Эдуардом или с тобой, или даже с Дикси. Она знала Питера с пеленок.

— Блядь. — С чувством сказала я.

— Кому-то из вас надо позвонить Ранкину. — Сказал Бернардо.

— Почему кому-то из нас? — Поинтересовалась я.

— Разве вы не контактировали с ним больше меня? Я в том смысле, что мне чертовски повезло, что друзья Беттины меня отмазали.

— Он в любом случае сказал тебе больше, чем «привет-пока». — Заметила я.

— Он обнаружил запись о моей судимости, когда пробил меня через базу, а также выяснил, что я оборотень… Он явно подозревает меня в чем-то. — Голос Натэниэла был пропитан горечью.

— Предвзятый ублюдок. — Сказала я.

— Дело не только в этом, Анита. Копы в Сент-Луисе меня знают. Некоторые из них помогали мне, когда я был еще ребенком. Для левого копа, который со мной не знаком, я просто тот, о ком есть информация в базе. Уличная шлюха, которую имели все подряд. И здесь совершенно не помогает тот факт, что я работаю стриптизером. Для большинства людей это почти то же самое, что и проституция, а если они видели порно с моим участием, то точно не поверят, что что-то изменилось.

— Никто из нас не будет звонить Ранкину. — Сказал Мика.

— Ты это сделаешь, Бернардо. — Добавила я.

— Это может сделать кто-то из нас. — Заметила Родина.

— Нет. — Отрезал Никки. — Никто из телохранителей Аниты не должен светиться. Мы привлечем лишнее внимание к ней, Натэниэлу и Мике. Мне жаль, что с Натэниэлом плохо обращались, но это не значит, что остальные не могут позвонить и рассказать про Денни. Что вы мне не договариваете? — Он посмотрел на меня с подозрением.

Я изложила ему краткую версию.

— Ты имеешь ввиду, что он использовал магию, чтобы удержать вас в комнате для допросов?

— Он использовал что-то — не знаю, что это было. — Сказал Мика. — И только после того, как Анита потянулась ко мне метафизически, я как будто очнулся и понял, что мы можем просто встать и уйти.

— Я знал, что надо молчать. — Добавил Натэниэл. — Но каждый раз, когда я пытался уйти, Ранкин каким-то образом находил причину, по которой я должен был остаться.

— Это незаконно. — Сказал Бернардо.

— И хрен докажешь. — Вздохнула я.

— Думаешь, его фокусы работают на обычных людях вроде меня?

Я пожала плечами.

— Я не знаю, кто он такой, так что у меня нет ответа на твой вопрос.

— Ты не знаешь, кто он такой? Ты же типа королева сверхъестественных знаний. Сам Эдуард бежит к тебе за советом, когда чего-то не знает.

Я вновь пожала плечами.

— Увы, в этот раз я ничего не знаю. На моем радаре он ощущался, как самый обычный человек, но уровень силы у него такой, который требует практики и умения.

— Он может быть психопрактиком или колдуном?

— Может, но если и так, то это тот вид психических способностей, который я не встречала раньше, и оттенок магии, с которым я ни разу не сталкивалась.

— Ты была далеко, Анита. — Заметил Мика.

— И?

— Если он провернет это с тобой лично, ты узнаешь больше.

— Нет, ни за что. — Сказала я.

— Все это сейчас не имеет значения. — Вмешался Натэниэл. — Кто-нибудь, позвоните уже, чтобы сообщить, что Денни не отвечает на телефон и не появлялась во время прибытия скорой.

— Погоди… набери Люси или Руфуса, или Френки — пусть они проверят ее номер. — Предложила я.

Он кивнул.

— Да, конечно. Почему бы просто не предположить, что с ней случилось что-то ужасное. — Он вновь начал набирать чей-то номер.

— Потому что это мы. — Сказал Мика.

— Я тоже об этом подумал. — Сказал Никки.

Мика послал ему улыбку.

— Ты один из нас.

Никки улыбнулся ему в ответ.

— А я тоже один из вас? — Поинтересовался Бернардо.

— Нет. — Ответил Мика.

— Почему это?

Натэниэл заговорил с кем-то по телефону, так что мы все замерли и прислушались.

— Люси, это Натэниэл. Ты видела Денни с тех пор, как примеряла платье подружки невесты?

Молчание.

— Значит, ты тоже. Ты не могла бы проверить ее номер? Да, я пытался дозвониться, но там голосовая почта, и она полностью забита. Спасибо, Люси. Напиши мне, если она в комнате, и позвони, если ее там нет.

Он повесил трубку, мы все ждали. Я молилась о том, чтбы пришло сообщение.

— Ну же, Кэллахан! Почему я не часть вашей маленькой группы? — Нудил Бернардо.

— Ты все еще думаешь, что быть высоким, темноволосым и популярным у девушек достаточно, чтобы превзойти остальных. — Ответил Мика.

— Эй, до того, как я встретил Аниту, этого хватало.

— Я же не единственная, кто тебя отшил.

Он закатил глаза и чуть пожал плечами.

— Да ладно.

— Ну, с тех пор, как я был в старшей школе.

— Вот об этом я и говорю. — Сказал Мика.

— Что? Только потому, что я вежлив и галантен большую часть жизни, я не могу войти в ближний круг?

— Не в этом дело, иначе Жан-Клода бы там не было. — Заметила Родина.

— Ну? — Настаивал Бернардо.

Натэниэл проверил свой телефон на случай, если уже пришло сообщение, а звука не было. Сколько должно пройти времени, прежде чем Люси проверит комнату Денни? Натэниэл заговорил, не отрывая глаз от экрана своего телефона.

— Ты действительно хочешь стать частью нашей полигруппы?

— Возможно?

— Тогда ты должен произвести впечатление. — Сказал Натэниэл.

— Я это и пытался проделать с тех пор, как встретил Аниту. — Сказал Бернардо, расплываясь в той самой улыбке, от которой текло столько девушек, что и не снилось Элвису в его золотые годы.

— Не на Аниту, Бернардо. — Сказал Натэниэл, подняв взгляд и посмотрев на него своими большими лавандовыми глазами.

— Прости, приятель, но я не встречаюсь с парнями.

— Как раз поэтому ты и не можешь быть в нашей полигруппе.

— Мне казалось, что Никки парни не нравятся.

— Они нравятся мне больше, чем тебе. — Сказал Никки, и это заставило Бернардо вылупиться на него.

— И как сильно они тебе нравятся?

— Не так сильно, как Натэниэлу.

— Только мне они нравятся так же сильно, как Натэниэлу. — Сказала я.

— Вообще-то, Анита, ты любишь их даже больше, чем я, а я это не о каждой женщине могу сказать. — Ухмыльнулся Натэниэл, добавив последнюю фразу на случай, если это меня заденет.

Меня это не задело, и я уже собиралась подколоть его в ответ, но тут подал голос Ру:

— Мне нужно переспать с Натэниэлом, чтобы стать частью вашей полигруппы?

— Нет. — Сказала я.

— Я никому себя не навязываю. — Добавил Натэниэл.

Его телефон вдруг зазвонил. Денни в номере не оказалось. Ее кровать была застелена, одежда и чемодан на месте. Ключ от комнаты лежал на прикроватном столике, там же был и кошелек. Ее купальник лежал на кровати, как если бы она только начала переодеваться, чтобы встретиться со всеми у бассейна — то есть, еще до инцидента между Питером и Дикси. Это было примерно пять часов назад. Если она реально пропала, а не ушла бродить на пляж в одиночестве, рефлексируя о своих психологических проблемах, то существует огромная вероятность, что ее и Беттину похитил один и тот же парень. Практически в одно и то же время. Либо у нас тут два плохих парня, которые похитили женщин из одного и того же отеля в один и тот же день. Звучит глупо, но я знала, что оба сценария возможны.

Я направилась к Эдуарду, чтобы рассказать ему об этом. Бернардо поехал в отель. Другие трое остались со мной, потому что, кем бы ни был Ранкин, мы сильнее, когда мы вместе. Он не сдавался насчет Натэниэла, но наше присутствие поможет осадить его. Здесь была какая-то связь между Натэниэлом и Денни. Черт, да у всех нас была какая-то связь с Денни — за исключением, наверное, Бернардо. Насколько я знаю, он с ней не спал. Я заколебалась прежде, чем постучать в дверь палаты Питера. Бернардо чаще меня навещал Эдуарда, потому что они жили недалеко друг от друга. Я не знала, насколько он был близок с Денни. Я отмахнулась от этой мысли и постучала. Будем решать проблемы по мере их поступления.

44

Донна осталась с Питером, остальные должны были вернуться в отель. Я предложила Натэниэлу, Мике и Брэму остаться, но они отказались.

— Не в этом случае, Анита. Ты от нас так просто не отделаешься. — Сказал Мика.

— Я знал Денни лучше, чем любой из вас. Я хочу помочь в поисках. — Добавил Натэниэл.

Ру пожал плечами и сказал:

— Я не знал ее вовсе, но любой из нас в животной форме способен найти ее по следам из отеля.

— Я уже делал нечто подобное. — Заметил Натэниэл.

— Обстоятельства были другими. — Возразила я.

— Не такими специфическими? — Уточнил Мика.

— Выдвигаемся. — Вмешался Эдуард. — Разговор продолжим в машине, по дороге в отель.

Мы отправились в путь на арендованных тачках и продолжили беседу.

— Мне не нравится перспектива столкновения Натэниэла с Ранкиным. — Сказала я.

— Тебе надо было сказать об этом прямо, а не пытаться оставить меня в больнице с Донной и Питером. — Сказал Натэниэл.

— Хорошо, я бы предпочла, чтобы ты остался с ними. И держался подальше от Ранкина.

— Кто он вообще такой? — Спросил Эдуард, и до меня дошло, что он еще не в курсе.

Очевидно, что детектив Терри Ранкин был как-то связан с исчезновением Беттины. Сложнее было объяснить, почему мы уверены в его нечеловеческой сущности. Мы знали, что этот парень был кем-то особенным.

— Почему ты считаешь, что он — не человек?

— Мне нравится, что ты не стал спорить с нашим выводом и просто принял его, как данность. — Сказал Натэниэл.

— Ничего личного, Натэниэл. Для детей ты — «дядя Натэниэл», но я согласился только потому, что Анита так сказала.

— Я понимаю, но мне нравится, что ты не ставишь этот факт под сомнение.

— Я доверяю ее мнению.

— Спасибо, Эдуард. — Улыбнулась я.

Он нахмурился. Этого взгляда было достаточно. Я знала, что его следующее высказывание будет по делу. На сегодня ему уже было достаточно всего этого эмоционального дерьма.

— Я все еще жду аргументов. Что он такого сделал, что ты решила, будто бы он — не человек?

Я постаралась объяснять, но, как и всегда с метафизикой, подобрать слова оказалось непросто.

— Если бы я сказала, что твое присутствие там помогло бы понять это, тебя бы устроил такой аргумент?

— Если бы я был там, что бы я почувствовал? — Спросил он.

Я задумалась и посмотрела на других ребят в машине. Они все пожали плечами, оставив меня без ответа.

— Ты давно его знаешь. Думаешь, он смог бы что-то почувствовать? — Наконец, спросил Мика.

— Даже я ни с чем подобным не сталкивалась. — Сказала я.

— Вопрос не в том, понял бы Эдуард, что делает Ранкин или кто он такой, а в том, ощутил бы он какую-то энергетическую подоплеку происходящего.

— Я не знаю. Эдуард не полностью слеп к таким вещам, но он и не практик.

— Вам следует называть меня Тедом, потому что мы уже почти на месте.

— Дело говоришь, Тед. — Сказала я.

— В последнее время я чаще зову тебя Тедом, чем Эдуардом, так что, думаю, я запомню. — Добавил Натэниэл.

Эдуард улыбнулся, и это была искренняя улыбка.

— На случай, если я об этом еще не говорил: я правда ценю все то, что ты делаешь для Донны и нашей свадьбы.

— Мне нравится заниматься этим. Я бы и сам хотел свадьбу на пляже.

— Можем так и сделать, если тебе хочется. — Сказал Мика.

— Давайте поговорим об этом, когда я переживу прогулку по пляжу в платье с длиннющим подолом и шлепках. — Сказала я, заработав в ответ смешки. Мы остановились перед отелем. Всюду были полицейские, как будто кто-то высыпал их кучей, как игрушки из мешка, но в таком количестве копов нет ничего веселого.

Ранкин стоял снаружи, в зоне парковки. Он, казалось, осматривал толпу, будто ждал кого-то, кто опаздывает. Мы указали на него Эдуарду.

— Напоминает твой типаж.

— В смысле? — Не поняла я.

— Не слишком высокий, в хорошей форме. Симпатичный и немного андрогинный. Не такой красавчик, как большинство твоих парней, но если окажется среди них, то не будет выделяться.

Я уставилась на Ранкина, будто увидела его впервые в жизни.

— Я могла бы согласиться, но он меня не волнует в этом смысле.

— А меня — да. — Сказал Натэниэл.

Мы с Микой уставились на него.

— Не припомню, чтобы ты хоть раз говорил про другого мужчину нечто подобное в моем присутствии. — Заметил Мика.

— Он похож на тебя. — Ответил Натэниэл.

Я посмотрела на Мику, а после — на Ранкина, который все еще высматривал кого-то в толпе, как будто ждал, что она рассосется. Я попыталась увидеть то, о чем говорил Натэниэл. Короткие волосы — достаточно темные, не особо волнистые. Он был сухопарым, как и Мика, но у него был достаточно вытянутый торс и что-то еще, что делало их с Микой не слишком похожими друг на друга на мой взгляд. Я не стала сравнивать их лица, потому что Ранкин уже исчез в толпе.

— Мне сложно разглядеть.

— И тому, вероятно, есть сверхъестественное объяснение. — Заметил Мика.

— Только мне они кажутся похожими? — Спросил Натэниэл.

— Да. — В унисон ответили Ру и Родина.

— Все так, как и сказал Эдуард: Ранкин мог бы быть членом нашей группы, но он вообще не похож на Мику. — Сказал Никки.

Натэниэл смотрел на детектива… нет, не смотрел. Он уставился на него. Это был почти нетерпеливый взгляд. У него глаза были, как у лунатика, как сказала бы бабуля Блейк. Я тронула его за плечо, но он не среагировал. Я сжала пальцы и тряхнула его. Он моргнул и перевел взгляд на меня.

— Ты в порядке? — Спросила я.

Он нахмурился.

— Думаю, да.

Я прикоснулась к его лицу и заглянула ему в глаза с расстояния в несколько дюймов. Это все еще были его огромные лавандовые глаза, похожие на первые весенние ирисы. Он улыбнулся мне и потянулся за поцелуем. Я ответила, но он отстранился первым, что было странно. Среди нас он был самым чувственным и тактильным. Его взгляд соскользнул с меня куда-то далеко. Я попыталась понять, куда он смотрит, но смотреть было не на что, по крайней мере пока. Там были люди, куча полицейских, и до меня вдруг дошло, что даже для ситуации с пропавшей девушкой их было слишком много.

— Там до хрена копов. — Заметила Родина.

— Слишком до хрена. Как будто здесь весь ПДФ. — Сказал Эдуард.

— ПДФ? — Не понял Ру.

— Правоохранительный департамент Флориды. У них здесь база неподалеку, но если их набежит еще больше, то только потому, что здешним копам требуется помощь.

— Они что-то обнаружили? — Спросил Мика.

— Если да, то ничего хорошего. — Сказала я.

Натэниэл мотнул головой, а потом и всем телом — как собака, которая отряхивается после купания. Но ему нечего было с себя стряхивать — по крайней мере, я ничего такого не заметила. Он сделал несколько глубоких вздохов, выдыхая при этом как можно медленнее и спокойнее.

— Ты в порядке? — Поинтересовался Ру.

— Нет. — Ответил Натэниэл. — Здесь так много полиции. Наверное, они обнаружили что-то плохое. Может, Денни и другая девушка уже мертвы. Но мысль о том, что Денни, которая была такой хорошей, может исчезнуть навсегда, прочищает мне мозги.

— Прочищает тебе мозги от чего? — Уточнил Эдуард.

— От Ранкина.

— Что ты имеешь ввиду?

— Стоило мне увидеть его, как тут же захотелось подойти ближе. Помню, он говорил, как мне следует признаться в том, что я творил с девушками, и я хотел сказать ему именно это.

— У тебя что-то было с Беттиной Гонзалес? — Спросил Эдуард. Я была рада, что это сделал он, потому что не была уверена в том, что смогу задать этот вопрос сама.

— Нет. — Ответил Натэниэл, и все его тело говорило о том, как это неправильно, но потом он вдруг нахмурился и попытался разглядеть Ранкина в толпе. — Нет, клянусь, я и пальцем ее не трогал. Но он думает иначе… нет, не так. Он хочет, чтобы я сказал, что это сделал я. Он заставляет тебя признаться в том, чего ты не совершал, заставляет тебя хотеть сделать это.

— Ты испытываешь аналогичное желание? — Спросил Брэм Мику с заднего сиденья.

— Я не ощутил потребности в признании, но мне правда было сложно уйти. Я был у двери, потом вдруг Ранкин что-то сказал. Я даже не помню, что именно, но я просто не стал открывать дверь. Как будто меня что-то остановило. Это происходило несколько раз, но я не могу вспомнить, что он такого сказал, чтобы задержать меня в комнате.

— Он задавал мне однотипные воросы. Разные варианты на тему того, что я сделал с Беттиной, где она была. Я помню, что он говорил мне. — Сказал Натэниэл. — Но я оставался не поэтому. Я подумал, что мне следует заткнуться и выбираться оттуда, но он вдруг протянул руку к моей, или даже обхватил меня со спины, и я просто не захотел этого делать.

— Погоди, он к тебе прикасался? Он трогал тебя во время допроса? — Уточнила я.

— Нет, не так очевидно. Он как будто просто врезался в меня, пока шел за мной. Похлопал меня то ли по руке, то ли по спине, но большинство его касаний были незаметными.

— Я видел только то, как он коснулся руки Натэниэла, но это было по-приятельски. Ничего сексуального или недопустимого. — Сказал Мика.

— А эффект был. — Сказал Натэниэл, опустив голос до шепота.

— Нам надо держать тебя подальше от него. — Сказала я.

— Почему ты не рассказал нам об этом раньше? — Спросил Эдуард.

— Ничего из этого я не помнил, пока не увидел его. А потом вы сказали, что копов слишком много, и я подумал о Денни. Я в том смысле, что мне жалко Беттину, но я не знал ее. А Денни была моим другом. Мысль о том, что с ней может случиться что-то плохое, помогла мне прочистить голову.

— У тебя ничего такого не наблюдается, Кэллахан? — Спросил Эдуард.

— Нет. Я знал, что он сделал что-то во время допроса. Знал, что он провернул это со мной и Натэниэлом. Но когда Анита потянулась ко мне, у меня повились силы и достаточно воли, чтобы выйти оттуда, забрав с собой Натэниэла.

— Тебе пришлось тащить меня за руку, да?

Мика положил ладонь на загривок Натэниэлу, под волосы. В этом прикосновении было гораздо больше, чем казалось. Мика придвинулся к нему лицом.

— Я решил, что ты просто нервничаешь из-за допроса.

Натэниэл приблизился к Мике, пристроившись лбом ко лбу.

— Я нервничал, но уходить не хотел по другой причине. Твое прикосновение помогло. И наше общее — тоже. Как будто то, что предлагает Ранкин, связано с обещанием прикосновения, а реальный контакт помогает избавиться от него. В этом есть какой-то смысл?

— Определенно есть. — Сказала я.

— Есть. — Подтвердил Мика.

— Дело только в Мике и Аните, или любое прикосновение поможет? — Уточнил Эдуард.

Натэниэл закрыл глаза и немного привалился к Мике.

— Я не уверен.

Никки положил свою ладонь на руку Натэниэлу.

— Так лучше?

— Не уверен… Я будто сам не свой.

— Хочешь сказать, если тебя никто не трогает, то Ранкин может промыть тебе мозги и заставить тебя признаться в том, чего ты не делал? — Спросил Эдуард.

Натэниэл открыл глаза и немного отстранился от Мики, чтобы посмотреть на Эдуарда.

— Я не знаю.

— Но это возможно? — Спросил Эдуард.

Натэниэл кивнул.

— Ты — верживотное. Вас не так-то легко одурить, в отличие от обычных людей.

— Это наводит на мысль о том, сколько народу созналось Ранкину в преступлениях только потому, что он велел им это сделать. — Сказала я.

— Я почти уверен, что рейтинг закрытых дел у него — сто процентов. — Озвучил свои домыслы Эдуард.

— Никто не может иметь такой рейтинг. — Возразила я.

— О чем речь? — Спросил Ру.

— Количество дел, которые ты ведешь. Как много из них тебе удалось раскрыть. — Ответила я.

— Это про то, как много людей ты осудил? — Спросил он.

Мы с Эдуардом помотали головами.

— Осуждение — это для судов. Раскрытие дела означает, что ты выяснил, кто преступник. Все, что происходит потом, на рейтинг не влияет. — Пояснил Эдуард.

— Хотите сказать, что если речь идет о преступлении, в котором кто-то сознался, даже если в действительности он его не совершал, ты получаешь очки, несмотря на то, что ошибся? — Уточнил Ру.

— Вроде того. — Ответила я.

— Именно так. — Сказал Эдуард.

— Если ты кучу народа по разным делам обвинил почем зря, тебе это потом аукнется, но в целом ты действительно просто получаешь очки. — Добавила я.

— Если бы Мика меня не вытащил, я бы скорее всего сказал то, что хотел услышать детектив. — Заметил Натэниэл.

— Готов спорить, что Ранкин постоянно сношает кому-нибудь мозги. — Сказал Эдуард.

— Ты правда считаешь, что у него сто процентов раскрытых дел? — Поинтересовалась я.

Он кивнул.

— Если у него действительно такой рейтинг, это можно будет использовать против него, если понадобится. — Сказала я.

— Каким образом? — Не понял Ру.

— Это как быть стопроцентным отличником в колледже, на каждом году обучения. Никто не может быть идеальным, так что это наверняка жульничество. — Пояснила я.

Родина кивнула.

— Я поняла. Но подделать результаты экзамена проще, чем доказать вот это все.

— Здесь замешана магия. Это может быть преступление с использованием магических сил, особенно если кто-то из тех, кому он промыл мозги, умер. Во Флориде за такое предусмотрена смертная казнь. — Сказала я.

— Разве так не в каждом штате? — Спросил Ру.

Мы в унисон сказали «да».

— Но если бы он натворил делов в штате, где это правило не действует, то мог бы избежать обвинений в сверхъестественном преступлении. — Пояснила я.

— Все работает не так, как в других случаях со смертной казнью. — Заметил Мика. — Ты не торчишь годами в камере смертников. Все происходит очень быстро. Приказ о казни выдают без промедлений — обычно это занимает не больше недели.

— Мне раньше не приходило в голову, что ты порой работаешь по другую сторону от Аниты и Теда. — Сказал Ру.

— Я пытался вытащить нескольких ликантропов, спасти им жизнь. Но если обвинение уже выдвинули, то надежды нет.

— Короче, пусть Натэниэл держится от Ранкина как можно дальше. — Резюмировала я.

Все согласились. К окну нашей машины наконец подошел офицер в форме. Ему пришлось наклониться, чтобы с нами поговорить. Мы с Эдуардом махнули жетонами.

— Я не думал, что сверхъестественное подразделение привлекут к делу до того, как мы убедимся, что здесь замешан нечеловек. — Сказал офицер.

— Почему кто-то уже решил, что виновато сверхъестественное существо? — Поинтересовалась я.

— Понадобится нечто большее, чем ногти и зубы, чтобы сотворить подобное. — Его лицо вдруг стало отстраненным, будто у него перед глазами все еще стоял тот образ, который теперь преследовал его.

— Настолько плохо? — Уточнил Эдуард.

— Хуже, чем все, что я видел раньше. А я был уверен, что повидал достаточно паршивых дел.

— Вы еще не в курсе, о какой из пропавших женщин идет речь? — Спросила я, про себя молясь, чтобы это была не Денни. Она мне нравилась, и мысль о том, что она умерла настолько жутким образом, что у офицера полиции такой загнанный взгляд после знакомства с местом преступления… Я не хотела ей такой судьбы.

— Волосы темные, так что мы решили, что это первая девушка. Но вы же понимаете, мы не можем быть уверены, пока нет результатов по отпечаткам пальцев и зубам.

Узел в животе немного ослаб, но я внезапно задумалась о том, как мне может быть легче от того, что это Беттина Гонзалес? Я была рада, что это, вероятно, не Денни, но я не должна радоваться тому, что это Беттина. Она мне не нравилась, но она казалась безобидной. Мелочность и ревнивая натура — это не преступление, тем более для такого конца. Я все еще не видела тела, но той информации, которая у нас была, было достаточно, чтобы понять, что денёк нас ждет так себе. Никто такого не заслуживает.

— Ранкин идет. — Шепнул Мика.

— Мы припаркуемся, а после сделаем все, чтобы спасти вторую пропавшую девушку. — Сказал Эдуард.

Офицер кивнул и отступил на шаг, чтобы мы смогли проехать. Мы так и хотели, но Ранкин буквально уперся руками в капот нашей машины. Если мы не планировали проехаться по нему, нам нужно было остановиться. Он был чертовски зол — будто вибрировал злостью, когда посмотрел на офицера.

— Почему вы с ними разговариваете? Что вы им сказали? — Рявкнул он, сунувшись к лицу офицера, хотя между ними было шесть дюймов разницы в росте. Это должно было выглядеть смешно, но офицер шагнул назад. Может, дело было в званиях, или он просто был миролюбивым.

— Они — маршалы из сверхъестественного подразделения. — Сказал офицер.

— Только двое из них маршалы. Остальные — подозреваемые в убийстве одной из пропавших женщин и в похищении другой! — Ранкин все еще кричал, напирая на офицера.

— Он привлекает излишнее внимание. — Тихо сказал мне Мика.

Эдуард открыл дверь, что заставило Ранкина подвинуться и развернуться к машине, потому что ребята, которые оттуда выходили, не были его друзьями. Мы были коллегами по стороне закона, которую представляли, но он уже всех достал. Он развернулся, и язык его тела говорил о готовности к драке. Хуже того — он явно хотел этой драки. Да что с ним такое? Детектив не должен быть истеричкой.

Ранкин начал орать на Эдуарда, пытаясь применить ту же тактику, которую до этого отрабатывал на офицере. Эдуард просто стоял на месте, позволяя детективу шипеть сколько вздумается. Я ни разу не видела, чтобы кто-то из копов до такой степени потерял самообладание на глазах у общественности. Всем иногда приходится несладко, потому что порой давление слишком велико, но Ранкин не настолько долго копается в этом деле, чтобы довести себя до истерики.

Брэм навалился на спинку сиденья и сказал:

— Там пресса.

— И смартфоны. — Добавил Натэниэл.

— Все услышат, что главный детектив по этому делу назвал нас подозреваемыми в убийстве и похищении. — Сказал Мика.

Эдуард, похоже, тоже это понял, потому что он двинулся вперед, улыбаясь, очень спокойный, пытаясь поговорить с этим сумасшедшим в своей приятельской манере. Впрочем, он добавил веса некоторым своим словам.

— Успокойся, приятель. Нет нужды истерить и разбрасываться ложными обвинениями.

— Я не истерю. — Понизил голос Ранкин.

— Тогда осади назад, дружище. — Сказал Эдуард, также понизив голос.

Ранкин подступил ближе, но его тело не выдавало стремления к насилию. По крайней мере, с того места, где сидела я, хотя из толпы все могло выглядеть иначе. Ранкин засунул голову в машину через открытую дверь, умудрившись миновать удивленного Эдуарда. Как ему этого удалось? В смысле, это же Эдуард — он быстр и смертельно опасен. Ты не можешь просто взять и проскользнуть мимо него.

— Натэниэл, ты хочешь признаться. Хочешь рассказать всем, как ты делал плохие вещи с той девушкой, не так ли? — Голос Ранкина был тихим и успокаивающим.

— Какого черта, Ранкин? — Возмутилась я, расстегивая ремни безопасности и приподнимаясь на месте.

— Да. — Сказал Натэниэл таким голосом, который вообще не был похож на его обычный тон. — Да, я хочу рассказать всем, что я с ней сделал. — Он смотрел на Ранкина так, будто никого больше здесь не было.

Мика прикоснулся к Натэниэлу, но никакой реакции на это не последовало. Никки двинулся вперед с заднего сиденья, так что его плечи заблокировали поле зрения Натэниэла, чтобы он не видел детектива. Я не поняла, изменило ли это хоть что-нибудь, потому что сама ни черта не видела. К тому же я направлялась к Ранкину.

Эдуард тихо произнес в лицо детектива.

— Уйди или я сам тебя отодвину.

— Пойдем со мной, Натэниэл. Расскажи им, что ты сделал с девушкой, что ты причинил ей боль. Расскажи, как ты обернулся леопардом и убил ее. — Он говорил очень тихо. Никто снаружи не смог бы услышать его. Даже дружелюбный офицер, на которого он кричал ранее.

— Я причинил ей боль… — Сказал Натэниэл.

— Отсутствие зрительного контакта не помогает. — Резюмировал Никки.

Я влезла между сиденьями и попыталась пихнуть Ранкина в плечо, чтобы выдворить его из машины. Он схватил мою руку, прижимая ее плотнее к себе, и посмотрел на меня. Мир как будто замедлился — сузился до его глаз, будто бы все вокруг стало черным, как ночное небо, захваченное россыпью миллионов звезд, как и я оказалась захвачена его глазами и рукой.

45

На секунду я запаниковала и почувствовала себя беспомощной, но я уже видала и темные ночи, и вампирские глаза с россыпью звезд в бесконечности темного неба. Это помогло мне успокоить приступ паники прежде, чем она захватила меня целиком. В каком-то смысле это напоминало драку в физическом пространстве: твоя защищенность напрямую зависит от того, найдешь ли ты слабое место у противника или вырвешься из его хватки, после чего тебе нужно либо посильнее ударить в ответ, либо дать дёру. У меня уже случались такие драки — по большей части с вампирами, но все драки похожи друг на друга.

Я подняла повыше свои внутренние щиты — в своих мыслях и в своем сердце, те стены, которые защищали мою душу от всего, что могло попытаться добраться до нее. Это должно было помочь, но темнота перед глазами сожрала даже малейшие зачатки света. Блядь, усиление щитов только ухудшало ситуацию. Первый укол страха пронзил меня, и я будто споткнулась в темноте. Я ничего не слышала, но что-то чувствовала. Будто слова Ранкина не достигали моего разума, но чувствам удавалось долететь. Он предлагал мне желание, похоть, но этого в моей жизни было достаточно. Он попытался наполнить мое сердце одиночеством, но я слишком задыхалась от обилия людей в своей жизни, чтобы испугаться этого. Он искал связку с сексом, страстью, соблазном, пытаясь понять, чего из этой области мне не хватает, но у меня все это было. Я так много времени провела за пределами своей зоны комфорта, что маленькое приключение в спальне или темнице не воспринималось мной как нечто ужасное. В действительности мне недоставало только личного пространства и времени, которое я могла бы провести сама с собой, но он не мог использовать это против меня. Внезапно звук моря стал нарастать в моей голове, и я почувствовала непередаваемую тоску по нему. Мне захотелось войти в воду — почувствовать, как она остужает мое тело, но страх сковал меня, и я утонула в шуме морской воды и тоске по ней. В последний раз я была в океане, когда произошел тот инцидент, в котором я едва не погибла. С тех пор прошло больше десяти лет.

В моей голове раздался шепот:

«Ma petite, что ты делаешь?»

«Я думаю, Жан-Клод»

«Oui, ma petite, но что у тебя, у нас в голове?»

«Помоги мне избавиться от него»

«Впусти меня, ma petite, как ты это делала, когда мы занимались любовью»

Я хотела возразить, что не рискну опускать щиты, когда Ранкин под боком, но либо я доверяю Жан-Клоду, либо нет. А я доверяла. Я прошептала: «Хорошо», и впустила его за свои щиты — в свой разум, в свое сердце, во всю себя. Я будто снова тонула, но иначе — вода была полночью и сияла, переполненная энергией. В какой-то момент мне показалось, что я снова задыхаюсь, как вдруг меня стали раздирать на части черный океан и ночное небо, но небо горело своим собственным пламенем, и шепот из глубин океана превратился в дым, как будто вся вода в нем испарилась.

Я почувствовала поцелуй, и в тот момент, когда мне почудилось, что Жан-Клод каким-то волшебным образом оказался здесь, в машине, я поняла, что это были не его губы. На секунду я испугалась, что это Ранкин, но сила дышала сквозь меня, и я знала, что это был поцелуй Жан-Клода. Я открыла глаза и увидела, что Ру целует меня, но когда он отстранился, его глаза горели темно-синим пламенем. Я не поняла, как так вышло, но Жан-Клод умудрился овладеть им. Ру коснулся моего лица, и я почувствовала руки Жан-Клода, будто он надел Ру, как перчатку. С почти физическим щелчком мои щиты встали на место, позволив оставить внутри только то, что не причинит мне зла, и впустив обратно моих ребят. Я так сильно закрылась щитами, что перекрыла всем своим метафизический доступ ко мне. Тот факт, что в одиночку я бы не освободилась, напугал меня.

Ранкин отпустил мою руку и выбрался из машины. Я услышала голоса снаружи, сидя на коленках внутри салона, будто ничего странного и не произошло. Ру тянулся ко мне через спинку сиденья, и его лицо закрыло мне обзор, когда он отстранился после поцелуя. Синие огни в его глазах постепенно затухали, возвращаясь к его естественному черному цвету.

Он с трудом моргнул, будто ему необходимо было прочистить голову и прийти в себя. Рука все еще касалась моей щеки, но сейчас это была просто его рука.

— Твои метафизические щиты поразительны, моя королева. Ты можешь закрыться ото всех своих союзников одной только силой мысли.

— Я не хотела отрезать себя ото всех вас. — Мой голос немного дрожал.

— Мы остались беспомощными перед ним. — Сказал Натэниэл. Он сжался в комок, обнимая себя, пока Мика пытался успокоить его, но он никак не хотел расслабиться. Он был напряжен, практически разгневан, и эти чувства были направлены в адрес Мики. Я никогда не видела, чтобы Натэниэл так на него реагировал. На меня — да, но не на Мику.

Вокруг машины толпились люди — с той же стороны, где сидела я. Кто-то щелкал самой обычной камерой, но большинство использовали смартфоны. Полиция пыталась оттеснить их, но им уже удалось заснять, как Ру поцеловал меня, и как Ранкин находился в машине. Боюсь представить, что из этих снимков выжмет пресса, и уж тем более — интернет. В обычной ситуации это бы всерьез меня обеспокоило, но учитывая то, что я только что пережила от простого прикосновения и зрительного контакта с Ранкиным, у меня были проблемы посерьезнее испорченной репутации в глазах общественности.

— Жан-Клоду удалось использовать нашу с тобой связь, чтобы наполнить меня своей силой. Только Мать Всей Тьмы была способна на такое. — Сказал Ру, соскользнув на водительское сиденье.

— Извини. — Прошептала я.

— Я обещал, что буду служить тебе любым образом. В извинениях нет необходимости. — Он улыбался и казался счастливым. Хорошо, что хоть кто-то из нас собой доволен.

Я слышала голоса снаружи — они становились громче, как будто слух возвращался ко мне постепенно, кусками. Один из голосов принадлежал Эдуарду, который по-прежнему отыгрывал Теда, но он был зол. Я пересела поближе к своей двери, чтобы понять, что происходит.

— Что Ранкин предложил тебе, Анита? — Спросил Натэниэл.

Я посмотрела на него. Он все еще выглядел так, словно у него что-то болит. Мика по-прежнему пытался успокоить его. Я решила просто ответить на вопрос.

— Ничего.

— Ничего? Ты просто не помнишь.

— Он пытался, но у него не было того, чего я бы хотела.

— Жаль прерывать вас, но мне кажется, что тебе стоит выйти из машины и помочь Теду разобраться с местной полицией. — Подала голос Родина.

— Его явно превосходят числом. — Добавил Ру.

Я посмотрела мимо Ру, через все еще открытую дверь возле водительского сиденья, и увидела Эдуарда. Он спорил с какой-то женщиной и еще десятком других копов.

— Они даже близко не в том количестве, чтобы превзойти его числом. — Сказала я, но все же выбралась из машины. Во-первых, мне нужно вернуть своего напарника, а во-вторых, надо помочь ему объяснить местным, что за хрень творилась в машине. Выбравшись наружу, я убедилась, что мой жетон хорошо виден. Я все еще не слишком хорошо понимала, что именно произошло между мной и Ранкиным. Ума не приложу, как буду объяснять это полиции.

46

Выяснилось, что женщина, которая спорила с Эдуардом, была не только местным копом, но и официальным психопрактиком в этом округе. Я всегда подозревала, что сверхъестественные способности есть у большего числа копов, чем кажется. Большинство полицейских прошли тестирование на выявление скрытых сил, которые можно применять на службе. Примерно тридцать процентов показали достаточно высокую оценку по шкале Кейси (вероятно, имеется ввиду шкала Эдгара Кейси — американского мистика и медиума — прим. переводчика), чтобы получить статус активного психопрактика. Это больше, чем во всех других профессиях, представители которых проходили тестирование.

Полиция отказывалась брать на работу психопрактиков и ведьм, но изрядная часть копов уже и так обладала сверхъестественными способностями. Офицер Анжела Далтон была одной из тех практиков, кто был официально допущен к работе в полиции.

Она почувствовала, как что-то происходит в машине, но, будучи под воздействием иллюзии или того, чем Ранкин запудрил ей мозги, была абсолютно уверена, что у него нет никаких способностей, а значит, то, что произошло в салоне автомобиля, было моей виной. Она была всего на пару дюймов выше меня, а ее каштановые волосы мягкими волнами спускались до плеч. Она была поджарой, но достаточно фигуристой, чтобы не походить на мальчишку в этих свободных брюках от делового костюма и тенниске. Пистолет висел у нее в кобуре, рядом с жетоном, зарепленный на ремне — я и сама так всегда носила его на работе. Я была уверена, что при иных обстоятельствах Далтон вела бы себя профессионально, но сейчас она была настроена враждебно, потому что я якобы заколдовала одного из офицеров полиции. Она прям так и сказала: «Заколдовала». Я решила, что надо научить ее другому термину.

— Трахнула мозги. — Сказала я. Может, чуть громче, чем следовало бы.

— Что вы сказали? — Она нахмурилась.

— «Трахнуть мозги», а не «заколдовать».

Она замолчала и задумалась.

— Если бы я попыталась сделать то, в чем вы меня обвиняете, офицер Далтон, это называлось бы «трахнуть мозги». «Заколдовать» — слишком мягкий термин для этого.

Ее светло-карие глаза моргнули. Она была одной из немногих здешних копов, кто не носил солнечные очки.

— То, что я почувствовала, было ужасно, так что, думаю, вы правы. Я бы даже сказала, что это изнасилование. Изнасилование мозга.

Настал мой через выучить новый термин. Я кивнула.

— Пожалуй, это было ближе к изнасилованию, чем к просто сексу, так что да, изнасилование мозга.

— Как вы можете быть так спокойны после всего, что сделали с Ранкиным?

— Я ничего не пыталась сделать…

— Вот именно, вы не пытались — вы просто вломились ко мне в голову. — Вмешался Ранкин, буквально зарычав мне в лицо.

— Поглядите-ка, горшок обзывает котелок чумазым. — Сказала я.

— О чем вы говорите, Блейк? — Не поняла Далтон.

— Он трахнул мне мозги, а не я ему.

— Неправда. — Возразил Ранкин.

— Вы ведь и раньше чувствовали эту энергию, не так ли, Далтон? — Спросила я.

Она кивнула, чуть нахмурившись.

— Да.

— Я только приехала в город, так что это не могла быть я.

Она вновь моргнула, и что-то в ее глазах напомнило мне взгляд Натэниэла, когда он боролся против Ранкина.

— Нет. Нет, вас здесь не было.

Я почти видела, как она мысленно собирает факты по кусочкам. В этот момент Ранкин задел ее руку своей. Это было почти невесомое движение. Если бы мы не стояли так близко, я бы ничего не заметила. В ее глаза вернулась ярость. Я наблюдала это буквально с расстояния в несколько дюймов — то, как его сила заполнила ее разум ложью. Блядь.

Будь он вампиром, я могла бы освободить ее. Если бы он поймал ее глазами, как это было со мной в машине, можно было бы разорвать зрительный контакт. Но она даже не смотрела в его сторону. Что бы он с ней ни сделал, это было гораздо глубже. Он мог контролировать ее и без зрительного контакта, но ему приходилось касаться ее время от времени. Любопытно. Возможно, я могу что-то с этим сделать.

Я вклинилась между ними, оттесняя Ранкина. Для этого мне пришлось встать спиной к Далтон, но я продолжала говорить с ней, надеясь, что она услышит.

— Вы сказали, что чувствовали такую энергию раньше?

Эдуард позади меня повторил мой вопрос:

— Вы раньше чувствовали ту же силу, которую ощутили в машине, офицер Далтон?

— Да… Да, так и было.

— Задолго до того, как мы приехали в город, верно? — Уточнила я.

— Да. — Сказала она. — Да. — Сперва неуверенно, но через секунду ее взгляд стал тверже.

Ранкин попытался обойти меня, но я шагнула в его сторону. Он уставился на меня, и я почувствовала, как его сила пронеслась по мне, подобно порыву холодного ветра, хоть это и не совсем точное сравнение. Я опустила взгляд с его глаз на самую верхнюю пуговицу рубашки. Нельзя позволить ему захватить меня взглядом еще раз. Я уже годами спокойно пялилась в глаза древних вампиров и потеряла бдительность, но еще до того, как Жан-Клод поделился со мной своей силой, я справлялась с этим самостоятельно. Ранкин не был вампиром, так что ни метки Жан-Клода, ни некромантия мне здесь не помогут. Я уставилась ему в грудь, как если бы мы собирались драться физически. Если вам надо понять, собирается ли человек напасть, не смотрите ему в глаза, в лицо или на руки. Смотрите в центр тела — туда, где сосредоточена масса, потому что все по-настоящему опасные движения начинаются оттуда. Невозможно ударить кого-то, пнуть или даже потянуться к кому-то, не сдвинув перед этим центр своего тела. Это то место, куда крепятся руки — подумайте об этом.

Он снова попытался обойти меня, но я уже видела его движения, так что снова преградила ему путь — прежде, чем он переместился. Он шагнул в другую сторону — я снова была у него на дороге. Далтон разговаривала с Эдуардом у меня за спиной. Она звучала все более и более уверенно. Она согласилась с тем, что чувствовала эту силу еще до нашего приезда, так что обвинять нас сейчас было бессмысленно.

— Если вы часто сталкивались с такой силой, это может быть кто-то, кого вы знаете. — Сказал Эдуард дружелюбным голосом Теда.

— Полагаю, что так. — Сказала она, но даже я могла слышать, что ее голос был не слишком радостным.

Ранкин позвал ее.

— Далтон. Анжела, посмотри на меня.

Эдуард вмешался:

— Офицер Далтон, не могли бы вы подойти сюда и рассказать мне, какую энергию чувствуете от моих друзей в машине? Так вы сможете убедиться, что они не виноваты.

Я могла не оборачиваться, зная, что Эдуард ведет детектива Далтон подальше от нас и, что важнее — подальше от Ранкина. Правда, я забыла о том, что он тоже может говорить.

— Анжела. — Позвал он. Моя кожа покрылась мурашками просто от того, что я стояла слишком близко, когда он произнес это.

Он это заметил, чуть опустил голову и прошептал:

— Анита. — Слово скользнуло по моей коже и попыталось проникнуть ко мне в голову, но у Ранкина не было возможности поймать меня глазами или дотронуться, так что мне удалось не пустить его.

— Пошел ты. — Шепнула я.

Его пальцы пролетели над моей рукой, я покрылась мурашками. Моя дрожь вызвала у него улыбку. Хотелось врезать ему по физиономии, но это была не самая лучшая идея, учитывая, сколько здесь копов, и это определенно не поможет ни Натэниэлу, ни Далтон. Как и не поможет нам найти Денни.

— Анжела. — Позвал он вновь. Его сила заструилась по моей коже. Блядь, насколько же он силен?

Я понизила голос, чтобы полицейские и прочие заинтересованные граждане нас не слышали:

— Энергетические пляски не помогут отсыкать нашу подругу, детектив Ранкин. Если мы будем работать сообща, то, возможно, успеем найти ее до того, как станет слишком поздно.

— Анжела! — На этот раз он крикнул, и в этом было больше паники, нежели силы.

Я глянула назад, чтобы увидеть Натэниэла, стоявшего рядом с Далтон. Эдуард был между ней и Ранкиным, загораживая ее от него. Трогал ли ее Натэниэл так, как это делал Ранкин? Мысли об этом было достаточно, чтобы я почувствовала его, свои, наши пальцы над ее кожей. Ощущение пребывания в двух местах одновременно заставило меня бороться с желанием укрепить свои щиты, но я сделала глубокий, медленный вздох, усилив щиты снаружи, закрывшись от окружающих, позволив узам, которые связывали меня с моими ребятами, остаться на месте. Мы нуждались друг в друге, мы любили друг друга, черт возьми! Натэниэл не пытался передать мне ощущение своего прикосновения к Далтон — я сама это сделала, это была моя мысль, мой ослабевший контроль.

Я немного повысила голос.

— Детектив Ранкин, что мы можем сделать, чтобы помочь вам найти нашу подругу до того, как будет слишком поздно?

Он вновь позвал Далтон, будто я ничего не говорила.

— С Далтон все в порядке, детектив Ранкин. Позвольте нам помочь вам найти Денни прежде, чем мы получим еще одну сцену убийства.

Он попытался прорваться мимо меня к Далтон, так что я рефлекторно схватила его руку, чтобы удержать, и вся сила, которая была направлена на нее, обрушилась на меня. В какой-то момент я услышала невнятный звук, как будто от течения воды или от взмахов крыльями. Но в этот раз я разозлилась, позволив своей силе пролиться — не некромантии, а жару моих зверей. Энергия ударила его в руку через мою собственную. Это был метафизический удар, потому что сейчас я не могла позволить себе физический.

Ранкин отдернул руку и потер ее, словно его реально ударили, но остановился. Это был тот случай, когда ты делаешь что-то на автомате — прежде, чем успеваешь осознать.

— Для вашей подруги уже слишком поздно. — Его голос был тихим.

Мой желудок сжался и я поняла, что все, что у нас было — это слова одного копа о темных волосах убитой девушки. Но иногда светлые волосы могут казаться темными из-за крови, воды или того, как падает свет.

— Если убитая девушка — не Денни, то у нас еще есть шанс спасти ее.

Он покачал головой.

— Тело принадлежит не вашей подруге, но это все, что я могу сказать о текущем расследовании.

— У меня федеральный значок. — Сказала я.

— А мужчины твоей жизни — подозреваемые.

— Ранкин, какого хрена у вас здесь творится? — Раздался глубокий голос. Он принадлежал крупному мужчине. На нем была майка, свободные шорты и шлепанцы, но на его шее висел жетон.

— Капитан Тиберн, Блейк мешает расследованию. — Доложил Ранкин.

Крупный мужчина поравнялся с нами. Он был выше шести футов (больше 182 см. — прим. переводчика).

— Ранкин, моя жена прислала мне видео из интернета, где ты орешь на маршала Блейк и ее друзей, обвиняя их в уголовщине. Если бы я тебя не знал, то решил бы, что ты делаешь это на публику. Так что не гони мне тут про маршалов, которые мешают расследованию, если ничем не можешь этого доказать.

— Здесь труп девушки и еще одна пропала — она наша подруга, капитан. Мы хотим помочь в поисках.

— Люди пропадают там, где появляешься ты и твои мужчины. — Выпалил Ранкин.

— Капитан Тиберн, мне кажется, или детектив только что сказал, что мы с моими мужчинами в чем-то виноваты?

— Вам не кажется, маршал Блейк.

Ранкин открыл было рот, но Тиберн оборвал его.

— Найди комнату, где мы сможем спокойно поговорить, детектив. Шевелись.

47

Ранкин хотел, чтобы Далтон приняла участие в нашей беседе, но Тиберн не позволил, так что мы оставили ее с Натэниэлом, Микой, Ру и Родиной. Брэм и Никки тоже были здесь, но они переключились в режим телохранителей, оставив все метафизическое дерьмо нам. Меня не парил предстоящий разговор с Ранкиным, потому что мы не были с ним наедине — здесь присутствовал его босс. Он не посмеет выкидывать свои фокусы перед носом у капитана. Я очень на это надеялась, потому что раз Тиберн запретил Далтон участвовать в нашем разговоре, то и моих бойфрендов он сюда вряд ли допустит. Ранкин покосился назад, когда Тиберн повел нас в сторону отеля. Далтон подняла глаза, словно почувствовала, что он смотрит. Их глаза встретились, и даже с такого расстояния я увидела, как расслабилось ее лицо, словно Ранкин взял ее под контроль даже с такого расстояния. Я сделала вид, что споткнулась, и начала падать прямо перед ним. Это разорвало зрительный контакт и заставило Ранкина опустить взгляд. Эдуард поймал меня за руку, передвинувшись так, чтобы Ранкин не мог видеть того, что происходит на парковке.

— Чего встали? Шевелитесь. — Тиберн уже был у дверей.

Мы последовали приказу, так что у Ранкина не было выбора, кроме как присоединиться к нам. Как только мы прошли сквозь входные двери в вестибюль, Далтон оказалась в безопасности — по крайней мере, сейчас. Я приложу все силы, чтобы выяснить, что он с ней сделал, и разорвать эту связь. Но сейчас я просто порадуюсь нашей маленькой победе и сосредоточусь на поисках Денни, а также на выяснении того, что же все-таки случилось с Беттиной Гонзалес.

В вестибюле нас ждал Олаф. Или он просто слонялся по отелю. Так или иначе, он был здесь. Мы попытались как можно скорее пройти мимо него, но он вроде как взял и просто присоединился к нам на ходу, поэтому Тиберн, которого мы все уже достали, спросил:

— Этот из ваших?

— Из наших. — Ответил Эдуард.

Тиберн уставился на нас троих, пытаясь понять, откуда это странное напряжение, но в итоге велел маршалу Отто Джеффрису следовать за нами. Так что нам опять придется работать с Олафом. Я каждый раз зарекаюсь так делать, и каждый раз это дерьмо повторяется. Для полного комплекта нам не хватало только Бернардо. Четыре Всадника Апокалипсиса готовы к парадному выезду, мать их. И почему это снова происходит?

Ранкин отвел нас в комнату, где ранее допрашивал Натэниэла и Мику. Здесь было достаточно места для всех присутствующих, но впритык. Тиберн показался мне еще выше и шире, чем снаружи. Но дело было не только в росте — он был взбешен. Его ярость прибавляла ему размера, как невидимый слой, который заполнял пространство вокруг него и всю комнату, так что я еле сдеживалась, чтобы не попятиться. Приятно знать, что все это было направлено не против меня. Еще приятнее знать, что целью был Ранкин.

Другой причиной, которая не давала мне уронить лицо перед яростью Тиберна, было присутствие Олафа — он стоял позади меня. Рядом со мной был Эдуард, но самый высокий парень в комнате стоял прямо за моей спиной, подобно гигантскому разумному древу. Он был теплым и чертовски реальным. Я невольно посмотрела наверх, а он посмотрел на меня вниз — своими темными глазами, похожими на две глубокие пещеры. Я какое-то время боролась с собой, но в итоге все же сделала шаг вперед, поближе к ярости Тиберна. Гнев мне знаком, его я понимаю. Что бы ни творилось в голове у Олафа, этого я понимать не хочу.

Тиберн не кричал. На самом деле, у него был довольно тихий голос. Осторожный, как будто он пропускал все слова через себя.

— Объясни мне, что за хрень ты творишь, выкрикивая неподтвержденные обвинения перед носом у прессы и гражданских, которые не только слышали тебя, но и снимали на видео.

— Они связаны с обеими девушками, а оборотень мог убить кого-то тем же способом, которым была убита Беттина Гонзалес. — Ответил Ранкин.

— Они что, единственные оборотни в городе? — Рявкнул Тиберн, нависая над Ранкиным, как большая гора. Если бы здесь не было Олафа, я бы впечатлилась. Тиберн был грузным, поэтому мне пришло в голову сравнение с горой. Но эта гора была почти на фут ниже гигантской секвойи, которая возвышалась за моей спиной. Я вдруг почувствовала себя очень маленькой физически, чего уже давно не случалось.

— Прошлое Грейсона заставило меня присмотреться к нему в связи с похищением первой девушки. Попрошайничество, проституция, нападение, покушение на убийство, наркотики, жестокое обращение с детьми — и это далеко не полный список.

Гнев Тиберна немного ослабел. Он повернулся, и я увидела его серые глаза — самые светлые серые глаза из всех, что мне доводилось встречать. Они отлично смотрелись с его по-военному коротко стриженными светлыми волосами. На фоне этой белизны выделялся его темный загар — настолько темный, что был почти коричневым. Может, из-за этого его глаза и волосы казались такими светлыми.

— Серьезный список, господа маршалы. У нас достаточно оснований для допроса мистера Грейсона, хоть он и встречается с маршалом Блейк.

Ладонь Эдуарда сжала мою руку, будто он заметил вдох, который сорвался с моих губ прежде, чем я успела заговорить. Я действительно хотела высказаться. Эдуард заговорил первым — в дружелюбной манере Теда:

— Этого действительно хватит, чтобы любой коп заинтересовался Натэниэлом, если бы он совершал эти преступления, а не был их жертвой.

— Не сомневаюсь в том, что у Грейсона есть своя версия произошедшего. Но с таким послужным списком я не понимаю, как вы можете состоять с ним в отношениях, Блейк, или подпускать его к своей семье, Форрестер. — Сказал Тиберн. Его стальной взгляд чуть смягчился, как будто он сожалел о том, что Натэниэл ввел нас в заблуждение.

Эдуард заговорил, растягивая слова:

— Это не версия Натэниэла, капитан, это официальные данные. Ранкин все верно перечислил, но Натэниэл никогда не был обвиняемым по упомянутым делам. О жестоком обращении с детьми сообщил социальный работник, который обнаружил Натэниэла еще до того, как ему исполнилось десять. В этом возрасте его уже продавали клиентам-педофилам.

Я боролась с лицом, чтобы не выдать свой шок от степени осведомленности Эдуарда. Я и сама-то была в курсе только потому, что Натэниэл мне рассказал.

— Разумеется Грейсон выставил себя жертвой. — Сказал Ранкин. — Хлопал своими большими глазками и впаривал слезливые истории какому-нибудь соцработнику. Он наверняка был таким же симпатяжкой, как и сейчас. Кто бы ему не поверил?

Мы все уставились на Ранкина, даже его босс.

— Ого. — Сказала я. — Вы слатшеймите жертву педофилии только за то, что он был красивым мальчиком?

— Нет. — Возразил Ранкин.

— А звучит так, будто да. Что такого в этом чертовом деле? Почему один из моих лучших людей нарывается на иск против себя из-за того, что не может держать язык за зубами? — Сказал Тиберн. Его ярость снова начала закипать.

— У вас есть какая-либо связь с Натэниэлом Грейсоном, о которой никому из присутствующих не известно, Ранкин? У меня такое чувство, что здесь замешано что-то личное. — Сказал Эдуард. Он не слишком хорошо справлялся с акцентом, но смысл сказанного привлекал больше внимания.

— Я не обязан отвечать на твои вопросы, Форрестер. Это ты должен отвечать на мои. — Сказал Ранкин, пытаясь найти выход из задницы, в которую сам же себя загнал. Но от некоторых вещей нельзя отвертеться. Даже если ты ляпнул что-то, не подумав, копы, которые это услышат, решат, что ты действительно имеешь ввиду то, что сказал. Пусть даже и где-то глубоко внутри.

— У тебя есть личная связь с Грейсоном? — Спросил его Тиберн.

В комнате повисла тишина — она была чертовски внезапной и густой. Ранкин не мог ответить своему капитану так же, как он ответил Эдуарду.

— Какая у меня может быть связь с человеком, которого я впервые встретил?

Интересно, проглотит ли Тиберн этот ответ? Если да, то он не хочет знать правду.

— Это не ответ. У тебя есть личная связь с Натэниэлом Грейсоном? — Тиберн начинал мне нравиться.

— Я не встречал его до сегодняшнего дня. — Ранкин держался очень спокойно, будто отчаянно пытался спрятаться на открытой местности.

— Детектив Ранкин, вы когда-либо взаимодействовали с Натэниэлом Грейсоном лично или через третье лицо? — Спросил Тиберн.

— Нет. — Сухо отрезал Ранкин.

Я ему не поверила.

— Это паршиво, когда твой коллега-коп слатшеймит взрослую женщину, пережившую изнасилование, но поступать так с ребенком, пережившим изнасилование… Какого хрена, Ранкин?

Ранкин уставился на меня в упор своими темными глазами. Я опустила взгляд, сосредоточившись на его губах. Я больше не попадусь. Когда он заговорил, у меня было чувство, что я читаю прямо по его губам.

— Я не это имел ввиду, Блейк, и вы об этом знаете. Вы просто хотите вытащить из задницы своего бойфренда.

Я открыла рот, чтобы поправить его и сказать, что Натэниэл мне не бойфренд, а жених, но тут впервые заговорил Олаф:

— Большинство мужчин, которые говорят такие вещи, насиловали бы женщин, если бы точно знали, что их не поймают. Так что я гадаю, Ранкин, что бы ты сделал, если бы был уверен, что тебя не поймают?

— Вы утверждаете, что я — педофил? — Спросил Ранкин.

— Нет, я утверждаю, что ты подумываешь о том, чтобы им стать. Если бы ты уже им был, ты был бы осторожнее в своих высказываниях.

Сперва я решила, что Олаф просто подначивает Ранкина, берет его на понт, но что-то в его лице, в этом спокойствии, навело меня на мысль, что он, вероятно, говорил по своему собственному опыту. Он был насильником, которого еще ни разу не поймали — по крайней мере, под именем Отто Джеффриса. Рыбак рыбака, если вы понимаете, о чем я.

Ранкин двинулся в мою сторону, задев мою руку, но не мне он намеревался запудрить мозги — его целью был Олаф. Ранкин приблизился к нему и пихнул его ладонями в грудь. Олаф даже не попытался уклониться или отмахнуться — он просто позволил Ранкину сделать то, чего тому хотелось. Он ведь не думал, что кто-то настолько невнушительный сможет ему навредить. Я тоже так не думала. В смысле, он же здоровенный, и он верлев… ну, и он Олаф.

Когда Ранкин пихнул его, Олаф пошатнулся, с трудом сохраняя равновесие. Если он не справится, то рухнет на пол. Мы все замерли в немом шоке, затаили дыхание, а в следующую секунду Олаф оттолкнулся от стены и устремился к Ранкину.

48

Он метнулся с такой скоростью, что движение смазалось у меня перед глазами. На мгновение мне показалось, что Ранкин не увернется. Ему удалось заблокировать правую руку Олафа, но на левую не хватило времени. Это был удар ладонью, а не кулаком, но он отправил детектива в кресло, так что Ранкин вместе со стулом рухнул на пол. Ему удалось подняться на ноги, когда Олаф оказался перед ним.

Комната была слишком маленькой, чтобы мы все могли здесь драться. Тиберн распахнул дверь, позволив нам выскользнуть наружу, чтобы дать двум мужчинам пространства для драки. На мгновение я потеряла их из виду, а через секунду Ранкин вылетел через дверь, впечатавшись в стену, и стал оседать на пол. Олаф оказался перед ним прежде, чем Ранкин успел опуститься на ковер. Олаф ударил его в горло тремя пальцами — человеческое бы такого не выдержало. Ранкин закашлялся, но ему удалось перехватить левую руку Олафа, которая должна была прилететь ему в лицо. Однако у него не было времени заблокировать локоть правой, который впечатался ему в висок.

Ранкин свалился на пол и остался лежать без движения — вероятно, он отключился. Тот факт, что его глаза были открыты, не означал, что он был в сознании. Иногда мозгу требуется пара секунд, чтобы осознать степень повреждений и смириться с ними.

— Хватит! Все кончено! — Рявкнул Тиберн.

Олаф напрягся, поскольку собирался врезать лежачему.

— Отто, нет! — Крикнул Эдуард.

В коридоре уже столпились полицейские во главе с Тиберном. Нас явно перевешивали числом, и единственный способ сократить этот перевес сводился к драке с серьезными повреждениями для всех участников. Я была слишком маленькой и слишком женщиной, чтобы запретить себе действовать быстро и с максимально грубой силой. Иногда ты можешь напугать людей тем, что только собираешься сделать, и драка закончится, потому что цена слишком высока, чтобы рисковать. Но полицию так легко не запугаешь.

Олаф заговорил в этой странной, гнетущей тишине коридора, не сводя глаз с Ранкина:

— Да, кончено.

Он уже почти опустил руки по бокам своего тела. Они не были расслаблены до конца, словно он был готов в любой момент возобновить бой. Из-за его размеров мне всегда казалось, что в драке Олаф будет просто размахивать кулаками, но его техника боя оказалась быстрой и ловкой — она не сводилась к одной лишь грубой силе. Редкий случай, когда действительно здоровенный парень не пытается выиграть исключительно за счет своего размера и мощи. Это заставило меня думать о нем лучше, но и хуже одновременно. Эдуард как-то сказал мне, что если Олаф придет за мной, его необходимо будет пристрелить на месте. Теперь я знала, почему: я была хороша в драке, но Олаф был лучше меня. К тому же, теперь он еще и верлев, что в любом случае прибавляет тебе силы и скорости. Я со своим набором сверхъестественных плюшек ему не ровня.

Эдуард вышел вперед, чтобы убрать Олафа подальше от потерявшего сознание детектива. Это было разумно. Не думаю, что кто-то из присутствующих посмел бы подойти к нему сейчас без как минимум электрошокера. Как я и сказала, копов не так-то легко напугать, но некоторые из них побледнели от ужаса. Хорошо, что я не единственная считаю, что никогда, никогда не хотела бы драться с Олафом всерьез. Эта мысль помогла мне чувствовать себя не слишком большой трусихой.

49

Я была уверена, что драка не позволит нам сосредоточиться на расследовании, однако все сложилось иначе. Когда Ранкин очнулся, Тиберн стал настаивать, чтобы медики отвезли его в больницу. После того, как Ранкина уже не было в пределах слышимости, Тибер внезапно стал вести себя с нами так, будто мы уже свои ребята. У меня закралась мысль, что он отправил Ранкина в больницу не по состоянию здоровья, а просто чтобы убрать его подальше от нас. И он был не единственным, кого обрадовала временная нетрудоспособность детектива.

Далтон появилась в вестибюле вместе с Микой и Натэниэлом. Позади них шли Ру с Родиной и Никки с Брэмом. Далтон была бледной, но она выглядела решительно, когда приблизилась к Тиберну.

— Сэр, можно вас на пару слов?

— Вы в порядке, детектив? — Спросил он.

— Теперь да, но я не знаю, как долго буду в норме, так что мне хотелось бы поговорить с вами сейчас. Просто на всякий случай.

Он мог сказать ей, что у нас тут вообще-то расследование убийства, и личные разговоры могут подождать, но не стал. Он подозвал одного из офицеров, одетых в гражданское, и сказал:

— Лин, найди маршала Конь-в-яблоках и проводи всех четырех маршалов на место убийства.

Волосы Лина были черными и прямыми, они едва обрамляли его карие глаза и скулы. Я подумала, что «Лин» могло быть не именем, а фамилией. Он бросил взгляд в нашу сторону и повернулся к своему капитану.

— О каком убийстве идет речь, сэр? — Сказал он, но подразумевая, вероятно, нечто вроде: «Вы же не думаете, что я отведу на место преступления незнакомцев, которые только что устроили драку с одним из наших детективов?».

— У нас сегодня только одно место убийства, Лин.

— При всем уважении, сэр… — Начал Лин.

— Отведи их к телу. — Отрезал Тиберн.

— Капитан…

— Живо! — Он почти взревел.

Лин не подпрыгнул и не отсалютовал, но его рука метнулась вверх, будто он все же собирался проделать нечто подобное. Он перевел взгляд с Тиберна на Далтон.

— Кто-нибудь из вас в курсе, как мне связаться с маршалом Конем?

Я прыснула — ничего не могла с собой поделать, — и притворилась, что закашлялась.

— Он маршал Конь-в-яблоках. — Поправил Эдуард.

Олаф сощурился и посмотрел на меня.

— Что смешного?

Я покачала головой, не доверяя своему языку. У нас с Бернардо никогда не было секса, но однажды я видела его голым, и он был очень хорошо оснащен. Странно, что я раньше не придумала ему подходящую кличку. После слов Лина мне теперь будет сложно не думать о нем, как о «маршале Коне» или «маршале Висит-как-у-коня», и еще с полдюжины других идиотских кличек.

Эдуард уже набирал Бернардо, когда Мика с Натэниэлом подошли к нам. У них обоих были очень серьезные лица, которые помогли мне обрести контроль над собой.

— Насколько все плохо?

— Она была уверена, что влюблена в Ранкина. — Тихо сказал Мика.

— Он полностью промыл ей мозги. — Добавил Натэниэл. — И ему почти удалось проделать то же самое со мной.

Я взяла его за руку. Другую ладонь Натэниэла держал Мика.

— Сейчас она выглядит нормально. — Заметила я.

— Сейчас. — Сказал Ру. — Но неизвестно, сколько это будет продолжаться, если мы не будем прикасаться к ней или делиться с ней своей силой, чтобы она могла защитить себя.

— Мы не можем держать ее за ручку всю жизнь. — Сказала Родина.

— Нет, не можем. — Вздохнул Натэниэл.

— Кого держать за ручку? — Поинтересовался Олаф. Я чуть не подпрыгнула на месте. Я не слышала, как он подошел. Я была беспечной — не в фатальном смысле, но я не могу позволить метафизическому дерьму мешать мне четко воспринимать действительность. Олаф наклонился ко мне, и я почувствовала тонкий флер энергии его зверя, когда он шепнул:

— О чем разговор?

Я шагнула подальше от него и поближе к своим ребятам. Это помогло мне отогнать от себя его энергию, но в голове все же вспыхнули янтарные глаза моей львицы. Она проснулась, и ей было любопытно, откуда вдруг повеяло теплом.

— Тед введет тебя в курс дела. — Сказала я. Эдуард отвел Олафа в сторонку, чтобы рассказать ему, что он пропустил.

Бернардо вошел в вестибюль, позволяя нам всем полюбоваться на то, какой эффект он оказывал на окружающих. Все женщины и даже некоторые мужчины глядели ему вслед, как будто никогда в жизни не видели такого высокого темноволосого красавца. Некоторые полисмены провожали его взглядом, который как бы говорил: «Если ты такой дерзкий, должен ли я тебя опасаться?». Бернардо был достаточно высок и отлично сложен. Он двигался грациозно — нечто вроже мужской версии модельной походки, но в более атлетичном варианте. Он был сексуальным хищником. И эта мысль мелькнула у меня в голове несмотря на то, что я стояла в окружении мужчин, которые в буквальном смысле были хищниками — в той или иной форме.

Натэниэл шепнул мне:

— Напомни, почему ты с ним так и не переспала?

Ру приблизился ко мне сзади, пристроив подбородок на моем плече.

— У меня тот же вопрос.

— Если бы вы видели его у бассейна с другими женщинами, вы бы поняли. — Сказала Родина.

Мы успели забыть о том, что слух Олафа больше не был человеческим, так что он тоже подключился к разговору, тихо сказав:

— Анита не такая, как другие женщины. Ее не трогают такие вещи.

Я не знала, что на это сказать, потому что он был прав. В противном случае мы с Бернардо пересекли бы границы дозволенного еще в нашу первую встречу. У меня не было намерений так поступать. Мы были приятелями по работе — может, боевыми товарищами, но любовниками мы никогда не будем. Глядя на то, как он приближается к нам, часть меня немного жалела об этом, гадая, так ли он хорош, как обещал его внешний вид, но по большей части я просто радовалась, что мы можем доверить друг другу наши спины в драке. Он был дамским угодником мирового масштаба когда мы встретились, а я тогда все еще пыталась сохранять моногамность. Это было бы катастрофой, и с огромной вероятностью разрушило бы наши рабочие отношения. Статус приятелей меня вполне устраивал.

Лин надел темные очки и направился к дверям. Я вдруг поняла, что Ранкина отправили в ту же больницу, где были Донна с Питером. Я отправила к ним Ру с Родиной, чтобы удостовериться, что они в безопасности. Никки с Брэмом остались при Мике и Натэниэле.

Обычно я не целую своих бойфрендов перед копами, но если бы не их поддержка, я бы не выстояла сегодня против Ранкина. Казалось неправильным отпускать их, просто обняв. Я обняла Мику с Натэниэлом и поцеловала их по очереди. Потом я повернулась к Никки, но он едва заметно покачал головой. Я посмотрела на Ру — он улыбнулся с надеждой. Я хотела поцеловать его в щеку, но в последний момент он повернул лицо, так что мы соприкоснулись губами, и я ощутила привкус Жан-Клода, как если бы он был вином, которое Ру только что выпил, или парфюмом, шлейф которого остался в комнате после ухода Жан-Клода. Чем бы это ни было, я поцеловала эхо Жан-Клода, и вдруг поняла, что мне чертовски его не хватает.

Эдуард гаркнул:

— Анита, выдвигаемся.

Я вздрогнула и отстранилась от Ру. Его взгляд был крайне довольным и немного пьяным. Мне пришлось немного пробежаться рысцой, чтобы догнать остальных, потому что у них были слишком длинные ноги, но когда мы поравнялись, я уже могла держать темп. В конце концов, я почти всю жизнь работаю с высокими парнями.

— И куда мы сейчас? — Поинтересовался Бернардо.

— На место преступления. — Ответил Эдуард.

— Как ты это провернул? — Спросил Бернардо.

— Ранкин затеял драку с Отто. — Сказал Эдуард.

— И тот выбил из него всю дурь. — Добавила я.

Бернардо посмотрел на нас так, будто ожидал, что это шутка. Мы промолчали, так что он выдал:

— И поэтому нас пустят на место преступления?

— Да. — Ответили Эдуард с Олафом.

— Именно так. — Сказала я.

— Рад, что не только я не понимаю, какого черта здесь творится. — Заметил Лин. — Мой капитан велел отвести вас на место преступления, так что я это сделаю. Но я не обязан испытывать восторг по этому поводу.

— Нет, не обязаны. — Согласилась я.

— И я не обязан быть в восторге от кого-либо из вас. — Добавил он.

— Нет, не обязаны. — Согласился Эдуард.

Лин посмотрел на нас так, будто пытался понять, издеваемся мы или что. Мы посмотрели на него равнодушно-невинными глазами. Ну, или я посмотрела.

— Мы давно работаем вместе. — Пояснил Эдуард.

— Достаточно давно, чтобы это походило на брак, раз вы настолько близки, что говорите одинаково. — Сказал Лин.

— Говорят, женатики становятся похожи. — Заметил Бернардо.

Мы с Эдуардом переглянулись.

— Мне всегда было любопытно, как бы я выглядела с блондинистой шевелюрой. — Сказала я.

Он улыбнулся.

— Может, была бы повыше.

Я улыбнулась в ответ, после чего Лин повел нас на улицу скозь парадные двери, навстречу ослепительным вспышкам смартфонов. Хорошо, что у нас есть солнечные очки.

50

Оказалось, что между островом Кирке и остальным архипелагом Флорида-Кис пролегает мост с автомобильной трассой, но те люди, которые устраивали здесь свадьбы, предпочитали передвигаться по воде — так романтичнее. Мы уже не были гостями, так что отправились на машине с острова Кирке на остров Литтл Коппит (речь идет о реальном архипелаге островов во Флориде, но гугл не в курсе ни об острове Кирке, ни об острове Литтл Коппит — прим. переводчика). Это было мое первое место преступления на берегу океана. Волны набрасывались на песок, камни и ракушки, как голодные руки, пытаясь затащить их обратно в море. Парковка располагалась достаточно далеко от пляжа, но с нее открывался чудесный вид на целые мили белого песка, будто бы застрявшего между океаном и глыбами скал, хотя самих скал было немного. Море здесь было как будто бы ближе к суше, чем в Калифорнии, где песок словно ограждался от воды. Здесь, во Флорида-Кис, океан был так близко, будто не понимал, где кончается суша, и мог поглотить ее в любой момент.

Мне было бы проще, если бы я не видела тела когда оно еще бегало и дышало. Сохранять рассудок в такие моменты мне помогает мысль о том, что это просто тело, а не человек, не женщина. Оно, не она. Это позволяет смотреть на то, что одни люди способны сотворить с другими, без желания убежать, вопя от ужаса, или проблеваться на месте. Я старалась сохранять отстраненную позицию, чтобы понять, что здесь произошло. Я искала подсказки, и у меня ничего не выйдет, если я буду эмоционально вовлечена. Но в тот момент, как я увидела тело на черном брезенте, я поняла, что теперь все, о чем я могу думать, это то, как Беттина выглядела у бассейна. Она была поверхностной, неприятной и вспыхивала ревностью без особых причин. Она мне даже не нравилась. Она казалась не до конца сформированной личностью, еще совсем юной. Рано или поздно мы все взрослеем, делаем выводы и меняемся. Если повезет — становимся умнее и лучше в том или ином смысле, но Беттине Гонзалес не было суждено повзрослеть или поумнеть достаточно, чтобы спастись от своего убийцы. У нее не было шанса проработать в себе ту девушку, которая вечно соревнуется с другими из-за мужчин. Хотя, если честно, у меня создалось впечатление, что она в принципе была из тех, кто никогда из этого не вырастет, и будет всю жизнь ставить бойфренда или любовника выше, чем дружбу с другими женщинами. Когда я в последний раз видела ее живой, то была уверена, что у нее нет и шанса стать лучше. Сейчас я смотрела на ее мертвое тело, почти желая ей этого шанса. Не то что бы он был ей очень нужен теперь.

Ее широко распахнутые карие глаза уставились вникуда. Длинные черные волосы походили на воронье гнездо, словно зацепились за что-то, или как если бы убийца намотал их на кулак, пока они еще были мокрыми. Труп был свежий и не плавал в морской воде, так что сильных изменений в цвете кожи не произошло. Выше талии она выглядела совсем как обычный человек — тот, которого я видела у бассейна. Разве что верхняя часть бикини отсутствовала, так что ее груди были бессмысленным образом обнажены. То, что кажется привлекательным при жизни, становится просто частью кошмарного спектакля после смерти, потому что буквально в нескольких дюймах под грудью она была выпотрошена. Не так, как это сделал бы мясник или охотник, а так, словно она была дыней, которую убийца выскреб ложкой, чтобы собрать мякоть и семена, оставив только корку. Я была почти уверена, что вижу кусок ее позвоночника. Солнечный свет позволял разглядеть картину во всех красках — ни теней, ни какого-либо прикрытия для всего этого ужаса, и это я еще очки не сняла. Черт, надеюсь, она была мертва до того, как он начал потрошить ее.

Сейчас Денни может быть в руках этого убийцы. Проделывает ли он все то же самое с ее высоким и стройным телом в эту минуту? Кричит ли она, умоляя о помощи, пока мы стоим тут и пялимся на труп другой женщины? Я молилась, чтобы она была в порядке. Я закрыла глаза и молилась так сильно, как только могла. Пожалуйста, пусть мы найдем ее прежде, чем она пострадает. Пожалуйста, господи, не дай этому случиться с кем-то еще. Я почувствовала то тепло, которое иногда ощущала во время молитвы. Мне всегда казалось, что бог таким образом давал мне понять, что все будет в порядке. Я немного успокоилась, но мне также было известно, что у нас с ним могут быть разные представления о том, что значит «все в порядке».

Тихий голос Бернардо послышался возле моего лица:

— Тоже не можешь на нее смотреть?

Я открыла глаза и осторожно повернулась, чтобы не столкнуться с ним лицом, потому что он наклонился ко мне очень близко. Я поборола в себе желание отпрянуть, потому что он, очевидно, шептал, чтобы Эдуард с Олафом, которые стояли по другую сторону трупа, нас не услышали.

— Я молилась. — Ответила я.

— За нее уже поздно молиться. — Сказал он, и его темно-карие глаза были наполнены ужасом и скорбью. Я поймала себя на желании закрыться от его эмоций, но если он может чувствовать нечто подобное, я найду в себе силы побыть с ним в этом.

— За Денни еще не поздно молиться. — Сказала я.

Он посмотрел на меня с расстояния в несколько дюймов, и выражение его лица было подбитым. Я не могла подобрать другого слова.

— Мне бы твою веру. — Сказал он, отвернулся и отошел. Он поравнялся с оградой, чтобы привалиться к столбику, будто бы нуждался в поддержке.

Лин, стоявший рядом с нами, словно не веря, что мы будем вести себя должным образом и не испортим улики, сказал:

— Капитан Тиберн уже в пути, но он велел, чтобы вы изложили мне свои мысли по поводу места преступления. — Лин выудил айпад мини, чтобы делать пометки.

— Мы не будем ждать Тиберна? — Спросила я.

— Он сказал начинать без него. Я удостоверюсь в том, чтобы он получил всю необходимую информацию. — Лин чуть приподнял айпад, готовясь записывать.

Я посмотрела на Эдуарда и Олафа, стоявших по другую сторону трупа. Мы с Эдуардом встретились глазами, и даже сквозь темные очки я увидела, как изменилось его лицо, когда он приподнял брови, как бы предлагая мне начать.

— Что ж, я надеюсь, она умерла до того, как получила большую часть повреждений. — Сказала я.

— Мы все на это надеемся. — Добавил Эдуард.

— Она могла быть мертва до того, как он закончил. — Сказал Олаф. — Но она могла быть жива, когда он начал… сбор. — Его голос был обычным, лишенным всяких эмоций, что было странно, учитывая то, где мы находились. Его голос не был жутким, так что я решилась посмотреть ему в лицо. Глаза были спрятаны за вытянутыми и узкими стеклами темных очков, но во всем остальном его лицо с вандейковской бородкой и усами казалось нормальным. В смысле, совершенно нормальным, а не нормальным для Олафа на по-настоящему «мокром» месте преступления. Я искала возбуждение, околосексуальные вздохи, которые обычно сопровождали его в подобных ситуациях, но он казался холодным профессионалом. Почти скучающим и даже поникшим, как если бы он был в чем-то разочарован.

— Что? — Спросил он, и я поняла, что пялюсь.

Я тряхнула головой.

— Ничего, прости. Это тяжелее, чем я думала, потому что еще вчера я видела ее живой.

— Почти всем нам от этого тяжелее. — Сказал Эдуард. Он посмотрел мимо меня на Бернардо. Я тоже глянула в сторону ограды. Высокий темноволосый красавец блевал на краю парковки.

— Вы правда считаете, что убийца собрал органы? — Поинтересовался Лин.

— Нет. — Ответил Олаф. — Это не совсем верное слово, но другого у меня нет.

Он присел на корточки возле трупа, балансируя на пятках, и снял очки, чтобы видеть раны в естественном цвете. Он был прав — темные очки могут многое изменить.

— Ничего, если я схожу и проверю Бернардо? — Спросил Эдуард.

Я покосилась на Олафа. Он выглядел так, словно был в профессиональном смысле увлечен изучением трупа. Я кивнула.

— Думаю, ничего.

— Если понадоблюсь — зови. — Сказал Эдуард, после чего сделал крюк вокруг тела, направляясь в сторону Бернардо, который уже стоял на четвереньках. Повезло, что он убрал свои волосы в хвост до того, как мы сюда приехали.

— Маршал Форрестер всегда так переживает за вас на месте преступления? — Поинтересовался Лин.

— Нет. — Ответила я. — Но ему и за маршала Конь-в-яблоках не всегда приходится переживать.

— Я слышал, что Конь-в-яблоках встречался с этой девушкой. Это правда?

— Пожалуй, «встречался» — слишком громкое слово.

— Они были любовниками?

Олаф вмешался в наш разговор:

— Капитан Тиберн знает ответ на этот вопрос. Если он захочет поделиться информацией — он так и сделает.

Олаф был прав. Нам не следовало обсуждать личные темы, поскольку наш статус немного застрял между ребятами, которые ведут расследование, и ребятами, на которых могут повесить вину за произошедшее. Я оценила, что Олаф вступился и напомнил, что мне не следует болтать о чем-то, кроме сцены преступления.

— Я не узнаю следы инструментов. — Произнес Олаф.

Это заставило меня саму опуститься на корточки возле трупа, балансируя на пятках. На нас были бахилы, но остальные части тела все еще были открыты и могли испортить улики. Мне не хватало комбинезона, который я обычно надеваю в таких случаях в Сент-Луисе, но я собирала чемодан не для выездов на убийство. Я собирала его для свадьбы. Теперь я смотрела на тело и не была уверена, что эта свадьба вообще состоится. Где Денни? Я отбросила эту мысль, пытаясь сосредоточиться на деле. Если я буду работать так, словно не знакома с девушкой, труп которой лежит передо мной, может, я и смогу быть полезной, и у нас получится отыскать Денни. Если же я буду переживать из-за того, что она пропала, это ничем нам не поможет. Я не могла позволить себе поддаться эмоциям.

— Что значит не узнаете следы инструментов? — Не понял Лин.

— Это значит, что чем бы ни пользовались для разделки этого тела, это были не те инструменты, с которыми я знаком. Хотя до этого момента я был уверен, что знаю их все.

Я заставила себя снять очки и посмотрела в зияющую дыру, на месте которой когда-то располагалась одна из самых значимых частей человеческого тела. Пришлось немного подождать, пока глаза привыкнут к яркому солнечному свету. Окровавленные куски были слишком яркими, слишком резкими. И я была права насчет фрагмента позвоночника. Блядь. Я попыталась посмотреть на все это, как на мясо. Просто что-то, что было порезано. Как оно было порезано, чем? Могла ли я сказать?

Пристроив запястья на коленях, я наклонилась ближе, пытаясь понять, прав ли Олаф. Здесь правда отсутствуют следы инструментов? Это вообще реально сделать без ножа? У меня ушла секунда на то, чтобы понять, что полость выглядела настолько ровной, что я даже поверила, будто бы все это было проделано с максимальной аккуратностью, но это было не так. Края кожи были разодраны. Как будто ее драли, а не резали. Это могли быть когти? Или кто-то пытался подчистить следы?

Я наклонилась так близко, что мой нос почти коснулся трупа. Ни следов лезвия, ни следов когтей я не увидела. Я автоматически задержала дыхание и поняла, что если я нахожусь так близко к телу, то мне нужна маска, а не только бахилы с перчатками. Я выпрямилась, чтобы сделать глубокий вдох, и это была плохая идея, потому что на таком расстоянии обязатально должен быть запах. Я ждала, что он будет мерзким и раздражающим, но его не было. Здесь должно было пахнуть дерьмом, потому что ее кишечник при таких повреждениях наверняка был пробит, но запаха не было. Странно. В смысле, я не жалуюсь, но дерьмо всегда воняет, и труп Беттины — не исключение. В тот момент, когда я вспомнила ее имя, мне стало невыносимо находиться рядом с телом. Меня бросило в жар, и не потому, что мы стояли на солнцепеке. Я встала чуть быстрее, чем следовало бы, от чего перед глазами все поплыло. Я несколько раз глубоко вздохнула, чтобы вернуть себе контроль. Меня годами не выворачивало на трупы, и я не собиралась повторять тот случай, после которого местные копы у нас дома еще долго не давали мне об этом забыть.

Я с трудом сглотнула и посмотрела вдаль, чтобы не видеть тела и сосредоточиться на чем-то, что помогло бы остановить тошноту. У меня перед глазами визуализировался знак «стоп». Это похоже на теорию о том, что справиться с морской болезнью можно, если сосредоточиться на линии горизонта.

— Вы в порядке, маршал Блейк? — Поинтересовался Лин.

Я нашла в себе силы ответить:

— Да. Почему тело почти не пахнет? Кишечник наверняка травмирован. Мы должны чувствовать запах. — Я не была уверена в том, что хочу знать ответ на этот вопрос — просто озвучила свое недоумение.

— Кишечника здесь нет, как и остальных внутренностей из нижнего отдела. — Сказал Олаф.

Я посмотрела в его сторону. Он все еще сидел на корточках возле трупа.

— Даже если он, оно, они, кто бы это ни был, вырвали кишки, содержимое должно было пролиться внутрь.

— Может, морской водой смыло. — Предположил Лин.

— Может. — Согласилась я.

— Или он достаточно умел, чтобы аккуратно вынуть органы. Как охотник, который не желает испортить мясо. — Сказал Олаф.

— Вы думаете, что они ее ели?

— Я не знаю этого наверняка. Но они не ели ее в процессе, потому что следы слишком аккуратные.

— Это не похоже на когти или зубы, как по мне. — Сказала я. — Отто прав. Я тоже не вижу здесь следов знакомых мне инструментов.

— Погодите. — Сказал Лин. — Если это не клыки, не когти и не инструменты, тогда что? Как убийце удалось сотворить подобное?

— Здесь есть следы зубов. — Произнес Олаф.

— Где? — Спросила я.

— Тебе придется либо еще больше соприкоснуться с телом, либо подойти к нему с моей стороны. Тогда ты сможешь увидеть.

Я посмотрела на труп. Нет, мне не хотелось соприкасаться с ним еще больше. Совсем не хотелось. Мне было тяжело, потому что в голове все еще стоял другой образ этого тела — живого, бегающего, говорящего. Я уже видела смерти тех, кто был мне знаком. Беспокоило ли меня это до такой же степени тогда? Я не могла вспомнить. Или не хотела вспоминать. Вы невольно осваиваете избирательную потерю памяти, чтобы выбросить из головы все самые ужасные аспекты своей работы — в противном случае вы просто не сможете ее делать. Это как мои друзья, которые рассказывают, что ты забываешь все ужасы беременности и родов. Иначе ты бы не стал заводить второго ребенка.

Я обошла тело и присела на корточки рядом с Олафом. Его рука, обтянутая перчаткой, указала на край грудной клетки. С этого ракурса кожа чуть-чуть отступала от краев.

— Видишь это ребро?

— Да, оно укушено. Ну, или выглядит так, как если бы это были следы зубов прямо на кости. Нам нужны судмедэксперты, чтобы сказать точно. Я к тому, что это может быть какой-то необычный инструмент, о котором я не знаю.

— Это зубы. Посмотри на отметины на кости здесь. — Он указал пальцем. — И здесь.

— Черт. По ходу, ты прав.

— Значит, это клыки, как у верживотного? — Уточнил Лин.

Мы с Олафом синхронно посмотрели на него, будто внезапно осознали, что он здесь.

— Нет, не как у верживотного. Не знаю, что это за тварь, но она не похожа ни на одного ликантропа, который мне известен.

— Больше похоже на человеческие зубы. — Добавил Олаф.

— Хотите сказать, это сделал человек?

— Нет. — Сказали мы в один голос и посмотрели друг на друга. Я сделала невнятный жест рукой, предлагая ему пояснить. Он вел себя превосходно, безо всяких жутких выходок в стиле серийного убийцы, и я хотела его поощрить.

— Человек не может прокусить кость таким образом. Кроме того, тот, кто это сделал, будто бы зарылся руками в плоть, чтобы разорвать грудную клетку. Большинство людей либо недостаточно сильны для этого, либо им не хватает знаний.

— Знаний? О каких знаниях вы говорите? — Не понял Лин.

— Можно хотеть сделать это с женщиной, но не знать, как. То, что выглядит грубым месивом, на самом деле таковым не является.

— Что? — Опять не понял Лин.

Я перевела:

— Следы слишком гладкие для такого зверства. Я не думаю, что это дело рук человека, но если и так, то у этого кого-то явно есть опыт.

— Этот убийца явно не здесь набрался своего опыта, потому что ничего подобного у нас не было с тех пор, как я на службе.

— Как давно вы здесь работаете? — Уточнила я.

— Пять лет.

Олаф покачал головой.

— Он явно делал это где-то еще.

— Соглашусь. — Сказала я.

— Так или иначе, этот тип практиковался где-то помимо нашего архипелага. — Сказал Лин.

К нам подошел Эдуард.

— Если он практиковался, нам надо понять, где именно. Это даст подсказку к тому, с чем или кем мы имеем дело.

Я глянула мимо него на Бернардо, привалившегося к столбику на краю парковки. Я не стала спрашивать, как он там, потому что даже отсюда он выглядел чертовски бледным. И он не вернулся к работе — значит, ему было действительно паршиво.

Мы с Олафом синхронно встали, но он еще поднимался какое-то время, когда я уже была на ногах. Я знала, что в нем почти семь футов, но внезапно ощутила это сильнее, чем обычно.

— Расскажите, что вы нашли. — Попросил Эдуард.

Мы рассказали.

— Я надеялся, что кто-то из вас уже имел дело с созданием вроде этого. — Сказал он.

— Созданием? — Переспросил Лин.

— Термин «монстр» считается неполиткорректным в отношении сверхъестественных граждан. — Ответил Эдуард.

— А «создание» — корректный?

Эдуард пожал плечами.

— Вроде того. Согласно списку утвержденных слов, который недавно выпустила маршальская служба.

— Так вы уверены, что мы имеем дело не с убийством человека человеком? — Уточнил Лин.

— Да. — Ответил Эдуард.

— Да. — Сказал Олаф.

— Более чем. — Добавила я.

— Ладно, но если наш плохой парень или девчонка — не человек, то кем он может быть?

Мы трое переглянулись. Я пожала плечами и покачала головой.

— Я не встречала ничего подобного. Максимум, что я могу сказать — кем он не является.

— Аналогично. — Сказал Эдуард.

— Даже запах незнакомый. — Добавил Олаф.

— Точно, вы же оборотень. У вас теперь более чуткий нюх? — Спросил Лин.

— Не в человеческой форме. Но я чувствую запахи сильнее, чем раньше.

— И вы утверждаете, что здесь не пахнет ни человеком, ни оборотнем? — Уточнил Лин.

— Верно.

— Чем же тогда здесь пахнет?

— Загадкой.

И это был максимум, который мы могли выдать. Убийца не был человеком, не был оборотнем, не был ни одним из других известных нам сверхъестественных существ. Он был загадкой. И это ни хрена не помогало нам найти Денни.

51

Когда мы закончили с телом, Лин выпроводил нас с места преступления, чтобы другие сотрудники могли заняться трупом. Я надеялась, что судмедэксперт сможет выдать более конкретные детали, чем наши пространные догадки. Предположения, которые мы сделали, не приближали нас ни к убийце, ни к Денни. Мы трое избавились от бахил с перчатками и направились в сторону Бернардо, дав дорогу людям, которые должны были забрать труп. Иногда на месте преступления такой бардак, что каждый, кто на нем потоптался, портит улики, мешая следующей группе специалистов. Пока что мы пришли к выводу, что Денни была в руках того же создания, которое расправилось с Беттиной. Хотя никто из местных копов не был знаком с Денни, они все равно хотели ее найти, поскольку большинство людей становятся полицейскими, потому что в душе мечтают спасать этот мир и помогать людям, быть белыми рыцарями. А белым рыцарям недостаточно просто найти тело — они хотят спасти принцессу и убить дракона.

Бернардо выпрямился у столба на краю парковки. Он заново перевязал свои волосы, и хвост теперь был затянут гораздо туже, создавая иллюзию короткой стрижки. Он больше не был бледным и снова надел темные очки. Очевидно, Бернардо пытался сделать вид, что ничего не произошло. Меня такой расклад устраивал.

— Почему он забрал ее органы? — Озвучила я свои мысли, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Он хотел их. — Ответил Олаф.

— В каком смысле? — Спросила я.

— В качестве трофеев. — Подал голос Эдуард. — Такие типы часто берут трофеи, ты это знаешь.

— Сердце, печень и другие части, которые можно легко перевезти — да, но некоторые органы, которые он забрал, транспортировке не подлежат. Как ты собираешься перевозить кишечник?

— Заморозить. — Сказал Олаф.

— Законсервировать в банке. — Предложил Эдуард.

— Господи. — Тихо выдохнул Бернардо.

— Прости, если тебя это задевает. — Сказала я, потому что никто из ребят этого не сказал. Я вроде как нарушила кодекс мужских правил, признавая, что у нас тут есть некоторая проблема.

Он кивнул.

— Спасибо, я в норме. — Его ложь была настолько очевидной, что я притворилась, что поверила.

— Он мог съесть органы. — Предположил Эдуард.

Бернардо сглотнул так громко, что я услышала, как он это делает. Его глотка конвульсивно дернулась, будто он сдерживал очередной позыв тошноты.

— Не думаю, что убийца это сделал. Вернее, я не хочу так думать.

— Ты же понимаешь, что такая возможность существует. — Сказал Олаф.

— Но я не хочу говорить об этом. Я не хочу спокойно обсуждать, как кто-то или что-то ело… ее части.

— Тебе известна подноготная охоты на монстров, Бернардо. Почему такие вещи тебя беспокоят? — Спросил Олаф.

— Блядь, Отто! — Он выкрикнул это и понизил голос, продолжая. — Вчера она была в моей постели. Я не хочу слышать о том, как кто-то разорвал ее на части и съел.

Голос Олафа был спокойным, лишенным каких-либо эмоций.

— Ты знаешь, что мне непонятно, почему это имеет для тебя значение. Но если ты скажешь, что имеет, я поверю.

— А я не понимаю, почему для тебя это ничего не значит, но я знаю, что так и есть.

Они уставились друг на друга — оба по-своему красивые, хотя у меня ушло немало времени, прежде чем я позволила себе понять, что Олаф привлекателен.

— Было бы лучше, если бы я трахнул ее вместо тебя, Бернардо. В таком случае нам обоим это место преступления понравилось бы больше.

— «Понравилось бы»? Нет. Даже если бы я не спал с ней, мне бы не понравилось смотреть на труп того, кого я видел у бассейна.

— Мне бы понравилось.

В голове у себя я орала: «Почему? Почему бы тебе это понравилось, если бы ты трахнул эту мертвую девушку вместо Бернардо?». Я хотела озвучить свои мысли, но ни секунды не сомневалась в том, что мне не понравится ответ. Мы с Олафом неплохо ладили теперь — гораздо лучше, чем когда-либо, и я не хотела давать ему возможность сказать что-нибудь жуткое. Если он сам что-то ляпнет — ладно, это его проблемы, но я не стану провоцировать его.

В обычных ситуациях, если я не задавала подобных вопросов, их никто не задавал. Никто и не подумал бы их задать, но Бернардо был на грани. Это заставило его озвучить свой вопрос, потому что сегодня он хотел знать ответ. Или, может, он всегда хотел его знать, но только сегодня был достаточно расстроен, чтобы спросить об этом.

— Почему? Почему бы тебе понравилось больше, если бы ты переспал с ней?

— Бернардо, не надо. — Вмешался Эдуард.

— Нет, Эдуард, Тед. Я хочу знать. Ты говорил мне, что он большой и плохой, и это правда, но остальное — просто истории. При мне он никогда не творил подобной херни.

— Тебе не понравится ответ.

— Сегодня я хочу его услышать, даже если он мне не понравится. — Сказал Бернардо.

Эдуард кивнул, позволяя им продолжить начатое. Я просто стояла рядом, как немой свидетель катастрофы. Руки Бернардо были чуть сжаты по бокам его тела, когда он повернулся к Олафу и повторил свой вопрос:

— Почему бы тебе это понравилось, если бы ты трахнул ее вместо меня?

— Потому что тогда бы я мог представлять ее тело живым подо мной, когда смотрю на нее, мертвую. — Ответил он спокойно, просто озвучивая факты.

— Вот поэтому я и ушел, Отто. Ты не врубаешься? Я знал, каково это — быть там, внутри нее, а теперь ничего этого нет. Все разорвано на части каким-то маньяком. Это какой-то кошмар.

Олаф подступил ближе, изучая его лицо. Он не планировал нападать — он выглядел так, будто хотел изучить Бернардо.

— Я мог бы посмотреть вниз, на ее труп, и подумать о том, как ощущалась ее кожа под моими руками, когда она была еще теплой. Я бы вспомнил, как опускаюсь между ее ног, какая она тугая и как мне приходится пробивать себе дорогу внутрь. После того, как убийца вытащил из нее достаточно внутренностей, я бы гадал: если я трахну ее сейчас, она будет туже? Было бы это, как трахать пустой мешок, или она все еще тугая — возможно, еще туже из-за соленой воды? Мне не интересно трахать мертвые тела, но я бы насладился размышлениями о том, какой она была, когда кричала мое имя, будучи живой, и о том, какой пустой она стала теперь.

Тихий и беспомощный звук вырвался из глотки Бернардо, все его тело напряглось. Я поняла, что он метнется к Олафу, прежде, чем его тело двинулось. Мы с Эдуардом встали между ними — он напротив Олафа, а я напротив Бернардо, ограждая их друг от друга.

Бернардо рявкнул:

— Ты больной сукин сын! — Он попытался прорваться вперед, но я положила ладонь ему на грудь, удерживая его на месте. Не отталкивая, просто блокируя выпад. Прикосновение должно было дать ему понять, что не стоит этого делать.

— Я же сказал, что ответ тебе не понравится, Бернардо. — Сказал Эдуард.

Олаф не пытался сократить между ними дистанцию. Он был очень спокоен. Стоя позади Эдуарда, он наблюдал за Бернардо. Олаф не боялся драки — он просто наблюдал. Я не могла подобрать другого слова для того, что он делал. Но вес его взгляда чувствовался даже сквозь солнечные очки.

— Тебе наверняка понравилось видеть ее такой. — Сказал Бернардо. Его голос как будто обламывался по краям, словно он вот-вот заплачет. Я знала, что если тебе помешают вступить в драку, которой очень хотелось, это может спровоцировать слезы. Никогда не встречала такого у мужчин, но все мы люди.

— Я уже сказал, что если бы я трахал ее, мне бы это понравилось. Без этих воспоминаний ее тело для меня абсолютно нейтрально.

— Что значит «нейтрально»? — Спросил Бернардо, как будто не мог не спросить. Или он просто надеялся, что у него получится спровоцировать драку.

— Тут почти нет крови. Убийца забрал все ее внутренности, так что здесь нет… кусочков мозаики, к которым я мог бы прикоснуться, чтобы собрать их в своей голове. Это убийство слишком рафинированное на мой вкус.

— Значит, если бы убийца разодрал ее на части и устроил тут кровавую баню, тебе бы это понравилось? — Спросил Бернардо. Его голос был тихим — едва ли спокойным, но тихим. Я все еще прижимала руку к его груди, чтобы почувствовать, если он двинется. У меня будет мгновение, чтобы решить, хочу ли я, чтобы он врезал Олафу, или не хочу. Если бы я не думала, что Бернардо может пострадать, я бы отступила. Не будь Олаф верльвом, я бы позволила этому случиться. Я очень старалась не думать о том, что он только что сказал. Очень старалась, но у меня ни хрена не получалось.

— Да. Мне бы это понравилось. — Медленно и отчетливо произнес Олаф.

В эту секунду я поняла, что Олаф наблюдал за тем, как мучается Бернардо. Он пил его страдания — не буквально, не так, как я могу питаться на гневе и желании, но Олаф наслаждался страданиями Бернардо. Блядь.

— Хватит. — Сказала я, встав так, чтобы лучше видеть их обоих. — Бернардо, завязывай с вопросами, ответы на которые здесь никто не хочет слышать. Олаф, Отто, а ты завязывай с ответами.

— Ты не можешь указывать мне, что делать, Анита. Даже ты не можешь.

— Ладно, но, Бернардо, послушай, Олаф наслаждается твоей реакцией на его ответы. Ты кормишь монстра внутри него своей болью. Если тебя это устраивает — окей, но ты сам потакаешь ему.

— Я просто хочу его ударить. Или просто ударить хоть что-нибудь.

— Я это понимаю, но Беттина мертва, а Денни — нет. Нам надо подумать и разобраться, что мы упустили, что поможет нам найти ее, потому что я не хочу стоять над ее телом через пару часов или завтра, да и вообще когда-либо. Так что если ты не в состоянии помочь нам найти убийцу и спасти Денни, так и скажи, и мы будем работать без тебя. Я должна знать, можешь ты продолжать или нет.

Он снял очки и протер глаза, потом посмотрел на меня. Мне было трудно смотреть в эти глаза, наполненные болью, но если он может чувствовать нечто подобное, я как минимум должна выдержать этот взгляд.

— Я не знаю, Анита, вот в чем суть. Но я продолжу. Если я буду мешать расследованию, тогда ты или Тед выведете меня из игры, но до тех пор я буду делать свою работу.

Я похлопала его по руке и улыбнулась, потому что он был честен и достаточно смел, чтобы признаться в своей слабости, а это чего-нибудь да стоило. Я повернулась к Олафу, глядя на него мимо Эдуарда. Он тоже снял очки, так что я смотрела в эти глубокие пещеры на его лице, на дне которых сидели его темные глаза.

— Ты как-то сказал мне, что хочешь со мной встречаться. По-настоящему встречаться.

— Я помню. — Сказал он.

— Ты понимаешь, что твой разговор с Бернардо сводит вероятность этого к минимальной?

— Тебе известно, какой я, Анита. Ты знала правду обо мне с нашей первой встречи. Я не обязан притворяться или лгать тебе. Я могу быть собой. Это одна из самых ценных особенностей наших отношений.

— У нас с тобой нет никаких отно…

— Хватит, вы оба. — Вмешался Эдуард. — Сеанс психотерапии окончен. Мы — федеральные маршалы США, и у нас есть работа. Я хочу не просто найти убийцу. Я хочу спасти Денни, и я сделаю все возможное, чтобы она не повторила судьбу Беттины Гонзалес.

— Я бы и сам не сказал лучше, Форрестер. — Капитан Тиберн показался на тротуаре. С ним была детектив Далтон. — Нам нужно многое вам рассказать, но ничего из этого не поможет найти вашу подругу, так что я спрашиваю Четырех Всадников: что вы будете делать, если я предоставлю вам все свои ресурсы?

Я облизала губы и сказала:

— Вы способны мыслить за пределами своих стандартов и ресурсов, капитан?

— Чтобы не увидеть еще одного такого тела, Блейк, я эти стандарты спалю к хренам.

Я улыбнулась.

— Тогда у меня есть идея.

52

Моя идея заключалась в том, чтобы использовать верживотное в качестве усовершенствованной поисковой собаки. Тиберн задал только два вопроса: делала ли я это раньше и как я смогу гарантировать безопасность окружающих в процессе.

— Я уже делала это дважды. Нам удалось поймать плохого парня в обоих случаях, и в одном из них — спасти заложника.

— Во втором случае заложник не выжил?

— Там некого было спасать — просто серийный убийца, которого нужно было убрать. Тогда я впервые использовала оборотня, чтобы выследить подозреваемого.

— Вы можете гарантировать, что ваш ручной оборотень ни на кого не нападет кроме подозреваемого?

— Да.

— Вы говорите так, будто уверены в этом.

Я кивнула.

— Не будь я уверена, я бы не стала предлагать этого, капитан Тиберн.

— Как это работает? — Поинтересовалась Далтон. Она выглядела печальной и немного бледной, но была вовлечена в работу и, судя по всему, была достаточно внимательна к происходящему. Зная, на что способен Ранкин, я была впечатлена. Интересно, как долго он промывал ей мозги? Ладно, оставим это на потом. Будем решать проблемы по мере их поступления, и сейчас важнее всего найти Денни. Каждая минута ее отсутствия увеличивала шансы на то, что она закончит как Беттина. Одно дело, когда умирает человек, которого ты просто знал, и совсем другое, когда речь идет об одной из самых старых и близких подруг Донны. Это серьезно подорвет свадьбу, если мы все еще планируем провести ее завтра. Была куча причин, чтобы отложить это мероприятие, но не мне решать. Пока Эдуард с Донной все не отменят, мы будем исходить из намеченного плана. Питер хотел, чтобы все прошло, как задумано, даже если к тому времени доктора не отпустят его из больницы. Это можно было устроить, но у нас нет почетной матроны. Не уверена, что можно будет провернуть все это без нее. Сперва нам надо найти Денни живой и, по возможности, невредимой. С остальным разберемся потом.

Тиберн обратился к Олафу:

— Так вы с маршалом Блейк уже делали нечто подобное?

Олаф посмотрел на меня и повернулся к Тиберну.

— Не я был тем верживотным, которого она использовала, чтобы выследить своих жертв.

Мне не слишком понравилась его формулировка про жертв и выслеживание, но ведь я разыскивала плохих ребят и убивала их, так что спорить с этим было бы глупо.

— Маршал Джеффрис в то время не был верживотным. Мы не работали вместе над теми делами.

— Вы используете его для этого сейчас? — Уточнила Далтон.

Я подумала: «Нет, блядь, категорически нет». Но я не знала, как сказать об этом, не задев Олафа. Он удивил меня, решив проблему самостоятельно:

— Нет. Я совсем недавно стал ликантропом. Лучше доверить эту задачу более опытным носам. У Аниты как раз есть с собой подходящие оборотни.

— Вы про Вайатта с Натэниэлом? — Спросила Далтон. Забавно, она уже звала моих ребят по именам.

— И Мику, и Морган, и Никки, и Брэма, ага. — Добавила я.

— Они гражданские, Блейк. Я не уверен, что у нас есть право подвергать их опасности. — Заметил Тиберн.

— Натэниэл уже делал это со мной раньше, и оно сработало.

— Натэниэл Грейсон — речь о вашем женихе? — Уточнил Тиберн.

— Верно. — Подтвердила я.

— Вы видели, что эта тварь сделала с первой жертвой, Блейк. Вы правда хотите рискнуть жизнью своего близкого, чтобы найти это… чудовище?

— Нет, сейчас я не хочу, чтобы это делал Натэниэл.

— Чем отличается этот случай? — Спросил Тиберн.

Я подумала: Ирландия. То, что случилось в Ирландии. Но вслух сказала:

— Я не знаю, что это за существо. И я не хочу рисковать жизнью Натэниэла, когда мы почти ничего не знаем.

— Он захочет помочь. — Заметил Эдуард.

— Я знаю. Потому что они друзья.

Я хотела уберечь Натэниэла, но вместо этого собиралась взять его с собой на охоту за чудовищем. Казалось, чем больше усилий я прикладываю к сохранению его безопасности, тем чаще он оказывается на линии огня. Я знала, что где-то здесь был зарыт важный урок, который мне следовало бы выучить. Но я не знала, в чем он заключается, или просто не хотела этого знать.

53

Тиберн предложил подбросить нас в отель, но, если считать Далтон, в машине не было места для всех присутствующих. Мы стали обсуждать, как нам разделиться, когда Тиберн сказал:

— Нам надо поговорить по дороге, маршалы. Сегодня это наш единственный шанс обсудить все в приватной обстановке.

— Ладно, кто к кому на коленочки сядет? — Поинтересовалась я. Предполагалось, что это будет шутка, но в конечном итоге я пошутила сама над собой, потому что Тиберн ответил:

— Я за рулем, а Далтон никого из вас не знает достаточно близко, чтобы не скомпрометировать себя, так что решать вам, маршал Блейк.

— Прошу прощения?

— Анита, пожалуйста, не спорь. Просто сделай это. Тиберн и Далтон хотят поделиться с нами важной информацией, а у Денни не так много времени. — Вмешался Эдуард.

Я уставилась на Далтон.

— Что это за информация такая, которая стоит того, чтобы торчать на коленях у своих коллег? Вы бы сами на такое пошли?

Она выглядела обескураженной, будто не ожидала, что я спрошу у нее об этом в лоб, но, может, ее просто легко было выбить из колеи. Она моргнула, и на секунду мне показалось, что вопрос придется повторить, но она все же ответила:

— Информация того стоит, если, конечно, это не привяжет вас к тому, на чьих коленях вы посидите, навечно.

Это было дерзким заявлением, и я вдруг поняла, что если она действительно собирается рассказать нам про Ранкина, то это стоит того, чтобы посидеть у кого-нибудь на коленях.

Возмущаться стала не я — это был Олаф.

— Ты вот-вот женишься. Тебе нельзя ехать в отель к своей невесте с другой женщиной на коленях. Ты хочешь еще одной ссоры с Донной посреди расследования?

— Ненавижу себя за то, что говорю это, но я согласен с большим парнем. — Заметил Бернардо.

— Ее почетная матрона и лучшая подруга пропала. Не сомневаюсь, что даже Донна могла бы спустить все на тормозах, пока мы не вернем Денни. — Сказала я.

Трое мужчин уставились на меня. Взгляд Бернардо, как и Эдуарда, был достаточно красноречив. Взгляд Олафа был практически пустым за его темными очками. Он редко демонстрировал обилие эмоций в нашем присутствии, поскольку с нами ему не было нужды притворяться. Мы и так знали, что в его арсенале далеко не полный набор социально одобряемых реакций.

— Ну блядь. — Сказал я.

— Я оскорблен. — Возмутился Бернардо. — Ты хоть представляешь, сколько женщин я бы мог осчастливить, предложив им сесть ко мне на колени? — Он даже выдал мне слабую версию своей срывающей трусики улыбочки. Я улыбнулась в ответ — отчасти потому, что была рада, что он приходит в себя после срыва.

— Нет. — Отрезал Олаф.

— Что значит «нет»? — Переспросила я.

Он посмотрел на меня и я снова почувствовала тяжесть его взгляда — даже сквозь стекла солнцезащитных очков, за которыми скрывались его глаза.

— Это значит, что я не позволю тебе сидеть у него на коленях.

— У тебя нет права решать за меня.

— Сейчас это так, но я уступлю тебя только… Теду и тем мужчинам, которые уже есть в твоей жизни. Я не уступлю тебя Бернардо.

Я изо всех сил сдерживалась, чтобы не покоситься на Тиберна и Далтон, потому что у меня не было никаких объяснений происходящему, кроме тех, которые выставили бы нас влюбленными идиотами.

— Дайте нам минутку. — Попросила я.

Они выглядели озадаченным, но все же отступили, дав нам немного пространства, так что я повернулась к Олафу и тихо зашипела на него:

— Я не буду сидеть у тебя на коленях.

— Тогда ты спровоцируешь еще больше ссор и проблем после того, как Донна узнает про тебя и Теда.

— Ты готов рискнуть жизнью Денни только потому, что я сяду на колени к Бернардо, а не к тебе?

— Она для меня ничего не значит, а тебе следует задать другой вопрос.

— Это какой же? — Спросила я и, как бы смешно ни звучало, приблизилась к нему, пытаясь вести себя дерзко. С нашей разницей в росте я, вероятно, выглядела еще глупее, чем себя чувствовала, но сейчас я была слишком зла, чтобы думать об этом.

— Спроси Бернардо, готов ли он драться со мной за возможность усадить тебя к себе на колени.

— Вы не будете драться здесь и сейчас. — Вмешался Эдуард таким тоном, будто был абсолютно в этом уверен.

— Нет, но мы будем после. — Ответил Олаф.

— Господи, Отто, как же ты заебал. — Вздохнул Бернардо.

— Значит ли это, что ты будешь драться со мной позже?

— Нет, по крайней мере, не за это. Без обид, Анита, но твои посиделки у меня на коленях не стоят того, чтобы драться с ним всерьез.

— Я не обижаюсь. Согласна, что не стоят.

— Блядь. — Тихо выругался Эдуард.

— Это просто поездка на машине. К тому же, нам предстоит узнать, что такого Ранкин сделал с Далтон. — Сказала я.

Эдуард спустил солнечные очки на кончик носа и показал мне свои ярко-голубые глаза.

— Это не будет просто поездка, если речь идет о вас двоих, Анита.

— Ладно-ладно. Но мы тратим время Денни, пока спорим об этом.

— Твою мать… — Снова ругнулся Эдуард, водружая очки обратно и поворачиваясь к Олафу. — Только дай мне повод. Я не стану колебаться.

— Жду с нетерпением. — Ответил Олаф.

— Ты же понимаешь, что колебаться не будет не только он. Так что это буду не только я и ты. Мы будем вдвоем против тебя. — Заметила я.

Трудно было сказать из-за темных очков, но мне показалось, что он моргнул первым.

— Я всегда планировал убить вас по одиночке, если потребуется.

— Ты ебнутый псих. — Сказал Бернардо. — Такие намерения людям не озвучивают. Ты просто делаешь это, а не предупреждаешь заранее.

— Это твое единственное замечание? — Поинтересовалась я.

Бернардо пожал плечами, как бы говоря: «А чего ты ожидала?». Ответ был — да, это было его единственное замечание, но я решила забить.

— Что ж, Отто, я всегда считала, что твое убийство будет своего рода групповым проектом. — Сказала я.

Он улыбнулся.

— Я никогда не думал, что ты будешь противостоять мне в одиночку, Анита. Ты слишком практична для этого.

— Если ты сделаешь что-нибудь, хоть что-то, пока мы в машине, этот разговор будет закончен сразу, как мы убедимся, что Денни в безопасности. — Сказал Эдуард.

— Я буду истинным джентельменом.

— Что ж, тогда сделаем это. — Сказал Эдуард угрожающим тоном, но все мы угрожали друг другу в последние пятнадцать минут, так что хрен с ним.

54

Тиберн вырулил на небольшу улицу, которую перекрыли полицейские машины и аварийная служба. Пришлось маневрировать, но как только мы выбрались из пробки, Тиберн набрал скорости, лавируя в узких улочках. Я бы предпочла обойтись без рывков и виляния машины, поскольку торчала на коленях у Олафа и не могла перекинуть ремни безопасности через нас обоих. Далтон сидела рядом с водителем, и ее все устраивало, но она-то была пристегнута. Мы четверо пристроились на заднем сиденьи. Все решили, что Олафа лучше усадить в центре, но он был слишком большим, чтобы ехать там с комфортом. Мне было плевать на его комфорт, но если бы он сидел прямо за водительским креслом, Тиберн не мог бы следить за дорогой. В любом случае, меня гораздо больше волновал тот факт, что я не пристегнута. С тех пор, как моя мать погибла в автокатастрофе из-за того, что не была пристегнута и вылетела наружу через лобовое стекло, у меня был пунктик на этот счет. Обычно я не двигаюсь с места, пока все пассажиры не пристегнутся. Но вот я здесь, сижу на коленях у последнего человека, с которым хотела бы соприкасаться, и на мне нет блядского ремня. Я даже не знаю, может ли этот день стать хуже.

Физически Эдуард был среди нас самым маленьким после меня. Он прижимался ногой от бедра до икры к Олафу, и точно так же с другой стороны сидел Бернардо. Обычно Эдуард не выглядел для меня коротышкой, но сейчас он казался намного ниже шести футов. Я сидела поперек колен Олафа, спиной к двери, поскольку ногами он упирался в спинку водительского сиденья. Тиберн был вторым по росту среди нас, так что его кресло было изрядно выдвинуто назад, поэтому Олаф напоминал длинноногую сардину, зажатую в машине. Это также означало, что мои ноги были вытянуты перед Эдуардом, потому что их надо было куда-то девать. Если бы я протянула их так, как обычно делают лежа на диване, пришлось бы занять колени всех троих. Казалось бы, почему такой крупный мужик, как Тиберн, не может ездить на большой тачке? Не думаю, что он хоть раз сидел здесь, на заднем.

— Всем удобно? — Поинтересовался он и завел машину.

— Издеваетесь? — Спросила я.

Он усмехнулся. Может, он и знал, каково оно тут, на заднем.

— Забудьте.

Пульс со всей дури пытался пробиться сквозь кожу на моей шее. Мне удавалось сохранять ритм дыхания, но я не могла унять сердцебиение, которое подскакивало всякий раз, стоило Тиберну продемонстрировать нам, что он не был новичком на курсах аккуратного вождения. Мой страх перед поездками на автомобиле непристегнутой не был иррациональным — ебучие ремни увеличивают твои шансы на выживание при аварии. Я просто не была уверена в том, что колени Олафа столь же безопасны, как автомобильные кресла. Не помогал и тот факт, что я взгромоздилась поперек его бедер, вплотную к телу, как будто сидеть так близко к нему было безопаснее всего.

Олаф шепнул:

— Тебе страшно. Почему? Я же ничего не сделал. — Его руки аккуратно лежали по обе стороны от его тела, потому что я подарила ему красноречивый взгляд, когда он попытался пристроить их туда, куда вы обычно пристраиваете руки, когда кто-то сидит у вас на коленях — то есть, вокруг человека, который на вас сидит. Дело даже не в тисканьях, просто это самое удобное место, куда можно деть руки в таком положении.

Я сглотнула забившийся в горле пульс и выдала тихо, но не стала сводить голос до шепота:

— Я не могу пристегнуться.

— Я забыл, как сильно тебя это беспокоит. Тебя напрягает сам факт того, что ты ничем не закреплена, когда находишься в машине.

— Да. — Ответила я, и ненавидела это чертово слово за то, что выдохнула его с ноткой паники, которую тщетно пыталась побороть.

— Я не ожидал, что ты будешь напугана до такой степени. — Сказал он тихо и осторожно.

— Ага, я тоже.

Он шепнул, скользнув теплым дыханием по моему лицу:

— Страх мешает мне контролировать моего льва.

Я повернулась голову и уставилась на него с расстояния в несколько дюймов. Наши солнечные очки помогли сделать этот момент не таким интимным, каким он мог бы быть.

— Твой страх или мой? — Я не утруждала себя шепотом.

Он нахмурился.

— Я не боюсь тебя. — Он также перестал шептать.

— Я про твой контроль. — Сказала я, и не могла сдержать улыбки, которую обычно выдаю, когда в моих словах больше угрозы, чем юмора.

— Мы вам не мешаем? — Поинтересовался Тиберн.

— Нет, но я хотела бы знать, что такого важного мне предстоит услышать, что приходится рисковать своей жизнью и ехать непристегнутой, капитан.

Тиберн и Далтон обменялись долгими взглядами, в процессе чего он вырулил на трассу номер один, которая, как я знала, была здесь единственной главной дорогой. При других обстоятельствах их переглядывание могло бы выглядеть интимным, но, думаю, это было скорее про «с чего же, блядь, начать?», чем не про «эй, детка».

— Все сложно. — Усмехнулся Тиберн. Он вдавил педаль газа так быстро, как только мог, и я вдруг поняла, что вокруг не очень-то много всего по краям дороги — океан с одной стороны и Мексиканский залив с другой. Так или иначе, я не горела желанием оказаться в воде, будучи запертой внутри машины. Я говорила, что чуть не утонула во время одной аварии? Так что, да, и воды я тоже боялась. Сегодня просто день моих самых нелюбимых вещей. Будь я пристегнута, могла бы даже полюбоваться видом. Вода походила на расплавленную бирюзу и сапфиры, так что зрелище было что надо, но сейчас она казалось просто еще одной бедой, готовой укусить меня за задницу. Фобии не поддаются логике — они основаны на страхе.

— Мы поняли, что все сложно. В противном случае мы бы не забились всей толпой в машину для этих шпионских игр. — Я решила забить на то, что мой голос дрожал.

— Капитан Тиберн, офицер Далтон, поездка не будет длиться вечно. Так что, чем бы вы ни планировали поделиться, можете начинать. — Сказал Эдуард, и звучал он куда дипломатичнее меня. Интересно, звучал бы он так же, если бы сидел на коленях у Олафа?

— Ранкин был одним из моих лучших парней. — Сказал Тиберн. — Дел закрыл больше всех. Получил больше признаний, чем кто-либо, кого я знаю.

Я хотела увести тему в русло переговорческих техник Ранкина, но Эдуард коснулся моей ноги и покачал головой. «Пусть Тиберн говорит» как бы намекал он, так что я заткнулась и позволила Тиберну продолжить.

— В Лос-Анжелесе, где он начал свою карьеру в полиции, у него была такая же репутация. Он перебрался в Аризону — хотел себе дом с задним двориком, и чтоб соседи были приятные. В Лос-Анжелесе на зарплату полицейского так не пошикуешь, насколько мне известно. Потом он работал в Фениксе. Я был шокирован тем, что детектив с его репутацией хочет перебраться в наше захолустье. Ранкин ответил, что хочет, чтобы его сын рос с семьей, большая часть которой живет здесь. В этом был смысл, так что я просто порадовался, что он теперь в моей команде. Два года назад я получил еще одного крутого специалиста из большого города, когда детектив Далтон решила оставить Нью-Йорк и перебраться к нам.

Далтон продолжила:

— Нас разбросали по городам, чтобы мы, как практики, демонстрировали свои умения на службе, поскольку об их пользе уже все были наслышаны. Если ты сам не выберешь место, тебя просто отправят куда попало. Я устала от снега, хотела пожить пару лет под солнцем — это было бы к лучшему. Если честно, незадолго до того у меня был парень в силовых структурах, и это немного усложняло мне жизнь. Я говорю об этом только потому, что теперь я уверена, что мое разбитое сердце. — Она набрала воздуха в легкие перед тем, как продолжить. — Открыло меня перед Ранкиным. Открыло меня его способностям. Он может чувствовать твои самые сокровенные желания — то, чего лично тебе не хватает в жизни, и предлагает тебе это. Более того — он даже воплощает это. После двух лет отношений с ним мне захотелось выйти замуж и завести настоящую семью, но он не мог дать мне этого.

— Потому что уже был женат. — Сказала я.

— Да, но я понимала, что его жена в курсе. Черт, да я бывала у них на ужинах и на семейных праздниках. Я даже была в списке тех, кто мог забрать его сына из школы в случае чего.

— Очень прогрессивно и полиаморно. — Заметила я.

— Я думал, это не скажется на их работе, раз жену Ранкина устраивают его отношения с Далтон. — Добавил Тиберн. — Я был уверен, что это не мое дело.

— Вам не надо объяснять мне такие вещи, капитан. Я вообще последняя, кто имеет право кидаться камнями в чужую личную жизнь. — Сказала я.

Далтон повернулась на своем кресле и уставилась на меня. Она сняла очки, так что я могла видеть ее большие карие глаза с очень тонким, но весьма умело наложенным слоем подводки и туши. Возможно, на ней также были белые тени, но я опустила взгляд прежде, чем успела определиться по поводу ее косметики. Когда опытный психопрактик снимает темные очки в лучах ослепительного солнца и смотрит на тебя в упор, ты не пялишься ему в глаза. Не пялишься и все. Может, она просто хотела быть искренней, но я уже успела познакомиться с последствиями применения подобных сил, и не хотела повторять этот опыт.

— Спасибо, что позволили мужчинам своей жизни помочь мне разорвать связь с Ранкиным.

— Не за что. — Ответила я.

Мы выехали на ту часть шоссе, где вода по краям дороги была прикрыта пушистыми кустами зелени и заборчиками. Тиберн гнал со скоростью в шестьдесят, может, семьдесят миль в час (100–110 км/ч — прим. переводчика), впереди был светофор. Тиберн вел себя так, словно не сомневался в том, что мы успеем проскочить до красного. Что ж, по крайней мере, теперь, если мы разобьемся, то хотя бы не утонем. Но приятного вида мне не хватало. Кажется, сегодня я при любых обстоятельствах найду, к чему доебаться.

— Как вам удалось не пустить его к себе в голову, маршал Блейк? — Спросила Далтон.

— У меня не получилось заблокировать его полностью.

— Но вы не поддались его силе. Как? Как вы смогли дать ему отпор?

Я открыла рот, чтобы ответить, но увидела автомобиль, который вырулил на дорогу сбоку, прямо у светофора. Я успела крикнуть: «Машина!», и кричала не только я.

Тиберн ударил по тормозам. Меня швырнуло вперед прежде, чем я успела понять, за что можно было схватиться. Олаф сделал абсолютно естественную вещь — обхватил меня за талию и торс, прижав к себе, потому что сам он был так крепко зажат на заднем сиденьи, что даже не дернулся. Он поделился со мной своей устойчивостью, но я вдруг оказалась у него в объятиях, крепко прижатая к его телу. Я ощутила, как напряглись его руки, когда машина съехала с шоссе, потому что Тиберн прекратил попытки проехать дальше, и просто убрал нашу тачку с дороги — рывком, как это делают во всяких экшенах. Я обняла Олафа за шею и уткнулась лицом ему в ключицу.

Он держал меня, когда машину начало вертеть, и я знала, что он сделает все возможное, чтобы сохранить мне жизнь. Я знала, что при необходимости он закроет меня своим телом, и та сила, которая пугала меня при других обстоятельствах, вдруг стала источником абсолютного комфорта. Я знала, что сейчас эта мощь полностью сосредоточилась на моей безопасности. Разница между принцем и чудовищем, как правило, сводится к тому, как мужчина использует свою силу и ярость. При правильном векторе они создают надежное укрытие от любого шторма. Если же они направлены против тебя, укрытие превращается в западню. Я молилась, чтобы Тиберн справился с управлением, пока держалась за Олафа, прижав лицо к его теплой шее, и старалась не видеть того, что происходит вокруг.

Машина остановилась. Мы все замерли и будто оглохли, словно реальность нуждалась в передышке. Потом звук вдруг вернулся, и я подняла голову, немного отстранившись от шеи Олафа, чтобы увидеть в окне нашей машины пушистые зеленые кусты. Это означало, что мы съехали с дороги, но мы и не в воде, что уже хорошо.

— Это был чертовски рьяный маневр, Тиберн. — Подал голос Эдуард. Я покосилась в его сторону и немного повернулась, чтобы увидеть его ладонь, прижатую к руке Олафа, словно еще один предохранитель для обеспечения моей безопасности.

Моргнув, я посмотрела в противоположное окно и до меня дошло, что мы были на другой стороне дороги — нас развернуло в обратную сторону. Господи. Адреналин пролился по моему телу, как шампанское.

— Прошу прощения за это, народ. Особенно вы, Блейк. Вы там в порядке? — Спросил Тиберн.

— Да. Да, я цела. — Я вдруг осознала, что это действительно так. Я все еще была в объятиях Олафа, у него на коленях, но не отстранялась, потому что я знала: эти руки меня защитили. На это я не могла злиться. Я посмотрела на Олафа — наши лица были очень близко друг от друга, почти на расстоянии поцелуя.

— Спасибо Ол… Отто за то, что держал меня так крепко.

— Ты больше не напугана. Почему? — Спросил Олаф.

— Во-первых, я сразу успокаиваюсь, если дерьмо уже случилось. Во-вторых, я знала, что ты защитишь меня, даже если тебе придется закрыть меня своим телом. Я просто знала, что ты это сделаешь.

— Ты доверила мне свою безопасность. — Сказал он.

— Да. — Ответила я, все еще глядя в черные озера стекол его солнцезащитных очков. Я видела в них свое маленькое отражение.

Его зверь метнулся вспышкой жара и пронесся по моей коже волной мурашек. У меня перехватило дыхание, а пульс подскочил в глотку. Мои руки крепче обхватили его за шею, а тело невольно прижалось к нему — раньше, чем я успела себя остановить. Сперва я не могла разобрать, но вдруг увидела янтарные глаза в своей голове. Моя львица подняла свою голову и вдохнула всю эту силу, которая позаботилась о нашей с ней безопасности. Я не могла спорить с тем фактом, что Олаф был достаточно силен, чтобы сделать все, что нам необходимо, но за пределами силы и мощи мы с моей львицей имели слишком разные представления о том, каким должен быть потенциальный партнер. Слишком разные.

Я почуяла жар, выжженную солнцем почву — она была настолько горячей, что я ощутила ее всей своей кожей. Его лев не пах как животное. Он пах выжженной травой в лучах такого гигантского солнца, что оно могло спалить все вокруг. Я проглотила этот запах, прижавшись лицом к его шее, чувствуя, как его лев горит внутри него. Это успокоило мою львицу — помогло ей унять мой человеческий страх. Мы были в безопасности. Зачем цепляться за страх, если есть более приятные занятия? Моя львица очень ясно дала мне понять, чем, или, вернее, кем она хотела бы сейчас заняться. Это помогло мне прийти в себя перед тем, как Эдуард спросил:

— Анита, ты в норме?

— Теперь да. — Сказала я, буквально отдирая себя от шеи Олафа и отстраняясь от него всем телом. Часть меня ждала, что он будет сопротивляться, но он не стал. Более того, он сказал:

— Кажется, мой контроль не так совершенен, как я надеялся. Полагаю, что не смогу удержать человеческую форму, если ты будешь сидеть у меня на коленях.

— И что, я могу просто пересесть на колени к Бернардо, и ты даже не будешь ему угрожать? — Спросила я.

— Да. — Олаф немного спустил очки — достаточно, чтобы я увидела, что его глаза были нечеловечески оранжевыми. Я смотрела в глаза его зверя с расстояния в несколько дюймов, и моей львице это понравилось. Я стала сползать с его колен, почти что падать, но меня поймал Эдуард. Вернее, его ноги просто оказалась у меня на пути.

— Ваши ауры слились по краям на секунду. — Сказала Далтон с переднего сиденья.

Я перебралась с колен Эдуарда на колени к Бернардо, потому что нам нужно было как можно больше пространства между моим зверем и зверем Олафа. Я двигалась достаточно быстро и смущенно, чтобы Бернардо поймал меня перед тем, как я успела свалиться.

— Просто хочу уточнить, Отто. Тебя устраивает, что Анита закончит эту поездку у меня на коленях? — Поинтересовался Бернардо.

Олаф кивнул. Его очки вернулись на место, так что больше никто в машине не увидел проблеск его ярко горящих глаз, которым он поделился со мной. Я надеялась, что они уже вернулись к его человеческим черным, но, судя по мурашкам, которые бегали по моей коже, это было не так.

— Да.

— Хорошо. — Сказал Бернардо, и внезапно руки, осторожно державшие меня секунду назад, обвились вокруг. Он немного приподнял меня и передвинул в более удобную позицию. Я не сопротивлялась. Я просто спокойно обняла его за шею без позыва лихорадочно схватиться за что-нибудь в страхе за свою жизнь, пока машина бесконтрольно вертится на дороге. Я обняла его и позволила ему обнимать меня в ответ. В этом не было романтики — так просто было безопаснее.

— Я завожу машину. Мы готовы ехать? — Спросил Тиберн.

Все согласились.

— Если обещаете, что остаток пути будет чертовски скучным, то да. — Сказала я.

Он усмехнулся.

— Я приложу все усилия, чтобы вы заскучали, маршал.

— Тогда поехали. — Сказала я. Мой голос был полон фальшивой жизнерадостности.

Тиберн осторожно въехал обратно на шоссе. Он развернулся возле школы, которая, если верить знаку у дороги, гордо звалась «Домом Сахароголовых Акул».

— Почему ваши ауры слились? — Спросила Далтон.

— Вы, видимо, не в курсе, но я — носитель ликантропии. — Заметила я.

— Но вы не перекидываетесь. — Уточнила она.

— Нет, не перекидываюсь. Но один из штаммов ликантропии, который я ношу, львиный.

— А я теперь верлев. — Добавил Олаф.

— Я все еще не понимаю, как это могло заставить ваши ауры смешаться.

— Моя львица среагировала на его льва. — Пояснила я.

— Ваша львица на всех верльвов так реагирует? — Поинтересовалась она.

— Нет. — Сказала я и покосилась на Олафа. Он посмотрел на меня в ответ. Про себя я отметила, что его усы и бородка смотрелись неплохо, но на голове прослеживалась темная тень, как будто вечерняя щетина проступала не только на его лице. Интересно, он стал брить голову до того, как начал лысеть, или после?

Перед моими глазами появилась чья-то рука, перечеркнув поле моего зрения. Я моргнула и уставилась на руку, осознав, что она принадлежит Эдуарду. Я посмотрела на него.

— Скажи еще раз, что ты в порядке. — Попросил он.

— Почему ваша львица реагирует на льва маршала Джеффриса сильнее, чем на других верльвов? — Спросила Далтон. Она все никак не могла отъебаться.

— Я не уверена. — Сказала я, но это была ложь лишь наполовину. Я не знала точно, почему, но у меня была догадка. Мне просто не хотелось делиться ею с окружающими. У меня уже был леопард моего зова — Натэниэл, волк моего зова, до чертиков тигров моего зова, но было также трое животных, для которых зверя зова у меня еще не было: гиена, крыса и лев.

Я боролась с желанием пялиться на Олафа и была абсолютно уверена в том, что моя львица нашла того, кто ей понравился. Очень понравился. Но черта с два она его получит. Нет уж.

55

Когда мы возобновили нашу маленькую поездку, Тиберн уже не стал гнать. Думаю, он пересмотрел свои взгляды на манеру вождения. Я была готова сама сказать ему об этом. Иногда необходимо наступить себе на горло и принять все как есть, но бывают моменты, когда тебе надо высказаться о том, что тебя бесит. Тиберн уже был в моем ты-чуть-не-убил-меня-води-аккуратнее-блядь списке.

— Так почему ваши ауры слились? Я видела такое у пар, но там связь была стабильнее. Не было такого, чтобы она то появлялась, то исчезала.

Эдуард спас нас от этого неловкого вопроса.

— Разве вы не хотели узнать, как Анита смогла противостоять Ранкину?

— Надо разобрать эту тему, пока мы в машине, Далтон. — Добавил Тиберн.

— Да, сэр. — Ответила она. Ей пришлось повернуться, чтобы увидеть меня, потому что я сидела практически у нее за спиной. Она посмотрела на меня со стороны окна. — Так как вам удалось избавиться от него?

— Вы нам сказали, что ваше разбитое сердце помогло ему, но это не мой случай. Ему нечего было использовать против меня. Он не мог предложить мне то, чего бы уже не было в моей жизни. Полагаю, если у вас нет потребностей, которые он может удовлетворить, вы в безопасности.

— У всех есть желания и потребности, маршал. — Заметил Тиберн.

— Думаю, моя самая острая потребность сейчас — это возможность больше времени проводить одной. В моей жизни так много замечательных людей, что когда Ранкин предложил мне себя в качестве любовника, это скорее оттолкнуло меня, чем привлекло.

Далтон рассмеялась.

— Вы его явно задели. Он считает себя просто подарком для женщин.

— Не только для женщин. — Произнес Эдуард.

Я уставилась на него.

— Я чего-то знаю? — Я улыбнулась, потому что Эдуард был одним из самых уверенных в своей гетеросексуальности людей среди всех, кого я знала.

— Он запудрил мозги Натэниэлу, Анита. Это значит, что он предложил ему что-то, чего Натэниэл хочет или в чем нуждается.

— Оу. — Сказала я и нахмурилась. Он был прав. Я так и не спросила Натэниэла, что именно предложил ему Ранкин, но это должно было быть нечто большее, чем просто еще один любовник. Что же это могло быть? Натэниэл пытался предлагать мне разновидности секса, которые меня не особо привлекали, но моя сексуальная жизнь меня устраивала, а его, судя по всему, нет. Черт. Если у меня все же будет перерыв между расследованием убийства и охотой на монстров, нам с ним предстоит серьезный разговор.

— Прости за то, что сказал об этом. — Произнес Эдуард. Я посмотрела на него. — Мы сейчас не можем позволить себе сосредоточиться на проблемах в личной жизни.

— Ты сам начал.

— Я уже сказал, что мне жаль.

— Дамы и господа. — Вмешался Тиберн. — Вернемся к насущным проблемам. У нас тут старший детектив с двадцатилетней карьерой успешного копа, которая с большой вероятностью строилась на его парапсихической способности манипулировать сознанием подозреваемых.

— Если мы принимаем как факт, что он психопрактик, то все его завершенные дела под вопросом. — Сказал Эдуард.

— К сожалению, да.

— Я знаю, что Натэниэл не замешан в похищении, как и в том, что мы только что видели на месте преступления, но Ранкин очень старался вытащить из него признание. Натэниэла не так-то легко обдурить — гораздо сложнее, чем обычного человека, и даже среднестатистического оборотня. Если Ранкин воздействовал на обычных людей, то они могли признаться в чем угодно.

— Не думаю, что все настолько плохо. — Сказала Далтон. — Мне кажется, чтобы это сработало, подозреваемый должен быть заинтересован в отношениях с мужчинами. Как вы и сказали, маршал, ему бы пришлось предложить им то, чего они желают или в чем нуждаются. Не думаю, что для большинства преступников романтика или секс имеют такое большое значение.

— Справедливо, но все-таки этот момент нужно уточнять в каждом отдельно взятом случае. Адвокаты бы просто слетели с катушек. — Сказала я. Бернардо чуть подвинулся, будто пытаясь скорректировать мое положение у себя на коленях, пока я обнимала его за шею. Это была очень романтичная поза, ну или как минимум дружеская. Она абсолютно не располагала к полицейской работе. Если бы он хоть что-то сказал, мне бы не было так неловко.

— Начался бы полный бардак. — Согласился Тиберн.

— Это также подорвало бы программу внедрения практиков в полицию, потому что я была одним из первых офицеров, которые официально получили должность психопрактика. Учитывая ситуацию, власти нашли бы повод повернуть это против всех нас.

— Значит, это наш маленький секрет. — Сказала я.

— Да. — Ответила она.

— Все будет нормально. — Сказал Бернардо. — Если только Ранкин не связан со смертью Беттины и похищением Денни.

Я развернулась, чтобы посмотреть ему в лицо, и оказалась слишком близко к нему. При таком раскладе поцелуй смотрелся логичнее разговора.

— Ты серьезно считаешь, что он замешан? — Спросила я.

Он кивнул.

— Я видел запись на ютубе, где он орет, что Натэниэл, Мика и другие твои ребята имеют отношение к этому делу. Зачем ему говорить что-то настолько бессмысленное, если не для того, чтобы перевесить вину на кого-то другого?

— Мне казалось, что вы просто симпатичный качок. Не ожидала от вас таких выводов. — Сказала Далтон, глядя своими большими карими глазами в сторону Бернардо.

Он посмотрел на нее, и его лицо оставалось чертовски серьезным, как будто он вообще забыл про флирт, хотя я знала, что это не так. Он флиртовал как дышал, но сейчас его голос был холодным и твердым, почти как у Эдуарда.

— Вы флиртуете со мной только потому, что у вас проблемы в личной жизни, или вы хотите отвлечь нас от того факта, что ваш нынешний бойфренд замешан в убийстве и похищении двух женщин?

— Бернардо… — Начала я, но он посмотрел на меня и я замолкла, потому что он был очень серьезен и зол — об этом говорил даже язык его тела. Лицом он мог ничего не выдать, но его напряженность говорила сама за себя.

— Вы пытаетесь отвлечь нас от мысли, что Ранкин может быть вовлечен в это дело, офицер Далтон? — Спросил Эдуард.

— Нет! В смысле, я не знаю, вовлечен он или нет, но я не защищаю и не прикрываю его. — Она недружелюбно уставилась на Бернардо, но не так, как я бы на него посмотрела на ее месте. — Прошу прощения за то, что флиртовала. Я пыталась разрядить обстановку, чтобы почувствовать, что все в порядке. Последние два года моей жизни были сплошной ложью, и я не знаю, как мне с этим быть.

— Ранкин не может быть в этом замешан. — Сказал Тиберн.

— Почему вы так в этом уверены? — Спросил Эдуард.

Бернардо добавил:

— Вы не можете знать этого наверняка.

— Я уже видел тела вроде этого раньше. Ранкину на тот момент было лет десять.

Мы все уставились на него, хотя большинству из нас закрывала обзор спинка сиденья. Бернардо опешил — его руки вокруг меня в какой-то момент сжались так сильно, что это было почти больно. Если бы он тут же не ослабил хватку, я бы его одернула. Далтон не была так огорошена — наверняка Тиберн уже рассказал ей об этом.

— Где именно и когда? — Спросил Эдуард.

— Двадцать лет назад, здесь.

— И вы говорите нам об этом только сейчас? — Спросил Бернардо. Он был зол.

— Некоторые мои офицеры в курсе, но пока я не увидел тело, я не мог связать эти два убийства. — Голос Тиберна клокотал от ярости, словно при других обстоятельствах он бы выпустил свой гнев на Бернардо.

— Расскажите, что произошло двадцать лет назад. — Попросил Эдуард.

— Я тогда был новичком, и я нашел первое тело. Мы даже не знали, что кто-то пропал. Он была туристкой — путешествовала со своим парнем.

— Почему он не объявил ее пропавшей? — Спросил Бернардо. Было странно видеть, что он первым задает вопросы. Обычно это делали Эдуард или я. Я все еще не могла привыкнуть к тому, что Бернардо был настолько серьезен, когда я сижу у него на коленях. У меня это просто в голове не укладывалось.

— Они поссорились. Она вспылила и ушла, а потом мы нашло тело — менее, чем через восемь часов.

— Значит, убийца не держит их слишком долго. — Сказала я.

— Да. — Ответил Тиберн. Это был невеселый ответ. Зато правдивый.

— Беттину он продержал не больше двадцати часов. Может, и того меньше. — Рассуждал Бернардо. Я слышала, как он сглотнул и медленно выдохнул, как будто ему действительно было трудно назвать ее по имени. Я почувствовала запах мятных леденцов, которые он съел после того, как его стошнило на месте преступления.

— В этот раз все просходит быстрее, чем двадцать лет назад. Обычно он держал их по три дня. Максимум — пять дней от похищения до момента обнаружения тела.

— Он не держал их живыми все это время, раз вы говорите о теле. — Заметил Бернардо.

— Да. — Ответил Тиберн, и я услышала, как он вздохнул.

— Как давно пропала Денни? — Спросила я.

— Мы не знаем точно. — Ответил Эдуард.

— То есть, у нас может быть как три дня, так и шестнадцать часов на ее поиски? — Сказала я.

— Боюсь, что так. — Ответил за него Тиберн, поглядывая на меня в зеркало заднего вида.

— Блядь. — Выругалась я.

— Я отправил в ее комнату офицера, чтобы он принес нам какие-нибудь вещи, которые помогут отследить ее по запаху.

— Как много жертв было двадцать лет назад? — Уточнил Бернардо.

— Три.

— А потом убийства прекратились? — Спросила я.

— Да, но не потому, что мы его поймали. Они просто прекратились.

— До этого момента. — Подал голос Олаф.

Тиберн кивнул и вновь посмотрел в зеркало дальнего вида.

— Да, до этого момента.

— В истории бывали убийцы, перерыв между жертвами которых занимал много лет. — Заметила я.

— Если они отсидели свое и вышли из тюрьмы. — Сказал Тиберн.

— Нет, я говорю об СПУ-убийце (свяжи-пытай-убей, Деннис Рейдер — прим. переводчика). Он выжидал достаточно долго, и не был при этом в тюрьме. — Сказала я.

— Семьей занимался? — Поинтересовался Тиберн.

— Ответственный был малый. — Сказала я.

— Одной из вещей, которая его спровоцировала, были дети. Они выросли, стали подростками, и его авторитет перед ними пошатнулся. Как отец молодого юноши и подрастающей девочки, могу заметить, что это та еще нервотрепка. — Вздохнул Эдуард.

Тиберн усмехнулся.

— Мои сыновья давно выросли, но я еще помню, как это тяжко.

— В одной книге говорилось, что СПУ-убийца совершал преступления, когда терял контроль над своей обычной жизнью. — Произнес Эдуард.

— А в телешоу больше внимания уделили его выходу из тюрьмы.

— Так вы говорите, что где-то здесь может бродить законопослушный семьянин, который внезапно решил вернуться к старому хобби? — Уточнил Тиберн.

— Если забыть про СПУ, то я не припомню других убийц, которые могли десятилетиями сдерживать свои порывы, если только речь не идет о тюремном заключении. — Сказала я.

— Не по двадцать лет, конечно, но были и те, кто женился, завел семью и сделал паузу. — Заметил Эдуард.

— Почему они перестали убивать после того, как завели семью? — Спросил Олаф.

— Для некоторых семья — это форма контроля. Они могут нести ответственность за своих близких, так что им нет нужды контролировать незнакомцев во время пыток и убийств. — Я продолжила так, словно мы занимались словесным баскетболом, и мяч вдруг оказался у меня. — Для других людей это связано со скукой. Если они заняты решением обыденных проблем и живут полной жизнью, потребность убивать постепенно сходит на нет. Но если вдруг появляется источник серьезного стресса, они могут использовать убийство для эмоциональной разрядки.

— Звучит так, будто вы говорите о сексе или о хобби. — Заметила Далтон.

— Если для них это единственная возможная форма секса, то они вряд ли станут делать большие перерывы между убийствами. — Сказал Эдуард.

— Те, у кого случались по-настоящему долгие перерывы, были способны иметь семью и детей. Самые обычные отношения. — Добавила я.

— Я была уверена, что сексуальные маньяки зависимы от своих порывов. — Сказала Далтон.

— Даже у аддиктов бывают ремиссии. — Заметил Олаф. — Если нечто другое становится для них более желанным.

Я изо всех сил старалась не коситься на него, когда он это сказал. Если он пялился на меня, я не хочу об этом знать. Я уставилась в окно, на залитый солнцем океан, который распростерся на долгие мили вокруг, превратив дорогу в блеклую ленточку посреди ярко-синего полотна морской воды.

— Большинство аддиктов не насилуют женщин и не убивают их. — Сказал Эдуард.

— Какая разница, от чего у тебя зависимость, если есть желание побороть ее? — Спросил Олаф.

— Вы серьезно считаете, что программа «12 шагов» поможет серийному убийце? — Спросила Далтон.

— Я допускаю такую вероятность.

— Вы сказали, что первая девушка, которую нашли, поссорилась со своим парнем. — Вернул нас к делу Бернардо.

— Да. — Ответил Тиберн.

— Остальные тоже поссорились со своими мужьями?

— Никто из них не был замужем. Первая, которая путешествовала с парнем, уже давно была с ним в отношениях. Вторая была местной с довольно сомнительной репутацией. Третья была старше других. Она была в разводе и только вступила в новые отношения.

— Значит, у всех жертв была активная сексуальная жизнь вне брака? — Уточнил Бернардо.

— Да.

— Денни приехала сюда одна. — Заметила я.

— Она даже флиртовать толком не умела. Постоянно жаловалась Донне, что вообще не понимает, как строить отношения. Хотела встречаться с кем-нибудь, но секс ее напрягал. Если для убийцы это ключевой фактор, она не подходит под его профиль. — Сказал Эдуард.

— Это, возможно, моя вина. — Произнес Бернардо.

Я повернула голову, чтобы посмотреть на него.

— О чем ты?

— Денни видела, как Беттина покидает мою комнату. Мы с ней разговаривали в коридоре о том, что она бы хотела получать удовольствие от секса — так, как это делает Беттина.

— Она с тобой заигрывала? — Уточнила я.

Бернардо посмотрел на меня и его рука опустилась ниже, оказавшись на моем бедре. Не думаю, что в этом был какой-то намек — вероятно, он просто нервничал.

— Не совсем. Скорее, она задавалась вопросом, почему так сильно отличается от других женщин. Она даже с психотерапевтом эту тему обсуждала, пытаясь понять, откуда у нее проблемы с сексом.

— Я этого не знал. — Сказал Эдуард. — Хотя она — лучшая подруга Донны. Как ты узнал то, чего не знали мы?

Никто не стал говорить, что Донна могла просто держать это в секрете. Мы все понимали, что она бы поделилась этим со своим будущим мужем — может, даже с кем-то еще.

— В обычной ситуации я бы не стал рассказывать об этом, но если это важно, а я не поделюсь… Лучше я подорву доверие Денни, чем стану причиной ее гибели только потому, что решил молчать.

— Молчать о чем? — Не поняла я.

— Ей уже за сорок. Она хочет стабильных отношений — мужа или хотя бы парня, с которым могла бы жить вместе. У нее все свидания шли как по маслу, пока дело не доходило до постели. Партнер ей важнее, чем любовник, а большинство мужчин не готовы к такому формату отношений.

— Вы с Денни не встречались. Откуда ты узнал об этом? — Спросил Эдуард.

— Она захотела провести со мной выходные. Просто секс, ничего такого. Хотела провети ночь с кем-то, кто достаточно опытен в постели, и понять, изменит ли это ее отношение к сексу. Сказала, что если я хотя бы наполовину так хорош, как кажется… В общем, я согласился.

Взгляд Эдуарда смягчился.

— Она красивая женщина. Конечно, ты согласился.

— Ее терапевт одобрил эту тему с выходными в рамках эксперимента.

— Погоди, ты ходил вместе с Денни к ее психотерапевту? — Спросил Эдуард.

— Врач сказал, что она асексуальна. Я даже не знал, что это считается за ориентацию, пока она не попросила меня ей помочь.

— Асексуальна, но встречалась с мужчинами. Их было немного, но она с ними встречалась. Она даже была помолвлена.

— Все ее отношения разрушались потому, что она не была заинтересована в сексе. — Сказал Бернардо.

— Ты имеешь ввиду, что она была фригидной? — Спросил Олаф.

— Нет, ее терапевт считает, что это устаревший термин. Денни способна на любовь — она очень заботливый человек, но секс ее вообще не интересовал. Ей казалось, что это убивает ее шансы на нормальные отношения, а она не хотела быть одна. Я это понимаю — по многим причинам. Думаю, я никогда не женюсь. У меня не тот же случай, что и у нее, но эта тема меня тоже напрягает.

— Почему из всех своих приятелей-мужчин она выбрала именно тебя? — Спросил Эдуард.

— Ну, потому что я бабник, и у меня никогда не было серьезных отношений.

— Действительно. — Сказал Эдуард. — У нас полно знакомых, которые хотели бы с ней серьезных отношений.

— Поэтому она выбрала меня. — Продолжил Бернардо. — Она больше никого не хотела разочаровывать. Ей было тяжело даже просто попросить меня об этом. Я уважаю ее за это.

— Значит, вы с Денни сходили к ее терапевту и получили благословение на секс-уикенд? — Уточнила я.

— Вроде того.

— Для меня это что-то новенькое.

— Для меня тоже. — Сказал Бернардо.

— И как прошел уикенд? — Спросила Далтон.

— Она чудесный человек, но она не получает удовольствие от секса. Или просто не понимает, почему все остальные его получают. Она не фригидна. Она теплая, заботливая и смех у нее чудесный, но секс… это просто не для нее. Ее терапевт беседовал со мной после этого, а потом — с нами обоими. Мы все обсудили и расстались на дружеской ноте. Я поклялся, что никто не узнает. Надеюсь, мы найдем ее живой, и она получит шанс выбеситься на меня за то, что я нарушил обещание.

— Я тоже на это надеюсь. — Сказала Далтон. Ее глаза блестели от слез.

— И я. — Согласилась я.

— Когда это случилось? — Спросил Эдуард.

— Два года назад.

Эдуард покачал головой и похлопал Бернардо по плечу.

— Я ни хрена не заметил.

— Как и я. — Сказал Олаф. Они оба были удивлены.

— Ни одна женщина мне так не доверяла. Я знаю, что это прозвучит странно, но я был куда больше польщен тем, что Денни доверила мне свой секрет и свою боль, а не тем, что у нас был секс. Я бы ни за что не рассказал вам об этом, если бы речь не шла о ее жизни.

— Но как тот факт, что ты спал с пропавшей женщиной два года назад, вовлекает ее в наше дело сегодня? — Спросил Тиберн.

— Мы пошли в бар при отеле, чтобы поболтать. Говорили о том, что никто из нас никогда не вступит в брак, и что это для нас значит. Мы обсуждали тот уикенд в публичном месте — там, где нас могли услышать. — Бернардо перевел взгляд на Эдуарда. — Убийца был там. Это единственный момент, когда Денни могла по ошибке сойти за сексуально активную женщину, потому что она вообще не такая. Если убийца выбирает только тех, кто легко относится к сексу, то Беттина мертва из-за меня, и Денни похитили тоже из-за меня.

Он опустил голову, словно не хотел, чтобы кто-то из присутствующих видел его глаза, хоть на нем были темные очки. Я почувствовала, как вздрагивают его плечи, а дыхание срывается, и поняла, что он плачет. Очень тихо и сдержанно, но все-таки плачет. Мне следовало сделать вид, что я ничего не заметила, но я уже и так обнимала его за шею, ощущая, как его волосы, затянутые в конский хвост, щекочат мне кожу всякий раз, как он вздрагивает. Он позволил мне побыть с ним в этом интимном моменте, и никто из нас этого не ожидал. А я не ожидала, что мужчина, которого я видела у бассейна, и который выбрал Беттину среди толпы других красоток в бикини, может так переживать, так оплакивать ее с Денни.

Я обняла его и положила голову ему на плечо, прижавшись так крепко, как только могла. Его руки сомкнулись за моей спиной и прижали меня еще ближе, а плечи задрожали. Он плакал практически беззвучно, но слезы капали мне на кожу из-под темных стекол его очков. Эдуард протянул руку и положил ладонь ему на затылок. Никто их них не плакал друг у друга в объятиях, но раз уж я была здесь, они могли позволить себе немного тактильности. Рука Олафа протянулась над спинкой сиденья и легла на плечо Бернардо. Я уставилась на Олафа. Кажется, меня это шокировало больше, чем остальных.

Тиберн выяснял по телефону, кто мог вчера присутствовать в баре, пока Бернардо и Денни там разговаривали. Больше всего его интересовал персонал отеля. Мы могли сузить список подозреваемых, чтобы быстрее найти Денни. Я молилась, чтобы к тому времени она была еще жива. Я обнимала трясущееся тело Бернардо, пока он беззвучно плакал. Эдуард еще некоторое время держал ладонь у него на затылке, пока, наконец, не прижался лбом к моей руке и щеке Бернардо, чтобы мы могли обнимать его вдвоем. Олаф держал руку на плече Бернардо до конца поездки.

56

Тиберн и Далтон отправились составлять список возможных подозреваемых. Эдуард пошел звонить Донне, чтобы узнать, как там Питер, и заодно проверить Бекку. Бернардо ушел, потому что ему надо было побыть одному и взять себя в руки. Он перестал плакать, но ему все еще было тяжело. Остальные направились в большой люкс, где я остановилась с Микой и Натэниэлом. Кровати там хватало на Ру, Родину, Мику и Натэниэла вместе взятых. Брэм и Никки пристроились у стены. Я уселась в кресле напротив них. Ру и Родина предложили свою помощь в поисках Денни.

— Если ты хочешь, чтобы это был я. — Сказал Никки. — Я так и сделаю, но мы трое — всего лишь твои Невесты. Между нами нет такой сильной связи, как у тебя и зверя твоего зова.

— Я был уверен, что счастье Аниты для тебя первостепенно. — Заметил Брэм.

— Так и есть.

— Тогда как ты можешь предлагать ей рисковать Натэниэлом?

— Я делаю это потому, что если Денни погибнет, Анита будет страдать. Иногда я могу предугадывать ее настроения и желания.

Мика обнял Натэниэла за плечи и покачал головой.

— Единственная причина, по которой здесь нет других зверей твоего зова — это потому, что я просил тебя не брать с собой других любовников кроме Никки. Ему я верю — он не испортит нам отдых.

— Стараюсь. — Сказал Никки.

— Правда, сейчас здесь не очень романтично. — Заметил Мика.

— Совсем не романтично. — Согласилась я.

— Это должен быть я. Я уже делал это раньше, и наша связь дает Аните возможность понять, что я вижу и чувствую — гораздо четче, чем с кем-либо другим. Даже с тобой, Мика. — Натэниэл немного подвинулся в объятиях Мики, чтобы поцеловать его.

Мика лихорадочно ответил на поцелуй.

— Я не хочу, чтобы это был ты. Но я знаю, что если запрещу тебе, и Денни погибнет, мы так и будем гадать, был ли у нас шанс предотвратить эту трагедию.

Я ждала, что он будет спорить. Он был моим последним аргументом против Натэниэла в роли ищейки. Пульс внезапно забился у меня в глотке, а во рту пересохло. Я не хотела, чтобы Натэниэл оказался поблизости от существа, которое убило Беттину Гонзалес. Блядь, я совсем не хотела, чтобы он подвергал себя такой опасности.

— Я это сделаю. — Сказал Ру.

Никки покачал головой.

— Если мы выбираем из Невест, то это должен быть я.

— Тогда почему ты не вызвался? Анита напугана и очень расстроена. Я с трудом могу дышать из-за этого. — Сказала Родина.

— Я уже сказал, почему. Потому что нам всем прекрасно известно, кто лучше всего подходит для этой работы.

— Что если я откажусь?

Натэниэл подошел ко мне. Он встал на колени и взял меня за руку, наши лица оказались почти на одном уровне. Я посмотрела ему в глаза — глаза, которые всегда заставляли меня отворачиваться, если я смотрю в них слишком долго. Он прильнул ко мне и нежно поцеловал. Мои глаза горели, а глотку сдавило. Я собиралась заплакать? Ну разумеется нет, только не я. Я же крутой вампироборец. Я могла бы позволить себе оплакивать Денни, но сейчас речь шла не о ней. К тому моменту, как слезы потекли по моим щекам, Натэниэл уже закрыл меня собой.

— Ты не можешь все время бояться, что потеряешь меня, Анита. Мы просто не сможем так жить.

— Не дели шкуру неубитого медведя, моя королева. — Сказала Родина.

Я бросила на нее недружелюбный взгляд.

— Не лезь.

— Я бы отдала свою жизнь за Натэниэла, потому что я чувствую, как сильно ты его любишь, и какую боль тебе причинит его смерть. Но он прав, моя королева. Ты должна быть храброй и позволить Натэниэлу быть храбрым вместе с тобой.

— А если что-то пойдет не так?

— Не пойдет. — Сказал Натэниэл.

Я заглянула ему в лицо.

— Ты не можешь гарантировать этого.

Он улыбнулся.

— Пусть тебе разрешат взять с собой Никки, чтобы он мог скрутить меня, если вдруг большой плохой леопард выйдет из-под контроля.

— Хорошая мысль. — Сказал Никки.

Я кивнула. Так и есть.

— Я поговорю об этом с Тиберном.

— Он согласится. — Сказала Родина.

— Как ты можешь быть в этом уверена? — Спросила я.

— Он и так уже очень далеко зашел.

Мне захотелось дерзнуть в ответ на ее слова, на худой конец — ляпнуть что-нибудь заумное, но ничего не приходило в голову. Я поцеловала Мику с Натэниэлом, после чего отправилась искать Тиберна вместе с Никки и Родиной. Ру и Брэм остались присматривать за моими женихами. Я постараюсь сделать так, чтобы они были в безопасности. Натэниэл остался с двумя телохранителями и вооруженным Микой, а мы пошли разрабатывать план, который выведет его на передовую, где столько всего может пойти наперекосяк.

57

К тому моменту, как мы закончили, люди Тиберна уже составили список служащих ресторана и посетителей, которые могли быть в баре в тот день. Отель также предоставил нам полный перечень своего персонала и тех, кто просто приехал сюда отдохнуть. Я удивилась, потому что речь шла об убийстве, и они могли банально испугаться слива информации, которая отпугнет потенциальных постояльцев. Не знаю, чем они руководствовались. Главное, что мы получили то, чего хотели.

Тиберн и его люди просмотрели полученный список, пытаясь найти связь с Денни, чтобы вычислить убийцу. Мне было плевать, найдем ли мы убийцу — важнее сохранить жизнь Денни. Одна из черт мудрости — это способность быть честным перед самим собой. Жизнь Денни была мне дороже справедливости. Я не хотела смотреть на ее труп и гадать, через что ей пришлось пройти в последние минуты своей жизни. Совсем не хотела.

Никки, Эдуард, Олаф и я нацепили все свое оружие, которое у нас с собой было, ну или большую его часть. На мне был бронежилет, специально подогнанный по фигуре. На запястьях были крепления для двух серебряных ножей. Не знаю, чего больше боится эта тварь — серебра или железа, но против большинства монстров лучше срабатывало серебро. Ножи были на крайний случай — мне больше нравится работать с пистолетами. Я пыталась отучить себя таскать с собой браунинг, но слишком скучала по нему, так что он висел в кобуре у меня на бедрах. Компактный Sig Sauer P238 пристроился в импровизированной кобуре в закромах жилета. У меня также была полуавтоматическая винтовка AR-15 в специальном креплении на ремнях. Я использовала саморазрывающиеся пули на случай, если плохой парень стоял слишком близко к хорошему — так пули оставались там, где им положено быть, и не причиняли вреда тем, кто этого не заслуживал. Промахнуться с такими пулями было бы крайне паршиво, но я не собиралась промахиваться. Вместо небольшого меча, рукоятку которого я обычно прятала в волосах, на моей спине висел шотган Mossberg 500 Bantam. Я постаралась пристроить все оружие так, чтобы оно не особо торчало, на тот случай, если мы будем проходить через густой подлесок, где можно зацепиться за ветки. Крест я спрятала под футболку, хотя что-то мне подсказывало, что эту тварь не особо волнуют освященные предметы. Но крест был чем-то вроде запасного оружия, которое ты на автомате пихаешь в карман перед выходом из дома. Лучше перебдеть, чем недобдеть. Последнее, что я добавила к своему обмундированию, это специальные затычки, которые помогали сохранить слух, если начиналась пальба.

Бернардо по-прежнему отсутствовал, но я знала, что он вооружится как надо. У нас у всех были личные винтовки и другие стволы.

Я стояла в ванной номера люкс, который был практически точной копией нашего, в полной экипировке для охоты на монстров. Полиция уже установила видеограф, чтобы записать превращение Натэниэла в большую черную пантеру. Тиберн разрешил мне взять с собой Никки, чтобы помочь контролировать верлеопарда. Мне не нужна была его помощь в этом, но с нами будет Олаф, и мы охотились на чудовище, так что Никки мне пригодится. Я попыталась выбить разрешение для Ру и Родины, но Тиберн отказал, что меня не слишком удивило. Он и так допустил верлеопарда к работе ищейки. Будь с нами еще хоть один гражданский, это бы усугубило ситуацию для капитана. Я должна была радоваться тому, что есть. И я радовалась, но мне бы также хотелось, чтобы Натэниэлу не пришлось во всем этом участвовать.

Я отвернулась, чтобы не видеть, как раздевается Натэниэл, потому что не могла обещать себе, что на моем лице не отразится все, что я чувствую по этому поводу. К тому же, это могло попасть на видеозапись, которую будут просматривать другие полицейские и юристы. Тиберн попросил нас записать процесс превращения, чтобы мы могли объяснить, как нашли Денни и поймали плохого парня. Если она все еще у него, то мы найдем обоих, а ордера на ликвидацию у нас нет, так что нам придется играть по правилам, установленным для обычных маршалов США, а не для тех, кто числится в сверхъестественном отделе. В противном случае у нас было бы право убить эту тварь на месте. Обычно нас не вызывали на дело, если еще нет горы трупов, которые гарантировали бы наличие ордера на ликвидацию. Моя карьера началась с позиции легального истребителя вампиров. Жетон не особо повлиял на то, чем я занималась — просто стало больше бумажной работы.

— Зачем Мердок идет с нами, если он не собирается превращаться в верльва и брать след? — Спросил Данли. Это был крупный офицер, который ранее допрашивал меня, Мику и Натэниэла по поводу пропажи Беттины. Тиберн приставил его к нам на время этой операции.

— Потому что тот, за кем мы охотимся, может оказаться оборотнем, а это опасно для всех, кто не является носителем штамма ликантропии. — Ответила я.

— И что, он просто бросится вперед, чтобы закрыть нас своей грудью, если эта тварь нападет?

— Вроде того. — Сказала я.

— Либо я буду драться за тебя. — Сказал Олаф. Он настоял на том, чтобы ему позволили присутствовать в номере во время записи. Пришлось поверить, что ему хватит самоконтроля, и он сможет сдержать своего зверя в присутствии другого оборотня, пока тот перекидывается. Я поверила, потому что ранее он признал, что его контроль несовершенен. Поскольку здесь был Олаф, с нами остался и Эдуард. Бернардо здесь не было, потому что он все еще приходил в себя, но он сказал: «Без меня не уходите, я хочу поучаствовать в этой охоте». Мы обещали, что позовем его.

— Я повидал немало драк. — Сказал Данли и расправил плечи. Он был крупным, атлетически сложенным парнем — возможно, самым крупным из всех присутствующих. Он косился на Никки и Олафа, очевидно, прикидывая, достаточно ли у него сил, чтобы победить кого-то из них. Как и большинство людей, привыкших к тому, что они большие и страшные, он немного парился по этому поводу.

Олаф стоял у стены, буквально в дверях, так что у него был хороший обзор на комнату. Данли стоял рядом с ним, отчего разница в росте между ними бросалась в глаза. Мне было непонятно, зачем он встал рядом с Олафом — то ли потому, что его это не парило, то ли потому, что он выпендривался, как бы говоря: «Смотри, я тоже большой». Они оба оказались практически вплотную к офицеру, которая должна была записывать превращение Натэниэла. Офицер Милфорд периодически косилась на них, пока настраивала свое оборудование. Я так и не поняла, почему они прислали для выполнения этой задачи женщину — то ли потому, что ей было бы проще смотреть на обнаженного Натэниэла, то ли потому, что никого другого у них не оказалось.

Никки придвинулся ближе ко мне, отступив от Олафа и Данли. Либо ему было скучно играть в «кто кого больше», либо он просто выпендривался перед теми, кто его действительно волновал — передо мной и Натэниэлом. Хотя, скорее передо мной.

— В маршальской службе уже бывали прецеденты, когда офицер подхватывал ликантропию во время задания, но регламентированных порядков, установленных законом для таких случаев, нет, так что мы все тут просто пытаемся помочь вам сохранить жетон, офицер Данли. — Сказал Эдуард. Кресло, в котором он сидел, стояло в дальнем углу комнаты, что также давало ему хороший обзор. Он вернулся в режим Теда. Я заметила, что это либо успокаивало окружающих, либо заставляло их недооценивать его. Оба варианта имели свои плюсы.

— Я ценю это, Форрестер, но если этот ублюдок на нас нападет, я не уверен, что позволю Мердоку подвергнуть себя опасности ради моей защиты.

Неожиданно в разговор вмешался Натэниэл:

— Это потому, что вы смотрите на меня и видите миниатюрного, хрупкого парня. Вы смотрите на Никки, и видите просто гражданского. Вы все еще не понимаете, кто мы такие.

— Я в курсе, что вы — верлеопард, а он — верлев. Я погуглил вас обоих, нашел лично ваши фотографии в животной форме, а также заметку о том, что Мердок — главный верлев в вашем местном прайде. Снимки других верльвов я видел, но конкретно его — нет.

— Фотографии всего не передают. — Возразил Натэниэл.

Я не смотрела в его сторону. Я смотрела на Олафа и Данли, так что я видела и офицера Милфорд, которую серьезно напрягали два больших парня у нее за спиной — ни одному копу бы такое соседство не понравилось. Но тут я заметила, как она опешила, увидев что-то через объектив своей камеры.

Это заставило меня посмотреть на Натэниэла. Я ожидала, что он будет раздет, учитывая реакцию Милфорд, но он всего лишь снял рубашку. Конечно, у него было отличное тело — от плечей и груди до рельефного пресса… Его руки оказались на поясе шорт, и я отвернулась, чтобы камера не запечатлела мою реакцию на происходящее, а я сама в то же время могла наблюдать за реакцией Милфорд. Если одной только рубашки хватило, чтобы так ее впечатлить, интересно, что будет, когда он снимет все остальное.

— Смотреть на фотографии и видеть процесс вживую — это разные вещи. — Сказал Натэниэл. Я поняла, что он все еще обращается к Данли. На секунду я задумалась, не пропустила я ли часть разговора, потому что иногда со мной такое бывало. Я надеялась, что нет.

Глядя в сторону Милфорд я также видела мужчин, стоявших позади нее. Данли немного опустил взгляд, чтобы быть в курсе событий, но при этом не видеть самого шоу. Трус. Мои губы растянулись в насмешливой улыбке, и это заметил Олаф. Он посмотрел на Натэниэла без тени смущения. Он также понаблюдал за краснеющей Милфорд, после чего посмотрел на меня и вновь — на Натэниэла. Олаф наблюдал за тем, как раздевается Натэниэл, и делал это абсолютно бесстрастно, но так, как если бы хотел понять, как именно следует раздеваться, поскольку он явно был очарован эффектом, который произвел стриптиз Натэниэла на Милфорд. Никогда не видела, чтобы брюнетки так сильно краснели.

Я решила рискнуть и обернулась. Натэниэл был обнажен, и нижняя часть его тела была такой же прекрасной, как и верхняя. Хорошая диета и тренажерный зал сделали свое дело, но он был красив не только поэтому. Некоторые вещи определяет генетика, и Натэниэл по этой части был чертовски везучим.

Я отвернулась, чтобы на записи не осталось моего довольного лица. Это было личное. Достаточно того факта, что он стоит тут голый перед полицейскими, которые снимают его на видео. Порыв энергии вдруг врезался в меня, как теплый летний ветер, танцующий на коже. Я знала, что Натэниэл перекинулся. Я посмотрела на него, стараясь унять дрожь, которую вызвал этот энергетический всплеск. Его человеческое тело поглотила новая плоть. Мелькнули белые кости, и в следующее мгновение черный мех пролился по его телу. Это гладкое и стройное тело было теперь покрыто мехом. Он посмотрел на меня глазами леопарда — яркими, бледно-серыми. Я никогда не встречала людей с таким же цветом глаз, какой был у него в человеческой форме, но и леопардов с серыми глазами я тоже не встречала. Он открыл пасть, мелькнув белыми клыками, зевая по-кошачьи.

Милфорд ахнула. Я уставилась на нее — она побледнела. Камеру она опустила. Не знаю, сделала она это потому, что дальше можно было и не снимать, или просто забыла обо всем, глядя на большую черную кошку перед собой.

— Господи. — Опешил Данли. Интересно, он вообще понял, что схватился за ствол? Пушка по-прежнему была у него в кобуре, так что я ничего не сказала. Когда вы впервые видите, как кто-то перекидывается, это неизбежно шокирует.

— Леопарды не бывают такими большими. — Сказала Милфорд. Ее голос немного дрожал, она все еще была бледной.

— Верлеопарды бывают. — Сказал Никки.

Я посмотрела в сторону Натэниэла, стараясь увидеть его таким, как его видят Милфорд и Данли. Черный, как смоль, мех, будто покров тьмы охватывал бархатные мускулы, а туловище было размером с пони. Натэниэл был как минимум в два раза крупнее обычного леопарда, а его взгляд был полон интеллекта — человеческий взгляд. Эта форма была ближе всего к животной, но я смотрела в эти серые глаза и видела его там, внутри. Это по-прежнему был Натэниэл — неважно, какую форму он принял.

— Все верживотные настолько крупнее обычных? — Спросил Данли.

— Некоторые. — Ответил Никки. Он подошел к леопарду и почесал ему спину и живот. Это то, что вы делаете, когда домашняя кошка ласкается у ваших ног. Вот только Натэниэл был гораздо выше.

— На снимках из интернета он больше похож на человека-леопарда, а не на… — Милфорд сделала неопределенный жест в его сторону. — Это.

— Наше обоняние лучше работает именно в этой форме. — Сказал Никки.

— У всех оборотней есть три формы? — Спросил Данли.

— Нет. — Ответила я. — У большинства их две. — Я подошла к Никки и Натэниэлу.

— Осторожнее. — Сказала Милфорд. Ее страх был настолько очевиден, что висел в воздухе, как тяжелые духи.

— Натэниэл не причинит мне вреда. — Сказала я и погладила густой мех. Натэниэл стоял между Никки и мной, немного потираясь о наши тела. Я знала, что это нечто вроде ответной ласки, которую практикуют и домашние кошки по отношению к своим хозяевам. Он задействовал для этого все свое тело, и когда об тебя потирается что-то настолько большое, это трудно игнорировать.

— Как вы можете быть так уверены в этом? — Спросил Данли. Он также пах страхом. С той только разницей, что, в отличие от Милфорд, он прятал его лучше. Он контролировал ритм своего дыхания и сердцебиение, а также позу, слова и лицо, но есть такие уровни, на которых вы все равно выдаете реакцию, если оказались в одной комнате с хищником достаточно крупного размера. Это первобытная штука. Данли был напуган, и аромат страха витал над его кожей. Мой живот стянуло так, будто я чертовски проголодалась. Но я знала, что это не мой голод.

Я покосилась на Натэниэла, а он посмотрел на меня своими серыми глазами, чертовски похожими на его человеческие, если не принимать во внимание цвет. Я обхватила ладонями его большую пушистую морду и поставила подбородок ему на макушку, почесывая его щеки, зарываясь пальцами в приятную густоту его меха. Я шепнула, глядя в его спокойные глаза с вертикальными зрачками:

— Ты кроме завтрака сегодня ел что-нибудь?

Он покачал головой, которую я все еще держала в своих руках.

— Проклятье, Натэниэл, ты в отличной форме. Тебе не надо увлекаться диетами.

Страх Данли сквозил в воздухе, пробиваясь сквозь аромат его пены после бритья. Его запах… Он был гуще, чем у Милфорд. Как будто он весил больше. Не знаю, почему — может, потому что он был крупнее, или это просто было что-то необъяснимое. Я знала, что в глубине души он напуган сильнее, чем кто-либо в этой комнате.

— Пожалуйста, хватит держать свое лицо так близко к его… рту, маршал Блейк. — Выдавил Данли.

— А его можно погладить? — Спросила Милфорд.

— Нет. — Отрезал Данли.

— Нам нужна сумка с вещами Денни, чтобы у него был образец ее запаха. — Вмешался Эдуард.

Я отодвинулась от Натэниэла и посмотрела в его серые глаза. Немного опустив щиты, я позволила ему войти. Со всей той оравой зверей моего зова и вампиров, к которым я была привязана, гораздо больше сил уходило на то, чтобы держать их на расстоянии. Мне как будто все время приходилось тягать вес, который был слишком велик для меня. И сейчас я могла частично опустить эту ношу.

Натэниэл был голоден, но скорее до страха окружающих нас людей — особенно до Данли. Он пах как еда, но мы не станем его есть. Честно-честно.

Я чуть отстранилась от Натэниэла внутренее, просто чтобы вернуться к самой себе. В этом и заключалась опасность подобного метафизического дерьма — можно соскользнуть так глубоко, что потеряешь себя.

У меня был его ошейник и поводок — они лежали на краю ванны. Тяжелый кожаный ошейник был сделан на заказ, специально для Натэниэла, на нем висел серебристый медальон с надписью «Киска». Наш бывший любовник и верхний (в БДСМ сессиях — прим. переводчика), Ашер, подарил этот ошейник Натэниэлу. Если мы будем часто работать с полицией в таком формате, мне понадобится еще один, уже подписанный именем Натэниэла, потому что «Киска» в такой обстановке смотрится неуместно.

Я вдруг почувствовала льва, как ворох меха и жара. Это заставило меня посмотреть на Олафа. Он стоял совсем близко к Милфорд. Он и раньше был позади нее, но теперь он склонился над ней так, что почти касался лицом ее волос. Волосы держат запах лучше, чем кожа, и Олаф вдыхал ее страх. Не его она боялась, но это было неважно — страх все равно приятен на вкус. Он в любом случае пахнет как хорошая закуска, которая разогревает аппетит, или как афродизиак. Зависит от того, на что вы настроены в данный момент.

Милфорд обернулась к Олафу и произнесла:

— Прошу прощения, маршал Джеффрис, я могу вам чем-то помочь? — Молодец. Она не давала ему спуску, позволив понять, что заметила, как он вторгся в ее личное пространство.

— Не сейчас. — Ответил он, и его голос был глубже обычного. Либо потому что наружу проглядывал его лев, либо аромат ее страха достаточно возбудил его, чтобы выброс тестостерона понизил его голос.

— Тогда сделайте шаг назад. — Твердо и спокойно сказала Милфорд. Она даже перестала пахнуть едой. Хорошо. Но теперь, когда она повернулась к Олафу, мне стал виден ее затылок. Я знала, что у нее каштановые волосы, однако я была уверена, что они короткие. Эту иллюзию создавал пучок на затылке. Она была темноволосой и всего на пару дюймов выше меня. Блядь. Это же его профиль жертв. Под него также подходила Далтон. И Беттина. Как, впрочем, и куча других женщин.

Губы Олафа растянулись в той улыбке, которой вы одариваете котенка или щенка, когда они пытаются вести себя дерзко. Но все же он отступил назад, прекратив маячить над ней, как жутковатый бледный гигант.

Никки с Натэниэлом приблизились к Олафу, но выглядело это так, будто они приближаются к Милфорд. Она отошла подальше от них и от Олафа. Никки погладил гигантскую пантеру.

Данли мотнул головой, убрав, наконец, руку от своего пистолета. Он вытер ладонь об штаны, будто она была мокрой от пота. Он вообще потянет нашу охоту на монстров?

— Вы все еще ниже меня, а значит мясной щит из вас так себе. — Сказал он с улыбкой.

Никки улыбнулся в ответ.

— Я стану больше.

— Все мужчины так говорят. — Сказала Милфорд.

Никки послал улыбку и ей.

— Поверьте, Милфорд, я не разочарую.

Она покраснела, но сказала:

— И это тоже говорят все мужчины.

— Пожалуй, что так. — Произнес Никки, и улыбка на его губах увяла. — Думаю, мне нужно просто доказать это.

— Как? — Спросила она с подозрением.

— Сделав то, что я обещал. Если чудовище нападет, я встану между ним и вами.

Она сощурилась, не веря ему. И кто стал бы ее винить? Они только что встретились. Большинство мужчин предлагают рискнуть своей жизнью на первой встрече либо потому, что действительно собираются это сделать, либо потому, что откровенно лгут.

— Любое чудовище. — Добавил Никки и посмотрел мимо нее на Олафа. Двое мужчин уставились друг на друга. Я встала между ними и взяла у Никки поводок Натэниэла, стараясь прервать это состязание в гляделки. Я была благодарна Никки за то, что он вел себя галантно, но мысль о том, что они с Олафом подерутся всерьез, пугала меня. Я верила, что Никки может победить кого угодно, но Олаф не был кем угодно.

— Давайте вернем Денни домой. — Сказала я и направилась к двери.

— Ты уверена, что получится? — Спросил Олаф, когда мы с Натэниэлом прошли мимо него.

— Нет, но я бы очень этого хотела.

— Ты видела достаточно, и знаешь, что в данной ситуации никто не может быть защищен на сто процентов. — Сказал он. Он не смотрел на Никки, но ему и не надо было.

— Я знаю, что смерть придет за каждым. — Ответила я.

Эдуард вышел вперед и встал рядом с нами, будто его позвали.

— Каким бы Всадником Апокалипсиса я был, если бы не сделал этого?

— Так ваши клички — не слухи? — Спросила Милфорд. — Вы — Смерть?

— Да, мэм. — Сказал он, растягивая слова в тэдовской манере.

— Я — Война, а он. — Я ткнула большим пальцем в сторону Олафа. — Чума.

— Я написал Голоду. Он встретит нас в коридоре, напротив комнаты Денни. Сумка с ее вещами уже там — ждет, когда поисковый леопард сунет в нее свой чуткий нос. — Сказал Эдуард.

Натэниэл натянул поводок. Я не стала возражать — пора было выдвигаться.

58

Когда я в прошлый раз использовала Натэниэла для поиска пропавшего человека в горах Колорадо, мы действовали в условиях дикой природы — там все было иначе. Натэниэл проследил Дэнни до парковки и остановился. Сперва я подумала, что она села в машину, и он не понимает, что делать дальше, но вдруг он издал низкий, печальный звук. Я посмотрела на него, а он ответил мне очень решительным взглядом. Я сняла очки, чтобы блики не мешали мне видеть происходящее. Натэниэл походил на самого настоящего леопарда — не то что бы я наблюдала их с такого близкого расстояния, но если бы я не знала, что он значительно крупнее, я бы приняла его за самое обычное дикое животное. Яркое солнце выгравировало на его шкуре узор из темных пятен, так что теперь было ясно, что он не полностью черный. За стеклами очков его глаза казались бледнее — вероятно, из-за контраста с цветом шкуры. Они были как серый лед на черном бархате, с той только разницей, что лед смотрел на меня с почти человеческим весом личности во взгляде. Вы никогда не увидите этого в глазах животного. Несмотря на внешнее сходство, что-то в Натэниэле было кардинально отличным от дикого зверя. Его личность сквозила в этом взгляде. В какой-то момент я увидела его, запертого в глазах леопарда, а в следующую секунду чуть не споткнулась. Я разделяла с ним его мысли, чувства и ощущения от происходящего — такое уже бывало. Я словно была в его голове, а он — в моей. Как будто каждый запах, который он ловил, ударял мне в голову, а разница в цветовосприятии вызывала головокружение. Меня буквально дизориентировало в пространстве. Запахи сбивали с толку, потому что человеческий рассудок не был способен переварить их. Я даже не понимала, насколько вовлечена во все это, пока Эдуард не схватил меня за руку.

— Анита, ты в порядке?

Мне удалось выдавить:

— Да. — Но не слишком уверенно, потому что он спросил, что не так.

Я не знала, как объяснить это по-человечески, потому что моя голова была заполнена леопардом. Я слышала, как Никки говорит что-то, и понимала, что он — моя Невеста, а значит, ему частично удается уловить то, что происходит сейчас в моей голове. Мне казалось, что я смогу разобрать его слова, но это было не так важно, как то, что я получала от Натэниэла в данный момент, или моему мозгу просто не хватало мощности, чтобы сконцентрироваться на вербальном аспекте, потому что все вокруг было пропитано запахами и ощущениями.

Никогда не думала, что асфальт так воняет. Или что выхлопные газы настолько горькие. Даже запах резины от шин покрывал наш язык и мешал понять, чем еще может пахнуть машина. Все поверхности были раскалены до предела, и это ощущалось почти болезненно. Даже идти было больно. Это немного смущало, потому что на мне были ботинки, которые защищали мои стопы, но я чувствовала когти и лапы. Я пыталась переварить все это, как человек, но что-то мне подсказывало, что если я продолжу, то рехнусь. Я задумалась над проблемой первого обращения после получения штамма ликантропии. Наверняка трудно пережить все это, когда чувствуешь себя запертым в теле животного.

Я понимала, что Натэниэлу надо уйти с асфальта. Полуденное солнце слишком раскалило его, так что мы переместились на траву. Для других копов это выглядело так, словно я выгуливаю Натэниэла, но я чувствовала, что следую за ним, так что это он вел меня. Оказавшись на траве у края парковки он почувствовал облегчение. Его лапы буквально горели, и ситуация могла ухудшиться, если бы мы продолжили идти по асфальту. По этой причине многие владельцы собак проверяют температуру дороги прежде, чем позволить собаке по ней пройти. Никогда не думала об этом в контексте Натэниэла — мне казалось, он скажет, если ему будет некомфортно. Я глубоко вздохнула. Мы почти задыхались от запаха асфальта и автомобильных выхлопов. Здесь-то было не слишком грязно, но я не представляю, как верживотные терпят подобные условия в больших городах.

Я зарылась рукой в густой мех Натэниэла, стараясь сфокусироваться на нем, а не на себе или на нас. Я гнала прочь свое собственное отношение к происходящему и старалась довериться Натэниэлу. Мы справимся. Мы сможем спасти Денни. Когда я подумала о ней, мне удалось найти внутри себя точку опоры, и с каждым новым вздохом я все яснее чувствовала стоящего рядом со мной огромного леопарда. Но я ощущала не просто леопарда — я чувствовала Натэниэла. Мой собственный леопард радостно рванул к поверхности, как будто она была уверена, что сможет выбраться наружу и оказаться рядом с ним. В какой-то момент я даже пожалела, что это не так, но в следующую секунду сосредоточилась на Натэниэле.

Он начал двигаться вперед. На ходу я не могла смотреть ему прямо в глаза, но мне и не нужно было. Я знала, что он идет по запаху, вычленяя его среди прочих, которые не имели отношения к Денни. Мой мозг не мог разобрать, что именно происходит, но я доверила эту задачу нашим с ним леопардам — они разберутся. Мне удалось нацепить очки обратно, после чего я смогла ответить Эдуарду.

— Натэниэл говорит, что асфальт и машины мешают ему разобрать след Денни, но он уже справился с этим.

— Вы пошли по траве потому, что там ему проще ориентироваться по запаху?

— Нет, у него лапы горят. По траве идти легче.

Эдуард тронул меня за плечо.

— Анита, ты нужна мне здесь и сейчас, а не потерявшейся в голове леопарда.

— Я уже в норме, Эдуард. Мы в норме.

Никки подошел ко мне и предложил свою руку. Сам он не коснулся, оставив выбор за мной. Я тронула его обнаженную кожу свободной от поводка рукой. Винтовка больно ткнула меня, потому что я больше не придерживала ее рукой. Но в тот момент, когда я коснулась Никки, мне удалось внутренне стабилизироваться. Натэниэл потерся об мою ногу, и комбинация прикосновений от них обоих еще больше прояснила мое сознание.

— Никки, останься рядом.

— Как пожелаешь. — Ответил он. Одну руку он держал на моем плече, а другой придерживал свою собственную винтовку, так что мы уже не слишком походили на толпу штурмовиков на флоридском солнцепеке, идущих по следу во главе с гигантским леопардом.

Натэниэл подобрал след на краю парковки. Мы приблизились к одной из машин и мой желудок рухнул в пятки. Натэниэл потерся о багажник, оставляя на нем метку. Он был рад — я это чувствовала, но мой разум воспринимал происходящее иначе. Машина казалась пустой, но я не могла разобрать, что там внутри, да и не очень-то хотела. На улице было почти девяносто градусов по Фаренгейту (32 по Цельсию — прим. переводчика), а в машине наверняка еще больше. Трупы на жаре выглядят очень плохо. Я не хотела видеть тело Денни таким. Я не могла ручаться, что эта картина не будет преследовать меня в кошмарах, и я не хотела, чтобы ее видел Натэниэл. Проклятье, да никто из нас не должен был этого видеть, но Натэниэл не коп — он просто выполняет разовое задание. А еще я боялась представить, что будет с Бернардо, когда он увидит труп Денни.

Я отдала поводок Никки и велела им обоим отойти.

— Из багажника ничем плохим не пахнет. — Сказал Никки.

— Ты в человеческой форме. Ты можешь просто не чувствовать этого. — Ответила я.

— Ладно, ты чувствуешь запах трупа?

Я заставила себя подумать об этом, и, наконец, ответила:

— Нет. Кто-нибудь из вас чувствует?

— Мы вскроем этот багажник в два счета, Анита. Нам не нужно гадать. — Сказал Эдуард.

Он был прав, но мне все еще было проще от того факта, что никто из нас не чует ничего ужасного. Я посмотрела на Натэниэла, стоящего рядом с Никки. Кажется, никто из нас и правда не чувствует ничего плохого. Но что-то привело Натэниэла к этой машине. В другой ситуации я бы просто задала вопрос прямо, но сейчас меня душили страхи. Из-за этого я не могла сосредоточиться на том, что чувствует Натэниэл.

Бернардо отступил назад и встал рядом с Никки. Он думал о том же: он не хотел этого видеть. Пожалуйста, господи, пусть она будет жива.

Кто-то из штурмовиков подошел, чтобы вскрыть багажник. Хотя никто из нас не уловил шелковистого и сладковатого запаха разложения, мои кишки завязались узлом, пока мы ждали вскрытия багажника. Я напряглась, когда он приоткрылся, подобно гигантскому рту, готовому откусить от кого-нибудь еще один кусок. Внутри лежало что-то, завернутое в полотно. Я не хотела думать о трупе — просто что-то. И я уж точно не хотела думать в таком контексте о Денни.

Рука Эдуарда, обтянутая перчаткой, потянулась, чтобы убрать край полотна. Я увидела короткие волосы Денни. Глаза закрыты, лицо расслаблено. Полотно отодвигалось все дальше, и в какой-то момент мы увидели ее обнаженной, свернувшейся в позе эмбриона. Я изо всех сил молилась, чтобы она была жива.

— Есть пульс! — Крикнул Эдуард.

Мы все будто бы задержали дыхание, а теперь могли отпустить его. Из скорой, стоящей неподалеку, выгрузили каталку. Бернардо протиснулся вперед и коснулся лица Денни. Он хотел поехать на скорой вместе с ней, но Тиберн отправил туда одну из своих офицеров, чтобы Бернардо мог остаться с нами. Когда он запротестовал, Тиберн сказал:

— Нам все еще нужно поймать парня, который сделал это с твоей подругой и убил Беттину Гонзалес. Ты хочешь нам помочь или нет?

После этого Бернардо успокоился. Скорая увезла Денни так быстро, что я не успела толком понять, что же с ней произошло, но на запястьях я увидела отметины, как будто она была связана. Лодыжек я не разглядела. Будут ли эти следы такими же, как на теле Беттины, и если да, то зачем убийца развязал Денни и засунул ее в багажник? Почему он не убил ее? У нас два похищения и только одно убийство? Мы нашли Денни живой — об этом я и молилась. Я не молилась о том, чтобы поймать убийцу или закрыть дело. Я просто хотела вернуть Денни. Бог по-разному отвечает на ваши молитвы, иногда — буквально воплощая то, о чем вы просите. Денни была с нами — вот что важно. У меня в ушах все еще орали сирены скорой, когда Тиберн подошел к нам и сказал, что пропали еще две женщины. Вот дерьмо.

59

Пропавшие девушки были с той самой свадебной вечеринки. Вайатт с Натэниэлом флиртовали с ними. Может, дело было не в наших ребятах, но все вертелось вокруг этой ебучей вечеринки.

— Вы спрашивали, существует ли вероятность, что кто-то затеял вендетту против Бернардо, но, может, дело в свадьбе? — Высказала я свое предположение Тиберну.

— Мы изучили пропавших. Ничего подозрительного.

— Они пропали прямо из отеля, как Денни и Беттина? — Уточнил Эдуард.

— Нет, они были в ресторане. Вместе с другими подружками невесты. Потом пошли в туалет, но так и не вернулись.

— О каком ресторане идет речь?

— «Херби». — Ответил он.

Это было то самое место, где частенько пропускал стаканчик Энди. Их всех туда что, магнитом тянет?

— У меня может быть зацепка, но я должна кое с кем созвониться для уточнения деталей. — Сказала я.

— Если вам есть, чем поделиться, Блейк, выкладывайте.

— Один телефонный звонок, хорошо?

— Ладно, один звонок, но давайте побыстрее, потому что я хочу отвести вас и вашего суперлеопарда туда, где видели пропавших девушек в последний раз.

Я кивнула и отошла, чтобы никто мне не мешал, после чего выудила из кармана свой телефон. Мика взял трубку на первом же звонке.

— У местного оборотня, которого мы обнаружили, могли быть особые причины, чтобы тусить в том заведении?

— Почему ты спрашиваешь?

Я вздохнула и объяснила ему, что Денни мы нашли, но у нас теперь еще две похищенные девушки.

— Они пропали из «Херби» — именно там мы и нашли Энди.

— Туалеты там просматриваются со стороны столов. Как можно похитить кого-то в таком открытом месте и уйти незамеченным?

— Без понятия, но позвони своим местным ребятам и узнай, что делал Энди в том ресторане. И спроси, не работают ли там другие сверхъестественные существа.

— Звучит так, будто на нас уже повесили всю вину.

— Мика, ты хорошо меня знаешь. Поэтому я звоню тебе, не предупредив Тиберна.

— Прости, Анита. Но ты уже встречалась с одним из представителей этого клана.

— Игры кончились. Мы выдвигаемся в ресторан, чтобы проверить, не учует ли чего Натэниэл.

— Я звонил семье Энди, чтобы проверить, как там он и его жена, и спросил, знают ли они что-нибудь про Ранкина.

— Мика, просто расскажи мне, что ты знаешь. Нам уже надо ехать на место преступления.

— Ранкин — член клана.

— Он перекидывается?

— Только начал. Ему почти сорок, так что он был уверен, что его это не коснется.

— Что за херня у него с голосом и прочими фокусами? У Энди и его жены ничего подобного нет.

— Это редкий дар. У них в роду есть кровь сирен.

— Ты про русалкоподобных сирен? Вроде жены Мастера Кейп-Кода?

— Они не обращаются в русалок, но некоторые члены семьи имеют способности сирен. И эти способности не ограничиваются умением завлекать корабли на рифы.

— Ранкин может заставить тебя признаться в убийстве. — Сказала я.

— Или переспать с ним. Кто знает, что он творил все эти годы. — Сказал Мика.

— Члены семьи готовы свидетельствовать против него в суде?

— Еще нет, но я работаю над этим. У Кристи ребенок со змеиным локоном.

— Как настоящая Медуза? — Спросила я.

— Да. Семья в отчаянии — таких детей не рождалось со времен пра-пра-прабабушки, или что-то около того. К тому же, роды были с осложениями, так что они проводились не на дому.

— Черт, им не скрыть этого ребенка. — Сказала я.

— Вот именно.

Автомобиль с местной полицией остановился на нашей стороне дороги. Тиберн крикнул:

— Блейк! Вы идете?

Я отстранилась от телефона и прокричала в ответ:

— Иду! — После чего вернулась к разговору с Микой, уже направляясь к машине. — Ладно, черт, спроси их, нет ли кого-нибудь, кто мог бы поговорить с нами в ресторане. Мы уже в пути.

— Я постараюсь кого-нибудь найти. — Ответил он.

— Люблю тебя. — Сказала я.

— Я тоже тебя люблю. Передай Натэниэлу, что и его я люблю, и Никки тоже. И будьте осторожны.

— Обязательно будем. — Ответила я.

За рулем была детектив Далтон. Рядом с ней ехал Никки, так что я пристроилась на заднем вместе с Натэниэлом, который тут же развалился поперек моих колен, как большая домашняя кошка. Остальные ехали с Тиберном. Мы включили мигалки с сиренами и отправились в путь. Поскольку Тиберн в прошлый раз чуть не угробил меня, я была рада, что нашу тачку ведет Далтон.

60

На парковке «Херби», как и в прошлый раз, было не протолкнуться. Только в этот раз половина автомобилей принадлежала полиции со всей Флориды. Тиберн припарковался так, что заблокировал две машины посетителей ресторана, но выбора у нас не было. Он вышел из машины и подошел к нам. Далтон опустила окно прежде, чем он попросил ее об этом.

— Маршал, вы со своим другом оставайтесь вне поля видимости, пока я не объясню людям, что вы участвуете в расследовании.

Я почесала макушку Натэниэла у себя на коленях. Он пристроил на моих ногах только голову, но я знала, что он чертовски тяжелый. Он начал урчать. Люди думают, что леопарды не умеют урчать, но это не так. Суть в том, что они урчат только на выдохе, в отличие от домашних кошек, которые могут делать это и на вдохе. Натэниэл урчал, свернувшись у меня на коленях, как довольный кот, и я позволила себе насладиться этим моментом. Дерьмо случается, хорошие вещи — тоже, и если вы не получаете удовольствие от хорошего, плохое сожрет вас с потрохами. Как говорил Питер Пэн: «Думай о хорошем и ты сможешь летать».

Никки развернулся к нам. Его лицо было таким серьезным, что казалось почти мрачным.

— Мило смотритесь. Если бы я не охранял ваши задницы, то улыбнулся бы.

— Не будь Натэниэл в животной форме, и если бы Мику это устроило, мы бы вернулись в отель и могли бы побыть милыми вместе. — Сказала я.

— Мы втроем обычно не занимаемся такими вещами. — Заметил Никки.

Леопард на моих коленях поднял голову, не прекращая урчать. Он позволил Никки себя погладить. Никки не сдержал улыбку, почесывая его большую черную голову.

— Я поняла, что вы любите Аниту, но я не знала, что вы также любите Натэниэла. — Сказала Далтон.

— Он мой бро. — Никки почесал пушистый подбородок Натэниэла, довольно прикрывшего глаза. Машина наполнилась глубоким басистым урчанием.

— Натэниэлу нравится термин «братишка-муж». — Сказала я. Натэниэл называл так мужчин в нашей полигруппе, с которыми делил меня и свои домашние обязанности, но с которыми сам не занимался сексом. У него было только два братишки-мужа. У Мики их было больше.

— Еще как. — Сказал Никки, почесывая большую кошку между ушами.

— И вам нравится быть братишкой-мужем для Натэниэла? — Спросила Далтон.

— Ага, нравится.

Прежде, чем Далтон начала докапываться, что именно подразумевает под собой этот термин, вернулся Тиберн, и мы были спасены от необходимости объяснять очевидные для нас вещи. Вам часто приходится это делать, если вы полиамор.

Оставшиеся подружки невесты, сама невеста и гости со стороны жениха сидели во втором зале ресторана. Здесь было гораздо больше места, чем в зоне бара. Чтобы добраться отсюда до туалетов, нужно было выйти наружу, на парковку, и обойти бар. Прямого пути через здание не было. Согласно показаниям свидетелей, женщины ушли вместе, после чего их видели на парковке и в туалете, но где-то по дороге обратно в зал они исчезли. Как это обычно и бывает при опросах свидетелей, все выдали разное описание обстоятельств, при которых девушки сели в машину. Двое сказали, что они сделали это добровольно. Одна из опрошенных заявила, что девушки сопротивлялись и звали на помощь. Когда ее спросили, почему она никому не рассказала об этом, она не смогла ответить. Это не было ложью, просто ее воспоминания о произошедшем имели пробелы, которые она заполнила самостоятельно, в соответствии со своими собственными выводами. Это происходит чаще, чем вы думаете. Одно из самых больших разочарований при работе в полиции сводится к тому, что вы не можете толком опереться на показания свидетелей. Это просто не работает так, как показывают в сериале «Закон и порядок».

Свидетели закричали, увидев огромного леопарда. Я заметила среди них пару человек, которые флиртовали с Натэниэлом, когда он был в человеческой форме. Иронично. Теперь они были в ужасе. Тиберн вместе с другими офицерами вывел их из зала, чтобы мы могли спокойно здесь находиться. Кроме Никки остались Эдуард, Бернардо и Олаф. После того, как народ свалил, зал показался мне довольно просторным. Если сдвинуть столики, здесь легко поместятся все копы, которые сюда приехали.

Натэниэлу на самом деле не нужны были вещи Денни, чтобы взять ее след, потому что он знал ее, но для поиска двух новых пропавших женщин нам следовало что-то найти. К счастью, одна из них оставила куртку, а другая — сумку хобо, с которой ходила на пляж.

Натэниэл понюхал куртку и уставился на меня. Я посмотрела в эти большие серые глаза и спросила:

— Ты можешь взять с нее след?

Он покачал головой.

— Кто-нибудь, попросите Тиберна узнать, насколько новая эта куртка. Натэниэл не чувствует на ней достаточно запаха, чтобы взять след.

Бернардо отправился искать Тиберна и стремительно редеющую толпу гостей. Натэниэл принюхался к массивному кошельку, который упал со стула. Он потерся об него мордой, буквально зарываясь в него. Подняв голову, он издал короткий чихающих звук, после чего принялся обнюхивать пол. Мы направились в сторону двери, возле которой Натэниэл вновь принюхался. Он проследовал за запахом через всю парковку. Только кошачья грация позволила ему маневрировать между столиками и стульями, не сбивая их на ходу. В туалет он просто зашел и сразу же вышел. След вывел нас на край парковки — туда, где она упиралась в здание. Натэниэл остановился и сел возле одной из припаркованных машин.

— Она внутри? — Спросил Бернардо.

Леопард помотал головой.

— Ты потерял след? — Спросила я.

Он кивнул.

— Они сели в машину и уехали?

Он уставился на меня, и вновь в этих глазах был вес человеческой личности, который вы никогда не встретите у домашних кошек. Он кивнул.

Тиберн тихо выругался.

— Мы, конечно, спросим свидетелей, не стояла ли здесь какая-то конкретная машина, но я не ручаюсь за успех.

— Куртка была новой. Она не носила ее раньше. — Сказал Бернардо.

— К счастью, у нас есть кошелек. — Заметила я.

— Они сели в машину, за рулем которой был мужчина — это все, что мы знаем. — Сказал Тиберн. Пока мы тут нюхали куртки с кошельками, он собирал информацию. Приятное разделение труда. К сожалению, это ни хрена не помогало нам найти хоть какую-то зацепку.

Телефон завибрировал в моем кармане. Я вынула его и увидела, что звонит Мика.

— Что у тебя?

Он не стал отчитывать меня, не говорил о любви — просто сказал то, что должен был. Это была одна из причин, почему мы с ним — хорошая пара.

— Два члена клана работали в этом ресторане. Один из них сейчас в больнице, вместе с Кристи и ее ребенком. Второй — Клео, у нее была смена сегодня. — Он дал мне имя и прислал фотографию улыбчивой девушки с такими белыми волосами, что это явно не был ее натуральный цвет.

— Двоюродная сестра Клео нам сказала, что сейчас у нее несколько цветных прядок среди белых. Пестрый цвет помогает ей прятать змей в волосах.

— Таких же, как у ребенка. — Сказала я.

— Да, но у Клео они появились когда ей было три года.

— Спасибо, Мика.

— Надеюсь, это поможет. Я сейчас в больнице, со мной Брэм.

— Где Ру с Родиной? — Спросила я.

— Я отправил их вниз — проверить, как там Денни.

— Насколько мы знаем, она все еще без сознания. — Заметила я.

— Если что-то изменится, я напишу.

— Спасибо. — Сказала я, и вдруг заметила женщину с короткими белыми волосами, среди которых проглядывали цветные прядки. — Вижу ее. Люблю тебя. — Я повесила трубку, услышав его «Я тоже тебя люблю».

Я попыталась задать Клео вопрос, но она испугалась Натэниэла. С леопардом на поводке можно искать пропавших людей, но не стоит опрашивать свидетелей. Сейчас мне нужно поговорить с Клео, так что Натэниэла мы куда-нибудь уберем.

Далтон вызвалась отвезти их с Никки обратно в отель. Никки заказал в ресторане несколько непрожаренных стейков с доставкой, после чего ему оставалось лишь дождаться, когда Натэниэл вернется в человеческую форму. Я потерлась лицом об пушистую морду Натэниэла, от чего тут же заорали несколько свидетелей и один коп. Я поцеловала Никки, закутавшись в легкий аромат его льва. Мне предстоит снова работать с Олафом, и я хочу, чтобы моя львица помнила о том, что лев у нас уже есть.

Тиберн помог нам найти место, где мы могли бы допросить Клео в спокойной обстановке — только он и Четыре Всадника. Я поняла, как ему удавалось так быстро налаживать рабочие вопросы, затрагивающие несколько юрисдикций — когда-то он работал при шерифе, но остров Кирке предложил ему больше денег и повышение в звании. Это по-прежнему казалось странным, но все вокруг знали и уважали его. Иногда сеть знакомств хорошего парня работает на тебя, а не против, даже если ты не из их числа.

61

Белые волосы Клео пестрели сиреневыми прядками, а также теми, что сперва показались мне черными, но солнечный свет дал понять, что это был просто очень темный оттенок синего. Почти такой же темный, как глаза Жан-Клода. Волосы Клео оказались короче, чем я думала — даже странно, что в них можно было спрятать фамильный секрет ее клана. Волосы были густыми и почти касались ее плеч. Тени и помада были подобраны в тон прическе — черные и фиолетовые. Клео явно редко бывала на солнце, либо пользовалась самой белой тоналкой, какую я только встречала, потому что ее вообще не было заметно на коже.

Я попыталась действовать дружелюбно, как хороший коп. На роль плохого у меня были Эдуард с Олафом, но на все мои вопросы Клео отвечала: «Все, что знаю, я уже рассказала другим полицейским». Она не повторяла одну и ту же фразу, но смысл был тот же.

— Она избегает вопросов лучше, чем я их задаю. — Сказала я, когда наша четверка отошла в сторонку, чтобы обсудить дальнейшие действия. Тиберн остался с Клео — его голос грохотал в попытках разговорить ее.

— Она что-то знает. Она бы не стала так усердно скрывать то, что не имеет значения. — Сказал Олаф.

— Может, мы просто все усложняем. — Предположил Бернардо.

Мы втроем уставились на него.

— Ты о чем? — Спросила я.

— Что если она просто оберегает семейный секрет?

— Продолжай. — Сказал Эдуард.

— Может, поэтому она так хороша. Она ведь хранит его всю свою жизнь.

Мы немного поразмыслили над этим, после чего я сказала:

— Ты и правда не просто симпатичная мордашка, Бернардо.

— В другой ситуации я бы оценил этот комплимент, но сейчас я просто не хочу видеть еще одну выпотрошенную девушку.

— Давайте соврем. — Предложила я.

— Что ты имеешь ввиду? — Спросил Эдуард.

— Нам понадобится содействие Тиберна. — Предупредила я.

— В чем?

— Мы — Четыре Всадника Апокалипсиса, бич всех маленьких непослушных сверхъестественных существ.

— У нас нет ордера на ликвидацию. — Сказал Олаф.

— Она этого не знает.

Бернардо кивнул.

— Отлично.

— Просто. — Заметил Эдуард.

— Пугающе. — Добавил Олаф.

— Да. — Подтвердила я.

— Значит, сейчас мы все играем плохих копов. — Сказал Бернардо.

— Именно.

— Мне это нравится. — Сказал он.

— Как и мне. — Добавил Олаф.

— Сделаем это. — Подытожил Эдуард.

62

Клео Ставрос усадили на стул и четверо Всадников столпились вокруг нее. Я убедилась, что мы с Олафом стоим ближе всех, потому что у нее была как минимум одна змея в волосах, и нам следует допускать, что она может быть ядовитой. Точно так же, как вы допускаете, что подозреваемый вооружен.

— Мы не хотим причинять тебе боль, Клео. — Сказала я.

Она нахмурилась, глядя на меня с подозрением.

— О чем вы говорите?

— Мы знаем, что в убийстве Беттины Гонзалес и исчезновении других женщин замешан сверхъестественный элемент.

— Я не понимаю, о чем вы. — Сказала она.

— Если ты расскажешь нам все, что знаешь, прежде, чем прибудет ордер, мы не станем использовать его против тебя.

— О каком ордере идет речь?

Мы четверо переглянулись между собой.

— Тебе известно, кто мы? — Спросила я.

— Ты ведь знаешь, кто мы такие. — Сказал Бернардо.

Она вновь нахмурилась.

— Вы — маршалы.

— Мы — маршалы из сверхъестественного отдела. — Уточнил Эдуард.

Она нахмурилась еще сильнее. Первый проблеск осознания происходящего промелькнул в ее глазах.

— Сверхъестественный отдел. Вы убиваете чудовищ.

— Мы убиваем сверхъестественных граждан, которые нарушили закон. — Сказала я.

— Мы убиваем монстров, которые охотятся на людей. — Добавил Олаф.

— Я в курсе, чем занимается сверхъестественный отдел. — Сказала она. Она все еще злилась, но было очевидно, что она также занервничала. Кажется, у нас получается.

— Как только прибудет ордер на ликвидацию, Клео, мы больше не сможем тебе помочь. Наша задача — исполнить предписание. — Сказала я.

— Здесь нет чудовищ, которых вам надо убить.

— Ну-ну, Клео. Ты же знаешь, что это не так.

— Я не понимаю, о чем вы говорите. Но я требую адвоката.

— В обычной ситуации, мисс Ставрос, наш разговор бы на этом закончился. — Сказал Тиберн. Он сидел в дальнем углу комнаты. — Но у сверхъестественных американских граждан, которые замешаны в убийстве, нет тех прав, которыми наделены обычные американцы.

— Я хочу адвоката. — Настаивала она.

Ордера на ликвидацию у нас не было. Мы по-прежнему не могли доказать, что нечто сверхъестественное замешано в убийстве и похищениях, но у нас были две пропавшие женщины и меньше суток на то, чтобы найти их живыми. Мы все согласились нарушить правила, чтобы прижать Клео, но она сама не была нам нужна. Мы хотели получить информацию.

— Поговори с нами до того, как прибудет ордер, подписанный судьей. — Сказала я.

— Как только мы получим ордер, мисс Ставрос, нам придется допустить, что вы имеете отношение к убийству Беттины Гонзалес, и если что-нибудь случится с двумя пропавшими девушками, вы также понесете за это ответственность. — Сказал Эдуард.

— Одного убийства достаточно. — Возразил Олаф. — Мы можем убить ее только один раз.

— О чем вы говорите? Вы не станете меня убивать. — Сказала Клео. Она скорее злилась, чем боялась нас. Черт, мы что, паршиво играем?

— Я бы не хотел убивать столь прекрасную юную леди, но если вы замешаны в убийстве, у меня просто не остается иного выбора. — Сочувственно заметил Бернардо.

— Что вы несете? Вы сумасшедшие. Я требую адвоката, сейчас же.

— Я сожалею, мисс Ставрос. — Произнес Тиберн так, будто ему действительно было жаль. — Но судья уже подписал ордер. Мы просто ждем, когда его доставят. Подписанный ордер означает, что любой замешанный в убийстве гражданин, сверхъестественный он или нет, теряет свои конституционные права. Если вы поможете нам найти двух пропавших девушек до того, как они пострадают, маршалы пощадят вас. Но если у них на руках будет ордер, то им придется провести ликвидацию. Ваша жизнь окажется в руках Четырех Всадников.

— Четыре Всадника? Что за бред? Это просто смешно. Я требую своего адвоката, и я требую его прямо сейчас! — Она встала, но Олаф положил свои ладони ей на плечи и заставил ее сесть на место.

Ее волосы шевельнулись — не так, как это бывает от ветра, а так, будто кто-то сдвинул прядки в сторону. Олаф убрал руку с ее плеча. Он тоже это заметил.

— Кажется, наша слава нас опережает. — Заметил Бернардо.

— Я — Смерть. — Произнес Эдуард, и в его голосе не было ни намека на Теда Форрестера. Его глаза были холодны, как январское небо.

— Я — Чума. — Сказал Олаф, и придвинулся к ней так близко, что их ноги соприкоснулись. Это заставило Клео подскочить на месте и отстраниться от него.

— Я — Голод. — Добавил Бернардо.

— Меня прозвали Истребительницей, но я перекосила столько народу, что получила повышение. Теперь я — Война.

— Погодите, я читала о вас в интернете, но я же ничего не сделала, чтобы заслужить смертельный ордер.

— Ордер на ликвидацию. — Поправил ее Эдуард.

— Какая разница? Я никого не убивала.

— Вы содействовала похищению двух женщин. Если он навредит им и убьет их, это будет ваша вина. — Сказал Эдуард.

— Я ему не помогала.

Олаф наклонился к ней так близко, что его грудь почти коснулась ее волос. Она уставилась на него так, словно он был каким-то сказочным великаном, который собирался ее сожрать. Я не видела выражения его лица, но, судя по тому, как побледнела Клео, оно был жутким.

— У нас нет на это времени. — Вздохнул Бернардо.

— Действительно. — Сказал Олаф. В следующую секунду он схватил Клео и опрокинул ее на один из ближайших столов. Она не закричала — вероятно потому, что удар выбил из нее дух. Олаф пригвоздил ее к поверхности стола, и ему хватило одной ладони, чтобы зажать ей руки над головой. Она попыталась брыкаться, но Бернардо поймал ее лодыжки и прижал их к столу.

Клео смогла перевести дыхание и выдала:

— Вы все ненормальные. Отпустите меня!

В свободной руке Олафа мелькнул нож. Он был длиннее моего предплечья. Олаф поднес лезвие достаточно близко к ее лицу, чтобы она могла увидеть в нем свое отражение.

— О, господи… — Прошептала она. — Вы же полиция… Полиция не занимается такими вещами.

Мы с Эдуардом встали по разные стороны стола и наклонились к ней, после чего я сказала:

— Мы не полиция.

— Мы — ликвидаторы. — Добавил Эдуард.

Олаф повернул лезвие ножа и прижал его плашмя к ее лицу. Клео закричала, и в следующую секунду у нее волосах мелькнула змея — она распахнула пасть, мелькнув обнаженными клыками. Если бы Олаф был человеком, она бы его укусила, но человеком он не был. Его движение было настолько быстрым, что смазалось у меня перед глазами. Змея просто не успела укусить его и зашипела. Клео выглядела так, будто прекрасно понимала, что она сильнее обычного человека. Она рассчитывала, что змея либо убьет кого-то из нас, либо заставит нас отпустить ее. Отличное представление, но она выбрала себе не ту публику. Мы с Эдуардом выхватили пушки. Дуло моего пистолета указывало ей чуть повыше глаз, а Эдуард прицелился ей в сердце.

— Сделаешь это еще раз и я пущу пулю тебе в лоб. — Сказала я. Мой голос был мягким и осторожным, потому что я буквально уткнула пушку ей в лицо. То, что изначально задумывалось, как спектакль, внезапно перестало им быть.

Змеи показались в ее волосах, как смертоносные заколки среди белых и пестрых прядок.

— Тупая сука, нам больше не нужен ордер. — Сказал Олаф. — Ты только что пыталась убить маршала США.

— Вы меня напугали. — Запротестовала она.

— Мы еще даже не начали тебя пугать. — Произнес Олаф. Лезвие в его руке мелькнуло смазанным серебристым пятном, отсекая змеиную голову, когда та вновь попыталась укусить его. Кровь брызнула во все стороны, заливая лицо Клео, Олафа, меня и всю блядскую комнату. Клео заорала благим матом, но одной из змей удалось скрыться в ее волосах невредимой.

Когда она немного успокоилась, то рассказала нам про своего дядю Терри и о том, как он узнал о свадебной вечеринке, после чего заинтересовался двумя девушками из числа приглашенных.

— У него этот голос… голос, который заставляет людей делать все, чего он только захочет. Я видела, как он подошел к ним на парковке. Он просто поговорил с ними и все. Они улыбнулись и уехали вместе с ним.

— Куда он увез их? — Спросил Эдуард.

— Я не знаю.

Олаф провел ножом плашмя по ее футболке между грудей, стирая с лезвия следы крови.

— Я клянусь, я не знаю.

Все еще окровавленный нож крутанулся в руке Олафа, после чего он сказал:

— У тебя осталась еще одна змея в волосах.

— Это было больно, но они отрастут обратно. От них не так-то легко избавиться.

— А твои пальцы отрастут обратно? — Спросил он и уставился в ее окровавленное лицо своими темными, глубокими глазами.

Я не была уверена в том, насколько он серьезен, так что на всякий случай вмешалась:

— Только не пальцы. Я же говорила тебе — не начинай с пальцев.

Он подарил мне улыбку, нависая над залитой кровью девушкой, прижатой к столу его телом.

— С чего ты хочешь, чтобы я начал, дорогая? — Он провел лезвием плашмя по ее телу — медленно, чувственно.

Ладно, я подыграю.

— Мы уже обсуждали это, Холмс. Оставь ей те части тела, которыми она зарабатывает на жизнь.

— Как пожелаешь, Адлер. Она официантка, так что ей действительно необходимы пальцы. Но униформа скроет шрамы на туловище.

Кончик лезвия скользнул под футболку Клео — теперь нож касался ее кожи.

— Будь паинькой, Клео. — Сказала я. — Если ты дернешься, то сама себя порежешь, а ему это очень, очень понравится. Правда, сладкий?

— Чрезвычайно понравится, дорогая, чрезвычайно. — Прошептал Олаф глубоким, рокочущим голосом.

Я видела, как дернулась его рука, и на футболке Клео распустился кровавый цветок. Он снова ее порезал. Я задрала на ней футболку, чтобы оценить ущерб, но, к моему удивлению, порезы оказались неглубокими. Она попыталась вырваться, и на этот раз порезала себя сама.

— Прекрати дергаться, Клео, и он больше не будет тебя резать.

Она не просто прекратила — думаю, она даже затаила дыхание, пока огромный нож скользил под ее одеждой. Я наклонилась к ней — так, чтобы меня не достала змея, но достаточно близко, чтобы она могла четко видеть мое лицо.

— Он уберет нож и ты расскажешь нам все, что знаешь. Если ты этого не сделаешь, он снова пустит тебе кровь. Ты ведь не хочешь этого, Клео?

Она еле слышно хныкнула:

— Угу.

— Лапушка, убери нож, чтобы она могла с нами поговорить.

— Только потому что ты просишь, дорогая. — Произнес Олаф. Он медленно убрал лезвие из-под футболки Клео. Когда она поняла, что нож больше не прикасается к ее телу, ее начало трясти, а потом она начала плакать. Но в итоге она рассказала нам все, что знала. Она даже призналась, что планировалось убийство еще двух девушек, потому что эта жертва должна была снять проклятье с их семьи. Клео также знала, где держат и готовят к ритуалу похищенных девушек, и что времени у нас в обрез. Их убьют завтра на закате — в этом был какой-то астрологический смысл, который должен был заставить ритуал сработать, и на чем они прокололись двадцать лет назад. О жертвоприношениях Клео знала еще с тех времен, когда Тиберн был новичком в полиции.

— Я рассказала вам все, что знаю. Пожалуйста, пожалуйста, не мучайте меня больше.

— Ты просишь нас не мучить тебя, хотя сама послала на смерть двух других женщин. Он выпотрошит их, как охотник потрошит оленя. — Сказала я.

— Пожалуйста. — Прошептала она.

— А Беттина Гонзалес говорила «пожалуйста»? — Спросил Бернардо. — Беттина просила пощады? Просила? Она просила об этом, Клео? Просила за свою жизнь? — Бернардо отпустил ноги Клео и обошел стол. Полагаю, он сам себе не доверял, боясь того, что может с ней сделать, если не отойдет подальше.

Снаружи ждала скорая и медики. Мы объяснили им, что случилось, и откуда кровь, так что энтузиазм, с которым они загружали каталку в машину, немного поубавился. Думаю, их напрягал тот факт, что змеи могли наброситься на них. Если бы от них можно было так легко избавиться, Беттина Гонзалес была бы жива.

Тиберн вернулся к нам.

— Ее дядя Терри — это Терри Ранкин.

— Мы догадались. — Заметила я.

— Я знаю, где находится дом ее деда. Я ездил на рыбалку с ее дядями. Блядь, да я встречался с ее матерью — до того, как она вышла замуж.

— Вы знали, кто они такие? — Спросил Эдуард.

— Что они — убийцы? Нет.

— Вы знали про проклятье? — Уточнила я.

Он глубоко вздохнул и сказал:

— Частично. Но я думал, что это вроде ликантропии. Что-то, с чем ты ничего не можешь поделать.

— Вы можете подробно описать нам участок, на котором держат девушек? — Спросил Эдуард.

— Я могу нарисовать вам даже гребаную карту, если вы не ждете от нее особой красоты.

— Нам не нужна красота. Мы ждем точности.

— Тогда без проблем.

— Найдите кого-нибудь, кто последит за Клео и убедится в том, что она не позвонит домой и никого не предупредит. — Добавил Эдуард.

Тиберн кивнул и ушел, чтобы найти того, кто будет нянчится с нашей Медузой-убийцей, а также бумагу и ручку, чтобы нарисовать нам карту, и мы могли спланировать нападение на дом, полный ядовитых змей-ликантропов. Звучит как сценарий для фильма категории «Б».

— Интересно, другие части тела у них тоже отрастают? — Озвучил свои мысли Олаф.

— Если появится шанс это выяснить, расскажешь мне. — Ответил Бернардо. У него было такое лицо, какое я никогда не видела прежде. Я впервые задумалась о том, что Бернардо не только не остановит Олафа, если тот начнет пытать Ранкина и его семью, но и поможет ему в этом.

Я не очень понимала, что чувствую по этому поводу. Блядь, да я даже не знала, что чувствую по поводу нашей маленькой ролевой игры с Олафом.

— Ты в порядке? — Спросил меня Эдуард.

— Не уверена.

— Ты назвала его «Холмс», а он тебя — «Адлер»?

Я кивнула.

— С каких пор у вас с Отто есть интимные клички друг для друга?

— Это была его идея.

— И тебя устраивает, что он зовет тебя «дорогая»?

— Не особо.

Эдуард наклонился ко мне и прошептал:

— Рано или поздно он попросит тебя сделать то, чего ты не хочешь. И тогда тебе придется его убить.

— Я знаю, но не сейчас. Сейчас у нас две похищенные девушки, которые умрут на закате, если мы ничего не сделаем. И Отто поможет нам их спасти.

— Да. — Сказал Эдуард. — Поможет. А теперь давай пойдем и скоординируем наши действия с местной полицией. Узнаем, сколько копов нам выделили, и на какую экипировку мы можем рассчитывать. Мне интересно, есть ли у них огнемет. Его все еще нельзя провозить в самолетах.

С одной стороны, огонь убивает любую тварь. С другой — Эдуард как-то спалил дом, в котором мы находились, чтобы уничтожить вампирское логово. Я не знала, надеюсь ли я на то, что Эдуард найдет огнемет, или на то, что мы как-нибудь обойдемся без него.

63

Эдуарду удалось раздобыть огнемет, так что через час мы уже стояли на дорожке, усыпанной белым гравием и мелкими ракушками. Эти ракушки оказались здесь не из-за прибоя — ими просто посыпали тропинку вперемешку с гравием. Я никогда не жила у океана, так что видеть подобное применение ракушкам было для меня странно. Растительность вдоль дороги также казалась мне чужой. С нами была практически вся полиция, которую только смогли предоставить за час Флорида-Кис. Копов было гораздо больше, чем ранее в ресторане. Поскольку Тиберн ориентировался здесь лучше всех, он распределил отряды, обозначив, кто и откуда должен будет войти на территорию участка. Перед нами стоял дом и несколько зданий поменьше. Тиберн считал, что девушек держат именно в доме, так что нас четверых он направил именно туда.

Как только мы оказались в зарослях тропических кустарников, я порадовалась, что закрепила шотган так, чтобы он не цеплялся за все подряд. Предполагалось, что остальные группы откроют огонь, в то время как наша четверка вместе с Тиберном передвигалась практически бесшумно. Было слышно, как гудят насекомые, которых оказалось так много, что я порадовалась захваченному с собой спрею. Только Олаф от него отказался — сказал, что это мешает различать запахи.

Мы миновали подлесок и большую полянку. Отсюда нам была видна только одна группа полицейских — они передвигались по другой стороне участка, мимо здания, напоминавшего коптильню. Мы обменялись с ними кивками и этим ограничились — у каждой группы была своя задача. Тиберн возглавлял нашу группу, остальные четверо держались за ним по двое. Мы передвигались на полусогнутых коленях, как это делал СВАТ — так проще сохранять устойчивость во время перестрелки. Мы все знали, как это делается, включая Тиберна, хотя он и жаловался, что когда в последний раз так ходил, его колени не были от этого в восторге.

Дом был построен в типичном флоридском стиле — с тонкой крышей и небольшим крыльцом. Здание было прикрыто поветшавшей оградой, которая уже посерела от старости, но почему-то выглядела так, будто ее недавно ремонтировали. Это показалось мне странным, потому что при таком уровне запущенности не ждешь особой аккуратности. Окна в доме были открыты, и ветер с моря трепал кружевные занавески. Я поняла, что мы ближе к океану, чем мне казалось, хотя воды отсюда не видно. Деревья частично поглощали ветер с моря, но ни одно здание на этом участке не было построено с целью пережить настоящий шторм — для этого им следовало разместить каждое строение в тени деревьев. Тиберн сказал, что современные постройки можно возводить хоть на берегу океана, но в прежние времена любой дом могло просто смыть во время шторма вместе с владельцами.

Входная дверь была приоткрыта — либо это приглашение, либо ловушка. Впрочем, может, у хозяев просто нет кондиционера, и они так спасаются от жары. Олаф и Бернардо пристроились с правой стороны дома, мы с Эдуардом — с левой, а Тиберн остался у крыльца. Нам нужно обойти дом снаружи, чтобы заглянуть в комнаты через окна, после чего мы встретимся с другой стороны. Таков был план, но, как и у большинства планов, на практике у него было мало шансов на реализацию.

Раздался голос Ранкина:

— Капитан Тиберн, я вас вижу. И я чувствую присутствие Аниты Блейк. Со мной одна из женщин, так что рекомендую вам обоим зайти в дом, если не хотите, чтобы с ней что-то случилось.

Я не предполагала, что он занырнул мне в голову настолько глубоко, что мог теперь почувствовать меня на расстоянии, снаружи дома. Блядь.

— Если вы двое не войдете, ей придется несладко.

— Не нужно этого делать, Терри.

— Нужно, капитан. Если вы с Анитой зайдете внутрь, я отвечу на ваши вопросы. Даже на те, которые вы еще не успели придумать.

Тиберн приподнялся, чтобы заглянуть внутрь дома.

— Там действительно одна из девушек.

— Блядь. — Прошептала я. Я махнула Эдуарду, чтобы он с ребятами проверил периметр, пока я буду внутри дома. Эдуарду это не понравилось, но он ответил мне едва заметным кивком, после чего исчез за домом. Олафа с Бернардо уже не было видно. Тиберн зашел в дом первым, будто выступая в качестве живого щита. У меня есть моя винтовка, так что я готова стрелять при любой угрозе. Если Ранкин попытается трахнуть меня в мозг, я расценю это, как угрозу, и пристрелю его. Он не потребовал, чтобы мы выбросили пушки, так что лично свою я приберегу до поры до времени.

Он, разумеется, тут же прочел мои мысли.

— Вы можете оставить свое оружие при себе, но если вы войдете, нацелив на меня пушки, я тут же застрелю Стефани.

Мне следовало догадаться, что это не будет так просто. Я отвела винтовку от плеча, опустив ее пониже. Я знала, что могу пристрелить его и с уровня бедер.

Ранкин опустился на старомодный диван, рядом с которым стоял небольшой журнальный столик — как раз у него под рукой. На нем был пистолет и два стакана чая со льдом. Стефани сжалась на диване рядом с Ранкиным. Голову она положила ему на плечо, а рукой обнимала его за талию спереди. Ее ноги лежали на другой стороне дивана, а обувь аккуратно стояла на полу под ними. Она казалась полуспящей, и никак не отреагировала на наше появление. Она выглядела так, будто ее накачали наркотиками, но при этом казалась невредимой. Стаканы с чаем ютились на столике достаточно давно, чтобы основательно запотеть. Они стояли на подстаканниках, которые защищали темное дерево от сырости. И диван, и столик казались антикварными — уже не такими функциональными, но все еще довольно симпатичными. Не будь здесь пистолета, картина напоминала бы приятный ленивый полдень на веранде.

— Итак, у нас здесь Война. Но почему я не вижу Смерти, Голода и Чумы? Они, должно быть, где-то неподалеку. Одну тебя они бы сюда не пустили. Я также не сомневаюсь, что ты прихватила с собой других телохранителей. — Ранкин склонил голову набок, будто всерьез размышлял над чем-то. — Натэниэла и Мику я не чувствую — значит, они не с тобой. Любопытно.

Поскольку он не повторил свой вопрос про других Всадников, я не стала отвечать. Я бегло осмотрела помещение, чтобы понять, что здесь к чему, но мне было трудно отвести взгляд от парня на диване, который вот-вот потеряет значок. В соседней комнате явно находилось что-то опасное, но оно подождет, а пока мы разберемся с Ранкиным.

— Как вы узнали, где я?

— Как только я понял, что ты можешь быть в этом замешан, я вспомнил о твоем семейном домике. Он достаточно изолирован, чтобы скрывать здесь заложников и проводить ритуальные убийства.

— Некоторые из нас уверены, что наша семья проклята, и единственный способ избавиться от этого бремени — это убить достаточное количество людей при определенных обстоятельствах.

Лицо Тиберна стало пустым — хорошее лицо опытного копа, но мне не удалось сохранить невозмутимую мину, потому что Ранкин вдруг рассмеялся. Стефани дернулась во сне, прижимаясь ближе к нему. Он погладил ее по волосам, успокаивая и баюкая.

— Видела бы ты свое лицо, Блейк. Конечно, это звучит смешно, но мы действительно прокляты. Ты это знаешь. Ты видела моего кузена Энди во всей красе. Если это — не поклятье, то я даже не знаю, что можно считать таковым.

— Я не знаю, о чем ты, Терри. — Сказал Тиберн. — Но я знаю, что Энди нужно контролировать свое пристрастие к выпивке.

— У них с Кристи родилась дочь.

— Это чудесно. — Ответил Тиберн.

— Но она родилась со змеиным локоном. Кто-то в больнице успел ее сфотографировать. Снимок уже гуляет по интернету: «Маленькая Медуза появилась на свет во флоридской больнице».

— Мика рассказал мне о ней. Жаль, что все так реагируют. Как дела у Кристи и Энди? — Спросила я.

— Тебе ведь на самом деле нет никакого дела до моей семьи.

— Мика Кэллахан, мой жених, работает над тем, чтобы помочь твоей семье. Ему есть до нее дело. — Сказала я.

— Может, ему и есть.

Ранкин посмотрел на спящую девушку у себя на коленях. Его пальцы чуть массировали ее плечо.

— С Беттиной Гонзалес я ничего не делал. И я бы точно не бросил ее на видном месте, чтобы полиция тут же ее нашла. Хотя я помогал подчищать следы после убийства.

— Но ты не трогал первую жертву? — Уточнил Тиберн.

— Я клянусь, я понятия не имел, что случилось, пока не узнал, что она мертва. Мне позвонили и попросили помочь избавиться от улик.

— Кто позвонил? — Спросил Тиберн.

Ранкин покачал головой, все еще сидя на диване, откинув голову на спинку. Это выглядело так, будто он потерся об нее затылком.

— Кое-кто из семьи появился до начала церемонии. Он, вроде как, поглотил всех проклятых, кроме меня. И он на полном серьезе верит, что может вылечить нас, но то, во что он сам превратился — от этого уже нет лекарства. И нет спасения от того, что он может сделать. Вы скоро сами все увидите.

— Мы не можем позволить тебе убить этих девушек, Терри.

— Вы не можете на это повлиять. Это просто случится и все.

— Я знаю, что ты — сирена, и что ты — сильный психопрактик. — Сказала я.

— Я не психопрактик, Анита. Это магия. Я не имею ни малейшего представления о том, откуда берутся змеи, но когда-то мы были сиренами. Иногда у кого-то из нас просыпается тот самый голос — это не только мой дар. Я знаю, чего хотят люди — знаю их самые сокровенные желания. Вот взять хотя бы Стефани и ее подругу. — Он вновь погладил девушку у себя на коленях по волосам. — Она мечтает чувствовать себя в безопасности — так, как она чувствовала себя рядом со своим отцом. До того, как он развелся с ее матерью. А Валери мечтает хорошенько повеселиться, прежде чем осесть со своим скучным бойфрендом. Она улыбалась, когда ее связывали, потому что бондаж и групповой секс есть в списке ее желаний. Ей было весело, пока он не стал ее резать. И тогда даже моя магия не могла сдержать ее криков.

— Скажи нам, где она, Терри. — Попросил Тиберн.

— Друзья Аниты найдут ее.

— Стефани под наркотиками?

— Нет.

— Ты не вампир, и все же тебе удается стирать воспоминания и заставлять людей делать то, чего они не хотят. — Сказала я.

— Мы прокляты еще со времен Древней Греции. Один из моих предков разгневал бога. По крайней мере, так говорят. И нас обратили в чудовищ. Свои плюсы были — часть времени мы можем находиться в человеческой форме, но монстр внутри нас жаждет убивать и пожирать плоть.

— Звучит почти как ликантропия. — Заметила я.

— Это тебе сейчас так кажется. Но ты увидишь разницу.

— Ты сам знаешь, Терри, что я уже видела твоего кузена.

— О, там все намного интереснее.

— Нужно найти Валери и убедиться, что она в порядке. — Сказал Тиберн.

— Мне жаль, капитан, но сперва вы выслушаете всю правду, и только потом отправитесь спасать девушку.

— О какой правде идет речь, Терри? — Спросил Тиберн.

— Моя мать мечтала убедиться, что ее детям проклятье не грозит, так что она поехала в Европу и нашла сверхъестественного папочку для своих детей, который, как ей казалось, способен положить конец этому бремени. Тебе известно, что из себя представляет «говорящий-любовь», Анита?

— Это вид фейри. Они очаровывают женщин и детей своей музыкой, после чего топят их.

— Приятно знать, что ты в курсе.

— Это моя работа.

— Так и есть, но речь идет об очень редком виде фейри.

— Они принадлежат Суду Подлых (фейри делятся на Светлый Суд и Суд Подлых — прим. переводчика). Им запрещено иммигрировать в США, даже если твоя мать, будучи гражданкой Америки, захотела бы вывезти кого-то из них из Европы. Если бы вскрылось, кто твой отец, ее бы тут же вытурили из страны.

— Как раз поэтому я не могу позволить окружающим узнать, кто я, и кем был мой дражайший папочка.

— Я почувствовала твою силу, когда ты был у меня в голове, и я вижу, что ты делаешь со Стефани. Это, блядь, аморально и незаконно.

— Все так, это противозаконно. Я был бы рад, если бы меня депортировали. Хотя, скорее всего, меня просто ликвидируют.

— Возможно. — Сказала я. — Если честно, с фейри все довольно сложно. Они не попадают под наши законы, поэтому мы особо и не пускаем их на территорию страны.

Ранкин погладил длинные черные волосы девушки, лежащие поперек его колен.

— Что я могу поделать, это действительно зло. Передайте Анжеле, что я сожалею о том, что с ней делал. Мне не следовало ставить ее под угрозу, чтобы воспользоваться ее способностями и узнать, кто я такой… кто мы такие. Я не хотел убивать ее, и это был единственный компромисс, которого я смог добиться от своих родственников.

— Контроль разума приравнивается к метафизическому изнасилованию. — Сказал Тиберн.

— Я знаю, знаю. Мне нечего сказать в свое оправдание. Я спас ей жизнь таким образом, хотя мог бы найти способ получше. Моя способность позволяет видеть все тайные желания, из-за чего манипулировать людьми становится легко. Если, конечно, у тебя есть то, чего они хотят. И я правда сожалею о том, что случилось с сыном Форрестера и другой подружкой невесты.

— О чем ты? — Не поняла я.

— Мне надо было вас отвлечь, но я немного перегнул палку, копаясь в ее желаниях… Я не сразу понял, что у нее были чувства к Питеру Парнеллу.

— Что? Дикси знала его с рождения, она нянчила его.

— Это так. Но что-то в его прошлом заставило этого мальчика полюбить жесткий секс — это то, что мне известно по ее воспоминаниям. Она в тайне мечтала, что мужчина забросит ее к себе на плечо, будет обращаться с ней грубо. Откуда мне было знать, что мальчишка буквально прокинет ее через плечо? Но я не хотел, чтобы он пострадал так сильно. Я просто не понимал, насколько сильны ее чувства.

— Нельзя использовать секреты, которые ты выведал, против их владельцев. — Сказала я.

— Ты думаешь, что твои женихи — монстры, но на самом деле ты даже не знаешь, что такое монстр, Анита. Я смотрел на них в интернете — на сайте клуба, на сайте Коалиции, но они по-прежнему миловидны, какую бы форму ни приняли. Натэниэл красив, когда превращается в огромную кошку. Он всегда был красив, с самого детства.

Я затупила на секунду, переваривая то, что он сказал.

— Погоди минутку, откуда ты знаешь, каким он был в детстве?

Ранкин посмотрел мимо меня, прямо на Тиберна.

— Об этой части своей сути я бы не хотел распространяться. Но говорящие-любовь топят не только женщин, но и детей. Мы соблазняем и тех, и других. Это у нас в генах.

— Ты имеешь ввиду… — Тиберн даже не закончил фразу.

— Я клянусь, что никогда не причинял вреда детям подобным образом. Я нашел безопасный способ утолять свою жажду — с помощью видеозаписей.

— Господи, Терри. — Выдохнул Тиберн. Мне тоже было не по себе.

— Вы в курсе, что картинки и видео, которые попадают в сеть, никогда не исчезают с концами? Они просто дрейфуют в интернет-пространстве до бесконечности.

— Это риторический вопрос? — Уточнила я.

— Быть может, но я нашел пару старых видеозаписей, из числа моих любимых. Это был мой маленький секрет, который помогал мне бежать от суровой реальности. И вдруг я лично встречаю того, кто был частью моих фантазий — правда, повзрослевшего. Но эти глаза… они остались такими же. Я был уверен, что ему подкрашивают радужку для съемок, потому что ни у кого в реальности не может быть таких глаз.

Меня пробил озноб. В комнате стояла жара, от которой не спасал легкий бриз с улицы, но я все равно почувствовала озноб.

— На записях не было указано его настоящего имени — даже того псевдонима, который он использует для выступлений в клубе, так что я не связал Натэниэла с тем маленьким мальчиком, которого видел. Но когда он появился виживую, даже с короткими волосами, я понял, что это один и тот же… человек. Я убеждал себя, что наличие тех записей никому не причинит вреда. Я воспринимал их как фильмы, как нечто постановочное. Как будто дети, которые принимали участие в съемках, не были реальными, как мой собственный сын. Я люблю его, и я бы никогда не причинил ему вреда. Слава богу, я не смотрю на него с такой жаждой. В случае с ним это просто обычные отеческие чувства к своему ребенку. Ты не желаешь своих собственных детей. И я бы никогда, никогда не притронулся с таким позывом к ребенку в реальной жизни. Никогда.

— Но ты смотрел видео. — Сказала я. Мой голос звучал совсем чужим.

Он кивнул.

— Я мог врать себе, что никто не пострадает, что это все не по-настоящему, постановочно, но потом я встретил твоего жениха. Мне казалось, что это просто совпадение, пока я не пробил его имя и не выяснил его прошлое. В тот момент я понял, что это тот самый мальчик, только повзрослевший. Я впервые возжелал того, чего не могу иметь. Я хотел, чтобы он вел себя несоответствующе, чтобы он был злом — так я мог превратить его в чудовище, которое охотится на женщин и детей, заставляет их страдать. Так же, как и он сам страдал когда-то. Но он не был злом. Его прошлое бросается в глаза, но он был таким адекватным, счастливым, и таким реальным.

— И все же ты попытался повесить вину на него.

— Мне нужно было подставить кого-то. Трудно придумать лучший способ избавиться от своего патологического влечения, чем превратить его объект в сущее зло. Я прошу прощения за это. Мне жаль, что я был в числе тех взрослых, которые смотрели его фильмы и спонсировали его эксплуатацию. Эксплуатация — самое подходящее слово для того, что с ним делали.

— Господи, Терри, ты ведь был на лекции о детской порнографии, слушал о том, что происходит с этими детьми. Ты помогал нам выслеживать и ловить педофилов. И все это время ты был одним из них. — Произнес Тиберн.

— Это не так. Я ни разу не причинял вреда ребенку в реальной жизни.

— Ты платил за те фильмы, которые смотрел? — Спросила я.

Он глянул на меня и отвел глаза — уставился на женщину, лежащую у него на коленях.

— Да. Те фильмы все еще достаточно популярны, чтобы продаваться.

— Тогда ты понимаешь, что спонсировал тех ублюдков, которые это снимают. Тех, которые мучают детей. Ты же это понимаешь? Ты ведь коп. Тебе известно, как там все устроено.

— Да. — Ответил он и потянулся за пистолетом.

— Не надо. — Сказала я.

— Терри, не делай этого. — Попросил Тиберн.

Ранкин просто положил руку на пистолет — она даже не обхватил его пальцами. Я уже приставила винтовку к плечу, нацелившись на него.

— Полегче, маршал. — Предостерег меня Тиберн.

— Капитан, либо она меня пристрелит, либо я сделаю это сам. Помнишь старые байки о драконах и чудовищах, которые терроризировали селян в средние века и раньше, Анита?

— Ага. — Тихо и осторожно ответила я, стараясь не сводить с него прицел.

— Когда один из клана становится чудовищем, мы начинаем охоту за нашими жертвами. Чаще всего — за молодыми девушками, как во всех этих легендах о жертвоприношениях юных дев. Но мы идем за теми, кто нас влечет.

— Вампиры в первую очередь убивают тех, кто им дорог и близок. — Заметила я. Мне пришлось направить дуло в потолок, потому что Ранкин все еще намеревался болтать с нами, и мне было трудно держать его на прицеле. Но я не могла опустить пушку, потому что так возник бы риск, что я попаду в девушку у него на коленях.

— Если я превращусь в чудовище и не смогу вернуть себе человеческую форму, то начну убивать детей, капитан. Я не могу позволить этому случиться.

— Терри, пойдем с нами. Мы позаботимся о тебе, запрем тебя. Ты никому не причинишь вреда.

— Вы все еще не понимаете, что происходит… А ты понимаешь, не так ли, Анита?

Я не врубалась, о чем он, но я задала вопрос, ответ на который мне хотелось узнать, одновременно целясь ему в корпус, выискивая сигналы в его теле, которые подсказали бы мне, что он намеревается включить в игру свою собственную пушку.

— Почему вы убиваете женщин каждые несколько десятков лет?

— Он хочет, чтобы мы убивали их, потому что после смерти первой девушки были хорошие предзнаменования.

— Какие еще предзнаменования? — Спросил Тиберн.

— Это древний метод вычисления оптимальных моментов для жертвоприношений. Он уверен, что владеет даром предвидения, и может читать презнаменования по следам мучительной смерти животных — по тому, как выглядят их органы после гибели. Как я и говорил, он сумасшедший. Но некоторые из нас считают, что он видит божественные знаки, так что ему нужна была еще одна жертва, привязанная к Беттине. Он слышал, как Бернардо разговаривал с Денни, и пришел к выводу, что общий любовник обеспечит достаточно сильную связь, но я знал, что мы не можем просто взять и похитить человека со свадьбы маршала США. Я знал, что Форрестер не успокоится, пока не найдет ее, так что я попытался объяснить, что эта девушка нам не подходит, потому что риск слишком велик. Она уже была похищена, так что мне велели спрятать ее, но сделать все возможное, чтобы найти двух других подходящих жертв. Я это сделал, но вы уже в курсе, что этот ритуал пытались провести двадцать лет назад, и ничего не вышло. Он убедил всех, что проблема была в отсутствии необходимой связи между жертвами, и что сегодня ночью должно произойти некое астологическое событие, которое создаст необходимые условия для успешного проведения ритуала. Одно дело — помогать заметать следы убийства, и совсем другое — продолжать жить с осознанием того, что ты отправил живых людей на закланье, как жертвенных ягнят. Мне трудно жить даже с тем фактом, что я смотрел те видео с твоим женихом, и что все дети, которые снимались в подобных фильмах, страдали. Я больше не могу притворяться. Моему сыну сейчас почти столько же, сколько было Натэниэлу на тех записях. Я понимаю, что если кто-то сотворит с моим сыном подобное, лишит его детства таким гнусным способом, я просто убью этого ублюдка. Пристрелю. Посмотрю ему в глаза и выстрелю.

Его корпус дернулся — рука сжалась на пистолете, но он не приподнимал его. Это не имело значение. У него у руке была пушка. Мое дуло нацелилось ему в лицо. Обычно я сперва стреляю в корпус, но с заложницей на коленях я не стану так рисковать. Это будет выстрел в голову.

— У нас нет ордера на твою ликвидацию.

— Капитан Тиберн подтвердит, что у тебя не было выбора.

— Ты не будешь стрелять в нас, Терри.

Где там носит Эдуарда и двух других Всадников? Они слышат все то, что здесь происходит? Я отбросила эти мысли и сосредоточилась на человеке передо мной. Он хотел, чтобы его убила полиция. Но это не значит, что он сам не начнет палить, чтобы вынудить нас пристрелить его.

— Как только я умру, моя магия исчезнет вместе со мной. Стефани и Валери поймут, что происходит. Мне жаль, что они оказались вовлечены во все это. Остальные члены нашей семьи уязвимы перед ножами и пулями, но если вы не прижжете раны огнем, они заживут. Я точно знаю, что никому, кроме Всадников, не убить его. Не подпускайте его к воде — он сбежит, и вы потеряете его. — Ранкин поднял пистолет и нацелился на нас.

Я медленно выдохнула и мир сузился до одной точки. В ней не было места страху, сомнениям, беспокойству, вопросам о том, что правильно, а что — нет. Только лицо Ранкина на конце дула моей пушки — его большие темные глаза. Я выстрелила прямо в лоб. Он мог попытаться запудрить мне мозги, но не стал. Он хотел проиграть в этой битве. Он взял пистолет и прицелился, но знал, что никогда не выстрелит. Он и не собирался.

Я нажала спусковой крючок и винтовка подпрыгнула в моей руке. Голова Ранкина откинулась на спинку дивана, кровь забрызгала обивку. Стефани пришла в себя и закричала, падая на пол, пялясь на окровавленное лицо своего похитителя. Мы с Тиберном приблизились к дивану. Тиберн помог девушке подняться и увел ее, а я осталась стоять напротив Ранкина, глядя ему в глаза, и сделала контрольный выстрел, прижав дуло прямо к коже его лба. Мозги вылетели наружу, добавив к крови на стене и дивану чего-то погуще. Если мозга в черепной коробке больше нет, значит, он точно мертв — это работает и с вампирами, и с оборотнями. Я убила его, но мысль о том, что он сидел где-нибудь в темноте, один, любовался маленьким Натэниэлом, над которым издевались, и что он также был копом, который пытался использовать свое положение, чтобы повесить убийство на Натэниэла, как будто ему было недостаточно того, что он уже сделал, и он хотел отнять у нас нашу счастливую жизнь… Если бы я могла убить его дважды, я бы это сделала. Но, как я однажды сказала Питеру, если плохие парни мертвы, то месть свое получила. Когда мозги заляпывают стену, тебе больше некому мстить.

От грохота винтовки мои уши спасли затычки. Я услышала какой-то крик, потом рев животного, как будто это был бык или лев — что-то такое, чему я не могла подобрать точного описания. Но звук был достаточно громким, чтобы я расслышала его даже сквозь звон в ушах. Очевидно, что нам нужно убить здесь кого-то еще. Я оставила тело Ранкина на диване и устремилась к двери, на звуки драки, но прежде, чем я оказалась снаружи, я услышала треск дерева и крик девушки — второй девушки, — и потом что-то взорвалось, разве что теперь это что-то было позади меня — прямо в доме. Я развернулась, прижимая винтовку к плечу, и уставилась в дальний конец коридора, чтобы увидеть там Эдуарда, стоящего перед выбитой дверью. У Бернардо на руках была рыжеволосая девушка из числа тех, кого я видела у бассейна. Она кричала — долго, пронзительно, один крик за другим. Вот мы и нашли Валери Миллер. Эдуард с Олафом смотрели в комнату через выбитую дверь — мне показалось, что они вытащили оттуда Валери. И вдруг я поняла, что там не было двери — только что-то черное. И это что-то не было дверью. Это что-то заполняло проход. Мы четверо переглянулись, а в следующее мгновение нечто черное вышло на свет, и в этот момент я поняла, почему Валери Миллер так кричала.

64

Это была кишащая масса черных тентаклей, и у нее было больше десяти ног. Существо оказалось достаточно громадным, чтобы заполнить собой большую часть коридора, как будто оно растекалось одновременно и в мою сторону, и в сторону Эдуарда. Тентакли заканчивались змеиными головами, или, может, вся эта масса состояла из сотен кишащих змей. Там были лица или что-то, похожее на лица, будто бы собранные из змеиных тел. Я не была уверена, что у этого существа действительно было человеческое лицо. Возможно, мой мозг просто отчаянно пытался притянуть к увиденному хоть что-то человеческое.

Кажется, Эдуард крикнул Бернардо, чтобы тот вынес девушку из дома. Я крикнула о том же Тиберну, поэтому знала, что он вынесет Стефани наружу, пока я ищу подходящий угол, чтобы выстрелить в змеиное месиво и не задеть при этом ни Олафа, ни Эдуарда. Существо взревело, но, казалось, оно не могло решить, на кого из нас броситься в первую очередь. Одно из лиц в этой кишащей массе вдруг распахнуло глаза и уставилось на меня. На одну безумную секунду я увидела Энди Ставроса — мужа-алкоголика и свежеиспеченного отца. Появилась еще одна голова — она распахнула веки, и существо взревело. Было ли оно тем мужчиной с фотографий, которые показывал мне Мика? Или эта штука объединяла в себе нескольких человек? Что это вообще за хрень такая?

Голова Энди Ставроса вновь заорала на меня, и в этот раз я выстрелила в нее, а не просто в клубок змей. Из дыры от пули брызнула кровь — совсем как из головы Ранкина.

— Стреляйте в головы! — Рявкнула я. Эдуард с Олафом уже и так делали это, но почему бы не поделиться своими соображениями? Чудовище попятилось к задней двери. Я ни черта за ним не видела, поэтому не стала стрелять, чтобы никого не задеть.

— Ложись! — Услышала я крик Эдуарда.

Блядь! Мне надо было отступать ко входной двери до того, как я услышала рев животного и свист пламени. Вне всяких сомнений, это были крики боли. Огонь убивает все — даже чудовищ Лавкрафта вроде той херни, которая теперь пыталась доползти до меня. Я выбежала из дома, спасаясь от огня и от этой твари. Здание быстро поддавалось огню — либо старое дерево уже иссохло, либо Эдуард воспользовался каким-то горючим. Так или иначе, дом разваливался вместе с чудовищем внутри него, ну, или мне так показалось, как вдруг черные тентакли буквально выплеснулись из горящего здания. У меня была буквально секунда на то, чтобы закрыть лицо от огня и обломков, а в следующий миг я уже палила по змеиной массе, тентаклям, человеческим головам и бог знает чему еще — я уже не могла разобрать. Я стреляла, отступая назад, и не смотрела под ноги. Секунду назад я палила из винтовки, но вот я уже уперлась спиной в массивное дерево, запутавшись ногами в его ветвях.

Я не закричала, когда ревущая масса горящих змей бросилась на меня. Я продолжала стрелять, надеясь, что попаду этой твари в сердце или в мозг, или что там у нее есть. Я продолжала палить и думала о том, что, возможно, я умру от змеиного яда или сгорю, или меня просто раздавят. Я была на удивление спокойна, как вдруг чья-то рука дернула меня за ноги — Бернардо вытащил меня с линии огня, не дав змеям наброситься. Между нами и этим чудовищем оказалось огромное дерево. Мы встали плечом к плечу, прижимая к себе винтовки, и возобновили стрельбу по горящему монстру.

Олаф с Эдуардом присоединились к нам. Олаф встал рядом со мной, стреляя по этой твари, а Эдуард стоял чуть поодаль, заливая чудовище пламенем из огнемета. Жар был такой, что долетал даже до меня. Не прошло и минуты, как дерево, которое спасло нас с Бернардо, загорелось вслед за монстром. Мне пришлось переместиться, чтобы мои пули не задели Эдуарда. Бернадо также успел отойти. Мы трое продолжали стрелять, пока Эдуард работал огнеметом. Дерево уже настолько занялось, что дальше стоять рядом с ним было опасно — на нас посыпались горящие ветки. Ебучие огнеметы.

Чудовище развернулось и попыталось броситься мимо Бернардо, поскольку он стоял дальше всех от огнемета. За моей спиной были деревья, но они скрывали Мексиканский залив, а я хорошо помнила слова Ранкина о том, что эта тварь умеет плавать, и тогда мы точно ее упустим.

Я прицелилась в голову, которая находилась ближе всего к центру змеиной массы, и выстрелила. Огонь скрыл от меня большую часть повреждений, но тварь пошатнулась. Головы в центре этой кишащей массы были болевой точкой монстра.

— Снесите головы в центре! — Заорала я. Я не была уверена в том, что Олаф с Бернардо меня услышат, потому что свист пламени, рев зверя и грохот выстрелов перекрывал все прочие звуки, но в следующую секунду одна из голов чудовища буквально взорвалась. Бернардо меня услышал. У меня кончились патроны, так что я заорала. — Перезаряжаюсь!

Олаф с Бернардо шагнули к твари и продолжили палить в нее с удвоенной скоростью, пока я вытаскивала опустевший магазин и доставала новый. Закончив, я вернулась к ребятам, и мы продолжали стрелять уже вместе, стоя плечом к плечу — насколько это было возможно при нашей разнице в росте.

— Перезаряжаюсь! — Крикнул Олаф. Он отступил назад, чтобы достать полный магазин, а я выступила вперед, паля по змеиным головам. Вонь горящей плоти и волос раздирала мне глотку и глаза. Ветер переменился, так что дым теперь летел в нашу сторону. Мать его!

— Перезаряжаюсь! — Крикнул Бернардо, и мы прикрыли его.

Эдуард продолжал работать огнеметом, но эта тварь просто не хотела подыхать. Было ясно, что у Эдуарда кончилось топливо, когда он присоединился к нам, встав рядом с Олафом, прижимая к плечу свою винтовку и подключаясь к стельбе. Позади нас возникло какое-то движение — это были копы. Мы получили подкрепление. Копы не стесняясь в выражениях недоумевали по поводу того дерьма, которое предстало перед ними, но все же выстроились в ряд и присоединились к пальбе по монстру. Они бы сделали то же самое, будь перед нами толпа грабителей банка.

Я расстреляла еще два магазина, так что у меня кончились патроны для винтовки. Я переключилась на шотган. Он дергался чуть сильнее, но и урон от него был серьезнее — куски твари просто разлетались в разные стороны.

Олаф крикнул:

— Я пустой! — И отступил с линии огня, потому что у него закончились патроны ко всем пушкам. Эдуард, Бернардо и я остались стрелять в это чудовище, которое все еще горело, дымилось и ревело. Копы выстроились по краям от нас, так что вместе мы образовывали квадрат, палящий по монстру.

Я нажала спусковой крючок и поняла, что тоже пустая. Больше патронов для шотгана у меня не было. Я бросила его на землю и потянулась за браунингом, прекрасно понимая, что это не та мощь, которая была мне нужна, чтобы завалить эту тварь. Но придется использовать браунинг. У меня все равно больше ни черта нет.

— Я пустая! — Крикнула я, отступая с линии огня. В толпе стреляющих копов остался только Эдуард, когда чудовище внезапно пошатнулось и рухнуло на зеплю. Оно все еще горело, по нему по-прежнему стреляли, но оно перестало кричать.

Эдуард замешкался и опустил свою винтовку. Копы продолжали палить до тех пор, пока не расстреляли все свои магазины. Они палили даже после того, как эта тварь прекратила дергаться и реветь. Обычно я советую людям экономить патроны, но в случае с этой хренью мы не могли знать, действительно ли она мертва. У нее было три головы, по большей части сформированные тентаклями. Я понятия не имела, где у этой твари находилось сердце. Может, у нее были только головы. Или одна голова была главной, а остальные — просто приманки, как хвост ящерицы, который привлекает хищника и мешать ему атаковать настоящую голову. Тлеющая у наших ног тварь была настолько неземной, что мы даже не могли понять, сдохла она или нет.

Думаю, не только мне в голову пришли воспоминания о старых фильмах ужасов из детства, где злое чудище никогда не бывает по-настоящему мертво. Оно только кажется мертвым — до следующего фильма. На участок прибыли пожарные, но они были столь же озадачены, как и все мы. Единственное, в чем мы были солидарны — спасать эту тварь, поливая ее водой из шланга, мы не станем.

Эпилог

Местные власти получили тушу монстра, так что несколько музеев и зоопарков тут же выслали экспертов, чтобы осмотреть ее. Никто не знал, что это за хрень, и никто также не мог доказать, что когда-то она была человеком.

После того, как Эдуард применил весь свой арсенал суперспособностей, чтобы спасти старейшую подругу Донны, она пересмотрела свое отношение к его работе. В конечном итоге она пришла к выводу, что ревновать его к работе или ко мне — это просто еще одна ее попытка проработать свою старую травму по поводу нашего с ним псевдоромана. Она приняла это и извинилась перед всеми, а когда Денни выписали из больницы, свадьбу передвинули, поскольку ребятам нужно было о многом поговорить со своим семейным психотерапевтом. Эдуард и Донна действительно хотели проработать свои проблемы — я еще ни у одной пары не встречала такого стремления это сделать.

Отель и все, кто был связан с мероприятием, согласились по просьбе Натэниэла передвинуть торжество, чтобы в нем могли принять участие Денни и Питер. Дополнительных денег с нас брать не стали — все очень переживали о случившемся.

Я стояла рядом с Эдуардом, когда он смотрел на свою невесту через застланный цветочными лепестками пляж. Его лицо светилось всем тем, что вы ожидаете увидеть на лице жениха — любовью, верой, надеждой. Все это читалось на лице Эдуарда — самого циничного человека, которого я когда-либо знала. Он нашел в Донне все те до невозможности наивные вещи, о которых так мечтал в юности — до того, как стать Эдуардом. Глядя на его лицо, я знала, что это того стоит. Мне не нужно понимать это. Я не должна быть в восторге от Донны. Я должна просто стоять там и смотреть, как мой лучший друг очарован ею — больше, чем любой другой женщиной на этой блядской планете, и мне этого достаточно. Второе место в категории «лучшее лицо на свадьбе» получил Питер — он почти светился от счастья, глядя, как его мать проходит в арку, чтобы взять за руку Эдуарда. Не знаю, выгнала бы Донна со свадьбы Дикси или нет, но та решила проблему за нас, скоропостижно вернувшись домой. Ей было чертовски стыдно за то, что она сотворила с Питером на глазах у всех. Хочется верить, что она найдет себе психотерапевта, но кто ее знает. Я бы не стала ручаться.

Поскольку ордера на ликвидацию Ранкина у меня не было, нам предстояли разборки, но Тиберн меня прикрыл. Он был уверен, что Ранкин говорил о своей семье, упоминая тех, для кого он подчистил место убийства, но доказательств у нас не было. Ранкин выбрал смерть вместо предательства своего клана, а тот, кто должен был убить похищенных девушек, превратился в монстра, которого мы благополучно уничтожили. Все виновные были мертвы. Клео ждала либо тюрьма, либо ликвидация, но мы приложили все усилия, чтобы защитить ее гражданские права, так что ее отпустили.

Мы с Микой и Натэниэлом обсудили то, о чем я говорила с Ранкиным. Натэниэл воспринял это лучше нас двоих. Ранкин не был первым, кому на глаза попались те видео, и кто выследил по ним Натэниэла. Он никогда не рассказывал нам об этом. Как ни странно, но Жан-Клоду, как владельцу клуба, он это рассказал.

Натэниэл также объяснил, что Ранкин пробрался сквозь его щиты, притворяясь Микой. Что это была та версия Мики, который хотел его полностью, абсолютно и безраздельно, во всех физических смыслах. Теперь Мика хочет попробовать восполнить нужды Натэниэла, хотя я не уверена, что он осилит все пункты. В нашей полигруппе есть мужчины, которые могли бы их осилить, но ведь это Мика и Натэниэл собираются пожениться — устраивает ли их тот факт, что они не способны удовлетворить друг друга по всем возможным фронтам? В общем, мы также подумываем о семейном психотерапевте.

Олаф уехал домой — где бы это ни было. Я ответила на его вопрос. «Адлер» нравилась мне больше, чем «Ирэн». «Холмс» нравился ему больше, чем «Шерлок». Я предложила ему «Мориарти», но он отказался, потому что этот вариант не рассматривался изначально. Он был прав, так что пришлось согласиться. Теперь у нас есть интимные клички друг для друга. У меня нет интимных кличек для большинства людей, с которыми я живу, так что мне странно иметь нечто подобное с Олафом. Я должна срочно найти льва своего зова, пока моя львица не сделала выбор за меня, и это ни в коем случае не может быть Олаф, чтоб его.

Питер восстанавливается с нечеловеческой скоростью. Он не ликантроп, но это не значит, что он человек. У него все еще есть шансы попасть в армию, поскольку он не перекидывается. Он чертовски воодушевлен идеей податься в семейный бизнес, поскольку охотник за головами серхъестественных существ — это его единственный вариант, если тест на ликантропию будет положительным. Я как-то пообещала, что пойду с ним и Эдуардом на его первую охоту, и я это сделаю, но мне все еще хочется иной судьбы для мальчика, которого я встретила много лет назад. Чего-нибудь добрее и безопаснее, чем охота на монстров.

Мелани прочла в интернете историю Кристи, Энди и их ребенка, а также про тварь, которую мы убили. Когда мы вернулись домой, она поговорила с Натэниэлом. Так мы узнали, что когда-то ее звали Ехидна, матерь чудовищ (в греческой мифологии это дочь Геи и Тартара, супруга Тифона — чудовища с сотней драконьих голов — прим. переводчика). Она боялась, что если я узнаю об этом, то выпишу ордер на ее ликвидацию. Кажется, не меня одну напрягла наша первая встреча много лет назад. Она считает, что семья из Флориды — ее потомки, и, возможно, только возможно, у нее хватит сил, чтобы помочь им снять проклятье, или хотя бы приблизить их животную форму к той, которую имеет она сама, чтобы они получили хоть какой-то контроль. Мелани уже использовала свой яд для обращения мужчин в псевдоламий, так что она планирует обсудить с этой семьей варианты модифицирования их животной формы. Гарантий нет, но есть надежда, и именно ее хотел Мика для Кристи и ее новорожденной дочери, а также для всей их семьи. Может, это и не был счастливый конец для Кристи, которая потеряла мужа во всей этой заварухе, но иногда, когда ты сражаешься с монстрами и изо всех сил пытаешься не стать одним из них, надежды на счастливый конец вполне достаточно.