Золушка. Испытание босса

Глава 9. Дежавю

— Артëм!

Окрик Батянина, требующий разъяснений, заставил меня на секунду остановиться.

— Костя с Катей. Парк. Охрана облажалась, — бросил несколько рубленых фраз через плечо и метнулся к лифту.

Обычно меня вполне устраивала работа этой штуковины, но сейчас казалось, что она медленная и устаревшая, как шкура мамонта. Кулаки зверски чесались долбануть по панели управления, чтобы придать ей ускорения. Жаль, что такое прокатывает только в американских блокбастерах про всякие армагеддоны, где сумасшедший русский в ушанке чинит поломку на космическом корабле кувалдой.

В огромном фойе кто-то нерешительно начал обращаться ко мне:

— Артëм Александ… — и сразу же перешел на шепот: — …рович…

На последнем слоге шепчущий и вовсе перешёл на выразительную рыбью речь свежепойманной форели на воздухе. Потому что я, не глядя и не останавливая бег, сделал такую страшную рожу, что разом замолчали все вокруг. Включая парочку высокомерных посетителей с администратором.

До общей платной парковки, где я бросил сегодня машину, поддавшись идиотскому порыву прогуляться до комплекса пешком, было далеко. А от черного фольца Бати у меня, естественно, ключей не имелось.

Так что я словил настоящее дежавю. Снова враг, снова бег, снова страх за того, кто дорог… только теперь уже помноженный на два.

Парковая дорожка промелькнула смазанным кадром, будто озвученным чьим-то чужим учащенно-глубоким дыханием. Направление поисков не было секретом для меня. И не только потому, что эту территорию я уже давно знал, как свои пять пальцев.

Тум, тум, тум, тум…

Сердце мощным набатом гнало кровь по жилам в такт широким прыжкам на грани возможной скорости. Мое тело неслось вперëд, превратившись в жесткую реактивную торпеду. А в пересохшем рту с пеной огненной слюны кипело лишь одно слово…

Порву!

Порву за сына. Порву за девчонку.

— Папа! Папа!

Отчаянный голосок Кости, а главное — маленькая фигурка, выбежавшая мне навстречу, — затопили меня освежающей волной облегчения. Сын суматошно размахивал руками, как ветряная мельница, и я подхватил его на руки. Он был как невесомый.

— Кость, ты как? — спросил его, ощупывая на ходу.

— Н-не знаю, — пискнул он и дрожащим голосом добавил: — Я убежал, папа…

Судя по интонациям, физического вреда ребенку никто не причинил, и я еле заметно перевел дыхание.

— Слава Богу. Где Катя? Катя где?

— Там!

Костя ткнул пальцем назад за поворот, и я прибавил скорость. В считанные секунды преодолел сектор невидимости и увидел еë…

Она вся съежилась на краешке бордюра, обхватив себя руками и крупно дрожала, как жертва грубого насилия.

Мир перед глазами вновь окрасился багровый пеленой ярости и страха. Сам себя не помня, я каким-то чудом ровно поставил сына на тротуар и рванулся к ней.

Поднять. Обнять. Прижать к себе, кроша зубы от дикого напряжения. Почувствовать, что она ищет защиты на моей груди и трясется, как в лихорадке, цепляясь тонкими пальчиками за лацканы пиджака.

Нельзя орать и делать резкие движения. Она и так натерпелась.

Вдох-выдох, Артëм. Вдох-выдох. Надо просто… спокойно… сказать:

— Катя, успокойся… Я здесь.