В заштатном штатовском городке С. всегда царило сонное спокойствие. Все, случавшееся там, подвергалось тщательнейшей проверке со стороны различных властей и местных жителей, после чего инвентаризировалось и отправлялось либо в городской архив, либо на помойку, либо в зоопарк. Зачем последний был нужен такому небольшому и сонному городу, доподлинно не знал никто, однако, традиция, заложенная предками, продолжала скрупулезнейшим образом соблюдаться и по сей день.
Посетителей там всегда было мало, а если быть совсем уж честным, то не было почти и вовсе. Разве что какие-нибудь случайные туристы, убегающие от очередного ожившего кукурузного пугала (или от воскресшего демона, или от фаст-фуда-убийцы, или от оживших семейных трусов) забредали иногда на почти заповедные зоопарковые тропинки. Впрочем, и местные жители, часто пребывающие в некоем непонятном томлении духа, порой заходили на территорию звериного царства, сравнивали тёщу с королевской коброй, а сына-переростка с орангутангом, и, довольные, уходили домой.
Итак, давайте же и мы с вами ступим на заросшие травой и бурьяном, на загаженные неэкологичными пластиковыми упаковками и экологичными животными отходами, тропинки. Мы с вами пройдем мимо трехрогого зубра и самоощипывающегося павлина, искренне считающего себя фениксом. Мимо пустынного волка, воющего не на луну, а в пустое ведро – потому что там акустика лучше. Мимо печального жирафа, который охотясь за хитрой бабочкой, случайно завязался в морской узел. Кстати, эта бабочка тоже живет в нашем зоопарке – от пережитого нервного потрясения и припадка смеха, она теперь летает, выписывая исключительно неприличные слова.
Возле вольера с самым меланхоличным слоном на свете, который постоянно посасывает свой хобот и закрывает глаза ушами, мы с вами свернем налево. Пригнитесь господа, ибо мы с вами проходим мимо единственного в мире крокодила-охотника. Он сшил себе одежду из человеческой кожи, носит на шее человеческую вставную челюсть (ею бабушка-скаут отбивалась от крокодила) и прекрасно стреляет из револьверов с двух рук. Не выпрямляйтесь, потому что сейчас мы проходим мимо панды-социопата. Это, в общем-то, милое животное, однако в силу того, что не может отобрать револьверы у крокодила, оно просто очень прицельно плюется. Ох, ну я же предупреждал! Что ж вы так неосторожно-то… Теперь или мойтесь в бассейне у крокодила, либо вытритесь о шкуру этого гризли. О, не бойтесь! Он милейшее создание. Только очень уж сексуально-раскрепощенное. Ну вот, господа, не обращайте внимания на крики, наш гризли-извращенец нашел себе пару еще на ближайший месяц.
А это плод сотрудничества двух народов – наш китайско-бенгальский тигр, считающий себя самураем. Он прекрасно владеет искусством рисования иероглифов, стилем пьяного журавля и трусливого тигра, и постоянно хочет настоящую гейшу. Поскольку таковую мы ему предоставить пока не можем – тигр постоянно пытается сделать себе харакири кисточкой для иероглифов…
Ну и, наконец, примерно между клетками с коброй, которая медитирует вот уже девяносто девять лет и одиннадцать месяцев и орангутангом, считающим себя Джимом Керри, мы найдем то, что, собственно, так долго искали.
На первой клетке висит предупреждающая табличка: «Vampirus vulgaris гламурный. Руками не кормить, кровь на брудершафт не предлагать – вегетарианец». Сидящее внутри человекоподобное существо задумчиво полирует тряпочкой вживленные в кожу по всему телу стразы, и печально вздыхает, глядя на миску с увядшим на солнце салатом. Рядом с «вампирусом» находится еще одна клетка. Табличка на ней красноречиво гласит: «Metamorphus vulgaris индейский. Головы близко не подносить – сдирает скальпы. Женщинам от 10-90 лет близко не подходить – делает их своими скво и уносит в вигвам». Метаморфус, а проще говоря, оборотень, отчаянно линял. Он потел, сопел и чесался, разбрасывая вокруг клочья шерсти и, недовольных этим обстоятельством, блох.
Вампир поглядывал на своего собрата со скучающим презрением. Потом, будто вспомнив о чем-то важном, он страстно присосался к огромному куску древесины, по-бобриному точа об него клыки. Престарелый бобер-инвалид из клетки напротив, посылал в сторону вампира злобные шепелявые проклятья.
Наконец, оборотень решил, что в одиночку линять скучно, и обратился к соседу-вампиру.
– Ты это… давно тут?
– Вот уже вторая луна заходит и прощается с жизнью… – заунывно начал вампир.
– А без этих твоих выкрутас? – сурово спросил оборотень, выкусывая особо вредную блоху, и сплевывая её в вампирью клетку. Тот, нечеловечески-ловкой подачей отбил её в клетку к орангутангу. Собственно, там она и скончалась от смеха. – Твоя ж родня, – укоризненно заметил оборотень. – Тоже эта… кровососущая.
– Второй месяц, – надменно ответил вампир.
– А меня недавно привезли. Волки позорные, да проклянут их индейские боги! – не выдержал оборотень. – А тебя почему?
– Я не блюл заветы святого Эдварда Каллена, – понурился вампирус. – Я пил из девушек кровь, а не шампанское. Я не хотел жениться на человечках! Да что там, я и вовсе не хотел жениться… – с каждым словом вампир распалялся все больше. – Я блюл заветы графа Дракулы, но… меня признали неканоничным, потенциально опасным и морально-устаревшим! И сослали сюда на принудительное становление вегетарианцем. А когда я выйду… о! они уже подыскали мне влюбленную человечку. Из неё нельзя будет пить кровь! – вампир забился в натуральной истерике. – А я в гроб хочу! В свой уютный старый гроб, в свой драматичный черный плащ… я крови хочу! – это он провыл с таким чувством, что оборотень едва удержался, и не завыл вместе с ним. – А это? Что это? – богатырским укусом вампир впился в, заметно увядшую, салатную горку. Листья нанизались на клыки, и торчали изо рта вампира как уши зайца-мутанта.
– Чувак, – подумав, сказал оборотень. – По-моему, ты где-то поступил не по инструкции. Салат не надо кусать. Его жевать надо.
– Жевать? – в глазах вампира отразился такой ужас, как будто ему предложили пожевать осиновую стружку. – Мерзость, – вампир с остервенением выплюнул листья. – А ты-то здесь за что?
– Ну я как бы это… Тоже на человечек не особенно заглядывался… – покраснел оборотень даже сквозь шерсть. – Я как бы мальчиков больше любил… И вообще, у меня два высших образования и недописанная докторская диссертация! Я ни разу не индеец, и терпеть их не могу! – забился в истерике оборотень. Блохи разлетались вокруг с визгливыми проклятиями. – Но я не соответствовал канону святого Джейкоба! Оборотень не может быть умным! Оборотень не может быть геем! Оборотень не должен есть людей!
И в этот самый драматичный момент, когда оборотень и вампир уже почти готовы были возрыдать друг у друга на плече, в их тихий уголок привезли еще одну клетку. На табличке была грозная надпись: «Опасно! Объект неиндентифицирован и может быть заразен!». В самой клетке сидела подозрительно человекообразная девушка.
– Эй, – первым решил окликнуть нё вампир. – Ты кто?
– Я – человек, – грустно откликнулась девушка. – И я совсем-совсем не любила оборотней и вампиров…