Зов арены

Пролог

Тишину в крохотном обеденном зале постоялого двора нарушало только лишь потрескивание смолистых сучьев в очаге, да завывания бури за окном. Заперев понадежнее ставни и двери, чтобы ветер не выдувал драгоценное тепло, хозяин удалился на кухню, оставив своих единственных постояльцев коротать время до ужина за кувшином вина.

Он был бы рад остаться и посидеть с ними, поболтать немного, узнать последние новости из Халоги или с юга, откуда, похоже, прибыла эта парочка — но гости попались на редкость неразговорчивые. Даже друг с дружкой почти не общались, так что если бы Юхас не видел, что прибыли они вместе, то, пожалуй, усомнился бы, вообще, знакомы ли они между собой.

Ну да не беда, сказал он себе, затворяя дверь на кухню. Буря, по всему видать, закрутила надолго — так что на ближайшие пару дней ему компания обеспечена. Успеют еще разговориться.

Зимой, в этой глуши человек поневоле привыкает ценить любое общество

А постояльцы, оставшись одни, еще долгое время молчали, наслаждаясь теплом, отдыхая после долгого пути, и лишь допив вторую кружку вина, мужчина подал голос, обращаясь к своей спутнице:

— Сдается мне, мы здесь застрянем надолго. Раз Вамматар не успел добраться сюда до снегопада, кто знает, как скоро он отыщет дорогу.

Женщина засмеялась, тряхнув головой, и еще чуть влажные от снега огненно-рыжие волосы рассыпались по плечам.

— Тебя это как будто огорчает, Север?

— Конечно, нет. Я для того и вызвался поехать, чтобы хоть немного побыть с тобой наедине. В Логове последнее время сделалось шумно.

— Еще бы!

Они переглянулись с улыбкой, понимая друг друга с полуслова, как это дано лишь очень близким людям. И вновь в маленьком полутемном зале воцарилось молчание, теплое и уютное, окутавшее двоих путников, словно пуховая накидка. Как вдруг тишину прервал странный звук — не то скрип, не то скрежет — донесшийся из угла, где Соня с Севером сложили свои дорожные пожитки. Девушка неприязненно покосилась в ту сторону.

— Опять оно…— В голосе ее звучало отвращение— Нет, уединение — это, конечно, славно. Но, честное слово, я бы отдала свой лучший лук, лишь бы скорее Вамматар приехал и забрал эту штуковину. Может, старой Духи такая игрушка придется по душе, но не мне, это уж точно

— Да ладно, не обращай внимания! — успокоил Север подругу. Похоже, разговор этот велся далеко не в первый раз.— Разара утверждает, что кивес безвреден — пока не нарушены узлы и печати. А я проверил. Все в полном порядке.

— Да знаю я,— отмахнулась Соня.— Но каждый раз, когда слышу, как оно скрипит и ворочается, мне не по себе. Все время кажется, будто там что-то живое.

Вожак усмехнулся, представил оживший кивес.

— Обычный кувшин. Просто магией наполнен под завязку.

Как видно, снисходительный тон мужчины не на шутку разозлил Соню.

— Не смей говорить со мной так, точно я — девчонка, испугавшаяся крысы в подполе! — взорвалась она.— Это магия.

— Ну и что?

Он никак не хотел понять

— Терпеть не могу магию,— с жаром произнесла девушка.— Всегда ее ненавидела и боялась! А стоит человеку к ней пристраститься, и все. погиб. Как дурман для курильщиков лотоса. Или кровь — для гладиаторов. То, что они называют «зов арены»… Знаешь? Магия — еще худшая мерзость! Завладеет душой — и конец!

Теперь уже и Север разгорячился. Нелепые женские предрассудки выводили его из себя.

— Ты так говоришь, будто волшебство — это изначально некая злая сила. Но это неверно. Оно не злое и не доброе, все зависит лишь от человека. Если им движут благие намерения…

Соня невесело засмеялась.

— Я многое могла бы порассказать о людях с благими намерениями. И о том, что магия сделала с ними. Может быть, тогда ты понял бы…

— Ну так расскажи! Чего-чего, а уж времени у нас довольно.

Девушка покосилась на своего спутника.

— Предлагаешь мне развлечь тебя, подобно сказителю в таверне?

— Почему бы и нет? Ты так редко рассказываешь о своем прошлом. Я с удовольствием послушал бы твою историю.

— Она не совсем моя. Скорее, это история одной аренджунки, дочери богатого и знатного вельможи. И ее отца. Человека благородного, полного самых чистых побуждений. Человека, который слишком сильно любил свой родной город и готов был ради него на любые жертвы

Голос девушки, помимо воли, обрел глубину и плавность, свойственную истинным сказителям. Взор затуманился, проникая в бездны прошлого. И мужчина, сидевший у очага, весь обратился в слух, понимая, что сейчас услышит нечто действительно необычное.

Глава первая

Вне себя от ужаса, девушка огляделась по сторонам, едва лишь пришла в чувство. Страх железными клещами сжал горло, она не могла даже кричать, а лишь время от времени стонала и жалобно всхлипывала. Силы покинули ее, и все попытки освободиться, разорвать или хотя бы ослабить кожаные путы, которыми она была привязана за руки и ноги к железным кольцам, вмурованным в каменный алтарь, оказывались напрасными.

Молодая рабыня дернулась, чтобы откинуть волосы с лица и стряхнуть пот, заливавший глаза и мешавший разглядеть господина, чей силуэт смутно выделялся вне пределов освещенного горящими свечами пространства. Она тщилась подыскать слова, что помогли бы ей вымолить пощаду, но лишь тихий стон сорвался с запекшихся губ. Тогда девушка слегка приподнялась, однако острая боль пронзила ее, и она снова откинулась на холодный камень.

Господин подошел поближе, шурша подошвами по плитам пола. Худое седобородое лицо показалось ей ликом призрака: длинные черные тени превращали его в зловещую маску. Рабыня неотрывно смотрела на хозяина, словно пытаясь угадать, какие еще испытания он ей уготовил.

— О боги… — всхлипнула она в отчаянии.

— Ш-ш-ш!.. — Он приблизился еще на шаг, обошел распростертую на алтаре девушку, и, опершись руками о гранит, взглянул на нее сверху вниз. Кинжал, висевший на поясе, тихо звякнул.— Прошу тебя, Лейра,— проговорил старик тихо, и голос его был полон горечи и грусти.— Пожалуйста, не сопротивляйся. И не проси. Для меня это тоже нелегко.

— Господин Эримиор! — воскликнула она.— Ради всех богов, умоляю… Умоляю, пощадите!..

— Тихо.— Его голос звучал не громче шепота.— Мне самому не хочется это делать, Лейра. Дитя мое, неужели ты не понимаешь? Только так… Только так можно уничтожить его.

— О боги! — Она всхлипнула и отвернулась. Горячие слезы потекли по щекам.

— Лейра… — Эримиор сделал едва заметное движение, и в его руке блеснул нож.

Девушка напряглась, как будто надеялась защититься от смертоносного лезвия. Из пересохшего горла вырвался только один короткий звук, похожий на бульканье.

Да и сумей она закричать, позвать на помощь, вряд ли кто-нибудь из слуг откликнулся бы на ее отчаянный зов.

— Тихо, тихо… — Эримиор, полный отвращения к самому себе, старался успокоить несчастную жертву, приглушить ее страх. Он нежно провел рукой по золотым волосам, словно лаская возлюбленную.— Все произойдет очень быстро, Лейра. Ты не будешь долго страдать. Только одно заклинание — и все кончится. Ну как же ты не понимаешь? Мы должны остановить его. Твоя жизнь была чистой и честной. Боги не станут тебя осуждать. Они проклянут меня, Лейра, а ты окажешься под их защитой. Ты не можешь ненавидеть меня за это, Лейра. Прошу тебя. Пожалуйста…

Ей нечего было ему ответить. Из всех чувств, что девушка испытывала сейчас, самым сильным был страх. Она не могла ненавидеть своего хозяина, его ласковый голос убаюкивал и внушал надежду – но через мгновение острый клинок должен был оборвать ее жизнь.

— Не делай этого, господин мой,— взмолилась она.

— Ш-ш-ш, теперь помолчи…

Эримиор отвернулся, окинул взглядом темный зал, расставленные по кругу черные свечи, окружавшие его, алтарь и рабыню, затем прислушался. Ничто не нарушало тишину, кроме стука его собственного сердца и всхлипываний Лейры. Никто ничего не заподозрил. Никто его не предал. Ему удастся выполнить задуманное. Это… чудовище… наконец-то будет уничтожено.

Лейра не сводила с него полных ужаса глаз. Она чувствовала, что господин не скажет больше ни слова, чтобы успокоить ее. От страха у нее резко напряглись мышцы живота, влажные соски съежились.

Пот, подобный обильной росе, покрывал ее с головы до ног, будто морские волны обдали стройное тело солеными брызгами, в неверном свете свечей загорелая кожа мерцала, как жидкое золото.

Внезапно девушка принялась биться затылком о камень алтаря, словно надеясь потерять сознание до того, как ее пронзит боль.

Стараясь разорвать путы на ногах, рабыня задергалась, раздирая до крови кожу, и снова принялась молить о пощаде, однако Эримиор уже не слушал ее.

Он взглянул на свечу с нанесенными на нее отметками, горевшую на столе за алтарем, и пробормотал:

— Время Ворона. Пора.

— Нет, о боги, не надо, господин! Господин! — стонала Лейра.

Эримиор не обращал на нее внимания. Крепко обхватив обеими руками рукоять ножа, он поднял лезвие над головой, направив острие в потолок.

— Аркату, услышь меня! Белиас, внимай! Андомиан, Ордиум, слушайте! Вы, твари Бездны, вы, демоны Мрака, вы, существа, насылающие напасти на человеческий род, слушайте мой призыв! Отзовитесь, восстаньте из Бездны и явитесь на пир!

Он начал медленно опускать кинжал.

Желтое пламя свечей на полу затрепетало, хотя все окна были плотно закрыты и в зале не чувствовалось ни малейшего ветерка.

— Аркату! Белиас! Андомиан! Ордиум! Слетайтесь сюда! Почувствуйте кровь девственницы, предназначенной вам в жертву! Собирайтесь на пир и внемлите моим приказаниям!

— Нет! — всхлипывала Лейра.— О боги, боги…

Эримиор шумно сглотнул. Держа кинжал обеими руками, он опускал его, пока острие не коснулось тела жертвы.

— Отвечайте мне! — восклицал он, в то время как пламя свечей плясало все сильнее и неистовее.— Вы, обитатели Потустороннего Мира, придите насытиться кровью девственницы!

— Нет! — взвизгнула Лейра.

Эримиор закрыл ей рот потной ладонью и сделал на теле девушки неглубокий разрез от груди до пупка. Из тонкой неровной линии показалась алая кровь. Маг, придерживая рабыню, поднял сверкающее лезвие вверх.

— Ответьте мне, вы, существа с Той Стороны! Почувствуйте кровь! Явитесь насытиться непорочной плотью! Откликнитесь на мой вызов и выполните мое требование — уничтожить Куршахаса Аренджунского!

Внезапно снаружи, за стенами зала, послышался шум. Свечи затрещали и начали дымить. Эримиор продолжал взывать к демонам.

Лейра, обезумевшая от страха, извернулась и изо всех сил впилась зубами в руку Эримиора. Тот взвыл и отдернул пальцы.

— Боги, спасите меня-а-а! — визжала рабыня.

Маг с силой ударил ее по щеке.

— Отзовитесь, Аркату, Белиас, Андомиан!..

Шум снаружи стал громче — топот, лязг оружия и доспехов. Пламя свечей заплясало, будто от сильного ветра. Лейра беспрестанно вопила.

Эримиор взмахнул кинжалом, и, снова сжав рукоять двумя руками, поднял клинок и нацелил острие на грудь жертвы — прямо в сердце.

— Отзовитесь!

— О боги, спаси-и-те-е!..

— Аркату! Белиас!

Раздался грохот, дверь слетела с петель, и в зал ворвалось множество людей. Толкая друг друга, все вопили и изрыгали проклятия. От потухших свечей к потолку вился голубой дымок. Лейра не умолкала ни на миг. Выдернув наконец одну ногу из пут, она свесила ее с алтаря, стараясь нащупать пол.

Эримиор взвыл и шарахнулся назад, выставив перед собой кинжал. Комната ярко осветилась светом факелов. Отовсюду раздавались крики:

— Это он! Хватайте его!

— Освободите девицу!

— Хватайте этого человека! Держите его!

—– Он тут занимался колдовством! Посмотрите на девку, она вся в крови!

— Отвяжите ее! Освободите рабыню!

— Держите его! Держите! Бросай нож, Эримиор! Брось его!

Старик почувствовал, как грубые руки схватили его, отобрали кинжал, и тот зазвенел на камнях. Он слышал, как рыдала девушка, видел, как кто-то перерезал кожаные ремни и помог ей встать на ноги. На Эримиора посыпались беспорядочные удары, затем его схватили за локти, заломили руки и заставили выпрямиться. От резкого движения рубаха лопнула на груди. Кто-то плюнул ему в лицо.

Из общего шума выделился один властный голос.

— Факелы сюда! — приказал он. — С девицей все в порядке?

— Да, Хавлат. Одна царапина.

— Порез неглубокий. Помедли мы еще хоть мгновение, и…

— Держите его! — рявкнул Хавлат. — Держите крепче! Еще факелы! Сюда!

Яркие огни окружили Эримиора.

— Вы узнаете его? — громко спросил предводитель.— Мне нужны очевидцы! Все его знают?

— Да, господин. Это Эримиор.

— Эримиор!

— Это Эримиор, само собой.

Тряхнув головой, старик поднял глаза. Его горящий взгляд встретился с взглядом врага, но Эримиор не проронил ни слова: тупая боль медленно растекалась по телу, и он с трудом сдерживался, чтобы не застонать.

— Ну и ну, — усмехнулся Хавлат, почесывая подбородок.— Какой же ты глупец, друг мой.

Эримиор снова промолчал, но глаз не отвел. Он пристально смотрел на Хавлата, словно боялся забыть, как тот выглядит: черные брови, глубоко посаженные глаза, мелкие белые зубы, черные усы и борода — как же он ненавидел этого негодяя!

— Это измена, очевидная измена,— спокойно продолжал Хавлат.— Пытался убить Куршахаса, да? И к тому же при помощи колдовства! Теперь-то ты поплатишься за это, приятель. Тебя повесят вверх ногами и станут медленно разрезать на кусочки. Мед-лен-но, дружище! Ты за все ответишь!

Голова Эримиора упала на грудь.

— Тебе нечего сказать в свою защиту?

Старик прерывисто вздохнул и прошептал:

— Собака…

— Я не расслышал! — Со злорадной ухмылкой Хавлат шагнул вперед, схватил Эримиора за бороду и рывком приподнял ему голову — Что такое? Что ты сказал?

Тот бесстрашно заговорил, теперь уже четко выговаривая слова:

— Собака! Лжец! Ведь это. ты подговорил меня заняться этим! Ты все продумал заранее. Разве не так?

— Что-о? — Лицо Хавлата исказилось от ярости.

— Еще бы!..— Эримиор горько улыбнулся.— Как легче всего избавиться от противника? Подбить его на какое-нибудь чудовищное преступление, а потом обвинить в измене и арестовать, не правда ли?

— Я не могу поверить собственным ушам! — взорвался Хавлат.— Правильно ли я понял? —

Горящим взглядом он обвел стражников.— Вы все слышали? Готовы подтвердить перед судьями, что здесь творилось самое мерзкое чернокнижие? Мне нужны очевидцы!

— Мы все видели и слышали, господин,— нестройно отозвалось несколько голосов.— Мы подтвердим.

— Ты хочешь обвинить меня в том, что я участвую в твоем заговоре, Эримиор? — нахмурился Хавлат.— Ты это имеешь в виду? Отвечай, лживый негодяй!

Старик только усмехнулся в ответ. Изрыгнув проклятие, Хавлат грубо ударил старика по лицу. Однако печальная улыбка продолжала играть на губах Эримиора.

Из коридора вдруг послышался встревоженный женский голос:

— Что здесь происходит? Пустите меня, остолопы! Дайте пройти!

Повернувшись на каблуках, Хавлат увидел, как молодая женщина в богатом платье проталкивается сквозь толпу слуг и городских стражников.

Ворвавшись в комнату, она резко остановилась, пристально разглядывая присутствующих: отца, Хавлата, стражу. На ее гордом, прекрасном лице попеременно отражались ярость и изумление.

— Во имя богов, что все это значит? Что здесь происходит. Отец?..

Эримиор посмотрел на нее, и глаза старика наполнились слезами.

— Алинор,— тихо проговорил он,— не вмешивайся в это дело. Держись подальше.

— А… Твоя дочь.— Хавлат, прищурившись, оглядел молодую женщину с головы до ног.— Ты хочешь убедить нас, что она не имеет отношения к твоему заговору?

— Оставь ее в покое! — рявкнул Эримиор, не в силах больше сдерживать ярость,— Не смейте к ней прикасаться!

— Так что же здесь происходит? — требовательно спросила Алинор, приближаясь к отцу и сердито глядя на Хавлата.

— Мы застали твоего отца, когда он проводил магический ритуал над этой рабыней,— объяснил Хавлат.— Он хотел воспользоваться демоническими силами, чтобы уничтожить одного из высокопоставленных вельмож нашего города. Это преступление, за которое он ответит перед властями!

Алинор побледнела: услышанное настолько поразило ее, что она отказывалась верить собственным ушам.

— Ты, должно быть, сошел с ума. Это какая-то чудовищная нелепость…

— Боюсь, что нет.

— Отец! Что он хочет этим сказать? — Алинор обняла отца за плечи и заглянула в его полные невыразимой боли глаза.— Что тут произошло?

— Очевидно,— проговорил Хавлат с ноткой сожаления в голосе,— она и правда ничего не знает.

Алинор резко обернулась к нему.

— Разрази тебя гром! — воскликнула она.— Сначала объясни, что тебе здесь нужно, а потом убирайся из нашего дома!

Хавлат будто не услышал ее.

— Шевелитесь,— приказал он стражникам.— Отведите его прямо в тюрьму. Поторапливайтесь!

— Стойте! — крикнула Алинор.— Вы не посмеете…

Хавлат резко повернулся к женщине и ударил ее по лицу с такой силой, что она отлетела к стене.

— Молчи! — прошипел он.— Или тебе придется ответить за злодеяния твоего отца. Не вмешивайся!

Стражники потащили Эримиора прочь из комнаты.

— Заберите и рабыню,— велел Хавлат.— Она будет свидетельствовать против своего господина. Да, и хватит глазеть, прикройте ее чем-нибудь. Неужели никогда не видели голую девку?

Дрожащую и всхлипывающую Лейру поспешно закутали в плащ одного из стражников и вывели в коридор.

Через несколько мгновений в комнате воцарилась тишина: стражники ушли, а перепуганные слуги даже не пытались сюда заглянуть. Алинор в одиночестве стояла у алтаря.

На каменном полу, среди растоптанных кровавых пятен, валялись кинжал и растоптанные свечи.

Девушке казалось, что все это ей приснилось, что кошмар вот-вот должен закончиться. Она сейчас выйдет отсюда, пройдется по залу, затем вернется в эту комнату и обнаружит, что все это ей привиделось. Просто разыгралось воображение.

Ничего подобного не могло произойти…

Это попросту страшный сон. Надо лишь сделать усилие и проснуться…

Глава вторая

Несчастному Эримиору недолго пришлось пребывать в неволе. Уже к следующему утру Хавлат собрал все необходимые свидетельства для того, чтобы вельможа, обвиняемый в измене, предстал перед судом. На утреннем заседании Хавлат выступил первым. Его речь была краткой и яркой.

Девять судей, весьма благосклонно к нему настроенные, решили не давать слова Эримиору, ибо сочли, что никакие оправдания его не спасут. Беднягу даже не стали вызывать из тюрьмы. Когда Алинор, дочь подсудимого, принесла прошение о помиловании, ей позволили высказаться, однако Хавлат искусно опроверг ее утверждения о невиновности отца и отвел все обвинения в том, что судьи, столь поспешно и поверхностно рассматривающие дело, нарушают закон. Она потерпела поражение. Вынося приговор, суд был единодушен: преступник заслужил смерть. Публичную казнь назначили на этот же день, а палачу послали распоряжение, чтобы он должным образом подготовил площадь к зрелищу, на которое всегда собиралась большая толпа. Хавлат, нарушив обычай, решил поторопить события и самолично отправился в королевскую тюрьму, чтобы сообщить Эримиору новости.

— Пришло время расплаты, приятель,— шипел Хавлат, стоя у решетки перед камерой.— Решение суда оказалось единогласным.

Эримиор поднял голову, и его светлые глаза блеснули в полумраке.

— Я иного и не ожидал,— пробормотал он едва слышно.— Было бы удивительно, выступи хоть кто-то из них против. Все эти судьи так или иначе зависят от тебя. Они выполняют твои приказы, а ты щедро оплачиваешь их послушание. Но ведь я тоже поступил так, как ты велел. И что? Теперь меня будут пытать, а затем казнят.

— Все еще упорствуешь в своей клевете? — усмехнулся Хавлат, хотя поблизости никого не было, даже дремлющего охранника, который мог бы услышать его.

— Ты же знаешь, что я не лгу. На мне нет вины, и боги примут меня.

— Так уж и нет? — злорадно усмехнулся Хавлат.— Тебя застали за совершением магического ритуала. Боги не любят самозванцев, которые возомнили себя чародеями и решили, что могут подчинить себе высшие силы.

Наступило долгое молчание. Тишину нарушали только тяжелое дыхание Эримиора и позвякивание его цепей. Наконец он сказал:

— Тебя постигнет кара за твое злодейство, Хавлат. Можешь не сомневаться.

— Вряд ли. Сегодня ты умрешь.

— Перед смертью я прокляну тебя, и мой дух отомстит.

Его враг расхохотался.

— Ты нечестивец, Хавлат. Тебя еще настигнет возмездие, и чрево Мрака поглотит тебя.

— Ты несешь чушь, как эти увечные попрошайки на улицах, которые вымаливают подачку и угрожают легковерным, утверждая, что зло будет попрано, а добро восторжествует.

— Когда ты будешь умирать, Хавлат, вспомни обо мне. Меня ждут пытки и страдания, но моя смерть по сравнению с твоей будет сладостной и безболезненной. Я предвижу страшный конец, который тебя ожидает. Я знаю: черное пламя, что пожрет твою душу, уже зародилось в Бездне.

— Не сотрясай понапрасну воздух, побереги силы, приятель. Они тебе еще понадобятся, чтобы вопить. Немного позже. Сегодня днем.

С этими словами Хавлат резко повернулся и пошел прочь от камеры по темному коридору.

Эримиор прислонился к каменной стене, и тяжелые цепи тихо зазвенели. Его лицо пылало, он мелко дрожал. Он достиг примирения с богами, на душе у него царил мир, но старик не хотел умирать. Снова и снова, как заклинание, он повторял:

— Не забудь, Хавлат. Ты канешь в Бездну. Вспомнишь обо мне, когда будешь умирать, когда придет твой последний миг…

Чуть позже тем же утром Алинор вернулась в суд с новым прошением, требуя последнего перед казнью свидания с отцом. Хавлата в суде не было, но девять мрачных судей поступили именно так, как, по их мнению, поступил бы сам Хавлат. Они отказали девушке.

— Но вы не можете так поступить! — в ярости кричала Алинор.— Это противоречит всем законам, которые вы обязаны блюсти! Каждый осужденный перед казнью имеет право на одну встречу с родственниками!

Склонив друг к другу голову, судьи тихо посовещались, а затем главный судья объявил:

— Все это так, но твою просьбу нельзя удовлетворить по двум причинам. Во-первых, твой отец осужден за государственную измену, а значит, ни на какие послабления рассчитывать не вправе. Во-вторых, любые посещения прекращаются, когда до казни остается один день и одна ночь, а до казни твоего отца — менее половины дня.

— Это чудовищно! — возмутилась Алинор.— Его же бросили в тюрьму только вчера вечером, сегодня утром уже осудили, а казнь назначили на этот же день.

— Молчи! — Главный судья встал и пристально посмотрел на девушку.— Молчи, иначе тебя выведут из зала суда! Отправляйся домой и молись богам, чтобы они приняли душу твоего отца! Он дурной человек, колдун, и ему потребуется твоя помощь, если он не хочет, чтобы Мрак поглотил его. Уходи! У нас еще много дел, а мы и так уже уделили слишком много времени и внимания дочери изменника.

Дом Эримиора располагался в одном из самых богатых кварталов Аренджуна. Из окон открывался вид на дворец наместника и на главную площадь, где должна была состояться казнь. Алинор сидела в одиночестве в комнате с высокими потолками и безучастно наблюдала за зловещими приготовлениями.

Публичные воззвания рассылались все утро, площадь быстро заполнялась толпами любопытствующей черни, и доходы торговцев в палатках сравнялись с их выручкой за целый год. Возбужденные зрители то и дело прикладывались к флягам с вином, поглощали пирожные и хлеб с сыром и мясом, пели песни, играли на лютнях и флейтах.

Воры-карманники ликовали: им удалось нащелкать столько денег, что теперь они могли позволить себе отдохнуть несколько дней. К полудню небо начало темнеть, город окропил мелкий дождик, но это ничуть не испортило настроение толпы.

Алинор не проливала слез, и сторонний наблюдатель даже не догадался бы, какая боль терзает ее. Будучи достойной дочерью своего отца, она умела ничем не выдавать своих чувств. Жизнь при дворе научила Эримиора полагаться только на себя, сохраняя при этом внешнее спокойствие. Это умение он передал и своей дочери.

Девушка как бы окаменела. Страсти кипели так глубоко в ее душе, что о них говорили только почти неуловимые изменения в чертах лица Невозможно сказать, какие напасти могли бы ввергнуть ее в бездны отчаяния.

Она умела так хорошо держать себя в руках и казаться настолько равнодушной ко всему, что можно было подумать: ей нечего терять и она не надеется что-либо изменить. Алинор выросла в мире интриг, богатства, власти и силы, и потому ей многое приходилось оберегать, и прежде всего — себя.

На площади зазвучали трубы, оповещавшие о начале казни, и Алинор отложила в сторону свитки, которые просматривала — это были записи ее отца. Из них девушка узнала обо всем: о предательстве Хавлата, о том, почему ее отец опасался Куршахаса — таинственного вельможу, который или держал в руках Хавлата, или сам зависел от него, о том, как постепенно шло возвышение Хавлата при дворе, как злоупотреблял он своей властью. Последнюю запись отец сделал вчера. Тонким изящным почерком Эримиор написал, что намерен совершить колдовской ритуал и принести в жертву Лейру ради всеобщего блага. Затем он обратился к богам, умоляя, чтобы они с пониманием отнеслись к его замыслу.

Снова запели трубы. Алинор оперлась на подоконник и начала рассматривать толпу внизу. Один из приближенных наместника, разодетый в алые и золотые тона, пересек площадь на белом скакуне, затем спешился и взобрался по ступенькам на высокий помост.

В это мгновение в дверь комнаты Алинор постучали. Она резко обернулась на стук и сердито крикнула:

— Я же говорила, чтобы меня оставили в покое!

— Прости, госпожа,— послушался голос доверенного слуги.— Я по важному делу.

— Важнее, чем смерть моего отца? — вспыхнула она, но потом вдруг уступила: — Входи.

Слуга с поклоном застыл в дверях.

— Я могу говорить, госпожа? — спросил он.

Алинор кивнула.

— Госпожа, я пришел сообщить, что большая часть слуг покинула дом.

— Как это «покинула»?

— Они ушли. Остались только шестеро, из них двое рабов и та девица.

— Аейра?

— Да.

— А остальные?

Слуга пожал плечами:

— Дом пуст.

— Они не хотят прислуживать в доме изменника? — фыркнула Алинор.— А те, кто остался? А, Тирс? Вы тоже сбежите?

Слуга гордо поднял голову:

— Пока ты платишь нам, мы останемся с тобой, а рабы… Куда они денутся?

— Очень хорошо…— Над площадью снова разнесся звук труб.— А теперь уходи, Тирс.

— Хорошо, госпожа.— Слуга поклонился и, пятясь, вышел.

Алинор снова обернулась к окну и стала смотреть на площадь.

Человек на помосте дочитывал приговор Эримиору. Снова зазвучали трубы, а толпа оживилась, увидев, что от тюрьмы отъехала тележка, влекомая медлительной понурой лошадью. На тележке, съежившись, сидел узник, скованный по рукам и ногам.

Толпа взревела и начала швырять в него комья грязи. Повозка остановилась у лестницы, ведущей на помост, и двое стражников вытащили осужденного. Зрители подобно приливной волне хлынули вперед, но мечники, окружавшие помост, сумели удержать их, пока с Эримиора снимали цепи и вели его к месту казни.

Публика засвистела и заулюлюкала, а на помост полетели камни и гнилье. На сей раз пришлось уже действовать конной страже.

Разгоряченные, напуганные невероятным шумом лошади рванулись вперед, и люди, чтобы не очутиться под копытами, были вынуждены отступить. Даже на самых пьяных возможность получить увечье, а то и погибнуть, подействовала отрезвляюще.

Вскоре из здания суда в сопровождении стражников прибыл палач. Глашатай вновь зачитал приговор, и палача провели по лестнице на помост. Это был огромный мужчина, наготу которого прикрывала лишь темная набедренная повязка, перехваченная под выпирающим животом широким кожаным ремнем. Его голову скрывал черный капюшон, доходивший до середины спины и груди. В могучих руках он нес множество страшных орудий для пыток.

Несколько стражников поднялись вместе с палачом. Они сорвали с Эримиора одежду, к оковам на его ногах вновь прикрепили длинные цепи и перекинули их через блоки, приделанные к перекладине над помостом. Затем осужденного грубо вздернули вверх, натягивая цепи при помощи воротов. Когда наконец Эримиор повис вниз головой, с его запястий сняли стальные браслеты, развели ему руки в стороны и привязали их к большим скобам, вбитым в помост.

Толпа ликовала, зеваки дрожали от нетерпения, желая поскорей увидеть, как будут мучить проклятого изменника.

Городские стражники сошли вниз и заняли свои места в оцеплении, которое удерживало наиболее рьяных горожан. Палач остался один на один с жертвой.

Он был мастером своего дела. Получая невыразимое удовольствие от того, что вытворял с осужденными, он умел не только сделать пытку наиболее мучительной и изощренной, но и ловко управлял настроениями толпы.

Казалось, он не обращал ни малейшего внимания на публику, но, как великий лицедей, улавливал чувства зрителей, безошибочно угадывая, когда нужно дать передохнуть жертве, чтобы представление не закончилось слишком быстро, когда пора пустить кровь, а когда надо начать переламывать кости. И сейчас он заставлял Эримиора то истошно вопить, то впадать в беспамятство, а толпа, все более распаляясь, подхватывала крики несчастного, словно многоголосый хор, который вторит запевале.

Казнь началась с бичевания, легкого, вполсилы, но обжигающий конец хлыста оставлял яркие и глубокие следы на коже жертвы. Затем палач сделал небольшие разрезы на его лице, кистях и ступнях и более глубокие — на боках, груди и спине.

Когда затуманившиеся от жгучей боли глаза несчастного снова прояснились, в ход пошли раскаленные щипцы, и в воздухе повисла вонь горящей плоти. Потом снова последовало бичевание, но на этот раз в хлыст были воткнуты острые колючки, раздиравшие тело в клочья. В раны палач старательно втер соль и перец и тут же, снова взявшись за щипцы, начал медленно, по суставам, отделять пальцы рук и ног.

Превратив тело жертвы в сплошную рану и не оставив ни одной целой кости, мучитель принялся за лицо. Палач старательно и неторопливо вырезал и раскладывал лоскуты кожи, затем аккуратно выдавил глаза и искромсал шею, не затронув, однако, голосовые связки, чтобы Эримиор мог кричать. И каждый нечеловеческий вопль возбужденная толпа встречала восторженным визгом.

Алинор смотрела не отрываясь, и бешеная ненависть клокотала в ее груди. Безудержная ярость нарастала, заполняя душу девушки, не оставляя места другим чувствам, и чем сильнее она становилась, тем спокойнее было лицо Алинор и в тот миг, когда палач отрубил ее отцу голову, любящая дочь словно умерла вместе с ним.

Алинор вовсе не была неженкой, и ей уже не раз приходилось видеть не менее ужасные казни. Так всегда терзали осужденных на смерть преступников. Но ведь ее отец осужден неправедно и несправедливо. Он был ни в чем не виновен.

А судьи, пославшие его на смерть, даже не усомнились в своей правоте. И Хавлат, подлый и коварный, прибравший к рукам суд, жив, здоров и счастлив. Без всяких помех он будет творить свои темные дела, замышлять новые преступления, клеветать на своих врагов, и ничто его не остановит.

Казнь окончилась, толпа начала расходиться. Алинор закрыла ставни, опустилась в кресло и до глубокой ночи просидела неподвижно, заново переживая события двух последних дней и обдумывая планы отмщения. Она нисколько не сомневалась в том, что ей грозит серьезная опасность. Хавлат не оставит в покое ее, дочь Эримиора, понимая, как жаждет она его смерти.

Она знала, однако, что Хавлат не станет действовать немедленно, чтобы не возбудить подозрений. Значит, у нее есть еще время, чтобы все продумать и расправиться с ним.

Алинор долго размышляла, как же отомстить негодяю, но ничего путного ей в голову не приходило, пока она не вернулась в свою комнату и не взялась перечитывать записи отца и его любимые книги.

Впервые в жизни она касалась древних страниц, разворачивала свитки, о существовании которых до этого даже и не подозревала.

И чем больше она всматривалась в пожелтевшие листы, тем беспокойнее становилось у нее на душе, ибо с великим изумлением девушка обнаружила, что ее отец на самом деле занимался колдовством.

Алинор долго сидела над книгами, и постепенно ее замысел приобретал все более четкие очертания. Пытаться победить Хавлата честно и открыто, уповая на законы, было глупо. Будь она даже тысячу раз права, она неизбежно проиграет.

А если сразиться с ним при помощи колдовства? Научиться составлять зелья, запомнить зловещие заговоры, призвать темные силы, которые сокрушат Хавлата, уничтожат его тело, испепелят душу, и даже после смерти он не найдет покоя, а боль, яростная, беспощадная, станет вечным его спутником.

Ее глаза возбужденно заблестели.

— Я так и сделаю! — воскликнула она.— Мне больше ничего не остается!

Времени у нее было в обрез. Нужно было действовать быстро и наверняка..

— Магия! — пробормотала она.

Магия поможет расправиться с человеком, погубившим ее отца.

Окинув взглядом книги, Алинор зажгла еще несколько масляных ламп, чтобы разогнать сгущавшуюся в комнате тьму, и снова углубилась в чтение.

В то же самое время, совсем недалеко от дома казненного вельможи, в небольшой отдельной комнате своих апартаментов Хавлат не без удовольствия поглощал поздний ужин. Музыкант с печальными глазами развлекал господина, исполняя задушевную балладу о разлученных влюбленных. В этот момент раб, осторожно постучав в дверь, вошел в комнату. Хавлат поднял глаза.

— К тебе Куршахас, господин.

Хавлат кивнул. Слуга быстро отступил в сторону, и вошел гость.

Это был высокий, худощавый мужчина с невероятно бледным лицом, темными, немигающими глазами, в пурпурно-золотистых одеждах. Не говоря ни слова, он уселся на стул напротив Хавлата.

Оповестивший о его приходе слуга выскочил из комнаты и через мгновение вернулся с серебряным подносом, на котором стояли бутыль, заткнутая пробкой, и позолоченный кубок.

После того как слуга низко поклонился и вышел, Куршахас откупорил сосуд и налил себе темно-красной жидкости, которая оказалась слишком густой, чтобы ее можно было принять за вино.

Хавлат не отрывал от него настороженного взгляда и, слегка поежившись, отвернулся, когда гость поднес кубок к губам и отпил из него. Затем

Куршахас промокнул губы салфеткой и надменно улыбнулся:

— Тебе неприятно?

— У меня мурашки по коже…

Куршахас рассмеялся глубоким гортанным смехом:

— Почему? Ты и сам — по-своему, конечно — такой же кровопийца, как и я. А если бы ты оказался на поле боя и тебе, как это произошло со мной, пришлось бы выбирать: питаться человеческой кровью и плотью, чтобы выжить и залечить раны, или умереть? Ты бы тоже предпочел кровь.

— Это было давно.

— А я привык, и мне нравится.— Куршахас снова поднял кубок.

Хавлат не мог на это смотреть. Он отложил вилку, потянулся к своему кубку, но тут же отдернул руку. Взглянув на музыканта, он приказал ему сыграть что-нибудь повеселее. Затем, повернувшись к Куршахасу, сообщил:

— Дело сделано. Сегодня.

— Ты об Эримиоре?

— Да. Мы взяли его вчера вечером. Судьи повели себя разумно, и сегодня днем его казнили. Толпа ликовала.

— Не сомневаюсь.— Куршахас мрачно улыбнулся.— Стало быть, мы в безопасности. Больше никто ничего не подозревает.

— Не знаю… — задумчиво протянул Хавлат.— Меня беспокоит его дочь.

— Да? И что же ей может быть известно?

— Ничего. Я уверен в этом. Но она ненавидит меня. Она выступала против меня в суде и, насколько мне известно, потом возвратилась, чтобы вытребовать встречу со своим стариком. Она меня не простит.

Куршахас пожал плечами:

— Возможно. Но спешить ни к чему.

— А я и не спешу. Но жизнь оставлять ей нельзя..

Его сообщник едва заметно усмехнулся:

— Прекрасно, друг мой, прекрасно. Но позже, когда придет время… — Он сделал еще глоток.

Хавлата невольно передернуло, когда он посмотрел Куршахасу в глаза – такие злые, холодные. Он поспешно отвел взгляд и принялся ковырять еду в тарелке, стараясь не смотреть на свой кубок с вином-

Таверна «Драконье Семя» едва вмещала посетителей, которые смеялись, шумели и тратили деньги, снова и снова обсуждая подробности казни Эримиора. И хоть стояла глубокая ночь, никто, похоже, не спешил домой. Толстый Обис — владелец таверны — стоял за стойкой, наблюдая, как служанки шустро разносят заказы, и беспрестанно улыбался. Отовсюду слышался звон монет, серебра и золота, и это не могло ему не нравиться.

— Прекрасное было представление! — говорил один из мошенников, сидевших за столом в темном углу.— Палач делал свое дело со вкусом, не спеша. Я получил большое удовольствие. Сразу видно — мастер.— И, поправив повязку, закрывавшую отсутствующий глаз, он присосался к кружке с вином.

— Это-то и ценно, что он не спешил,— пропищал похожий на крысу воришка.— С его помощью у меня была уйма времени, чтобы чистить карманы ротозеев, клянусь Белом!

Достав раздувшийся от монет кошель, он снова заказал всем вино по кругу.

Напротив них за столом устроился плотный мужчина с волосатой грудью, обнимавший полураздетую пышногрудую девицу.

— Лично мне вот трудно поверить,— заметил он,— что Эримиор-то на самом деле повинен во всех преступлениях, о которых говорилось в приговоре. Нет уж, я не первый день на свете живу, клянусь Митрой! Меня так просто не обманешь. Гнилой душок клеветы я чую за лигу — так же, как лесные звери чуют охотников, идущих по их следу! Эримиор был самым заурядным вельможей. Думаю, он наткнулся на чью-то тайну, вот его и убрали, чтобы другим было неповадно. Так-то вот, парни…

Одноглазый, нахмурившись, кивнул:

— Может, ты и прав. Все эти высокопоставленные собаки отличаются от нас лишь одним: мы не скрываем, что воруем и лжем, а они хотят выглядеть чистенькими.

— И что с нами будет,— сокрушенно покачал головой один из посетителей,— если среди вельмож воров больше, чем на улицах города?

Плотный мужчина расхохотался в ответ и хлопнул ладонью по столешнице. Кружки запрыгали, вино выплеснулось на стол. Осушив свою кружку, он стиснул грудь своей подружки.

— Притащи нам еще, Виона,— приказал он, протянув ей горсть медяков.

Проходя мимо столов, девушка слышала, что повсюду говорят об одном и том же. Казнь Эримиора была самой свежей новостью, и каждый спешил обсудить ее.

По другую сторону зала, однако, посетителей занимало совсем иное. Здесь собрались метатели ножей, а они думали только о том, чтобы набрать побольше очков. Яркое событие нынешнего дня, похоже, волновало их меньше всего. Небольшая группа людей — те, кто уже проиграл, окружила двоих, которые оспаривали победу: светловолосого мужчину в коринфийских доспехах и высокую рыжую женщину в кольчужной безрукавке. Мужчина — один из многих иноземцев, кто нашел прибежище в Аренджуне,— взглянул на противницу и повернулся к мишени, нарисованной на стене в нескольких шагах от него. Женщина, ухмыльнувшись, отступила назад, отхлебнула вина из стоявшей позади нее чаши, и спокойно стала смотреть.

Светловолосый коринфянин не спеша поднял нож, держа его перед собой рукояткой вверх, и сосредоточился. Сделав глубокий вдох, он замер, затем резким и уверенным движением послал нож в цель. Тот, перевернувшись, воткнулся точно в середину мишени.

— Отлично, Сэндас! — загоготал один из его приятелей, хлопнув игрока по спине. — Десять очков! Победа за тобой!

— Еще неизвестно,— отозвался другой.— Если Соня тоже попадет в десятку, она обставит его на три очка.

Сэндас отошел в сторону, взял свою кружку со стола и сделал большой глоток, поглядывая на женщину, которую называли Соней. Она стояла со скрещенными на груди руками и одобрительно улыбалась.

— Ну и? — спросил ее Сэндас.

Наклонив голову, Соня почесала затылок.

— Прекрасный бросок, дружище. Самый лучший за весь вечер. Не знаю, смогу ли я тебя обойти.

— Давай, Соня, не порти игру,— вмешался кто-то из зрителей.

— Да, не томи, Соня,— кивнул Сэндас.— По крайней мере, у тебя еще есть один бросок.

— Не знаю,— повторила Соня.— Может, согласишься на ничью?

Зрители рассмеялись.

— Нет, нет, нет,— ответил Сэндас очень серьезно— Мне не слишком везло поначалу, и ты намного обогнала меня. Ты не можешь бросить игру прямо сейчас, когда я почти выиграл. Будь человеком, продолжай. Поражение обойдется тебе лишь в кружку вина. Договорились?

Пожав плечами, Соня взглянула на мишень:

— Десятка занята. Твой нож мне мешает.

— Ну ладно,— сдался Сэндас.— Я его вытащу.

Он шагнул было к мишени, но приятель удержал его:

— Нет! Правила есть правила! Нож должен оставаться на месте.— Он сердито взглянул на Соню.

Девушка тряхнула головой:

— Тогда я сделаю последний бросок, и покончим на этом.

— Вот это другое дело.— Сэндас улыбнулся и снова приник к кружке.

С мягкой грацией лесной кошки Соня двинулась вперед. То, что она носила кольчугу, многим в таверне казалось возмутительным, а то, что она не стеснялась выпить вместе с ними и так искусно бросала нож, доводило некоторых просто до бешенства. Подумать только! Женщина в воинских доспехах, которая ни в чем не уступает мужчинам! И потому теперь, когда Сэндас находился всего в полушаге от победы, игроки, которых обошла дерзкая девица, притихли: вот теперь-то она наконец поймет, что не стоит бросать вызов настоящим мужчинам. Знай свое место!

Не обращая ни малейшего внимания на устремленные на нее взгляды, Соня достала кинжал из ножен на поясе и почти неуловимым движением метнула его. Хруст дерева и звон металла раздался быстрее, чем все увидели, что нож достиг цели.

Улыбнувшись, девушка победно взглянула на зрителей. Сэндас от изумления выронил кружку.

— Разрази меня гром! — воскликнул один из его приятелей.

Кинжал попал точно в «яблочко», расщепив рукоятку ножа Сэндаса надвое, что само по себе было удивительно, так как она была сделана из твердого дерева, привезенного из Куша, а на его металлическом лезвии появилась глубокая царапина.

Подбежав к мишени, Сэндас выдернул из нее нож Сони и уставился на свое безнадежно испорченное оружие.

— Невероятно! — выдохнул он.

Девушка, улыбаясь, подошла к нему:

— Я могу забрать свой кинжал?

Сэндас бездумно протянул вялую руку, Соня взяла клинок и засунула его в ножны.

— Вино можешь мне не покупать,— великодушно разрешила девушка.— Тебе и так придется раскошелиться, чтобы купить новый нож.

До сих пор молчавшие зрители наконец разразились громкими воплями, гоготом и свистом. Приятели Сэндаса, окружив Соню, хлопали ее по спине и предлагали выпивку. Она кивнула, и все, оживленно переговариваясь, уселись за стол. Бросив взгляд на проигравшего, девушка ласково улыбнулась ему:

— Я ведь предлагала ничью… Хотя, честное слово, даже и не думала, что так получится.

— Так я и поверил,— буркнул тот.

— Эй, хватит кукситься,— воскликнул один из друзей.— Даже за то, чтобы просто увидеть такой бросок, никакого ножа не жалко! — Он повернулся к Соне.— Ты где этому научилась? Расскажи кто, не поверил бы.

Соня махнула рукой:

— Я же не для красоты ношу доспехи. А иметь оружие и не знать, с какой стороны за него взяться… Мне многое пришлось повидать в своей жизни… Да и занятий поменять немало…

Она внезапно умолкла, вероятно, решив, что и так сказала слишком много.

Снова посмотрев на Сэндаса, она хотела опять попытаться утешить его, но заметила, что он глядит мимо нее, в середину зала. Проследив за его взглядом, Соня вдруг обратила внимание, что шум в таверне стихает, и увидела молодую женщину — высокую, темноволосую, одетую богато и изысканно, с роскошными драгоценностями. Вряд ли высокородная дама была частой гостьей в этом квартале, и все же у Сони создалось впечатление, что многие посетители узнали ее. Сэндас, во всяком случае, наверняка был с ней знаком. Он даже встал и протянул руку, приглашая женщину к их столу. Та кивнула и направилась к ним.

Пока Соня пристально рассматривала незнакомку, сидевший рядом коренастый мужчина с огромным животом, почти закрывавшим пояс с ножнами для меча, шепнул ей на ухо:

— Это дочь Эримиора.

Соня удивленно подняла брови.

— Алинор,— приветствовал Сэндас молодую женщину, отодвинул свой стул и направился к соседнему столику за другим стулом для нее.

Но прекрасная Алинор предостерегающе подняла руку:

— Если можно, я бы хотела поговорить с тобой наедине, Сэндас.

Все тут же, не сговариваясь, встали, осушили свои кружки и начали прощаться. Один или двое, которые, вероятно, немного знали Алинор, выразили ей соболезнования по поводу гибели отца, которые она приняла с гордо поднятой головой.

Соня уходила последней. Она старалась задержаться, чтобы понаблюдать за Сэндасом и получше рассмотреть Алинор.

Молодая аристократка — гордая и высокомерная, с умным и решительным взглядом черных глаз — наконец обратила на нее внимание. Некоторое время женщины пристально смотрели друг на друга, но ни одна из них не произнесла ни слова.

— Доброй ночи тебе, Сэндас,— уходя, бросила Соня.

— Доброй ночи, Рыжая Соня.

— Как-нибудь снова поиграем в ножи.

— Да, конечно.— Сэндас казался слегка взволнованным и явно хотел, чтобы Соня поскорей ушла.

Девушка направилась к выходу из таверны, но один из приятелей Сэндаса, пузатый здоровяк, остановил ее, махнув ей рукой:

— Может, выпьешь с нами еще?

— Нет, наверное, хватит. Поздно уже.

— У тебя какая-нибудь важная встреча?

— Нет.

— Присядь ненадолго.

Из чистого любопытства Соня так и сделала, бросив при этом еще один взгляд на Сэндаса с Алинор, которые сидели, склонившись друг к другу и ни на кого не обращая внимания.

— Ты познакомилась с Сэндасом только сегодня, да? — спросил здоровяк.

— Да. И что? — удивленно спросила Соня.

Ее собеседник пожал плечами:

— Странно все это.— Он оглянулся на Сэндаса с Алинор.— Мне это не нравится.

— Это дочь того вельможи, которого казнили? — уточнила Соня.

— Да…

— И что же ей нужно от Сэндаса?

Темные глаза мужчины поймали ее взгляд.

— Они знают друг друга уже давно. Сэндас никогда не говорил об этом, но я думаю, что они были любовниками. Он когда-то служил стражником во дворце. Думаю, именно там они и встретились.

— И что в этом такого ужасного?

— Ничего. Но теперь он служит Хавлату.

— А кто такой Хавлат? — спросила Соня.

Толстяк ответил ей мрачной, кривой улыбкой.

— Всего-навсего самый могущественный человек в городе. Беспощадный ублюдок. Прибрал к своим рукам всех, кто более-менее близок к власти. Сэндасу он не нравится, но Хавлат щедр, и я не думаю, что где-нибудь в другом месте Сэндас смог бы зарабатывать больше.

Соня уже начинала терять терпение:

— Мне-то что с того?

— Тебе — ничего, может быть. Меня мучает вот что… — Он ненадолго задумался. — Поскольку Эримиора казнили… Видишь ли, он был советником, а Хавлат — тоже советник. Публично казнить Эримиора — это совсем не просто. Хавлату необходимо было арестовать его, да еще при очевидцах. Я, конечно, не знаю, что там произошло, но могу поставить золотую булавку за то, что Алинор подозревает: дело нечисто. Она вот пришла к Сэндасу, а Сэндас служит Хавлату…

— Он опустил на стол раскрытые ладони.

— Просто у тебя богатое воображение,— фыркнула Соня.

— Надеюсь, что так. Сэндас мне нравится. Не так уж и часто мы видимся: я бываю в Аренджуне всего несколько раз в году. Сейчас я путешествую с караваном, который прибыл утром, а завтра, то есть уже почти сегодня, мы уходим. Надеюсь, что застану Сэндаса в живых, когда снова сюда вернусь. Я всегда рад нашим встречам, и мне будет его не хватать, если с ним что-нибудь случится.

— С ним будет все в порядке,— вставая, сказала Соня.— Он прекрасно может сам о себе позаботиться. Ты тревожишься просто потому, что уже поздно, а ты очень устал. День был бурным.

— Надеюсь, что ты права, Рыжая Соня.

— Береги себя… — Она внезапно рассмеялась.

— Я позабыла, как тебя зовут. Столько новых имен и лиц за один вечер…

— Медвежье Брюхо.— Он протянул руку.

— Ах, да! — Она улыбнулась: из-за его огромного волосатого Живота его так и прозвали.— Доброй ночи, Медвежье Брюхо

— Доброй ночи, Соня.

Они пожали друг другу руки, и Соня поспешила к выходу. У двери она снова оглянулась на Сэндаса и Алинор, и на миг ее охватило недоброе предчувствие, однако девушка отогнала мрачные мысли и решительно вышла на улицу.

Ночь была теплой, но не душной. Отовсюду доносились пьяные вопли и непристойные песни, поскольку жизнь на окраинах Аренджуна начиналась только с наступлением темноты, а на рассвете затихала: кто отправлялся на промысел в богатые кварталы, а кто отсыпался, чтобы ночью опять приступить к работе, обслуживая посетителей в тавернах или продавая свои ласки по более-менее сходной цене.

Соня бодро шла к снятому ею жилищу, расположенному неподалеку от «Драконьего Семени» . Она ни на миг не расслаблялась, хотя и не слишком тревожилась о своей безопасности.

Аренджун Порочный, где, казалось, со всего мира собрались воры, убийцы, сводники, клеветники и мошенники всех мастей, все же придерживался своеобразного кодекса чести.

Кроме того, Рыжая Соня могла постоять за себя, и лучшей защитой, как она знала по собственному опыту, была ее решительная, уверенная походка, а также кольчуга и висевший на поясе меч. В Аренджуне, как и повсюду, силу ценили и уважали, а Соня знала город как свои пять пальцев. Только чрезмерно пьяный, сумасшедший или отчаявшийся человек мог поставить на кон свою жизнь или здоровье, чтобы попытаться заполучить те несколько монет, которые могут оказаться в кошельке у вооруженного мечом прохожего.

Самый безопасный путь к дому, где поселилась Соня, проходил вокруг квартала по главной улице, освещенной редкими факелами и лампами, а самый короткий — по находившейся прямо перед ней улочке.

Это был узкий проход между двумя старыми строениями, заваленный мусором и совершенно не освещенный. Без малейших колебаний и предосторожностей (если не считать того, что она бездумно положила руку на рукоять меча) Соня повернула в проход.

Среди мусорных куч впереди послышались писк и возня. Пары горящих желтых и красных глаз, скользившие невысоко над землей, исчезали, едва она подходила поближе.

Пройдя половину пути, Соня услышала другие звуки: короткий кашель и приглушенный шепот. Она не стала ни ускорять, ни замедлять шаг, но покрепче сжала рукоять меча.

Опять шум — чуть слышный, и едва приметное движение во тьме. Да — и спереди, и сзади. Ноздри девушки раздулись, а сердце забилось сильнее, как всегда с ней бывало в предвкушении драки. Если они — кто бы это ни был — попытаются напасть на нее ради денег, то, весьма вероятно, им предстоит расстаться не только со своими кошельками, но и с жизнью.

Она сделала глубокий вдох, слегка замедлила шаг, и вдруг отовсюду послышались крики.

— Мы ее заловили! — спереди.

— Держите ее! — сзади.

— Давай, живее! — снова спереди, но другим голосом.

— Хватай ее, Чост! — еще один голос сзади.

Множество теней бросилось к ней, она, отпрыгнув в сторону, она прижалась спиной к стене, и ее меч, зашипев, как готовая к нападению кобра, вылетел из ножен и блеснул во тьме.

Услышав свист выхваченного из ножен меча, незнакомцы, которых скрывала тьма, заколебались. Соня была начеку. Широко расставив ноги, она убедилась, что твердо стоит на земле, и свободной левой рукой быстро схватила кинжал. Полагаясь более на слух, чем на зрение, она следила за тем, как неведомые противники осторожно окружают ее. Стараясь дышать как можно тише, девушка слушала и наблюдала.

Приглушенные шаги. Тишина. Затем тихий шепот:

— У нее меч!

Тени замерли.

Что-то странное в звуках голосов озадачило Соню. Бросив взгляд налево и направо, она попыталась поточнее определить, далеко ли до нападавших.

Проходили мгновения, а тени все не осмеливались приближаться. Четверо против одного — и все же они чего-то боялись. Нервы у Сони были напряжены до предела, чувства обострены, сердце едва не выпрыгивало из груди — сейчас девушка была опаснее разъяренного хищника.

— Давай, вперед, разрази вас гром! — рявкнула она. — Кто первый?

Словно отвечая на ее вызов, одна из теней слева, казалось, придвинулась на шаг. Соня, описав мечом широкую дугу перед собой, низко пригнулась, перескочила улочку и прижалась к стене противоположного дома.

Ее быстрое, внезапное движение застало нападавших врасплох.

Ближайший из них взвизгнул, хотя Соня была уверена, что лезвие никого не задело, и побежал, едва не сбив с ног напарника, стоявшего в конце прохода.

Боковым зрением Соня видела, как оба скрылись за углом главной улицы. В неверном свете факелов они показались Соне очень маленькими и щуплыми, будто какие-то сказочные существа в мире теней.

Поскольку справа опасаться больше было нечего, Соня повернулась влево. На фоне отдаленных огней масляных ламп там еще неясно вырисовывались две тени. Дальняя из них в панике крикнула:

— Чост, плохи наши дела! — и исчезла.

Теперь оставалась только одна тень, которая, по-видимому, размышляла, стоит ли ей пробовать удрать, рискуя получить удар мечом в спину, или же остаться и… Что? Начать драку? Молить о пощаде?

Выставив меч, Соня прыгнула вперед…

И незнакомец, отбросив всякие сомнения, кинулся наутек. В несколько прыжков Соня настигла убегавшего и, когда тот выскочил из темноты на освещенную улицу, огрела его по ягодицам плоской стороной лезвия. Грабитель-неудачник взвизгнул и упал на четвереньки.

— Не убивай! — Он сжался от ужаса.

Соня подошла к нему и прижала острие меча его шее:

— Не двигайся!

Поверженный противник прерывисто, тяжело дышал и еле слышно всхлипывал. Сунув кинжал в ножны, девушка наклонилась к бедолаге, заглянула ему в лицо и широко улыбнулась. Мальчишка… Безусый розовощекий юнец. Сколько ему лет? Двенадцать? Пятнадцать?

Печально покачав головой, Соня похлопала парня по плечу.

— Вставай! И не думай удрать, не то я действительно проткну тебя насквозь. Ясно?

— О боги… Да!

— Вставай, сосунок.

Подросток медленно поднялся на ноги, опасливо косясь на меч Сони.

— Итак, что вы забыли в этом проулке?

Парень молчал.

— Отвечай! И смотри на меня, чтоб тебя…

Широко раскрытые глаза уставились на нее.

— Что ты там делал со своими друзьями? Грабите запоздалых прохожих, да?

Полутьма не мешала ей разглядеть, как меняется выражение лица мальчишки. Он быстро сообразил, что убивать его никто не собирается и можно еще поторговаться, и из перепуганного щенка мгновенно превратился в прожженного уличного нахала.

Сузив глаза, он оценивающе смотрел на эту высокую рыжеволосую женщину. Нет, она точно не убьет его. Она совсем не похожа на убийцу. Так почему он должен отвечать на ее вопросы?

Ему было не впервой попадаться, и он знал: сейчас она начнет стыдить его, распаляясь все больше и больше, отвлечется, и вот тогда наступит пора бежать. Она не погонится за ним: зачем ей эти хлопоты? А как только он от нее избавится, он отыщет своих дружков и набьет им морды за то, что бросили его в беде!

Соня смотрела на него и прекрасно понимала, о чем он думает, как будто заново перечитывала давно известную книгу.

— Стало быть, не хочешь со мной говорить? Да?

Меч опустился немного ниже.

— Ну…

Тощие ноги подростка напряглись: он готовился бежать.

— Не шевелись! — крикнула Соня, снова подняв лезвие к его горлу.

Взвизгнув, он невольно шагнул назад и, чуть не споткнувшись, начал пятиться, пока не оказался прижатым к стене здания. Острие меча упиралось ему в шею.

— Теперь говори! — прошипела Соня.— Неужели ты думаешь, я дам тебе уйти после того, что вы здесь устроили?

— Б-б-боги… — пробулькал он.

— Прежде чем что-то делать, полезно подумать,— доверительно сообщила ему Соня.— Что вас, сопляков, толкнуло на это?

Вместо наглого и бесшабашного юнца перед ней снова стоял до смерти напуганный ребенок, по побледневшему лицу которого обильно струился пот.

— Так что, захотели развлечься? — продолжала Соня. — Глупо становиться калекой шутки ради. Ведь вы могли без рук, без ног остаться. Может, деньги? Ты что, хотел угостить подружку? Или перед приятелями похвалиться? Так что же вам было нужно? А?

Парень тряхнул светловолосой головой и посмотрел Соне в глаза.

— Пожрать, — ответил он.

— Пожрать? — пробормотала она.

Соня наконец-то разглядела, какой он тощий, и до нее дошло, что она должна была понять это раньше. Ей и самой приходилось голодать и так же воровать от отчаяния, поэтому она знала: парень не врет.

— Как тебя зовут?

— Чост,— дрожащим голосом ответил парнишка.

— У тебя совсем нет денег? Даже на хлеб?

Он наклонил голову — осторожно, чтобы не наткнуться на меч.

— Родители есть?

— Нет.

— Где ты живешь?

— Н-не знаю… — Он всхлипнул.

— На улицах?

— Где придется…

Соня покачала головой, сняла с пояса кошелек, большим пальцем открыла его и высыпала на землю четыре монеты — два медяка, одну серебряную и одну золотую. Это была немалая сумма для маленького бродяги. Затем девушка снова повесила кошелек на пояс и убрала меч в ножны.

— Возьми деньги, Чост.

— Что?

— Возьми деньги.

— Н-нет. Ты меня проткнешь.

— Во имя Неба! Не будь дураком!

Ноги у него дрожали, и он с трудом опустился на колени, не отводя взгляда от меча Сони, и собрав монеты, крепко зажал их в кулаке. Затем он встал, глядя на девушку:.

— Так ты не убьешь меня?

— С чего бы?

— И городскую стражу не позовешь?

— Нет. Но послушай меня. Ты купишь еды для себя и своих друзей, понятно? Не вздумай проиграть эти деньги или позволить кому-нибудь их у тебя стащить. Ясно?

— О боги, конечно!

— И еще кое-что, Чост. Скажи своим приятелям, чтобы они не пытались больше на меня нападать, иначе в следующий раз я проткну кому-нибудь брюхо. Все ясно?

Он кивнул.

— Ладно, иди. Подожди!

Чост замер.

— Если ты еще когда-нибудь решишься напасть на человека с мечом, не повторяй своих ошибок. Бросай камни, чтобы наделать побольше шума — люди по большей части теряются от этого, найди одеяло или что-нибудь такое, чтобы бросить в противника. И не пытайся сражаться с тем, кого не видишь из-за темноты. Я же говорила, что думать — полезно.

— Я… Конечно, конечно.

— Не поумнеешь — долго не проживешь.

— Н-не проживу,— как эхо, отозвался мальчишка.

Соня подавила улыбку:

— Ладно, мотай отсюда.

Чост быстро кивнул и побежал, затем вдруг остановился и обернулся.

Соня вставила острие меча в ножны и отпустила его. Клинок со звоном вернулся на свое место.

Чост припустил со всех ног, уже не оборачиваясь.

Соня вздохнула. Детишки! Аренджун ничуть не изменился. Здесь по-прежнему никому ни до кого нет дела. В других местах о таких бедолагах заботятся. Дети, выброшенные на улицу, вырастают мошенниками и ворами, и вряд ли это сулит процветание стране.

Впрочем, не ее это дело. Соня дошла до конца улицы и направилась к дому, в котором снимала комнату.

Толкнув старую деревянную дверь, она поднялась по темной лестнице на самый верхний этаж, вошла в комнату, заперла засов, разделась в темноте, положила меч рядом с кроватью, чтобы он был под рукой, юркнула под одеяло, устроилась поудобнее и быстро заснула.

Чост тем временем нашел своих друзей, отругал их за то, что они его бросили, и показал им деньги.

— Она сама дала их мне,— заявил он.

— А ты видел, куда она пошла?

— Да, — ответил Чост, задумчиво подбрасывая монеты на ладони.— Я знаю, где она живет…

По утрам Аренджун походил на забытый богами и людьми вымерший город.

Воры, мошенники, убийцы, девки, торгующие своим телом, да и просто праздные гуляки исчезали, словно призраки, которые прячутся по темным углам, опасаясь гибельного для них солнечного света.

Остальные же обитатели города едва лишь пробуждались, чтобы заняться своими делами. Они или ничего не знали о ночной жизни, которая расцветала, стоило им отойти ко сну, или же просто делали вид, что ее не существует.

Соня проснулась поздно, когда солнце уже сияло в самой середине небосвода. Сладко потянувшись, она зевнула и тряхнула головой, будто прогоняя и сновидения, и воспоминания о вчерашнем дне, когда, увлекшись игрой, она выпила больше, чем обычно позволяла себе.

От этого остались неприятный привкус во рту и легкая головная боль. Некоторое время она лежала на кровати, прислушиваясь к звукам, доносившимся из-за двери: кашлю, воплям, звону разбитой посуды.

Наконец она встала и умылась водой из кувшина в углу, пообещав себе при этом, что сегодня обязательно выберется в общественные бани, чтобы вдоволь поплавать в бассейне. Одевшись, она расчесала длинные роскошные волосы, убрала гребень в голенище сапога и нацепила меч. Затем Соня открыла окно, чтобы проветрить комнату, и сошла вниз.

Перекусить можно было и в таверне. Заняв стол, девушка заказала легкий завтрак и задумалась о том, чем бы ей занять сегодняшний день.

В Аренджун она вернулась только потому, что судьба и приключения привели ее сюда. В деньгах она сейчас не очень нуждалась, но рано или поздно кошелек опустеет, а потому не худо бы заранее поинтересоваться, как можно подзаработать. В конце концов, она ловко управляется с мечом и вполне могла бы наняться в охрану какого-нибудь каравана. Как известно, в Аренджуне сходится множество дорог, и, имея голову на плечах, тут не пропадешь.

Покончив с едой, Соня расплатилась и вышла. Через два квартала располагались конюшни, где она оставила свою лошадь, и девушка решила проверить, как ухаживают за ее скакуном. Благородное животное выглядело отдохнувшим, сытым и вполне довольным жизнью, но Соня все-таки еще раз напомнила конюху, что прогуливать лошадь необходимо дважды в день, и на всякий случай дала ему горсть медяков, чтобы за ее любимицей присматривали получше.

День был ясным и теплым, и Соне не хотелось спешить. Она направилась к главной площади, останавливаясь время от времени, чтобы посмотреть товары, выставленные в лавках, или поболтать со старыми знакомыми, помнившим рыжеволосую воровку еще по старым временам.

Изредка ей приходилось огрызаться, чтобы поставить на место нахалов, считавших, что красивая девушка с великолепной фигурой, которая бродит по городу без провожатого, может стать легкой добычей. Иногда, правда, хватало и одного красноречивого взгляда, чтобы язык у смельчака присох к гортани. Пресекая поползновения очередного сластолюбца, она не сразу расслышала, что кто-то окликает ее по имени. Резко обернувшись, Соня увидела Сэндаса, который махал ей рукой из большого паланкина.

— Иди сюда! — позвал он.

Приветливо улыбаясь, девушка ловко пробилась к нему сквозь толпу.

— Как хорошо, что я тебя нашел! — воскликнул Сэндас.— Ты чем занята?

— Глазею по сторонам.

— А вечером?

— Пока не знаю. Ты хочешь мне что-то предложить? Снова пометать ножи?

— Нет, нет, нет,— расхохотался он.— Есть развлечение поинтересней. Запрыгивай, я расскажу.

Он открыл пошире шторы паланкина, и Соня забралась внутрь. Сэндас крикнул носильщикам, и они, подняв на плечи шесты, снова двинулись по улице.

Паланкин качался и скрипел. Соню слегка удивило откровенно богатое внутреннее убранство. Паланкин оказался достаточно большим для того, чтобы вместить двух или трех человек, обивка была шелковой с украшениями из нефрита, золота и слоновой кости, подушки сиденья обшиты парчой, совсем новой и весьма искусно сотканной.

— Откуда у тебя все это? — спросила Соня.— Обставил богача в метании ножей?

Сэндас снова рассмеялся:

— Увы. Паланкин не мой, хотя я бы от такого не отказался. Он принадлежит Хавлату.

— А-а…

— Слышала о нем?

— Краем уха.

— Это очень богатый и очень влиятельный человек. Около года назад он нанял меня охранником. Как ты понимаешь, я не слишком перетруждаюсь.

— Понимаю.

— Видишь ли… — Сэндас наклонился к ней.— Если хочешь, Соня, я могу замолвить за тебя словечко. Хавлату всегда могут потребоваться умелые защитники, а иметь в своей гвардии воина-женщину — это может ему понравиться… — Он вопросительно взглянул на девушку.

— Наверное,— задумчиво кивнула Соня.— Но нет, спасибо, Сэндас, мне это не интересно.

— Как хочешь. Во всяком случае, я позвал тебя не поэтому. Хавлат задает сегодня пир, и я подумал, что ты захотела бы пойти.

— Пир?

— Да. И он приглашает очень разных людей. Он делает так каждые несколько лун. Кого там только не бывает!

— Сомневаюсь, что я подхожу для этой компании.

— Может, и не совсем, но я уверен, что тебе понравится! Хавлат всегда стремится собрать вокруг себя интересных людей.

— А я что, диковина заморская?

Сэндас усмехнулся:

— Да нет, зачем ты так? Но там прекрасное угощение, да и весело всегда. Ты же совсем недавно в городе, а Хавлат любит рассказы о дальних краях. Понимаешь?

— То есть я должна ему сказки рассказывать или шпионить за кем-нибудь?

Сэндас снова мягко рассмеялся:

— Нет, это вряд ли. Просто я думаю, что тебе понравится, если придешь.

— И сейчас ты едешь туда?

— He совсем. Хавлат поручил мне купить кое-что на сегодняшний вечер.

— У него нет слуг для таких поручений?

— Конечно, есть. Но я вызвался сам. На денек избавлюсь от работы, покатаюсь по городу, на солнышке погреюсь.

— Понятно.

— Ну так что ты скажешь? Пойдешь?

Соня пожала плечами:

— Ради бесплатной жратвы — почему бы и нет? Только… А почему ты не пригласишь свою подружку?

— Мою подружку? — Сэндас удивленно посмотрел на нее.

— Ту молодую женщину,— пояснила Соня,— которая пришла к тебе в таверну вчера вечером.

Сэндас нахмурился и отвел глаза.

— Это совсем не подружка.

— Алинор — ее так зовут?

— Случайное знакомство, только и всего.

Некоторое время оба молчали, а затем Соня спросила:

— Это ее отца казнили вчера?

Сэндас посмотрел на нее в упор, потом взял за руку и крепко сжал ее:

— Соня, не надо об этом.

— Почему?

— Никогда больше об этом не говори. Ни со мной, ни с Хавлатом, ни с его слугами. Ясно? Особенно с Хавлатом.

— Отпусти руку, Сэндас, не то останешься без пальцев,— холодно сказала она.

— Извини. Но я не шучу! Никогда даже не заикайся об этом деле.

— Но почему все-таки?

Сэндас снова отвел глаза. Соня молча ждала, пристально глядя на него. Наконец он тихо заговорил:

— Ты, наверное, слышала о колдунах и черной магии?

Девушка презрительно улыбнулась:

— Меня это не интересует.

Сэндас снова взглянул на нее. На этот раз в его взгляде была боль.

— Отец Алинор… Эримиор… Они с Хавлатом были врагами. Многие годы они отчаянно сражались друг с другом в Совете. Это ни для кого не было секретом. Но вряд ли кому известно, что позавчера вечером Эримиор попытался уничтожить Хавлата при помощи черной магии.

— Ты не шутишь?

— Это правда. Потому его и казнили.

— Эримиор, должно быть, был очень зловредным человеком.

Сэндас покачал головой:

— Все не так просто. Он не был злым. Это был добрый человек, и он очень любил Алинор, свою единственную дочь. Ума не приложу, что заставило его заняться колдовством…

Соня молча пожала плечами.

— Во всяком случае,— продолжил Сэндас,— отчасти поэтому Хавлат задает сегодня пир. Просто чтобы все поскорее забыли о вчерашнем, я думаю.

— Насколько я слышала,— заметила Соня,— Хавлат и сам не очень-то чистоплотный человек.

— О чем это ты?

— Власть — серьезное испытание. Не все выдерживают его с честью.

Сэндас задумался, глядя мимо нее, в щель между полураздвинутыми шторами паланкина. Неожиданно он вздрогнул и приказал носильщикам остановиться.

— Чуть было не забыл! — Сэндас раздвинул шторы со своей стороны паланкина.— Здесь я должен заказать кое-что для Хавлата. Пошли. Как только покончим с делами, поедем прямо к нему. Хорошо?

Огромный дом советник? Хавлата располагался неподалеку от дворца, в квартале, избранном наиболее богатыми и родовитыми людьми города, и всем своим видом подчеркивал пышное великолепие, которым окружила себя заморийская знать: мраморные фризы и колонны, мозаики из разноцветных драгоценных камней и слоновой кости, шелковые гобелены, пышный сад с большим фонтаном, а также животными и птицами, как в клетках, так и на свободе, рабы и слуги в таком количестве, что у каждого, казалось, была только какая-то одна обязанность: подать воды, открыть дверь, пожелать доброго утра…

Соня с Сэндасом прибыли ближе к вечеру, когда солнце уже касалось верхушек самых высоких деревьев на западе. Если Сэндас и надеялся, что девушка будет поражена королевской роскошью дома, а также изысканным обществом собравшихся здесь вельмож, то он был разочарован: она никогда не стремилась к чрезмерному богатству и не преклонялась перед сильными мира сего. Она всегда была твердо уверена: чем ближе человек подобрался к власти, тем меньше человеческого в нем осталось.

— Стойте! — приказал Сэндас носильщикам, когда паланкин поравнялся с одним из боковых входов.— Ты можешь пойти со мной, Соня,— повернулся он к девушке.— Мне нужно переговорить с распорядителем и обсудить кое-какие подробности сегодняшнего вечера.

К дому уже начали стекаться именитые гости. Сэндас то и дело почтительно кланялся, приветствуя важных вельмож. Соня же ни разу никому не кивнула, и с каждым шагом лицо ее становилось все мрачнее.

Заметив это, Сэндас толкнул ее локтем в бок:

— Прояви уважение к этим людям. Улыбайся и приветствуй их. Ты иноземка, тебе не нужно кланяться, но если ты не поприветствуешь их, они будут недовольны.

— И прекрасно,— буркнула она.

Из очередного паланкина вышел толстый загорелый мужчина с вплетенными в бороду драгоценностями. Сэндас широко улыбнулся, поднял руку — и вздохнул, когда увидел, что Соня смотрит сквозь знатного господина, будто не замечая его. Кивком позвав девушку с собой,

Сэндас повел ее в боковой вход. Войдя в него, они очутились на просторной кухне, где множество рабов носились с подносами, уставленными блюдами и кубками. Вдохнув одуряющий аромат изысканной пищи, Соня внезапно почувствовала, что проголодалась.

— Это Имф, главный распорядитель,— пояснил Сэндас, указывая на мужчину, одетого в тонкую золотистую куртку, короткие штаны из такой же ткани и бело-красные сандалеты.

Тот, казалось, совсем замотался и выкрикивал приказы, едва ли не перебивая самого себя.

— Через западную дверь! — шепеляво кричал он трем полуобнаженным рабыням. — Нет, нет, через западную! Дуры! Ты, Содос, веди этих парней направо. И не забудь проверить, у каждого ли гостя есть графин вина, ясно? Девочки! Через ту дверь! Во имя богов! — Имф топнул ногой.— Вы что, все разом оглохли?

Сэндас, пробравшись к распорядителю, попытался привлечь его внимание:

— Имф! Имф!

— Да, Сэндас, чего тебе? Не видишь, что я занят?

Сэндас протянул ему пергаментный свиток.

— Это список того, что заказано на сегодня. Все должны были доставить еще днем.

— Сунь мне в карман. Эй, вы там, с приправами — подождите! Сначала те подносы, ясно? О боги, боги!

Сэндас почесал нос, взглянул на Соню, постучал свитком по руке:

— Имф!

— Через занавешенный выход, вы, ошибки богов!

— Имф!

— Погоди, Сэндас. Нет, нет, Гедос! Эти подносы…

Сэндас в отчаянии повернулся на каблуках. Мимо него как раз проходила рабыня, которая несла на плече поднос с мясом, фруктами и горячими овощами. Не раздумывая, Сэндас воткнул свиток в эту смесь.

— Сэндас! — в ужасе завопил Имф. — Сэндас! Что ты наделал?

Схватив Соню за руку, Сэндас потащил ее прочь из кухни, крикнув на ходу:

— Не забудь оплатить эти счета, Имф!

— Эй, девка, стой,— завопил тот,— Проклятье! Мне нужна эта бумага!

Соня рассмеялась.

— Нехорошо,— заметила она, когда они вышли в длинный коридор,— бедняга, наверное, сейчас по локоть залез в мясо с овощами…

— Нехорошо,— передразнил ее Сэндас.— Но у меня тоже дел полно. Не он один занят. К тому же ему нравится вся эта суета. Он так долго добивался этой должности…

Коридор привел их в просторное помещение перед пиршественным залом.

Хавлат с особо приближенными слугами стоял у открытых дверей в зал и приветствовал каждого гостя, так широко улыбаясь, будто в его жизни еще не было более счастливого дня.

Сэндас отвел Соню в сторону и сказал, что им лучше подождать, когда все гости займут свои места.

Соня оперлась о колонну и скрестила руки на груди:

— Это он и есть?

— Да, это Хавлат.

— Роскошь из него так и прет, не правда ли?

— Что?

Она бросила на Сэндаса многозначительный взгляд.

— Ну и пусть,— извиняющимся тоном пробормотал он,— он и платит хорошо.

— Несомненно платит. А ты не хотел бы поделиться с бедняками на улицах города? Им бы деньги очень пригодились. Тем более что твой господин именно на них и наживается.

Сэндас не удостоил ее ответом, только посмотрел так, будто решил, что девушка сошла с ума.

Последний гость прошел в главный зал, и Сэндас шагнул вперед, сделав Соне знак следовать за ним. Хавлат, заметив его, развел в стороны руки, будто хотел обнять своего гвардейца.

— О-о, Сэндас! Все прошло нормально?

— Да, господин. Все, что я заказал, надеюсь, уже прибыло?

— Полагаю, что так.— Хавлат кивнул. — Надо спросить Имфа. Что это у тебя за гостья, Сэндас? — Он с явным одобрением взглянул на Соню.

— Ее зовут Рыжая Соня, господин. Вчера вечером она побила меня в метании ножей.

— Даже так? — фыркнул Хавлат.— Насколько я понимаю, Рыжая Соня, ты наемница?

— Да.— Она угрюмо посмотрела на Хавлата.

— Но не заморийка, по-моему?

— Нет. Из Гиркании.

— Понятно…

Отношения между Заморой и Гирканией не всегда были добрососедскими.

— Что же, добро пожаловать. Я люблю Сэндаса как сына, его друзья – мои друзья. Входи. Наслаждайся празднеством, и потом, может быть, мы еще побеседуем.

— Благодарю тебя.

Проходя в зал, Соня чувствовала, что он смотрит ей вслед, и слышала, как Хавлат шепнул Сэндасу:

— Проходи к дальней стене. Женщина-наемник? О боги!

Сэндас покраснел и, ускорив шаг, указал Соне на низкий стол у дальнего конца зала — подальше от знати.

Солнце заходило, огромный зал постепенно погружался в темноту, и отдаленные предметы теряли свои очертания. Рабы то и дело зажигали все новые факелы и огромные масляные лампы. Непрерывным потоком подносили еду и питье. Соня быстро утолила голод и вскоре начала лишь пробовать то или иное изысканное блюдо.

— Интересно, можно ли что-нибудь из этого забрать с собой? — спросила она Сэндаса.— Я уже сто лет не ела ничего подобного! — Она рассмеялась.

Пирующих гостей развлекали танцоры, певцы и музыканты, странствующие лицедеи разыграли комедию в масках, а шестеро силачей сражались по очереди со смертельно опасным киммерийским медведем, которого изловили и привезли в Аренджун по приказу Хавлата, а потом, чтобы доставить публике особое удовольствие, набросились на зверя все вместе.

Израненный, ошалевший от боли хищник выбрал себе из всех нападавших одну жертву и, кинувшись к ней, резким движением оторвал противнику руку. Вид и запах крови врага придал медведю сил, и он занес было лапу, чтобы добить жалкого человечка, посягнувшего на его жизнь, но пятеро людей навалились на него, и вскоре бездыханное животное вытянулось на полу. Неизвестно откуда появившийся лекарь осмотрел раненого и заявил, что рана не смертельна. Впрочем, зрителей это уже нисколько не волновало.

Соню же это представление разозлило.

— Мне наплевать на изувеченного,— заявила она Сэндасу.— Он вполне заслуживает такой участи. А вот медведя жалко.

— Медведя? — изумленно переспросил Сэндас.

— Да,— кивнула Соня.— Бедному зверю не оставили выбора. Его притащили сюда для того, чтобы эти вопящие слабаки смотрели, как его калечат и убивают. С безопасного расстояния, разумеется, и под защитой стражников. А загони любого из этих разинь в медвежью берлогу, вот тогда посмотрим, что они почувствуют, когда потечет кровь. Их собственная.

— Но они же не охотники,— терпеливо объяснял ей Сэндас.— Это же просто развлечение.

— Да, для этих обожравшихся уродов,— ответила Соня,— но не для медведя. Нет уж, пусть они встретятся со зверем в лесу и повеселятся от души. Лично мне, я думаю, такое развлечение будет больше по нраву!

Сэндас покачал головой: он ее не понимал. Вспомнив, однако, что она приехала издалека и в иных странах — иные нравы, он наполнил ее кубок вином, с извиняющейся улыбкой оглядел соседей по столу, которые могли ее услышать, и перевел разговор на другие темы.

Развлечения, которые Хавлат приготовил для гостей, на этом не закончились. После того как мертвого медведя уволокли, радушный хозяин поднялся из-за стола и, стараясь не наступать на кровь, вышел на середину зала. Призывая к молчанию, он поднял руки, а когда все затихли, объявил:

— Друзья мои! Друзья! Я необыкновенно счастлив представить вам человека, выдающиеся способности которого многим из вас, вероятно, уже известны. Это мой ближайший друг, истинный ученый, человек глубокой мудрости, познавший такое множество всевозможных наук, что мне потребовалась бы вся ночь и весь завтрашний день, чтобы перечислить его чудесные знания и необычайные свершения. Однако же я не буду утомлять вас долгими разговорами. Итак, позвольте мне представить вам великого мага Куршахаса!

Хавлат возвратился на свое место. Ожидание затягивалось, и гости начали перешептываться.

Соня, пошевелившись, подалась вперед, Сэндас молча отхлебывал вино.

Вдруг прямо посередине зала с оглушительным треском взметнулось пламя. Послышались испуганные возгласы, зазвенели подносы, которые выпали из рук рабынь, кто-то уронил кубок с вином…

Огонь быстро исчез, дым рассеялся, и перед оторопевшими зрителями предстал Куршахас, закутанный в темный плащ.

«Шут! Ведет себя как уличный фокусник»,— презрительно подумала Соня. Но что-то говорило ей, что на самом деле все не так просто.

Куршахас изящно поклонился и, взглянув на пол, заметил пятна крови.

— Как я вижу,— сказал он,— у моего друга ленивые слуги. Но это ничего. Я буду рад помочь.

Он провел рукой — и кровь зашипела, вспыхнула необычным сине-зеленым пламенем, которое мгновенно исчезло, не оставив после себя ни малейшего следа: ни алых пятен, ни пепла.

Гости робко захлопали в ладоши, и Хавлат хлопал громче всех. Куршахас поклонился.

— Я покажу несколько простых фокусов,— заявил он,— чтобы не разочаровывать гостеприимного хозяина. Не согласится ли кто-нибудь помочь мне?

Все притихли, а Куршахас громко рассмеялся:

— Может быть, кто-то из юных служанок…

— Да, да! — крикнул Хавлат, хватая за руку молодую рабыню.

— Господин,— слабо запротестовала она, — я…

— Иди,— холодным тоном приказал ей Хавлат.— Ничего тебе не сделается.

Он грубо протащил ее вокруг стола и с силой хлопнул по ягодицам, так что девушка, спотыкаясь, вылетела на середину и замерла. Куршахас, едва, заметно улыбнувшись, окинул взглядом точеную фигуру рабыни, наготу которой прикрывала лишь коротенькая набедренная повязка.

— Смелее, смелее,— подбодрил он.

Девушку трясло от ужаса.

— Ты очень робкая девица, не правда ли? — усмехнулся Куршахас.— Может, ты была бы гораздо смелее, создай тебя боги тигрицей?

Девушка молчала.

— Я помогу тебе,— заявил Куршахас и быстро провел одной рукой по спине девицы, другой — по животу и сразу же сделал шаг назад.

В зале послышались изумленные возгласы.

Рабыня опустила глаза, оглядывая себя, и завизжала. От шеи до колен на ее обнаженной коже возникли коричневые полосы из меха.

— Что скажете? — обратился Куршахас к гостям.— Похожа на тигрицу?

Рабыня стонала и повизгивала от страха.

— Но в душе-то ты не тигрица, верно? — Куршахас задумчиво сдвинул брови,— Скорее, нежный цветок.

Он сделал несколько быстрых движений обеими руками. Полосы исчезли, а светлые волосы девушки превратились в букет полевых цветов.

Зрители оживились, начали шутить, смеяться, и громче всех — Хавлат. Рабыня, упав на колени, разрыдалась. Куршахас покачал головой:

— Неблагодарная девчонка! Полевой цветок, значит, тоже не подходит? Похоже, ты вообще ни к чему не пригодна! Что же, ладно…

Несколько неуловимых жестов — и к рабыне вернулся ее прежний облик.

Испуганная девушка бросилась прочь из зала, сопровождаемая насмешками пирующих.

— Мне, видимо, нужен кто-то другой,— пожаловался Куршахас.— Может быть?.. — Он подошел к столам, внимательно разглядывая гостей, затем решительно шагнул к какому-то толстяку, богато одетому, обвешанному дорогими украшениями.— Вот прекрасный пример! Вот человек, который создал сам себя — из денег. Я не ошибся, сиятельный господин?

Толстяк радостно фыркнул.

— Можно сказать и так! — Хихикнув, он хлопнул по столу ладонями и гордо оглядел соседей по столу.

— Чтобы это были не пустые слова,— заверил его Куршахас,— я смогу это доказать. Вот!

Перегнувшись через стол, он погрузил правую руку в волосы толстяка и стал быстро их тереть. И из-под руки Куршахаса полетели десятки заморийских золотых монет. Они попадали в лица окружающим, прыгали по столу, летели в тарелки и чаши. Толстяк заходился от смеха. У него кружилась голова, но груда блестящих монет вызывала у него неподдельный восторг.

— Кто следующий? — громко спросил Куршахас, окидывая взглядом зал.

Хавлат глазами указал ему на дальнюю стену, и Куршахас направился к Сэндасу и Соне.

— Кто же следующий? — повторил он.

Воительница напряглась. Сэндас заметил, как ее глаза вспыхнули, встретив взгляд Куршахаса.

— Во имя Неба,— пробормотала девушка,— если он посмеет…

Сэндас тронул ее за плечо:

— Соня, это же только игра…

Куршахас приблизился к их столу.

— Вот мы и нашли! — объявил он.— Взгляните на эту женщину! Волосы этой красавицы похожи на огонь…

Соня вскочила на ноги, отбросив стул, который ударился о стену. Сэндас хрипло вскрикнул от неожиданности. Куршахас тут же отступил на шаг. Сверкнув глазами, Соня выхватила меч и кинжал. Правой ногой она упиралась в край стола, чтобы толкнуть его на Куршахаса, если тот вздумает приблизиться.

Хавлат, кипя от ярости, сжал кулаки.

— Соня! — воскликнул Сэндас — Разве ты не понимаешь?..

— Ты слышал, колдун? — отчеканила она, не обращая внимания на Сэндаса.— Только посмей сделать шаг, и добрая сталь пронзит твое черное сердце!

Глава третья

— Ко мне! — рявкнул Хавлат.— Стража! Схватите эту женщину!

Из противоположных углов зала на его зов выступили два отряда хорошо вооруженных солдат, держа пики наготове.

— Стойте! — крикнула им Соня, не отводя взгляда от Куршахаса.— Стойте, собаки, иначе этот пол зальет не только медвежья кровь!

Они заколебались.

Хавлат, брызгая слюной, дрожал от ярости. Со всех сторон неслись восклицания:

— Сумасшедшая!

— Дикарка!

— Она вообразила себя мужчиной…

— Совсем свихнулась, должно быть…

— Смотрите, как она держит меч! Сразу видно, не новичок…

— Ненормальная…

Сэндас медленно поднялся и шепнул Соне:

— Во имя богов, что ты делаешь? Это же не…

— Не подходи! — крикнула Соня Куршахасу.

Но маг только отступил на пару шагов, склонился в издевательском поклоне, развел руки и снова сложил их вместе, выпрямляясь.

— Успокойся, огнегривая,— улыбнулся он, поблескивая глазами,— Ты ошиблась, я вовсе не причиню тебе зла.

— Я ничуть в тебе не ошиблась. Колдун!

Все еще улыбаясь, Куршахас обернулся к Хавлату:

— Друг мой, бедняжка, очевидно, немного перепила сегодня, и мои фокусы разволновали ее.

— А я думаю,— рявкнул Хавлат,— что эту гирканскую девку надо вывести на улицу и дать ей пинка под зад!

Соня яростно уставилась на него.

— Убери меч, женщина! Разве ты не знаешь, что это значит — обнажать сталь в чужом доме?

Соня ничего не ответила. Она смотрела на него с ненавистью и презрением. Сэндас поддержал своего хозяина:

— Пожалуйста, Соня, тебе ничего не угрожает. Убери меч. Ты ведь не хочешь попасть в темницу?

Она неохотно подчинилась. Девушка дрожала от возбуждения, ее лицо покрывала испарина, глаза горели яростью и, может быть, в них еще не угас страх.

— Неужели ты не видишь, кто он такой? — пробормотала она, обращаясь к Сэндасу,— Во имя Неба! Вы Что тут все, слепые, что ли?

— Стража! — крикнул Хавлат.— Выведите Сэндаса и его… его гостью из зала! Живо!

— Из-за тебя я могу потерять работу,— вздохнул Сэндас.

Не дожидаясь, когда стражники приблизятся, Соня повернулась на каблуках и пошла к выходу.

Хавлат провожал ее презрительным взглядом, а пара других, более темных глаз пристально следила за ней, и в этих глазах разгорался недобрый огонь.

Сэндас последовал за ней, смущенный и раздосадованный. Стража выпустила его, но, выйдя из зала, он услышал за спиной какой-то звук и, обернувшись, оказался лицом к лицу с Хавлатом. Советник схватил его за руку:

— Зачем ты привел ее?

— Я… Не знаю. Она такая забавная… Такая живая. Я думал, что ты…

— Ты ошибался!

— Я прошу прощения,— Сэндас с мольбой посмотрел на Хавлата.— Я и не догадывался, что она такая вспыльчивая и чуть что хватается за меч.

К удивлению Сэндаса, Хавлат какой-то странно улыбнулся.

— Это и впрямь было забавно,— признал советник.— Ей, несомненно, удалось ошеломить Куршахаса.— Его лицо снова приняло жесткое выражение.— Но я стараюсь произвести впечатление на этих людей и не потерплю, чтобы всякие дикари угрожали моим гостям!

— Понимаю.

— Надеюсь, что так! Чтобы ноги ее здесь больше не было!

— Конечно. Но…

— Что?

— А я?

— Что ты, Сэндас?

— Я могу приходить? Ты не прогонишь меня?

Хавлат нахмурился:

— Пока нет. Но другой такой ошибки я тебе не прощу. Это ты тоже понимаешь, не так ли?

— Да, конечно, господин. Конечно.

— А теперь проследи за тем, чтобы эта женщина поскорее убралась отсюда.

— Спасибо, господин.

— Завтра жду тебя на службе, Сэндас. И мы с тобой забудем, что произошло.

— Спасибо, господин. Спасибо.

— Теперь иди.

Сэндас поспешно вышел на улицу. Хавлат смотрел ему вслед, испытывая смесь тихой злобы и странного умиротворения.

Эта странная женщина и в самом деле поставила Куршахаса на место. И это было прекрасно. Все, что выводило Куршахаса из равновесия, было выгодно Хавлату.

Повернувшись, он махнул стражникам, снова вошел в пиршественный зал, сел за стол и начал искать глазами своего мага.

— Куршахас ушел,— пояснила сидевшая рядом женщина — Сказал, что вернется позже, чтобы подкрепиться. Мне кажется, он был слегка рассержен.

— Он был сражен! — рассмеялся кто-то неподалеку— Прекрасное представление, Хавлат!

Советник глубоко вздохнул, стараясь подавить довольную улыбку, и потянулся к кубку с вином.

Сони нигде не было видно. Сэндас забеспокоился: не случилось ли с девушкой что-нибудь? Она, конечно, могла просто-напросто пойти домой, но… Аренджун — коварный город.

Сэндас поспешил туда, где слонялись слуги, и, щелкнув пальцами, подозвал четверых носильщиков:

— Паланкин мне!

Через несколько мгновений его уже несли вдоль по улице, по которой они с Соней прибыли в дом Хавлата. Сэндас пристально смотрел по сторонам и наконец облегченно вздохнул, заметив высокую женщину в серебристой кольчуге, выходившую из таверны. В свете редких масляных ламп ее длинные волосы отсвечивали медью.

— Соня!

Она обернулась.

Сэндас приказал носильщикам остановиться, однако девушка и не думала подходить к нему.

— Соня, подожди! — Он выскочил из паланкина, побежал к ней и, догнав, схватил за руку. Девушка усмехнулась:

— Этак ты пропустишь все развлечения.

— Соня… До твоего дома далеко.

— Я люблю ходить пешком.

— Залезай в паланкин. Я подвезу тебя.

— Прогулки полезны для здоровья.

— Тебе перережут горло, в такое-то время! В городе небезопасно.

— Ты прекрасно знаешь, что я могу за себя постоять.— Постукивая каблуком по камню мостовой, она пристально смотрела на него, и в ее глазах читалась скрытая ярость.

— Брось, Соня,— настаивал Сэндас.— Хавлат в конце концов обратил все это в шутку. Ему даже понравилось, как ты отшила Куршахаса.

— Так я и поверила.

— Послушай, забудь. У меня в паланкине есть полфляги вина. Выпьем, поболтаем… Не заметишь, как дома окажешься…

Соня нахмурилась, затем, тряхнув волосами, со странным, мрачным смехом откинула голову.

— Ради Эрлика и Тарима! — воскликнула она.— Уговорил.

Они вернулись к паланкину, сели в него, и несколько ударов сердца оба молчали. Затем, подняв флягу, Сэндас спросил:

— Выпьешь?

Девушка отрицательно качнула головой.

— Ну что ты, Соня? Уже пора успокоиться. Ничего страшного не произошло. Даже если ты рассердилась на Куршахаса, нельзя же злиться бесконечно.

— Вы все здесь дураки. Богами проклятые дураки.

— Что?

— Неужели ты не понимаешь, кто такой этот Куршахас? — Соня повернулась к Сэндасу. — Ничего не чувствуешь?

Сэндас растерялся:

— Боюсь, что не понимаю. Я считал его фокусником.

— Фокусником! Роскошь и благополучие ослепили вас всех. Этот человек несет зло. Он колдун. У меня кровь заледенела, когда я увидела его глаза.

— Ты, стало быть, так хорошо разбираешься в колдовстве? Удивительная женщина, право слово,— попробовал пошутить Сэндас.

Соня сердито посмотрела на него, затем выхватила флягу и сделала несколько жадных глотков.

— Вот эго другое дело,— кивнул Сэндас.— Все забыто? По правде говоря, Хавлат меня удивил. Я-то думал, он тут же выставит меня за дверь, а он… Просто никто не ожидал от тебя такой выходки, только и всего.

Соня отдала ему бутылку.

— Могу поспорить, ты еще и не на такое способна,— продолжил Сэндас.— Разве не так? Покажи мне…

Он отставил бутылку в сторону и заглянул девушке в глаза, а через мгновение Соня ощутила, как его пальцы легко коснулись ее бедра.

— Не надо, Сэндас.

— Но ведь…

Соня посмотрела на него в упор:

— Просто не надо, и все.

Сэндас так удивился, что забыл убрать руку. Девушка как бы невзначай скинула ее.

— Соня?..

— По-моему, мы уже прибыли.

Недовольно бурча, Сэндас поудобнее устроился на подушках.

— Забудь, Сэндас,— тихо проговорила Соня.— Лучше помечтай о чем-нибудь другом.

— Знаешь, у нас в Коринфии,— небрежно бросил Сэндас,— говорят, что женщина, которая не принимает ласки, и дарить их не может.

— Смешно,— фыркнула Соня, и в ее глазах вновь загорелся злой огонек.— В Гиркании есть другая поговорка: если мужчина, выпив вина, не может держать себя в руках, то он и женщину свою не удержит.

Сэндас выглянул из-за шторки.

— Остановитесь здесь! — рявкнул он носильщикам.

Соня выпрыгнула наружу, затем, поправив шторы, вежливо обратилась к Сэндасу:

— Это была отличная идея — пойти на этот пир. Просто боги обделили меня сдержанностью.

— Зато они не обидели тебя в другом. Спокойной ночи.

Он приказал носильщикам нести его обратно к дому Хавлата. Соня посмотрела, как паланкин удаляется по мощеной улице, затем прошла по дорожке, открыла дверь и по темной лестнице поднялась в свою комнату.

— О боги! — пробормотала она, качая головой.— Как все мужчины похожи друг на друга…

Спала Соня в ту ночь беспокойно. Смеющиеся богато одетые люди в кроваво-красных и белых плащах собрались в комнате, освещенной неверным светом масляных ламп.

Девушка стояла перед высоким, худощавым волшебником, который, ухмыляясь, смотрел на нее холодными глазами и дразнил Соню, предлагая проткнуть его мечом.

Но как она ни старалась, не могла поднять оружие. Меч внезапно стал невероятно тяжелым и выпал из руки.

«Бей! Бей!» — закричал маг и, рывком распахнув плащ, обнажил грудь для удара. Его сердце билось снаружи — пурпурно-черный комок, то вздувавшийся, то опадавший, и каждый его удар отзывался грохотом молота.

Но Соня была не в состоянии поднять меч, и усмехавшиеся рожи, жирные, потные, склонились к ней, заходясь от зловещего восторга.

Внезапно она проснулась — но не кошмар был тому причиной. Девушка села на кровати и прислушалась. Стук продолжался. А за окном…

— Проклятье!..

Не сводя глаз с окна, она опустила руку, нашарила на полу меч и сжала рукоять.

Снова послышался стук — будто камешки ударяли в ставни. Соня встала, взяв меч наизготовку и наконец разглядела, что происходит за окном.

Маленькая неуклюжая фигурка царапала по стеклу. По-кошачьи бесшумно Соня пересекла комнату, быстрым движением открыла задвижку и резко распахнула окно.

Послышался тонкий крик, и девушка увидела две руки, отчаянно цеплявшиеся за камень подоконника снаружи.

— Что за?..

— Соня!

— О боги! — Бросив меч, она высунулась из окна и схватила ослабевшие пальцы, вот-вот готовые разжаться.— Чост! С какой стати…

— Помоги мне влезть!

Соня втащила мальчишку в комнату. Дрожавшие ноги не слушались Чоста, но, оперевшись о подоконник, он устоял.

— Тысяча демонов… — пробормотал он.— Ты чуть дух из меня не вышибла!

— Что ты здесь забыл?

— Я же мог упасть!

— Что ты делал у меня за окном, Чост? — заорала Соня чуть ли не в полный голос, но тут же спохватилась: не стоило будить весь дом.

Она подобрала меч, положила его на кровать и села с краю, вопросительно глядя на мальчика. Он еще не отдышался, но взгляд его выражал вовсе не испуг, а, скорее, явный интерес.

— Что, никогда не видел голой женщины? — усмехнулась Соня.

— Да… Видел.

— Тогда перейдем к делу. Как ты здесь очутился? Я могла бы тебя прикончить.

— Я хотел предупредить тебя.

— Предупредить?

— Ты ведь мне помогла… Я был на улице и заметил, что несколько человек наблюдают за твоим окном.

— Что? — Она мгновенно подскочила к окну и выглянула наружу.

— Они уже ушли, Соня.

Девушка вернулась к кровати и села, пристально глядя на мальчика.

— Чост, откуда ты знаешь, как меня зовут?

— Один из наблюдавших назвал тебя Рыжей Соней. Он сказал, что заходил в дом и спрашивал хозяина, в какой комнате ты живешь. Я прятался в тени, недалеко от них. Они меня не заметили.

— А как ты нашел мое окно?

— Я… Я шел за тобой, после того как ты дала мне денег. И на следующий день приходил… И видел, как ты выглянула из этого окна.

Соня слегка расслабилась: она чувствовала, что мальчик не врет.

— Когда они ушли?

— Совсем недавно. Тогда я и забрался сюда. Но они пробыли там долго.

— Сколько их было?

— Четверо, по-моему. Трое в доспехах. А четвертый — высокий человек в черном плаще.

Соня нахмурилась. Стало быть, это Куршахас? Или, может быть, Хавлат?

— И что они делали?

— Ничего. Просто стояли. Они даже почти не разговаривали. Они что, угрожают тебе, Соня?

Соне вспомнился ее странный сон, и она подумала, не Куршахас ли его навел.

— Ты заметил, куда они ушли?

— На север. По улице Виноторговцев.

На север… Ко дворцу и домам вельмож.

— Что же, Чост, спасибо.

— Я просто хотел тебе отплатить за добро.

— Тебе пригодились те деньги?

— О, да. Но они уже кончились.

— Все? Там же была куча денег!

— Нас же все-таки четверо. И еще другие. У Скивы есть сестра, и еще…

— Ладно, ладно.

Взгляд Чоста, обегавший комнату, остановился на столе, на котором лежали два яблока, полбуханки хлеба, сыр и стояла бутылка вина.

— Ты голоден?

— Нет, нет, я недавно стащил немного хлеба с черного хода пекарни.

— Понятно. Тогда возьми хоть сыр и яблоки.

— Н-ну… — Он посмотрел на еду, на Соню, затем опять на еду — Может быть, яблоко… Я давно уже не ел яблок.

— Пожалуйста.

— И, может быть, немного сыра…

Соня быстро оделась, и сидя на кровати, с любопытством смотрела, как Чост подбирает со стола последние крошки.

— Стащил в пекарне, значит?

— Это ведь было немного раньше, еще утром. Или вчера вечером.

— Что ты собираешься делать, Чост?

Он сыто улыбнулся и ответил:

— Не знаю. Вернусь к друзьям, наверное.

— Если ты устал, можешь спать здесь.

У него загорелись глаза.

— На твоей кровати?

— На полу. Вон там лежит еще одно одеяло.

— А-а… — Он, казалось, был разочарован.— Это плохо.

— Плохо?

— Ты очень красивая.

— Спасибо.— Соня криво улыбнулась.— Я сегодня уже один раз отказалась от ласк. Почему бы тебе просто не поспать? Главное, чтобы хозяин тебя не увидел. Я скоро вернусь.— Она направилась к двери.

— Ты куда? Подожди!

— Я скоро вернусь.

— Я с тобой!

— Чост, тебе надо отдохнуть.

— Не-е-ет! Ты не должна никуда выходить одна.

— Я смогу сама о себе позаботиться. Мне надо узнать, кто они такие.

— Но я же их видел,— возразил Чост.— Я точно могу сказать, куда они пошли. Если мы их увидим, я тебе скажу.

Это было вполне разумно.

— Ладно, пошли…

Они тихо спустились по лестнице и через заднюю дверь вышли в проулок. В нос Соне ударил какой-то странный запах. Чост, который ничего не почувствовал, пояснил:

— Прямо здесь стоял этот длинный.

— Серьезно?

— Да. А потом они пошли туда. Их ждала карета.

— У-гу.

Соня направилась на север. Зачем — она и сама не знала. Конечно, она не надеялась, что Куршахас и трое гвардейцев Хавлата ждут ее неподалеку. Но она все равно не смогла бы заснуть.

Девушка прекрасно понимала, что погорячилась там, на пиру, и у кого-нибудь могло возникнуть желание отомстить ей. Быть может, Хавлату это и понравилось, как сказал Сэндас, но Куршахас… Он явно жесток и злопамятен. Он заставил людей поверить в то, что он просто искусный фокусник, а Соня при всех обвинила его в колдовстве.

Аренджунская знать восприняла ее как дикарку, нацепившую мужские доспехи, но все равно о ее выходке не скоро забудут. Поползут слухи, начнутся пересуды… Куршахас не простит ей этого и постарается заткнуть девушке рот.

Что он предпримет — угадать невозможно. От колдуна всегда надо ожидать неприятностей, а от колдуна, обуреваемого жаждой мести,— вдвойне.

Соня не любила прятаться, и не было случая, чтобы она не приняла вызов, но, боги свидетели, здесь, в Аренджуне, девушка хотела только найти работу или же просто провести несколько приятных деньков, а затем без сожаления покинуть город.

И угораздило же ее нарваться на могущественного вельможу и находящегося у него на службе волшебника! Или, может быть, наоборот? Кто из них кому служит, сам Сет не разберет.

Она тряхнула головой, и перед ее мысленным взором промелькнули события последних двух дней: казнь Эримиора, Сэндас и Алинор в таверне, Хавлат, а теперь еще Куршахас…

И, уже не впервые, Соня уныло подумала о том, что, очевидно, такова ее судьба — вечно ввязываться в запутанные истории.

— Соня! — донесся до нее шепот Чоста.

Они прошли так уже несколько кварталов.

Девушка так глубоко задумалась, что совсем не смотрела по сторонам, лишь краем глаза замечая редких припозднившихся прохожих, да время от времени улавливала шум отдаленных таверн и гонги, отмечавшие время в некоторых храмах. Теперь же, после тревожного возгласа Чоста, она мгновенно насторожилась.

— Вон там, Соня! Смотри!

Кварталы знати были уже совсем близко. Улицы здесь освещались гораздо лучше, и в свете вставленных в стенные скобы факелов в дальнем конце проулка Соня заметила молодую женщину, которая удалялась от них.

Соня присмотрелась:

— Она не опасна, Чост. Это просто служанка…

— За ней кто-то идет! — прошипел он.

— Держись подальше и не шуми,— сказала Соня.

За женщиной и в самом деле двигалась тень, большая и неуклюжая, которая неуклонно настигала незнакомку. Соня собиралась было крикнуть, чтобы предупредить женщину, но быстрая тень, мелькнув во тьме проулка, исчезла.

— Оно там! — будто прочитав ее мысли, шепнул Чост.

— Чост, я…

Тень снова появилась и напала так стремительно, что Соня не успела и глазом моргнуть.

Женщина коротко вскрикнула, но тень тут же окутала ее, и крик сменился придушенным хрипением. Незнакомка резко выгнулась назад, и ее полностью скрыла тьма.

Соня бросилась вперед, на бегу обнажая меч. Выскочив из ножен, острие клинка задело каменную стену — полетели искры. Тень вздрогнула, насторожившись.

— Отпусти ее! — крикнула Соня.— Проклятье! Оставь ее в покое!

Девушка уже пробежала половину проулка, но не успела она приблизиться к жертве и нападавшему, как тень отстранилась. Женщина, бледная и вялая, упала на землю, и голова ее громко стукнулась о плиты мостовой.

Соня взмахнула мечом и сделала выпад.

— Отведай стали, негодяй! — рявкнула она.

Но тень, высокая, черная, с двумя призрачными желтыми огнями вместо глаз, вдруг превратилась в облако, на миг зависла над землей и бесследно исчезла. Стальной клинок пронзил пустоту.

— О боги! — завопил Чост, оставшийся далеко позади.

— Чтоб тебя! — выругалась Соня.

Быстро пробежав до конца проулка, она посмотрела по сторонам. Никого.

Кипя от ярости, Соня вернулась к лежавшей на земле женщине. Чост уже опустился рядом с ней на колени, и в свете факела Соня разглядела, что бедняжка носила дешевое платье и деревянные башмаки. В ее лице не было ни кровинки, и каштановые волосы, обрамлявшие его, казались почти черными.

«Проклятье! — подумала Соня. — Он сломал ей шею!»

Но Чост, который низко склонился к женщине, ощупывая ее, внезапно взглянул на Соню расширенными от ужаса глазами:

— Соня…

— Она мертва, Чост.

— Посмотри, Соня…

Девушка пригляделась, На горле женщины зияли рваные раны, из которых медленно сочилась кровь. Такие следы могли оставить острые клыки не очень крупного хищника. Во всяком случае, подобного оружия Соне встречать не приходилось.

— Во имя Эрлика! — похолодев, выдохнула она.

Чост едва слышно поскуливал от страха.

— Она не первая! — Голос его звенел и срывался.— За последние несколько лун были и другие жертвы, кто умер такой же смертью. Люди почти не говорят об этом, но мы-то знаем, я и мои друзья, что это… — Он замолчал, быстро взглянул по сторонам, глубоко вздохнул, будто собирался нырнуть в холодную воду, и выпалил: — Илорку!

Илорку… Соня знала, что это слово пришло из стигийского языка, но теперь вряд ли найдется хоть один человек во всей Хайбории, который не знал бы его. Илорку. Кровопийца. Кровосос. Вампир.

Глава четвертая

Копаясь в дневниках отца, Алинор узнала не только каким приемам магии обучился ее отец, но и, что самое главное, кто был его наставником. В Аренджуне жила старая ведьма по имени Осуму.

Эримиор подробно описал, как она выглядит, назвал место, где находился ее дом, изложил на бумаге все, о чем она когда-либо рассказывала ему, и перечислил все предметы, с помощью которых старуха занималась своим ремеслом.

Значит, для того чтобы отомстить, Алинор нужно обратиться к Осуму, имя которой означало «неизвестность», «тьма».

Алинор чувствовала, что уже знает достаточно, чтобы совершать несложные магические действия.

Колдовству ведь вполне можно научиться. Главное — поставить цель.

А затем, если человек обладал достаточным упорством, не был от рождения глуп и умел справляться со своими страхами, он вполне мог добиться успеха и даже достичь определенных высот.

А бояться было чего, ведь колдуну зачастую приходилось общаться с существами, которые не принадлежали миру людей и порой оказывались гораздо сильнее человека.

Алинор вдруг сладко зевнула. С вечера ей было никак не уснуть, и она взялась за дневники отца и читала далеко за полночь.

Затем она все-таки улеглась, но сон не шел, и девушка опять встала, едва храмовые гонги известили о начале нового дня.

Кто-то тихо постучал. Алинор подошла к двери и открыла ее:

— Заходи, Лейра.

— Я приготовила ванну, госпожа.

— Хорошо.

Пока Лейра ходила по комнате и тушила масляные лампы, Алинор подобрала темные волосы, заколола их, сняла ночную рубашку, надела легкий, свободный халат и сандалии и направилась в купальню.

Теплая вода с целебными травами приняла ее в свои объятия, и девушке почудилось, что она снова вернулась в детство и добрые руки кормилицы ласково поглаживают ее, снимая усталость, баюкая и утешая. На время все тревоги и горести отступили…

Завтрак ждал ее в комнате, но Алинор лишь едва притронулась к еде. Лейра, пришедшая убрать подносы, сказала:

— Госпожа, ты ведь почти ничего не съела. Ты не больна?

— Я просто не голодна,— нахмурилась Алинор.— Я что, теперь должна объяснять рабам свои поступки?

— Нет, нет, госпожа, прошу прощения.— Лейра начала поспешно собирать посуду, уронив при этом серебряный кубок, и на пушистом ковре тут же образовалось безобразное винное пятно.

— Да что с тобой такое? — сердито воскликнула Алинор.— У тебя все из рук валится!

— Прости, госпожа…

— Что с тобой?

Девушка подобрала кубок и, чуть снова не уронив его, поставила на поднос.

— Я… Просто очень расстроена, госпожа. Сегодня ночью погибла еще одна женщина.

— Еще одна?

— Да. И опять эти раны…

— Ай-яй-яй. — Алинор на мгновение задумалась.

— Мне страшно, госпожа Алинор. Я так боюсь… Этих…

— Тебе нечего бояться, пока ты здесь. Ведь ты же не бродишь ночью по улицам?

— Нет, госпожа!

— Тогда успокойся. Теперь позови Тирса — пусть он вынесет этот ковер. И скажи Силуму, чтобы подготовил паланкин. Я собираюсь в город.

— Да, госпожа.— Звеня посудой на подносе, Лейра быстро вышла из комнаты.

Осуму жила в бедном квартале на южной окраине города. Алинор приказала слугам подождать ее у входа в полуразвалившийся доходный дом, в котором сдавали внаем комнаты.

Богато украшенный паланкин и хорошо одетые слуги привлекли к себе повышенное внимание жителей близлежащих улиц: бедняки, конечно, часто видели, как знать проезжает мимо, но сюда, в их квартал, вельможи и толстосумы почти никогда не заглядывали, предпочитая делать вид, что нищеты, голода и болезней не существует вовсе.

Обитатели жалких лачуг начали стекаться к паланкину, кто из любопытства, кто в надежде на подачку, и городским стражникам пришлось встать на защиту знатной дамы: не приведи Митра, еще обидит ее кто-нибудь, тогда неприятностей не оберешься.

Алинор быстро прошла в проулок и толкнула дверь, которая вела на ветхую и весьма грязную лестницу.

Девушка поднялась на второй этаж и, стараясь обойти кучи всевозможного мусора, стала искать дверь, на которой, как говорилось в записях ее отца, должен быть изображен ястреб. С трудом отыскав ее, Алинор громко постучала. Никто не ответил.

Она постучала снова, и еще раз. Может быть, старухи нет дома? Или она плохо слышит?

Наконец из-за двери послышалось:

— Кто там?

— Осуму, мне надо с тобой поговорить. Я знаю, кто ты такая.

— А ты кто? Отвечай!

— Я дочь Эримиора. Позволь мне войти.

Дверь чуть-чуть приоткрылась. В щель можно было разглядеть только часть морщинистого лица на уровне плеча Алинор и глаз желтого цвета с черным зрачком.

— Дочь Эримиора? — прошамкала старуха.

— Алинор. Разве он никогда не рассказывал обо мне?

— Нет. Но я слышала, что у него была дочь.

Алинор поднесла к щели правую руку — на указательном пальце было надето кольцо с печатью дома Эримиора, вырезанной в камне.

— Теперь ты мне веришь?

— Нет. Откуда мне знать, что ты не украла кольцо?

— Ах ты, старая ведьма! Кто же еще станет иметь с тобой дело после всего, что произошло?!

Дверь захлопнулась. Послышался лязг и скрежет, как будто металлическую цепь протаскивали сквозь железные кольца. Затем дверь открылась, и старуха отступила, впуская гостью. Алинор вошла, осторожно оглядываясь по сторонам.

— Пожалуйста, закрой дверь, дочь Эримиора.

Девушка выполнила просьбу старухи.

— Что тебе от меня надо? — с испугом спросила Осуму.

Алинор повернулась к ней:

— Я пришла не для того, чтобы вредить тебе. Мне надо знать, что погубило моего отца. Я подозреваю, что за всем этим стоит Хавлат. Это так?

Старуха промолчала.

— Я могу присесть?

Осуму пожала плечами и жестом указала Алинор на другой конец комнаты, а сама устроилась на плетеной циновке в углу за низким столиком. Девушка снова окинула взглядом старуху и ее комнату и уселась на другую циновку. Осуму оказалась тощей, как скелет, с коричнево-серой морщинистой кожей. Ее одежда состояла из беспорядочного набора старых тряпок и шкур животных, а украшения ей заменяло множество разных безделушек, камней и кусочков резной кости.

Комната была под стать своей хозяйке. В ней пахло благовониями и отбросами, вся она была заставлена деревянными сундуками и ящиками, завалена старыми свитками и толстыми книгами, повсюду стояли бронзовые и железные жаровни, черепа, резные каменные предметы, глиняные горшки, на полу и на стенах — ковры и гобелены с вышитыми на них странными изображениями.

Алинор, устроившись поудобнее за низким столиком напротив хозяйки, отставила в сторону кожаный мешок, который принесла с собой.

— А теперь,— начала девушка, решительно глядя в глаза ведьме,— я хочу узнать обо всем, что может иметь отношение к смерти моего отца. Мне известно, что он приходил к тебе и ты обучала его колдовству. Его послал Хавлат?

— Нет,— мгновенно отозвалась Осуму.

— А ты не лжешь?

— Эримиор приходил сюда по собственной воле. Он упоминал имя Хавлата, но Хавлат не догадывается о моем существовании. Я думаю, твой отец приходил ко мне из-за того, кто живет в доме Хавлата.

— Я тебя не понимаю.

— Я говорю о Куршахасе.— Ведьма цедила слова, едва заметно шепелявя.

— О Куршахасе?

— А разве ты не поэтому здесь? — Осуму улыбнулась.

— Я знаю, что Хавлат сделал все, чтобы отца осудили как можно быстрее. Видимо, он чего-то сильно боялся.

— Возможно. Но больше всего он хотел скрыть тайну Куршахаса. Для Хавлата Куршахас страшнее смерти.

— Почему?

— Потому что Куршахас — это само Зло. Разве отец ничего не говорил тебе о нем?

— Совсем немного.

Осуму пожала плечами:

— Значит, он считал, что больше тебе знать ни к чему. Куршахас — творение зла, а Хавлат — всего-навсего человеческое существо.

— Куршахас — колдун?

Разинув беззубый рот, Осуму разразилась визгливым смехом.

— Называй его как хочешь. Для созданий Тьмы имена не играют особой роли. Это люди считают, что смогут что-то понять, если дадут имя необъяснимому. Но зло — это просто зло, и все.

Алинор задумалась ненадолго, затем тряхнула головой и заговорила о другом:

— Ты обучала моего отца магии.

— Я научила его кое-чему.

— И ты продала или отдала ему какие-то магические предметы?

— Может быть.

— И несмотря на это или, наоборот, из-за этого мой отец погиб. Хавлат посоветовал ему воспользоваться магией против Kypшaxaca, но не собирался предоставлять возможность довести дело до конца. Это все был обман. Ты по-прежнему утверждаешь, что Хавлат о тебе не знает?

— В Аренджуне найдется множество мест, где можно изучать магию. Ты думаешь, Хавлат интересовался, кто наставлял твоего отца?

— Расскажи мне об этих местах.

— Дочь Эримиора, я дала твоему отцу магические предметы, с помощью которых он мог достичь своей цели. Это правда. Но в этом городе найдется не меньше сотни ведьм, которые могли сделать то же самое, и еще не меньше сотни мужчин, которые заявляют, что они колдуны. Здесь же ошивается уйма иноземных магов, жрецов-вероотступников и гадалок…

— Но большинство из них — шарлатаны. А ты? Ты обманула моего отца или на самом деле помогла ему?

— Пхе! — Осуму презрительно фыркнула.— Магией может заниматься всякий. Добыть благовония и свечи, выучить заклятья и заговоры нетрудно… — Старуха пожала плечами.— Если нет веры, ничего не получится, а если есть и вера, и искреннее желание, то магия срабатывает. Есть демоны и духи, которые ждут. Они пребывают в сновидениях и в вине. Их достаточно просто позвать. Зажги свечи, воскури травы — это облегчит дело. Но демоны приходят и так. Эти живут в твоем сердце, и в моем тоже. Не благовония заставляют демонов приходить, но, воскуривая их, мы вызываем демонов. Если тебе нужна магия, начни ею заниматься. Демоны и духи всегда готовы прийти. Ты молишься богам?

— Иногда.

— И боги отвечают тебе? Они к тебе приходят?

— Не знаю. Может быть… Иногда. Они такие загадочные…

— А демоны приходят быстрее. Боги далеко — демоны близко. Демоны всегда алчут, боги — нет.

Алинор недоверчиво взглянула на дряхлую колдунью: неужели все так просто?

— Но ты учила моего отца магии. Согласишься ли ты стать и моей наставницей?

Осуму молча смотрела на нее.

Алинор развязала кожаный мешок и начала доставать оттуда разные предметы.

— Ты давала эти вещи моему отцу. Или он купил их у тебя.

— Может быть.

Алинор разложила на столе два свитка, несколько свечей, талисман, каменный фиал с маслом.

— Это ведь твои вещи? — пристально взглянула она на старуху.

Осуму криво улыбнулась и, наклонившись вперед, взяла кувшин и две бронзовые чаши, стоявшие на столике:

— Давай выпьем вина.

Алинор вовсе не хотелось пить вино ведьмы.

— Отец хорошо заплатил тебе?

— Да. Хорошо. Пей.

— У меня есть деньги — все деньги моего отца. Я могу дать тебе гораздо больше, чем он.

— Деньги? — Осуму хихикнула.— Зачем мне деньги? Твой отец платил иначе.

— Чем же? — Алинор растерялась.

— Пей вино, девушка.

— Может быть, рабами? Или тебе нужно было что-то особенное для колдовства?

Осуму промолчала.

— Может быть, он продал тебе душу, старуха?

— Он давал мне… себя,— пробормотала ведьма.— Прошу тебя… пей.— Она взглянула на гостью и захохотала.— Он занимался со мной любовью! Ты изумлена? Ах-ха-ха! Да-да! Разве тебе самой неведомы желания тела, девушка? Неужели ты думаешь, что они пропадут, когда ты состаришься?

Алинор на самом деле испытала легкое потрясение. Но она умела скрывать свои чувства. Ответив на смех Осуму презрительной улыбкой, девушка вдруг поняла, что от этой отвратительной старухи ей ничего больше не нужно, и полезла в мешок за последним предметом.

— Пей вино, дочь Эримиора.

— Погоди. Сначала покончим со всеми делами. Тебе знакома эта вещь? — Она показала кинжал, который Эримиор собирался использовать во время ритуального жертвоприношения.

— Весьма возможно.

— Его ты тоже продала моему отцу?

Глаза Осуму сузились.

— Может быть. Но зачем ты…

— Я хочу, чтобы ты посмотрела на него, Осуму.

Алинор медленно наклонилась вперед. Позолота на рукояти блестела в тусклом свете ламп, острие было направлено прямо на старуху. Внезапно чего-то испугавшись, ведьма отодвинулась.

— Теперь смотри,— сказала девушка,— на печать, что на лезвии, рядом с рукоятью.

Затем она сделала быстрое движение — клинок, находившийся на расстоянии ладони от лица Осуму, словно ожил и прыгнул вперед. Книги и кубки полетели на пол. Тонкая кровавая линия четко обозначилась на серой, морщинистой коже.

— Ах ты, шлюха! — задохнулась Осуму.— Так ты поэтому?.. — Она осеклась.

Алинор поднялась и вытерла лезвие о циновку. Осуму упала назад, ударилась о стену и, съехав вниз, застыла в неловкой позе со скрещенными ногами.

Она не отрывала взгляда от Алинор, ее глаза горели яростью, в горле у ведьмы клокотало, но она не могла произнести ни слова.

— Немного сока растения динг,— небрежно бросила Алинор.— Ты умрешь, но сначала просто не сможешь ни двигаться, ни говорить.

Девушка быстро собрала в мешок принесенные вещи, затем потянулась к чаше с вином, из которой не вылилось ни капли. Поднося чашу к губам, она не сводила глаз с ведьмы.

— Не-е-ет,— покачала головой Алинор.— Я не стану вкушать твоего вина. Так что, Осуму? Я должна была это выпить? Ты хотела этого, старая ведьма? Ты ведь добавила сюда яд?

Глаза Осуму затуманились, но она все так же пристально смотрела на Алинор.

— А ведь я права, да, Осуму? Мне, пожалуй, лучше не пить это. Может, кто-нибудь попробует это вино за меня, а? — Алинор встала, обошла столик и склонилась над ведьмой, которая неотрывно следила за ней глазами.— Пей, ведьма!

Девушка поднесла чашу к приоткрытым губам колдуньи и наклонила ее. Большая часть вина пролилась, но немного все-таки попало в рот старухи.

Алинор задумчиво взглянула на нее.

— Медленно действует, да, Осуму? А сок дин-га убьет тебя только к вечеру. Будет больно. Но это хорошо, что тебе придется помучиться. В гибели моего отца есть и твоя доля вины. Но я не могу ждать, пока ты умрешь. А что если я плесну немного этого вина тебе в глаза?

Осуму хрипло выдохнула. Будь у старухи возможность кричать, от ее вопля поднялись бы мертвые.

— Да-да. Через глаза яд быстрее попадет в кровь. Нет, прямо в мозг — и будет шипеть на костях. Что скажешь, Осуму?

Ведьма снова выдохнула.

Алинор подняла чашу над головой колдуньи и наклонила ее. Вино закапало вниз, попадая в глаза Осуму, и в них отразился ужас.

Поставив чашу на столик, девушка удовлетворенно кивнула. Она не стала ждать, пока старуха умрет, а, быстро пройдя по комнате, набила кожаный мешок предметами, которые, по ее мнению, могли пригодиться для магических ритуалов. Большая часть вещей оказалась бесполезной: статуэтки, украшения, мелкие безделушки. Травы, благовония, свечи, ножи — это Алинор и сама легко могла найти и затем освятить должным образом. Из дневников и книг отца девушка узнала достаточно, чтобы разбираться, что надо брать те предметы, которые уже наделены темной силой.

Набрав почти полный мешок, Алинор вышла, плотно прикрыла дверь и быстро направилась к лестнице.

Однако внизу она задержалась. За стенкой, которая закрывала коридор первого этажа, домовладелец орал на молодых мужчину и женщину, требуя, чтобы они немедленно убирались из его дома. Алинор осторожно выглянула из-за угла: молодая пара, похоже, выезжала из комнаты, расположенной прямо под комнатой Осуму.

Дождавшись, когда все уйдут, девушка взвалила мешок на спину, вышла в проулок и спокойно, будто ничего не произошло, вернулась к паланкину. Зевак уже не было, городских стражников тоже.

В таверне «Драконье Семя» шла обычная гулянка. Сэндас ходил сюда каждый вечер и приглашал всех помериться силами в метании ножей — своем недавнем увлечении. Он стоял в углу у дальней стены и то и дело прикладывался к кружке с вином, смеясь над грубыми шутками приятелей, и становился серьезным, лишь когда подходил к линии броска и целился в мишень.

Была середина вечера, и, хотя вино текло рекой, настроение у присутствующих было еще вполне благодушным. Сэндас только что выиграл еще одну кружку и весело поддразнивал своего соперника, когда вдруг увидел свою бывшую возлюбленную.

Улыбка медленно сползла с его лица, кружка выпала, но не разбилась, а вино потекло по столу. Сэндас замер: Алинор показалась ему поразительно красивой — такой она не выглядела даже в мягком свете восковых свечей в своей комнате.

— Ты участвуешь в следующем туре, Сэн? — спросил его один из приятелей.

— Нет, нет. Продолжайте без меня…

Он перешел к другому столу и жестом пригласил девушку. Она подошла и села напротив.

— Что стряслось, Алинор?

— Я просто хочу поговорить с тобой, Сэндас.

— Но ты не будешь больше спрашивать о Хавлате? — шепотом поинтересовался он.

— Нет. О Хавлате больше ни слова.

— Потому что я и так уже провинился перед ним. Мне надо…

— О Хавлате говорить не будем,— заверила его Алинор.

— …Сидеть и не высовываться хотя бы некоторое время. Вчера вечером я…

— Тихо, Сэндас. Я просто хочу попросить об одном маленьком одолжении.

— Вчера вечером… — Сэндас посмотрел Алинор в глаза и вздрогнул: ему показалось, что они излучали сияние.

— Нет, мы не будем говорить о Хавлате,— повторила Алинор и накрыла его руку своей,— хоть мое дело и касается его. Просто я хочу попросить тебя об одном одолжении. Мне надо, чтобы ты…

Сэндас смотрел на нее не мигая. Свет в зале неожиданно показался ему приглушенным, предметы приобрели расплывчатые очертания, голоса посетителей, до этого громкие и ясные, теперь доносились как будто издалека. Сэндасу почудилось, что он медленно погружается в воду, и единственное, что еще сохраняло ему жизнь,— это тепло руки Алинор. Тепло руки да еще странные глаза девушки.

— …Чтобы ты поговорил с Хавлатом кое о чем. Ради меня, Сэндас. Ты это сделаешь?

Ее голос был ласковым и нежным, как и ладонь, и таким же глубоким, как ее глаза. Весь мир сосредоточился в глазах Алинор, а голос невероятным образом, словно обретая плоть, впивался прямо в мозг.

— Я хочу, чтобы ты побеседовал с ним о моем отце, Сэндас,— говорила Алинор — Ты это сделаешь, Сэндас? Ради меня? Ты должен вести себя решительно, иначе Хавлат увильнет от этого разговора. Тебе, пожалуй, придется обнажить меч — просто чтобы показать ему, что ты не шутишь. Понимаешь, возлюбленный мой?

Конечно, ему все было понятно. Об этом он и сам уже не раз думал. Он давно собирался так поступить, причем не только ради Алинор и себя, но и ради всего Аренджуна. Шум таверны постепенно стихал у него в ушах, и теперь он слышал только голос девушки.

— Ты понимаешь, Сэндас, любовь моя?

— Да, конечно…

— Ты сделаешь это прямо сейчас?

— Да, конечно.

— Пошли. Я подвезу тебя в своем паланкине. Хорошо?

— Да. Конечно…

Они встали. Алинор ни на миг не отпускала Сэндаса, и молодому человеку казалось, что если девушка уберет руку, то он задохнется или упадет, не сходя с места — погибнет без ее поддержки.

Когда они подходили к выходу, один из приятелей Сэндаса окликнул его:

— Эй, Сэн! Ты куда? Мы начинаем новый тур!

— Оставь его в покое,— усмехнулся другой.

— Сэндас! Еще один круг!

— Оставь его, Чор. Красивая баба мужика-то уж всегда утащит.

Третий, расхохотавшись, поправил его:

— Богатая и красивая баба, приятель. Да-да, богатая и красивая…

Даже прохладный вечерний воздух не заставил Сэндаса очнуться. Он шел за Алинор как во сне и даже не заметил, как сел в паланкин.

Он слышал только свои собственные мысли: «Да-да, я поговорю с Хавлатом. Обнажу меч. Я хороший фехтовальщик. Один удар — и все. Но поговорить надо. Эримиор погиб, и в этом виноват Хавлат. Он должен знать, что горожане этого не простят. Надо все объяснить Хавлату».

Когда паланкин остановился, Алинор показал рукой на парадный вход в дом Хавлата:

— Теперь я тебя отпущу, Сэндас…

— Нет…

— Все будет в порядке. Ты сейчас выйдешь, отыщешь Хавлата, поговоришь с ним и покончишь с этим делом. Понял?

— Да…

— Отлично. Теперь иди.

Она отняла руку, и его пронзила острая боль. Он внезапно почувствовал себя очень слабым и больным. Но это ощущение сразу же прошло, и, выходя из паланкина, Сэндас сделал несколько глубоких вздохов, положил руку на рукоять меча и повернулся к дорожке, ведущей к крыльцу.

— Иди, Сэндас,— слышал он голос Алинор.— Иди…

Он пошел, не оборачиваясь, и даже не увидел, как слуги Алинор подняли паланкин, и тот начал быстро удаляться.

Вперед по дорожке… Вверх по лестнице…

При входе стояли двое слуг. Узнав его, они кивнули, открыли двери и поприветствовали стражника, но Сэндас не ответил.

Был еще ранний вечер, а значит, Хавлат, скорее всего, находился в кабинете в конце первого зала… Вместе с ним там может быть Куршахас… Куршахас? Ну и что? Какое ему, Сэндасу, дело до Куршахаса? Ему нужен только Хавлат. С Хавлатом надо поговорить… И меч…

Он пять раз стукнул в дверь молоточком, соблюдая определенную последовательность, так, чтобы хозяин знал, кто пришел.

— Войди,— послышался голос Хавлата.

Молодой человек шагнул внутрь комнаты и

толчком закрыл за собой дверь.

— А, Сэндас. Добрый вечер. Кажется, ты слегка перебрал, парень? И что тебе нужно?

Хавлат был один. Он сидел за столом, перед ним лежал развернутый пергаментный свиток, из открытой чернильницы торчали палочки для письма. Сжав рукоять меча, стражник приблизился.

— Сэндас! Да что с тобой, приятель? — Хавлат встал, оперевшись ладонями о стол.

Молодого человека пробрала дрожь. Ему казалось, что туман, окутавший его сознание, постепенно рассеивается, то накатывая, то отступая плавными волнами. И тогда Сэндас то чувствовал, что вот-вот может упасть, то в его мозгу начинал звучать голос Алинор, и силы сразу возвращались к нему. Хавлата он видел как бы сквозь завесу из красного пламени, а в душе его боролись ярость и страх.

— Сэндас? Сэндас!

Не отдавая себе отчета в том, что делает, стражник выхватил меч из ножен.

— Сэндас! Во имя богов…

Хавлат медленно пятился, пытаясь добраться до стойки с мечами, которая находилась возле масляной жаровни.

Стражник вскрикнул и, выставив перед собой клинок, бросился вперед. Хавлат поскользнулся и упал.

— Не-ет!

— За… Эримиора! — воскликнул Сэндас и опустил меч.

Хавлат откатился в сторону, лезвие, со звоном ударив в плиты пола, высекло из него искры.

— Стража! Стража! — Хавлат вскочил на ноги, подбежал к столу — Стража!

Будто в полусне Сэндас услышал грохот сапог по коридору. Надо было запереть дверь, а теперь придется бежать к окну рядом со стойкой с мечами… Снова подняв меч, Сэндас двинулся к Хавлату.

— Стра-ажа-а!

Снова грохот сапог, вопли и проклятия. Хавлат, сжавшись, испуганно смотрел на Сэндаса.

Раздались тяжелые удары в дверь.

— Скорее! На помощь! — завопил Хавлат.

Сэндас повернулся и побежал к окну.

— Схватить его! Живо! Хватайте!

Соня только что вернулась к себе в комнату. Было еще довольно рано, но она потратила целый день, чтобы найти работу, однако так ничего и не добилась, только смертельно устала. Вдобавок ко всему в таверне, куда она зашла перекусить и немного расслабиться, к ней привязался какой-то занудный юнец.

То и дело заглядывая девушке в глаза, он пытался доказать ей, что мир устроен неправильно: боги ленивы и равнодушны к людским бедам, правители злы и алчны, мужчины трусливы и вороваты, женщины… Жалобам его не было конца, и он так надоел Соне, что она вылила на голову бедолаги вино из своей кружки, бросила недоеденный ужин и отправилась домой, подальше от всей этой бестолковой суеты.

Единственное, о чем она сейчас мечтала — это раздеться и заснуть, и чтобы ей приснились широкие заснеженные долины под серебристой луной, а главное — никаких городов. Но удача изменила ей и на этот раз. Не успела она потушить лампу и юркнуть под одеяло, как на лестнице послышался грохот сапог, а затем кто-то начал отчаянно стучать в ее дверь.

— О боги! Неужели этот сопливый плакальщик из таверны притащился за мной?

Спрыгнув с кровати, она схватила меч и приготовилась изрубить в куски любого, кто осмелился нарушить ее покой. Одеваться воительница и не подумала: увидев обнаженную женщину, негодяй наверняка разинет рот, и это будет последнее, на что ему суждено поглазеть…

— Соня! Соня, открой!

Она пересекла комнату, откинула засов и распахнула дверь.

— Во имя Неба!.. Сэндас!

Он влетел в комнату и тяжело привалился к стене, вытирая пот со лба и стараясь отдышаться.

— Запри дверь!

— Какого демона ты…

— Соня, закрой дверь!

Она в замешательстве захлопнула дверь.

— Запри! — Он все еще говорил с трудом.

Она так и сделала, затем возмущенно поинтересовалась:

— Проклятье, ты мне скажешь наконец, в чем дело?..

— Они могли заметить, как я сюда вошел,— выпалил Сэндас.— Поживее, Соня, я тебя умоляю! Спрячь меня!

— Спрятать?

— О… — простонал он.— Если меня схватят, я погиб.

— Тысяча проклятий!..

Она окинула его взглядом: в том, что он попал в серьезную переделку, сомневаться не приходилось. Снаружи послышались голоса, звон оружия и грохот сапог.

— Они меня видели! — в отчаянии воскликнул Сэндас.

— Тихо! — Соня на миг задумалась. В комнате практически не было таких мест, где он мог бы… — Сэндас! Сюда! — Она выволокла стул из угла комнаты и взглянула наверх. Квадратный люк посередине потолка заметить было не так-то просто.— По-моему, это ход на чердак. Сегодня утром домовладелец что-то там искал. Шевелись, Сэндас!

Он поспешно залез на стул. Стражники уже входили в дом.

— Толкай!— крикнула Соня.

Сэндас отчаянно толкнул крышку, и она откинулась на ржавых петлях.

— Подтягивайся, и поживее! Проклятье!

Он вытащил меч из ножен, забросил его в люк, затем подпрыгнул, уцепился руками за края отверстия, подтянулся и исчез в темноте, закрыв за собой крышку.

Девушка слышала, как стражники поднимаются по лестнице. Стараясь не шуметь, она перенесла стул обратно в угол, вставила меч в выемку в полу и легла.

Через несколько мгновений тяжелые кулаки застучали по всем дверям подряд. Когда добрались до ее двери, Соня ответила не сразу.

Дверь заходила ходуном.

— Эй, там, просыпайтесь! Открывайте!

Соня нарочито громко зевнула:

— Вы что все, с ума посходили?

— Открывай! Хозяин! У тебя есть ключ?

— Эй, полегче! — крикнула Соня, взяла меч, подошла к двери и отворила ее, даже не накинув на себя хоть какую-нибудь одежду.

Стражники на мгновение замерли, увидев точеную фигуру обнаженной красавицы.

— Во имя Неба, что все это значит?

— Мы потревожили твой сон, да? — придя в себя, с вызовом спросил один из стражников.

— А ты не видишь?

— Ты носишь меч. Почему?

— Я воин, наемница. К тому же предпочитаю иметь оружие, если толпа буйных придурков станет ночью ломиться в мою дверь.

Кто-то в темном коридоре громко захохотал, затем крякнул, когда его ткнули локтем в ребра, и замолк.

— Как тебя зовут? — спросил стражник.

— Сейлисса из Стигии.

— Это твое настоящее имя? — Он зло прищурился.

— Нет.

— Мне нужно настоящее.

— Назови сначала свое, чтобы я могла пожаловаться на тебя. А потом и мое узнаешь.

— Девушка, ты издеваешься над сотником городской стражи.

— Стражник, я крепко спала, а ты разбудил меня. Теперь я тут мерзну, а твои приятели нагло глазеют на меня. Так чего же тебе нужно? Говори, и поживее!

Сотник побагровел от ярости. Стараясь не смотреть на Соню, он окинул взглядом полутемную комнату, затем проговорил, с трудом сдерживая злость:

— Мы ищем одного стражника — преступника, которого необходимо арестовать. Он вошел в этот дом.

— И ты думаешь, что я его прячу?

— Я думаю, что он находится в этом доме.

— А кто хочет его арестовать? Его мать? Или его бедная жена?

— Я тебя предупреждаю…

— А я предупреждаю тебя! Я оплатила эту комнату и не желаю, чтобы мне мешали отдыхать! Кто дал тебе право вламываться сюда?

Стражник выругался.

— Дайте мне пройти! — раздался голос из толпы, и Соня узнала его — это был голос хозяина.

Девушка вздрогнула. Если этот толстый идиот решит показать чердак, она будет вынуждена драться. Во что бы ни влип Сэндас, Соня, которая всегда не задумываясь поддерживала тех, за кем охотятся власти, непременно попыталась бы защитить этого глупого коринфянина.

— Пустите меня! — Жирный домовладелец протолкнулся в комнату Сони.— Это мой дом! — сердито напомнил он ей.— Ты заплатила за комнату, но я заплатил за дом, и я плачу за него налоги городу! Не забывай об этом! И если я пускаю сюда стражников, то это мое дело, а не твое! Поняла?

Соня заставила себя сдержаться. Если дело дойдет до схватки, она позаботится о том, чтобы этот толстяк первым отведал стали, но сейчас лучше попробовать разойтись мирно. У нее оставался только один козырь.

— А разве не может быть так,— спросила она сотника,— что, пока вы тут теряете время, пытаясь ворваться в комнату к несчастной женщине, этот преступник уже воспользовался вашей тупостью? Он, может быть, уже вылез из окна и находится на полпути в Аквилонию.

Недовольно крякнув и злобно взглянув на девушку, сотник повернулся к своим помощникам:

— Хватит глазеть, недоумки! Спускайтесь и окружите дом. Осмотрите каждый проулок в этом квартале! Живо!

Когда они ушли, домовладелец, окинув Соню долгим взглядом, прошипел:

— Надень что-нибудь на себя. У меня здесь не дом свиданий.

— А я не шлюха. Что-нибудь еще?

— Убирайся отсюда.

— С какой стати? — удивилась Соня.

— С тобой только одна морока.

— Проклятье! Это ведь ты пустил сюда этих негодяев!

— Не ори на меня! Я здесь хозяин. Ясно? Я хочу, чтобы ты убралась!

— Прямо сейчас? — взорвалась Соня,— Чтоб ты сдох, свинья жирная! Я заплатила за комнату, и тебе не удастся поживиться за мой счет!

Ошеломленный таким отпором, домохозяин отступил на шаг, затем опомнился и заявил:

— Тогда утром. С самого раннего утра ты должна исчезнуть!

— Мои деньги не хуже любых других!

— Ты можешь навлечь беду на мою голову, препираясь с городскими стражниками.

Затем, заметив, как у Сони сжалась рука, державшая меч, он побледнел и выскочил в коридор.

— Утром! — рявкнул он.— И ни мгновением позже!

Он с шумом захлопнул дверь, прежде чем Соня успела хоть что-нибудь ответить.

— Проклятье! — воскликнула она.— Чтоб его сотня демонов сожрала!

Со стороны окна снова послышался шум. Соня обернулась, скрипя от ярости зубами, но тут же узнала мальчишеский смех. И звон подков. И угрожающие крики стражников.

Она выглянула из окна: толпа уличных оборванцев радостно швыряла в мечников камнями и грязью.

— Проваливайте! — кричали они.— Эй, вы! Громилы! Вон отсюда!

Соня рассмеялась.

Вскоре стражники разъехались в разные стороны, чтобы продолжить бесплодные поиски, а сорванцы все продолжали свистеть и улюлюкать им вслед.

Соня высунулась из окна и крикнула:

— Эй, Чост! Опять нарываешься на неприятности?

— Привет, Соня!

— Лучше укради что-нибудь, пока стража занята!

Чост с друзьями убежали прочь.

Девушка отошла от окна, взяла меч и постучала в люк на потолке.

— Все кончилось, Сэндас! Выходи!

Молодой человек открыл люк и спрыгнул на пол. Соня оделась, прибавила огонь в масляной лампе, вылила остатки вина из кувшина и протянула чашу Сэндасу.

— Пей. А потом рассказывай, что с тобой приключилось.

— О боги!.. — Он сделал жадный глоток.

Соня обернулась, услышав, как у подоконника кто-то скребется: за карниз цеплялись Чост и трое его приятелей.

— Нам можно к тебе?

Она кивнула:

— Входите.— Она отперла задвижки и открыла окно.— У меня осталось немного хлеба и сыра. Только тихо, хорошо?

— Конечно! — Один за другим они перелезли через подоконник.

Сэндас посмотрел на оборванцев, затем перевел взгляд на Соню.

— Это друзья — Девушка ободряюще улыбнулась ему.— Ты среди друзей, Сэндас. Допивай вино. И объясни наконец, что происходит.

— О боги!.. — снова вздохнул он и поставил чашу.

Соня жестом указала ему на кресло в углу, и Сэндас сел. Чост с друзьями устроился на полу.

Девушка растянулась на кровати: — Теперь рассказывай.

Сэндас вздохнул, провел рукой по лицу и сбивчиво, тихим голосом начал говорить о том, что случилось накануне вечером. И о том, что он помнил, и о том, чего не помнил, но боялся, что это могло произойти…

Глава пятая

Незадолго до зари Хавлат все еще сидел в своем кабинете над непрочитанной книгой. Заниматься делами или спать ему мешала ярость, которой он не находил выхода. Где-то в городе еще рыскал один отряд стражников, но остальные четыре уже вернулись ни с чем. Похоже, изменнику удалось скрыться.

Хавлат злобно выругался.

Он не мог думать ни о чем, кроме как снова послать стражников обшаривать улицы, чтобы они притащили этого молодого коринфийского пса, которого он был готов разорвать на куски голыми руками.

Повинуясь порыву, он взялся за шнурок, чтобы вызвать одного из своих людей, но тут открылась внутренняя дверь, и в кабинет вошел Куршахас. Хавлат опустил руку.

С кошачьей гибкостью колдун двинулся к Хавлату и мягко положил ладони на полированное дерево стола.

— Этого молодчика еще не нашли? — вкрадчиво спросил он.

— Нет.

— Будешь продолжать поиски?

— Да, конечно. Но если они его не найдут… — Хавлат с опаской взглянул на Куршахаса.

— Ты хочешь, чтобы я помог тебе?

— Мне кажется, ты легко можешь его выследить.

Колдун пожал плечами:

— Все не так просто. Но Сэндас, кем бы он ни был, вовсе не враг тебе. Он просто субук — мельчайшая фигура на игровой доске. Им кто-то руководит. Его явно опоили. Или внушили, что он должен напасть на тебя.

— Как такое возможно?!

— Это не сложно. Я чую силу, которая его вела. Ее след, хоть и очень слабый, еще остался здесь.

— Но кто же тогда мой враг?

— Алинор, дочь Эримиора.

— Но она ничего не смыслит в магии!

— А разве Эримиор был колдуном? Вот когда он по твоему совету нашел наставника… Я уверен, что это она послала молодого человека убить тебя.

Хавлат побагровел:

— Тогда ее схватят еще до того, как наступит утро, и обезглавят к полудню!

— Будь осторожен, Хавлат. За твоей спиной и так уже шепчутся. Не горячись. Это может обернуться против тебя.

— Я пошлю целую армию к ее дому!

Куршахас едва заметно улыбнулся.

— Ее магия еще слаба. Подошли человека, который убьет ее тайно. Не давай нового повода для пересудов. На твоей совести и так уже слишком много явных преступлений.

Хавлат скривился:

— А твоя совесть чиста, Куршахас? Не тебе меня упрекать!

Колдун лишь усмехнулся в ответ, посмотрел в окно и сказал:

— Скоро рассвет. Мне пора уходить.

Он поплотнее закутался в плащ.

Хавлат пристально взглянул на него.

— Не люблю дневной свет,— продолжил Куршахас, глядя на Хавлата.— Он хорош для трусов. Люди обожают лгать и убеждают себя, что истина обитает на свету, но нам-то с тобой известно, что ее можно обнаружить только в ночи…

С этими словами Куршахас тихо повернулся и вышел. Хавлат, все еще стоявший рядом со шнуром, дернул за него, затем шагнул к столу, налил себе вина и, несмотря на то что у него уже немного побаливала голова, выпил.

Послышался стук в дверь.

— Войди!

На пороге появился один, из личных охранников Хавлата.

— Кто в моей гвардии самый лучший лучник?

Стражник подумал:

— Господин, во-первых, я сам. И есть еще человек по имени Сатхил.

— Подойди, Хест.

Тот приблизился.

— Я обещаю сделать для тебя все, что будет в моих силах,— сказал Хавлат,— если ты выполнишь мое поручение быстро и безошибочно. Понятно?

— Да, господин.

Хест подался вперед. Не так часто представлялась возможность быстро продвинуться по службе или получить полную независимость. Ради этого он был готов выполнить любой приказ хозяина.

— Знаешь дом, где жил Эримиор? Хорошо. Его дочь до сих пор живет там. Вчера вечером, как это тебе известно, Сэндас напал на меня. А повинна в этом Алинор, отродье изменника. Ее надо уничтожить.

— Будет исполнено, мой господин.

— Возьми лук и самую хорошую стрелу. Я подозреваю, что Алинор могла сделаться ведьмой. Это тебя не пугает?

—Нет, господин. Я верю в Митру. Стрела пронзит ее сердце прежде, чем она успеет открыть рот для заклинания.

— Прекрасно, прекрасно. Ты читаешь мои мысли. Теперь иди. Вернешься победителем — я выполню любое твое желание . Одна стрела в сердце ведьмы, Хест.

— Можешь считать, что дело сделано, мой господин.— Хест повернулся и вышел.

Хавлат тяжело вздохнул и посмотрел в окно. Утро еще не наступило. Это хорошо. Ночь — может быть, как сказал Куршахас, и лучшее время для истины, но и для преступлений она подходит как нельзя лучше.

Хест был прирожденным воином, и хоть детство и юность он провел на улицах города, где научился и воровать, и открывать любые замки, истинным его призванием было бесприкословно выполнять приказы. Служба у именитого вельможи казалась ему вершиной счастья, а теперь он получил возможность упрочить свое положение и завоевать признательность хозяина. О такой удаче усердный служака не мог и мечтать.

Он легко проник через задние ворота во внутренний дворик дома Алинор, запросто, словно пользовался ключом, открыл все замки и вскоре уже шел по безлюдным коридорам. Близился рассвет, небо постепенно светлело, птицы шебуршились и чирикали в листве деревьев, на которой блестели капли росы.

Хест не знал, где спала Алинор, но в домах знати спальни обычно располагались на втором этаже, и это были просторные комнаты с большими окнами – там летняя жара донимала не так сильно. Из дворика он заметил большую комнату наверху, в дальнем западном крыле дома, над садом, и теперь совершенно бесшумно, словно ступал по мягкому мху, направился прямо туда.

Дверь оказалась открыта, охранников не было, но слегка колебавшиеся портьеры мешали разглядеть, что было внутри. Хест проскользнул в комнату и остановился. Глаза быстро привыкли к полумраку, и он рассмотрел позолоченные лампы, бронзовые статуэтки, полки с книгами и свитками — несомненно, кабинет хозяйки дома.

Узкая дверь, скорее всего, вела в спальню. Он подошел к ней, достал стрелу из колчана, наложил ее на тетиву, а затем, держа лук в левой руке, медленно и осторожно толкнул дверь. Она тоже была не заперта.

Это могло удивить кого угодно, но только не Хеста: его господин сказал, что Алинор — ведьма, а кому придет в голову лезть в дом колдуньи, рискуя погубить душу и никогда не обрести покоя или, что еще страшнее, даже не попасть на Серые Равнины.

Он приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы юркнуть внутрь.

За легким прозрачным пологом, окружавшим кровать, он увидел спящую женщину, черные волосы которой разметались по подушке.

Хест натянул лук — столь тонкие занавеси уж точно не отклонят стрелу…

Зазвенела тетива. Стрела со стальным наконечником, который Хест предусмотрительно обмакнул в сильнодействующий яд, мелькнула в воздухе и вошла точно в цель, вонзившись глубоко под грудь…

Спящая даже не вздрогнула, но через пару ударов сердца очертания женской фигуры начали колебаться, рассеиваться…

Хест вздрогнул и едва не задохнулся от ужаса. На кровати никого не было — только куча смятых простыней, пришпиленных к матрасу его стрелой.

— Болван! — внезапно прозвенел женский голос.

Подскочив на месте, Хест обернулся…

— Недоумок! Ты думал, что меня можно захватить врасплох?

Бледнолицая, темноволосая женщина, одетая только в белую рубашку, двигалась к нему из темноты…

Нежная рука коснулась его запястья — и Хест оцепенел, не в силах даже шевельнуться.

— Ты недоумок! — презрительно повторила она.— Собака! Я ни на миг не усомнилась, что Куршахас или Хавлат подошлют ко мне убийцу.

Хест едва мог дышать, и ему оставалось только молча смотреть на нее.

— Ты вернешься к ним,— медленно проговорила Алинор.— Но не сразу. Посмотри сюда, воин…— Она склонилась над столиком, взяла небольшой глиняный сосуд и вытащила пробку.— Видишь это? Он заряжен магической силой. Ты же знал, что я ведьма? И не испугался? Или мечтал о награде, которую, несомненно, твой хозяин наобещал тебе?

По бледному лицу Хеста струился холодный пот, и стражник лишь беспомощно вытаращил глаза, когда девушка прижала открытый сосуд к его груди.

— Сюда перетекает твоя душа. Разве ты не чувствуешь этого? Я знаю, что чувствуешь. Ты не можешь вопить, но ощущаешь, как моя магия тянет из тебя душу, чтобы обречь ее на вечные муки во Тьме…

Он не смог закричать, даже когда Алинор отняла сосуд от его груди, хотя Хесту показалось при этом, что из него выдирают внутренности. Он просто смотрел на колдунью глазами, полными боли и ужаса.

Алинор тщательно закупорила сосуд и подняла его повыше.

— Когда я разобью его, ты умрешь,— спокойно объяснила она.— Но сначала ты вернешься к Хавлату и расскажешь ему о том, что с тобой произошло.

Хест почувствовал, что может двигаться, но не по своей воле. Лук выскользнул из безжизненных пальцев, сапоги застучали по плитам пола. Повернувшись, он направился к двери.

— Иди к своему хозяину! — шипела ему вслед Алинор.— Пусть это послужит ему предупреждением.

Чуть позже, когда рассвело и купцы Аренджуна начали ставить свои палатки на площадях, Хест вернулся в дом своего господина.

Хавлат, охраняемый четырьмя стражниками, принимал ванну, когда Хест, с трудом переставляя ноги, вошел в дверь и посмотрел на господина мертвенным, ничего не выражавшим взглядом.

— Хест, что с тобой произошло? На тебе лица нет!

— Она держит меня,— глухо отозвался тот.— Она захватила мою душу. Потом она примется за тебя!

— Хест…

— Она сейчас поднимает сосуд… Открывает его… О-о-о! — Он оглушительно завопил.— О боги! Спасите! Моя душа…

Корчась, он рухнул на каменный пол. Через несколько мгновений крики затихли, Хест последний раз дернулся и замер.

Грызя яблоко, Соня шла по просыпавшимся улицам Аренджуна, дабы подыскать себе новую квартиру. Слова бывшего домохозяина все еще звенели у нее в ушах: «Проваливай, и скатертью тебе дорога, потаскуха с мечом!» — но гораздо больше ее беспокоил Сэндас. Коринфянин ушел незадолго до зари, пообещав, что обязательно известит ее о своем укрытии. Она старалась задержать его, но он, рассказав свою историю, поспешил уйти. И теперь Соня опасалась за него, потому что Сэндас приобрел сразу слишком много врагов: Хавлат, Куршахас и, может быть, Алинор…

Но прежде чем заняться поисками Сэндаса, ей было нужно найти ночлег, и она шла к южной окраине города, останавливаясь у каждого старого здания, где видела желтую полосу ткани над дверями – знак, что здесь сдаются комнаты.

Чост с дружками тащились вслед за ней. Сытые и веселые (Соня угостила всех фруктами, сыром и легким вином), они теперь оживленно болтали, то и дело давая советы, где можно остановиться.

— У моего приятеля есть дядя, который держит постоялый двор…

— Она не захочет жить в доме твоего дяди! Это крысиная дыра! Могу поспорить, у нее есть деньги, чтобы позволить себе…

— А если поискать на другой стороне города?

В конце концов они настолько надоели Соне, что она поняла: ей просто необходимо хоть ненадолго избавиться от этих сорванцов. Она достала из кошелька золотую монету — одну из немногих, что еще оставались у нее.

— Видите это, парни?

Несколько пар глаз широко раскрылись.

— Тот, кто найдет Сэндаса и скажет мне, где он находится, получит золото. Договорились?

— Ты не шутишь?

— Небо свидетель, не шучу. Теперь идите. Он мне очень нужен. И чтобы никому ни слова!

Мальчишки бросились в разные стороны, и только Чост задержался на мгновение и обернулся. Соня положила монету в кошелек и многозначительно улыбнулась подростку:

— Пожалуйста, найдите его, Чост. Он в большой опасности.

— Ага…

— Постарайся, будь другом.

— Ладно, Соня.

Он тоже убежал. Девушка посмотрела ему вслед и направилась дальше по своим делам.

Уже приближался полдень, когда она подошла к убогому старому дому возле самой южной стены города. Она нисколько не боялась этого квартала, который пользовался дурной славой, а мечтала только о том, чтобы найти домовладельца, который принял бы золото от женщины с мечом и предоставил ей жилище по сходной цене. Ее деньги очень уж быстро таяли.

На ступеньках дома сидела дряхлая старуха. Подняв ко рту бутылку с вином, отпив изрядный глоток, вытерев губы тыльной стороной ладони и даже не взглянув на Соню, она спросила:

— Ищешь ночлег?

— Да…

— Не соглашайся на комнату на втором этаже.

— Почему?

Старуха скосила на нее покрасневший глаз:

— Там жила ведьма.

— Серьезно?

— Да. Умерла только прошлой ночью. Ее убили, могу поклясться. Может быть, другие будут говорить тебе, что она умерла от своего колдовства, но я считаю, что ее прикончили демоны…

Дверь внезапно открылась:

— Чего надо?

Домовладелец оказался обрюзгшим, слепым на один глаз мужчиной, от которого воняло вином и прогорклым жиром. Соня посмотрела на него в упор:

— Есть свободные комнаты?

— Есть,— буркнул он.

— Что стоит?

— Три медяка за одну ночь, пятнадцать за седмицу.

— А не дороговато?

— Три за ночь, пятнадцать за седмицу. Не нравится — найди другое.

— Я могу посмотреть комнату?

Одноглазый смерил Соню долгим взглядом с головы до ног, затем открыл дверь пошире и повел девушку по грязному коридору первого этажа.

— Это только комната. Обслуживать тебя никто не будет. Лошадь есть?

— Да.

— За домом — стойло, медяк за ночь.

— Дела у тебя, должно быть, идут неплохо.

— За лошадь — медяк за ночь.

— А корм?

Хозяин мрачно посмотрел на нее:

— Да. И корм. Медяк за ночь.

Соня оглядела комнату, еще более убогую, чем та, которую она только что освободила.

— Я согласна.

— Плати,— буркнул хозяин, протягивая ладонь.

Соня достала из кошелька последние медяки, которых хватило на оплату двух ночей. Теперь у нее оставалось только три серебряные и две золотые монеты.

— А ключ?

— Замок сломан давным-давно. Если хочешь, чтобы поставили новый, гони деньги.

— Ладно, забудь.

Найдя наконец пристанище, Соня вышла на улицу и заглянула в близлежащую таверну. Она собиралась поесть, а затем сходить за лошадью, чтобы поставить ее в стойло. Где-нибудь по пути девушка надеялась встретить Чоста или кого-нибудь из его приятелей.

Уже была почти середина дня, когда дочь Эримиора отложила книги и взялась за горшки и сосуды с настоями, порошками и благовониями, которые она забрала у ведьмы Осуму. События разворачивались быстрее, чем она рассчитывала, и Алинор понимала, что защищаться ей нужно серьезно, особенно по ночам. Хавлат, а тем более Куршахас, будут мстить. Следуя указаниям одной из книг Осуму, Алинор перебрала благовонные порошки и начала ссыпать их в медную жаровню.

В дверь постучали, и вошла Лейра с кувшином вина для госпожи.

— Поставь на тот стол. И подойди сюда.

Девушка с опаской приблизилась. Ее госпожа за последние дни стала совсем другой. Ходили слухи, что Хавлат считает ее своим врагом, а слуги к тому же шептались, что дочь их покойного господина — ведьма. Да и ее спальня теперь больше походила на ведьмовскую берлогу, чем на комнату жизнерадостной молодой знатной дамы, какой она была всего седмицу назад.

Даже не взглянув на рабыню, Алинор сказала:

— Лейра, пригласи сюда всех слуг.

— Прямо сейчас, госпожа?

— Да. Прямо сейчас.

Девушка с ужасом смотрела на порошки. Алинор подняла голову и нахмурилась:

— Чего ты ждешь?

— Ничего, госпожа!

— Ступай! Я жду!

Лейра бросилась разыскивать слуг по всему дому. Одному за другим срывающимся голосом она передавала приказ Алинор.

— Чего она хочет, Лейра? И почему ты так трясешься? Эту птицу пока еще нельзя снимать с огня…

— Прямо сейчас, Зендер! Брось все. Она велела прямо сейчас!

— Но, Лейра,— вздыхал конюх,— разве госпожа не понимает, что мне каждый день надо…

— Силум, делай что тебе говорят. Пожалуйста!

Последнего из слуг, Тирса, она нашла во второй кухне — он делал пометки о том, что здесь нужно вычистить и отполировать. Тирс служил в доме Эримиора очень давно и, можно сказать, был другом покойного хозяина, а Алинор знал с первых дней ее жизни.

— Что же могло так встревожить нашу госпожу? — бормотал он еле слышно, спеша по коридорам.— Могу поклясться, что за последние дни она изрядно изменилась. С тех самых пор, как забрали господина…

Лейра шла за ним, едва не наступая на пятки, но, как только Тирс переступил порог, Алинор захлопнула перед рабыней дверь. Та, увидев демонически холодные глаза госпожи, отшатнулась, однако странный аромат, витавший в комнате, успел коснуться ее ноздрей.

Едва дверь закрылась, Лейра услышала стук во внешнюю дверь и поспешила вниз. Там стоял посыльный — молодой, красивый, с пышными усами.

— Ты, должно быть, Лейра? — спросил он.

— Д-да… Откуда ты знаешь?

— Отправитель сообщил мне, что ты единственная служанка в этом доме. Вот, пожалуйста.— Он вручил ей запечатанную записку, но уходить не спешил.

Лейра развернула послание, но тут же спохватилась:

— Ах да, прошу прощения…

На столике возле двери Алинор держала медяки. Лейра вручила посыльному несколько монет.

— Спасибо. Доброго тебе дня.

— Всего наилучшего…

Эримиор требовал и от слуг, и от рабов, чтобы они учились читать, поскольку полагал: каждый человек должен стремиться к тому, чтобы знать и понимать как можно больше. Теперь Лейра неоднократно поблагодарила всех богов за доброту и терпение господина, который показал ей все буквы и научил складывать из них слова. Послание было от коринфийского стражника, Сэндаса.

«Лейра, я знаю, что могу тебе доверять. Может быть, ты уже слышала об ужасном преступлении, которое заставила меня совершить твоя госпожа. Меня переполняют горечь и страх. Я скрываюсь, причем не только от Хавлата, но и от Алинор. Ты должна мне помочь! Ради святого имени Митры, помоги! Пожалуйста, выйди сегодня ночью за городскую стену. В сотне шагов от северо-западной башни есть вязовая роща. Я буду тебя там ждать. Понимаю, что прошу слишком много, но заклинаю тебя именем Эримиора — господина, которого ты любила, и человека, которого я высоко ценил,— приди и выслушай меня. Писано в полночь. Сэндас».

Лейра в испуге прижала записку к груди, затем прочитала ее еще и еще раз.

Да, она должна выполнить просьбу Сэндаса. Но как? А если вдруг об этом узнает Алинор? А если…

Она снова пробежала записку глазами. Ради Митры и Иштар! Какая опасность угрожает Сэндасу? И что задумала ее госпожа?

В глубине дома открылась дверь комнаты хозяйки. В холодном поту, трясясь от страха, Лейра сложила записку и сунула за пазуху. Затем она поспешила по коридору и вверх по лестнице и в ужасе застыла на месте, увидев Тирса и других слуг, которые двигались ей навстречу. Они шли медленно, неуверенно, и пустыми глазами смотрели прямо перед собой — смотрели на нее, вернее, сквозь нее невидящим взором…

Тирс приблизился, и девушка обратилась к нему:

— Тирс? Что?..

— Лейра,— послышался голос ее госпожи.

Девушка испуганно обернулась. Алинор стояла у двери в свою комнату.

Лейра прижалась к стене, пропуская Тирса вместе с остальными, которые, не обратив на нее внимания, прошли по коридору и стали спускаться по лестнице, чуть ли не на ощупь.

— Подойди сюда, Лейра.

— Д-да, госпожа…

— Подойди ближе, Лейра.— Алинор улыбнулась.

Рабыня неуверенно двинулась вперед, пока не оказалась на расстоянии вытянутой руки от госпожи.

— Ты боишься, Лейра?

— Г-госпожа, я…

— Кого? Меня? Или их? Слуг можешь не бояться. Они и шагу теперь не ступят без моего приказа. Теперь они будут защищать и меня, и тебя. Я тоже не причиню тебе зла.

Девушка вздохнула и опустила голову.

— Я обрела власть над Силами, Лейра. Тебя это пугает? Бедный ребенок. Ни с кем ничего дурного не произошло. Просто их души теперь принадлежат мне, а тела подвластны лишь моей воле. Отныне все мои слуги не нуждаются в еде, не испытывают жажды, не чувствуют боли, не устают, и им не надо спать.

— А ты… не…

Алинор снова улыбнулась:

— Тебя я оставлю прежней. Ты не будешь дышать благовонием. Пока ты послушна мне во всем, не изменишься. Я ведь знаю, ты будешь служить мне, как это было всегда. Не правда ли, Лейра?

— Д-да, госпожа…

— Я так и думала. Храни верность мне, дитя мое, и тебе нечего будет опасаться. Ты понимаешь это?

— Д-да… Конечно, госпожа… — Лейра тупо кивала.

— Ты знаешь, что мой отец был хороший человек, Лейра. Он всегда по-доброму относился к тебе. Ты должна быть довольна, что я теперь мщу тем, кто мучил и кто убил его.— В голосе Алинор, до этого мягком и ласковом, зазвенел металл,— Кто стучал в дверь?

— П-посыльный.

— Ко мне?

— Д-да. Нет! Нет…

— Он принес какое-то сообщение, Лейра?

— Он попал не в тот дом. Ему надо было пройти дальше по улице.

— А! Тогда ладно.— Алинор повернулась, чтобы уйти в свою комнату.— Зендер не сможет сегодня приготовить ужин. Он охраняет дверь кухни. Не заменишь ли его у плиты?

— Да, госпожа.

— И если Зендер попросит есть, ничего ему не давай. И он, и другие не сразу привыкнут. Им может казаться, что они все еще испытывают голод, но их тела больше не могут принимать пищу. Поняла? Теперь беги. Мы-то с тобой будем ужинать.

Каждый шаг давался ей с трудом, сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди, нервы были напряжены до предела, как будто она зависла на краю пропасти без малейшей надежды на спасение. Всюду ей мерещилась опасность: то воины городской стражи, то пьяницы, то насильники.

Иногда ей вдруг думалось, что Алинор уже знает про нее все, хотя, когда она уходила, госпожа общалась с темными богами в наркотическом сне, наведенном черным лотосом…

А еще она все время ожидала, что тени напрыгнут на нее из-за каменных стен, повалят на землю, прокусят горло и высосут и кровь, и душу. Илорку…

И даже когда она вышла из городских ворот и спешила к роще по северной дороге, Лейра боялась, что Сэндаса там не окажется. А когда мужской голос хриплым шепотом обратился к ней: «Лейра! Слава Митре!» — девушка тоненько вскрикнула, решив на мгновение, что это тьма заговорила с ней и сейчас проклянет ее.

Сэндас вышел из-за дерева. В свете луны и звезд его доспехи отливали серебром, а поблескивавший на лице пот придавал сходство с привидением.

— Слава Митре! — повторил он,— О боги, детка, иди сюда, быстрее! Ты что, боишься?

Она пошла к нему и, хотя едва знала Сэндаса (встречала его несколько раз в ту пору, когда он был любовником Алинор), приняла его объятия, потому что они передали ей тепло его тела, тепло, в котором она сейчас так нуждалась.

— Тихо, тихо, дитя мое. Тебе ничего не угрожает. Все в порядке. Мы теперь оба в безопасности. Мы остановим Алинор. Всему этому ужасу скоро придет конец. Если ты мне поможешь, мы сделаем это…

Она взглянула на него снизу вверх и быстро-быстро, захлебываясь словами, начала что-то говорить, но тут же осеклась.

— Что? Что такое? — шепнул Сэндас.— Расскажи, что тебя тревожит.

Она отвернулась и выскользнула из его рук, уже почти спокойная.

— Алинор,— начала она и снова взглянула на Сэндаса, как бы ища у него поддержки. — Сегодня она заговорила… Околдовала… Что-то сделала со всеми слугами дома…

— Зачем?

— Прошлой ночью — ты не слышал? — Хавлат или кто-то другой послал к госпоже убийцу. Мне кажется, что она его уничтожила… Хотя она сказала, что просто затуманила ему мозги и послала обратно к Хавлату.

— Ничего об этом не слышал. Весь день я прятался.

— Но это правда, Сэндас.

Он вытер потное лицо и задумался.

— Она не должна жить,— пробормотал он еле слышно.

— Но ведь это госпожа Алинор! — воскликнула Лейра.— Не больше седмицы назад, всего

несколько дней, она была доброй хозяйкой, а не какой-то там ведьмой, не этой… Этой…

— Она сошла с ума! Думаю, она продала душу темным силам, чтобы отомстить за отца. А если она захочет принести в жертву тебя, чтобы довершить то, что пытался сделать ее отец? Об этом ты подумала? А ты жалеешь ее!

Лейра тяжело вздохнула:

— Скажи, чего ты хочешь от меня. Но я не могу обещать, что выполню твою просьбу. Больше всего мне хотелось бы скрыться, убежать… Хотя, боюсь, она найдет меня где угодно.

— Когда мы сделаем то, что надо, Лейра, нам не придется никуда бежать.

— Что я должна делать?

Он повел ее к плоскому камню за деревьями и усадил рядом с собой.

— Я не хочу причинить тебе зла. Но, пойми, живя в доме Алинор, ты постоянно находишься в опасности. Попробуй защитить себя. Да и меня тоже. Для начала тебе нужно сделать главное — завоевать доверие Алинор. Моли ее о защите. Скажи, что боишься, что не хочешь умирать, что ты сделаешь все, чтобы ей помочь. Это первый шаг. Если она позволит, будь с ней, когда она занимается колдовством. Скажи, что боишься оставаться одна, боишься слуг — что угодно. Если она поверит, что ты напугана до полусмерти или во всем зависишь от нее, то из тщеславия, может быть, и не станет тебя гнать. Потом зайди в ее комнату и постарайся отыскать наиболее важные для нее предметы — любые магические орудия, но, главное, самые ей нужные. Спрячь их. Когда Алинор обнаружит их пропажу, скажи, что приходили слуги Хавлата или Куршахаса и что они обыскали дом. Понимаешь?

— Да, да… — Лейра с трудом понимала, о чем он говорит.

— Возьми магические принадлежности и принеси их мне. Улица Виноторговцев, на юго-восточной стороне города, таверна «Знак Единорога». Хозяином там ловкий аквилонец. Он знает меня под именем Омбус. Ясно? Омбус.

— Омбус…

— Принеси мне эти вещи. Один-два дня хватит? Хорошо бы успеть за это время.

— Да-да…

— Я не могу тебе сейчас все объяснить. Но от этого зависит и твоя жизнь, и моя.

— Да, да…

— Ее необходимо уничтожить.

Лейра ничего не ответила.

— Ты боишься ее?

— Я… Не знаю…

Сэндас встал, тяжело вздохнув, и потянулся.

— Пошли. Я провожу тебя, Лейра.

Она смотрела на него остановившимся взглядом и молчала.

— Через день-два, Лейра, самое большое через три, все кончится.

Она кивнула. Но страх перед колдовством был сильнее надежды на спасение.

Глава шестая

Он проследил, как Лейра пробралась сквозь низкий кустарник небольшого садика и приблизилась к боковой двери дома. Задержавшись под масляной лампой, девушка открыла замок, затем обернулась и помахала молодому человеку рукой, давая знак, что все в порядке и он может уходить.

Сэндас подождал, пока она вошла внутрь и тихо закрыла за собой дверь, и быстро зашагал по улице. Теперь он мог вздохнуть свободно: ее отсутствия, похоже, никто не заметил. Сам он не боялся ходить ночью по городу, всецело полагаясь на свой воинский опыт и сноровку, а сейчас и вовсе любые страхи казались ему пустяком: он был доволен, почти счастлив, ибо больше не чувствовал себя беспомощной жертвой или загнанным зверем. Он перестал просто прятаться, спасая свою шкуру, и начал защищаться.

На пути ему не встретились ни стражники, ни пьяницы, ни грабители, и илорку нигде не прятался в тени. Но все же одна пара глаз не упускала его из виду.

Когда он повернул за угол и быстро пошел по переулку, пара маленьких легких ног поспешила за ним, тихо ступая по плитам мостовой. Сэндас не слышал этих шагов, да и в любом случае не обратил бы особого внимания на светловолосого уличного мальчишку, болтавшегося поздней ночью по улицам Аренджуна.

Тирс стоял на страже. Спокойный и молчаливый, совершенно неподвижный, бледный, как покойник, в тусклом свете луны, струившемся в боковые окна. Увидев его, Лейра остановилась.

— Тирс?

Он смотрел сквозь нее.

Лейра осторожно приблизилась:

— Ты не узнаешь меня, Тирс?

Она встала прямо перед ним. Старый слуга по-прежнему смотрел на нее пустыми глазами, лишенными малейшего признака разума.

— Тирс, ты больше не признаешь меня? — прошептала Лейра, и прозрачная слезинка поползла по ее щеке.

Девушка повернулась, чтобы пройти мимо. Безмолвный страж шевельнулся, и пальцы его сомкнулись на ее запястье. Она вздрогнула:

—Тирс! Это же я, Лейра. Ах, Тирс…

Несколько мгновений он смотрел на нее бездумным взором, затем отпустил руку и снова повернулся к двери.

Тихо всхлипывая от страха, Лейра поспешила к своей комнате, находившейся дальше по коридору. Войдя, она прислушалась, нет ли какого шума наверху — комната госпожи Алинор располагалась прямо над ней. В воздухе витал легкий аромат пьянящего черного лотоса, Решив, что госпожа, судя по всему, крепко спит, Лейра тихо разделась и юркнула под одеяло.

Но ей не спалось. Она то и дело прислушивалась ко всяким воображаемым ночным звукам, снова и снова вспоминая предупреждения Сэндаса, и когда наконец поняла, что заснуть не сможет, встала, зажгла свечу, вернулась к кровати, села, подтянув колени к груди и обняв их руками, и глубоко задумалась.

То ли теплый и живой огонек свечи, то ли собственные усилия отогнать все страхи и поверить, что все будет хорошо,— что-то успокоило ее настолько, что девушка незаметно задремала. Разбудил ее резкий звук, донесшийся сверху.

Лейра не знала, сколько прошло времени. Свеча сгорела ненамного. Прислушавшись, девушка ясно различила шаги наверху. Затем открылась дверь комнаты, кто-то спустился по лестнице, и наконец донесся слабый отзвук хлопка входной двери.

И все. Тишина.

Сон как рукой сняло. Лейра достала из-под подушки записку Сэндаса и перечитала ее, затем еще раз и вспомнила разговор в роще. Как глупо! Разве можно даже надеяться убить Алинор или заманить ее в ловушку? Она же колдунья…

«…А потом зайди в ее комнату и постарайся отыскать наиболее важные для нее предметы — любые магические орудия….»

Может быть, сейчас?..

Сейчас, пока Алинор нет дома, ведь другого случая может и не представиться. А потом бежать… Спасаться… Забыть обо всем этом как о ночном кошмаре…

Лейра, накинув легкий халат, выбежала из комнаты, взлетела вверх по лестнице и оказалась у двери Алинор еще до того, как успела осознать, что делает. Остановившись на пороге погруженной во тьму опочивальни госпожи, она заставила себя успокоиться. Когда Сэндас объяснял девушке, чего ждет от нее, она, соглашаясь, едва ли понимала толком, на что решилась, ибо страх и сомнения были гораздо сильней рассудка. Но сейчас, сделав первый шаг, она уже не могла и не хотела останавливаться, а страх, душивший ее последнее время, вдруг отступил. Навсегда ли, всего ли на миг — это уже не важно, главное — она была полна решимости действовать.

Лейра знала эту комнату как свои пять пальцев, поскольку уже более четырех лет ежедневно прислуживала здесь Алинор. На столике возле кровати стояла зажженная лампа. Лейра сняла еще одну со стойки у двери, взяла деревянную палочку, с ее помощью зажгла вторую лампу и стала медленно обходить комнату, разглядывая многочисленные старые книги на полках, кубки, амулеты, глиняные сосуды и множество других вещей. Она ничего не понимала в них. «Любые магические предметы…» Но что она могла взять, чтобы госпожа лишилась силы…

Внезапно Лейра услышала шум.

О Митра! Неужели Алинор вернулась так быстро?

Схватив с полки несколько испещренных символами украшений, Лейра повернулась, чтобы поставить лампу на столик, и при этом посмотрела на окно.

В лунном свете там виднелось что-то черное, меняющее очертания, подобное живой тени. Но оно не молчало, как тень, а скрипело и пощелкивало. И оно лезло в окно!..

Лейра завизжала.

Двойные рамы с треском распахнулись. Тень, струясь и переливаясь, начала принимать осязаемые формы…

Девушка кричала и кричала, уронив масляную лампу, огненные капли от которой разлетелись по деревянному полу.

Снизу донесся топот множества ног: Тирс и другие слуги спешили к ней…

Угрожающая черная тень становилась все реальнее…

В комнату Алинор ворвались Тирс и Силум, а за ними — остальные.

У окна стоял высокий мужчина в темном плаще, сверкая желтыми глазами и зловеще скаля красногубый рот. Он спокойно оглядел комнату, не обращая внимания на огонь, затем поднял руку. Слуги замерли. Лейра в ужасе отшатнулась.

— Остановитесь! — приказал он и посмотрел на Лейру.— Где Алинор?

— Она… Ее нет. О боги…

— Нет? Где она?

Лейра молчала, разинув рот. Масло, догоравшее на полу, обожгло ее ступни, девушка отпрыгнула и, наткнувшись на шкаф, больно ударилась.

— Где она?

— Кто ты? — взвизгнула Лейра и зажмурилась на миг, словно надеясь, что видение исчезнет.— Что ты такое?

Ночной гость гордо поднял голову.

— Я Куршахас-с-с,— прошипел он.— И пришел уничтожить Алинор. Где она?

Тирс напал первым, остальные устремились вслед за ним. Они передвигались тяжело и неуклюже, и Куршахас, глядя на них, расхохотался:

— Безумные! Бездушные! Околдованные! Так отправляйтесь во Мрак, дурачье!

Одной рукой он схватил Тирса за шею и поднял его над полом. Силум, подходивший с другой стороны, сжал кулаки, но колдун поймал его другой рукой. Острые когти распороли плоть, и Силум, не издав ни единого звука, отлетел назад. Из его разодранного горла хлестала кровь.

Куршахас, шипя, притянул Тирса к себе и молниеносно, как нападающая змея, вонзил клыки в горло старого слуги. Все так же держа его на весу, выгнув ему шею так, что она, казалось, вот-вот сломается колдун начал жадно лакать горячую кровь…

Лейра дико вскрикнула и бросилась к двери, но, едва выскочив в коридор, запнулась обо что-то и, упав, потеряла сознание.

Чост долго ждал после того, как Сэндас исчез в «Знаке Единорога». Он понимал, что нужно спешить к Соне, но ему хотелось есть, и он надеялся, что, если немного подождет, сумеет пробраться в таверну и стащить немного хлеба или сыра.

Но свет наверху все горел и горел, и Чост, опасаясь, как бы его не увидел домовладелец или кто-нибудь из постояльцев, все-таки решил отправиться к Соне. Он знал, где она живет, потому что до этого встретился со Стифой, и тот сказал ему, где остановилась рыжеволосая воительница В конце концов, на золотую монету можно купить столько еды, сколько ему и видеть-то не доводилось.

Добраться до обветшавшего старого здания для Алинор не составило труда. Она шла быстро и бесшумно, как привидение, так что никто ее не заметил, и вскоре она уже поднималась по лестнице к комнате, где еще совсем недавно обитала Осуму. Алинор искала талисман — амулет силы, о котором прочла в дневниках отца и в нескольких книгах, принадлежавших старой ведьме. С его помощью она надеялась победить и Хавлата, и Куршахаса.

Алинор не нужен был свет. Колдовство, которому она на удивление быстро и успешно обучалась, обострило все ее чувства до предела, и она могла различать предметы даже в кромешной тьме, а уж такой мощный талисман, который искала Алинор, она, несомненно, не могла пропустить. Молодая ведьма быстро обошла комнату, проводя руками по стенам и мебели. Пусто. Домовладелец, наверное, сразу продал пожитки умершей старухи городским торговцам, немало заработав на этом. Но талисман, как надеялась Алинор, он не мог продать.

Такую серьезную колдовскую вещицу Осуму должна была спрятать получше и уж во всяком случае не оставила бы ее на виду и не положила бы в какой-нибудь сундук. В своих дневниках отец писал, что видел талисман только однажды и слышал, что ведьма старательно прячет его от чужих глаз. Но вот где именно…

Еще раз пройдясь по комнате, Алинор вдруг почувствовала, как ноги ее коснулась едва ощутимая волна тепла, сменившаяся легким холодом, затем опять теплом и вновь холодом…

Наклонившись, девушка провела руками по доскам пола…

Здесь!

С несвойственной молодой знатной даме силой Алинор вонзила ногти в швы между досками и тут же нащупала крышку, которая, громко заскрипев, неожиданно легко открылась.

Внизу, под балками и досками, составлявшими пол комнаты Осуму, был потолок комнаты

Рыжей Сони. Девушка проснулась от ударов, скрипа и звука шагов над головой и подумала, что по ее душу явились не то сами Куршахас или Хавлат, не то их слуги.

Стараясь не шуметь, она быстро оделась, взяла меч и поспешила на второй этаж. Затаив дыхание, Соня прислушалась, а затем решительно шагнула к комнате, из которой доносились разбудившие ее звуки.

Дверь распахнулась, и в проеме возникла фигура в темных одеяниях. Соня прыгнула вперед, выставив перед собой меч.

— Ни с места, собака! — крикнула она и тут же осеклась, с изумлением увидев, что перед ней стоял не воин, а женщина, в которой наемница узнала дочь Эримиора.— Алинор?..

— Уходи! — прошипела та.— Дай мне пройти!

Но Соня и не думала подчиняться:

— Какие демоны принесли тебя сюда?

Алинор, не говоря ни слова, повернулась и, пробежав через комнату, встала возле закрытого окна.

— Ты Алинор, дочь Эримиора, я узнала тебя,— нахмурилась Соня.— Во имя Неба, что ты здесь делаешь? — Взглянув на женщину, она заметила в ее руке светившийся предмет, который поначалу приняла за масляную лампу.— Это что?..

— Ничего я тебе не скажу! Отойди от двери!

— Ах ты, ведьма! Отвечай, а не то я позову…

— Зови своих предков! — завизжала Алинор, поднимая руку. Таинственный предмет засиял ярче, мгновенно ослепив Соню, и она тут же начала слабеть, колени задрожали…

— Чтоб ты сдохла!

Упав на бок, так, что магический луч больше не касался ее, Соня почувствовала, что силы возвращаются. Выхватив кинжал, она запустила им в окно. Зарычав, Алинор отпрыгнула, и клинок глубоко вошел в деревянные ставни. В то же мгновение в комнате стало темно.

Снизу раздались голоса разбуженных постояльцев. Соня вскочила и, выставив меч, бросилась вперед, но Алинор распахнула окно и прыгнула на каменный подоконник. Воительница успела лишь крикнуть, когда молодая ведьма бросилась вниз, а меч со свистом рассек воздух.

— Проклятье! Она шустрее летучей мыши!

Сделав еще шаг, Соня наступила на камешек,

тускло мерцавший в темноте, наклонилась и подобрала его.

— Это она уронила,— пробормотала Соня.

Быстро схватив талисман, она сунула его в поясной кошелек и, не выпуская из руки меч, выглянула наружу, чтобы посмотреть, куда побежала Алинор, но на улице никого не было.

Из открытой двери неслись возбужденные голоса. Девушка обернулась.

— Что тут происходит?

— Во имя Митры! Можно подумать, здесь целая армия!

— Джос, спроси ее…

Джос, толстый одноглазый домовладелец, забежал в комнату.

— Что здесь происходит? — требовательно спросил он.

— Не знаю,— честно ответила Соня.— Наверное, это был взломщик. Я услышала шум… Это была женщина…

— Женщина?

— Да. Она выпрыгнула из окна. Удрала.

— Женщина-взломщик?

— Да,— кивнула Соня и, вспомнив о мече, вложила его в ножны.— Кто-то был здесь, Джос. Если не женщина, тогда демон в женском обличье и с женским голосом. Во всяком случае, она смылась и вряд ли прихватила что-нибудь с собой. Здесь же нечего брать.

Джос огорченно вздохнул:

— Ладно, ладно. Не знаю, что тут произошло на самом деле, но всем лучше вернуться в свои комнаты. И тебе тоже, женщина.

Провожаемая подозрительным взглядом хозяина, Соня вышла из комнаты и спустилась к себе…

Сев на кровать, она достала талисман и стала его рассматривать. Это был странный предмет из серебристого металла, но более тяжелого, чем серебро, со вставленными в него темными камнями и кусочками кости. По форме он напоминал чудовищную рептилию, свернувшуюся в виде символа вечности. Талисман будил какие-то смутные воспоминания, но какие именно, Соня не могла понять.

Она откинулась на подушки и задумалась. Теперь у нее на руках был отличный козырь или лазейка, через которую можно проникнуть в запутанную, изощренную игру дочери вельможи, врага вельможи и гвардейца другого вельможи. И колдуна. И Одно Небо знает, кто еще вовлечен в эти магические забавы.

Соня рассматривала талисман. Просто металл, камни, кость — ничего особенного, но это древняя, очень древняя поделка, и силой она, похоже, обладает немалой. Вон как светилась в руках Алинор… Или, может, колдунья давала ему силу?

Как бы там ни было, она непременно за ним вернется. Вот только когда?

Лейра очнулась на диване в комнате госпожи. У нее кружилась голова, руки и ноги с трудом повиновались ей, но все же она была жива.

Придя в себя, девушка сразу ощупала горло и взглянула на руки — ни малейшего следа крови.

— Теперь, во имя Мрака, скажи, что здесь произошло? — услышала она резкий голос хозяйки.

Лейра повернула голову, чтобы посмотреть на госпожу, стоявшую посреди разгромленной комнаты. Упавшие полки с книгами, шесть изуродованных трупов, разбитые лампы и украшения, открытое окно…

Окно!

Там больше не было никакой тени. Только серый свет занимавшейся зари. Лейра вздрогнула, всхлипнула и, отвернувшись от Алинор, свернулась колечком.

— Оно меня не тронуло! — рыдала она в подушку.— О Митра! О Иштар! О боги, боги, боги! Оно меня не тронуло!

Алинор подошла к ней:

— Выпей это.

Лейра испуганно взглянула на нее.

— Это вино. Выпей. А потом расскажи обо всем.

Лейра пригубила напиток, но вино показалось ей горьким, и она отказалась от остального. Алинор поставила чашку на стол.

— Рассказывай, Лейра.— Голос колдуньи звучал теперь намного мягче.— Что здесь произошло? Как погибли слуги? И почему, когда я нашла тебя, у тебя в руках были мои амулеты?

— И-илорку, госпожа!

— Что?

— Илорку! Я… Услышала шум, госпожа. Вошла сюда — и оно влезло в окно. Боги! Это было ужасно! Слуги не смогли остановить его. Я ударилась о полки… Схватила первое, что под руку попалось…

— Может быть, именно это тебя и спасло,— задумчиво проговорила Алинор. — Это обереги. Не от всего, конечно, но… Если сюда приходил действительно илорку…

— О боги, госпожа! Это был Куршахас!

— Куршахас?!

— О Митра… Митра!.. — Лейра судорожно вцепилась в подол госпожи.— Это был Куршахас! Куршахас! Я услышала треск… Вошла… Тирс и другие дрались с ним… А он… Он!..

Разжав пальцы, она упала на кровать и снова разрыдалась.

— О боги, боги! Это было ужасно! Это был кошмар! Такого просто не могло быть… Илорку!..

— Ш-ш-ш, Лейра… — Алинор погладила девушку по светлым волосам и обвела комнату холодным взглядом, в котором не было ни малейшего удивления.

— А ты уверен, что это был Сэндас? — спросила Соня Чоста.

Мальчишка уже давно сидел в ее комнате и успел довольно подробно рассказать обо всем, что видел и слышал.

Держа в одной руке кусок сыра, а в другой — ломоть хлеба и попеременно откусывая то от одного, то от другого, Чост поведал Соне, как болтался возле таверны на улице Виноторговцев, как заметил Сэндаса, который явно очень спешил и старался быть незаметным. Чост отправился за ним, чтобы удостовериться, что это на самом деле Сэндас, и дошел до северо-западных ворот, но дальше идти не рискнул. Потом девушка прошла через ворота и вскоре вернулась с коринфянином обратно в город. Чост поспешил за ними. Девица вошла в дом Эримиора, а Сэндас возвратился в «Знак Единорога».

Насытившись, Чост развалился на полу и закинул руки за голову. Соня сидела на кровати и рассматривала талисман, висевший на цепочке. Неожиданно она обратилась к Чосту:

— Так ты уверен, что это был Сэндас?

— Да, Соня.— Он сел.— Это что за штука?

— Какой-то талисман.

— Дай посмотреть.

Она бросила ему вещицу:

— Видел ее когда-нибудь?

Чост отрицательно покачал головой:

— Нет… Но он вызывает странное чувство.

— Это колдовской предмет.

Чост, состроив немыслимую гримасу, бросил талисман обратно:

— Колдовской?! Я больше до него не дотронусь!

— Он не причинит тебе вреда. ,

— Во имя Иштар! — воскликнул он.— Колдовство… Где ты взяла эту штуку?

— Ночью взломщик проник в комнату надо мной. Пока ты гонялся за Сэндасом.

— Взломщик?

— Да. Алинор, дочь Эримиора. Я погналась за ней, и она обронила этот предмет.

— Иштар!

Соня покрутила цепочку на пальце:

— Мне кажется, эта побрякушка вполне может оказаться талисманом Судикара. У людей, живущих на побережье моря Виалайет, есть легенда, что древний король Судикар пользовался талисманом, при виде которого его враги каменели от страха.— Она посмотрела на Чоста, который лежал с закрытыми глазами.— В этом городе за последние несколько дней произошла уйма событий. Устал?

Чост кивнул:

— Всю ночь носился по улицам, а теперь набил пузо… Спать хочется.

Соня поднялась:

— Ладно.— Она похлопала мальчика по плечу.— Отдыхай.

Чост тут же вскочил:

— А ты?

Она сунула талисман в поясной кошель:

— Я пойду поищу Сэндаса.

— Хочешь, я пойду с тобой?..

— Я хочу, чтобы ты поспал, Чост. Одному Митре известно, что произойдет в ближайшее время. Вполне возможно, мне понадобится твоя помощь.

— Ну тогда ладно…

— Если проснешься до того, как я вернусь… — Она достала из кошелька золотую монету.

Но Чост жестом остановил девушку:

— Нет, Соня.

— Мы же договорились: кто найдет Сэндаса, получит золотой.

— Если мне потом потребуются деньги, я у тебя попрошу. Ты меня накормила, напоила… И приветила… — Он робко улыбнулся.— А это дороже золотого.

Соня хмыкнула:

— Тогда ладно. Когда тебе будет нужно… — Она убрала монету, еще раз напомнила Чосту, что ему надо отдохнуть, и вышла.

Глава седьмая

Оставшись в одиночестве, Хавлат сел за стол, снова и снова вспоминая резкий разговор с Куршахасом. — И ты не мог ее найти? Волшебник! На что годится вся твоя магия? Ее надо уничтожить, пока она не…

— Дурак! Заткнись, Хавлат, иначе я за себя не ручаюсь! У нас есть еще две ночи. Занимайся своими делами, а в мои не лезь. Ты теряешь хватку, Хавлат. Не оскорбляй меня, не то я выпью твою кровь и обреку на вечные муки твою душу.

Теперь, успокоившись, Хавлат не мог не согласиться, что Куршахас прав. Его власть и сила уже не так велики, как прежде. Мог бы и раньше заметить и тем более должен был хорошенько подумать, когда много лун назад Куршахас пришел к нему и предложил особые услуги, намекая на то, что может сделать его королем, если Хавлат поможет ему кое в чем и позволит удовлетворять его не совсем обычные нужды.

Хавлат тяжело вздохнул: да, он совершил немало серьезных преступлений, но ведь никак не мог предвидеть, что именно это преступление станет для него роковым. Он же не ясновидящий! Да и они не всегда оказываются правы.

Он сердито тряхнул головой и отпил вина. Во всем виноват Куршахас! Колдун. Илорку. Наверняка он, Хавлат, не первая его жертва.

Этот демон в человеческом обличье уже много веков, может, даже с самого начала времен, ходит по земле, отыскивает подходящих ему людей, льстит, соблазняет и развращает посулами славы, богатства, величия. А что он просит взамен? Вроде бы ничего особенного. Но на самом деле вытягивает из своих жертв жизненную силу, полностью подчиняет себе и врывается даже в сновидения, отравляя их бесконечными кошмарами.

Куршахас — вот источник всех бед, главный и самый опасный враг. А значит, бороться надо прежде всего с ним.

«Охотник, который расставляет много ловушек,— услужливо подсказала ему память старое изречение,— может забыть про какую-нибудь из них и попасть в нее.»

«Но охотник, попавший в ловушку,— тут же возразил Хавлат,— знает, как она устроена, а зверь — нет».

Ночь, полная колдовства, убийств и кошмаров, закончилась. В Аренджуне наступил рассвет.

Запели птицы, деревянные колеса тележек торговцев застучали по каменным мостовым. Отпирались двери, распахивались ставни, гасли лампы. Бродяги ныряли в проулки, девицы, до утра продававшие свое тело, отправлялись спать, открывались лавки, ночные патрули сменялись дневными.

День начинался радостно, и даже сгустившиеся над городом грозовые тучи несли благость. Стоявшая несколько дней жара измучила всех, улицы пропылились, листва на деревьях пожухла. А потому весело застучавшие по растрескавшимся камням крупные капли дождя горожане встречали ликованием.

Соня шла на юг по улице Виноторговцев. Она бывала здесь и прежде, но никогда не заглядывала в «Единорог», который располагался на отшибе, у южной стены Аренджуна. С восточной стороны таверны стояло разрушенное здание, а позади — заброшенное поле. Дверь была открыта настежь. Тощая старуха протирала стойку. Соня вошла, стуча каблуками по грубым доскам пола, и села за столик. Старуха подозрительно на нее покосилась, но все же оставила свое занятие и подошла.

— Что будешь заказывать?

Соня попросила принести яичницу и легкий эль. Старуха кивнула и отправилась на кухню.

Глаза Сони быстро привыкли к полутьме таверны, и, осматриваясь по сторонам, она заметила невысокого мужчину с перекошенным лицом, прилично одетого, сидевшего у противоположной стены. Он пристально глядел на девушку, и она невольно начала тоже смотреть на него.

Как бы между прочим незнакомец потер левый глаз, и Соня узнала этот жест. Мужчина был соглядатаем, Такие люди обычно слонялись по улицам, торгам, тавернам, постоянно держа глаза и уши открытыми, а потом продавали сведения за любую сумму в золоте или серебре, которую только могли выторговать.

Подав знак, мужчина вопросительно взглянул на Соню. Она потерла шею правой рукой и откинулась на спинку стула. Многозначительно улыбнувшись, соглядатай встал, подошел к столику Сони и уселся напротив нее.

— Доброе утро,— улыбнулся он.

— Доброе утро.

— Не могу ли я чем-нибудь помочь?

— Может быть,— пожала плечами Соня.— Все зависит от цены.

Незнакомец снова улыбнулся:

— Это не самое главное.— Он лениво скользнул взглядом по великолепной фигуре девушки.— О цене мы поговорим позже. Надеюсь, сторгуемся.

— Я ищу стражника.

— Какой службы? Городской, королевской? Или чьего-то личного охранника?

— Охранника.

Глаза у соглядатая загорелись.

— Прекрасно. Кто такой? Что натворил? У кого служил? И как давно?

— Один из гвардейцев Хавлата.

Соглядатай почесал затылок:

— Это будет стоить недешево.

— Где он?

— У самого могущественного вельможи Аренджуна есть множество…

— Не играй со мной словами, собака.

Соня говорила совершенно спокойно, но ее собеседник мгновенно почувствовал угрозу.

— У него есть имя?

— Сэндас.

— Может быть, я его и знаю. Но скорее всего он сменил имя.

— Конечно, сменил. Я хочу знать, в какой комнате он живет.

— Похоже, ты и так уже знаешь немало.— Соглядатай с опаской посмотрел на Соню, затем склонился через стол.— Покажи-ка, как выглядит твое золото.

Соня слегка подалась назад, словно собиралась достать кошелек, и тут же резко вскочила, отбросив стул к стене, и опрокинула стол на соглядатая. Он взвизгнул, когда тяжелая столешница придавила его к полу. Девушка, обойдя стол, приставила острие меча к горлу мужчины.

Тот, едва дыша, в ужасе смотрел на нее.

— Что за… Что ты делаешь?

— В какой он комнате? — зловеще улыбнувшись, спросила Соня.

— На его двери — улитка…

— Вот тебе мое золото,— прошипела девушка, рисуя на его коже тонкую кровавую полоску.— Теперь вставай.

Она шагнула назад, дождалась, когда он встанет, и снова приставила острие к его горлу.

— Хочу тебя кое о чем предупредить,— прошипела Соня— Моя плата состоит вовсе не в том, что я сохраню тебе жизнь. Ты должен молчать. Если я еще когда-нибудь увижу твою мору, ты обратишься в камень. Видишь это?

Достав из кошеля талисман, она поднесла его к белому, застывшему лицу соглядатая:

— Узнаешь?

— О Митра! Да ты ведьма!

— Я выверну твою душу наизнанку,— пообещала ему Соня,— если ты еще хоть раз попадешься мне на глаза. Ты меня не видел. Ты никогда даже не слышал об охраннике этого вельможи. Понятно?

Соглядатаю все было ясно. Сэндас совершил нечто ужасное, и Хавлат, самый могущественный вельможа города, нанял эту странную женщину, воительницу и ведьму, чтобы она его выследила.

— Понятно? — повторила Соня.

— О боги, да! — задохнулся он.— Я ничего не скажу, клянусь!

Она отвела лезвие и спрятала талисман:

— Тогда уматывай. Скажешь хоть слово об этом, и твоя душа погибнет во Мраке.

— О Митра, меня уже нет! Улетел, как ветер! — Спотыкаясь на бегу, он выскочил из таверны.

Соня подавила улыбку. Может быть, она спасла Сэндаса. По крайней мере, этот соглядатай теперь дважды подумает, прежде чем предложит кому-нибудь купить у него сведения.

Воительница убрала меч в ножны, повернулась на каблуках и оказалась лицом к лицу со старухой, которая молча стояла рядом, держа поднос с едой.

Соня грозно взглянула на нее:

— Ты тоже никогда меня не видела!

Старая женщина коротко кивнула. Ее глаза оставались холодными, выражение лица — безразличным. Похоже, она привыкла держать язык за зубами.

— Комната с улиткой на двери — это наверху?

Сухая рука указала на противоположную стену общего зала.

Соня направилась туда, открыла дверь и пошла наверх. Нужная ей комната находилась в конце коридора. Девушка осторожно постучала. Ответа не было. Она постучала сильнее:

— Открывай, Сэндас!

В комнате послышались шаги.

— Во имя Митры, кто там?

Соня услышала, как свистнул клинок, вынимаемый из ножен.

— Это Рыжая Соня, ты, идиот! Открой дверь!

Дверь отворилась.

— Как ты узнала, что я здесь?

Соня вошла, закрыла за собой дверь и окинула Сэндаса внимательным взглядом:

— Это длинная история. Убери меч. Он тебе сейчас не нужен.

Сэндас подчинился.

— Тысяча проклятий, как ты меня нашла?

— Об этом позже. Я есть хочу.

— У меня только вино.

— Что ж, давай. Думаю, мою яичницу уже отдали собакам. Спасибо,— кивнула она, когда он передал ей бутылку.— Похоже, я тут напугала кое-кого. В ближайшее время тебя вряд ли побеспокоят, но как долго это продлится, не знаю.

— Соня, что происходит? Как ты меня нашла? Знает ли Хавлат?..

— Ничего не знает. Во всяком случае, мне так кажется. Но тебе лучше сменить жилье. Беглецам не стоит подолгу оставаться на одном месте.

— Я не могу переехать,— тихо ответил он.— Я должен ждать здесь.

— Кого? Рабыню Алинор?

Он уставился на нее, широко раскрыв глаза.

— Мне известно кое-что,— пояснила Соня,— но не все. Я хотела с тобой поговорить, потому что сегодня ночью произошло очень много событий. Надеюсь, ты поможешь мне собрать кусочки головоломки.

— А что Лейра?

Девушка пожала плечами и отдала Сэндасу бутылку.

— Не будем терять времени. У нас его, может быть, совсем мало. Если мне придется сражаться с упырями, колдунами и ведьмами в этом проклятом городе, то, клянусь Небом, я хочу знать, ради чего!

В доме еще пахло горелой плотью шести сожженных на заре трупов. Магический огонь бесследно уничтожил и тела, и души несчастных, но стойкий запах, зловещий и едва уловимый, остался.

Лейра чувствовала, что ей необходимо выбраться отсюда, из этого жуткого дома, хотя бы ненадолго.

Разобравшись с останками, Алинор заявила, что собирается отдохнуть. Лейра отпросилась купить кое-какие продукты, взяла корзинку и несколько медяков на столике у двери, наняла повозку с одной лошадью и быстро добралась до улицы Виноторговцев.

Посетителей в «Единороге» было немного — бродяги, несколько женщин, наемники в иноземной форме. Все взгляды устремились на Лейру. Она подошла к стойке и взглянула на тощую старуху, стоявшую за ней.

Та, хмурясь, приблизилась к девушке:

— Что надо?

— Я ищу друга. Его зовут Омбус,— шепотом сообщила ей Лейра.

Старуха побледнела:

— Кого?

— Его зовут Омбус,— повторила девушка.— В какой комнате он живет?

— Улитки. В ту дверь, второй этаж.

— Спасибо,— любезно улыбнулась Лейра.

Старуха, посмотрев ей вслед, окинула взглядом общий зал. Во имя Неба! Если в этом доме собираются заниматься колдовством, сможет ли кто-нибудь из этих негодяев помочь ей?

Лейра нашла комнату и робко постучала.

— Омбус? — негромко позвала она.— Омбус?

Дверь открылась. На пороге стоял Сэндас, бледный и измученный, а у дальней стены сидела рыжеволосая женщина в кольчуге-безрукавке. Лейра растерялась.

— Входи,— тихо проговорил Сэндас, взял девушку за руку и закрыл дверь.— Входи. Ты не знакома с Рыжей Соней, не правда ли? Соня, это Лейра, служанка Алинор.

— Здравствуй,— Соня окинула девушку внимательным взглядом.

— Давай, Лейра.— Сэндас показал на недопитую бутылку.— Садись, выпей.

— Нет, спасибо.

Соня улыбнулась:

— Присаживайся, Лейра. Нам хотелось бы узнать, что ты обо всем этом думаешь. Мы пытаемся разобраться в том, что происходит.

Беседа оказалась долгой. Каждый, рассказывая о том, что ему известно, словно выкладывал маленький кусочек мозаики, пока картина наконец не получилась если уж не законченной, то вполне понятной. Судя по всему, здесь столкнулись интересы знатных и богатых людей. С одной стороны, Хавлат и Куршахас. Куршахас — упырь, колдун, явно имеющий какую-то власть над Хавлатом. По другую сторону была Алинор, которая стремилась отомстить за смерть отца. Ее ненависть оказалась настолько сильна, что она рискнула прибегнуть к магии. Как эта знатная дама сумела стать колдуньей, никто не знал, но в том, что это так, не сомневались. Дальше все было более-менее ясно. Алинор, околдовав Сэндаса, хотела, чтобы, он убил Хавлата. Из этого ничего не вышло, и Хавлат в ответ подослал убийцу к Алинор. Тому тоже не удалось выполнить поручение. Сэндасу пришлось бежать. Прошлой ночью он встретился с Лейрой, чтобы договориться с ней и уничтожить Алинор, а колдунья в ту ночь зачем-то проникла в комнату, расположенную над комнатой Сони.

— Мне кажется, она приходила за магическим амулетом,— сказала Соня.— Алинор могла учиться колдовству у того, кто жил в этой комнате раньше. Я слышала, где-то на том этаже обитала ведьма. Прошлая ночь на самом деле оказалась ночью странных происшествий! Один из моих уличных сорванцов проследил за вами, а Куршахас явился к Алинор, чтобы уничтожить ее. Не застав ее дома, он набросился на тебя, Лейра, и на слуг.

— Но мы-то все равно не знаем, что делать дальше,— мрачно напомнил ей Сэндас и взглянул на Лейру.— Ты все еще согласна помогать мне?

Лейра коротко кивнула.

— Почему бы вам двоим просто не уехать из Аренджуна? — предложила Соня,— Здесь оставаться опасно.

— Соня! Ну как же ты не понимаешь! — в сердцах воскликнул Сэндас.— За мою голову назначат награду. Уж Хавлат-то об этом позаботится. И где после этого я смогу укрыться?

— А ты, Лейра? — Соня взглянула на девушку.

Та отвела глаза:

— Алинор все равно отыщет и убьет меня. Я ей нужна. И даже догадываюсь, зачем. Ее отец, замыслив уничтожить Куршахаса, хотел провести колдовской ритуал с; жертвоприношением, для которого необходима жизнь девственницы. Алинор наверняка мечтает завершить начатое.

— Но, Соня, ты ведь не имеешь ко всему этому никакого отношения,— напомнил Сэндас.

— Имею. Разве ты не знаешь, что Куршахас разыскивал меня после пира?

— Ты их с тех пор не встречала?

— Нет. Но я уверена, что Куршахас не отказался от своих замыслов.

Сэндас немного расслабился:

— Куршахас был уязвлен, в этом нет сомнений. Но вряд ли он все еще интересуется тобой. И он, и Хавлат сейчас хотят лишь одного — прикончить Алинор. И я тоже хочу этого. Больше всего на свете.

— Но, расправившись с Алинор, они ведь не оставят в покое жителей Аренджуна,— заметила Соня.

— Мне наплевать, что будет с Аренджуном! — Сэндас сжал кулаки.— Алинор — опасная ведьма, ее необходимо уничтожить. И это должен сделать я, чтобы Хавлат убедился: я не хотел его смерти. Тогда и моей голове ничто не будет угрожать.

Соня внезапно почувствовала отвращение:

— А ты уверен, что отважишься предстать перед своим разъяренным хозяином и перед Куршахасом?

Сэндас вздохнул:

— A y меня есть выбор? Если я принесу ему голову Алинор, он простит меня.

— Сильно сомневаюсь, что Хавлат умеет прощать.— Рыжеволосая воительница пожала плечами,— Впрочем, твое дело. А что касается Алинор… У вас с Лейрой есть какой-то план?

— Да.— он испуганно взглянул на Соню.

— Я не стану вмешиваться,— успокоила она его.— Но если будет нужна помощь, обращайтесь. Может, я буду в благодушном настроении, и вам удастся уговорить меня.

— Это касается только Алинор и меня,— заявил Сэндас.— Я все обдумал. Вот, возьми, Лейра.— Он достал из кармана кусок пергамента и вручил его девушке.

Там были изображены перекрещивающиеся линии, а внизу — несколько слов и подпись Хавлата.

— Где ты это раздобыл? — удивилась Лейра.

Сэндас нахмурился, чтобы скрыть улыбку:

— Сам нарисовал, только и всего.

— И что ты собираешься с этим делать?

— Читай. Это записка от Хавлата к Куршахасу, план, как убить Алинор и закопать ее в роще, где мы с тобой встречались. Сегодня ночью Куршахас должен схватить ее и принести туда, а потом они с Хавлатом принесут ее в жертву темным богам.

— И что я должна с этим делать? — спросила Лейра.

— Показать Алинор. Скажи, что нашла вчера ночью. Пусть она прочитает и решит, что Куршахас появится сегодня. Я достаточно хорошо ее знаю, чтобы утверждать: в полночь она отправится в рощу, надеясь застать там Хавлата одного и убить. Но там она встретит лишь мой меч, который снесет ей голову.

Наступило долгое молчание.

— Знаешь, Сэндас,— заговорила Соня,— даже если у тебя все и получится, Хавлат и Куршахас все так же будут творить безобразия. И вот это меня беспокоит больше всего. Но я не стану вмешиваться. Я просто пожелаю тебе удачи.

Убедив себя, что больше ее эти колдовские игры не касаются, остаток дня Соня провела в поисках работы.

К вечеру она договорилась с главой каравана какого-то вельможи. Караван отправлялся на запад через Коринфию, Офир и Немедию, чтобы закупить товары. Покинуть Аренджун он должен был через седмицу, а вернуться — через четыре луны. Вельможе были нужны телохранители и воины, и начальник охраны пообещал Соне, что она будет получать не меньше других стражников, если будет выполнять свои обязанности наравне с ними.

Перекусив в небольшой таверне и проглотив две кружки эля, девушка отправилась домой. Размышляя об утреннем разговоре, она старалась убедить себя не вмешиваться и даже не пытаться спасти Сэндаса от магии Алинор. Самоуверенный дурак! Соне уже приходилось сталкиваться с колдовством, и она знала: не всегда в борьбе с магами можно полагаться на честную сталь. Да и вообще, если это не вопрос жизни и смерти, лучше держаться от колдунов подальше. А этот задиристый щенок даже не распознал в Куршахасе настоящую темную силу, однако вызвался победить серьезную ведьму.

Возле дома она купила у уличного торговца – сыра и фруктов, не сомневаясь, что Чост все еще спит, а когда проснется, снова будет смертельно голоден. Ей было жаль этого славного парнишку, вынужденного скитаться по трущобам и явно заслуживавшего лучшей жизни.

Положив еду на стол, Соня села на кровать и вытянула ноги. Чост подкатился к ней, что-то пробормотал, но так и не проснулся. Девушка с улыбкой взглянула на него. Не совсем мальчик, но еще не мужчина, может, чуть младше Лейры. А жизненный опыт — как у старика…

В его возрасте Соня еще ничего не знала об окружавшем ее мире. И только потом, хотя и довольно скоро, ей пришлось узнать, насколько сложна эта жизнь, которая подобно маятнику качается между двумя крайними положениями: восторгом и счастьем с одной стороны, ужасом и агонией — с другой.

Она долго не могла понять, как хорошие, добрые люди, которых она иногда встречала, могли выживать в этом чудовищном мире. И как могли продолжаться эта бойня, это зло и насилие в мире, если и правда существуют добрые боги, о которых ей говорили те, кто в них верил. Ей казалось, что мир трясется, качается, неловко спотыкаясь на своем пути.

— Мир — это паутина,— говорил ей кто-то.— Паутина, где все взаимосвязано, и только боги знают как, а мы просто бредем наугад.

«Бредем наугад» — именно так можно было описать ее собственную жизнь. Иногда ту радость, которую она ощущала, гуляя в одиночестве по лесу или сидя у очага в хорошей компании, казалось, не мог вобрать в себя один человек. Но бывали, и не раз, мгновения, когда жизнь представлялась настолько бесцельной, бессмысленной, полной страданий, что культ самоубийства, существовавший у марииков, виделся ей вполне оправданным.

Но что больше всего изумляло Соню, так это неукротимая воля к жизни. Причем не только у воинов, которые выставляют напоказ силу и доблесть, не у купцов, вельмож, не у сильных мира сего, а у самых простых людей, не имеющих ни титулов, ни власти, ни денег. Для многих людей история представляет собой длинный перечень имен королей, названий великих битв, деяний высших богов. Но для простых мужчин и женщин история — это имена их предков, законченная работа, построенный дом, тихие радости, горе и слезы, рождения и похороны, воспоминания и мечты. Самые обычные люди, горожане и сельские жители, жили тихой жизнью, ссорились, молились своим богам, делились друг с другом хлебом, сыром и водой, давали приют путникам и без конца трудились.

Поскольку они не обладали каким-либо влиянием, власть не могла их развратить, они не были богаты, и деньги не могли свести их с ума, они не хотели ни с кем воевать, ибо не нуждались в чужих землях .И именно благодаря этим маленьким людям, которых так презирают люди богатые и могущественные, и держится этот мир. Их вечный труд, их верность устоям, их дети, которые, сменив родителей, подставят свое плечо, и есть основа мироздания. Они — фундамент большого дома.

В какой-то деревне, названия которой она не могла припомнить, Соня сидела как-то со старой женщиной, и они вместе смотрели на двух юных сорванцов, боровшихся в пыли.

— Вот это оно и есть,— говорила старуха,— наше будущее, смысл нашей жизни. Наши сыновья и дочери. С каждой новой жизнью мы стараемся улучшить самих себя. Когда-то наш мир был цветущим садом. Боги сотворили его светлым и радостным. Но человеку всегда чего-то не хватает. Вот люди и начали роптать, а боги за это наделили их всяческими пороками и сказали, что, когда люди их победят, мир снова засияет от общего счастья. Вот для чего мы живем. Ради наших детей. Чтобы учить их. Чтобы они стали лучше нас.

Соня снова взглянула на Чоста и подумала, что у нее тоже может быть такой сын, но тут же отбросила эту мысль. Хоть она и была молодой, сильной, красивой женщиной, ее жизнь складывалась совсем не так, как у других. И менять ее

Соня не собиралась. Она встала, прошла к столу, отрезала себе сыра.

Чост проснулся и сел, протирая глаза:

— Соня?

— Да, я здесь.

— Боги! Я что, проспал весь день?

— Да,— улыбнулась ему девушка,— весь день. Твои сны, наверное, были очень приятными, Чост. Очень…

Алинор прочитала записку и пристально посмотрела на испуганное лицо Лейры:

— Почему ты не сказала мне об этом раньше?

— Я… Я и смотреть на него боялась, госпожа.

— Еще бы! — Алинор пощупала пергамент, присмотрелась к подписи.— Похоже, это на самом деле написано рукой Хавлата. Какая удача!

У Лейры немного отлегло от сердца.

— Значит… Сегодня ночью, да? — Алинор прошла к масляной лампе и сожгла записку.— Стало быть, сегодня. Что ж, там и встретимся.

Лейра повернулась, чтобы уйти.

— Ты пойдешь со мной, Лейра.

— Д-да, госпожа.

— Теперь иди.

— Да, госпожа.

Дверь тихо закрылась за рабыней.

— Да,— еле слышно пробормотала Алинор.— Ты мне можешь понадобиться. Мрак требует невинной крови.

Глава восьмая

Наступил вечер, но дождь все не прекращался. Хавлат знал, что Куршахас появится только тогда, когда солнце полностью скроется за горизонтом и наступит ночь. Он приказал принести себе еды и поужинал в одиночестве.

Не успели слуги убрать подносы, как пришел Куршахас и молча сел напротив него. Хавлат внимательно посмотрел на колдуна:

— Будешь есть? Или пить?

Темные глаза Куршахаса сверкнули.

— Кто была та рыжеволосая женщина, которая бросила мне вызов несколько вечеров назад, на пиру, Хавлат?

— Понятия не имею.

— Не зовут Рыжая Соня, и она жила на южной стороне города. Узнать это мне помогли гадания и расспросы. Но теперь она съехала оттуда, а какая-то магия защищает ее от меня. Я не могу ее найти.

— Может, лучше поискать Алинор?

Куршахас ухмыльнулся, обнажив белые зубы:

— А если она помогает Алинор? Эта женщина — не ведьма, и все же теперь она находится под защитой колдовства. Если мы найдем ее, то, может быть, найдем и Алинор. Кроме того, она нужна мне самому. Я не хочу ее убивать. Просто она станет илорку. Ты правда не знаешь, где она?

— Снимает какую-нибудь дешевую комнатенку, я думаю. Или уже уехала из Аренджуна.

— Нет.— Куршахас встал.— Она в Аренджуне, и я ее найду.— Он криво усмехнулся.— Когда-то у меня были двадцать красавиц, все посвященные в темные тайны Ордру, все просто сходили с ума по алому вину жизни, и каждая обладала глубоким умом. Но их у меня похитили.

— Похитили? У тебя?

— Это было очень, очень давно, Хавлат. Их убили. Да, нас можно уничтожить. Но такие, как ты, никогда не смогут узнать, как это сделать.

Хавлат вздрогнул:

— Кое-что и мне известно, Куршахас. Солнечный свет, некоторые магические ритуалы…

— Ты против меня бессилен,— прошипел Куршахас. — Я знаю тебя. Ты принадлежишь мне. Много лун назад ты продал себя мне, приняв участие в обрядах Семрога.— Повернувшись на каблуках, Куршахас шагнул к двери, но затем снова повернулся.— Дневное создание,— медленно проговорил он,— ты для меня не более чем призрак. Ты и твоя раса — детишки. Дети, которые дряхлеют и умирают, так ничего и не узнав — ни мудрости, ни сути вещей. Вы страшитесь смерти, вы не умеете жить. Дурачье! Вы проходите, как дождь, Хавлат. Пришли и ушли, и ты и твои людишки… А мы, кто живет в гробах и могилах, прячется в тени, беседует с демонами, мы смеемся над вами и пожираем вас. И лишь избранных приобщаем к своим тайнам.

С этими словами Куршахас исчез — быстро и бесшумно, как тень.

Хавлат остался наедине с «вечерней тьмой, и дождем, и холодом…

…Он думал, как уничтожить Куршахаса.

Дождь утихал, хотя ветер все еще выл, носясь по полям за воротами города. До слуха Сэндаса долетал лишь бесконечный шорох капель, стекавших с широких листьев и стучавших по озеру, по кустам, камням и упавшим стволам.

И вот наконец на мощеной дороге, ведущей от ворот, зазвучали шаги. Сэндас выпрямился и покрепче сжал рукоять меча.

Две женщины, одетые в серые плащи, приближались к тому месту, где ждал Сэндас…

Он глубоко вздохнул. Шаги, приближались. Ветер шумел в листьях. В сером свете луны

Сэндас уже мог различить лица.

Она заснула! Задери демоны Митру и всех богов за то, что не помешали ей заснуть! Вроде бы и день-то был нетрудным…

Соня ускорила шаги. До северо-западных ворот еще идти и идти, а храмовые гонги по всему Аренджуну уже возвещали полночь.

Как же она могла так расслабиться?!

Она и выпила-то всего полкубка легкого вина, затем, чтобы дать отдых ногам, прилегла, но сна-то ни в одном глазу не было…

Соня все еще чувствовала себя усталой, разбитой, слегка одуревшей. Может, что-то было в ее вине? Или Алинор наслала забытье? Или Куршахас?

Она побежала, расплескивая лужи.

Задери демоны всех богов! И Сэндаса тоже. За его дурость!

— Лейра,— нахмурилась Алинор,— я не чувствую здесь какой-либо магии. Но все же что-то здесь не так…

— Алинор!

Она обернулась — глаза полыхнули желтым светом, а плащ взвихрился, как тень, пытавшаяся поймать лунный свет.

Лейра, взвизгнув, отпрыгнула в сторону.

— Сэндас! — невольно вскрикнула она.

Алинор зашипела. Сэндас взмахнул мечом:

— Ведьма! Получи за то, что предала меня!

Алинор легко ускользнула от клинка. Резко вскинув руку и указав пальцем на коринфянина, она прокричала несколько слов на странном языке. В тот же миг ее рука засветилась, как раскаленное добела железо. Сэндас снова поднял меч для нового удара, но ведьма сделала едва уловимый жест, и…

Сэндас завопил.

Лейра упала на землю, сжалась в комок и тоненько заскулила от страха, отказываясь верить в то, что видела собственными глазами.

Алинор громко зашипела, и из ее кулака в грудь коринфянина ударил белый луч. Клинок вылетел из ослабевших пальцев.

Рухнув на бок, Сэндас перекатился на спину. Не помня себя от боли, он разорвал на груди рубашку, резко выгнулся, обмяк и застыл, устремив последний взгляд уже мертвых глаз в бездонное ночное небо.

Алинор обернулась к Лейре:

— Ты! Ты знала обо всем! Мерзавка! Ты хотела моей смерти?!

Лейра завизжала на немыслимо высокой ноте и, не спуская глаз с хозяйки, начала, пятясь, отползать от нее.

Жадно вдыхая влажный полуночный воздух, Соня бегом проскочила ворота, оставив позади тусклые огни города, и, спотыкаясь, понеслась по неровно вымощенной дороге.

Впереди показалась роща. Соня побежала быстрее. Сердце едва не выпрыгивало из груди, ноги одеревенели, влажные волосы хлестали по лицу, глаза болели.

Вот они! Две фигуры в плащах — одна на земле. Но где же Сэндас? Неужели она его убила?

На бегу Соня выхватила меч, и в тот же миг вопль Лейры вознесся к небесам.

— Алинор! — рявкнула Соня.

Ведьма обернулась.

— Ты! — взвизгнула она, поднимая руку.

Соня бездумно отпрыгнула в сторону, когда рука Алинор засветилась, выхватила из кошеля талисман и подняла его вверх…

Он засиял в лунном свете как, раскаленный уголек, и осветил лицо Алинор, грудь, руки…

Ведьма, зашипев, отступила.

— Вставай! — крикнула Соня, подбегая к Лейре.— Живо, поднимайся на ноги!

Талисман все еще сиял, высвечивая искаженное ненавистью и страхом лицо Алинор.

— Отдай его… — зарычала колдунья.

— Лейра, спрячься за меня! Быстро!

— Он мой! Мой! — кричала Алинор, жмурясь и отступая еще на шаг, и еще.

— Лейра. быстрее! Уходим отсюда! Я за тобой!

Алинор, споткнувшись, упала на траву, по-прежнему прикрывая глаза.

— Тебе больно? — злорадно спросила Соня.— Помни, ведьма, талисман теперь у меня, и я умею им пользоваться! — Она мельком взглянула на Лейру.— Беги, девушка!

Лейра всхлипнула:

— Соня, я…

— Молчи! Не останавливайся! — И она тоже начала отступать.

Алинор исчезла во тьме, когда свет талисмана отдалился от нее, и только желтые глаза светились, словно у хищника. Затем и это свечение исчезло.

Наконец, когда они почти добежали до ворот, когда роща скрылась из виду, Соня положила талисман в кошель, сунула меч в ножны и схватила Лейру за руку.

— Теперь пошли, быстрее! Ко мне. Она попытается найти нас, и я не знаю, сколько у нас времени…

Чост с пятью друзьями через окно забрался в комнату Сони вскоре после полуночи. На столе было полно снеди: вино, сыр, хлеб и тонкие, крошечные кусочки хрустящего теста с медом,— так что и Чост, и Стифа, и все остальные сумели утолить голод.

Они не стали зажигать свет, но, пока набивали животы, решили, что до возвращения Сони не уйдут, чтобы она не подумала, что ее обчистили уличные воришки. Насытившись, они уселись на полу возле окна, где было немного светлее, и начали обсуждать дневные похождения. Вскоре лунный свет пропал, но, подумав, что ночное светило закрыли тучи, с самого утра кружившие над городом, никто не обратил на это внимания.

Двое парней неожиданно громко зевнули.

— Что-то спать хочется… — пробормотал Чост.

Он посмотрел в окно, и ему показалось, что одна из черных грозовых туч медленно вплыла в комнату и остановилась на расстоянии вытянутой руки от него и его спутников. Но это почему-то совсем не испугало, а лишь слегка удивило Чоста.

Мальчики один за другим засыпали, и в этом не было ничего странного, ведь за долгий день все очень устали, да и ужин для них, привыкших к постоянному голоду и лишениям, оказался весьма плотным.

Черный туман зашипел, и в нем вспыхнули два желтых огня, затем вдруг показалась рука, которая становилась все плотнее и плотнее. Чост равнодушно взглянул на нее, свернулся клубочком и задремал.

Соня ничего не заподозрила, когда поднималась с Лейрой к своей комнате, не ощутила никаких странных запахов, не слышала криков, не почуяла смертельной опасности.

Открывая дверь, она все еще думала о встрече с Алинор и о том, что ждет их грядущим днем, и вдруг увидела Куршахаса, стоявшего у окна. Он держал в руках мальчика, голова которого была откинута назад, а глаза, подернутые пеленой смерти, открыты, с горла на пол капала кровь. Куршахас поднял на Соню желтые глаза, и она резко остановилась на пороге.

— Во имя Эрлика! — задохнулась она.

Куршахас зашипел, уронил жертву, и окостеневший труп, белый, бескровный, с глухим стуком упал, но и это не пробудило его товарищей.

Соне внезапно показалось, что колдун, от которого исходили волны то холода, то жара, вырос до невероятных размеров, нависнув над ней, а ее сердце сжалось, усохло и жизни в нем осталось так мало, что она не чувствовала даже тихого биения.

Глаза упыря будто вытягивали из нее душу.

Но жажда жизни, которая всегда ее так удивляла, была в девушке невероятно сильна, и отчаянным усилием Соня отвела глаза от глаз Куршахаса.

— Лейра! Прочь отсюда!

Она отступила на шаг, протянула руку и ударила девушку по щеке, да так, что Лейра вылетела в коридор, стукнулась о стену и съехала на пол…

А Соня впрыгнула в комнату, ногой закрыла дверь и выхватила меч из ножен.

— Будь ты проклят!

Ужасно ухмыляясь, Куршахас шипел.

— Илорку!

С бледного подбородка колдуна медленно падали красные капли.

— Ты мне нужна! — рыкнул он.

Соня бросила быстрый взгляд на спящих мальчишек и громко крикнула:

— Чост! Эй, вы все! Просыпайтесь! Вставайте!

— Они не проснутся,— захохотал Куршахас,— пока я им не прикажу. Они видят мои сновидения и скоро заснут моим сном.

— Чудовище!..

— Я тебя знаю, Рыжая Соня! — продолжал Куршахас, будто не слышал ее. — Но ты напрасно пытаешься бороться со мной. Хочешь защититься при помощи колдовства? Я чувствую это. Ты, наверное, воспользовалась каким-нибудь жалким заклятием, Рыжая Ведьма, в надежде, что сможешь избавиться от меня? Ха-ха-ха! Твоя магия сумела развеять сон, который я наслал на тебя, но впредь она тебе не поможет. Теперь ты моя. Ты больше не будешь сражаться с магией, ибо она победила тебя, ты не убьешь больше ни одного демона, ибо сама станешь такой! Ты будешь алкать крови, скрываться от дневного света, спать в гробах и совершать обряды Семрога и Ордру! На колени!

Соня попыталась поднять меч, но он показался ей тяжелее горы. Глаза Куршахаса ярко горели, и девушка чувствовала, как желтые огни взрываются в ее голове, лишая воли, заставляя подчиняться. Невообразимо тяжелый меч тянул ее вниз.

Она рухнула на колени.

— Ползи! — приказал Куршахас и расхохотался.— Ползи! Ползи ко мне и моли, чтобы я одарил тебя поцелуем! Пол-лзи-и!

Она уронила меч. Ее голова закачалась вправо, влево, назад, вперед… Низвергающаяся подобно водопаду музыка зазвучала отовсюду. Соню охватили воспоминания детства, ей почудилось, что в руках Куршахаса она ощутит себя такой же защищенной, как на коленях отца, и что впереди ее ждут бесконечное блаженство, чудесный лунный свет и теплая земля, нескончаемые сновидения и алые реки, несущие жизнь и невыразимое счастье…

Она поползла. Царапая колени о деревянный пол, она натыкалась на Чоста и его друзей, переползала через них, боясь оторвать взгляд Куршахаса, который становился все выше, а глаза его все так же горели и манили, как окна далекого родного дома.

Домой… К Куршахасу…

— Иди, Соня… Сюда… Ко мне…

Непреодолимая сила влекла ее в объятия колдуна, но в душе рос и усиливался не менее мощный протест, почти животное отвращение к созданию Мрака, которое хочет лишить ее всего человеческого.

— Иди ко мне, Соня…

«Соня! Еще шаг, и монстр уничтожит тебя!»

— Сюда, Соня. Ползи…

«Человек рожден не для того, чтобы ползать! Встань, Соня!»

— Да-да, тебя ждет награда…

«Тебя ждет смерть! Ты станешь чудовищем!»

— Я здесь, Соня… — Он склонился к ней.— Ты любишь меня, Соня.— Из его желтых глаз струился холод.— Я твой господин, Соня.

Его зловонное дыхание коснулось ее щеки.

— Не-ее-е-т!

В ужасе и отчаянии она отшатнулась. Куршахас, рассмеявшись, потянулся к ней…

Но Соня, даже не понимая, что делает, вытащила талисман…

Глаза Куршахаса побелели.

С великим трудом преодолевая слабость, девушка поднялась на ноги — и колдун отступил.

Она подняла руку со вспыхнувшим талисманом — и упырь завизжал.

Собрав все оставшиеся силы, Соня бросилась вперед. Талисман ударил Куршахаса по груди. Белое свечение, казалось, заполнило его изнутри, взвился белый дым, раздалось громкое шипение. Куршахас отшатнулся и завопил.

В этот же миг комнату окутал черный туман, заслонивший окно. Колдун менял форму, таял — отступал. Соня рухнула на пол, отчаянно вцепившись в талисман. Призрак — черный дым, свернувшись, как ковер, перекатился через подоконник и исчез,

Очнувшись, Соня поняла, что прошло совсем немного времени. Ей больше не было страшно, злость тоже прошла. Услышав чьи-то всхлипывания, она перекатилась на полу и подняла голову.

Лейра сидела возле кровати и рыдала, закрыв лицо руками. Посмотрев на нее мутными глазами, воительница провалилась в сон.

Алинор благополучно добралась до своего дома, несмотря на то что не пошла не через северо-западные ворота, не желая встречаться со стражниками, которые, услышав крики, мчались к роще.

Прячась в тени и жадно вдыхая прохладный ночной воздух, который окончательно привел ее в чувство, колдунья проскользнула вдоль стены, вошла в город через небольшие северные ворота и переулками пробралась к дому.

Войдя в свою комнату, она зажгла масляные лампы, опустилась в кресло и посмотрела на себя в зеркало: бледная, измученная, губы дрожат…

Стало быть, талисман у женщины по имени Рыжая Соня, и она знает, как им пользоваться!

Алинор выругалась. Тот, кто обладает талисманом, получает и его силу. Если она не сумеет его раздобыть, ей не справиться ни с Хавлатом, ни с Куршахасом. Значит, нужно добраться до Рыжей Сони… Нужно…

Не успев даже осознать, насколько утомилась, Алинор заснула глубоким сном, хотя губы ее все еще продолжали что-то шептать.

Было уже позднее утро, когда Соня проснулась, сразу вспомнила, что произошло, и ярость мощной волной захлестнула ее. Лейра и мальчики с пепельно-серыми лицами молча стояли вокруг — все, кроме Стифы, друга Чоста, который лежал на полу. Он был мертв.

Соня протянула Лейре деньги:

— Уведи ребят. Купите еды. И не суйтесь сюда — я сама вас найду.

Они ушли, растерянные, напуганные. Соня накрыла тело Стифы одеялом с кровати, а затем отправилась в дом, где размещались отряды городской стражи, и сообщила об убийстве.

Девушку слегка удивило, что ее ни в чем даже не заподозрили и не стали задавать глупых вопросов. Прошлой ночью произошло еще одно непонятное убийство, в роще за городской стеной. Аренджун задыхался– от преступлений. Смерть подростка, в котором не осталось ни капли крови, несомненно, дело рук того же, кто совершил несколько таких преступлений. Городская стража давно ищет его и никак не может поймать.

— Кем был этот парень? Это твой сын? Брат?

— Его звали Стифа. Он мне не родственник. Просто уличный бродяжка. Я пригласила его, чтобы накормить. Он заснул. Я вышла, а вернулась поздно. Он был уже мертв. И обескровлен.

Один из стражников нахмурился:

— Он начал забираться в дома, этот головорез. Обычно он болтался на задворках таверн.

Соня взглянула на него:

— А кто бы это мог быть?

Стражник пожал плечами:

— Даже не представляю… Но лучше не болтать об этом. О городе поползут дурные слухи…

— У Аренджуна и так слава не из лучших,— перебила его Соня.

— И все же тут пересекаются караванные пути. Если торговцы перестанут заходить в город, от этого пострадаем все мы.

— А от илорку, который свободно разгуливает по улицам?

— Забудь это слово,— разозлился стражник.

— Илорку? А почему бы и нет?

— Жители и так паникуют. Вельможи недовольны. Лично я в упырей не верю, но слухи-то не остановить.

— Да,— согласился с ним другой стражник.— Лишние разговоры нам не нужны.

Соня нахмурилась:

— Вы бы лучше не слухи останавливали, а кровопийцу!

С этими словами она ушла. Позавтракав в небольшой таверне, девушка вернулась к себе, как раз когда выносили тело Стифы. Домовладелец молча наблюдал за этим, но, увидев Соню, тут же отвел ее в сторону и поинтересовался, почему это убийца залез именно в ее комнату.

— Ты хочешь, чтобы я уехала? Да?

Джос поморщился:

— Просто я буду присматривать за тобой.

— Проклятье, я уйду, ты только скажи.

— Просто я не спущу с тебя своего единственного здорового глаза, иноземка. И помни: он у меня зоркий. Женщина с мечом! Хе!

Соня пошла искать Лейру и Чоста и вскоре нашла их в дешевой таверне на торговой площади. Соня присела рядом.

— Стифу унесли. Мне очень жаль, Чост.

Тот ничего не ответил.

— Я знаю, кто это сделал,— продолжала Соня.— И я остановлю его.

— И кто же? — тихо спросил Чост, глядя прямо перед собой.

— Если я тебе скажу, то ты соберешь свою шайку, вы влезете в самое пекло и все погибнете.

— Нет, не погибнем.

— И думать об этом не смей, Чост. Я умею постоять за себя, но прошлой ночью сама оказалась на волоске от гибели. Все мы живы только благодаря случайности. Но теперь я начинаю кое-что понимать. Лейра, с тобой все в порядке?

Та коротко кивнула:

— Это был Куршахас? Да, Соня?

— Да,— вздохнула Соня.

— Так же он проник и в дом моей госпожи. В ту ночь он убил всех слуг. У Алинор тоже есть какие-то магические амулеты, и она сказала, что они-то и спасли мне жизнь. Но я не знаю… Мне кажется, Куршахас мог бы убить и меня, если бы захотел…

— Что будем делать? — спросил Чост.

— Я убью этого монстра,— ответила Соня.— Я знаю, как это сделать. А ты не знаешь, Чост.

Парень молча смотрел себе под ноги.

— Чост!

— Разве я что-то сказал?

— Я догадываюсь, о чем ты думаешь,— заметила Соня,— Если ты хочешь погибнуть так же, как Стифа…

Она остановилась, увидев, как подозрительно заблестели его глаза.

— Извини.— Она взъерошила ему волосы и, отвернувшись, мрачно оглядела площадь. Город уже почти совсем проснулся. — Идем.

Она встала и повела их к своему дому. Чост и Лейра шли за ней, держась за руки. Обернувшись, Соня подумала: «Чудесно. Замечательно. Почему бы вам не влюбиться друг в друга и тем самым еще больше все осложнить?..»

Глава девятая

Как только Хавлат плотно позавтракал, резкая боль в животе, возникавшая всякий раз, когда он нервничал или был голоден, слегка утихла, но не прошла. Он вытер губы, встал и начал задумчиво ходить по комнате. Подойдя к окну, он остановился, глядя, как солнечные лучи играют в листве деревьев, на траве и мощеных дорожках.

Вошел слуга, чтобы убрать блюда и подносы:

— Господин, я могу объявить, что ты сейчас выйдешь к посетителям?

— Что? — Хавлат отвернулся от окна,— Нет, нет. Не сейчас. Отложим ненадолго. А что, много дел накопилось?

— Пришли представители городской стражи. Думаю, их беспокоит, что в городе происходит слишком много убийств. Также прибыли посланники из дворца, несколько купцов…

— Пусть ждут. Забери посуду и исчезни.

— Как пожелаешь, господин.

Хавлат подошел к стойке с оружием, отодвинул задвижку и открыл панель. Перед ним засверкали ряды лезвий — мечи, ножи, дротики, короткие мечи, кинжалы. Необычное и древнее оружие было его страстью. Потянувшись, он снял старый нож, сделанный в Стигии. Необычным он был уже потому, что, как правило, стигийцы изготавливали оружие из бронзы, а лезвие этого было железным. Несмотря на почтенный возраст нож казался новым, и Хавлат считал, что это, по-видимому, ритуальное оружие или даже просто украшение. Однако как-то за чашей вина один мудрец заявил, что подобными ножами убивали илорку, которых, если верить легендам, тысячелетие назад в Стигии обитало довольно много.

Сейчас Хавлат вспомнил эти слова и, нервно ухмыльнувшись, взвесил нож на руке. Затем он закрыл и запер стойку, сунул нож за пояс, вышел из комнаты через маленькую дверь и стал спускаться по узкой лестнице, скрытой внутри стен. Когда Хавлат приобрел дом и узнал об этих тайных ходах, он приказал запереть двери. Отныне он один пользовался этими проходами, чтобы подсматривать за гостями или незаметно перемещаться по дому.

Теперь он направлялся к старым земляным подвалам и катакомбам под фундаментом. Здесь поселился Куршахас, прячась от смертельно опасных для него солнечных лучей.

Каменный саркофаг стоял в одном из самых дальних помещений. Хавлат знал, как туда добраться, хотя и бывал здесь нечасто. За несколько лун, прошедших с тех пор, как появился Куршахас, Хавлат побывал здесь только дважды. В первый раз он показал Куршахасу место, где тот мог скрываться в течение дня. Во второй его гвардейцы искали здесь слугу, который удрал, чтобы избежать наказания. Тогда уже наступила ночь, и, пройдя лестницу только до половины, они услышали вопли, затем мрачный смех и дальше уже не пошли. Куршахас в ту ночь тоже не появлялся.

Хавлат снял со стены факел, остывший и почти целый, зажег его и, держа перед собой, сделал несколько шагов, но тут же решил, что Куршахас, по всей видимости, должен находиться в центральном подвале.

Хорошо просмоленный факел быстро разгорелся, и вокруг заплясали длинные черные тени Крысы выскакивали у него из-под ног и снова прятались в грязных нишах затененных дальних углов, паутина задевала по лицу. Хавлат то и дело вздрагивал и отводил ее рукой.

Паутина? Внезапно ему пришла в голову неожиданная мысль: разве колдун не снес бы ее, если бы каждую ночь натыкался на паутину, выходя из этой дыры?..

Факел, дрожавший в крепко стиснутом кулаке, высветил саркофаг, который покоился на базальтовом алтаре. Кто бы ни оставил саркофаг здесь на вечное хранение, это, несомненно, сделали очень давно — еще до того, как над туннелями построили дом и, может быть, даже еще до той поры, когда Аренджун был крошечным поселением, где сходились торговые пути. Тело похитили в незапамятные времена неизвестные грабители, должно быть, надеясь найти драгоценности под бинтами, спеленавшими покойника.

Хавлат обливался холодным потом, трясясь от страха. Может быть, это Куршахас посылает ему из каменного гроба тревожные мысли?

Вставив факел в скобу на стене, Хавлат достал из-за пояса нож и приблизился к саркофагу, крышка которого доставала ему до груди.

«Митра,— взмолился он,— О, Митра милостивый, помоги мне.»

Похолодевшими пальцами он попытался приподнять крышку, но та даже не шелохнулась. Тогда он подцепил ее ножом, и из образовавшейся щели с громким шипением вырвалось облачко пыли, которое, попав в лицо Хавлату, заставило его закашляться.

Упершись ладонями в тяжелую крышку, Хавлат приоткрыл ее и заглянул внутрь.

Спящий колдун ничем не отличался от покойника: дыхание не вздымало грудь, не подрагивали закрытые веки,— но Хавлат прекрасно знал: если он не пронзит монстра ножом, Куршахас проснется на закате, поднимется по лестнице, войдет в его комнату…

«Митра, помоги! Боги, направьте мою руку!»

Хавлат замахнулся, нацелившись острием в грудь колдуна, и… На миг потерял сознание. Когда он вновь обрел способность видеть и слышать, рука его все так же сжимала нож, а в запястье второй руки, которой он опирался на саркофаг, впились ледяные пальцы упыря. Глаза Куршахаса были открыты, а желтый огонь, горевший в них, казалось, прожигал душу.

«Аурак! Червь! Ты что, думаешь, я ничего не вижу и не чувствую? Ты забыл об обрядах Сем-рога? Теперь ты принадлежишь мне!»

— Митра… Помоги … — прохрипел Хавлат. «Митры нет, человек из плоти. Есть только я. И ты».

— О боги-и-и!.. « И богов нет».

— Не-ет! — взвизгнул Хавлат, роняя нож. Глаза Куршахаса горели все тем же огнем, а пальцы по-прежнему держали руку Хавлата.

«Когда я встану, я приду за тобой. Ты дурак! Аурак!»

Свечение в глазах колдуна поблекло, пальцы расжались..

Задыхаясь, Хавлат отшатнулся и чуть не упал. Крышка саркофага сама по себе встала на место.

Хрипло дыша, Хавлат повернулся и побежал прочь, а в его ушах все звучал и звучал ужасный, бесплотный голос Куршахаса…

Алинор было нелегко сломить свою гордость и решиться на то, чтобы пойти наконец к Соне и попробовать объяснить ей, что несмотря ни на что у них все-таки одна цель: им надо победить Хавлата и Куршахаса. Колдунье очень не хотелось идти к воительнице, но времени уже оставалось мало, и потому поздним утром, встав и приняв ванну, Алинор облачилась в темно-красное платье, надела множество украшений и вышла из дома.

Наняв повозку, она быстро доехала до дома, где остановилась Соня, и, войдя в боковую дверь с переулка, на мгновение задержалась, в очередной раз уговаривая себя, что это необходимо для дела и что иначе они все погибнут. Наконец, решительно тряхнув головой, она направилась к комнате Сони, на которой был нарисован малиновый дракон, и постучала.

Дверь открылась почти сразу же. На пороге стояла Рыжая Соня в кольчуге-безрукавке. Огненные волосы падали ей на плечи и спину, а серые глаза оживленно горели. Тускло блестел меч на левом бедре.

Если Соня и удивилась, то сумела это скрыть. Она лишь слегка нахмурилась и холодно проговорила:

— Пусть я кану в Бездну, если это не демон в обличье Алинор.

Лейра и уличный бродяжка, сидевшие на кровати, встали и изумленно уставились на гостью.

— Это не демон, Соня,— спокойно ответила она.— Я сама пришла к тебе.

— Какая из темных сил толкнула тебя?

— Я могу войти?

— А разве демоны спрашивают разрешения?

— Я не демон. Видишь? Я ношу железные амулеты, отпугивающие демонов. Вместе со мной в твою комнату не войдут злые силы.

Соня задумалась ненадолго, затем отступила на шаг и кивнула.

Лейра, задрожав, шагнула назад и чуть не упала на кровать. Чост приобнял ее за плечи, будто напоминая, что она не одна.

Алинор бросила на них лишь мимолетный взгляд и тут же повернулась к Соне. Воительница стояла у двери, положив руку на рукоять меча и слегка согнув колени, готовая в любое мгновение броситься в бой. Левую руку она держала у кошеля на поясе.

— Ну так что? — спросила Соня.— Ты пришла за талисманом?

— За талисманом. Я хочу, чтобы ты поняла: без него мне не победить нашего общего врага.

— Хавлата? Но как…

— Хавлата — само собой, но главное — Куршахаса.

— А, тогда понятно. Илорку.

— Да, упыря. С Хавлатом я и так могу справиться, но моя жажда мести не будет утолена, если я не уничтожу то, что стремился уничтожить мой отец.

— Жажду мести вообще трудно утолить.

— Рыжая Соня, мне нужен талисман, и я прошу тебя помочь мне.

Соня презрительно фыркнула:

— Я тебе доверяю ровно настолько, что откажусь, не задумываясь.

— Я тебе тоже не верю, Соня. Не в этом сейчас дело. Если мы не поможем друг другу, Куршахас уничтожит нас.

— Вполне вероятно, ты и права. Только я все равно тебе не верю.

— У меня есть замысел. Ты можешь хотя бы выслушать меня?

— Если моя жизнь хоть на миг должна оказаться в твоих руках…

— Моя задумка может спасти твою жизнь, Рыжая Соня. Если мы договоримся, у нас есть надежда, иначе…

— Хорошо, я послушаю,— кивнула Соня.— Чост, налей мне вина.

— Да, Соня.

— Алинор, присаживайся — на тот стул. И предупреждаю: не делай резких движений, не бормочи непонятных слов, не то я воспользуюсь талисманом и испепелю тебя.

— Его сила принадлежит тому, кто им владеет. Я, даже если бы захотела, не смогла бы напасть на тебя.

Чост вручил Соне чашу. Девушка сделала глоток и спросила Алинор:

— Выпьешь?

— Нет.

— Тогда рассказывай.

— Если ты согласишься помочь мне, Соня, я прошу только одного: начать действовать немедленно — сегодня, сейчас.

Соня усмехнулась:

— Если это будет наиболее разумным. Выкладывай.

Алинор быстро и кратко изложила свои мысли, и Соня поймала себя на том, что все время согласно кивала, если не считать пары раз, когда предложила некоторые поправки. Когда колдунья замолчала, Соня поднялась, решив, что пора приступать к делу.

— Чост, Лейра, не вздумайте увязаться за нами,— предостерегла она.— Оставайтесь здесь, и если мы не вернемся до наступления ночи, сообщите городской страже, что в доме Хавлата совершено убийство. И, ради светлого Неба, пусть не медлят…

Уже наступила середина дня. Возле дома Хавлата царило оживление. Охранники парадного входа молча кивали входящим и выходящим, но остановили высокую рыжеволосую женщину в доспехах, которая поднималась по лестнице в сопровождении двух наемных слуг. Слуги несли огромный скатанный ковер.

— Назови свое имя,— потребовал начальник стражи.

— Рыжая Соня, из Гиркании.

— Какое у тебя дело к господину Хавлату?

— Я могу сказать это только ему.

— Или ты отвечаешь, или идешь обратно.

— Куршахас,— тихо сказала Соня.

— Что?

— Дело касается Куршахаса, волшебника. Ты должен немедленно разрешить отнести этот ковер Хавлату.

— Какое отношение имеет ковер к господину Куршахасу?

— Для тебя он, может, и господин, а для меня — демон.

— Почему мне об этом не докладывали?

— Не было времени. Дело очень срочное.

Охранник поразмышлял немного, переглянулся с приятелями, стоявшими у двери, и наконец решил:

— Ладно. Скажи своим людям, пусть передадут ковер моим стражникам. Они пойдут с тобой.

Слуги положили ковер, получили деньги и ушли.

Начальник охраны опустился рядом с ним на колени:

— Я должен его осмотреть…

Не успел он и глазом моргнуть, как Соня воскликнула:

— Не прикасайся! Здесь замешано колдовство! Ты что, думаешь, я стала бы рисковать собственной жизнью и тащить его сюда, не будь на то приказа самого Хавлата?

Охранник побледнел:

— Колдовство? Во имя Митры, объясни…

— Время не терпит! — Соня топнула ногой,— День подходит к концу — скоро наступит ночь. Просто отведи меня к Хавлату!

Но охранник даже не двинулся с места.

— Скажи своим людям, чтобы отнесли ковер вашему господину! Быстрей! Ты мне еще спасибо скажешь!

Ее настойчивость убедила охранника. Разные слухи ходили в последнее время про Куршахаса… Во всяком случае, если это и была уловка, то никакая женщина с ковром не сможет противостоять гвардейцам Хавлата.

— Энрир.— Начальник кивнул стоявшему рядом стражнику, и они вместе подняли ковер на плечи.— Что-то он слишком тяжел…

— Там кости,— деловым тоном сообщила им Соня.— Кости, оставшиеся еще со времен Ахерона, которые со временем превратились в железо.

Охранники переглянулись.

— Теперь проводите меня к Хавлату.

— Он отдыхает после обеда…

— Он ждет меня.

Они прошли несколько коридоров и поднялись по короткой лестнице. Гвардейцы шли впереди, а Соня за ними, внимательно глядя по сторонам.

Еще двое охранников стояли у двери опочивальни Хавлата. На кивок начальника стражи они ответили поклоном и расступились. Длинная алая ковровая дорожка вела к возвышению в середине комнаты, на котором стоял диван со множеством подушек, где возлежал Хавлат. Однако он не спал.

— Что происходит?

— Господин,— сказал начальник стражи,— эта женщина…

— Я тебя знаю! Я тебя знаю! — внезапно возопил вельможа

— Я Рыжая Соня,— ответила девушка.

Гвардейцы положили ковер на пол.

— Да что же это все означает? — Хавлат спустился с возвышения и уставился на Соню.

Начальник стражи положил руку на рукоять меча:

— Господин, разве ты не ждал?..

— Сиятельный Хавлат,— быстро вмешалась Соня,— выслушай меня. В этом ковре находится оружие, которое может противостоять илорку Куршахасу и даже уничтожить его.

— Что?! — Хавлат отступил на шаг, ошеломленный.

— Да, это правда. Я с самого начала поняла, что Куршахас — упырь. Я подозревала также, что он имеет какую-то власть над тобой. Я хочу тебе помочь.

— Молчи, женщина! — резко бросил ей Хавлат, искоса взглянув на стражников, тревожно переминавшихся на месте.— Однако… Если у тебя на самом деле есть оружие против него…— Вельможа приблизился и дрожащими руками потянулся к ковру.

— Подожди! — остановила его Соня.— Нам нужно быть осторожными. Посмотри на это.— Она достала талисман, который мягко засветился в ее руке.— Этот предмет защищает меня, Хавлат. Если ты будешь держаться со мной рядом, то он защитит и тебя. Но за твоих гвардейцев я не отвечаю.

Хавлат взглянул на охранников.

— Им лучше выйти.

Хавлат окинул Соню подозрительным взглядом:

— Откуда мне знать, что ты ничего не замышляешь?

— Ты испугался одной-единственной женщины? Твои люди будут рядом и услышат тебя, если ты их позовешь. Но сила, заключенная в ковре, опасна для них. Это магия против Куршахаса…

Хавлат глубоко вздохнул. Что ему терять? Скоро упырь явится за ним, а так у него есть хоть какая-то надежда.

— Выйдите,— приказал он охранникам.— Подождите у двери. И не закрывайте ее полностью. Я позову вас, если это будет нужно. Быстрее!

Все четверо вышли, оставив дверь слегка приоткрытой.

Хавлат обратился к Соне:

— Если это какая-то уловка, я не советовал бы тебе…

— Это просто уловка, чтобы обмануть зло, которое так долго царило в Аренджуне, Хавлат. Отойди, пожалуйста — Соня положила талисман обратно в кошель и склонилась над ковром.

— Подожди! — воскликнул Хавлат.— Ты сказала, что я должен стоять с тобой рядом…

Соня потянула за край ковра, тот начал разматываться, и из него появилась дочь Эримиора, которая тут же вскочила на ноги.

Некоторое время Хавлат безмолвно смотрел на нее, а затем, побледнев, перевел взгляд на Соню.

— Наконец-то… — прошипела Алинор.

Хавлат потянулся к мечу, открыл было рот, чтобы крикнуть, но в то же мгновение Алинор вытянула руки вперед, сжав кулаки, и произнесла какое-то слово. Вельможа задрожал. Колдунья, не отводя от него сжатых кулаков, повернула голову к Соне и резко бросила:

— Запри дверь!

Соня захлопнула дверь и заперла ее на тяжелый засов. В коридоре послышались протестующие крики стражников, затем в дверь застучали кулаками. Соня крикнула:

— Тихо! Приказ господина!

Удары прекратились, но Соня понимала, что гвардейцев так легко не обмануть и скоро они вернутся, чтобы взломать дверь. Она выругалась и мысленно попросила богов даровать ей и Алинор удачу.

Хавлат не шевелился, прикованный к месту магией, и только переводил взгляд в одной женщины на другую.

Колдунья приблизилась к вельможе и встала прямо перед ним.

— Убийца моего отца,— шипела она,— скоро, собака, твою душу поглотит Бездна!

Соня рявкнула:

— Живее, Алинор! Узнай, что нам нужно, и отпусти его. У нас нет времени!

Алинор, не отводя взгляда от Хавлата, ответила:

— Всему свое время, Рыжая Соня. Это мгновение нельзя торопить. Я так ждала его!

Соня сделала шаг вперед, и негромко, чтобы не услышали охранники, повторила:

— У нас нет времени!

Алинор посмотрела на Соню — в глазах ведьмы снова горел желтый огонь.

— А я говорю, что это мгновение принадлежит мне!

— Ты думаешь, что охранники поверили мне?

— По приказу этого человека моего отца разорвали на клочки…

— Тебе нужен он или Куршахас?

— Мне нужны оба! — Алинор снова обернулась к вельможе.— Сейчас я разрешу тебе говорить. Если попытаешься позвать гвардейцев, умрешь в невыносимых мучениях. Но если скажешь то, что мне нужно, смерть твоя будет быстрой. Понял? Конечно, еще бы! Мой отец тоже хотел избежать боли.

— Живее, Алинор! — прошипела Соня.

Колдунья слегка разжала пальцы, и по телу

Хавлата пробежала дрожь. Он громко сглотнул, набрал в грудь воздуха и разинул рот, собираясь закричать…

Алинор стиснула кулаки, вытянув указательные пальцы, и произнесла магическое слово. В грудь Хавлата ударили две тонкие молнии, и его лицо исказилось от боли. Он упал на колени, задыхаясь и вытаращив глаза. Алинор резко опустила руки, и Хавлат упал ничком.

— Страшные муки,— вкрадчиво заговорила ведьма.— Представь, как оно будет, Хавлат, ощущать их всем своим существом, и причем целую вечность. Представь…

Вельможа корчился на полу, не в силах даже приподняться.

— Итак,— сказала Алинор, снова вытягивая указательный палец,— где Куршахас?

— В-в… Подвалах,— прохрипел Хавлат.— Саркофаг…

— Как туда добраться?

— Через дверь… Позади. Заперта… Ключ… У меня.

Соня, слегка ошеломленная увиденным, наклонилась, быстро ощупала одежду Хавлата, достала кольцо с ключами и начала по одному перебирать их, пока вельможа не выдохнул:

— Этот…

— Теперь,— продолжила Алинор,— объясни, где именно искать его.

— Вниз… До конца. Длинный коридор… Предпоследняя… Справа.

— Прекрасно.— Колдунья отступила назад, сжала кулаки, и Хавлат снова застыл.

— Быстрее, Алинор! — Соня подошла к потайной двери и проверила ключ, который с тихим щелчком легко отомкнул замок.— День идет к концу.

Хавлат застонал от боли. Соня резко обернулась и увидела, как колдунья, что-то пробормотав, подняла руки, затем опустила их, нацелив на Хавлата выпрямленные пальцы, из которых тут же вылетели десять молний. Глаза вельможи вылезли из орбит…

— Умри! — взвизгнула Алинор.— Сгинь навеки!

Хавлат дико закричал. На мгновение Соня застыла на месте от страха. Она не раз слышала крики умирающих, но никогда еще в человеческом голосе не звучало такое неистовое отчаяние — как будто Хавлат чувствовал, как огненный водопад уносит его душу, обреченную на вечные муки.

Соня видела, как Хавлат опрокинулся на спину, и каким-то образом поняла, что он был мертв еще до того, как ударился о плиты пола. Стараясь не показать, насколько ей страшно, она перевела взгляд на Алинор:

— Почему ты просто не убила его?

— Смерть убийцы моего отца,— пояснила колдунья,— не могла быть легкой. Я никогда бы не простила себе этого.

— И ты правда послала его душу в огонь?

— Надеюсь! — рыкнула Алинор.— Но даже если у меня не получилось, он все равно так думал!

Охранники начали ломать наружную дверь. Сжав кулаки, ведьма повернулась на шум.

— Пошли! — крикнула ей Соня.— Если они ворвутся сюда, мы не справимся со всеми!

Алинор спокойно, будто ничего не случилось, прошла мимо нее и стала спускаться по ступенькам. На нижней площадке они обнаружили толстую свечу в бронзовой скобе на стене, и Соня обратила внимание, что свеча догорела уже до отметки, обозначавшей заход солнца. Из соседней скобы торчал факел. Воительница взяла его и зажгла от свечи. Затем они пошли дальше, все глубже и глубже под землю.

— Сюда,— мрачно заметила Алинор, идущая впереди. Она, похоже, прекрасно видела в темноте.

Факел вскоре высветил конец коридора и черные провалы выходящих в него дверей.

— Не спеши,— предостерегла Соня.— Если он уже проснулся…

— Здесь,— внезапно сказала Алинор, остановившись перед открытой дверью.— Соня, дай мне талисман.

— Нет.

Алинор обернулась, встав к ней лицом к лицу:

— Соня…

— Он останется у меня и защитит нас обеих. Теперь пошли. Будь осторожна.

Алинор скрестила руки на груди, пробормотала защитное заклинание — и вошла. Соня направилась за ней. Саркофаг у дальней стены был закрыт крышкой, девушки подбежали и начали сдвигать ее. Крышка отъехала в сторону неожиданно легко. Соня подняла факел повыше — каменный гроб был пуст.

— Хавлат врал! — прошипела Алинор.

— Нет… Может быть, и нет. Но нежить бывает коварной. Куршахас мог спрятаться.

— Тогда мы должны его найти.

Соня покачала головой:

— А если солнце уже зашло?

— Мы должны его найти! — сердито повторила Алинор.

— Скорее всего, он найдет нас. Охотиться за ним здесь слишком опасно. Куршахас тоже ищет нас. Он сам к нам придет, Алинор. Но пусть это случится наверху.

Ведьма вопросительно посмотрела на нее.

— Мы вернемся в комнату,— пояснила Соня— Куршахас явится к Хавлату, однако встретим его мы.

Они поспешили обратно. Соня задержалась у двери, сделала Алинор знак сохранять тишину, вставила факел в скобу и прислушалась.

— Что там? — спросила колдунья.

Нагнувшись, Соня заглянула в замочную скважину.

— Там гвардейцы. Они ворвались в комнату и стоят возле тела Хавлата.

— Открой дверь. Я собью их с толку.

— Нет, не сейчас. Пока еще рано…

— Но ты же говорила, что времени у нас…

— Тихо! — Соня помолчала немного, размышляя, потом снова заглянула в замочную скважину и выпрямилась.— Ты не заметила других дверей, пока мы шли по лестнице? Нет? Я тоже. Теперь послушай. Ночь еще не наступила, так что Куршахас, вероятно, все еще в подвале. Поднимаясь к Хавлату, он наткнется на нас.

— Ты хочешь ждать его здесь?

Соня кивнула:

— Мне не хотелось бы сражаться со всеми гвардейцами дома Хавлата, хоть я и умею владеть мечом, а ты — магией. Надо немного подождать. Скоро совсем стемнеет. Тогда, если Куршахас не придет, ты их околдуешь, и мы выберемся отсюда. Но если мы ввяжемся в драку, скорее всего, нам будет не до Куршахаса.

Стараясь шуметь как можно меньше, Соня опустилась на пол и села, скрестив ноги.

— Садись,— посоветовала она Алинор.— Отдохни немного.

Не говоря ни слова, Алинор села.

Соня посмотрела еще раз в замочную скважину, потянулась и вздохнула, подумав о том, что еще не известно, сумеют ли они убить упыря или станут назавтра такими же, как он.

Незадолго до наступления темноты Чост решил, что вполне может оставить Лейру в одиночестве и быстро сбегать по своим делам. Однако подруга пыталась его удержать.

— Что ты задумал? — закапризничала девушка.— Не оставляй меня здесь. Я боюсь. Чост, прошу тебя!

— Не беспокойся. Ничего не случится, ты в полной безопасности. Лучше отдохни. Я скоро вернусь.

— Ты куда?

— Мне нужно раздобыть кое-что, чтобы помочь Соне.

— Но она же сказала…

— Тихо, Лейра. Отдыхай. Я вернусь еще до того, как ты проснешься.

Он был так уверен в себе, его слова звучали так убедительно, а Лейре так хотелось поверить, что все страхи кончились, что она послушно положила голову на подушку и закрыла глаза.

И тут же губы Чоста, неумелые, но жадные и настойчивые, коснулись ее губ. Через миг парень уже стоял у двери.

— Отдыхай,— напомнил он ей и выскочил в коридор.

Лейра потянулась, легла на спину, посмотрела на деревянный потолок и вздохнула…

Затем она взглянула на окно, за которым уже сгущались сумерки, и ей стало вдруг страшно. Она представила, что упырь впился в ее шею, высасывая кровь, а вместе с ней — и жизнь. Девушка зажмурилась и затрясла головой, отгоняя кошмарное видение. Время, казалось, тянулось бесконечно…

В коридоре послышались шаги — возвратился Чост. Лейра приподнялась на локте:

— Что?..

Чост ухмыльнулся, закрыл за собой дверь и достал из-за пояса кинжал.

— Что это такое?

— Нож. Железный нож.

— Где ты его достал?

— У дурака-старьевщика, и задешево. Но я-то знаю ему цену.

— Чост… Зачем тебе нож из железа? К чему все это? Что ты задумал?

Он подошел к кровати и сел:

— Он может очень нам пригодиться, Лейра. Поверь мне.

Лейра с интересом взглянула на оружие. Нож был грубый, потемневший, кое-где с пятнами ржавчины, но все же крепкий и более-менее острый.

— Мне еще повезло,— признался Чост,— что я так быстро и так легко раздобыл железное оружие. Может быть, это и глупо, но я подумал: вдруг он понадобится…

Лейра попыталась улыбнуться, но из ее глаз непроизвольно потекли слезы, и она в испуге прижалась к Чосту. Он положил нож на кровать, обнял девушку и поцеловал ее, уже не так осторожно, как первый раз…

Глава десятая

Во время отдыха, который и сном-то назвать было нельзя, у Куршахаса иногда возникали видения, рассказывающие о прошлом, а иногда и о будущем. Как раз перед тем, как на Аренджун опустилась тьма, ему снова привиделись его собственная смерть и возрождение. Это произошло давным-давно, в другом мире.

Ему вспомнилось поле битвы — звуки труб, ржание лошадей, вопли, лязг оружия, предсмертные хрипы и кровь, окружавшие его со всех сторон.

Он считал, что умер. Он помнил, как умирал. Но затем очнулся, ощущая клыки суккуба у себя на горле и острые когти, впившиеся в его плоть.

Это ощущение показалось ему чудесным, таким необыкновенным, запредельным, искрящимся подобно драгоценному камню, что Куршахас, пробудившись от смерти на этом поле боя, задрожал и обнял это немыслимое существо, обнаженное, белое, холодное, черноволосое и зеленоглазое, которое целовало его ярко-красными губами, доставляя нечеловеческое наслаждение…

Но скоро она вырвалась из его объятий и, шипя, огрызаясь и взрыхляя когтями землю, понеслась дальше по залитому лунным светом полю битвы, чтобы продолжить свой кровавый пир.

Куршахас поднялся, взглянул по сторонам и понял, что отныне стал совсем другим. Его переполняли доселе неведомые чувства.

Всю ночь он бродил, прислушиваясь к своим странным ощущениям. Незадолго до рассвета он решил, что ему хочется есть, и поел жареного мяса, которое нашел в ранце одного из мертвецов. Его тут же вырвало. Затем, увидев возле убитого воина бурдюк с вином, Куршахас нагнулся, чтобы запить мерзкий привкус еды, но, еще не понимая, что делает, схватил человека за голову, запрокинул ее и с наслаждением впился в горло. Первый же глоток соленой, густой крови вызвал у него великую жажду, и он пил и пил, пока не понял, что больше не сможет проглотить ни капли.

А при первых проблесках зари его пронзила такая боль, какой он не испытал, даже когда меч распорол его живот на поле сражения. Куршахасу показалось, что он сейчас умрет, и это испугало его гораздо больше, чем пугала смерть тогда, в другой жизни. Он помчался вперед, не соображая, куда бежит, думая лишь об одном: укрыться, спрятаться от безжалостных лучей солнца, спасти эту новую, такую восхитительную жизнь. Он нашел впадину в скалах и завился в нее вместе с другими ночными существами.

Когда взошло солнце, он впал в таинственный полусон…

Он пробудился с наступлением ночи.

Он знал, что мертв. Он понял, что, хотя не попал в Мир Усопших, все равно остался мертвецом, когда заметил, что не различает больше цветов. И кровь, которая давала ему жизнь, уже не казалась больше алым потоком, она стала черной, как залитые лунным светом пруды в полуночных болотах…

Он пробудился, и это воспоминание, яркое, незабываемое видение, полусон-полуявь, исчезло, отодвинулось, уступив место всепоглощающей жажде крови.

Разбрызгивая грязную воду городской канализации, Куршахас дошел до решетки, дотянулся до нее, сдвинул в сторону и выбрался наружу. Постояв еще пару мгновений на безлюдной улице, упырь взглянул на бледную луну, закрыл глаза и сосредоточился, чтобы определить, куда идти. Дом Рыжей Сони располагался неподалеку, на этой же улице.

Куршахас открыл глаза и совершенно бесшумно двинулся к цели.

— Пора? — шепотом спросила Алинор.

— Да.

Соня отперла замок и, распахнув дверь, вошла в опустевшую комнату, Алинор — за ней. Дверь сама закрылась за ними.

Тишина. Темнота. Куршахас так и не появился. Совсем недавно охранники унесли отсюда тело Хавлата, вероятно, чтобы подготовить к похоронам. Соня окинула взглядом комнату и увидела еще две двери кроме той, что вела в подвалы.

Первая выходила в коридор, по которому они сюда пришли, а вторая, в противоположном конце — неизвестно куда. Может, через нее удастся бежать?

— Пойдем, Алинор. И будь начеку. Вдруг нам понадобится твое колдовство…

Дверь оказалась заперта. Соня довольно быстро подобрала ключ, однако можно было и не стараться: девушки попали в гардеробную.

Держась поближе к стене, воительница отправилась дальше. Алинор не отставала ни на шаг.

Вдруг Соня резко остановилась.

— Что случилось? — шепотом спросила колдунья.

— Слушай!..

Расположенная напротив дверь открылась, и по стенам комнаты заплясал свет множества факелов. Слуги в сопровождении охранников пришли навести порядок в опочивальне усопшего господина.

— Во имя Эрлика! — Соня прижалась к стене.— Они нас заметят! Давай назад! Тем же путем, каким пришли!

Стараясь даже не дышать, девушки успешно добрались до спасительной двери, и Алинор осторожно открыла ее.

Петли протяжно заскрипели, однако колдунья успела быстро юркнуть в образовавшуюся щель. Зашипев от отчаяния, Соня шагнула за Алинор.

— Эй, вы там! Стойте!

Воительница, услышав звон металла, захлопнула дверь и закрыла ее на задвижку.

— Они нас заметили!

— Тогда надо спрятаться в подвале. Скорей, Соня!

— Проклятье Эрлика! — воскликнула Соня, сообразив, что означал звон, который она слышала.— Я потеряла ключи. Мы в ловушке!

Дом погрузился во тьму. Сумерки незаметно перешли в ночь.

Лейра крепко спала, улыбаясь своим ласковым снам, а Чост сидел в кресле, напряженно вглядываясь в темноту за окном, и думал, не пора ли отправляться к городским стражникам и поднимать тревогу…

Ему вовсе не хотелось этого делать: он привык во всем полагаться на себя. К тому же у него были свои счеты с Куршахасом, да и железный нож он добывал для того, чтобы, убив упыря, отомстить за Стифу.

Стифа был его ближайшим другом с тех самых пор, когда они, тогда семилетние уличные мальчишки, подрались из-за найденного на торговой площади большого яблока. А потом так и расставались ни на один день. Постепенно вокруг них сколотилась целая компания, и каждый из мальчишек был готов пойти за другого и в огонь, и в воду…

Незаметно для себя Чост задремал, но его полусон был каким-то странным. Глаза мальчика оставались открытыми, но все, что юн видел, вроде бы и не касалось его, как будто происходило где-то далеко и не с ним.

Возле окна заклубилась густая черная тень, которая быстро приобрела очертания человеческой фигуры.

Совершенно безучастно Чост смотрел, как из сгустившегося туманного облака в комнату шагнул Куршахас, как вампир склонился над спавшей девушкой и молча положил ей на грудь бледную руку.

Лейра тут же открыла глаза, но в них не было даже намека на страх.

Куршахас спросил:

— Где Рыжая Соня?

— Ушла,— спокойно ответила Лейра.

— И куда же она ушла, дитя мое?

— К Хавлату.

— А зачем?

— Чтобы убить упыря.

— Она и сейчас там?

— Да,— кивнула Лейра.— Там.

— Ты прекрасное дитя. Ты пойдешь со мной к Хавлату?

— Я… Боюсь.

— Чего?

— Колдунов. И упырей тоже.

— Взгляни на меня. Разве я не красив?

— Очень красив.

— Ты любишь меня?

— Да…

— Я смогу тебя защитить. Тебе нечего бояться. Иди со мной.

Лейра села на кровати, раскинула руки и обняла Куршахаса.

Он поднял ее и прижал к себе.

— Мы сейчас уйдем. Я отнесу тебя к Соне.

— А Чост?

— Забудь о нем. Ты любишь меня. Пошли.

— Да… Да…

Чост смотрел, как Куршахас с Лейрой на руках шагнул на подоконник и исчез в ночи.

Вдруг он очнулся. И все вспомнил. Схватив нож, Чост бросился к пустой кровати, затем к окну. Куршахаса нигде не было.

С хриплым воплем ярости и отчаяния он вскочил на подоконник, спрыгнул в проулок и помчался вперед.

— Во имя Эрлика! — воскликнула Соня.— Они притащили таран!

Она вспрыгнула на возвышение, толкнула диван в сторону, прижалась к стене, выставив перед собой обнаженный меч, и окинула взглядом комнату. Отсюда, сверху, было видно, что на лужайке под окном собрались стражники. Значит, и этот путь перекрыт.

Алинор встала рядом с ней, задумчиво посмотрела на дверь, которая начала прогибаться под ударами, и повернулась к Соне:

— Соня…

— Что?

— Дай талисман.

— Нет!

— Только магия может спасти нас. Он мне нужен…

— Я не дам тебе даже прикоснуться к нему! Только через мой труп!

Алинор задрожала от ярости, как пантера, готовящаяся к прыжку…

В этот миг раздался треск дерева и дверь, ведущая в коридор, распахнулась. Десяток гвардейцев ввалился в комнату вместе с тараном — коротким обломком мраморной колонны, и все с грохотом попадали на пол. За ними ворвались еще не менее двух десятков солдат, вооруженных мечами и топорами. Глаза у всех горели, и каждый воин был готов сразиться с целой армией.

Их предводитель, высокий мужчина с бородой, расчесанной на пробор, поднял руку, удерживая остальных, и крикнул, обращаясь к Соне и Алинор:

— Проклятые убийцы! Сдавайтесь или умрете на месте!

Не успел он договорить, как распахнулась вторая дверь и в комнату ворвался еще десяток гвардейцев Хавлата.

— Вперед! — крикнул их рыжеволосый десятник.— Они убили нашего господина!

— Ни с места! — взвизгнула Алинор, слегка присела, подняла руки и резко опустила их.

Воздух сгустился и задрожал. Рыжий десятник был уже на полпути к девушкам, почти у ступенек, когда его настиг удар магической энергии. С громким воплем он упал на спину. В грудной пластине его доспехов появилась раскаленная дыра, из которой хлынула темно-красная кровь.

Алинор, вздрогнув, обмякла, но, собравшись с силами, снова гордо выпрямилась.

— Кто следующий? — крикнула колдунья.

Стражники замерли. Никто не решался пожертвовать собой, пока один из воинов не заявил:

— Она не сможет убить всех нас! — и шагнул вперед.

— Смогу! И убью! — бросила Алинор ему в ответ.— И тот, кого коснется моя магия, навеки канет в Бездну!

Гвардейцы опять заколебались.

— Подходите! — расхохоталась ведьма.— Ну, кто первый? Смелее! — Она снова подняла руки.— Я хочу услышать ваши вопли! Я хочу погреться у пламени, которое поглотит ваши душонки!

Женщину словно обуяли демоны.

— Сразитесь со мной! — вопила Алинор.— Убийцы моего отца! Подходите! Чего вы ждете?! — Она опустила руки, направив пальцы на воина с бородой…

Внезапно в высокое окно в углу комнаты ворвался ветер. Солдаты закричали, указывая туда. Алинор повернулась на каблуках и застыла на месте. Куршахас!

Он прыгнул — или вплыл? — в окно и теперь стоял в другом конце комнаты, мрачно улыбаясь, держа на руках Лейру.

— Что здесь происходит? — ровным голосом спросил он Соню и Алинор.

— Чудовище! — взвыла Алинор, бросаясь вперед.

Куршахас отмахнулся от нее, взяв Лейру под одну руку, так что ноги ее касались пола, а голова лежала на его груди. Глаза девушки были закрыты.

— Алинор,— спокойно проговорил он, качая головой,— Соня. Сдавайтесь. Или стражникам, или мне. Иначе я убью этого ребенка.

У Сони на мгновение замерло сердце, и она невольно опустила меч.

Куршахас в упор смотрел на Алинор:

— Сдавайся, дочь Эримиора.

— Чудовище! Губитель душ! — крикнула колдунья и направила магический огонь на упыря.— Сгинь!

Как ни странно, ее молниеносная атака отбросила Куршахаса на несколько шагов назад, но он тут же бросил Лейру на пол и двинулся на Алинор.

Горящими глазами Куршахас уставился на ведьму и пробормотал:

— Глупое создание…

Воздух снова задрожал, и между Алинор и колдуном появился мерцающий свет. Гвардейцы опустили оружие и, пятясь, начали отступать. Соня прижалась к стене и подняла меч, готовая дорого продать свою жизнь…

Алинор, почувствовав силу, намного превосходившую ее собственную, застонала и, задыхаясь, сжала кулаки так, что у нее задрожали руки.

Куршахас продолжал наступать.

Чем ближе он подходил к Алинор, тем сильнее дрожал воздух и ярче разгорался магический свет, пока тела упыря и ведьмы не начали светиться изнутри.

Ковры и занавеси в комнате внезапно занялись огнем, статуэтки и жаровни задребезжали, зазвенели и закачались на ножках. Задрожали и заходили ходуном даже плиты пола, а в местах их соединений повалил дым.

Алинор жалобно завопила, словно демоны начали терзать ее душу.

Куршахас рассмеялся и сделал еще один шаг.

Крик колдуньи звучал все громче и тоньше, она воздела руки… Упала на колени… Рухнула на бок…

Протянув руки, упырь взял ее голову в ладони, сжал длинные пальцы, и на пол хлынула алая кровь. Куршахас расхохотался, и, рассыпая кровавые брызги, резко встряхнул руками.

— Теперь,— рявкнул он, повернувшись к Соне,— ты!

Совершенно бездумно, даже не понимая, что делает, она рывком достала талисман, обернула его цепью рукоять меча и нацелила острие в горло упыря.

Куршахас взвизгнул и попятился. Он отходил все дальше и дальше, пока не наткнулся на окаменевших от ужаса стражников.

— Убейте ее! Я приказываю! Убейте ее!

— Соня!

Девушка подняла голову. В окно рядом с возвышением влезал Чост. Куршахас оглянулся и, взмахнув рукой, попробовал его схватить, но Чост увернулся от колдуна. На бегу он взмахнул ножом, и потемневшее от времени железное лезвие прорвало плащ и вспороло плоть упыря. Тот вскрикнул от боли и с изумлением уставился на кровь, обагрившую плиты пола.

Подбежав к Лейре, Чост склонился над ней.

— Очнись! — крикнул он, схватил ее под мышки и потащил.

Куршахас медленно пошел к нему.

— Стой! — воскликнула Соня, и, выставив перед собой меч, бросилась вниз по ступенькам.

Куршахас отшатнулся от нее и забился в угол под окном.

— Убей его! — крикнул один из стражников.— Убей!

Соня встала над колдуном, сжимая нацеленный на него меч с талисманом.

— Этим меня не убьешь,— ухмыльнулся Куршахас.

— Знаю,— тихо ответила Соня.— Но это ослабляет тебя, Куршахас, высасывает твои силы и не дает действовать.

Глаза упыря на мгновение сверкнули злобным желтым огнем, затем снова засветились угрюмым красным светом.

Не сводя с него глаз, воительница обратилась к стражникам:

— Достаньте оружие! Железное оружие, во имя Неба! Соберите мечи, копья, ножи — что угодно, но из железа!

Куршахас зашипел и зашевелился в углу. Соня ткнула мечом в его сторону — он взвизгнул и съежился.

— И принесите соль! — рявкнула Соня.— Как можно больше!

Поколебавшись всего мгновение, бородатый десятник приказал:

— Всем оставаться здесь! А ты… Ты и ты… И ты — со мной.

Через несколько ударов сердца они уже вернулись.

— Окружите меня,— велела Соня.— Те, у кого есть железное оружие, встаньте рядом. Не подходите слишком близко и не смотрите долго ему в глаза. Берите мечи и копья. Привяжите ножи к палкам. К нему нельзя приближаться!

Несколько стражников встали рядом с Соней, окружив упыря, не давая ему возможности бежать.

Чост перенес Лейру на диван, уложил ее, взял чашу воды со стола, смочил в ней ткань и обтер горячий лоб и лицо девушки, то и дело поглядывая на Соню и воинов.

— Соль! — потребовала воительница.

Куршахас зашипел. И снова Соню охватила волна ужаса и отвращения.

Кто-то протянул ей мешок.

— Развяжите! — приказала она, затем протянула руку и достала горсть соли.— Демоны ведь любят соль, а, Куршахас? — Голос ее дрожал от ненависти.

Упырь поднял голову, вытянул руки и напрягся, будто собираясь прыгнуть…

Соня швырнула соль в него. Он оглушительно завопил и зажал лицо ладонями. Сквозь белые пальцы заструился дым. Плоть колдуна начала пузыриться, как расплавленная смола.

Соня глубоко вздохнула:

— Мне никогда не нравились пытки, но, во имя Эрлика, демон, ты получишь еще, если попробуешь ускользнуть!

— Убей его! — поторопил ее один из стражников.

— Нашим оружием с ним не справиться,— объяснила Соня.— Железо его ранит, соль жжет, талисман вытягивает из него силы, но уничтожить его может только одно средство.— Она взглянула на открытое окно.— Мы должны дождаться зари.

До самого рассвета Соня ни разу даже на миг не отвела взгляда от Куршахаса, ни на волос острие меча не отклонилось от его лица, хотя неоднократно тот или иной стражник предлагал девушке сменить ее, чтобы она смогла отдохнуть.

— Нет,— качала головой Соня.— Я не хочу упускать ни одного мгновения. Пусть он знает, что именно я обрекаю его на смерть. Понял, Куршахас? Сколько лет ты прожил, отвратительный могильный червяк? А? Скольких людей погубил или превратил в таких же чудовищ, как ты сам?

Куршахас прошипел:

— Ты осуждаешь меня, но и я, и все мои собратья были когда-то такими же, как ты. Ты называешь меня воплощением зла, но его искра есть во всех людях. Осуждая меня, помни, что ты осуждаешь и себя!

После этого он разговорился, все чаще пытаясь отвлечь усталых стражников, обещая им великие победы, власть, неисчислимые богатства, любовь женщин и бессмертие, но каждый раз Соня или кто-то из стражников тыкал его железным острием или бросал в него щепотку соли, и упырь замолкал, стараясь забиться подальше в угол.

Масляные лампы постепенно догорали, но никто не зажигал новые и не добавлял масло в старые, боясь отойти от колдуна хоть на миг. Слишком силен был страх перед темной силой, и многие понимали: не появись вовремя этот парень с железным ножом, и, вполне возможно, Куршахас сумел бы одолеть всех, подчинить своей воле и сейчас пировал бы, жадно лакая их кровь и обрекая их души на вечные муки.

Чост не отходил от Лейры, то и дело трогал ее горячий лоб и молился о том, чтобы она пришла в себя. Ее ноздри слегка подрагивали, грудь плавно поднималась и опускалась, глаза оставались закрытыми. Что сделал с ней Куршахас? Проснется ли она когда-нибудь?..

Взглянув на Чоста, колдун попытался сыграть на его страхах:

— Разве ты не понимаешь, мальчик, что, если эти ублюдки меня убьют, ее душа отправится со мной?

— Заткнись, отродье Тьмы!

— Увидишь! — Упырь хрипло рассмеялся.— Но будет поздно.

— Замолчи! — Вскочив на ноги, Чост поднял железный нож.

— Чост! — рявкнула на него Соня и ткнула Куршахаса мечом.

Колдун зашипел и грязно выругался, потом попытался схватить лезвие, но обжег руки и с воем отдернул их.

Ночь, казалось, никогда не кончится, и утро не наступит. Чтобы хоть чем-то занять время, один из воинов спросил Куршахаса:

— Сколько ты прожил, илорку?

Тот лишь фыркнул в ответ.

— Скажи, мне интересно. Сколько тебе лет?

— Я поил твою прапрабабушку своей кровью во время обрядов Семрога, дурак. Она любила меня и отдавалась мне с восторгом.

Стражник рассмеялся: его ничуть не затронули слова Куршахаса.

— Нет, серьезно. Скажи. Ты помнишь короля Атрона?

— Он что, твой герой? Он был просто грязью. Грязью!

— А древний Ахерон помнишь?

Упырь вдруг заговорил совершенно серьезно:

— Я жил среди пурпурных теней Пифона — столицы Ахерона. Я ровесник богов, которым вы, дураки, поклоняетесь. Вы подняли руку на божество. Ничего у вас не получится. Я могу возродиться даже из пепла. Однажды я так и сделал….

Соня удивленно взглянула на него. Куршахас выглядел слабым и изможденным. Ночь была на исходе, а ему не перепало ни капли крови. Может, он начинает заговариваться?

— Я божество темных лесов,— выдохнул Куршахас, закрывая глаза и устало откидывая голову назад.— Известно ли вам, сколько жизней я впитал? Я поглощал целые народы. И все же они не исчезли. Как дождь, как зеленая трава, как и все на свете, они появляются снова, полные новой жизни, новой крови… Почему? — Открыв красные, полные ненависти глаза, он внезапно завопил: — Почему? Почему вы, пустые, никчемные существа, должны жить и умирать в невежестве, в то время как боги проклинают меня? Меня! Почему не вас?

Он попробовал сесть и снова потянулся к мечу Сони. Один из стражников ткнул его железом. Куршахас упал, завывая от боли, но вдруг снова рассмеялся глубоким, гортанным смехом.

— Я нужен вам,— зашипел он.— Я — то зло, которое вы стремитесь победить в себе. Что вы будете делать без меня? Когда вам некого будет ненавидеть, придется признать, что вы сами себе ненавистны. Ваша жизнь станет бесцельной. Зачем вам тогда боги? Черви! Вы не знаете, что такое полноценная жизнь! Вы как туман — серые, бесполезные, преходящие. Только я мог даровать бы вам истинную жизнь! — Куршахас хрипло завыл. — Убейте меня сейчас! Во имя Ордру и Семрога, будьте вы прокляты. Убейте меня сейчас! Сейчас! Не дайте мне увидеть солнечный свет!

Соня отвернулась от него. Ее ноги одеревенели, спину ломило, руки, казалось, налились свинцом, а голова гудела.

За окном стало заметно светлей. С улицы донесся звон храмовых колоколов, возвещавших приход нового дня. Защебетали ранние птицы.

Куршахас вздрогнул и попытался было встать, но его вынудили снова сесть.

— Укройте меня! — взвизгнул он.— Во имя Ордру, не дайте мне умереть на солнце!

Воины покрепче сжали мечи и пики. Те, кто отдыхал в стороне, подошли поближе. Несколько стражников поднялись на возвышение.

Заря разгоралась все ярче.

— Не дайте мне умереть! — вопил Куршахас.— Я не простой смертный! Вы не понимаете, какую жизнь хотите уничтожить. Вы ничего обо мне не знаете! Все вы — это я! Не дайте мне умереть!

Взошло солнце, и Соня мрачно проговорила:

— Отойдите теперь все…

Куршахас медленно поднялся на ноги, наклонившись, будто бы для последнего, отчаянного прыжка. Его глаза потеряли яркий желтый блеск и отсвечивали белым, а зрачки стали маленькими и серыми.

Широкий золотой луч высветил неправильный прямоугольник на противоположной стене у пола. Куршахас Застонал:

— Не дайте мне умере-еть!..

Он медленно осел, шипя и извиваясь, и его окружило легкое облако серого тумана.

Соня сделала глубокий вдох:

— Отойдите. Быстрее!

Окружавшие ее воины расступились, а она вышла вперед. Подняв меч, она нацелила его на грудь Куршахаса и заставила колдуна выйти из угла. Он тихо шипел и постанывал, но был слишком слаб, чтобы сопротивляться. Дойдя до прямоугольника солнечного света, упырь упал на него ничком.

От тела Куршахаса клубами начал подниматься дым. Слабо пошевельнувшись, колдун всхлипнул и замер. Вскоре у него осыпались волосы — светло-серые и легкие, как пепел, плоть потрескалась, как пересохший пергамент, и отвалилась, кости рассыпались. Все было кончено. Под темным плащом не осталось ничего, кроме тонкого слоя мельчайшей пыли.

В комнате наступила полная тишина.

Соня взяла масляную лампу, поднесла к одеждам Куршахаса, разбросанным на каменном полу, и бросила ее. Разлившееся масло вспыхнуло, уничтожая то, что совсем недавно было кровавым злодеем.

Чост, не выпускавший руку Лейры, вдруг почувствовал, как сердце девушки забилось сильнее. Затрепетали веки, лицо порозовело. Затем она открыла глаза:

— Чост…

Соня медленно подошла к креслу и тяжело, словно древняя старуха, опустилась в него. Дрожащими руками девушка налила себе вина, залпом осушила большую серебряную чашу, уронила ее, запрокинула голову и мгновенно заснула.

Глава одиннадцатая

Величайшим потрясением для Аренджуна стала смерть двух видных вельмож — Хавлата и Куршахаса. Три дня городская стража потратила на то, чтобы разобраться в этом более чем странном происшествии. Подробности дела оказались столь удивительны и ужасны, что было решено запретить всем, кто был хоть как-то к этому причастен, рассказывать о том, что они видели и слышали, под страхом изгнания.

Однако никакие угрозы не смогли остановить слухи, и вскоре весь город говорил только о событиях последних дней.

Соня честно поведала стражникам обо всем, что ей пришлось пережить, и ее не только признали невиновной в смерти Хавлата, но и присудили девушке награду, обещанную за поимку убийцы, который несколько лун держал в страхе весь город. Сто золотых монет!

Итак, все выяснилось. Теперь Соня была свободна и богата и могла позволить себе отдохнуть и расслабиться. Однако, справедливо рассудив, что без помощи друзей ей пришлось бы туго, воительница решила отдать половину награды Чосту и Лейре.

— Вы это заслужили,— сказала она им,— и я не знаю, как еще отблагодарить вас. Чем думаете заняться? Останетесь в городе?

Чост покачал головой:

— Уедем. На запад.

Соня понимающе улыбнулась.

— Этим городом мы сыты по горло,— продолжил Чост,— а с такими деньгами я смогу стать честным человеком.

Соня выразительно фыркнула.

— Ну… Хотя бы на время,— рассмеялся он.

Лейра хитро взглянула на него.

— А ты, Лейра? — спросила Соня.— Сможешь все забыть?

— Вряд ли. Но… — Она потерлась щекой о плечо Чоста.— Не приди беда, и радости бы не было.

— Она больше не будет прислуживать,— заявил Чост.— Даю слово! Когда мне надоест честная жизнь, я займусь мошенничеством и непременно разбогатею. Тогда и в Аренджун можно вернуться. С деньгами-то мне не придется воровать. А вот друзьям помочь смогу.

Соня снова улыбнулась:

— Надеюсь, у тебя все получится. Но это потом. Пошли Чост. Теперь ты вполне можешь угостить меня. Не зря же я тебя кормила столько времени!

В тот же вечер она покинула город, не дожидаясь каравана, который договорилась сопровождать. Ей хотелось хоть на какое-то время забыть о Аренджуне, а уж возвращаться сюда и вовсе не входило в ее планы.

Она направилась на юго-запад по наезженной дороге, по которой уже ездила раньше. Довольно скоро начал моросить дождик, и Соня решила остановиться на ближайшем постоялом дворе. Оплатив небольшую, но чистую и довольно уютную комнату, она проверила, хорошо ли позаботятся о ее лошади, и спустилась в общий зал, чтобы поужинать.

Все здесь неожиданно напомнило ей о прошедшей седмице, и она невольно подумала о том, сможет ли вообще когда-нибудь забыть это приключение.

В углу мужчины метали ножи в мишень, и один из игроков смеялся так же весело и беззаботно, как когда-то Сэндас. За соседним столом сидел высокий, худощавый мужчина в темном плаще — скорее всего, ученый, а вовсе не волшебник, но в его взгляде было что-то странное.

В середине зала расположились статная молодая женщина и светловолосый парень, взглянув на которого, Соня тут же вспомнила Чоста…

Она купила вторую бутылку, пошла в свою комнату; села там на кровать и не спеша выпила вино, прислушиваясь к доносившимся снизу звукам лютни и пению, а затем легла, и ей приснился дом, отец, мать и братья…

И сколько же дорог ей суждено пройти, прежде чем она сможет вернуться туда, где была счастлива? Где не было ни горечи, ни печали, а мир казался светлым и радостным. Он звал, манил, приглашал, и она не могла не откликнуться на этот зов…

Эпилог

Вместе с последними отблесками пламени угас и голос рассказчицы, и только теперь старый Юхас осмелился пошевелиться. На цыпочках, чтобы не спугнуть воцарившееся молчание, он прошел к очагу, подбросил дров и разжег огонь, а затем обернулся к гостям.

— Если господам угодно отужинать

— Конечно! Неси скорее все, что найдется! Я голодна, как стая волков! И вина неси — в горле пересохло.— Голос девушки был веселым и звонким, она словно торопилась сбросить с себя оцепенение, наведенное образами прошлого, завладевшими ею в этот вечер.

Север повернулся к подруге.

— Спасибо за историю, Соня. Я и не знал за тобой таланта сказительницы!

— О, ты еще многого обо мне не знаешь! — Она засмеялась.

— Но скажи, что же сталось с этим талисманом? Кстати, ты поступила совершенно правильно, не отдав его Алинор. Кто знает, каких бед она могла бы натворить, если бы такая сила оказалась в ее руках…

Рыжеволосая воительница погрустнела.

— В ту пору мне тоже так казалось. Но, с другой стороны, тогда она, возможно, осталась бы в живых… Вот в этом-то и беда с магией: никогда нельзя быть уверенным, что поступаешь правильно!

— Разве только с магией? А когда в жизни бывает иначе? И все же — талисман?..

— Я так и знала, что он не даст тебе покоя! Но тут нет ничего интересного. Я сменяла его на хлеб, когда кончились деньги. И то сказать — дали за него немного. Так что магия никогда не приносила мне удачи

В углу протестующе заскрипел и заворочался кожаный мешок, скрепленный киноварными печатями. Соня погрозила ему пальцем.

— Смотри у меня! Будешь колобродить — в овраг выброшу!

Как ни странно, кивес тотчас же затих. Север расхохотался.

— Смотри-ка, он тебя боится!

— И правильно делает.

— Ну, не хмурься. Он нам никаких хлопот не доставит. Приедет Вамматар, заберет его в Халогу — и все. Можем вздохнуть спокойно.

Он ошибался. В тот миг он еще не подозревал, насколько сильно он ошибается…