Зов пустельги

1. Новая жизнь

Солнечный луч лениво полз по стене, отражаясь бликами от стальной картинной рамы. Узкая полоска света смело разрезала мрак комнаты сквозь щель между толстыми портьерами. Луч упрямо стремился нарушить сон, и вскоре достиг бледного лица, точно коснувшись закрытых век.

Нина зажмурилась. Яркий свет был непривычным и отвратительным. Он напоминал раздражающий неугасаемый свет изолятора, не позволяющий впасть в глубокий сон. Но этот свет был другим. Необычным теплым. Неестественным для ее жизни. Нина неохотно открыла глаза и тут же ощутила необычность утра во всем вокруг.

За окном птицы чирикали наперебой. В лечебнице обитали разные птицы: зяблики, кукушки, скворцы – летом; синицы, чижи и клесты – зимой. Пение здешних птиц было незнакомо.

В воздухе витал соблазнительный аромат ванильной выпечки. В лечебнице тоже пекли разные крендели с сахаром, творожные кексы, но их аромат был далек от нынешнего. Нина даже привстала от удивления: пахло корицей. Совершенно точно! И этот запах она знала с детства!

Нина оглядела широкую кровать, которая услаждала измученное тело воздушной мягкостью белья. Как же приятно! Нина лениво перевернулась, подставив спину дружелюбному солнечному будильнику, он тут же принялся усиленно ее согревать.

Нина не могла вспомнить, как она здесь оказалась. Кажется, она заснула на заднем сидении огромного джипа еще до того, как тот въехал в пригород. Но она никогда не забудет спасительное бегство посреди ночи.

Эрик попытался взять ее за руку, но она терпеть не могла чужие прикосновения – они приносили слишком много видений. Поэтому она вручила ему собранный в кулак растянутый рукав свитера, и Эрик потащил ее сквозь лесопосадку. Они не видели тропу и передвигались вдоль высокой бетонной ограды, с опаской оглядываясь по сторонам в поисках ненужных глаз. Но кто возжелает прогуливаться глубокой ночью, когда ливень льет непроглядной стеной, а молнии сверкают таким высоким разрядом, что ночь становится светлее дня?

Последнее препятствие – перелезть через ограду. Эрик свистнул, и через секунду наверху показался лысый громила. Кажется, Эрик назвал его Фидо. Эрик без труда поднял Нину, могучие руки Фидо схватили ее под локти, и вот она уже сидит на трехметровой ограде, пытаясь разглядеть сквозь деревья свой бывший дом. Но лесопосадка была слишком широка и плотно засажена, поэтому Нина мысленно попрощалась с невидимым зданием, где оставила свое прошлое, и свесила ноги с внешней стороны ограды – туда, где ее ждал неизведанный мир. Эрик оказался на стене возле нее и помог спуститься, великан Фидо поймал ее внизу. Вот и все, покинуть пределы лечебницы оказалось гораздо проще, чем проститься с ней.

Утро облачилось в привычные нотки, когда тело по обыкновению заныло при попытке встать.

Нина проковыляла к окну. Вот она какая – жизнь вне стен коробки!

Нина прижалась щекой к холодному стеклу. Небольшие двухэтажные коттеджи выстроились вдоль дороги, подобно солдатам в шеренге – один копия второго. Бесконечная улица симметричных лужаек перед крыльцами и белых колышков вокруг. Нина представила, как она выглядит со стороны: серая тень в окне одного из этих кирпичных клонов. А еще она подумала о том, как тяжело найти кого-либо в этой однородной массе, это особенно полезно для того, кого ищут очень многие.

Нина осмотрела комнату: просторная светлая и лишенная всяческого изыска. Да что там изыск! Тут отсутствовало элементарное понятие уюта. Комната ярко контрастировала с сибаритствующими привычками Эрика. Хоть и широкая, но абсолютно простецкая белоснежная кровать, на которой никогда не спали. Дешевая картина блеклого натюрморта в стальной раме. Пустой комод молочного цвета, слой пыли в ящиках наглядно демонстрировал его долгое одиночество. Кожаное кресло у окна, с виду удачно размещенное в целях создания комфорта, на самом же деле выступало в качестве наблюдательного пункта и не больше. На этом лаконичный интерьер комнаты завершался, если не считать пару светильников и прикроватную тумбу. Нина испытала облегчение. Хоть Эрик и не старался, но все же угадал с местом пребывания. Его неуютные пустоши – как раз то, что нужно для психопата, обладающего сверхъестественной проницательностью. Здесь никто не жил прежде, а, значит, здесь нет картин прошлого. В голове Нины было также пусто, как и вокруг.

Внизу загремели тарелки. В нос Нине снова ударил запах выпечки. Она уже встречала этот запах когда-то, правда память не раскрыла подробностей. Живот ворчливо буркнул, напоминая о своем существовании. Нина не стала ему перечить и направилась к лестнице. Запах усиливался, а когда Нина оказалась в холле, кваркающие звуки со сковороды вызвали слюнки. Нина осторожно завернула за угол и увидела его.

Широкая спина в клетчатой рубашке суетилась возле плиты. Волосы зачесаны назад, от влажности они вились еще больше. Он что-то напевал и ловко подкидывал оладьи в воздухе. После очередного танцевального выпада он, наконец, выложил блин на тарелку и обернулся к столу.

Их взгляды встретились. И хотя этот момент нельзя назвать неожиданным, все же он был довольно неловким. Это было странно, ведь они уже знакомы, более того, всего несколько часов назад они пересекали больничный сквер, сцепившись друг с другом так крепко, словно боялись потеряться.

Так они и стояли с минуту, разглядывая друг друга, пока молчание не нарушил тостер. Громкий щелчок высвободил очередную порцию хрустящего теста. Тарелка в руках Эрика стукнула о стеклянный стол, и мир, наконец, ожил. Эрик улыбнулся гостье.

– Не знал, что ты любишь, – объяснил он, указывая на изобилие еды.

Нина не ответила. Эрик уже начал привыкать к ее молчанию.

– Здесь есть овсянка, хлопья, омлет, глазунья, гренки и мои фирменные ванильные панкейки, которые я не готовил уже очень давно. Поэтому, будь добра, оцени мои старания.

Нина продолжала стоять, выглядывая из-за угла. Эрик сел и демонстративно поднял нож с вилкой вверх.

– Как хочешь. Ну, а я больше не могу терпеть.

Он с довольным видом принялся за блины.

– М-м-м, – протянул Эрик и демонстративно прикрыл глаза от удовольствия.

Внезапно раздался длинный урчащий звук. Эрик улыбнулся.

– Этот дружище со мной согласен, – сказал он, указав вилкой на живот Нины.

Она еще немного потупилась в проходе и, наконец, крадучись подошла к столу. Нина с удивлением разглядывала блюда, медленно взбираясь с ногами на стул. Такого количества еды она не видела никогда. Выбор с чего начать не предстал. Она определенно побывает в каждой тарелке!

В больнице пациентам не выдавали вилок, и Нина едва умела ими пользоваться. Она неуверенно ткнула в блины. На зубчики налезли сразу около пяти штук, голодные глаза посчитали это количество достаточным, и неважно, что живот столько не осилит. Перед глазами возникла мужская рука с коричневой бутылкой. Нина прочитала надпись «шоколад» и кивнула. Блины тотчас же покрылись толстым слоем жидкого шоколада. Нина жадно впилась в стопку и откусила приличный кусок, который едва поместился за щеку.

Эрик не мог сдержать улыбки. Нина была так мила с пухлыми щеками, измазанными шоколадом, смачным причмокиванием и беспрестанно ищущими по столу глазами, казалось, она уже и забыла о его присутствии. Эрик превратился в призрака, подливающего сок.

Блины исчезли быстро. После тщательных раздумий выбор пал на гренки. В этот раз руки предложили баночку, на которой красовалась аппетитная малина. Нина снова кивнула. Джем моментально оказался на гренках. О, какая вкуснотища! Этот джем был не просто далек от больничного, они были из разных миров! Нина не удержалась и вторила Эрику, закрыв глаза от удовольствия.

Покончив с гренками, Нина откинулась на спинку стула, прикидывая, что еще в нее может влезть.

В перерыве она, наконец, обратила внимание на ухмыляющегося Эрика.

– Спасибо за столь красноречивый комплимент! – сказал он, оценив ее аппетит.

Голод, наконец, выпустил Нину из цепких клешней, и она стала разглядывать детали вокруг.

– Тебе здесь нравится? – спросил Эрик, заметив ее интерес.

– Чей это дом?

Эрик был чрезвычайно рад тому, что она оставила привычное молчание. Он и не понимал, какая это привилегия.

– Мой, разумеется.

Нина медленно переводила взгляд с одного предмета на другой.

– Но ведь ты здесь не живешь.

Эрик улыбнулся. Нина определенно видит гораздо больше, чем обычный человек.

– Ты права. Я предпочитаю жить в городе, а здесь…

– Прячешься, – закончила Нина, чем вызвала еще больший восторг Эрика.

– Или прячу, – дополнил Эрик, подмигнув гостье.

Нина съела еще немного омлета и отодвинула тарелку.

– Что ж, теперь я бы хотел с тобой обсудить деловой вопрос, – начал Эрик.

Нина не подала вида заинтересованности, но Эрик продолжил.

– Ты ведь понимаешь, почему ты здесь?

Нина ответила прямым взглядом.

– Я бы хотел сразу дать определение нашим отношениям. Я их расцениваю, как чистой воды торговлю. Ты оказываешь некоторые услуги, я их покупаю. Вопрос стоит лишь в том, что именно я покупаю и за какую цену, – Эрик деловито постукивал пальцами по столу. – Проще говоря, что ты умеешь, Нина, и что ты хочешь получить взамен?

Нина неотрывно следила за его стучащими пальцами, словно они говорили больше, чем сам Эрик. Он задал вопросы, которые она ожидала, но которые по-прежнему оставались безответными для нее самой. Это не вопрос вроде «ты – аллергик?», где ответом может быть лишь «да» или «нет». Это вопрос из серии «а любишь ли ты яблоки?». Нет, я не люблю сырые яблоки, но я люблю яблочный пирог. Что ты хочешь? Денег? Нет, мне не нужно платить, но я хочу быть свободной. Хочешь власти? Нет, мне не нужны подчиненные, но мне необходимо чувствовать себя в безопасности. Что я умею? Я могу предсказать события и прочитать твои мысли. Вот только способности не работают как часы. Иногда им нужно время, из-за которого тебе может показаться, что я не умею ничего.

Нина встала из-за стола и медленно обошла его. Пальцы Эрика перестали выражать его уверенность и замерли, когда Нина приблизилась к нему настолько, что он мог разглядеть каждую родинку на ее лице. Он впервые заметил тонкую полоску, тянущуюся от губы к носу – след от давнишней заячьей губы.

– Когда ты задашь вопрос, я отвечу на него – вот, что ты покупаешь. Взамен я хочу получить твою ответственность, – произнесла она с самым деловым видом, который только могла изобразить.

– Ответственность за что?

– За меня.

Эрик ухмыльнулся.

– Ты хочешь моего покровительства? – уточнил он.

«Временно, пока не пойму, куда бежать дальше».

Улыбка сползла с его довольного лица. Он правильно понял, что сейчас произошло? Она ответила, не произнеся ни слова? Или ему послышалось? Нет, не может быть! Это снова повторилось, как тогда в аллее! Он определенно слышал ее голос! Вот только ее губы не шевелились!

Губы Нины медленно растянулись в ухмылке.

И Эрик понял, что она, действительно, умеет обмениваться с ним мыслями.

– Что ж, покровительство за ответы… Довольно честно, – сказал Эрик.

Эта девчонка казалась далеко не глупой.

– Согласен, – тихо произнес Эрик, удовлетворенный сделкой.

***

Зеркало – удобная штука, оказывается. Нина впервые видела свое четкое изображение. Отражение в стеклах зарешеченных окон не шло ни в какие сравнения с тем, что она наблюдала сейчас. Какую удивительную возможность дает эта тонкая пластина стекла – заглянуть в свои глаза! Она уже не помнит, кто ей сказал, что в глазах спрятана душа. Если это – правда, то она определенно делает что-то не так, потому что все, что она видит – это мутную серость с черным зрачком посредине. Может нужно смотреть под определенным углом или вглядываться не менее часа, чтобы, наконец, увидеть душу? В любом случае, даже если бы она увидела ее, то не испытала бы ничего кроме жалости. Этой душе досталась довольно чудовищная оболочка.

Нина стояла абсолютно нагая и разглядывала то, чем пугала окружающих: бледность кожных покровов нарочито подчеркивала выпирающие кости ключиц, ребер и тазовых костей; коленные и локтевые сгибы пугали заостренными углами; болезненная худоба лишила ее всех выпирающих особенностей женского тела. И если кости можно спрятать под одеждой, то осунувшееся лицо предательски выдаст впалыми щеками, яркой синевой под глазами и мертвецкой бледностью. Она могла бы висеть в качестве макета скелета в классе анатомии, никто бы не принял ее за живого человека. Мурашки пробежали по спине, когда в голове возникла мысль о том, что она так похожа на своих извечных компаньонов. В этом Их цель – сделать ее одной из Них, и Они почти преуспели.

Шрамы. Тут можно составить целый справочник по способам запечатления на теле Нины особо ярких моментов ее жизни. На запястьях и щиколотках они красовались толстенными полосами. Ее часто приковывали ремнями к койке, хотя она и не помнила этот процесс, потому что в это время пребывала за гранью реального мира. Но нестерпимая боль от натертых до крови кожных покровов была первым, что поздравляло с возвращением. Четыре ровные бледные полосы на лбу – по две с каждой стороны. Надо отдать должное врачам, так умело зашивавшим одни и те же рассечения по несколько раз. Некоторые видения были столь жестокими и болезненными, что приходилось насильно их прекращать. А другого способа, кроме сотрясения мозга, Нина не знала. Хотя у нее были предположения относительно электрического тока, но где в больнице она найдет шокер в свободном доступе? Зато стен и острых углов было хоть отбавляй. Кстати, благодаря последним, появился целый набор из травм: пятнадцатисантиметровый шрам на голени, рубец от колотой раны в правой подвздошной области, рваная рана на левой лопатке, а также залысина на затылке из-за трех, налегающих друг на друга шва.

Помимо травм, которые она получала во время припадков, были еще те, что она наносила себе сама. Ее бедра были расцарапаны в кровь. Боль, получаемая в процессе, помогала заглушать Их голоса, притупляла желание причинять боль другим, но самое важное – боль от самоповреждений помогала чувствовать реальность и вырываться из кошмарных видений.

Счет синякам и гематом прекратился уже очень давно. Одни приходили на смену другим, в основном благодаря периодическим стычкам с санитарами. Нина внезапно подумала о Яне. Как много он ей прощал!

Горячие струи душа заставили задержать дыхание. Какое блаженство! Только сейчас Нина ощутила, насколько ее тело промерзло за сегодня. Или за последние двенадцать лет? Уже неважно! Как приятно! На полке стояло несколько бутылочек, она открыла и понюхала каждую, а потом недолго думая налила в ладонь из каждой. И ей было все равно, что на голове она растирала масло для бритья вперемешку с гелем для душа. Сейчас ей было важно стереть весь этот мерзкий больничный запах. Она намыливалась до красноты, пытаясь унять маниакальную мысль о том, что смывает не только грязь, но и всю уродливую часть ее мерзкой жизни, наполненную лекарствами, страданиями и обреченностью.

Возможно ли оставить прошлое в прошлом? Нина знала наверняка, что нет. Воспоминания всегда проложат дорогу в настоящее.

Вернувшись в спальню, она увидела оставленные для нее вещи, аккуратно сложенные на заправленной кровати. Футболка, джинсы, кеды. Едва прикоснувшись к ним, Нина поняла, что они новые. Эрик купил их для нее. Это невероятно приятное чувство – знать, что кто-то приобрел вещь специально для тебя! И, несмотря на то, что одежда была велика, теплота в груди продолжала отогревать одинокое сердце.

– Хм… Немного просчитался, – задумчиво произнес Эрик, увидев вошедшую в гостиную Нину.

Если свободную футболку можно списать на тенденцию подросткового стиля, то складки джинс под ремнем служили неумолимым доказательством его просчетов. Ну, а кеды, так это полный провал. С таким же успехом он мог одеть ее в свои сланцы.

– Это обязательно? – спросила Нина.

Эрик еще раз оглядел ее с ног до головы.

– По-моему, это – острая необходимость. Не волнуйся, мы заедем лишь в одно место. Там не задают вопросов.

Нина подтянула джинсы. Поход в магазин неизбежен ровно настолько, насколько полезен. Она слишком долго была оторвана от жизни.

– Ты же не собираешься ходить рядом со мной в больничном халате. Ты в курсе, что на нем запекшаяся кровь? – Эрик открыл дверь, ведущую в гараж.

– Он не мой, – тихий голос звучал, как извинения.

– В таком случае они могли хотя бы постирать его, прежде чем отдавать тебе. А то эти желтые пятна сзади пахнут определенно не соком.

– А вот пятна – мои, – еще тише произнесла Нина.

Эрик остановился и удивленно взглянул на Нину.

– Тебе что, нужны пеленки?

Нина сглотнула. Вопрос почему-то вогнал в краску, если это выражение применимо к бледному призраку. Подобным разговорам в больнице не было нужды, ведь там добрая половина пациентов – припадочные, и казусы вроде непроизвольного мочеиспускания или дефекации были нормой. Разумеется, неприятной нормой, но все же достаточной, чтобы не вызывать обсуждений или, что еще хуже, осуждений. Эрик же был из иного мира. Чистого, ароматного, нарядного. Даже его повседневный вид казался настолько вычурным, будто он собирался не в магазин, а на пышное празднование. Страшно было подумать, как он выглядит на торжествах. Надевает корону и седлает слона?

– Только на время приступов, – ответила Нина, опустив глаза.

Эрик задумался и через секунду заключил:

– Зацеллофаним матрас.

Нина мысленно отблагодарила его за простоту, с которой он принял ее проблемные особенности.

Эрик открыл ей дверь. Она не воспользовалась его протянутой рукой, хотя джип был достаточно высок для нее. Физический контакт с человеком типа Эрика был бы крайне опасен сейчас, поскольку спровоцировал бы спонтанный поток видений, к которым Нина еще не готова. Она обязательно увидит Эрика, но в свое время.

Джип выехал из гаража. С этого момента Нина навсегда приклеилась к окну.

Вот она какая – жизнь по ту сторону коробки!

Коттеджи исчезли довольно быстро. На смену пришла многополосная автострада. Эрик прятал ее в пригороде, примерно в тридцати километрах от города. Наверное, оно и к лучшему. В городе слишком много моментов, рискующих стать опасными для девушки, проведшей большую часть жизни в изоляции.

Многоэтажные здания обозначили границы города. Нина не могла поверить, что она жила здесь когда-то. В детстве она редко выбиралась в город и даже не представляла его истинных размеров. Машин было очень много, людей еще больше. Многообразие вывесок и надписей повсюду: сверху вниз, слева и справа, спереди и сзади. Глаза не успевали прочитать и пару слов, как дома сменялись и пестрили новыми еще более красочными фасадами. Задержать внимание на одном лице – невозможно, оно слишком быстро исчезало в толпе. Что же такое город? Машины, люди, слова.

Нину бросило в жар. Слишком много информации! А работают только глаза! Она, наверное, еще не скоро осмелится опустить стекло и впустить еще больше картинок вместе со звуками и запахами улиц. Как все это далеко от больничного мира, где царила совсем иная жизнь! Там в тишине слышны лишь пение птиц, шелест листвы, завывание ветра, стрекот насекомых. Каждого человека можно разглядеть, досконально изучить и познать парочку секретов. Здесь же постоянный гул движения и суеты. Этим людям и в голову не приходило заняться привычным делом Нины – разглядывать причудливые созвездия или искать знакомые образы в облаках. У этих людей слишком много гораздо более важных забот.

Машина замедлила ход. Нина сразу определила пункт назначения. Вывеска с небольшими золотыми буквами ей ни о чем не говорила. Это фамилия? Или имя? Так сразу и не поймешь, чем торгует магазин, пока не посмотришь на витрины. Манекены в строгих костюмах и платьях, все кажется скромным и неброским, но Нина нутром чуяла присутствие огромных денег вокруг этого места. Она уже начинала познавать новый мир. Свое богатство здесь стараются скрывать.

– Эрик! Дорогой! – раздался женский грудной голос, как только они зашли внутрь.

Смуглая женщина в черном облегающем платье торопилась к посетителям. Эрик обменялся с ней деловитым тройным поцелуем в щеки.

– Изабелла! Ты как всегда просто «белла!»

– Дорогой мой! Ты сегодня очень кстати! Мы только-только получили новую линию от Бриони! Твоя попка обязана оставить там след!

Женщина уже взяла Эрика под руку, готовая увести в черно-белые глубины мужских костюмов.

– Нет-нет-нет, – остановил ее Эрик, – сегодня главный герой не я, а вот эта молодая особа.

Наконец, внимание Изабеллы переключилось на стоящую у дверей Нину. Реакция женщины была моментальной. Улыбка исчезла, уступив место полному сражению. Видимо, Изабелла была не из тех, кто умеет врать, а потому оценивающе осмотрела Нину с ног до головы и спросила:

– Боже мой, Эрик, что это?

– Ну, да, она выглядит немного…

– Это она?! – Изабелла вытаращила глаза в попытке увидеть женские признаки в неопознанной особи.

Эрик засмеялся.

– Не будь стервой! Я приготовил для тебя задачку.

– Это не задачка, это катастрофа! Что у нее с волосами? Это новый тренд? – женщина подошла вплотную к Нине и брезгливо разглядывала неровные срезы и секущиеся концы собранных в хвост волос, боясь притронуться.

Нина чуть отстранилась, не понимая, чего от нее хотят. Эрик же с наслаждением наблюдал за тем, как Изабелла подвергала Нину исследованию.

– У нее есть имя?

– Зови ее Задачка, – улыбался Эрик.

– Ох, дорогой. Если бы я тебя не знала, то подумала бы, что ты издеваешься. Но я – профессионал, и восприму это недоразумение как комплимент! Ведь именно меня ты выбрал для… решения «задачки».

Изабелла ловко юлила между вешалками с платьями, блузками, брюками. Нина шла следом, Эрик завершал процессию. Наконец, Изабелла вывела их к примерочной.

Эрик устроился в кожаном кресле, Изабелла завела Нину в кабину, задернула штору и исчезла. Недоуменная Нина продолжала недоумевать, чего от нее хотят? Этот вопрос она будет задавать часто. Она выглянула из-за шторки с вопрошающим взглядом.

– Раздевайся, – шепнул Эрик, поняв безмолвный вопрос.

Через несколько минут явилась Изабелла с первой партией нарядов.

– Одевай! – скомандовала женщина, протянув вешалки за штору.

Когда в кабинке послышался шорох, Изабелла обратилась к Эрику.

– Ну, и кто она?

Эрик лишь улыбнулся.

– Знаю, мы не задаем здесь вопросов, но мы любим сплетничать, – женщина присела к Эрику на подлокотник, изящно закинув ногу на ногу. – Так что лучше дай наводку, иначе мы – женщины напридумываем всякого нелестного. Это твой новый фетиш или вид благотворительности? Или вновь обретенный родственник?

– Скорее последнее, – ответил Эрик, зная, что женщина не успокоится, если он не даст хоть немного информации.

– Я так и думала! Иного объяснения и быть не может! Помню, когда к нам на порог явился молодой хиппи – сын от первого или второго брака отчима – мама себе волосы рвала, не знала, как избавиться от этого слюнтяя! Он только и делал, что растил траву и дымил на балконе! Сколько было разбирательств с полицией, ты не представляешь! Отчим все надеялся, что этот тупица возьмется за ум и … Э-э-эй! – Изабелла резко вскочила и подошла к вышедшей из примерочной Нине.

– Ну, уже совсем другое дело! – восклицала женщина, застегивая молнию на черном платье. – Боже, Эрик! Это самый маленький женский размер! Откорми ее! – фыркала консультант, расправляя складки на платье.

Нина растерянно смотрела то на Изабеллу, то на Эрика.

– Ну, же, – женщина указала на большое зеркало. – Да не бойся же ты, иди!

Нина робко подошла к зеркалу и взглянула на отражение. Вроде она, но в то же время и не она. Черное платье до колен с овальным декольте, и вроде донельзя простецкое, и, тем не менее, раскрывшее в исхудалом бледном теле привлекательные женские черты. Красивые женские руки обвили шею белым жемчугом и приподняли волосы в хвост.

– Это нужно исправить немедленно! – жестко бросила консультант, указывая на огрызки волос. – Смотри-ка, кажется, ей нравится!

Нина ничего не слышала, погрузившись в отражение новой себя.

– Ну, все-все, давай. Нас ждет еще очень много вариантов! – Изабелла подтолкнула Нину за штору кабинки.

И началась бесконечная череда однообразных действий: раздеться, одеться, зеркало, раздеться, одеться зеркало. Незамолкающая Изабелла с очередными едкими комментариями, к которым Нине пришлось привыкнуть.

– Что ты сутулишься как старуха?! Вытянись!

– Эти волосы проще оторвать и выкинуть!

– Есть такое чудесное дамское оружие – косметика! Или этот прыщ – твой любимый питомец? В таком случае я бы его пристрелила!

– Эти ребра будут долго преследовать меня в кошмарах!

– Это каблуки, а не ходули! Выпрями колени!

И все это время, пока Изабелла заново отстраивала скелет Нины, последняя изо всех сил старалась блокировать многочисленные видения, которыми женщина охотно делилась в подсознании. Эрик же деловито постукивал пальцами по планшету, ненадолго удостаивая улыбкой и похвалой очередное перевоплощение подопечной.

Спустя несколько часов золотая кредитка пикнула на кассе, вызывая тщательно скрываемый восторг продавцов.

– Пообещай зайти на неделе, подберем тебе новые брюки, – Изабелла нежно завела прядь волос за ухо Эрика.

– У меня их уже полсотни из-за тебя, – улыбнулся Эрик.

– Ну, полсотни это не полтысячи, – подмигнула Изабелла и удалилась в зал на охоту за очередной жертвой моды.

На улице заметно стемнело, и освещение в бутике уже стало ярче уличного. Нина безумно устала, но нутром чуяла, что это далеко не конец дня. В больнице у нее было мало занятий. В перерывах между приемами пищи она либо гуляла, либо спала, либо читала какую-нибудь глупую книгу, что приносил Остап. За двенадцать лет она настолько привыкла к столь размеренному образу жизни, что этот поход в магазин можно было растянуть на неделю.

– Я договорился со стилистом. Он приедет к шести, – говорил Эрик, выворачивая машину на центральную улицу.

– Как считаешь? – Эрик пытался разговорить подопечную. – Нина, ты в порядке?

Нина едва заметно кивнула.

– Ты не обижайся на Изи. Она может быть резкой, говорить первое, что на ум придет. Но оскорбить умышленно – это не про нее. В ней нет гнили. Поэтому если тебе вдруг показалось, что она…

– Она спала с отчимом, – вдруг произнесла Нина.

Эрик оторопел. Мозг не был готов к столь серьезному заявлению невпопад. Несколько секунд он растерянно молчал, пока разум пытался осознать сразивший его факт.

– О господи, Нина! – наконец, воскликнул он. – Что за…? Как ты такое можешь…? Ты же…

Эрик нервно стукнул по рулю, слова никак не давались языку.

– И со своим сводным братом-хиппи тоже, – добавила Нина, продолжая невозмутимо смотреть в окно.

– Так все! – Эрик резко затормозил и крутанул руль.

Машина остановилась на обочине, и Эрик развернулся к Нине.

– Ты не можешь так говорить! Я имею в виду… Ты не должна так внезапно огорашивать! Мне не нужно сообщать обо всем!

Нина взглянула на Эрика глазами, полными удивления.

– Но ты задаешься вопросом каждый раз, когда вы занимаетесь сексом в подсобке.

Эрик пораженно откинулся на спинку, пытаясь понять, какой из фактов удивил его больше: то, что она говорит о сексе, или то, что она говорит о его сексе с Изабеллой? А что еще она знает? Как много она знает о нем? Вдруг в голове мелькнула мысль, что все это – не такая уж и хорошая затея. Связаться с человеком, способным копаться в чужих головах. На что он рассчитывал? Что она раскопает чужое дерьмо, а его личное не увидит?

– Хорошо. Давай договоримся, – начал Эрик, когда ступор отошел. – Ты будешь отвечать только на вопросы, которые я адресую тебе лично, окей? Вербально ли, в уме ли, я спрошу тебя «Нина, а с кем трахается Изабелла?», и только после этого ты ответишь: «Она трахается с отчимом и братом», ладно?

Нина продолжала молча сверлить Эрика ледяным взглядом. Эрик тяжело вздохнул и снял ручник.

– Черт, с собственным отчимом? И с братом? – воскликнул он скорее себе, чем Нине. – Черт возьми, Изи!

Джип вернулся в автомобильный строй.

***

– Oh, mon Dieu! Oh, mon Dieu!¹ – причитал мужчина, бродя вокруг Нины.

Длинные волосы, собранные в хвост, безупречный маникюр, приталенная рубашка, зауженные брюки. Нет, это не о Нине. Это о стилисте, который всем своим видом больше напоминал плохую копию женщины, чем мужчину. Он внимательно разглядывал волосы Нины, изредка выбирал какую-либо несчастную прядь и изрекал долгую речь по-французски. По тону было легко определить, что он возмущался. Нина же безропотно сидела на табурете, покрытая черной плащевкой с непонятным названием и силуэтом женской головы посреди букв. Ее больше не задевали презрительные взгляды и осуждающие фразы. Хорошо, что Эрик решил привести в порядок ее внешность за один день, второго она бы просто не выдержала.

– Mais qu’est-ce que c’est la?!² – снова негодовал француз, отщипнув очередную прядь.

Эрик ходил возле них, но был слишком занят телефонным разговором.

– Bon, alors!³ Этот катаклизм я бы хотел поскорее забыть! Придется постараться, ma cherie⁴, – картавил француз.

Он опрыскал пульверизатором волосы и начал активно работать ножницами и расческой с металлическим наконечником. Ох, если бы он только знал, какие ассоциации возникают в голове Нины при виде подобных инструментов! Монстры сразу начинают скрестись внутри, рисуя в воображении варианты использования острия.

Можно вогнать рукоятку расчески в глаз по самое основание и вызвать смертельный отек мозга. Или же проткнуть брюшину, повредив аорту, смерть от кровотечения в таком случае наступит всего через пару минут.

– Рыжий пигмент подчеркнем колорированием, а здесь слегка осветлим, – француз общался сам с собой.

Тонкий ствол расчески, к сожалению, не подходит для ранения крупных артерий вроде бедренной или сонной. Зато, если хорошо прицелиться и проколоть легкое хотя бы в двух местах, французишка захлебнется кровью.

– Или же обрамим челку? Нет-нет-нет! Пробор набок и естественная длина!

С парикмахерскими ножницами дело обстоит чуть сложнее, ведь они специально тупо заточены на острие, чтобы не нанести раны клиентам. Но при должном усилии они также могут нанести колотые раны в мягкие ткани живота, например…

В гостиную вошел Эрик, прервав вздохи стилиста и садистские размышления Нины.

– Ну, как ты? – спросил он у нее.

– Oh, mon Dieu! Не спрашивай! – отмахнулся француз. – Поверить не могу, что волосы можно довести до такого состояния!

Эрик переглянулся с Ниной, и улыбнулся.

– Но через пару часов, она станет прекрасной, как богиня утренней зари! Коричневатый оттенок волос граничит с мягкой рыжеватостью! Мы подчеркнем эти красноватые оттенки, и она предстанет нам в образе огненного вихря, уносящегося в загадочный мир опасной и тем более притягательной огненной стихии! А здесь мы выделим более светлые пряди, будто проблески рассвета…

Пока француз уходил в собственный выдуманный мир метафор и аллегорий, все больше используя родной язык, отчего вскоре понять его стало невозможно, Эрик сел напротив Нины.

– Придется нам с тобой немного побыть здесь. Там опять что-то стряслось, – устало сказал он, указав на свой телефон.

Нина поняла, что речь зашла о делах.

– Завтра я съезжу в офис, узнаю, что там произошло. С тобой останется Фидо.

Нина кивнула. Если честно, ей уже было все равно, она была крайне измотана. К тому же, благодаря забывчивости Эрика, она пропустила прием лекарств.

Через пару часов француз, наконец, с облегчением вздохнул. Нина едва заметила изменения, но после его манипуляций волосы действительно стали другими. Более мягкие, аккуратно уложенные. Он подстриг их до плеч, и теперь они больше не висели спутанными патлами. Настоящее преображение предстало во всей красе на свету: пряди переливались разными оттенками меди: коричневым, бурым, красноватым и даже темным золотом.

– Не забывай про маски и кондиционеры, ma cherie! – крикнул напоследок француз и исчез за дверью.

Нина устало опустилась на диван. Ей становилось все хуже. Привычное головокружение стало более навязчивым, мигрень усиливалась, а она в свою очередь рождала опасное для этого состояния раздражение.

– Я голодный, как черт! Надо чем-то перекусить. Сделаем сендвичи! С чем хочешь? Есть тунец, маринованный тофу, буженина где-то валялась… – говорил Эрик, копошась и стуча банками в холодильнике.

Нина едва слышала его слова из-за гулкой пульсации в ушах. Каждый доносившийся до нее звук отдавался эхом в голове и больно колотил по затылку. Нина чувствовала, как сознание растворялось в ноющей боли, еще чуть-чуть и она увидит своих извечных компаньонов. Мигрень – Их рук дело, таким образом Они перетягивали хозяйку в свой мир.

– Эрик, – позвала она еле слышно.

Эрик, наконец, перестал копаться и обратил внимание на Нину. Только сейчас он заметил, что Нина сильно побледнела, а кожа на лице покрылась испариной.

– Лекарства, – также тихо сказала она, задыхаясь.

Эрик тут же бросил ковыряться с упаковками нарезок и подбежал к Нине. Он рефлекторно приложил руку к ее лбу, хотя едва умел определять жар таким образом. Это был скорее жест заботы, чем осознанная помощь.

Прикосновение Эрика тут же вызвало очень яркий и бурный поток видений, который моментально перевесил чашу весов в пользу Монстров. Галоперидол, служивший своеобразной цепью, на конце которой висела Нина, а внизу завывала мрачная пропасть – обитель жутких зрелищ и измученных призраков – выводился из организма, и мозг, лишенный дозы нейролептика, ослабевал под натиском болезни подобной ржавчине. Еще немного, и безобразные Стражи сгрызут ржавеющие звенья и утащат истерзанную душу в недра мрака. В подобном состоянии Нина все больше походила на губку, впитывающую воду изо всех щелей. Картины из ниоткуда заполоняли каждый сантиметр, каждую секунду реальности. Скоро граница между мирами сотрется, и она либо впадет в кататонический ступор, либо забьется в припадке паники. Все зависит от того, что эти Твари ей покажут.

– Мне нужны лекарства, – тихо прошептала Нина, отстраняясь от губительного прикосновения тяжелой ладони. Лишние видения сейчас ей определенно не нужны. Хватает и тех, что она улавливает из колебаний воздуха.

– Черт! Я совсем забыл о них!

Эрик судорожно осознал, что еще вчера оставил толстый желтый конверт где-то в машине. Если бы Ян узнал об этой оплошности, то пристрелил бы его немедленно!

– Нина, мне нужно спуститься к машине. Я отдам список лекарств консьержу и сразу же прибегу обратно! Оставайся на месте!

Эрик задержался в дверях, еще раз взглянул на Нину и понял, что у него совсем немного времени. Она в любую минуту норовила потерять сознание. А случись так, придется звать на помощь Яна со всеми его шприцами и воздыханиями типа «я же говорил!».

Нина закрыла глаза и сконцентрировалась на дыхании. Один из многочисленных лечащих врачей подкинул ей эту мысль, и как ни странно, она работала. С трудом вспоминая, почему так важно обогащать мозг кислородом (что-то ей там объясняли про отмирание клеток), Нина замечала, как с каждым глубоким вдохом проходит тошнота и головокружение. Эх, если бы только дыхание могло вылечить! К сожалению, оно не спасало от безобразной массы спутанных образов, источники которых находились порой за несколько километров.

Его появление она почуяла сразу, ведь Он пользовался ее глазами. Видеть себя со стороны – завидная способность, подумаете вы. Вот ты сидишь на диване, а в следующую секунду – уже на столе напротив, и наблюдаешь сам за собой. Все бы здорово, если бы второе Я не было уродливым монстром. Нина тяжело вздохнула и открыла глаза.

Еще секунду назад Он скребся где-то внутри. Теперь же отвратительная клыкастая морда наблюдала за ней, несмотря на то, что он не имел глаз. Он расположил свои скрюченные конечности на журнальном столике, выломленная из сустава рука болталась где-то возле пола. Его неустанный шепот, доносивший предсмертные молитвы людей, уже был не в голове, а витал в воздухе, становясь чуть громче с каждой минутой. Именно с помощью шепота монстры заволакивали Нину в потусторонний мир, выход из которого возможен только благодаря мощной антипсихотической терапии.

Щелкнул замок, заскрипела входная дверь. Нине хватило секунды, чтобы понять: вошедший – не Эрик. Подобно зверю, Нина отличила незнакомый запах визитера.

– Эрик! – позвал мужчина и захлопнул дверь.

Уверенные шаги по длинному коридору, лязганье ключей в руке, и вот он вошел в гостиную, представ перед ее взором. Невысокий мужчина в коричневом костюме и бежевом галстуке. Проступающая седина скрывала цвет волос, но двухдневная щетина, на которую у него явно не было времени в последние дни, явственно обозначали рыжеватость. Волосы аккуратно зачесаны назад, они немного вились на концах. Нина видела, как женские руки гладили его костюм и завязывали галстук. Нина поймала себя на мысли, что эта незнакомка вызывает у нее гораздо больший интерес, чем визитер.

Едва войдя в гостиную, Роберт остановился, застигнутый врасплох. Не то, что он удивился присутствию девушки в квартире, ведь Эрик постоянно приводил сюда какую-либо одноразовую женскую особь, это было привычным делом. Девушки стали неким естественным, едва удостоенным вниманием, антуражем квартиры. Роберт и сам много раз пользовался их «заботой», пока Эрику было не до того. А еще пару лет назад они пользовались «заботой» нескольких девушек одновременно. И, разумеется, та, что он видел сейчас, ну никак не могла относиться к категории «заботливых» женщин. Девчонка больше походила на разносчицу пиццы или подростка с флаерами на углу улицы.

– Добрый вечер! – сказал Роберт, оборвав подозрительно затянувшуюся паузу.

Нина промолчала.

– А где Эрик?

Нина ответила немного погодя:

– Спустился к консьержу.

– Значит, скоро будет, – закончил мысль Роберт.

Нина не могла оторвать взгляда от мужчины, не заботясь о том, что он замечает ее неподдельный интерес к своей персоне. Он и представить не мог, что именно вызывало этот интерес.

Мир вокруг исчез, и Нина погрузилась в вакуумную коробку размером с гостиную. Так происходило всегда, когда она погружалась в изучение незнакомца. Своего рода мини-вселенная, эпицентром которой в данный момент был Роберт. Его тело излучало белое сияние, источающее потоки образов и сюжетов.

Роберт прошагал за кухонную стойку. Увидев разложенные упаковки нарезок, хлеба, соусов, мысль была однозначна.

– Сендвич? – спросил он.

Нина могла бы продолжить сидеть на диване и сражаться с головной болью, а могла бы погрузиться в тайный мир Роберта с его потрясающей историей жизни. Упустить столь великолепный шанс было бы чертовски глупо. Когда еще она останется с ним наедине? Нина медленно сползла с дивана и бесшумно села на стул за кухонной стойкой.

Роберт делал вид, что абсолютно равнодушен к странной личности, хотя в голове уже летал рой сбивчивых догадок. Невзрачная, неухоженная и до жути больная девчонка. Роберт понял, почему здесь пахло как в салоне красоты – это был запах краски с ее волос. Похоже, Эрик пытается сделать из нее человека, хотя следовало бы начать с хорошего откорма, а то эти скулы придают слишком много сходства со скальпированным черепом.

Так они молча и сидели друг напротив друга, она – бесстыдно впившись в него глазами, он – демонстрируя высшую степень умения исследовать объект боковым зрением, изображая сущее безразличие. И только звук режущего ножа напоминал, что здесь еще присутствуют живые люди. Бессловесное единомыслие двух ученых-наблюдателей создавало борцовское напряжение: чей выпад будет первым?

И первым был Роберт.

– Этот с бужениной, – сказал он, поставив тарелку на середину стола.

Нина не стала медлить и протянула руку к тарелке. Мимолетный взгляд Роберта, проскользнувший по руке, не остался незамеченным.

– Уколы, – прохрипела она, почесав синяки на венах.

– Вижу, – ответил Роберт, надкусив сендвич. – Следы героина гораздо более красноречивы.

Нина надкусила многослойный треугольник. Сендвич был действительно хорош: хрустящие листья салата, сочный помидор, соленый огурчик, правда, буженина придавала вкус железа. С каждым проглоченным куском Нина наблюдала, как растет понимание в глазах Роберта.

– Сока? – предложил он.

Нина отложила сендвич и кивнула.

Роберт полез в холодильник. Мысли уже выстроились в логический ряд и то, что он осознал, привело в ярость. Он понял, кто она. Это сложно представить, но, похоже, Эрик действительно совершил нечто безумное.

– Значит, ты – та девчонка из психбольницы? – спросил он без стеснения.

На его лице проступало нескрываемое раздражение.

Нина взяла бокал.

– Роберт, – поприветствовала Нина.

Он едва заметно скривил лицом. Значит, Эрик говорил о нем (ах, если бы!). О чем еще он ей поведал? Она кажется спокойной, беззаботной, и донельзя самоуверенной. Это настораживало и тем больше раздражало.

– Как ты здесь оказалась?

Нина отпила сок.

– Хочу попробовать с тунцом, – ответила она.

Роберт ухмыльнулся. Ну, надо же, какая нахалка! Но, тем не менее, взялся за нож и рыбу.

– Эрик сказал, что ты помогла ему в одном деле. Хотелось бы узнать как, – Роберт яростно собирал слои сендвича.

– Горчичку не забудь, – подначивала Нина.

Роберт злостно ударил ножом по столу, завершив игру «кто кого».

– Хватит шуточек! Говори, как ты узнала про Пастаргаев!

– Мне вот интересно, а кружева тебе не жмут?

Роберт опешил. Нина победоносно откинулась на спинку стула, наслаждаясь гримасой удивления на лице Роберта. Кажется, она даже дала себе волю улыбнуться.

Роберт так и стоял огорошенный. Утром он поспорил с Лидией, что сможет проходить в ее белых кружевных стрингах до конца дня. Идея казалась сумасшедшей и вместе с тем безумно уморительной. В этом была вся Лидия – она обожала шаловливые выходки, и Роберту это нравилось. А сейчас полуживая девчонка явно демонстрировала глубокие познания района его паха, и он уже не разделял утреннего веселья, особенно когда эти кружева натерли зад.

– Роберт? – послышалось сзади.

Запыхавшийся Эрик стоял в дверях гостиной.

– Что ты здесь забыл?

– Видимо, познакомиться с твоей гостьей, – ответил Роберт, нервно швырнув кухонное полотенце на стол.

– Я же говорил, встретимся завтра. Сегодня у меня нет времени.

– Я уже понял, – эта реплика скорее предназначалась для Нины.

Эрик прошагал к ней.

– Ты как?

Она привычно промолчала.

– Нам надо ехать. Дело есть, – Роберт старался скрыть недовольство в тоне, но это мало удавалось.

– Справьтесь без меня. Сегодня я занят.

Роберт громко хмыкнул и приготовился читать очередную тираду.

– Слушай, мне наплевать, чем ты занимаешься в свободное время! И я даже не собираюсь обсуждать, какая это была тупая идея – тащить сюда сумасшедшую девку! Да трахай ты хоть зомби, я не желаю вмешиваться! Но случилось реальное дерьмо, и мне наплевать на твое очередное увлечение!

– Да ты погляди на нее! Она еле дышит! Как она поедет?! – упирался Эрик и тут же осекся.

Глаза Роберта расширились еще больше.

Эрик понял, что немного поторопил события. Он-то уже давно сложил в уме два плюс два, и в воображении Нина пребывала в офисе возле него. Осталось только преподнести это все ребятам. И задача стояла непростая.

– А при чем здесь она? – медленно произнес Роберт.

Эрик виновато провел рукой по волосам.

– Она нужна мне в офисе, – деловито ответил Эрик и принялся убирать кухонный стол.

– Да неужели? Может, тогда нам всем стоит привести девок в офис?

– Поверь, она нам всем нужна! – Эрик с силой хлопнул дверью холодильника.

– Вы посмотрите! Это кто у нас тут сидит? Человек, который решит все наши проблемы? Даст ответы на все вопросы? Так что ли? Ну, хорошо! Давай устроим небольшое тестирование! Хм, чего бы у нее такого спросить? – Роберт нарочито ходил позади Нины, изображая глубокую задумчивость. – А-ха! Пусть-ка она нам скажет, кто сдал наш Вендский трафик копам? А может, они – такие же гении, как и она, и нашли его сами?

– Твою мать, – выругался Эрик.

Трафик через богом забытый городишко, или как они называли его «Вендский трафик», в честь одной из древних держав, похоже, повторил участь тески. Новость была действительно дерьмовой. Этот путь соединял спрятанные в горах поля травы с людским миром, и был одним из самых плодоносных. Своего рода артерия, питающая тело. Труднодоступность тамошних мест позволяла содержать огромные площади, да и сама трава была очень качественной. Эрик не помнил деталей, но его химик что-то говорил об особом горном климате. Теперь же с Вендскими полями можно распрощаться. Копы обязательно найдут их, это лишь дело времени.

– Ну? Что-то не слышу ни одной мысли, – ухмылялся Роберт.

– Я понял тебя! – рявкнул Эрик. – Мы сейчас спустимся.

– Мы? – недовольно переспросил Роберт.

– Да, черт подери, мы! Спускайся и жди нас внизу!

Роберт злобно посмотрел на друга, потом на Нину. Он умел читать лица людей, но вот ее прочесть не смог. Настолько оно казалось безжизненным. Нина покачивалась на стуле и продолжала сверлить Роберта ядовитыми глазами.

Эрик исчез в глубинах квартиры. В гостиной вновь воцарилось молчание. На этот раз Роберт бросил притворные игры и в открытую сверлил Нину злобным взглядом. Но в ответ получил лишь стеклянный взор, словно она уже потеряла интерес к нему.

– Так или иначе, я найду тебя.

Я заполучу, заполучу тебя.

Так или иначе, я тебя завоюю.

Я заполучу, заполучу тебя.⁵

Нина распевала полушепотом знаменитую песню. Она никогда не слышала ее прежде. Да и пела не она. Монстр, по-прежнему сидевший на журнальном столике – песня исходила из клыкастой вонючей пасти, а поскольку он не имел места в реальном мире, то пользовался телом Нины. И сейчас он ею пел.

Роберт резко развернулся и зашагал прочь.

Эрик вернулся через пару минут в черном деловом костюме, будто он и впрямь собирался в офис, подобно белым воротничкам. Вот только редко какой офис начинал работать поздним вечером. Он присел на соседний к Нине табурет.

– Ты же понимаешь, я не могу оставить тебя одну. Ты посидишь с моими ребятами, пока я буду решать вопрос. Хорошо?

Нина глубоко вздохнула и произнесла:

– Ты все равно позовешь.

***

Роберт сел в машину, с силой хлопнув дверью, и тут же пожалел. Он любил свой BMW семьдесят девятого года, и причинять такую «боль» машине было кощунством. От подобных мыслей он еще больше разозлился на Эрика.

– Гребаный извращенец! – выругался Роберт и начал раздраженно крутить ручки ретро аудиосистемы.

Послышалось шипение, и вскоре в машине раздался голос молодого диджея.

– А у нас наступает вечер пятницы! Наконец настали долгожданные выходные! Никакой работы…

– Да что ты говоришь?! – огрызнулся Роберт.

– …начальства, никаких дедлайнов! Зажигательные выходные начинаются здесь и сейчас! На радио «Один»! А начнут их неподражаемые легенды рока Блонди!

Послышалась музыка, и к ужасу Роберта сиплый женский голос запел:

– Так или иначе, я найду тебя.

Я заполучу, заполучу тебя.

Так или иначе, я тебя завоюю.

Я заполучу, заполучу тебя.

– Да ты издеваешься! – рявкнул Роберт и еще ожесточеннее закрутил ручку.

– … да-да-да, действительно, нужно обсуждать проблему, рассматривать ее с различных сторон и остановиться на варианте, который устроит обоих, – шепелявил какой—то профессор. – Главное – погасить конфликт в зародыше и не помешать ему разрушить отношения…

– Да пошел ты! – Роберт стукнул по приемнику.

В машине стихло. Надолго.

Они ехали в полной тишине. Роберт сосредоточился на дороге и не желал говорить о чем-либо в присутствии привидения на заднем сидении. Запах краски от ее волос раздражал, больной вид будоражил воображение страхом заразить машину гепатитом или сифилисом. Слава богу, она потеряла интерес к Роберту. Серебристые глаза неотрывно смотрели в окно. И только Эрик шуршал пакетом и что-то бубнил под нос.

– Клозапин… нет…Рисперидон, а это от чего? – Эрик перебирал бутыльки, потом что-то вычитывал в блокноте и с раздражением вздыхал.

– Так, внутривенно при потере аппетита, не то… ламотриджин… Твою мать! Этим списком можно убить целое стадо!

– Что там у тебя? – не выдержал Роберт и выдернул блокнот из рук Эрика.

Как оказалось, это был перечень лекарств, написанный от руки с инструкциями по применению.

– Что за черт? – выругался Роберт, изучая список. – Половина из них крышу снесет!

– Я думаю, в отношении Нины они работают прямо противоположно.

Роберт озадаченно переглянулся с другом. Как говорят, клин клином вышибают? Похоже, крыша Нины, действительно, витала где-то далеко, раз столько химических формул силились ее вернуть.

– А какие у нее симптомы?

– А что не видно? Хреново ей! – нервничал Эрик.

– Нина, нам нужна помощь! Что у тебя болит? – спрашивал Роберт, поглядывая в зеркало заднего вида.

Но Нина либо была слишком увлечена панорамой ночного города, либо как всегда не желала говорить.

– Нина, пожалуйста, не молчи! Иначе придется звонить Яну! – завыл Эрик.

Нина, наконец, оторвалась от окна.

– Ну же, девочка, подскажи нам, что тебе нужно? – скомандовал Роберт.

Нина закрыла глаза, глубоко вздохнула и прошептала:

– Успокоиться.

Роберт тут же впился взглядом в список. Кажется, он начал понимать эту девчонку.

– Дай ей аминазин, – сказал Роберт после тщательного изучения списка.

– Ты уверен? – Эрик ковырялся в лекарственных аппаратах, ища нужный.

– Нет, черт побери, не уверен! Это одно из семи названий, которые мне знакомы!

– Я не могу ей дать наугад! Вдруг она помрет!

– А если она помрет в моей машине, я прирежу тебя рядом с ней! – заревел Роберт.

На секунду в машине стихло. Эрик понимал, то Роберту надо освободиться от злобы, а крик был единственным полезным для него способом. Роберт нервно пригладил волосы на макушке и спокойно заговорил:

– Лидия рассказывала, что принимала аминазин. Он оказывает седативный эффект.

Этого было достаточно. Эрик мысленно улыбнулся. В какой бы ситуации он не оказался, а Роберт на то и был его лучшим другом, он всегда поможет, даже если в эту минуту хочет подвергнуть тебя мучительной смерти.

Эрик нашел нужный пузырек, и уже через секунду Нина запивала горькую таблетку водой. Знакомый вкус тут же напомнил о запахах больницы. И только вид за окном растворял эти болезненные воспоминания.

Городская ночь кардинально отличалась от больничной. Там в сотне километров отсюда ночь опускалась непроницаемым мраком, здесь же она едва темнее дня. Миллионы вывесок теперь казались еще ярче. Блеск, сияние, переливы цветов – все сверкало вокруг, словно в сказочном мире. Неудивительно, что на улицах так много людей! Похоже, город никогда не спит. Он словно монета – две стороны, сделанные из одного сплава, однако их образы различны. Орел и решка. Аверс и реверс. Как две стороны жизни. Нина держала монету в руке, скоро придется ее подбросить.

Машина замедлила ход. Мимо проплыло здание с ярко горящей надписью «Геенна». Нина сразу его узнала. Она много раз видела это место в мыслях Эрика. Компактно устроенный развлекательный комплекс. Поначалу задумывался как ночной клуб, но с развитием бизнеса открылись и новые перспективы. Теперь под крышей огромного комплекса размещался не только один из самых популярных ночных клубов в городе, но и люксовый ресторан, небольшое казино скорее для личных встреч, чем отмывания денег, подпольный бордель с элитными работницами и даже просторная сауна с бассейнами. И в глубине логова грехов размещался труднодоступный головной центр наркоимперии.

Машина остановилась недалеко от входа в ночной клуб, куда тянулась длинная очередь наряженных людей. Они готовы часами выжидать возможность развлечься в заветном месте, где свободно торгуют амфетамином, коксом и качественным гашишем. Здесь можно «закинуться» без страха быть пойманным. То, что происходит за дверями геенны, никогда не выйдет наружу.

Их уже ждали. Шестеро рослых мужчин в костюмах, один – копия второго. Перекачанные мышцы нещадно рвали пиджаки по швам. Казалось, что их мощные тела способны остановить даже пули.

– Макс, – Эрик вышел из машины и пожал руку одному из парней.

– Все уже внизу, – голос Макса был жутко хриплым из-за ранения, которое зацепило голосовые связки.

Эрик открыл заднюю дверь автомобиля.

– Это – Нина, – сказал он Максу. – С этих пор отвечаешь за ее голову также, как за мою.

– Понял.

Нина ждала посреди кучи мужчин в костюмах, пока они пожимали руки, справляясь о здоровье и делах, ни на секунду не интересуясь искренне ни о первом, ни о втором. Когда ритуал приветствия был закончен, они двинулись к одному из торцовых входов здания.

Внутри они прошли через подсобные помещения, заваленные коробками и пыльной мебелью, и направились на лифте вниз. Нина слышала, как наверху гудела и била басами энергичная музыка, достаточно заводная, чтобы заставить Нину незаметно настукивать ритм пальцами по бедру.

Двери лифта открылись, и они очутились в сером облезлом коридоре, где их ждали еще четверо мускулистых клонов, но эти в отличие от сопровождающих держали грузные автоматы наперевес. Эрик и Роберт лишь кивнули мужчинам и прошли мимо. Нина мало понимала, где они находятся, но те расстояния, что они преодолели, подсказывали, что они уже должны были выйти за пределы здания. А этот многопроходный подвал скрывал путь в одно из тайных прибежищ.

– Марсель и Авель, – позвал Эрик, открыв дверь в, как оказалось, старую котельную, – сидите здесь и приглядывайте за Ниной.

С этими словами Эрик повернулся к ней.

– Как ты себя чувствуешь?

Нина слабо кивнула и уселась на старый деревянный стул.

– Держись, я недолго, – сказал Эрик и исчез.

Как поняла Нина, они находились в переоборудованном старом подземном гараже, забытом городскими службами после капитального ремонта ветхого жилого дома. Сейчас это было выкупленное коммерческое здание с большой круглосуточной автомойкой, под которой и располагалось одно из убежищ – огромный подвал, по сути.

– Наконец, пропащая душа объявилась! – воскликнул Дэсмонд, зажимая сигарету в зубах.

– Ты уже на ногах? – спросил Эрик, обнимая друга.

– Такое дерьмо и из могилы вытащит!

– Давайте сразу к делу, – предложил Эрик.

– Ладно,– начал Рудольф, – проблема в следующем: у нас больше нет вендских полей, трафик сдан, кем – неизвестно. Полицейские нагрянули, как снег на голову. Сработали очень быстро, скорее всего, отрабатывали перехват несколько дней.

– Из чего делаем вывод, что следили давно, а это делает возможным наличие прямых улик против нас, – продолжил Дэсмонд.

– Марк? – спросил Эрик.

Парень откашлялся, как на экзамене, и заговорил:

– С отделом связался, пока против нас никаких подтвержденных данных не имеют. Но эти новые следователи осторожничают. Они прекрасно осведомлены о развитой системе подкупа в их отделе.

– Ущерб – около двух лимонов, – важно констатировал Дэс.

– Плевать на ущерб! – сказал Роберт. – Главное, чтоб на нас не вышли!

– А много нашли? – спросил Эрик, стянув сигарету из кармана Дэса.

– Несколько десятков килограммов точно будет. Но наши – молодцы. Они среагировали тотчас, как узнали об облаве на шоссе. Восемь полей сожгли подчистую, но пожарные добрались до оставшихся, – рассказал Рудольф.

Наступило напряженное молчание. Рудольф присоединился к «пыхающему кружку» и достал свои сигариллы.

– Ладно, – наконец, произнес Эрик, – Марк, держи своих на подвязях, как только где-нибудь мелькнут наши имена, пусть сразу же сообщат. Роберт свяжись с покупателями, скажи, что поставим другой сорт.

– Это будет непросто, у нас очереди именно на вендскую траву.

– Предоставь хорошие скидки. Придумай что-нибудь!

– Самое важное сейчас – отыскать предателя, – констатировал Рудольф. – Репутация подмочена, но если не наказать ублюдка, мы ее утопим.

– Рудольф прав. Показательная казнь – вещь, проверенная временем, – согласился Дэс, разминая кулаки.

– Мы привели Игната, – сказал Марк.

Эрик вскинул бровь.

– Грузовики перехватили после выезда из Сосен. Возможно, Игнат причастен,– объяснил Марк.

– Исключено! Игнат отвечает за свою точку уже три года, зачем ему плевать в колодец?– спорил Рудольф.

– А затем, чтобы шкуру свою спасти, – ответил Дэс.

– Дэсмонд прав, – согласился Роберт. – Эти хреновы блюстители порядка в шантаже похлеще нас разбираются.

– Приведите его. Пообщаемся, – решил Эрик.

Макс немедленно дал команду людям. Уже через минуту они вернулись с Игнатом. Невысокий полноватый с черными усами и стрижкой ежиком. Военный, списанный по инвалидности за потерянную кисть, получивший от государства благодарность за службу и гроши, которых даже на еду не хватало. Медаль за отвагу он продал еще в первый год пенсии. Вот и весь результат патриотизма: искалеченное тело и жизнь, потраченная впустую. В момент, когда он засунул дуло дробовика себе в рот, раздался телефонный звонок. Эрик нашел его вовремя.

– Эрик, Роберт, Рудольф, – Игнат пожимал руку всем, кого еще не видел.

Он заметно нервничал. Причина очевидна – его место работы сожжено дотла.

– Игнат, ты не волнуйся, мы должны выяснить, что произошло,– начал Рудольф, испытывающий лишь положительные чувства к старику.

– Конечно, конечно, мне скрывать нечего,– закивал Игнат.

– Был ли кто-то, кто не вышел в смену сегодня? – спросил Роберт.

– Из сегодняшней смены на ферме были все, – отвечал Игнат, стараясь скрыть дрожь в голосе.

– Это ничего не значит, – сказал Дэс, – предатель может быть и из сегодняшней смены, если у него сделка со следователями. А может быть и с другой, чтоб не попасть в клетку в день облавы!

– В любом случае предатель с твоей территории, Игнат, – заключил Роберт.

Игнат виновато закивал. Пот заструился по его лбу.

– Я сделаю все, чтобы его найти, – сказал он.

– Ага, вот только хрен мы тебе это доверим! – сплюнул Дэс.

– А была ли у легавых возможность отследить график вывоза? – спросил Эрик.

– Только по чистой случайности. Грузовики подготавливают заранее, а время доставки назначает Игнат максимум за два часа до выезда, – объяснил Роберт.

– Так что, понимаешь, Игнат, о времени вывоза знал только ты! – Дэс, хромая и разминая кулаки, подошел к старику.

Но Игнат не собирался сдаваться в зубодробительную машину.

– Не только! Перед отправкой я звоню на склад и объявляю время приема! А это значит, что утечка могла произойти со склада!

По мере приближения Дэса, Игнат сильнее сжимал кулак. Он знал, что даже хромой этот неуравновешенный тип представлял большую угрозу.

– Да? Ну, до них очередь тоже дойдет! А сейчас мы разбираемся с тобой! – не унимался Дэс.

Игнат глубоко вздохнул, пытаясь успокоить напряжение, что создавали накачанные мускулы Дэсмонда. Старик был опытным и понимал, что говорить здесь следует не с солдатом.

– Эрик! – позвал он. – Я оплошал! Позволь мне исправить ошибку! Я сам найду предателя! Я умею выслеживать таких!

– Да, как же! Что-то ты не выследил его на ферме! У себя под носом!

– Дэс, прекрати! – сказал Рудольф.

– Я найду его!

– Ага! Отпустим тебя, и тут же ударишь в бега!

– Не пытайся нависать надо мной, щенок!

– Что ты сказал?!

– Щенок!

Дэс замахнулся кулаком, но Игнат ловко подставил культю, отразив удар, и отвесил смачную пощечину, подобно отцовской оплеухе. Дэс едва удержал равновесие.

– А старичок-то свежачок, – свистнул Марк.

– Ах, ты гнилая сука! – взревел Дэс и накинулся на Игната.

На старика посыпался град мощных ударов, но он лишь принял защитную стойку. Не в его совести бить заносчивых мальчиков.

К счастью, атака Дэса была краткосрочной. Все, кто были рядом, немедленно разняли ссорящуюся парочку. Фактически они оттаскивали вопящего Дэса, потому что Игнат и не думал вступать в бессмысленную драку.

– Я прикончу тебя, сукин ты сын! – орал Дэс, окруженный шестью мужчинами. Казалось, раненное бедро нисколько его не беспокоило.

– Эрик! Я клянусь, я бы никогда не смог этого сделать! Я – военный! Для меня верность – отработанный рефлекс! Я не предавал вас!– его голос вдруг стал жестким, словно он действительно вспомнил годы боевой славы.

– Да, конечно! Сначала служил государству, а теперь продаешь его детям траву! Ты верен только жажде денег, дряхлый ты, пидор! – не унимался Дэс.

– Заткнись, салага! Ты и понятия не имеешь, что такое война! Играешь здесь крутого рэмбо, а на настоящее поле боя выйти – кишка тонка!

– Ну, иди! Иди сюда! Покажи мне мою кишку, покажи!

Дэс снова попытался накинуться на Игната, но не смог прорваться через забор из охранников и друзей.

– Эрик! – крикнул Роберт, призывая того сделать что-нибудь.

Эрик делал – он думал. Дэсмонд не успокоится, пока не прикончит предателя, а является ли Игнат таковым – надо доказать, вот только на доказательства нужно время, которого они не имели. Возможно, они только тратят его здесь на Игната, пока настоящий предатель пытается уехать как можно дальше от города. А может быть все гораздо привычнее, и Игнат, действительно, решил выйти из игры и сдать крупную рыбу взамен на программу защиты свидетелей.

Эрик тяжело вздохнул. Пускать Игната в расход ему не хотелось. Даже однорукий этот старикашка стоил трех бригадиров.

И тут его посетила блестящая мысль.

– Заткнулись все! – закричал он, восстанавливая порядок.

Наступила тишина.

Эрик многозначительно поднял в воздух палец и произнес:

– У меня есть решение.

Он посмотрел на Макса, держащего Дэсмонда подмышками.

– Приведи ее.

Макс тут же выпустил озадаченного Дэса и исчез в дверях.

– Кого ее? – спросил тот, уже забыв об Игнате.

Друзья недоумевали, концентрируя на Эрике взгляды, заставляющие витать в воздухе вопрос. И только Роберт выделялся из толпы удивленных глаз. Он смотрел на Эрика и беззвучно вопрошал: «Ты чего делаешь?!»

Эрик молчал. А чтобы друзья не заметили его сомнения, отвернулся. Он и сам не знал, что делал.

Вскоре недоумевающие взгляды переметнулись на звуки приближающихся шагов.

Нина вошла за Максом в просторное помещение. Окинув взглядом находящихся в помещении людей, Нина практически сразу поняла, что происходит – картинки мелькали наперебой. К сожалению, Эрик дал ей неправильную таблетку.

Чтобы отключить ту часть мозга, что отвечает за ее способность «видеть», надо принимать антипсихотики вроде галоперидола или рисперидона. Аминазин же всего лишь успокоил ее эмоциональное состояние: уменьшил напряжение, снял страх, расслабил мускулатуру. А если бы она выпила две таблетки, то сейчас бы уже тихонько посапывала в кошмарном полусне.

Но благодаря тому, что Эрик отнёсся к требованиям Яна относительно медикаментозной терапии Нины в высшей степени несерьёзно, Нина галлюцинировала все больше. Бесконечные сменяющиеся образы становились все реальнее и все ощутимее.

– Нина.

Эрика звал ее откуда-то издалека. Такой мягкий и мурлыкающий голос. Он расчёсывает мокрые волосы, обмазывает лицо лосьоном после бритья, что-то напевает. Его руки нежно проводят по её голой спине, он шепчет ей на ухо: «Ты нужна мне…».

– Нина!

Она вышла из бреда, едва вспомнив, где находится. Снова осмотревшись вокруг, она была рада, что ещё способна отличить реальность ото сна.

– Как ты? – спросил Эрик, стоя возле неё.

Она привычно промолчала.

– Ты была права, мне нужна твоя помощь, – прошептал он.

Мужчины следили за тем, как Эрик подвёл незнакомку к Игнату. Девчонка была жутко хилой и, кажется, под кайфом.

Рудольф взглянул на Роберта. Тот лишь отвернулся. У него не было ответа на его вопрос.

– Нина, это – Игнат, – представил Эрик. – Мне нужно узнать, говорит ли он правду.

Эрик не побоялся произнести слова в полный голос. Теперь скрывать причину ее присутствия было бессмысленным.

Нина не стала медлить. Она подошла к Игнату вплотную и стала принюхиваться, чем смутила старика. Он слегка попятился, но она снова приблизилась к нему так, что он мог рассмотреть каждый шрам на ее лице. Нина закрыла глаза и стала слегка покачиваться, тяжело дыша. Игнат даже немного выставил руку вперед, чтобы поймать ее, если она вдруг надумает потерять сознание. Постояв так немного, Нина положила голову на грудь Игната и снова замерла.

В пограничном состоянии найти нужную картинку нетрудно, надо всего лишь следовать за мыслями Эрика и искать видения, подходящие к ним.

Через минуту Нина открыла глаза и попятилась от Игната.

– Он говорит правду, – сказала она вслух.

Эрик не двигался, надеясь, что это – не все, что она хочет сказать.

Нина медленно выискивала взглядом нужное лицо и вдруг остановилась на Дэсмонде.

– Тебе нужен мужчина с разноцветными глазами, – добавила она.

Молчание растянулось еще на минуту. Мужчины переглядывались, пытаясь найти кого-то кроме Эрика, кто мог бы объяснить, что происходит. Звонкий голос Марка прорвал тишину:

– У Альберта гетерохромия. У него один глаз – синий, а другой – зеленый.

Наконец, мужчины стали выходить из оцепенения.

– Альберт? – переспросил Рудольф.

– Да, парень со склада! Мы взяли его три месяца назад!

Тут уже очнулся Игнат:

– Ах, ты ж паскуда! Он звонил мне перед отправкой, чтобы уточнить время! Скотина!

– Немедленно разыскать его! – сказал Эрик Максу.

– Я с него шкуру живьем сдеру! – ревел Дэс.

– Отправляйте людей сейчас же! Легавые уже наверняка гасят его! – добавил Рудольф.

Все вдруг всполошились. И только Роберт продолжал молчать и сверлить Нину недоверчивым взглядом. Он удивился, как быстро ребята приняли информацию за достоверную. И Игнат подтвердил! Какое совпадение! А ярость Дэсмонда настолько слепа, что ему все равно кого калечить. У него талант выбивать из людей то, что он хочет услышать! Ох, Нина! Какое безупречное манипулирование людьми!

– Макс, сообщи всем, что мы ищем этого гада! На улицах, в барах, в участках: всем! Найди его в кратчайшие сроки! – говорил Эрик.

– Я пойду с ним, – сказал Рудольф.

– Нет! Вам нельзя высовываться. Я пойду! – вызвался Игнат. – Я должен отработать свой промах!

– Ты не виноват, – запротестовал Эрик.

– Нет! Облава произошла на мои грузовики! Я должен отработать!

Друзья переглянулись. Эрик кивнул.

Уже через минуту офис опустел. Мужчины отправились на охоту.

Макс организовал настоящую травлю. В течение часа были проинформированы все рабочие точки: от уличных дилеров до полицейских. Все маломальские забегаловки, где окантовывались работяги со складов, были взяты под наблюдение. Квартира Альберта перевернута, его машина отслеживалась дорожным патрулем. Если он в городе, он не сможет его покинуть.

Размер вознаграждения и оперативные действия Макса быстро дали результаты. Звонок на мобильный раздался в машине, когда Роберт вез Эрика и Нину обратно в апартаменты.

– Эрик, они нашли его, – говорил Дэсмонд в телефоне.

– Это отличная новость, приятель. Ты все проконтролируешь?

– Да. Я жду их на четвертом складе. Они уже везут его.

Эрик взглянул на Нину, сидящую на заднем сидении, и по обыкновению смотрящую в окно.

– Сделай все аккуратно, – сказал Эрик.

– Сделаю, как надо.

Нина наблюдала за тем, как в десяти километрах от нее Дэсмонд примерял кастеты. Там было семь или восемь разновидностей. Каждую Дэсмонд надевал на кулак и отрабатывал удары в воздухе. Он был возбужден от предстоящего веселья. Еще он любил работать ножом, но особо не увлекался. Садистские замашки вроде ворошения внутренностей на живую его не прельщали. Нож был скорее неким абстрагированием от увлечения боксерской груши из плоти.

Эрик был уверен, что Нина не должна знать об этой отвратительной кровавой стороне бизнеса. Он будет оберегать ее сознание от подобных моментов. Вот только он не был осведомлен о ее безупречном нюхе на кровь. Она увидит ее даже будучи за километры. Воздух донесет металлический запах, а агонические крики жертв будут преследовать ее до конца жизни.

Во втором часу ночи она добрела до спальни уже совсем без сил. Эрик помог ей снять кеды, и она так и легла в одежде, не расстилая кровать. Едва коснувшись подушек, Нина нырнула в очередную параллель, наполненную образами нагих людей, извивающихся в экстазе. Бесчисленное множество незнакомых женских тел сливались с телами уже известных ей мужчин.

Нина собрала последние силы в кулак и встала с постели.

– Что не так? – спросил Эрик, уже держа наготове плед.

Нина устало мотнула головой, закатывая глаза.

– Я не могу здесь спать.

– Хорошо, – закивал Эрик, – можешь поспать у меня…

Нина снова замотала головой. Эрик не понимал ее. А как ему объяснить? Отведи меня туда, где вас нет? Нина взяла из его рук плед. Образов нет. Новый. И вышла из комнаты. Она чувствовала, что есть где-то в этой огромной двухэтажной квартире пустынное место. Она побрела на полусогнутых ногах туда, где голоса становились тише, а видений – меньше. Эрик, не понимающий, что происходит, просто шел за ней следом, готовый поймать Нину, если она надумает потерять сознание.

Нина забрела в спальню Эрика и тут же направилась к просторному гардеробу. Голоса здесь были приглушены, видения – более туманные, но вот запах крови с одежды и ботинок никакая химчистка не сотрет. Нина развернулась и почти бегом направилась к коридору. Монстрам сейчас только и нужна кровавая подпитка, чтобы довести ее до припадка.

Следующим пунктом стала одна из ванных комнат. В этой части апартаментов было уже спокойнее, но Нина почувствовала пустоту за стеной, и решительно направилась в еще более отдаленную и даже скрытую часть этажа.

Когда она открыла неприметную дверь в конце коридора, она поняла, что нашла место, где могла бы отправить сознание в полет сновидений, будучи уверенной, что никто из живых не воспользуется ее уязвленным состоянием во время сна.

Эрик прошел за Ниной в комнату прислуги. Он никогда ее не имел. Комната всегда пустовала, а уборкой занималась частная клининговая фирма. Но он точно знал, что в предыдущей семье была личная горничная, и сейчас Нина ковырялась в ее платяном шкафу.

Нина смерила взглядом комнату. Дух рыжеволосой полячки мало присутствовал здесь. Большую часть времени женщина проводила вне комнаты, чему Нина была очень рада. Чтобы еще больше оградиться от навязчивых образов, Нина забралась в шкаф.

– Я буду спать здесь, – заявила она.

Эрик стал понемногу понимать Нину. Он и сам частенько прячется от мира в маленьком домике на побережье. Подальше от городской суеты, проблем, а главное подальше от людей. Наблюдая за тем, как Нина легла в шкафу, свернувшись калачиком, укрылась пледом и практически мгновенно засопела, Эрик вдруг осознал, что еще так многого о ней не знает. В душе заскребла совесть. Ведь если бы он не поленился и открыл ее «куррикулюм витэ», ей бы не пришлось корячиться в шкафу.

Эрик тихо закрыл только одну створку шкафа, не решившись запечатать Нину в этом дешевом «гробу», и, как бы ему ни хотелось спать, пошел за толстым желтым пакетом, валяющимся где-то возле кровати.

***

Внизу хлопнула входная дверь. Тяжелая дубовая дверь скрипела на петлях с самого их переезда в этот дом. Роберт уже трижды обещал их смазать, но последние дни пропадал на работе с раннего утра и до глубокой ночи. Как и сегодня. Лидия приподнялась на локтях и сквозь тяжелые веки посмотрела на электронные часы на прикроватной тумбе. Половина четвертого утра. Прекрасно! Интересно, во сколько он уйдет? В пять, как вчера, или все же даст своему организму поспать хотя бы пару-тройку часов? Всю последнюю неделю Лидия практически не видела Роберта. Он присутствовал дома лишь в виде грязных рубашек и недопитых чашек кофе, оставленных ей на кухонном столе в качестве пожелания «с добрым утром, любимая». Лидия не возражала и не капризничала. Она прекрасно понимала, чем занимается ее жених, и не желала лишний раз испытывать его нервы на прочность. Ему и так достается с его работой.

Балкон был открыт вопреки предостережениям Роберта. В последнее время он стал более осторожным и подозрительным. Любой шорох возле двери он воспринимал всерьез, каждый лай соседской собаки был для него знаком приготовиться. Он перестал снимать кобуру и везде с собой таскал свои пистолеты. Даже сидя на унитазе, он не мог расслабиться, если не ощущал подмышками холод металла. Если бы он узнал, что Лидия спит с открытым балконом, он бы, наверное, запер ее в подвале. Ну, как, скажите на милость, можно заниматься подготовкой к свадьбе в таких условиях?

Лидия откинула одеяло и встала с кровати. Последние несколько дней она спала обнаженной в надежде возбудить в Роберте желание, когда он ляжет к ней в постель и дотронется до ее пышных грудей. Он обожал ее налитые груди и не отпускал их во время всего акта соития: сжимал их, гладил, целовал и впивался зубами. А еще он обожал ее длинные мускулистые ноги, секс с них и начинался: Роберт облизывал их, начиная с пяток, и поднимался выше, и выше, и выше. При мыслях об этом Лидия горестно закусила губу. Уже вторую неделю у них нет секса. К сожалению, Роберт все это время спал на диване в гостиной, чтобы не тревожить спящую невесту. Идиот!

Лидия накинула черный шелковый халат на обнаженное тело и спустилась вниз.

– Они нашли его? – голос Роберта раздавался из кухни. – Отлично. Хоть какая-то хорошая новость… Да, я дома… Нет, она спит.

Роберт говорил по телефону и одновременно наливал виски в стакан.

– Понятия не имею! Мне кажется, он сошел с ума!… Я не знаю эту девку!… Попроси Марка навести о ней справки…Хорошо… И тебе доброй ночи…

Роберт устало плюхнулся на стул и залпом опрокинул виски. Огненная жидкость обожгла носоглотку. Краем глаза Роберт заметил Лидию в дверном проеме.

– Тяжелый день? – спросила она.

Роберт устало вздохнул. Лидия прошагала к стулу рядом с Робертом и мягко опустилась на него, обдав Роберта легким ароматом шанель. Он наблюдал, как она откинула локон редких каштановых волос со лба, открыла бутылку и налила в стакан напиток. Роберт смутился. Он не заслуживал такую женщину, как Лидия. Она невероятно терпелива и невозмутима, одновременно изысканна и проста, она выслушивает все его жалобы и стоически терпит любую небрежность, что он позволяет себе по отношению к ней. Вот она сидит рядом с ним такая прекрасная и неотразимая и участливо молчит, не мучая его расспросами, а сдержанно выжидает, когда он будет готов поведать ей о своих переживаниях. Нет, он недостоин этой женщины.

Роберт сжал ее руки и устало опустил на них голову.

– Прости, милая. Я знаю, что косячу, – сказал он.

– Перестань, ты делаешь свою работу, – Лидия погладила жениха по голове, отметив про себя, что ему надобно помыться.

– Дела идут под откос.

– Ты найдешь решение.

– Я устал их находить.

Лидия оставила его реплику без комментария. Внутри она ликовала. Наконец-то, Роберт признал, что устал от своих криминальных дел. Он уже почти готов бросить их ради нее, ради этого большого семейного дома, ради будущих детей… Лидия осеклась. Мысль о ребенке всегда будила в ней страх.

– Эрик приволок к нам психопатку, – сказал Роберт и отпил немного виски.

– Кого? – удивилась Лидия.

– Самую настоящую психопатку из психбольницы.

Лидия хмыкнула.

– Похоже, у него закончились все разумные идеи для развлечений! Ему что, не хватает экстрима в жизни? – удивлялась Лидия.

– Он не просто с ней развлекается, он приволок ее на собрание!

Лидия выпучила глаза и для большего трагизма покачала головой. Все складывалось как нельзя лучше. Эрик сам разваливает их бизнес. Он сам выпускает Роберта из своих цепких объятий в объятия Лидии, а уж она-то ни за что его не отпустит! Этот вездесущий Эрик всегда был для нее главной проблемой. Дружба Роберта и Эрика насчитывала целые десятилетия, и, разумеется, ее ничем не разорвать. Но Лидии этого и не нужно, она лишь хочет, чтобы Роберт принадлежал ей настолько же, насколько принадлежит этому треклятому Эрику. Все-таки Роберту не с ним детей воспитывать. Лидия снова закусила губу… Дети… Сможет ли она?

– Ох, дорогая, я знаю, что тебе тяжело. Пожалуйста, потерпи еще чуток. Обещаю, как разберемся с этими Пастаргаями, я отойду от дел.

Лидия не возражала. Она была рада, что, наконец, довела до мозгов Роберта разумность своих идей. С самого начала их отношений три года назад она старательно и методично вдалбливала в его голову, что ему необходимо оставить этот бизнес в скором времени, если он хочет прожить долгую и спокойную жизнь. Она аккуратно кирпичик за кирпичиком выстраивала эту ценнейшую мысль несколько лет и уже была совсем близка к завершению своего грандиозного проекта по спасению Роберта и себя самой. Лидия настроена решительно и никому не позволит разрушить свою будущую идиллию. Да никому и не под силу. Лидия слишком настойчива, а Роберт слишком измучен. Разве что Эрик или вернее то, что он значит для Роберта, является главным препятствием, которое то и дело норовит возникнуть в их жизни.

– Нам одобрили дату в Плазе, – сказала Лидия.

Роберт облегченно выдохнул и растянулся в улыбке.

– Любимая, я очень рад! Это отличная новость!

Дата свадьбы назначена, и через три месяца они, наконец, поженятся. Роберт поцеловал невесту. Но он скорее был рад тому, что его невеста счастлива, несмотря на все его промахи и косяки. Он никудышный бойфренд и отвратительный жених. Но он обязательно приложит все усилия, чтобы стать замечательным мужем. Видит бог, Лидия достойна идеального мужчины.

– Сыграем свадьбу и отправимся в наш морской домик на целый месяц! – мечтал Роберт.

– И не забудем всех послать к черту перед этим!

Оба посмеялись, вспомнив тот день, когда Лидия перед всеми послала Эрика к черту. Она была единственной женщиной, открыто заявившей о том, что не боится Эрика Манна. В тот день Лидия и Роберт должны были отбыть на пляжный отдых на островах в Атлантике, когда вдруг снова появился Эрик и заявил, что у них что-то там «возникло», и Роберту ни в коем случае нельзя уезжать. Лидия не на шутку взбесилась, потому что каждый запланированный отдых срывался заявлениями Эрика о «возникших неприятностях». Причем он никогда не уточнял, какие именно неприятности возникли, желая лишний раз указать Лидии на ее место. Он мог утверждать что угодно, но Лидия точно знала, что всему причиной была невероятная ревность Эрика к другу. Он вцепился в него так, словно Лидия была драконом, желающим сожрать Роберта, а не провести с ним долгожданные каникулы подальше от забот. Честно говоря, Лидия была сыта по горло попытками Эрика разлучить пару. И только когда его попытки стали слишком явными и откровенными, он прекратил. Наверное, понял, наконец, что смешон.

– Ты довольна, Лидия? У нас дел невпроворот, а ты вот так нагло требуешь свой отдых! У тебя что сезонный радикулит разыгрался? Или геморрой достал? – свирепел Эрик.

– Знаешь, что? Пошел ты к черту, Эрик! – крикнула Лидия, развернулась на каблуках и нарочито громко простучала ими по мраморному полу в ресторане Рудольфа, словно хотела разбить эти дорогие каменные плиты своими металлическими шпильками. Дверь она, разумеется, тоже захлопнула со всей силы.

В ресторане присутствовали все, и Роберт вдруг чрезвычайно возгордился таким смелым и в то же время таким капризно-женским поступком Лидии, что в ту же секунду покинул ресторан вслед за ней.

По возвращении с недельного отдыха Роберт заметил перемены в поведении Эрика, который, похоже, осознал всю серьезность отношений между этими двумя. Он перестал высмеивать, дискредитировать и, вообще, упоминать Лидию в разговорах. Именно с тех пор Эрик занял позицию постороннего наблюдателя, не желая больше лезть в личную жизнь друга и контролировать ее. Отныне Роберт один на один с этим драконом!

Лидия была воистину сильной женщиной. Когда они встретились, ей было уже тридцать два, и она занимала пост главного финансиста в небольшой маркетинговой фирме, через которую Роберту посоветовали отмыть часть денег. Лидия безо всяких вопросов занялась его капиталом, проворачивая нелегальные теневые операции на пару с директором втайне от остальных работников. Лидия не сразу обратила внимание на Роберта, как на достойного мужчину, а вот Роберт же, наоборот, старался произвести на нее впечатление с первого дня знакомства.

– «Золотая осень», – сказал Роберт, сидя в кресле напротив Лидии, которая работала над компьютерными данными за своим столом.

– Простите? – Лидия недоуменно взглянула на Роберта из-под прямоугольных очков в ярко-красной оправе в тон ее тонким губам, так яростно контрастирующими с ее белоснежной рубашкой.

– Вам нравится русский импрессионизм, не так ли? У Вас на стене, – Роберт указал на картину, висевшую позади Лидии.

Женщина медленно развернулась на крутящемся кресле и уставилась на картину, висевшую позади нее. Во всех ее движениях читалась властность и деловитость. Она удивлено взглянула на Роберта.

И тут он понял, что настал его звездный час. Он еще в прошлый раз заметил эту картину и немедленно нашел ее описание в интернете, которое выучил наизусть, желая произвести на Лидию впечатление.

– Это репродукция картины «Золотая осень» Левитана. Ее яркие мажорные тона не являются характерными для творчества Левитана, он больше любил сдержанные и мягкие тона. Но она поражает своей наполненностью и эмоциональным содержанием, выраженном в цветовом великолепии. В ней четко прослеживается влияние импрессионизма на творчество Левитана. Вы знаете, что картину он закончил в Москве, рисуя по памяти, вдохновленный великолепием красок природы в усадьбе под названием Горка?

Безупречно отчитав заученный наизусть монолог о картине, довольный Роберт готовился пожинать плоды своей находчивости. Но не тут-то было. Прошла минута, а Лидия так и не произнесла ни слова, уставившись на него недвижимым взглядом, как на дебила.

– Нет, не знаю. Я понятия не имею, о чем Вы. Эта картина висит здесь уже лет пятьдесят, – выдала, наконец, Лидия и вернулась к компьютеру.

Далее встреча проходила в полном молчании. Роберт не смел даже взглянуть на нее, а Лидия то и дело косилась на него из-под очков, выжидая очередную глупость с его стороны. Они бы так и разошлись в тот день, если бы Лидия не разрешила нелепую ситуацию в положительную сторону.

– Я не разбираюсь в живописи. Но я пью кофе, – сказала она, не отрываясь от экрана.

Роберт облегченно выдохнул и улыбнулся. Он тоже не разбирался в живописи. Поэтому их отношения начались с чашки мокко и американо.

Лидия мало рассказывала о своем прошлом. Из всего, что понял Роберт, она переехала в столицу около десяти лет назад, чтобы начать новую жизнь. И как видно, ей это удалось. Она была очень смышленой и хваткой, и в фирме ее очень ценили. Она не хотела говорить о своей жизни, Роберт не настаивал, потому что сам занимался тем, о чем не мог говорить. Они наслаждались настоящим моментом и взаимно уважали право каждого на личное пространство.

Да, Лидия была достойна идеального мужчины. И Роберт не имел права быть другим.

– Я надеюсь, ты решишь свои дела до свадьбы. Не хочу, чтобы ты пришел на венчание с порохом под ногтями и со своими Колянами, – Лидия указала на Макаровы подмышками Роберта.

Роберт улыбнулся. Ему нравилось, как Лидия называла его пистолеты.

– Не волнуйся, решу. Обещаю.

Роберт устало поцеловал ее руки.

– К тому же после свадьбы надо всерьез заняться твоим оплодотворением. Мои мальчики все-таки не шотландский скотч, и со временем их качество не улучшается.

Лидия засмеялась.

– Да ты надрался! – хохотала она.

Роберт откинулся на спинку стула и наслаждался ее заливистым смехом.

– Пойдем спать, дурачок, – позвала Лидия, все еще смеясь.

«Дети», – пронеслось у нее в голове, и шутка вдруг перестала быть смешной, а смех стал грустным.

***

Нина проснулась от сильной боли в плече. Она попыталась перевернуться, но тут раздался хруст, и шею пронзила острая боль. Нина сморщилась, и, преодолевая жгучую резь, легла на спину. Почки тут же завыли в унисон, оплакивая свое затравленное существование. Поясница заныла им в такт, напоминая о своем присутствии в этом незавидном изломанном теле. Нина попыталась выпрямить ноги, измученные согнутым положением в течение ночи, но стопы уперлись в стену, и в коленях загудели суставы, насмехаясь, мол, думаешь, мы бы до этого не додумались? Эта чертова деревянная клетка сделала из нее отбивную. Нина успела пожалеть о выборе ночлега. Пусть бы ее хоть живьем сожрали в кошмарах, по крайней мере, тело бы набралось физических сил.

Покряхтя немного, Нина открыла глаза. В шкафу не зги не видно. Странно. Вроде она спала с открытой дверцей. Неужели до сих пор ночь? Нет! Она не выдержит и двух минут в этой конуре! Нина стала шарить руками в поисках опоры – самой ей точно не встать, и тут сообразила, что пол – земляной. Она вонзила пальцы в рыхлую влажную почву и поняла, почему здесь так темно. Она лежала в могиле. Внезапно ее пальцы наткнулись на чью-то холодную руку. Сердце замерло. Кто-то лежит рядом с ней! Но как это возможно? Она одна едва помещалась в шкафу! Преодолевая оцепенение, Нина медленно повернула голову и увидела мужчину с разноцветными глазами. Он лежал всего в сантиметре от нее и смотрел, не моргая. Роговица глаз была сухая и мутная, а во лбу зияла дыра, из которой густой тянущейся струей вытекала темная жидкость. В животе Нины сжался кулак. Мертвец! Словно услышав ее мысли, мертвец закинул на нее то, что осталось от его руки: обрубленные под основание фаланги и раздробленные лучевые кости.

– Убийца! – прошептал беззубый окровавленный рот.

Нина с визгом выпрыгнула из полузакрытого шкафа и пулей отползла к стене, забыв обо всех тяготах окостеневших конечностей.

Сидя у стены под громкие удары сердца в ушах, Нина переводила дыхание и пыталась взять под контроль возбудившийся организм. Взбодрилась до конца дня! Нина смотрела на пустой шкаф, осознавая печальный факт – если она не примет хоть что-нибудь, Монстры снова завладеют ее разумом.

Нина устало потерла глаза и уставилась в окно. Новый день новой жизни. Серое безжизненное небо как нельзя лучше соответствовало той мутной дымке, что сопровождает несуществующие образы, которых утром стало еще больше. Теперь бороться с ними – бессмысленно. Надо ждать, когда мозг получит подпитку нейролептиком.

Нина не без труда встала с пола, накрылась пледом, будто он мог защитить ее от зараженного видениями воздуха, и вышла из комнаты. Возле двери сидел Эрик. Но он был ненастоящий. Это был его след. Видимо, он долгое время провел здесь в коридоре, сидя на полу, и листая знакомые ей страницы медицинской карты, фотографии, полицейские рапорты. Он, наконец, приступил к основной обязанности – заботиться о Нине. Что ж, изучение ее жизнеописания займет немалое время.

Первый этаж по обыкновению был заполнен ароматами, вызывающими обильное слюноотделение. Было там и жаренное, и выпечка, и терпкий кофе. На кухне Эрик сидел за столом и читал что-то в планшете, попивая кофе из большой кружки с надписью «Этот папа – самый лучший».

– Доброе утро! Как ты себя чувствуешь? – поприветствовал он Нину.

Ох, она бы хотела рассказать ему, как себя чувствует из-за его безответственности, но вдруг уставилась на стол. Возле тарелки лежали знакомые лекарства: красная капсула, четыре белых кругляшка, один желтый и пакетик с порошком. Стандартный утренний набор. Нина села за стол и без промедления проглотила таблетку рисперидона, облегченно вздохнув, точно наркоманка, получившая желанную дозу.

Эрик наложил в тарелку овсяную кашу, от запаха которой Нина поморщилась. Но попробовав одну ложку, не смогла остановиться. Неужели каша в больнице тоже овсяная? Может, то был засушенный куриный помет? Черт возьми, почему в больнице нельзя давать нормальную еду?!

Эрик наблюдал за тем, как Нина с жадностью поглощала кашу, гренки, вафли. В перерывах она запивала таблетки, а потом снова возвращалась к еде. Аппетит прибавился, и это определенно было хорошим знаком.

– Ты нам вчера очень помогла, хотя я не должен был подвергать тебя таким нагрузкам, – сказал Эрик.

Нина засунула за щеку последний кусок гренок и отложила вилку.

– Это ведь входит в наш уговор, – ответила она с забитым ртом.

– Да, но я не вправе рисковать твоим… состоянием.

– Теперь станет легче, – отвечала Нина, помешивая растворенное в стакане содержимое пакетика.

– Кстати о лекарствах. Ты не думала, что они наносят больше вреда, чем помогают?

Нина с искренним удивлением уставилась на Эрика.

– Зачем ты их пьешь? То есть, я хочу сказать, почему они необходимы? Что происходит, когда их действие заканчивается?

Мертвецы селятся в ее шкафу – вот что.

Краем глаза Нина наблюдала за тем, как Монстр, сидевший на диване в гостиной, пускал кровавые слюни на подушки и шептал слова пощады, которые Альберт кричал Дэсмонду во время пыток.

– Если их не пить, я… перестаю быть собой, – прошептала Нина.

– А кем ты становишься?

Эрик поймал несколько мимолетных взглядов Нины куда-то в гостиную. Этого было достаточно, чтобы сообразить: она галлюцинирует в настоящий момент.

– Монстром? – тихо спросил Эрик. – Они сейчас здесь?

Нина нервно заерзала на стуле.

– Они не любят, когда о Них говорят, – шептала она.

– Хорошо, – закивал Эрик, – не будем.

И хотя Эрик очень хотел разузнать о Них побольше, понять, каково это – жить с галлюцинациями навязчивыми до такой степени, что принимаешь их за реальных, он не собирался лезть в интимный мир Нины. Из записей Яна Эрик сделал вывод, что Нина нехотя делилась информацией о тайном мире видений.

– Просто, ты сидишь на этой химии двенадцать лет. Галлюцинации не прекращаются, а твое физическое здоровье сильно подорвано: анемия, тахикардия, почечная недостаточность, нарушение функций печени, артериальная гипертензния и это – только то, что я понял. Девяносто процентов того, что написано в строке «диагноз»… черт, да я таких слов даже не слышал никогда!

Нина едва верила ушам. Но она еще была в силах различать реальность и бред, и слова Эрика звучали из настоящего мира. Она бы хотела ему возразить и красочно описать, каково это – видеть стенания мужчины, которого его лучший друг замучил до смерти в буквальном смысле. Ведь не Эрик слушал всю ночь хруст костей и дикие вопли Альберта. Ему дробили пальцы молоком, отрубали кисти, перевязывая артерии жгутом, чтоб не подох раньше, чем они навеселятся, вырезали на груди и спине матерные слова, а в перерывах тушили о него окурки. Дэсмонд пристрелил беднягу только когда, он безвозвратно потерял сознание от болевого шока. Эрик не вдавался в подробности развлечений Дэса, а вот Нина, хотела она того или нет, пережила каждую секунду ужаса вместе с предателем. И все из-за того, что была лишена дозы нейролептика.

Но Нина промолчала. Она вдруг поймала себя на мысли, что идея Эрика имеет логику. Он – второй в ее жизни человек, который говорит «нет» лекарствам. Первым была ее мама.

– Я не знаю, что ты там видишь, – продолжал Эрик, указывая на гостиную, – но судя по тому, что я вычитал, у тебя в голове творится жуть.

Нина ухмыльнулась про себя. Он и не понимал, как точно описал «внутренности» ее мозга.

– Но одно я знаю наверняка. Когда люди пытаются бороться с самим собой, стать другим человеком, отойти от того, что дано природой изначально, все кончается тем, что они возвращаются к исходному «дано». Но возвращаются уже измученными, искалеченными и озлобленными на весь мир за то, что он недооценил их борьбу и не принял их сотворенное притворство, ведь к нему приложено столько усилий! Но мир – не идиот, он не купится на эту фальшь, и рано или поздно раскусит ее.

Эрик допил кофе и встал из-за стола.

– А я вот, что тебе скажу: как бы мир ни старался поддержать и ободрить таких людей, они все равно обвинят его в том, что их не понимают. Да, я не вижу того, что ты сейчас видишь в гостиной. Но я вижу, что это дерьмо, – Эрик указал на упаковку лимипранила на столе, – убивает тебя.

– Ты не понимаешь, о чем просишь, – прошептала Нина.

– О, нет! – запротестовал Эрик. – Я ни о чем тебя не прошу! Поступай, как считаешь нужным. Просто, мне не все равно, в отличие от тех докторишек, что исписывали твою карту бессмысленными комментариями. Они не пробовали другого лечения. Может, сейчас у тебя появился шанс?

Пока Эрик убирался на кухне, Нина продолжала неподвижно сидеть за столом. Что если в доводах Эрика есть смысл? Она могла бы попробовать испытать себя, так сказать, на прочность. Исследовать свою темную сторону и узнать границы своих способностей. По крайней мере, она точно помнила, что мама умела лечить ее безо всяких лекарств. Получится ли взять Их под контроль снова?

Нина оглянулась. Гостиная была пуста. Рисперидон честно исполнял свой долг.

Вечером они ожидали гостей. После вчерашнего фурора гостям не по нраву клевать те горстки информации, что скармливал им Эрик. Они жаждут узнать о Нине больше, в том числе, не является ли все это грандиозной аферой.

Нина приняла душ, уложила не без труда волосы так, как учил хлюпкий французишка, и с удовольствием надела новые черные брюки и молочного цвета атласную блузку. Что там Изабелла говорила? Нацепить брошь! Нина зарылась в кучу хрустящих картонных пакетов из магазина в поисках нужного. Круглая брошь в виде белоснежной совы из горного хрусталя переливалась на свету. Нина прицепила ее на воротник точно по центру, как наказала Изи. Черные замшевые балетки пленили запахом новизны, в них ходить гораздо удобнее, чем в кедах на вырост. В таком виде Нина отправилась на большую балконную террасу, где развалилась на великолепной резной деревянной кушетке под лучами тусклого солнца. Почти как на старой доброй скамейке в аллее возле ручья.

Пока Нина разглядывала пейзажи городских джунглей с высоты пятьдесят первого этажа, в квартире царил переполох. Эрик нанял бригаду ремонтников, которые за день должны были перекрасить спальню, заменить паркет и поставить новую мебель. Кажется, он, наконец, начал соображать. Хотя Нине хотелось бы вернуться в тот коттедж за городом, где никто никогда не жил, а сам он использовался, как перевалочный пункт. Но Нина чувствовала, что на некоторое время им придется остановиться в самом сердце шумного города. Сам Эрик весь день просидел в кабинете. Так они и провели время: она – в привычном созерцании мира вокруг с краткими передышками на дремоту, он – углубившись в копию потрепанной медицинской карты, на листах которой вмятины и пятна проступали на белоснежных новых листах даже после копирования.

Маленькую черно-белую фотографию, заложенную между первыми листами, он отложил в сторону и частенько поглядывал на малышку Нину, представляя ее во время вычитанных событий. Снимок был сделан в момент ее поступления в больницу. Пятилетняя Нина – пухленький пучеглазый ребенок с длинными волосами. Есть люди, у которых на протяжении всей жизни сохраняются характерные черты лица, позволяющие узнать их на снимках и через двадцать, а то и сорок лет. Нина к таковым не относилась. Как бы Эрик ни старался найти нынешнюю Нину в этой малютке, сходства не проявлялись. Нина слишком сильно изменилась. Из здорового толстощекого ребенка она выросла в угнетенного запуганного человека. От детской наивности и искренних надежд не осталось ровным счетом ничего. Беспокойство, страх и бесконечная печаль: вот – ее спутники отныне. Единственное, что проходило сквозь время неизменным, это ее невероятные глаза – бездонные стальные озера.

Эрик пролистал уже прочтенные за ночь страницы, изредка останавливаясь на ключевых фактах: дата рождения, дата поступления под социальную опеку, дата бессрочного размещения в лечебнице, жестокое убийство родителей, где согласно полицейскому отчету Нина выступала в качестве несовершеннолетнего свидетеля, что потрясло Эрика до глубины души. Она видела, как застрелили ее родителей. А дальше все пошло по накатанной вниз. Ухудшение общего состояния началось уже через пару дней пребывания в лечебнице: беспричинная агрессия, эмоциональная неадекватность, ослабевание низших инстинктивных чувств, бред преследования и, наконец, возникновение галлюцинаций. Она начала впадать в кататонические ригидные ступоры уже в раннем возрасте, а позже начались внезапные вспышки необъяснимой агрессии, так называемые, припадки, повторяющиеся с редкой периодичностью. По словам Нины это были излюбленные игры монстров. Они смешивали реальность с фантазиями, и она должна была догадаться, что есть жизнь, а что – липа. Жестокие игры кончались тем, что она дралась с чудовищами, которые на самом деле были санитарами, бегала по кладбищу с оживающими мертвецами, а по факту – в игровой комнате. Единственный способ выйти из игры – это сильная физическая встряска мозга, например, биться головой о стену. Ее лоб и затылок зашит неизвестное количество раз. Но самое ужасное, что с каждым разом выйти из игры становилось сложнее. Тело приспосабливалось к постоянному самобичеванию. Если в первый раз она вышла из игры, выдернув клок волос с головы, то в последний раз она так неистово билась головой об угол железного стола, что треснула черепная коробка.

Борьба с болезнью кончилась тем, что Нину пичкали мощнейшими нейролептиками и седативными препаратами, которые напрочь уничтожили иммунную систему и истрепали органы. С таким ожесточенным рвением экспериментаторов врачи бы рады были и электрошоком ее полечить, но, к сожалению, больная дала положительную динамику на медикаментозное лечение. А жаль. Любопытно было бы понаблюдать, как отреагировал бы столь молодой организм на разряд. В любом случае врачи аплодировали себе, ведь благодаря их изобретательности в микшировании лекарств, пусть даже эмпирическом, им удалось изрядно сократить количество припадков, а при постоянной терапии антипсихотическими препаратами, полностью купировать галлюцинации. Самое время открыть бутылку шампанского и пожать руки всем, кто ставил подписи в медкарте. А то, что Нина превратилась в зомби, ну дык, это и есть победа! Конечно, если встретить такого человека за пределами лечебницы, его никак не примешь за нормального. Зато здесь за забором она очень даже котируется. Ну, и что, что она спит по восемнадцать, а то и по двадцать часов в день! Полноценный сон – залог здорового тела! Отсутствие аппетита? Ну, это только плюс, ведь нейролептики неизбежно приводят к набору веса и развитию диабета! Вы что, хотите пройтись по каждому из нескольких десятков побочных эффектов? Давайте не будем тратить время и просто порадуемся тому, что теперь у нее в голове – полный порядок!

Эрик разглядывал рисунки Нины, которые она делала в период от шести до восьми лет. Наверняка, и Ян заподозрил что-то неладное в них. Ну, не может шестилетний ребенок, росший в любви и заботе, нарисовать застреленных людей, режущих вены самоубийц в ваннах, голову с отверткой в ухе. Рисунков было несколько сотен, и везде щедро использовался красный карандаш. Врачи сказали, чего только дети не рисуют, они же – губка, впитывают информацию отовсюду! А посмотрите, что сегодня показывают по вездесущим телевизионным ящикам! Неудивительно, что дети знают о смерти еще до того, как произнесут первое слово! Вот только Эрик увидел в рисунках странность. Столько извращенных способов убийств не каждый взрослый перечислит! Когда врачи попросили Нину нарисовать монстров, она ответила, что Монстры не разрешают ей их показывать. Нина перестала рисовать, как только провела простую параллель: не покажешь рисунок – не получишь противную таблетку, вызывающую жуткие головные боли и рвоту.

Монстры стали неотъемлемой частью подсознания, а с течением времени перестали отождествляться, как посторонние существа. Ян первым заметил слияние личности Нины с личностью, в которую объединились монстры. Раздвоение прогрессировало быстро, складывалось ощущение, что Нина сдавалась, и эти твари с жадностью хищника отрывали куски от ее сознания и с превеликим усердием заражали их своим злом. По счастливому стечению обстоятельств Ян успел начать спасение новой терапией. Должность главврача развязала руки.

А дальше начиналось самое интересное. Эрик сразу узнал бланки полицейских отчетов и отчеты о вскрытии, уж он-то таких видел тысячи. Вот только никогда бы не подумал, что полиция может вмешаться в дела детской психиатрической больницы. Похоже, Ян всерьез говорил о причастности Нины к убийствам. Правда ли это или только подозрения? Хотя Эрик понимал Яна, они столкнулись с неуравновешенным шизофреником-телепатом. Что от нее можно ожидать? Подобно любопытному читателю, которому невтерпеж узнать, чем же кончится увлекательная книга, Эрик пролистал отчеты, не вдаваясь в детали, вычитал заключения и нервно закурил.

Четыре убийства. Вполне объяснимые для полиции, но загадочные для Яна. Суициды не бывают извращенными. Самоубийцы желают покончить с жизнью быстро и как можно менее болезненно. Но проткнуть артерию карандашом? Съесть разбитое стекло? Если повешенного на дереве еще можно притянуть к проделкам Нины за уши, то предыдущие два были чистой воды убийством. А случай с доктором – так, вообще, мистика! Во время сеанса гипноза с Ниной у него в буквальном смысле закипели мозги! До чего такого опасного он докопался?

Полицейских рапортов и отчетов по делу доктора Зория Йокина Эрик не нашел и сделал вывод, что обстоятельства его смерти были настолько ужасны и загадочны, что Ян скрыл их.

Поглядывая на невинную девочку с черно-белой фотографии, Эрик задавался вопросом: кого он выпустил? Огрызающегося волка, загнанного в капкан, или методичного хладнокровного убийцу?

Вопросы, вопросы, вопросы.

Эрик подошел к бару, налил сухой виски и опрокинул залпом. Мысли рвали мозг на части.

– Надо поесть, – пробубнил он себе под нос. – В любой непонятной ситуации – ешь!

Он снял телефон и набрал номер излюбленного итальянского ресторана. Ужин принесут как раз к визиту друзей. Потом он собрал бумаги в увесистую, хрустящую по швам папку, и положил в сейф.

Работники уже ушли. Они управились с задачами за девять с лишним часов. Теперь комната Нины была свежа и нова. Стены выкрашены в цвет яичной скорлупы, шоколадный паркет в тон широкого шкафа-купе и каркаса кровати с молочно-бежевым бельем. Краска на стенах высохнет к завтрашнему дню, но Эрик был уверен, что Нину это не остановит. Все лучше, чем узкий шкаф. Эрик сделал шаг в спальню, но тут же остановился. «Здесь должна пребывать только Нина», – пронеслось в голове. Эрик имел весьма скромные представления о способностях Нины, а потому решил лишний раз их не испытывать. Дверь в спальню закрылась.

Эрик нашел Нину на балконе. Она мирно спала на деревянной кушетке, прижимая к груди книгу «Мертвые души». Рядом на столике лежали остатки овсяного печенья и недопитое молоко. Эрик обрадовался, что Нина чувствует себя здесь непринужденно. Но в то же время эти крошки пробудили вой совести. Ты ее не покормил! Заперся на весь день, напрочь забыв о ее потребностях! Она не может приготовить себе еду! Она не знает, что такое плита! Да, черт подери, она и нож в руках не держала никогда! Эрик закатил глаза, устыдившись в очередной раз своей невнимательности.

– Ты не против, что я ее взяла?

Эрик, наконец, заметил, что Нина проснулась.

– Нет, конечно! Это – твой дом. Ты здесь – не гость. Делай, что хочешь!

Нина подтянулась на кушетке.

– Только там совсем не о том, о чем можно подумать, судя по названию.

– Да, – согласилась Нина, осматривая книгу, – здесь о гораздо более интересном.

Свет фонарей в сумерках подчеркивал болезненную синеву вокруг глаз, но в то же время в глазах поблескивали завораживающие огоньки, подобно тем, что видишь в темноте у кошек.

Эрик сел на соседнюю кушетку.

– Я бы хотел поговорить с тобой, – начал он.

– О чем?

Эрик тяжело вздохнул.

– Ох, о многом, – усмехнулся он, вспоминая сотни прочитанных страниц.

Пока Эрик искал с чего начать, Нина уже успешно ковырялась в его замешательстве. Она нашла ответы быстрее, чем он определился с первым вопросом.

– Ты боишься меня? – спросила она.

Вопрос застал врасплох.

– А должен? – ответил он вопросом на вопрос.

Нина отложила книгу и уставилась на небо, где зажигались первые звезды.

– Иногда я сама себя боюсь, – прошептала она.

– Я многое узнал из твоей медкарты и…

– Ты ничего не знаешь обо мне!

Нина взглянула на него, ее лицо нахмурилось.

– Слова, слова, слова. Там одни лишь слова! Ты знаешь только диагнозы, названия медикаментов и имена врачей. Ты ничего не можешь узнать из того рукописного обмана!

Нина снова вернулась к книге, словно обиженный подросток.

– Тогда помоги мне. Помоги узнать тебя.

Нина снова взглянула на Эрика, но теперь во взгляде читалась лишь раздраженная усталость.

– О чем ты хочешь узнать? О монстрах? О картинках в голове?

Эрик понимал ее недовольство. Это просто насмешка – спрашивать о ней то, что врачи выясняли двенадцать лет. За такой срок действительно устанешь твердить одно и то же, тем более, когда слова упираются в глухую стену, делая твои попытки помочь им спасти тебя бесполезными.

– Расскажи мне о месте, где ты счастлива, – сказал он.

Эрик – гений переговоров. Одной фразой уничтожил всю ярость Нины. Она понимала, что это – не больше, чем трюк, попытка сблизиться с ней, выстроить дружественные отношения. И это была чертовски грамотная попытка. Она знала, что сохранить секреты от Эрика будет невозможно. Со временем он узнает о ней все, что она знает о себе сама. Из всех возможных вариантов будущего четко выделялся тот, где Эрик крепко зажимал ее в объятиях, пытаясь унять очередной припадок, подбирая верные слова, чтобы вернуть ее заблудшее сознание в реальный мир.

Нина заложила книгу бархатной закладкой и села на кушетке так, что их колени практически соприкасались.

– Я покажу тебе, – прошептала она.

Его ладони были сцеплены на коленях. Длинные крупные пальцы были вдвое больше ее, в золотом перстне с бриллиантом она видела нечто большее, чем дорогое украшение. И к этим огрубевшим от боев и тренажеров рукам она собиралась прикоснуться. Но не для того, чтобы выведать его тайны. Она хотела поведать о своих, а ковыряться в своей голове труда не составляет.

Нина вытянула ладони в приглашающем жесте. Сначала Эрик нашел это забавным сходством со спиритическим сеансом, где все участники цепляются за руки, создавая круг, из которого нельзя выпускать призрака. Но по выражению лица Нины он понял, что шутки здесь неуместны. И все же с долей скептицизма он протянул руки, не подозревая, что отныне его жизнь изменится.

Как только Нина вцепилась в его ладони железной хваткой, перед глазами Эрика замелькали картины и образы чужеродные его сознанию. В юности он частенько принимал ЛСД, и то, что он переживал сейчас, отдаленно напоминало трип.

– Жил один король, жил – был,

Не любил супы, котлеты,

Только сладкое любил…

Пела рыжеволосая женщина в цветастом фартуке. Она обмазывала коржи шоколадным кремом, а рядом стояла малышка Нина в голубом ситцевом платье в белый горошек, точно сошедшая с того черно-белого снимка, что Эрик оставил на столе. Ее длинные каштановые волосы были распущены, а на голове красовался обод с кроличьими ушами. Она тоже размазывала густой крем игрушечной лопаткой и подпевала чудесным детским голоском.

– Каждый день везли купцы

Мед, варенье и печенье,

И торты, и леденцы…

Женщина сложила коржи, тщательно выверяя, ровно ли они слегли, после чего украсила верхушку торта взбитыми сливками. А Нина в это время раскладывала кусочки клубники и малины по воздушным подушкам из сливок, следуя нерушимому правилу «одну – на торт, одну – в рот». И все это время они напевали детскую песню про сластену-короля.

Наконец, когда торт был готов, мама взяла нож и стала аккуратно нарезать великолепную шоколадную гору.

– Ну? Где твой Монстр? – спросила женщина.

– Вон там, – маленький пальчик указал в угол кухни.

Эрик не смог разглядеть того, кто прятался в углу, картинка была размыта, но он точно видел чью-то тень.

– По-прежнему злой? – спросила мама.

Малышка кивнула.

– Вот, – женщина положила кусок торта на тарелку и придвинула дочери, – отнеси ему! Даже самые злые любят сладкое! Вот увидишь, как только он его съест, сразу подобреет!

Малышка сползла со стула, взяла тарелку и осторожно донесла до угла.

– На, поешь! – сказала она, поставила тарелку в углу и вернулась за стол.

Они пили мятный чай и наслаждались тортом. Эрик даже ощутил его вкус – невероятно сочный и приторно сладкий, совсем как любят дети.

– Ну, как там твой Монстр? – поинтересовалась женщина.

Нина посмотрела на тень.

– Не ест, – огорчилась она.

– Смотри, какой гордый! Хочет показать, что наши подачки ему не нужны. Поверь мне, когда мы выйдем, он тут же съест все до последней крошки!

И Нина верила. Когда она потом возвращалась в кухню, тарелка Монстра была пуста, как мама и говорила. А значит, он обязательно подобрел, и его уже не стоит бояться!

– Ну же, Нина! Вот мои два яблока, а вот твои два яблока. Сколько всего яблок у нас?

Отец с Ниной за детским столом в ее спальне, они решают детские задачки. Нина ерзала на стуле и болтала ногами.

– Не знаю…

– А ты сосчитай!

– Раз, два, три, четыре… Четыре! – воскликнула Нина, хотя радость ее была далека от искренней.

Отец следил за беспокойными взглядами дочери по сторонам. Ее явно что-то отвлекало. Она собирала брови домиком, когда возникали очередные симптомы навязчивых галлюцинаций.

– Что такое, зайка? – спросил отец.

– Это все Монстры. Они опять показывают плохие картинки, – пробубнила девочка в ответ.

Отец вздохнул.

– А знаешь, что? – вдруг сказал он и отложил сборник задач. – Давай сделаем так! На каждую плохую картинку мы ответим им хорошей!

– А как это? – округлились глаза девочки.

Отец достал альбом для рисования и карандаши с фломастерами.

– Они ведь не умеют рисовать хорошие картинки! Давай покажем им как!

Нина перестала ерзать и сосредоточенно вникала в затею отца.

– Давай нарисуем им… слона! – предложил отец и протянул дочери карандаш.

– Зеленого! – воскликнула Нина и с радостью начала водить карандашом по листу.

– Он будет жить в большом дворце из мармелада, а в башне будет жить… воробей! Желтый воробей! – рассказывала девочка, воплощая в жизнь чудных животных. – А вот тут будет река из мороженого!

– А вот тут давай будут расти кусты с пряниками!

– Да!

– Вот, смотри, слон сорвал себе три пряника, а воробей подлетел и сорвал себе два пряника. Сколько всего пряников они сорвали с куста? – говорил отец, пририсовывая коричневые пряники.

– Пять! – ответила Нина, не раздумывая.

– Умница!

Нина продолжала придумывать новых обитателей фантастического мира, рассказывая об их особенностях. А отец с улыбкой смотрел на дочь, уверенный, что в скором времени они навсегда избавятся от недуга.

В следующую секунду громко завыла сирена где-то совсем рядом. Эрик обернулся и увидел малышку Нину, сидевшую посреди огромной темно-красной лужи. Трупы ее родителей лежали рядом. Она держала их за руки.

Нина расцепила руки, и Эрика вырвало из потока видений. Это был самый быстрый отходняк, который он когда-либо испытывал. Сердце бешено колотилось, а сам он ловил воздух ртом.

– Прости, прости, – шептала Нина, зажмурив глаза, – иногда их так сложно остановить…

Оглядевшись вокруг, Эрик понял, что по-прежнему сидит на кушетке. Не в кухне, не в детской спальне, не посреди огромной кровавой лужи, а на своем балконе. Эти видения казались такими реальными!

– О, Нина! – воскликнул он, пытаясь отдышаться. – Мне так жаль! Так жаль!

Он вспоминал те ощущения, что испытывал там вместе с малышкой Ниной, когда она украшала торт и рисовала. Она была так безмятежно счастлива! Жизнерадостный бесстрашный ребенок, кормивший монстра тортом и обучающий его рисовать добрые картинки! Идиллия уничтожена в миг! Мир, полный надежд и веры в лучшее исчез навсегда! Растоптан, разрушен, стерт! По возвращении невероятная скорбь легла на сердце Эрика, он даже не понимал, его ли она. Возможно, будучи связанным с Ниной одним видением, он каким-то образом перехватил ее нынешние ощущения. Ему хотелось не просто плакать, как смазливая девчонка, а реветь истошно и безудержно, пока весь мир не прочувствует всю его мучительную отчаянную боль!

Нина наблюдала за Эриком, за его попытками объяснить свои ощущения и принять все, что он увидел и испытал за эти минуты. Она укорила себя за допущенную слабость, результатом которой стала кровавая сцена. Она не имела права показывать ему подобное, ведь он этого не хотел. Эти кошмары предназначены для нее и только для нее. Она не может делиться ими со всеми, кто проявляет к ней хоть какой-то интерес.

Ночь опускалась на город, все ярче вспыхивающий миллиардами живых огней. Небо заволакивали тучи предстоящей грозы. Они застилали звезды, и лишь восходящая луна еще могла пробить их черные тела своим тусклым светом. В густонаселенном городе гроза не так зловеща, как в безмолвном лесу, где располагалась больница.

Раздался звонок в дверь. Он вырвал обоих из размышлений. Эрик неуверенно встал, пригладил волосы, поправил свитер, давая себе время прийти в себя.

– Должно быть, еду принесли, – сказал он и ушел.

Хотя для Нины это было больше похоже на бегство.

Уже перед дверью Эрик остановился, перевел дух, окончательно освобождаясь от мрачных мыслей, и открыл дверь. В тот же момент большой пакет с едой врезался ему в грудь, да так сильно, что Эрик отшатнулся.

– Ты должен мне шестьсот пятьдесят три зеленых, – сказал Дэсмонд, вручив пакет Эрику, и прошагал внутрь.

– И по десять баксов каждому за подъем на пятьдесят первый этаж, – добавил Марк, зашедший с коробками пиццы.

– Я выпишу чек, – ответил Эрик.

– Когда он лежал в больнице и стонал от боли, он мне нравился больше, – прокомментировал Рудольф и закрыл дверь.

– Роберт? – спросил Эрик.

Рудольф вдохнул, растягивая время, чтобы придумать ответ.

– Он нашел эту идею…

– Тупой, – закончил за него Эрик.

– Я хотел сказать нелепой, но ты процитировал его слово в слово.

Ну, разумеется. Эрик был уверен, что даже если Нина опишет всю жизнь Роберта с пеленок, он все равно гордо вскинет нос и продолжит верить в четко продуманный заговор против компании.

Друзья быстро распаковали еду и накрыли ужин на журнальный стол по четко отработанному плану: Марк на посуде, Рудольф на закусках, Эрик на блюдах, а Дэсмонд на выпивке. Так было заведено еще двадцать лет назад. С тех пор изменился лишь антураж: обшарпанная вонючая комнатушка в трущобах превратилась в пентхаус в небоскребе, а дешевый китайский корм из подворотни стал приличной едой из дорогих ресторанов.

– Наша проблема растворяется на ходу, – начал Рудольф.

– Это точно. Эти тупые ребята из службы даже облаву грамотно не могут организовать, – усмехнулся Дэсмонд, отхлебнув пива. – Поймали наших фермерских ребят, а те – молотки, хрен им дали, а не показания. Через пару дней их уже выпустят.

– В итоге все, что у них есть, это куча травы, а кому она принадлежит, никто понять не может! За такой промах их там всех перекосят, – добавил Рудольф.

– Что насчет Альберта?– поинтересовался Эрик.

– Гавнюка уже нашли. Вернее то, что от него осталось, – хихикнул Дэс.

– Ага, этот псих оставил его в свежей могиле! – смеялся Марк. – Застолбил бедолаге место!

– Только он туда не скоро вернется. Судмедэксперты уже кромсают его. Ждем завтрашние первые полосы! Лучшая заметка отправится на мою «Стену достижений»! – говорил Дэсмонд, громко причмокивая куриной грудкой под соусом песто.

– Ты больной извращенец! – засмеялся Эрик.

Внезапно все замолкли, обратив взор на вошедшую Нину. Любопытные взгляды пригвоздили ее к полу, и она не могла сделать и шагу. Она не привыкла быть в центре внимания. Более того, всю жизнь она всеми силами пыталась его избегать, влиться в толпу, чтобы никто не понял, что среди них обманщик. Изучение экспоната длилось не больше полминуты, но даже эти секунды растянулись неприлично долго. Может, они ждали от нее какого-то чуда? Что-то вроде фокуса с исчезновением. Он бы ей пригодился сейчас.

– Добрый вечер, Нина, – нарушил молчание Рудольф.

– Ах, да… это самое, добрый день! – подхватил Марк.

– Мадам! – поклонился Дэс, чем заслужил злобный взгляд Эрика.

Нина прошла к столу и села в кресло, подальше от визитеров. Друзья стали передавать тарелки с едой и бутылки пива, продолжая поглядывать на Нину.

– Батат с фетуччини? – Марк предложил блюдо Нине.

Она тут же посмотрела на Эрика, ища помощи.

– Это что-то вроде макарон с картофелем, – объяснил он.

Марк тут же покраснел.

– Ах, да, ты же из психушки… то есть из больницы! Двенадцать лет! Я помню! Эрик говорил! И батат ты в глаза не видела…

– Марк, заткнись, – Рудольф остановил причитания парня.

– Да! Короче, тесто с картошкой? – спросил он у Нины, виновато улыбаясь.

Эрик взял у него большое блюдо с ароматной лазаньей.

– Марк, я сам, – сказал он.

Марк грустно вздохнул.

– Что? – прошептал он на укоризненный взгляд Дэсмонда, – Я хоть что-то сделал!

Несколько минут за столом слышалось только чавканье и звон приборов. Обычный ужин для друзей был невероятным открытием для Нины. Она и не представляла, какие вкусные пряные и ароматные блюда могут быть. По обыкновению ее вилка побывала в каждой тарелке, с которых пришлось брать по чуть-чуть, иначе она рисковала объесться до потери сознания.

Рудольф откашлялся и спросил:

– Нина, как тебе город?

Нина отложила вилку.

– Он изменился, – ответила она.

– Это да. Прогресс с каждым годом все ускоряется! Я иногда и сам поражаюсь. Лет семь назад мы и представить не могли, что в телевизоре будет двести каналов, а письма превратятся в мгновенные сообщения.

– А помнишь наши коллекции видеокассет? – подхватил Эрик.

– О! Это было настоящее сокровище!

– Помните, бедного Артура?

И тут все расхохотались.

– Этот ненормальный ринулся в горящий дом, чтобы спасти кассеты, – смеялся Рудольф. – Слава богу, его во время остановили, не то дом сложился бы прямо на него.

– Да, он потом несколько лет сокрушался о потере коллекции.

За столом снова стихло. Нину не покидало ощущение, что они все ждут чего-то. Нина насытилась и теперь лениво ковыряла листья салата, сосредоточившись на тарелке. Она не хотела смущать гостей и позволила им изучить себя с особой тщательностью. Они разглядывали каждый сантиметр на ней. Рудольф выискивал подозрительные черты лица, Десмонд пытался разглядеть ее грудь, а Марк думал, где бы купить такую же потрясающую брошь в виде совы. Они и понятия не имели, что Нина занималась аналогичным: раскрывала потайные уголки мужчин.

– Нина, как ты узнала про Альберта? – нарушил молчание Рудольф.

В тот же момент звон столовых приборов прекратился. Шесть пытливых глаз уставились на Нину, не скрывая любопытства.

– Прости, но рано или поздно этот разговор должен был начаться, – сказал Рудольф, обращаясь одновременно и к Эрику и к Нине.

Эрик размеренно попивал виски, изредка бросая взгляд на Нину, мол, пора раскрыть карты.

– Эрик задал вопрос, и я увидела ответ, – произнесла Нина.

Мужчины переглянулись.

– И как много ты видишь? – спросил Рудольф.

Нина смерила его загадочным взглядом. На секунду ему показалось, что в ее глазах сверкнула вспышка. Но это был всего лишь блик от лампы, отраженный в столь светло-серых глазах. Нина отложила вилку, продолжая смотреть на Рудольфа. Повисло долгое молчание.

– Святоша… – наконец, прошептала Нина.

Глаз Рудольфа невольно дернулся, давно его так не называли.

– Чего приперся, Святоша?! – огрызнулась Нина, чем огорошила всех присутствующих. – Не твоего хренова ума, что мы тут делаем! Вали, куда шел!

Эрик мельком взглянул на Рудольфа и удивился выражению лица друга: Рудольф побледнел от страха.

– Ребята, у нас тут спаситель сучьей задницы! – воскликнула Нина. – Да это же принц на белом коне! Ха-ха! Мы что застолбили твою дырку? О, ну тогда понятно, почему он так взбешен! Дырочка то со-о-очная! Ха-ха.

– Ладно! Мы не жадные! – голос Нины изменился, стал более низким. – Мы с тобой поделимся этим белоснежным мясцом! Но только после того, как сами испробуем! Ха-ха!

То ли Нина пригвоздила Рудольфа глазами к стулу, то ли страх быть раскрытым сковал Рудольфа, но он не мог молвить ни слова, ни двинуться, ни даже вздохнуть. Он слушал слова, вылетающие с ее губ, они были словно считаны с его памяти. И даже интонация! Она точно копировала интонацию тех ублюдков! Как это возможно? Ее тогда и на свете-то не было! Рудольф старался сохранять спокойствие, но понимал, что с каждой секундой паника разрастается по каждому участку тела. Его невозмутимость грозилась потерпеть крах, если она произнесет имена.

А рядом Рудольф ощущал, как все больше напрягался Марк… Ох, Нина, остановись…

Но она и не думала, она, задыхаясь, выпалила все, что было произнесено в тот момент избитым, но выстоянным Святошей, что так отчетливо врезалось в память восьмилетнего малыша.

– С волками жить – по-волчьи выть! – голос Нины резко изменился, стал тише и приятнее, а в говоре появился узнаваемый легкий акцент. – Тебя затопчут! Уничтожат и забудут! Никто не вспомнит о тебе! О слабаках не вспоминают! Ты в аду! А черти не терпят хороших ребят! Они их жарят, кромсают, топят в раскаленном масле! Ты когда-нибудь обжигался? А вот теперь представь, что ты весь горишь! Вот, что тебя ждет, если ты будешь слабым! Запомни, лучше сдохнуть в бою по-быстрому, чем сдаться им на медленную и болезненную смерть! Ты понял? Повтори! Повтори! – крикнула Нина и замолкла.

Воцарилась тишина.

Разумеется, перемена лиц Рудольфа и Марка не осталась незамеченной. Только этим двоим и Нине была известна истинная мощь произнесенных слов. И она была чертовски огромная, потому что заставить Рудольфа вспотеть может лишь сам Господь.

Внезапно Нина так громко и яростно стукнула по столу, что ребята подпрыгнули.

– Я не слышу тебя, рядовой Шкет! – заорала Нина на Дэсмонда, отчего тот вжался в спинку стула.

И тут начался самый настоящий театр одного актера.

– Ты глухой? – орала Нина, искривившись в злобной маске.

– Сэр, нет, сэр! – отвечала Нина самой себе, изображая хрипоту, и донельзя точно копируя замученного подростка.

– Тогда, может, ты тупой?

– Сэр, нет, сэр!

– Тогда какого хрена ты бубнишь себе под нос? Может, мне называть тебя рядовой Слизняк?

– Сэр, нет, сэр!

Нина снова громко ударила по столу.

– Иди, сюда рядовой Тряпка! Мне насрать, болен ли ты, умираешь ли, или вообще сдох! Мне насрать на жару и на мороз! Насрать, ливень ли сейчас или метеоритный, мать его, дождь! Мне насрать, что ты подвернул ногу, да пусть она хоть отвалится! Засунешь ее себе в зад и продолжишь бежать! Ты понял, рядовой Вагина?

– Сэр, да, сэр!

– Хочешь снова разреветься как девчонка?

– Сэр, нет, сэр!

– Хочешь пожаловаться копам или может поплакаться бабе из соцзащиты?

– Сэр, нет, сэр!

– Смотри, рядовой Пискун! У тебя есть такая возможность! Вон ворота! И они открыты! Можешь сбежать в любой момент и облегчить мне жизнь! Будешь петь песни и играть в девчачью войнушку с городскими молокососами! Потому что мне ты как грыжа в паху! Как еще один геморрой в моей затраханной жизнью жопе! Как третье истертое яйцо в мошонке! Вон ворота! Беги отсюда, шкет!

Пауза.

– Сэр, нет, сэр! – по щеке Нины скатилась слеза.

– Тогда хорош реветь! Хватай груз и побежал тридцать кругов! И если еще раз услышу хрень про подвернутую лодыжку, ты будешь катать бочку с кирпичами до заката, Слизняк! Ты понял?

– Сэр, да, сэр!

– Громче, твою мать!

– Сэр, да, сэр! – заорала Нина во всю глотку.

Наступила тишина.

И в этой тишине напряжение, исходившее от троих мужчин, ощущалось почти физически. Эрик готов был поклясться, что слышал бешенный стук сердца в мускулистой груди Десмонда, что чуял запах пропотевшей насквозь спины Рудольфа, и ощущал дрожь на полу от трясущихся колен Марка.

Тишина царила уже несколько минут. И с каждой секундой она все больше закреплялась в своих правах. Она обнажила страхи мужчин и продолжала растить их удручающими воспоминаниями, которые все больше накатывали волнами в зловещем безмолвии.

Но никто не посмел первым нарушить ее правление. Эрик желал дать друзьям время свыкнуться с мыслью о том, что отныне их секреты перестали быть секретами. Нина видела их насквозь. И когда он осознал это, паника охватила и его. Отныне Нина держала их на мушке. Имел ли он право так подставлять друзей? Стоят ли ответы на вопросы жизни его друзей?

– Он умер… три месяца назад, – разумеется, единственным, кто имел право нарушить молчание, была Нина.

Ее взгляд был обращен к Дэсмонду.

– Он подписал отказ об уведомлении родственников.

Дэсмонд старался изо всех сил не выдать своих эмоций, но держать марку ему удавалось с трудом. И никакого дара ясновидения не нужно было, чтобы заметить его разбитость.

– Думаешь, потому что он ненавидел тебя? – говорила Нина, смотря куда-то вдаль перед собой. – Он не хотел взывать к твоей жалости своим умирающим видом. Он не оставил тебе ничего, что напоминало бы о нем. Ни фотографий, ни прощальных писем, ни даже могилы. Потому что не хотел отягощать тебе жизнь своим призрачным присутствием. Он слишком хорошо знал, какую боль несут воспоминания об ушедшем родном человеке. Это была странная, жестокая, но все же любовь.

Нина оторвалась от созерцания невидимого мира, взяла вилку и отломила кусок яблочного пирога.

Это обыкновенное действие, вдруг, вывело мужчин из длительного ступора. Минуту назад весь их мир катился к чертям в хаос преисподней, где они были готовы прикончить Нину и застрелиться сами, разрушив до атомов саму суть естества, за то, что оно такое дерьмовое! И вот спустя мгновение уже все пришло на свои места. Они всего лишь сидят за обычным столом, ужинают как обычно, и мир по-прежнему обыкновенен, хоть и зациклился на кусочке пирога на серебряной вилке, исчезающим за губами, скрывающими секреты каждого здесь сидящего.

– Надо покурить! – наконец, произнес Рудольф и встал из-за стола.

– Хорошая мысль! – подхватил Эрик.

– Покурить было бы здорово, – встал Дэсмонд.

– Я хоть и не курю… но пойду покурю, – Марк нерешительно встал из-за стола.

Через минуту дверь на балкон закрылась, оставив Нину один на один со всеми яствами на столе, на которые уже не претендовало никакое желание.

– Какого, блин, черта сейчас произошло?! – первым воскликнул Марк, и это было странно, обычно он отмалчивался.

– Эрик, если это все шутка, прошу тебя, признайся сейчас! Потому что все зашло слишком далеко! – сказал Рудольф.

Но Эрик молчал и сочувственно смотрел на друзей, всем своим видом говоря, мол, я бы и сам хотел, чтобы все это оказалось розыгрышем, но, увы.

Когда Рудольф понял, что Эрик тут ни при чем, он отпрянул от друга и оперся о мраморный парапет, погрузившись в раздумья.

– То, как она это говорила… Рудольф, она, будто была там… – начал Марк.

– Я знаю, – огрызнулся Рудольф, перебивая друга.

Эрик неуверенно шагнул к ребятам.

– А о чем она говорила? – спросил он.

– Ни о чем! – Марк и Рудольф в один голос пресекли всякие попытки Эрика раскопать то, что они похоронили лет двадцать пять назад.

Рудольф уже жалел, что бросил вызов Нине. Она выбрала самые подходящие моменты их жизней, чтобы заставить поверить в свои способности, а может, продемонстрировать, что они все для нее как на ладони!

Марк отстранился в самый дальний конец террасы. Он всю жизнь пытается забыть или уже просто хотя бы смириться с тем ударом судьбы, что он пережил в возрасте восьми лет. Четырежды он подвергся сексуальному насилию со стороны той банды подростков, прежде чем его спас Рудольф. Именно тот день, тот момент Нина увидела в его голове, а он прекрасно знал, что выудила она это именно из его воспоминаний. Жертва никогда не забывает акт надругательства над собой, и словно крест несет его на себе всю жизнь, пытаясь обмануть окружающих, слиться с толпой, спрятаться не столько от чужих глаз, сколько от самого себя.

В тот день те четверо подонков, как всегда, подкараулили Марка в подворотне. Они точно следили за ним, потому что каждый раз они ловили его в разных местах. Он не помнил, сколько времени проводил в позорной позе, пока все четверо ублюдков долбили его в зад по очереди. Он помнил лишь отчаянную погоню, сильный удар по голове, после которого он приходил в себя, когда уже было поздно сопротивляться.

Они сломили его после второго раза, когда он понял, что без сопротивления, все кончается быстрее. В третий раз он уже не бежал от них. В четвертый – добровольно отсосал. А перед пятым – появился Рудольф или Святоша, как его называли в трущобах из-за верующей семьи.

Рудольф никогда не говорил Марку, что застал предыдущий раз надругательства, после которого специально следил за Марком, как за наживкой, чтобы найти тех сволочей. Он не мог ранить Марка еще глубже, и придумал историю о том, что проходил мимо совершенно случайно и услышал подозрительные звуки возле того злополучного тупика. Марк поверил и сказал, что это был первый раз, когда они пытались изнасиловать его. Хотя Рудольф подозревал, что позже Марк, наверняка, догадался обо всем. Иначе как объяснить, что Рудольф проходил мимо «совершенно случайно», экипированный битой и кастетами?

В тот день он мало того, что раскрошил кости ублюдков, он еще гнался за последним два квартала, настиг и выплеснул всю ярость в район его паха. Через неделю двое скончались в реанимации, двое выжили и остались инвалидами до конца своих дней.

Рудольф вернулся к испуганному светловолосому кудрявому мальчугану, ставшему свидетелем кровавой расправы, и забившемуся между мусорными баками, прижал к стене и изрек те самые слова о слабости и аду. Детский разум живо представил себе, как черти жарят его живьем, после чего воспрянул духом.

Дэсмонд часто жаловался, на кой Рудольф притащил малолетку к ним в банду, на что немедленно получал яростные выпады со стороны Рудольфа. А так Марк к ним и пришел. Святоша не мог оставить ангела на растерзание чертям.

– Я позвонил в пансионат, – появился Дэсмонд с телефоном в руках. – Генерал умер три месяца назад, подписал этот как его, короче, бумагу какую-то, чтобы не информировать меня, и его кремировали, а прах развеяли. Все, как она сказала! Как это возможно, мать вашу?! – выпалил он. – Это все ты, Эрик? Я прикончу тебя, если это твоя шутка!

Рудольф встал между друзьями, понимая, что Дэсмонд начнет махать кулаками и без повода, просто оттого, что на взводе.

– Думаю, нам всем стоит признать тот факт, что Нина, действительно, обладает какими-то… способностями, – произнес Рудольф.

– Она изобразила старого генерала так, что я подумал, будто он вселился в нее! Я готов был обосраться в штаны прямо за столом! – не утихал Десмонд.

Друзья обеспокоенно переглянулись. Все прекрасно понимали Дэсмонда, ведь каждый из них пережил подобное. Она словно была там, наблюдала за ними в прошлом, записывала их слова, и воспроизвела все точь-в-точь: каждое слово, каждый взгляд, каждый всхлип и каждую слезу.

– Если это и есть ее способности, я предпочту от них отказаться! Черт! О чем ты думал, когда волок ее сюда?

– Она помогла нам с Пастаргаями! Без ее совета, мы бы, возможно, были уже мертвы! Ты видел их вооружение? Они не то что нас, они могли бы полгорода с землей сравнять! – ответил Эрик.

– Но и эта девка подставит нас под удар! Она знает про нас все!– продолжал Дэс.

– Он прав, – согласился Марк, – если она знает … такие вещи, то, вскоре узнает важные детали нашего бизнеса! Поставщики, дилеры, купленные чины, объемы, время, места! Да все! Что если эта информация попадет к врагам?!

Вопрос прозвучал риторически. Каждому вдруг стало не по себе от произнесенных Марком слов. Они в полной мере ощутили опасность, которой подвергали свои жизни этой затеей.

– Да вы хоть поняли, что она только что сделала?! – возмущался Дэс. – Это был не просто взгляд в прошлое! Она целенаправленно раскопала наши самые жуткие страхи! Уж не знаю, что она там болтала про Святошу, но я точно знаю, что она обнажила наидерьмейшее дерьмо моей жизни! Я ненавидел его всем сердцем! Я каждый день проклинал его и знать не хотел о его кончине! А что сделала она? Она заставила меня сожалеть о моей ненависти, произнеся эти дурацкие слова об отцовской любви!

– Она заставила тебя увидеть, что ты был желанным и нужным, несмотря на то, что ты – сумасшедший отморозок. Признай, что тебе не хватало этой мысли, – осадил Эрик.

– Нет, Эрик! Она нашла мою слабость и попыталась ею манипулировать! Я такое гнилье за километр чую! И уверяю вас, эта хитрющая гадюка скинет вид невинности и кончает нас всех!

Дэсмонд смолк, выжидая реакции друзей.

– Он прав, – сказал Рудольф, – как нам обезопасить себя от рисков?

– Я знаю как! Я просто прикончу суку, и дело закрыто!

Десмонд вытащил из плечевой кобуры Глок, что везде таскал с собой, подобно Рудольфу, не снимающего крест с шеи, и направился к двери.

– Стой, стой, стой! – Рудольф преградил ему путь.

– Отойди, брат, я хочу избавить нас от предстоящего дерьма! – не унимался Десмонд. Он уже распалился, и ему просто приспичило кого-нибудь убить этим вечером.

Подоспел Эрик.

– Дэс! Мы не будем никого убивать сегодня! Убери пистолет, твою мать!

– Да, Дэс. Убери пистолет, – подхватил вечно ратующий за мир Марк.

Но Дэсмонд стоял на своем.

– Я не собираюсь подставлять свой зад из-за этой, мать ее, стивенкинговской Керри!

– Десмонд, уймись! – злился Эрик.

Рудольф сделал привычный разнимающий жест руками, призывающий всех заткнуться и послушать.

– Думаю, вся проблема сводится к тому, на чьей стороне она будет пребывать. Это как кроличья лапка – удача с тем, у кого она в руках. Она попросила у тебя что-либо взамен? – спросил он у Эрика.

– Да. Она попросила покровительства.

– Что за хрень? Что за дурацкое слово? Чего ей надо? – не понимал взвинченный Дэс.

– Это значит, что мы должны устроить для нее комфортную жизнь, – начал Рудольф. – Нам просто нужно узнать о ней побольше, сблизиться и поддерживать хорошие отношения.

– Как домашний питомец. Кошка или собака. Хотя она больше на рыбу похожа, у нее такие большие глаза… – сказал Марк и тут же осекся, осознав, что мелит чепуху.

– Ну, вроде того, – поддержал Рудольф. – Чем чище вода и красивее аквариум, тем она больше довольна. При таком раскладе мы извлечем только выгоду из нашего сотрудничества, так?

– Думаю, да, – согласился Марк.

Эрик кивнул.

– Ой, ну что за бред?! – Дэсмонд продолжал в своем духе.

– Послушай! Все в этом мире происходит по какой-то причине. И Эрик встретил ее не случ …

– Если ты сейчас снова начнешь про свою срань Господню, то я и тебя прикончу! – Дэсмонд яростно перебил Рудольфа, размахивая пистолетом.

Эрик устало вздохнул.

– Комфортную жизнь, говоришь? Вы понятия не имеете, чего она захочет завтра, через неделю, через месяц! Сегодня ей подавай дорогие шмотки, завтра новые сиськи! И да ладно с этим! А что если потом она попросит голубого, мать его, лепрекона?! Что ты будешь делать тогда?

Десмонд передернул затвор.

– Я говорю вам, прикончить суку, и дело с концом!

Но ребята не собирались сдаваться.

– Десмонд, черт тебя дери! Вот когда она попросит голубого лепрекона, тогда и прикончишь ее! А сейчас убери этот гребанный пистолет! – орал Эрик.

Дэсмонд злобно выругался, но спрятал оружие в кобуру.

– Ну, так что? Мы все решили? – спросил Марк.

– Э-э-э, ни фига! – не унимался Дэсмонд. – Все всегда решало голосование! Голосуем и сейчас!

– Резонно, – согласился Рудольф.

Эрик закатил глаза.

– Итак, кто за то, чтобы… избавиться от Нины? – спросил Рудольф.

Десмонд резко и высоко поднял обе руки.

– Я голосую за Роберта, и он бы прикончил суку!

Рудольф устало вздохнул.

– Кто за то, чтобы Нина осталась?

Эрик и Рудольф подняли руки.

Вопрошающие взгляды уставились на безучастного Марка, который до сих пор был несколько отрешен от ситуации, погрузившись в свои мысли. И тут он вдруг осознал, что наступил невероятный момент – от его решения зависела судьба человека! Марк даже начал задыхаться. Никогда еще его голос не играл решающую роль! Но радость смыло очень быстро, когда он представил ставки игры. С одной стороны новая хоть и рискованная возможность воспользоваться невероятной силой, а с другой – их привычная устоявшаяся и тем безопасная жизнь. Кажется, что выбор не сложен. Но вдруг Рудольф прав, и Нина действительно послана им самим Богом в помощь? Что если впереди их ждут серьезные испытания, которые они не в силах пройти без помощи сверхъестественных способностей? А что если нет? А что если она ниспослана им, чтобы уничтожить их разлагающий общество бизнес? Марк пребывал в растерянности. Но сколько бы аргументов он ни придумывал в пользу того или иного решения, выбор его базировался на одном простом вопросе: может ли он убить человека? Разумеется, нет. Ангелы не убивают. А потому и выбор его был предопределен.

Он поднял руку.

– Ах, ты ж кудрявая прошмандовка!

– Дэсмонд! – хором огрызнулись Эрик и Рудольф.

– Да этот ходячий бабский клитор никогда не мог рубить топором!

– Заткнись уже! Голосование завершено! – заключил Рудольф.

Сразу после разговора Рудольф, Дэсмонд и Марк покинули апартаменты Эрика, даже не попрощавшись с Ниной. Они были слишком взбудоражены спором о том, кто прав, чтобы вспомнить о ее присутствии. Хотя, может, они просто не желали продолжать общение с ней – уж слишком сильное впечатление она произвела.

Как бы то ни было, ребята ретировались спешно. Входная дверь захлопнулась. Эрик вернулся к столу, налил коньяк и выпил залпом.

Нина встала из-за стола и начала собирать тарелки. Еды осталось очень много, и Нина пожалела, что поторопилась с травмированием мужской психики.

– Не обращай внимания, – Эрик нарушил тишину, в которой был слышен лишь звон тарелок. – Они сейчас просто не в себе. Они немного озабоченны…

– Голубым лепреконом. Да, я знаю, – перебила Нина.

Эрик пораженчески вздохнул.

– Мне еще предстоит изучить твои суперспособности…

– Дело не в них. Вы дверь на террасу не до конца закрыли.

Эрик взглянул на стеклянную дверь как на предателя и засмеялся.

– Ну, и что скажешь насчет этого лепрекона? Какова вероятность, что ты его попросишь? – спросил он с едва заметной опаской.

Нина стукнула тарелкой о стол и замерла.

– Твои мысли обо мне слишком примитивны, – произнесла она немного погодя.

– Примитивны?! – удивился Эрик.

– Ты судишь обо мне, как об одном из вас.

– С твоими способностями ты не можешь быть одной из нас.

– Вот именно! – Нина снова взялась за уборку стола. – Мне не нужны ни искусственная грудь, ни лепреконы! У меня нет цели мешать вашим делам. Откровенно говоря, мне на них наплевать.

Нина взяла гору тарелок и понесла в раковину. Эрик встал у нее на пути и остановил, схватив за плечи.

– Но что тогда движет тобой? – спросил он.

– Не трогай меня! – выпалила Нина, закрыв глаза, словно в отвращении.

Эрик немедленно убрал руки с ее плеч. Нина сделала пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться.

– Ты обещал помочь мне бежать. Этим я и занимаюсь, – сказала Нина.

– Я понимаю, от чего ты бежишь. Но куда ты бежишь?

Нина прошла к раковине и поставила тарелки.

– Я не знаю. Я бегу туда, где Их нет, – прошептала Нина.

Эрик тихо приблизился к ней, чувствуя, что она начинает раскрываться перед ним, и это был хороший знак. С того момента, как она оказалась здесь, она начала больше разговаривать.

– Хорошо, – тихо произнес Эрик, – давай найдем место, где Их нет.

Нина взглянула в глаза Эрика, и впервые улыбнулась ему.

***

Ветер тревожит ветви деревьев, и те стонут и кряхтят в ответ порывам. Листья шелестят монотонным шепотом, изредка прерывающимся неустанным щебетанием птиц. Они срываются с веток, и легкие снежные хлопья опадают с потревоженных деревьев.

Она идет вдоль узкой тропинки, снег мягко хрустит под ногами, вокруг непроглядный лес. Воздух здесь другой, больше похож на тот, что окружал лечебницу. Такой же чистый и приятно пахнущий гниющими под первым снегом листьями.

Впереди лежат черные обугленные развалины некогда кирпичного строения. Остался лишь остов и пара стен. Время уничтожило воспоминания и образы этого места, а ветра унесли запах гари. Мокрый кирпич и тлеющее дерево теперь наполняет воздух вокруг характерными ароматами.

Она не одна. Она чувствует это сразу. Незнакомец появляется внезапно прямо перед ней. Он стоит к ней спиной, и все, что она видит – это его широкие плечи и втянутая в них от холода голова. Ровно уложенные золотисто коричневые волосы, отдающие карамельными переливами на свету, и черное драповое пальто почти до самых щиколоток. Это все, что она знает о нем. Ни образов, ни воспоминаний, ни мыслей.

– Кто ты? – внезапно спрашивает незнакомец.

Его чуть хриплый стальной, но в то же время бархатистый голос, звучит уверенно и ровно, словно он ждал ее. Он стоит неподвижно и смотрит на развалины подобно статуе на могиле.

– Здесь уже давно так тихо, – произнес он басовитым голосом, в котором она улавливает неизвестный ей акцент.

Нина делает шаг к нему. Потом еще один, и еще…

Незнакомец напрягся, точно готовый бежать.

– Кто ты? – повторяет он.

В его низком грудном голосе столько льда и холода! Но ее тянет к нему так, будто она может отогреть его, растопить и вернуть к жизни.

– Мне здесь холодно, – наконец, произносит она.

Незнакомец едва слышно ухмыляется.

– Потому что здесь живет смерть, – отвечает он.

Она знает это. Смерть окутывает это место плотным невидимым саваном. Но эта смерть давнишняя, прошлая. С этой смертью уже поздно вести переговоры.

– Пойдем отсюда, – зовет она.

Незнакомец молчит. Она чувствует его печаль, и это – первая его эмоция, поддавшаяся чтению.

Незнакомец делает шаг назад, подчиняясь ее зову. Она протягивает руку вперед, чтобы дотронуться до его плеча и утешить. Но когда до плеча остается всего пара сантиметров, сон останавливается, и ее рука так и замирает в воздухе, не достигнув его.

2. Лидия

– А теперь подвигай пальцами.

Доктор с дотошностью исследователя изучал руку Карима и то и дело просил то пошевелить, то согнуть, то подержать пистолет. Лысый старик в очках с толстыми линзами уже минут десять подвергал Карима осмотру, заставляя производить одни и те же движения. В другое время Карим бы уже давно послал его к черту, если бы не прекращающаяся боль в плече. За свою жизнь его дважды ранили в плечи, но он быстро восстанавливался. Сейчас же он чувствовал, что что-то не так. Уже прошло две недели с перестрелки, а рука по-прежнему безвольно висела в косыночном бандаже. Малейшее движение вызывало глубокую ноющую боль. Карим с трудом передвигался, пичкал себя бессчётным количеством анальгетиков и потерял здоровый сон, в положении лежа болезненная пульсация становилась сильнее. И сейчас, выполняя требования своего хирурга – бывшего военного врача – он как никогда хотел подвергнуть его медленной мучительной смерти.

– Ну что ж, сынок. Все плохо, – наконец, констатировал истязатель.

– Исправишь? – буркнул Карим и стал аккуратно убирать руку в бандаж.

– Нечего там исправлять. Нервное сплетение тебе задели. Боль превратится в хроническую, и анальгетики тебе мало помогут, – говорил доктор, смотря на Карима из-под толстых очков.

– Но что-то же можно сделать? Разрезать и заново зашить! Ты же хирург! Сделай что-нибудь! – взревел Карим. Боль достала его по самый край.

Старик медленно, кряхтя, встал и по привычке прошел к умывальнику.

– Я тебе не чудотворец, – буркнул он, намыливая руки. – Задет большой нерв. Тут тщательная диагностика нужна, хороший хирург—невролог и, вообще, больница со всеми прибамбасами: МРТ, тепловизоры, электронейромиография. Нервы – это не шутки тебе, сынок.

Старик встряхнул кисти и вытерся полотенцем.

– Хочешь сказать, что я не смогу ею двигать безо всей этой медицинской дребедени?! – злился Карим.

– Двигательные функции у тебя в порядке. Боль – твоя проблема. Безо всей этой медицинской дребедени тебя ждет хроническая невралгия – вот, что я хочу сказать.

Ярость переполняла Карима. Он злился на все и всех: на собственную халатность, на ублюдка Дэсмонда, на старого врача. Последний бесил больше всего, потому что присутствовал здесь и сейчас, да к тому же так легко рассуждал об этой чертовой боли, которая только что с его слов обрела бессмертие и норовила свести Карима с ума.

– Сделай что-нибудь или я убью тебя! – процедил он сквозь зубы.

– Ой, не пугай! Я не на тебя работаю, умник! – старик безо всякого страха махнул на Карима рукой.

Карим готов был выхватить пистолет и прострелить плечо этому вонючему старику, чтоб понял, каково сейчас Кариму. От постоянного недосыпа нервы его расшалились, беспрерывное терпение боли бросало в жар, а сама боль, казалось, уже пробралась в мозг. Иной раз он сам хотел пристрелиться, понимая теперь, что походу это и будет единственным способом излечиться в его случае.

Старик в это время копался в своем врачебном чемоданчике одного с ним возраста.

– Вот тебе, кетонал. Хочешь – ешь, хочешь – колись, хочешь – мажь, – врач положил на стол таблетки, упаковку ампул и тюбик. – В твоем случае лучше все сразу. Сам подбери себе дозу. Только аккуратнее, кетонал вызывает сонливость.

Услышав магическое слово, Карим схватил таблетки и тут же стал глотать их словно конфеты.

– Ну, или не подбирай, – пробубнил себе под нос врач, не желая продолжать нотации этому разъяренному волку, того гляди и впрямь пристрелит.

Через минуту старый доктор исчез, оставив Карима один на один сражаться со своей болью. В конце концов, все эти головорезы ему никто: ни сыновья, ни братья, ни друзья. Ему платят за то, чтобы он их латал и лечил по мере возможностей, а не проводил психотерапевтические сеансы, которые к тому же давно стали бесполезными для этих отморозков. В их глазах горит огонь жажды наживы, и он давно превратил их в безжалостных чудовищ, потерявших счет убитым. Но старик не смел жаловаться, душой и телом принадлежа своему работодателю, который отослал беднягу в долгую командировку. Она норовила стать одной из самых кровавых. Босс вознамерился сойтись в схватке с самим Эриком Манном! Эту войну мир запомнит надолго!

Карим устало откинулся на спинку потрепанного протертого кресла, который еще и пах сыростью и мышиным пометом. Его бесило все: боль, тусклое освещение, спертый воздух и вонь, исходящая от старых канализационных труб. Этот подвал под старой обветшалой букмекерской конторой, изжившей свой век еще с десяток лет назад и теперь выполняющей функцию дешевого задрыпанного бара, стал его безвременным местом обитания. Пригородное шоссе, до города двадцать километров, вокруг захудалый мотель на пятнадцать номеров да еле сводящий концы с концами придорожный супермаркет с бесполезными вывесками типа «Только сегодня СКИДКИ НА ВЕСЬ АССОРТИМЕНТ!» Гениальный маркетинговый ход не спасал от разорения, несмотря на то, что вывеска висела каждый день.

Карим мог злиться только на себя. Будь он предусмотрительнее, то вышел бы в финал схватки победителем. А так, Эрик выжил, а значит, рассвирепел, и Карим сам загнал себя в угол. Теперь его не искали только разве что канализационные крысы. Приказ не позволяет вернуться домой. В город он сунуться не может, и этот злосчастный и вонючий минимир пригородного шоссе – единственный безопасный островок на всем чертовом свете!

Кетонал начал действовать. А может, Кариму только так казалось. Но он вдруг смог отвлечься от боли и немного поразмышлять о следующих возможных предприятиях. Но ему и это не позволили сделать.

Дверь в подвал резко открылась, вырвав Карима из полусна. Кажется, таблетки и впрямь эффективны. Арн – накаченный здоровяк с пышной светлой растительностью на лице и волосами, собранными в хвост до плеч – уверенно прошагал к металлическому столу, за которым сидел Карим. Арн был оставлен ему в качестве помощника самим боссом, поэтому Кариму приходилось быть с ним аккуратным. Он не мог от него отделаться и более того, ничего не мог от него скрыть. Таких верных псов босс оставил немало. Про себя Карим называл Арна викингом, уж слишком он походил на них своей угрожающей внешностью и верностью северному хозяину.

– У нас проблемы, – прогремел он низким грудным (а как иначе) голосом.

Карим бросил на викинга измученный взгляд.

– Твой план провалился, – отчеканил Арн.

– Наш план! – рявкнул Карим. – Ты в нем тоже участвовал!

Ему дико надоело, что планы они разрабатывают вместе, а втык получает лишь один Карим. Всем известно, что Арн метит на его место. Но по какой-то причине босс выбрал главным Карима, а стервятника Арна посадил рядом, и тот не упускает ни одной возможности представить Карима в невыгодном свете.

Даже сейчас Арн молчал и лишь равнодушно выжидал достойной фразы от Карима, а не девчачьей попытки перекинуть вину на другого. Чертов северянин! Выдержки у него не занимать!

– Каким образом? Они не нашли траву? – спросил Карим, успокоив внутренних бесов.

– Хуже. Нашли и не знают, чья она.

– Твою мать! Как так получилось?! Ты же говорил, что рейд будет внезапным!

– Так и было. Но у Эрика хорошо проработана предохранительная система. Грузовики оснащены спутниковой системой предупреждения: водитель жмет кнопку, сигнал включает сирену на полях. К тому моменту, когда полицейские добрались туда, было уничтожено практически восемьдесят процентов производства, включая склады, технику и компьютеры, а работники исчезли. Фактически у полиции остались лишь около тридцати килограммов травы, растущей на неизвестно чьих полях.

Пока Арн говорил, глаз Карима задергался в нервном тике, а сердцебиение ускорилось. Он никогда не страдал нервозом, но стоило ему переехать сюда, как с его нервной системой каждый день случался коллапс.

– И это не все. Эрик поймал Альберта. Мы не знаем, что он им выдал. Но ты же прекрасно осведомлен о талантах Дэсмонда.

Карима фыркнул.

– Кретин не сказал ничего путного. Мои люди знают, как путать следы!

– Скоро узнаем, – равнодушно ответил Арн, но Кариму показалось, что тот ухмыляется. – И да, тебя к телефону.

Арн протянул радиотрубку. Карим сразу узнал ее и побледнел. На этот телефон мог звонить лишь один человек во всем мире! Он защищен военным прототипом системы шифрования, так что звонок невозможно ни прослушать, ни отследить. Карим нервно сглотнул. У него не было времени придумать вразумительный ответ на свой провал! И да, это – его провал, и по голове настучат только ему. Ублюдок Арн снова останется в стороне. Карим вздохнул. Уж лучше пусть постучат, чем снесут башку.

Карим взял трубку из рук Арна, который и не думал уходить на время переговоров.

– Слушаю, босс, – произнес Карим, вложив все свои усилия в попытку унять дрожь в голосе.

– Добрый вечер, Карим, – послышалось обычное приветствие в трубке. Оно всегда звучало спокойно и размеренно, обманчиво дружелюбно и тем подозрительно. Босс всегда был сдержан. Это был единственный человек, которого Карим не мог прочесть. Казалось, любая эмоция, любое проявление чувств было чуждо этому человеку. Он был расчетлив, невозмутим и до жути холоден.

– Арн сообщил о твоей неудачной попытке скомпрометировать нашего врага, – сухо произнес босс.

Карим сглотнул. Пот заструился по спине. Он больше не думал о боли в плече.

– Это не хорошо, Карим, – в низком басовитом голосе проскользнул легкий скандинавский акцент.

– Да, босс. Я понимаю.

– Судя по твоим последним попыткам, твое понимание скудно.

Карим глубоко вздохнул. Сверлящий взгляд Арна заставлял чувствовать себя загнанным в ловушку кабаном. Скоро придет охотник и пристрелит его.

– Я дал тебе очень дорогие игрушки, Карим. Под твоим началом профессиональные военные, вооруженные военной техникой. Один только Арн стоит десять бойцов их компании. Отчего я делаю вывод, что проблема в слабом руководстве.

– Босс, они умнее, чем мы ожидали, – попытался вставить Карим.

На том конце наступило молчание. Карим занервничал еще больше. Может причиной молчания стало его очередное девчачье оправдание, эти северяне настолько жестоки, что для них даже смерть не оправдание провалу. А может, это неполадки в передаче связи. А может босс взбесился тем, что Карим объединил его и себя в одну команду, приписав тем самым провал и самому боссу. Это был бы наихудший расклад. Карим поругал себя за развязный язык.

– Карим, плохому танцору ноги мешают, – наконец, сказал босс. Голос не выдал в нем ни раздражения, ни гнева, а также ни умиротворенности, ни радости, ни каких-либо других эмоций. Ей богу, словно это была бездушная машина с человеческим голосом. Замени его на компьютерный и не отличишь от робота.

– Знаешь, как говорят, на кухне должен быть один хозяин. Сейчас хозяин – ты. Но если я буду вынужден приехать, ты станешь лишним. Ты ведь не хочешь быть лишним, Карим?

– Нет, босс, – боль в плече вдруг перестала быть болью, и даже стала лучшим другом, переживающим весь этот кошмар вместе с ним.

– Вот и хорошо. Помни, рыба гниет с головы, и будь уверен, я не позволю моей рыбе сгнить.

Карим рефлекторно сглатывает, хотя во рту настоящая Сахара.

– Прислушайся к Арну, у него есть хорошие мысли, – босс дает напутствие на прощание и связь обрывается.

Карим облегченно вздыхает и медленно кладет трубку на стол, будто только что избежал смерти. Хотя так оно и было. Арн стоит здесь не просто так. Если бы босс приказал убить Карима, Арн исполнил бы приказ тотчас же. Карим переводит дыхание, спина начинает высыхать, промокая пот в спинку издыхающего кресла, странно, но теперь оно кажется не таким уж и вонючим. Сердцебиение приобретает прежний размеренный ритм. Все возвращается на круги своя. Даже боль снова начинает бесить, и Карим невероятно рад этому факту, он будто заново родился. Вот только он по-прежнему был один на один с проблемой, и только что ему дали последний шанс. Походу сегодня ночью ему будет не до сна.

Он вспоминает последнюю реплику босса, сказанную с особым напором, сжимает кулаки и обращает взгляд на Арна.

– Ладно. Какие у тебя мысли?

Между своей смертью и присутствием Арна на одном с ним пьедестале, Карим выбирает второе, понимая, что теперь Арн ни за что на свете не упустит шанс и не сдаст свою позицию второго лидера.

***

Ресторан, которым владел Рудольф отличался изысканной итальянской кухней, где правил шеф-повар – настоящий итальянец Родриго. В национальной кухне шеф—выходец из страны кухни получает гораздо больший гонорар, чем шеф из какой-нибудь другой страны, потому что люди уверены, что последние никак не смогут передать дух культуры блюду, хотя редко какой едок понимает, что значит этот самый дух в блюде. Что сказать, престиж редко имеет логику в своей основе. Рудольфу пафос не чужд, и он всякий раз подчеркивал неуловимую особенность блюд, выходящих из-под рук настоящего итальянца. Рудольф очень гордился своим детищем и постоянно получал похвалу в свой адрес от итальянской мафии. Здесь они забывали, что находятся вдали от дома.

Очутившись внутри, Нина не могла наглядеться на замысловатый интерьер залов. Огромные люстры из хрусталя были настолько массивными, что, казалось, вот-вот рухнут. Золотые каркасы кресел и диванов переливались глубокими медовыми оттенками на свету. Белоснежные скатерти столов идеально выглажены, щедро накрахмаленные салфетки замысловатыми фигурами стоят на широких сверкающих подстановочных тарелках. Между столами сновали официанты в белых смокингах и перчатках. Они ловко управлялись с подачей блюд и разлитием напитков. В этот будний день посетителей здесь было немало. Фешенебельный ресторан в принципе не умел пустовать. Это место считалось еще одним мерилом успеха подобно дорогой машине и золотым часам.

Бессменный пожилой метрдотель с безупречно отработанными манерами проводил Эрика и Нину в отдельный закрытый зал.

– Добрый вечер! – поздоровался Эрик, войдя в зал.

Он был встречен радостными криками друзей, уже начавших аперитив. Но как только за ним показалась Нина, радостный запал моментально испарился. Нина опустила глаза в попытке прекратить смущать мужчин, хоть у нее и не было таких намерений. Она даже платье выбрала самое неброское черное ниже колен, и балетки без каблука. Была бы возможность она бы одела шапку-невидимку, но ее, к сожалению, еще не изобрели.

Может, ей все-таки не стоило приходить сюда. Раз в месяц кампания устраивала традиционный воскресный своего рода семейный ужин в ресторане Рудольфа, чужаков сюда, естественно, не допускали. Хотя Марк и Дэсмонд были исключениями и каждый раз приводили с собой новых пассий.

Мужчины по обыкновению обнялись. Эрик старался не замечать их косых взглядов и представил Нину женщинам:

– Это Зарина – жена Рудольфа. Как детишки? – параллельно интересовался Эрик.

– Как всегда невыносимы. Сегодня мучают бабушку, – ответила невероятной красоты женщина. Ее гладкие длинные черные волосы были аккуратно убраны назад, огромные черные глаза и пухлые ярко—красные губы делали ее похожей на модель, сошедшей с обложки какого-нибудь испанского журнала. Она была высокой, но чуть ниже Рудольфа. Длинное атласное платье цвета нефрита облегало большую грудь и широкие бедра. В эту женщину невозможно не влюбиться. Даже Эрик испытывал к ней неоднозначные чувства, но, разумеется, всегда держал их при себе.

Нина лишь улыбнулась, крепко сцепив руки за спиной на случай, если кто-либо вдруг захочет обменяться рукопожатиями.

Чтобы представить следующих двух особ, Эрику понадобилась помощь Марка и Дэса, поскольку сам он видел их впервые.

– Это Николь, а это Мишель, – говорил Марк, – или наоборот…

Девушки засмеялись. На самом деле спутать их было нелегко, но, наверняка, через пару дней они исчезнут также внезапно, как и появились. Эрик не видел надобности запоминать одноразовых девиц. Та, что пришла с Марком выделялась огненной копной кудрявых волос. Глубокое декольте ярко-алого платья едва скрывало пышные груди. Оглядев Николь, а Нина по ходу была единственная, кто знала их имена наверняка, глаза невольно останавливались на многочисленных синяках, невидимых для остальных. Они были спрятаны под жутко утягивающим платьем. Нина невольно бросила взгляд на Дэса, который запивал уже четвертый стакан «аперитивного коньяка», и безостановочно смеялся над чем-то, что нашептывал Марк. Николь имела стандартную скандинавскую внешность. Прямые светлые волосы расчесаны один к одному, ярко-голубые глаза и прямой тонкий нос на вытянутом лице с чуть выпирающими скулами вынуждали завидовать ей, а точеная фигура и высокий рост заставили Нину даже непроизвольно отступиться, мол, она и не собирается тут ни с кем тягаться за кубок красоты.

– Обязательно было волочить ее сюда? – прошептал Роберт Эрику.

– Роберт, завязывай, – процедил Эрик сквозь зубы, – решение было принято всей кампанией, и ты оказался в меньшинстве.

– Ты мог бы дать время с ней свыкнуться.

– Вот тебе и случай, свыкайся!

Роберт натянуто улыбнулся, всеми силами скрывая свое недовольство.

– Прошу, будь вежливым и представь своего дракона, – Эрик ответил Роберту не менее натянутой улыбкой, также скрывающей его раздражение.

Роберт отступил и через мгновение подвел Лидию к Нине.

Нина, завидев, их приближение, занервничала. Эта женщина была ей неприятна.

– Нина, познакомься с моей невестой. Лидия, – Роберт представил женщину так, словно это была честь для него.

Эрик закатил глаза. Этот подкаблучник буквально ей в рот смотрит!

Едва Нина взглянула на нее, едва вдохнула аромат сладких духов, как образы беспощадным шквалом нахлынули на воспаленный мозг. Всю последнюю неделю она чувствовала их, но только слегка, как дуновение легкого ветерка или едва слышимую музыку, что доносил до нее Роберт на своем пиджаке, галстуке, лице – на всем, до чего дотрагивалась эта гнусная женщина. И все это время Нина силилась их узреть. Но только сейчас за долю секунды все образы моментально выстроились в четкую выразительную и трагическую картину, узрев которую, Нина тотчас же возненавидела эту женщину.

Лидия была недурна собой. Ее зрелость читалась во всем: в убранных в ракушку каштановых волос, потому что это была единственная прическа, умело скрывающая редкость волос без всяких шиньонов и искусственных локонов; в умении одеваться скромно и элегантно одновременно, как и подобает женщинам за тридцать; в манере держаться за локоть мужчины и смотреть на него глазами доверчивой собаки, уважающей своего хозяина. Но все это была искусно выделанная фальшь, которую не раскусил никто. Даже Эрик.

Снисходительная улыбка и выдержанный кивок – все, чем Лидия удостоила новоприбывшую в их кампанию. Но Нина то знала, что эта дрянь изучила ее с ног до головы, как только Нина вошла в зал.

– Это и есть та ненормальная? – шепотом спросила Лидия, когда они с Робертом отошли.

Роберт раздраженно кивнул.

– Боже мой, сколько ей? Она же еще совсем юная! Эрик с ума сошел? – негодовала Лидия.

– Это я и пытаюсь доказать всем вокруг, но они словно оглохли!

– Я думаю, они прекрасно понимают, что ей здесь не место, просто боятся перечить Эрику! – предположила Лидия.

– Черт их знает! Сначала так и было, но…

Лидия увидела замешательство на лице жениха.

– Что но?

– После того ужина, на который я не пошел, они переменились. Что-то там произошло, и теперь они даже говорить о ней не хотят. Повторяют, как попугаи «лучше ей остаться, лучше ей остаться». Как же они меня бесят!

Лидия обернулась, чтобы взглянуть на Нину. Та полностью ушла в себя и просто стояла подле Эрика, высматривая что-то под ногами.

– Может, они надеются, что она скоро помрет? Ты заметил, какая она хилая? – предположила Лидия.

Роберт ухмыльнулся черной шутке.

– Может, она и выглядит хилой, но мозги у нее работают, как надо, поверь мне. Она – тот еще трюкач.

– Волк в овечьей шкуре?

Роберт не ответил, хотя всем своим видом показывал, что Лидия была права, как никогда.

Нина опустила голову, надеясь, что никто не заметит ее тревогу, и делала глубокие вдохи, как учил Ян.

«Обогащаем мозг кислородом! Обогащаем мозг кислородом!» – повторяла Нина как заклинание.

Глупая была затея! Глупая! Не стоило ей сюда приходить. Эта Лидия вывела ее из равновесия своим чудовищным поступком, пусть он и был в далеком прошлом. Но жить, как ни в чем не бывало, после такого злодения?! Как она смеет?! Как она так может?! Дрянь!

«Паскуда!»

«Гадина!»

«Отомстить!»

Нина одернулась, когда в собственных мыслях начала слышать Их рык, превращающийся в слова, и снова продолжала дышать. До ее слуха доходили слова Роберта и Лидии, эта дрянь еще смела ее обсуждать!

– Нина, ты в порядке?

Эрик выдернул Нину из размышлений. Нина немедленно встрепенулась и взглянула на Эрика.

Пожалуйста, задай вопрос о ней! Задай!

Но он не задавал, а она не имела право рассказывать ему о чем-либо, пока он не спросит. Таков уговор и он был справедливым. Если Эрик не хочет, значит, он и не должен знать секрет.

– Я хочу домой, – прошептала Нина.

Эрик выругался про себя. Это все из-за этих придурков, которые теперь боятся ее, как огня! Не могут вести себя как взрослые мужики и тем пугают ее. Какая нелепая ситуация! Все боятся друг друга! Нельзя позволять этому идиотизму продолжаться дальше. Они должны научиться уживаться!

– Давай побудем здесь немного, хотя бы полчаса, – предложил Эрик.

Нина обеспокоенно взглянула на Лидию, что не осталось без внимания Эрика.

– Ты из-за дракона да? Я ее тоже ненавижу! – Эрик пытался поддержать Нину, мол, я и сам в осадном положении.

– Пойдем, – Эрик усадил Нину в кресло за самый край стола подальше от всех этих трусов.

Как только они расселись, появились официанты с первыми блюдами. Никто никогда не читал меню, уважая выбор шеф-повара. Поэтому первым блюдом на ужин стал непонятный для Нины салат из зелени, заправленный малиновым дрессингом. Официант предложил белого вина, но Эрик дал знак «никакого алкоголя», и возле Нины всегда стоял бокал воды.

– Итак, позвольте начать наш традиционный ужин, – произнес Рудольф, поднимая бокал.

Все присутствующие ему, как хозяину дома, вперили.

– Как сказал мой излюбленный Сервантес: «Не в том суть, от кого ты родился, а в том, с кем ты водишься». Мне всегда приятно собирать вас всех здесь, и вдвойне приятно, когда вы приводите свои семьи. Это – высшая степень доверия. Спасибо вам! И дай нам бог собираться, как можно больше.

– Хорошо сказал! – похвалил Дэс.

– Аминь, брат, – кивнул Эрик.

Первый тост сказан и поддержан. Гости принялись за ужин, за столом стоял приглушенный гомон, создаваемый десятком голосов, обсуждающих самые разные новости.

– Меня от этой Воблы дрожь пробирает! – прошептал Марк, нервно озираясь на, неспешно копошащуюся в тарелке, Нину в дальнем конце стола.

– Да тихо ты! – шикнул Дэсмонд. – Наверняка, у нее слух, как у летучей мыши.

– А у летучих мышей отличный слух?!

– У них эхолокаторы! Слышат дальше, чем ты видишь! Улавливают любое изменение в эхе на пятьдесят метров вокруг!

– Да ладно! – удивлялся Марк, отмечая про себя, что надо обязательно посмотреть документальный фильм про летающих мышей. И про вобл, на всякий случай.

Мишель обвила Марка за шею и заставила съесть малину с руки, словно он был ее щенком. Николь уже допивала второй бокал вина. Сегодня ей необходимо напиться, чтобы выдержать еще одну ночь садистской любви с Дэсмондом. Еще одну ночь! Лишь одну! И она будет гулять по магазинам центральной улицы, растрачивая кучу денег, что он ей заплатит за свои жестокие утехи.

– Я тут собрал некоторые слухи, – Рудольф обратился к Эрику. – Про Пастаргаев никто слыхать-не слыхивал, также как и про то, что нас пытались скомпрометировать.

– Да всех каждый день пытаются скомпрометировать. Надо же наркоконтролю создавать видимость работы, – выдохнул Эрик.

– Да, но нас тряхануло дважды за этот месяц. Я не думаю, что Вендский трафик был случайностью.

Эрик обеспокоенно взглянул на Рудольфа.

– Думаешь, все-таки Пастаргаи? – спросил он.

Рудольф пожал плечами.

– Они ведь в городе. А выследить мы их так и не смогли. Нам надо держать ухо востро.

– Мальчики, – встряла Зарина, – ну, не о работе! Вы же знаете правила! Обсудите ваши насущные проблемы после ужина!

– Ты права, прости дорогая, – Рудольф ласково поцеловал жену в щеку и та, насладившись вниманием своего мужчины, вернулась в диалог с другими женщинами.

– Я к тому что… – Рудольф снова повернулся к Эрику, – может ли Нина как-то это…ну…сам понимаешь…

– Предвидеть? – закончил Эрик.

Рудольф едва заметно кивнул, словно они обсуждают тут незаконную ересь.

– Думаю, она этим и занимается каждый день, – прошептал Эрик в ответ. – Она знает, что должна делать.

Рудольф снова кивнул и выдохнул, довольный состоявшимся разговором.

– Дорогие друзья, позвольте поднять следующий тост! – Роберт встал из-за стола.

Все притихли и взяли в руки бокалы.

– У нас с Лидией хорошие новости, – начал Роберт. – Наша свадьба состоится двенадцатого декабря!

Тотчас же раздались восторженные возгласы.

– Поздравляем!

– Потрясающая новость!

– Мы так рады!

– Спасибо! Спасибо! – отвечали наперебой Лидия и Роберт.

– Ой, я вас умоляю, – едва слышно пробубнил себе по нос Эрик.

Рудольф пнул его под столом.

– Да, спасибо! – Роберт занес бокал. – Моя дорогая Лидия! Я благодарен судьбе за то, что она свела меня с тобой. Я не могу даже описать, как мне хорошо с тобой, как ты нужна мне. Ты – как неиссякаемый свет для меня, на который я всегда иду. Я буду счастлив прожить с тобой до конца. Я люблю тебя!

С этими словами Роберт поцеловал сидящую Лидию, чем вызвал восхищенные вздохи женской половины. Друзья зааплодировали и встали из-за стола, празднуя скорый брачный союз. Зарина утирала слезы, пьяные Мишель и Николь выкрикивали торжественные реплики, Эрик закатывал глаза столько раз, что даже голова заболела.

И лишь Нина пропустила мимо ушей весь тост-признание в любви, который так растрогал всех присутствующих. На фоне всеобщего ликования она продолжала сидеть, устремив взгляд на нечто невероятное за спинами Лидии и Роберта. Там посреди блеска драгоценных камней и металлов, посреди восхитительных ароматов дорогих духов, на фоне разливающихся вин по несколько тысяч баксов за бутылку стояла ржавая больничная кушетка с желтыми рваными простынями, измазанными кровью и испражнениями. А через мгновение на ней появился мальчик лет восьми. Очень худой и бледный. Что-то не так было с его дыханием, скорее это были частые рывки и гортанные всхлипы. Она уже видела его несколько раз во сне или наяву. И каждый раз он умирал в жесточайшей агонии, охваченный отчаянием и неописуемым страхом. Его предали. И обида от предательства была настолько сильна и печальна, что осталась в воздухе даже после его смерти.

Пронзительный звон бокалов вывел Нину из мира образов. Гости опустошали бокалы, продолжали поздравлять без-трех-месяцев молодожен, а Нина так и осталась сидеть, пытаясь не обращать внимания на жуткое видение за спинами гостей.

Наконец, все расселись, и тут уж женщин было не удержать. Сразу же начались обсуждения деталей пышной свадьбы.

Эрик взглянул на Нину и тотчас же заметил часто вздымающуюся грудь.

– Нина, ты как? – привычно спросил он.

Но она едва ли слышала его.

– Нина, давай, поешь, – скомандовал он.

«Он прав. Надо поесть… Надо отвлечь Их…», – думала Нина, а безжизненные глаза высохшего мальчика взывали к ней из глубин прошлого.

Нина вцепилась в вилку и стала тыкать во все подряд без разбора, не интересуясь тем, что налезало на зубчики. Она пыталась отвлечься от видения, смысл которого постичь было нетрудно, учитывая обнажившуюся омерзительную историю Лидии. Ком встал в горле, Нина была готова разрыдаться, но продолжала насаживать на вилку овощи и отправлять их за щеку. Вкус становился странным: перченым, сладким, горьким и соленым от сглатываемых слез. Но это было неважно. Жевание помогало отвлекаться от мерзкого шепота в голове, а глотание задвигало ком туда, откуда он взялся.

А тем временем зал наполнил женский гомон.

– Где пройдет медовый месяц?

– В домике на побережье…

– Свадьба пройдет в Плазе, как вы и хотели?

– Да! Несомненно!

– А кто организатор?

– Сколько будет гостей?

– Где закажете торт?

– Кто твой дизайнер?

Вопросы всех сортов и областей сыпались в кучу, Лидия едва успевала на них отвечать, Роберт немедленно пришел невесте на помощь. Женщины были возбуждены предстоящими хлопотами праздника, мужчины больше озабочены вопросами имущества.

И только для Нины все эти разговоры были не больше пустого гомона. Она слышала лишь мольбы мальчика…

«Мама…», – звал он без конца. – «Мамочка…»

Вскоре принесли основное блюдо. От запаха жаренного каре ягненка Нину затошнило. Перед ней лежали дымящиеся ребра овечьего ребенка. Нина едва не заплакала. Восемь маленьких ребрышек вываленных в специях и соусе были подобны тому умершему мальчику на прогнившей койке, преданный в руки мучительной смерти во имя праздной гламурной мишуры.

«Мамочка, вернись», – раздалось возле самого уха.

– Я всегда хотела зимний антураж! – делилась планами Лидия.

– Как романтично! – воздыхали Николь-Мишель.

– Я свяжу тебя с Маршей. Она сошьет умопомрачительно платье! Этой весной ее признали одним из лучших дизайнеров на восточном побережье! – говорила Зарина.

– Слышал, Роб? Готовь мешки с деньгами, кошелька определенно будет маловато! – крикнул кто-то из парней.

– Мы так упорно к этому шли! Я так счастлива! Сама не верю!– восклицала Лидия, искоса поглядывая на Эрика.

И за всеми лестными фразами, вздохами, смешками Нина слышала плач ребенка в агонии, отчего ненависть к этим людям возрастала в геометрической прогрессии. Едва слышный поначалу плач с каждой минутой, проведенной в одном помещении с Лидией, становился все громче и навязчивее, испытывая Нину на прочность. В какую-то роковую секунду Нина осознала тревожный факт: она переоценила свои силы. Она не выдержит Их натиск. Мерзость этой женщины вкупе с глупыми разговорами слишком велика!

Гнев нарастал. Нина закрыла глаза и сделала пару глубоких вдохов, снова следуя совету Яна. Как же было бы здорово, если бы он оказался здесь! Он всегда умел успокаивать. Монстры недовольно фыркали в его присутствии, но, тем не менее, запирались глубже и лишь надоедливо скреблись. Но, ко всеобщему сожалению, Ян был далеко. А Эрик чересчур занят своей обидой на Роберта, который вот так бесстыдно бросал его в одиночестве ради своей надоедливой Лидии!

Нина чувствовала, что вот-вот потеряет контроль и свершится очередная драма. Да как эта женщина могла так легко говорить о свадебном платье и грандиозной вечеринке после того, что сделала? Бессердечная стерва!

– А как насчет детей? Сколько хочешь? – спросила Зарина.

Лидия издала смущенный смешок.

– Ох, даже не знаю. Как Роберт решит, наверное, – тема детей ее явно нервировала.

– Да ладно тебе! Ты должна решать! Мой тебе совет – не меньше двух! – настаивала Зарина.

Лидия лишь улыбнулась.

– Вот увидишь, как первый родится, там и до второго рукой подать!

– Наверное, – Лидия потупила взгляд.

«О господи, заткнись, лицемерная ты дрянь!» – Нина закусила губу и сжала кулак так, что ноготь впился в ладонь.

– Слышал, Роб? Скоро будешь плести длинные косы и учить пацанов писать в мишень на унитазе! – захохотал Десмонд.

Роберт нежно поцеловал руку Лидии и ответил:

– Я только за!

«Надо уходить! Бежать отсюда!»

– Первый будет назван в мою честь! – воскликнул Марк.

– Перебьешься, салага! – Десмонд дал подзатыльник другу.

– Да вам обоим достанется, – засмеялась Лидия, попивая вино.

Это был конец. Гнев достиг апогея.

Нина так резко и так сильно впилась в руку Эрика, что он от неожиданности подавился куском мяса.

– Уведи меня… – прошептала она.

Эрик обеспокоено взглянул на Нину, сглатывая проклятый кусок.

– Что? – прокряхтел он.

– Уведи …

Внезапный спазм в голове заставил согнуться над столом так, что она едва не уткнулась лицом в дымящееся мясо с овощами. Нина так громко стукнула вилкой по столу, что все тут же замолкли, уставившись на трясущуюся в судороге Нину.

– Прошу прощения, мы выйдем подышать!

Эрик резко вскочил, швырнул салфетку на стол и мигом присел возле Нины.

Приобняв Нину за плечи, он понял, насколько серьезно ее скрутило. Для такой хрупкой девчонки, она слишком сильно упиралась его попыткам поднять ее с кресла. Эрик даже взглянул на ребят в поисках помощи. Рудольф сообразил быстрее всех.

– Может, скорую?

– Никакой скорой! Нам нужна машина!

– Подгоните машину Эрика, – сказал Рудольф официанту, который тут же исчез.

Эрик присел возле Нины. Ты зажмурилась, что есть мочи. Ее била дрожь.

– Господи, Эрик, скажи что-нибудь! – шептала Нина.

– Я, я… что сказать? – растерянно бубнил Эрик.

А вокруг гости все больше переглядывались друг с другом, недоумевая, что происходит.

Всего один вдох, одно мгновение отделяло Нину от Монстров, она вот-вот потеряет контроль. Монстры уже заходили со всех сторон, порыкивая на нее. Их зловещий шепот усиливался.

«Впусти нас, Нина»

«Правосудие должно свершиться»

«Она заслужила…»

И вот Нина уже сидит не в фешенебельном ресторане, а в затхлой старой палате, где воняет экскрементами. Нину охватила ярость. Снова послышался детский плач. Он был такой отчаянный, такой жалостливый и печальный! Обида мальчика все больше сливалась с ее собственной, и она уже не знала, кто она: Нина или Конрад? Вот она лежит рядом с ним, а вот она уже и есть он. Ей очень плохо, у нее болит за грудью, ноют пролежни на спине и ногах, ее беспрестанно тошнит, но она не может блевануть из-за пластиковой трубки в гортани. Врачи снуют туда-сюда, брезгливая старая медсестра меняет простыни под ней и приговаривает «Побыстрее бы уже подох! Сколько можно подчищать за ним?!», а она только и может, что плакать, выворачивая душу наизнанку, лишь бы они поняли ее, лишь бы позвали маму.

Нина снова зажмурилась, пытаясь избавиться от столь реалистичного видения. Глупый совет, Эрик! Глупый! Она должна была принять галоперидол! Нельзя с Ними шутить!

– Пожалуйста! Не надо! – из зажмуренных глаз Нины заструились слезы.

Нина держит Конрада за руку, он умирает. Он смотрит на нее с мольбой в глазах, но она не может ему помочь, потому что он умер десять лет назад. И вот он уже держит не ее руку, рука Нины вдруг превратилась в скелет с лохмотьями кожи. Монстры подобрались к ней в точке невозврата. Эти ублюдки всегда знали, как сломить ее.

«Впусти…впусти…», – молил Конрад.

И тут раздался голос той, кого ей, ну, никак нельзя было слышать.

– Роберт, вызывай скорую! – воскликнула Лидия.

Видения заполонили все вокруг, Нина провалилась в пустоту.

Внезапно Нина замерла, дрожь прекратилась. Дыхание стало ровным и глубоким, словно ее отпустило.

– Где чертова машина? – кричал Рудольф.

– Она в порядке?

– Что с ней?

– Эрик, как она?

– Это эпилепсия?

– У нее есть лекарства? – раздавалось со всех сторон.

Но Эрик не мог ответить ни на один вопрос, он не понимал, что происходило с Ниной.

И тут ее глаза открылись. Последняя слеза соскользнула с ресниц и упала на тарелку с остывшими ребрами ягненка.

Нина медленно перевела взгляд на Эрика, и этот взгляд хищника заставил его волосы на затылке встать дыбом.

– Нина? – позвал он.

– Нет. Не угадал, – произнесло что-то надрывным шепотом из уст Нины.

Она злобно ухмыльнулась. И тут к своему ужасу Эрик понял, что это не Нина.

– Эрик, чего ты ждешь? Ей надо в больницу, вдруг… – начала Лидия, но ее перебили.

– Засунь свою лживую заботу себе в задницу! – проревела Нина так, что все замерли.

Нина одарила Лидию таким злобным взглядом исподлобья, словно была готова наброситься на нее.

– Что происходит? – шепотом спросил кто-то.

– Такое с ней иногда бывает. Не волнуйтесь. Эрик знает, что делать. Так ведь, Эрик? – Роберт вперил взгляд в друга.

Но тот едва ли мог что-то предпринять. Нина начала прогибаться в кресле так словно что-то ломало или просыпалось внутри нее? Внутри нее сломалась защита, и Монстры вылезли наружу. Он стал лихорадочно вспоминать все, что было написано в медицинской карте о способах возвращения Нины обратно, но как назло, эта часть никак не всплывала в памяти. Наверное, потому что он не отнесся к этому серьезно.

– Лживая сука! – прошипела Нина, сверля Лидию взглядом исподлобья.

Эрик переглянулся с Рудольфом. Марк и Дэс занервничали. Уж эти четверо отлично помнили, на что способна Нина. Марк вжался в спинку кресла, а Дэс схватился за нож, не понимая, что собирался делать с ним – зарезать Нину что ли? Сыграл защитный рефлекс. Уж он-то был прекрасно знаком с невероятными актерскими способностями Нины изображать людей. А именно – подчеркивать особенности голосов и их тембр. И сейчас ее голос говорил о том, что она не в себе. Это была не Нина. Тихоня Нина исчезла, а вместо нее наружу вырвалось нечто озлобленное и беспощадное. Это был ее двойник-убийца. И Эрик понял это слишком поздно.

– Заботливая мразь… – Нина растягивала каждый слог. – Где же твой сынок?

Роберт почувствовал, как у его невесты напряглись мышцы спины. И даже, несмотря на то, что ей удалось сохранить спокойствие на лице, она задержала дыхание.

– Мамочка, ты принесла мне грузовик? – вдруг запела Нина нарочито детским голоском. – Мой желтый грузовик, что дядя подарил? Ох, ну, ладно, может, сегодня найдешь! Я буду ждать!

У Лидии округлились глаза.

– Мамочка, почему ты плачешь? – продолжала Нина. – Мне вовсе не больно! Я скоро поправлюсь, и мы пойдем в парк! Я хочу покормить лебедей! Ты приготовишь грушевый пирог? Твой грушевый пирог – самый лучший в мире, мама! Я буду ждать.

– Нина … – Эрик попытался остановить тираду непонятного ему монолога, но Нина лишь еще сильнее вцепилась в край стола, в этом состоянии сил у нее не занимать.

Внезапно детский восторг на лице Нины сменился искренним испугом.

– Но как же я, мамочка? Ты возьмешь меня с собой? Куда ты едешь? С дядей Славой? Но почему мне нельзя? Мамочка, а когда ты вернешься? Я буду скучать. Я буду ждать тебя…

Слеза скатилась по напудренной щеке Лидии. Ее сын заговорил с ней с того света. Как это возможно?

– Сегодня я видел сон, мама. Ты пришла ко мне, а я больше не болел. Мы пошли в доки на твою старую яхту. Было так красиво! Так чудесно пахло вокруг! Ты разрешила мне порулить, как тогда, помнишь? Мамочка, мы ведь еще вернемся туда, правда? Обещаешь?

Лидия закрыла лицо руками и содрогнулась в беззвучном рыдании.

– Лидия! – удивленно позвал Роберт.

Вдруг Нина исказилась ненавистью в лице:

– Нет! – злобно рыкнула Нина и ударила по столу с такой силой, что зазвенели приборы.

– Нет… – прошептала Нина и заплакала, – ты не сдержала обещание! Ты оставила меня, мама. Бросила! Забыла! А я ждал. Я знал, что умираю. И ты знала. Мне было так больно, мама. Так больно! Я не мог дышать. Мне вставили трубку в глотку, и я не мог говорить. Я хотел позвать тебя, но не мог. Мне было так страшно! Так одиноко! Но я все ждал тебя! Я так долго умирал, мамочка… Я так долго горел в этой агонии…

Лидия зажала рот руками, сдерживая всхлипы. Роберт не понимал, что происходит. Зря он не пошел на тот злосчастный ужин, когда его четверо друзей познали чудовищные таланты Нины вскрывать секреты точно язвенные нарывы. Они оказались на месте Лидии неделю назад. И никому из них не хотелось оказаться на нем еще раз.

Внезапно Нина так резко встала, что кресло перевернулось.

– А ты, уличная шалава строила новую жизнь! Потаскуха! Шлюха! Фальшивка! – заорала Нина и смела со стола посуду.

На пол посыпались серебряные приборы, тарелки, бокалы со звонким треском разбились о мраморный пол. Испуганная Лидия вскочила из-за стола и отпрыгнула к задней стене. Нина забралась на четвереньках на стол и, скидывая посуду, ползла к Лидии, продолжая кричать:

– Стирала прошлое! Стирала меня! Трахалась с этими толстосумами, пока я подыхал в вонючей койке!

– Эрик! – заорал Роберт и вскочил с кресла, закрыв Лидию собой от чокнутой.

Эрик с Рудольфом схватили Нину за лодыжки и потянули, но она не сдавалась. Она брыкалась с неимоверной силой, швыряя во всех ножи, бокалы, тарелки, все, что попадалось под руки, и продолжала вопить:

– Они перестали вычищать из-под меня дерьмо, потому что знали, что я умираю! А ты отсасывала члены во имя новой жизни! Шлюха!

Наконец, им удалось стащить ее со стола. Вдвоем они еле сдерживали ее весьма мощные брыкания.

– Я кричал и кричал, пока жар кипятил мне мозги! Я звал тебя, мама! Тебя! Шалаву! Почему ты оставила меня? Почему, мама?

И тут Нина заревела нечеловеческим голосом, словно сам дьявол вырывался из ее глубин. Эрик растерялся, но не оставил хватку. Он смотрел на Рудольфа, тот шептал какие-то молитвы. Гребаный праведник! Это не поможет!

– Выруби ее! – орал Дэс.

– О, Господи! – кричали, забившиеся в угол, женщины.

Эрик вытащил из кобуры пистолет и ударил Нину в затылок прикладом. Нина закатила глаза и вырубилась. Ее руки и пальцы неестественно скрючились, а тело застыло, словно превратилось в камень.

***

Часы показывали далеко за полночь. Вокруг было необычайно тихо. Даже с улицы не доносилось ни звука. Ни машина не проедет, ни соседская собака не залает, хоть бы часы потикали, да и те – электронные на тумбочке – единственные, что были в спальне. Мир, словно замер вокруг. За дверью в ванной тоже была тишина. Лидия заперлась там уже два часа назад, и с тех пор оттуда не доносилось ни звука, ни всхлипа, хотя, когда они добрались до дома, ее лицо распухло от слез. Все вопросы Роберта Лидия игнорировала, любые попытки заговорить с ней оставались безответными.

Они уехали из ресторана тотчас же, как Эрик увез Нину. Хотя другие остались, Роберт не мог не заметить понурые лица друзей, которые будто чувствовали ответственность за произошедшее. Лидия же попросила увезти ее домой немедленно. По дороге она включила радио, и Роберт понял этот знак: сейчас – не лучшее время для разговоров. Он понадеялся, что Лидия все объяснит дома, но не тут—то было.

Роберт встал с кровати, на которой просидел не меньше часа, ожидая возвращения любимой. Он прошел к двери в ванную и снова постучал раз двадцатый за вечер.

– Лидия, пожалуйста, открой.

Роберт выждал около минуты, но ответа не последовало.

– Лидия, дорогая, поговори со мной.

Роберт приложил ухо к двери, вслушиваясь в то, что происходило по ту сторону, но так ничего и не услышал.

– Черт бы тебя побрал, Эрик! – тихо выругался Роберт и пораженчески попятился.

Роберт спустился вниз и прошагал в кухню. Руки машинально открыли шкафчик, где хранились бутылки с элитным алкоголем, количество которых быстро поредело за прошедшие недели. Последняя бутылка иксошного Хеннесси уже была прикончена наполовину. Вторую половину Роберт очевидно добьет сегодня. Взяв бутылку и стакан, Роберт устало плюхнулся на стул и отдался привычному занятию: размышлениям под крепкий алкоголь.

Наполненный янтарной жидкостью почти до краев стакан обозначил начало усиленной мыслительной деятельности.

Что произошло за ужином?

Эта психопатка – протеже Эрика устроила настоящий переполох, испугала всех, кто там находился каким-то бредом про мертвеца, вернувшегося с того света. Но ведь было очевидно, что целью ее была Лидия. Она наговорила ей непонятных вещей, обвинила в каком-то преступлении и довела его невесту до истерики. О, можете обвинять в паранойе, но Роберт видел во всей этой ситуации четко рассчитанный план Эрика. Это мог быть только он! Он ненавидит Лидию с тех самых пор, как она ворвалась в их жизнь. Он донимал и Роберта, и Лидию два с половиной года, без устали предпринимал попытки поссорить их, столкнуть друг друга лбами, как автомобили на треке, но все напрасно. Они не поддались ему, они выстояли, что было не просто, учитывая упорство Эрика. Тогда Эрик сделал вид, что умыл руки, и надолго залег на дно. И что теперь? Нате вам, пожалуйста, очередная подстава. Да еще какая гениальная! Подговорил свою сучку разыграть целый спектакль! Наделил ее мистическими суперспособностями и выдал друзьям. А эти идиоты проглотили наживку, как самые обыкновенные простаки!

Поверили, что эта психопатка спасла им жизнь, определила точное местонахождение Пастаргаев, даже нашла предателя в их рядах! И Эрик хорош! Подобрал на роль девку с невероятными актерскими талантами, да и внешность ее запредельно мистическая! Вся такая молчаливая, загадочная с умением так пристально вглядеться, что дух захватывает. Но ведь все это – самый настоящий спектакль! Почему Роберт – единственный, кто это видит? Эрик раньше всех прознал о предстоящем нападении! Он знал, и где эти ублюдки прячутся! И Альберта, возможно, сам подкупил! Роберт не удивится, если в итоге Пастаргаи тоже окажутся липой! Хоть и очень дорогой и даже жестокой, но кто его знает, что творится в голове Эрика? Может, ему настолько не хватает приключений, что он готов рисковать жизнями друзей? А эти лопухи слепо бредут за ним, как собаки на поводке. Как это возможно? Неужели они все настолько отупели?! Хотя нет. Его друзья не дураки.

Роберт опустошил стакан на треть и янтарная жидкость, наконец, сработала.

Ну, конечно! Черт возьми, Роберт, как же ты слеп! Есть лишь одно объяснение их поведению: они подыгрывают Эрику! Роберт даже выругался про себя. Как ты раньше не догадался? Эрик – мастак, чертов гений, мать их, переговоров! Он убедил друзей в том, что если они потеряют Роберта, то это непременно навредит бизнесу!

Вспомнив, лица друзей, когда он уезжал из ресторана, Роберт понял, почему те выглядели виноватыми! Они и были виноваты! Игра Эрика зашла слишком далеко, и они – невольные ее участники, были тому причиной! Костер ревности Эрика затухал, но он сделал последний отчаянный бросок, и ему удалось рекрутировать в свой садистский замысел друзей. Они стали новыми поленьями! Они дали костру вторую жизнь!

– Черт бы вас всех побрал! – Роберт злостно стукнул кулаком по столу.

Они все заодно! Они все спелись против него! Гребаные эгоисты! Они думают лишь о себе, о своей собственной выгоде, боятся прогореть без него! Безмозглые беспомощные дураки!

– Все! Хватит! – процедил Роберт сквозь зубы.

Он точно уходит от дел! Эрик просчитался! Его план провалился! Он пытался представить Лидию, его дорогую любимую Лидию, кем? Убийцей?! Да ты же смешон, Эрик! Неужели не мог подобрать более правдоподобную историю?!

– Хватит с меня! – повторил Роберт.

Он больше не будет идти на поводу у Эрика. Он слишком много возложил на алтарь их общего дела. Достаточно жертв! Отныне они сами по себе! А он уедет с Лидией подальше от этих самовлюбленных эгоцентриков, пусть продолжают разрушать себя и этот чертов мир! Завтра же они с Лидией упакуют чемоданы и отправятся туда, где никто их не достанет, где у них появится второй шанс на жизнь. Они поженятся, заведут детей и проживут долгую счастливую жизнь всем назло! Назло Эрику!

Роберт допил последнюю порцию коньяка и громко опустил стакан на стол, обозначая конец умозаключениям и свою решительную настроенность.

И в этот момент в ванной прогремел выстрел.

***

Нина проснулась от холодного щекотания на груди. Его ни с чем невозможно спутать. Приятный холодок от стетоскопа. Интересно, есть ли на свете человек, которому не нравится, когда его прослушивают стетоскопом?

Все тело горит, а голова раскалывается так, словно ее мозг разобрали на части, а потом сшили заново.

Стоп.

Стетоскоп?

Нина тяжело открыла глаза. Этот надоедливый запах краски когда-нибудь расплавит ее ноздри. А может запах уже выветрился, а все, что она чует – плод ее талантов? Все-таки уже неделя прошла с тех пор, как она обосновалась у Эрика.

Ян сосредоточено водил стетоскопом по ее груди. Она любит, когда он так хмурит брови. Это придает ему вид серьезного профессора, решающего вопрос о том, как спасти мир.

– По мне так пульс есть и ладно, – прохрипела Нина. Горло саднило от жажды.

Ян, наконец, заметил, что она проснулась. Он улыбнулся своей неизменно доброй улыбкой и закончил ее слушать.

– Звучишь как пятидесятилетний старикашка, – ответил он.

– Как долго я спала?

– Почти сутки, – ответил другой хорошо знакомый голос.

Эрик стоял возле большого окна и наблюдал, как яркие огни решительно захватывают ночной город.

Ян помог Нине сесть в кровати, подложил под спину подушки, а она вдыхала аромат его одеколона и грустно осознавала, что ей так не хватало его заботы, пусть даже она была такой редкой, но от этого ведь более ценной.

– Насколько все было ужасно? – спросила Нина.

– Ну, если распределить все твои припадки на шкалу от одного до пяти, где пять – это летальный исход, – Ян выждал многозначительную паузу, – дальше четверки ты не ушла. Ребята во время тебя вырубили.

После этих слов Ян бросил обвиняющий взгляд на Эрика, тот виновато съежился.

Нина потрогала затылок, на котором выскочила солидная шишка и тяжело вздохнула.

– Что произошло, Нина? Почему ты перестала их принимать?

Ян указал на многочисленные баночки на тумбе возле кровати.

– Я ведь уже сказал тебе, что это была моя идея, – раздражительно произнес Эрик.

Ян молчал, всем своим видом демонстрируя, что ждет ответа от Нины. Но все, что она сказала, было:

– Хочу пить.

Ян устало вздохнул. Эрик, который был ближе всех к журнальному столику, где был накрыт уже остывший ужин, налил из графина воды.

– Я хотела испытать себя, – ответила Нина, жадно опустошив стакан.

– Нельзя с этим играть, Нина! На кону жизни людей! Ты подвергаешь их опасности!

– Умерь свой патетизм, Ян, – устало произнес Эрик. Похоже, сегодня он подвергался нравоучениям Яна не один час.

– Эрик, ты уже все сказал! И я вот настолько близок, чтобы отменить всю эту аферу и вернуть Нину обратно!

– Ты не сможешь! Она мертва на бумагах!

– Тем лучше! Я навсегда запру ее подальше от людских глаз!

Эрик фыркнул и снова отвернулся к окну. Ян был вне себя от ярости, и на секунду Нина поверила в его слова. Но это были пустые угрозы. Пока что. Нина чувствовала его искреннюю веру в шанс, что они дали ей и себе.

– Нина, ты должна пообещать, что будешь принимать таблетки, как я предписал, – уже спокойнее сказал Ян.

Нина нервно затеребила накрахмаленный пододеяльник, который вскоре стал влажным от потных пальцев.

– Но ведь ничего не произошло, – прохрипела она дрожащим от слез голосом. – Я ничего не сделала! Я не тронула никого! – залепетала она, словно обиженный ребенок, которого только что обвинили в краже конфет.

Но Ян не поддался ее мольбам. Он даже в лице не изменился. Он был неотступен.

– Нина, – тихо начал Эрик, – ночью Лидия застрелилась.

Эта новость повергла Нину в неподдельный шок. Она не верила услышанному и уже впилась глазами в Эрика, желая самой удостовериться в его искренности. Образы замелькали перед глазами, но долго пребывать за гранью реального мира она не смогла. Резкая боль пронзила затылок, заставив вернуться обратно. Но и той доли секунды было достаточно, чтобы убедиться в том, что это правда: Лидия покончила жизнь самоубийством. Нина заставила ее. Нина убила Лидию.

– Но ведь… но ведь это не я, – голос Нины оборвался и она заплакала.

– Нет, Нина, ты ее не убивала, – Ян подсел к ней поближе и сжал ее холодную ладонь в своих горячих руках. – Ты не хотела, чтобы так все закончилось. Но ведь ты что-то сказала ей, так? Что-то, что заставило ее поступить так, как она поступила, верно?

Слезы ручьями заструились по щекам Нины, из груди вырвались всхлипы. Ян крепко прижал ее к груди и стал раскачивать взад-вперед.

Нина уткнулась в его плечо и плакала. Нет, она не хотела смерти Лидии! Этого хотела та другая ее половина, но ведь ей не позволили довести дело до конца! Нина потеряла сознание до того, как смертельная сила вырвалась из нее на поиски жертвы. Она не виновата! Она не заставляла Лидию брать пистолет в руки и пускать пулю себе в висок! Это было решение Лидии!

– Теперь понимаешь, Нина? Лекарства необходимы. Ты не сможешь Их побороть. Прости, но тебе поздно исследовать свои лимиты. Твой мозг не справится, он слишком долго сидит на таблетках. Теперь они для него, как воздух для легких.

– Я всего лишь сказала правду!

Ян тяжело вздохнул.

– Нина, есть секреты, с которыми люди не могут жить, и тогда они их хоронят. Некоторые секреты убивают.

Ян протянул ладонь, где лежали знакомые до боли таблетки. Нина умоляюще взглянула на него.

– Пожалуйста, Ян! – взмолилась Нина.

– Нет, Нина. Либо ты принимаешь таблетки, либо я забираю тебя обратно! – произнес Ян и тут же пожалел о грозном тоне, с которым была произнесена фраза.

– Нина, это – единственный для тебя выход обрести нормальную жизнь, – Ян протянул таблетки еще ближе.

Нина утерла слезы и взглянула на Эрика. Но он не смотрел на них, будто не хотел быть свидетелем преступления. А может, хотел предоставить Нине самой принять решение.

Нина пораженчески взяла таблетки из ладони Яна и застыла в нерешительности. Ян готов был насильно запихнуть их ей в глотку, но он понимал, что она сама должна сделать это. Нину терзали сомнения. Она разглядывала эти ненавистные до боли таблетки и думала, думала, думала. Потом взглянула на Яна глазами, полными немого вопроса, и неуверенно закинула горстку пилюль в рот, замешкавшись на долю секунды у самых губ.

Ян подал стакан с водой. Нина опустошила его полностью.

– Я волнуюсь за тебя, Нина. Пообещай, что оставишь эту бессмысленную идею, и просто будешь наслаждаться жизнью.

Нина неуверенно кивнула и шмыгнула носом, понятия не имея, каково это – наслаждаться жизнью.

– Вот и умница. Теперь отдыхай.

Ян снова уложил Нину, подоткнул одеяло, собрал свой чемоданчик и, перекинувшись кивками с Эриком, оба вышли из комнаты.

Нина слушала их отдаляющиеся шаги. Ян побормотал что-то о визите через пару дней, Эрик ответил что-то невнятное, и вскоре все стихло.

В ногах прогнулась кровать, Нина поднялась на локтях. Монстр, неподвижный и безмолвный, сидел в ногах и пялился своей зубастой мордой. Кровавые слюни по обыкновению капали с клыкастой кривой пасти на белоснежное постельное белье. Кровь без запаха, от Монстра не пахнет трупом, и он не шепчет. Мозг еще слишком слаб, чтобы рисовать точные образы, копирующие и цвет, и запах, и звуки. Так они и смотрели друг на друга. Так Нина смотрела на саму себя.

Насытившись очередным представлением, Монстры еще не скоро напомнят о себе. А действие антипсихотиков так и, вообще, приглушит Их вой. Нина снова превратится в сомнамбулу, без интереса бродящую по бренной земле и монотонно проживающую серые дни, лишенные всякого смысла. Но она будет жива и практически здорова. И Монстры больше не будут вовлекать ее в мир опасных игр.

Да, так и было бы с этими чертовыми лекарствами. Нина слишком хорошо знала о жизни под действием нейролептиков и возвращаться в безвкусный беспросветный бесчувственный мир она больше не желала. Прости, Ян, но она больше не будет прятаться за медикаментозным барьером. Пора познакомиться с «Друзьями» поближе.

Нина выплюнула таблетки в ладонь и спрятала подтаявшую массу под подушку.

***

Эрик уже целый час сидел в кабинете тупо уставившись в одну точку. А как амбициозен был его запал! Попрощавшись с Яном, он твердо решил изучить этот медицинский талмуд Нины. Он пришел сюда в кабинет, включил телевизор для фона, налил виски со льдом и устроился в кресле. Но вот уже пошел второй час, а он ни строчки не прочел. Новости сменились каким-то старым фильмом ужасов, кубики льда растаяли в нетронутом напитке, а в голове продолжалась игра «Эрудит». Эрик снова и снова связывал причины самоубийства Лидии с причинами припадка Нины. Он уже давно вычленил параллели, но как заезженная песня свершившиеся события насиловали его мозг снова и снова.

Все началось с утреннего звонка Рудольфа, сообщившего о несчастье. Роберт не отвечал на звонки с вечера и обеспокоенный Рудольф решил навестить друга и удостовериться, что у того все хорошо. Он совершенно не ожидал увидеть Роберта, сидящего на полу в ванной комнате, залитой кровью. Роберт крепко прижимал Лидию к себе, и Рудольф не сразу понял, что Роберт держал в объятиях труп. Причем уже закостенелый. Похоже, Роберт провел с ней так всю ночь, потому что Лидия мертва уже несколько часов. Рудольф немедленно вызвал Левия и Эрика.

– Не тронь! Уйди! – неистово орал Роберт, когда Рудольф пытался оттащить друга от мертвеца.

– Роберт, послушай меня! Отпусти ее! Ты должен отпустить!

– Иди к черту! Ненавижу тебя! Ненавижу вас всех! Не смей трогать ее! – глаза Роберта горели яростным пламенем.

Рудольф не посмел перечить безумцу, и лишь забрал пистолет с пола.

Вскоре прибыли Левий и Эрик с четырьмя бойцами: Фидо, Макс, Марсель и Авель – одни из самых приближенных. Все-таки сор из избы…

– Что случилось? Что за срочность? – недоумевал Левий.

Но когда перед всеми предстала ужасающая своим трагизмом картина, вопросы были излишни.

– Твою мать… – только и выдохнул Эрик.

Первым очухался Левий и немедленно подсел к Роберту.

– Сынок, давай, отпусти ее, – позвал врач.

– Иди к черту! Оставь меня! Не трогай ее! – Роберт снова рассвирепел и прижал труп еще сильнее.

– Роберт, ты должен отпустить! – настаивал Левий.

– Я убью тебя, если ты еще раз прикоснешься к ней! – проревел Роберт, его выплаканные красные глаза налились яростью.

– Сынок, это уже не она. Это – не Лидия. Наша Лидия далеко отсюда, в гораздо лучшем мире, и в гораздо лучшем виде, чем ты. Посмотри на себя! Ну, что это такое? На кого ты похож? – ласково причитал Левий и гладил Роберта по плечу.

Роберт рыдал, не стесняясь ни слез, ни завываний. Его белоснежная рубашка была насквозь пропитана кровью, на лице – отпечатки кровавого виска трупа, что он прижимал к губам, будто пытался его заживить. Красные налитые глаза не видели ничего за мокрой стеной.

– Ну же, сынок, давай, отпусти ее! – не отставал Левий. – Лидия сейчас смотрит на тебя сверху и головой качает, какой бардак!

– Она мертва! – рыдал Роберт. – Она мертва! Мертва!

Причитания Левия все же сработали, хватка Роберта все больше слабела, пока, наконец, он не отпустил мертвеца. Левий тут же обнял Роберта, чтобы остальные смогли убрать труп подальше от глаз Роберта, пока тот снова в него не вцепился.

Левий дал Роберту двойную дозу феназепама, и вскоре тот начал отключаться, продолжая рыдать в плечо доктору. А в это время остальные уложили труп в мешок и ждали Левия. Тот появился через десять минут.

– Уложите Роберта на кровать, и бога ради, снимите с него одежду! – Левий начал давать указания.

Марсель и Авель, привыкшие действовать вместе, тут же принялись выполнять приказ. Левий же открыл свой чемоданчик, достал оттуда латексные перчатки и склонился на трупом.

– Ну, посмотрим, что тут.

Через пару минут очевидный вывод был подтвержден.

– Да, она сама застрелилась, – угрюмо произнес доктор, снимая перчатки.

– Ты уверен? – спросил Эрик.

– Абсолютно. Угол входного отверстия такой, как если бы она сама приставила дуло к виску. К тому же она была правшой, и отверстие справа. А если добавить стенания Роберта, то и думать тут надо только над одним вопросом: что ее заставило?

Рудольф переглянулся с Эриком, оба поняли, что надо поговорить. Они спустились на первый этаж подальше от людских ушей и тут же начали засыпать друг друга вопросами.

– Что, черт возьми, произошло вчера? – недоумевал Рудольф.

– Понятия не имею! – оправдывался Эрик.

– С Ниной раньше такое происходило?

– Нет! Не знаю! Может быть!

– Что это значит?

– Я что-то читал в ее медкарте о припадках, но вживую никогда их не видел!

– Твою мать, Эрик! – злился Рудольф.

– Знаю! Знаю! Виноват! – Эрика и вправду грызла совесть.

Рудольф нервно заходил по гостиной.

– Ты должен был изучить ее дело от корки до корки, прежде чем волочить ее к нам! – ругался Рудольф.

– Да знаю я! Я уже все понял! Я смертельно оплошал!

Рудольф тяжело вздохнул. Он не любил тыкать друзей носом в их же дерьмо, тем более, когда друзья осознавали, что натворили дел. Рудольф был не из тех, кто любит напоминать «я же говорил!»

– Что нам делать? – спросил он.

– Роберт убьет меня, когда придет в себя. Он наверняка думает, что я все подстроил, – Эрик нервно натирал лоб.

Рудольф опасливо взглянул на друга.

– Но ты ведь тут не причем, да?

– Нет, конечно! – возмутился Эрик. – Ты за кого меня принимаешь? Я ненавидел Лидию, да! Но не настолько, чтобы убить ее!

– Хорошо, прости! Но я должен был спросить! – Рудольф достал сигариллу и закурил.

В комнате ненадолго повисло молчание.

– Что же Нина такого сказала ей? – задумчиво спросил Рудольф.

– Что-то, что заставило ее приставить пистолет к башке и вынести себе мозги!

– Нам надо разузнать о Лидии все, что сможем.

– Что она там говорила? Откуда она приехала?

– Понятия не имею. Роберт не распространялся об этом.

Тут в гостиную спустился Левий.

– Ну, что, везите в морг, готовьте церемонию, – грустно произнес он.

– Левий, – Эрик подошел к доктору, – я хочу, чтобы ты взял у Лидии образцы ДНК.

– Зачем? – не понимал старик.

– Просто возьми их и передай результаты Марку. Пусть прогонит их по всем базам данных, что существуют на свете! Пусть копает в поисках совпадения!

Левий кивнул, не до конца понимая, к чему эти лишние телодвижения, если труп итак опознан.

– Я хочу узнать секрет, что затащил ее в могилу! – объяснил Эрик Рудольфу.

Марк взялся за исследование образцов ДНК уже в обед. И копать-то не пришлось, совпадение нашлось практически сразу же в базе медицинского страхования в тысяче километров от столицы. Настоящее имя Лидии – Мария, а причина, по которой ей пришлось изменить личность, потрясла всех.

В шестнадцать лет Лидия-Мария родила мальчика и назвала его Конрад. Она растила его одна. К несчастью, мальчик умер от полиомиелита, осложненного тяжелой формой бактериальной пневмонии, не дожив двух недель до восьмилетия.

Марк работал так быстро, как мог, и вскоре был найден доктор, курирующий мальчика в последние годы его мрачной жизни. Доктор был крайне удивлен и даже несколько обрадован, услышав весточку от мамы Конрада, бесследно исчезнувшей за несколько недель до смерти мальчика, она даже была объявлена в розыск. Но Мария так искусно изменила личность, что у полиции не было шансов. Через год после ее исчезновения появилась Лидия, грамотный бухгалтер с заграничным дипломом высшей школы экономики, который определенно был липовым. Но Лидия была настолько способной, что работодатели и не думали о тщательной проверке ее документов. Да и кому это надо, если бухгалтерский учет в компании ведется прилежно, налоги оплачиваются своевременно, а в столбике с ежемесячной прибылью цифры растут?

В глазах компании Лидия тотчас же превратилась из доброй терпеливой невесты друга в безжалостную дрянь, которая хотела выйти замуж за Роберта по расчету, потому что эта стерва по определению неспособна на искреннюю любовь. По просьбе Эрика Марк раскопал в архиве медицинскую карту Конрада. Листая потрепанные от времени листы, печаль все больше охватывала сердце Эрика плотными объятиями, из-за которых становилось трудно дышать.

Конрад умирал сто пятьдесят шесть дней, на протяжении которых врачи отчаянно пичкали беднягу антибиотиками и иммуностимуляторами. К сожалению, им не удалось спасти Конрада. А так как единственным его родственником была мать, которая по неизвестным причинам исчезла, его тело кремировали.

Эрик знал наверняка, что эти неизвестные причины исчезновения Лидии, были очень даже известны Нине. Эрик хотел бы поскорее забыть о случившемся, но бушующее любопытство вновь и вновь возвращало его к мысли о том, что ему необходимо поговорить с Ниной. Он должен выяснить, что стало тем переломным моментом, когда Лидия или Мария оставила сына умирать в одиночестве.

Эрик залпом опустошил бокал и скорчился в лице, виски с растаявшим льдом превратился в отраву. Он закрыл карту Нины в сейфе и решительно направился в ее спальню.

Он был удивлен тем, что не нашел ее там. Подозрения закопошились в груди, ведь Ян скормил ей хорошую дозу снотворных. Что-то здесь не так. И при этой мысли Эрик фыркнул. Разумеется, не так! Это же Нина. Что с ней вообще может быть так?

Он нашел ее на балконе и не удивился. Она проводила здесь дни напролет. Может из-за свежего воздуха, а может, здесь было меньше витающих образов. Кто ж ее знает?

Нина сидела на самом краю широкого каменного парапета, свесив ноги над бездной под пятьдесят первым этажом. Ночь была прохладной, а на Нине была лишь тонкая атласная сорочка. Эрик даже поежился от такого зрелища.

– Надеюсь, ты не собираешься прыгать, – сказал он ей.

Нина даже не обернулась.

– Я не прыгаю. Я заставляю других это делать, – ответила она.

Эрик подошел к ней, как можно тише, словно любое дуновение ветра могло столкнуть ее вниз. Он снял плед со спинки кушетки и набросил на плечи Нины, поразившись тому, насколько горячее у нее сейчас тело.

– Ян вернется через пару дней, и если обнаружит у тебя симптомы простуды, боюсь, я сам отсюда спрыгну.

Нина ухмыльнулась.

– Да, в гневе он страшен, – подтвердила она.

Эрик съежился от подувшего ветра. Все-таки нельзя здесь долго находиться, иначе Калев прикончит их обоих.

– Почему она оставила Конрада? – не выдержал Эрик.

Нина не отвечала. Эрик испугался, что она снова вернется к своим привычкам молчать, но это было не так.

– Они два года лечили его от полиомиелита, – тихо начала Нина, – но по непонятным причинам болезнь лишь прогрессировала, парализуя одну мышцу за другой, пока мальчик не слег полностью. Лидия устала и больше не могла наблюдать за его страданиями, слушать его плач и мольбы, смотреть, как он умирает столь болезненным путем. И в один момент, всего на одно короткое мгновение она пожелала, чтобы он поскорее умер. И как только она осознала, что в ее мозгу родилась эта мысль, она поняла, что больше не может быть матерью. Ей было очень страшно. И не было никого, кто мог бы ей помочь. Она испугалась, что больше не выдержит и сама окончит свои страдания. Но тогда у нее хватило сил только на то, чтобы убежать, как можно дальше, ведь убежать и забыть всегда легче, чем остаться и бороться. А этой ночью она, наконец, смогла взглянуть своему страху в глаза. И она поборола его.

Эрик молчал, окончательно запутавшись в том, что правильно, а что нет. Правильно ли то, что Лидия бросила Конрада, спасая тем самым себя от суицида? Правильно ли то, что она убила себя, искупая тем самым вину перед сыном?

– Роберт меня не простит, – выдохнула Нина.

– Ты не виновата в ее смерти, – без колебаний возразил Эрик и удивился этому.

– Ты уверен? – томно спросила Нина, продолжая измерять взглядом бесконечность горизонта.

– Я вот, что тебе скажу. Лидия совершила ошибку, которую изо всех сил старалась забыть. Но это было невозможно. Потому что ошибка была слишком уродливой. Такое невозможно просто стереть из памяти и продолжить жить, как ни в чем не бывало! Чувство вины и сожаления всегда мучили ее подсознательно. Рано или поздно они бы достали ее. И хорошо, что Роберт узнал об этом до того, как сделать глупость и убедить себя в том, что она – его судьба. Лидия сама взяла тот пистолет и сама спустила курок. Это был ее выбор. Правосудие свершилось!

– Тогда почему я до сих пор чувствую его боль? – голос Нины задрожал и она снова заплакала. – Конрад до сих пор воет в моей голове, и боль его усилилась во стократ, потому что теперь к ней прибавились стенания Лидии. Я всковырнула язву, которую Лидия так тщательно лечила! И теперь меня будет преследовать не один призрак, а два.

– Язвы имеют обыкновение взрываться от накопившегося гноя. Это лишь вопрос времени. И к тому же, ты ведь не хотела!

Нина умоляюще взглянула на Эрика.

– Ты ведь боролась! Я видел! Ты не хотела выпускать Их!

Нина шмыгнула и утерла нос кулаком.

– Теперь ты понимаешь, с чем столкнулся? Бороться с Ними невероятно сложно!

Нина раскрыла ладонь, и только сейчас Эрик заметил, что все это время она держала в кулаке те самые таблетки, что дал ей Ян.

– Знай, я больше не буду их принимать. И это не только моя проблема, отныне она и твоя тоже!

Эрик взглянул на эту смелую девушку и вдруг почувствовал себя подлецом, страшащимся все это время каких-то глупых идей о том, что она может предать его и остальных. Они едва верят ей, а ведь все, чего она хочет – это побороть свой страх и научиться контролировать свою необычную силу.

– Я обещаю, я пойму, как вырывать тебя из Их лап. Я найду способ!

– Да, постарайся, пожалуйста. Не хочу каждый раз получать по голове.

Нина шмыгнула и улыбнулась. Эрик ухмыльнулся. Оказывается, она умеет шутить.

Эрик проводил Нину в спальню.

– Останься, пожалуйста, пока я не засну, – попросила она, когда он уже собрался уходить.

Он был удивлен этой просьбой. Нина не могла спать даже там, где люди когда-то были, не говоря уже о том, чтобы спать там, где люди все еще есть.

– Лидия обязательно придет во сне. Не хочу ее видеть хотя бы наяву, – прошептала Нина.

Эрик понимающе кивнул. Он устроился в кресле возле окна, наблюдая за тем, как Нина проваливалась в сон, изредка дергая ногой. Интересно, какие видения о нем ее посещают сейчас? Ведь для этого она и попросила его остаться: присутствие живого человека намного сильнее несуществующих образов Лидии, и теперь Нина засыпает с видениями из жизни Эрика. Он старался вспоминать хорошие моменты, надеясь, что поможет Нине увидеть что-то доброе и чистое. Но мысли все время возвращались в одно и то же русло.

Лидия бросила Конрада. Своего собственного сына. Свою плоть и кровь. Почему? Устала? Испугалась? Была не в состоянии застать смерть сына? Эти причина взрастили в Нине ярость такой силы, что убийство казалось единственным логичным выходом. Эрик понимал, что Нина волей-неволей проецировала Конрада на саму себя. Она тоже была ущербной, как и он. И чтобы она сделала, если бы ее собственная мать отказалась от нее? Убила бы? Лежа в грязной кровати – нет. Но здесь со стороны она, словно смотрела на саму себя, лежащую там в пропахшей гнилью палате, и месть за саму себя родилась естественным путем. Если учесть ту запись Калева в ее карте о начинающемся раздвоении личности, следы которого они распознали в какой-то период лечения, то картина становится более ясной: Нина умирает в кровати вместе с Конрадом, а Монстры, точно свидетели, мстят за ее смерть. Потому что сама Нина неспособна на убийство, а вот у ее темной стороны руки по локоть в крови.

Теперь вопрос в том, научится ли Нина контролировать Их без лекарств? Потому что если нет, то Эрик даже думать не хочет о том, что он будет вынужден сделать.

3. Спасти Ангела

– Так и не научился не расходиться по швам, не могу поверить, что ты разбиваешь мое сердце на части⁶, – подпевал Марк мелодичному голосу, изливающему тоску в машине.

В этот полдень будничного дня дороги в городе были практически пустынны. Один из плюсов ночной работы – никогда не застрянешь в многокилометровой пробке, ночью их просто-напросто не бывает, а днем полдень – самое раннее, когда выедешь из дома.

Марк встал на светофоре и воспользовался пятнадцатью секундами, чтобы оценить себя в зеркале заднего вида. Светлые кудрявые волосы аккуратно уложены, лицо сияет здоровым румянцем, маникюр свеж и неиспорчен, а из-за вчерашней вечерней тренировки на руках проступают вены и придают ему еще более мужественный вид. Поправив черный пиджак на плечах и слегка съехавший набок галстук, Марк улыбнулся своему безупречному отражению, и пятнадцать секунд как раз закончились. Черный Мерседес дал газу.

Церемония прощания была чудесна. По крайней мере, по меркам Марка. На похоронах присутствовали лишь самые близкие. Поначалу все думали, что Роберт не захочет никого приглашать, учитывая, как он рвал и метал после того, как пришел в себя. Он угрожал убить каждого, кто приблизится к его дому, не отвечал на телефонные звонки и больше всего клялся уничтожить Эрика и Нину самым изощренным методом, какой только придумает.

Рудольф настоял, чтобы Марк все-таки добрался до Роберта и вручил тому все, что они накопали на его покойную невесту. В конфликтах Рудольф часто делал ставки на их Ангела. Марк всегда был приверженцем мира, никогда не творил подлостей и искренне любил всех четверых. Он готов был на все ради спасения их союза. И его ангельский вид не мог разозлить Роберта сильнее, чем он был сейчас. Так что Марк набрался смелости, а это занятие, надо сказать, одно из самых сложных для него, и он не особо любит ему предаваться, и, несмотря на реальные угрозы Роберта, который даже пальнул из Макарова с балкона в Фидо, имевшего неосторожность заступить на газон во время своего дежурства у ворот дома, пришел к другу с важными бумагами.

Они довольно долго сидели в гостиной в полном молчании, после того, как Марк положил перед другом папку. Но тот не притронулся к ней, и, вообще, не сдвинулся с места, и словно потерял всякий разум просто пялился на стол перед собой. Наконец, Роберт решился изучить принесенные другом документы. Роберт листал медицинскую карту Конрада, досье на Марию Кахову, копии юридических документов, типа страховок, социальных номеров, идентификационных карт с фотографиями. Поверил ли Роберт во всю эту историю? Марк был убежден, что да. Принесло ли Роберту облегчение осознание всех этих фактов? Определенно, нет. Кем бы ни была эта женщина в прошлом, последние три года она была Лидией – женщиной, ради которой Роберт был готов на все.

Как бы то ни было после того визита Роберт, вроде как, смягчился и позволил присутствовать на похоронах всем друзьям и некоторым из приближенных, вроде Абеля, Локка, Левия и других. Нины, разумеется, не было. Роберт не говорил ни с кем, словно дал обет молчания, и лишь следил пустыми глазами за сверкающим золотыми профилями гробом, исчезающим в серой мокрой от прошедшего дождя земле.

Эрик хотел поговорить с другом, но Рудольф убедил его подождать. Эрик – был последним, с кем Роберт захочет поговорить. Если, конечно, вообще когда-либо захочет.

По лобовому стеклу снова заколотили капли. Погода становилась все ненастнее и мрачнее. Октябрь не скупился на дожди и грязную слякоть, северные ветра заставили облачиться в куртки раньше положенного срока. Марк включил дворники, и веселая парочка затанцевала на стекле в такт неспешной музыке.

Марку не нравилось, когда в компании начинались раздоры и засоряли их дружбу недоверием, обидой и жаждой мести. Но он не помнил, чтобы их ссоры когда-либо достигали таких градусов. Сейчас все обстояло очень серьезно, ведь речь идет о потере любимого человека. Но есть ли в том вина Эрика? Разве что косвенная. Но Роберт ненавидит его даже за это, ведь Эрик, как друг, должен оберегать Роберта от несчастий, и сейчас Эрик с треском провалился.

А виновата ли Нина? Вроде бы она-то и стала зачинщицей трагедии, но она всего лишь открыла завесу на неприглядное прошлое Лидии. Первопричиной трагедии стала сама Лидия, совершив ошибку, сожаления о которой и загнали ее в могилу. Марк нахмурился. Разболтай Нина его секрет остальным, он бы тоже возненавидел ее. Каков бы ни был секрет, Нина не вправе распоряжаться ими. Смог бы Марк жить дальше, если бы его тайна стала явной?

Марк повернул на парковку возле отеля «Атлантика». Это была недорогая мини-гостиница, спрятанная посреди скверов и лесопосадок от шумных автомобильных городских дорог. В ней останавливались в основном на ночлег зажиточные туристы, продвигающиеся маршрутами на северо-восток страны, это очень подходило Марку, потому что вряд ли постояльцы запомнят его лицо. Но все-таки он предпринимал меры предосторожности, и назначал свидания в разных отелях.

Выключив двигатель, Марк вышел из машины и тут же попал под нерадушный моросящий октябрьский дождь. Из кафе на первом этаже донеслись запахи жареной картошки фри, в животе тут же заурчало. Марк пожалел, что не пообедал перед отъездом. Хотя в доме Роберта, где собрались друзья после похорон, царила настолько унылая и печальная атмосфера, что никакой кусок в горло не лез. Хотелось поскорее удрать оттуда, тем более подвернулся такой случай – в город приехал Луи!

Марк добежал до лестницы, ведущей в номера на втором этаже, и уже через несколько секунд искал число двадцать три на двери. Заветные цифры оказались сразу за поворотом, дверь по обыкновению открыта, Марк зашел внутрь.

Луи сидел в кресле и перебирал струны на гитаре, напевая лиричную песню по-французски. Марк застыл. Ему нравилось наблюдать за игрой Луи, который был гитаристом в одной малоизвестной группе самородков, собирающей поклонников в небольших залах и барах. У Луи были волнистые волосы до плеч, переливающиеся всеми оттенками меди на свету. Он любил носить фетровые шляпы, которые Марк надарил ему уже около сотни.

– Ну, привет, Марк, – поприветствовал Луи и улыбнулся своей ослепительной улыбкой, свечение которой заставляло Марка забывать обо всем.

Луи бережно облокотил гитару о стену и уверенно прошагал своей характерной подпрыгивающей походкой к Марку.

– Привет, – смущенно ответил Марк.

Почему-то в начале встреч он всегда стеснялся.

– Ты так внезапно объявился. Почему не предупредил? Я бы встретил тебя в аэропорту! – сказал Марк, снимая пиджак.

– Не хотел отвлекать тебя от твоих суперважных дел. Пива? – Луи открыл холодильник, достал две бутылки Будвайзера и протянул одну Марку, зная, что перед сексом Марка всегда нужно слегка расслабить.

– Как дела с новым альбомом? – как бы невзначай поинтересовался Марк, устраиваясь на диване.

– Как всегда. Много ссор, драк, а результата ноль, – усмехнулся Луи, сев в кресло напротив Марка. – А как твои суперважные дела?

– Ох, все хорошо, хорошо, – смущенно закивал Марк.

Луи тут же заметил перемену в лице Марка. Марк, вообще, был открытой книгой. Он никогда не умел утаивать или, что еще хуже, врать.

– Что случилось? – участливо спросил он.

Марк был рад выговориться, Луи всегда умел слушать.

– У друга умерла невеста.

– Не может быть! Какой ужас!

Луи воспользовался моментом и подсел к Марку.

– Да, представляешь. Всего три месяца до свадьбы осталось и такая трагедия.

Луи участливо нахмурился и приобнял Марка.

– Хорошая была?

Марку хотелось было сказать «Да! Очень добрая и чуткая!», но в памяти тут же возникли недавно открывшиеся детали ее постыдного прошлого, и Марк закусил губу.

– Иди ко мне, – молчаливость Марка Луи принял за искреннюю тоску по незнакомке.

Марк положил голову на худое плечо Луи. Они были примерно одинаковой комплекции, но в этих ковбойских сапогах и черных джинсах и футболке Луи почему-то казался крупнее и мужественнее.

Пиво быстро дало эффект на голодный желудок, и перед глазами у Марка уже немного поплыло. Луи почувствовал, как в теле любовника спало напряжение, и не желал больше терять времени на разговоры.

Марку нравилось целоваться с Луи, он делал это гораздо лучше других. Его поцелуй был всегда напористый и в то же время чувственный, он возбуждал Марка за считанные секунды, и сейчас Марк чувствовал, как ширинку стало требовательно распирать. Луи это тоже почувствовал и уже расстегивал брюки Марка, пробираясь рукой в самые недра. Марк застонал.

Луи слегка прикусил ему язык.

– Я сейчас приду, – произнес Луи и встал.

Марк провожал Луи зовущим взглядом, пока тот не исчез в ванной. Воспользовавшись моментом, Марк снял галстук, отстегнул с пояса кобуру и принялся расшнуровывать ботинки. Он никогда не раздевался полностью сам, зная, что Луи заводит самому избавлять Марка от одежды. Это была своего рода распаляющая прелюдия. Марк сел на край кровати, Луи как раз вышел из ванной.

Он подошел к сидящему Марку и встал так близко, что его лицо почти касалось ширинки. Марк и без объяснений все понял и, быстро расправившись с тугой молнией, вытащил член Луи и тут же начал неистово сосать, вызывая томные вздохи Луи, откинувшего голову назад от наслаждения.

Марк возбуждался все больше и засунул руку себе в трусы. Он полностью отдался неистовому наслаждению, затуманивающему разум своей настойчивостью, и оттого Марк не сразу различил звуки за дверью.

В следующую секунду в номер ворвались трое громил и набросились на застигнутых врасплох мужчин. Марк не успел броситься к висевшей на стуле кобуре. Двое прижимали его к полу, третий достал из кармана тряпку, от которой мерзко пахло и надавил ею на нос и рот. Хлороформ подействовал через несколько минут.

– Все, отпускай, отрубился, – слышал Марк сквозь навалившуюся тяжелую темноту.

– Вы сказали, что убьете его! – говорил испуганный Луи, от страха в речи у него проскальзывал его родной акцент. – Если он выживет, то узнает, что я его подставил и убьет меня!

– Не убьет, – прохрипел один из бойцов, – ты умрешь раньше.

Раздался приглушенный выстрел.

«Глушитель!» – это была последняя мысль Марка, после которой темнота забрала его окончательно.

***

Карим недооценил Арна. Оказывается, у викинга и впрямь имелся неплохой план, и сейчас он претворялся в жизнь без сюрпризов. По крайней мере, первая его часть. Доказательство тому лежало связанное в багажнике БМВ и направлялось прочь от города, где беднягу ждала незавидная участь быть утопленным.

Оказалось, похитить одного из компании было совсем не трудно. Знай, они слабости каждого из врагов, то война уже давно была бы предрешена. Но Карим был несказанно рад уже тому, что они имели на данный момент. Возможно, доверившись Арну, он спас собственную шкуру.

Заманить Марка в ловушку было проще простого. Этот малый, как и предположил Арн, был самым глупым из компании. Другой бы на его месте сразу заподозрил неладное во внезапном появлении французишки-любовника, который, якобы соскучился по долбежке в задницу. Гребанные геи! Кто бы мог подумать, что один из друзей Эрика – голимый гомосексуал! Интересно, а Эрик-то сам в курсе о пристрастиях своего друга? А то ведь Марк так желал скрыть, куда направляется, избирая окольные пути маршрута. Да и черт бы с ним! Главное, что вскоре Эрик завоет, как израненное чудовище, когда найдет труп своего Ангела. Карим специально приказал вырубить Марка мягко, чтобы тот в скором времени пришел в себя и прочувствовал всю полноту животного страха от осознания неумолимо грядущей смерти. О, она обязательно должна быть медленной! Быстрая смерть была бы тратой трофея впустую! Нет, уж. Эрик непременно должен знать, что его друг умирал долго, мучительно и в отчаянном страхе. Вопли Эрика будут самым дорогим подарком судьбы!

Так что волей-неволей, Карим проникся уважением к Арну и его находчивости, ведь если вторая часть плана сплошь изрешечена уязвленными местами и может превратиться в полный крах ровно, как и план с перестрелкой на складе, то у них всегда есть запасная жертва на алтарь для повелителя, уж Марк-то никуда денется.

А вторая часть плана была крайне амбициозна. И хотя Карим подготовился по полной, страх сжимал его внутренности в кулак. Он привык воевать сам, наблюдать за развитием событий напрямую. В центре поля битвы в любую секунду что-то может пойти не так, и тогда надо немедленно принимать решение. Это была сильная сторона Карима, возможно, именно из-за нее босс и поставил Карима во главе всей войны. Но теперь Карим не мог воевать своими руками, потому что одна из них безвольно повисла в бандаже и нещадно изводила терпение заядлого вояки. Но ничего! Карим возьмет свое и обязательно настанет момент, когда он отомстит этому вечно ухмыляющемуся типу Дэсмонду за свою инвалидность!

Благодаря профессиональной слежке бойцов, о которой Эрик со своей компанией не подозревал уже на протяжении полугода, Арн узнал о многих составляющих бизнеса Эрика. В частности и о морской.

Раз в три месяца в доки из Испании прибывал сухогруз с цистернами оливкового масла. Конечно, сухогруз плыл далеко не из Испании, и не с одним только растительным маслом на борту. Корабль делал краткосрочную остановку в испанских краях, где купленные таможенники подделывали документы и стирали из первоначальных бумаг любое упоминание об истинной стране отправления судна – Марокко. Три сотни чистейшего марокканского гашиша прятались в доньях цистерн. Фактически в соответствие с давнишним соглашением между Эриком и Абелем марокканский гашиш полностью принадлежал последнему, который и занимался реализацией товара в стране и за ее пределами. Но таможенный коридор принадлежал Эрику, и с него он имел огромные проценты.

Целью Карима и Арна был вовсе не товар, как могло бы показаться на первый взгляд. Они хотели скомпрометировать сам наркотрафик, проложенный от Марокко через Испанию, ведь Эрик сдавал коридор не только Абелю. Когда об этом пути станет известно общественности, о нем будут писать во всех газетах, и он засияет точно звезда на небосводе. Еще одна артерия Эрика будет перерезана.

Разумеется, Арн понимал, что этот коридор – далеко не тайна. О нем знали не только в наркоконтроле, в таможенной службе, но и высоко наверху, благодаря чему удавалось успешно его прикрывать все это время. У полиции не останется выбора, как публично раскрыть коридор только в одном случае – устроить громкую резню. И тут на сцену выходит Карим со своими людьми.

Сегодня сухогруз прибывал в шесть тридцать вечера. Далее привычный расклад таков: у людей Абеля есть два часа на сбор своего товара, после чего на борт поднимаются таможенники и полиция с собаками с проведением стандартной фиктивной проверки на наличие каких-либо запрещенных веществ. Разумеется, они ничего не находят, подписывают бумаги и дают разрешение на разгрузку масла. Избитой схеме уже около десяти лет, и все счастливы. Как говорится, получи свой кусок и дай жить остальным.

Но сегодня в схеме появится брешь. Именно в эти два часа, пока люди Абеля будут выгружать товар, Карим и хотел нанести удар. Нельзя позволить наркотикам уехать с пирса, иначе вся операция бессмысленна.

– Акром, докладывай, – произнес Карим в рацию.

Он сидел в своем бронированном джипе недалеко от контрольно-пропускного пункта в док.

– Корабль пришвартовался, Абеля не видно, – ответил Акром, проникший на территорию пирсов под видом работника дока.

– Арн, докладывай, – Карим перешел к следующей позиций.

– Пока тихо, – ответил низкий хриплый бас.

Арн следил за другим въездом в док, которым всегда пользовались люди Абеля.

Ожидание затягивалось, Абель задерживался, хотя никто не знал, приедет ли Абель собственной персоной. Иногда он выезжал вместе со своими людьми, чтобы проинспектировать, насколько грамотно производится прием товара, так сказать, объезжал свои владения. Карим был бы рад, если бы этот старик-иммигрант возжелал посетить сегодня пирс, удар по компании пришелся бы еще жестче и мучительнее, если бы в перестрелке погиб дядя Рудольфа. Но в подобную фантастическую удачу верилось с трудом. Не оплошать бы как в прошлый раз, и то хорошо будет, не то Кариму точно несдобровать. Босс дал ему последний шанс, и если Карим не обрадует босса, лежать ему на дне как этому пидору-Марку. При мыслях о боссе плечо заныло сильнее, точно боялось его не меньше самого Карима.

– Внимание, здесь засуетились, – послышался голос Акрома из рации.

– Подтверждаю, – добавил Арн, – приближается конвой. Три грузовика, четыре джипа. Заворачивают на док.

Карим замер в ожидании заветной фразы.

– Проехали шлагбаум! Пора! – возбужденно бросил Арн.

Карим завел джип.

– Внимание всем! Начинаем вечеринку! Первая группа, пошла! – крикнул Карим в рацию.

В ту же секунду из-за углов возникли три джипа и вереницей проехали перед Каримом. Они с грохотом прорвались через сетчатые ворота пропускного пункта и исчезли на пирсе. Тут же ворота преградил бронированный фургон, из которого бойцы пальнули очередь в охранников пропускного пункта.

– Вторая группа, вперед! – проревел Карим последнюю команду и даже причмокнул от наслаждения, представляя растерянные лица людей, застигнутых врасплох.

После этой команды вторая группа бронеджипов должна была попасть в док через ворота, в которые проехали люди Абеля, и еще один фургон – перекрыть выезд. Никому не выбраться из дока живым. Люди Абеля вынуждены сражаться.

Карим победно откинулся на спинку сидения и с наслаждением слушал мелодию из выстрелов и криков людей.

***

Солнце уже почти спряталось за горизонтом, знаменуя конец затянувшегося тяжелого дня, наполненного скорбью, слезами и трауром. Гости уже разошлись и в доме остались лишь друзья, бойцы и Нина, весь день не покидавшая укромный эркер в углу гостиной, где она сидела точно призрак, никому не попадаясь на глаза. Уж призраком-то она умела быть. Если для остальных дом был наполнен горестной печалью, то для Нины – истым чувством вины. Каждая картина, каждая лампочка, каждая стена словно шептали наперебой: «Это все твоя вина! Это все ты! Ты ее довела! Ты ее убила! Из-за тебя все стало плохо! Ты появилась, и все пошло наперекосяк!». Каждый всхлип гостя или унылое замечание типа «Лидия так любила эти шторы! Она сама разрабатывала дизайн!» оседал на совести Нины, точно ил на затонувший корабль. Да, она была невидима для гостей, но они-то для нее – нет. Ей приходилось слушать сожаления и причитания гостей, хотела она того или нет, уши стали неподвластны ей и перешли на сторону врага, словно винили Нину за произошедшее, и хотели донести до нее, как можно больше тому доказательств. Ну, надо же, ее предали собственные уши!

На самой церемонии похорон она, разумеется, не присутствовала. Сама не рвалась, да никто бы и не пустил, иначе бы Роберт точно пристрелил ее, и пришлось бы хоронить обеих. Поэтому во время церемонии похорон они с Фидо сидели в гостиной дома Роберта и ели закуски, пили чай, пока кейтеринговая компания накрывала скромные столы для поминок. Хорошо, что Нина додумалась запихнуть в себя пару сендвичей, на последующие шесть часов она стала заложницей эркера, спрятавшись в огромном кресле с позолоченными ручками, очень неудобными, надо сказать, на них невозможно было уснуть. В какой-то момент к ней заглянул Марк и протянул планшет. Он показал ей, как играть в головоломку из шариков «Три в ряд», и следующая пара часов пронеслась более менее быстро. Нина искренне благодарила его за проявленную чуткость. Марк, действительно, был самым милым и безобидным во всей компании. Точно Ангел, вечно ратующий за мир, как любил говорить Дэсмонд.

Эрику удалось поговорить с Робертом впервые с того злополучного ужина.

– Роберт, я клянусь, я не знал, что так выйдет! Это никакая не подстава! И, уж тем более, я ничего такого не планировал! – Эрик в лепешку разбивался в попытках убедить Роберта.

Тот лишь молча слушал и кивал, словно потерял всякое желание спорить и доказывать свое. Ситуация его конкретно запутала и он решил, что лучшее, что он может сделать – оставить все, как есть. Простил ли он Эрика? Разумеется, нет. И вряд ли когда-либо простит. Он оставит смерть Лидии на совести друга, уверенный в том, что она загрызет его до отчаяния, когда Эрик останется сам по себе со своим эгоизмом. А в том, что Эрик останется один, Роберт не сомневался.

Эрик – единственный из всей компании выделялся стойкими убеждениями холостяка. Просто такой он человек. Ему не нужны привязанности, он бежит от них, как бежит от родного сына, обманывая себя тем, что редкие встречи гораздо слаще совместного проживания. Сколько он еще сможет уходить в сумасшедшие запои и устраивать безудержные вечеринки с оргиями? Пять, десять лет? Рано или поздно он все равно поймет, что не в этом смысл жизни. Можно сколь угодно заполнять свой сосуд материальными вещами, но так или иначе они все испортятся, загниют, протухнут, а вот духовное наполнение – это совсем другое дело. Это нечто эфемерное, неподвластное времени, оно вечно. Только с ним можно достичь того состояния насыщенности, когда лежишь на смертном одре и понимаешь, что ты сделал на этом свете все, что мог, и ни о чем не сожалеешь. Досадно, что Эрик до сих пор не осознал это и верил, что избежать старческих сожалений он сможет, только испробовав все физическое на этом свете. Он не понимает, как важно найти того, с кем перестанешь чувствовать себя одиноким, с кем молчание будет комфортным, с кем будет приятно просто стариться на пару. Эрик еще этого не понял, но вот друзья-то понимают. Они – другого поля ягоды. Рудольф давно остепенился, у Марка все еще впереди, но он определенно ищет ту единственную, а Дэсмонд – просто придурок, он не в счет.

– Я все равно уеду, Эрик – тихо ответил Роберт и устало прошагал к окну, прокручивая в голове одно и то же воспоминание миллион раз: гроб опускается в землю.

После похорон он поднялся сюда в спальню и больше не покидал ее, желая избежать встреч с сочувствующими глазами гостей, для которых Лидия была настоящей святой женщиной, хотя большинство гостей видели ее всего однажды, а кто-то вообще знал о ней только понаслышке. Он и не устраивал никаких поминок и, уж тем более, не заказывал кейтеринг с официантами. Все это устроили друзья. Спасибо, что хоть по-скромному. Сам Роберт еще вчера собрал свои вещи, и две дорожные сумки стояли здесь на полу возле двери спальни, дожидаясь завтрашнего утреннего отъезда в дом на побережье. Роберт еще не решил, чем займется. Денежных трудностей он не испытывал. Да о деньгах и говорить не стоило. Он скопил их в таком количестве, что еще и правнукам хватит на хорошую жизнь. Сейчас Роберт хотел скорбеть в одиночестве. Это и был весь его план. Он чувствовал, что ему необходимо просто погоревать обо всем: о Лидии, о несбывшихся мечтах, о самом себе.

– Роберт, я не в силах тебя удерживать, – говорил Эрик, сидя на кровати, в голосе слышалась неподдельная грусть. – Но я надеюсь, что ты вернешься. Если ты уедешь, все изменится. Ничего уже не будет как прежде. Ты нужен нам. Нам всем! Не только мне! Ведь это все – это наше детище! Мы не можем его просто бросить.

Роберт наблюдал в окно за тем, как стали разъезжаться первые гости.

– Это – твое детище, Эрик. И оно всегда было твоим. Мы – лишь няньки, – равнодушно констатировал Роберт.

– Не правда! – обиженно возразил Эрик.

– Правда, – снова повторил Роберт и открыл дверь, ведущую на балкон. – Не бойся, ты же – гений, ты не пропадешь без нас.

С этими словами Роберт вышел на небольшую балконную террасу, обозначая отсутствие желания продолжать разговор.

Эрик не настаивал. Он помедлил немного в надежде, что Роберт просто вышел покурить и скоро вернется, но тот встал у парапета, руки в карманах брюк, и всем своим видом демонстрировал, что он ушел надолго. Тогда Эрик спустился в гостиную, сел на диван и надолго залип взглядом в никуда.

– Что-то меня пучит от этой капусты в кляре! – сказал Дэсмонд, подойдя к столам, с которых официанты уже начали убирать.

– Тебя от всего пучит. Сходи уже проверься! Твой гастрит достал! – выругался Рудольф, накладывая на блюдце остатки овощного крудите.

– Блин, а где Марк? Он всегда меня жалеет, когда я говорю про газы! А ты – злой! И вообще, все сегодня злые какие-то, – жаловался Дэс, открывая бутылку пива.

– Это похороны. Все горюют.

– Ой, да кого ты обманываешь? Ты горюешь по этой стерве? По мне так вся эта вечеринка – сборище лицемеров, желающих поесть нахаляву! То ли мы! Мы вот пришли друга поддержать.

– Ты к Роберту даже не подошел.

– На черта! Еще пристрелит! Так, где Марк? Он так незаметно исчез.

– Сказал, что поехал в гости и до утра его не ждать, – Рудольф макнул кусочек перца в соус и смачно захрустел.

– А-а-а, к бабе трахаться поехал! Вот молоток! Не то, что мы! Сборище лузеров!

– Да тихо ты! – шикнул Рудольф, косясь на молодую официантку, собирающую тарелки возле них.

Эрик сидел на диване и все думал над словами Роберта. Он несправедлив! Бизнес всегда строился на пятерых головах! Да, Эрик стал лидером, но не потому что может все делать сам без их помощи, а в силу своего характера! Он – лидер, он ведет их корабль вперед, у корабля всегда должен быть капитан, в конце концов! Но что капитан сделает без своей команды? Ни швартовы не подтянет, ни якорь не выпустит, да и с курсом может намудрить. А в шторм так, вообще, потонет! Игра всегда была командной, и то, что Роберт снимает с себя ответственность за бизнес, говорит лишь о его слабости! Он просто хочет сбежать и сбросить все проблемы им на голову, а сам первым покинуть старый корабль, пока тот не начал тонуть от пробоин в изношенном корпусе. Роберт всегда был трусом, и сейчас ведет себя как трус.

– Эрик, – раздался тихий голос под боком.

Эрик вырвался из потока рассуждений и взглянул на Нину. Она подошла так незаметно, а он и забыл, что она все это время была здесь! Может, она, действительно, умеет исчезать?

– Эрик, гости ушли. Я подумала мне можно выйти, – тихо произнесла Нина.

– Ах, да, конечно! – Эрик опомнился. – Ты, наверное, голодна! Там еще есть что-то из еды, – Эрик в растерянности оглядел полупустые столы.

– Спасибо, я поела.

Эрик уже сбился со счета, сколько раз он подводил Нину тем, что забывал о ней. Вот опять, пожалуйста, Нина в белой блузке – в той самой, что Изи подобрала, а после обвинила ее в недоедании. Блузка по-прежнему висит на угловатых плечах и худющем теле, как явное подтверждение отсутствия заботы о ней.

– Я хочу в туалет. Попроси, пожалуйста, Фидо не ходить за мной.

– Ах, да, конечно! Фидо, все, гостей нет. Можно уйти с караула, – Эрик обратился к лысому великану, стоящему позади Нины.

Как только Нина исчезла из виду, Эрик снова о ней позабыл и опять с головой нырнул в свое отчаяние.

Нине только и надо было избавиться от назойливого цербера. Он всерьез намеревался выполнить приказ Эрика «ни шаг от нее не отходить» в буквальном смысле! Таких верных псов еще бы поискать. Нина не могла не заметить разбитость Эрика, и это только дополнило обвиняющий хор вещей в этом доме. Теперь и отчаяние Эрика стало новым солистом, фальшиво распевающим «Это все ты! Ты виновата, что он потерял друга! Роберт уедет, и все станет еще хуже! Эрик уже жалеет, что вытащил тебя из психушки! Ты все разрушила! Ты уничтожила их многолетнюю дружбу!»

Нина не хотела в туалет, она хотела избавиться от надзора. Теперь телохранитель слишком занят поеданием огуречных сендвичей, Дэс и Рудольф вовлечены в неприятную беседу о газах, а Эрик-то, вообще, в настолько потерянном состоянии, что, упади тут бомба, он и усом не поведет.

Нина проскользнула по лестнице на второй этаж. Она должна была поговорить с Робертом, это была квинтэссенция всей роковой ситуации, затянувшейся на четыре дня. Нина чувствовала, что Роберт достиг какого-то более менее устойчивого равновесия в своем душевном состоянии, и, если ей повезет, то после разговора с ним, она останется в живых. Нина просто не могла больше слушать обвинения целого мира в ее адрес о том, что она разрушила нечто очень крепкое, значительное и просто прекрасное. Она должна восстановить их отношения. Она обязана вернуть все на прежнее место, каких бы усилий это ни стоило. Она должна искупить вину, даже если не совсем была в ней уверена.

Она нашла Роберта на балконной террасе. Он смотрел на кровавые остатки осеннего заката и плакал. Нина замерла у двери, чувствуя, как бешено колотится сердце. Она даже удивилась своей тревоге! В самом деле, чтобы Нина нервничала? Это невероятно! Она может грустить, бояться, плакать, но нервничать? Это что, побочный эффект от прекращения принятия нейролептиков? Может, организм, избавляясь от накопленных запасов лекарств, приобретал все больший диапазон ощущений? Если это так, то начал он не с самых лучших, надо заметить.

Нина глубоко вздохнула, унимая дрожь в коленях (что же это такое, ей богу?!) и прошагала к Роберту.

– Ты – последний человек во всей чертовой Вселенной, которого я захочу видеть! – злостно процедил сквозь зубы Роберт, даже не взглянув на нее.

Нина лишь тихо встала сбоку от него в противоположном конце террасы.

– Убирайся с глаз моих!

В голосе Роберта слышалась неподдельная ярость. Он готов был сорваться с места и придушить ее голыми руками. Она почти физически ощущала в нем это желание, но продолжала упрямо стоять в углу террасы и смотреть куда-то перед собой, напрягшись точно лань, почуявшая волка в кустах. Одно неверное движение – и волк в один прыжок настигнет и перегрызет горло.

Прошла, наверное, минута, прежде чем Нина почувствовала, как напряжение Роберта постепенно спадало. Может она-таки научилась делаться невидимой? Он продолжал стоять и наблюдать за исчезающим светилом. Нина продолжала стоять и бояться сделать вдох. Ты так хотела починить их дружбу? Ну, так знай, не очень-то получается!

Нина позволила себе сделать глубокий вдох, который не остался незамеченным Робертом, и его снова бросило в ярость от ее присутствия. Да ладно! Она, что даже подышать не может? Это все-таки базовая потребность! Нина выбросила лишние мысли из головы и поплыла вдоль едва уловимых волн, оставшихся после Лидии в мире живых.

– У ее отца была маленькая яхта, – начал тихий хриплый голос. – Он часто брал Рику, так он звал Марию, с собой поплавать вдоль реки. Яхта была старой, то и дело заедало мотор. Рика все время латала пробоины в рыхлом днище. Но они продолжали плавать. Они хотели когда-нибудь собрать все свои пожитки, закинуть их на борт и поплыть по течению до самого моря. Это была ее самая большая мечта. Когда ей было двенадцать, она провалилась одной ногой в палубу, и ржавая корма распорола ей ногу от икры до колена. Столько крови было!

Роберт напрягся. Он, разумеется, помнил длинный и уродливый, как считала Лидия, шрам на внутренней стороне ноги. Он был сантиметров сорок в длину не меньше, из-за него Лидия всегда ходила в брюках. Она никогда не рассказывала, как получила его. Она, вообще, мало, что рассказывала о своей прошлой жизни.

– Рика подумала, что умрет, когда кровь залила всю палубу, – продолжала Нина. – Отец убежал за аптечкой, а когда вернулся, оказалось, что там нет ни одного жгута, ни бинта, и лекарства все просрочены. Они наспех перемотали ногу курткой и двинулись обратно к берегу. Внезапно яхта остановилась метрах в восьмидесяти от пристани – двигатель просто заглох. Тут отца совсем удар хватил, и он начал, как ошпаренный носиться по палубе, давать знаки людям на берегу, кричать и звать на помощь. А Рика все это время лежала и успокаивала его: «Все будет нормально, пап! Рана неглубокая! Не психуй! Да что ты не мужик что ли, в самом деле?!».

Слезы нахлынули на Роберта потоком. Это ведь была излюбленная фраза Лидии, которой она поддерживала его в трудные минуты!

«Все будет хорошо, вот увидишь! Ты все делаешь правильно! Хватит паниковать, ты не мужик что ли?»

«Они пойдут на сделку! Вы не оставляете им выбора! Не нервничай, в самом деле, ты же мужик!»

– И тут четверо парней скинули с себя одежду и поплыли к ним навстречу. А на улице осень, холод стоит жгучий, а эти гребут. Они и довезли ее до берега на шлюпке. Спасли ей жизнь. Одного из них звали Андрей. Он стал ее первой любовью.

Роберт плакал, но молчал. Хотелось слушать дальше о жизни Лидии, даже если все это неправда. Но почему-то картины так живо представали перед глазами, словно он был все это время там и сам наблюдал за юной невестой.

– На четвертом курсе колледжа она познакомилась с Кириллом. Это была самая большая ее любовь! Но через полгода его призвали в армию. Она только после его отъезда узнала, что беременна. Родила за месяц до защиты диплома, а потом ночи не спала: то к защите готовится, то Конрада баюкает. А он словно понимал, что маме серьезное испытание предстоит и почти не хныкал. Только когда проголодается или животик заболит. Мария потом так и рассказывала всем, хвасталась, какой сынишка у нее чуткий. Рика защитилась на отлично, хотя многие говорили, что ее просто пожалели, все-таки мать-одиночка, едва достигшая совершеннолетия! Как тяжко ей придется! Кирилл вернулся через два года, но это уже был не ее Кирилл. Подрос, изменился, почерствел. Не сложилось у них. Еще через два года отец умер, и она осталась совсем одна.

Нина сделала паузу, хотя видения несли ее все дальше и дальше.

– Татуировка «роза ветров» у нее под левой грудью…

Роберт удивлено перевел на Нину взгляд, полный слез.

– Она сделала ее в тот день, когда яхта отца затонула возле пирса. Дно проржавело насквозь. Она пообещала, что обязательно купит яхту когда-нибудь и назовет ее «БилРика» в честь отца Билла и себя самой – маленькой морячки Рики. Татуировка должна была стать постоянным напоминанием о своей мечте.

Роберт едва верил ушам. Об это не знал никто, кроме него! Если про татуировку и их намерения купить яхту Эрик и мог прознать, то про название, которое Лидия выбрала для будущей яхты, знал только Роберт! Хотя может Лидия рассказала об этом кому-нибудь из общих знакомых. Зарине, например! Но Нина так ярко и без запинки рассказывала, словно видела это все своими глазами!

– Вскоре Конрад заболел…

Нина утихла. Дальше рассказывать не было смысла.

Роберт больше не сдерживал слезы. Рыдания снова безжалостно нахлынули волнами, хотя казалось, что за эти дни он выплакал уже все слезы, что имел. Ан-нет, слезный контейнер походу бездонный. Все эти дни он то и дело начинал плакать, как только мысли уносили его к Лидии. Или к Марии. Он даже не знал, как ее называть теперь. Куда бы он ни посмотрел, ее образ всегда присутствовал там. Он умывался в ванной и видел, как синеет бездыханное тело невесты. Он варил кофе, а за стеклянной дверцей шкафчика на него смотрела ярко-желтая кружка Лидии. Он завязывал галстук и ощущал аромат ее духов, который оставили на галстуке ее пальцы. Дух Лидии витал везде и всюду и не оставлял его ни во снах, ни наяву. Воспоминания проскальзывали в каждую секунду времени, в каждый миллиметр пространства. Горечь от потери сводила его с ума.

– Она всегда хотела дом на побережье, – сказал он, сдерживая рыдания, – и яхту мы присмотрели.

Нина знала об этом, и чувство вины лишь усугубилось.

– Но ты убила ее! – злостно процедил Роберт.

– Я всего лишь…

– Это сделала ты! – перебил Роберт, не желая слышать очередное оправдание. – Все только и делают, что твердят о твоей невиновности! Ты этого не делала! Тебя не было рядом! Лидия сама взяла пистолет в руки! Это было ее решение! Но я знаю, что это не так!

Роберт нервно вытирал глаза, все больше раздражаясь от собственной слабости.

– Как бы вы ни пытались оправдаться, не выйдет! Ты сгубила ее!

Нина только набрала воздух, чтобы снова возразить, как Роберт в ту же секунду подскочил к ней и сжал ее горло так, что она, было подумала, что он тотчас же сбросит ее с балкона.

– Замолчи! Замолчи! Слышишь? Замолчи, сука! – ревел он.

Нина смотрела в его обезумевшие глаза и не увидела ничего, кроме хаоса ослепляющих воспоминаний и горестной печали. Слезы катились с его щек ручьями, и он ничего не мог сделать, чтобы их остановить, потому что от этой яростной боли спастись невозможно. Уж Нина лучше всех знала эту боль.

– Так уж мы живем, Нина, – гневно шипел Роберт, – мы делаем ошибки, осознаем их и живем дальше! Мы помним о них каждый божий день и несем эту тяжесть до самого судного дня! Мы можем перестать бороться с чувством вины и покончить со всем одним лишь выстрелом! Но это выбор каждого! И за Лидию этот выбор сделала ты!

Он отпустил ее, грубо оттолкнув. Горло тут же засаднило.

Нина видела логику в словах Роберта, и даже была согласна с ним, но лишь отчасти. Страх перед Робертом вдруг исчез, и его место заняла обида.

– Ошибка, – усмехнулась Нина. – Это всего лишь сухое слово! А сколько всего за ним скрывается? Легко, конечно, сотворить мерзкое зло, а потом просто назвать это ошибкой! А как объяснить это Конраду? Вся та мучительная боль и чудовищный страх, что он испытывал в одиночестве, покинутый родной мамой, единственным близким человеком на всем этом чертовом белом свете! Как объяснить ему, что все это всего лишь ошибка?!

Нина выпалила это с таким негодованием, что слезы от обиды брызнули из глаз.

Роберт с удивлением смотрел на нее, поражаясь как дерзко столь юная особо напоминает ему о том, о чем он сам не додумался. Он ведь и вправду ни на секунду ни задумался о мучительной судьбе незнакомого ему мальчика. Все это время душа его болела лишь за Лидию и него самого.

А Нина больше не могла остановиться, она должна была высказать Роберту все, что накопилось в ней за то время, что весь мир обвинял ее в убийстве.

– Она должна была вспомнить о нем! – злостно прошипела Нина. – И я ей напомнила!

Роберт чуть отстранился, словно Нина превращалась в дьявола.

– Да, мне жаль, Роберт, что все сложилось таким вот образом! Мне жаль, что она покончила с собой! Жаль, что ты разбит настолько, что даже просыпаться больно, что света белого видеть не хочется, потому что эта ни с чем несравнимая боль настолько опустошает, давит, топчет все внутри, и никуда от нее не деться! – Нина прекрасно понимала, о чем говорила. – Мне жаль, что Эрик впал в неистовое отчаяние из-за страха потерять тебя навсегда! Мне жаль!

Нина утерла слезы и шмыгнула.

– Но даже если бы я умела поворачивать время вспять, если бы у меня появился шанс все изменить, я бы все равно оставила все, как есть! Я бы все равно напомнила ей об этой «ошибке»! – последнее слово Нина выплюнула с отвращением.

Роберт молчал и лишь злобно глядел на Нину. Она не боялась его взгляда. Она бы могла даже воспользоваться им и заставить Роберта сделать все, что ей заблагорассудится! Хоть с балкона столкнуть, хоть вены перерезать, да хоть пристрелить из того же пистолета, что отнял жизнь его невесты! Она могла в одну секунду избавить его от дикой душевной боли, которая изводила его со столь невероятным изощрением! Будто никто в мире не испытывал ничего подобного! Будто Роберт был единственным на всей этой чертовой планете, кто переживает эту боль! Да Нина живет с ней уже двенадцать лет! И ты, Роберт, будешь!

– У всех есть тайны, Нина, – заговорил Роберт, – и порой они чудовищны и жестоки. Но ты не имеешь право копаться в них! Лидия несла этот грех в душе и, богом клянусь, каялась о нем без устали! Она хотела забыть, хотела жить дальше. И это было ее право! А ты это право у нее отняла!

Повисло долгое молчание. Нина уже в который раз задумалась об этичности своего дара, и даже ухмыльнулась от подобных мыслей. Этичность мыслечтения, что это? Где этому обучиться? Как понять, что ты имеешь право открыть миру, а что – нет? Как восстановить правосудие, не ущемляя при этом одну сторону больше другой? Как стать справедливым ангелом мщения, если твоя месть порождает следующую?

– Ты бы остался с ней, если бы узнал о Конраде? – тихо спросила Нина.

– Разумеется! – возмущенно рыкнул Роберт.

Нина сглотнула.

– В этом и вся разница между нами. Ты думаешь, что остался бы. А я знаю наверняка, что нет. Ты бы испугался заводить от нее детей. Я вижу твою жизнь, Роберт. Твое будущее. Твое прошлое…

Роберт опешил.

– Не смей! Не смей, дрянь! – в голосе Роберта слышались угрозы.

– Что, Роберт? – уверенно спросила Нина.

Хотя она нутром почуяла, что Роберт раскусил ее. Он понял, что за козырь у нее спрятан в рукаве.

– Не смей манипулировать моими страхами! – ревел он.

– Почему ты так боишься этого? Потому что кое-кому это удалось, не так ли? Ты испугался, они воспользовались этим, и ты предал его!

– Не смей! – Роберт снова подскочил к ней так резко, что она оступилась.

Он снова схватил ее за горло, но на это раз хватка была бескомпромиссна! Он уложил ее на парапет, ноги оторвались от пола, и вот она уже почти висит вниз головой. Роберт мог в любую секунду отпустить ее горло, и тогда она полетит вниз!

– Не смей! Иначе, богом клянусь, я уничтожу тебя, поняла? Только посмей ковыряться в моей голове! В моей жизни! Мне плевать, откуда ты это все берешь! Богом клянусь я убью тебя!

Прожилки на его лице нервно дергались, слезы капали ей на грудь и скатывались по ее шее, лицу, она наблюдала за их молниеносным полетом, словно в замедленном режиме: вот слеза скапливается на ее лбу, ждет пока к ней присоединится еще одна, следуя по протоптанной тропинке, и вот они отрываются ото лба и несутся навстречу каменным плитам усаженного гортензиями крыльца. Кажется, не стоило намекать Роберту о той постыдной тайне, что он скрывал от Эрика. Теперь-то он точно не побоится убить ее.

Роберт был охвачен неистовой яростью. Она, словно бушевала в его крови, и он был на самой тонкой грани убийства, которую когда-либо испытывал. В голове мысли вмиг выстроились в четкий логический ряд: если он убьет ее сейчас, никто его не обвинит! Не настолько они знают ее, чтобы сожалеть о ее смерти. Даже Эрик! Ее смерть он с радостью обменяет на возвращение Роберта!

Непонятно, правда, каким образом эта стерва узнала о том предательстве, что Роберт скрывал от Эрика всю свою жизнь! О, а говорила она определенно о нем! Хочешь шантажировать этим секретом, манипулировать им? Сейчас он тебе покажет, что бывает с вымогателями! Уж он-то получше твоего знает правила этой игры, он с детства в ней рос!

– Хорошо! Не буду! – хрипела Нина.

А это было чертовски сложно сделать, потому что Роберт сжимал горло так сильно, что если не гравитация ее прикончит, так сила сдавливания артерии!

– Обещаю, не буду! – из последних сил выдавила Нина, чувствуя, как глаза застилает черная пелена.

Роберт помедлил еще несколько секунд, наслаждаясь наливающимися краской глазами Нины, и вернул ту на ноги.

Нина тут же упала на пол и стала судорожно откашливаться. Она еще никогда не была так близка к смерти! Кажется, она переборщила с Робертом. Черт ее дернул за язык раскрыть все карты! Здесь не лечебница, где самым страшным оружием является шприц с транквилизатором! Этим миром правит пуля, а она в разы быстрее твоего убийственного взгляда! Роберта и впрямь стоит бояться, и походу с ним надо держать своих «зверушек» на чеку ради собственной защиты! Нина ухмыльнулась – Роберт заставил ее подумать о Монстрах, как о своих спасителях! Нет, этот рыжий с лисьей мордой ей определенно не нравится!

И тут Нину что-то насторожило. Она кашлянула еще разок и замолкла, прислушиваясь к подозрительным звукам. Какой-то скрежет или звон. Такой непонятный надвигающийся плотным занавесом шум, словно накатывающий волнами…волны… И тут Нину осенило! Это всплеск воды! Это рокот набегающих на каменистый берег волн! Она слышала этот звук в снах Тори! Ох, дорогая Тори! За то короткое время, что вы провели вместе, ты так много успела ей показать! При воспоминаниях о друге, в горле Нины встал ком. А волны продолжали набегать и набегать, пока Нина не стала различать в них другие звуки. Что это? Похоже на крики людей…

Роберт сердито отряхивал брюки, словно это была вина Нины, что она испачкала его своими балетками, пока висела вниз головой. Роберт осознал, что ему нужна была эта встряска. При виде того, как беспомощно эта девка кочерыжится на полу в попытках откашляться и поймать легкими воздух, Роберта охватило лишь наслаждение. Так тебе и надо, самоуверенная стерва! Хотя мысленно он поблагодарил ее за то, что она навела его на мысль, что в дом на побережье надо непременно привезти грушу и оттачивать удары. Это будет своего рода психологической разгрузкой. Можно даже наклеить на нее лицо Эрика.

Но вот прошло уже около двух минут, а Нина продолжала сидеть на полу и тяжело дышать, хотя кашель прошел, и она, вроде, отдышалась. Что на этот раз? Что еще эта дрянь выкинет?

– Эй, что с тобой? – нехотя спросил Роберт и вдруг поймал себя на мысли, что печется об этой сучке.

Да что же это, в самом деле? Еще не хватало ему испытывать к ней жалость! Да пошла она! Вместе со своим Эриком-небожителем! Снова хотят из него дурака сделать?

И тут Нина завалилась на бок и забилась в судорогах.

– Да чтоб тебя! – выругался Роберт и склонился над девушкой.

Судороги били по всему телу достаточно сильными ударами, так камни трясутся возле рельс, когда поезд на подходе. Но дальше все стало хуже: глаза Нины закатились, а из носа струйкой потекла кровь.

– Твою мать!

Роберт вбежал в дом и, что есть мочи, крикнул:

– Эрик! Живо сюда! Бегом! Эрик!

Тот не заставил себя ждать, вмиг взобравшись по лестнице, пару раз спотыкнувшись от неожиданного всполоха. За ним с удивленными лицами в спальню ворвались Рудольф и Дэсмонд с чем-то вроде шоколадного рулета в руке.

– Что такое? Что случилось?

– Да девка твоя!

Роберт указала на балкон. Эрик тут же кинулся наружу. Он подбежал к Нине и обхватил ее трясущееся тело.

– Что с ней? – испугался Рудольф.

– Да черт ее знает, может, подохнет, наконец, – Роберт пытался звучать равнодушно, но ему это мало удалось. Он поругал себя за то, что так грубо обошелся с Ниной, она все-таки больна и по виду очень слаба. Скорее всего, он перестарался, когда душил ее, и какой-то сосуд в мозгу дал сбой, отчего она забилась в припадке, схожем на эпилепсию.

– Эрик, что нам делать? – спросил Рудольф.

– Не знаю, – этот ответ Эрика уже начинал раздражать. – Левий здесь?

– Нет, уже уехал! – ответил Дэсмонд.

– Принеси нашатырь, что ли, – скомандовал Роберт.

Дэсмонд тут же исчез в ванной.

– Дай угадаю, с ней такого раньше не случалось, – устало произнес Рудольф.

– Не случалось, представь себе! – огрызнулся Эрик.

Появился Дэсмонд с бутыльком.

– И ты, разумеется, не изучил ее карту!

– Рудольф, заткнись ты со своими нравоучениями! Изучил я все!

– Ну, и? – не выдержал Роберт.

– Все ее припадки купировали лошадиными дозами транквилизаторов и антиспсихотиков!

– Ну, так дай их ей! – не понимал Рудольф.

Эрик молчал. Он не хотел говорить, что Нина их больше не принимает. Сейчас просто неподходящий момент для очередного откровения, которое все без исключения примут за абсурд.

– Кажется, проходит, – предположил Дэсмонд.

И вправду конвульсии постепенно утихали. Еще через минуту последние электрические всплески дернули ногами и вышли из тела через кисти. Судороги прекратились, Нина начала приходить в себя.

– Почему она, вообще, здесь? – не понимал Эрик.

– Может, потому что ты послал ее поговорить со мной? Не можешь уговорить остаться, так подумал, что твоей сучке это под силу? – брякнул Роберт.

– Я не заставлял ее и ни о чем не просил! Хватит уже с тебя паранойи! Вечно видишь заговор во всем! – Эрик начал выходить из себя. И действительно, сколько он может нянчиться с этим дрефлом?

– Не пытайся убедить меня в обратном! Я прекрасно знаю, на что ты способен!

– Да что ты говоришь! Ну, поведай, давай! Раскрой мне мои таланты, а то я такой слепой, что до сих пор ими не пользовался!

– Ребята хватит! – Рудольф устало закатил глаза.

Но ребята слышали только свою ярость. Они набросились друг на друга с обвинениями: Роберт вменял ему манипулирование, Эрик упрекал в трусости. Было даже смешно, если вспомнить, как эти двое пытались примириться по-хорошему: спокойными даже дружественными беседами, стараясь перещеголять друг друга в снисхождении. Кого они обманывали? В обоих скопилось столько обиды от мнимых плевков в душу, что ярость должна была когда-нибудь вырваться на волю, иначе так и сжирала бы их изнутри. Гневу все равно кого жрать, то ли твоего противника, то ли тебя самого, главное дай кого-нибудь.

– Ты всегда ревновал меня к Лидии! Ты не выносишь мысли, что ты для меня не свет моих очей! – кричал Роберт.

– Да мне плевать на твою Лидию! Ты думаешь, что вселенная только вокруг тебя и вертится!

– Конечно, теперь тебе наплевать! Она же мертва!

– Из-за своей же глупости!

– Заткнись, урод!

– Черта с два! Хочешь искренности? Вот тебе моя искренность: эта баба затуманила тебе мозги! Ты такой важный, Роберт, такой особенный! Ты – не один из них! Ты лучше! Ты выше! А сама лишь пользовалась тобой, как вампир, отсасывала из тебя заботу о себе любимой, чтобы забыть о том дерьме, что натворила!

– Ха, отсасывала, – Дэсмонд посмеялся и легонько стукнул плечом Рудольфа, мол, ты слышал? Но Рудольф в ответ лишь укоризненно взглянул на него. Дэсмонд тут же посерьезнел.

– Да! Я в отличие от тебя понимаю, что такое забота! И мне нравится заботиться о других! А ты, кроме как о себе, заботиться больше ни о ком не можешь! Вот тебе пример, живой пока что! – Роберт указала на Нину. – Чуть не подохла тут, пока ты внизу сидишь и прохлаждаешься!

– Да пошел ты, кретин! – Эрик почувствовал, как слова Роберта действительно задели его.

Конец раздору положил стонущий зов Нины.

– Эрик…

Эрик тут же вернулся к лежащей Нине, всей своей напускной важностью демонстрируя Роберту, что тот не прав, и что Эрик печется не только о себе.

– Нина, как ты? Где болит?

Роберт лишь закатил глаза.

Эрик вытер кровь с лица Нины, которая размазалась по всей щеке, пока та лежала на боку.

– Вода, – тихо произнесла Нина.

– Принеси воды! – Эрик скомандовал Дэсмонду.

– Черт, я вам, что, слуга что ли? У меня, вообще-то, бедро до сих пор ноет! – Дэсмонд ныл не хуже своего бедра.

– Нет, нет, – Нина замахала в воздухе руками и тяжело вздохнула. – У тебя есть что-то на воде!

– У меня на воде? Эм, лодка? Яхта? У меня есть яхта! – Эрик начал судорожно перебирать варианты.

Но по сердитому взгляду Нины понял, что завернул не туда.

– Ты имеешь виду бизнес! – догадался он. – Ну, конечно, бизнес! Так вода, вода. Лодка, корабль, я не знаю, порт?

Первым сообразил Рудольф.

– Эрик, – тревожно позвал он.

Лицо Рудольфа побелело от страха.

– Абель сегодня принимает партию в доках!

И тут до всех дошло. Даже до скептика-Роберта. Что-то случилось в доках! Последние слова Нины вывели всех их ступора.

– Там столько крови, Эрик!

В ту же секунду все забегали, как ошпаренные.

– Звони ему! Чего ты ждешь? – взревел Эрик.

Рудольф уже достал мобильник и трясущимися пальцами водил по экрану.

– Дэсмонд, собирай всех! Полная тревога! Всем немедленно отправиться в док!

– Мы еще ничего не знаем! Рудольф еще не дозвонился! – возразил Роберт.

Но Дэсмонда и след простыл, причем он полностью забыл про свою хромоту, сбегая по лестнице через три ступеньки. Роберт до сих пор не понимал, почему они все так легко воспринимают слова Нины на веру! Через минуту скептицизм Роберта начал терпеть крах.

– Дядя! Слава богу! – выпалил Рудольф в трубку. – Погоди, погоди! Помедленнее… Что?… Когда?…Как это возможно?

По восклицаниям Рудольфа стало ясно, что случилось настоящее дерьмо.

– Мы уже едем! – крикнул Рудольф в трубку и побежал вниз, на ходу рассказывая все, что узнал от дяди.

– На них напали в доках во время приема товара!

– Твою мать, кто? – выругался Эрик.

– Он не вдавался в подробности. Они мне и не нужны, Эрик! Это – же мой дядя!

Рудольф бежал к машине и исступленно благодарил Господа, Иисуса, Терезу и всех святых, что вспомнил в этот момент за то, что сегодня они заставили Абеля лежать дома и мучиться от подагры.

***

Западная часть международного столичного морского порта пестрела красно-синими проблесковыми маяками. Пирс номер четырнадцать был полностью оцеплен, также как и прилегающая территория дока с воротами. Никогда еще доки не пользовались такой популярностью: были здесь и полиция, и пожарные, бессчетное количество машин скорой помощи, а также автомобили с гордым рисунком щита на дверях и капоте – отдел по борьбе с наркотиками, и десятки телевизионных фургонов, возле которых вездесущие журналисты уже вещали на весь мир о невероятном успехе правоохранительных органов.

В ходе секретной операции по разоблачению незаконного ввоза наркотических веществ на территорию страны, была перехвачена огромная партия гашиша, прибывшего, как предполагают, с берегов Марокко!

– Мы только что получили сведения от наших коллег о том, что госнаркоконтроль после затянувшегося периода молчания подтвердил-таки свою руководящую роль в разработке плана перехвата! – передавала светловолосая журналистка канала Си-Эн-Эн.

– Как сообщил представитель по связям с общественностью отдела по борьбе с наркотиками, план операции разрабатывался несколько месяцев сразу после того, как появилась информация о том, что один из сухогрузов, возможно, перевозит партии гашиша. Действия наркоконтроля и полиции были незамедлительны! – констатировала длинноногая брюнетка из «Новости 24».

– В ходе операции погибли несколько боевиков, сопровождавших товар. Точное количество убитых не сообщается, однако, власти подчеркивают, что благодаря профессионализму наших правоохранительных органов, потерь среди полицейских – нет!

– Напомним, что сегодня приблизительно в девятнадцать-ноль-ноль в ходе операции, проводимой госнаркоконтролем, была перехвачена партия наркотических веществ, ввезенных на территорию страны предположительно из Марокко, так как эта страна является одним из основных мировых поставщиков гашиша, – рассказывал взахлеб худой корреспондент в очках от канала чрезвычайных новостей.

На территорию доков журналистов, разумеется, не пускали, и те с жадностью разгрызали те горстки информации, что им скармливали власти. Но в цепких руках ловких корреспондентов уже оказались сочные кадры, демонстрирующие с десяток вывезенных с территории пирса цистерн, разбросанные вдоль автомобильной дороги. Бегущие за сенсацией телевизионщики не придавали важности тому факту, что цистерны не просто разбиты, а раскурочены специальным образом так, чтобы разлилось не только пищевое масло, но и вывались черные брикеты, завернутые в полиэтилен.

– В попытке сбежать с товаром злоумышленники потерпели неудачу, как вы видите, уважаемые телезрители, здесь разбросаны цистерны. – молодой журналист-брюнет разбивался в лепешку, чтобы прибавить драматизма репортажу, указывая на валяющиеся на дороге красные цистерны, которые уже оцепили желтой лентой и бригадами полицейских, – Благодаря ним удалось узнать о проводимой тайной операции! По словам очевидцев, цистерны просто вылетели из грузовика злоумышленников и разбились здесь на дороге. Следователи предполагают, что в спешке преступники не зафиксировали цистерны тросами.

Дэсмонд выключил телевизор и злостно ударил пультом о поверхность барной стойки.

– Это дерьмо по всем каналам! – взревел он.

Разумеется, они не смогли и на метр подобраться к докам, и теперь отсиживались в баре в квартале от места событий в ожидании Абеля, который проводил разведку со своими людьми. Бар был одной из дилерских точек Абеля, который не хотел пренебрегать традициям в буквальном смысле подпольной торговли наркотиками, и использовал подвал бара, как точку продажи. Старший сын Абеля Давид – черноволосый мужчина в годах с рубцами от угрей на впалых щеках, любитель ярко-красных рубашек и черных кожаных жилеток – сидел на одном из табуретов и посвящал компанию во все, что им удалось разузнать.

– Они перекрыли все пути отхода. Заранее все спланировали, ублюдки. Наши открыли огонь, спугнули их слегка. Но те перли и перли, – голос Давида был жутко хриплый, ему следовало всерьез задуматься над количеством выкуриваемых сигарет.

– Много ваших полегло? – спросил Эрик.

– Четырнадцать, – в горечью вздохнул Давид. – Мерзавцы! Найду, всех изрежу вместе с семьями! Подонки!

– А что с их вооружением? Какие были машины? – интересовался Дэсмонд.

– Серьезные. Все было серьезным. Они хорошо подготовились. Джипы бронебойные, автоматы, гранаты. Словно несколько дней готовились.

Эрик обменялся многозначительными взглядами с друзьями.

– Сколько товара им удалось собрать? – спросил Рудольф.

– Пока не знаю. Точно скажет Абель. Он сейчас там, пытается разузнать побольше деталей.

Повисло долгое молчание, и только нескончаемый гомон репортеров в телевизоре разрывало тишину. Эрик уже понял, что за нападением стоят Пастаргаи. Это очевидно! Нет больше не свете таких смельчаков, которые вздумают обобрать Эрика Манна! Да и судя по рассказам об экипировке налетчиков, сомнений не оставалось ни у кого. Проблема в том, что Абель не знает о Пастаргаях, а он пострадал от них больше остальных. Если бы Эрик рассказал старику о том, что с недавних пор их бизнес стал целью банды с тяжелым вооружением, возможно, Абель предпринял бы меры предосторожности. И эта мысль крутилась в голове, как какая-нибудь идиотская заезженная песня, от которой невозможно убежать: Эрик причастен к убийству людей Абеля.

– А где Марк, черт возьми? Он уже должен был появиться! – злился Роберт.

– Я звонил ему, он не ответил. Думаю, перезвонит в ближайшее время, – ответил Рудольф.

– Да черта с два он заглянет в телефон! Он развлекается с бабой, хорек кудрявый, – сплюнул Дэсмонд.

– Нет у нас времени сейчас! Найди его по Джи-Пи-Эс! И приведи сюда! – приказал Роберт Максу.

– Он должен связаться с отделом и узнать, какого черта эти блюстители порядка втесались в передрягу! – сказал Рудольф.

Макс вытянулся как по струнке, кивнул и тут же покинул бар. Не успела дверь за ним закрыться, как в проеме появился старик Абель со свитой. Все тут же встали со своих мест и поприветствовали старика.

– В принципе со стороны полиции это – единственный разумный шаг, – ответил Абель своему племяннику.

– Дядя! Я так рад видеть тебя живым и невредимым! – Рудольф кинулся к старику и крепко обнял. Тот вцепился в племянника с не меньшей силой.

Абель присел на табурет рядом с Эриком и уставился на того пристальным взглядом. По спине Эрика тут же пробежал неприятный холодок. Когда Абель вот так уставится на него, это значит, он собирается того упрекнуть. И Эрик даже знал в чем. Старик дольше всех остальных занимается бизнесом, и многое повидал. Он, наверняка, уже сложил дважды два. Воистину, каким бы гением переговоров ты ни был, у опыта всегда есть шанс перетянуть чашу весов в свою сторону.

Эрик не отвел взгляда от старика, готовый держать удар. С их последней встречи возраст отвоевал еще с десяток морщин на теле старика, и седины добавил, не жалея. Кажется, Абель даже похудел. Поразительно, как молниеносна старость! Наверное, она такая же быстрая, как и рост ребенка. За год младенец превращается из беспомощной личинки в маленькую версию человека: он может сидеть, держать ложку, ходить, некоторые уже произносят вполне различимые слова. В следующие три-четыре года ребенок становится самым настоящим человеком со всем спектром эмоций и чувств: от восторга, веселья и ликования до негодования, обиды и чувства мести. В старости процесс идет в обратную сторону, но с не меньшей скоростью: за каких-то пять-шесть лет человек усыхает настолько, что едва верится, что совсем недавно он был одним из нас. Старики словно другая раса, другой вид существ на планете, но не как не мы через несколько десятков лет. Эта мысль странным образом не находит себе места в голове человека, насколько бы логична она ни была. Она кажется чем-то противоестественным.

– Что там происходит? – спросил Давид.

– Ты все видел в новостях, – устало ответил старик и махнул бармену. Тот немедленно налил старику текилы.

Абель опустошил стакан одним глотком.

– Ублюдки напали на моих людей и украли несколько цистерн, но не закрепили их, и те вывалились из грузовика за пределами доков. У полиции не оставалось выхода, как обнародовать находку. В ваш век гребаных технологий видео с лопнувшими цистернами, из которых вывалились черные брикеты, облетело весь мир за считанные секунды. Полиция еще не прибыла на место, а в стране каждое дите знало, что возле доков валяются брикеты с гашишем!

– Твою мать! – выругался Дэсмонд.

– И когда Марк свяжется с вашими людьми в отделе, те наверняка скажут, что им ничего не оставалось сделать, как приписать свой промах себе в заслуги, – продолжал Абель. – Туда уже прибыли следователи из соседних регионов, и если они начнут копать, то вашим людям в отделе не поздоровится! Они прикрывали нас почти одиннадцать лет!

– А копать никто не будет только в том случае, если наши докажут, что сами организовали налет, – закончил мысль Эрик.

– И если они докажут, что это судно заходило в порт под их контролем. Так что, сынок, твои люди в органах сейчас изо всех сил пытаются стереть любое упоминание о нем на бумагах и в видеозаписях. Лучше, не отвлекай их. Пусть сделают все, как надо. Потому что если они начнут тонуть, нас всех потянут за собой, – Абель снова махнул бармену, порция текилы возникла тотчас же.

– Черт! А почему они не сделали судно невидимым с самого начала? Зачем оставлять следы? – не понимал Дэсмонд.

– Потому что слишком много лет и слишком много глаз. Работники на доках тоже меняются, и не каждому ты объяснишь, что вот это судно должно оставаться в тени. Поначалу так и было, но потом люди стали задавать вопросы. Мы подумали, что будет легче прятать не корабль, а товар. Думали… до сегодняшнего вечера, – последнюю реплику Абель бросил с грустью. Сегодня он похоронил не только людей, но огромную часть своего бизнеса.

– Ублюдки! – выругался Давид. – Ну, ничего! Они у меня еще попляшут! Мы их выследим! Наш гашиш особенного качества! Как только он замелькает на улицах, мы немедленно узнаем об этом!

Абель громко стукнул пустым стаканом о барную стойку и причмокнул от горечи.

– В этом нет необходимости, – буркнул он и уставился на Эрика.

Эрик тотчас же понял, вот оно! Сейчас Абель выдаст ему порцию трепки.

– Нам удалось сосчитать количество цистерн, – начал старик. – Угадай, сколько они украли.

Эрик молчал. Это был риторический вопрос.

– Сколько?! – не выдержал Давид, он больше всех был заинтересован в своих потерях.

– Ни одной.

Повисло молчание. Абель сверлил Эрика взглядом. Тот уставился в пустоту перед собой, как двоечник перед учителем, который отчитывает его перед всем классом. Абель быстрее остальных просек, в чем подвох, и теперь ждал, когда Эрик признает свою вину перед ним. Абель не собирался ругать своего племянника, который тоже состоял в так называемом комитете управления. Нет! Абель всегда говорил только с Эриком, не потому что недооценивал Рудольфа, а потому что Эрик сам объявил себя их лидером.

– Я что-то не догоняю, – задумался Рудольф. – Они устроили налет, но им не удалось ничего вывезти?

– Удалось, они вывезли одиннадцать цистерн – те, что лежат на обочине дороги, – ответил Абель.

Первым сообразил Роберт.

– Они их сами выбросили! Расковыряли дно и выбросили, чтобы брикеты выпали!

– И весь мир узнал… – Рудольф тоже начал понимать.

– Молодцы! Соображаете. Хоть и долго, – Абель посмотрел на племянника.

– Вот же сволота! – выругался Роберт.

– Ну, и? Кто наточил на вас зуб? – спросил Абель. – Ты ведь понимаешь, что они сделали?

Абель обратился к понурому Эрику. Все в комнате осознали, что главной целью налетчиков был вовсе не товар. И только Дэсмонд бегал глазами от одного к другому, как просящая собака.

– Что? Что они сделали? Ну? Говорите уже! – не выдержал Дэсмонд.

– Им не нужен был товар. Они хотят подставить вас, – спокойно ответил Абель.

– Они сдали наш трафик! – объяснил Роберт.

С минуту все обдумывали слова Роберта и всю серьезность неминуемых последствий.

– Уроды! – сообразил Дэсмонд. – Это ведь прямо как с вендскими полями!

Дэсмонд понял, что сболтнул лишнего, когда на него уставились три пары озлобленных глаз.

– А что с полями? – Абель ухватился за новый всплывший факт. – У вас больше нет вендских полей?

Эрик тяжело вздохнул. Он взмок настолько, что рубашка вся пропиталась потом. Он вдруг ощутил себя невероятным глупцом! Все это время кто-то истошно копает под него, а он и усом не ведет! Более того, зная, что они стали прицелом для таинственной группировки с таким составом и вооружением, что им позавидовала бы армия какой-нибудь небольшой африканской страны, Эрик продолжал вести себя более чем легкомысленно! Уже после той перестрелки на складе он должен был усилить число бойцов, охрану наиболее важных стратегических точек, искать союзников для предстоящей войны – всем этим и занимались Пастаргаи все то время, что он прохлаждается! Как много они успели достичь? Скольких завербовать под свое крыло? Скольких шпионов рассадить по всему периметру? Черт тебя подери, Эрик! Какой же ты глупец!

– С недавних пор мы стали мишенью одной группировки, – тихо начал Эрик, стесняясь своего поражения.

– Похоже, мишень – это мягко сказано, – сказал Абель. – Что они конкретно сделали?

Эрик вздохнул, давая время кому-нибудь из друзей взять слово, но те лишь ждали, когда Эрик продолжит. Назвался груздем – полезай в кузов.

– Они заманили нас на переговоры и попытались убить. Потом кто-то сдал наш вендский трафик копам, но мы не были уверены до конца, что это они. А теперь…

– Теперь думаю, сомнений не осталось. От вас пытаются избавиться! Эрик ты понимаешь, что опасность грозит не только вам? – Абель превратился в строгого дядю.

– Понимаю, Абель.

– Это не только твоя война! В ней участвуют все, кто хоть как-то связан с вами и вашим бизнесом! Все ваши партнеры под угрозой! Ты не можешь отмалчиваться! – настаивал Абель.

– Что ты хочешь сказать, мы должны заныть? Просить помощи? – Роберт был настроен скептически.

– Никто не заставляет вас просить! Когда вы расскажете, что некая банда пытается учинить новый дележ территорий, помощь сама придет! Да, я понимаю вашу обеспокоенность, ведь всегда есть недовольные режимом…

– Да, и они непременно встанут на сторону Пастаргаев, как стервятники в надежде на лучший кусок! – перебил Дэсмонд.

– Но всегда есть и те, кто доволен нынешним положением вещей и не захочет ничего менять. И будь уверен, таких гораздо больше! Я всегда говорил и буду говорить, что под вашим лидерством дела устаканились! Все получают равносильно своим усилиям! И этому равновесию удавалось сохраняться на протяжении десяти лет, а это, поверь мне, большой срок! Я пережил десятки управленцев, и только вам удалось продержаться так долго! Для меня этого достаточно, чтобы сделать вывод, что вы получите достаточную поддержку!

– Дядя, это огромный риск! Ты не представляешь, какие мощи у этих Пастаргаев! Если к ним присоединятся местные банды, противостояние будет жестоким!

– А ты думал, будет иначе? Верили, что вам до конца жизни теперь валяться в своих роскошных домах и наслаждаться жизнью? Ловить кайф от бесконечного потока денег? В том то и главный недостаток роскоши – она вызывает зависть! Всегда придет тот, кто захочет у вас это отнять! И в тот момент ты должен будешь вспомнить свою ярость, которая помогла тебе добиться всего, что ты имеешь! Придется снова взять ружья в руки и пускать кровь недовольным! У вас нет выбора! В ту секунду, когда вы решили заниматься наркобизнесом, вы пригласили смерть в свою жизнь навсегда!

Снова возникло молчание. Как бы они не хотели признать, но Абель был прав. Они всегда знали, что этот момент настанет, что к ним нагрянут те, кто не скупится на кровь и насилие. Вся история человечества строится на постоянном захвате и дележе территорий и богатств, а уж мир наркотиков и оружия – и подавно. Сам бог велел быть этим индустриям ярчайшим образцом настоящего человеческого нутра, спрятанного под разукрашенной оболочкой морали. Пришел, убил, получил – вот и весь закон жизни!

– Абель прав, – сказал Эрик. – Мы только оттягивали этот момент, думая, что сами все решим. С Пастаргаями это не выйдет. У нас слишком много составляющих, слишком много людей, чтобы мы смогли поручиться за каждого и обеспечить охраной. Там где тонко, там и рвется. А тонких мест у нас с вами так, что куры не клюют! Нам надо раскрыть этих ублюдков.

– Да они ведь только этого и ждут! Они хотят, чтобы их признали здесь полноправными членами! Мы что, пойдем у них на поводу? – недоумевал Дэсмонд.

– Как только мы это сделаем, они выйдут на нашу арену! И будут воевать на нашем уровне! – Рудольф отчаянно не желал возвращаться в прежние времена.

– Да они уже прорвались на нашу арену! В том то и вся их сила – о них никто не знает! Они могут действовать исподтишка! – возразил Роберт. – Но как только мы объявим о них, они не смогут скрыться. И нам останется только ловить их. Ведь мы так и не смогли отыскать их сами. Нашли пару складов и только!

– А Карим определенно здесь! Такую облаву, наверняка, он срежиссировал! Ублюдок узкоглазый! – Дэсмонд злостно ударил по барной стойке.

– Значит, решено! Мы введем наших партнёров в курс дела. Начнем с самых лояльных, а дальше, как пойдет. Может, этого будет достаточно, – Эрик искренне надеялся на это.

– А тем временем надо усилить поиски этих тварей! Нельзя давать им время отлежаться!

– Точно! Надо выманить этих крыс!

– Кажется, с этим я могу немного подсобить, – загадочно произнес Абель.

Старик выпил последнюю порцию текилы, встал и поманил за собой компанию. Они вышли на задний двор, где скопился кислый запах помоев от переполненных мусорных баков.

– Думал, что управлюсь сам, – говорил Абель, пока они шли к его любимому кадиллаку Эльдорадо, – но раз ты образумился и принял на мой взгляд мудрое решение, то тебе будет интереснее заняться самому.

Абель достал ключи.

– Знаешь, почему я люблю эту тачку? – спросил Абель. – Во времена моей молодости она была неотъемлемым орудием бизнеса. Если ты был наркодельцом без вместительного багажника, ты был плохим дельцом, а то и вовсе мертвым.

Абель подмигнул и открыл багажник.

Эрик растянулся в улыбке.

– Дэсмонд, дядя Абель привез тебе игрушку! – воскликнул довольный Эрик.

***

Нина заметила, как в окне высотные городские дома сменились промышленными постройками: огромные склады в тысячи квадратных метров, возле которых туда-сюда сновали длинные фуры; стальные трубы пивоваренного завода испускали белый дым в ночное небо; гигантские заводы пестрели яркими огнями вышек и перерабатывающих блоков. Вскоре размеры промышленных построек стали постепенно уменьшаться, пока они не оказались в районе мелких предприятий, среди которых скрывались тайные пыточные наркоимперии Эрика и его друзей.

Нина ощущала запах возбужденного тела Дэсмонда, который ехал впереди всех, словно гид, раскрывающий особенности здешних мест. Посмотрите налево, здесь вы увидите останки сгоревшей сторожки, в которой я заживо сжег троих предателей. А если взглянете наверх, то увидите созвездие Большой Медведицы – она так романтично отражается в безжизненных глазах мертвецов, когда мы их закапываем! Дэсмонд знал здешние места лучше остальных, ведь здесь была его собственная часть империи, где он предавался безумию садизма. Когда появлялась нужда в грубой силе, Дэсмонд привозил сюда своих ответчиков, словно белка, запасающаяся орехами, которые надо разгрызть. Дэсмонд был успешным щелкунчиком. И сейчас его руки прямо чесались от предстоящего кровавого веселья.

Наконец, машины остановились возле одного из заброшенных кирпичных складов. Отсюда с возвышенности отчетливо виднелся морской порт, изрешеченный красно-синими огоньками, которые добавляли масло в огонь с призывом отомстить. И хотя путь от бара досюда насчитывал всего около десяти километров, добираться пришлось долго из-за езды в гору. Но им необходимо было место, где никто не услышит вопли и не потревожит. Учитывая то, что Пастаргаи были все как один профессиональные бойцы, то и выдержка у них отменная, а значит, щелкать орешек придется долго.

Лишь два из четырех джипа въехали в сам склад, где их уже ждали три бойца – верные псы Дэсмонда. Любители крови, как и хозяин.

– Виктор! У нас сегодня вечеринка! – воскликнул Дэсмонд.

Виктор – накачанный брюнет с разрисованным татуировками лицом – потер руки в предвкушении.

– Подарок дяди Абеля в багажнике! – скомандовал Дэсмонд.

Бойцы немедленно прошагали к багажнику джипа и стали вытаскивать «подарок». Это был один из Пастаргаев, татуировка яркой птицы на предплечье, как открытка с подписью – приятный комплимент. Мужчина был без сознания, лицо окровавлено, из плеча течет кровь. Он был ранен во время перестрелки в порту, и Абелю удалось заполучить живого Пастаргая. Мужчину усадили на металлический стул, прибитый к бетонному полу, и привязали по рукам и ногам.

Эрик вышел из машины и встал рядом с Робертом и Рудольфом.

– Дэсмонд, нам нужны сведения. Постарайся не убить его раньше времени, – сказал Роберт.

Дэсмонд насупился, вспомнив свой промах, когда нечаянно убил ударом кастета в висок одного дилера, толкавшего чужой мет на их территории без соответствующего разрешения. В тот раз им так и не удалось узнать, откуда был мет, но к счастью, он исчез с рынка также внезапно, как и появился.

– Эрик периметр чист. Бойцы расставлены, – отрапортовал Фидо.

С нынешнего момента Эрик стал серьезнее относиться к собственной безопасности. Конечно, в городе излишнее количество натренированных бойцов в черном привлечет внимание. Но лучше так, чем стать жертвой собственной беспечности.

Нина вышла из машины, не желая быть пленницей тонированных стекол. Взгляды мужчин тотчас же обратились на нее.

– Нина, оставайся внутри, – голос Эрика был непреклонен.

Нина упрямо уставилась на него.

– Вдруг я что-то услышу, – только и сказала она.

Мужчины озадаченно переглянулись, решая, как лучше поступить. Ну, а Нина уже взобралась на капот джипа, откуда представление было лучше видно. Не то чтобы она хотела что-то услышать или увидеть в этом Пастаргае, будет, конечно, неплохо. Но не это интересовало ее сейчас. Нина впервые встретила человека, испытывающего непобедимую тягу к насилию. Ее влекло к Дэсмонду с самой первой встречи. Даже будучи в сотне километров от него, она слышала его сердцебиение, чувствовала теплоту разгоряченной кожи и ощущала этот ни с чем несравнимый аромат удовлетворенного желания крови. У нее словно у самой зачесались руки, будто она сейчас примеряла кастеты, а не Дэсмонд.

Беднягу очень быстро привели в чувство нашатырем. Его рыжие кудрявые от природы волосы свисали паклями от запеченной крови, густая борода и усы окрасились в темно-бурый цвет, его лоб пересекала открытая запекшаяся рана, которую он явно получил от приклада.

– Ну, доброе утро, красавица! – воскликнул Дэсмонд.

Мужчина пришел в себя и, как только осознал, что прикован, а перед ним стоял сам Вояка-Дэсмонд, глаза его на округлились, и в них выступил страх. Но всего лишь на секунду. Военная выдержка тут же заставила взять себя в руки.

– Ну, и как зовут нашу красавицу? – Дэсмонд словно пел.

Мужчина молчал.

Звонкий удар пощечины раздался точно возле самого уха, заставив мужчину застонать.

– Это невежливо! Я пытаюсь быть воспитанным мальчиком и познакомиться! А ты молчишь! – Дэсмонд любил поболтать во время допроса.

Мужчина не ответил. Очередная громкая пощечина заставила согнуться. Он тяжело дышал, но боролся с болью.

– Симон, – раздался хриплый голос Нины. – Его зовут Симон.

Тотчас же все семеро мужчин обернулись на ее голос. Нина сидела на капоте, как ни в чем не бывало, и болтала ногами в воздухе.

– У меня иногда от нее мурашки ползут, – прошептал Рудольф Эрику.

Тот лишь ответил понимающим взглядом, мол, а я с ней живу, представь!

По удивленному выражению лица бедняги, Дэсмонд понял, что Нина права. А когда она ошибалась?

– Ну, что ж, Симон, так Симон. Какое-то педерастическое имя, тебе не кажется? – ухмыльнулся Дэсмонд.

Его бойцы посмеялись, обнажив требующие оскалы. Когда же придет их очередь почесать кулаки?

– Итак, Симон. На тебя возложена наиважнейшая миссия! Ты должен поведать нам о стольких вещах! Для начала: где Карим?

Разумеется, Симон молчал.

Дэсмонд перешел от шлепков к кулакам и нанес пару ударов под дых. Симон издал сдавленный стон и скорчился.

– Где Карим, Симон? Как нам его найти?

Но Симон был очень крепким бойцом. И Дэсмонду это нравилось. Такие крепыши очень многое могут стерпеть, а значит, гораздо дольше остаются в живых, а значит, с ними и веселиться можно дольше!

Через десять минут допроса нос Симона был сломлен, скулы разбиты, губы превратились в месиво после того, как по ним прошелся кастет. На полу валялись три передних зуба, но Симон не смог их разглядеть, потому что один глаз у него полностью заплыл, а второй заливала кровь от разбитого лба.

Дэсмонд подустал и передал эстафету одному из бойцов, а сам подошел к друзьям.

– Долго с ним провозимся, – вздохнул он.

– Черт бы их побрал! – выругался Рудольф. – Не может быть такого, что мы ничего из него не выудим!

– О, обязательно выудим! Сейчас Виктор поорудует немного ножичком, и Симон станет посговорчивее, – настрой Дэсмонда был оптимистичным.

Сзади раздался истошный вопль Симона.

– Я решил вырезать у него на спине имя моей мамы! – радостно объявил Виктор, полосуя спину Симона.

– Ты извращенец гребанный! Вечно ты на них имя своей мамки пишешь! Что она с тобой сделала?! – крикнул Дэсмонд.

Виктор обиженно уставился на своих товарищей.

– Ничего, она просто была чудесной женщиной, – объяснил он и снова взялся за «гравировку» на плоти.

– Ее звали Анна-Магдалина-Тереза. Он не скоро закончит, – добавил Дэсмонд.

Через пару минут крики Симона затихли, а на его лопатках красовалось кровоточащее имя матери Виктора, которая, наверняка, в эти минуты вертелась в гробу, как сумасшедшая, от подобной демонстрации сыновьей любви.

– Ну, Симон? Так где Карим? – Дэсмонд опустился перед Симоном на одно колено.

– Да пошел ты! – выплюнул тот грудным басом.

– О! Прогресс! Он заговорил! – воскликнул Дэсмонд. – Вот только на вопрос ты не ответил. Так что придется вырезать на тебе имена всех наших родственников.

– Черта с два ты найдешь его! – буркнул Симон и плюнул Дэсмонду на ботинки кровавыми слюнями.

Дэсмонд пришел в ярость и набросился на Симона с таким зверством, что едва не забил того до смерти.

Нина наблюдала за сценой, словно кто-то настроил интереснейший канал кабельного телевидения, а то у Эрика в телевизоре скукота смертная. Наконец-то, жизнь вне коробки перестала грозить тоской. Нина не понимала, почему каждый хруст, стон и удар вызывал у нее смешок. Он выходил, откуда-то изнутри, и вряд ли он принадлежал ей самой. Смеяться над человеком, испытывающим невероятную боль от сломленных костей и изорванных мягких тканей, могли только Монстры.

Дэсмонд был голоден. Очень голоден. Каждый его удар доказывал это. Нина ощущала, с каким упоением костолом продолжал допрос. Дэсмонд соскучился по своему наркотику и колотил Симона до тех пор, пока лицо бедняги не превратилось в кровавую кашицу.

Заключительный в порции ударов шлепок был сопровожден смачным хрустом в районе ребер. Нина ощутила резкую боль под грудью, но быстро поняла, что она принадлежит не ей, а Симону – ему сломали два ребра.

– Виктор, на, забери, – Дэсмонд снял кастет и отдал помощнику. – У этого гавнюка кости как желе!

Прошло уже полчаса, но все, чего они добились, это огрызания Симона. Хотя это было положительным результатом, который означал, что Симон не из молчаливых парней, которые умирали, не произнося ни слова. Да, встречались и такие экземпляры.

Эрик понимал, что сегодня они вряд ли чего-либо добьются от крепыша. Он был натренирован проходить подобного рода допросы, из чего напрашивался вывод, что Симон – из спецназа или разведки. Сколько же ему платят? В любом случае необходимо было ждать. Скоро боль изведет Симона настолько, что он потеряет здравый смысл и перестанет видеть смысл в умалчивании информации, когда осознает, что смерть близка. К моменту смерти практически все осознают суетность мирской жизни, становятся ближе к богу что ли, как замечал Эрик. Они переходят в состояние полной отрешенности, когда все человеческие принципы, что они так непоколебимо отстаивали, становятся неважными и даже смешными. Именно в таком состоянии от человека можно добиться всего, что пожелаешь. Вот только, смотря на Симона, Эрик осознавал, что этот момент настанет нескоро.

– Симон, скажи хоть что-нибудь. Избавь нас от твоей вони, – сказал Эрик, потирая переносицу.

– Ха! Этот ублюдок нассал в штаны! – захохотал Дэсмонд.

Удары снова обрушились на Симона. На этот раз Дэсмонд приложил усилия в область живота.

– Дэс, не перестарайся! – крикнул Роберт.

– Обижаешь, брат! – насупился Дэсмонд и все же, оценив состояние страдальца, взял передышку.

Эрик подошел к Симону и нагнулся.

– Мы отпустим тебя, как только скажешь нам, где найти Карима, – сказал он.

На опухшем и окровавленном лице Симона было трудно прочесть эмоции, но он почти наверняка ухмыльнулся. По крайней мере, постарался, хотя вышло не очень. Булькающие и хрюкающие звуки могли свидетельствовать, о чем угодно: о желании говорить или о попытках дышать через сломанный нос. Но, похоже он посмеялся над словами Эрика.

– Хорошо. Не отпустим. Но, по крайней мере, убьем быстро. Поэтому твое упрямство бессмысленно! Ты все равно заговоришь, у Дэсмонда не бывает по-другому! Я просто хочу избавить тебя от лишней боли!

Симон яростно сплюнул на роскошные замшевые ботинки Эрика. Плевки – единственная самозащита, которую, Симон мог проявить.

Эрик раздраженно вздохнул.

– Ты начинаешь надоедать, – процедил Эрик сквозь зубы.

Симон медленно поднял голову, взглянул Эрику в глаза и улыбнулся настолько, насколько позволяли кровоточащие раны на лице.

– А мне на это наплевать… ты всего лишь зазнавшийся хорек в костюме за сотню тысяч… и не таких ломали!

Эрик выпрямился. Нина чувствовала, как раздражение засочилось из его пор. Он не любил насилие. И чертовски крутой переговорщик из него получился, именно благодаря этому. Ручьи крови и агонические крики теряют смысл, когда есть, что предложить взамен. Будем честны, никому не хочется умирать. Какую бы жалкую жизнь мы не вели, она всегда стоит дороже всего на свете, ее невозможно измерить, нельзя подобрать ей эквивалент. Любая плата за жизнь будет казаться недостаточной. Симон не желал умирать, как бы ни храбрился тут перед ними. Единственная проблема была в его стойких принципах. В другой день Эрик бы потратил время и нашел подходящий компромисс принципам Симона, и все как обычно закончилось бы переговорами, где стороны сошлись бы на одинаковых потерях и приобретениях. К сожалению, Эрик не имел на это времени. Преимущество будет на стороне Пастаргаев до тех пор, пока Эрик не найдет хотя бы одного их связного. Он слеп и глух под нависшей опасностью. Что ж, инстинкт самосохранения вынуждает применить традиционные примитивные и тем ужасные методы для добычи информации.

Эрик едва заметно кивнул Дэсмонду, и тот уже был рад продолжить.

Эрик подошел к Нине. Она продолжала неподвижно сидеть на капоте джипа, выискивая невидимые нити вокруг Симона. Но на вопрошающий взгляд Эрика, смогла лишь покачать головой. Она видела многое, что вертелось вокруг Симона: крошечная хижина где-то в лесу, маленькая девочка в цветастом платьице, собирающая цветы на лугу, десятки самых разных мотоциклов стоят в ряд где-то в гараже – страсть Симона. Нина слышала любимые песни, играющие в голове Симона, каждый раз, когда Дэсмонд разминал кулаки, готовясь к очередной порции допроса. Все эти мысли уводили Симона в другой мир, отвлекая его сознание от боли. Он не желал тратить последние часы жизни на воспоминания о Пастаргаях, это было бы кощунством по отношению к тому, что он любил. Возможно, через какое-то время, когда он будет пребывать на грани жизни и смерти, имя, в честь которой свершалась эта жертва, всплывет в его полуживом мозге, но даже тогда он не произнесет его. Нина сделает это за него, и она будет ужасно горда Симоном за преданность до конца.

А Дэсмонд тем временем продолжал развлекаться. Слепая свирепость делала из него идеальный отбойный молоток. И казалось, только ему и было хорошо. Потому что настоятельная мысль заставила всех понять, что Симон уперт так же, как и кулак Дэсмонда. Было что-то сильнее физической боли внутри этого мужлана, но что? И где это искать? Шантаж членами семьи? Уверенность, что его спасут? Последнее – самое худшее. Нет ничего более опасного, чем преданность фанатика.

Послышался очередной удар и хруст.

– Вот же, мать его! – выругался Дэс. – Я выбил ему челюсть!

– Дэс! Как он по-твоему должен говорить?! – выругался Роберт.

– Вправь ее обратно, твою мать! – воскликнул Эрик.

– Хорошо! Хорошо! Не надо нервничать! – Дэсмонд поднял руки вверх, успокаивая друзей.

Потом повернулся к воющему Симону:

– Нервничать здесь надо только тебе, не так ли? – сказал он, подмигнув бедняге, и принялся вставлять челюсть.

Снова хруст и громкие вопли, заставившие поморщиться. Дэсмонд – садист чертов!

– Кажется, он потерял сознание, – грустно констатировал Дэс, вертя безжизненную голову Симона за волосы.

Эрик устало вздохнул. Все шло не по плану. В который раз!

– Думаю, вам нечего тут делать. Я разберусь, – сказал Дэсмонд, вытирая руки окровавленным полотенцем. – Попьем чайку, перекусим вафелькой и продолжим, да? – подмигнул он своим дружкам—садистам, которые как верные псы терпеливо ждали, когда настанет их время терзать добычу.

– Он прав. Мы здесь ни к чему, – согласился Рудольф, хлопая Эрика по плечу.

– Я больше не выдержу этих звуков, – согласился Роберт, благодаря бога за то, что у них в команде есть, кому выполнять грязную работу.

Эрик снова взглянул на Нину, ища помощи, но по тому, как быстро она сползла с бампера, он понял, что и последняя его надежда сегодня не оправдается.

Оставив, подверженных слабости покромсать человеческую плоть Дэсмонда с его дружками, Эрик последовал за остальными к машинам. Он ненавидел моменты ожидания, а это – единственное, что оставалось делать – ждать, когда боль сломает стоического Симона, либо ждать звонка Дэсмонда, суть которого будет заключаться в том, что Симон отбросил концы прежде, чем кастеты достучались до тайны. По правде сказать, ни одна из новостей не доставит Эрику удовольствия. Парадоксально, но Эрик сочувствовал Симону из-за сложившихся обстоятельств. Наверное, потому что каждый из них мог оказаться привязанным к стулу, в их мире это несложно. С одной стороны, если Симон заговорит, Эрик найдет конец клубка, останется только аккуратно размотать его и найти другой конец. Но с другой стороны, если Симон умрет, не сказав ни слова, Эрик будет рад тому, что мир по-прежнему все тот же, и есть еще верные рыцари, умирающие за своих господ.

Со всеми этими мыслями он наткнулся на спину застывшей посреди склада Нину. Внутри тут же зародилось беспокойство.

– Нина? – позвал он.

Но по ее лицу уже понял, что она в трансе. В такие моменты ее глаза казались еще светлее из-за суженных зрачков.

– Я что-то слышу… – прошептала она.

Эрик взглянул на Симона, тот все еще был без сознания. И тут до Эрика дошло: это и дало им преимущество! Нина смогла заглянуть в ослабленный истощенный мозг в момент, когда он наиболее уязвим. Не зря Эрик боится спать рядом с ней! Уж как-то хитро она смотрит на него потом.

– Я что-то слышу… – повторила она на этот раз более тревожно.

– Эрик! – позвал Роберт, выйдя из машины.

Эрик дал знак заткнуться. Двигатели заглохли. Все притихли.

Внезапно, Нина развернулась и быстро зашагала к едва дышащему Симону. Она упала перед ним на колени, обхватила ладонями его лицо так нежно, как только могла, и приказала:

– Подумай еще раз!

Она говорила с ним, хотя единственные звуки, которые исходили из него, были всякого рода всхлипы, а сам он продолжал пребывать во сне, там, где Нина и настигла какой-то важный секрет. Нина продолжала сосредоточенно вглядываться в его лицо, оно вело ее куда-то, и Нина лезла все глубже и глубже, боясь потерять неожиданно возникший след. Симон же испускал разного рода тягучие кровяные жидкости из всех щелей, они стягивались на белоснежные манжеты ее пиджака, капали на дорогущее черное платье, но Нина продолжала поглаживать Симона, размазывая эту кашицу по его лицу, и все смотрела и смотрела.

Вдруг, ее громкий вздох разорвал тишину.

Нина взглянула на Эрика. Она вышла из состояния отрешенности, и теперь в ее глазах читался страх.

– Марк! – воскликнула она.

Эрик не сразу понял, что Нина имела в виду. Роберт был первым, кто догадался.

– Где Марк? – завопил он.

Рудольф немедленно достал мобильный телефон и уже пытался дозвониться до Макса, который уехал на поиски Марка около часа назад.

– Макс, где Марк? – завопил он, и через несколько секунд ответил ждущим друзьям.

– Спутник отследил его телефон в какой-то гостинице к северо-западу от центра. Максу еще минут двадцать ехать!

Тут же все пришли в движение.

– Немедленно прозвонить всех! Пусть отправляются туда всем скопом! Пусть рыщут землю, но найдут его! – Эрик отдавал указания на ходу.

– Эрик! – позвала Нина.

Эрик беспомощно уставился на нее. Ну, что на этот раз?

– Он не там! Он где-то в другом месте! Я не знаю, но, кажется, Макс едет не туда! – Нина пыталась собрать в кучу все те образы, что мелькали перед глазами.

Нина пропитала в крови Симона манжеты блузки настолько глубоко, насколько было возможным.

– Я укажу дорогу! – уверенно сказала она рассвирепевшему Эрику.

– Выуди из этого гавнюка все, что возможно! – крикнул Роберт Дэсмонду.

Тому и не нужно было ничего объяснять. Если этот предатель будет виновен в смерти Марка, он будет умирать долго! Дэсмонд нацепил кастеты. Чай с вафлями подождут.

Завыли моторы, резкие скрипы сжигаемых покрышек, выезжающих на максимально возможной скорости автомобилей, эхом отражались от стен. Джипы вмиг исчезли за воротами.

Выруливая по грунтовой дороге, на которой уже стояла непроглядная пыль от впереди несущихся машин, Эрик отдавал указания по рации:

– Всем пропустить меня и ехать за мной! – яростно кричал он, а потом повернулся к Нине. – Ты ведь точно знаешь, куда ехать?

Нина не ответила и лишь продолжала вдыхать запах крови Симона со своих манжет. Нет. Она не знала, куда ехать. Она никогда не знала точно. Все ее ответы – это лишь наибольшая вероятность правды. Она всегда так говорила, но, черт возьми, как бы Эрику хотелось, чтобы сейчас она вела в точное место! Любое промедление отнимало секунды жизни Марка. И в том, что его жизнь висит на волоске, он не сомневался ни на йоту. А они понятия не имели, откуда начинать поиски. И Нина сейчас была единственной надеждой.

***

Ощущения становились все более четкими. Сначала Марк почувствовал адскую боль в висках и резь в носоглотке – он вспомнил, как его оглушили: приложили вонючую тряпку ко рту, из-за которой он задохнулся, и с того момента ничего не помнит. Ах, Луи! Как же ты мог с ним так поступить после стольких лет отношений?! Неужели в людях не осталось ничего святого? Потом Марк почувствовал резь в запястьях и через секунду понял, что руки связаны за спиной. Совсем невыгодное положение! Но в следующее мгновение ужас охватил его окончательно. Не каждый человек, очнувшийся в закрытом багажнике автомобиля, сообразит, что он лежит именно в закрытом багажнике автомобиля. Вокруг непроглядный мрак, и только на ощупь можно отличить, что лежишь на характерном автомобильном карпете. Причем это был довольно дорогой карпет, да и багажник вместительный. Скорее всего, это БМВ, либо АУДИ, не меньше четвертой серии, точно. В том году он присматривал для себя одну из этих моделей, но остановился на Ягуаре. Долбанный Дэсмонд! Это он подначивал Марка на ягуар, мол, мужчины должны жить скоростью! Его советы никогда не приводят ни к чему хорошему! Купил бы Марк, что-то из тех двух, изучил бы вдоль и поперек, того гляди по какой-нибудь глупой случайности испытал бы багажник изнутри, и узнал бы как выбраться из него с завязанными руками.

Долбанный Дэсмонд!

Но через минуту Марк уже рыдал от страха. Багажник затапливало холодной водой.

В детстве он видел, как в каком-то старом фильме про гангстеров, один бедняга умер в закрытом багажнике от удушья. И с тех пор часто задумывался, а возможно ли это? Неужели багажник автомобиля настолько герметичен? К сожалению, он проверит эту теорию на практике. И уже сейчас, все аргументы были в пользу чересчур развитой силы воображения сценаристов. Потому что багажник автомобиля ни черта не герметичен! Потому что он умрет, захлебнувшись водой в негерметичном, черт бы его побрал, багажнике! Очередная подстава от лживой жизни!

Марк попробовал провести связанные руки через согнутые ноги, Дэсмонд учил его выбираться из подобного положения, говорил, что любая девка так сможет, и не верь идиотским фильмам, где они бегают со связанными сзади руками. Вот только места в багажнике было ровно столько, чтобы он лежал в нем, не повернувшись и не шелохнувшись. Эх, научил бы ты, Дэсмонд, выбираться из подобной серьезной передряги, а не девчачьей.

Долбанный Дэсмонд!

Марк попробовал несколько раз ударить ногами о крышку, но потом его сковал еще больший страх. Он не знал, где его топят. А что если до поверхности метров пятьдесят? Хотя столько, конечно, может быть только если машину скинули с корабля подальше от берега. Но вряд ли они бы так заморачивались. Скорее всего, до поверхности метров пять, не больше. И от этой мысли стало еще обиднее. Вот оно – спасение! Всего пару метров над тобой! Но Марк понимал, что в лучшем случае ему удастся лишь погнуть крышку багажника, отчего вода заполнит его еще быстрее, и вот он уже – самоубийца. Рудольф рассказывал, что самоубийц в аду мучают даже хуже убийц. Они как педофилы в тюрьме: их «жарят» все, и ни у кого они не найдут милости.

Долбанный Рудольф со своими долбанными религиозными страшилками!

В порыве наивности Марк ощупал себя насколько мог и стенки своего без-пяти-минут саркофага в поисках пистолета или какой-нибудь отвертки. И тут же посмеялся над самим собой.

«Эй, а давайте ему пистолет в багажник кинем! И лом! Да чего мелочиться? Давайте сразу ключи дадим!»

Вода уже заполнила багажник на одну пятую, и все, что оставалось Марку, это молить бога, в которого он верил с подачи Рудольфа. Может, он все-таки услышит? Наверняка слышит! Вопрос в другом: простит ли он его?

Марк зарыдал. Потому что он даже сам себя простить не мог.

***

– Стоп! Назад!

Нина уже в третий раз выкрикнула одну и ту же команду. Эрик послушно, но все с большей яростью резко тормозил и сдавал назад.

– Налево! – снова кричала Нина, точно собака, выслеживая запах с окровавленной манжеты.

За этим странно было наблюдать: запах крови Симона вел ее по пути, по которой следовали похитители Марка. Каким-то образом, он был связан с ними настолько сильно, что это позволило выслеживать перемещения Марка. Дэсмонд еще уточнит этот момент – как Симон связан с пропажей друга. А уточнять Дэсмонд – мастер.

Роберт следовал за джипом Эрика. Он задел зад его джипа, когда тот неожиданно резко затормозил прямо перед его носом. Это Нина впервые крикнула стоп. На второй раз – остановился в паре сантиметров. На третий – уже был готов к очередной внезапной остановке. Роберт даже горестно ухмыльнулся, вспомнив правило дорожного движения о соблюдении дистанции. Жаль, там не прописаны исключения, что-то типа того, что если вы спешите спасти друга из лап смерти, неситесь ко всем чертям, сшибая знаки и проезжая на красный, все штрафы аннулируются автоматически!

Впереди джип Эрика снова резко затормозил. Роберт привычно вывернул руль и ушел вправо, давая возможность другу сдать назад настолько, насколько нужно было. Джип Эрика повернул налево и снова решительно удалялся.

– Стоп! Назад! Вон туда в переулок! – крикнула Нина, в очередной раз потеряв запах.

Будучи в полной безызвестности о том, что происходило в машине Эрика, Роберт все же примерно представлял, чем были вызваны подобные лихачества. Нина вела по тому же маршруту, по которому ехали похитители Марка, бог знает, какое время назад. Он заметил это, когда они въехали в центр города и начали продвигаться к восточному съезду, ведущему на фермерские поля. Там, еще лет двадцать назад в районе бесконечных вспаханных земель частенько находили изуродованные трупы. Каждая разборка мафии неизменно приводила к появлению гниющей плоти возле какого-либо заброшенного фермерского дома. И путь, по которому сейчас следовала вереница из четырех бронированных автомобилей, словно был вырван из анархического прошлого, когда стрельба была единственным способом переговоров.

Когда они свернули на пригородную магистраль, все поняли, куда ведет их Нина, и от осознания этой мысли всех охватило отчаяние. Марк! Только не это!

– Нина, ты уже долго молчишь! – сказал Эрик.

И хотя она молчала не больше пяти минут, они могли показаться Эрику вечностью.

– Мы правильно едем? – не унимался Эрик.

Нина видела перед собой едва заметный зеленоватый дымчатый след, уходивший куда-то вдаль. Уж не знай, почему он был зеленоватым. Нина, вообще, была бы рада найти человека, который бы ответил на все ее вопросы касательно своих способностей. Иногда след внезапно исчезал, тогда Нина заставляла Эрика резко остановиться и вернуться туда, где он пропал, рискуя превратить всю колонну, следовавших за ними, автомобилей в одну железную многоножку. Потом находила след и снова вела за ним. И сейчас уже несколько минут след не сворачивал и вел прямо по шоссе. Да тут и некуда было сворачивать. Их окружали бескрайние поля и чащобы.

– Да, – ответила Нина.

И Эрик верил ей.

Вскоре Нина почувствовала запах ореховых крокетов. Почему-то Марк всегда пах ореховыми крокетами. И этот факт Нина тоже была не в силах объяснить. Нина настроилась на этот запах и пыталась найти Марка. Он был где-то совсем рядом. Она чувствовала его вибрации. И с каждой минутой они становились все громче и ощутимее, превращаясь то в его голос, то в мысли, то в воспоминания. Нина закрыла глаза и отправилась ему навстречу.

***

Вода уже подходила к самому верху. Твою мать! Только не так! Только не такой смертью! Что может быть хуже смерти утопленника? Смерть в огне! Смерть от пыток! Да и пуля в желудок тоже довольно-таки болезненная смерть… Черт, Марк, заткнись! О чем ты думаешь?! Марк продолжал рыдать и уже вслух молил бога пощадить его.

– Я не могу! Я не могу так умереть! Пожалуйста! О, Господи! О, Господи! – ревел Марк, то и дело погружаясь под воду.

Приходилось прилагать немалые усилия, чтобы прижиматься лицом к крышке багажника. Инструктор по плаванию учил его, что плотность человека меньше плотности воды, а потому она выталкивает его на поверхность, надо только успокоиться и подчиниться ее силе. Посмотрел бы Марк на этого инструктора сейчас здесь в закрытом, мать его, багажнике! Черт подери! Марк ведь даже плавать толком не умеет! Какого черта он забыл в этих криминальных делах? Он умеет налаживать контакты с полицией, он умеет подсунуть деньги во время и к месту, но он никак не создан для подобных дрянных ситуаций! Он не может умереть вот так!

В полусознательном состоянии Марк уже не мог думать здраво, и пытался отвлечься какими-нибудь воспоминаниями. Желательно приятными. Но, как назло, в голову лезло все самое отвратительное: издевательства в интернате, изнасилования, кровь и выпущенные Десмондом кишки какого-нибудь бедняги. Черт! Их было так много!

«Марк…»

Кто-то произнес его имя! И он отчетливо услышал это! Но как это может быть? В багажнике есть кто-то еще? Потому что голос прозвучал, словно возле самого уха. Но если кто-то и был вместе с ним в багажнике, то он должен быть не больше какого-нибудь цветочного эльфа, вроде той Динь-Динь⁷. Но скорее всего, и Марк больше склонялся именно к этому объяснению, от нехватки воздуха у него начались галлюцинации. Вода уже практически полностью затопила багажник. На поверхности оставался лишь его нос и лоб.

«Марк, мы рядом, держись…»

Он снова отчетливо услышал шепот. Марк узнал ее. Ну, разумеется. Она всегда была похожа на смерть! Видимо, и сейчас Смерть придет в образе Нины. Что ж, это не так страшно. Нина всегда была добра с ним. Вот если бы Смерть пришла в образе Дэсмонда с кастетами, было бы жутковато.

Вода заполнила багажник. Марк сделал последний вдох и навсегда погрузился во тьму.

«Держись… ты мне нужен…»

***

– Стоп! Сдай назад! – крикнула Нина.

Эрик в неизвестно какой раз резко нажал на тормоз, снова пронзительный визг покрышек, словно они возмущенно вопили: «Да какого, мать твою, хрена ты так груб!?», Эрик яростно перевел рычаг в заднее положение и сдал назад на пару метров.

– Тут ничего нет! Тут нет дорог! – кричал Эрик уже на последней капле терпения.

Но Нина ясно видела зеленую дымку, ведущую куда-то в непроглядный лес справа. Эрик был прав – там не было дорог. Но они им и не нужны. Она слышала там, в кустах, стук сердца. Это был Марк. Она чувствовала его. И ритм сердца к ее ужасу замедлялся.

Нина указала точно в направлении невидимой для остальных дымки и твердо произнесла:

– Туда! Скорее!

Эрик, не мешкая, резко вывернул руль и въехал в кусты.

– Какого…? – Роберт едва успел опомниться, как джип Эрика исчез где-то среди деревьев.

Выругавшись, Роберт немедленно съехал на обочину и поспешил по следам друга.

Да, тут не было дорог, но четко виднелись следы недавно проезжавшей здесь машины, и не одной. По крайней мере, следы двух разных протекторов виднелись на влажной земле.

Джип Эрика уносился вперед все быстрее. Кусты и ветки деревьев беспощадно хлестали по автомобилям, сдирая краску. Роберт все же старался ехать, как можно внимательнее, все-таки ночь, бездорожье в лесу, мало ли на что можно наткнуться…

Не успел он закончить мысль, как послышался громкий удар. Роберт едва верил глазам. Впереди джип Эрика угодил на скорости в глубокую невидимую во мраке яму. Да так, что по инерции его толстый зад вознесся к облакам, оторвав задние колеса на метр от земли. Послышался хруст стекла и вой гнущегося металла.

Роберт резко тормознул прямо у подножия ямы, выудил фонарь из багажника и выскочил из машины.

Нина так и не поняла, как мир перед глазами так быстро затянуло во мрак. Всего секунду назад они гнали между деревьев в погоне за этой проклятой дымкой, которая уже превратилась в полноценное видение. Нина успела рассмотреть марки и номера автомобилей, на которых похитители привезли сюда Марка, еще чуть-чуть и она увидела бы их лица. Но вдруг, резкий удар, грохот, и вот она уже ослепла, а на лицо давила какая-то грубая материя.

Снаружи слышались крики и знакомые голоса. Кажется, это был Роберт, он что-то командовал другим мужчинам. Рядом стонал Эрик. Кажется, он тоже потерял сознание.

А сердце Марка издавало последние биты.

Ремень безопасности глубоко врезался в грудь и живот, отчего у нее сбилось дыхание, и охватила паника из-за невозможности вдохнуть. Кое-как справившись со странной белой подушкой, возникшей перед лицом из ниоткуда, Нина смогла отстегнуть ремень безопасности. Поиск дверной ручки превратился в вечность в этой непроглядной темноте. Да к тому же у Нины бешено тряслись руки и ноги. С трудом справившись с ручкой, пришлось еще и пару раз постучать плечом в дверь – от удара ее перекосило и заблокировало.

Наконец, Нина вылезла из машины и упала на влажную землю. Она закрыла глаза и стала ртом ловить воздух. Постепенно к ней вернулось нормальное дыхание, паника отпустила, и все уже казалось не таким безнадежным. Уставившись на невероятно ясное ночное небо, испещренное тысячами звезд, Нина, словно в тумане, слышала раздававшиеся рядом крики. Нина тяжело повернула голову и сквозь пелену наблюдала висящего на ремнях Эрика, которого несколько рук пытались выудить из этого плена. Он был жив, это точно, но его ногу зажало между креслом и передней панелью.

Заторможенное состояние Нины объяснялось травмой головы. Похоже, от жесткого удара ее мозг снова подвергся легкому сотрясению. По крайней мере, точно легкому, ведь она все еще в сознании и адекватно мыслит. Но если ее мозг подвергся грубому физическому воздействию, значит…

Она не закончила медленно тянущуюся мысль, потому что между кустами замаячили Их силуэты. Только не это. Только не сейчас. Дайте ей еще немного времени. Осталось совсем чуть-чуть. Она не может потерять Марка. Он нужен ей. Он нужен Вам. Надо только успеть спасти его. А потом кромсайте ее тело и душу сколько захотите. Но только потом. А сейчас дайте ей время.

Они словно услышали ее, потому что невидимая для других возня за кустами прекратилась.

Тут она увидела Рудольфа, подбегающего к ней в неестественно замедленном темпе. Он затянуто опустился перед ней на колено и поднял с земли.

Рудольф потряс ее за плечи и тут кто-то, словно включил нормальную скорость воспроизведения фильма.

– Нина, ты в порядке? Нина, скажи что-нибудь! – требовательно просил Рудольф.

Зная, что ей неприятны прикосновения чужих людей, Рудольф все же повертел в руках ее голову, отчего она слегка закружилась.

– Голова в порядке! Руки, ноги целы?

Нина только кивнула.

– Рудольф! Подсади с той стороны! – крикнул кто-то.

Рудольф залез в джип со стороны Нины, и мужчины уже вместе пытались освободить Эрика. Он сильно ударился головой о руль, уж неизвестно, почему не сработала его подушка безопасности, но если с Эриком что-то случится из-за этого, они производителя мерседесов пустят на мясную вырезку! Вдобавок его левая нога застряла в искореженном кузове. Усилиями нескольких человек, облепивших Эрика со всех сторон, нога таки вышла из ловушки, Рудольф отстегнул ремень, и они вытащили Эрика из джипа.

– Где Нина? Как она? – выпалил он, едва придя в себя.

– С ней все в порядке. Она… а где Нина?!

Рудольф смотрел на землю, где только что оставил ее, но Нины и след простыл.

– Вон она бежит! – крикнул кто-то, указывая на едва заметную между черными деревьями мелькающую белую блузку.

– Твою мать! Все за ней! Все бегите за ней! – приказал Эрик.

Семеро мужчин, вооружившись фонарями, бросились в погоню за девушкой.

А Нина все бежала и не останавливалась. В который раз она пожалела, что не тренировалась в забегах. Уже через сто метров она выдохлась, голова кружилась, затошнило. Самой бы не отбросить здесь концы! Ее организм не выдержит таких спортивных нагрузок, тем более после аварии! Хорошо, что она в белой блузке, так ее хотя бы увидят посреди этого мрачного лесного массива. А то умрет где-нибудь здесь в кустах, а эти остолобы ведь точно найдут ее только под утро! Вот будет смешно! После столь длительной погони за призраком, они потеряют не только Марка, но и ее.

Нина заставила свои мысли заткнуться. Сейчас ее больше всего волновало то, что она не слышала сердцебиение Марка, но ощущала его присутствие. Это означало только одно – он уже наполовину умер. Они проигрывали. Лимит времени исчерпан. У нее есть считанные минуты, прежде чем смерть доберется до мозга. Считанные минуты, во время которых Марка еще можно вернуть. Нина не могла упустить их. Она продолжала говорить с ним мысленно, не зная, слышит ли он ее. Она не могла проиграть этот вызов!

В темноте она не заметила, как выбежала из леса на узкую полосу берега, перебежала его в пару шагов и уже по колено оказалась в холодной воде. Нина огляделась. Это было озеро. Причем уже иссыхающее, судя по гнилостному запаху. Стоячая вода, пологий берег и интуиция вели Нину вглубь озера.

– Нина! – крикнул кто-то с берега.

Нина обернулась. Это был Эрик. Свет от его фонаря был как раз кстати. Довольно неприятно входить в мутную воду, полную водорослей в полной темноте.

– Он где-то здесь! – крикнула Нина в ответ.

Эрик и еще пара появившихся на берегу мужчин немедленно бросились в воду.

А Нина все шла вглубь и просила Марка откликнуться, но он замолчал уже давно.

Все ринулись прочесывать воду, но затея грозилась провалиться, уж слишком большой был периметр для поиска. А Марк был мертв вот уже несколько минут.

Нина продолжала погружаться в вонючую воду. Дно было до жути илистым, прощайте ее новые лакированные балетки! Не доведется вам служить дальше! Вокруг ног постоянно что-то обвивалось, то ли водоросли, то ли ужи. Хоть бы водоросли! Невыносима была мысль о том, что в этом полуболоте может водиться какая-то живность, потому что если таковая есть, она определенно мутировала в каких-нибудь радиационных плотоядных червей! Эх, как же здорово было в больнице без этого средоточия ужасов и манипуляционных новостей – телевизора! Воображение он заражает ересью не на шутку!

Нина уже по грудь оказалась в холодной смердящей воде. Черт! Неужели придется нырять? Только не это! Уж не знаю, что хуже: плотоядные черви или ныряние в гниющую пучину. И тут вдруг, хвала вселенной! Ноги Нины наткнулись на что-то твердое и холодное. Она стала шарить руками и поняла, что это – металлический кузов. Нашла!

В свете фонаря Эрик увидел, как еще секунду назад погрузившаяся в воду чуть ли не по грудь Нина, вдруг взобралась на что-то под водой и вытянулась в полный рост так, что вода оказалась по колено.

– Он здесь! – закричала она, что есть мочи.

Мужчины немедленно бросились к Нине, как корабли к маяку во время неистовой бури.

– Убери ее оттуда! – крикнул кто-то.

Рудольф снял Нину с багажника затопленной машины, другой мужчина уволок ее на берег, пока остальные пытались открыть багажник затопленного БМВ. Раздались приглушенные выстрелы, и дверь багажника вынырнула из-под толщи воды.

– О боже! – воскликнул Роберт, нащупав под водой бездыханное тело друга.

Марка тотчас же вытащили из багажника и вынесли на берег. Даже в свете фонарей невозможно было не заметить его синюшность.

Уложив его на холодный мокрый песок, пропахнувший стухшими водорослями, в несколько пар рук ему развязали руки, расстегнули рубашку и сняли галстук, освободили ремень и уже проводили сердечно-легочную реанимацию. Никто не задался вопросом, а сколько времени Марк провел под водой. Никто не хотел допускать ни малейшей возможности, что они опоздали и реанимация бесполезна. Эрик яростно продавливал грудь, чуть ли не до позвоночника. Плевать, что сломаются ребра, главное – заставить сердце снова биться! Он судорожно высчитывал количество раз и прерывался, чтобы Рудольф делал вдохи.

Процесс затянулся на несколько минут. Но Марк не поддавался. Эрик и Рудольф теряли силы, но продолжали. Наконец, их сменили другие. И снова монотонные продавливания и вдохи на протяжении еще нескольких минут. Мужчины впадали в уныние, постепенно признавая поражение – они опоздали. Но приказа прекратить не поступало, а потому они сменяли друг друга парами и продолжали реанимацию.

Внезапно, Нину охватило знакомое ощущение, словно подуло из какой-то невидимой открытой двери, или из туннеля. Да! Это больше походило на туннель! Какой-то проход, откуда шел запах смерти, тем самым притягивая ее, призывая потусторонним воем мора. Она уже испытывала это чувство, правда, всего один единственный раз в жизни. В палате Тори. Это была тонкая грань между жизнью и смертью. Грань, на которой дано оказаться не каждому. Это – привилегия, ведь именно на этом пограничье дается исключительный выбор: умереть или выжить. И Нина не знала, кто распоряжается этой льготой. Почему она была предоставлена Тори? Марку? Чем они особенные? Нина лишь знала, что раз Костлявая открыла для нее дверь в свое царство, Нина не может отказать. Это была бы пощечина самой Смерти, а с ней шутить нельзя. Нина должна принять приглашение и помочь заблудшей душе определиться. В тот день она знала, что вернет Тори. Непонятно откуда взявшаяся уверенность в тот день сохранила жизнь Тори. И сейчас Нина чувствовала, что Марк не ушел. Он был там, за этим невидимым проходом. Ему просто надо помочь отыскать верное направление. И так уж сложилось, что верное направление для него изберет Нина.

Она села на корточки возле головы Марка и обхватила ее ладонями. Слева послышался хруст веток. Боковым зрением Нина увидела Монстра. Он выбрался наружу, а значит, она снова теряла время. Выбор был как всегда прост: перейти границу и оказаться на Их территории, отыскать Марка, тем самым отдав себя Им на растерзание, потому что, как всегда, путешествие на ту сторону ослабит защиту, и они вырвутся на волю; либо оставить все, как есть и дать Марку умереть, но сохранив при этом рассудок, и заперев Монстров обратно в клетку.

Нина нутром чуяла необходимость спасти Марка, и недовольство Монстров только поддерживало в ней эту уверенность. В последнее время она все делала Им наперекор. Был в этом какой-то сакральный смысл, словно каждое ее неповиновение спасало ее душу от ада.

Нину бросило в жар. Надо торопиться. Она склонилась к Марку точно так же, как в тот день – к Тори. Закрыв глаза, и прикоснувшись лбом ко лбу Марка, Нина отправилась на его поиски.

***

– Эй, гнусавый мямля, поди сюда! – крикнул худощавый рыжий мальчуган.

Светловолосый малыш с большими голубыми глазами замер на месте. Его опять побьют. Ему всего восемь, и его перевели из приюта в интернат всего пару месяцев назад, а его уже дважды избили. Первый раз в туалете – он слишком долго занимал нужный Шпале писуар, хотя рядом стояли еще с дюжину свободных. Второй раз – на игровой площадке во дворе: Марк сидел на излюбленном месте Шпалы. И вот сейчас Марк походу опять оказался там, где помешал этому рыжему задире.

– На самом деле я картавил, а не гнусавил, – сказал взрослый Марк, наблюдавший за сценой со стороны.

Нина стояла рядом с ним и покорно смотрела то, что он хотел ей показать. Мертвые любят поведывать о своих жизнях.

– Но он был тупой и не представлял, чем отличается гнусавость от картавости, – посмеялся Марк.

Рыжий с двумя своими такими же разъяренными шестерками приблизился к малышу Марку и выбил поднос с едой из маленьких рук. Нина рассмотрела два прямых длинных шрама, пересекавших лицо драчуна, точно параллельные рельсы.

– Его настоящее имя было Дьякон. Идиотское имя, правда? – Марк продолжал рассказывать. – Поэтому он придумал себе, как ему казалось, грозное прозвище – Шпала, в честь своего шрама, которым наградил его отчим.

– Ты что тупой? Я тебе говорил, здесь не ходить! Это мой проход! – крикнул Дьякон на Марка и толкнул его.

– Почему сюда? – спросила Нина у рядом стоящего Марка, продолжая наблюдать за сценой, произошедшей в интернате тридцать лет назад. – Обычно люди приходят в те моменты, в которые были счастливы.

– О, я был счастлив тогда! Вон, смотри! – Марк указал на приблизившегося эпицентру склоки темноволосого подростка лет пятнадцати.

– Это – Илларион или просто – Лари, – добавил Марк.

– Вали отсюда, рыжий! – тихо огрызнулся Лари.

Лари был младше Дьякона, но возраст в интернате не имеет значение. Важна лишь твоя свирепость.

– Нашел себе сучку? – Шпала пытался храбриться пошлыми шутками.

Из рукава Лари блеснула заточка.

– Исполосую, урод! – прошипел он.

В глазах Дьякона заиграл страх. Нина поняла, что Лари был в интернате одним из тех опасных одиночек, которые дают отпор целым бандам. Их стараются избегать и лишь изредка, словно прощупывая почву (а не потеряла ли она твердость?), задирают трусливыми нападками. И хоть рыжий был на две головы выше Лари, эта мелюзга была ему не по зубам.

– Потом он рассказывал мне, что увидел во мне что-то, – Марк ухмыльнулся. – Они все что-то видят во мне. Невинность, которую нужно защищать. Безгрешность, непорочность. Они называли это по-разному. Глупо, правда? Я распространяю наркотики, убиваю людей, а они зовут меня Ангелом.

В череде сменяющих друг друга спутанных образов, словно Марк хотел поделиться своими тягостными тайнами, но в то же время стыдился их, Нина рассмотрела каждую деталь, как бы Марк ни старался их скрыть. Здесь ей не представляет трудности разглядеть секрет.

Лари был хорошим парнем. И он никогда не обижал Марка, никогда не причинял ему боли. А то, какой характер приобрели их отношения, можно объяснить многими причинами: страх потерять покровителя, проявление дружеских чувств, благодарность, сострадание. Марк был слишком мал, чтобы понять суть происходящего, но в очень скором времени после первого сексуального контакта с Лари Марк начал взрослеть быстрыми темпами. Не физически, а умственно.

Странно, но полноценное взросление человека происходит именно после начала половой жизни. Не зря говорят, что первый половой акт – это первая веха на пути к статусу «взрослый». В организме меняются механизмы восприятия людей и их взаимоотношений. Теперь к видению мира присоединяется призма «секс», как одна из ведущих. Все-таки наиважнейший инстинкт продолжения рода – это ключевая основа существования человечества.

Лари, взяв Марка под свое покровительство, не только избавил того от страха перед интернатовскими отморозками, но и многому научил. Уроки выживания, которые Лари извлек из собственной жизни, Марк запомнил навсегда. Именно благодаря закалке, которой Лари подвергал Марка, он смог вырваться на свободу.

Перед глазами установилась новая картина. Теперь Нина и Марк находились посреди спальни, уставленной двумя десятками двухъярусных металлических кроватей, застеленных по-солдатски. Нина сразу определила ту, что принадлежала Марку – верхний ярус в самом дальнем углу.

– Кто это? – спросила Нина, указав на черно-белый снимок, прикрепленный к стене у изголовья.

– Должно быть, моя мама. Я никогда не знал точно. Лари выкрал эту фотографию для меня из личного дела.

С потрепанного снимка на них смотрела темноволосая улыбающаяся девушка, совсем молодая.

– Мне говорили, что ее лишили родительских прав из-за алкоголизма.

Марк верил в это. Но, как уже было сказано, на пограничье Нине открывались многие тайны, словно пелена, наконец, сползала с глаз. Она увидела, обезумевшую от горя девушку, запершуюся вместе с трехгодовалым Марком в автомобиле. Марк сидел у нее на коленях, уткнувшись в шею матери и тихо посапывал, пока она напевала ему колыбельную. Ее голос дрожал, и из-за кома в горле ей было очень трудно напевать мотив, но она должна была ради сына. Чтобы успокоить его. Чтобы он уснул быстрее, чем запаникует от концентрированного запаха выхлопных газов, которые с каждой минутой заполняли запертый автомобиль в гараже через пластиковую трубку, проведенную самой матерью Марка от выхлопной трубы в салон.

О нет—нет! Не подумайте! Она была прекрасной доброй женщиной! Она обожала Марка так, как не обожала свое дитя ни одна мать в мире! Но горе от разбитого сердца свело ее с ума, и она решила дать мужу свободу, которой он так грезил: жить без забот и забавляться, не обремененный тяжестью семьи. Любовь женщины к мужу была воистину безграничной.

К счастью, едкий запах скопившихся выхлопных газов учуяли соседи и вызвали пожарных. Они успели спасти Марка, который тихо умирал в объятиях уже мертвой женщины. Два месяца он провел в больнице, а потом его отправили в детский приют. Его отец так и не пришел за ним.

– Скажи мне, где она сейчас? – спросил Марк, разглядывая потускневший снимок самоубийцы.

– Она мертва…

– Хм… наверное, я должен сказать, и поделом ей?

– Нет. Она любила тебя…

– Я знаю… я всегда это чувствовал, – Марк закрыл глаза, скрывая слезы облегчения. – Люди думали, что я не могу ее помнить, я был слишком мал, и мои воспоминания – это созданные мною же образы. Но я знаю, что это не так. Я помню ее. Она любила меня.

«Сосчитай пушистых барашков!», – прозвучал ласковый женский голос где-то в нежных воспоминаниях Марка о детстве, в которых молодая девушка в белоснежном полушубке держала малыша Марка на руках, пока он считал пушистые цветки вербы.

– Через два года Лари уехал в составе гуманитарной миссии куда-то на восток, – продолжил Марк.

И с тех пор все изменилось.

В этих словах таилось глубокое бесконечное горе от потери любимого человека. Марк был разбит. Ни к чему говорить, что как только Марк остался без покровительства Лари, Шпала незамедлительно начал вымещать всю ярость, накопленную за эти года невозможностью подступиться к ангелу. Он собирал компанию из четырех, а то и из шести отморозков, которые избивали Марка до полусмерти. Марк физически не мог дать отпор такому количеству противников. А Шпала знал, что останься он в поединке с ним один на один, то, несомненно, бы проиграл.

Побои длились в течение года. Бесконечная череда переломанных костей и палат, где его выхаживали ради того, чтобы он снова был избит. Равнодушие или боязнь мести со стороны интернатовской шпаны заставляли взрослых обходить конфликт стороной. Они считали дни до выпуска Шпалы из интерната, и это все, на что они были способны. Но, к счастью, Марк сам избавил их от неудобной ситуации.

– Как ты думаешь, ангелы умеют мстить? – спросил Марк, присев на кровать, разглядывая интернатовскую спальню.

– Я думаю, нет. Ангелы олицетворяют всепрощение, отпускание обиды. Они не должны мстить, – размышлял Марк, – потому что если уж невинные ангелы предрасположены к мести, тогда в этом мире, вообще, нет ничего хорошего. Ведь так?

Нина молчала. Она хотела выслушать мысли Марка, не перебивая.

– Но в таком случае возникает противоречие. Получается, я – далеко не ангел…

В ту же секунду спальню охватил яростный огонь. Языки пламени с грохотом выбили стекла в окнах, Нина даже рефлекторно пригнулась, словно осколки могли поранить ее в этом мире. Где-то в коридорах слышались детские крики и плач.

– Валери, прыгай! Прыгай, не бойся! Я поймаю тебя! – кричал невидимый мужчина внизу.

Плач, стоны, паника и всепожирающий беспощадный огонь, не делающий различий между взрослым и ребенком.

Нину охватило отчаяние. Она не могла поверить. Марк! Не может быть! Ты не мог этого сделать! Ведь ты всегда такой добрый и мягкий! Как же так? Как же тебя должно быть измучили в этом месте?!

В возникшей суматохе Марк сбежал из интерната. Позже он узнал, что его поджог стоил жизни семерых детей и одного педагога. Как бы он ни желал, но Шпала уцелел. И тогда Марк впал в полное уныние. После того как остыли стены детдома и голова Марка, он понял, что натворил. Невинные жизни были загублены ужасной смертью из-за его желания отомстить. Но хуже всего было осознание того, что объект мести был жив-здоров, а значит, он убил восьмерых ни в чем неповинных людей абсолютно зазря. Угрызения совести съедали Марка, отхватывая все больше кусков от его желания жить.

Нина наблюдала за одиноким мальчуганом в дырявой желтой куртке и грязной вязанной шапчонке, сидевшим в закиданном мусорными мешками переулке. Он играл с зажигалкой и беззвучно оплакивал свою жизнь, словно уже похоронил ее.

– Думаешь, я жалел тех несчастных сгоревших детей? – спросил мальчик, продолжая сосредоточенно играть зажигалкой.

Нина обернулась. Взрослого Марка нигде не было. Видимо, Марк очень часто приходил в это воспоминание, где его взрослая личность объединялась с десятилетним Марком, и он снова и снова переживал те эмоции, что охватили его в этом вонючем проулке.

– Нет. Я был разбит отъездом Лари. Он оставил меня. Я снова был один на один с этой дерьмовой жизнью, – говорил мальчик и плакал.

Потом он медленно встал и посмотрел на Нину снизу вверх. Его ярко-голубые глаза источали потоки невыносимого горя, а нескончаемые ручьи слез изливали душевную кровь из не заживаемых невидимых ран.

– Я не мог с этим справиться. Мне не хватало сил сопротивляться. Я был слабаком.

Нина знала, что он собирается показать. И, как по заказу, из-за угла вынырнули четверо насильников.

– Может, это божье наказание? Рудольф бы так сказал, – говорил мальчик, уставившись на Нину пустыми глазами.

Подонки схватили Марка и начали срывать с него брюки. А он просто стоял и смотрел на Нину, смирившись с тем, что он бессилен даже во снах дать им отпор. Он – слабак.

Марк не произнес ни звука, пока четверо ублюдков долбили его в зад. Скорее всего, на самом деле он кричал и рыдал от боли, но в воспоминаниях такие мелочи редко всплывают. Четко помнится лишь самое главное событие, за которое и держится память.

Нине было противно наблюдать за происходящим, но глаза Марка неотрывно следили за ней, и она знала, что не может показать ему свое отвращение, как бы тяжело ей не было. Она из последних сил сдерживала слезы, сглатывая соленые комья, скопившиеся в глотке. Она должна доказать Марку, что то, что произошло с ним, она не находит ужасным, мерзким, чудовищным. Она должна доказать, что не винит его в ужасных смертях, даже если это не так. Но самое главное, что она должна доказать, это – то, что она любит его, несмотря на открывшиеся факты его биографии.

Все исчезли. Пустой проулок замер. Не слышно ни звуков, ни запахов. Нина будто оказалась посреди искусственных декораций. Откуда-то сзади снова повеяло насыщенным запахом смерти.

Нина понимала, что происходит. Они теряют Марка.

***

– Продолжай! – медленно и громогласно приказала Нина.

– Это бесполезно! Он не дышит! – пытался оправдаться один из мужчин.

– Продолжай! – повторила Нина, не отрывая своего лица от лица Марка, прижавшись к нему так сильно, словно боялась потерять его разум.

Эрик и Роберт пришли на смену. Реанимация продолжилась.

***

– Нина, я умер? – спросил Марк, но Нина не видела его.

Она больше ничего не видела. Вокруг был лишь непроглядный мрак и его голос. Мозг умирал и больше не имел сил воспроизводить картинки.

– Еще нет, – честно ответила Нина.

– Что ждет меня, когда я окажусь там?

– Не знаю. Я никогда не бывала дальше этого места.

Но она прекрасно знала, что за этим пограничьем, где она еще была в состоянии поймать разум человека, будет только смерть. Она чувствовала ее присутствие, пронзающее все вокруг. Долго здесь не задержишься. На выбор предоставлено всего несколько мгновений, и если промедлишь, тебя утащат за пределы мира живых. Смерть бескомпромиссна.

– Я думал, что, когда окажусь здесь, буду бояться наказания. Странно. Но я совершенно не ощущаю страха. Я чувствую облегчение… за то, что буду наказан. Я рад, что получу по заслугам. Значит, вот оно какое – воздаяние за грехи? Моя совесть – мое наказание? Осознание моих грехов, прозрение и есть возмездие?

– Марк, нет в тех событиях божьего умысла. Это просто жизнь. И ты справлялся с ней по-своему. Ты будешь жалеть о многом. Но мы все жалеем. Я не помогу тебе с искуплением грехов, Марк. Никто не поможет. Только ты сам. Ты можешь остаться здесь, и тебя унесет дальше к твоей совести и прозрению. Я не знаю, что ждет тебя там, ты безвозвратно исчезнешь. Но я знаю, что тебя ждет здесь. Твой дом. Люди, которые безумно любят тебя, и которые не могут отпустить тебя, потому что ты им нужен. Такой, как есть, ни больше, ни меньше.

Марк молчал, но Нина чувствовала, что он слышит ее.

– Ты запутался. Ты не видишь ничего хорошего в себе. И это печально. Твоя мама видела в тебе много хорошего, но ты забыл.

Марк продолжал молчать.

– Пойдем со мной… Ты всегда успеешь вернуться к своему наказанию.

Нина прошептала куда-то в темноту. И вдруг почувствовала, как ладонь Марка сжала ее руку.

***

Прошло уже больше двадцати минут с начала реанимации. Выдохлись все. Но никто не остановился. Эрик пропотел насквозь, отчаянно прогибая грудь Марка в попытке заставить сердце снова биться. Роберт четко высчитывал точное количество прогибов Эрика и делал вдохи.

Все смотрели на Нину. Она, точно монитор, демонстрирующий пульс, замерла, прикоснувшись лицом к лицу Марка. Что она делает? Что она слышит? Эффективны ли их усилия?

Никто не знал. Они просто ждали, боясь признать поражение.

Наконец, Нина открыла глаза и медленно поднялась. Она неотрывно смотрела Марку в лицо, перебирая меж пальцами его белоснежные кудряшки.

– Марк, проснись, – прошептала она.

И вдруг Марк закатил глаза и начал откашливаться.

– Твою мать! Сработало!

– Он жив!

– Дыши, Марк!

– Давай, брат, дыши!

Со всех сторон звучали возгласы, вздохнувших с облегчением, мужчин. Они не верили глазам.

– Бог на твоей стороне, брат! – восклицали мужчины.

Они перевернули Марка и хлопали того по спине, пока Марк высвобождал легкие от воды надрывным кашлем.

– Он жив! Он Жив! Хвала тебе, Господи! Спасибо! – повторял Рудольф.

Марка осторожно отнесли к машинам, где обернули одеялами и экстренно направились к Левию. Он снова потерял сознание, и Рудольф не убирал палец с пульса на шее друга, боясь потерять того во второй раз.

Вереница автомобилей направилась обратно в город, лишившись одного железного коня в погоне – джип Эрика так и остался в яме. Эрик сидел возле Роберта, Нина – сзади, и они возвращались на поле очередной битвы.

Эрик разорвет в клочья того, кто стоит за всем этим. Он отомстит за Марка. И эта месть будет долгой.

Эрик провел у постели Марка всю ночь. Он вызвался первым дежурить у Левия, на случай пробуждения друга. Но солнце уже близилось к зениту, а Марк продолжал спать. Левий сказал, что он проспит еще долго, возможно, даже пару дней. Сейчас он вне опасности, но ему предстояло длительное лечение: несколько дней в кислородной маске, курс антибиотиков и кортикоидов для предотвращения воспалений. Левий настаивал, что самое худшее позади. Марк будет жить.

На смену Эрику пришел Роберт. Он похлопал клюющего носом друга по плечу, мол, настала его очередь. Эрик едва взглянул на Роберта, но даже этого мимолетного взгляда было достаточно, чтобы понять, что Роберт тоже не спал. И его сменный пахнущий свежестью костюм и отсутствие щетины не могли скрыть его усталость, как бы он ни старался обмануть.

Он всю ночь провел за кухонным столом, попивая коньяк. Он снова впал в длительные раздумья насчет того, что ему делать дальше. Дом на побережье ждал его приезда, а Роберт все никак не мог оторваться от стула, не мог принять решение. Еще днем он судорожно отсчитывал часы до того момента, как разойдутся гости, чтобы закинуть сумки в машину и навсегда покинуть эти места, которые из родных вдруг превратились во вражеские, словно сама земля стала отравленной от гниющего в ней трупа невесты. Но они едва не потеряли Марка, и это все изменило.

Роберт, наконец, почувствовал, какую ответственность собрался возложить на плечи друзей, на плечи Эрика. Роберт понял, что был не прав, кидая обвинения в адрес Эрика в том, что тот печется лишь о себе. Все эти годы он защищал их всех пятерых от смерти, и то, что Марк чуть не умер, доказывает то, что Эрику нужна помощь. Когда Роберт зашел в спальню, в темноте он нечаянно пнул две дорожные сумки, ожидающие его приезда, также как и дом у моря. Роберт помедлил немного, потом поднял их с пола и поставил на кровать. Через несколько минут сумки были разобраны.

Никто не спал этой ночью. Они еще никогда не были так близки к тому, чтобы потерять одного из них. Дэсмонд-то, вообще, зарядился энергией, когда ему сообщили о том, что произошло с Марком. Симону предстоял нелегкий отход в мир иной.

Рудольф, едва зайдя в дом, тут же направился в спальню дочерей. Он бережно перенес их спящие тела в свою спальню одну за другой и уложил между собой и Зариной.

– Ты что делаешь? – сонно спросил жена, не понимая, что происходит.

– Хочу поспать со всеми вами вместе, как раньше, – ответил Рудольф.

Зарину ответ устроил, а может, она так и не проснулась до конца, чтобы осознать смысл происходящего, и снова уткнулась в подушку. Рудольф лег, не раздеваясь, обнял всех своих дам, насколько хватало рук, уткнулся в кудрявые волосы Амины – своей младшенькой, и дал волю слезам.

Эрик зашел к себе в апартаменты. Он еле держался на ногах. Войдя в гостиную, он увидел Фидо – самого крепкого из всех его людей – которого оставил для наблюдения за Ниной.

– Как она? – спросил Эрик.

Лысый с невероятно толстыми кустистыми черными бровями Фидо ответил хриплым басом:

– Из спальни не выходила.

Эрик кивнул и прошагал к спальне Нины. Он замешкался, прежде чем постучал. Он не любил заходить в ее комнату, зная, что ненароком принесет к ней видения.

– Нина? – спросил он, открыв дверь.

Простыни на кровати смяты, значит, она все же ложилась спать. Но оглядев спальню, не нашел ее. Пришлось войти. Обнаружить ее было несложно. Белоснежный пеньюар блестел даже в темноте. Она сидела на полу у стены возле кровати, упершись головой в подлокотник кресла. Ноги согнуты, волосы растрепаны. Лицо блестело от пота.

Эрик осторожно подкрался, точно боялся спугнуть добычу, и присел возле девушки.

– Нина, что с тобой? – шепотом спросил он, боясь потревожить ее сон.

Но она, разумеется, не спала. Ее частое тяжелое дыхание и блестящее от пота лицо свидетельствовало о каком-то недомогании. Нина медленно открыла глаза, перевела взгляд опухших глаз на вторженца.

– Я пробыла там слишком долго… Они рвутся наружу… – изнемогая, выпалила Нина.

Эрик приблизился к Нине.

– Может, дать лекарства? – спросил он.

– Ты ведь несерьезно? – ответила Нина вопросом на вопрос.

Она была права. Они ведь испытывают ее способности противостоять Монстрам без лекарств. Вот и случай как раз подвернулся. Хоть и совсем не такой, как они ожидали.

– Чем помочь тебе, Нина? – Эрик места не находил из-за своей немощи.

Нина дернула головой, точно избавляясь от невидимых назойливых мух.

– Просто, побудь рядом… Мне кажется, они боятся тебя…

Эрик сел возле Нины, осторожно положил ее голову себе на грудь и приобнял, давая себе этими маленькими простыми движениями время, чтобы подобрать какое-нибудь подходящее воспоминание. Сейчас ей нужно показать что-то забавное, невинное и доброе. То, что ему самому доставляет удовольствие.

– Завтра станет лучше, Нина. Вот увидишь, завтра станет лучше, – приговаривал Эрик, поглаживая девушку по плечу.

Вот только на самом деле он не испытывал никаких оптимистичных чувств насчет завтрашнего дня.

4. Антропологический психолог

– Я не понимаю, – уже в сотый раз произнес Карим.

Он сидел в своем затхлом убежище под изнемогающим от старости баром возле трассы. Каждый раз, как рядом проезжала какая-нибудь фура, все его царство сотрясалось от землетрясения и грозило похоронить его в этом средоточии зловония и мышиного помета.

– Не понимаю, – снова повторил он.

Плечо пронзила острая боль. Карим отточенными движениями вытащил из кармана пузырек и закинул в рот горсть таблеток.

– Здесь и думать не надо, крыса у нас завелась, – прохрипел Арн, сидящий в кресле за столом напротив Карима. С тех пор, как Карим допустил его в свои планы, Арн прочно засел в штабе. Его люди даже откопали ему новое кожаное кресло, черт знает, откуда. Но сейчас Карима этот факт мало интересовал.

– Но получается, что это – твоя крыса! Твои люди занимались похищением педика, и только они об этом знали! – процедил сквозь зубы Карим.

– Не исключено, что за ними следил кто-то из твоих людей! – Арн не желал отступать и брать вину за неудачу на себя.

– Что ж, тогда твои бойцы – не такие уж и профессионалы, если не смогли заметить слежку!

– Пусть так! Но крыс среди моих людей нет! Каждого бойца босс отбирал лично, или ты хочешь поставить его авторитет под сомнение?

Карим раздраженно прищурился. Попытки Арна уличить Карима в неуважении босса бесили его до безумия.

– Поставлю, если окажется, что крыса – из твоих людей! – Карим брызнул слюной. Он не собирается идти на поводу у этого северянина и демонстрировать свой страх перед боссом.

Арн взял со стола бутылку виски и разлил по двум стаканам.

– Ладно, – Арн протянул один стакан Кариму, словно в знак примирения, – в любом случае вторая часть плана сработала, как надо, и босс очень доволен.

Карим чуть помедлил, но все же принял стакан из рук ненавистного напарника. Они подняли стаканы и в ту же секунду осушили.

– Согласен. Вдвоем у нас неплохо получилось, – Карим причмокнул.

– Босс не знает о провале с Марком, предлагаю не говорить ему до тех пор, пока не найдем предателя.

Карим кивнул.

– Сами найдем и сами накажем, – согласился он.

Разговор прервал вошедший боец с ноутбуком в руках – один из компьютерных техников. Русые волосы до плеч и густая растительность на лице – точная копия своих собратьев – бойцов-северян.

– Мы обнаружили кое-что интересное, – прогремел боец.

Карим слегка поежился. У этих бойцов даже голоса одинаковые: хриплые, басовитые, грудные, как и положено викингам.

– Что там, Руни? – Арн пригласил компьютерщика за стол.

Тот уверенно прошагал внутрь, расположил ноутбук так, чтобы все видели и начал.

– Мы просмотрели все видеокамеры по пути следования машин до восточного съезда к озеру, – начал Руни.

Карим смотрел на экран и видел множество черно-белых фрагментов городских улиц и дорог.

– Мы не заметили никакой подозрительной машины, которая могла бы следить за ребятами.

– Значит, плохо смотрели! – выругался Карим. – Она должна быть! Как-то же Эрик узнал, где найти своего Ангела!

– Мы нашли кое-что другое, кое-что интереснее, – терпеливо ответил Руни.

Арн и Карим придвинулись поближе к экрану.

– Вот, мы собрали эти кадры, – Руни демонстрировал короткие нарезки видео с камер наблюдения. – Вот эти четыре джипа – это Эрик с компанией спешат на помощь к Марку.

– И что тут интересного? – не понимал Карим.

– Они едут по тому же пути, что ехали наши ребята, когда везли этого гомика на озеро, – ответил Руни.

Все стихли. Карим и Арн следили за джипами, разрывающие ночь своими яркими фарами. Они один за другим торопились по городским улицам, однажды второй джип даже въехал в зад первому.

– Вот это да! – воскликнул Арн.

– Ты тоже заметил? – Руни хитро улыбнулся.

Карим не понимал.

– Что заметил? Что тут интересного?

– А ты вглядись! – Арн ткнул в несколько видеороликов. – Они не знают, куда ехать! Их словно кто-то ведет!

Карим сосредоточился на фрагментах и тут же понял, что северяне правы! Лидирующий джип то и дело резко тормозил, возвращался на предыдущий перекресток и поворачивал. И так несколько раз, словно они внезапно теряли след и возвращались обратно.

– Что это все значит? – недоумевал Карим.

Арн лихорадочно перебирал варианты.

– Это значит, что мои ребята тут ни при чем! – довольно воскликнул он.

Карим злостно уставился на Арна.

– Эрик не знал точное местоположение Марка, его кто-то наводил на след моих ребят. Только я не понимаю, как. Ведь разница во времени почти четыре часа!

– Я думаю, кто-то сообщил Эрику номер и марку машины, и он также, как и мы сейчас, отслеживал их перемещение по записям с камер наблюдения, – предположил Руни.

– Да, это объясняет его точное следование по маршруту наших ребят, – согласился Арн.

Карим задумался.

– Значит, крыса сообщила Эрику номер БМВ, и он выследил его по записям, – размышлял Карим. – Во сколько они отправились за Марком?

– В двадцать два тридцать четыре их джипы впервые мелькают на записях, – ответил Руни.

– Надо проверить всех наших людей, кто что в это время делал, – предложил Карим.

– И проверять не надо, мы все собрались на складе отсиживаться после заварушки! – ответил Арн.

Но Карим надменно улыбнулся и ответил

– Не все, – Карим был доволен собой, ведь он только что сократил количество подозреваемых. – Из порта вернулось на семь человек меньше.

Арну не понадобилось много времени, чтобы понять, к чему клонит его коллега.

– Но они же все погибли там! – возразил Руни.

– Мы не знаем этого наверняка, – согласился Арн.

– Вот когда вы предоставите мне эти семь трупов, тогда я поверю в их смерть!

– Руни, залезь в базу данных судмедэкспертизы, найди заключения о смерти всех семерых и их фотографии, – командовал Арн.

– Это будет нелегко. За делом пристально следят все: от обывателей до президента!

– Я понимаю, но нам надо найти крысу!

Руни неуверенно кивнул и удалился.

– Не понимаю, почему крыса не сообщила Эрику о Марке раньше, – произнес Карим.

– Скорее всего, не подвернулась возможность позвонить так, чтобы не вызвать подозрений. А в порту он воспользовался общей суматохой и залег на дно, чтобы потом связаться с Эриком, – предположил Арн.

– Что ж, в любом случае, рано себя со счетов не сбрасывай, – ухмыльнулся Карим. – Твои люди все еще под подозрением.

Карим разлил виски по стаканам и протянул один товарищу. Но в этот раз Арн принял символ перемирия с меньшим энтузиазмом.

***

– Эрик, машина готова, – отрапортовал Фидо.

– Спасибо, любимый, – ответил Эрик.

Сегодня настроение у него было боевым и задорным. Он только что узнал, что Роберт переехал в свои апартаменты в городе, а треклятый дом с газоном и недостроенным бассейном выставил на продажу. Эрик все еще испытывал угрызения совести насчет Лидии, но то, что Роберт передумал и решил остаться, сняло груз с души, и Эрик вздохнул с облегчением. Хоть одной проблемой меньше. Сейчас им, как никогда, следует держаться друг за друга. Пастаргаи уже предприняли попытку их разъединить, нельзя позволять им сделать это снова!

Эрик постучал в спальню Нины.

– Нина, ты готова? – позвал он, заглядывая внутрь.

Нина сидела на прикроватном пуфе и застегивала туфли. Но тут же выпрямилась, словно застигнутая на месте преступления, когда Эрик вошел в спальню. Ее всегда поражала уверенность людей входить в помещение сразу после стука, словно стук был каким-то непреложным правом на вход.

– Мы готовы ехать…Эй! – воскликнул Эрик.

Он тут же увидел причину стеснения Нины – она застегивала пряжки на очаровательных красных туфлях на тонкой шпильке.

– Ты, наконец, решила надеть каблуки! – радостно объявил Эрик.

Нина слегка потупилась. Она не хотела, чтобы Эрик видел, как она готовится к выходу, словно он прервал тайный обряд, который нельзя раскрывать мужчинам.

– Не могу проткнуть ремешок, – Нина сдалась.

– Давай помогу.

Эрик тут же сел в ногах Нины и принялся за истинно мужское дело: тыкать и совать.

– С новой кожей всегда так, – говорил он, борясь с пряжкой. – Надо несколько раз вставить язычок в отверстие туда-сюда, разносить немного, так сказать.

Эрик справился с туфлями гораздо быстрее Нины, и та в который раз уверилась в необходимости мужских рук под боком на всякий такой вот случай. Нина неуверенно встала и сделала пару шагов, испытывая ноги на прочность. Ты уверена, что готова подвергнуть их такой опасности, как шпилька? Хоть она и не высокая, все равно привычнее и удобнее ходить в балетках, а еще удобнее тапках, а босиком – так, вообще, рай! Но Нина твердо решила нарядиться в этот день. Сегодня был ее первый выход в люди! Эрик возьмет ее с собой в «Геенну», где у нее будет время познакомиться с этой обителью блеска, роскоши и денег. А также разврата, похоти и грязного криминала, пока Эрик будет на важной встрече со своими основными дилерами, во время которой посвятит тех в проблему с Пастаргаями.

– Выглядишь потрясающе!

Эрик не мог наглядеться на то, как похорошела Нина. Трикотажное платье яркого алого цвета с длинными рукавами, скрывающими торчащие кости в локтях и запястьях, длиною чуть ниже колен, которые тоже следовало скрывать по грозным настояниям Изабеллы. Эрик помог Нине надеть черное драповое пальто и завязать пояс.

– Стой так! – скомандовал Эрик.

– Что ты делаешь?

Нина не успела возразить, как Эрик щелкнул камерой телефона, и вспышка ослепила Нину на долю секунды.

– Отправлю Изи, она так слезно просила! Пусть гордится собой, – говорил Эрик, отправляя фотографию.

– Сомневаюсь, что она скажет что-нибудь приятное, – Нина была настроена скептически, вспоминая единственную пока что встречу с королевой моды.

Через минуту Эрик озадачено уставился на экран.

– Да, ты права. Она пишет: «С каких пор в платье от Валентино одевают мертвецов?»

Нина пожала плечами.

– О, а еще она пишет: «Какого черта оно не пользуется косметикой?»

Нина лишь вздохнула.

– О, а еще она пишет…

– Может, пойдем уже? – перебила Нина. Она уже поняла, что пишет Изи.

Нине жутко захотелось снять с себя все и облачиться в махровый халат и тапки! Глупая была затея!

– Да не обращай внимания! Это она так хвалит! – Эрик махнул рукой.

Сам Эрик не мог отвести глаз от Нины, она, действительно, выглядела великолепно.

Нина взяла расписной бархатистый клатч, в котором весело и дружно гремели таблетки от недомоганий вроде головной боли, желудочных колитов и тошноты, которые будут мучить ее до конца жизни из-за подорванного нейролептиками здоровья, обхватила локоть Эрика, возникший перед лицом так вовремя, потому что она собиралась проходить весь вечер на том, что в этом мире считается обязательным атрибутом каждой женщины, и они вместе направились навстречу приключениям.

Будучи в дороге, Эрик решил заехать к Марку, который уже два дня как лежал в постели под присмотром Левия, борясь с жаром и ангиной. Долгое пребывание в холодной воде имело-таки последствия, но Левий утверждал, что это самый лучший исход. По крайней мере, Марк не заболел пневмонией.

Эрик сел возле кровати, на которой спал Марк. За эти два дня белесая щетина отросла, и солнечный свет игриво подсвечивал редкий пушок на лице. Кудрявые волосы напротив, потускнели и спутались. Марк был бледен и покрыт легкой испариной, но ему определенно полегчало со вчерашнего дня.

Эрик оглядел спальню. Друзья регулярно навещали Марка, Эрик понял это по следам, что те оставляли за собой: вязанное покрывало – хобби Зарины, два Зиг Зауэра с рукояткой украшенной гравировкой «Ангел» – подарок Дэсмонда, букеты полевых цветов от Роберта, окончательно превратившегося в женщину, по всей видимости. Нина настояла купить пару веточек вербы, и теперь они стояли в вазе на прикроватной тумбе.

– Эрик, – прозвучал уставший шепот.

– Эй, дружище! Привет! – Эрик сжал руку Марка, кажется, она стала легкой, как пушинка.

– Мне так хреново, – прошептал Марк и тут же зашелся в раздирающем кашле.

– Ничего, потерпи чуток. Левий сказал, что через пару дней уже встанешь на ноги, – утешал Эрик.

Марк улыбнулся бледными губами, и сердце Эрика снова защемило.

– Нина, ты здесь? – позвал Марк.

Он не видел ее, Нина стояла возле окна так, что не попадала в его поле зрения, но он определенно чувствовал ее. Нина тихо приблизилась к кровати.

– Нина, я видел сон… – начал Марк, закрывая глаза.

Но Нина перебила его, положив руку на его горячий лоб.

– Это был всего лишь сон, – прошептала Нина.

Марк тяжело вздохнул и погрузился в очередной глубокий сон.

По дороге в клуб никто не произнес ни слова. Хотя Эрика раздирало любопытство, он очень хотел расспросить Нину о том, что произошло тогда на берегу озера. Никто не сомневался в том, что Нина не осталась в стороне от спасения жизни Марка. Рудольф сказал, что Нина отправилась за душой Марка и выдернула того из лап смерти, пока они пытались вернуть жизнь его телу. Рудольф, вообще, в последнее время стал звучать как-то зловеще со всеми этими разговорами о каких-то потусторонних силах, что окружают Нину. Остальные лишь отшучивались на этот счет, хотя, наверняка, были солидарны во мнениях с Рудольфом. Они предпочитали не говорить о том, что произошло в тот день, потому что странностей было не счесть: Нина направила их в порт, Нина нашла Марка. Одному богу известно каким образом ей это удалось. Она вернула его к жизни, а она точно приложила к этому руку, потому что Марк был мертв на протяжении двадцати минут. И то, что он все-таки выжил, никак иначе, как чудом не назовешь. Все просто сошлись на том, что им чертовски повезло, и вся эта затея Эрика – ввести Нину в их круг – перестала быть кретинизмом и превратилась в гениальную идею.

За один вечер Нина умудрилась перетянуть на свою сторону даже такого скептика как Роберт, который хоть и не признал ее способности вслух, но, наверняка, начал верить в них. Уж слишком много чудес натворила эта шизофреничная Алиса. Даже Фидо стал с опаской поглядывать на Нину, а он – военный до мозга костей, живущий по принципам рациональности и практичности. В его жизни не было места чудесам, но Эрик заметил, что и этот бугай начал терять здравый рассудок, а это значит, что вскоре среди всей бойцовской братии пойдут слухи о странностях Нины. Эрик вздохнул, главное, чтобы они не приняли ее за святую. Ему только паломников тут не хватало.

Наконец, они прибыли на место. Снова толпа охранников в черном, хотя на этот раз их стало больше. Эрик не на шутку перепугался за себя и своих друзей после того, что произошло с Марком. Нину обступили со всех сторон настолько плотно, что она даже не видела, куда ее ведут. Честно сказать, Нине стало не по себе, словно эти вояки не ее закрывают от мира, а мир – от нее. Они зашли через неприглядный торцевой вход и тут же очутились на лестничном пролете. Где-то за стенами слышалась заводная музыка, Нина прикусила губу от досады. Видимо, сегодня ей тоже не предстанет шанс оказаться у самого источника музыки, а ей так хотелось танцевать!

Потеряв счет поворотам и дверям, Нина просто волочилась за Эриком в окружении черных тел, ожидая, когда этот путь в никуда завершится. Нина была искренне удивлена, когда они вдруг оказались в просторном зале, заполненном людьми, а когда Эрик усадил ее за барную стойку и велел ждать его здесь, Нину охватил экстаз! Ты разве не запрешь ее в каком-нибудь подвале, пока будешь решать свои дела? Неужели ты позволишь ей сидеть среди живых людей? Незнакомых живых людей?

Нина с восторгом осматривала просторный паб, в котором собралось, по меньшей мере, пятьдесят счастливчиков, удостоенных чести быть сегодня вывернутыми наизнанку со всеми своими секретами и грешками! Они сидели за круглыми столиками из красного дерева, кто-то прятался в уединенных кабинках, другие сидели вдоль барных стоек. Приглушенное освещение превращало паб в мираж, переливающийся светом сквозь табачную пелену от дымящих сигар.

– Нина, сиди здесь и никуда не уходи, ты поняла? – объяснял Эрик. – Ты лучше меня знаешь, насколько сейчас опасно везде.

Нина, действительно, понимала это лучше остальных. А еще она понимала, что в данный момент опасностей вокруг нет никаких, кроме, разве что, надышаться табачным дымом и упиться каким-нибудь коньяком до тошноты.

– Фидо и Учтивый Карл останутся с тобой. Возле каждого выхода также стоят охранники. Это – наш давнишний бармен Карен, он тоже будет за тобой приглядывать, – объяснял Эрик, но потому с каким упоенным выражением лица Нина осматривала окрестности, он понял, что она едва его слушала.

– Нина! – серьезно позвал он и даже развернул ту за плечи, когда она уставилась на сцену, где Маргарет исполняла озорной блюз, подмигивая гостям.

– Послушай меня! – строго приказал Эрик.

Нина, наконец, обратила на него внимание.

– Все будет хорошо, не переживай, – спокойно ответила она. – Будь уверен, я почувствую опасность быстрее остальных.

Эрик выдохнул и даже ухмыльнулся своей параноидальной обеспокоенности. Он и забыл, что уж у кого-у кого, а у Нины больше шансов остаться в живых, чем у всех у них вместе взятых. Она все-таки здесь единственная, кто умеет видеть глазами врага в буквальном смысле.

Эрик кивнул своим людям, подмигнул Нине на прощание и исчез в темном коридоре с бойцами.

– Что тебе налить?

Нина обернулась. Искренняя улыбка бармена, скрытая наполовину донельзя ровными усами, предрасполагала к нему даже и без того, что Нина узнала о нем за считанные секунды. Ей понравился этот высокий смуглый брюнет турецкой внешности. Было что-то наивное в нем. В его жестах чувствовалась уверенность, в голосе – деликатность, во взгляде – доброта. И хотя он никогда не жил в Турции или в Азии, и уже в принципе считался коренным жителем города, восточные ароматы просачивались из каждого сантиметра его тела, из каждой секунды его жизни. Привычки, традиции, устои – все, что воспитывали в нем родители, шло от предков из давнишнего калена, и он не только уважал это воспитание, но и гордился им.

– Даже не знаю, я разрываюсь между желанием вкусить чего-то необычного и страхом разозлить свой гастрит, – также искренне ответила Нина.

– Хм, тогда я разрываюсь между желанием налить тебе водки и страхом перед твоим возрастом, – Карен улыбнулся.

Нина засмеялась и тут же поймала себя на мысли, что сегодня ей вдруг так радостно, а от чего – непонятно. Может, так действует легкая эйфория от того, что она, наконец, вышла из пребывания взаперти? За эти две недели она встретила людей больше, чем за все время, что жила в лечебнице. Жизнь вдруг превратилась из апатичного вялого размеренного болота в стремительный и загадочный ураган, таящий в себе бессчетное количество сюрпризов.

– Тогда как насчет воды со льдом? – предложила Нина.

– Потрясающий выбор! А для пикантности я вставлю туда зонтик! – Карен подмигнул Нине, и эйфория снова заблестела яркими красками.

После того как бармен обслужил Нину, он принялся за двух молчаливых бойцов. Карен также без слов поставил обоим по бутылке пива и скрылся в другом конце бара, спеша на помощь трем подвыпившим дамам.

Нина уже давно изучила Фидо вдоль и поперек. Сегодня этот солдат в третьем поколении ее мало интересовал. Она переключилась на «учтивого Карла», чей аристократизм вкупе со шрамом на лице заключали в себе загадку для всех окружающих. Все оказалось гораздо прозаичнее, чем они представляли. Нина даже пожалела об их несбывшихся предположениях, которые разобьются о еще одну историю о разбитом рыцарском сердце. К сожалению, с недавних трагичных событий Нина потеряла право рассказывать чьи-либо секреты всем подряд. Она хорошо усвоила этот урок, свисая с балкона вниз головой. Так что будем ждать, пока Эрик не спросит о Карле сам.

– Тебе чем-то помочь? – вежливо спросил Карл, заметив на себе пристальный взгляд Нины.

– Я только скажу, что вся эта история с твоим шрамом однажды спасет тебе жизнь, – ответила Нина и вернулась к своему стакану с водой и коктейльным зонтиком.

Бутылка пива замерла на полпути ко рту Карла. Он с опаской взглянул на Нину.

– Ты что, и вправду видишь мертвых? – осторожно просил он.

– Кто такое говорит? – искренне удивилась Нина.

– Да все! – ответил Фидо, тут же вклинившись в беседу. Он придвинулся к ним так близко, что почти влез ухом в рот Карлу.

– Это правда? – повторил вопрос Карл.

Нина лишь едва заметно кивнула.

– То ли мертвецы, то ли Сатана, сама не пойму. Но оттуда точно кто-то вещает, – пошутила Нина.

Но судя потому, что в ответ не раздалось ни смешка, пошутила она так себе. По их выражениям лиц она сделала вывод, что даже напугала их. Пора завязывать разговоры о своих талантах. Оказывается, здесь они пугают людей не меньше, чем в лечебнице. Скоро точно слухи поползут о ее способностях левитировать.

Через несколько минут в пабе замаячили силуэты знакомых мужчин в окружении еще одной солидной порции телохранителей.

– О, смотрите, кто у нас здесь! Привет! Здорово выглядишь! – Рудольф первый поздоровался с Ниной.

– Неужели, Эрик таки выпустил тебя из подземелья? – Дэсмонд был как всегда откровенен до мозга костей.

– Я и сама удивилась, – робко признала Нина.

– Это все Роберт, он уговорил Эрика выпустить тебя в люди, чтобы ты, так сказать, примерилась, принюхалась да и привыкла, – сказал Рудольф.

Нина удивленно вскинула брови. Роберт замолвил за нее слово? Она бредит или это все происходит на самом деле? Нина на всякий случай проверила на месте ли клатч с армией пилюль на случай очередных головокружений.

– Странно, что ты не знаешь, – Дэсмонд смерил ее наигранно подозрительным взглядом.

Нина улыбнулась.

– Было бы слишком легко, если бы я знала ответы на все вопросы, – ответила она.

– Ладно, не скучай!

Ребята исчезли в том же коридоре, куда ушел Эрик. Приятно было констатировать факт, что они больше не боятся ее как жалящей гадюки, готовой кинуться на них в любую секунду. Благодарность за Марка поубавила страха. И даже Роберт замолвил за нее слово! Это, вообще, фантастика! Хотя поразмыслив чуток, Нина поняла, что отнюдь не забота о Нине двигала Робертом. Он хотел, чтобы Нина как невидимый радар исследовала окрестности на наличие вражеского объекта. Чтобы Роберт позаботился о Нине? Роберт печется лишь о них пятерых, до Нины ему дела нет. И в доказательство ее мыслей появился Роберт, который просто прошел мимо, сделав вид, что она ему незнакома.

Нина тяжело вздохнула. Ну, по крайней мере, он больше не хочет ее прикончить, это уже что-то.

***

Эрик говорил уже около десяти минут. Он откровенно рассказал о том, как они подверглись опасности на складе, как Пастаргаи ловко уничтожили Вендские поля и нагло покушались на жизнь одного из пятерки. За все то время, что он разыгрывал из себя оратора, вовлеченного в философские рассуждения с самим собой о верности, равенстве и дружбе, его никто не перебил.

В темной переговорной с креслами, расставленными по периметру круглого стола, и заполненной дымом от сигар, сидели шестеро главных дилеров, которые заведовали всем товаром, что попадал в руки компании, распространяли его по разным уголкам города и за его пределами. Практически все они работали с Эриком с самого начала становления компании. Бенедикт и Ксавьер отвечали за все, что выходило из-под рук химика Винса: ЛСД, экстази, мет и его производные, и прочий химический компот. Бен и Икс, как называли их среди своих, приходились друг другу кузенами, и они были очень похожи друг на друга, вот только у одного была страсть красить волосы в пепельно-белый цвет, а у второго – в ярко-красный. Многие утверждали, что благодаря этому их только и различали между собой. Зибор и Куба – оба мексиканские иммигранты, нанятые Эриком после самой первой привезенной из родной страны партии кокаина. За двадцать с лишним лет, проведенных здесь, они утратили свой испанский акцент, и только загар выдавал в них выходцев с юга. Марик и Роман – приемники покойного Тадеуша, погибшего в перестрелке с военными десять лет назад на границе между Турцией и Ираном, когда Эрик использовал сухопутный путь для транспортировки героина с пакистанских полей. Тадеуш выучил своих адептов, как следует, и те быстро взяли поля под свой контроль. Они и разработали новый путь доставки героина, в обход Иранской границы, которая превратилась в непробиваемую коррупционными взятками стену в связи с обостренной внешнеполитической ситуацией.

Фактически эти шестеро мужчин и управляли целой империей. Они были руками Эрика. Он принимал решение, а его дилеры немедленно претворяли планы в жизнь. Задача Эрика и компании заключалась в максимальном облегчении проведения операций с товаром, процесс работы дилеров должен скользить, как по маслу, ничто не должно угрожать работе шестеренок. Подмазывание политиков, военных, полиции, таможенных служб и многих других – ответственность Эрика. Дилерам же оставалось лишь забирать товар у поставщика, размещать на складах и передавать заказчикам.

– Поэтому в первую очередь вам следует обезопасить себя самих, – произнес Эрик в заключение.

– Надо удвоить количество бойцов и усилить охрану складов, – сказал Марик, его черная щетина и орлиный нос напоминали покойного Тадеуша.

– Судя по тому, что ты рассказал, у Пастаргаев серьезная огневая мощь, – согласился Роман.

– Пулеметы Гатлинга? Серьезно? Я такие видел, только когда в армии служил, и то в музее! – фыркнул Ксавьер.

– Вы, вообще, что-нибудь слышали о Пастаргаях? – спросил Роберт.

Все замотали головами.

– Абсолютно ничего! Поэтому мы искренне удивлены твоим рассказом! – ответил за всех Зибор.

– Да. На улицах все спокойно и без изменений, – согласился Марик.

– Если они где-то и торгуют, то, скорее всего, в слепых зонах, – предположил Куба.

– Мы нашли пару точек в Старых Будовцах, где они появляются изредка.

С этими словами Роберт положил в центр стола фотографии, с которыми каждый смог ознакомиться.

– У нас есть пара ребят, промышляющих там химией по мелочи. Я попрошу, чтобы поспрашивали о них, – сказал Ксавьер, рассматривая фотографии с запечатленными на них членами банды Пастаргаев.

– Хорошо, но только будь осторожен! Не нужно облегчать Пастаргаям работу и наставлять их прицел на наших ребят! – заметил Рудольф.

– Не волнуйся! Эти ребята такие проныры, что канализационные крысы их за своих считают! В Будовцах по-другому не выжить.

– Что ты собираешься делать с портом? – спросил Зибор.

Эрик тяжело вздохнул. Это была его основная головная боль. С портом он потерял не только наркотрафик, но и подставил Абеля.

– В ближайшее время наладить поставки через море не представляется возможным, – грустно констатировал он.

– Можно воспользоваться нашим путем, – предложил Куба. – Наши корабли переплывают Атлантику и останавливаются в порту Малаги, оттуда мы переправляем товар частным грузовым самолетом.

– Не хотелось бы перегружать трафик, но скорее всего, пока что так и сделаем. Нам нельзя терять марокканский гашиш.

– Зибор, Куба, свяжитесь с Абелем и обсудите, насколько осуществим ваш план, – скомандовал Рудольф.

Мексиканцы кивнули.

– Как ты сказал, они назвали свой наркотик? – встрял Бенедикт.

– «Жгучий карлик».

– Точно тебе говорю! – Бенедикт обратился к брату.

– Да нет же! – упирался Ксавьер.

– Я тебе отвечаю!

– Она по-другому его называла!

Роберт перебил грызню двух братцев.

– О чем вы спорите?

– Короче! Завали! – Бенедикт махнул на Ксавьера рукой и начал рассказывать. – Ездил я недавно к нашей бабуле…

– Бабуля – это позывной? – уточнил Дэс.

– Нет, бабуля – это бабуля! Старая карга, которая печет пироги и носит шерстяные панталоны.

Все мужчины за столом перевели на Бенедикта насмешливые взгляды.

– Да, представьте! Я люблю нашу бабулю и наведываюсь к ней, как только появляется случай! Есть проблемы? – Бенедикт встретил мужские взгляды с вызовом.

Мужчины тут же замотали головами, но не все сдержали смешки.

– Это правда! Поглядите на его жирнющий живот! Прям как у моей тещи! – усмехнулся Ксавьер.

– Ближе к делу, – не стерпел Эрик.

– Так вот, – продолжил Бенедикт. – Бабуля наша сидит на метадоне, когда наступают холода – остеохондроз обостряется.

– А так как она живет на берегу Балтийского моря, то жрет она их постоянно. Наркоманка она, бабуля наша! – пояснял Ксавьер, он явно не испытывал к бабуле таких же теплых чувств, как его кузен.

– Да завали ты! Короче, так как наркотики там легализованы, она частенько покупает всякие новинки в определенных кофешопах, которые башляют несертифицированной химией…

– И все никак не подохнет, – снова вставил Ксавьер.

– Да завали ты, урод! – Бенедикта явно раздражало, когда обижали его бабулю.

– Сам завали, извращенец!

– Я люблю бабулю, потому что она – наша бабуля, пидор ты обсосанный!

– Так заткнитесь оба! Говори по делу, твою мать! – выругался Дэс.

Мужчины едва сдерживали смех. Их всегда забавляло наблюдать за ссорами этих двух братцев.

– Короче! Она сказала, что один гондон пытался ей какую-то розовую шнягу впарить, мол, боль снимает и в райские кущи отправляет не хуже экстази. Она запомнила, потому что название смешное, говорит, было. Что-то типа гнома или тролля. Вот я подумал, маразм то у нее крепчает, иной раз имя свое забывает, но ассоциативный ряд-то работает! Что если она про этого, как там?

– Жгучий карлик, – подсказал брат.

– Да! Вдруг она про этого карлика говорила?

Эрика чрезвычайно заинтересовал рассказ красноволосого.

– А ты можешь покопаться там у вас на родине, так чтобы незаметно? – спросил Эрик.

– Базаришь! У меня там не то что подвязы, друзья, родня и все такое.

– Бабулю в разведку отправь.

– Да заткнись ты, урод!

– Эрик, как только мы начнем спрашивать у людей на улицах про Пастаргаев, они сразу узнают об этом, – заметил Роман.

– Да, мы ведь их сами буквально пригласим на нашу территорию, – согласился Марик.

Все притихли. Даже разноцветные братья.

– Я понимаю твою обеспокоенность, но это единственный выход. Опухоль можно искоренить, только обнаружив ее. Иначе так и будем бороться с симптомами, а не с причиной, – сказал Эрик.

Мужчины закивали.

– Предлагаю немного поднапрячь мозги и проанализировать то, что вам удалось накопать на этих ублюдков, – сказал Роман.

– Макс, принеси карту, – приказал Рудольф бойцу. – Мы покажем вам, где обнаружили их склады. Может, у вас какие-нибудь идеи появятся.

– Эх, бабулю бы сюда, – подшутил Ксавьер.

– Да завали ты! – тут же прозвучало в ответ.

***

За одним из столов раздался бесцеремонный смех. Нина не смогла обделить его вниманием, уж слишком он был смелым и наглым. А наглость в этом заведении была мерилом грехов. Грех же – мерило интереса Нины. Она уже просканировала головы здешних обитателей и была приятно удовлетворена тем, что и ожидала здесь встретить. Кого тут только не было! Убийцы, насильники, педофилы, садисты, проститутки и, разумеется, наркоманы, спрятанные под масками главарей мафиозных группировок и синдикатов. Все они что-то делили между собой: деньги, товар, территорию, женщин. Нина разрывалась в бессчетном количестве невероятно интересных хитросплетений судеб этих людей. Прямо как бесплатное кабельное с драмами, трагедиями, боевиками, фильмами ужасов вперемешку с порно. С каждой исследованной головой Нина все больше поражалась тому, насколько деньги и власть разлагают человеческую душу, заражают развратом, словно гнилью, отравляют вседозволенностью и возможностью творить беспредел. Нина ухмыльнулась, Ян понятия не имел, куда отдавал ее!

Снова раздался знакомый нахальный смех. Нина обернулась. Необычайно толстый обрюзгший и донельзя омерзительный мужчина грузно развалился на софе в окружении не менее омерзительных типов. Редкие волосы, зачесанные набок, едва могли закрыть блестящую от пота лысину. Он смеялся, а второй подбородок вторил смеху, подобно дергающемуся желе. Подмышки красной рубашки пропотели насквозь, как и, в принципе, он сам. Даже находясь в двадцати метрах от мерзкого типа, Нина чувствовала тошнотворный кислый запах его пота. Он смачно затягивался сигарой и клубил дымом вальяжно и нахально, так словно все вокруг принадлежало ему.

Именно такой типаж привлекал Нину. В таких людях можно ковырять и ковырять и все равно жизни не хватит, чтобы докопаться до дна сквозь всю гнусь и погань, что они творили.

Он хвастал перед приятелями какими-то пошлыми шутками, до которых Нине не было дела. Она давно поняла, что именно ее привлекло в этом мерзком типе. От него шел чарующий запах похоти. Совсем не тот, что источают здешние парни в предвкушении удачной ночи, наблюдая за девушками, расхваливающими свои прелести обтягивающими нарядами. Запах противного толстосума был с наполнен нотками развратной удовлетворенности. И чем больше Нина наблюдала за ним, чем четче видела дымчатый след этой похоти.

Нина отпила воды. Зубы тотчас заныли от ледяной жидкости. Сейчас или никогда! У нее есть только один шанс незаметно сбежать. Фидо отлучился в туалет, Карен занят двумя джентльменами за стойкой в дальнем углу. Карл остался один, а с одиночками Нина умеет справляться.

Нина встала из-за стойки, Карл тут же вскочил перед ней.

– Эрик велел сидеть здесь, – пробасил двухметровый громила.

Нина посмотрела ему в глаза и зацепилась за нужный крючок в слабом мозгу.

– А я никуда не иду. Я сижу за барной стойкой и потягиваю воду из трубочки, – медленно проговорила Нина.

Охранник замялся. Он испытующе смотрел на нее, пока в голове укладывалась чужеродная мысль.

– А… ну, да, – только и сказал он и отступил, продолжая наблюдать за ненастоящей Ниной, сидящей на стуле и неторопливо попивающей воду.

Нина быстрым шагом направилась к двери, за которой исчезал след загадочного запаха.

За дверью оказалась лестница. Опять! Сколько же здесь этих тайных ходов? Точно замок с привидениями! Нина принюхалась. Запах усилился. Теперь он отдавал каким-то тяжелым мускусным ароматом, но Нина никак не могла понять, что это. Следуя за дымчатым следом, она спустилась на цокольный этаж, как ей показалось. Здесь снова была дверь. Дымка провела ее через коридор с несколькими поворотами, и привела к очередной двери. Но в этот раз дверь была очень красивая. Красное дерево было искусно отделано черными железными прутьями, создающими чудные завитки, листья и цветы. Нина принюхалась. О, да! Источник аромата – там! Нина повернула ручку, и дверь со скрипом отозвалась.

Она оказалась в просторном фойе. Из-за приглушенного света, Нина не сразу различила двух охранников стоявших возле нее. Они подозрительно осмотрели ее, но, поняв, что от подростка проблем явно не дождаться, потеряли к ней интерес, продолжив дискуссию, которую она перебила. Нина огляделась. Черные и красные тона контрастировали везде: на стенах, на паркете, на мебели и даже на женщине за широкой стойкой, с интересом изучающую незнакомку.

Нина прошагала к женщине-администратору. Ее длинные черные волосы были собраны в тугой хвост на затылке, а черное кожаное платье утягивало талию и обрисовывало объемистую грудь.

– Добрый вечер! Меня зовут Жоржетта, – произнесли пухлые красные губы. – Могу я взглянуть на Ваше удостоверение?

Ее глубокий бархатистый голос был точно подобран к ее месту работы. Она произнесла столько слов, а все, что мужчина бы услышал это: Секс! Секс! Секс!

– Мисс? Ваше удостоверение? – повторила администратор с ненастоящим именем.

Нина, наконец, отвлеклась от созерцания соблазнительной женской красоты и начала соображать. Удостоверение? Ну, конечно! В такие заведения не пустят без приглашения или без совершеннолетия. К сожалению, Нина не имела ни первого, ни второго. На ум пришла лишь кредитная карта, которую Эрик дал ей на всякие траты.

Худая бледная рука протянула золотую карточку.

Жоржетта недоверчиво взяла кредитную карточку и задержала дыхание.

– Так Вы от Эрика?! Простите, я не знала! – удивленно воскликнула администратор и протянула карточку обратно Нине. – Прошу Вас вот сюда!

Жанна проводила Нину к еще одной изящно украшенной металлическими изваяниями двери. Очередной охранник – гигант открыл дверь, и Нина вошла в обитель разврата.

Запахи и видения заполонили каждую точку ее сознания и поначалу Нина даже растерялась. Пришлось потрудиться, чтобы вернуть сознание в реальный мир. Нина прошла через коридор, украшенный статуями, застывшими в экстазе, и вошла в паб борделя.

Наконец, она определила запах, что привел ее сюда. Это была смесь из горящих ароматизированных палочек и смесей, крепкого алкоголя и невидимого для людей аромата потных тел. И женщины, женщины, женщины. Но не только женщины ублажали клиентов. «Геенна» предлагала развлечения на любой вкус, а потому мужчины здесь не уступали в популярности. Разных возрастов и разных цветов, разного роста и разного размера. Любовники на одну ночь были везде: за барной стойкой, кокетливо смеющиеся над несмешными шутками, за столиками, со всей серьезностью вникающие в кризисы фондовой биржи, в кабинках за прозрачными шторами, соблазняющие своими ухаживаниями и прикосновениями. И когда клиенты достигали кондиции – превращались в растекающееся желе – боги и богини уводили их в коридор за блестящей золотой аркой.

Нина так и застыла на мраморных ступенях, ведущих в обитель разврата. Наконец-то! Место, где можно утонуть в человеческих мерзостях! Она могла провести здесь вечность, изучая человеческие слабости, влечения, низости и гнусности. Все ее внутреннее естество трепетало от нескончаемого потока развратных картинок, сменяющих друг друга наперебой: мужчина с женщиной и мужчина с мужчиной, стоны и крики, довольные возгласы и молитвы о пощаде. Да здесь просто целая кладезь грехов! Их можно изучать всю жизнь!

Она бы так и продолжила пребывать на грани миров, если бы не обнаружила странную картину – она смотрела сама на себя. Вернее не она. Кто-то другой наблюдал за ней. И этот кто-то подходил все ближе и ближе.

– Привет! Меня зовут Мия, – звонкий голос прозвучал совсем рядом.

Нина открыла глаза и увидела перед собой молодую девушку. Каштановые волосы уложены в мягкие волны, темные брови и рыжие веснушки контрастировали с цветом волос, отчего стало ясно, что она урожденная брюнетка, большие карие глаза светились искренним любопытством.

– Ты здесь в первый раз? – продолжила Мия, не дождавшись ответа.

А Нина продолжала рассматривать девушку. Шифоновый комбинезон персикового цвета не скрывал бледность кожи, на которой четко проступали родинки, и откровенно выставлял напоказ ее пухлую грудь.

– Пойдем!

Мия схватила Нину за руку и повела в коридор за золотой аркой.

Коридор был настолько длинный, что Нине пришлось напрячь зрение, чтобы увидеть его конец, украшенный еще одной статуей нагой женщины. Стены испещрены десятками дверей, и Нина и не заметила, как Мия завела ее в одну из таких дверей и заперлась.

Мия передвигалась, как царица: все в этой комнате принадлежало ей. У Нины невольно захватило дух от огромного количества ярких цветов повсюду, словно она очутилась в какой-то средневековой турецкой спальне. Кровать с балдахином, козетки и пуфы – все расшито этническими узорами. Нина подошла к туалетному столику с огромным зеркалом. Столик был уставлен самыми разными емкостями, кисточками, палитрами.

– Это мой самый любимый аромат! – сказала Мия, взяла со стола бутылочку и прыснула на Нину.

Аромат тут же подействовал на все рецепторы Нины, и она едва удержалась на ногах – образы замелькали с невероятной скоростью, Нине пришлось даже ухватиться за столик, чтобы замедлить их навязчивым присутствием реальности.

Мия напряглась от того, что незнакомка склонилась над столиком и начала судорожно ловить ртом воздух.

– Эй, что с тобой? Мне позвать врача? – обеспокоенно заговорила Мия.

Но девушка лишь покачала головой и отстранилась, продолжая задыхаться. Она отошла от столика, ее зашатало, и она едва не потеряла равновесие. Мия тут же подхватила девушку под руки и уложила на козетку.

– Черт! У тебя, наверное, аллергия на парфюм! Вот я идиотка! Надо было спросить, прежде чем прыскать! – корила себя Мия и тотчас убежала в ванную.

Мия быстро обильно намочила одно из полотенец и уже неслась обратно.

Нина стала приходить в себя, когда девушка вытирала ей шею там, куда попали благовонные брызги. Хотя это было бессмысленным занятием, ведь Нина уже преодолела волну образов, поглотив их в себя, но Нина позволила девушке обтереть ее, успокоив таким образом.

– Вот так, – приговаривала Мия, – тебе лучше?

Нина бессильно кивнула. Когда приступ окончательно прошел, Нина смогла сесть.

– Как тебя зовут? – Мия протянула стакан воды.

– Нина.

– А я – Мия. Ты здесь одна?

Нина сделала пару глотков и ответила:

– Мой друг наверху.

– Ясно, – произнесла Мия с довольной ухмылкой, – а ты, значит, спустилась поразвлечься?

Но девушка не ответила и лишь пристально изучала собеседницу. Мия поразилась белизне глаз девушки, серебристые радужки едва выделялись на фоне белков, может, виной тому – освещение? Мию прошиб озноб от затылка до самого копчика, она рефлекторно дернула плечами и обернулась. Откуда сквозняк?

– Почему ты здесь? – вдруг спросила странная гостья.

Мия не сразу нашлась с ответом.

– Я здесь работаю, дорогуша, – ответила она, искренне потешаясь над наивностью Нины. – Кстати, раз уж мы об этом. Чем хочешь заняться? У тебя есть ровно час. На двенадцать у меня один постоянный клиент назначен. Так что не тяни.

Мия игриво подмигнула. Нине и гадать не пришлось, что она имела в виду. Всего за какие-то тридцать секунд образы рассказали о Мие гораздо больше, чем она бы сама успела за день.

– Я хочу знать, почему ты работаешь здесь, – пояснила Нина.

Мия села в кресло напротив и окинула Нину подозрительным взглядом.

– Тебя мои родители прислали, да? – спросила Мия.

Подозрения Мии были вполне обоснованы. Ее родители не уставали предпринимать попытки вернуть заблудшую дочь домой. Оба были знаменитыми в своих кругах адвокатами по семейному праву, работали с клиентами высоких классов, а потому жили в фешенебельном районе, где частные дома соревнуются между с собой в количестве этажей и квадратных метров. Отец нанимал частных детективов, психологов, даже полицейских, которые то и дело наведывались к Мие с одними и теми же вопросами «Что ты здесь делаешь? Зачем тебе это надо? Чего тебе не хватает?». А потом взахлеб рассказывали о том, как сильно родители ждут ее возвращения к прежней жизни и к прежнему благоразумию. Они оставались глухи к словам Мии о том, что все это она делает во имя науки. Ну, в самом деле, секс во имя науки? А групповые сношения – это лекции? А вон та плеть – это, наверное, указка?

Нине было абсолютно наплевать на то, чем занималась Мия. Нина отчетливо чувствовала, что есть в действиях Мии какой-то невероятный стимул, который заставляет ее не бояться участвовать в сомнительной индустрии. Более того, Мия была откровенно увлечена всем происходящим.

– Хорошо, я сделаю вид, что ты – не посланник моих неугомонных родителей и объясню заново, – начала Мия. – Я изучаю антропологию в университете. И все это, – Мия обвела руками вокруг, – мой дипломный проект.

Нина продолжала внимательно слушать.

– Антропологический психоанализ, – пояснила Мия.

Но по озадаченному выражению лица гостьи, Мия поняла, что та едва понимает, о чем речь.

– Ну, знаешь, классический фрейдизм, либидо, попытка понять человеческий мир через призму сексуальных удовлетворений?

Но Мии едва ли удалось донести до Нины смысл всего сказанного. Ни один мускул не дрогнул на ее лице, словно Мия говорила на непонятном языке. Мия даже начала сомневаться в своем поспешном выводе о родительском посланнике.

– И как же твоя работа помогает тебе… продвигаться в изучении… как ты сказала?

– Антропологический психоанализ! – гордо повторила Мия. – Ну, знаешь, эти членистоногие не одним только органом тут работают. Они еще любят поговорить. А я слушаю. Этого, поверь, достаточно. Здесь собраны экземпляры самых разных истеричных типов личности, прям как учебник Фрейда на практике! Представь, есть один мужик, жу-у-уткий моралист! Жена, трое детей, и он их безумно любит, это правда! Работает он в министерстве по делам семьи и читает лекции по этике в университете. Сходила я на них как-то ради интереса. Скукотища невообразимая! – Мия весело рассказывала, а в это время разливала шампанское по бокалам. – Так вот, читает он про глобальное обесценивание понятия традиционной семьи, как важнейшей составляющей ячейки социума. Он провел обширное исследование в нескольких странах во всех концах земли: Азия, Южная Америка, Европа, разумеется. Провел корреляцию между деградацией морального воспитания и распадом брака, мол, чем развращеннее индивид, тем слабее его зависимость от стабильного прочного союза, чью роль в данном случае выполняет семья. Он разработал целый кодекс правил, которому необходимо следовать нынешним поколениям. В принципе переиначенные заповеди Иисуса «не убий-не укради» в «не измени-порно не смотри».

Мия протянула длинный бокал с игристым напитком Нине.

– Но самое главное в том, что он искренне верит в свои научные труды! Он верит, что нравственная дрессировка человека в плане воздержания – основа для сохранения морального облика общества.

Мия удовлетворенно плюхнулась обратно в кресло, приблизившись к развязке повествования.

– И вот этот защитник высоких моральных устоев лежит здесь у меня и ждет, когда я вставлю ему втулку в зад, – Мия даже издала победный смешок.

Нина не до конца поняла все, о чем сообщила Мия. Неизвестные термины представляли наибольшую трудность, но общий смысл был ясен.

– То есть он врет? – спросила Нина.

– Нет! Ни в коем случае! – Мия даже замахала руками в воздухе. – Я ж говорю, он глубоко убежден в правильности своих воззрений! Он продолжает свою исследовательскую деятельность в изучении этических принципов нынешнего общества и ее пропаганду…

– С втулкой в заднице?

– Именно! – Мия радостно хлопнула в ладоши. – В этом суть моей научной работы! Открыть те невидимые механизмы в нашем мозгу, которые заставляют нас найти брешь в собственных твердых убеждениях, слабые места непоколебимых принципов и усыпить совесть на момент удовлетворения сексуальных потребностей! Значение секса в нынешнее время огромно, дорогуша!

– И как далеко ты продвинулась?

– О, я получаю огромный опыт здесь! Я набрала столько интересных случаев в свой эмпирический багаж, что теорию написать труда не составит! Хотя я испытываю некоторые трудности с обобщением. По отдельности каждый случай разобрать на взаимовытекающие составляющие не сложно, но если рассматривать их в рамках одной системы, получается бредятина! Видишь ли, все сводится к какому-то изначальному набору неосознанных одержимостей, которые закладываются то ли на генном уровне, то ли в ходе роста и воспитания ребенка. По мере взросления мы входим во все более сложные отношения с окружающими, и этот меланж из внутренних качеств и внешних катализаторов приводит к возникновению разного рода психических сдвигов, неврозов, истерик, перверзий. По этой причине трудно спрогнозировать модель поведения и возможных отклонений ребенка в будущем, судя только по тому, в какой среде он рост. Мы ведь не знаем, какие психологические особенности заложены в нем изначально. У каждого из нас есть свои особенные монстры, и мы не всегда понимаем их значение, их сущность, ведь они пребывают в подсознании, а туда дорога закрыта на кучу замков…

– Прости, ты сказала монстры? – прошептала Нина, не веря своим ушам.

В ту же секунду знакомый зловонный рык раздался откуда-то из-за спины.

– Монстры, демоны, сдвиги, заскоки – называй, как хочешь, – небрежно ответила Мия, допила шампанское и со звоном опустила пустой бокал на стеклянный журнальный столик.

Без ее внимания не остался тот факт, что Нина напряглась всем телом. Эта тема явно завораживала ее, но она стеснялась спросить то, что Мия предложила сама.

– Ну, и? – спросила Мия с довольным лицом. – Что за монстры тебя терзают, деточка?

Нина опешила. Не может быть, чтобы Мия знала об Их существовании! Нина нырнула на секунду в голову новой знакомой и уверилась в безосновательности своих опасений. Разумеется, Мия не говорила о Монстрах в том понимании, как их видит Нина. Она всего лишь говорила об элементарном психоанализе внутренних терзаний, которые, как она выразилась, есть в каждом из нас. Вот только не каждый из нас видит их физически прямо здесь в данную минуту.

Успокоив страх, Нина снова воздвигала защиту, укрывая выпрыгнувшего наружу Монстра. Он сидел возле ног Нины и скалился на ничего не подозревающую молодую девушку в шифоновой комбинации. Но стоило Нине произнести слово, как защита рушилась, и Мия снова подвергалась опасности.

– Мои Монстры, – прошептала Нина.

Злобный рык и резкий укус в левую щиколотку заставил дернуть ногой. Нина мысленно шикнула на него. Ну, уж нет! Она узнает о Вас все!

– Я Их боюсь, – еще тише произнесла Нина.

Из любопытного зайчика, хлопающего большими глазами, Нина в миг превратилась в запуганного до чертиков существа. Мия даже усомнилась, стоило ли продолжать психоанализ, учитывая, как тяжело ей говорить о своих проблемах. Но Мия отвергла сомнения, все-таки она, как-никак, будущий психотерапевт!

– Почему ты их боишься?

Нина немного помялась, думая, как бы облачить весь тот набор ответов «потому что они разрывают ее на куски из-за непослушания, потому что она впадает после этого в ступор, потому что они убивают людей, в конце концов!» в краткую форму.

– Потому что они причиняют боль, – ответила Нина.

– Тебе или окружающим?

– Всем.

Если бы Мия держала в руках блокнот, как и подобает любому психотерапевту, она бы сделала в нем пометки «комплекс неполноценности результирует в глубокое чувство вины».

– То есть эти демоны обижают людей? – уточнила Мия.

– Монстры.

– Что, прости?

– Монстры. Так их называю.

Мия кивнула, мол, будь по-твоему, а сама пометила «защитное фантазирование».

– И как часто они появляются? – Мие не хватало только очков с толстыми линзами для полного сходства с профессиональным психологом. Хотя где-то в шкафу лежали очки от костюма плохой учительницы.

– Они всегда здесь.

– О, нет! – Мия закачала головой. – Они всегда рядом, они всегда наблюдают за тобой, но вырываются на свободу только в определенные моменты.

Мия по большей части говорила о чем-то вроде спонтанной ярости или беспричинного раздражения – одни из основных предвестников зарождающейся депрессии. Эта болезнь стала бичом двадцать первого столетия. Мир развивается слишком бурно и стремительно, и многие люди просто не поспевают за его скоростью, остаются где-то позади брошенные, забытые, никому ненужные. Девять из десяти клиентов Мии страдали неосознаваемой депрессией.

– Но они, действительно, всегда здесь. Я все время чувствую, как они скребутся внутри, – настаивала Нина.

Мия даже поразилась тому, как точно Нина описывала это состояние, когда вот-вот сорвешься и наорешь на кого-нибудь из-за мелочи: долгое обслуживание на кассе, бесконечные пробки, сменяющие друг друга дедлайны – таковы были основные проблемы нынешних людей. Мия понятия не имела о том, что Нину мучает что-то гораздо более опасное.

– Ты права. Мы всегда ощущаем присутствие… монстров, – Мия решила пока что использовать привычный для Нины термин. Видимо, так ей легче описывать проблему, но в будущем Мия обязательно найдет для них другое слово.

– Но ведь ты не всегда выпускаешь их наружу? В какие-то моменты удается их сдержать, не так ли?

Нина задумалась. А ведь Мия была права. Но в этом и была еще одна загадка ее таланта. Монстры появлялись, когда им вздумается.

– Я всегда думала, что они выходят, когда защита слабеет.

– Именно! А отчего она слабеет?

– Раньше из-за прекращения действия галоперид…

Нина спохватилась, что едва не сболтнула лишнего. Она была так увлечена попытками понять природу Монстров, что не заметила, как мысли унесли ее за сотню километров отсюда. Но ведь оно и понятно, она провели здесь меньше месяца, а в больнице – всю жизнь.

– Галоперидол? Ты принимала галоперидол? – от Мии не спряталось слово-воробей, и она была невероятно удивлена этим фактом.

Внезапно Нина подняла голову и уставилась на потолок, точно прислушиваясь к чему-то.

– Мне пора идти, – вдруг произнесла она и резко встала.

– Но у тебя еще есть время! – возразила Мия, она очень хотела послушать Нину, ее случай вдруг стал невероятно интересным.

– Не могу. Мой друг пришел.

***

– Как это ты не знаешь, где она? – Эрик кричал на Карла.

Но тот рад бы объяснить как, да вот незадача, он понятия не имеет как! В какой-то момент Нина исчезла и все, словно призрак. Секунду назад сидела здесь, а вернулся Фидо и Нина просто испарилась! Что за чертовщина?

– Эрик, мы уже весь паб обыскали, ее нигде нет! – виновато выпалил Фидо.

Эрик готов был разорвать этих двоих в клочья! Они потеряли Нину из виду! Как это, вообще, возможно, они же – профессиональные военные! Более того, ни Карен, ни остальные охранники в зале не заметили, куда ушла Нина, и ушла ли она сама.

– Так! Слушай сюда! Свяжись с нашими операторами, пусть немедленно проследят по видеозаписям, куда она, мать ее, делась! – кричал Эрик на Фидо.

– Эрик, успокойся! – сказал Рудольф.

– Как я могу успокоиться? – Эрик был взбешен, но тут же понизил голос, он и так стал объектом внимания всех присутствующих. – На нас охотятся Пастаргаи, а Нина просто так исчезла! Что я должен подумать?

– Здание нашпиговано нашими людьми, ни один чужак сюда не попадет! – Роберт поддерживал Рудольфа.

– Да, чувак, – согласился Дэсмонд. – Мы еще ничего не знаем! Может, она пошла развеяться и сидит где-нибудь в кабинке и кокс нюхает!

Глаза Эрика расширились и готовы были выпрыгнуть из орбит.

– Да уж, Дэс, молодец, успокоил, – фыркнул Роберт.

– А что? Это куда лучше, чем, если бы ее убили в туалете! – оправдывался Дэс.

– Заткнись, а? Ты все сказал!

Эрик пытался сохранять спокойствие, но от назойливых мыслей, в которых Нина ехала на собственную экзекуцию в багажнике машины Пастаргаев, ему становилось все более тошно, и он готов был взорваться.

Эрик в ярости обратился к Фидо, который словно был единственным, кто оплошал.

– Так слушай сюда! Сейчас же отправь людей прочесывать весь клуб! Мне наплевать, как ты это сделаешь, но чтобы через десять минут…

– Эрик! – выдохнул запыхавшийся Макс. – Мы подняли тревогу по всему зданию, и позвонила Жоржетта – администратор борделя. Она сказала, что к ней пришла девушка в красном, у нее кредитка на твое имя!

Эрик уже не слушал и бежал вниз.

Нина вышла из коридора и снова очутилась в пахнущем сандалом и экзотическими фруктами зале. Мия не отставала.

– Погоди! Останься еще на чуток! – психотерапевт жаждала поковыряться в странной голове.

Нина преодолела зал и уже вошла в коридор, ведущий к выходу, как дверь впереди открылась, и оттуда появился гневный Эрик.

Их глаза встретились, и тут Нина поняла, как чувствуют себя враги Эрика Манна перед тем, как он пустит пулю им в лоб.

– Нина! Какого черта! – взревел он и бросился к ней.

Нина так и встала как вкопанная, ожидая, что он набросится на нее и разорвет в клочья. Сзади показались Рудольф, Дэсмонд и Роберт.

– А девчонка то – молодец! В первый же день выбрала правильное место! – заметил Дэсмонд.

Друзья лишь покачали головами.

– Что ты здесь делаешь? – Эрик яростно схватил Нина за плечи.

– Нина, подожди! – звала сзади пышногрудая ученая.

Мия тут же остановилась рядом с Ниной и за секунду сообразила, что происходит.

– Эрик! – воскликнула она. – Так вот, кто твой друг?

Мия радостно захлопала в ладоши.

– Это невероятно! Я и не знала!

– Привет, Мия, – Эрик выпустил плечи Нины и понизил голос. – Как твоя учеба?

– Все отлично, спасибо, дорогой!

– Нина, нельзя просто так взять и уйти, никого не предупредив! – Эрик сдержал порыв злости и теперь говорил сдержанно и натянуто.

– О, не переживай! Она все это время была под моим чутким крылом! – вступилась Мия.

Эрик раздраженно вздохнул, но Мия не уходила. Чертов психоаналитик может и ведет себя, как легкомысленная простушка, но на самом деле мозгов-то ей не занимать! Она понимает, что Эрик тут же набросится на Нину, как только Мия оставит их наедине.

«Ну, уж нет, подруга, я не оставлю тебя на растерзание этому кавалеру, уж я-то знаю, каким он может быть психом!»

Нина слегка улыбнулась, мысленно поблагодарив Мию за поддержку.

– Эрик, спасибо за те чудесные сигары! Они помогли мне получить зачет по самому бесполезному предмету на целом свете – культурология! До сих пор не знаю, о чем там речь! – сказала Мия типа как бы между прочим.

Эрик тяжело выдохнул и натянуто улыбнулся.

– Да ты и сама прекрасно можешь получить зачет без сдачи, – заметил Роберт.

– Ох, Робби-Робби, дурак ты. Я занимаюсь сексом только за деньги, – игриво заметила Мия.

– Кстати об этом! Есть у меня для тебя работенка, – начал Дэс.

Но Мия перебила.

– Нет, малыш, твоя начинка не подходит для моей конфетки!

Дэсмонд обиделся. Мия была единственной девушкой, отказывающей ему на постоянной основе уже второй год подряд.

– Нам пора, – Эрик закончил метафорические прелюдии и поволок Нину к выходу.

– Пока, Нина! Буду рада снова видеть тебя! – крикнула Мия напоследок.

Пока они шли к выходу, Эрик молчал, но как только двери борделя закрылись и они оказались на улице в тесном проулке, Эрик приступил к роли отца.

– Нина, нельзя просто так убегать, когда вокруг одни наркоторговцы и убийцы!

– Милые бранятся – только тешатся, – ехидно заметил Дэс.

Чем снова заслужил осуждающий взгляд друзей.

– Мне стало скучно! Или ты думаешь, я буду сидеть весь вечер на одном стуле и ждать, когда понадоблюсь тебе?

– Нет, конечно!

– Тогда в чем дело?

– Предупреди меня!

– Ты хочешь сказать «спроси у меня разрешение».

– Хорошо, пусть так!

– Ну, и разрешил бы ты мне пойти к проституткам?

– Уоу, уоу, уоу! – встрял Дэсмонд, не желая терпеть обиду. – Они не проститутки! Они – жрицы любви!

Эрик закатил глаза. Но потом уже и не смог вспомнить, что хотел сказать Нине. Она прекрасно понимала его гнев, и он понимал ее желание увидеть мир вокруг. Посиди-ка двенадцать лет взаперти!

– Нина, в следующий раз, хотя бы возьми с собой Фидо и Карла, – уже спокойно сказал Эрик.

Нина кивнула и ответила:

– Они невиноваты. Это я заставила их потерять меня.

– Каким образом?

– Иногда вещи кажутся вполне реальными, но на самом деле это всего лишь мираж.

Нина посмотрела на Монстра, скрюченного за спинами мужчин.

– Ты хочешь сказать… ты загипнотизировала их? – не верил Эрик и тут же вспомнил тот момент в больничной аллее, когда Нина втянула его своим холодным взглядом в параллельный мир, где время тянется как смола, а произнесенные слова теряются на границе между сном и реальностью.

Нина лишь загадочно улыбнулась.

***

Оглушительный выстрел раздался где-то над головой. Дверь разнеслась в щепки, убийцы ворвались внутрь. Неразборчивые яростные мужские крики, женщина рыдает. Характерные хлопки говорят о том, что ее избивают. Жестоко, по пять-шесть ударов подряд. Мужчины кричат на нее, требуют дать ответы на вопросы, но в ответ она лишь горестно рыдает.

Стулья скрипят по деревянному полу – женщину повалили на пол. Ее крики становятся отчетливее, она молит о пощаде. Но никто не сжалился и не проявил милосердия. Ее насилуют, а она жалобно взвывает и надрывается в голосе, осознавая бесполезность ее попыток достучаться до их сердец. У них нет сердец. Ни у кого из тех, с кем водится ее муж, нет ни сердец, ни души.

Безжалостные убийцы, кровожадные садисты, свирепые изуверы. Нет среди них людей. Одни лишь стервятники, набрасывающиеся на слабых и истощенных, пожирающие их плоть заживо, уничтожая их жен и детей, как токсичные отходы.

Нина стоит посреди темноты подвала, не в силах пошевелиться или закричать. Она не может помочь бедной женщине и не может убежать подальше от этих криков и рева. Она никогда не может убежать. Ее долг слушать, наблюдать и быть свидетелем всех этих трагедий и ударов судьбы. Нина может лишь оплакивать ужасные пытки и смерти, но остановить их она не в силах. Все это уже давно лежит под слоем земли прошлого, похороненное, но не забытое.

– Что ты здесь делаешь?

Его хриплый ледяной голос с узнаваемым северным акцентом раздался так внезапно и так неестественно. Нина сразу понимает, что он не из этого видения. Он не из этого времени.

И словно в доказательство своих предположений крики женщины исчезают. Нет больше ни убийц, ни насильников, ни плача, наполненного невыносимым страданием.

Нина стоит посреди подвала, заваленного ненужными вещами, оставшимися от былых жильцов: два ржавых велосипеда, коробки с одеждой, сломанная плита, потертый диван на трех ногах и много других вещей, на изучение которых и десяти снов не хватит.

– Почему ты здесь? – спрашивает Нина.

Он медлит с ответом. Потом проходит позади нее так близко, что она почти чувствует прикосновение его плеча.

Они стоят совсем рядом друг с другом, но Нина не может повернуться и взглянуть в его лицо. Что-то удерживает ее на месте, словно она застряла в ящике с бетоном и не может сделать ни шагу.

Он приближается вплотную, и Нина ощущает его теплое дыхание на затылке.

– Здесь похоронено нечто очень важное, – шепчет он почти в самое ухо.

Его рука тянется к чему-то, что лежит прямо перед Ниной. И только когда он дотрагивается до предмета, она видит полный законченный образ: деревянные бухгалтерские счеты. Черные и белые костяшки, нанизанные на тусклые стальные спицы, ровно сложены с правой стороны рамы. Счеты приятно пахли размоченным деревом и старой краской. Его рука бережно проводит по предмету, словно они стоят целое состояние. На безымянном пальце сверкает массивный золотой перстень с неразборчивой надписью, Нина чувствует явственный дух азарта.

– Я чествую эту память, – снова проносится его шепот.

Пальцы перекидывают пару костяшек. Их мягкий стук уносит куда-то далеко во времени. Нина закрывает глаза и кладет голову ему на плечо, а издалека слышится рев умирающей женщины.

5. Безумие Дэсмонда

Октябрьским утром начался первый снег. Он укрыл грязные улицы белоснежным ковром, но тысячи машин и миллионы людских ног тут же превратили его в черную водянистую слякоть. Снег не отступал от своей настойчивости и продолжался три дня без перерыва. Мир не устоял под напором циклона и погрузился в белоснежный холод.

Снегопад не испугал городскую общественность, которая весь день праздновала открытие нового грандиозного по своим масштабам и стоимости стадиона, расположившегося на возвышенности таким образом, что его яркие прожекторы были видны со всех сторон горизонта. Казалось, они пробивали плотное пасмурное небо, изрыгающее тонны мокрого снега, до самого космоса. С утра здесь провели торжественные марши, выступления цирковых гимнастов, дружественные встречи региональных команд по регби и хоккею, а вечером возведенная гигантская сцена взорвалась разноцветными лучами софитов, огненными искрами и безумными спецэффектами, сопровождающими выступления певцов мирового уровня. Столица отмечала рождение нового шедевра, который в скором времени начнет приносить немалый доход в городскую казну и карманы акционеров, одним из которых был знаменитый в криминальных кругах Йоаким Брандт.

Это был импозантный мужчина в годах с пленительным суровым взглядом голубых глаз и выбеленными сединой волосами. В свои шестьдесят с небольшим Йоаким выглядел отлично. Его ухоженное лицо и подтянутая фигура каждый месяц украшали обложки журналов Форбс, Эсквайр, ДжиКью, его солидное мнение о политике и экономике обязательно присутствовало во всех популярных печатных изданиях. Йоаким вкладывал немалые деньги в популяризацию собственной персоны среди народа. Ни для кого не было секретом, что Йоаким целился на место в Парламенте. И новый столичный стадион, ставший очередным символом процветания страны, укрепил не только его позиции, как успешного бизнесмена, но и предоставил поддержку мэра на предстоящих выборах. Йоаким Брандт – будущий двигатель экономики и устойчивого процветания страны, согласно оценкам независимых и в то же время проплаченных экспертов.

Если бомбежку какой-нибудь восточной страны назвать борьбой за демократию, гражданин страны-агрессора отнюдь не согласится с позицией властей. Но если повторить ему это тридцать, пятьдесят, сто раз на дню по телевизору, на страницах ежедневной прессы, из уст авторитетных вроде бы экспертов, то рано или поздно восемь из десяти граждан поддадутся всеобщему зомбированию, забудут свое изначальное отношение к убийству ни в чем неповинных людей и встанут в один ряд с теми, кто несет демократию на ружьях, бомбах и танках.

Дорогостоящая, но упорная медиа-атака на общественность очень быстро дала свои плоды, превратив Йоакима из криминального авторитета, промышляющего афганским опийным маком в огромных количествах, и безжалостно избавляющимся от конкурентов с помощью пилы и ножовки, в видного и опытного бизнесмена, умеющего превращать один доллар в сотню. И именно он должен был стать опорой Эрика в борьбе с Пастаргаями.

По приглашению Йоакима Эрик с компанией провели почти весь день на стадионе, участвуя в праздничных мероприятиях в качестве зрителей. И хотя подобных торжеств они за свою жизнь насмотрелись немало, отказать Йоакиму они не имели права. Поэтому они участливо наслаждались парадными маршами и циркачами, наблюдали за игрой в хоккей с наигранным интересом. Все кроме Нины. Та полностью погружалась в представление, охая при каждом прыжке циркача с трапеции на трапецию, вскрикивая при каждой возникающей кровавой битве на льду, жадно поглощая поп-корн в перерывах.

Эрик получил гораздо больше наслаждения от наблюдения за Ниной, чем за всем остальным. Ее неподдельный восторг и ликование заставили улыбнуться даже вечно угрюмого Роберта. Они уже и забыли, каково это, открывать для себя что-то новое, и откровенно завидовали Нине за то, что у нее все еще впереди.

Вечером, когда горожане веселились на концерте звезд, элита общества собралась в огромном зале для конференций, где были накрыты фуршетные столы, шампанское разливалось по пирамиде из бокалов, шоколадный фонтан пестрел плавающими в нем ягодами, а многочисленные гости сверкали блестящими каратами и дизайнерскими нарядами.

– Развлекаешься? – спросил подошедший Эрик.

– Смотри, бармен жонглирует горящими бутылками! – воскликнула Нина.

Эрик посмеялся. Удивить Нину было так просто!

– Главное, не заключай с ними пари, не то выйдешь отсюда без денег и без единого трезвого места в мозгу. Что пьешь?

– Волшебную воду!

Эрик удовлетворенно кивнул, это была вода с сахарным сиропом. Нине запрещались любые формы и проценты алкоголя.

С другой стороны круглой барной стойки Дэсмонд флиртовал с темнокожей девушкой с длинной черной гривой до пояса. Она определенно работала моделью. Только такой тип девушек привлекал Дэсмонда: длинные ноги, стройная талия и тонкая шея. Он видел в них соблазн и искушение, а Нина видела трупные пятна и залитые кровью глаза. Фантастическое жонглирование огненными бутылками отошло на второй план, когда Нина почувствовала приближающийся запах смерти.

– Ты поговорил с ним? – спросил Нина.

Эрик не мог не заметить исчезнувший задор в ее голосе и тут же нашел причину за стойкой напротив. Эрик тяжело вздохнул.

– Он всего лишь разговаривает с ней и делает комплименты, – натянуто ответил Эрик.

– Значит, не поговорил, – констатировала Нина.

Эрик тут же напрягся. Да, он должен был серьезно поговорить с Дэсмондом о его пристрастиях, но случай никак не подворачивался. Хотя честнее будет сказать, что случай подворачивался много раз, а вот язык не поворачивался.

Пристрастие Дэсмонда живет с ним с самого полового созревания. К сожалению, взросление друга сопровождалось необратимыми последствиями после физического и психологического насилия со стороны Генерала. После нескольких лет под руководством отчима необузданная ярость Дэсмонда навсегда обосновалась у пограничья с убийством. Усмирить его ярость возможно лишь в самом начале приступа, но если не успеть, то остановить его без жертв не будет под силу никому. Попытаешься – и кто-то непременно умрет, он или ты, не будет иметь для Дэсмонда никакого значения.

Эрик боялся говорить с другом о его пристрастии, потому что оно было отвратительным и в то же время необходимым. Как таблетки от глистов – мерзкие на вкус, но если пренебречь предписанием врача, через месяц будешь блевать червями. Пристрастие Дэсмонда – это его лекарство, и когда его действие заканчивается, Дэсмонд превращается в профессионально собранную бомбу, готовую взорваться от любого неверного движения, и унести не одну жизнь. Поэтому чтобы хоть как-то утихомирить свирепую натуру, Дэсмонду необходимо принимать свое «лекарство» время от времени.

Пристрастие Дэсмонда – душить девушек и кончать в них одновременно.

Нина узнала о нем две недели назад, когда Дэсмонд принес с собой запах смерти. Он стоял там возле нее, весело рассказывая о том, что где-то в глубинах океана ученые обнаружили бессмертную медузу, но все, что слышала Нина, было по другую сторону от бессмертия. Это были приглушенные хрипы и бесполезные писки рыжеволосой девушки, корчащейся в мускулистых руках душегуба, пока он громко стонал и извергал семя внутрь нее.

Надо сказать, что не всегда все заканчивалось трагично. Если Дэсмонд успевал кончать до того, как жертве будут нанесены смертельные травмы, вроде перелома гортани или щитовидного хряща, девушка благополучно возвращалась к жизни. Почти все они после этого голышом убегали от изверга с диким ревом. Дэсмонд при этом смеялся.

Вообще, изучая людей вокруг, Нина пришла к выводу, что ей со своими Монстрами далеко до этих садистов. Они убивали людей на завтрак, обед и ужин, как по расписанию. Любая причина годилась: предатель, ревность, просто повеселиться. К сожалению, и ее пятеро мужчин были не без греха. Дэсмонд отличался наибольшей концентрацией безумия и ненависти в душе. Он был болен.

– Добрый вечер, Эрик. Рад, что ты посетил торжество, – прозвучал тихий хриплый голос.

Эрик тут же обернулся.

– Йоаким, я уж думал, не дождусь твоего появления!

Эрик и Йоаким обменялись крепкими рукопожатиями. Нина наблюдала за встречей партнеров искоса, не влезая в разговор. Эрик никогда не представлял ее своим коллегам, дабы избежать излишнего внимания к ее персоне.

Йоаким в элегантном синем костюме с ярко контрастирующим красным галстуком излучал тонны могущества и напористости. Нина чувствовала, как жажда всевластия сочилась из каждой поры этого решительного волевого мужчины. Нину охватила четкая уверенность в том, что этот мужчина им нужен позарез.

– Поздравляю с триумфом! Еще одна монета в копилку будущего парламентария, – заметил Эрик.

– Надеюсь, ты тоже посодействуешь моей копилке, – Йоаким подмигнул, и даже этот жест был наполнен достоинством.

– Будь в этом уверен.

Эрик улыбался сдержанно и в то же время достаточно смело, зная, как его самоуверенная улыбка влияет на собеседников.

– Касательно твоей просьбы, – начал Йоаким. – Пастаргаи вышли из тени.

Для Эрика это была не новость. Как только его дилеры разослали информацию о Пастаргаях на улицы города, те немедленно вышли в свет, точно ждали, когда их, наконец, пригласят в дом. И их ведь, действительно, пригласили недруги Эрика, как тот и предполагал. Жгучий Карлик вырвался в подполье, и теперь им торговали в тех районах, где власть Эрика была спорна. На данный момент их было три. Но, учитывая подготовку банды, они очень быстро завоюют популярность в тех краях, где лояльно встречают торгашей всех мастей. Задача Эрика теперь была одна – искоренять заразу всеми возможными способами. А что может быть лучше правительственного чиновника?

– Ты знаешь, кто стоит за ними? – Йоаким слегка понизил громкость разговора.

– Нет.

– Но ты ведь понимаешь, что за ними стоит кто-то очень видный и опытный?

– Безусловно.

– Качество этого карлика – превосходное. И это – самая главная проблема для тебя.

– Я пытаюсь найти их главаря.

– Бесполезно. Только время зря потратишь.

Эрик напрягся. Йоаким знал, о чем говорил, у него был нюх на таких же бывалых наркодельцов, как и он сам в прошлом. Эрик часто прислушивался к советам бывшего криминального авторитета.

– Я думал, разумно лишить их головы, и система сама развалится, – предположил Эрик.

– В данном случае это не сработает, – Йоаким был непреклонен. – Их главарь рассчитывает на то, что ты бросишься на его поиски, поэтому он сидит и выжидает в такой глубокой и невидимой норе, что ты даже за километр к ней не подберешься. Когда продажи Карлика окрепнут, а они определенно окрепнут, он заманит тебя в свою нору, выйдет через задний ход и закроет тебя в ней, а сам приберет к рукам весь твой бизнес.

Эрик тяжело вздохнул. Он даже не рассматривал проблему с такого угла.

– Это возможно? – Эрик был настроен скептически.

На что Йоаким одарил его ухмылкой и ответил:

– Я бы так и поступил с тобой.

Этого было достаточно, чтобы принять правоту Йоакима.

– Видишь ли, Эрик, в наших кругах тебя знают, как личность напористую, волевую, безостановочную. Ты целишь сразу вверх, подобно Гераклу рубишь чудовищам сразу голову, а не хвост или лапы. Ты бесстрашен и уперт. И как, скажи на милость, уничтожить столь могущественную личность? Как сказал один поэт: «Моя слабость – в моей силе». Их главарь возьмет твои самые сильные качества и обернет их против тебя. Ты пойдешь за головой чудища, а чудище замаскирует свой хвост под голову, и когда ты замахнешься на обманку, подкрадется сзади и проглотит.

– Что же мне делать?

Йоаким взял два бокала шампанского с подноса проходящего мимо официанта, и протянул один Эрику.

– Мой тебе совет: достань этого Карлика и загляни внутрь.

Эрик ухмыльнулся.

– Сделать вид, что гонюсь за головой, а в это время готовить ловушку для хвоста?

Йоаким удовлетворенно поднял бокал в знак одобрения.

– Когда сможешь скопировать Карлика, Пастаргаям нечего будет предложить покупателям. А в воровстве никто и не посмеет тебя обвинить, ведь ты же – Эрик Манн.

– Словить карлика несложно, он распространяется во все щели без разбора, – сказал Эрик, отпив шампанское.

– Уверен, тебе потребуется уйма времени, мозгов и лабораторных мощностей, чтобы извлечь формулу. Эти ребята – с севера. Там наркотики в свободном обращении уже лет двадцать, за такой период грех не стать гениальным варщиком.

Эрик всегда ценил советы Йоакима и его поддержку, но сейчас, когда этот выдающийся человек открыто поддерживал Эрика в борьбе с Пастаргаями, он почувствовал себя гораздо увереннее.

– Мне нужна твоя помощь, – сказал Эрик.

Йоаким кивнул.

– Мои люди в органах – твои люди. Я также дам контакты некоторых лиц из кабинета министров. Они помогут тебе проследить за Пастаргаями. Город будет у тебя на ладони.

– Что ты хочешь взамен?

Йоаким сделал небольшую паузу.

– Как бы банально я сейчас не прозвучал, но мне нужны деньги. Много денег, – Йоаким снова сделал паузу, как бы давая Эрику возможность переварить услышанное. – Мои имиджмейкеры пришли к выводу, что на выборах мне будет недостаточно одной только поддержки от экономистов и бизнесменов. Как никак простых людей – гораздо больше, а им всегда нужно только одно – заботы о себе любимых. Поэтому в этом году мы хотим сделать акцент на развитие социального сектора. Начнем с детей, ведь нет ничего более ценного в этом мире, чем дети! – Йоаким улыбнулся ослепительными зубами. – Открытие новых детсадов, развитие технического оснащения школ, проведение всяких глупых фестивалей и так далее.

– Детдома и приюты?

– В самую последнюю очередь. На каждого ребенка в школе приходятся два избирательных голоса его родителей, а сколько приходится на каждого ребенка в интернате? Ноль целых две сотые.

Эрик ухмыльнулся.

– И все-таки корыстный ты сукин сын! – усмехнулся Эрик.

– Скорее рассудительный и бережливый, – Йоаким шутливо поправил. – Ты сольешь кучу денег в черную дыру, я экономлю твои деньги.

Мужчины стукнулись бокалами, скромно празднуя сделку.

– Кстати о детях! – воскликнул Йоаким. – София!

К ним подошла высокая стройная блондинка с распущенными локонами волос. Она была невероятно красива и в то же время надменна, яркие пухлые губы и выпирающие скулы придавали схожесть со снежной королевой – такой же холодной и бесчувственной. Золотистое с переливами короткое платье на бретелях претенциозно подчеркивало пышную грудь и длинные ноги.

– Ты ведь помнишь Эрика, – Йоаким нежно приобнял дочь.

– Разумеется, – ответил София наигранно слащавым голосом.

Они кивнули друг другу в знак приветствия. В глазах Софии тотчас же прояснилась догадка о том, что раз Эрик здесь, то и кое-кто еще должен быть.

– Как твоя учеба… на юриста, кажется? – поинтересовался Эрик.

– Адвокат международного права! – гордо объявил Йоаким.

– Скучно, нудно и долго, – пожаловалась девушка, продолжая рыскать глазами в толпе людей.

– Терпи, дорогая, папе нужен отменный помощник в управлении страной!

Все трое тихо посмеялись.

– Надолго приехала?

– Всего на недельку, – отвечала София, накручивая локон на палец, и высматривая в зале желанную фигуру.

– Приехала поддержать отца на важном событии, – гордо объявил Йоаким.

Глаза Софии вспыхнули возбужденным огоньком, когда она нашла того, кого искала.

– Папочка, я пойду. Вернусь утром.

София поцеловала отца в щеку и исчезла в толпе.

Серебристые глаза следили за ней, не отрываясь.

***

На склад прибыли машины. Ничем не примечательные легковые автомобили, под кузов которых была спрятана очередная партия с Карликом. Использовать более крупные автомобили или грузовики пока не было возможным. Несмотря на то, что отныне Пастаргаев ждали на рынке, Эрик вел тщательную слежку за любым подозрительным передвижением в городе. Приходилось действовать аккуратно.

Мужчины принялись снимать пороги с автомобилей и вытаскивать черные брикеты. Сегодня партия больше, и это не могло не радовать. Арн заправлял столом, на которые раскладывались брикеты. Дюжина бойцов тут же рвали мешки и фасовали яркие красные таблетки по маленьким упаковкам, точно рассчитывая дозы, и скидывали их в картонные коробки. По мере наполнения коробок, другие бойцы закидывали их в свои машины и увозили на точки продажи.

Карим наблюдал за процессом со стороны. Перед ним разворачивалась его собственная маленькая наркоимперия. Он медленно потягивал сигару, точно глава картеля. Пор Ларранага – знаменитейшая марка изысканных кубинских сигар. Босс прислал Кариму и Арну по одной, так сказать, победной сигаре, за выполненный план. Плотные клубы дыма вздымались под потолок и доказывали одним лишь своим наличием удовлетворение босса. Карим курил ее уже третий день, растягивая удовольствие от столь значительного комплимента и от гордости за самого себя.

Пастаргаи, наконец-то, на рынке!

Все шло согласно плану. Теперь им предстоит наладить контакты с теми бандами, которые стали отбросами при правлении Эрика Манна. Во все времена перевороты и революции пополнялись борцами из тех людей, которые волею судеб, веры или собственной позиции взглядов, становились вынужденными изгоями системы. Они множились, крепчали и все больше свирепели, готовясь вылить гнев на того, кто выбросил их за пределы города, а сам в то время, пока они гнили в своих трущобах, жил себе в довольствие.

Босс наказал не терять бдительность, потому что отныне Пастаргаи обрели плоть и стали видимыми, а значит, на них началась безжалостная охота. Эрик будет травить их любыми способами, как тараканов, и задача Карима – держаться как можно дольше, изнурять Эрика бесконечной погоней, и когда силы его начнут иссякать, а бдительность потупится, ловушка захлопнется!

На складе появился Руни. Он явно принес важные известия, если сам вылез из своей компьютерной норы.

– Я достал заключения судмедэкспертизы! – объявил он.

Арн тотчас же бросил контроль за фасовкой и оказался возле них двоих.

Карим вытащил из рук Рубена копии документов.

– Ты был прав. В морг поступило только шесть трупов, – сказал Руни.

– Твою мать! – выругался Арн.

– Итак, прошу барабанную дробь! Крысой становится…, – Карим буквально пел от восторга.

Пролистав заключения и фотографии препарированных трупов, Карим вынес вердикт:

– Симон!

Казалось, Карим даже сам удивился. Симон был одним из старожилов родной банды босса.

– Этого не может быть! – злостно возразил Арн. Ему было на что злиться, Симон – его человек.

– Сам посмотри!

С этими словами Карим врезал бумагами в грудь Арну так, что тот оступился. Лицо Карима светилось насмешливой радостью. Под всей своей напускной важностью, эти северяне – такая же кучка стервятников, как и любая другая банда.

Арн резко выдернул бумаги из его рук и принялся изучать сам. Через несколько минут он понял, вердикт Карима был верным. Симон и вправду отсутствовал среди тел в морге, а значит, либо он был жив-здоров, либо его труп лежал в другом месте.

– Симон не мог быть предателем! – прорычал Арн.

– Потому что он один из вас – северян, а вы знамениты своей верностью? – усмехнулся Карим.

– Нет! Потому что Симон был выбран самим боссом!

– Мы все были избраны боссом для этой миссии! Хватит выделять свою мнимую задницу! – Карим сплюнул попавший на язык горький табак.

– Ты не понял! – взревел Арн. – Симон – давний друг босса! Они вместе служили, вместе начинали бизнес! Симон стоял у истоков всего!

– А теперь он стоит у другого конца! Он переметнулся! Что в этом такого удивительного? Люди ненасытны, им всегда мало! Эрик предложил больше, чем босс, и Симон принял его сторону!

Арн мотал головой.

– Ты до сих пор не понимаешь ни черта! Верность для нас – это самое ценное из всего, то мы имеем! Если возникнет выбор между смертью и предательством, мы, не задумываясь, отдадим свои жизни во имя верности!

– Сколько патетики! Тебе в ораторы надо, а не в торгаши! – усмехнулся Карим.

Арн набросился на Карима и прижал того к кирпичной стене. Карим завопил от невероятной боли, пронзившей плечо.

– Ты, сукин сын, не смей шутить над этим! Босс вздернет тебя за кишки, если только узнает, что ты потешаешься над нашими святынями! – рычал Арн, в припадке ярости голос его стал похож на львиный рык.

На складе вдруг воцарилась тишина. Бойцы наблюдали за противостоянием двух командиров.

– Мы с рождения связаны между собой кровью и клятвой! Мы идем вместе через все испытания, что преподносит судьба! Мы вместе растем, вместе голодаем, стреляем в одну мишень и вместе умираем! Наша клятва верности бессмертна! Но тебе это не понять, так ведь? Ты стал во главе Пастаргаев, продырявив голову своему предшественнику!

Карим с силой вывернулся из хватки Арна.

– Не смей тыкать мне этим в лицо, ублюдок! Я сделал это ради спасения банды! Тагир разваливал все к чертовой матери! Я спас детище босса, и он благодарен мне за это! – взревел Карим в ответ.

– Да босс презирает таких, как ты! Ты для него – лишь каннибал, пожирающий себе подобных ради собственной выгоды!

Карим усмехнулся.

– Да пусть так! Но босс выбрал меня главным! И ты обязан подтирать за мной дерьмо, в которое превращаются те, кого я жру!

Глаза Арна налились гневом, мускулы на лице заиграли нервным тиком, губы напряженно сжались. Но он промолчал.

Карим поправил бандаж и окинул убийственным взглядом бойцов. Те немедленно вернулись к своим занятиям. Карим прекрасно понимал, что пытался донести до него Арн. Он и сам много раз замечал, насколько сильно эти северяне объединены неизвестным ему стимулом. Они могли работать с чужаками, помогать им, строить общее дело, но как только возникало противостояние, северяне бросали все и объединялись в единое целое, готовые разгромить врага, будь они даже в меньшинстве. Карим зачастую ловил себя на зависти к этой невидимой и нерушимой связи. Его Пастаргаям не мешало бы обучиться коллективному духу северян.

– Ладно. Предположим, Симон не переметнулся на сторону Эрика, – произнес он.

Арн почувствовал в этой фразе предложение очередного перемирия и принял его.

– Что если Симон попал им в руки и рассказал все под пытками? – предположил Карим.

– Исключено! – отрезал Арн.

– Да ты задолбал!

– Симон воевал в Ираке!

– И что с того? Он перестал чувствовать боль, что ли? Ты прекрасно знаешь этого живодера Дэсмонда! Он чертов костолом! Да он долбанного немого заставит говорить!

Арн промолчал. Казалось, он усомнился в способности Симона противостоять пыткам. Потому что Карим был прав. Жертвы Дэсмонда рано или поздно начинают говорить.

– Я не верю в то, что Симон сломался, – произнес Арн.

Карим закатил глаза, но он понимал чувства Арна. Тот представлял, что на месте Симона мог оказаться сам, и кто знает, насколько бы ему хватило сил и терпения. Дэсмонд мог развлекаться с жертвами днями напролет, пока их не настигала смерть от болевого шока. Это то и не давало Арну покоя. Дэсмонд слишком быстро сломал Симона. Всего за каких-то три четыре часа. Этого просто не могло быть!

Но Арн промолчал. Он знал, что доказывать Кариму то, что азиат был не в силах понять, бесполезно. Верность – это дар, обрести который дано не каждому.

Единственный, кто согласится с Арном – босс. А этого более чем достаточно!

***

Нина макала печенье в молоко и смачно причмокивала, поедая мокрую мякоть. Мысли бессвязным роем летали в голове.

Это был особенный сон. Не один из тех обыденных кошмаров, которые Монстры демонстрировали каждую ночь. Она чувствовала, что этот сон имел большое значение для нее и для компании. Она не часто видела подобные сны, и каждый раз, когда они посещали ее, складывалось ощущение, что их значение – исключительно. Словно кто-то пытался обратить ее внимание на какой-то невидимый факт, который непременно присутствует в реальности, просто скрыт под толщей событий, людей и времени.

Незнакомый мужчина был совсем рядом. Она коснулась его, но в самый последний миг он исчез также внезапно, как и возник в ее сне. Этот момент раздражал обманчивой уверенностью в успехе. Нина не всегда могла управлять собственными снами, Монстры старались заполнить их картинками из неподвластных ей жизней. И в этот раз она была полностью уверена, что контролировала сон в кои-то веке, но это был обман. Словно кто-то в шутку дал ей руль от автомобиля, а потом оказалось, что он – игрушечный.

Половина печенья пропиталась молоком настолько, что оторвалась и с плеском потонула в стакане. Нина достала ложку и стала вылавливать коричневые островки, но от попыток изловить их они разламывались еще больше. И вот Нина сидит и размешивает какую-то непонятную жижу и чувствует себя донельзя глупо. Прямо, как с ее необъяснимыми снами.

– Не спится?

Нина чуть дернулась от неожиданности. Она не заметила, как Эрик спустился по лестнице и уже шел к ней в одних лишь пижамных штанах. Он и не подозревал, что своим голым торсом с резко выступающими кубиками пресса, с выпирающими мышцами груди и рельефными руками взывали к женскому началу Нины, несмотря на дефекты ее гормонального фона – еще один огромный побочный эффект от нейролептиков. Но, даже не принимая во внимание нарушения цикла и невозможность иметь детей, Нина по-прежнему оставалась женщиной, и Эрику следовало иметь это в виду, сверкая перед ней своим неотразимым телом.

Эрик открыл холодильник, достал бутылку молока, взял стакан, налил, а за всеми этими простыми действиями Нина только и видела обворожительную игру мышц, когда они зажимали бедра и груди Изабеллы, Маргарет, Алисы, Кристины, Беладонны и еще многих других, штук по пятьдесят на каждую букву алфавита.

Нина непроизвольно съежилась и положила ногу на ногу, зажав бедрами зарождающееся возбуждение настолько, насколько хватало сил в мышцах.

Эрик сел возле нее и принялся макать печенье в молоко.

– Мне тоже не до сна, – сказал он и закинул печенье в рот.

А Нина продолжала искоса разглядывать Эрика. Обычно ровно уложенные волнистые волосы сейчас торчали во все стороны, морщины в уголках глаз стали глубже от недосыпа, и, вообще, он не казался тем самоуверенным типом, который руководит наркоимперией. Он чесал нос, устало потирал лицо и ковырял языком застрявшее в зубах печенье. Интересно, кто-нибудь когда-нибудь видел его таким подлинным обыкновенным человеком? Наверняка, нет. Ореол всевластия не терпит, когда его компрометируют.

– Как тебе Йоаким? – Эрик нарушил затянувшееся молчание.

– Сильная личность, – ответил Нина, попивая непонятную жижу.

– Не то слово! Рядом с ним я всегда чувствую себя неполноценным.

Нина усмехнулась.

– Он не без изъяна, – произнесла она, всем своим видом выражая желание поделиться секретами.

Эрик смотрел на Нину и, ухмыляясь, испытывал ее терпение. Нину прямо разрывало изнутри.

– Ладно, рассказывай, что там у него? – сдался Эрик.

Нина тут же затараторила с наслаждением:

– Это сейчас у него ровные зубы и прямой нос. А будучи подростком, его высмеивал весь колледж, из-за отцовского авторитета они называли его «Король—Бобер».

– Король Бобер? – Эрик прыснул от смеха.

– Так вот на одну из карнавальных ночей он вдруг привлек внимание некоей волчицы в маске. Они обжимались в кабинке туалета, пока Король Бобер не осознал печальный факт. Он ведь совершенно не пользовался успехом у девушек! Вообще, нисколечко не пользовался успехом ни у какой девушки!

Нина сделала ударение на последнем слове и выжидающе замолкла, давая возможность Эрику самому понять всю комичность казуса.

Эрик вдруг ударил рукой о стол и разразился смехом.

– Это был мужик! – воскликнул он, громко хохоча.

– Ты бы видел, с какой скоростью он ринулся из кабинки! Он еще никогда так быстро не бегал! – весело продолжала Нина.

Эрик залился смехом, представляя, как этот вычурный бравый щегол мнит себя хозяином мира, хвастает голубой предпринимательской кровью в жилах, а на самом деле все это – попытки неудачника обрести самоуверенность.

– У него дома к зеркалу прикреплен ламинированный список из ежедневных установок Луизы Хей. Он каждый день повторяет себе «Я – любимое и желанное дитя, я люблю себя, у меня много друзей», – говорила Нина, двигая губами одновременно с губами Йоакима из образов.

Эрик снова склонился над столом в приступе смеха.

– Черт, Нина ты ломаешь все мои представления об этом великом человеке!

– К сожалению, его комплекс неполноценности никуда не делся, – Нина пожала плечами.

– Может, мне тоже попробовать убеждать свое отражение в том, что я любим? Они ведь определенно работают! Этот сукин сын скоро станет членом парламента! – говорил Эрик, вытирая слезы. – Ох, Нина! Даже и не знаю, как я раньше жил без твоих историй. С ними мир кажется набором каких-то нелепиц.

– Я все больше думаю о том, как мы бежим от наших демонов, стремимся оставить их в прошлом, но они просто садятся к нам на спину, а мы не замечаем, как несем их вместе с собой, – размышляла Нина.

– Это так, Нина. Наши страхи бессмертны. От них невозможно избавиться. С ними можно только бороться. И Йоаким ведь борется, пусть и глупым способом, но главное эффективным, – согласился Эрик.

Представив, как Йоаким каждое утро убеждает себя в своих силах, он вдруг проникся еще большим уважением к этому человеку.

– Не в пример некоторым, – тихо добавила Нина.

Эрик откинулся на спинку и уставился на Нину.

– Ты сейчас о Дэсмонде?

Нина тяжело вздохнула, но промолчала. Это был риторический вопрос, и Нина приготовилась к очередным оправдательным речам Эрика, стоящего на страже друга.

– Я же пообещал, я поговорю с ним. Просто мне кажется, одного разговора недостаточно. У Дэсмонда серьезные проблемы с неуравновешенностью, ему нужен хороший психотерапевт. Но Дэс отказывается от психологической помощи, потому что для него это сродни признанию в собственной слабости.

– Поэтому ты просто оставишь все, как есть?

Эрик молчал. Как объяснить Нине, что им нужна свирепость Дэсмонда? Их бизнес – это не только принятие мудрых решений и планирование стратегий, но и безжалостное запугивание и устранение конкурентов и врагов. И чем больше крови, чем чудовищнее расправа, тем крепче успех.

– Дэсмонд болен, – Нина повторила эту фразу уже в сотый раз. – Ему нужна помощь. С каждым годом ему становится все хуже, неужели ты не замечаешь? Я чувствую, как ему уже не хватает того, что он делает с бедными девушками. Если не остановить его сейчас, эта необходимость все равно возникнет в будущем. Но тогда придется приложить гораздо больше усилий, чтобы вытащить его из этой трясины.

Эрик слушал Нину, и боялся прервать. Она редко говорила так много.

– Психопаты становятся одержимыми убийствами, когда первое сходит им с рук. Они продолжают оставлять за собой жертвы, убийство которых с каждым разом становится все изощрённые, замысловатее, сложнее. Они впадают в азарт, вступают в соревнование с собственной изобретательностью. Но в глубине души они жаждут быть пойманными. Потому что без признания их триумф не завершён. Им нужно, чтобы общество узнало, что за всеми этими гениальными, как им кажется, убийствами стоят именно они. Им хочется быть пойманными. И Дэсмонд тоже хочет быть пойманным. Ему нужна помощь, он хочет ее, он хочет, чтобы его остановили, даже если не признает это вслух.

Эрик продолжал молчать и думать. И с каждой секундой он все больше понимал правоту Нины, но также как и Дэсмонд, боялся это признать.

– Эрик, посмотри на меня. Я – результат попустительства таких, как ты. Они тоже побоялись лезть глубже, им хватало того, что я прекратила докучать припадками и бредом. Они пичкали меня таблетками, уверенные в том, что этого достаточно. А что получили в итоге?

Эрик помнил, во что вылилось запертое в теле безумие. Агрессия вырвалась наружу, Монстры вышли из-под контроля и затеяли резню прямо под носом у этих умников в белых халатах. А к каким непоправимым последствиям привело лечение в физическом плане? Нина всегда спала с открытой дверью, и, проходя мимо ее спальни, он часто замечал, что Нину мучает бессонница. Она могла ворочаться всю ночь и уснуть только под утро. А когда просыпалась, проводила в ванной не меньше часа, не для того чтобы наложить макияж, а потому что ее мучают запоры. Она не может подвергать себя физическим нагрузкам, потому что сердце тут же отреагирует ноющей коликой. Список недомоганий можно продолжать бесконечно.

– У меня в ванной за зеркалом стоят двенадцать разных пузырьков с таблетками. Ты этого хочешь для Дэсмонда?

Нина уставилась на Эрика.

– Потому что если так, то следует задуматься, а друг ли он тебе.

– Не говори глупостей! Я люблю Дэса! – отрезал Эрик.

– Тогда перестань извлекать из него выгоду и займись его мозгами!

Нина потянулась за молоком, но убрала руку с полдороги – тремор в кистях снова усилился, и она боялась не удержать стакан. Это не осталось незамеченным Эриком. Трясущиеся руки Нины сказали больше, чем она сама. Время для ее болезни было упущено из-за таких же трусов, как он сам, и Нина изо всех сил пыталась спасти себе подобных. Как ни печально было признать это, но Нина была права. Эрик обязан усмирить свою жажду наживы и уберечь Дэсмонда от прогрессирующего безумия.

***

Женский визг пронесся вдоль скоростного шоссе, ведущего в центр города.

– Жми! – орала София, пытаясь перекричать музыку из магнитолы.

Сабвуфер барабанил монотонными битами, сотрясая спортивный кабриолет в такт клубной музыки. Стрелка спидометра медленно доползла до отметки двести тридцать километров в час и остановилась. Дэсмонд лихо управлялся с рулем, оставляя позади себя потрясенных водителей.

– Дыши моим дерьмом! – крикнул Дэсмонд одному самому яростному водителю, который тряс кулаком в воздухе.

– Ты просто псих, Дэс! – восторженно кричала София и смеялась.

Ее длинные волосы развевались на ветру, а бретели атласного платья сползли с плеч, обнажив одну из пышных грудей, что нисколько не смущало девушку.

Оба были под кайфом уже вторые сутки. Их приключения, наполненные наркотическим угаром и алкогольным опьянением, начались еще вчера после того, как закончился прием для высокопоставленных чиновников и столичных богатеев в честь открытия нового стадиона. Вечеринка, пропитанная тошнотворным официозом, у обоих вызывала раздражение и зуд в заднем проходе. Они бы сбежали и раньше, но этот зануда-Эрик заставил Дэсмонда остаться до конца и выказать уважение отцу Софии. Как же ей это осточертело! Все из кожи он лезут ради того, чтобы угодить Йоакиму Брандту!

Дэсмонд отвез ее в свой роскошный клуб, где они провели почти всю ночь, развлекаясь на танцполе, занюхивая кокаин, и занимаясь сексом в закрытой кабинке. София была настолько пьяна, что не помнила, как оказалась в спальне Дэсмонда. Она очнулась только во второй половине дня и не помнила ничего из того, что происходило в постели. Но по тому, как у нее ныли промежности и синяки на теле, поняла, что Дэсмонд развлекся с ней, как надо.

София обожала его грубость. Он щипал, шлепал, сжимал до хруста в суставах, дергал за волосы и с помощью пальцев и вибратора имел ее сразу во все отверстия. София, как и Дэсмонд, была ненасытна.

Когда оба пришли в себя, начался второй заход веселья. Они отужинали фаст-фудом, как обычно, так как оба ненавидели рестораны со всей их вычурной манерностью, и отправились развлекаться в боулинг, картинг вперемешку с исследованием близлежащих баров.

И вот сейчас они снова пьяные неслись по скоростным трассам города, занюхивая кокаин, и дымя марихуаной.

– Ты проиграла! – крикнул Дэсмонд, когда стрелка на спидометре дошла до двухсот пятидесяти километров в час. Мимо спорткара с визгом проносились машины и оставались позади. Из-за огромной скорости воздух с трудом поступал в легкие, а вкупе с адреналином, разжигающим кровь, они то и дело сжимали диафрагму и желудок в кулак.

София отстегнула ремень и приблизилась к лицу Дэсмонда, обдавая запахом алкоголя и травы.

– Я знала, что проиграю, – сказала она прямо ему в ухо и запустила в него язык.

Дэсмонд удовлетворенно закатил глаза.

– Держи руль, псих! Я не хочу, чтобы мой опозоренный труп нашли между твоими бедрами, если мы врежемся! – крикнула София и принялась расстегивать ширинку на джинсах Дэса.

Дэсмонд вцепился в руль и сосредоточился на дороге. София умела делать минет лучше любой профессиональной шлюхи. Дэсмонд едва не выпустил руль из рук, когда она проглотила его член целиком, отплачивая проигрыш.

Стрелка спидометра остановилась на отметке двести, когда Дэсмонд въехал в город. Наконец, появился первый за последние полсотни километров светофор, и положил конец сумасшедшей езде.

Дэсмонд вжал педаль тормоза в пол, заботливо прижав голову Софии к себе. Смесь адреналина и вырвавшихся на свободу гормонов заставили издать громкий стон. Из остановившегося рядом джипа послышались удивленные вздохи, обращенные на пару извращенцев в красном кабриолете.

– Смотри, чего творят!

– Совсем стыд потеряли!

– Так держать! Крутяк! – Раздавалось с разных сторон.

Но Дэсмонду было откровенно начхать на всех вокруг. Он одной рукой надавливал на затылок Софии, а второй обхватил ее грудь и теребил сосок. Загорелся зеленый, но Дэсмонд не смог прерваться, София вот—вот грозила закончить свой фееричный минет. Она настойчиво ускоряла темп и продолжала заглатывать член. Сзади послышались требовательные сигналы, Дэсмонд лишь вытянул руку и показал средний палец.

Водитель ауди не желал терпеть подобного оскорбления, объехал Дэсмонда и встал рядом.

– Ты долбанный извращенец, сними номер в отеле, ублюдок! – крикнул взбешенный нарушением норм поведения пожилой водитель.

Ярость тут же выстрелила в кровь Дэса и он моментально достал Зиг Зауэр из кобуры и наставил на старика.

Глаза водителя округлились от страха, и он тотчас же вжал педаль газа и скрылся за поворотом. Дэсмонд продолжал целиться из пистолета в каждую проезжающую мимо машину, ощущение смертельного орудия в руке усилило возбуждение. Он надавил на затылок Софии, и наконец, нарастающая волна наслаждения взорвалась внутри него и он громко закричал. Проигрыш был выплачен с лихвой.

Девушка вернулась на свое сидение, достала с пола бутылку текилы и сделала несколько жадных глотков.

– О, я люблю тебя, детка! – выпалил Дэсмонд, словно после десятикилометровой пробежки.

София в ответ лишь звонко рассмеялась. Дэсмонд тут же взбесился и схватил девушку за волосы. Та вскрикнула. Дэсмонд приблизил ее лицо к себе так, что их губы почти соприкасались.

– Я серьезно говорю, сука! Я люблю тебя!

София снова посмеялась, но на этот раз тише.

– Я знаю, дурачок. Я тоже люблю тебя, – ответила она.

Они соединились в долгом глубоком и жадном поцелуе, словно изголодавшиеся по плоти хищники.

– Поехали отсюда, – устало выдохнула София.

Дэсмонд застегнул ширинку и кабриолет, наконец, покинул перекресток, ставший свидетелем нарушения общественного порядка.

Дэсмонд искренне любил Софию, и совершенно не лукавил, говоря ей об этом. Возможно, любовь его была странная, грубая и дикая, но это была любовь. Совсем как любовь его отчима. Дэсмонд мог ударить Софию, даже избить, угрожать ей дулом в лицо, но также неистово он боялся ее потерять. София стала первой и единственной женщиной, укравшей больное израненное сердце Дэсмонда, и в то же время спасла его изуродованную душу. Он отдавался ей без остатка со всеми своими психическими проблемами, страхами и маниями. А София принимала его со всем этим дерьмом. Он мог бросаться угрозами в ее адрес, а потом рассыпаться в поцелуях, мог врезать ей пощечину, а в следующую минуту лежать на ее груди и слезно просить прощение. И София всегда принимала его извинения и продолжала любить его всем сердцем. Такая странная и жуткая любовь.

Они приехали в квартиру Дэсмонда, больше похожую на тренажерный зал и тир, чем на обычное жилище. Триста квадратных метров, обставленных тренажерами, штангами, грушами, мишенями и стеллажами с разнообразными пистолетами и ножами. Здесь даже был целый боксерский ринг. Настоящий рай для таких бойцов, как Дэсмонд.

Огромная кровать со скомканным постельным бельем не первой свежести после предыдущей ночи вновь ждала ненасытных любовников. Они истязали друг друга самыми разными способами от плетей и ремней до шипов и страпонов. София обожала чувствовать Дэсмонда во всех своих щелях одновременно, словно он заполнял ее, как сосуд. Дэсмонд обожал душить ее, кончая. Она даже умудрялась обсасывать его палец, в то время, пока он сжимал ее шею в экстазе. София была особенной. Дэсмонд никогда не заходил слишком далеко.

Их страстные отношения длились уже второй год, прерываясь на долгие месяцы разлуки, когда София уезжала в университет на очередные скучные занятия. Но по возвращении в город ее ждал Дэсмонд, и всю неделю каникул они проводили в угарном отрыве, накуриваясь гашишем, занимались сексом от заката до рассвета, в перерывах занюхивая кокаин, и размышляли о возвышенном.

Несмотря на публичность ее персоны, влюбленные тщательно скрывали свои отношения. Они выбирали закрытые от обычных зевак места, веселились преимущественно в заведениях, принадлежащих компании Дэсмонда, где каждая видеокамера, каждый глаз работника и посетителя принадлежали компании. Иногда София даже маскировалась под париками, и эта скрытая связь безумно заводила обоих. Отец бы никогда не позволил своей умнице-дочери связаться с таким типом, как Дэсмонд. Он прочил ей в мужья какого-нибудь холеного чиновника, которым впоследствии можно было бы манипулировать. Йоакима бы хватил удар, знай он о бесстыжих выходках своего ненаглядного отпрыска. София никогда не вызывала в нем подозрения. Она отлично играла роль послушной дочери.

– У меня для тебя подарок! – гордо объявил Дэсмонд.

Они лежали в постели, совершенно измученные занятиями любовью. Дэсмонд потянулся к прикроватной тумбе, его занесло, и он снес с нее бутылку текилы и поднос с порошком. София тут же рассмеялась так заливисто, как нравилось Дэсмонду, он не выдержал и тоже расхохотался, но скорее от угара. Наконец, ему удалось справиться с головокружением и выдвинуть ящик.

Пока Дэсмонд ковырялся в тумбе, София пинала его в зад, пытаясь сбросить с кровати, и продолжала смеяться. Дэсмонд достал голубую бархатную коробочку и швырнул ею в Софию.

– У-у-у, ювелирка! – воскликнула она и тут же принялась открывать подарок.

Внутри обнаружился платиновый кулон в виде сердца с ключом, украшенный бриллиантами.

– Что это? – спросила София, едва осознавая, что держит в руках. Дурман в голове совсем отключил ее мыслительную деятельность.

– Сердце, дура! – ответил Дэсмонд и начал вытаскивать кулон.

– А что это торчит из него? – не понимала София.

– Это ключ, идиотка! Смотри!

Дэсмонд всунул ей кулон прямо под нос и разобрал его на две части: зазубрины ключа вставлялись в углубление для бороздки на сердце.

– Видишь? Я ношу сердце, а ты будешь носить этот долбанный ключ! – мямлил Дэсмонд пьяным языком.

София округлила глаза то ли в наигранном удивлении, то ли в искреннем, точно понять было сложно, и захлопала в ладоши!

– Вот черт! Ты такой, мать твою, романтичный! – вскрикнула она.

– Разумеется! Я же люблю тебя, сука ты ненормальная! – ответил Дэсмонд.

София снова залилась беспричинным смехом.

– Да иди ты сюда, дура, я одену тебе твой гребанный ключ! – Дэсмонд схватил Софию за волосы и притянул к себе.

София вскрикнула, но в ту же секунду забыла о боли. Дэсмонд пытался застегнуть замок на цепочке, но, разумеется, в его состоянии это было все равно, что управлять самолетом в грозу без топлива и без крыльев.

– Да чтоб тебя! Пидарасы! Не могли нормальный замок приделать! – ругался Дэсмонд, а София все хохотала.

– А почему мне ключ, а тебе сердце? – спросила она, пока Дэсмонд пытался застегнуть кулон у нее на шее.

– Ну, и тупая же ты сука! Потому что ты раскрыла мое сердце!

Замок, наконец-то, поддался пальцам Дэсмонда.

– Без тебя сердце мое было, увы, закрыто. Плохо мне было без тебя, – Дэсмонд нахмурился.

Видно было, как ему не хватает слов для описания того возвышенного чувства, которое воспевают во все времена человеческой истории.

– Ты появилась, и сразу чик-чик! И сердце мое открылось и впустило тебя! И ты сидишь в нем, и мне хорошо, потому что… потому что…ты внутри… ты вот тут! – он ударил кулаком по груди. – Я, как будто полный. Не толстый, мать твою! А полный! Понимаешь? А заполненный! Пустоты больше нету! Я без тебя не могу, Софка! Ты мне нужна, мать твою, как воздух!

София состроила умиляющуюся рожицу.

– Какой же ты милый, Дэсмонд! – ответила она. – Я тоже люблю тебя, псих ты конченный!

Дэсмонд ухмыльнулся и снова притянул Софию к себе за волосы. На этот раз она не вскрикнула, и они соединились в своем ненасытном поцелуе.

Они занюхали дорожку прямо с рук друг друга, потому что поднос лежал на полу возле кровати, а это было чертовски далеко для них в нынешнем состоянии. Наркотик моментально вдарил в голову, комната завертелась в бешенном темпе, а тела их взвили под самый потолок, под самые звезды, под самого Бога.

Дэсмонд навалился на Софию всем телом, снова охваченный желанием истерзать ее тело в страстных объятиях, оставляющих синие следы на ее загорелом теле. Он облизывал ее шею, ключицы, жадно впивался в грудь, готовый вылизать каждый сантиметр ее тела. София стонала и извивалась в предвкушении соития.

«Я люблю тебя» – повторял голос Софии. То ли наяву, то ли во сне. Дэсмонда охватило неудержимое желание причинить боль, и он сильно укусил Софию за грудь.

Девушка вскрикнула, но лишь от наслаждения. Укусы Дэсмонда даже самые болезненные приносили ей гораздо больше удовольствия, чем его ласкающие руки.

Дэсмонд грубо раздвинул ноги Софии и резко вошел в нее. София издала громкий стон.

«Я люблю тебя», – снова повторил ее голос.

Дэсмонд двигался таким быстрым темпом, словно вообразил себя автоматом, испускающим очереди. София кричала в экстазе, а Дэсмонд все долбил ее и долбил.

«Она любит меня! Она любит меня!» – говорил он сам себе.

«Я люблю тебя!»

«Она любит меня!»

В этот момент кровь наполненная спиртом и алкалоидами, донесла отравляющую смесь до того отдела мозга, где Дэсмодн скрывал забытые болезненные воспоминания и страхи. Незаметно подкравшиеся враги дождались своего триумфа и вылезли наружу в виде очередного неконтролируемого психоза.

«Да кто может тебя любить? Ты же неудачник и трус, Дэсмонд!» – раздался голос Генерала где-то совсем рядом.

«Ты всегда был и будешь бесполезным куском дерьма! Социопат гребаный!»

София продолжала громко стонать.

– Не останавливайся! Не останавливайся! – требовала она.

«Никто не в состоянии полюбить тебя, болван! Ты же выродок! Ты сам знаешь!» – кричал Генерал.

Красные разъяренные глаза Генерала взирали на Дэсмонда точно из прошлого. Он буквально видел их перед собой.

– Да пошел ты! Я докажу тебе! Она любит меня! Она любит! – шептал Дэсмонд.

Но за собственными криками София не слышала его слов.

«Ты прогнивший насквозь кусок гавна! Тебя невозможно любить, ты же отсосник! Слабак! Всегда был слабаком, таким и остался, паршивец!» – кричал Генерал.

– Иди к черту! Иди к черту! Я люблю ее! Она любит меня! – бубнил Дэсмонд, продолжая долбить Софию.

«Я люблю тебя, Дэсмонд».

«Жалкий лузер!»

«Люблю тебя, Дэсмонд».

«Потому и родители от тебя отказались, урод! Ты – же гангрена в жопе!»

«Я люблю тебя»

Реальность и больной вымысел смешались, и Дэсмонд уже не видел перед собой никого и ничего. Лишь голоса наперебой твердили о том, какой он жалкий трус, мерзкий убийца, отвратительный слабак. Голос Софии настаивал на том, что любит его. И вскоре он уже не мог слышать отчетливых слов. Красные глаза Генерала пылали презрением. Из вонючего рта с желтыми гниющими зубами вылетали слюни, когда он яростно обвинял Дэсмонда в уродстве.

Дэсмонд схватил Генерала за шею и начал душить.

– Она любит меня, старый ты пидор! Она любит меня, вонючий старик! – приговаривал Дэсмонд.

Руки сжимали горло Генерала все сильнее, и Дэсмонд упивался тем, как его и без того красные глаза залились кровью и стремились вот-вот выпрыгнуть из орбит. Дэсмонд буквально чувствовал хруст щитовидного хряща в руках.

Оргазм подобрался незаметно, и вот Дэсмонд уже кричит от невероятного взрыва внутри. Он сделал еще пару толчков, высвобождаясь от искр, завершающих акт наслаждения.

Дэсмонд упал абсолютно без сил и тотчас же провалился в сон.

Возлюбленные лежали на кровати, сцепившись руками.

Цепочка с платиновым ключиком врезалась глубоко в глотку мертвеца.

***

В субботний вечер в гостиной Эрика собрались все его друзья кроме Дэсмонда. Они сидели вокруг недавно выздоровевшего Марка, точно ученики вокруг Иисуса. Эрик был счастлив видеть их всех снова вместе, собранных не ради решения дел, связанных с бизнесом, а просто так. Они собрались, просто чтобы побыть вместе, совсем как раньше, когда восторг от побед пьянил головы мыслями о собственном всемогуществе и бессмертии. Только теперь это были зрелые мужчины без глупых ветров в голове.

– Да ты надоел! – обиженно воскликнул Марк, когда Рудольф снова попытался всунуть ему в нос сельдерей.

Марк носил корсет на шее из-за обострившегося после переохлаждения остеохондроза, а потому не мог дергать головой из стороны в сторону. Это уже была третья попытка Рудольфа воспользоваться неподвижностью головы Марка и всунуть тому стебель в нос. Возможно, некоторые глупые ветра все же остались.

– Давай, расскажи еще раз, как ты утонул! – сказал Роберт.

Марку не нравилось вспоминать те мучительные секунды, но ребята так часто просили рассказать им об этой ужасной смерти, что он перестал бояться переживать их вновь и вновь. Марк и понятия не имел, что друзья заставляют его повторять историю вовсе не из интереса или восхищения Марком, а ради того, чтобы это событие перестало быть для него травмой и, что хуже, очередным страхом.

– Да сколько можно? Я же раз сто рассказывал! – ныл Марк, а сам искренне желал, чтобы его умоляли.

– Ну, давай, расскажи еще раз!

– Да! Расскажи!

– Ты ведь пережил настоящее утопление! Никто из нас не может этим похвастать! – подначивали друзья на радость Марку.

И он делал вид, что поддавался их напору, и снова пересказывал все от начал до конца: три бугая вырубили его по дороге в отель, где его ждала роскошная красотка по имени Мэрилин, он очнулся в багажнике, вода заливала его со всех сторон, Марк чувствовал приближение смерти и в последние минуты благодарил всех своих друзей за все, что они сделали для него, а потом погрузился во тьму. Холодная вода заполнила легкие, жгучая невыносимая боль, которую бы не стерпел даже Дэсмонд, охватила легкие, и Марк умер.

Нина слушала эту историю и заметила, что из раза в раз она дополняется всякими невероятными деталями. Она одна знала, что в его истории правда, а что – ложь. Нина скрывала улыбку за бокалом.

– А Дэсмонд придет? – спросил Марк.

– Дэсмонд развлекается. Но если бы он знал, что ты появишься, то непременно бросил бы все! – заверил друга Рудольф.

Марк удовлетворенно кивнул.

– Мне, кстати, не нравится, что он якшается с Софией, – сказал Роберт, закусывая бурбон сырно-овощным канапе.

– Это его дело, – Марк пожал плечами, насколько позволил корсет.

– Если ее папаня узнает, это будет наше общее дело, – произнес Рудольф.

– Кстати, у меня хорошая новость, – сказал Эрик. – У полиции появились ориентировки на автомобили Пастаргаев и тех людей, что попали на снимки. Так что отныне мы обзавелись радаром, сканирующим целый город, благодаря Йоакиму.

– Отлично! – Роберт глубоко выдохнул.

– Поднимем бокал за Короля-Бобра! – Рудольф вознес бокал вверх.

– За Короля-Бобра!

– За Короля-Бобра!

Друзья весело рассмеялись, вспомнив глупую историю из юношества Йоакима, и опустошили бокалы.

– У тебя, Нина, кстати, есть еще какие-нибудь истории об этом красавчике? – спросил Рудольф, причмокивая оливкой.

Нина лишь ухмыльнулась.

– Мне кажется, нам пока хватит, – сказал Эрик, не желая знать отвратительных подробностей жизни человека, которого он возносит так высоко. В самом деле, должен же он кем-то восхищаться? Нельзя позволить Нине забрать у него всех кумиров!

Очередной приступ мигрени зародился в затылке. Нина взяла с тумбы свой «аптечный» клатч и стала рыскать в поиске экседрина.

– Ты как? – тут же спросил Эрик.

Он всегда задавал этот вопрос, когда Нина начинала ковыряться в сумке. Если честно, этот вопрос стал уже надоедать, ведь он задавал его по двадцать раз на дню.

– Просто голова болит, – устало произнесла она.

В самом деле, Эрик. Хватит с тебя бессмысленной паранойи! Если Монстры решат атаковать, таблетки ей не помогут!

– Черт, – выругалась Нина, вспомнив, что последнюю таблетку экседрина она приняла еще вчера, – ты купил мне лекарства?

Эрик кивнул, попивая бурбон.

– В кабинете на столе, – процедил он надрывным шепотом, напиток обжигал горло, – сейчас принесу.

Нина усмехнулась.

– Да я сама, – ответила она и встала.

Нина покидала гостиную, а Эрик вдруг поймал себя на мысли, что не спускает с нее глаз. Но вовсе не потому, что беспокоится о ней, а потому что короткое кремовое платье без бретелей подчеркивало стройность ее фигуры. Нина набрала вес и перестала походить на высохшего скелета. Кости больше не выпирали, лопатки даже стали изящными, а спина – грациозной. Женские черты округлились, и короткая длина платья подчеркивала выступающий зад. Но слово «зад» было слишком вульгарным для этих перемежающихся булочек…

Эрик одернулся. Он что только что сравнил зад Нины с булочками? Кажется, бурбона с него сегодня хватит! Он даже поругал себя за подобные мысли, но факт был назойлив: Нина изо дня в день становилась все более привлекательной девушкой.

Нина зашла в кабинет и тут же направилась к столу, на котором лежал аптечный бумажный пакет, надеясь, что Эрик в этот раз ничего не перепутал. В этом смысле следовало бы доверить столь важное в деталях занятие Фидо, он точно проверит каждую букву в названиях лекарств. Но для Эрика это было бы сродни оскорблению. Что он не может даже таблетки купить? Он умеет заботиться о других, черт возьми!

– Нина, – раздалось сбоку.

Нина даже подпрыгнула от неожиданности. Она резко обернулась и увидела Дэсмонда, сидящего в кресле в углу кабинета. Он выглядел ужасно. Неведомая боль и горечь исходили из него, лицо взмокло от слез, а глаза разбухли. Нина никогда бы не подумала, что у мужчины могут так распухнуть глаза от слез. А еще он был сильно пьян, и даже не полупустая бутылка текилы говорила об этом или характерный тяжелый запах перегара, а все его состояние в целом.

Нина невольно отступила, но тяжелый дубовый стол не позволил ей ретироваться намного.

– Дэсмонд, – выпалила она в замешательстве, – ты говорил, что не придешь.

Дэсмонд молчал и лишь смотрел на нее пустыми красными глазами. Нина моментально ощутила весь спектр чувств, которые руководили Дэсмондом в данный момент, и от осознания всего, что она увидела в мужчине, ее спина невольно напряглась. Дэсмонд был в глубоком отчаянии, он был зол и напуган одновременно, словно зверь, угодивший в собственные силки – никто не знает о нем, никто не придет ему на помощь, он так и умрет от собственного бессилия. И он был пьян. Этот факт играл роль решающего рычага в нынешнем состоянии, потому что управлять им было также опасно, как кораблем во время шторма – невозможно просчитать до конца всю траекторию его пути, ведь его швыряет из стороны в сторону. Ты повернешь налево, но внезапные мощные волны перевернут его так, что ты либо свернешь в противоположную сторону, либо, вообще, потонешь.

Нина рефлекторно бросила взгляд на дверь. Всего шесть шагов и она окажется снаружи. Но Дэсмонд сидел в кресле, расположенном у самой двери, ему и одного шага будет достаточно, чтобы преградить ей путь.

– Уже хочешь убежать от меня? – Дэсмонд даже в помутнённом состоянии рассудка не терял боевой внимательности.

Он издал какой-то непонятный смешок, наполненный и грустью, и иронией, и издевкой одновременно.

– Что даже не поговоришь со мной? – невнятно спросил он и устало уронил подбородок на руки.

В его глазах снова выступили слезы. А Нина только и смотрела на два Зиг Зауэра на столике возле его колен.

«Пуля быстрее твоего взгляда», – пронеслось в голове Нины.

– Почему же? Давай поговорим, – как можно более ласково произнесла Нина.

Краем глаза она уловила движение сбоку. Монстр вытянул одну из своих костлявых конечностей, суставы захрустели в ней, будто он потягивался после долгого сна.

Нина сглотнула.

«Будь осторожна», – прошептал уродец.

Внезапно Нина поняла, что не могла залезть к Дэсмонду в голову, это было опасно. Неизвестно откуда, но она точно знала, что попытки управлять кем-либо в алкогольном или наркотическом опьянении связаны с огромными рисками. Разум невменяемых находится в слишком нестабильном состоянии, заложенная мысль не держится в мозгу, потому что невозможно вычленить что-либо устойчивое в памяти, в мыслях. Их разум очень хрупок и шаток. Велика опасность не справиться с корабельным рулем, и тогда судно бедняги на всех парах понесется в совершенно неожиданную сторону. В худшем случае он разобьется вдребезги о скалы и окропит их кровью, своей ли, чужой – неважно.

Учитывая общее нестабильное состояние психики Дэсмонда, будучи трезвым, сейчас Нине придется иметь дело не просто с кораблем во время шторма, а с дырявой, поломанной, износившейся в боях ветошью. Если она попытается управлять разумом Дэсмонда, и его охватит внезапный порыв ярости, она просто не успеет перехватить ее за горло и удушить! Этот порыв столь молниеносен, что поймать его будет просто невозможно, и она понятия не имеет, во что это выльется!

Лицо Дэсмонда исказила гримаса боли, и он больше не сдерживал слезы. Они заструились по щекам нескончаемым потоком, и, не успевая высыхать, капали на паркет, образуя лужицу. Нина почти слышала стук капель о дерево. В нынешней обстановке все ее чувства обострились. Теперь она понимает, что испытывают саперы за работой, когда любой звук, любой шорох заставляет спину напрячься, а живот – окаменеть.

– Я не хотел! – рыдал Дэсмонд и громко втягивал носом воздух, пытаясь успокоиться. – Я никогда не хотел! Они были такими… я ведь любил их… Я любил ее!

От искреннего раскаяния его бросило в безудержный гнев всего за секунду, и Нина в лишний раз убедилась, что лазание в его голове она оставит на самый крайний и безвыходный случай.

– Я знаю, Дэс, – мягко ответила она.

Нина прекрасно понимала, о ком говорил плачущий мужчина. Он говорил о десятках убитых им женщин, о своих чудовищных «пристрастиях», как говорил Эрик. Ну, вот смотри теперь, Эрик, до чего доводят подобные увлечения. А ведь она предупреждала! Много раз говорила о том, что эта тяга доведет его до безумия, что нужно помочь Дэсмонду, что нужно это прекратить!

– Да, ты всегда знаешь! Ты всегда все знаешь! Ты же – долбанная провидица, или как тебя там?!– Дэсмонд раздраженно фыркнул.

В следующую секунду он поднялся с кресла и чуть покачнулся. Нина сделала еще два шага назад, и теперь их разделял широкий стол, слишком массивный, чтобы его опрокинуть. Нина вцепилась в эту мысль, как в спасательный круг.

– Ты не виноват. Ты не контролировал себя. И никто не винит тебя ни в чем, – Нина пыталась скрыть дрожь в голосе, вот только страх выдавал ее чересчур хриплым голосом.

Дэсмонд окинул ее подозрительным взглядом, в котором читалась насмешка.

– Никто не винит, – повторил он, отпил глоток из бутылки и поставил ее на стол. – Я сам себя виню! – заорал он.

Нина поняла, что допустила ошибку, приняв его чувство вины за то, которое он испытывал перед Эриком за свои слабости. Нина готова была треснуть себя по голове, если бы это помогло перемотать пару секунд назад, чтобы она произнесла совсем другую фразу, корабль, наверняка, бы удалось выровнять. Вот тебе и первое неправильно решение относительно курса. Будь осторожна, Нина, ты ступаешь по хрупким каменным плитам, вокруг которых бушует горящая лава.

– Эрик очень любит тебя, Дэсмонд, они все тебя любят и…

Но Нина не договорила, потому что Дэсмонд разразился дьявольским смехом.

– Ты всегда так делаешь, бессердечная ты сука! – взревел он, и ярость исказила его лицо в оскале. – Ты все время пытаешься заставить меня поверить, что меня любят! Что я не один! Что вокруг меня есть долбанные люди, которым на меня не наплевать! А ты хороша, Нина! Я много раз верил твоим словам, вот только они не стоят ни гребанного цента! Ты – такая же, как все! Ты делаешь все во имя собственных интересов! Тебе нужен Эрик со всей его мощью, а я – и есть его огненная мощь! Кто еще будет ломать кости ублюдкам и выворачивать их кишки? Кто? Только я! Следовательно, я нужен тебе, чтобы Эрик не потерял свою власть! Ты – самовлюбленная шлюха!

– Дэсмонд, перестань, ты говоришь так со зла! – Нина добавила громкости своему голосу, а также настойчивости и бесстрашия, а сама то и дело оббегала глазами кабинет, в надежде найти что-нибудь, чем можно дать знак людям снаружи о том, что она заперта тут с бешенным Куджо! Должны же они услышать хотя бы его крик!

Внезапно Дэсмонда охватила вторая волна слез, и он снова исказился в лице. И в эту секунду Нина почувствовала его боль утраты. Нина захотела шлепнуть себя по голове уже во второй раз, вот тебе и ошибка номер два! Нина, соберись!

Разумеется, Дэсмонд не просто так напился и сидит здесь изливает океаны слез! Всегда должен быть повод! И Нина, наконец, поняла. Эту боль утраты любимого человека ни с чем не спутаешь, и Нина знала ее до атомов, ведь она знакома ей с детства.

– О, Дэсмонд! – сочувствующе воскликнула Нина.

Дэсмонд словно почувствовал, что Нина все поняла, и рыдания без стеснения вырвались наружу. Нина воспользовалась моментом слабости и тут же заглянула туда, где мир не подчиняется закону времени. Ослабленный мозг тотчас же обнажил все кусочки паззла.

Пьяное веселье и безостановочный смех, опасная езда по ночному городу и кипящий в крови адреналин, приятное головокружение и тяжесть в мозгу от кокаина и безудержные стоны в экстазе, а в следующую секунду нарастающая кульминация – рискованная смесь из гнева, наркотического кайфа, сексуального удовлетворения и, наконец, развязка – неописуемая и ни с чем не сравнимая эйфория от лопающихся под пальцами сосудов и взрывного оргазма. Он не смог преодолеть своего врага – ярая неудержимость выбралась из клетки, подобно Нининым Монстрам, и произошло нечто ужасное. Как ей это знакомо! Пробуждение, шок, попытка осознать, отчаяние, боль, сожаление, раскаяние и, наконец, самое жестокое и вечное – муки совести и неуправляемый гнев от того, что изменить ничего нельзя!

Озноб пробил Нину насквозь, когда она узнала женское лицо, смотрящее на нее мертвыми глазами сквозь время и пространство.

– Черт! – Дэсмонд схватился за голову. – Я прямо чувствую, как ты ковыряешься в моем мозгу!

– Дэсмонд, что же ты натворил! – вздох сорвался губ Нины.

– Не смей, дрянь! Не смей ковыряться в моем мозгу, сука! – Дэсмонд ревел.

Он опрокинул тяжелое кожаное кресло так, словно оно было не тяжелее пера. Нина отпрянула. К черту опасения! Надо заставить его успокоиться!

– Дэсмонд! Выслушай меня! – Нина вперилась взглядом в Дэсмонда, желая заложить мысль в его мозг. – Ты должен немедленно рассказать об этом Эрику! Ты слышишь? Расскажи Эрику сейчас же! – приказывала она.

Дэсмонд лишь утирал слезы и рыдал.

– Дэсмонд, посмотри на меня! Ты должен сообщить Эрику!

– Я подставил его! – взревел Дэсмонд. – Он не простит меня!

Требование прощения пронизывало Дэсмонда и воздух вокруг него словно электрическими зарядами. Нина явственно ощущала, как Дэсмонду не хватало его, вот только он нуждался в прощении не от Эрика, а от самого себя, и до него это никак не доходило. Его маниакальное желание самобичевания туманило разум и раздувало из дрянной ситуации целый апокалипсис, в котором терялась всякая логика и последовательность. Дэсмонд просто жаждал наказания.

– Дэсмонд! – позвала отчаянно Нина.

– Хватит ковыряться в моей голове! – заорал Дэсмонд и заткнул уши, будто это могло помочь избавиться от навязчивых голосов.

Нина воспользовалась растерянностью Дэса и бросилась к двери. Но она допустила ошибку номер три. Даже будучи пьяным Дэсмонд не терял сноровку, словно мышечная память имела отдельный мозг. Он сам не успел понять целесообразность маневра, он просто действовал рефлекторно подобно хищнику, реагирующему на бегство добычи. Он схватил Нину за шею и со всей силы швырнул ту обратно на дубовый стол.

Нина почувствовала себя жуком, которого легкий щелбан отбрасывает на пару метров. Она упала всем телом на стол и прокатилась по инерции, сшибая все, что на нем лежало. Рамки с фотографиями, ручки, карандаши, бумаги, какая-то непонятная пирамида полетели со стола. От сильного удара головой о что-то краеугольное Нина потеряла связь с реальностью на какой-то момент.

– Куда навострилась, сука? – сумасшедшая ярость заполонила раскрывшуюся от потери дыру в душе Дэсмонда, и он перестал контролировать свой разум. И не будь Нина сейчас на месте жертвы, она бы не винила Дэсмонда, ведь она сама зачастую проигрывает атакам иррационального гнева, и также крушит человеческие жизни, как Дэсмонд крушит сейчас ее. Оказывается, у них гораздо больше общего, чем Нина предполагала. Мия была права, у всех есть свои монстры.

В следующую минуту Дэсмонд схватил Нину за волосы и бросил хрупкое тело на пол так, что из Нины вышибло дух. Она рефлекторно попыталась уползти, но сделав пару тяжелых ползков, остановилась, едва осознавая, где находится из-за возникшего головокружения. А безумец уже настиг ее.

– Я покажу тебе, как ковыряться в чужом мозгу! – ревел Дэсмонд. – Сейчас ты узнаешь, каково это, когда без спроса врываются в твое тело, сука!

Он одним рывком разорвал платье по шву на спине, и Нина задохнулась от осознания того, что сейчас произойдет. Намерения Дэсмонда были недвусмысленны, и хуже того – решительны и неуклонны! Свирепая невменяемость и алкоголь в крови окончательно свели Дэсмонда с ума. Нина чувствовала в нем тот похотливый гнев, который исходил из него импульсами в момент, когда жертвы испускали последний писк. Страх пробрал до позвоночника, когда Нина увидела себя в качестве одной из них.

Нина попыталась вырваться, но куда уж ей тягаться с набором мускулов и безумия? Дэсмонд схватил ее за волосы, приподнял голову и с силой ударил лбом о паркет.

Перед глазами все расплылось, металлический запах крови ударил в нос, горячая жидкость заливала глаза. Нина с трудом приподняла голову и взглянула на Монстра. Изломанные конечности с торчащими сухожилиями и оборванной в лоскуты кожи сидели беспорядочной кучей в кресле прямо перед ней. Протяни она руку, и дотронулась бы до Него. Безглазый монстр уставился на нее с безразличием, он лишь наклонял голову то в одну сторону, то в другую, будто измерял что-то.

Нина посмеялась над собой. Ну, и где твои друзья? Где твои всемогущие Монстры? Ты возносишь их до богов, трясешься перед каждым их рыком, а они сидят перед тобой и ни черта не могут сделать! Они, как трусы, нападают исподтишка на самых слабых, на тех, кто не в силах дать им отпор! А твой бесценный дар убийственного взгляда? Ну, давай, попробуй им воспользоваться в таком вот положении – лицом в пол! Да даже если тебе удастся перекатиться на спину, прежде чем ты вонзишь свой взгляд в его глаза, он уже тебя пристрелит! Пуля – быстрее твоего взгляда!

А Дэсмонд уже рывком стянул с нее трусы, и теперь роскошное дорогое черное кружево, которому Изабелла предрекала судьбу быть разорванным в клочья неудержимой страстью, вот-вот норовило исполнить свою судьбу. Правда, вряд ли Изи имела в виду изнасилование. Но кто ж знает этого эксперта по мужским грезам?

– Ты только и умеешь залазить в наши головы и выставлять наши страхи всем напоказ! А как насчет твоих страхов, а? Чего боишься ты? А я знаю, чего! Вы все одинаковые! Вы все боитесь одного и того же! Вы все – продажные шлюхи! – Дэсмонд яростно ревел.

Нина тяжело дышала, глаза продолжало заливать кровью. Ну, вот и все. Пора терять сознание.

Нина не сразу поняла, что за гул был вокруг. Он появился так внезапно, хотя может она просто отключилась на некоторое время, и вот пришла в себя, а вокруг какая-то суета, непонятный гомон, в котором она, кажется, различила, как кто-то зовет ее по имени.

– Нина! – громкий и настойчивый крик раздался возле самого уха.

Роберт стоял на колене возле лежащей на полу Нины и пытался привести ее в чувства. В другом конце кабинета Эрик, Рудольф и Марк пытались унять вопящего Дэсмонда.

– Эрик! Прости меня! Я подвел тебя! Она вывела меня! Это все она! Эрик, прости! – ревел Дэсмонд, едва связывая слова во внятную речь.

– Заткнись, Дэс! Заткнись, слышишь? – яростно вопил Эрик.

Он готов был разорвать Дэсмонда в клочья, имей он такие способности. Перед глазами Эрика так и стояла эта отвратительная картина, возникшая перед их глазами, когда они ворвались в кабинет минуту назад, вызванные непонятными криками и грохотом. Они были очень во время! Дэсмонд уже расстегивал джинсы, когда трое вбежали в кабинет. Осознание того, что чуть было не произошло, молнией пронеслось в голове Эрика, и он набросился на друга с кулаками. Рудольф вцепился в Эрика, Роберт – в Дэсмонда, и они превратились в беспорядочную кучу рук и ног, где непонятно, кто на чьей стороне. Нанеся два сильных удара точно в челюсть Дэсмонда, Эрик, наконец, угомонился. Но Дэсмонда черта с два вырубили удары Эрика. Его и в трезвом состоянии невозможно вырубить, а тут, когда его кровь бурлит от адреналина, он становится бессмертным, даже с литром текилы в крови.

Рудольф с Эриком оттащили Дэсмонда и усадили в кресло в углу кабинета подальше от Нины, которая безвольно валялась на полу с разорванным до пояса платьем и трусами, спущенными до колен.

Эрик на пару с Рудольфом держали друга крепко по рукам, тот бился в истерике, рыдал, пытался что-то сказать, его стошнило, но хватка мужчин не ослабла. Они лучше всех знают физическую силу Дэсмонда, и угомонить его удастся нескоро.

– Что с Ниной? – кричал рассвирепевший Эрик, готовый сломать другу запястье своей хваткой.

Роберт склонился над Ниной и звал по имени, тряс за плечи, пока та не начала подавать признаки очнувшегося человека.

– Нина, слышишь меня? – доносилось откуда-то из параллельного мира.

Наконец, сознание вернулось, и Нина посмотрела на Роберта ясным, насколько это было возможно, взором.

– Слышу, – ответил она с трудом.

Роберт оглядел кровоточащий лоб и выругался.

– Как она? – беспокоился Эрик.

– Эрик, прости! Я не смог! Я подвел тебя! Эрик! Я убил ее! – ревел Дэсмонд.

– Заткнись, твою мать! – свирепел Эрик.

– Да в порядке она, – ответил Роберт.

Но Эрик увидел окровавленное лицо Нины, и сердце опять вжалось в грудь.

– Ах, ты, сукин сын! – взревел Эрик и снова врезал Дэсмонду в лицо.

– Эрик! – тут же остановил Рудольф.

Дэсмонда снова стошнило.

– Черт, есть ли на свете хоть что-нибудь, что может его вырубить? – удивлялся Эрик.

Он был уверен, что вложил всю силу в удары, а этому хоть бы что.

– Уведи ее! – приказал Эрик.

Роберт закатил глаза, будто он и сам не догадался об этом. Роберт снял пиджак и набросил на почти голый торс Нины – разорванное платье болталось на поясе. Он осторожно натянул на нее трусы, заметив, что при других обстоятельствах этот момент был бы очень даже интимным, ведь он провел руками по ее бедрам, а она вроде и не против. Хотя оценив состояние Нины, Роберт осознал, что она вряд ли до конца понимала, что происходит. Рана на лбу продолжала кровоточить.

– Прижми, – приказал Роберт и положил руку Нины ей на лоб.

Она почувствовала какую-то ткань под пальцами, но ничего не соображала, голова кружилась так, словно весь мир ходил ходуном от какого-то невероятного землетрясения баллов двести по шкале Рихтера. Роберт поднял Нину с пола и удивился ее легкости. Не зря Марк сравнивает ее с феей, возможно, он бы с ним согласился, если бы она не убивала людей.

Нина устало уткнулась головой в плечо Роберта и даже позволила себе утонуть в аромате одеколона, исходившего от его шеи. Крики Дэсмонда становились все тише. Вскоре Нина поняла, что Роберт нес ее на кухню.

Головокружение слабело в интенсивности, и когда Роберт усадил Нину на кухонный стол, она даже смогла разграничить верх и низ.

– Рану надо зашить, – сухо констатировал Роберт, явно недовольный выпавшей ему ролью медсестры.

Нина молча сидела на столе и прижимала платок ко лбу так сильно, как могла, но он быстро пропитался насквозь и вскоре стал бесполезным. Роберт достал аптечку из шкафа и уже готовился к процедуре. Нина пристально следила, как он уверено натягивает на мощные ладони латексные перчатки, рвет упаковки с иглой и нитью, набирает раствор в шприц. Наблюдая за его твердыми движениями, Нина вдруг так явственно ощутила тоску по Яну и его нежным рукам.

– Сиди, не дергайся, я вколю анестетик, – сосредоточенно произнес Роберт.

Он удивился тому, что Нина даже не шелохнулась, пока он делал укол точно ей в рану. А жаль. Ему так хотелось причинить ей боль. Но потом вдруг понял, что она всю свою жизнь провела в больнице, где уколы – это норма жизни, как в туалет сходить и зад подтереть. Таким способом ей боль не причинишь.

Роберт не дождался, пока подействует обезболивающее, и принялся шить. Нина терпела изо всех сил, уверенная в том, что Роберт поступает с ней так со зла. Но она не собиралась доставлять ему удовольствие. Да пошел ты, Роберт! Да пошли вы все!

Во что она ввязалась? Тоска по больнице вдруг разыгралась с новой силой. Там Нина была в безопасности в своем маленьком мирке. А здесь ее подстерегают враги даже в родном тыле! Во что превратилась ее жизнь? Нина усмехнулась собственному нытью. А чего ты ожидала, влезая в мир убийц и садистов? Что будешь здесь по цветочкам прыгать и сладкий нектар попивать, как маленькая фея? Чуяло сердце Нины, что еще не раз ей по голове постучат.

Ох, Ян! Она, оказывается, мало представляла себе, во что будет вовлечена. Вся эта затея с побегом из лечебницы вдруг показалась глупой.

Нина разглядывала ткань белой рубашки Роберта, отвлекаясь от острой и жгучей боли, пока он стоял перед ней и сосредоточенно причинял ей эту боль.

– Что там произошло? – наконец, прервал он молчание.

Нина вперилась в него раздраженным взглядом, мол, ты так и не понял?

Роберт смотрел ей в глаза и ни капли не боялся ее.

– Брось, он не сам это сделал. Его что-то вынудило, – продолжил Роберт, орудуя зажимом с иглой и нитью перед ее лицом.

– Хочешь сказать, я его заставила? – с вызовом спросил Нина.

– Нет, хочу сказать, что ты не безвинна.

Нина фыркнула.

– Что? Ты сама прекрасно знаешь, что происходит с людьми, когда ты лезешь к ним башку, – презрительно произнес Роберт.

Нина угрюмо молчала, не желая, идти на поводу у этого самодовольного хвастуна.

– Ну, давай скажи это, – дразнила Нина.

И Роберт сказал.

– Я предупреждал тебя! Я говорил, что твои инспекции человеческих мозгов бесследно не проходят!

Нина вздохнула.

– Да, Роберт. Ты – умница. Ты – молодец. Вот только когда я лезу к ним в головы, то узнаю, что твоя невеста – бессердечная дрянь, а Дэсмонд этой ночью убил Софию.

Рука Роберта на секунду замерла в заключительном узле для шва. Но он быстро пришел в себя, завязал его, отрезал нить и уставился на Нину испытующим взглядом.

Нина не отставала в упрямстве и сверлила его ответным взглядом. Роберт сдался первым. Наверное, потому что масштаб надвигающихся катаклизмов был гораздо важнее его войны с Ниной. Он промокнул шов вокруг йодом и наклеил пластырь. Нина потрогала результат его работы: теперь к шеренге швов на лбу прибавился еще один – точно посередине. Приветствуйте новенького!

А ведь Нина надеялась, что эпоха ее физических травм осталась за воротами лечебницы. Какая же она была наивная дура!

– Твою мать! – Выругался Роберт и со злостью захлопнул пластиковый аптечный бокс.

– Скажи честно, ты это предвидела? – в его голосе слышалась неподдельная ярость.

Да уж, ярости этим днем и в этом доме сегодня не занимать.

– Нет, вы же запрещаете лазить в ваших головах!

– Хватит, Нина! – рявкнул Роберт. – Это тебе не шутка! Случилось реальное дерьмо!

Нина попыталась сказать в ответ что-нибудь нахальное и дерзкое, так уж Роберт на нее действовал – бесил до чертиков – но поймала себя на том, что Роберт прав. Дэсмонд убил дочь Йоакима! Это – грандиозный провал для них всех! Когда Йоаким узнает, он заставит Эрика выдать Дэсмонда на растерзание! Почему она не почувствовала это раньше, почему не предвидела? Почему ни одно из чувств не сработало во имя спасения их всех от предстоящей катастрофы?

Роберт прав, случилось реальное дерьмо, и Нина понятия не имеет, почему она не предвидела его. К сожалению, она многого не знает о своих способностях. Почему они появляются внезапно и сводят ее тело судорогами, демонстрируя что-то важное. А почему иной раз молчат, хотя следовало бы бить в гонг и трубить во все трубы, имей она оркестр в голове.

Через десять минут в кухне появились уставшие Марк, Рудольф и Эрик. Они были измазаны кровью и воняли рвотными массами.

– Мы вкололи ему транквилизатор, – устало ответил Эрик на вопрошающий взгляд Роберта.

– Откуда у тебя транквилизатор? – не понимал Роберт.

– Ян дал для Нины.

– Да, вот только она ими не пользуется. Кто бы мог подумать, что они понадобятся нам, – грустно констатировал Рудольф и также устало облокотился на кухонную стойку.

– Да его ничто не брало! Он словно Халк, и такой же зеленый из-за тошноты, – воскликнул Марк.

Эрик подошел к Нине и осмотрел ее.

Удостоверившись, что Роберт не написал у нее швами на лбу слово «сука» или какие-либо другие непристойности, Эрик осмотрел каждый сантиметр ее видимого из под огромного пиджака тела.

– Ты в порядке? – поинтересовался он.

Нина не ответила. Она ненавидела их всех за то, что произошло. И вернуться к привычному молчанию казалось наилучшей реакцией на проявленную заботу после того, как его друг чуть не разорвал ее в клочья.

– Она кое-что узнала, – начал Роберт.

Спустя минуту после рассказа Роберта в кухне воцарилось гробовое молчание, а глаза мужчин готовы были выпрыгнуть из орбит.

– Черт бы его побрал! – выругался Эрик и злостно ударил кулаком по столу. – Я прикончу этого ублюдка! Он придет в себя, и я его прикончу, чтобы он понимал, что происходит и почему!

Эрик яростно измерял кухню шагами.

– Так, надо успокоиться и решить, что нам делать, – Рудольф пребывал в полной растерянности, но старался не показывать упавший дух друзьям.

Марк лишь растерянно перебегал глазами с одного на другого. Он отнюдь не желал участвовать в экзекуции друга!

– Что делать? Прикончить этого сукиного сына! Сколько можно подчищать за ним дерьмо? – буйствовал Эрик.

Никто не ответил. Да в том и не было нужды. Эрик угрожал с горяча.

– Нина, он сказал, где тело? – спросил Роберт.

– Я увидела ее труп в кровати, остальное… не успела, – ответила Нина.

– Да он, наверняка, избавился от него! Он же не идиот! – попытался заступиться Рудольф.

– Да он вне себя! Ты посмотри на него! Даже если избавился, он мог наследить так, что и младенец найдет! – злился Эрик.

– Да какая разница, где труп? – прохрипела Нина.

– Как ты не понимаешь? Он может привести к Дэсмонду! – ответил Роберт.

– И что? Вы разве не хотите сами сообщить Йоакиму?

После вопроса Нины в кухне снова повисло молчание.

– Ты шутишь, да? – не понимал Эрик.

– Похоже, что я шучу? – ответила она вопросом на вопрос.

– Нина, да они с Дэсмонда шкуру живьем сдерут! – Эрик искренне не понимал позицию Нины.

– Но если Йоаким узнает, что вы утаили от него смерть Софии, он с вас всех шкуру сдерет! – Нина настаивала.

– Подожди, подожди! Ты что-то видела? – спросил Рудольф.

– О чем ты?

– Ты видела в своих… снах, видениях, не знаю, как это называется. Ты видела, что Йоаким узнал, что Дэсмонд убил Софию? – Роберт встал перед Ниной.

– Нет… не знаю!

– Ты видела, чтобы Йоаким стал нашим врагом?

– Нет.

– Ты видела, что Йоаким прекратил с нами сотрудничать?

– Нет, но…

– Тогда в чем проблема?

Нина смотрела на Роберта и была готова испепелить его взглядом!

– Проблема в том, что Дэсмонд убивает людей без причины, и вы это прикрываете! – ярость добралась и до Нины.

– Мы займемся этим, – сказал Эрик.

– Я уже давно просила тебя заняться этим!

– Что ты хочешь от нас сейчас? Чтобы мы сами пришли к Йоакиму с повинной?!

– Да!

– Ты понимаешь, о чем ты говоришь, вообще?! Они убьют Дэсмонда!

– Пусть так!

Все четыре пары глаз удивленно уставились на нее. Но Нину они не пробрали своими разъяренными взглядами ни на йоту.

– Ты удивлен? – смеясь, спросила она.

Нина соскочила со стола, прошагала к Эрику и спросила с ухмылкой:

– А кто сказал, что вы все дойдете до конца?

Нина бросилась прочь из кухни. Она снова почувствовала себя одиноким воином, отстаивающим честь несчастных убиенных, жертв несправедливости и человеческой алчности. Снова повторялась история с Лидией, Дином, ее родителями, в конце концов! Истории, в которых ее непременно наказывали за то, что она пыталась отомстить обидчикам за их деяния, за их зло, что они посеяли в этом мире! Сын Лидии никогда не перестанет ждать, сгорая в огне лихорадки! Жертвы Дина никогда больше не смогут спать спокойно, ожидая очередного нападения со спины! Ее родители так и гниют где-то в земле неотомщенные, неупокоенные!

Нина вбежала в спальню и поддалась слезам. Она устала и запуталась. Она всегда верила, что станет справедливым ангелом мщения, ведь для чего-то ей дан ее дар? Но оказалось, что людей интересуют совсем другие преимущества ее дара! Они исказили, исковеркали, загрязнили его своей жаждой власти, денег и крови!

– Ох, Тори, – плакала Нина, – мы думали, здесь все будет легче. Но мы ошиблись!

Нина легла в кровать и отправила сны по ту сторону ограды лечебницы, где витал до боли знакомый запах спирта и антисептиков, где ее ждал Ян, где у нее был целый маленький мир под ее контролем!

***

– Вот тебе и лепрекон, – сухо констатировал Рудольф, но в голосе снова звучали нотки «А я же говорил!»

– Она расстроена! – огрызнулся Эрик. – Ее только что избили и попытались изнасиловать! Я бы тоже нас ненавидел!

***

Мостовая в лучах красного рассвета. Железная плетеная ограда сверкает серебристыми переливами инея. Впереди узкий канал, разъединяющий город на части, и с десяток таких же античных каменных мостов, как этот, тянутся до горизонта, из-за которого встает тусклое солнце. Изо рта пар вырывается клубочками, легкий морозец щиплет нос.

– Опять ты?

Его томный басовитый голос раздается возле самого уха. Нина оборачивается, но, как и в прошлых снах, она не видит его лица. Он сидит к ней спиной на противоположном конце скамьи. Черное драповое пальто, ворот задран до самого затылка, шарф в мелкую клетку вокруг шеи. Он прячет руки в карманах и смотрит вдаль перед собой. Вдаль – по другую от нее сторону.

– То же самое могу и о тебе сказать, – небрежно роняет Нина.

Он ухмыляется.

– В тебе что-то изменилось, – произносит чарующих хриплый низкий бас.

Нина молчит.

– Тонны обиды…

Нина не комментирует.

– Мне знакомо это чувство. Благодаря нему я оказался там, где сейчас.

Нина слушает, не перебивая.

– Это чувство толкает вперед, когда кажется, что ты в тупике. Оно дает пинок под зад, когда ты уверен, что все потеряно и идти дальше – бессмысленно. Оно заставляет восстать из пепла, когда тебя убили и сожгли целый мир, что ты создал. Это чувство – огромный стимул. Не теряй его.

– Я не хочу его терять… но я боюсь его, – отвечает Нина шепотом.

– Оно должно пугать тебя. Потому что это чувство – бесценный дар. Оно напоминает тебе, что выбор всегда за тобой. А принимать решение – всегда страшно, не так ли?

– А что если я приму неверное решение?

– Потому и говорю тебе: не теряй этот стимул. Он заставит тебя переступить через неверное решение и идти дальше.

Солнце выходит из-за горизонта и теплые лучи начинают отогревать просыпающийся город.

***

Нина спустилась позже обычного. Ей тяжело далась эта ночь, Эрик понял это по более ярким синякам под глазами. Сегодня она не причесалась и к выбору наряда подошла сквозь пальцы: голубая измятая рубашка и джинсы, что она одевала вчера.

Она не произнесла ни слова и села за стол. Эрик молча подал кашу и гренки.

– Спасибо, – неохотно поблагодарила Нина.

Эрик долил себе кофе и сел напротив как всегда.

– Нина, давай поговорим, – начал он.

Нина ковырялась в каше, ожидая начало неприятного разговора. Сейчас он снова будет стоять на своём, она – на своем, они оба слишком уверенны в своей правоте, чтобы отступить.

– Дело Дэсмонда решено, – начал Эрик. – Тело Софии не найдут, как и следов причастности Дэсмонда. Поэтому будь уверена, Йоаким ни о чем не узнает.

Нина молчала. Эрик сдержанно продолжал.

– Дэсмонд пришел в себя, и он чувствует себя ужасно. Он раскаивается в том, что натворил, и пообещал подойти к тебе с извинениями. Я не буду настаивать, но если ты его простишь, будет замечательно.

Нина ковыряла кашу и чувствовала, как ее начало тошнить, хотя она ни ложки не съела.

– Скажи что-нибудь, – потребовал Эрик.

– Он скинул ее тело в море… а вы прибрались за ним ночью…

– Прекрати!

– Ты знал о его проблемах, а я предупреждала, что добром это не кончится! – Нина снова начала терять контроль над злостью.

– Сейчас речь не об этом!

– Ты вроде просил моей помощи.

– Я просил твоих советов, а не принимать решения за нас! – крикнул Эрик и тут же пожалел об этом.

Он никогда не думал, что сможет поднять голос на Нину. Она всегда казалась беззащитным олененком в жестоком человеческом мире. Что ж ничего не изменилось. Мир, действительно, обходился с ней жестоко, она познавала его законы и силилась их принять, но, как и все чужеродное, оно сначала находит отторжение, и лишь спустя множественные настойчивые попытки проглотить удается принять все это дерьмо и жить по его закону.

– Нина, прости. Я не хотел, – Эрик был искренен.

Нина лишь злостно смотрела в тарелку и нервно постукивала ногой.

– Я пытаюсь уладить возникшую проблему, и мы все ждем твоей поддержки, а ты встала на другую сторону, и это мне непонятно, – говорил Эрик.

– Знаешь что? – взорвалась Нина, дальше ее остановить было невозможно. – Роберт прав! Ты думаешь только о себе! Тогда с Лидией ты из кожи вон лез, чтобы отстоять мою правоту! Тебе нужен был Роберт, и ты всеми силами убеждал всех, что Лидия должна была получить по заслугам! И что же теперь? А теперь ты вдруг оказался на месте Роберта и возмездие уже не кажется тебе хорошей затеей!

Нина вскочила из-за стола.

– Ты такой же, как все! Я доверилась тебе! Я думала, что ты и в самом деле понимаешь меня! Но ты оказался таким же эгоистом, как и все! Тебе нет дела до тех, кто становится жертвой несправедливости! Ты печешься только о своей выгоде!

Эрик смотрел на Нину, не моргая, запутавшись в чувствах, что испытывал к ней сейчас: сожаление, беспокойство, ненависть.

– Прах Софии будет летать в воздухе, и никто не узнает о том, что с ней сделал твой друг. Вы все будете продолжать наслаждаться дорогими винами, покупать роскошные тачки и удовлетворять свои физические потребности миллионом других мерзких способов! А ее отец будет потерян, уничтожен, разбит! Вы будете смотреть на его рыдания, обманывать наигранным состраданием, но не посмеете сказать ему правду, ведь вы так дорожите своими отвратительными жизнями!

Нина развернулась и зашагала прочь. Засунь себе свои гренки, куда подальше, Эрик Манн!

– Не волнуйся! Йоаким ничего не узнает от меня! – крикнула она напоследок и скрылась за дверями террасы, где упала на кушетку и развернула книгу с кипящей злостью.

Эрик пытался унять раздражение, но с каждой секундой он все больше понимал, что Нина в чем-то права. Они и вправду поступают нечестно и грязно по отношению к Йоакиму. Они убили его дочь, скрыли это от него, чтобы не потерять его поддержку в войне с Пастаргаями. Да, таков он этот бизнес. Он построен на несправедливости, обмане и алчности. Их души давно прогнили, место им только в аду. Но больше всего Эрика бесило то, что он в любой момент мог прекратить все это, но в то же время не мог побороть самого себя. Как курильщик, который не может бросить. Рука сама тянется к сигарете.

Эрик яростно смахнул со стола посуду. Тарелки и стаканы разлетелись на полу в тысячи осколков, смешались с кусками гренок, яичницы, каши и превратились в заостренную кучу дерьма. Эдакая метафора всей его жизни.

Эрик рывком снял пиджак со спинки стула и нарочито громко покинул апартаменты.

6. Шарф в черно-красную полоску

Приближался новый год, и город с каждым днем все больше превращался в игрушечный мир. Искрящийся разноцветными огнями в свете ярких неоновых вывесок снег. Механизированные статуи Санты, приветственно машущие горожанам, и выдыхающие в присущей им манере «Хоу-хоу-хоу!». Раскинувшиеся передвижные рынки с рождественскими елками всех видов и не хвастающими качеством дешевыми китайскими украшениями на прилавках. Развешенные на домах и вдоль улиц мигающие веселыми огоньками гирлянды. Ароматы глинтвейна и коричной выпечки рождественских ярмарок смешивались с хвойным запахом безжалостно срубленных деревьев, павших жертвами устоявшейся традиции, уходящей корнями во времена язычества и мракобесия. Реальный мир превращался в сказку и приобретал такой же причудливый мистический волшебный и в то же время горький от своей фальши вкус.

Всеобщая эйфория в преддверии праздника казалась Нине гротескно преувеличенной навязанной и временами даже раздражающей из-за своего явственного духа обмана. Все эти люди, предвкушающие приход нового года, словно приход мессии, который простит им грехи и укажет, наконец, верный жизненный путь, в глубине души понимали, что после того, как пробьют часы и хлопнут бутылки шампанского, произнесутся воодушевляющие тосты и будут загаданы желания, этот долгожданный день и сам смысл праздника превратятся в очередную грандиозную попойку и набивание живота до отказа печени и поджелудочной, отличающуюся от других вечеринок лишь масштабом. Просто еще одна грандиозная вечеринка, после которой жизнь потечет по накатанной, как и прежде, лишь с легкой толикой разочарования и усугубившейся депрессией.

Нина ненавидела этот праздник. Когда она была в блоке для младших, санитарки насильно выводили из палат плачущих и требующих мам детей, по тем или иным причинам оставленных в этот святой праздник на попечение психлечебницы. Из тридцати детей оставались всего около шести. Но эти дети поднимали такой оглушительный рев, словно их армия состояла из тысяч брошенных малышей. Санитарки заставляли водить хоровод вокруг истрепанной временем и угнетающей больничной атмосферой искусственной елки, на которой висело не больше трех-четырех облупленных пластиковых шаров и куски белой больничной ваты, пахнущей пилюлями и микстурами. Эти куски ваты, в которых санитарки по непонятным причинам видели украшение, лишь еще больше подчеркивали весь этот абсурд попыток превратить лечебницу в сказочное место. А их гортанное пение и подпрыгивания, пока они водили за руки хоровод из ревущих детей, имело больше общего с шабашем ведьм, чем с празднованием наступления нового года. Под елкой стоял не менее несчастный пластиковый облезлый тридцатисантиметровый Санта Клаус, который вызывал логичный вопрос в детском мозгу: каких же размеров он принесет подарок, если сам размером с мышь? А такой подарок он и приносил – соответственно своим размерам. Бедные малыши получали то ли в честь праздника, то ли за свои страдания коробку печенья или пару плиток шоколада, которые не успевали подержать в руках и минуты, потому что санитарки тут же отбирали сладости обратно и обещали выдавать их по чуть-чуть в последующие дни. Честно сказать, Нина не помнит, сдерживали ли те толстухи обещание.

По мере взросления Нина поняла, что фактически новый год они никогда не встречали, потому что правило десятичасового отбоя было непреложно, а значит, все эти дьявольские пляски вокруг мертвого пластикового дерева происходили около девяти вечера. И от этой мысли дух Рождества и Нового года стал для Нины еще более лживым и отвратительным.

С недавних пор Эрик стал запрещать опускать окна в машине. И как бы Нине не хотелось, она не могла в полном объеме испробовать запахи, царившие на городских улицах. Мир снаружи превратился в мутный безвкусный черно-белый кинофильм, кадры которого наполнены миллионами оттенков серого, из-за тонированного пуленепробиваемого стекла.

А она так изголодалась по запахам! Ведь что значит жизнь без запахов? Можно потратить тысячу слов и минут на описание образа или воспоминания и не донести до собеседника ни толики той значимости, что они несут для тебя. Но стоит вдохнуть всего лишь раз аромат из прошлого, как слова теряют свою важность, их смысл тускнеет, они становятся излишними. Картины сами восстают перед глазами, словно запах раскопал бездонную могилу всего с одного взмаха лопатой. Прошлое возвращается со всеми ощущениями, что ты испытывал в тот момент, даже с забытыми. Запахи и ароматы неподвластны человеческому слову, ровно, как и чувства.

Большую часть образов Нине приносили именно запахи. Нина помнит, как в детстве ее привлекала одна лавка со специями и сушеными травами. Мама заметила интерес Нины, и каждую неделю они отправлялись в небольшое путешествие, куда Нину несли ароматы кардамона, базилика, кориандра. Через запахи она путешествовала на многие мили вокруг ,точно ветер, касалась своим дуновением незнакомых ей людей, а их воспоминания относили ее волнами все дальше и дальше, иной раз даже заносили далеко через просторы морей и океанов на другие материки, где она никогда не бывала раньше, и смутно представляла их расположение на планете. Тяжелый древесный аромат сандала окутывал теплом и доносил металлический перезвон медных колокольчиков и серебряных цепочек на женских ногах. Северные ветра приносили запахи мокрых деревьев и гниющих водорослей, заставляя чувствовать ливневую дробь капель на лице и щиплющий лицо морозец. Далекие неизвестные ей страны манили неизвестностью и тайнами, ждущими своих отгадок. Они словно распевали своими ароматами: «Идем к нам! Тебе столько предстоит открыть! Беги к нам! Беги дальше нас! Беги за горизонт!»

«Ты – бегущий человек, Нина».

«Я хочу, чтобы ты бежала дальше!».

Призыв Тори превратился в немую клятву, для произнесения которой не хватило времени. Но эта незавершенность дачи обещания лишь добавила ему цены.

«Я клянусь бежать, Тори! Я клянусь бежать, не останавливаясь, пока силы мои не иссякнут!». Это обещание пахнет остатками антисептика на металлической утке, дурным запахом из застывшего в параличе рта с нечищеными зубами, ванильным молочным коктейлем в картонном пакете с трубочкой и неумолимо надвигающейся смертью.

Иной раз душа Нины готова была вырваться из столь медлительного и ограниченного тела и последовать за зовом далеких и загадочных ароматов, обещающих новые знания и ощущения. Но в ту же секунду ее словно за лассо останавливали до боли родные запахи, окружающие ее здесь. К ним не надо прислушиваться, их не надо ловить или искать. Они вокруг нее. Она несет их на себе: обработанные хлоркой туалеты, насыщенный спирт, влажное дыхание Яна, дымящееся дуло, тяжелый перегар после бурбона, аромат горящего дерева, смешанный с каким-то цитрусом…

Нина одернулась. Ее рука неосознанно схватилась за рядом лежащую мужскую ладонь, словно в попытке удержаться от свершения какой-то ошибки или глупости. Нина испугалась собственных мыслей. Она испугалась осознания того, что запах перегара от Эрика по утру и аромат духов Роберта разжигают в ней пламя желания одинаковой силы.

Эрик неотрывно смотрел в окно, пока Учтивый Карл вез бронеджип по заснеженным городским улицам. Странно, но эта привычка Нины – смотреть в окно – вдруг с некоторых пор передалась и ему. Он был настолько занят каждодневной рутиной и насущными проблемами, что перестал замечать мир вокруг, уверенный в том, что знает его наизусть. Но оказалось, что мир давно изменился.

На выходных впервые за пятьдесят лет выпала месячная норма осадков, Голливуд переснял сериал его детства про космические приключения, а в центральном универмаге Лерон можно приобрести две искусственные елки по цене одной.

Внезапно Нина, сидевшая рядом, схватила его за руку. Эрик тотчас же обернулся и обеспокоенно уставился на нее. В последнее время она чувствовала себя неплохо, припадки не случались, как и любые другие рецидивы. Ему, вообще, показалось, что ее перестали посещать видения и галлюцинации. Но в то же время он понимал, что это невозможно. Если бы такое произошло на самом деле, Нина бы от радости запрыгала до потолка, пока не проломила бы его или пока ее собственное изнуренное нейролептиками сердце не приказало бы остановиться. Пропажа Монстров – чудо, о котором как раз таки можно и попросить Санту. Но в этом году Нина уже убила человека, хоть и не собственными руками, так что не попасть ей в список хороших девочек.

Нина крепко держала Эрика за руку, обтянутую в черную кожаную перчатку, и продолжала сосредоточенно смотреть в свое окно. Она очнулась через минуту и, наконец, обратила внимание на то, что держит Эрика. Глаза ее тут же округлились то ли от страха, то ли от шока, мол, каким образом это произошло? Словно она неосознанно совершила вопиющий незаконный акт вторжения.

– Прости, – она тут же сконфуженно одернула руку, и спрятала лицо в складках шерстяного шарфа в черно-красную полоску, связанного специально для нее женой Рудольфа Зариной – заядлой рукодельницей. Нина понятия не имела о подарке, готовящемся специально для нее. И была крайне удивлена и тронута, получив его в прошлые выходные, несмотря на неоднозначное впечатление, что она произвела на всех в тот злополучный вечер в ресторане. Нине была непривычна мысль о том, что она для кого-то важна не из-за своего «дара», а просто потому, что существует.

Эрик улыбнулся.

– Ничего. Мне даже понравилось, – ответил он.

И не лукавил. С инцидента с Дэсмондом прошло уже около месяца, но натянутость в отношениях между Эриком и Ниной так и не исчезла. Нина не смогла принять позицию Эрика, а Эрик – ее. На том и порешили. И хотя Дэсмонд рассыпался в тысячах извинениях при каждом приветствии, Нина была непреклонна. Она, безусловно, приняла его раскаяния, но лишь формально, лишь для того, чтобы остудить накал страстей и переживаний. Фактически же каждый остался при своем мнении.

Эрик утверждал, что Дэсмонд невероятно важен для компании, а его проблемы отныне начнут решаться принудительными визитами к психотерапевту. Да, Эрик встал на защиту друга-безумца, но он ведь также пошел навстречу требованиям Нины! Эрик искренне считал, что сделал в данной ситуации все возможное, и со временем чувство вины стало приглушаться. Но стоило Эрику получить от Нины в ответ на вопрос очередной акт молчания, как чувство вины тут же обнаруживалось. Оказывается, оно никуда не исчезало, а всего лишь засыпало под настоятельным требованием рассудка, который в каждом человеке находится в извечной конфронтации с совестью. И это чувство вины разговаривало с Эриком уставшим голосом Нины, охрипшим в попытках донести до Эрика несправедливость, что он чинил по отношению к Йоакиму.

Бедный старик до сих пор не подозревал о том, что в скором будущем его хватит удар, когда ему позвонят из университета и сообщат о том, что его единственная драгоценная ненаглядная дочурка уже целый семестр не посещает занятия. Все ли с ней хорошо? Не передумала ли она получать степень адвоката международного права? Задумалась ли она о смене факультета? В таком случае университет с радостью поможет ей определиться с выбором профессии! А между строк будут звучать жалобные завывания коммерсантов: только не забирайте документы! Только не прекращайте вливать десятки тысяч в наш университет! Только не забирайте Ваше обещание о новом здании для политехнической библиотеки!

Нина же тоже считала, что предприняла достаточно усилий для улаживания конфликта. Она пообещала молчать, как вобла (спасибо, Марк!), но позиция ее, тем не менее, была неизменна. В конце концов, это ее личное мнение, она имеет право его просто иметь! Вот только к совести Нины, ее мнение ни черта не помогло противостоять свершению несправедливости в мире!

В итоге, эти двое так и остались каждый при своем, гордо доказывающие друг другу, что не сломятся под чьим-либо натиском. Разве что под натиском собственной совести. Оттого Нина практически не разговаривала с Эриком. Она лишь отвечала на вопросы, как они и договаривались изначально.

«Ты задашь вопрос, а я отвечу».

И всем своим бесчувственным молчанием Нина подчеркивала деловой характер их отношений. Задушевных бесед как, волной смыло. Нина замкнулась, спряталась в своем невидимом мире, где, как догадывался Эрик, законы были гораздо проще и справедливее, чем в его. И в этом Эрик завидовал Нине и одновременно смеялся над самим собой: он завидует шизофренику! Похоже, жизнь его и вправду превратилась в дерьмо.

– Пора бы и нам елку поставить, – произнес Эрик, как бы, между прочим.

Но как он и ожидал, Нина не ответила.

– Купим трехметровую искусственную елку, может даже две, – вспомнил Эрик вывеску, что видел минуту назад, – украсим всякой мишурой, развесим гирлянды и будем ждать Санту. Может, он хотя бы в этом году придет.

Нина не могла не ответить.

– Ты плохо вел себя в этом году.

Эрик улыбнулся своей маленькой победе, ему все больше удавалось вывести Нину на разговор, пусть тот и состоял из пары реплик.

– Ну, может, он зачтет мне то, что я вытащил одно прекрасное создание из психушки.

Нина сглотнула.

«Не зачтет. Этому созданию все больше хочется вернуться обратно».

– Я не люблю ни Рождество, ни Новый год, – ответила она вместо своих мыслей.

– Ты что, не веришь в чудеса?

На этот раз ухмыльнулась Нина. Никто из них двоих не верил в чудеса, и фраза Эрика прозвучала с издевкой. Да и весь этот разговор – откровенный сарказм, но он звучал забавно из уст Эрика, и в нем хотелось принять участие. Словно Эрик приглашал Нину потанцевать на пепелище, в котором сгорели мечты, надежды и вера в бога. Они вместе будут прыгать на их останках и истерически смеяться, празднуя победу равнодушной реальности без прикрас и иллюзий.

После всего, что произошло с ней, Нина не могла верить в чудеса. За двенадцать лет физических и душевных страданий от веры в чудеса начнет тошнить. Более того, вера в обратное – вера в не существование чудес – становится единственным хрупким плотом, на котором еще возможно спастись от угнетающей депрессии и суицида. Он потянет тебя по течению жизни ровно монотонно, главное – лежи и не двигайся, не то ломкие бревна продавятся под давлением, и ты снова провалишься в лапы бездны, где тебя ждет, потирая ладони, госпожа Смерть. Единственное, что связывает бревна вместе, не дает плоту развалиться – это отсутствие всякой надежды и веры в лучшее. Но человек так уж устроен, надежда, словно вплетена в его генетический код, от нее невозможно отделаться, как от какой-то грязи, ее можно лишь настойчиво игнорировать и пресекать всякие попытки ее возникновения. А это значит, что бревна плота связаны лишь ложью и самообманом, а эти двое, по определению не могут быть надежными помощниками. Хочешь выжить? Тогда не жди никого и ничего, ни знаков судьбы, ни спасителей, посланных судьбой или богом. Просто принимай весь этот происходящий ужас вокруг, как должное, и перестань ему удивляться, а главное перестань надеяться на то, что скоро все улучшиться.

Так легче.

Чудес не бывает. Есть только вечная борьба между тобой и миром вокруг.

– Я раньше тоже не верил в чудеса, – тихо произнес Эрик, всю свою жизнь борющийся с миром не на жизнь, а на смерть. – Но вот я смотрю на тебя и начинаю в них верить.

Да, для людей необъяснимые способности Нины сродни чудесам, но для нее – это проклятье.

Машина остановилась уже в сотый раз, но они до сих пор не выехали с центрального проспекта. Из-за организованной на улицах столицы войны между снегоуборочной техникой и стихией, движение было не просто затруднено, казалось, автомобили скоро полезут друг на друга, а значок светофора на карте навигатора впервые за долгое время мигал темно-красным цветом с максимальной цифрой «десять» посередине. Да, таких пробок столица не видела уже давно.

И тут, словно в доказательство того, что мир может быть еще хуже, красный шевроле въехал бампером в темно-синий форд впереди. Замигали желтые огоньки стоп-сигнала, оба разъяренных пробкой и неудачей водителя вышли из машин на переговоры. К превеликому сожалению всех, застрявших на проспекте, водителей, время приезда полиции для оформления протокола займет не менее часа. А это значит, что если бы значок светофора имел шкалу не от одного до десяти, а хотя бы до пятнадцати, то он непременно налился бы черным цветом обречения и безысходности, а потом задымился и, вообще, взорвался.

– Эрик, предлагаю проложить маршрут по набережной, иначе проторчим тут до ночи, – констатировал Учтивый Карл.

Это означало, что путь будет проложен по окружной, но по всем параметрам он гордо заявлял своими смелыми цифрами расчета времени по навигатору, что будет быстрее, чем путь через проспект.

– Хорошо, только строй не теряйте, – согласился Эрик.

Учтивый Карл кивнул и тут же пробубнил что-то в рацию. Через минуту джип вывернул в узкий закоулок между зданиями вслед за джипом с телохранителями, что прокладывал путь двум своим собратьям позади. С тех пор как Пастаргаи смело заявили о себе, конвой из трех бронеджипов стал для компании минимальной необходимостью.

– Это ведь все из-за твоих родителей, не так ли? – спросил Эрик немного погодя.

Нина сначала не поняла его, но уже в следующее мгновение спрятала лицо за шарфом еще глубже. Они никогда не говорили о ее родителях, но это не значит, что разговор был под запретом. С течением времени Эрик становился все ближе, и тема смерти ее родителей неизбежно продвигалась ему навстречу.

– Могу поспорить, что ты обожала Рождество, когда они были рядом, – продолжал Эрик уже полушепотом, словно боялся спугнуть Нину, как маленькую птичку пугает едва заметный шорох.

Нину не радовал этот разговор, но она продолжала слушать в очередной раз, поддавшись желанию удостовериться в том, как ясно видит Эрик ее нутро.

– Но в лечебнице каждое празднование Нового года лишь резало ножом по сердцу. Ведь все было не так. Все было даже больше, чем не так. Все было ужасно, чудовищно, болезненно. Каждое Рождество, проведенное там взаперти, под дурманом от нейролептиков или привязанной ремнями к койке, все больше вбивало в голову мысли о безысходности. Ты впала в отчаяние оттого, что мир уже никогда не будет таким, как прежде.

Эрик не знал, откуда он брал все эти образы в голове. Он был уверен, что Нина не собиралась ими делиться, и поэтому, может, он просто напридумывал сам себе эти уродливые неправильные картинки. Но было в них что-то такое искреннее правдивое и прочное, заставлявшее осознать то, что их нельзя вернуть и изменить, они незыблемы и несокрушимы, как события прошлого, оставшиеся в памяти, и в то же время, безвозвратно ушедшие, дразнящие своей недосягаемостью. Разве обычная выдумка способна заставить человека испытывать подобное? Разве вымысел может заставить психологически стабильного человека поверить в то, что он реален?

Он не просто видел воспоминания Нины, он был ею в них. Он лежал обездвиженный на скрипучей железной кровати. Кожаные истертые, но крепкие ремни туго стягивали запястья. Спина и ягодицы онемели от жесткого матраса, жутко хотелось встать и размять их. Выскочившая из кроватной сетки пружина больно давила в самую лопатку, казалось, что одним лишь давлением она уже образовала на теле синяк. Во рту было так сухо, что губы отрывались от зубов, оставляя на них ошметки кожи, и невозможно было сглотнуть из-за жгучей боли в глотке. Вокруг темнота, но в комнате есть маленькое зарешеченное окно под потолком, примерно сантиметров тридцать на сорок, и тусклый свет уличного фонаря был единственным его компаньоном в этом царстве мрака и страхов. Он видит, как в этом желтом свете падают крупные хлопья снега, и по ним он понимает, что ночь невероятно тепла и безмятежна, в отличие от его мира здесь. Он чувствует присутствие Тех, кого боится так, что желудок завязывается в узел и немеют мускулы. Он слышит Их дыхание, видит мелькающие в тьме блеклые тени. Пару раз в моменты пика охватившего ужаса он даже почувствовал, как Они дотронулись своими холодными высохшими культями до привязанных лодыжек. А Эрик все смотрит в окно, на этот слабый желтый свет, пытаясь не обращать на Них внимание, пытаясь поверить в то, что он сильнее Их, пытаясь побороть свой животный страх перед Ними. И каждый раз проигрывает. Глаза закипают, и горячие слезы струятся по щекам, пропитывая подушку насквозь. Его накачали транквилизатором, уверенные, что галлюцинации отступят. Но в действительности они обездвижили его, лишили защиты и принесли в жертву.

Почему он видел эти образы, Эрик не понимал. Они были слишком интимными для Нины, и она определенно хотела хранить их за семью печатями. Удивительным образом Эрик заглядывал в прошлое Нины, не имея на то ни разрешения, ни способностей. А он прекрасно знал, что Нина осведомлена о его несанкционированных визитах. Но ее молчание доказывало то, что она понятия не имеет, каким образом Эрику это удается. Вероятно, они проводят так много времени бок о бок, что Нина неосознанно делится с ним чувствами, ощущениями, эмоциями и даже воспоминаниями. Возможно ли такое? И в ответ Нину снова охватывало неосуществимое желание получить в руки руководство по эксплуатации собственных способностей.

Эрик станет ближе. Он узнает о ней все. Нина это четко видела. И это было неизбежно.

Нина в свою очередь все больше узнавала Эрика, ныряя в его воспоминания также без спроса, но отнюдь не бесследно. Она чувствовала, что Эрик знает о ее нелегальных похождениях у него в мозгу, но ни он, ни она ничего не могли с этим поделать. Когда столько времени проводишь вместе, невозможно остаться абсолютно равнодушным друг к другу. Поэтому когда Эрик в очередной раз замечал ее чересчур пристальный взгляд с толикой сожаления, он просто опускал глаза.

«Ну, вот такой он – я. Вот какие грехи таю за душой. Извини, но я не в силах их исправить».

И когда он находил Нину, сидящую в одиночестве, отстраненно взирающую в неизвестные дали, он понимал, что она вновь слушает, вдыхает и познает его прошлое, настоящее и, наверняка, будущее. Непонятная теплота разрасталась в груди, когда он осознавал, что после всего, что она там видит, ее не охватывает желание броситься наутек, она по-прежнему рядом.

Он никогда ей не мешал, но и не хотел продаваться за бесплатно. Цена за познание его жизни должна быть справедливой, а потому он без стеснения задавал ей вопросы о ее собственной жизни. Нина, связанная невидимым, негласным, но, тем не менее, действующим соглашением об обмене информацией, обязана была открывать кое-какие свои секреты в тех задушевных разговорах, что они вели часами друг с другом, и которых он теперь лишился по стечению обстоятельств. А, может, по собственной глупости.

Явное ощущение самого себя в качестве одураченного заставляло Эрика предпринимать все новые попытки разговорить Нину, вернуть их искренние, а порой даже интимные беседы о сокровенных тайнах друг друга, по которым он так скучал.

Нину охватывает панический страх подавиться, когда она ест горох, потому что в раннем детстве она подавилась красной бусиной с ожерелья матери, которое сама же и порвала. В тот момент ее охватило двоякое чувство: страх, что ее найдут и узнают, что она порвала мамино ожерелье, и страх, что ее не найдут и она умрет ужасной смертью.

Семь лет назад у Эрика умерла его первая и любимая собака Крендель, что он подобрал с улицы, после того, как какой-то ублюдок сбил ее и бросил умирать на обочине. С тех пор он никак не решится завести новую – травма от потери слишком глубока. Он скрывает, что носит ее фотографию в бумажнике рядом с фотографией сына, потому что большинство людей не понимают, как собака может быть также дорога, как и ребенок.

Нина загипнотизировала Яна, чтобы он отдавал ей свой обед, который готовили в столовой лично для главврача. И он до сих пор не понял, что инициатива этого щедрого жеста исходит не от него.

Эрик стыдится, что однажды во время передела территорий застрелил восьмилетнего мальца с матерью, не потому что промахнулся, а во имя акта устрашения.

Нина боится, что в один ужасный день Монстры завладеют ее телом, и она затеряется в небытии навечно.

Эрик боится, что на смертном одре, его охватит сожаление о прожитой жизни.

И еще тысячи и тысячи секретов, что они никому доселе не раскрывали. Таить что-либо от Нины было бессмысленным, она же – чертов телепат. Таить что-либо от Эрика было мучительно тяжело, он же – чертов гений переговоров.

– И теперь тебе страшно, – заключил Эрик. – Ты боишься, что попытка сымитировать ту радость, что охватывала тебя в Рождество в родном доме, когда вы втроем украшали эту маленькую полутораметровую елочку, пекли странных имбирных человечков с рогами и заворачивали подарки в шуршащую обертку, не пробудит ничего, кроме старой ноющей боли от обиды на мир за то, что он так несправедлив.

В машине повисло молчание. Даже Учтивый Карл старался не дышать, уж слишком тихо эти двое перешептывались, а его собратья непременно ждут новых интересных подробностей о ясновидящей. Нет, боевая свита Эрика вовсе не была набором сплетников и любителей слухов. Но ведь речь идет о загадочной девчонке, непонятно откуда взявшейся, да к тому же обладающей даром смотреть сквозь время и пространство! Как такое не обсудить?!

На глазах Нины навернулись слезы от воспоминаний. Их неизменная из года в год искусственная елка и вправду была очень маленькая. Нина понимает это теперь, вспоминая, как сама дотягивалась до ее верхушки и насаживала ярко-алую звезду. Имбирные печенья задумывались в виде животных, но у Нины никак не получалось аккуратно отлепить тесто от формочек, и вместо ежей и белочек получались безобразные кучи с конечностями. Зареванную Нину успокоил папа, придумавший оригинальное решение – он просто расплющивал кулаком кучки теста, оставляя тем хвосты, рога и лапки, а довольная Нина раскрашивала их, превращая в человечков. И все эти счастливые воспоминания никогда не приносили одну лишь радость. Они словно брали плату за нее, болезненно полосуя сердце Нины и требуя его крови.

– Ты думаешь, что если найдешь их убийц, все изменится? – произнес Эрик с деловитой уверенностью наставника, знающего ответы на все вопросы.

Нина затаила дыхание, сердце остановилось, и ей вдруг так захотелось стать невидимой. Она никогда не говорила ни слова о своем сокровенном желании кому-либо. О нем знали лишь Те, с кем она заключила роковую сделку. Но вот Эрик озвучил его, и она понимает, что он видит нечто большее, чем просто обрывки ее воспоминаний. Он чувствует ее жажду мести. Наверное, это неудивительно, учитывая, что он – убийца и бандит. В их кодексе месть – это как права человека в конституции: упоминаются в каждом пункте и главе, и вообще, служат основой самого государства.

– Думаешь, убив их, тебе станет легче?

Нина продолжала молчать, но не потому, что снова решила наказать его, а просто потому, что не знала, что ему ответить.

«Ну, вот такая она – я. Так же, как и ты не без греха. И за душой таю колоссальное желание прикончить тех подонков!».

Что он теперь чувствует к ней, узнав о столь низменных кровавых мечтах? Наверное, то же, что и она: понимание, сочувствие, даже единодушие. А может, наоборот злость, отчуждение и желание убежать подальше от нее, как от какой-нибудь заразы? Но несмотря ни на что, он по-прежнему с ней рядом.

Машины прибавили ходу и дорога, наконец, начала напоминать езду, а не ползание.

– Я вот, что тебе скажу, – Эрик деловито расправил свой шарф и заново обмотал шею. – Месть – это самый грандиозный обман, сотворенный то ли человеком, то ли самим дьяволом. Это бесконечное ненасытное проклятие. Она жадна, ее невозможно утолить.

Эрик, как никто другой, познал эту чертовку—месть – вдоль и поперек, нахлебавшись ее плодами за всю жизнь. Она охватывает рассудок точно удав, сжимая его в мускулистых могучих петлях, пока от него не останется ровным счетом ничего. И после этого человек слетает с катушек, поддавшись бурлящему хаосу из собственных чувств: ненависть, обида, горечь, безысходность, геройство. А этого месть-то и добивается – свести человека с ума, заставить потеряться в собственном нутре, а потом создать единственный в этой сумятице ориентир, в котором растерянный человек увидит вожделенный смысл. Но этот ориентир, точно тухлое яйцо, только ты его достигнешь и возьмешь в руки, как оно разобьется, забрызгав все вокруг тошнотной склизкой массой. И вот стоишь ты весь облитый дерьмом и чувствуешь себя обманутым простаком, потому что вокруг бушует, как и прежде, беспорядочная куча эмоций и ощущений, к которым теперь добавляются отчаяние, сожаление и стыд.

– Не наше это дело – судить да наказывать, – продолжал Эрик. – Мы никогда не сможем подобрать эквивалент наказания, равный по силе совершенному злодеянию. Потому что мы не знаем, что скрывает преступник в своей душе: его истинные мотивы, убеждения, веру, страхи. Мы проецируем на него самих себя и думаем, что избрали для него самый подходящий способ мести. Мы уверены, что он получит сполна именно тем методом, что мы для него избрали. Но ведь это не так! Мы подбираем наказание для него, основываясь на собственных страхах и совести! И где-то в глубине души мы понимаем это! Мы осознаем, что свершенного наказания недостаточно, оно неполноценно. И это начинает нас изводить. Мы неудовлетворенны страданиями врага. Нам кажется, что надо было изобрести что-то изощреннее, жестче, болезненнее. Но, правда – в том, что это невозможно. Это – самообман, Нина. Мы никогда не сможем причинить обидчику ту же боль, что он причинил нам. Это просто невозможно.

Он видел, как одни мужи всю жизнь терзаются горем из-за потери любимой, а другие – начинают отбивать чечетку спустя полгода похорон. Он видел, как одни теряли свою территорию и просто перебирались на другое плодоносящее место, а другие – вешались в туалетах от невозможности выдержать позор. Не найти двух людей с идентичными отпечатками пальцев, как и с одинаковым внутренним мироустоем. Что для одного боль, для другого – пустяк, что для одного счастье, для другого – банальность. Оттого и оценить меру наказания невозможно. Виновный никогда не получит по заслугам, избранной для него карой. К сожалению Эрика, он понял это недавно, и теперь часто думал о том, что во многих ситуациях мог бы поступить иначе, дай ему только шанс вернуться.

Нина смотрела на Эрика, так просто одними лишь словами разрушающего всю ее веру в свое предназначение справедливого ангела мщения. Ей трудно принять его слова, хотя в глубине души она чувствует его правоту. Но ведь скажи ему кто-нибудь тогда в ее возрасте эти истины, принял бы он их? Или бы продолжил идти вперед также заносчиво, честолюбиво и по-юношески отважно?

– Но кто тогда сможет? Кто оценит? – спросила она, уставившись на него глазами, полными надежды.

Эрик ответил ей не менее искренним и сочувствующим взглядом.

– Не знаю, Нина. Я пока не встретил такого мудреца.

– Хочешь сказать, мне стоит уповать на Бога? – иронично спросила Нина.

Эрик ухмыльнулся. Да, он хотел бы сказать именно так. Рудольф бы сказал именно так. Но ведь это он – Святоша, а Эрик – всего-навсего малодушный агностик.

– Я просто хочу уберечь тебя от новых страданий. Их смерть не успокоит твою обиду. Ты по-прежнему будешь винить мир в несправедливости. Только к этому еще прибавятся бесконечные угрызения совести, ведь их смерти будут на твоих руках. Скажи, неужели, ты ни разу не испытывала сожаление о том, что сделала с теми детишками в лечебнице?

Нина снова уставилась в окно, но на этот раз она действительно не хотела отвечать. Этот аргумент Эрика был сродни обрубающему топору. Чертов гений переговоров. На секунду Нина даже допустила мысль, что было бы лучше, если бы на месте Эрика тут сидел Дэсмонд. Вместо возвышенных речей о морали они бы весело обсудили методы расправы с Микой.

Аргумент Эрика был тверд, как сталь. Да, возможно, тогда Нина гордилась собой за то, что отомстила обидчикам и защитила слабых. Она искренне полагала, что подчистила мир, сделала его лучше. Но со временем, она даже не заметила как, в душу закралось раскаяние. Оно было едва заметным поначалу, словно отзвук или едва слышимое эхо далекого прошлого. И лишь сейчас Нина поймала себя на мысли, что теперь не проходит ни дня без сожаления о крови, пролившейся на землю, о боли, причиненной ее руками. Эрик прав, Нина ни в одном из случаев не смогла подобрать равносильный их грехам эквивалент мести.

– Я понимаю, что отпустить порой бывает очень сложно, – продолжал Эрик. – Месть тем и сладка, тем и притягивает. Она создает видимость некоей границы, достигнув которой, обретешь облегчение и свободу, достигнешь катарсиса, и мир тут же превратится в самый лучший и справедливый. Но поверь мне, это не так. Нет никакой границы. Это мираж, созданный местью в попытке заманить тебя в ловушку. Не найдешь ты успокоения, Нина. Только не через месть.

– А ты когда-нибудь стоял перед таким выбором? Отомстить или отпустить? – спросила она.

– Очень часто.

– И что ты делал?

– Мстил, – холодно и резко бросил Эрик, но потом тут же смягчился и добавил с толикой сожаления. – Потому я знаю, о чем говорю.

От Нины не скрылось чувство раскаяния, что Эрик носил в сердце всю свою жизнь. Оно было гораздо обширнее и массивнее того, что носила в себе Нина. Его чувство было гигантским. Оно словно корни деревьев под землей разрослось целой сетью по всему его телу, хоть и было спрятано за множеством других эмоций и ощущений. Оно, как деготь, портило весь мед в бочке, и очиститься от него было невозможно.

Нина бы очень хотела последовать его советам, но это было чертовски сложно. Особенно когда Монстры каждый день твердили ей о том, что Мика где-то прямо сейчас радуется жизни, в то время как ее жизнь загублена и отравлена. Он получает удовольствие каждую минуту, а двенадцать лет ее жизни были просто незаслуженно украдены. Он выпивает где-нибудь в баре и веселится с женщинами, а ее родители гниют в земле по его вине.

Монстры. Ее могущественная вторая сторона. Им невероятно трудно противостоять, больно – говорить нет, страшно – просто держать внутри себя. Но Нина старается изо всех сил, и каждый день победа дается чуточку легче. Ее борьба невидима, но оттого не менее значительна. Она чувствует, что все чаще способна угомонить Их, успокоить, усыпить. И Эрик в этих победах со всей своей рассудительностью и добротой играл главную роль.

Молчание в машине прерывал лишь дуэт дворников, заскользивших по стеклу из-за очередного крупного снегопада. Вереница джипов остановилась в автомобильной очереди к светофору, и снег не желал упускать возможности засыпать застывшие бронеджипы белоснежным саваном, как уже засыпал реку, видневшуюся в окне Нины.

– Давай поставим елку.

Хриплый тихий голос разорвал тишину, и наполнил грудь Эрика ликованием. Нина верила ему и желала следовать за ним. Он обернулся. Она уронила голову на подголовье сидения и смотрела на него умоляющими глазами.

«Только не обмани», – просили они.

Эрик набрался смелости, взял ее за руку, поднес ее тонкие пальцы в перчатке к губам и поцеловал.

– Никогда, – ответил он.

Нина смущенно улыбнулась. Он впервые позволил себе такую вольность, а ее не охватило желание одернуть руку и истерично гаркнуть «Не трогай меня!», как она это умела. Может, Нина тоже соскучилась по их задушевным разговорам? Они смотрели друг на друга и улыбались, словно не виделись много лет. Ее рука застыла в его больших ладонях, тоже затянутых в кожаные перчатки, и этого было достаточно, чтобы понять, как много они вдруг стали значить друг для друга.

Казалось, этот момент откровений растянулся на целую вечность. Эрик хотел сказать еще что-то важное, Нина хотела поведать о чем-то своем, но они просто сидели и смотрели друг на друга, сплетя пальцы в скрипучих перчатках, и хотели продлить этот момент на еще одну вечность.

Дворники продолжали бороться с бесконечными хлопьями, мотор гулко пыхтел, ожидая, когда ему, наконец, позволят изрыгнуть кубы газов и позволить джипу сорваться с места.

Вдруг Нина нахмурилась. Эрик тотчас же, словно копируя ее, как зеркальное отражение, тоже нахмурился. Он уже давно изучил эти две глубокие складки на ее переносице и взгляд в никуда. Они означали, что Нина прислушивалась к тому, чего не слышал никто, кроме нее.

Нарастающий рокот неизвестного мотора был слишком стремительным, чтобы понять, что происходит. Резкий неожиданный удар в правый борт джипа был такой силы, что отбросил Эрика прямо на Нину. Огромный трехосный грузовик врезался в джип на большой скорости и выбил из ряда конвоя, протащив того точно на встречную полосу. Раздался визг шин по асфальту, пронзительный скрип гнущегося металла и треск стекла, от которого заскрежетали зубы.

Телохранители из переднего и заднего джипов немедленно высыпали из машин и открыли огонь по тридцатитонному грузовику. В отличие от машин Эрика грузовик не мог похвастаться броней и пуленепробиваемыми стеклами, и водитель пригнулся от огненных искр, ослабив давление на педаль газа.

Несчастные водители других автомобилей, волею судьбы оказавшиеся вовлеченными в криминальные разборки, выбегали из машин и с криками бросались врассыпную. Кто-то наоборот давил на газ и пытался выехать из двойного ряда машин, круша другие автомобили без всякого зазрения совести и жалости. Третьи пытались переждать перестрелку внутри машин, прижимаясь, как можно ниже, ко дну, и моля господа о снисхождении.

Звуки выстрелов посеяли панику на улице. Туристы, прогуливающиеся вдоль набережной, тут же бросили фотографирование окрестностей и разбежались по укрытиям: в ближайшие магазины, кафе, сувенирные лавки. Одинокая мать бросила коляску прямо посреди пешеходного перехода через дорогу и забежала с кричащим младенцем в ближайший ресторан.

А телохранители продолжали обстреливать водителя грузовика, одновременно приближаясь к налетчику.

Внутри джипа Эрика было не сладко. Броня хоть и защитила их от удара, но мощный стальной кенгурятник, установленный спереди грузовика, погнул корпус джипа и вмял дверь вовнутрь.

– Нина! – крикнул Эрик.

– Я в порядке! – немедленно ответила она.

Эрик схватил Нину и толкнул на пол.

– Пригнись! Карл, не вздумай выходить из машины! – скомандовал Эрик, видя, как Карл уже хотел выбежать на подмогу собратьям.

Команда Эрика, определенно спасла Учтивому жизнь, потому что уже в следующую секунду раздался визг колес, и два бронированных минивэна окружили конвой, отрезав пути к отступлению. Из минивэнов немедленно высыпали знакомые бойцы в черном, и вот уже люди Эрика оказались под огнем.

Арн обрадовался тому, что его маленькая, но действенная хитрость сработала. Бойцы Эрика действовали точно по его плану, сами того не осознавая. Они покинули свои бронированные укрытия и заторопились к наживке в водительской кабине грузовика. Выждав недолгую паузу, Арн бросил команду минивэнам занять позиции по обоим концам конвоя, и немедленно открыть огонь по бойцам Эрика, пока те не успели скрыться за броней джипов. Благодаря этой хитрости уже половина телохранителей Эрика была убита в первые же секунды перестрелки.

Эрик лежал на Нине и слушал раздававшиеся со всех сторон звуки выстрелов. Он сразу понял, что вражеских бойцов было не меньше дюжины, и в этот раз они, как и прежде, были вооружены не слабо: автоматы, УЗИ, и наверняка гранаты. Эрик так и ждал, когда же зазвучат взрывы, это было лишь делом времени, и медлить в этой западне было нельзя!

– Карл, выводи нас отсюда! – кричал Эрик.

И Карл рад бы свалить из эпицентра перестрелки, вот только путь спереди и сзади отрезан минивэнами, напичканными боевиками с автоматами, а по бокам – вперившийся в них грузовик и канал с ледяной водой! Куда пожелаете податься?

Карл передернул коробку скоростей и вдавил педаль газа в пол. Бронезверь зарычал и со всей возможной силой въехал в минивэн противников, пытаясь протаранить тех, так же, как только что их таранил грузовик. Но эффект тарана был недостаточно сильным – минивэн тяжелее джипа, а потому Карлу удалось лишь слегка оттолкнуть его зад. Но и этого было достаточно для плана Карла. Он снова передернул рычаг, и джип свирепо ринулся назад, создавая площадку для разгона.

Джип Эрика сорвался вперед и со всей возможной в стесненных обстоятельствах силой въехал точно в зад минивэна, где находился Арн со своими бойцами. Этот маневр Арн тоже предусмотрел, и когда водитель джипа, по имени «Учтивый Карл», как ему сообщила разведка, разогнал джип точно в минивэн, Арн лишь сильнее ухватился за поручень, продолжая смело стоять на ногах и насмешливо ухмыляться. Удар джипа в минивэн даже не свалил Арна с ног, хотя и отбросил зад автомобиля на метр.

Автоматные очереди продолжали свое звучание и выдалбливали оглушительный ритм прямо по перепонкам. Эрик навалился на Нину, пока Карл пытался вывезти их из засады. Пуля просвистела точно над ухом Эрика, и тот едва поверил в это! Он обернулся и увидел сверкающую дыру в кузове. Догадка была ясна, как день и пугающая, как надвигающийся экспресс!

– Карл, торопись! У них бронейбойные! – заорал Эрик, пытаясь перекричать громогласный грохот.

Тут совсем рядом раздался взрыв. Вот тебе и гранаты! А это уже похуже бронебойных! Эрик не мог подняться и выглянуть в окно, но судя по звуку, граната не достигла цели – джипы взрываются гораздо оглушительнее. А это означало, что его люди все еще держат оборону.

Эрик понятия не имел, сколько полегло бойцов его или Пастаргаев, он понимал одно – если они не выберутся из капкана в ближайшую минуту, металл с его джипа начнет срываться кусками! Тут хоть куда ложись: на пол, на сидение, на потолок – не важно! Они все будут трупами!

– Давай же, Карл! – орал Эрик.

Карл, наконец, передернул рычаг и вжал педаль в пол, точно нацелив капот на промежуток между задом минивэна и ограждением пешеходной зоны вдоль побережья.

– Стартуй! – крикнул Арн в рацию, понимая, что этот умник—водитель Эрика готов дать деру.

Джип так и не успел сорваться с места. Водитель грузовика получил приказ и вновь вжал педаль газа в пол, врезавшись точно в бок автомобиля, и подцепив того на стальные трубы кенгурятника.

– Дави! – орал Арн в рацию.

Грузовик поволок джип точно к бортам набережной.

Снова хруст стекла и завывания метала с перемежающимися визгами горящих покрышек. Нина закричала, не в силах терпеть этот грохочущий микс из автоматных очередей, воплей людей и металлического хруста.

Карл попытался газануть, но тут минивэн спереди воткнулся в него боком, захлопнув очередную ловушку. Из-за открытой двери минивэна вновь показался светловолосый бородатый боец. Карл часто видел его на фотографиях от группы слежения, кажется, он был одним из сподручных у Карима. Боец хищно улыбнулся, нацелил дымящееся дуло автомата точно на Карла и зажал курок. Очередь из бронебойных пуль тотчас же полетела в лобовое стекло, которое вот-вот норовило поставить точку в своей пуленепробиваемой службе.

Карл резко пригнулся, зажал ручной тормоз и зафиксировал руль так, чтобы колеса были направлены поперек движения, это – единственное, что он мог теперь сделать. И это мало помогало. Грузовик продолжал тащить джип вперед, а минивэн, точно самый честный помощник, следовал вдоль траектории, не позволяя джипу выбраться из капкана.

Наконец, они воткнулись в металлическое ограждение. Но оно и не думало сопротивляться, ровно сложившись прямо под колесами борющихся металлических титанов. В несмолкающем рокоте выстрелов и криков людей, Эрик так и не смог понять, кто же там снаружи одерживает верх? Но судя по тому, как уверенно грузовик тащит их точно в промежуток каменных бортов набережной, перекрытый деревянными балками с кричащей надписью на желтых знаках «Осторожно! Ремонт парапета!», он понимал, что вскоре кульминация разыграется не в его пользу! И в то же время поражался, как точно высчитали эти ублюдки его маршрут! А может они знали заранее? Чья была идея ехать по набережной? Карла! Неужели он с ними заодно? Этого не может быть! Карл действовал слишком очевидно! Но достаточно умно, если был уверен в том, что именно здесь Эрик найдет свой конец! Не может быть! Только не Учтивый Карл!

– Эрик! – испуганно произнесла Нина. Она, наконец, смогла совладать с паникой и прекратила визжать. Но страх от этого нисколько не улетучился, особенно сейчас, когда она осознала, что хотят сделать боевики.

Джип врезался в деревянные балки и сшиб их с такой легкостью, словно они были бумажные. Те взлетели в воздух и приземлились на каменистый берег внизу.

– Эрик! – снова выкрикнула Нина, на этот раз гораздо взволнованнее.

Эрик понял, что падение в бездну неизбежно. Нина поняла это одновременно с ним и уже встала с пола и карабкалась по сидению на сторону Эрика.

– Давай сюда! – командовал он.

Левые колеса джипа уже соскользнули с набережной, и джип начал заваливаться. Эрик пристегнул Нину так туго, как только мог, и пристегнулся сам.

– Нина, слушай меня! – Эрик торопился объяснить. – При ударе о землю тебе в голову сработают подушки безопасности из боковых стоек! Держись обеими руками за сидение под собой, как можно крепче! Слышишь? Как можно крепче! – прорычал он последние команды.

Нина готова была делать все, что ей прикажут, не осознавая ни целей, ни сути происходящего. Да она как пластилин сейчас, делай с ней все, что хочешь!

– Нина, посмотри на меня! – кричал Эрик.

Нина взглянула на него со слезами дикого страха на глазах. Эрик уже практически нависал над ней.

– Все будет хорошо! Это бронеджип! Он выдержит удар!

Верил ли в это Эрик? Да. Знал ли он наверняка? Нет.

– Смотри на меня! – Эрик выкрикнул последнюю фразу и с ужасом уставился на заснеженный каменистый берег, виднеющийся внизу позади перепуганной Нины, которая как самая послушная умница смотрела на Эрика, не отводя глаз. Высота набережной составляла около десяти метров, и у Эрика все нутро сжалось в кулак от вида этой пропасти.

Ось джипа пересекла точку невозврата, грузовик протащил его по заключительным сантиметрам бетонной набережной и джип, перевалившись через край, со свистом полетел вниз.

Ощутив непривычное состояние свободного полета, Нина зажмурилась, представляя, как летит вниз головой прямо на камни. На лету джип довернулся, и с раскатистым грохотом приземлился точно на крышу.

От удара стекла, потерявшие целостность еще от пулевых отверстий, лопнули вдребезги. Корпус в очередной раз заныл от обиды на людскую жестокость, но, тем не менее, как и предсказывал Эрик, выдержал столкновение с землей.

Арн с восхищением наблюдал за полетом металлического зверя, завершившимся триумфальным раскатистым и дребезжащим ударом о камни. Звук столкновения машины с землей неповторим. Есть в нем та непонятная гармоничная полнота, характерная только для ломающегося металла и лопающихся стекол разбивающегося автомобиля. Арн даже причмокнул со смаком от вида лежащего на камнях вверх тормашками бронеджипа. Сожженные покрышки дымились черным смогом и наполняли воздух вокруг ароматами жженой резины.

Арн дал команду своим бойцам продолжать держать оборону. Телохранители Эрика все никак не хотели уступить и упорно обливали свинцом своих врагов. Сам Арн не терял времени, зацепился тросом за крепление в минивэне и вмиг спустился на берег. Из джипа по-прежнему никто не подавал признаков жизни. Но Арн прекрасно понимал, что шансы Эрика остаться невредимым после зрелищного полета весьма неплохи, а потому держал автомат наготове и тихо подкрадывался к дымящемуся джипу.

Эрик пришел в себя спустя несколько секунд после ожидаемого, но в то же время внезапного удара, громогласно ознаменовавшего конец недолгого падения, которое вышибло дух изо всех пассажиров, и те безвольно повисли на ремнях. Подушки безопасности сработали, как часы, и возможно, именно из-за них по большей части и исчезло сознание. Эрик прекрасно знал, что эти «спасители» могут врезать с силой не меньшей, чем удар о землю, но в отличие от последнего их удар не смертелен.

Эрик с трудом дотянулся до пояса и отстегнул ремень, после чего свалился на погнутую от неровных камней крышу джипа. Восстанавливая дыхание, Эрик мысленно благодарил производителей своей бронированной лошадки и был рад тому, что миллионы долларов потрачены не зря.

– Нина, – позвал Эрик надрывным голосом.

Нина висела на ремнях с закрытыми глазами и никак не реагировала на зов. Эрик сел на колени и стал трепать ее по лицу.

– Нина, очнись!

Нина завертела головой и открыла глаза. Она не сразу поняла, где находится. Подушка безопасности и из нее вышибло рассудок напрочь.

– Нина, я сейчас отстегну твой ремень!

В следующую секунду Нина тяжело упала вниз и издала стон, приземлившись точно на острый выпуклый угол крыши. По-видимому, с той стороны крышу встретил нехилых размеров булыган.

– Ты в порядке? – спросил Эрик.

– Кажется, да, – выдохнула Нина.

Эрик подполз к водителю.

– Карл! Карл!

Но Учтивый не издал ни звука. Эрик потрепал того по голове и увидел на руке кровь. Он не смог определить тяжесть травм Карла, у него просто не осталось времени, потому что снаружи раздались звуки крадущихся шагов.

Эрик вытащил из плечевой кобуры свой Глок и стал следить за шагами по звукам потревоженных камней.

– Нина, пригнись! – шепотом скомандовал Эрик.

Нине и не нужно было ничего говорить, она как приземлилась на стальную крышу, так и продолжала лежать на ней неподвижно.

Эрик вслушивался в звуки снаружи. Где-то наверху продолжалась стрельба, но уже гораздо менее интенсивная, чем пару минут назад. Кажется, у обеих сторон заканчивались боеприпасы, и бойцы начали экономить на выстрелах. Из-за суеты наверху Эрик потерял след крадущегося возле джипа бойца.

Внезапно, мощная рука схватила конец шарфа Нины и потащила наружу.

Нина вскрикнула, если это можно назвать криком, потому что шарф, точно удавка, затянулся на ее шее и придушил так, что она захрипела.

– Нина! – крикнул Эрик и тут же бросился к ней на помощь.

Он вцепился в отвороты ее пальто и потянул на себя.

Но невидимый боец не сдавался и продолжал вытаскивать Нину, как собаку за поводок. Нина вцепилась в толстую мускулистую мужскую руку со светлыми волосками, била по ней, царапалась, но ей казалось, что мужчина лишь смеется над ее бесполезными попытками освободиться, хотя она не видела его лица.

Эрик с ужасом наблюдал за тем, как глаза Нины наливаются краской, а боец снаружи продолжает тянуть. Тогда Эрик направил Глок в окно и сделал пару выстрелов в воздух. Он знал, что боец прятался где-то возле водительской двери так, чтобы выстрелы его не достали. Но на секунду тот все же выпустил шарф из рук, и Нина уронила голову на землю и закряхтела.

Боец был настойчив и уже через мгновение снова ухватился за конец шарфа, но на этот раз потянул уже сильнее, и голова Нины высунулась из джипа, и она, наконец, увидела своего душителя.

Она много раз видела его на фотографиях, что каждый день ложились на стол Эрика целыми пачками. Это был один из руководителей Карима. По крайней мере, такой вывод сделала компания. Его пышная светлая шевелюра до плеч и густая борода с усами не позволили бы спутать его с кем-либо еще. Странно было увидеть его вживую, он всегда казался какой-то непостижимой потусторонней частью вселенной, той, что смотрела на Нину с фотографий. В той жизни Пастаргаи свободно торгуют наркотиками и перемещаются по городу, точно тараканы – незаметно, бесшумно и вредительски. Ворвавшись в жизнь Нины, этот здоровяк перестал походить на таракана. Отнюдь, рядом с ним Нина сама себя чувствовала букашкой.

Выстрелы лишь разъярили Арна, и он с еще большей силой натянул шарф этой упрямой сучки. Ему бы только голову ее вытащить, он размозжит ей мозги прямо перед глазами Эрика.

И вот, наконец, ему удалось! Ее налитое кровью лицо показалось из-под металлической груды, и он увидел ее глаза. Необыкновенно светлые серые глаза, окруженные тонкими красными нитями разбухших от удушья капилляров. Они вонзили в него свой взор так, что он буквально почувствовал, как он проходит сквозь лоб, проникает в мозг и выходит где-то из затылка. Голова налилась непонятной свинцовой тяжестью. Казалось, что в мозгу разрастался необъятных размеров шар, и вот-вот норовил вытечь из ушей. А серебристые глаза продолжали вонзать стальную холодную иглу прямо в мозг.

Арн дрожащей рукой направил дуло точно в лоб девчонки, готовый спустить курок, но тут она вдруг заговорила.

«Тебе больно. Ты же ранен» – произнес отчетливый шепот, словно губы девчонки были у самого его уха.

И тут Арн увидел, как в предплечье разверзлась рана от пулевого отверстия и начала кровоточить. Откуда она взялась?! Но внезапно появившаяся острая жгучая боль заставила забыть обо всех вопросах. Арн заревел от боли и ослабил хватку. Этого было достаточно для Нины, чтобы скинуть с себя удавку. Арн схватился за раненное предплечье, прижав к ране вязанное кашне Нины.

Нина зашлась в сухом задыхающемся кашле. Эрик тут же затащил Нину обратно в джип, и начал выбивать остатки стеклянного полотна из двери со своей стороны. Он понял, что Нина выиграла им несколько секунд, пока боевик не придет в себя, и за эти несколько секунд им необходимо выбраться из очередной западни.

Наконец, окно вылетело из двери, и Эрик быстро выполз наружу. Нина, кашляя, и тяжело дыша, ползла за ним. Эрик помог ей выбраться и усадил возле джипа. Позиция была невыгодной: сверху в них в любую секунду могли открыть огонь. Оставалось надеяться на то, что его бойцы смогут отвлекать боевиков, как можно дольше. Эрик огляделся и увидел лишь единственный шанс на спасение: сваи моста метрах в ста от их нынешнего положения. От моста на набережную шла каменная, покрытая от сырости мхом, лестница. Вернувшись на набережную, они могли бы затеряться в толпе – в городе в любом случае прятаться легче, чем здесь на открытой местности.

Арн прижимал вязаный шарф к ране, пытаясь остановить кровотечение. Боль была нестерпимой, и вместе с тем какой-то неправильной что ли. Он – опытный солдат, он знает, как болят раны от пуль в руках, ногах, в торсе. И эта рана не должна была быть такой мучительной, в этом месте предплечья нет больших скоплений нервных окончаний, а потому боль какая-то нарочито преувеличенная, назойливая, искусственная… нереальная. И в ту же секунду, как он осознал эту странную мысль, боль внезапно исчезла.

Арн был в недоумении. Он отнял руку от предплечья и застыл, как громом пораженный: рана исчезла! Что за чертовщина?! Он точно видел пулевое отверстие, испускающее кровавые струи! Ему не могло такое показаться! Как может померещиться столь невероятная боль?!

Его мысли прервали раздавшиеся сзади выстрелы. Он рефлекторно прыгнул за ближайший крупный валун и начал палить в ответ.

Эрик пригнулся. Пули свистели мимо, боец явно выстрелил от неожиданности.

– Нина! Слушай меня! – Эрик обратился к Нине. – Видишь вон там, лестница возле моста? Я отвлеку его, а ты беги туда так быстро, как только можешь!

Но Нина замотала головой.

– Не нужно!

– Что?

– Они уже близко!

– О ком ты говоришь? – не понимал Эрик.

– Твой ближайший пост! Они знают!

Эрик взглянул на Нину с надеждой. Хоть бы она была права! Хоть бы ее дар не подвел их сейчас!

Снова засвистели пули. Но тут в ответ раздались выстрелы из совершенно неожиданного места. Эрик упал на колени и заглянул в джип. Карл пришел в себя и палил из ствола точно туда, где прятался боевик. Эрик невероятно обрадовался тому, что остался не один на один с армией головорезов. Он тут же залез вовнутрь и отстегнул ремни Карла. Тот с грохотом упал вниз.

– Чтоб тебя! – выругался он.

Учтивый Карл! Он и в самых суровых передрягах не позволял себе ругаться бранными словами. Эрик вытащил Карла из машины и усадил возле кузова. Вид его был неважен. Видимо при столкновении с землей его хорошо задело, и теперь из затылка сочилась кровь, залив все его лицо так, словно ему размозжили пол черепа. Эрик обтер его лицо, как мог.

– Надо бежать отсюда, – устало выпалил Карл, с трудом удерживая сознание в этом мире.

– Помощь на подходе! – ответил Эрик.

– Откуда знаешь?

Эрик озадаченно уставился на Нину, Карл проследил за его взглядом и тут же все понял.

– Надеюсь, ты не ошибешься, – только и выпалил Карл.

И тут вдруг начал сбываться самый худший исход ситуации: сверху посыпались огненные искры. Боевики начали обстрел сверху.

– Твою мать! Давай внутрь! Скорее! Скорее! – кричал Эрик.

Все трое вновь заползли в джип. Град пуль безжалостно забарабанил по бронированной защите автомобиля. Счет их жизней пошел на минуты.

Арн увидел, как его бойцы сверху, наконец, прорвались к краю набережной и открыли огонь по Эрику. Бурное ликование охватило Арна! Он вот-вот принесет голову Эрика Манна на блюдечке своему боссу! Арн вышел из укрытия и уже смело палил по машине. Этим троим некуда прятаться! Все пути к отступлению отрезаны! Пора начинать прощаться со всеми близкими и молиться богу об отпущении грехов, ублюдок Манн!

Эрик палил в бойца, выползшего из-за валуна, но тот был настоящим профессиональным воякой, он уклонялся от пуль, точно танцуя. Эх, такому можно противопоставить только Дэсмонда! Как же он нужен сейчас!

Рядом вскрикнула Нина. Бронебойная пуля, пущенная одним из бойцов сверху, прошла сквозь стальные листы и вонзилась точно в крышу, задев налету бедро Нины, и оставив после себя ссадину.

Карл пытался попасть в боевиков наверху, но это было невозможно, он только отпугивал их беспорядочными и бесцельными выстрелами.

Эрик боролся со светловолосым бойцом, который не только уклонялся от пуль, но еще и приближался к машине, точно был бессмертным. Отчаяние все больше заполняло пространство внутри перевернутого джипа, где трое, пойманных в капкан, людей, все больше теряли веру в возможность выжить в этой передряге.

Арн сделал очередной выпад и кувырок, уклоняясь от свистящих мимо пуль. Он уже насчитал двадцать один выстрел. На сколько ему было известно, Эрик носил с собой Глок 17 в стандартной комплектации, а это значит, один магазин уже был истрачен и в лучшем случае у него осталось тринадцать патронов. Расклад для Эрика был хуже некуда.

И тут ситуация переменилась в корне. Неожиданно откуда-то появилась новая группа бойцов. Когда они стали палить по застигнутым врасплох бойцам на набережной, Арн осознал, что переоценил отпущенное ему время. Это было подкрепление Эрика, потому он и не пытался сбежать из джипа, он знал, что помощь идет и сделал на нее ставку. И, по-видимому, ставка обернулась выигрышем.

Выругавшись про себя, Арн пустил очередь по прибывшим бойцам со злости, но так никого и не зацепил. Расклад сил за секунду стал совершенно противоположным. Арн насчитал не менее двадцати новоприбывших бойцов, и те всего за минуту справились с его отрядом наверху. Арн быстро смекнул, что битва проиграна и пустился наутек вдоль берега, подгоняемый выстрелами сверху. Если ему повезет, то он успеет взобраться на набережную быстрее, чем его нагонят люди Эрика. А оказавшись посреди городских улиц, он без труда затеряется среди людей, уж это он умеет, как никто другой!

– Эрик! Кажись, наши! – радостно воскликнул Карл.

Эрик выглянул в окно и увидел, что изводивший их все это время боец исчез. Карл был прав. Пришла подмога.

Подоспевшие бойцы с ближайшего поста, размещенных Дэсмондом по всему периметру города, получили сигнал тревоги от одного из телохранителей Эрика в ту же секунду, как началась диверсия. В который раз Эрик возгордился своим другом, и чуть было не ткнул Нине в манере Рудольфа «я же тебе говорил!» , что Дэсмонд им нужен как воздух с его природным или выдрессированным талантом к разработке боевых стратегий.

Когда Дэсмонд представил Эрику свой план, у того глаза на лоб полезли от стоимости предложенных мероприятий, ведь Дэсмонд предлагал рекрутировать бойцов от лояльных группировок и банд и разместить тех в десятках конспиративных квартир, поставив перед ними одну единственную задачу – быть начеку, быть готовыми в любую секунду сорваться с мест по первому же зову компании. Да, тактика стоила дорого, но во сколько ты готов оценить свою жизнь?

Карл первым вылез из джипа, и осмотрел окрестности. Стрельба наверху затихла, и только суетные мужские крики продолжали напоминать о том, что только что здесь творился смертельный хаос. Четверо бойцов спустились на берег на тросах и поспешили к перевернутому бронеджипу.

– Учтивый Карл! – крикнул на бегу самый крупный из них.

– Эрик! Это парни от Амелии! – воскликнул Карл.

Амелия Вронская – единственная женщина, отстоявшая право руководить одним из центральных районов столицы. Старая бессердечная любительница латекса и геля для волос, Амелия отвоевала свой район во времена становления империи Эрика, и благодаря его решающему голосу, заполучила один из самых прибыльных кусков столицы. Многие пытались свергнуть ее всеми возможными методами, но худая старуха с выбеленным хрустящим от высохшего геля ежиком на голове упрямо отстаивала свои позиции и крушила врагов под восхищенные возгласы компании. Эта невероятно бездушная фригидная шестидесятилетняя высохшая женщина со строго феминистическими взглядами раздражала всех своих партнеров по бизнесу безустанными насмешками и унижениями мужского достоинства, хотя она отнюдь не была лесбиянкой, и обожала наслаждаться мужским членом. Дэсмонд знал это по себе. Его угораздило несколько лет назад оказаться в ее постели на пьяную голову. Он никогда не рассказывал о том, что там произошло, но с тех пор он как-то стыдливо и даже боязно поглядывал на Амелию, словно она причинила ему глубокую психологическую травму.

Эрик выполз вслед за Карлом и помог Нине.

– Ты в порядке? – спросил он.

Нина тяжело выдохнула.

– Я когда-нибудь убью тебя, если ты еще раз задашь этот вопрос, – бросила она в ответ.

Эрик рассмеялся и, объятый радостью за то, что они остались в живых, притянул Нину к себе и крепко поцеловал в лоб.

– Эрик! Мы прибыли так быстро, как смогли! – обратился здоровяк, по-видимому, один из главных.

– Наверху кто-нибудь остался в живых?

– Четверо раненных. Мои люди уже везут их к Левию. Жду от тебя команды.

Эрик тяжело вздохнул. Из десятерых осталось лишь четверо, и неизвестно выживут ли они еще. Но итог оказался лучше, чем он ожидал.

– Надо забрать всех наших ребят оттуда и машины, если они на ходу. Поможем полиции подчистить за нами, – сказал Эрик.

Боец кивнул и тут же отдал команды в рацию.

Полиция была под контролем Йоакима Брандта, а потому никто не узнает, что в разборках участвовала компания Эрика. Но, тем не менее, Эрик не хотел оставлять все в руки правоохранительных органов. Подкупные полицейские – очень ненадежные помощники, а потому нужно было оставить поле битвы, как можно чище.

Через десять минут на набережной не осталось ни одного мертвого бойца компании. Изрешеченные в сито джипы исчезли, а внизу на каменистом берегу, омываемом ледяной водой реки, взорвался перевернутый вверх тормашками джип.

***

– Твою мать! Да эти пидоры охренели! Я их размажу! Я выдерну из них кишки и сплету из них корзины! Ублюдки членососные! Да я их…

Дэсмонд ходил из угла в угол и уже целый час материл всем, на чем свет стоит, обнаглевших Пастаргаев, которые не просто вышли на чужой рынок, но и без всякого зазрения совести посмели атаковать самого босса наркоимперии средь бела дня! Они что, возомнили себя бессмертными?

– Отследи мне этих упырей, которым удалось сбежать! Если не отследишь, я твою мать выдолблю во все щели! – орал он на одного из компьютерщиков.

– Но она давно умерла… – растерянно ответил напуганный парень – бывший и военный компьютерщик с линзами в очках толщиной с палец.

– Тогда я выкопаю ее труп и выдолблю его во все щели! А потом тебя! И твою собаку, пидор ты бесполезный!

Боец убежал прочь из комнаты одной из конспиративных квартир, не желая более испытывать терпение Дэсмонда.

– Хватит пугать людей! У меня тут даже у парня под общим наркозом пульс участился от твоего ора, Дэсмонд! – выпалил появившийся из соседней комнаты Левий, где его два ассистента оперировали раненных мужчин.

– Я и тебя вытрахаю, долбанный ты, Санта! – бросил в ответ Дэсмонд.

Левий лишь устало вздохнул и покачал головой. Со своей белоснежной бородой и усами он и вправду походил на Санту Клауса в афроамериканской версии.

– Покажи-ка, – Левий присел возле Нины, зажавшей бедро.

Нина отняла от раны бинт, который уже успел пристать к засохшей крови, и застонала. Пуля прорисовала полосу длиной шесть сантиметров, не меньше. Но это было всего лишь повреждение кожных покровов, похвастать полноценным пулевым ранением Нина не могла.

Левий достал из чемоданчика бутылку с антисептиком и новый бинт.

К сожалению Роберта, он был первым, кто попался под руку, а потому Левий бесцеремонно и без вопросов вручил ему орудия.

– Обработай и заклей! – скомандовал он и, не дождавшись ответа, поспешил к Карлу, зажимающему рану на голове.

Роберт не успел сообразить, как Левий уже удалился. И только взглянув на бедро Нины, понял, что снова превратился в ее медсестру.

Нина соболезновала Роберту. Она определенно не хотела снова заставлять его заниматься ее раной, а потому протянула руку и произнесла:

– Я сама могу. Спасибо, – она сама не желала видеть его перед собой.

Их отношения всегда будут натянутыми, потому что призрак Лидии в его голове винит в своей смерти только Нину.

Роберт оглянулся в поисках помощи, но Дэсмонд продолжал бранными словосочетаниями руководить операцией слежения за Пастаргаями по видеозаписям с городских камер наблюдения. Эрик с Марком в соседней комнате улаживали вопросы с зачисткой территории бойни, обзванивая своих людей среди полиции, репортеров, и, конечно же, свиту Йоакима Брандта, который смело нацелился использовать криминальные разборки с Пастаргаями в своей собственной политической борьбе. Рудольф по требованию Эрика остался с семьей, начав празднование Дня Рождения дочери, не дождавшись друзей, хотя так и рвался быть сейчас вместе с ними.

Так что Роберту ничего не оставалось делать, как тяжело вздохнуть и ответить:

– Да мне не сложно.

Хотя это было не так. И Нине это было прекрасно известно.

Роберт присел на одно колено и начал обрабатывать черную от засохшей крови рану. Глупая ситуация. Нина бы и сама справилась, но почему-то Роберт посчитал, что отказать ей будет ниже его чести. Он отдал ей должное в том, что она пережила этим днем. Падение с набережной в джипе и серьезная перестрелка, в которой погибло по предварительным подсчетам около пятнадцати человек. После такого не всякий останется в живых, и Нина вдруг набрала сразу несколько сотен очков в глазах Роберта за смелость.

– Страшно было? – вдруг спросил Роберт, сам не понимая, отчего это ему вдруг захотелось с ней заговорить.

Нина опешила. Она не меньше Роберта была удивлена его попыткой завести с ней разговор. А потому молчала, но вовсе не из-за того, что не хотела отвечать, а просто потому, что была искренне удивлена.

Молчание Нины Роберт принял за нежелание говорить. Ну, что ж, не хочешь и не надо. Наклеив пластырь, Роберт бросил взгляд на ее шею и увидел отметины. Рука сама потянулась к ее лицу, и вот он уже отвернул его в сторону за подбородок, чтобы позволить свету упасть на шею.

Нина тут же отстранилась, словно от источника неприятных ощущений, хотя это было вовсе не так.

– Это просто синяки. Там все нормально, – выпалила она и растерянно забегала глазами вокруг, надеясь, что никто не увидел этого проявления нежностей.

Хотя она так и не поняла, почему ей вдруг стало стыдно за это прикосновение. Она вспомнила ту мысль, что посетила ее этим днем на заднем сидении сгинувшего в пламени джипа, и закравшееся внизу живота чувство стыда разгорелось с новой силой.

Роберт не стал докучать и удалился к беснующемуся Дэсмонду. А Нина обхватила рукой шею с сожалением о том, что кашне, изготовленное и подаренное Зариной в знак заботы, утеряно навсегда. Нине вдруг стало так печально и грустно от осознания этой маленькой трагедии, что захотелось плакать. Кто-нибудь скажет, мол, это всего лишь вещь! Но для Нины она была особенная, ведь Зарина вязала его не одно мгновение, и скорее всего не один день, и думала все это время о Нине. Кто-то в этом мире думает о Нине!

Вскоре появились Эрик с Марком.

– Ну, как? – спросил Роберт.

Эрик тяжело вздохнул и устало плюхнулся на диван.

– Обзвонили всех. Будем ждать результаты, – еле слышно ответил он.

Роберт сел к Эрику.

– Ребята выяснили, что центральную улицу перекрыли под предлогом ремонта дороги, но этот ремонт несанкционирован ни с одной городской коммунальной службой, – начал Роберт. – Они вынудили вас выехать на набережную.

Эрик ухмыльнулся.

– Вот же умные сволочи! – Эрик издал нервный смешок.

– Эрик, мы не можем сейчас позволить себе, чтобы у нас завелся крот!

– У нас нет крота.

– Но как-то же они узнали о твоих перемещениях сегодня!

– Да любой маломальский уличный бандит знал об этом! Мы каждый год ездим к Рудольфу на День рождения его дочери! А учитывая, что Пастаргаи следят за нами день и ночь, для них несложно было организовать подобный налет!

Роберт очень хотел довериться словам друга, они звучали ясно и правдоподобно, но Роберт всегда был параноиком, и простой расклад вещей его не устраивал. Девиз Роберта – во всем всегда должен быть подвох!

– Как ты себя чувствуешь, Нина? – Марк подсел на табурет к креслу в дальнем углу комнаты, где расположилась Нина.

Нина улыбнулась Марку. Его вопросы о самочувствии никогда не вызывали раздражение в отличие от тех же вопросов, звучавших из уст Эрика. На вопросы ангела всегда хотелось ответить.

– Все хорошо. Спасибо, Марк, – прошептала Нина в ответ.

– Эрик очень переживает за тебя, – также тихо произнес Марк, искоса поглядывая на Эрик и Роберта, что-то обсуждающих между собой. – Он может и не говорит об этом вслух, но я точно знаю.

Нина улыбнулась в ответ. Марк не открыл чего-то нового, она сама все знала, но было приятно услышать собственные мысли от кого-то еще. И этот факт не нуждался в словесных изъяснениях. Пристальных взглядов, мимолетных прикосновений и искренних улыбок Эрика было достаточно. И этим днем в машине, когда их глаза на секунду встретились прямо перед падением в пропасть, она увидела в них то, для чего понадобится миллион слов, чтобы описать. Она увидела в них бессмертное чувство, что воспевается во все времена человеческой истории.

***

Ветер завывал сквозь разбитые окна, подергивая полиэтилен, свисающий в дверных проемах, отчего помещение в заброшенном жилом здании наполнялось шорохами и хрустом, словно обозначая присутствие здесь живых людей. Уже давно это высотное здание гниет и разваливается вместе со своими собратьями по несчастью посреди окраинного района города, забытого еще тридцать лет назад, когда у строительной фирмы закончились деньги на завершение проекта. С недавних пор оно служит одной из точек базирования Пастаргаев. Отсюда можно быстро достичь центра города и все западные склады, в которых разворачивалась основная часть операций.

Жгучий Карлик быстро завоевал популярность среди бедных слоев населения и молодежи, позволяя занимать все более крепкие позиции на рынке, пусть и недостаточные для приобретения сильных союзников для войны с империей Эрика Манна, но все еще впереди.

Гулкие приближающиеся шаги, шум отдернутого полиэтилена и снова этот раздражающий запах духов Карима, больше похожих на смесь микстуры от кашля с кошачьей мочой.

– Босс не отвечает, – выпалил Карим.

Арн, как сидел на стуле посреди обветшалой пустой комнаты с облупившейся штукатуркой и дырой в полу размерами, позволяющими сбросить на нижний этаж целый угловой диван, так и продолжил сидеть, даже после тревожной новости Карима. Уже второй день его мысли вертелись вокруг лишь одной вещи, зажатой в его мощных руках.

Карим так и не понял, почему Арн расстроился из-за исхода перестрелки. Еще до ее начала они оба сошлись на том, что это будет чистой воды экспромт. Им подвернулась возможность напасть на Эрика Манна прямо днем посреди оживленного города. Это был больше своего рода акт устрашения, попытка заявить о том, что намерения Пастаргаев серьезны и непоколебимы. Никто и не ставил на то, что им удастся убить Эрика с его-то бронебойным конвоем с десятком профессиональных солдат. Это предприятие имело собой совсем иную цель – демонстрация силы и дискредитация позиций Эрика, чтобы его давние заткнувшиеся враги, в чьих жилах так и не угасла ненависть к Эрику, обрели надежду на его свержение, обрели силы и уверенность в своей возможной победе, для которой, наконец, представился шанс. Пора им вылезти из своих нор и присоединиться к бесстрашным мятежникам, которые готовы принести новый миропорядок в эти земли.

Но с тех пор, как Арн вернулся, он был сам не свой. Он нашел в этом богом забытом семнадцатиэтажном здании самую отдаленную комнату в самом разваливающемся крыле, где больше всего пахло дерьмом и бомжами, и приказал его не беспокоить ни под каким предлогом. Поначалу Карим насмехался над ним, мол, такой большой и грозный, а вот тебе первый провал и убежал ото всех плакаться. Но когда прошел первый день, а Арн по-прежнему не выходил, Карим забеспокоился. Все-таки странные эти северяне, они слишком много думают! Уже идет второй день, а Арн до сих пор не подает признаков жизни. Что это с ним, в самом деле?

– Слушай, завязывай уже с депрессняком! – Карим подошел к сидящему на стуле Арну вплотную.

Тот молчал.

– Тебя что, парень бросил? Или может, родители разводятся? – Карим пытался вывести здоровяка из себя, очередными издевками над мужественностью Арна.

Но викинг лишь молча взглянул на него красными от недосыпа глазами.

– Босс, говорю, не отвечает! Ты не соизволил ему сообщить о своем провале, и мне пришлось взять эту функцию на себя! Но я звоню уже второй день, а он не берет трубку! Ты хоть слышишь меня? Что с тобой? Что там произошло?

Арн и рад бы рассказать, но такой тип, как Карим никогда и ни за что его не поймет!

Все это время Арн беспрестанно крутил в голове один и тот же фрагмент из воспоминаний: необъяснимое исчезновение раны на руке. И все пытался найти этому разумное объяснение, но кроме как влияния неизвестных галлюциногенов на мозг, ничего не могло объяснить эту дьявольщину! Рана точно была! Он помнит эту жгучую острую боль, помнит горячие струи крови, стекающие по его руке, помнит, как он пытался остановить кровотечение, но оно все продолжалось, пока он не осознал, что все это – фарс! Его разыграли! Его непонятным образом обманули, но кто? Или что? Что во всей этой чертовой вселенной способно заставить человека поверить в то, что не существует на самом деле? И каждый раз, когда он задавал себе этот вопрос, серая ледяная сталь глаз сверлила его взглядом из воспоминаний. И этот шепот… Черт бы побрал этот шепот! Он слышит его каждый раз, когда думает о нем, слышит его во снах и просто, закрыв глаза.

«Тебе больно. Ты же ранен».

Арн точно помнит, что боль в руке появилась ровно в тот момент, когда шепот произнес эту фразу! Кровь заструилась по руке только после того, как он допустил вероятность того, что, возможно, шепот прав, и он, действительно, ранен! Иначе как объяснить невероятное исчезновение раны в ту секунду, когда он усомнился в ее реальности?

Чей это был шепот? И Арн боялся собственного ответа на этот вопрос, несмотря на то, что он был так очевиден.

Девчонка.

Именно ее глаза теперь преследуют его на пару с дьявольским шепотом.

«Тебе больно. Ты же ранен».

Арн уже не помнит четко, но почему-то ему кажется, что губы девчонки не шевелились, оттого он и не уверен в том, а принадлежал ли шепот ей. А был ли этот шепот, вообще?

«Тебе больно. Ты же ранен».

Нет! Он точно его слышал! Это был девчачий хриплый голос, проговоривший слова точно ему в ухо! Точно ему в мозг! И шептать она не могла! Он так сильно затянул шарф на ее глотке, что она готова была вот-вот отключиться!

Шарф в черно-красную полоску.

Все это время Арн не выпускал его из рук, отчего шерсть на нем собралась в мелкие катышки, местами он уже был грязным из-за запотевших рук. Но этот шарф так явственно доказывал то, что кровоточащее пулевое отверстие в его руке было лишь вымыслом! Потому что на шарфе нет ни следа крови!

И пытаясь собрать в голове хоть какое-то логическое объяснение произошедшему, Арна все больше посещала еще одна странная мысль, такая же необъяснимая, как и исчезнувшая загадочным образом рана. Арн вдруг начал испытывать страх. Хотя он был матерым солдатом, родившимся в потомственной военной семье. Его дед участвовал в гражданской войне на Балтийском море, отец – служил в движении сопротивления немецким оккупантам в Норвегии, а сам он немало лет провел в разведке в горячих точках. Босс высоко ценил опыт Арна в военном деле, и очень часто повторял фразу:

– Слушай свое чутье, Арн. В моменты глубоких сомнений именно оно подскажет верный путь.

Босс нарочито подчеркивал, что чутье Арна, такое же, как и у босса – это отнюдь не страх или трусость. Это совокупность грандиозных мысленных процессов, происходящих в бессознательной форме где-то очень глубоко в мозгу, там, откуда сознание не может их извлечь по собственному желанию. И порой эти процессы приходят к непонятному нам умозаключению, логика которого нам не ясна, но это вовсе не значит, что ее нет.

– Интуиция, Арн, это не что-то чужое, ниспосланное на нас неизвестными силами сверху. Интуиция – это ты сам со всем своим опытом, знаниями и методами мышления. А потому слушай себя.

И сейчас Арн так и делал. Он пытался найти обоснование тому, что его чутье базируется не на страхах перед неизвестной чертовщиной, что он пережил, а на его собственном военном мастерстве. И чутье это твердило, что случится нечто серьезное. Грядут какие-то значимые события, которые поставят под удар всю их кампанию по свержению Эрика Манна. Эти чертовы глаза, наполненные ядовитым серебром, словно твердили сквозь время:

«Берегись!»

– Короче, я не знаю, что с тобой происходит, но ты ни черта не помогаешь сейчас с делами! Поставки Карлика увеличились! Нам нужно больше людей для его продажи! Я думаю, пришло время заключать сделки с более крупными бандами! По моим подсчетам, если все сложится удачно, то уже к весне продажи увеличатся втрое! Мы начнем срубать нехилые куши!

Арн слушал Карима в пол уха. Этот азиат думает только о деньгах и дальше носа ничего не видит. Он до сих пор не просек, что главное для босса не распространение наркотика, а кое-что другое. Гораздо более значимое, чем просто деньги!

Карим продолжал бубнить что-то о том, как доволен будет босс, узнав об увеличении спроса на Карлик, ему бы только дозвониться до него. А сам Арн думал о том, как бы объяснить боссу разумными словами то, что произошло с ним на берегу, то, что он увидел и почувствовал там. Как донести до него то, что подносит ему его же чутье – ощущение того, что тут творится что-то неладное?

Потому что Арн знает, что босс не ответит на звонок по защищенной линии военного спутникового телефона. Потому что Арн уже написал сообщение на личный телефон босса, который он мог использовать только в крайних случаях.

И сообщение это содержало всего одно слово: «Приезжай».

***

Ее плечи онемели, а дыхание сбилось из-за страха, окутавшего пространство вокруг, она почти осязала его. Этот страх принадлежал ей.

Она снова привязана к кровати, как тогда в больнице. Неужели она опять вернулась туда? Это невозможно! Только не туда! Не в эту ядовитую клетку!

– Не бойся, – прозвучал знакомый басовитый холодный голос.

И в этом сне, как и прежде, Нина не видит его лица. Он стоит возле кровати, но в темноте проступает лишь его силуэт. Высокий, как всегда в черном костюме. Нина впервые видит его ладони, и на безымянном пальце во мгле сверкает золотой перстень с неразборчивой надписью.

Он делает шаг к Нине, и ее сердце тут же реагирует быстрой дробью на его приближение. Она чувствует, что с ним к ней подступает неведомая опасность.

– Не бойся, – повторяет его голос.

И Нина повинуется, сама не понимая почему. Она успокаивается и позволяет ему подойти еще ближе.

– Развяжи меня, – просит Нина.

Он склоняет голову набок, словно высчитывает что-то в уме.

– Я не могу. Это неизбежно, – отвечает он.

Он медленно приседает. Нина чувствует, как прогибается кровать сбоку, но он все также находится во тьме. Ей никак не удается разглядеть его лицо.

Мужская рука с блестящим золотым перстнем тянется к ее бедрам. Снова сковывает страх так, что она едва может дышать.

Но он водит рукой в нескольких сантиметрах от ее тела, не прикасаясь к Нине. Его рука продвигается наверх над животом, над бешено вздымающейся грудной клеткой, проходит в опасной близости от лица и тянется выше к веревке, которыми связаны ее запястья.

– Видишь? – спрашивает он. – Ты сама отдала его мне.

Нина поднимает взгляд к изголовью кровати и видит, что руки ее связаны вовсе не веревкой и не больничными кожаными ремнями.

Руки Нины привязаны к кровати ее потерянным шарфом в черно-красную полоску.