Звезда в полыни (сборник стихов)

Александр Ольшанский

Звезда в полыни

НОВАЯ КНИГА СТИХОВ

СОДЕРЖАНИЕ

Ночь подкралась из кустов крушины...

На валтасаровом пиру...

Станция у озера

Над полынью сцепились две радуги

Простужен лектор, так похожий на Декарта

Обнаженная тишина

Зябко вечер прижмется к лощинам...

Диссонансы

Усни, темноликая,-- беды забудут тебя...

Встреча

Черта

Диалоги

Правый марш одноногому другу

После "Прощания славянки

Когда сестра читала братьям...

За жизнь

Многое в малом...

Пианист взлетал над инструментом...

Новогодняя колыбельная

Песня Белой Швеи

Снился танковый полк в Кандалакше...

В сочельник

Светлячок

Визит

В метро

Зимний вечер у Пруткова

"Наше Все"- похож на обезьяну

На премьере

Такие дела

Слово о земле и влаге

Тишина

У межи

Река времен

Земля и влага

Голубка

Плоть и кровь

Привкус полыни

К Волге

Тайна

Млечный круг

Памяти мамы

Первое солнце

Время желтой руты

У зеркала

Выключатель

Двое расставаться не хотели...

Скупые речи - трепетная грудь...

В каждой пылинке сколько Вселенных?!

Двадцать пятый каприс Паганини

От кроткого орфографического словаря

Сторож

Одинокое небо

Крылья. Диптих

Семь одиссей

Митра миллениума

К Рождеству

В дождь

Дедов дом

Огонек

Ледяной сонет

Вешняя сила

Рукопожатие

Бутерброд с сыром

Один вопрос

Прощание с Лаурой

Апокриф словаря

Июльская элегия

Флаг мой - белое полотенце...

Памяти отца

Не горят и не возвращаются...

Высшая проба

Опыт

Короткое лето в тайге

На белый танец приглашен метелью...

Были теснит почти небылица...

Полета бесконечный миг

Звезда в полыни

x x x

Ночь подкралась из кустов крушины,

Месяц нависает палашом.

Головы друзей... или кувшины

На заборе под Большим ковшом...

-- Если под Большим, то где же Малый?-

Вспыхнул в меру трезвый агроном.

-- Смолкни, поэтически отсталый!

Малого послали... за вином...

С фермы навалился буйный запах,

Городские принялись чихать.

Агроном вздыхает: -- Как в Анапах!..

С насморком -- Россию не понять.

x x x

На валтасаровом пиру -

Жизнь укороченная на день.

Звучит валторной ввечеру

Душа, скрываясь в лист тетради.

...Печаль стихает, но ясней -

На стенах старого жилища -

След угасающих огней,

Приметы тленья,

Пепелища.

Знать, не придется уберечь

Шум вавилонского убранства...

Ночь, угли вольного пространства,

Восторг.

Немеющая речь.

СТАНЦИЯ У ОЗЕРА

Ветер сорвал расписание жизни.

Прежнее чувство -- осколками песни

ранит и ранит -- исчезни, исчезни.

Воскресни!-- -

Тень валуна затекла к изголовью.

Тайна двоих переполнена явью,

словно Синара -- взволнованной кровью

заката.

Пляска сердец в средостении лета.

Запах костра из ночного стаккато.

И не сдается на милость рассвета

цикада.-- -

Близость порогов волнует теченье.

Яростным бегом томится молчанье,

лишь бы открылось второе дыханье

для песни.

x x x

Над полынью сцепились две радуги.

Прячут шпалы в горячий гудрон -

дуновенья Синары и Ладоги.

Нет меня. Я -- июльский перрон:

толчеей и гудками измаянный,

каблукам причиняя урон,

распрощался и скрылся отчаянно.

Нет меня! Я -- мелькание крон:

разгоняя громады бетонные

и на пряслах -- пытливых ворон,

оборву пересуды вагонные...

Нет меня. Я -- клубок макарон:

на террасе в тарелке с каемочкой

под расплавленным сыром томлюсь...

(Рот в чернике, мизинчик в стороночке)

Нет меня, но я скоро явлюсь,

накажу твой мизинец купеческий,

покорюсь новизне (синих) губ,

словно воин с улыбкой младенческой -

буду истово нежен и груб.

Над полынью сцепились две радуги,

обнимая июльский перрон...

Стук сердец от Синары до Ладоги.

Рельсы, шпалы, горячий гудрон.

x x x

Простужен лектор, так похожий на Декарта,

что с гипсовой надменностью взирает:

на толчею лучей, на появленье марта,

на то, как юность с мудростью играет.

Хрипит История, чихая в достоверность

мозолистых цитат из фолиантов...

Ревнует лектор ночь: бытийная неверность,

при свете дня недостающих фантов

Ночи -

лелеет тайну, как синяк под пудрой

на шее второкурсницы истфака.

ОБНАЖЕННАЯ ТИШИНА

Седой властитель, в свой последний вечер,

из ста наложниц выбрал Тишину.

Она в смущенье задувает свечи,

из ста свечей не тронула одну;

шелка снимает -- вздрагивают плечи.

Ее браслеты вечностью звенят

в неистовой, неизреченной встрече. -

Теперь!

Сейчас!..

И -- жизнь тому назад.

x x x

Зябко вечер прижмется к лощинам,

согреваясь у первых огней;

будет ветер гадать по морщинам

старых стен -- о вращении дней.

Возвращенье к немым годовщинам,

в память -- место оседлости войн,-

вновь поможет усталым мужчинам

совершить... Перегарная вонь.

В сиротливо-промозглую пору

отключенных еще батарей,

жизнь блефует в расчете на фору

от вина: "В честь открытых дверей!.."

Стылых дней мотану веретенце!-

Разножелтой осенней канвы,

может, хватит на доброе солнце.

И на то,

чтобы встретились Вы...

ДИССОНАНСЫ

В.Сосноре

1.

Не вoвремя. Бетховен звал

во Время.

Так алчет звездностепья -

рой рояля...

Мадьярка обронила чье-то имя

в алькове, под осколками Грааля.

2.

И тлела ночь, глух ,

себе на убыль.

Он был далеко, -

слуха вечнопленный.

Мадьярка прижимала к телу.

Небыль.

3.

Кто слышит безымянный пульс

Вселенной?!.

x x x

Усни, темноликая,-- беды забудут тебя.

Я вынесу их в оборот -- за медаль в обороте -

Как сор из избы, и, как память о лишнем народе.

Я вынесу это.

Что, впрочем, векaм все равно.

И веки смыкаются прежде, чем стали куранты.

(Чем стали они, неосталин и репатрианты

Не видят.) Темно.

Засыпай же, Полярная дочь!-

Соски полюсов будут реже ко мне прикасаться -

Твой узник с тобой, в ожидании добрых кассаций.

Мне -- в мочь.

ВСТРЕЧА

Вот обложка полыхает:

жечь стихи -- святой обряд.

(Пусть осудит тот, кто знает,

как любовь вернуть.)

Горят...

Все тетради да тетради,

книги вряд ли издадим...

В тихой сумрачной прохладе

не томись, брат, нелюдим.

Как всегда, давай же спорить!

У свечей курить,

молчать,

пить вино и острословить:

юность шумно вспоминать!

А потом -- светло и шатко -

разбредемся.

Навсегда.

Вот горит моя тетрадка,

с нею -- лучшие года.

1979

ЧЕРТА

Жизнь прожить - не поле перейти.

(посл.)

Разъедает офорт пустота,

он, наверное, оттиском болен.

Между снегом и снегом -- черта, -

черный лес между небом и полем.

А вверху и внизу -- по дыре:

воронье, над корявой воронкой,

нависает... В ледовом каре,

снежным вихрем летит похоронка.

Разорит отчий дом этот час, -

хрипло каркает черная сводня,

одобряя последний приказ:

"перейти это поле сегодня!.."

На простреленном дважды щите:

надпись "мины" -- подобна черте.

ДИАЛОГИ

I

-- Вам ли, корни былинные

ведать выси орлиные?

-- С нами радость весенняя -

сила дня Вознесения...

-- Выше млечного инея?

-- Выше слез всепрощения.

Древо жизни могучее

часто радует -- мучая.

II

-- На закате порфирные,

ветры-ветви надмирные,

вам ли вьюги не праздновать?

-- Как предсмертную исповедь

и последнюю заповедь...

-- Нам над бездною выстоять?!

-- Вечны корни глубокие:

тени близких -- далекие.

ПРАВЫЙ МАРШ ОДНОНОГОМУ ДРУГУ

Один глаз смеется, а в другом -- слеза.

На ноге ботинок, на другой -- кирза.

Обжигало смертью, и знобил простор...

Ветер, помнишь ветер от Афганских гор?

Здравствуй, друг...

Объятья -- сможешь, так раскрой -

Мы закрыли братьям очи -- на покой.

Правой, снова правой!

Левой -- пристяжной.

Мальчик не кровавый, он теперь -- седой.

Один глаз смеется, а в другом -- слеза.

На ноге ботинок. На другой -- кирза.

Правой, правой, правой! Левая -- в укор...

Ветер, новый ветер,

от Кавказских гор.

ПОСЛЕ "ПРОЩАНИЯ СЛАВЯНКИ"

Дрогнул перрон. Вопрос на вопрос

горестно вскинутой брови:

"Ранят шипы дареных роз

цвета, чьей пролитой крови?!."

x x x

Когда сестра читала братьям,

они пытались верить в Бога.

Халат казался белым платьем

и отступала в ночь тревога.

В блокадном городе. -- Великом! -

В ночь медсестра читала Блока.

Глаза горели вешним бликом

из довоенного далека. -

Там каждый был красив и молод,

и весел -- к шумному параду.

Никто не ведал лютый голод,

и смерть, как быструю награду.

Там был простор венечным платьям.

И вечность -- отчему порогу...

В ночь медсестра читала братьям.

Они пытались верить Богу.

ЗА ЖИЗНЬ

Багряный вождь, осенний шут - с чинами не суров ли?

Сорвал осенний позумент: "Шумите, дерева!.."

Лицо - аскеза во плоти и дробь дождя по кровле

В напоминание о том, что жизнь всегда права.

"За жизнь!"

Допей презренную, не будучи обласкан

Оконным отражением усталого лица.

Ты плюнул во Вселенную?

Попал себе на лацкан:

Чудесное знамение

Счастливого

Конца.

x x x

Многое в малом.

След у порога.

Вечное в белом.

Звездная тога.

Маленький пальчик

ловит снежинку,

снежинский

мальчик помнит

картинку:

добрые лица

к яслям склонились,

в нимбе младенца -

взоры светились.

Только боялись

горькой разлуки -

нежной Марии -

мамины руки.

x x x

Пианист взлетал над инструментом,-

Время защемило пальцы крышкой...

Муза не спешит к аплодисментам,

соло завершается -- одышкой:

был огонь, была вода.

А -- трубы?!

Тишиной заслушались фаготы...

В тростниковом золоте Гекубы -

дирижер откладывает ноты.

НОВОГОДНЯЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Этой ночью креп венчальный

у твоей щеки...

Хлопья снега беспечальны,

помыслы легки.

Расплылись и подобрели

резкие черты:

городские акварели

гладит край фаты...

Спи невеста, спи надежда,

спи моя судьба!

Греют белые одежды

беглого раба.

Не гневuсь недолгим бегством

с пира твоего.

Я ушел на встречу с детством.

Только и всего.

ПЕСНЯ БЕЛОЙ ШВЕИ

Снега сметали все края

Земли моих тревог,

как только Белая швея -

напела свой урок:

"Сия материя тонкa,

тачать -- не ремесло!

В оплату каждого стежка

уйдет твое тепло.-

Тачай-строчи, моя душа,

ты этим и жива,

покуда греешь -- не спеша -

родимые слова,

покуда вьет живую нить

седой напевный лен -

не оборвать, не изменить

тугую связь времен.

В разбеге строк блеснет рука,

коль с сердцем повезло!-

Сия материя тонка,

тачать -- не ремесло...

А тяжких дней веретено

припомнят -- налегке,

когда двум датам суждено

сойтись в одной строке..."

Мне пела Белая швея...

Для вас слова сберег,

но с каждым путником своя

мелодия дорог.

x x x

Снился танковый полк в Кандалакше,

морось с Белого моря,

туман...

И письмо прожигало

все также (!) -

"Беломором" пропахший карман.

И все так же багульник тревожил

в карауле застывшую ночь -

терпким холодом,

словно итожил

сто разлук, что дано превозмочь.

В СОЧЕЛЬНИК

Щиплет щеки, щиплет yшки,

щиплет красные носы.

У Катюши и Марфушки

вид невиданной красы.

Пар клубится, смех искрится,-

сами кубарем летят.

На коляды им сестрица

нагадала двух ребят!..

Финн со шведом сани катят:

даль звенит, белым бела.

У Марфуши, и у Кати

хмурь от сердца отлегла.

Кличат предков.-- "С Новым Годом!"

Кличат Родине: "адье-е-е!"

.............................................

Стынет след за снегоходом,

Чудо-фирмы, "Бомбардье".

СВЕТЛЯЧОК

Сонно

возится в сарае

лунноокая овца...

Трепет сада. Запах рая -

у тропинки,

у крыльца.

Звездно.

В тереме высоком:

в ночь распахнуто окно

(грозный батька у порога),

ива -- с нами

заодно...

Держит

свечку над кроватью -

беглый искорка-жучок.

-- Ренегат небесных братьев,

полюбуйся, но -

молчoк!..

ВИЗИТ

В чашке сумеречный чай

безнадежно остывает.

Наших губ внезапный рай

он, чай, мало одобряет.

Жалобно диван сопит,

кашляя пружинами:

изувечен, инвалид,

вескими причинами.

Чуть помят пижон-торшер.

Ваза, видимо, разбита...

Пострадал весь интерьер -

жертва позднего визита.

В МЕТРО

Легко ли дышится, подземный пассажир?

Зачем в Аид спешат твои вагоны?!

Знать, неспроста велят центурионы,

Куда ни кинешь взгляд, -

разлить рекламный жир.

Там наверху -- другому светит солнце,

в авто катается гуляка и транжир...

Мелькнет реклама на слепом оконце:

"Купи надгробие, подземный пассажир!"

ЗИМНИЙ ВЕЧЕР У ПРУТКОВА

Да!

Благое дело, коль душа, в размахе,

пытается рубаху растерзать:

любовь, измену, голову на плахе,

вселенскую (чуть выспреннюю) стать -

впихнув на лист искомканной бумаги.

Но!

Всем дела нет ни до моей рубахи,

ни до того, что ел и где мне спать!

...Козьма юлит (учитесь, вертопрахи!):

"Мой друг, тебе не муторно читать?"

*

"Наше Все" -- похож на обезьяну.

*

НА ПРЕМЬЕРЕ

Летняя премьера. Бутафорский снег

отпускает тополь -- в броуновский бег.

Взглядами "а джорно", репликами рук,

мы вдвоем встречаем непримятый луг.

Краткое либретто прошуршал репей,

что дрожит наградой на груди твоей:

После увертюры мекающих коз

учинит злодейство вляпчивый навоз.

Вереск, медуница, кашка и лопух

заточат злодея под охраной мух.

Подгулявший ветер разольет фиал,

и стрекозы -- травам сложат мадригал.

До финальной сцены, празднуя простор,

принца зацелует фея Ронских гор.

...Взмокшие актеры выйдут на поклон,

вслед за ними звезды -- в чистый небосклон.

Гвоздь дивертисмента взвинченных цикад,

славный юный месяц

выйдет невпопад.

ТАКИЕ ДЕЛА

Л.Гумилеву

Все тебе -- не в гoре,

сказочник, мастак

святочных историй

в гибельных местах!

Ты ли не клеймился

в эс-эс-эс-эр,

ты ли не учился

биться за партер

и в безликом хоре,

Жизнь, зевая, петь,

в килечном разоре

"хочете..." -- терпеть,

мелочь получая,

думать о "Щите"

и над блюдцем чая

хлюпать в нищете?..

Нет, не научился

и "ушел с крыла"!

Пусть волчком крутился

и горел дотла -

в ноги не стелился

и на пьедестал...

Все, чего добился:

верить не устал

в зычное раздолье

будущих былин,

в бабье хлебосолье,

в возглас:

-- Триедин!..

1985

СЛОВО О ЗЕМЛЕ И ВЛАГЕ

* О.Охапкину

От площадей,

от лестничных площадок,

во избавленье криков и плевков,

приди в себя, ушедшая в упадок,

вернись домой -

без маршей и венков.

Над тишиной зовущие высоты:

не поклоняясь низостям дельцов -

зовут, зовут высокие заботы

об очагах и крепости венцов

твоих сердец -

в одном биенье встречном -

соборному, в лихие времена.

Тебе ль забыть, в борении извечном,

колоколов литые имена?!.

ТИШИНА

Юдоль веков -

в берестяных лоскутьях,

в дыхании

стоялой тишины:

печаль земли

застыла в перепутьях,

на дне оврагов,

в рытвинах войны...

Погост надежд,

бесхозных урожаев,

боеголовок,

пламенных речей...

Молчит земля,

мучительно рожая

святой ростoк -- живительно ничей:

в нем вера всех коленопреклонений,

с ним память вех: крушений и побед.

Молитвами

российских поколений -

росток души

встречает свой рассвет.

за пядью пядь,

Отечество свое?!"

Предгрозье.

Над межою воронье...

У МЕЖИ

Вознес рассвет

хоругвенные стяги -

услышь молитву, Господи!

Спаси!

Не дай скудеть

вовеки на Руси -

ржаным лучам

и чудотворной влаге.

Купель озер

и золото жнивья

растят потомков

златокрылой речи.

И крепнет голос

в колокольном вeче:

"За брaтину -

Славянская семья!

Страды Христовой,

Символ Веры вжuве -

Вино и хлеб отведаем, друзья,

труды умножив

на привольной ниве!

Как дрeвле,

православные князья,

сплотим ли мы

Великую дружину?

Иль отдадим

в постылую чужбину,

РЕКА ВРЕМЕН

Предгрозье.

Над межою воронье.

Свинцовый воздух

впитывает тени.

Армады туч -

быстринами видений

пугают

отражение свое

на глади вод...

И вспенились просторы

Днепра и Волги,

Дона и Оки.

Знобит Неву.

Чугунные узоры

во мраке тонут.

Смоль Москва-реки

у холма Боровицкого

вскипает...

Невозмутима лишь одна река.

Река, в чьи воды

дважды не вступают.

День, отмерцав,

вливается в века...

ЗЕМЛЯ И ВЛАГА

...День, отмерцав,

вливается в века.

Огни костров,

Непрядвой отраженных,

размыл туман.

И голос кулика

тревожит ширь степную.

Отрешенно,

припав к земле,

безмолвствует Боброк.

Князь Дмитрий, зри,

в Стожар луна воздета,

Уж близок срок

бесстрашного ответа,

и -- сече быть!

Грядет кровавый рок.

И ковылем щетинится

Задонье.

Земля решилась!

Всполохи костров -

на копьях рати княжьей.

И ладонью

могутною сжимается

багров,-

предел росяный

поля Куликова.

В большой кулак

смыкаются ряды.

Бурлит Уперта.

Права и Солова -

поднялись

меж мамаевой орды.

ГОЛУБКА

Гудит восток.

Твердыня раскалилась:

воздвиглась рать

от плоти недряной.

Навстрeчь врагу,

где нива колосилась -

день колосится

кованой стеной.

А степь дрожит

под конницей Мамая.

Несется горе

по родной земле,

столбами пыли

в небо воздымая

зловещий месяц.

Русичи во мгле.

В чащобе копий

трепетны хоругви.

Не пал бы дух!

Ан -- Божия рука:

летит голубка

в сень ветвей упругих,

в дубраву -

в стан Засадного полка!

Вновь греет души

Сергия завет,

мечи и шлемы

яро полыхают

и "Бог за нас!" -

дружины выдыхают.

И сшибся с Челубеем

Пересвет...

ПЛОТЬ И КРОВЬ

Кровавый дол.

Сражение в разгаре.

Телами павших

вздыбилась земля.

За Русь!

За Веру!

За свои поля,

люд православный,

в яростном угаре,

идет на смерть.

Несметно басурман

и русские булаты поредели...

Но мужеством

сердца не оскудели.

И гаснет прыть мамаева ярмa!

Клич: "Бог за нас!" -

дубрава расступилась

и конница Владимира

летит,

тесня врага.

Всещедра Божья милость!

И всепобедно

русский меч блестит.

Сметай ярмо,

привольная душа,

что сызмала сей горький

плод вкусила!

Во плоть и кровь

вошла земная сила.

То предки наши

ворогов крушат

за Землю-Мать,

что их не зря растила.

ПРИВКУС ПОЛЫНИ

Отцы и деды

шли на смертный бой.

За Землю-Мать,

что их на жизнь растила.

А внуки внуков

будут ли с тобой?

Их не погубит

недряная сила -

быть связанным

единою судьбой

с Историей,

с Душой

твоей, Россия?

К ВОЛГЕ

Валдайский перезвон

живого родника,

лесов и весей -

радужная сбруя...

Но тяжелее бег.

Не слышно ямщика.

Иссохли слезы

Праведные, всyе...

Побеги осенu,

Великая река! -

Хребтом уральским

выдюжат равнины:

Земле моей нужны

напевные луга.

И душ

неопалимые купины.

ТАЙНА

У возлюбленной очи озерные,

ясным днем, что есть м чи, лазурные.

Среди ночи -- туманно-костерные.

И немного шальные, Бог весть.

У возлюбленной косы песчаные.

Вплетены в них кувшинки вощеные

и запутались травы росяные,

и колосья лучистые есть.

У возлюбленной песни раздольные.

В них поля и дороги окольные,

переливы церквей колокольные.

И печали, которых не счесть.

У возлюбленной очи озерные,

у возлюбленной косы песчаные,

у возлюбленной песни раздольные

и никто! не попрал ее честь.

*

МЛЕЧНЫЙ КРУГ

Он для того и млeчен -

этот путь,

чтоб крепче сжать

в предутреннем

тумане -

объятья слов

и вечность не спугнуть

с тех губ, что льнут

к груди

в немой осанне.

Он оттого и млeчен -

этот путь...

ПАМЯТИ МАМЫ

Полет голубки -- крыльев ликование!

Благослови на жизнь, благослови!-

Пусть триединства светлое познанье

умножит силу веры и любви.-

Позволь, Вседержец, мне любить и верить

без чуда, без награды, прямиком.

И святость доброты не дай измерить

ни золотом, ни словом, ни венком...

Весенним благовестом грудь наполню,

рассветом вспыхнет мой нательный крест.

Пусть Пасха раскачает колокольни,

я выдохну: "Воистину воскрес!"

И пламя семисвешника качнется...

Голубка белоснежная взовьется.

ПЕРВОЕ СОЛНЦЕ

Отвисло серый небосвод -

таранит луч капризный.

Дрожит константа непогод,

боится скорой тризны.

Как ртутный шарик перемен,

сквозь груз земных устоев,

проник восторг в тяжелый плен

воздвигнутых героев:

нет юбилеев и побед,

но стало проясняться!..

И толпы нытиков в обед

не знают, чем заняться.

В дворах-колодцах -- эхо школ!

Взбодрился, задышал

сырых фасадов частокол.

На Невский -- стар и мал!

Все шире просинь над Невой,

останки зимней лени

бодает рыжей головой -

Исакий. Сникли тени.

Раздольно нежится гранит

и сфинксы запотели.

Забыл казанский неофит

безбожные метели.

Захорошело куполам,

ликуют жадно шпили, -

светило с вестом пополам

их траур отменили.

Зеленый Всадник виду рад -

Дворцы помолодели,

родное имя вспомнил сад.

И дразнит дар Растрелли.

И что ты там не говори,

поет музейным пушкам

железо "Утренней Зари",

привычное к заглушкам.

Вода и ветер -- на простор!

Каналы и мосты

волнует первый "Метеор"

разбуженной мечты.

Спасая радость новизны,

у Стрелки мол-венец

в цепях опаловой волны

рвет 900 колец...

1976

ВРЕМЯ ЖЕЛТОЙ РУТЫ

Белеет...

А.Б.-М., М.Л.

Сухо, горько, гoрдо

снасть скрипела:

"Брут ты!.."

Резал ветер с фьорда.

Время желтой руты.

Упивались прошлым

блики на причале.

И казалось пошлым,

то, о чем молчали

брошенная заводь,

лог у редколесья:

"Есть в желанье плавать...

Есть решимость -

Спесь "Я".

У ЗЕРКАЛА

-- К вечному -- дерзкой пытливости,

помнишь ли время высокое?..

Да помоги ж себе! Вырасти!

Выпусти чувство стоокое.

-- Я не уверен, к чему это?..

Глянь, низкорослы события,

вешние воды -- все вылиты...

И утомили открытия.

-- Льстец респектабельной нeмочи,

прошлое помнишь по выпивкам?

Миру не хватит той мелочи,

что раскидаешь по выкрикам.

-- Бриться мешаешь... увидимся.

В церковь сходить бы...

-- Что ж, свидимся.

ВЫКЛЮЧАТЕЛЬ

ЩЕЛЧОК:

щелк-тресь!

-- Кто в тумаках нуждается?..

Февральским утром

Феб не утруждается.

С электрикой ведем брутальный блиц

по вызову стоваттных колесниц.

О, дети солнца!

Свежий запах гари

сквозь непонятно что

врывается в жилье, где Агнию Барто

читали в детстве...

(Как было хорошо!)

ЗВОНОК. Супруг -- супруге:

"Я ушел..."

"У Лели лучше стул!!!" -

Под окнами гремит,--и легче

на душе!-

не злят горелые пельмени

и торшер,

что по утрам (дней девяносто) -

"тр-ресс" -

и свет -- в дар сыну солнца:

"Тронь прогресс

и утро -- удалoсь!"

x x x

Двое расставаться не хотели.

Вразнобой, назад, вперед-назад,-

Весла на уключинах свистели,

Как свирели: "Sapienti sat..."*

Влажный воздух наполнялся хмелем.

Замирали венчики купав.

Счастье прикасалось, еле-еле,-

Клирами кузнечиков и трав.

Вычурно позируя озерам,

Любовался, сам собой, закат.

Волны и деревья без укора,

Бормотали: "Sapienti sat..."

Руки -- рук касались, еле-еле,

*

Скупые речи -- трепетная грудь.

*

В каждой пылинке сколько Вселенных?!

*

ДВАДЦАТЬ ПЯТЫЙ КАПРИС ПАГАНИНИ

... Слух бесил: еще, еще, еще.

Звук -- без сил. -- Уже? -- Еще!

Раздувая крылья носа, дож и раб натужных жил,-

мир цедил, тянул, лелеял.

Мир подхватывал

и выл,

обрекаясь:

облекая плоть смычка в бес-

плотность крыл. -

Звук постыл...

Калачиком свернуться.

ОТ КРОТКОГО ОРФОГРАФИЧЕСКОГО СЛОВАРЯ

VIDI, VICI

Е

евангелие евстахиева труба единоверие единоплеменник

евангелист евхаристия единоверка единоплеменный

евангелический егерь единоверный единорог

евангельское еда единовластие единосущный

евгеника едва единогласие единоутробный

евгенический едва-едва единодержавие единственный

евнух едва ли единодержавный едче

евразийский единение единодушие ежели

еврей единица единодушный ездок

еврейка единичка единожды езжай

европеец единичный единокровный езженый

европейка единобожие единомышленница ей-богу

европейский единоборство единонаследие ей-ей

европеоидный единобрачие единообразие еще бы

СТОРОЖ

День умер в одиночку,

не различить лица;

мрак не поставил точку

в поэме без конца:

простор для многоточий -

небесное рядно,

на плащанице ночи -

оконное пятно...

Он там, за крестовиной, -

усталый, без венца,

во всем, за всех повинный.

Не различить лица...

ОДИНОКОЕ НЕБО

Над глухими барахолками,

над ларьками и стоянками,

над смердящими помойками

меркнет небо одинокое.

Крысы падалью насытились,

зажирели, распингвинились.

А вороны остервятились,

заклевали буревестника.

КРЫЛЬЯ.

ДИПТИХ

недаром - не напрасно;

не даром - не бесплатно.

(из "Толкового словаря русского языка")

НЕДАРОМ ВОЛЯ - ВСЕМУ НЕ ДАРОМ ВОЛЯ - ВСЕМУ

НАЧАЛО. НАЧАЛО.

НЕДАРОМ РАВНЫХ ЕМУ НЕ ДАРОМ РАВНЫХ ЕМУ

ТАК МАЛО: ТАК МАЛО

НЕДАРОМ НЕБО ПОСТИГ НЕ ДАРОМ НЕБО ПОСТИГ

ИКАРОМ ИКАРОМ

И ВСТРЕТИЛ СОЛНЦЕ, НА МИГ И ВСТРЕТИЛ СОЛНЦЕ, НА МИГ

НЕ ДАРОМ... НЕДАРОМ!

СЕМЬ ОДИССЕЙ

*

Не совершенствуйте совершенное,

совершенствуйте себя.

Н.П.

Свет - в конце тоннеля.

(мифотрюизм)

ПЕРСОНАЖИ И ИХ ДАРЫ

ГЕРОИ (семь мифообразов мужского и женского начал):

ОДИССЕЙ - земной опыт, апперцепция традиций;

СИЗИФ - подвижничество: энергия поиска, след;

ХРОН - самодостаточность времени;

ЭРОТ - гедонические дары, сердцебиение рода,

правдоложь, запахи;

ПЕНЕЛОПА женское сердце, тепло поколений, тряпки

булавки;

МНЕМОСИНА бисер мелочей, хлебная корка мифа;

ЭОС светотень, протознаки Логоса.

ДВЕНАДЦАТЬ НЕЗРИМЫХ СОПРОВОЖДАЮЩИХ:

ГЕРМЕС герметизм, топор судилища;

ПОСЕЙДОН борение, стихия заблуждений;

ЛОГОС язык интуиции, рана, симфонизм бытия;

ТАНАТ небытие;

ПЛУТАРХ (П.) вкус воли, книжный шкап;

РАБЛЕ гротеск одиночества, карлики и гиганты;

САЛИЙ (Я.С.) жажда гармонии;

ПЕРЕЛЬМАН апломб дидактизма, улыбка,

(Н.П.) музыкальная пауза;

СЛУЧЕВСКИЙ война с полисемой, осязание;

ГЕББЕЛЬС(Й.Г) ижица-инфернум, #, кровавый эпос;

ФОЛЛЬ токи хаоса, метафизические превратности;

ФОРТУНА небесные прописи, цвет.

Айда цвести,

добреть и пыжиться

нескладной жизни -- мифы складывать!

Не то поспеет злая ижица

в небесных прописях.

И -- швах!

I

Цвел герой, дарами увлекаясь

(окружали молодость отрады,

сам Эрот срывал с наяд наряды!),

с эллинами древними скликаясь;

ветреный -- в отца,

любил не каясь.

Чтил Гермеса -- хитрые тирады.

На пирах и в термах были рады

появлениям его.

Осклабясь,

в преданной улыбке подхалима,

жизнь текла, текла неумолимо.

Он грузнел. Итака, жены, дети

благостно взирали вслед герою.

Правдой он снискал восторги эти!

Правда, Мнемосина лжет порою.

II

- Ученье - свет...

- А лампочка-то ярче!

(из диалога пациентов проф. Случевского)

... Во швах,

в бинтах, во льдах, -

с героями-то трудно:

то -- память, краснобай и мифотворец,

из былого -- гнуса не приемлет.

Затевая славный разговорец,

комара -- кувалдой!

Память внемлет

пафосу Фортуны, словно горец

в юбилейном тосте.

"...И не дремлет,

промышляя воздаяньем (story)-тсс...

Суд времен!" -- воскликнет псевдо

гамлет,

распаляя суд из сослуживцев.

"Троя, сучья кровь! -- подхватят

люди,-

стали мы с годами дальнозорки,

но не греет эпос войн -- паршивцев

молодых, купающихся в блуде!"

Мифы их не стоят хлебной корки...

Миф дрейфит в медных лбах.

-- Что ж, Посейдон?

-- Швыряет "судно"

в палату # 7,

в рассвет под лампочкой,

в пыль поля полисем.

-- Се воля и покой?

III

У эллинов говорят умные,

а дела решают дураки.

П.

В отстой покой и волю!

(Побег из точки А,

морока в точках -- Фоллю,

Жизнь пенится.) Волна

и муть, и пена.

Вновь волна.

Гермесом послана она.

Подвижников, все больше

из поэтов, за шиворот ведут

от корабля -- в рай-суд...

Топор, крась плаху!

И -- летит,

плюется голова:

"Им нужно деньги отмывать!

Я отмывал слова..."

IV

Ни один ясновидец не предвидел

времени своего ареста.

Й.Г.

Гермес со слов отмытых

охмелел.

Потом с Рабле еще добавил.

И кучу глав небритых -

вмиг -- Хрону переправил.

Мошна,

успех,

и aмок страсти -- пыль,

песок, что сыплется из Хрона уж

давно, -- путем в Аид.

Меняя быль

на миф, там Хрон имеет вечный куш.

Харон и Хрон откупорят бутыль,

и -- по рукам.

Гребет суровый муж,

плывет паром... Уже скрипит костыль

Таната...

V

...сквозь тьму и стоны душ

герой кричит -- мрак тает. Тает сон,

но призрак -- черной глыбой -- все

лежит

на дне зрачков

и сердце жмет его.

А день зовет, -- здесь правит юный Хрон

(взахлеб слова его, ведь он бежит):

"Любое время -

время для всего!.."

Приникла Эос розоперстая

к небритой, сильно заспанной щеке.

Он, верно, долго спал. Разверстая

реальность разминалась налегке:

Как в детстве, весело приветствуя,

тамтамами ковров, шаманил двор.

Обрывки возгласов,

усердствуя,

сплетали арабесковый узор

с гудками, смехом,

лаем, карканьем,

с биеньем сердца, с толчеей лучей -

на шторах с маками,

и шарканьем

соседей сверху. Бисер мелочей

питал мечты Итаки прошлых лет

и на скуле героя -

влажный

след.

VI

След на воде за нашим О. смыкался. ИТАК-

У МИФА ОН, ИЗГОЕМ, ОБРЕТАЛ--СЯ

ПРАВДА!

Тщета, Сизиф, в мозгах!

Брег в мыле, крик сирен.

Дом.

Голоса навстречу...

--Тебе, жена, за эти годы стал ли кто дороже?

--Мой Одиссей, я долго с Хроном разделяла

ложе.

(Той ночью книжный шкап у изголовья кис,

кренились фолианты.

К "Людмиле" льнул "Улисс".)

VII

Сотворив нас без нас,

он слишком нас уважает,

чтобы спасти нас без нас.

Я.С.

Седьмое.

Наступало воскресенье.

Под утро, не из легких,

он курил.

И хрипы пели в легких.

-

И песнь верна была своду звука,

навстречу Логос -- оку являлся,

всем светом юностно распаляя

хладные выси...

ЭПИЛОГ

[МИТРА МИЛЛЕНИУМА]

Все то, что не высказать нам

сильнее того, что сказали.

(автор)

1) ДНЕЙ 2) ПЛАЧ

ДНО, ТУЧ.

ДЕНЬ НОЧЬ

( В УТРОБЕ - УТРО ). В РАЗРЫВАХ ВЕТРА.

ДЕНЬ СТИХ

ДАЛ ТИХ,

ДЛАНЬ. ТЕНЬ

ТЛЕЙ,СУЕСУТРА, МУРЛЫЧЕТ: "МИТР-РА".

ДЕНЬ - В МИРЕ ДВОЕ ВЕРНЫ СВОДУ ЗВУКОВ,

ГАМ В МИТРЕ ЛОГОС ПРЕД НИМИ ЯВИЛСЯ,

ДАНЬ. СВЕТОМ ЮНОСТНО РАСПАЛЯЯ

ХЛАДНЫЕ ВЫСИ.

МИР АЛЧЕТ УТРА!

*

К РОЖДЕСТВУ

Морозный путь. Лиловой вереницей -

недолгие отметины шагов:

мол х зимы, рождественской десницей,

одарит лес -- перинами снегов...

К утру устанет вьюжий вой яриться,

над снулой рыбой лучезарный кров

отметит промелькнувшая синица,

с рябин роняя бусинки пиров;

и царственная охра заискрится

у корабельных сосен на стволах,

дремучий ельник с дремами простится.

И люди позабудут о делах:

во имя Книги той, на аналое, -

из детства дразнит колкий запах.

Хвои.

В ДОЖДЬ

Сто дорог встречают -- судьбы и года

в городе дождливом.

Сырость -- не беда.

Капли размывают перекрестки дня.

Мальчик с сигаретой, в поисках огня,

в мокрое безлюдье: "Люди", -- прошептал.

Бережет здоровье вымокший квартал.

В новой плащ-палатке вышел старый дед:

-- Я ж, брат, некурящий, скоро сорок лет!

--...Вообще я тоже...

Маму... схоронил!..

Горе неотступно. -- Выбило из сил.

Капли на асфальте, слезы на лице...

Сто дорог в начале.

И одна -- в конце.

ДЕДОВ ДОМ

Вековой судьбы оскал

в щит бульдозера вгрызался:

дом хрипел, но не сдавался

и земли не отпускал!..

Век земле не изменял,

в землю врос,

с судьбой сливаясь.

Изошла плодами завязь -

в Петербург и на Урал...

От посылок пахло садом,

старым домом за рекой.

В письмах было все, что надо:

сила, нежность...

был -- устой!

Век судьбе не изменял,

век судьбою изменялся:

сиротел -- за идеал,

за полушку надрывался,

мерз, горел,

вставал из пепла,

подымал малых детей...

С ним душа росла и крепла

верой в небо, и -- в людей.

ЛЕДЯНОЙ СОНЕТ

Поземки нервные кружатся

шелками брошенных невест.

Шаги. Но звуки их крошатся

в морозном воздухе окрест. -

Под хруст предзимнего ненастья,

на панихиду прежних лет,

начертан ледяной сонет. -

И строки полоснут запястья,

метели снежно отпоют

в последний, сумрачный приют...

Нет, я не жду такой развязки! -

Блестит на лужах лед, как ложь:

как неприветливые глазки

проворовавшихся святош.

ОГОНЕК

Тихо. Грустно. Одиноко.

Сумрак съел -- табачный дым.

Как раздольно и широко

всем предчувствиям худым.

Очень поздно. Слишком рано

семь значений слова "нет"

истекут с душевной раны

в шум дождя и в лунный свет.

Тонкий месяц согнут луком -

тетива дождя дрожит.

Дом вздыхает каждым звуком,

словно скорбью дорожит.

Ночь, открой свои секреты,

Где-то помнят обо мне?..

Только пламя сигареты

отражается в окне.

Острый конус сигареты

чуть дрожит в моем окне.

ВЕШНЯЯ СИЛА

Крах зимы! Ледяного набега

штыковая атака, как бред:

в неуклюжести черного снега -

вялый натиск слабеющих бед.

Тают, тают хрустящие ноты

одичало протяжных ночей.

Греет души для светлой работы

песнопение вешних лучей,

созидая великие части

в первозданном, едином родстве.

То-то грянет симфония страсти

на губах и на первой листве!

1975

РУКОПОЖАТИЕ

Из поражений, из побед,

смиренно, свысока, -

с какими "да", с какими "нет"

протянута рука?

Знакомства молодой огонь

согреет ли? Сожжет?

Мой мир -- распахнута ладонь -

обнимет твой вот-вот.

1976

БУТЕРБРОД С СЫРОМ

Когда сыр плачет -

сыровар смеется

(посл.)

Раз -- ломоть хлеба, что ни день,

все тоньше и черствей.

Два -- за плетнем грузнее тень

начальственных бровей.

Три -- бутерброд не так хорош,

как в прежние года

и масло пропитала ложь

про тучные стада.

Сыр плачет -

смейся сыровар! -

нам крупно повезло:

за время смут и шумных свар

не скисло Ремесло.

ОДИН ВОПРОС

В.Ширали

"Он разучился быть счастливым" -

снега вздыхали по ночам.

Сад разучился быть счастливым. -

Дрожь -- засугробленным плечам -

не шла,

но северные плачи

тянула вьюга за окном. -

На разный лад,

да об одном:

"Могла ли жизнь пройти иначе?"

ПРОЩАНИЕ С ЛАУРОЙ

Прачка с длинною косою,

Хочешь быть царицей мира?

Ф.С.

Помусолив канцоны Петрарки

ты весь день рассуждала о том,

"кабы" я брал от жизни подарки

за Пегаса -- колхозным гуртом...

Резвый конь презирает задворки.

Тянут пыль до десятой версты,

в степь летящие скороговорки:

"Кабы ты -- кабы ты -- кабы ты..."

АПОКРИФ СЛОВАРЯ

В.Кривулину

М

мавзолей мадонна макромир мама

мавр мадригал макроцефал марафон

маг маета макулатура марево

магарыч мажор малек марш-бросок

магистр мазохизм маленечко маскировка

магистраль мазут мал мала массовость

магия маис малодостоверно масштаб

магма май малодоступно мат

магнезия майолика мало ли что материал

магнит майя малолюдье материк

магнолия мак мало-помалу матрица

мадам макака малоречивый мать-и-мачеха

мадера макет малышок мерси

мадия макрель мальчик молчание

ИЮЛЬСКАЯ ЭЛЕГИЯ

С макушки лета -- на мою

роняет первый лист

сухой июль.

В лесном краю

тревожен птичий свист.

Кленовый след в моей руке,

сгоревший до поры,

дрожит -

спешит на сквозняке

в осенние миры.

x x x

Флаг мой -- белое полотенце,

гимн мой -- чуткая тишина.

Вам -- забота о мокром младенце

(что потерян во все времена)

станет поводом для исканий

и прозрений, дарующих след, -

вам, кто выплеснут бурей в стакане

из настоя миражных побед.

Можно двигать планеты взглядом,

пить бессмертие из реторт,

но в купели меж раем и адом,

вечно мокрый и вечностью горд,

(он) все тянется к полотенцу -

веско стелится тишина -

все не шепчет мадонна младенцу:

"Жизнь прошла,

смерть -- уже не страшна."

ПАМЯТИ ОТЦА

Жди меня, и я вернусь.

К.С.

Я помню, помню наизусть -

сквозь вербные дожди,

сквозь пыл снегов -- земную грусть

отеческого "жди..."

Я верю, помню и люблю,-

с полынью на душе,

ведь дотянуться к журавлю

не мне. Не мне уже.

Но, в окружении скорбных вех

не сдам святых высот:

судьбой равняясь лишь на тех,

кто дольше жизни ждет.

x x x

Не горят

и не возвращаются письмена

дерзновенных ночей.

Только годы у строчек вращаются,

словно их пролистнул книгочей.

Пусть мечты,

уходя -- не прощаются,

пусть небесные хляби строги.-

Песня есть, что в судьбу

воплощается.-- Не отдам!

из нее ни строки.

ВЫСШАЯ ПРОБА

Памяти многих

Уральский Чернобыль...

В ознобе -- во сне бы! -

терзала утробу больничная небыль.

Но в каждом страданье есть высшая проба:

в стихии -- стихами -- ревущее небо!

В отдушину неба, от боли -- до гроба,

взлетать над собою есть высшая проба.-

На высшую меру, не властную тризне,

на звонкие песни

дарованной жизни.

ОПЫТ

Обманчив путь к земному совершенству.

Я небо не прошу переменить отсчет:

От страха смерти к детскому блаженству

Людская жизнь вдруг двинется вперед?

И время подлой лжи беспомощно уйдет,

И грешница былая к чистоте вернется,

И зрелость сбросит суетность забот,

И старость дряхлая от желчи отречется;

И в лоно матери укроет доброта -

С рисунка детского исчезнет отчий дом.

Так жизнь закончится у чистого листа,

И не было ее... О нет! Своим чредoм

Пускай все движется, и, словно бег ручья,

Оставит след земной. Об этом речь моя.

КОРОТКОЕ ЛЕТО В ТАЙГЕ

Где закат прикоснулся

к лицу -

снисходительно лес расступился,

отдавая тепло озерцу:

вековой тишиною

светился,

отрешенный водой,

краснотал...

Мох на соснах -- напомнил

про север.

Под ногами -

безропотный клевер

заревые оттенки впитал.

x x x

На белый танец приглашен метелью -

седой поселок на краю земли.

Круженье...

Кружева над колыбелью,

слова из песни на душу легли.

Домашний воздух пахнет сном и елью.

И в старой печкешепчутся угли,

о том, что нынче к зимнему веселью -

хлеба -- хозяйки с вечера пекли.

x x x

Были теснит почти небылица:

Годы проходят, сны остаются.

Шепот отца, свет и мамины руки,

Слоники, шторы, озеро-блюдце.

Новая встреча без прежней разлуки.

Краткое счастье длится и длится...

ПОЛЕТА БЕСКОНЕЧНЫЙ МИГ

(поэма)

I.

...С той неосознанною тягой,

родных просторов высотой, -

в тебе, рожденному бродягой

с необоримою мечтой! -

II.

Тревожно, радостно, духовно

над тяжкой твердью воспарить;

постичь, как свет первоверховно

из вечности сплетает нить

III.

в ту неосознанную тягу,

родных просторов высоту, -

в твою, рожденного бродягой,

необоримую мечту:

IV.

тревожно, радостно, духовно

над тяжкой твердью воспарить;

постичь, как свет первоверховно

из вечности сплетает нить...

(далее -- с начала и далее)

*

ЗВЕЗДА В ПОЛЫНИ

Любимая рука -- плечо едва качнет,

прохладный крестик грудь погладит нежно;

из вечности в полынь блистательный полет -

звезда свершит возвышенно, поспешно.

И мельком оживет ниспосланная явь

в стекле озерном возле перелеска,

где души и тела стремятся, влет и вплавь,

запомнить радость всполоха и плеска. -

Что вихрем сорока разбуженных смычков

в руб то пронесутся вдоль осоки -

волнением сердец, сужением зрачков, -

в момент падения, торжественно-высокий.

Плечо едва качнет любимая рука,

предвестница иных прикосновений...

В полыни, в тишине,-- встречаются века

с кометами утраченных мгновений.