Сегодня по плану у Кира было муниципальное кафе на Диггер-стрит.
По программе социального выравнивания каждому жителю с доходом менее трехсот ситкоинов в месяц полагался бесплатный завтрак: кекс и стакан синтезированного молока. Жуткое дерьмо, но за неимением другого привыкаешь на удивление быстро. Через неделю кекс уже кажется сносным, а молоко начинает сниться в эротических снах. Главное, состоять на учете и отмечаться по месту жительства, тогда ты — король.
Кир состоял и отмечался.
Он, конечно, аккуратно ломанул сеть, и к завтраку получал еще соевые батончики, а иногда пищевую пасту, как участник какой-то вычурной программы переселения с побережья, но, из осторожности чередовал забегаловки, которых в его районе было три на четыре квартала. На Фарадей-стрит. На пересечении Нетмор-шоссе с Инхилл.
И на Диггер.
Все-таки распределять небольшую неучтенную убыль продуктов надо было равномерно. Кир подозревал, что ее небольшой процент заложен в систему функционирования кафе изначально, но рисковать не хотел. Там чуть-чуть, здесь чуть-чуть…
Пахло гнилой водой, в разводах отражались высокие огни. Небо, задавленное верхними этажами, пряталось в аэрозольном облаке, по которому плыли буквы: «Вместе с Пейлером — в будущее!».
Кто такой Пейлер, Кир не знал.
В переулке, в сплошном перехлесте навесов и верхних переходов было темно. У контейнеров, потрескивая, вились вирт-мотыльки. Подпустишь близко — набьют рекламой по самую макушку. Кому это надо? Кир обошел их по дуге.
Кафе представляло из себя типовой проект — овальное, каплевидное стеклопластиковое сооружение с десятком столиков внутри, пищевыми автоматами на стенах и гирляндой плафонов под потолком.
Антивандальное покрытие, видеонаблюдение, низкоскоростной контролируемый выход в сеть. Открыто круглосуточно.
После полуночи кафе обычно пустовали.
Ни «Ястребы», ни «Тени», ни «Кожаные пальцы» не имели желания соваться под камеры. Кира это устраивало.
Он вошел в кафе, значась не Киром, а Каримом Лемалем, двадцати трех лет от роду, идентификатор которого обменял у Тони-Шнырка на двухдневный пропуск в порнохауз. Настоящий Карим Лемаль, лишенный имплантов и прочей требухи, скорее всего, уже служил этому миру начинкой для мясных лепешек и костяной мукой.
Такая судьба.
За дальним столиком сидела какая-то девчонка с красно-зелеными волосами в черном плаще, по которому как капли дождя бежали строчки. «Мне так грустно и печально, — прочитал Кир. — Мой мир — это кислота».
Идентификатор девчонки был скрыт, поэтому Кир не узнал ни ее имени, ни возраста. Впрочем, ему и дела до нее не было. Ломануть, конечно, можно, но не в кафе.
Кир получил в автомате свои кекс, молоко и соевый батончик и сел через стол от двери. Кекс вяз на зубах.
Девчонка, видимо, что-то слушала, потому что энергично трясла головой. Вряд ли она была «трясунчиком», те дергаются всем телом.
Кир отвернулся к окну.
По стене дальнего, через улицу, дома, словно грязь, расплывались отсветы реклам с верхних этажей. Несколько вирт-мотыльков загнало ветром в нишу подъезда, где стояли спам-ловушки. После короткой вспышки от мотыльков остались лишь флюоресцентные кляксы, которые быстро растаяли.
Окно потемнело — по нему полетела реклама строительного спонсора.
Кир допил молоко и вдруг заметил, что девчонка, повернувшись, смотрит на него. Плащ ее из вирткани сделался темно-синим, по нему словно ветром понесло листья, лапчатые, желтые и красные.
Девчонка несмело подняла руку.
— Сорри, бейба, на мели, — сказал ей Кир.
Девчонка заулыбалась, будто он отвесил ей комплимент или открыл приватный счет.
— Кир!
Плащ запульсировал розовым.
— Ты ошиблась, бейба, — Кир поднял руки. — Я тебя не знаю. Если ты продвигаешь порночаты или виртсекс, то это мимо меня. Возможно, ты приняла «гибку» или «темноту», а там хрен кто только не привидится…
— Кир.
— Карим, бейба.
— Я — Элли.
Девчонка легла грудью на низкую спинку диванчика. На Кира уставились желтоватые глаза, и он чуть не поперхнулся батончиком.
Элли?
Он знал одну девчонку, у которой было такое имя. Вечность длиной в три с половиной года назад. Школа имени Пса Монтгомери. Класс «Бета-семь». Джинсы. Блузка с кадрами из фильма «Самец-агрессор». Браслет-мотиватор.
У Кира дернулась щека, словно заново почувствовавшая совсем невинный поцелуй мягких, суховатых девчоночьих губ.
— Элли?
— Ага, — кивнула девчонка. — А я думаю, ты, не ты.
— Ты откуда здесь?
— Жду одного человека.
Элли поднялась со своего места и подошла к Киру, посасывая коктейль в стакане. Кир готов был побожиться Отцом-искусителем, что там было далеко не молоко. Плащ вспыхивал звездами и молниями. Туфли на тонких шпильках оставляли ямки на прорезиненном полу.
Элли была чертовски хороша.
Как прошлая светлая жизнь, когда родители Кира еще от него не отказались. Ни одна корпорация не законтрактовала ученика с весьма средними показателями. Субсидии кончились по достижении пятнадцати лет.
И свободен, сука, как вирт-мотылек.
— А я здесь подъедаюсь, типа, — сказал Кир.
— Состоишь на пособии? — спросила Элли, царапая столешницу ноготком.
— Ну, как бы, — Кир поморщился, показывая, что тема ему в разъем не вперлась. — А ты, смотрю, «в темную» закрылась.
— У меня интактор.
— Святые причиндалы!
— Хочешь посмотреть?
Элли повернулась к нему спиной и приподняла волосы. Пластина интактора шла сразу от уха через весь затылок. Помигивал белый светодиод. Кожа вокруг была выбрита до красноты.
Кир почувствовал, как жалость стискивает сердце.
Интактор впервые использовали в порноиндустрии. Вживленный, он позволял управлять человеком, как куклой. Частичный доступ через стандартный нейроинтерфейс, полный — для хозяина — через энкарту.
— Зачем ты так? — спросил Кир.
— Отец влез в долги, — Элли опустила волосы и села напротив. — Я сама вызвалась. Иначе всех бы в переработку отправили. И мать, и брата. Помнишь, нам сказали, что этот мир — не богадельня? Так и есть.
— Часто пользуют?
Элли пожала плечами.
— К этому привыкаешь. Ну, почти.
— И давно?
— Три года. Осталось еще пять. Со временем, говорят, связь притупляется. Да и старые куклы никому не нужны. Интерес падает.
— А выкупить?
Элли грустно улыбнулась.
— Ты что ли меня выкупишь, Кир?
— Ну, в целом…
— Ой, приве-е-ет!
Улыбка Элли растянулась до ушей. Глаза ее влюбленно распахнулись навстречу кому-то, кто встал у Кира за спиной.
— Здравствуй, здравствуй, моя крошка, — низкий, с хрипотцой голос Кир узнал и втянул голову в плечи. — Ну-ка, потянись, потянись, к своему папочке.
Элли выгнулась, встала на носки, опираясь ладонями о столешницу.
— Ах, красавица!
Человек, походя отодвинув Кира, поцеловал девушку взасос.
От него пахло дорогим одеколоном, кожей и «пеплом» — наркотиком, расширяющим сознание. Сладковатый и острый аромат.
— А покажи грудку!
— Да-а-а…
Элли распахнула плащ, под которым ничего не было.
— Ум-м-м.
Человек зарылся лицом в вырез плаща. Раздались влажные, чмокающие звуки. Кир раздавил в руке батончик. Элли застонала.
— Ты все еще моя девочка?
— Да-а-а…
— Молодец, — человек выпрямился. — Беги в машину. Погоди… — он остановил Элли и, оттягивая ей нижнюю губу, засунул большой палец правой руки в рот. — Пососи. Нравится?
Элли кивнула.
Человек вынул палец, блестящий от слюны, и достал платок.
— Ну, беги. Плащик только сделай прозрачным. Хочу видеть тебя всю. И повернись.
Не смотри, сказал себе Кир. Пок-пок-пок — продавили пол шпильки. Что-то белое, соблазнительное, с клочком темноты на уровне стола, мелькнуло на периферии зрения.
— А? Хороша? — человек стукнул Кира по плечу.
— Не знаю, — сказал Кир.
— В чем же дело? Подпишись на приватный канал, она покажет тебе весь свой внутренний мир. Конечно, когда ее не трахаю я.
Человек хохотнул и подсел к Киру на диван.
— Ну, что, — сказал он, помолчав, — я, кажется, тебя знаю.
— А я знаю вас, — сказал Кир.
— Карим Лемаль…
Человек фыркнул, вытирая палец платком.
Элли в прозрачном плаще выбежала из кафе и забралась в черный, глянцево-блестящий минивэн «Каприз», вставший у торца здания.
— У нас, кажется, был с тобой конфликт, — сказал человек ленивым голосом.
— Был.
Кир повернулся и посмотрел ему в глаза. Человек качнул головой, словно выказывая некое уважение.
— Ты меня еще помнишь?
— Вас зовут господин Булавка.
Человек дернул уголком рта.
— Это старое прозвище. А ты, кажется, подломил у меня лабаз на Пикаро-авеню, очень аккуратно подломил, полтора месяца тебя искали. И лоты держал до последнего. Другой бы слил все, как только узнал, что его ищут мои люди. Но ты…
Человек убрал платок. У него было грубое лицо с выпяченными, чувственными губами и мертвые, пустые глаза.
— Ты поставил меня тогда в очень неудобную ситуацию.
— Я думал, что рассчитался, за все, — сказал Кир.
— А у меня нет претензий, — человек ногтем выщелкнул со стола обертку от батончика. — У меня предложение. Мне нужен ломщик в команду.
Кир посмотрел в окно на минивэн.
— Нет.
— Подумай, — сказал человек. — Я поставлю тебе «Дипкейс», а не ту рухлядь в твоем черепе, что только по недоумению зовется нейротягой. Плюс бустер, плюс эн-код, плюс шилды, мультипорт и накопитель на десять петабайт. В конце концов, сможешь потрахать Элли, я же вижу, что ты на нее запал. На нее многие западают.
— И что ломать? — спросил Кир.
Человек, которого звали «господин Булавка», встал с диванчика.
— Поедешь со мной — узнаешь.
Пальто его стоило, наверное, как два минивэна, потому что было из натуральной кожи.
— Сейчас у меня дела, — сказал Кир.
— Ах, да, дожрать соевый батончик, прости, не сразу сообразил, — человек усмехнулся и шагнул к дверям. — Ладно, если что, ты знаешь, где меня искать.
Он вышел.
За соседним столом вдруг протаял человек, затянутый в мимикроидные доспехи, спрятал за спину разгонник, которым держал Кира на прицеле, и, выбив по столешнице пальцами — тум-па-ти-па, выскользнул вслед за хозяином.
Минивэн отъехал, мигнув огнями. Мгновение — и он растворился в ночной темноте.
Кир посидел еще немного, потом приподнял оставленный Элли стакан из разлагаемого пластика и отлепил от дна крохотную слюдяную чешуйку.
Она растаяла у него на пальце, втянулась в поры, разворачиваясь коротким кодом доступа к закрытому каналу и двумя словами.
«Спаси меня».