Агентурная разведка. Книга первая. Русская агентурная разведка всех видов до и во время войны 1914-1918 гг.

Глава первая. Фронтовая (оперативная) агентурная разведка армий

Отсутствие указаний, и инструкций свыше. — Вместо определенной системы — изобретательность низовых начальников разведки. — Агентурная разведка V армии — ее организация, вербовка, подготовка, отправка и оплата агентов. — Количество агентов. — Качество доставленных сведений. — Расходы. — Трудности разведки. — Конкуренция между штабами армий при вербовке агентов, — Издевательство над агентами.

В начале войны штабы фронтов и армий никаких инструкций или указаний для ведения фронтовой агентурной разведки свыше не имели. Лишь на втором году войны начали появляться разные инструкции, наставления и руководства, указывавшие как вести разведку, как вербовать и подготовлять агентов, как их переправлять в тыл противника и т. д. Первые указания по этим вопросам исходили от самих штабов армий, позднее вмешались в это дело штабы фронтов, а еще позднее (конец 1916 г. — начало 1917 г.) и Ставка Главковерха, выпустившая несколько инструкций и наставлений по агентурной и войсковой разведке.

Поэтому неудивительно, что фронтовая агентурная разведка в первые годы войны не ладилась, велась очень бессистемно и в большинстве случаев зависела от изобретательности низовых начальников этой разведки. Вообще же во время позиционной войны вести фронтовую агентурную разведку крайне трудно, ибо пробраться в тыл противника стоит многих трудов и жертв.

Чтобы лучше уяснить эту работу и в то же время не удлинять наш труд, мы остановимся для примера более подробно на агентурной работе одной лишь из действующих армий. Лучше всего, как нам кажется, эта работа была поставлена в штабе V армии, агентурную деятельность которой мы и рассмотрим.

Из схемы № 1 видна организация самого разведывательного отделения, при чем надо иметь в виду, что организация эти не была предусмотрена "Положением о полевом управлении войск в военное время", а была выдвинута самой жизнью.

На этой схемы мы видим, что в стороне от всего колоссального аппарата разведывательного отделения стоял "заведывающий тайной разведкой" имевший в своем подчинении войсковые приемные пункты, школу агентов, денежную отчетность и канцелярию. На заведывающего школой агентов было также возложено фотографирование всех агентов и слежка за теми из них, которое почему-либо внушали подозрение. Для этой цели заведывающий школой имел в своем распоряжении пять филеров наружного наблюдения. Кроме того, на него были возложены обязанности переводчика с латышского и литовского языков.

Заведывающий тайной разведкой имел помощника, ведавшего проверкой документов вновь поступивших агентов, их записью в агентурные книги и ведением ведомости по их содержанию.

В распоряжении заведывающего тайной разведкой находилось пять агентов-вербовщиков, которые, объезжая тыловой район армии, знакомились о беженцами и из их среды вербовали пополнение сильно убывающему комплекту агентов-ходоков.

Эти вербовщики жили каждый отдельно на конспиративной квартире; вместе с ними проживали также вновь навербованные агенты, которым вербовщики внушали необходимые для работы агента-ходока указания. Вербовщик обязан был, кроме того, наблюдать за поведением живших у него агентов.

На тех же конспиративных квартирах помещались агенты, прибывавшие с той стороны фронта. Обычно стремились разместить агентов не более 3–4 человек на одной квартире; принимались меры, чтобы агенты, жившие на разных квартирах, друг с другом не встречались.

За всеми являвшимися со стороны и предлагавшими свои услуги по агентуре, устанавливалась слежка. Слежке подвергались также лица, завербованные старшими агентами, но не имевшие достаточных удостоверений личности, или вообще почему-либо возбуждавшие подозрение.

Свободные от слежки филеры вели наблюдение за помещением разведывательного отделения в целях охраны его от контрразведки противника.

Кроме обучения старшими вербовщиками, в Двинске существовала специальная школа для агентов-ходоков. В распоряжении заведывающего этой нештатной школой находились три агента-вербовщика, доставлявшие ему нужных людей. Позднее школа была переведена в Люцин и состояла из заведывающего школой, трех инструкторов, двух вербовщиков и 20 обучаемых ходоков. Обучение производил сам заведывающий и оно заключалось в изучении по имевшимся таблицам и фотографиям и образцам различных форм германского обмундирования, в умении распознавать на разных расстояниях состав и силу различных колонн, а главным образом — в усвоении всевозможных приемов по выяснению полной обстановки в тылу противника и способов остаться незамеченным или, во всяком случае, — не уличенным. Кроме того, обучавшиеся основательно натаскивались по карте, каждый для вполне определенного района, в зависимости от его бывшего места жительства и национальности.

По истечении недельного срока агент отправлялся на переправочный пункт при записке, в которой указывался район, назначенный ему для разведки. Число агентов, выпускавшихся школой ежемесячно, определял заведовавший тайной разведкой, в зависимости от убыли агентов-ходоков, от количества лазеек через неприятельское расположение и от т. п. причин. Во всяком случае, число это приближалось к 15 человекам ежемесячно.

Обычно заведывающий школой получал от заведывающего тайной разведкой письменное предписание, в котором давались директивы по работе на ближайшее время.

Так, например, 17-го мая 1916 года (№ 383) заведывающий школой получил предписание в течении мая вербовать литовцев и поляков и подготовлять их для "центрального и южного участков" с таким расчетом, чтобы к 14 июня выслать в Бреслав 3-х в Шарковщизну — 2-х вполне обученных агентов-ходоков. Людей, незнакомых с местностью в тылу противника, вербовать запрещалось, так как "опытом установлено, что из таковых людей могут принести пользу только двойники". Разведка в тылу противника производилась с временных или постоянных пунктов глубокой разведки.

Временные пункты были созданы в сентябре и октябре 1916 г. в Бреславе, Опсе и Якубове. Этими пунктами было за указанное время переправлено в германский тыл до 60 агентов-ходоков и резидентов.

Постоянные переправочные пункты имелись в Двинске, Якобштадте, дер. Яш-Мыза и мест. Грива. Обслуживавшего персонала на каждом пункте имелось в среднем по 7 человек.

По существовавшей инструкции заведывающий переправочным пунктом был непосредственно подчинен заведывающему тайной разведкой штаба армии, но мог быть, кроме того, в отношении деятельности, затрагивавшей интересы войсковых частей, находившихся в его районе, подчинен начальникам штабов или заведывающим тайной разведкой этих частей.

Заведывающий пунктом имел в своем распоряжении нескольких (3–5) старших агентов-разводящих; на попечении у каждого из них имелось не более трех агентов-ходоков.

На агента-разводящего возлагалась вся ответственность за поведение, продовольствие, перевозку, обучение агентов-ходоков и за прохождение ими линии фронта. Агенты-разводящие должны были выбирать квартиры в различных селениях, наблюдая за тем, чтобы агенты, находившиеся на их попечении, не встречались и не знали бы разведчиков других агентов-разводящих.

Ежедневно в определенные часы агент-разводящий должен был заниматься с агентами-ходоками, проверяя их в знании германских форм обмундирования, в определении родов оружия на разных расстояниях, во всевозможных практических приемах, облегчавших агентам пребывание в тылу германского расположения и в умении замечать и запомнить все то, что могло оказаться важным для военных операций.

Заведывающий переправочным пунктом должен был собирать два раза в неделю агентов-разводящих и внушать им воздержание от спиртных напитков, картежной игры и пр. Посылку агентов-ходоков он должен был производить через фронт с таким расчетом, чтобы агент не ходил более двух раз в месяц и, кроме того, после каждой разведки имел бы отдых от 7 до 10 дней.

Пропуск агентов-ходоков через фронт в числе более одного человека мог быть произведен только по телеграмме или письменному приказанию заведывающего тайной разведкой. Агент-разводящий, получив ходока от заведовавшего пунктом, лично должен был отвести его на передовые позиции, где, предъявив свои и привезенного им ходока документы, сдавал последнего в указанный ему штаб, прося на своей препроводительной бумаге сделать отметку, что им тогда-то сдан такой-то агент с документами.

Во время поездки на передовые позиции разводящему приказывалось зорко следить за ходоком, чтобы тот не смог видеть ни проходивших войсковых частей, ни отдельных воинских чинов. Для этого предлагалось завязывать ему глаза. Во время проезда в вагоне рекомендовалось усаживать ходока так, чтобы тот через окно вагона не мог видеть, что происходит снаружи, а особенно за этим следить на станциях и вокзалах, никуда не выпуская агента.

Перед отправкой ходока агент-разводящий должен был лично обыскать его и убедиться, не имеется ли при ходоке каких либо бумажек, могущих его выдать, а также чертежей русских укреплений и т. п. документов, газет и пр. для передачи немцам. Ходоку воспрещалось иметь при себе более 5-10 руб. денег, да и то старыми трепаными бумажками. Рекомендовалось снабжать агентов-ходоков хлебом и теплым, но, безусловно, потасканным, платьем.

Задание ходоку обязан был лично давать заведывающий пунктом, согласно особых указаний заведывающего тайной разведкой. Маршрут должен был заучиваться наизусть. Ходок мог вернуться не обязательно в том же месте, где прошел фронт, а там, где это позволяло ему редкое расположение и отсутствие бдительности противника.

Доклад от возвратившегося ходока принимал лично заведывающий пунктом и о результате опроса немедленно телеграфировал заведывающему тайной разведкой, сообщая также о результатах разведки в штаб дивизии или корпуса, на участке которого работал агент-ходок.

В случаях получения особо важных сведений предполагалось, независимо от телеграммы, отправлять ходока в штаб армии к заведывавшему тайной разведкой.

За сообщение о своей работе частным лицам агенты подлежали немедленному увольнению и высылке в отдаленные губернии, а иногда и более строгому взысканию.

На правом фланге армии, в Якобштадском районе, имелось несколько резидентов в тылу противника. Связь с ними поддерживалась агентами-ходоками по установленному паролю.

Помимо сети, действовавшей в тылу противника на случай отступления, насаждались также резиденты в тыловом районе своей армии. При вербовке резидентов для этой цели требовалось долговременное их проживание в данном пункте, отличное знание всего района, категорически выраженное решение остаться на месте при отступлении русских войск и относительные развитость и хитрость. В конце 1916 года в одном Двинске таких резидентов было завербовано 7 человек. До отступления русских армий эти резиденты использовались службой контрразведки.

В августе 1917 года разведывательное отделению начало применять агентурный опрос германских пленных. Для этой цели из среды последних были выбраны два солдата, по своей национальности и взглядам не сочувствовавшие войне и "германскому милитаризму" и согласившиеся выяснить вопросы, которые не могли быть выяснены путем обычного опроса пленных. Этих солдат посадили на армейском этапе среди военнопленных, где они подслушивали разговоры пленных, задавали им вопросы, наводящие на интересующую разведывательное отделение тему и получали ответы.

Штабы корпусов (а тем более дивизий) V армии признавались сами, что с организацией и сколько-нибудь удовлетворительным ведением агентурной разведки им не справиться. Поэтому разведывательное отделение штаба армии взяло на себя также подготовку и руководство корпусными агентами.

Количество агентов штаба V армии за время с 1/IХ 1915 года по 1/IХ 1916 г. видно из следующей таблицы:

Вернувшиеся агенты доставили сведения:

Простые агенты-ходоки: важных — 4, маловажных — 16; Двойники: маловажных — 3 сведения.

Сравнительная таблица движения агентов-ходоков по месяцам:

Как видно из этих двух таблиц, из 138 высланных агентов-ходоков, возвратилось со сведениями лишь 23 агента, принесших всего только 4 ценных донесения.

Содержание этой сети, помимо официального руководящего аппарата, обходилось в месяц в среднем около 6.000 рублей, а в год 72.000 руб. Таким образом, одно ценное донесение стоило 18.000 руб.

В конце 1916 года положение ухудшилось еще больше, и работа агентов-ходоков стала еще более затруднительной. Ухудшение было вызвано тем, что немцы приняли ряд мер против деятельности русских агентов и ходоков. В населенных пунктах, лежавших около линии фронта, немцы поселили своих агентов контрразведки, на фронте было усилено количество секретов, все гражданское население из тыловой десятиверстной полосы было выселено, всех жителей вне этой зоны сфотографировали и переписали; запрещалось без особых разрешений переходить из одного населенного пункта в другой; за обнаружение лиц, не принадлежавших к местному населению, выдавались крупные денежные награды, за скрытие же таких лиц виновные предавались военно-полевому суду и т. д.

Руководители разведки штаба V армии решили принять следующие меры против германских предосторожностей.

Переправка агентов-ходоков через линию фронта только в ветреную или снежную погоду, часов в 9-10 вечера с таким расчетом, чтобы они до наступления утренней зари успели бы пройти более опасную 10–15 верстную зону и попасть в глубокий тыл противника.

Снабжение агентов перед отправлением теплой одеждой, дабы холод не вынуждал их заходить в первые попавшиеся жилые дома, лучше же всего считалось воздерживаться от высылки агентов в сильный мороз.

В тех же целях предписывалось снабжением агентов, отправлявшихся в тыл противника, продовольствием на 5 суток, (фунтов 7 хлеба и фунтов 5 вареного мяса).

Предписывалось снабжать всех агентов-ходоков компасами, обучив их предварительно обращению с ними. Зимой, пока лежит снег, предлагалось выдавать всем агентам белые халаты.

Кроме того, предписывалось практиковать "короткие агентурные набеги", т. е. давать агенту на путешествие туда и обратно не более 4–7 дней. По мнению начальника разведывательного отделения, при точном соблюдении указанного выше и наличии "смелых и физически крепких разведчиков безусловно получится возможность последовательно осветить тыловой район находящихся перед нашей армией немцев".

Однако и эти мероприятия не дали ожидаемых результатов и после февральской революции ближняя агентурная разведка почти совершенно прекратилась.

Отсутствие инструкций, наставлений, а также объединявшего и направлявшего руководства со стороны штабов фронтон над агентурной деятельностью штабов армий приводило к постоянным недоразумениям.

Так, например, когда во. Львове стало ясным, что русским армиям после недолгого пребывания придется оставить город, представители нескольких армий (VIII и III) в этом городе начали лихорадочную вербовку агентов. Дело при этом доходило до того, что более подходившие для агентурной разведки лица буквально перекупались друг у друга представителями этих армий. О вреде и даже гибельности такого приема в агентурной разведке говорить не приходится. Избежать его было бы не трудно, если бы штаб фронта распределил между армиями район агентурных действий, к чему и пришли позднее, когда армиям некоторых фронтов было приказано вербовку агентов производить только в пределах своего армейского района. Лишь в случае невозможности или недостатка подходивших для этой цели лиц разрешалось пользоваться районом фронта, но не паче, как в полосе продолжения своего района, с ведома штаба фронта и посредством высылки офицера, с указанием каждый раз пункта, куда он едет.

Во время войны нередко целые армии передвигались и перебрасывались с одного участка фронта на другой. Отсутствие руководства свыше, объединявшего армейскую агентуру, приводило в таких случаях к тому, что перебрасывавшиеся армии забирали с собой своих агентов. Таким образом, литовцы, латыши, поляки и пр. хорошо знавшие местные условия и язык населения района Северного фронта попадали в Галицию или в Румынию и, конечно, никакой пользы агентурной службе принести не могли.

Обращение русских офицеров с агентами было в высшей степени хамское. Они считали последних низшими существами, разговаривали с брезгливостью, руки при встречах не подавали и т. д., на каждом шагу напоминали агенту, что он — низшее, презираемое существо. Денежные расчеты с агентами носили форму торга, причем торговались и спорили из-за каждой копейки.

Агенты, возвращавшиеся на русскую линию фронта, подвергались со стороны русских войск совершенно незаслуженным оскорблениям. Нередко их до штаба дивизии водили под усиленным конвоем и плакатом на спине и груди с надписью "германский шпион" и т. д. Им предъявляли совершенно невыполнимые требования, например, — показать удостоверения личности, которых, они, приходя из тыла противника, естественно, иметь не могли. Коменданты штабов дивизий и корпусов нередко требовали от агентов назвать фамилию и гордились тем, что могли эту фамилию поместить в препроводительной бумажке.

Вместо того, чтобы перешедшего линию фронта агента, встретить ласково, по-товарищески, накормить, обогреть и под видом сопровождения, чтобы он не заблудился в лабиринте окопов и подземных галерей, отправить в тыл, — такого агента грубо объявляли арестованным, подвергали унизительному обыску и под конвоем, с завязанными глазами отводили в тыл. Агент должен был иногда пройти несколько десятков километров с завязанными глазами. На квартире, отведенной агенту для отдыха, он находился под самым грубым арестом, чувствительным для него на каждом шагу.

Понятно, что при такой постановке дела не могло быть и речи о том, чтобы в русской разведке работали честные, способные и преданные люди.

Отрешиться от этих приемов обращения с агентами русское офицерство не сумело. К концу 1915 года почти все штабы фронтов и армий начали выпускать бесконечное количество всевозможных инструкций и наставлений по агентурной разведке. Но и в них на эту важную сторону вопроса не обращалось почти никакого внимании, если не считать указаний, что "с агентами нужно обращаться сдержанно". На фронте слово "сдержанно" поняли по-своему, т. е. что к агентам нужно относиться еще более подозрительно и грубо.

К концу 1916 года, как мы уже отмечали, агентурная разведка через линию фронта стала почти невозможной: число желавших работать в русской разведке сильно сократилось и прохождение линии фронта стало весьма затруднительным.

Некоторые штабы армий начали изыскивать "новые" способы переброски агентов в тыл противника.

Так, например, держали агента некоторое время в тюрьме с целью ознакомления его с внутренним положением и распорядками тюрьмы, после чего он должен был появиться в тылу противника под видом бежавшего из русской тюрьмы[48]. Однако, ввиду того, что тюремщикам нельзя было раскрывать истинной причины содержания агента в тюрьме, — тюремщики применяли к ним свой режим в полном объеме, после чего агенты нередко предпочитали рассказать противнику всю правду, лишь бы вторично не испытать прелести русских тюрем.

Пробовали также вербовать военнопленных австрийцев и немцев и переправлять их в тыл противника под видом бежавших из плена, после чего они должны были поступить на службу в какую-либо войсковую часть противника, уговорить там нескольких человек к переходу на сторону русских и отправить с ними донесения, а в случае перегруппировок, подготовки наступления и т. д. — перебежать самим обратно. Это "изобретение" принадлежит штабу Западного фронта и о нем были оповещены все русские и союзные армии, так как такого рода перебежчикам не возбранялось, переходить границу на любом фронте.

Какие результаты дало это "изобретение" нам неизвестно.

Глава вторая. Агентура Ген. штаба в начале войны

Отсутствие в начале войны агентуры Ген. штаба. — Игра в счастье. — Циркулярное задание всем военным агентам. — Удача военного агента в Италии. — История повторяется. — Мероприятия по созданию агентуры в нейтральных странах. — Основная база — официальные военные агенты. — Агентурная сеть военного агента в Италии. — Расходы. — Результаты. — Агитация и пропаганда военного агента. — Подкуп итальянских общественных деятелей и редакторов газет. — Агентура военного агента в Румынии. — Количество агентов. — Расходы. — Результаты. — Столкновения с послом. — Агентурная сеть военного агента в Сербии. — Неудачи. — Исчезновение всех агентов. — Нежелание военного агента заниматься разведкой. — Передача денег сербскому командованию взамен разведывательных сведений. — Агентурные попытки военного агента в Греции. — Экономия выше всего. — Агентурная сеть военного агента в Бельгии и Нидерландах. — Предписание Ген. штаба сократить сеть. — Главные объекты агентуры — железнодорожные узлы. — Пенсии семьям погибших агентов. — Агентурная деятельность военного агента в Болгарии. — Агентурная сеть из 48 агентов разного назначения. — Расходы. — Результаты. — Агентурная сеть военного агента в Швейцарии. — Помощники из России. — Организация прапорщика Ленкшевича ("Брут"). — Первоисточник лжи о подкупе В. И. Ленина немцами. — Расходы. — Результаты. — Агентурная деятельность военного агента в Дании. — Предписания Ген. штаба. — Организация сети. — Методы работы. — Агитация и пропаганда. — Посреднические функции. — Неудачи и сомнения военного агента. — Расходы. — Результаты. — Подозрения англичан в шпионаже военного агента Потоцкого в пользу Германии и странная позиция Ген. штаба в этом вопросе. — Агентурная деятельность военного агента в Швеции и Норвегии. — Отсутствие системы. — Работа от случая к случаю. — Покупка сведений у секретарей русского консульства. — Нежелание военного агента заниматься разведкой. — Расходы. — Результаты. — Агентурная деятельность военного агента во Франции. — Единственный случай. — Выдача пособий "заблудившимся" агентам русской разведки. — Агентурная деятельность военного агента в Англии. — Покупка случайных сведений. — Посреднические функции между английским и русским Ген. штабами. — Турецкие шифры у англичан. — Работа англичан над раскрытием германских шифров. — Агентурная сеть военного агента в Америке — 140 человек. — Слабые результаты работы. — Заигрывание с американским Ген. штабом. — Агентурная сеть военного агента в Японии — один разъездной агент. — Обследование агентурной работы специальной комиссией Ген. штаба. — Запутанность денежных дел военного агента. — Агентурная сеть военного агента в Китае. — Путешествующие агенты. — Отсутствие сведений. — Работа негласного агента Ген. штаба в Цицикаре. — Агентурная сеть офицера (на правах военного агента) в Хорасане. — Специальные задания по Афганистану. — Сотрудничество с английской разведкой. — Агентурные организации, непосредственно подчиненные Ген. штабу. — Организация полковника Раш в Дании. — Жалобы Раш на неудачи и большие расходы. — Попытки Ген. штаба создать такие же организации в других нейтральных странах.

Говоря о русской агентурной разведке до войны 1914–1918 гг., мы уже указывали на те мероприятия, которые принимались русским Генеральным штабом на случай войны. Мы видели из изложенного, что Ген. штаб знал о необходимости еще в мирное время что-то предпринять и как-то подготовить агентурную службу на случай войны. Но как это сделать и что делать — этого, по всем данным, русский Ген. штаб как будто бы не знал.

Весьма характерный в этом отношении пример привел в объяснительной записке к одному из своих денежных отчетов военный агент в Италии полковник Энкель (от 29/II 1916 г, № 6). Он писал:

"… Перед началом войны на военной агентуре в Италии не только не лежало каких-либо разведывательных задач в Австрии и Германии, но военному агенту даже было категорически воспрещено заниматься тайной разведкой иначе, как по особому на то указанию (предписание Огенквара от 9/VII 1914 г., № 664). Вследствие сего война застала военную агентуру совершенно неподготовленной в этой области…"

В ночь на 20/VII 1914 года Энкель получил циркулярное приказание — "во что бы то ни стало, не жалея средств, выяснить к 25/VII направление движения группы центральных германских корпусов, причем доставившему в срок эти сведения было обещано 20.000 рублей"[49].

В виду короткого срока, выполнение этого приказания нужно было бы поставить под знаком вопроса даже при наличии налаженного агентурного аппарата, ибо даже при нормальном движении на проезд в скором поезде из Рима в Берлин и обратно требовалось четверо суток. Но в то время движение пассажирских поездов в Германии было прекращено; переход границы и получение германских виз были крайне затруднены. Энкель не имел даже на примете людей, которым можно было бы поручить выполнение этой задачи.

Однако Энкель решил попытать счастья. За 20/VII (воскресенье) ему удалось найти трех лиц, которых он решил отправить в Германию на автомобилях по трем разным маршрутам: австрийского подданного, серба — на Констанцу — Мюнхен — Дрезден; редактора одного из издававшихся в Риме изданий, итальянца, бывшего офицера — на Зинген — Штутгардт — Нюренберг — Лейпциг; итальянца, владельца одного из римских бюро путешествий с подручным — на Ала — Инсбрук — Мюнхен — Хоф — Дрезден.

Первому из них вовсе не удалось проникнуть в Германию; второй был задержан в Штутгардте и выслан в Швейцарию.

Третий, благодаря полученному от советника германского посольства в Риме — Хинденбурга рекомендательному письму, пробрался в Германию и утром 25/VII условной телеграммой (коммерческого характера) сообщил из Дрездена, что IV, XII и XIX корпуса переводятся против Франции.

Вся эта операция обошлась в 35.200 итальянских лир (лира — 37,5 коп.) и 20.000 рублей.

Здесь, как видим, отсутствие организации сгладила находчивость Энкеля и крупная сумма денег.

Война началась. Официальные дипломатические представители, в том числе и военные агенты, были высланы из вступивших в войну стран. Русский военный агент в Германии — Базаров, как мы уже указывали выше, был уличен в шпионаже и выслан из Германии еще в июне 1914 года. Предусмотренная в приведенном выше плане "связи" перегруппировка военных агентов, конечно, не состоялась. Даже те отдельные агенты, которых русский Генеральный штаб имел накануне войны в странах своих противников, "забыли" о своей службе в русской разведке, оставшись без связи и руководства. Разведки на Германию и Австрию из нейтральных стран в мирное время создано не было.

Итак, с началом военных действий, русский Ген. штаб остался совершенно без информации о Германии и Австрии. Вновь повторилась история, имевшая место во время русско-турецкой и русско-японской войн.

Генеральный штаб заволновался и начал принимать экстренные меры по созданию в странах противников агентурной сети из нейтральных стран. Руководство агентурной сетью из нейтральных стран было возложено, главным образом, на официальных военных агентов, хотя в некоторых странах Ген. штаб старался наладить агентуру, непосредственно им руководимую и ему подчиненную.

Остановимся вкратце на агентурной работе официальных военных агентов.

Начнем с агентурной деятельности военного агента в Италии.

4/VIII 1914 года полковник Энкель получил приказание Огенквара — во что бы то ни стало насадить в Германии и Австро-Венгрии агентуру для наблюдения за переброской германских войск с западного фронта на восточный, причем были указаны линии, которые нужно было взять под наблюдение: Страсбург — Нюренберг — Прага — Нейссу, Мец — Франкфурт н/М — Лейпциг — Бреслав и Франкфурт — Халле — Котбус — Лисса.

По словам Энкеля, лишь благодаря счастливой случайности им были найдены подходившие для выполнения этой задачи люди среди безработных служащих международного общества спальных вагонов — подданных Германии, Австрии и Швейцарии. Эти лица представились германскому посольству в Риме, в качестве решивших оказать помощь Германии и Австрии посредством ввоза в эти страны контрабандным путем продуктов, запрещенных к вывозу из Италии.

Вопрос о беспрепятственном их пребывании в Германии и Австро-Венгрии был разрешен, якобы, благодаря содействию германского посольства в Риме, которое, весьма сочувствуя этим мнимым целям, с величайшей готовностью снабдило агентов рекомендательными свидетельствами и разрешениями телеграфировать в Италию и Швейцарию.

Энкель на первых порах нанял шесть агентов на следующих условиях: каждому по 100 итальянских золотых лир в сутки, 5.000 лир по окончании первого месяца и по 2.500 лир — за каждый последующий месяц, — в виде обеспечения семьи агента на случай его провала, и 1.000 лир подъемных.

14/VIII шесть агентов отправились в пункты своего назначения — Нюренберг, Пильзен, Халле, Лейпциг, Дрезден и Котбус (кроме того, во Франкфурт н/М был командирован завербованный отдельно и на других условиях коммерсант-итальянец, который в конце года, ввиду его малополезности был уволен).

Для связи с этими агентами Энкель создал три приемных станции в разных городах Италии, откуда телеграммы передавались по телефону в Рим главному посреднику. Для телеграмм был выработан условный код коммерческого характера. Этим кодом сообщалось число поездов и средний их состав (число крытых вагонов с войсками и платформ с орудиями и пулеметами), категория перевозившихся поиск (полевые, резервные) и маршрут движения. Для обозначения последнего было установлено перечисление номеров соответствующих линий по карте официального германского путеводителя с прибавкой к каждой цифре этих номеров, какого либо заранее условленного, однозначного числа. Для сообщения номеров перевозившихся частей рода войск существовал более сложный код, но им воспользовался один раз лишь Пильзенский агент.

Для более подробных донесений агентам было предложено пользоваться почтой, но они от этого категорически отказывались, якобы, из боязни провала.

Энкель пробовал посылать к агентам специальных доверенных для перевозки от них сведений. Однако эта попытка чуть не повела к провалу одного из таких доверенных. Ввиду невозможности запомнить большое количество специальных данных, агент их записал. Когда же его на австрийской границе начали расспрашивать об этих записях, он еле выпутался.

Для того, чтобы руководитель знал, чем вызвано долгое молчание агента (провалом, затишьем, болезнью и пр.), всем агентам было предложено посылать один раз в неделю телеграмму личного или семейного характера.

Наконец, для контроля, — все ли посылавшиеся телеграммы дошли по назначению, агентам, по получении от них донесения, сообщалось об этом по телеграфу в условной форме.

Для выяснения австрийского сосредоточения на русской границе Энкель наметил упоминавшегося выше редактора, бывшего итальянского офицера. Последний имел связи в австрийском посольстве в Риме и в самой Австрии. Сделка была заключена в сумме 20.000 лир (золотых), из коих половина уплачивалась вперед. Редактор поездку совершил, но никаких данных не привез. Позднее он устроился военным корреспондентом при австрийской главной квартире, но своих обязательств по отношению к Энкелю не выполнил.

31/VIII 1914 года Энкель получил новое приказание Огенквара — организовать разведку в Австро-Венгрии, ибо организация разведки Ген. штаба, существовавшая до тех пор в Швейцарии, провалилась.

4/IХ в Вену, Будапешт, Краков и Кашау Энкель отправил четырех агентов, завербованных на тех же основаниях, как и посланные ранее для наблюдения за перевозками в Германию. Способом сообщения, собранных сведений этим агентам была указана бандерольная посылка на условные адреса австрийских газет, на полях которых донесения должны были писаться лимонной (!!) кислотой. Однако, австрийцы в скором времени прекратили пропуск в Италию газет в бандеролях и донесения посылались условными телеграммами.

Энкель стал затем поддерживать сношения со своими агентами через Швейцарию, откуда телеграммы передавались сначала на промежуточные станции в Северной Италии, а оттуда по телефону в Рим. Но весной 1916 года международное телефонное сообщение было прекращено распоряжением итальянского правительства. С этого времени все телеграммы перевозились курьерами в Милан, в местное отделение Международного общества спальных вагонов, здесь они одним из служащих облекались в форму служебных сношений с конторой в Риме, вручались проводнику спального вагона в прямом поезде Милан-Рим и передавались им в последний пункт служащему того же общества, встречавшему поезд на вокзале.

Несмотря на сложность такой организации, донесения агентов, по словам Энкеля, получались в Риме в среднем через одни, много — двое суток после отправки их из Германии и Австро-Венгрии.

К январю 1916 года агентурная сеть Энкеля уже насчитывала в своем составе 22 агентов-резидентов, причем упомянутый выше владелец бюро путешествий, играл главную роль в этой организации. Но тут случилось "несчастье". В Ген. штабе сделали сводку из всех донесений этой организации "22-х" и установили, что все ее сведения о германских и австрийских перевозках "совпадают с началом операции, а не предшествуют им". Сопоставив это обстоятельство с тем, что германское посольство в Риме "с величайшей готовностью снабдило агентов рекомендательными свидетельствами и разрешениями телеграфировать в Италию и Швейцарию", Ген. штаб пришел к заключению, что организация, названная "Римской", является "провокаторской", т. е. состоящей на службе у немцев и передающей Энкелю сведения, сфабрикованные германской разведкой. С другой стороны, не могло не броситься в глаза и то обстоятельство, что организация работала с точностью часового механизма — за 1 1/2 года работы не было ни одного провала, ни одной пропажи или задержки посланных ее агентами телеграмм. Кроме того, организация пожирала колоссальные суммы денег — около 1000.000 итальянских золотых лир в месяц.

Приняв все это во внимание, Ген. штаб 10 января ст. ст. 1916 г. предписал преемнику Энкеля — полковнику кн. Волконскому ликвидировать "Римскую" организацию. Однако, не успел Волконский ее ликвидировать, как в Рим приехал из Парижа руководитель агентуры штаба юго-западного фронта подполковник граф Игнатьев и с радостью забрал ее к себе, против чего Ген. штаб вначале и не протестовал.

На этом мы прервем описание "Римской" организации и вернемся к ней, когда будем говорить об агентуре Игнатьева.

Агентурная деятельность Энкеля не исчерпывалась только "Римской" организацией, но остальная его работа также не была особенно удачной.

Ген. штаб в начале войны послал в распоряжение Энкеля для разведки в Австро-Венгрии некоего Эшкичевича. Энкель назначил его резидентом в Загреб. Забрав 2.000 лир, Эшкичевич исчез…

Затем Энкелю под руку подвернулся некий Горичар, уроженец Словакии, быв. австрийский консул в С.-Франциско, а в начале войны прикомандированный к ген. консульству в Берлине, бежавший оттуда к брату-монаху в Рим. Энкель получил от него два довольно ценных донесения и на этом, кажется, и кончилась агентурная деятельность Горичара.

В начале 1915 года к Энкелю явился некий Василий Теодореску, румынский подданный. Из представленных документов Энкель усмотрел, что он "агент контрразведки и для связи" разведывательного отделения австрийского военного министерства в Вене и принадлежит "к австрийской масонской ложе". Теодореску долго водил за нос Энкеля, обещая ему и разведывательные и контрразведывательные сведения об Австрии, но, конечно, ничего не дал и, в конце концов, Энкель выдал его итальянской полиции, которая предложила Теодореску покинуть пределы Италии.

Много внимания Энкель уделял также разведке против Италии. В самом начале войны он добился приказания посла на имя русских консулов в Италии сообщать Энкелю по телеграфу через посольство поступавшие к ним сведения о военных мероприятиях итальянского правительства. Так как консула не имели шифра, то Энкель сам составил таковой. Характерно, что посол отказался оплачивать эти телеграммы и Энкель вынужден был производить с ним сложные денежные расчеты. Однако вскоре итальянское правительство запретило обмен шифрованными телеграммами между посольством и консульствами. Энкель пытался получать донесения консулов по почте в шифрованном виде, но из этого тоже ничего не вышло.

Энкель пробовал также заняться агитацией и пропагандой против Австро-Венгрии и Германии. Сам он об этом рассказывает следующее:

"…В начале войны, когда Германия и Австрия, стремясь завладеть общественным мнением Италии, не жалели средств на подкуп печати и распространение всеми способами огромного количества сведений лживого и тенденциозного характера, — я полагал крайне необходимым для наших интересов бороться с ними тем же оружием. Поэтому, и принимая во внимание совершенно пассивное отношение к этому вопросу нашего посольства, я в тех скромных пределах, кои признавал возможными, оказывал материальную поддержку начинаниям, задававшимся целью — посредством издания даровых или весьма дешевых летучих листков — распространять в массе низшего населения правдивые сведения о ходе войны и обличать лживость сообщений наших противников и противные понятиям элементарной порядочности приемы их борьбы.

"…С самого начала войны в ряду военных обозревателей итальянской прессы, большею частью весьма посредственных, резко выделился редактор-издатель военного органа "La Preparazione" ("Подготовка") — бывший полковник Ген. штаба и профессор военной академии и вместе с тем известный в Италии писатель Бароне, проникнутый убеждением в неминуемой конечной победе тройственного согласия и горячий сторонник выступления Италии против Австрии.

Ввиду относительно малого распространения газеты "La Preparazione" и огромного влияния в этом партийном государстве, как Италия, газеты "Giornale d’Jtalia", в коей перепечатывались статьи Бароне, французское посольство, возымев мысль использовать последнего для активной пропаганды идеи выступления Италии, предложило моему английскому коллеге и мне принять участие в расходах по ее осуществлению.

"Сделка с Бароне была заключена в сумме 30.000 ит. лир, из коих 10.000 лир пришлось на долю вверенной мне военной агентуры. За это вознаграждение им были сделаны во всех крупных центрах Италии публичные сообщения, имевшие несомненный успех, принесший свои плоды.

"Секретарю редакции газеты за его труды в этом деле было выдано личное вознаграждение в размере 500 лир".

Когда Италия вступила в войну, агентурная деятельность русского военного агента свелась к получению итальянских разведывательных данных о противнике и передаче их в русский Ген. штаб.

В Румынии агентурная разведка велась военным агентом, по его словам, согласно особых на каждый случай инструкций Ген. штаба. В общем же этот военный агент должен был: освещать вооруженные силы Румынии и вопросы, связанные с ними; обеспечить в агентурном отношении свободное плавание по Дунаю экспедиции особого назначения свиты его величества контр-адмирала Веселкина; освещать вопросы об экспорте Румынией бензина, металлов, автомобильных шин и пр. военных материалов в Австрию, о контрабандном транзите через Румынию снарядов и пр. военных материалов в Турцию, вопрос о контрразведке и разведке австро-германцев в Румынии и т. д. Кроме того, он должен был вести разведку в Австро-Венгрии, Турции и Болгарии.

Технику всей этой обширной агентурной деятельности военного агента в Румынии нам по имеющимся в нашем распоряжении документам установить не удалось. Однако проследить рост его организации — можно. Так, мы видим, что до начала войны военный агент в Румынии имел всего двух агентов. С началом войны он почему-то лишился их. В августе же 1914 года замечается громадный прирост агентов — сразу их появляется 7 человек, из них трое работающих по Австрии, остальные — по Румынии. В сентябре прибавилось еще 4 агента, в октябре-декабре еще 7 человек, причем одному из них "удалось обнаружить в Бухаресте тайную германскую радиостанцию и достать с нее несколько шифрованных радиограмм". Таким образом, к началу 1916 года имелось уже 18 агентов. Распределение расходов по эксплуатации этой сети на 1914 год по подразделениям дает следующую общую картину приемов работы военного агента в Румынии:

В первой половине 1915 года агентурная сеть военного агента в Румынии потерпела довольно чувствительные неудачи: несколько человек агентов провалились, а несколько человек оказались "недоброкачественными" и состоявшими на службе у немцев и австрийцев. Но, как видно, военный агент развил усиленную вербовочную деятельность и в августе 1915 года число агентов достигло максимальной цифры -31. Потом это число начало опять падать, спустившись до 14 чел. в январе 1916 г.

За 1915 год на содержание и эксплуатацию сети было израсходовано 130.392 румынских леи и 4.944 болг. лева.

После вступления в войну Болгарии, 8/II 1916 года военным агентом в Румынии был назначен Ген. штаба полковник Татаринов, бывший перед этим на той же должности в Болгарии. Пробыл он на этой должности в Румынии с 8/II по 20/XII 1916 года. Сеть его к декабрю 1916 года состояла из 13 агентов, на оплату которых было израсходовано 32.304 франка.

С декабря 1916 года военного агента полковника Татаринова сменил полк. Палицын, но его агентурная работа совсем разладилась. С первого же дня у него началась склока с управлявшим русской дипломатической миссией в Румынии — Мосоловым. Последний, ссылаясь на свой быв. военный чин, настаивал, чтобы Палицына ему подчинили. Кроме того, он требовал от Ген. штаба присылки офицера на должность своего личного секретаря.

Начальник Ген. штаба Аверьянов очень вежливо и дипломатически ответил, что "полковнику Палицыну дано предписание руководствоваться в своей работе указаниями вашего превосходительства и сообщать вам для сведения копии своих донесений в ставку и в Огенквар".

Из этого Мосолов сделал вывод, что Палицын и весь его аппарат ему подчинены. Он начал распоряжаться подчиненными Палицына даже без ведома и согласия последнего. Палицын, не желая мириться с таким положением, подал в отставку, которая принята не была. Аверьянов еще раз пустился в дипломатию, телеграфируя Мосолову: "…Не найдете ли ваше превосходительство возможным ваши поручения лицам, состоящим в распоряжении полк. Палицына, передавать через сего последнего".

Но Мосолов "не понимал" этих "толстых намеков на тонкие обстоятельства" и продолжал распоряжаться военным агентом и его аппаратом.

Понятно, что при таких условиях не могло быть и речи об успешном ведении Палицыным работы по агентурной разведке.

В общем же результаты работы агентурной сети военных агентов в Румынии оценивались Ставкой неважно, не только по Австрии, Болгарии и Турции, но и по самой Румынии.

В Сербии до начала 1916 года военным агентом состоял Ген. штаба полковник Артамонов. Это — один из многих русских военных агентов, искавших оправдание своему бездействию "в трудной обстановке". Он писал в Ген. штаб, что с объявлением Австро-Венгрией войны Сербии разведка была совершенно парализована австрийцами, не останавливавшимися перед принятием таких мер, как поголовное заключение в тюрьму, а часто и расстрел всех более или менее видных народных деятелей южного славянства (священников, учителей, литераторов, журналистов и т. д.). Якобы, благодаря этим мерам, все, принадлежавшие к сети Артамонова, агенты "исчезли бесследно".

Непосредственное соприкосновение армий в период от вторжения австрийцев в Сербию и до окончательного изгнания их 2/ХII 1914 г. давало Артамонову достаточно подробные сведения о войсках противника, находившихся на сербском фронте.

"Развращенный" этими сведениями сербской войсковой разведки, Артамонов находил организацию новой сети разведки в военное время "нелегкой по трудности подыскания надежных лиц, не являющихся австро-германскими агентами, распространителями ложных сведений".

Однако, когда сербская армия была изгнана австрийцами с сербской территории, войсковая разведка стала давать все меньше и меньше сведений о противнике, а так как русское верховное командование требовало этих сведений, Артамонов волей-неволей вынужден был с половины апреля 1915 года приступить к созданию своей агентурной сети. Он приступил к организации агентурной сети через Бухарест и Турн-Северин до Будапешта, избранного им главным пунктом наблюдения, причем предполагал разместить агентов в Гросвардейне (Орадя), Араде, Темешваре (Тимишоара) и Сегедине (Сегед). Агентов для этой цели он, конечно, сам не вербовал, а обратился с просьбой к Сербской верховной команде дать ему сербских офицеров и чиновников, что последняя и сделала.

Но уже в конце апреля 1915 года Артамонов "передумал" этот вопрос и решил, что ему не для чего вести самому разведку, ибо сербская верховная команда имеет своей разведывательный отдел. С апреля 1915 года Артамонов начал выдавать этому разведывательному отделу суммы, получавшиеся им на ведение агентурной разведки, получая взамен от разведывательного отдела агентурные сведения о противнике.

Таким образом, Артамонов обошел "трудные обстоятельства" в деле ведения агентурной разведки. В начале 1916 года он был переведен в Салоники, где, как мы ниже увидим, опять-таки старался свалить ведение агентурной разведки на других, в данном случае на французов и англичан.

В Греции, во время войны русским военным агентом был Ген. штаба полковник Гудим-Левкович. По всей вероятности, он попал на эту должность по чьей либо протекции, не зная, что с этой должностью связана и агентурная разведка. К последней его "душа не лежала", он ее боялся и не знал как ее вести. Он писал в Генеральный штаб о своих "терзаниях" следующее:

"…Наученный в предыдущие годы тяжелым опытом, не только своим, но и наших союзников, имевших гораздо более средств, лично им преданных людей их национальности, а главное — подготовленных заранее в мирное время агентов, я, соблюдая казенные интересы, с особой осмотрительностью и осторожностью решался тратить казенные деньги на эту разведку".

Как видим, Левкович полагал, что его задача не разведку вести, не собирать столь необходимые сведения, а лишь "соблюдать казенные интересы", экономя деньги.

Дальше, его пугала "полная оторванность Турции, немецкий террор, немецкая систематичность в контролировании как внутреннего управления империи, так и особенности деятельности полиции", которые якобы делали даже "попытки разведки почти безнадежными".

Совершенно отказаться от ведения разведки он также боялся, ибо в его распоряжении имелись "специально отпущенные средства". Исходя из этих соображений, он, "несмотря на убеждение в малой целесообразности подобных попыток" (вести разведку), все же старался "наладить по возможности сбор сведений о Турции".

Но когда он приступил к сбору этих сведений, то опять наступило "смущение". Его "смущало главным образом то, что нас интересует преимущественно Босфор и прибосфорский район, что как раз наиболее оберегалось германо-турками от шпионажа".

В результате всех этих "смущений" и "боязней", Левкович заболел манией экономии, забыв, что во время войны не о деньгах плачут, а об отсутствии сведений о противнике. Ген. штаб требовал этих сведений, игнорируя манию экономии Левковича, и под этим нажимом он, с болью в сердце, решил, в конце концов, взяться за разведку. Как он это делал, пусть лучше сам расскажет:

"…Итак, в 1916 году мною было предпринято следующее:

1. Прошлогодний агент в Константинополе, как переставший давать ценные сведения, был ликвидирован.

"2. Был ликвидирован также и посредник для сношений с другим агентом ввиду подозрения, что последний выехал из Константинополя и сведения набирались от случайных приезжих.

"3. Был нанят агент в Салониках (с уплатой по 300 драхм в месяц, драхма — 37,5 коп.), который должен был собирать в Салониках и в восточной Македонии сведения о Турции и Болгарии.

"В первое время он давал интересные сведения, но, по мере возрастания трудностей сообщения Греции с Болгарией, — сведения становились все скуднее. Ознакомившись с положением дел в Салониках на месте, я решил отпустить этого агента, продержав его 4 1/2 месяца.

"4. В Салониках мне предложил рекомендованный болгаро-грек быть посредником между мной и известным ему лицом в Дарма, — имевшим дело с контрабандистами. Путем посылки их через Нюмильджина во Фракию предполагалось организовать сбор сведений по Турции.

"Большие расходы (агенту в Дарме — 1.000 тур. лир в месяц, посреднику — 400 лир, аванс в 100 тур. лир и наградные за каждый "рейд") в связи с ненадежностью организации побудили меня, прежде чем согласиться на предложение, сделать пробу.

"Я предложил 600 драхм за доставку в виде опыта таковых сведений. После ряда переговоров, наконец, опыт был произведен и дал весьма скудный результат; посреднику пришлось выдать за хлопоты 150 драхм.

"Захват впоследствии болгарами восточной Македонии все равно прекратил бы эту организацию, и это оправдало мое нежелание тратить деньги.

"5. Все время, подыскивая надежное лицо для отправки в Константинополь или в Малую Азию, я, наконец, нашел, совместно с морским агентом, бывшего греческого консульского чиновника из Малой Азии, согласившегося ехать в Константинополь и заручившегося лучшими рекомендациями не только от греческого министерства иностранных дел, но даже от афинских немцев. Ему удалось проскочить с поездом, коему болгары разрешили отойти от греческой границы в Константинополь…

"Он должен был вернуться через 2–3 месяца, но мы о нем ничего более не слыхали. Прошел слух, что, он пойман и повешен…

"6. Мне рекомендовали одного грека, родившегося в Болгарии и имевшего там родных, который был не прочь поехать туда за хорошие деньги. Я его выписал из Патроса, но нашел его мало подходящим к роли агента, как не знающего вовсе военного дела и бывшего, по натуре, мало расторопным и трусом.

"7. Мне горячо рекомендовали студента-грека, который заявил мне, что его друг в Бернском университете сообщил ему через третье лицо, что, видя, как кругом наживаются агенты, он не прочь был бы попытать счастье на этом поприще, зная хорошо Константинополь.

"После долгих переговоров я решился на это, так как путь через Австрию был наиболее надежный. Дав подробные инструкции, я отправил студента, в Берн, причем для контроля он должен был явиться к известным лицам, кои мне условно сообщат о его приезде. Студент согласился было ехать, но захотел предварительно проехать в Вену, чтобы собрать сведения. Пробыв в Вене 4 дня, он вернулся в Берн и наотрез отказался от работы, будучи запуган формальностями в Вене и рассказами греков о терроре в Константинополе. Неудачная посылка студента — путевые, суточные и наградные (!?) обошлись в 1.500 драхм.

"Бернский студент потребовал было 500 драхм, но, в виду моих угроз, удовлетворился оплатой билета в Вену и обратно.

"8. Мне предложили обратиться к известному лицу в Измиде для получения сведении об этом районе и по железной дороге. Поручение должен был передать, по всем данным, турецкий агент — его родственник, возвращавшийся через Малую Азию. Он должен был послать поручение за 10 тур. лир, а лицу в Измиде надо было дать в виде задатка такую же сумму. Он исполнил поручение и я получил сведения из Измида, но с большим опозданием и весьма общие и сбивчивые.

"Большая проволочка и малая ценность сведений заставили меня прекратить и эту организацию.

"9. Я вошел в сношение с главным организатором разведки греческой военной агентуры в Константинополе, вынужденным спешно покинуть Константинополь. Он согласился, получая 800 драхм в месяц, войти в сношения с преданным ему лицом в Константинополе, которому я должен был платить по 500 драхм в месяц.

"Доверенное лицо его отправилось в Константинополь, но перерыв сообщений путем дипломатического греческого курьера и германофильство греческого посланника в Константинополе нарушили всю организацию.

"10. Ко мне явился наш консульский чиновник в Константинополе И. с предложением пробраться в Смирну, а оттуда — куда угодно для целей разведки. Для обеспечения успеха его надо было высадить на Инглессониз, снабженного легкой лодкой и привинтным мотором. Предложение показалось заманчивым мне, морскому агенту и англичанам.

"Все было устроено и приобретено, но, к сожалению, англичане покинули Инглессониз и он был занят турками. И. вернулся обратно через Афины в Салоники, доложив, что с занятием острова турками все предприятие пало. Просьба его доставить на материк на аэроплане была отвергнута англичанами.

" 11. В Салониках по рекомендациям я выписал из Самоса одного контрабандиста с целью послать его через Смирну по линии железной дороги. Он не особенно охотно соглашался, требовал большую сумму и мало внушал мне доверия. Заплатив ему за вызов и расходы 260 драхм, я его отпустил".

На этом и кончается повествование самого Левковича о его попытках вести разведку в Турции. Сам он ее тоже называл "неудачной". Но за то Левкович гордился своей разведывательной деятельностью в самой Греции. Чтобы нас не могли обвинить в пристрастном отношении к этому "неудачнику", мы опять даем слово ему самому:

"…На месте, в Афинах, мне удалось заполучить на службу доверенное лицо турецкого военного агента, бывшего турецкого офицера. Он сообщал мне довольно интересные сведения, я ему платил 200–250 драхм в месяц, плюс наградные, и по отъезде в Салоники передал его морскому агенту. Большинство его сведений получалось, от этого агента.

"Затем были случайные сведения от редких проезжих из Турции, с заднего хода греческого министерства иностранных дел и т. д.

"В самой Греции, в виду германофильствующого короля, его клики и немецкой пропаганды, надо было держать агентов-осведомителей. Таковой и был у меня за 300 драхм в месяц. Осенью я его отпустил, но 18-го ноября опять нанял.

"Я был единственный, у кого были агенты, ибо все другие у моих коллег разбежались и перетрусили. Он мне доставлял ценные сведения… У него же есть родственники в лиге резервистов.

"В эту лигу я заставил поступить и другое доверенное лицо, но через полтора месяца ему пришлось спасаться в Салоники в виду подозрений логистов.

"Кроме того, я посылал для объезда и сбора сведений о войсках и резервистах особых агентов в Пелопоннес, Калабаку и Фессалию.

"…Одно лицо устраивало мне свидания с агентами путем поездок на его автомобиле, спасая меня от выслеживания агентов, а другое предоставило свою квартиру для переговоров…"

В общем, за 1914–1916 гг. Левкович истратил на "попытки разведки" 81.848 драхм.

Этот, совершенно безграмотный в отношении разведки, полковник Ген. штаба был сменен в начале 1917 года. Вместо него был назначен ген. — майор Муханов. Однако, этот генерал ударился в еще большую панику и уже в апреле 1917 года доносил в Ген. штаб, что все его попытки организовать разведку по Турции и Болгарии дали весьма ничтожные результаты. Он писал, что никакой организации разведки он там не нашел, а "создавать ее теперь вновь — не представляется возможным".

К причинам, не позволявшим организовать разведку заново, Муханов причислял "до крайности затрудненные сношения с турецким побережьем", незнание им греческого языка, недостаток людей, годных для службы агентами и пр. Поэтому Муханов предпочел "работать по разведке вместе с нашим морским агентом".

Эта совместная работа, по словам самого Муханова, производилась следующим образом:

"…Работа у нас общая. Совместно мы ищем агентов, даем задачи, отправляем куда нужно и вместе платим за услуги их. Непосредственную работу по сбору сведений, подысканию агентов и все переговоры ведет лицо, которое работало и для Гудим-Левковича. Донесения наши, поэтому тождественны. Попытки Гудим-Левковича послать людей в Турцию не увенчались успехом и он совершенно отказался от повторения их. Не видя другого способа получения сколько-нибудь надежных сведений, мы решили вновь заняться этим. В данное время у нас командировано в Турцию три агента, толковых и, нужно думать, — надежных.

"Для разведки болгар пока ничего не удалось сделать…"

Описав, таким образом, свою агентурную деятельность, Муханов пришел к весьма пессимистическому выводу:

"Принимая во внимание: 1) Создавшиеся условия для разведки здесь и в связи с этим ничтожность результатов работы; 2) Необходимость работать вместе с морским агентом; 3) Опытность капитана 1-го ранга Макалинского, — не могу не чувствовать свое пребывание здесь совершенно излишним".

Когда Ген. штаб убедился, что Муханов действительно там является "лишним", он дело агентурной разведки поручил другому генералу — Артамонову, состоявшему в то время комендантом Салоник и известному уже нам по его агентурной работе в Сербии, судя по которой от него, конечно, никаких результатов нельзя было ожидать и здесь. Так и вышло. Как только Ген. штаб поручил ему ведение агентурной разведки, он немедленно написал, что для него "выяснилась бесполезность и почти невозможность" в данных условиях организации "здесь особой русской разведывательной сети, ввиду наличия здесь разведывательных и охранных организаций французской и английской армий, располагающих значительным личным составом и неограниченными средствами". Артамонов утверждал, что "отдельная русская разведка бесполезна, ибо все источники осведомления названными штабами использованы, серьезных предложений не поступает, покупать же фабрикуемые сведения нежелательно. Мне уже дважды пришлось предупреждать Муханова, что сообщаемые им из местных источников сведения о противнике сплошь неверны. Вместе с тем русская агентурная разведка была бы затруднена недоверием французского командования здесь к славянам вообще, а к русским после революции в особенности и опасением о наших сношениях с противником. Да и трудно было бы при наличии французской и английской армейских организаций доказать названным штабам необходимость русской организации. Между тем, во избежание немедленного ареста высылаемых агентов, пришлось бы входить со штабами в сношения и давать объяснения, как это требовалось мне сделать для капитана Сурина, посланного Одесским округом в Грецию для связи с агентами южной Малой Азии, каковую деятельность я считаю безуспешной. Недоверие французского штаба и препятствия с его стороны затруднили сербскому штабу разведку до такой степени, что за год пребывания здесь сербы израсходовали на это дело менее 5.000 франков…"

Один из генералов Ген. штаба — Потапов на этом рапорте Артамонова глубокомысленно написал: "Нужно обождать, что будет сообщать ген. Артамонов в ближайшее время. В случае если сведения эти окажутся неудовлетворительными, придется категорически предложить организовать агентурную сеть".

Нам неизвестно, какими оказались сведения Артамонова за "ближайшее время" и что предпринял Ген. штаб.

Из приведенных фактов ясна лишь та неразборчивость, с какой Ген. штаб выбирал своих резидентов на местах…

Военным агентом в Бельгии и Нидерландах состоял полковник Ген. штаба Майер. Он тоже, как и военный агент в Италии, получил 20/VII 1914 года предписание Ген. штаба — во что бы то ни стало выяснить, куда будут направлены внутренние германские корпуса. Майер в срочном порядке отправил в Германию одного агента, израсходовав на это 7.500 рублей и 6.500 бельг. франков, но, как видно, задания в срок не выполнил.

В начале войны Майер развернул довольно кипучую агентурную деятельность. Его сеть состояла из 22-х агентов. Но уже в сентябре 1914 года он получил предписание Ген. штаба — сократить агентурную сеть. В феврале же 1915 г. Ген. штаб предписал Майеру "всеми мерами ускорить поступление агентурных сведений и возможно бдительнее наблюдать за переброской войск противника". Не успев выполнить первого предписания, Майер, вместо сокращения сети, начал ее опять расширять и увеличивать, дабы выполнить второе предписание Ген. штаба. Русский Ген. штаб, по всей вероятности, считал такое постоянное противоречивое дергание руководством работой своих местных органов…

Майер обращал главное внимание на железнодорожные узлы Бельгии и Западной Германии, т. е. старался учитывать германские войсковые переброски. Но удавалось это ему крайне плохо. Этот военный агент тоже, как видно, в первый раз в своей жизни столкнулся непосредственно с разведкой и поэтому от его деятельности Ген. штаб хороших результатов ожидать не мог.

Так, например, в его сети видное место занимали какие-то почтальоны; он платил им не только жалованье и суточные, содержал квартиры, оплачивал разъезды, но некоторым из них даже покупал автомобили…

Понятно, что такого рода "тарифная политика" вызывала большие накладные расходы, которых не могли оправдать результаты работы. Но этого еще мало. В июле 1917 г. Майер телеграфировал в Ген. штаб, что "организация "Аргус" и "Гермес" просят его гарантировать пенсии тем бельгийским семействам, которые могут лишиться своих кормильцев на службе по разведке". Для большей убедительности он добавлял, что "подобные пенсии уже выплачиваются французским военным агентом". "Забыл" он добавить лишь одно, что французский военный агент эти "пенсии" выплачивает при помощи удержанных из жалованья агента сумм. Ген. штаб все же дал свое принципиальное согласие — пообещать им выплату этих пенсий.

Результаты агентурной работы Майера Ген. штаб считал слабыми.

Военным агентом в Болгарии до ее вступления в войну состоял Ген. штаба полковник Татаринов. Он освещал Болгарию, Турцию и Австро-Венгрию, причем его турецкой сетью руководил русский вице-консул в Деде-Агаче; сам же он все внимание сосредоточил на Болгарии и Австрии. Здесь мы видим самую разнообразную деятельность Татаринова: то он наблюдает за германской контрабандой, то за безопасностью флотилии контр-адмирала Веселкина на Дунае, то взрывает склады бензина и керосина в Бургасе, то ведет пропаганду в болгарской военной лиге, то содействует бегству болгарских офицеров в Россию, то покупает венок на гроб иеромонаха Ферапонта и пр. и пр.

Татаринов оказывал также всевозможное содействие разведывательной организации Ген. штаба, возглавлявшейся неким Шварцем; снабжал деньгами и "добрым советом" заблудившихся агентов агентуры VII-го русского корпуса, поддерживал агентов дунайского пароходства и пр.

Как видим, Татаринов проявлял самую кипучую разностороннюю деятельность, большей частью ничего общего с его непосредственной задачей, и даже с агентурой вообще не имевшую.

Если верить денежному отчету Татаринова, то в течение 9-ти месяцев 1916 года он имел в составе своей сети 48 агентов разного назначения, среди них даже целые организации неизвестной численности, как, например, "армянская колония" в Константинополе, причем содержание их стоило 163.347 бол. левов.

Однако, несмотря на такую обширную сеть, результаты работы ее оставляли желать гораздо лучшего.

В Швейцарию, после того, как в начале войны там провалился Турко, военным агентом был назначен ген. — майор Головань.

Швейцария во время войны являлась одной из тех нейтральных стран, из которой все воевавшие старались вести друг против друга разведку. Русский Ген. штаб в этом отношении не являлся исключением. Но в то время как остальные страны имели в Швейцарии руководителями своей агентуры молодых и способных офицеров Ген. штаба, русский Ген. штаб поручил это дело генерал-майору, совершенно не подходившему для такого живого дела, как агентурная разведка. Эти основные недостатки Голованя русский Ген. штаб старался компенсировать посылкой помощников из молодых прапорщиков в качестве руководителей отдельными разведывательными организациями. Так, например, в начале 1917 года в распоряжение Голованя был послан прапорщик Ленкшевич, работавший там под кличкой "Брут". По словам Голованя, "Брут" "немедленно по приезде весьма энергично взялся за дело", но миссия отказалась без разрешения министерства иностранных дел легализовать его перед швейцарскими властями.

В сентябре же 1917 года Головань об этом прапорщике писал в Ген. штаб следующее:

"…В настоящее время работа организации "Брута" стала еще менее продуктивной. Один, казавшийся способным, агент этой организации, по-видимому, уклоняется от работы, быть может, удовлетворившись заработанной суммой. Второй агент, по сведениям Союзнического Бюро в Париже, был заподозрен в состоянии на службе у противников, а третий агент, как доложил мне теперь "Брут" заявил, что его помощник якобы по недоразумению рассказал одному лицу, оказавшемуся германским агентом, систему работы и сотрудников у того третьего агента.

"В тоже время, по дошедшим до меня сведениям, личные денежные дела "Брута", по-видимому, еще более запутываются. При этих условиях дальнейшая деятельность "Брута" представляется совершенно бесполезной и может грозить полным крахом".

Мы на этой характеристике организации "Брута" так подробно остановились потому, что именно она в 1917 году дала "сведения" о том, что, "Владимир Ильич Ленин — подкуплен немцами»[50]. В Ген. штабе ухватились за эти сведения, но все же запросили у Голованя подтверждения их. Головань подтверждения не дал, но, как известно, это не помешало Ген. штабу поднять в газетах кампанию против тов. Ленина. Характеристика же, данная Голованем организации "Брута" и ему самому, показывает, что это была за организация, и какую веру можно было придавать ее сведениям.

Помимо организации "Брута", Головань имел еще кое-что. Так, в 1914 году он оплачивал трех постоянных агентов (10.535 франков), пять раз покупал случайные сведения у "случайных лиц" и купил у шести лиц "секретные документы". В общем же на такого рода агентуру за весь 1914 год он израсходовал 93.910 франков, 1.000 руб. и 100 германских марок.

В 1915 году он израсходовал "на агентурную работу", уже 198.843 франка.

В 1916 г. агентурная сеть Голованя как будто бы увеличилась, но расходы почему-то уменьшились (48.461 франк). В денежном отчете за 1916 год у Голованя фигурирует две агентурных организации и 13 отдельных агентов.

Нам кажется, что нет надобности доказывать, что работа этих организаций и отдельных агентов и вся вообще агентурная работа Голованя, как разведчика, не оправдала произведенных расходов.

В Дании, военным агентом состоял Ген. штаба полковник Потоцкий. В мирное время русский Ген. штаб разведки на Германию из Дании не вел. Одно время там лишь содержалась небольшая голубиная станция, предназначенная в случае войны для поддержания связи с агентурной сетью в Германии. Однако за несколько лет до начала войны, эта голубиная станция была ликвидирована.

Потоцкий, как почти и все остальные военные агенты в европейских странах лишь 28/VII 1914 года получил предписание Ген. штаба — в срочном порядке создать агентурную сеть в Германии. В августе 1914 года Ген. штаб повторил свое предписание, предложив развивать, елико возможно, агентурную сеть. Для начала Ген. штаб передал Потоцкому двух своих агентов — Юргенсона и Смокова. Сам Потоцкий к концу 1914 года уже имел 14 своих агентурных организаций, конспиративную квартиру, держателя группы почтовых адресов и пр., израсходовав на все это 83.047 датских крон (крона — 52 коп.).

В 1915 году агентурная сеть Потоцкого получила еще большее развитие. Постоянных организаций с разным количеством агентов у него было 11. В стадии формирования находилось 9 организаций, одна из которых была предназначена специально для работы по контрразведке, два держателя почтовой сети, несколько конспиративных квартир, контор, телефонов и пр.

В том же году Потоцкий приступил к покупке разных документов. Так, например, им был куплен "дневник германского дезертира", сведения о железных дорогах, сведения по морской части, сигнальная лампа с чертежами и пр.

В том же году Потоцкий начал "поддерживать" журнал "Скандинавский Торгово-промышленный Вестник", выдавая ему по 6.690 крон, в год. Он подкупал также представителей прессы нейтральных стран, в том числе редактора одного датского журнала.

В общей сложности расходы Потоцкого за 1915 год достигли колоссальных размеров, выразившись в сумме 270.233 кроны.

Кроме того, в 1915 году на Потоцкого были возложены посреднические функции по поддержанию связи между штабами некоторых фронтов и округов и их агентурными организациями, работавшими против Германии из Дании. Так, например, он поддерживал связь с организациями штаба северо-западного фронта, выдав им за 8 месяцев 162.489 крон, а когда этот фронт был разделен на два фронта — северный и западный, все агентурные организации перешли к последнему и Потоцкий за два месяца выдал им еще 60.844 кроны.

Потоцкий поддерживал связь также между штабом Одесского военного округа и его агентурной сетью, работавшей из Дании против Германии.

В начале 1916 года сеть Потоцкого еще больше расширилась, достигнув 20 отдельных организаций; правда, некоторые из них насчитывали в своем составе лишь по одному человеку. Однако к концу года из этих 20 организаций осталось по разным причинам лишь 9 отдельных агентов, тративших в месяц до 12.000 крон. Эти оставшиеся агенты, якобы, имели свои щупальца в Берлине, Гамбурге, Шлезвиге и т. д.

В том же году Потоцкий купил рецепты каких-то новых взрывчатых веществ, фотоснимки каких-то документов, чертежи проволочных заграждений, карты Киперта, какую-то польскую брошюру, социал-демократические брошюры и книги и пр. В этом году его агентурные расходы достигли уже суммы 298.811 крон.

В сентябре 1917 года Потоцкого постигло несчастье. Он получил сообщение, что в Берлине раскрыта "большая разведывательная организация союзников", в том числе и русских. Арестовано было 20 человек. В это дело были замешаны английский, русский, французский и голландский военные агенты в Дании. Потоцкого беспокоило сообщение, что немцы "желают это дело предать широкой огласке". Почти одновременно с этим донесением огласка началась. В Датской газете "Социал-демократен" появилась статья, в которой был перечислен "ряд руководителей русской разведки, как-то "Гектор" (организация полковника Ген. штаба Раш, непосредственно подчиненная Ген. штабу), причем была названа его фамилия и кличка, Энгельгард-Кациволков — агент Фальковского (последний глава одной из организаций штаба Западного фронта) и другие, с перечислением их агентов и других подробностей".

С этого момента агентурная сеть Потоцкого начала рушиться и восстановить ее ему уже больше не удалось до конца войны.

Генеральный штаб считал агентурную работу Потоцкого одной из лучших, хотя, если беспристрастно отнестись к ней, навряд ли ее можно назвать даже удовлетворительной.

Но был ли виноват в этом только Потоцкий? В одном из своих писем на имя Огенквара он еще в октябре 1915 году писал:

"…Я бы хотел получить хоть какие-нибудь руководящие данные для дальнейшей моей работы: на чем больше надо сосредоточиться, как размежеваться с органами фронта, и вообще — надо ли развернуться, преследуя активные выступлении, рассылку прокламаций и пр.".

Но напрасно Потоцкий взывал о "хоть каких-нибудь руководящих данных", от Ген. штаба не только он, но и никто из русских разведчиков их не получал…

Необходимо отметить, что в 1916 году англичане заподозрили Потоцкого в шпионаже в пользу Германии. Они об этом сообщили русскому морскому агенту в Лондоне, который донес в Морской Ген. штаб, а последний сообщил начальнику Ген. штаба. Начальник Ген. штаба, не отрицая такой возможности, просил дать доказательства и в заключение добавил, что по своим служебным обязанностям "Потоцкий должен сноситься с Берлином". Чем это дело кончилось, нам неизвестно.

В Швеции и Норвегии военным агентом состоял полковник Кандауров.

Его агентурная деятельность была крайне слабой и бессистемной. Сам он объяснял это тем, что "при нынешних обстоятельствах, когда события меняются с огромной быстротой, организация постоянной агентурной сети в Швеции, в стране с явно германофильской политикой, не отвечала бы интересам дела и подобная организация неминуемо очень быстро была бы раскрыта. В общем, были бы лишь огромные расходы, которые не окупились бы полученными результатами. Поэтому было гораздо целесообразнее пользоваться услугами хотя и одних и тех же лиц, но, не придавая их работе характера постоянной организации".

Исходя из этих, мы бы сказали, весьма странных и неубедительных, предпосылок, Кандауров занимался разведкой от случая к случаю. Он имел шесть агентов: одну американку, одного шведа, двух нештатных секретарей русского ген. консульства в Стокгольме, дезертира — германского летчика Мюллера и финна Нильсена.

Американка два раза съездила по поручению Кандаурова в оккупированные немцами русские области, получив за это 1.130 шведских крон.

Швед, живший в г. Лунд, доставлял Кандаурову сведения о "германо-финской пропаганде на юге Швеции": "Один раз он также ездил в Германию, с целью ознакомления с деятельностью там финнов и общим положением".

Нештатные секретари русского ген. консульства за плату(?! К.З.) давали Кандаурову сведения о лицах, визирующих в нашем ген. консульстве в Стокгольме паспорта и наводили другие подобного рода "мелкие справки". Один из них, кроме того, "организовал наблюдение за деятельностью германо-финнов в Хапаранде".

Финн Нильсен выполнял какие-то специальные задания Огенквара. Мюллер три раза ездил в Германию и привез оттуда кое-какие сведения. Кандаурову этот агент причинял много "головных болей", ибо отказывался давать расписки в получении денег. Кандауров, наконец, поставил его дальнейшую службу в зависимость от дачи расписок, после чего Мюллер сдался.

Кандауров имел еще нескольких случайных агентов. Так, например, у него был финн "Харанен", доставлявший "в течении шести недель сведения об организации финно-немецких вербовочных бюро в Стокгольме" и другой финн, "не желавший назвать себя даже условной кличкой", дававший "адреса различных германо-финских агентов в Швеции".

Кроме того, Кандауров интересовался также и Швецией. Но там его разведка носила невинный характер, ибо в Швеции, "где печать отличается поразительной откровенностью даже в области государственной обороны, можно, при внимательном изучении этих материалов, почерпнуть такие сведения, которые далеко не всегда может дать даже очень хороший агент тайной разведки".

Как видим, Кандауров всеми правдами и неправдами старался уклониться от ведения агентурной разведки. Ген. штаб тоже почему-то воздействовал на него в этом отношении крайне слабо.

Однако, несмотря на почти полное отсутствие у Кандаурова агентурной сети, он все же израсходовал за 1910 год 17.515 шведских крон.

Во Франции военным агентом состоял Ген. штаба полковник граф Игнатьев.

20 июля 1914 г., как и все остальные военные агенты, он получил известное предписание-запрос Ген. штаба относительно сосредоточения внутренних германских корпусов. Как и все остальные военные агенты, и он решил исполнить это предписание и послал специального агента в Германию, уплатив ему 2.500 франков, но результатов не добился.

На этом агентурная деятельность Игнатьева и закончилась. Он лишь время от времени выдавал пособия "заблудившимся и прогоревшим" агентам других русских разведывательных центров. В 1915 году прекратилась и эта его деятельность и он. что называется, с головой ушел в дела военных заказов русского военного ведомства во Франции, а агентура всецело перешла к его младшему брату подполковнику Игнатьеву Н-му, о деятельности которого речь будет ниже.

В Англии военным агентом состоял ген. — лейтенант Ермолов. Его "агентурная" деятельность в 1914–1915 гг. выражалась в "оплате случайных сведений", посылке агента Рабиновича в Германию для установления сосредоточения внутренних германских корпусов (75 англ. фун.) и выдаче "восьми агентам штабов фронтов 444 англ. фунтов на возвращение в Россию[51]. В 1915 г. и эта "деятельность" прекратилась.

В 1915 году Ермолов принимал деятельное участие в поддержании связи между английской и русской разведками по обмену разведывательными данными. Англичане довольно хорошо специализировались на добыче разных турецких шифров. Так, в январе 1915 года Ермолов сообщал Ген. штабу, что "английский Ген. штаб вручил мне секретный турецкий шифр великого визиря, захваченный в Египте".

Через несколько дней после этого сообщения, Ермолов от имени английского Ген. штаба просил русский Ген. штаб прислать возможно больше перехваченных и не разобранных германских телеграмм "для практики разбора здесь". При этом Ермолов добавлял, что "между английским Ген. штабом и адмиралтейством существует сильный антагонизм" и поэтому о том, что получается от первого, нельзя говорить второму и наоборот.

Получив эту телеграмму Ген. штаб затребовал от барона Палена, ведавшего в русском министерстве иностранных дел дешифровкой шифровок других стран, все разобранные и не разобранные германские телеграммы.

Пален ответил, что у него 17 неразобранных германских шифровок, а для того, "чтобы иметь надежду разобрать шифр, нужно не менее 50". Ген штаб посоветовал Палену снять копии с этих 17 шифровок, а подлинники отправил англичанам.

14 января 1915 года Ермолов передал Ген. штабу следующий запрос "отделения секретной разведки английского Ген. штаба":

"1. Доволен ли Огенквар передаваемыми сведениями?"

Ответ: да.

"2. Встречается ли нужда в большем количество сведений и какого рода?"

Ответ: если можно, в частности по английский армии и о боевых действиях.

"3. Не являются ли передаваемые французские сведения повторением известного уже?"

Ответ: да, но французские сведения приходят с пропусками, иногда ошибками, сведения же английской разведки их дополняют".

В заключение Ермолов просил довести до сведения английского Ген. штаба о "ревностной деятельности англ. майора Кампбеля на пользу русской армии". В ответ на эту просьбу русский Ген. штаб задал Ермолову вопрос: "Поблагодарят ли его (Кампбеля) за это англичане?"

Этот маленький вопросник вскрывает закулисную подоплеку взаимоотношений "союзников".

Кроме того, эта переписка показывает также нетактичность русского Ген. штаба, требовавшего сведений от английской разведки об английской же армии (ответ на вопрос 2-ой).

17 января того же года Ермолов по просьбе английского Генштаба просил "прислать германский шифр, если таковой оказался на подбитом русскими цеппелине". Кроме того, Ермолов сообщил, что англичане надеются в скором времени передать русским еще один турецкий шифр.

22 января 1916 года Ермолов послал в Ген. штаб полученные от англичан шифры:

1. Два экземпляра шифра турецкого военного министра Энверпаши;

2. Один экземпляр шифра турецкого великого визиря.

Русский Ген. штаб распределил эти шифры между министерством иностранных дел и штабом Кавказского фронта.

28 апреля 1915 г. Ермолов сообщил, что "с ночи 9 на 10 мая н. ст. германский показатель для сношений армий на русском фронте с флотом по-немецки "Neun milliarden".

Маленькая деталь. В официальном аппарате Ермолова состоял шифровальщиком великий князь Михаил Михайлович. Последнему очень хотелось проникнуть в разные секреты Ермолова. Выведенный из себя постоянными приставаниями своего "высокопоставленного" шифровальщика, Ермолов запросил Ген. штаб. Последний ответил:

"Представляется безусловно нежелательным посвящать великого князя в дела агентуры".

Этим, можно сказать, и исчерпывалась "агентурная" деятельность военного агента в Лондоне…

В Америке военным агентом состоял ген. Николаев. Оценку его разведывательной деятельности дает начальник разведывательного делопроизводства Огенквара в следующих выражениях: (см. его доклад от ноября 1916 года № 50.305):

"…В заключение необходимо оказать, что весь перечисленный материал, доставленный военным агентом в Америке, являясь совершенно несистематическим и даже случайным, совершенно не обрисовывает положения дел в Америке и не дает понятия о круге деятельности нашей военной агентуры в Америке.

"Так, в материалах упоминается о работе около 140 агентов-наблюдателей на заводах, выполняющих русские заказы, но донесений их совершенно не имеется, также как совершенно не освещены вопросы о посредниках, комиссионерах, о причинах невыполнения в 1914–1916 гг. наших военных заказов и пр…"

При самом большом желании, мы не могли бы по имеющимся у нас материалам дать более убийственную оценку агентурной работе военного агента в Америке, чем это сделал начальник разведывательного делопроизводства.

В августе 1917 года Николаев сообщил начальнику Генштаба, что "начальник американского Ген. штаба ген. Скотт, высказываясь о необходимости полной и сердечной кооперации в деле военной разведке между русскими и американскими военными агентами, просит меня довести моему правительству, что военное министерство Америки желает, при посредстве своих военных агентов, действовать с нами сообща, в полнейшей мере, во всех вопросах, касающихся военной разведки…"

Ген. штаб приказал русским военным агентам "поддерживать с американцами связь, давать им сведения на почве взаимности", но "не раскрывать наших организаций".

В Японии во время войны военным агентом состоял полковник Ген. штаба Морель.

О его агентурной сети фактически нечего говорить, ибо имел он всего-навсего одного агента. Этот агент "осведомлял" Мореля о жизни Токио. Он же разъезжал и собирал "информацию" по другим городам Японии, например, Моджи, Осаки, Кобе и пр.

Расходовал Морель на этого агента около 1.500 иен в год (иена — 97 коп).

Отсутствие разведки в Японии, конечно, нельзя объяснять не заинтересованностью царской России в японских секретах. Наоборот, эта заинтересованность была слишком велика, ибо русские верхи допускали, что Япония, воспользовавшись "занятостью" России на европейских театрах войны, может захватить Манчжурию и часть Сибири. Объяснение отсутствия русской разведки в Японии во время войны нужно искать в многочисленных неудачах и крушениях попыток русского Ген. штаба создать агентурную сеть в Японии.

Ген. штаб до того сильно волновался вопросом отсутствия агентурной сети в Японии, что в декабре 1916 года поручил специальной комиссии проверить агентурную деятельность Мореля. Но что могла "проверять" эта комиссия, если никакой агентурной деятельности, как мы видели, фактически не было. Однако, комиссия выяснила пару характерных мелочей. Во-первых, что агентурные суммы военного агента хранились в "русско-азиатском банке" в Иокогаме на имя "русского военного агента", т. е. в банке, операции которого в любое время японцы могли проверить. Во-вторых, комиссия установила, что военный агент "даже не имел приходо-расходной книжки и поступление и расходы комиссии пришлось устанавливать по приходо-расходной книге банка".

В Китае сеть военного агента насчитывала шесть агентов (в Пекине — 3, в Калгане — 1, Цзинаньфу — 1, Ханькоу — 1 и в Шанхае — 1). Эти агенты, по установленному военным агентом порядку, не сидели на одном месте, а разъезжали чуть ли не по всей стране. Так, например, в 1916 году такие путешествия были совершены агентами по Калганскому и Долониорскому районам, по провинциям Шэньси и Шаньсу и по провинциям, расположенным по долине реки Янцзы.

Военный агент очень "сожалел", что его секретным сотрудникам в 1916 году не удалось совершить такого путешествия по югу Китая, так как последний "был охвачен продолжающимся революционным движением". Агенты, как видно, у него тоже были неважные, ибо двум он "вынужден был уменьшить жалование в виде наказания за неаккуратность донесений". Единственно агент в Шанхае давал, по словам военного агента, ценные сведения "о немецко-корейской организации в Китае".

Военный агент в Китае занимался также пропагандой посредством рассылки пекинским газетам оперативных сводок штаба русского Главковерха.

В общем, эта жиденькая и слабенькая, с позволения сказать, агентурная сеть стоила в год около 10.000 китайских долларов (кит. доллар — 1 руб. 37 коп.).

В Цицикаре(Китай) Ген. штаб имел негласного военного агента в лице консула С. В. Афанасьева. Он, почти за такую же сумму денег, как военный агент в Пекине, имел сравнительно обширную агентурную сеть, состоявшую из 10 агентов.

В Цицикаре он имел агентов в управлении китайского губернатора, в штабе главнокомандующего, в артиллерийском складе и еще двух без определенного места. Всех этих пятерых агентов объединял цицикарский резидент.

Кроме того агенты-резиденты были в городах: Далайеяне, Суихуасяне, Мэргэне, Хайлунсяне, Аньдасяне, Маосинчжане, Тацзычене и Баяньсяне; "под агенты" были в городах: Бояне, Хайлуне, Далане и Мэргэне.

Результаты работы этой сети по имеющимся в нашем распоряжении документам — не видны. Однако, можно предполагать, что Ген. штаб ими был удовлетворен.

В Хорасане(Персия) находился офицер Ген. штаба на правах военного агента. Он был обязан освещать северную часть Персии и частично Афганистан.

Сеть его в 1916 году состояла из шести тайных агентов (в Мешхеде — 1, Кабуле — 1, Герате -1, Кандагаре -1 и Мазари-Шарифе — 1); она стоила в год 9.000 рублей.

В 1915 году этот военный агент имел еще двух агентов, находившихся в Хафе, но "они начали давать сведения неверные" и были уволены.

В Афганистане русскую агентурную разведку в то время интересовали находившиеся там немцы и турки, русские туркмены и вообще "неустойчивое настроение этой страны".

Связь с агентами в этих бездорожных странах поддерживать было крайне трудно и требовало много времени. Например, агент, выехавший в Кабул в августе 1916 года, в начале февраля 1917 года еще не возвратился оттуда.

Выполнил ли этот военный агент возложенную на него задачу и как, — из имеющихся в нашем распоряжении материалов не видно. Однако, необходимо отметить, что и здесь русских выручала английская разведка, передававшая часть своих материалов русскому Ген. штабу.

По этому краткому описанию агентурной деятельности официальных военных агентов мы познакомились с системой и методами работы русского Ген штаба во время войны. Мы видели также полное отсутствие руководства, или, вернее — наличие сумбурного руководства со стороны Ген. штаба агентурной деятельностью военных агентов. Каждый из них работал, как хотел или как умел. Особенно поразительна по своей "академичности" оплата агентов. Для того, чтобы выдавать наградные агентам, не выполнившим поручения (Греция), — нужно иметь особые понятия о ведении агентурной разведки.

Слабость и недостатки агентурной сети, возглавлявшейся военными агентами, Ген. штаб старался компенсировать созданием в нейтральных странах параллельных агентурных организаций разного назначения.

Одну из таких параллельных агентурных организаций, существовавшую под названием организации "Гектора", возглавлял полковник Ген. штаба Раш. Что эта "организация" из себя представляла, — пусть лучше расскажет сам Раш (см. его доклад от 26/III 1916 года):

"….Сеть существует уже один год. Общее число агентов ныне:

в Германии — 3. Из них только один является пока вполне надежным; два других лишь недавно начали работу, и удастся ли из них что-нибудь сделать, сказать сейчас не представляется возможным.

В Швеции — 2 агента. Из них один дает надежду на сносную работу, другой послан лишь недавно.

"Общее число лиц, прошедших через мои руки за минувший (1915 год) год, было 18.

"Из них: призван на военную службу и лишен возможности давать сведения — 1.

"Арестован в Германии — 1 (ныне выпущен за недостатком улик, но для работы пропал);

"Высланы из Швеции по подозрению — 2. Без вести пропало и, видимо, арестовано в Германии — 2.

"Вынуждены были прекратить работу в виду установленной слежки — 2 (ныне работают как вербовщики, держатели адресов, по контрразведке и пр.).

"Оказались германскими провокаторами — 2.

"Скрылись бесследно или просто не поехали по назначению, удовлетворившись полученными авансами — 3.

"Общая сумма расхода за год — около 120.000 датских крон; в эту сумму входят расходы по контрразведке".

На этом "откровении" Раша, ген. Леонтьев глубокомысленно "начертал":

"Здесь, конечно, необходимо ввести какие-то коррективы. Как мне кажется, результаты не вполне отвечают потраченным усилиям и деньгам, хотя необходимо признать, что ясного и определенного материала для суждения у нас нет. Может быть, необходимо дать Рашу одного-двух помощников и вообще усилить личный состав надежными агентами из России? Все это вопросы ближайшего будущего и их необходимо разобрать и наметить теперь же".

Мы к этому можем лишь добавить, что это писал обер-квартирмейстер Ген. штаба, на обязанности которого лежала организация и руководство агентурной разведкой.

В частном письме на имя своего друга ген. — майора Романовского 30/III 1916 года) Раш, между прочим, писал.

"Сравнивая добытые сведения с истраченными деньгами, я не могу отделаться от назойливой мысли, что расходы мои несоразмерно велики и что я уже и теперь стою перед перспективой упрека в слишком неэкономном обращении с доверенными мною средствами. Безотказное предоставление их — утешение весьма слабое.

"А чем дальше, тем хуже: связь с Германией настолько теперь затруднена, меры немцев в области контрразведки наводят такой ужас на едущую к ним публику и контингент отходящих для разведки лиц вместе с этим настолько стал ограничен, что расходы грозят увеличиться (тут ведь все сводится к деньгам), а надежды на результаты все уменьшаются.

"Все дело то, ведь, приходится вести исключительно или с первоклассными негодяями, вся мечта которых — сорвать возможно больше с минимальным или без всякого для себя риска, или с людьми, имеющими целью выяснить и тебя, и систему и уже налаженные связи".

Начальство Раша в Ген. штабе не могло найти этих "каких-то корректив" и Раш продолжал тратить десятки тысяч народных денег и "горевать, что его могут упрекнуть в неэкономном отношении к средствам" до тех пор пока Октябрьская революция не освободила его от этого дела.

Известно также, что Ген. штаб пытался создать параллельную организацию в Швейцарии. О ее деятельности мы в делах Ген. штаба ничего не нашли, это дает нам основание предполагать, что и эта организация работала не лучше Раша.

Кроме того, были еще попытки со стороны Ген. штаба создать агентурные организации в некоторых других нейтральных странах, но они уже с самого начала кончались неудачей и поэтому мы на них останавливаться не будем.

Работу организаций Ген. штаба, созданных для специальных целей, например, агитации и пропаганды, активной (диверсионной) разведки и пр., мы постараемся ответить ниже.

Сейчас же рассмотрим агентурную деятельность штабов фронтов и Ставки верховного главнокомандующего.

Глава третья. Зарубежная агентурная разведка штабов фронтов

Ст. 117 положения о полевом управлении войск в военное время. — Организация разведки через нейтральные страны. — Помощь Ген. штаба в получении паспортов, валюты и получении права пересылки телеграмм и писем черед военных агентов, — Агентурная деятельность штаба Северного фронта. — Разложение целой группы агентов. — Предложение русскими агентами своих услуг Германии. — Жалобы одного из агентов Керенскому. — Агентурная деятельность штаба Западного фронта. — Работа через Данию, Швецию, Голландию и Швейцарию. — Русские офицеры во главе агентурных организаций. — Корреспондент "Курьера Поранного" — агент русской разведки. — Войцех Корфанти, Сигизмунд, Марьян и Владислав Сейды — агенты царской разведки. — 11 агентурных организаций. — Агентурная организация в Америке. — Характеристика работы всех этих организаций и их руководителей. — Агентурная деятельность штаба Юго-Западного фронта. — Агентурная сеть в первый год войны (схема). — Специальное агентурное бюро в Париже. — Недоумение французов. — Восемь агентурных организаций со старыми охранниками во главе. — Результаты работы этих организаций. — Контрразведывательная работа бюро. — Семь контрразведывательных организаций.

Оказавшись в начале войны без каких бы то ни было источников сведений о противнике, штабы фронтов приступили к созданию своей собственной агентурной разведки. Никаких указаний сверху, никаких руководящих и направляющих директив штабы фронтов по этим вопросам ни от кого не получили. Единственным указанием можно считать лишь соответствующую статью "Положения о полевом управлении войск в военное время", появившегося в начале войны.

Статья 117 этого "положения" возлагала на генерал-квартирмейстера штаба фронта следующие обязанности по разведке.

"Генерал-квартирмейстер по общим указаниям начальника штаба организует и руководит делом разведки о противнике и местности, а также принимает меры для борьбы со шпионством… По общим указаниям начальника штаба он расходует ассигнуемые по штабу на разведку и борьбу со шпионством суммы и наблюдает за ведением отчетности по ним".

Штат разведывательного отделения штаба фронта тем же "положением" определялся: начальник отделения — полковник Ген. штаба — 1, его помощники штаб-офицеры — 2 (из них 1 — Ген. штаба, 1 — может быть отдельного корпуса жандармов для работы по контрразведке).

Вот и все те основные директивы, которые имелись у штабов фронтов относительно сбора сведений о противнике. Никаких инструкций, никаких указаний относительно районов разведки и способов ее ведения штабы фронтов ни от кого не получали. Поэтому каждый из них решал эти вопросы по-своему.

Нечего, конечно, и говорить, что разведывательные отделения штабов фронтов с первых же дней войны сильно разрослись, насчитывая в своем составе по несколько десятков офицеров, чиновников и солдат.

В первые дни войны пытались обойтись сведениями войсковой разведки и показаниями пленных. Когда же убедились, что эти данные дают о противнике весьма смутное представление, штабы фронтов настояли, чтобы штабы армий начали высылку ходоков через линию фронта. Вскоре же и эти мероприятия оказались недостаточными, ибо они могли обеспечить лишь сведениями о первых линиях фронта противника и о ближайшем его тыле. Для решения же стратегических задач, даже в масштабе фронта, этого было недостаточно.

Тогда в штабах фронтов начали обсуждать вопрос о глубокой агентурной разведке. Вопрос этот был решен в положительном смысле, ибо ни Ген. штаб, ни Ставка в то время никаких сведений о противнике для решения стоявших перед штабами фронтов задач не давали. В связи с этим решением встал вопрос: как вести глубокую агентурную разведку? Насаждать резидентов в тылу противника и поддерживать с ними связь через линию фронта было крайне трудно, если не совсем невозможно. И вот, все взоры обратились к нейтральным странам. На таком решении вопроса остановились штабы всех фронтов.

Они старались вербовать на русской территории людей, подходивших, по их мнению, для роли руководителей отдельными агентурными организациями. Этих людей они отправляли по русским заграничным паспортам в нейтральные страны, где они должны были создавать агентурные организации и направлять агентов в страны противников. В первое время получить заграничный паспорт в России больших трудностей не представляло, но уже в начале 1916 года, агенту фронта становилось невозможным выехать заграницу без того, чтобы не раскрыть своих карт. Кое-как, при помощи Ген. штаба, штабы фронтов преодолевали эти паспортные трудности. Но с первых же шагов возникали и другие препятствия: вопрос пересылки агенту денег, получения от него донесений, передача ему директив и пр. Нужно иметь в виду, что без соответствующего разрешения посылать за границу деньги было невозможно: вся корреспонденция, как почтовая, так и телеграфная, подвергалась цензуре. Все эти препятствия мог устранить только Генеральный штаб и с этого времени Ген. штаб и его официальные военные агенты в нейтральных странах превратились в посредников и передатчиков между штабами фронтов и их агентами. Агенты в нейтральных странах получали через официальных военных агентов деньги, задания, директивы. Через них же они пересылали добытые сведения, посылали в свои штабы фронтов телеграммы, зашифрованные шифром военного агента и за его подписью. Таким образом, помимо своей прямой деятельности, военные агенты были завалены чисто технической, не творческой работой по указанному посредничеству. В случае провала кого-либо из агентов фронта, тень бросалась и на военного агента, ибо все нити вели к нему.

Вот вкратце те общие условия, одинаковые для всех фронтов, в которых протекала их агентурная деятельность.

Сейчас посмотрим, как отдельные штабы того или другого фронта выполняли в одинаковых условиях эту одинаковую задачу.

Этот штаб фронта при своем сформировании (в начале войны этот фронт назывался "Северо-западным") получил от 11-й армии одну агентурную организацию в Копенгагене. В конце 1915 года штаб фронта отправил в Германию еще одного агента, уроженца Финляндии, англичанина по происхождению, имевшего родственные связи в Германии.

Кроме того, штаб этого фронта завербовал некоего поляка Залесского Владислава Петровича[52], который был отправлен в Скандинавию. Последний рекомендовал еще двух поляков, из которых один был командирован в Швецию и Данию, а второй — в Швейцарию. Им ставилась задача: завербовать в этих странах подданных нейтральных государств и из них создать агентурную сеть в Германии. Несколько позднее штабом фронта был отправлен через Англию в Германию еще один агент с передатчиком в Голландии.

С протеже Залесского — Вильгельмом Швамбергом, отправленным в Швейцарию, штабу фронта не повезло. Он оказался непригодным для выполнения возложенной на него задачи. Штаб фронта потребовал его возвращения в Россию, но Швамберг приказание исполнить отказался.

Вообще у штаба Северного фронта дело с глубокой агентурной разведкой не ладилось. Так, еще в 1915 году военный агент в Дании писал Ген. штабу, что целая группа агентов Северного фронта в Копенгагене "ведет себя настолько неосторожно, посещая увеселительные места и вращаясь в обществе подозрительных лиц, что обращает на себя внимание местных жителей. Такое поведение повело к расшифровке их перед германской контрразведкой, которая, воспользовавшись стесненным материальным положением этих агентов и отсутствием над ними твердого руководства, переманила их на службу в свою организацию".

Далее выяснилось, что вербовка агентов штабом Северного фронта производилась недостаточно серьезно и разборчиво. Среди его агентов оказались опороченные ранее охранники, подделыватели векселей, продавцы поддельного коньяка и т. д. В начале 1917 года военный агент в Бельгии сообщил, что агент штаба Северного фронта (из организации "Брауна") — Эльмерс, "под фамилией" "Helmas", предложил свои услуги германской разведке.

В сентябре 1917 года агент того же фронта Рублев подал Керенскому жалобу на штаб фронта за неуплату ему 4.453 руб. Керенский приказал Ген. штабу удовлетворить претензию Рублева. По отзыву штаба же фронта, Рублев "измотал громадную сумму денег и ничего не дал почти целый год".

Такого рода фактов в истории агентурной деятельности штаба Северного фронта имеется немалое количество. Но они характерны не только для Северного фронта, а для всех русских фронтов, для всей русской агентурной разведки.

Понятно, что при таком ведении агентурной разведки хороших результатов ожидать от нее нельзя было. Да их и не было.

Агентура этого фронта старалась работать против Германии через Данию, Швецию, Голландию и Швейцарию. В отличие от штаба Северного фронта, Западный стремился поставить во главе своих агентурных организаций в этих странах офицеров русской армии. Известно, например, что в Дании он имел в качестве руководителей прапорщиков Шершевского и Шилковского, в Швейцарии — прапорщика Арбатского с женой.

В 1915 году агентура штаба Западного фронта через своего сотрудника, штабс-капитана русской армии Боцьковского, завербовала некоего познанского поляка Ковальчика, Яна Яковлевича, германского подданного. В Дании он состоял корреспондентом некоторых польских газет. Этот Ковальчик вошел в Познани в связь с тремя видными по общественному положению поляками. Связь с ними он пытался поддерживать через Шишковского, корреспондента "Курьера Поранного", который в свою очередь для связи имел какую-то женщину.

В июне 1915 года Ковальчик начал жаловаться Боцьковскому на трудность связи с Германией. В одном из своих писем он писал:

"…Не имеете понятий, как трудно что-нибудь сделать. Германцы стерегут границы очень хорошо. Попасть в Германию очень трудно, выехать оттуда еще труднее. Мою доверенную особу, которая имела войти в связь с г. Максимильяном, не пропустили через границу и предупредили, что после въезда на территорию Германии она будет арестована на время войны".

В письме от 15/IХ 1915 года Ковальчик писал: "…Известный вам г. Ш. (Шишковский) отправил в Познань какую-то женщину. Пришла она в редакцию газеты "Курьер Познанский", но, не застав там г. Максимильяна, отправилась на квартиру к его матери и предложила целый план. Мать г. М. со страха чуть не умерла. На следующий день случайно из г. Катовице приехал брат г. М.- г. З. Увидевшись с матерью, г. З. узнал, что была здесь какая-то женщина, требовавшая известной вам акции.

Во время этого разговора пришла опять эта женщина и предложила г. З. известный вам план. Он ей не только отказал, но даже после рассказывал, что какой-то провокатор прислал какую-то бабу, чтобы целую партию (народно-демократическую, которая имела большинство в польском коло Прусского сейма и рейхстага; г. З. - член прусского сейма) — скомпрометировать".

Без пояснений Боцьковского эта выдержка из письма Ковальчика несколько непонятна. В письме на имя начальника разведывательного отделения штаба фронта от 29/IХ 1915 года Боцьковский давал следующие пояснения к письму Ковальчика:

"…Член Прусского парламента К., о котором говорилось в письме Ковальчика, это известный силезский польский деятель и агитатор Войцех Корфанти, который создал польское народное движение в Силезии и был первым поляком — членом немецкого парламента из Силезии.

"Г. 3. в письме — это член Прусского сейма Сигизмунд Сейда; г. Максимильян — редактор "Курьера Познанского" Марьян Сейда; есть еще третий Сейда — Владислав — их дядя, вице-председатель польского коло в немецком парламенте…"

Ковальчик имел очень широкие планы и, быть может, возможности по вовлечению в агентурную работу в пользу России некоторых польских общественных деятелей. Все отзывы о нем русских разведчиков того времени довольно хорошие. Ковальчик старался всеми силами оправдать эти отзывы. Так, в 1915 году он в Копенгагене встретил своего друга, а потом врага Войцеха Корфанти. Оба они с 1902 года по 1905 год издавали и редактировали в Силезии газету "Гурнослиознак". В 1905 году за какие-то политические дела немцы посадили Ковальчика на шесть месяцев в тюрьму. Корфанти воспользовался этим к в противовес "Гурнослиознаку" начал издавать свою газету "Поляк", приведшую "к полному финансовому краху" Ковальчика. "Прошло десять лет, — писал Ковальчик, — и мы снова встретились в Копенгагене. Будьте уверены, — я бы к нему не подошел, если бы не надежда: что-нибудь от него для нас добуду или постараюсь в будущем использовать, его, как постоянного нашего сотрудника". Но, когда Ковальчик уже начал "подъезжать" к Корфанти, то испугался, что последний может отказаться от службы в русской разведке и использовать предложение Ковальчика, как козырь против него же. Поэтому Ковальчик пошел к русскому военному агенту в Дании Потоцкому и советовал ему подослать к Корфанти некоего Каро, бывшего корреспондента газет "Матэн" и "Таймс" и состоявшего корреспондентом газеты "Новое Время". Сделал ли это Потоцкий — нам неизвестно.

Затем организация Ковальчика начала давать перебои. Дело в том, что Ковальчика нанял начальник разведывательного отделения штаба Северо-Западного фронта Батюшин. Когда из этого фронта были созданы Северней и Западный, Батюшин перешел к первому из них, а Ковальчик — ко второму. Начальником разведывательного отделения штаба Западного фронта был назначен Базаров, человек весьма несамостоятельный, малоэнергичный и нерешительный. Он соответствующим образом доложил генерал-квартирмейстеру об организации Ковальчика, а последний приказал "прекратить высылку Ковальчику денег, так как от него получается слишком мало или запоздалые сведения… В дальнейшем посылать деньги при условии, что от него начнут поступать сведения, заслуживающие оплаты его трудов по разведке". Базаров пошел еще дальше и разъяснил Ковальчику, что "его должна поддерживать та политическая партия, для которой он работает помимо разведки…", т. е. в органах прессы с которой он сотрудничал.

Понятно, что при такой постановке вопроса не могло быть и речи об искренней и усердной работе Ковальчика. Сам по себе он большой ценности для разведки не представлял; связи же его обещали очень много ценного и интересного. И вот, в конце 1916 года для эксплуатации этих связей в Париж был отправлен некто поручик Быховец, на которого было возложено руководство всеми агентурными организациями штаба Западного фронта в нейтральных странах "под непосредственным руководством" графа Игнатьева 2-го.

Что же из себя представлял этот Быховец? Официальная характеристика, данная разведывательным отделением штаба Западного фронта была следующей: "Заведовал удачно агентурной разведкой на фронте полтора года; имел некоторое касательство к заграничной агентуре; в счетах умерен. Несколько ленив, но может работать хорошо. По профессии присяжный поверенный. По свойствам характера — ловкий, пытливый, быстро сходится с людьми. Первое впечатление производит невыгодное, но в дальнейшем это сглаживается. Воспитанный человек, с начальством дисциплинирован. Несколько хвастлив и болтлив; последнее перед командировкой ему поставлено на вид, хотя болтливость его безобидная. Происходит из дворянской польской семьи, помещик гродненской губернии, жена живет в России".

Условия оплаты Быховца были прямо, как говорится, "царскими": ежемесячное жалованье — 800 рублей, прогонных -1.200 руб. (кроме того, разрешен перевод через кредитную канцелярию собственных денег — 19.000 рублей), если будет хорошо работать — обещано увеличение жалованья до 1.000 рублей. Жалованье по офицерской должности за ним сохранялось и выдавалось жене. Расходы по агентуре, если бы он таковую вел от себя, должны были оплачиваться на общих основаниях с резидентами по… "представлении оправдательных документов и железнодорожных билетов".

Оправдал ли Быховец эту характеристику — видно из всей "работы" штаба Западного фронта. Особенно же интересен конец карьеры Быховца. Приехав в Париж, Быховец начал работать под руководством Игнатьева 2-го. "Работа" эта никаких результатов не давала. Быховец начал пьянствовать. Наконец, в 1917 году Быховец устроил в Париже какой-то публичный скандал. Ему предложили выехать в Россию. Некоторое время он отказывался выполнить это предписание под видом болезни. Когда же дальнейшая симуляция стала невозможной, — Быховец возбудил ходатайство о зачислении его на службу в польские легионы, формируемые французами.

Связь с организацией Ковальчика была утеряна вместе с Ковальчиком и ни Быховцу, ни Игнатьеву ее установить не удалось. Когда это стало ясным, штаб Западного фронта поручил Боцьковскому создать новую сеть. Последний уговорил поехать вместе с ним в Париж Тедеуша Опиолу — корреспондента газеты "Газета Польска", профессора Львовского университета Грабского, сотрудника Львовской газеты "Польское Слово", и некоего Козицкого. Кроме того, Грабский предложил для разведки "очень опытного, элегантного, ловкого человека, старого конспиратора Оссолинского".

Штаб Западного фронта по контрразведывательным соображениям от услуг Грабского, Оссолинского и Опиолы отказался. Таким образом, должны были поехать Боцьковский и Козицкий. Но поехали ли они — нам неизвестно.

Из доклада Игнатьева 2-го видно, что к июлю 1917 года за штабом Западного фронта числилось 11 организаций, руководившихся Игнатьевым из Парижа: "Гаврилова", "Африканская", "Моноло", "Линде", "Скандинавская", "Мавританская", "Большакова", "Штурмана", "Лермонтова", "Американская" и "Вилла Роде".

Организация"Гаврилова" сиюля 1916 года по март 1917 года числилась за штабом Юго-западного фронта, а затем была передана штабу Западного фронта. Во главе этой организации, работавшей из Голландии, стояло "одно крупное лицо". Его ближайшим помощником и непосредственным руководителем организации был поставлен "вполне интеллигентный, очень способный молодой человек, прекрасно владевший многими языками". Эта организация вела "постоянное наблюдение за железнодорожными линиями Германии". Кроме того, она имела "объездных агентов, большею частью в Западной Пруссии, Курляндии, Литве и царстве Польском". Связь с Голландией поддерживалась посредством почты и кодированных телеграмм.

В общей сложности эта организация имела 9 резидентов и тратила в месяц около 30.000 франков. Проработала она под флагом штаба Западного фронта около 4-х месяцев, а затем случился провал, от которого спасся только руководитель.

"Африканская" организация была создана в январе 1917 года. Во главе ее "стояло лицо, прежде занимавшееся разведкой; лицо это опытное, имеет много связей, вполне интеллигентное, однако требующее непрестанного надзора за собой".

Этому "лицу" удалось организовать сеть резидентов в западной и восточной Германии и организовать на германо-швейцарской границе приемный пункт для переноса донесений. Кроме того, его организация имела специальное наблюдение по Рейну, которое к концу 1917 года предполагалось, перенести на одну из линий, соединявших Берлин с Австрией.

Ей также был поручен опрос германских и австрийских дезертиров, попадавших в Швейцарию.

Организация эта, насчитывавшая в своем составе 14 агентов и тратившая в месяц до 15.000 фран. франков, так и не дала до Октябрьской революции ничего ценного.

Относительно, организации "Маноло" мы в делах штаба Западного фронта нашли очень мало сведений. Известно лишь, что эта организация состояла из 4-х агентов и тратила в месяц до 14.000 франц. франков.

Организацию "Линде" возглавлял прапорщик Арбатский, присланный штабом Западного фронта для этой цели в Швейцарию. Оттуда он должен был вести разведку на Германию. Сам "Линде", долго разъезжал под разными предлогами по Англии и Франции и лишь с большим трудом удалось водворить его в Швейцарию. Игнатьев дал ему для начала кое-кого из своих отдельно работавших агентов. В организации "Линде" числилось 6 агентов, из коих один, якобы, довольно прочно обосновался в Берлине и присылал оттуда сведения. Но уже в августе 1917 года Игнатьев писал, что "ввиду некоторых причин" работа организации приостановлена, причем организация по выяснении обстоятельств или будет ликвидирована, или реорганизована заново. Тратила эта организация 13.000 франц. франков в месяц.

Во главе "Скандинавской" организации стоял коммерсант, подданный одной нейтральной страны, имевший дела с Германией и свободно разъезжавший по ней. По словам Игнатьева, этот коммерсант "имел знакомства и связи в Берлине в военных и парламентских сферах через своих соотечественников". Он давал ежемесячно сведения по военной статистике, формированиям и передвижению войск. Организация пыталась устроить наблюдательные пункты в восточной Пруссии на более важных узловых станциях, однако, из этого ничего не вышло из-за отсутствия прочной связи. По той же причине работа этой организации вообще носила случайный характер. Тратила она в месяц до 4.000 франц. франков. В сентябре 1917 года "Скандинавская" организация была ликвидирована.

"Мавританская" организация была создана в первой половине 1917 года. Во главе ее стоял "журналист латинского происхождения, бывший офицер одного из нейтральных государств, человек прекрасно воспитанный, осторожный и умеющий входить в лучшее общество".

Он имел несколько сотрудников, "являвшихся компетентными в военных и политических делах". Эта организация, на которую Игнатьев возлагал большие надежды, не успела развиться до конца существования царской разведки. Тратила она в первое время по 8.000 франц. франков в месяц.

Во главе "Большаковской" организации стоял поляк, присланный штабом Западного фронта. Эта организация давала сведения по польскому вопросу, тратя в месяц около 3.000 франц. франков. Игнатьев характеризовал эту "организацию", состоявшую из одного человека, как "надежное лицо, ничем себя пока не проявившее".

Организация "Штурмана" возглавлялась неким Кобылковским, посланным в ноябре 1916 года штабом Западного фронта в Голландию для ведения разведки против Германии. Русское центральное военно-регистрационное бюро о Кобылковском дало следующий отзыв: "Он — выкрест из евреев, петроградской 2-й гильдии купеческий сын". Какой-то полковник Жихор на этой справке написал: "Немцы и мы после опыта с организацией Герца (Каца) отказываемся от евреев". В личном деле Кобылковского мы нашли сообщение полковника Тонких, что "Кобылковский имел сношения с бароном Грот Гусом, осужденным по делу Мясоедова".

Однако, несмотря на последний отзыв, Кобылковский был принят на службу и отправлен в Голландию, где он должен был связаться с официальным русским военным агентом. Но он, кроме того, связался и с Игнатьевым в Париже, в надежде получать деньги от обоих. Дело дошло до того, что штаб Западного фронта пригрозил ему "применить репрессивные меры по месту его жительства", т. е. к семье Кобылковского. Но и эти угрозы не помогли.

Игнатьев в начале февраля 1917 года доносил в штаб Западного фронта, что "Кобылковский покамест, кроме глупостей, ничего не делает".

В конце февраля 1917 года Игнатьев писал, что Кобылковский "покамест выказал лишь отрицательные черты".

В начале же апреля 1917 года Игнатьев телеграфировал в штаб фронта: "…Я надеялся, что он (Кобылковский) послушается моих указаний. Теперь же вижу, что деятельность его вредна не только моим сотрудникам, но и полковнику Майеру. Я рискую, что он провалит крупное дело, а потому прошу через Майера убрать его возможно скорее во Францию. Прошу верить, что это не есть желание отделаться от нового человека, а решение обдуманное, вызываемое крайне серьезными причинами".

Кобылковский, тратя в месяц по 4.500 франц. франков, ровно никакой пользы не принес и был ликвидирован лишь в сентябре 1917 года.

В списках сети штаба Западного фронта числилась организация "Лермонтова".Однако, никаких данных об этой организации нам обнаружить не удалось. В смете отмечено, что она тратила по 2.000 франц. франков в месяц. Это дает основание предполагать, что никакой организации не было, а был лишь агент, которому поручалось создать организацию и которой он так и не создал.

"Американская" организация тоже, как организация, не существовала. Был лишь намечен руководитель; "почтенный, образованный и прекрасно воспитанный южноамериканец". Он себе наметил помощника. У обоих "имелись знакомства и связи в Германии и поддержка в дипломатическом мире".

Тратили эти главари несуществующей организации по 7.000 франц. франков в месяц.

К этой "организации" Игнатьев пристегнул еще третьего под кличкой "вице-адмирал", "работавшего, — по словам Игнатьева, — безвозмездно, с которым, после его переезда в Польшу, связь еще не установлена".

Однако, через некоторое время Игнатьев получил от штаба фронта сообщение, что "известный вам агент "адмирал" во время пребывания в Берне задолжал различные суммы трем своим поставщикам и уехал из Швейцарии, не уплатив долгов, о чем нас уведомил военный агент в Швейцарии с просьбой нас уплатить, дабы избавить миссию от назойливых приставаний кредиторов…"

Это называется работать "безвозмездно".

Организация "Вилла Роде" состояла из одного голландского корреспондента Бредероде. В бытность его в Петрограде он подрабатывал в отделе печати министерства иностранных дел и прослыл за русофила. Эта "организация" тратила в месяц 3.600 франц. франков, ничего не дала и, наконец, была ликвидирована в сентябре 1917 года.

В Дании у штаба Западного фронта имелась единственная в 1916 году организация "Кривоноса". В конце 1916 года сам "Кривонос" умер и вся его организация разлетелась…

В Америке имелась "организация" "Домбровского", которая, не успев начать работу, была ликвидирована, как "неработоспособная".

Зарубежная агентурная сеть штаба Западного фронта весьма сильно страдала от германской контрразведки. Так, например, в письме от 16/IV 1917 года Игнатьев писал: "Условия работы сейчас чрезвычайно затруднились. Достаточно тебе сказать, что за один 1917 год я потерял расстрелянными и повешенными 7 человек и все это были люди с положением… Про аресты же и говорить не стоит…".

Таковы были "организации" штаба Западного фронта и их руководители…

Агентурная деятельность штаба Юго-Западного фронта.

Полное представление об агентурной деятельности штаба этого фронта в первый год войны дает следующая схема (см. схему № 2).

К концу 1915 года работа сети, указанной на схеме, начала давать перебои, главным образом, по линии связи и штаб фронта решил создать новые агентурные организации и связаться с уцелевшими еще старыми в Швейцарии и Франции.

С этой целью в ноябре 1915 года во Францию был командирован ротмистр граф Игнатьев, до того руководивший агентурой Штаба фронта из Румынии на Австрию, уже упоминавшимся нами при разборе деятельности агентуры штаба Западного фронта.

Игнатьеву было поручено на первых порах использовать трех агентов, высланных раньше в Швейцарию, связи статского советника (Лебедева) и прежние связи Игнатьева в Австрии.

Генерал-квартирмейстер штаба фронта ген. Дитерихс обещал Игнатьеву отпускать в месяц не менее 50.000 руб. и даже 200.000 руб. "лишь бы добиться дела".

Игнатьев из боязни австро-германской контрразведки решил ехать в Париж под чужой фамилией. Но когда он обратился в министерство иностранных дел с просьбой выдать ему курьерский лист на другое имя, директор канцелярии этого министерства барон Шиллинг отклонил его просьбу, "ссылаясь на неудобство посылать курьера не под своей фамилией".

Наконец, перед самым отъездом из Петрограда в Париж, Игнатьев получил телеграфное сообщение от штаба фронта, что в его распоряжение, вместо обещанных 60.000 руб., на первое время дается не более 25.000 руб. в месяц.

Прибыв в Париж 9/XII 1915 г., Игнатьев был представлен своим братом, официальным военным агентом в Париже, "всем чинам 2-го бюро французской главной квартиры, которые тут же обещали ему полное содействие и осветили положение в Швейцарии". Начальник "Service de Renseigement" военного министерства, а также и начальник 5-го бюро "Interallier" (Междусоюзническое бюро), тоже обещали свое содействие и поддержку. Но тут же французы выразили недоумение, "как один фронт мог командировать офицера, притом при отсутствии разведывательного органа от России во Франции".

Несмотря на наличие этого недоумения, французы все же решили помочь Игнатьеву, что, по всей вероятности, объяснялось тем, что работа французской разведки в то время стояла также не на должной высоте. Французы командировали в распоряжение Игнатьева несколько своих офицеров по его выбору, организовали доставку донесений и почты Игнатьева из Швейцарии и Голландии, облегчили паспортные правила для агентов Игнатьева, которым нередко выдавались французские паспорта, в то время, как агенты эти не были французскими подданными; дали право Игнатьеву выдавать своим агентам специальные военные паспорта, "которые не только облегчали переход через границу, но при надобности давали возможность обратиться за содействием местных властей во Франции, Англии и Италии, а на последних возлагали обязанность под строжайшей ответственностью оказывать всякое содействие и передавать казенной корреспонденцией все передаваемые сведения"; организовали пропуск через швейцарскую границу агентов Игнатьева без предъявления ими каких бы то ни было документов. Французы взяли на себя также охрану агентов и организаций Игнатьева от австро-германского и швейцарского шпионажа. Кроме того, Игнатьев получил все французские разведывательные данные, как из 5-го бюро " Interallier", так и ежедневные разведывательные сводки французской главной квартиры[53].

Мы так подробно остановились на этих внешних условиях начала деятельности Игнатьева в Париже для того, чтобы показать, как благоприятно складывались обстоятельства для ее развития.

Всего в распоряжении Игнатьева было 8 организаций, частью созданных им непосредственно, частью перешедших к нему от других разведывательных органов. Ниже мы разберем каждую из этих организаций в отдельности.

Из имевшихся у штаба фронта связей Игнатьеву удалось использовать лишь ст. совет. Лебедева. Агенты последнего "оказались на крупную работу совершенно неспособными". Румынские же связи штаба фронта Игнатьеву приказано было не трогать. В поисках людей Игнатьев направил свои взоры на проживавших в Швейцарии русских политических эмигрантов, но оказалось, что "все патриотически-настроенные из них вступили во французскую армию, а с оставшимися говорить о службе в русской разведке было нельзя".

Тогда Игнатьев обратился за помощью к некоему Г.[54], "прежде много работавшему по политическому розыску в Германии". Г. согласился поработать еще и привлек к этому делу какого то В. М. Ввиду того, что Г. потерял свои связи в Германии, было решено создать для вербовки агентов в Швейцарии несколько совершенно самостоятельных, друг от друга независимых, центров. Все эти центры должны были связаться в пограничной зоне во Франции с центром, во главе которого должен был стать В. М. Организация имела во французской зоне Швейцарии приемный центр (дачу), в которой жили три французских офицера, командированные французским правительством в помощь Игнатьеву. На их обязанности лежал опрос агентов, перешифровка и проявление писем, подготовка новых агентов и держание связи с десятью рекрутерами (вербовщиками) в Швейцарии. Последние были разбиты на три группы и друг друга не знали. Для скорого и удобного сообщения с пограничной станцией во Франции имелся автомобиль.

Эта организация имела в разных городах Швейцарии от 15 до 20 почтовых ящиков, куда поступали письма из Германии и донесения агентов для передачи в "приемный центр".

Все вербовщики состояли на жаловании и получали премию за каждого отправленного агента: в месяц приблизительно отправлялось по 5-10 агентов, но 50 % из них обычно пропадали.

Часть этих вербовщиков, ввиду занимавшегося ими общественного положения давала самостоятельные сведения.

Завербованные агенты после их инструктирования отправлялись в путешествие и сообщали сведения на условные адреса, откуда французские военные власти пересылали их Игнатьеву. Затем каждый агент еще дополнительно опрашивался доверенным лицом организации. По паспорту агента устанавливалось время его путешествия. "Главная цель, — писал Игнатьев, — поставленная мною при таком способе работы, была работа не с профессионалами, дабы избегнуть по возможности фабрикации сведений. Зато на практике явилась масса недоразумений: выяснилось, что неподготовленные к делу люди приезжали и привозили очень мало; чересчур рьяно принявшиеся за дело вербовщики арестовывались в Швейцарии; неорганизованность почтовых ящиков замедляла доставку сведений".

Лишь к маю 1916 года Игнатьеву, якобы, удалось наладить отправку агентов, организовать быструю доставку сведений и обеспечить приток свежих вербовщиков и агентов, что "позволяло выдержать этой организации неоднократные аресты в Австрии и Швейцарии без особого ущерба для дела".

Кроме того, Игнатьев предложил тому же Г. "найти связи с чешскими революционными кругами и постараться привлечь их к делу разведки; обследовать многочисленные польские организации в Швейцарии, стараясь через них найти ходы в Польше и Галиции" и привлечь к работе чинов швейцарского Генерального штаба.

Войти в сношения с главарями тайных чешских организаций Игнатьеву, якобы, удалось и они "с радостью согласились на совместную работу в пользу России". Однако, "благодаря господствовавшему в Богемии террору, полному разгрому чешских организаций в Швейцарии в конце 1915 года, работа их сильно затруднялась". В июне 1916 года Игнатьеву все же удалось отправить в Богемию несколько лиц, которые вошли в сношения с местными резидентами, но в августе того же года от них еще известий не было. "Приходя в отчаяние от невозможности нам помочь, — доносил Игнатьев штабу фронта, — главари этих организаций предприняли шаги в июле месяце к тому, чтобы пропустить своих агентов и установить сношения через Голландию или Данию… При этом считаю долгом оговориться, что все эти люди работают почти безвозмездно, соглашаясь взять деньги лишь на покрытие своих расходов по поездкам".

К польским организациям подойти оказалось тоже не легко. Главная причина была в том, что "для России никто из них, за малыми исключениями, пальцем не двинет", — пояснял Игнатьев. Однако, несмотря на это, Игнатьеву, якобы, удалось найти одного австрофобствующего поляка, который, "пользуясь хорошими отношениями с главарями этого направления, имеет возможность принести известную пользу военной разведке".

В швейцарском Генеральном штабе был найден агент, оказавший "большие услуги как в деле контршпионажа, охраны наших агентов, так и в деле разведки".

Игнатьев также стремился пробраться к секретным документам представителей Австрии и Германии в Швейцарии, но безрезультатно.

Все эти разрозненные действия отдельных лиц Игнатьев назвал "организация № 1".

Во главе "организации № 2" стоял некий М., хорошо известный Игнатьеву по России. Этот М. приехал в Будапешт, где имел кое-какие связи. Оттуда он сообщил Игнатьеву, что ему легче поддерживать связь через Румынию, но, не сделав и этого, вернулся обратно в Париж. Тогда Игнатьев поручил ему связаться с одним знакомым ему лицом в Германии, "могущим оказать неоценимые услуги". Но из этого тоже ничего не вышло и "организация № 2" была ликвидирована, а М. устроен в аппарате Игнатьева в качестве технического работника.

Во главе "организации № 3" был поставлен стат. советник Л-а. Он должен был завербовать профессора Лозаннского университета Р. Произведенное Игнатьевым обследование Р., якобы, установило неискренность последнего в заигрываниях с русской разведкой. Тогда Л. познакомил Игнатьева с крупным чиновником французской уголовной полиции В, Последний начал выжимать от Игнатьева деньги, говорил о существовании обширной сети, но никаких сведений не давал. В конце концов, В. был вынужден под нажимом раскрыть свои карты. Оказалось, что вместо "обширной сети" он имел 2-3-х дельных сотрудников и 4-х агентов, совершенно неподготовленных, но имевших возможность ездить в Австрию. Игнатьев прибрал агентов к рукам и отправил их в Австрию. Вскоре один из них сообщил, что им найден осведомитель в австрийской главной квартире, но так ли это было — неизвестно.

Кроме того, ст. сов. Л. создал в Испании "центр" для вербовки новых агентов.

“Организацию № 4” возглавлял некий Ш. Его штаб-квартира была расположена в Швейцарии. Там он должен был войти в местные польские круги и постараться через них найти связи в Польше. Ш. давал обещания посадить своего резидента в Варшаве и Люблине. Однако, прошло несколько месяцев и "организация" Ш. ничего не дала. Штаб Юго-Западного фронта, по рекомендации которого Игнатьев связался с Ш, сообщил, что “Ш. должен был работать и для Северного фронта и что он считается уволенным Северным фронтом, ввиду неудовлетворительности его работы". Игнатьев, несмотря на это, не порвал с Ш, а признал, что штаб Северного фронта его поставил в невозможные условия работы. Так, например, ему было сперва "предложено посылать шифрованные телеграммы из Швейцарии в Псков"… Прошло еще несколько месяцев и Игнатьев также был вынужден признать Ш. неспособным к агентурной разведке и перевел его в Париж в качестве переводчика в своей канцелярии (Ш. знал пять языков).

Под № 5 у Игнатьева числилась печально знаменитая "Римская" организация", речь о которой будет идти ниже, при разборе агентуры ставки верховного главнокомандующего.

“Организацию № 6” возглавлял некий Р., по отзывам Игнатьева, — по своей прошлой деятельности весьма опытный в деле разведки, "человек вполне порядочный и верный". Ему Игнатьев поручил связаться с масонскими ложами, польскими, младотурецкими и болгарскими организациями. К началу 1916 года эта организация, однако, еще ничего не дала.

Во главе “организации № 7” Игнатьев поставил некоего серба, с которым он познакомился в Италии. Серб этот еще в мирное время работал по разведке в Боснии и Герцеговине. Несмотря на свою службу в сербской армии, он все же согласился работать у Игнатьева. Однако, четырехмесячные попытки серба никаких результатов не дали.

“Организация № 8” возглавлялась русским офицером Л., находившимся в отставке по болезни. Ему было поручено войти в связь с кругами Ватикана и "одновременно организовать более сильные центры для рекрутирования (вербовки) в Испании".

Для связи с некоторыми из перечисленных организаций Игнатьев приспособил некоего Воровского, посланного в Швейцарию в сентябре 1914 года штабом Юго-Западного фронта. Познакомившись с ним заграницей, Игнатьев нашел, что В. "человек очень честный и порядочный, но крайне трусливый, неопытный и совершенно неспособный к активной и опасной деятельности организатора разведки". Очевидно, поэтому-то Игнатьев и предложил ему организовать "целую сеть приемных и передаточных центров".

Вот фактически все, что имела разведка штаба Юго-западного фронта.

Однако, "руководящая и объединяющая" деятельность Игнатьева работой для штаба Юго-Западного фронта далеко еще не исчерпывалась. Он являлся "спецом на все руки", ведая также и контрразведкой. Последняя к нему попала следующим образом.

Генеральный штаб во второй половине 1917 г. приказал ген. Занкевичу, находившемуся во Франции, создать организацию по контрразведке. Последний передоверил это дело военному агенту в Париже, а тот — Игнатьеву 2-му. В августе 1917 года эта контрразведывательная деятельность Игнатьева 2-го представлялась в следующем виде.

При Междусоюзническом бюро была заведена регистрация по русским данным лиц, так или иначе проходивших по делам Игнатьева. В основу этого была положена регистрация, заведенная с самого начала при одной из разведывательных организаций и служившая ранее для чисто разведывательных целей.

Кроме того, Игнатьев создал целых семь контрразведывательных организаций.

1. “Организация № 100” состояла из "нескольких хорошо известных" Игнатьеву иностранцев в Швейцарии. Все они были связаны с одним пожилым французом, вполне надежным “большим патриотом, рекомендованным Игнатьеву с самой лучшей стороны". "Его база, — по словам Игнатьева, — организуется на французской границе, связь с сотрудниками он поддерживает лично и через небольшую сеть почтовых ящиков. С Парижем связь его идет через официальные средства, до телефона включительно".

Этой организации были поставлены следующие задачи:

— Проникновение в немецко-швейцарские пацифистские круги и установление их связи с центральными державами;

— Розыск центров, отправлявших агентов из Швейцарии в Россию, а равно из Швейцарии в союзные страны;

— Перехват телеграмм, как шифрованных, так равно и кодированных, посылавшихся некоторыми центрами, ведшими пацифистскую и сепаратистскую пропаганду.

2. “Организация № 101”. Игнатьев уговорил своего старого знакомого швейцарца, занимавшего крупное общественное положение и "весьма опытного в деле розыска" помочь ему "расследовать организацию, направлявшую пацифистскую пропаганду через круги бывших политических эмигрантов в Россию".

3. “Организация № 102”. Игнатьеву, как он сам говорит, удалось сойтись с одним из русских бывших политических эмигрантов, "лицом вполне надежным и чрезвычайно опытным в розыске, имеющим большой круг сотрудников".

Игнатьев поясняет, что "согласие его на содействие самое широкое вполне обеспечено и группа эта, надо надеяться, начнет работать в самом непродолжительном времени над выяснением центров злостной пропаганды в наших поисках во Франции".

4. “Организация № 103”. "Русский, вполне надежный, долго живший в Швейцарии, — пишет Игнатьев, — отправлен с задачей войти в круги интернационалистов, устанавливая по возможности связи русских кругов с немцами".

5. “Организация № 104”. "Один из бывших эмигрантов направляется на днях для исследования и выяснения русских контрреволюционных (дело происходит в 1917 году) кругов на юге Франции и установления их связей с германцами, если таковые имеются".

6. “Организация № 105”. Агент западного фронта, работавший по разведке, был отправлен Игнатьевым с той же целью, как и № 104, в Швейцарию.

7. “Организация № 106”. Игнатьев привлек двух бывших политических эмигрантов для выяснения работы немцев среди русских в Испании. Однако, главный агент сломал себе ногу и дело сорвалось.

Контрразведывательная деятельность Игнатьева не успела достичь своего расцвета, так как Октябрьская революция положила ей конец…

На этом, можно сказать, и кончается агентурная деятельность Игнатьева для штабов фронтов.

О результатах его работы будет говориться ниже, в связи с его деятельностью, как руководителя агентуры штаба верховного главнокомандующего, к разбору которой мы сейчас и переходим.

Глава четвертая. Агентура штаба верховного главнокомандующего

История возникновения агентуры Ставки. — "Междусоюзническое Бюро". — Положение и штаты русского отделения "Междусоюзнического Бюро". — Предложения начальника русского отделения. — Агентурная сеть Ставки во главе с начальником русского отделения "Междусоюзнического Бюро", полковником Игнатьевым 2-м. — Три агентурных организации со сметой в 273.000 фр. франков за пять месяцев. — Боязнь Ставки дать деньги Игнатьеву. — Обследование работы Игнатьева представителем Ставки при французской главной квартире ген. Палицыным. — Результаты обследования. — Обследование всей деятельности Игнатьева специальной комиссией Ставки. — Результаты обследования. — Оставление французами в нераспечатанных конвертах "за бесполезностью" материалов Игнатьева, посылавшихся им в главную французскую квартиру. — Конец деятельности Игнатьева. — Агентура принца Ольденбургского. — Руководитель агентуры в Швейцарии. — Задачи агентуры — освещение вопроса о газах. — Ликвидация агентуры. — Долг в 40.000 фр. франков.

До начала 1916 года штаб верховного главнокомандующего не имел своей непосредственной агентурной сети, история возникновения которой вкратце такова.

В конце 1915 г. в Париже, при французском военном министерстве, было создано "Междусоюзническое Бюро" ("Bureau Interallite"). Назначением этого Бюро являлось совместное изучение и выработка общих мер борьбы с неприятельским шпионажем, контрабандой и пропагандой, а также централизация всех сведений о противнике, добывавшихся различными путями всеми союзными державами.

В состав этого Бюро сразу командировали своих представителей Генеральные штабы следующих стран: Франция — 5 офицеров; Англия — 3 офицера и одного гражданского чиновника, специалиста по экономическим, торговым и финансовым вопросам; Италия — 2 офицера и одного чиновника военной полиции; Бельгия — 3 офицера и Сербия — 1 офицера.

Русское командование в первое время имело в Бюро лишь своего "наблюдателя" в лице полковника Ознобишина.

Под это Бюро французское военное министерство отвело целый особняк. В него были переведены все, имевшиеся у французов, сведения и материалы о странах противников; приведением этих материалов в систему занимался специальный штат опытных секретарей и делопроизводителей. С целью упрощения получения всяких справок, французское военное министерство перевело свое 5-е бюро Ген. штаба[55]в дом, отведенный под Междусоюзническое бюро.

Междусоюзническое Бюро выработало программу-каталог, установило наиболее удобную форму регистрации сведений, получения справок, картотеку для подозреваемых в шпионаже лиц и пр. Общий архив Бюро, благодаря получению со всех сторон целых кип всевозможных материалов, скоро разросся до громадных размеров. Все эти материалы регистрировались и заносились в соответствующие рубрики каталога. Постепенно была установлена ежедневная раздача всем представителям в Бюро краткого указателя всего, поступившего за день, материала. Позднее каждому представителю выдавались копии с более интересных материалов, а также сводки и работы 5-го бюро по различным вопросам; наконец, с 3-го декабря 1915 года начал издаваться ежедневный бюллетень.

Междусоюзническое Бюро было построено по принципу органа совещательного и подготовительного и отнюдь не должно было играть роли решающего учреждения. Все его постановления и заключения выливались в форму проектов и пожеланий, представлявшихся на усмотрение всех союзных Ген. штабов, от которых и зависело их утверждение или отклонение.

Ставка долго не решалась на принятие активного участия в Междусоюзническом Бюро в Париже. Лишь в декабре 1916 года, т. е. ровно через год после его организации, начальник штаба Главковерха утвердил следующее "положение" и штаты отделения Междусоюзнического Бюро:

"1. Начальник отделения подчиняется непосредственно генерал-квартирмейстеру штаба Главковерха (Генкварверху).

2. Начальник отделения Междусоюзнического Бюро выполняет все обязанности, связанные с деятельностью этого Бюро во всех отношениях, представляя все получаемые в Бюро сведения и материалы, представляющие для нас интерес, в обработанном виде на русском языке, Генкварверху.

3. Кроме упомянутых обязанностей, начальник этого отделения является вместе с тем заведывающим всеми разведывательными организациями и отдельными агентами, работающими во Франции, Италии, Швейцарии, Голландии и Испании для штабов нашей действующей армии, руководствуясь указаниями на данный предмет Генкварверха.

4. Штабы действующей армии, имеющие свои разведывательные организации и агентов в упомянутых государствах, по делам этих организаций и агентов сносятся с начальником упомянутого отделения непосредственно, причем шифр и условный адрес для этих сношений устанавливаются штабом Главковерха.

5. Начальник отделения при выполнении поручений штабов действующей армии сносится с этими штабами также непосредственно, запрашивая в необходимых случаях Генкварверха и донося ему периодически подробно обо всем, касающемся этой стороны своей деятельности.

6. Все, получаемые начальником отделения, как заведывающим разведывательной агентурой, сведения передаются по принадлежности через управление Генкварверха".

Штат отделения был утвержден в составе 5 человек.

Начальником русского отделения Междусоюзнического Бюро был назначен ротмистр граф Игнатьев, произведенный при этом в полковники. Этот Игнатьев в то время находился в Париже в качестве руководителя агентурой штаба Юго-Западного фронта.

С этого момента и началась непосредственная агентурная деятельность Ставки Главковерха. С этого же момента Игнатьев, как это видно из приведенного "положения" о начальнике русского отделения, был назначен руководителем "всеми разведывательными организациями и отдельными агентами, работавшими… для штабов действующей армии".

В своем первом же докладе генерал-квартирмейстеру Ставки Игнатьев предлагал ему несколько, с первого взгляда заманчивых комбинаций. Он указывал, что Ватикан хорошо осведомлен о делах Австрии и католической части Германии. С целью установить связь с кругами Ватикана, Игнатьев нашел одного русского офицера в отставке, "принявшего еще раньше католичество и находившегося прежде в тесных сношениях с кардиналом Рамполло". Лицо это было отправлено в Испанию с задачей — войти в придворные и католические круги этой страны.

Это ему, якобы, удалось, и он создал "три прочных центра для набора агентов". Кроме того, ему, якобы, удалось договориться "с испанским офицером, посылаемым королем для наведения справок о пленных в Германии".

"После долгих и тщательных розысков", Игнатьеву, якобы, удалось летом 1916 года "выяснить, что масонские организации Швейцарии тесно связаны с таковыми же организациями в Германии". Игнатьев, якобы, заполучил уже несколько агентов в ложах Франции и Швейцарии. Однако, он сам оговаривается, что "связи эти смогут дать много особенно ценного лишь в конце войны, как политические осведомители в Германии".

Наконец, Игнатьев обращал внимание Ставки на "Римскую" организацию (о ней мы уже говорили при разборе сети военного агента в Италии), от которой Ген. штаб отказался, как от слишком дорогой (100.000 ит. лир в месяц) и подозревавшейся в провокаторстве. Игнатьев ее прибрал после этого для штаба Юго-Западного фронта, а затем предложил Ставке, ибо, как писал Игнатьев "организация подготовила восемь новых центров для перехвата перевозок в Германии по линиям: Штаргард — Котбус — Герлиц и Тори — Лисса — Боняин".

В заключение Игнатьев писал, что "если, будет признано желательным продолжать работу вышеуказанных организаций, то необходимо ассигнование кредитов до 1-го января 1917 года, т. е. на два месяца, в размере:

Ставка пошла на это, однако перевести деньги непосредственно Игнатьеву побоялась, а перевела их на имя ген. Палицына — начальника военной миссии русской Ставки при французском главнокомандовании.

Таким образом, было заложено начала агентурной деятельности Ставки.

27 декабря 1916 г. Игнатьев сообщил, что от "восьми центров "Римской" организации первые материалы можно ожидать лишь в первой половине января".

Одновременно Игнатьев доносил о новой организации, во главе которой был поставлен "некий Сватковский — представитель Петроградского Телеграфного Агентства в Швейцарии, — под псевдонимом "Шевалье". Он бывший сотрудник закрытой газеты "Русь", является негласным агентом нашего министерства иностранных дел в Швейцарии по вопросам националистическим. Некоторое время работал с чехами по военной разведке в связи с нашими военными агентами в Швейцарии и Италии. Теперь уже несколько месяцев работу по военной разведке он прекратил, ввиду провала чешской организации. Ко мне он обратился с предложением организовать сеть агентов, использовав одно лицо, весьма влиятельное в австрийских и германских украинофильских кругах.

В виду некоторого поворота в украинофильских кругах в нашу пользу, а равно заманчивости использовать людей, нам преданных, в Галиции и Северной Венгрии и легкости полуофициальных сношений с ними, я решил испробовать эту организацию и немедленно, воспользоваться путешествием главного руководителя из Швейцарии в Германию и Австрию. Пока задача дана самая общая — выяснить людской запас и состав внутренних депо в Германии и Австрии и установить связь с имеющимися в Австрии лицами".

Ставка и эту организацию приняла под свой флаг.

Все эти организации за пять месяцев (декабрь 1916 г. — апрель 1917 г.) стоили Ставке 273.363 фран. франка.

Видимо, особого доверия к Игнатьеву Ставка не имела. Генерал-квартирмейстера Ставки ген. Пустовойтенко волновало положение дел у Игнатьева. От времени до времени он его об этом запрашивал, давая в то же время поручения ген. Палицыну "детально ознакамливаться с организацией Игнатьева" и т. д.

На один из таких запросов Игнатьев 2 марта 1917 года ответил, что положение "Римской" организации без изменений. Организация "Шевалье" — несколько расширилась и в первой половине марта ожидается получение сведений из Галиции, Литвы и центральной Германии. За это время, якобы, удалось добиться от сотрудников, чтобы ими обращалось главное внимание на цели более военного характера.

"Организация "Испанская" — по словам Игнатьева, — была совершенно реорганизована, но работа ее все же оставалась неудовлетворительной, что Игнатьев объяснял "характером элементов, работавших в ней".

Как видим, за пять месяцев, как Ставка связалась с Игнатьевым, израсходовано было уже около 150.000 рублей, организации же его все организовывались и переорганизовывались, а результатов никаких не было.

13 марта 1917 года Ставка телеграфировала ген. Палицыну:

"Отсюда в высшей степени трудно дать определенные указания о размерах расходов, которые необходимы для получения нужных сведений. Прошу вас детально ознакомиться с организацией графа Игнатьева 2-го, разобраться, насколько необходимы и производительны расходы в настоящих размерах и не слишком ли широко ведется дело в том смысле, что переплачиваются излишние деньги…"

Генерал Палицын ответил:

"Ознакомился. Сумма общего годового расхода велика. Отвечают ли сведения размеру расходов — ответ может дать Ставка и фронты. В работе здешнего руководителя есть известная система, и скажу — творчество. Отчетность ведет сам. Уплата знает оправдательные документы. Знает все нити, потому обман, хотя и возможен, но незаметно от него произойти не может. К сожалению, в этом деле вообще сплошной обман. Если хотите дело вести далее, строго объедините в его руках и ваших. Не надо деятельности фронтов и Огенквара… "Шевалье", № 8 и "Римская" — еще не устроены и судить о них, поэтому нельзя. Теперь все дорого, конкуренция громадная и опасность работы тоже велика. Организации, кроме 1, 2 и 5 (первые две — фронтовые, последняя, "Римская" — Ставки), имеют случайный характер и все в совокупности не лишены известного загромождения, но выйти из этого сразу без опасения разрушить очень многое — нельзя. Если доверяете здешнему руководителю, то сосредоточьте с 1-го мая у себя и у него все средства, расходуемые фронтами, и тогда общее руководство будет возможно. Вы прислали деньги для организации "Гаврилова", а Западный фронт согласился взять ее на себя и, вероятно, тоже пришлет на это деньги. Определить сумму, которая ежемесячно должна отпускаться — не могу, ибо, прежде всего не знаю, что вам нужно и в каких размерах можете расходовать. Но думаю, что в течении нескольких месяцев деятель здесь может, получив от вас указания, постепенно сократить размеры расходов без ущерба для дела".

На это, ничего по существу не говорящую, телеграмму, 28 марта ответил ген. Лукомский, что "исполняющий должность Главковерха нашел невозможным сосредоточить руководство всем делом в Ставке".

26 апреля Игнатьев опять доносил о положении "организаций" Ставки. Он писал, что "Римская" организация "все еще оставалась без изменений, относительно же организации "Шевалье", хотя и ожидалось получение определенных сведений в половине марта, тем не менее все это затянулось. С одной стороны, полагаю, что эта задержка произошла из-за всяких непредвиденных мер, принимаемых неприятелем, а с другой, — опасаюсь, что наше внутреннее положение (февральская революция) могло отразиться на политических взглядах и отношениях сотрудников".

В "Испанской" организации был "арестован около полутора месяцев тому назад один из важных звеньев для передачи. Пришлось всю ее заново реорганизовать и сейчас усиленно работаем над этим вопросом".

Как видим, еще и в конце апреля можно было сказать, что "воз и ныне там".

В то время между Ставкой и Ген. штабом была в полном разгаре переписка об объединении всей зарубежной агентурной разведки в Ген. штабе. Переписка эта началась в 1915 году и тянулась почти целых два года.

В своем последнем докладе (29 августа 1917 г.), до фактического перехода всей зарубежной агентурной разведки в Ген. штаб, Игнатьев рисовал следующую картину — положения организаций Ставки:

"Во главе организации "Шевалье" стоит лицо, имеющее возможность использовать свои связи среди организаций отдельных национальностей, поддерживающих сношения с занятыми областями. Только в июне месяце должны были основаться резиденты в Австро-Венгрии, работавшие специально по военной разведке, сведений от которых еще не поступило. Остальные осведомители делают периодические поездки и, как активные политики, доставляют сведения по политическим вопросам, лишь отчасти касаясь военных вопросов". Но сам Игнатьев был вынужден сознаться, что организация лишь "к концу войны вероятно сможет принести большую пользу".

Организацию "Римскую" в конце концов и Ставка приказала ликвидировать как чересчур дорогую и подозревавшуюся в провокаторстве. Даже сам Игнатьев, знавший мнение Огенквара о ней и то, что ранее от ее услуг было приказано отказаться военному агенту в Риме, сейчас высказывал свои сомнения:

"…Мною неоднократно делались попытки проникнуть вглубь этой организации… Все эти попытки оканчивались неудачами…

"Организация эта, несмотря на всю ценность даваемых ею сведений и их правдоподобность, не раз подтвержденную событиями, лично у меня всегда вызывала некоторые сомнения исключительно потому, что, зная условия работы и технику дела, мне казалась подозрительной замечательная регулярность в "их получении, отсутствие арестов, провалов в Швейцарии — словом, доведенная до точности, почти механической. В моей, по крайней мере, практике это был случай совершенно исключительный. Несмотря на эти сомнения, несмотря на огромные средства, которые поглощает организация, — я считаю, что даваемые ею сведения при соответствующей обработке и проверкой другими организациями заслуживали полного доверия и не раз подтверждались событиями".

Далее Игнатьев высказывал предположение, что эта организация работала еще на другую страну, предположительно Румынию.

Ставка, не говоря специально о результатах работы "Римской" организации, так оценивала сведения о перевозках:

"…В виду крайней трудности добывать достоверные сведения о перевозках, а с другой стороны — полной возможности для недобросовестных агентов посылать вымышленные сведения, казалось бы, желательным совсем отказаться от получения агентурным путем сведений о перевозках, которые в весьма редких случаях совпадают с действительностью, а если и оказываются верными, то обыкновенно уже раньше известны из данных нашей или союзной войсковой разведки"…

Как известно, "Римская" организация как раз занималась только доставкой сведений о перевозках.

Исходя из всех этих соображений Игнатьева и Ставки, мы склонны думать, что "Римская" организация состояла на службе германской контрразведки. Сведения о перевозках войск, когда операция уже началась, вреда германским войскам причинить не могли. "Римская" же организация эти сведения давала без исключения только тогда, когда операция немцев уже была в разгаре.

Как бы то ни было, в конце концов эта злосчастная "Римская" организация, вводившая русскую разведку в течении трех почти лет в заблуждение и пожравшая около двух миллионов рублей, была ликвидирована в ноябре 1917 года.

За Ставкой числилась еще "Румынская" организация, возникшая в связи с "Африканской" организацией Западного фронта. Но еще в августе 1917 года работа этой организации находилась в стадии переговоров и сам Игнатьев не мог сказать, чем эти переговоры окончатся.

Имелась еще так называемая "Американская" организация, во главе которой стоял американский подданный, работавший "даром" в пользу русских. Во второй половине 1917 года он был зачислен капитаном американской армии и назначен в американское разведывательное отделение в Париже. В его распоряжении имелись два резидента, из коих один, якобы, служил в цирке в Берлине, другой — в Будапеште. Донесения поступали два раза в месяц через американское консульство или через жену этого циркового артиста, служившую в Цюрихе.

Кроме этих агентов, был еще какой-то немец, имевший возможность давать хорошие сведения по занимаемому им в Германии положению (якобы, служил в разведывательном отделении штаба одной из германских армии), но действовавший очень осторожно. Эта организация, якобы, дала сведения о планах противника и о политическом положении Польши. Стоила она 6.000 франков в месяц.

Наконец, следует “организация № 11 ”, целью которой Игнатьев ставил установление связи с нашими военнопленными в Германии, способствование им в побегах, осведомление их о всем делающемся в России и союзных странах, снабжение необходимыми инструкциями и припасами для саботажа (активной разведки) и добывания сведений". По словам Игнатьева, в этом деле работал один русский, бежавший из плена и оставивший некоторые связи в германских лагерях для военнопленных; до войны этот человек эмигрировал из России.

Вот и все, что имела Ставка по агентурной разведке. Игнатьев на содержание всех этих "организаций" Ставки истратил в 1917 г. 60.000 рублей…

Каковы же были результаты работы Игнатьева 2-го?

Этим вопросом в 1917 году начали интересоваться и Ставка, и Ген. штаб.

17 мая 1917 года Ставка телеграммой запросила все штабы фронтов, пользовавшихся услугами Игнатьева, считают ли они достаточно ценными сведения, получавшиеся от его организаций и признают ли "необходимым, или хотя бы желательным, продолжение работы этих организаций?"

Штабы Северного, Западного и Юго-Западного фронтов ответили, что работа организации Игнатьева их удовлетворяет и продолжение этой работы желательно. Правда, почти все они указали на чрезмерную дороговизну этих организаций и на то, что денежные отчеты Игнатьева за все время никем не проверялись. И действительно, если сопоставить доклады Игнатьева о работе его сети штабам фронтов, Ставке и Генеральному штабу, то бросается в глаза, что одни и те же организации, только под другими номерами и названиями, фигурируют почти во всех докладах. Из докладов также видно, что на содержание одной и той же организации он требовал и получал деньги и от штабов фронтов, и от Ставки, а нередко и от Генерального штаба. Эти факты наводят на кое-какие размышления относительно денежной честности Игнатьева… Тратил же Игнатьев около четырех миллионов франков в год (1916 г.).

Относительно агентурной работы Игнатьева Ставка запросила также мнение своего представителя при французской главной квартире ген. Палицына. Последний ответил очень уклончиво. Ставка повторила свой запрос, указав, что она ожидает от агентуры Игнатьева сведений о перевозках, перегруппировках, сосредоточении, новых формированиях, средствах борьбы и о внутреннем положении Германии и Австрии. Дальше Ставка указывала на необходимость "совершенно отказаться от услуг лиц, не оправдывающих возложенного на них доверия и затраченных расходов, заменив их в случае необходимости новыми органами. Придерживаясь принципа строгой и разумной экономии, не следует в то же время останавливаться перед соответственным вознаграждением лиц, оказавших крупную услугу. Высылка ежемесячно определенной суммы дает повод предполагать, что в основание расходов положена выплата определенного вознаграждения лицам или организациям, между тем, как необходимо обусловить вознаграждение результатами выполнения поставленной задачи…"

Выждав некоторое время и не видя улучшения в агентурной деятельности Игнатьева, Ставка в августе 1917 года назначила комиссию из находившихся в Париже генералов для ревизии всей деятельности Игнатьева.

Результаты этой ревизии превзошли самые мрачные ожидания.

За время, с 1-го мая по август 1917 года Игнатьев послал в Россию 324 телеграфных донесений. Проверив их по существу, комиссия нашла:

Если даже отбросить в сторону количество донесений со своеобразной и непонятной квалификацией (бесполезные, несерьезные), и то мы имеем на лицо 50 % дезинформационных сведений.

Только после этих выводов комиссии у всех раскрылись глаза. Все забили тревогу, что с агентурной разведкой не ладно, что нужно принять какие-то срочные меры и т. д. Появились также "добровольные информаторы", до того времени молчавшие, которые писали своим друзьям в Ген. штабе, например, следующее (см. письмо полковника Кривенко, от 26/IХ 1917 года):

"…Обзор материалов дает тебе возможность самому разобраться в пользе этого учреждения, стоящего русской казне до или свыше 200.000 франков в месяц. По моему личному мнению, эту лавочку нужно или просто уничтожить за ненадобностью или переделать радикальнейшим образом. Дело такое серьезное, особенно при условии, что милейший Головань (военный агент в Швейцарии) совершенно не в состоянии дать какого-либо разведывательного размаха в Швейцарии. Между тем сотрудники в организации (центральной) Игнатьева 2-го — дети едва из пеленок, столь же подготовлены к специальной разведывательной работе, как я к службе инженера на заводе.

"Все это, конечно, касается меня лишь косвенно. Наши сведения мы черпаем из французской и английской главных квартир, и потому есть или нет парижское бюро Игнатьева 2-го, — для нас значения не имеет.

"Считаю лишь нужным, ввиду серьезности вопроса, отметить, что разведывательный материал этого бюро, посылаемый, между прочим, и в главную французскую квартиру, остается там, в нераспечатанных конвертах за бесполезностью…"

Опять поднялись прежние разговоры о необходимости объединения всей глубокой агентурной разведки в одних руках. Все вспомнили, что в высшей степени нелепо, когда штаб Западного фронта организует агентуру в Америке, штаб XI армии — в Канаде, когда из нейтральных стран ведут агентурную разведку штабы военных округов и армий (Одесского — из Парижа и Афин, Двинского — из Копенгагена, XI армии — из Парижа и т. д.). Но эти разговоры получили свое завершение уже тогда, когда в воздухе пахло Октябрьской революцией и окончанием войны…

Агентура принца Ольденбургского.

Как это ни странно, но так называемый "верховный начальник санитарной части" принц Ольденбургский тоже имел за рубежом свою агентурную разведку для освещения вопроса о… газах. Руководителем этой разведки в Швейцарии был ротмистр Скрябин, имевший какую-то агентурную сеть, пожиравшую по 20.000 франков в месяц. Самое характерное, что ни Ставка, ни Ген. штаб даже о существовании этой агентуры принца Ольденбургского ничего не знали.

Когда после февральской революции почетную должность "верховного начальника санитарной части" упразднили, Скрябин предлагал себя вместе со своей организацией и долгами (около 40.000 франков) в распоряжение Ставки. Последняя, а также и Ген. штаб отказались от услуг Скрябина и его "сети".

Глава пятая. Зарубежная агентура штабов армий и военных округов

А. Разведка штабов армий. Штаб I армии. — Разведка против Германии и Австро-Венгрии из Скандинавии. — Неудача. — Штаб II армии. — Неудачная попытка вести из Парижа освещение Германии и Австро-Венгрии. — Штаб III армии. — Попытка вести освещение тылов германской и австрийской армии из Румынии. — Штаб IV армии. — Посылка агентов в Швейцарию. — Штаб V армии. — Агентура через линию фронта. — Штаб VII армии. — Агентурная сеть в Румынии, Болгарии, Австро-Венгрии и Турции. — Штаб XI армии. — Агентура в Австро-Венгрии. — Помощь пр. Массарика. — Большие планы. — Неудачи. — Попытки осветить Италию, Швецию, Америку и Аргентину.

Б. Разведка штабов военных округов. Штаб Одесского военного округа. — Агентура в Турции, Румынии, Болгарии, Австро-Венгрии и Германии. — Руководитель агентуры в Данин. — Разложение сети. — Неверные сведения. — Нагоняй Ставки, — Агентура Двинского военного округа. — Агентурная сеть Иркутского военного округа — восемь агентов. Их работа. — Агентурная сеть Заамурского округа пограничной стражи — 21 агент. Одиннадцать китайских документов. — Агентурная сеть Омского военного округа — 38 агентов. — Агентурная сеть Приамурского военного округа — 31 агент. — Расходы.

Штаб I армии в начале мая 1915 года командировал в Скандинавию поручика Фе с поручением — организовать агентурную сеть в Германии и Австро-Венгрии. Прождав до ноября того же года результатов работы Фе, штаб армии нашел их неудовлетворительными и отозвал его обратно. Этот первый неудачный опыт отбил у штаба армии охоту повторения.

Штаб II армии до начала 1916 года имел в Париже двух агентов — Иосифа Наимского и Сигизмунда Олеховского. Они имели поручение создать агентурную сеть в Германии и Австро-Венгрии. Когда штаб армии начал требовать от них работы, они пошли к Игнатьеву 2-му и уговорили взять их к себе. Игнатьев это с удовольствием сделал и добился через штаб Главковерха распоряжения штабу II армии от этих агентов отказаться, так как "они приняты на службу Ставкою".

На этом и кончилась агентурная деятельность штаба II армии из нейтральных и союзных стран.

Штаб III армии в октябре 1915 года командировал двух агентов через Румынию в район: Брест-Литовск — Люблин — Ивангород — Краков — Тарнов — Ярослав — Холм, поддерживая с ними связь также через Румынию. Агенты вскоре вернулись из командировки и больше посланы не были.

Штаб IV армии в сентябре 1914 года послал в Швейцарию двух агентов, которые в начале 1915 года через Австро-Венгрию и Румынию вернулись обратно и больше посланы не были.

Штаб V армии глубокой агентурной разведкой через нейтральные и союзные страны совершенно не занимался, и все внимание уделял работе ближней агентурной разведке через линию фронта.

Штаб VII армии к концу 1915 года имел в Румынии, Болгарии, Австро-Венгрии и Турции весьма обширную агентурную сеть (около сотни агентов), руководившуюся через Румынию. Если верить утверждению генерал-квартирмейстера штаба армии, то он имел "несколько, особо секретных сотрудников, занимавших официальное положение в высших военных и дипломатических учреждениях указанных выше государств". Для поддержания связи с этими агентами штаб армии пользовался услугами официального русского военного агента в Румынии.

Генерал-квартирмейстер штаба этой армии утверждал, что за полтора года, якобы, имел место один лишь случай "принятия на службу агента, оказавшегося впоследствии недобросовестным".

Мы, во всяком случае, сильно сомневаемся в правдивости этих утверждений ген. — квартирмейстера, так как, по имеющимся данным, агентура штаба VII армии ничего ценного за все время своего существования не дала, а наравне со всей остальной агентурой русского военного ведомства участвовала в даче ложных сведений об австро-германских перегруппировках в 1915 году. Следовательно, можно предполагать, что посредники надували штаб армии, указывая на наличие у них крупных серьезных связей, в целях получить побольше денег. Этот наш вывод подтверждает еще и то обстоятельство, что, по словам самого же ген. — квартирмейстера штаба армии, — посредники "отказывались называть не только фамилии своих агентов, но даже их клички не сообщали штабу армии".

Штаб XI армии, имел большие планы по ведению агентурной разведки в Австро-Венгрии. Он связался с профессором Массариком, теперешним президентом

Чехословакии. Последний рекомендовал ему в качестве руководителей агентурной сети в Австро-Венгрии чехов Ванека и Новотного. Вначале оба они не очень охотно соглашались взяться за данные им поручения, но после того, как с ними побеседовал Массарик, они предложение приняли. Новотный, шофер по специальности, должен был поехать в Америку, а оттуда проехать в Австрию и поступить добровольцем в авиационный отряд, действовавший на фронте XI армии, и с аэроплана сбрасывать сведения об австрийской армии. Из этого заманчивого плана ничего не вышло: Новотный получил деньги, уехал и забыл про взятые на себя обязательства. Начальник разведывательного отделения штаба XI армии эту неудачу объяснял тем (4/V 1916 г.), что"…вследствие принятых нашим противником мер, связь профессора Массарика с Чехией в настоящее время значительно затруднилась, почему приходится искать новые способы связи посылаемых штабом XI армии, с лицами, работающими в пределах Австро-Венгрии".

Второй, рекомендованный Массариком агент — Ванек — объехал почти весь свет, за исключением Австро-Венгрии и Германии, и очутился в 1916 году в Италии. Там на него натолкнулся Игнатьев 2-й и "выяснил", что Ванек имел хорошие связи в Чехии и Вене, но никак не мог с ними связаться; связь со штабом XI армии также была им потеряна. Игнатьев взял Ванека к себе "до выяснения его положения в штабе XI армии". Последний ответил, что он отказывается от Ванека. Пока шли эти переговоры, Ванек обманул Игнатьева и перекочевал в Швейцарию к русскому военному агенту Голованю.

Тогда в это дело вмешался Генеральный штаб и выяснил следующее:

Штаб XI армии послал Ванека в Швейцарию, выдав ему 9.000 руб., и поручил ему организовать, помимо разведки в Австро-Венгрии, отделения в Италии, Швеции, Америке и Аргентине для освещения этих стран. Собранные всеми этими организациями сведения должны были доставляться в штаб Юго-Западного фронта через специально завербованных перебежчиков из австрийской армии. Руководства деятельностью Ванека со стороны штаба XI армии никакого не было; со дня отъезда Ванек не получил ни одного указания, ни одного задания. Ген. штаб выяснил, что Ванек, якобы, имел в Австро-Венгрии пять постоянных корреспондентов и, кроме того, им было "подготовлено в Швейцарии, Италии и Швеции 17 человек для посылки в Австрию". Ген. штабу понравилась эта "организация" и в начале 1917 г. он забрал ее себе, приказав Ванеку прекратить работу в Америке и Аргентине, отказаться от посылки донесений посредством перебежчиков и обещал давать ему ежемесячно по 16.000 франков, при условии, если он каждый месяц будет высылать в Австрию по 5 новых агентов.

Этими двумя лицами, рекомендованными профессором Массариком, начались и кончились попытки штаба XI армии — "осветить весь земной шар".

Почти такую же всеобъемлющую агентурную деятельность стремился вести штаб Одесского военного округа, имевший своих людей в Турции, Румынии, Болгарии, Австро-Венгрии и Германии. Один из руководителей агентуры округа — подполковник Андреев-Стерн находился в Дании. Он, якобы, в начале 1917 года имел девять агентов: Ковно — Варшава — Кенигсберг — Познань — Тори — Гамбург — Дюссельдорф — Дрезден — Кельн. Во второй половине 1917 года Стерну было приказано войти в непосредственное подчинение военного агента в Дании — Потоцкого, который, по ознакомлении с сетью, писал, что "первые сведения организации дали 30 % правдоподобных и даже подтвержденных из других источников". Организация стоила в месяц 36.000 дат. крон.

Но уже в начале декабря 1917 года Потоцкий телеграфировал штабу Одесского военного округа:

"Ваши сети, в связи с положением в России и неуверенностью в сохранении тайны работы, — прекратили доставку донесений, о чем поставили в известность руководителя. Приняты меры для побуждения к присылке сведений".

Другой агент этого штаба округа, некий грек, явился в Париж к Игнатьеву и предъявил газетную вырезку, в которой сообщалось о каких-то повешенных в Константинополе русских шпионах. Грек уверял, что он был руководителем агентуры штаба Одесского военного округа и что повешенные были его агентами. В ожидании ответа штаба округа Игнатьев приспособил грека у себя.

После этой неудачи штаб Одесского военного округа решил перенести центр тяжести своей ближневосточной агентуры в Париж. В конце 1916 года в Париж прибыл один из сотрудников штаба округа, присланный из Одессы, "имевший прежде большую организацию в Турции и работавший через Румынию", — как доносил Игнатьев в Ставку. Все попытки этого лица восстановить связь со своей организацией оказались безуспешными, пока, наконец, в марте 1917 года не выяснилось, что "приемный и передаточный центры провалились и казнены".

Штаб округа настаивал, чтобы это лицо начало дело сначала. Ему, в конце концов, удалось найти какого-то сотрудника, но чем это дело кончилось — нам неизвестно.

В августе 1917 года к Игнатьеву явился еще один сотрудник штаба Одесского военного округа, раньше работавший, как и первый, через Румынию. Он также имел задание — связаться через Швейцарию состарыми своими агентами, но это ему не удалось.

Таким образом, всей сети штаба Одесского военного округа тоже пришлось базироваться на представителях Ген. штаба в нейтральных и союзных странах.

Для характеристики работы агентурной сети штаба Одесского военного округа приведем одно из многочисленных его донесений (донесение от 17/I 1916 г.)[56]:

По агентурным данным Одесского военного округа, полученным, якобы, из достоверного источника, против бессарабского фронта действуют три австро-германских армии…, всего 600–700 тысяч человек из них около 200.000 австрийцев, остальные германцы. Артиллерии 25–30 полков, кавалерии — мало….".

Прочтя это донесение, начальник штаба Главковерха телеграфировал начальнику штаба Одесского военного округа.

"Благоволите относиться критически к получаемым вами агентурным сведениям, не давал ходу явно вздорным. Это вредно. Потребуйте от начальника разведывательного отделения исполнения обязанности не просто собирателя сведений, а офицера изучающего весь поступающий материал. Нужно уметь разбирать, сличать и оценивать".

Относительно штаба Двинского военного округа имеются сведения, что округ еще в 1916 г. имел агентуру, руководившуюся из нейтральных и союзных стран, но подробностей об этой агентуре мы не имеем.

Штабы дальневосточных военных округов продолжали заниматься агентурной разведкой и во время войны 1914–1918 гг.

Штаб Иркутского военного округа к началу войны имел 8 агентов-китайцев. 7 из них были размещены по более важным пунктам района, отведенного для разведки штабу округа, а восьмой находился при штабе старшим агентом для поручений. Благодаря огромному расстоянию и отсутствию правильной и регулярной связи, руководить агентами и наблюдать за их работой оказалось для штаба округа не под силу и поэтому было решено сократить агентурную сеть. Штаб уволил шесть агентов (из 8), но потом опять завербовал одного монгольского князька и одного монгольского чиновника, а также привлек к работе двух русских чиновников-бурят. К концу 1917 года в сети штаба округа оставалось всего пять агентов — по одному агенту в Хайларе и Урге и три осведомителя.

Штаб Заамурского округа пограничной стражи к началу 1917 года имел агентов-резидентов китайцев — 18, русских — 1 и, кроме того "для разведки о германцах" — одного китайца и одного русского. За 1916 год все эти агенты доставили "11 более важных китайских документов". Израсходовано за год 11.658 руб.

Омский военный округ к началу 1917 года имел 38 агентов.

Приамурский военный округ имел "14 агентов с 3-я подручными, 3-х секретных сотрудников и 11 доверенных лиц".

Расходы штабов военных округов на агентурную разведку в 1917 г. и потребности денег на 1918 г. видны из следующей таблицы:

Глава шестая. Объединение всей стратегической агентурной разведки в Генеральном штабе

Всеобщая работа по разведке и отсутствие сведений о противнике. — Несколько примеров. — Агенты русской разведки в нейтральных странах. — Отсутствие руководства, подбора, подготовки и контроля над агентами. — Несколько примеров. — Проекты объединения стратегической разведки в Ген. штабе. — Споры по этому вопросу между Ставкой и Ген. штабом. — Обвинения Ставкой Ген. штаба в отсутствии разведки. — Соглашение между ними и перевод стратегической разведки в Ген. штаб. — Создание новой "разведывательной части" в Ген. штабе. — Требования Ставки от стратегической разведки. — "Страусовская" политика ген. Гиссера и Рябикова. — Первые ляпсусы Ген. штаба.

Из описания русской стратегической агентурной разведки мы видели, что ею занимались совершенно самостоятельно и независимо друг от друга Ставка, Генеральный штаб, штабы всех фронтов, штабы некоторых армий и военных округов, верховный начальник санитарной части и т. д. Но в конечном итоге в течение войны русские неоднократно жаловались на отсутствие достоверных сведений о противнике и его мероприятиях.

Приведем несколько примеров.

Ю. Н. Данилов пишет[57], что "к сожалению, по окончании германского наступления против I армии ген. Ренненкампфа… разведка на Северо-Западном фронте не могла выяснить истинной группировки неприятельских сил".

В другом месте он говорит, что проверить сведения о появлении германских войск в различных пунктах к северу от Калиша и в Торнском районе (в ноябре 1914 года) и выяснить направления, по коим неприятель производил свое накапливание, — "представлялось крайне трудным… "При наличии таких шатких данных — почти в слепую — верховному командованию приходилось принять одно из двух решений"…

Тот же Данилов сообщает, что прибытие в Восточную Пруссию четырех германских корпусов и образование на северном участке германского фронта новой X армии (в 1914 году) "остались для штаба нашей X армии незамеченными". "Тем неожиданнее оказалось наступление немцев, обнаруженное 7-го февраля (1915 г.) на Иоганисбургском направлении".

Бывший великий князь Андрей Владимирович[58]иронизирует в своем дневнике относительно русской осведомленности: "Из Риго-Шавельского района получено (апрель 1916 года) два достоверных донесения. Первое достоверное донесение утверждает, что там два германских корпуса. Второе достоверное донесение утверждает, что там ровно ничего нет".

В. Фукс в очерке операций Наревской (Самсоновской) армии писал[59]: "…Организованный шпионаж отсутствует… Разведки нет, — отсюда неправильное представление о группировке сил противника и ряд неожиданностей".

Наконец, начальник штаба Главковерха 13/Х 1915 года телеграфировал[60]штабам всех фронтов, что "в данную минуту нам более чем когда-либо, важно знать действительную силу и распределение находящихся перед нами австро-германских войск, имея в виду вероятность и возможность более или менее ослабления их вследствие неудачи во Франции и нового предприятия против Сербии. Размеры ослабления и переброски вдоль нашего фронта остаются неизвестными; может случиться, что во многих местах мы стоим против обозначенного противника… До настоящего времени наша разведка не даст необходимых сведений…"

Отрицательные стороны такого хаоса в ведении разведки выявились почти с самого начала войны. Уже в 1915 году до Ставки начали доходить сведения о том, как ведут себя русские тайные агенты в нейтральных странах, что они из себя представляют и т. д. Получив такие сведения, Ставка запросила об этом мнение Генерального штаба и циркулярно написала штабам всех фронтов и армий (26/ХI 1915 г.), что по ее сведениям в столицах центральных стран, — в Стокгольме, Копенгагене и Бухаресте — сосредоточилось большое число негласных агентов, "работающих совершенно независимо и вне всякой взаимной связи, хотя и преследующих зачастую один и те же задачи". Агенты эти "сплошь и рядом враждуют между собой, стараясь дискредитировать друг друга в глазах соответствующего начальства, и иногда стоят на службе у нескольких штабов одновременно".

Самый выбор агентов для отправки заграницу производился "нередко совершенно случайно и о командируемом лице не собирались предварительно подробные сведения, почему часто принимались на службу лица, заведомо известные другому штабу или учреждению, как совершенно несоответственные".

Во избежание указанных дефектов, генерал-квартирмейстер Ставки высказывал намерение сосредоточить все сведения "о находившихся и находящихся заграницей негласных агентах, командированных разными войсковыми штабами", — у себя, с тем, чтобы в случаях надобности сдавать справки о намечаемых к подобному командированию лицах".

Генеральный штаб со своей стороны подтвердил указанные Ставкой дефекты в постановке агентурной разведки еще более убийственными фактами. Он указывал, что агенты часто вербовались из числа лиц, не заслуживавших доверия, и подтвердил это напоминанием случая провала Копенгагенской организации штаба Северо-Западного фронта, из 11 агентов которых немцы переманили к себе 9, что дало им возможность обнаружить и казнить в Варшаве восемь агентов русской агентурной разведки.

Генеральный штаб указывал, что глава этой самой организации, некий Герц, еще в 1912 году, состоя секретным сотрудником штаба Варшавского военного округа, оказался не заслуживающим доверия "вследствие склонности ко всем видам шантажа и мошенничества", как говорилось о нем в циркуляре департамента полиции розыскным органам.

Далее он указывал, "что другой агент одной из русских заграничных агентурных организаций, сын варшавского домовладельца, до поступления на службу по разведке занимался подделкой векселей, за что отбыл тюремное наказание. Третий агент, продавший немцам русскую агентурную организацию, занимался ранее контрабандой. Четвертый агент, состоя уже в составе разведывательной организации в Варшаве, торговал поддельным коньяком и т. д.

Генеральный Штаб писал, что из имеющегося у него материала видно, что существование при штабе Северного фронта школы разведчиков не являлось тайной для лиц, не имевших прямого отношения к разведке.

Между Ставкой и Генеральным штабом возникли резкие споры по поводу объединения стратегической разведки в Генеральном штабе… И обширная переписка…

"Подобные сведения, разумеется, убили в полевых штабах всякую веру в возможность получения от военных агентов, сколько-нибудь верных сведений и поэтому фронты вынуждены были посадить заграницей в тылу неприятеля свою разведку. Достигнуто было это с большими трудностями и значительными денежными расходами. И в настоящее время заграничная разведка поставлена настолько прочно, что некоторые военные агенты пользуются сведениями, добываемыми фронтовой агентурой.

"Ввиду изложенного я, хотя и считаю, что вся заграничная разведка должна вестись исключительно Генеральным штабом и должна быть только продолжением деятельности той сети агентов, которую, несомненно, Ген. штаб наладил еще в мирное время, но думаю, что пока Ген. штаб не создаст своей агентуры и не выработает твердых оснований заграничной агентурной разведки и оснований надежного руководства и объединения его, до тех пор прекращать деятельность в этом отношении войсковых штабов совершенно невозможно, дабы не остаться совершенно без всякой разведки".

Начальник Ген. штаба не отрицал, что к моменту начала войны, "вследствие особо неблагоприятно сложившейся обстановки, может быть, в связи с некоторыми дефектами в самой организации дела, заграничная разведка во враждебных нам странах фактически прекратила свое существование, и военным агентам в нейтральных странах пришлось спешным порядком устраивать разведочную сеть из элементов, имевшихся под рукой. Естественно, что эта есть, составленная из случайных и неподготовленных людей, а в некоторых случаях не вполне благонадежных, руководимых только алчностью к деньгам, не могла дать вполне удовлетворительных результатов". (7/VI 1916 г., № 819).

Далее, Начальник Ген. штаба обещал дело агентурной разведки упорядочить и улучшить, и просил Ставку дать ему трех офицеров Ген. штаба для организации специальной разведывательной части.

Начальник штаба Главковерха ответил (18/VI 1916 г., № 3031), что трех офицеров дать он не может, а вместо этого предлагал упразднить тройную работу по обработке разведывательных сведений, проводившуюся в Ген. Штабе, Ставке и штабах фронтов. Смысл последнего предложения был таков, что Ген. штаб зря занимается обработкой получаемых сведений, ибо с этим делом хорошо справляется генерал-квартирмейстер Ставки. Таким образом, Ген. штабу отводились одни лишь посреднические функции между агентами разных войсковых штабов и Ставкой.

С июня по октябрь эта переписка замолкла с тем, чтобы в октябре 1916 года начаться опять.

Начальник Ген. штаба представил длинный доклад военному министру (1/Х 1916 года, № 1503), в котором, между прочим, писал, что к 1 октября заграницей находились и работали разведывательные организации Ген. штаба, штабов: Северного, Западного, Юго-Западного фронтов и штаба Одесского военного округа. Генеральный штаб писал, что ведет заграничную агентурную разведку почти исключительно через официальных военных агентов, которые, будучи обременены работой по военным заказам, не ведут планомерной и широкой заграничной разведки, ограничиваясь случайной агентурой.

Из этого заявления Начальника Ген. штаба ясно, что рассказ о создании агентурных организаций под флагом разных коммерческих фирм, который мы видели в его докладе на имя военного министра (от 26/I 1916 г., № 47543), — являлся сплошной ложью и очковтирательством.

Перечислив дальше все уже известные недуги русской агентурной разведки, начальник Ген. штаба писал:

"…Отношениями правительств и влиятельных общественных кругов в нейтральных странах к тем или иным из воюющих держав и характеризуется большая или меньшая степень свободы в деятельности разведывательных органов держав согласия и центральных держав.

"В Швеции и в Греции австро-германцы, опираясь на сочувствие правительств и общественных кругов, а в северо-восточной Швейцарии и в Америке, кроме того, и на широкую поддержку и симпатии родственного населения, приобрели полную свободу действий для широкой работы своих разведывательных организаций, в то время как разведывательная деятельность держав Согласия встречает там стеснения, особенно серьезные для нас в Швеции и в северо-восточной Швейцарии, в то время как в юго-западной, романской Швейцарии наибольшей свободой пользуются наши союзники.

"Настроение политических и общественных кругов Дании и Норвегии характеризуется большими симпатиями к державам Согласия; однако, германское влияние в этих странах все же является значительным и в то время как Дания предоставляет почти полную свободу деятельности разведывательным организациям всех воюющих держав, правительство Норвегии стремится пресечь разведывательную деятельность одинаково всех воюющих государств, за исключением, по-видимому, лишь Англии.

"Обстановка разведывательной деятельности в Голландии, по-видимому, приближается к таковой в Дании, однако, с несколько большей свободой в деятельности германцев…"

В заключение начальник Ген. штаба предлагал новый план переорганизации всей агентурной службы:

"1. Создание в нейтральных странах ряда разведывательных центров в лице офицеров или особо доверенных лиц, как руководителей всех агентурных организаций, работающих в данной нейтральной стране или же в нескольких смежных нейтральных странах.

2. В силу условий стратегических и географических, а также и в силу условий той или иной свободы нашей разведывательной деятельности в различных нейтральных странах, полагалось бы желательным иметь, по меньшей мере, четыре разведывательных группы, а именно:

а) Северную группу, задачей которой явится сбор сведений в Германии и контрразведка по отношению к последней в Дании и Швеции; базой этой группе должна служить, главным образом, Дания и отчасти Норвегия.

б) Западную группу, задачей которой явится сбор сведений в Германии и Австро-Венгрии, главным образом, разведывательного характера; главной базой западной группы может служить Франция, вспомогательными же базами — юго-западная Швейцария и Голландия.

в) Южную группу, для разведки Австро-Венгрии, Болгарии и Турции с базой в Греции.

г) Американскую группу, задачей которой явится сбор сведений разведывательного и контрразведывательного характера в отношении всех центральных держав.

3. Указанные выше разведывательные центры, в целях конспирации и большей свободы действий, должны быть организованы, казалось бы, независимо от военных агентов.

4. Разведывательные центры (группы) должны находиться в непосредственном подчинении Ген. штабу, от которого и получат задачи и указания через военных агентов; донесения же свои разведывательные группы должны посылать или через военных агентов или через дипломатические миссии.

5. На военных агентов должно быть возложено общее наблюдение за руководителями разведывательных групп и содействие в разведывательной работе.

6. Руководители разведывательных групп должны получить известную самостоятельность в пределах указаний и смет, полученных от Ген. штаба с одной стороны, с другой же стороны, как Ген. штаб, так и военные агенты, всеми средствами должны облегчать работу руководителей, оказывая им широкое содействие в подыскании агентов, в установлении связи и пр.

7. Руководители разведывательных групп должны быть твердо поставлены в нейтральных странах в отношении причин их пребывания в данной стране и рода их занятий, находясь в составе торговых фирм, газетных редакций и др. подобных предприятий.

8. Насаждение в настоящее время резидентов в Германии и Австро-Венгрии представит, безусловно, значительные трудности, особенно в отношении связи с агентами и едва ли можно рассчитывать на развитие широкой сети агентов-резидентов на территории центральных держав.

Скорее и с меньшими трудностями представится возможность найти большее число разрядных агентов и организовать также сбор сведений в пограничных полосах нейтральных стран, прилегающих к Германии и Австро-Венгрии.

9. В отношении вербовки агентов, казалось бы, наиболее желательным является использовать заграничные коммерческие и финансовые круги и их представителей, находящихся в России, редакции газет и их корреспондентов, а равно и наших коммерческих агентов, находящихся заграницей и служащих наших сберегательных касс в Америке; небезрезультатно, казалось бы, можно было бы развить вербовку среди беженцев из наших губерний, занятых неприятелем, среди чешско-славянских организаций, находящихся у нас и заграницей и, наконец, среди военнопленных славянской национальности".

Закончил свой доклад начальник Ген. штаба заявлением, что "в настоящее время, помимо разработки намеченных организаций северной и американской разведывательных групп, в Ген. штабе установлена связь с "Комитетом по ограничению снабжения и торговли с неприятелем", в смысле использования нами торговых фирм и русских торговых агентов заграницей, приступлено к вербовке агентов среди беженцев из русских областей, занятых неприятелем и имеющих родственные и торговые связи в нейтральных странах, а также намечено использование чешско-славянских кругов, находящихся в России и в нейтральных странах".

Военный министр (Шувалов), прочитав этот доклад и план, написал: "Одобряю, Благодарю за доклад. Скорее за дело".

Однако, до "дела" было еще далеко. Этот доклад начальник Ген. штаба послал в Ставку, а последняя нашла нужным напомнить Ген. штабу несколько неприятных вещей, прежде чем дать свое согласие на проведение плана в жизнь.

Генерал-квартирмейстер Ставки в письме (15/Х 1916 г., № 3203) на имя ген. — квартирмейстера Ген. штаба писал, что при изложении причин неудовлетворительности заграничной разведки, Ген. штабом было указано "на недостаточно широкую постановку центрального органа этого управления еще в мирное время и отсутствие организации разведывательных органов заграницей, с чем согласиться нельзя", ибо Ген. штаб "ведает разведкой заграницей в течении многих лет, имея в своем распоряжении всю сеть наших военных агентов и достаточно большие средства, следовательно, причины неуспешности скорее в неудовлетворительности самой постановки этого дела и ее организации и руководства, чем в недостаточности органов".

Ставка находила также, что изменение условий, указанных начальником Ген. штаба "в пунктах а, б, ви гего доклада, "всецело зависело от Ген. штаба и он имел полную возможность улучшить существующее положение — как, например, — устранить недостаточную объединенность между нашими дипломатическими, торговыми и военными органами заграницей". Такие же условия, как слабое развитие русской торговли, строгость охраны границ и цензуры в Германии и Австрии равно, как и более широко поставленная разведка и контрразведка этих государств, по мнению Ставки, — "остаются, к сожалению, без изменения и к ним нужно лишь примениться и избрать соответствующие приемы для борьбы".

Ставка еще раз заявляла, что для нее безразлично, кто и где будет объединять и кому будут непосредственно подчинены разведывательные центры. Для нее лишь было важно, чтобы они работали, давали сведения и оправдывали производимые на них денежные затраты.

Ставка находила несвоевременной организацию разведывательного центра в Америке, которая, по ее мнению, в то время имела для России второстепенное значение, равно, как и намерение Ген. штаба привлечь к разведке заграничные коммерческие и финансовые круги, редакции газет, корреспондентов и коммерческих агентов, ибо считала, что эти меры хороши "лишь при наличности прочно налаженной основы".

Исходя из этих соображений и учитывая "установившееся в армии недоверие к заграничной разведке Ген. штаба, оставившего армию с самого же начала войны без органов заграничной агентуры", а также то, что в сущности Ген. штаб и действующая армия преследовали различные задачи (последняя, по словам Ставки, интересовалась главным образом лишь тем, что делалось непосредственно на фронте противника, а Ген. штабу важно было знать, что вообще делается в данном государстве), Ставка, не возражая против намерений Ген. штаба организовать агентурную разведку заграницей, категорически заявляла, однако, что прежде, чем Генеральным штабом "не будет выработана программа работы, вполне гарантирующая получение вполне удовлетворительных сведений, необходимых штабу Главковерха, прежде чем не будет насаждена вполне подготовленная и обученная агентура", — работа органов агентуры Ген. штаба должна вестись отдельно от работы разведывательных органов действующей армии.

На этом вопрос об объединении заграничной агентурной разведки в Ген. штабе опять заглох до июня 1917 года.

В промежутке руководители центрального органа агентуры Ген. штаба пытались сговориться непосредственно с руководителями агентуры в штабах фронтов о передаче всей заграничной агентуры Ген. штабу. На такого рода комбинацию согласился лишь начальник разведывательного отделении штаба Северного фронта. Узнав об этом Ставка обрушилась на генерал-квартирмейстера штаба этого фронта и указала ему (14/Х 1916 года, № 5332), что вопросы, касавшиеся передачи разведки штабов фронтов Ген. штабу могли "решаться не иначе, как по указаниям штаба Главковерха". Штаб фронта ответил, что никакого соглашения между Ген. штабом и начальником разведывательного отделения штаба фронта о передаче агентуры штаба фронта Ген. штабу не состоялось.

Генерал-квартирмейстер Ставки на этом ответе написал: "Нужно выяснить, где же правда?".

Но, пока Ставка "выясняла, где правда", Ген. штаб опять поднял вопрос о передаче ему всем агентуры заграницей.

Начальник Ген. штаба написал (24/Х 1917 г., № 28190) начальнику штаба Главковерха письмо, в котором, помимо уже известных мотивов за передачу всей заграничной агентуры Ген. штабу, выдвинул новый мотив: необходимость сохранить эту агентуру в период перемирия, демобилизации армии и в первый период после заключения мира.

К этому времени в личном составе Ставки произошли некоторые перемены и новый начальник штаба Ставки ответил, что в принципе он согласен на передачу всей заграничной агентуры Ген. штабу. Для закрепления этого "принципиального согласия" в Ставку немедленно были командированы два генерала Гиссер и Рябиков.

После их возвращения Ген. штаб сообщил штабам фронтов о решенной передаче агентуры Ген. штабу и потребовал представления подробных сведений об агентуре каждого фронта.

С другой стороны, в Ген. штабе немедленно приступили к организации особой разведывательной части. В представленном начальнику Ген. штаба докладе начальник "разведывательного делопроизводства" писал, что "неналаженность разведки мирного времени перед русско-японской и настоящей войнами и недостаточно разработанные планы мобилизации разведки привели к тому, что разведка в начале этих войн носила случайный характер и, почти заново организованная во время войны полевыми штабами, не могла дать быстрых и серьезных результатов. Силы и средства противника перед войной не были правильно учтены, что привело к совершенно ошибочным выводам относительно продолжительности войны. Многие операции проведены неудачно, так как не было своевременной, всесторонней и непредвзятой ориентировки начальников. Неналаженность разведки приводила к тому, что ряд наступательных операций противника, был нами совершенно не предугадан и приводил к катастрофе".

Авторы доклада находили необходимым немедленное создание в Ген. штабе специального центрального органа всей военной разведки, с внесением в него той организации, которая необходима и после окончания войны — в мирное время. Если же почему-либо не удалось бы сразу организовать центральный разведывательный аппарат, то они полагали совершенно необходимым немедленно создать хотя бы все намеченные ячейки разведывательной части, чтобы работа в них сразу стала на правильные начала и затем лишь развивалась и дополнялась с тем, чтобы вылиться в окончательную форму центрального разведывательного органа, удовлетворяющего, по возможности всем современным требованиям, предъявляемым к разведывательной службе.

Исходя из этих соображений и для установления "единства взглядов на разведывательную службу, как военного, так и мирного времени", авторы доклада находили желательным еще до конца войны собрать съезд представителей разведывательных отделений Ставки, штабов фронтов и хотя бы некоторых штабов армий, а также представителей военных округов, ведших разведку.

В заключение авторы доклада предложили следующую схему организации разведывательной части, которая и была утверждена начальником Ген. штаба:

Согласно приведенной схеме, работы разведывательной части распределялись следующим образом:

1.Журнальная часть. Журнал, вся текущая переписка общего характера.

2.1-е делопроизводство(разведывательное): организация разведки, оценка сведений и срочная обработка их; сообщение по принадлежности срочных сведений и составление во время войны ежедневных телеграфных сводок. Делопроизводство разбивалось на три части по странам: запад, восток и юг, во главе каждой — помощник делопроизводителя.

Вербовку агентов-резидентов, вербовщиков и агентов связи и их подготовку в специальных школах предполагалось поручить особому помощнику делопроизводителя 1-го делопроизводства.

Изучение иностранных государств в экономическом, промышленном и финансовом отношениях предполагалось поручить особому специалисту, понимавшему эти вопросы и получившему соответствующее образование.

В состав 1-го делопроизводства включалась также радиотелеграфная часть, задачей которой являлась радиотелеграфная слежка в разведывательных целях.

Для агентурного опроса бежавших из плена также создавалась специальная часть в 1-м делопроизводстве.

3.2-е делопроизводство(военно-агентское). Было признано, что на должностях военных агентов заграницей необходимо иметь людей, вполне подготовленных для этой роли по своим качествам; поэтому создавалась специальная часть для ведения списка кандидатов на должности военных агентов и сбора о них подробных сведений. Другая часть этого делопроизводства должна была вести учет офицеров, знавших иностранные языки, которых можно было, так или иначе, использовать по разведывательной службе. Кроме того, эта часть должна была ведать заграничными командировками офицеров (с разведывательными целями, на маневры, для изучения языков и пр.), сношениями с союзными иностранными генеральными штабами, обменом сведений с ними и, наконец, заниматься составлением различного рода разведывательных инструкций.

Для ведения денежных дел и отчетности по всем секретным суммам на разведку и контрразведку при обер-квартирмейстере должен был находиться ему непосредственно подчиненный офицер на правах помощника делопроизводителя.

Необходимо отметить, что по этой новой организации оценка и срочное использование агентурных сведений возлагались на 1-е делопроизводство, так как, — по словам авторов, — "только лица, организующие агентуру и ведающие ее органами, могут правильно оценивать поступающие от них сведения, учитывая надежность данного органа". Все добытые сведения должны были передаваться для окончательной обработки и использования в статистическую часть 2-го обер-квартирмейстера.

Реорганизовав, таким образом, центральный орган разведки, Ген. штаб запросил Ставку — выяснение и освещение каких вопросов ее больше всего интересовало.

По мнению последней (18/VII 1917 г., № 4521), в отношении направления дальнейшей работы заграничной агентуры нужно было иметь в виду следующее.

Добывание достоверных сведений о перевозках крайне трудно и дает возможность недобросовестным агентам посылать вымышленные сведения, поэтому от сбора такого рода данных лучше отказаться, указывая лишь, в крайнем случае, в каком направлении в каждый данный период перевозки идут с большей или меньшей интенсивностью.

Нужно было ограничить требования о присылке агентами сведений о планах противников, так как все эти данные, почерпнутые из разных, якобы достоверных, источников, большею частью оказывались фантастическими и могли в лучшем случае служить лишь показателем того, какие слухи умышленно распространялись центральными державами.

Желательно было обратить больше внимания на получение сведений, по возможности документальных, об использовании людского запаса и о новых формированиях, производившихся внутри неприятельских стран и вообще налечь на документальную разведку, оплачивая добытые сведения пропорционально достоверности и ценности доставленных документов.

Ставку интересовали также сведения о центральных державах внутриполитического и экономического характера.

Получив эти пожелания Ставки, Ген. штаб составил длинное циркулярное предписание всем своим официальным военным агентам, в котором подробно изложил, какие сведения необходимо собирать и доставлять.

Попутно требовалось доставлять сведения об организации и работе разведывательных органов иностранных государств.

Между прочим, в этом предписании дан был следующий телеграфный адрес для посылки донесений шифром: "Петроград, Огенквар, Егорову" или "Павлову". Оказывается, что под "Егоровым" скрывался ген. Гиссер, а под "Павловым" — ген. Рябиков. Прямо, не верится, что в такой мелочи могла настолько проявиться тупость этих двух генералов генерального штаба, считавших себя "светилами" русской разведки. Ведь весь секрет был уже раскрыт тем, что телеграмма была адресована "Огенквару" (отдел генерал-квартирмейстера Генерального штаба) и что она подавалась на телеграф за подписью и печатью военного агента. Видимо, эти два генерала хотели кличками замаскировать свою службу в центральном органе русской разведки; весь вопрос только в том: от кого? Ведь всем, кому это было нужно, такая "страусовская" политика были известна.

Итак, почти два года тянулась переписка относительно объединения заграничной агентурной разведки в Ген. штабе и лишь к моменту выхода России из войны — это объединение произошло, за исключением штаба Кавказского фронта и Одесского военного округа, которым было разрешено продолжать работу по-прежнему самостоятельно.

Но не успел Ген. штаб как следует войти в курс дела принятой агентуры, как случился следующий казус. Штаб Западного фронта прислал генерал-квартирмейстеру Ген. штаба пакет для пересылки военному агенту в Дании. Этот пакет из русского Ген. штаба каким-то образом попал в датское министерство иностранных дел, а оттуда — в руки какого-то датского адмирала, который по пьяной лавочке об этом проболтался. Когда об этом узнал штаб Западного фронта, то опять поднялся вопрос чуть ли не об отстранении Ген. штаба от заграничной агентуры. Штаб Западного фронта прямо писал, что "по-видимому, доставка корреспонденции нашим военным агентам заграницей в военное время поставлена в Ген. штабе весьма неудовлетворительно" (13/ХI 1917 г., № 610).

Глава седьмая. Активная разведка (диверсионная деятельность)

Организация "революционного движения" в Турции. — "Агитация" против немцев и младотурок. — Сообщение штаба Одесского военного округа об убийстве его агентом Фарди нескольких немецких и турецких генералов и т. д. — Цена этих мнимых убийств — 86.000 руб. — Фарди — германский агент, — Проект капитана Брагина. — "Революционная пропаганда" в Германии. — 40 миллионов руб. — Отношение Ставки и Ген. штаба к проекту Брагина. — Предложение Ставки использовать военнопленных для диверсионной работы в Германии. — Порча глазков картофеля при его посадке, слишком глубокий посей свеклы, порча сельскохозяйственных и заводских машин, скота, повозок и т. д. — Донесение корнета Соломона и ген. — майора Зелинского из германского плена. — Группа пленных офицеров по взрывам германских снарядных заводов, по борьбе с германской пропагандой украинского движения и т. д. — Бегство корнета Соломона из плена. — Допрос. — "Весьма возможна рука германской разведки".

Говорить о серьезно поставленной активной русской разведке не приходится. Были лишь отдельные разрозненные попытки применить этот вид агентурной разведки. На более характерных и крупных попытках этого рода мы здесь вкратце остановимся.

По имеющимся документам известно, что штаб Одесского военного округа, якобы, по предложению штаба Главнокомандующего войсками Юго-Западного фронта, поручил в январе 1916 года своему секретному сотруднику Георгию Александровичу Фарди — приступить к организации в Турции "революционного движения, направленного главным образом против распоряжающихся ныне в стране германцев и поддерживающих их младотурок".

Этой организации была поставлена задача: "самая широкая пропаганда среди войск и мирного населения недоверия и ненависти к германцам и младотуркам и необходимости всеми средствами мешать продолжению войны, гибельной для общих интересов населения".

В программу деятельности этой организации входило: "избиение германского офицерского состава и преданных германцам младотурок, взрывы мостов, линий железных дорог, тоннелей, складов огнестрельных припасов, поджоги провиантских и вещевых складов, препятствования своевременному подвозу огнестрельных и продовольственных припасов и т. д.".

Начальник штаба округа ген. — лейтенант Маркс находил, что "для революционной пропаганды Турция представляла исключительно благоприятную почву. С одной стороны, среди высшей аристократии, среди офицеров, чиновников и вообще интеллигентского класса, имеется весьма много недовольных элементов, задетых в настоящую войну германо-младотурецким режимом и стремящихся в личных своих интересах к радикальному изменению существующего порядка. Особенно много недовольных существующим режимом при самом дворе, среди принцев крови и высших придворных чинов, вынужденных играть пассивную роль и во всем подчиняться захватившим власть германцам и младотуркам, бесцеремонно устранившим их от всякого влияния в государственных делах и нередко даже задевающим их самолюбие.

"С другой стороны, простой народ, глубоко невежественный, но фанатично-религиозный и, вследствие этого, слепо повинующийся своим духовным вожакам, легко может быть распропагандирован в желательном направлении при содействии магометанского духовенства, среди которого много ярых противников младотурок и германцев.

"Революционному движению благоприятствует также резкое расовое различие среди магометанского населения Турции…"

Итак, по Марксу (Одесскому) выходило, что Турцию без особого труда можно было восстановить против Германии.

По словам того же Маркса, первый опыт такой организации в войну 1914–1918 годов был предпринят англичанами, использовавшими расовую ненависть арабов к туркам и организовавшими мощное восстание в Аравии.

Исходя из этого, Маркс решил, что штаб Одесского военного округа не хуже Англии и поручил Фарди начать "интенсивную пропаганду среди арабов в Константинополе, Багдаде, Алеппо и других центрах, еще не затронутых английской пропагандой".

По словам Маркса, еще легче, чем среди арабов, можно было вызвать брожение среди курдов, для чего достаточно было, якобы, подкупить более влиятельных курдских вождей, — "мера, испытанная нашей дипломатией в прежние годы".

И вот, исходя из всех этих соображений и предпосылок, Маркс предложил своему агенту Фарди, якобы имевшему обширные знакомства и весьма влиятельные связи в стране, — приступить к делу. Кто такой был этот Фарди, мы не знаем. Сомневаемся, знал ли это также и Маркс. Но, во всяком случае, этот Фарди доносил Марксу, что он имеет через своих агентов доступ к высшим турецким придворным сферам, что он пошел в соглашение с некоторыми русофильски настроенными принцами крови и сановниками и уговорился действовать с ними сообща с целью вызнать в стране революционное движение, направленное к ниспровержению германо-младотурецкого режима; что он решил "заагентурить" популярных среди солдат офицеров, представителей многочисленных духовных сект, представительниц Лиги эмансипации турецких женщин, якобы, пользовавшейся большим закулисным влиянием в высших сферах, что он заагентурил во многих пунктах высших полицейских чинов, а также чинов почты, телеграфа, телефонной сети и высших служащих железных дорог; что им устроена секретная типография, в которой уже печатаются прокламации и воззвания, причем одна из прокламаций, говорившая о предполагавшейся кощунственной отправке германцев в Мекку, якобы, была расклеена в Константинополе и пр. и пр.

Через некоторое время Фарди донес Марксу, что его организация убила фон-дер-Гольц-пашу, Абдул-пашу, фон-Мюнцнер-пашу, Ахмед-Заде-Селим-бея; совершила покушения на Энвер-пашу и Сандерс-пашу, устроила 15-го июня 1916 года массовое убийство германо-турецких офицеров в Сивасе и пр. и пр.

Фарди доносил, что революционная пропаганда велась его организацией, главным образом, на фронте в районах Эрзинджана, Гюмушхане, Байбурта и Сиваса и лишь благодаря ей русские войска имели успех на Кавказском фронте. Кроме того, этой пропагандой, якобы, были вызваны беспорядки в прибрежных городах Эгейского моря, например, в Смирне, в районе Бруссы и др., куда германо-турки для водворения порядка вынуждены были послать значительное количество войск.

Эта столь "плодотворная работа" Фарди в течении пяти месяцев стоила русской казне 86.900 рублей. На расширение и продолжение этой деятельности Маркс требовал от Ставки 50.000 рублей.

Понятно, что Фарди никакой организации не имел, никого из указанных им лиц не убил, никакой пропаганды не вел, а состоял агентом германской контрразведки, обманывавшей Маркса и выкачивавшей от него деньги.

Ставка это поняла сразу после первого же доклада Фарди и приказала все это дело прекратить.

Закончилось это громкое дело в сентябре 1917 года, когда военный агент в Копенгагене Потоцкий написал, что он "настаивает на уничтожении Фарди, выдавшего, находясь уже в России, туркам двух русских агентов в Константинополе". Тогда и Маркс на запрос Ставки ответил, что "Фарди израсходовал уйму денег и ничего толкового не дал".

Так кончилась попытка штаба Одесского военного округа организовать это своеобразное "революционное движение" в Турции…

Другая попытка заняться организацией аналогичного "революционного движения", но уже в Германии, была в конце 1916 года сделана переводчиком управления генерал-квартирмейстера при Ставке Главковерха капитаном Брагиным. Он представил по команде соответствующий доклад, в котором наметил четыре главнейших линии "революционной пропаганды" в Германии, а именно:

1. На почве ненависти к прусской гегемонии и политической розни составных элементов германской федерации.

2. На почве вечных противоречии интересов труда и капитала.

3. На почве военно-дипломатических неудач.

4. На почве продовольственных затруднений и кризисов.

Кроме этих главных и всеобщих поводов "к недовольству масс населения главного члена коалиции центральных держав", Брагин указывал еще на "недовольство поляков, сепаратистские стремления Чехии и Венгрии, ропот в Австрии и в австрийской армии против германского верховенства, революционные стремления Эльзас-Лотарингии, недовольство среди купеческого и портового населения Бремена и Гамбурга, много потерявшего, а частью и совершенно разоренного, благодаря отнятию у Германии колоний и заморских рынков, прекращению транзита и усиления роли Америки до подавляющих размеров в международной торговле".

Для использования этих "главных и второстепенных поводов" в целях "революционной" пропаганды и проникновения "этих идей в Германию", Брагин наметил следующие "пути и средства":

"1. Путь заграничной и подпольной печати.

2. Распространение манифестов и прокламаций не существующего в действительности "германского революционного комитета".

3. Пропаганда среди имеющихся у нас пленных германских и австрийских нижних чинов.

4. Непосредственная агитация на заводах и фабриках Германии, в особенности на тех из них, которые работают для военных целей.

5. Вступление в непосредственные сношения с революционными вожаками Германии от имени несуществующей "Лиги прекращения войны".

6. Учреждение международного банка для финансирования якобы пацифистского движения среди воюющих стран, а на самом деле, лишь среди населения одной центральной коалиции".

Для достижения этих целей Брагин считал необходимым "широко пользоваться деньгами, как орудием пропаганды и подкупа", привлечь к работе видных знатоков и специалистов в области знания политико-экономической жизни Германии "ценою каких бы то ни было усилий и затрат, как отечественных, так и иностранных, в особенности же английских и американских экономистов". Из отечественных специалистов он считал необходимым привлечь "наиболее способных, находящихся на военной службе у нас и союзников". Русско-подданные, привлеченные к этому делу, должны были быть "православного вероисповедания, носящие еще до войны чисто-русские фамилии". Из нерусских Брагин рекомендовал "широко пользоваться услугами латышей и эстонцев, в некоторых случаях — поляков; мусульманами же следовало пользоваться лишь при возможности перенести пропаганду в пределы Турции. Евреи Брагина очень соблазняли своим "знанием немецкого языка и национальной склонностью к революционной пропаганде". Но он их боялся и ставил их использование в зависимость от "наличия неослабленного за ними надзора".

Брагин требовал для предлагаемого им предприятия "единства действий, сосредоточения в руках военного министра и согласуемого с общим ходом событий; абсолютную тайну и изолированность отдельных органов друг от друга, самостоятельность их работы, но полную осведомленность об их действиях центрального органа и полную их подчиненность этому органу; независимость органов агитации заграницей от наших военных заграничных агентур, абсолютную неосведомленность последних о характере деятельности органов агитации и пропаганды".

Для проведения в жизнь этого "колоссального плана", Брагин предлагал создать при Главном управлении Генерального штаба "центральное агитационное бюро из десяти лиц" и заграничные агентуры этого бюро — в Швейцарии, Голландии, Дании и Америке.

Брагин, видимо, так глубоко верил в серьезность своего "плана", что не забыл уже заранее поставить задачи даже отдельным будущим агентам, например:

1. Сформировать революционный комитет в Эльзасе среди рабочих крупповских заводов.

2. Распространить определенное количество прокламаций или номеров подпольных изданий.

3. Произвести покушение на жизнь данного лица из числа администрации такого-то округа.

4. Сорганизовать стачку рабочих.

5. Повредить или взорвать такое-то правительственное сооружение в такой-то срок и т. д. и т. д.

На все это "дело" Брагин требовал в год только… сорок миллионов рублей.

Дело здесь, конечно, не в проекте и не в его авторе, ибо везде имеется достаточное количество не совсем нормальных людей, которые составляют и представляют всякие сногсшибательные проекты и доклады. Дело в том, что высшие русские военные учреждения отнеслись серьезно к этому бреду, видимо, или помешанного, или же чисто авантюристически настроенного переводчика Брагина.

Ставка направила этот проект с благоприятным отзывом военному министру. Последний передал его начальнику Генерального штаба "по принадлежности". Начальник Ген. штаба отнесся к проекту со всей серьезностью, в принципе нашел его вполне приемлемым и решил поставить во главе этого дела самого Брагина, но лишь возражал против слишком, по его мнению, большой суммы расходов и против предоставления широкой инициативы и независимости руководителям этого дела.

В ответ на это начальник Ген. штаба получил от генерал-квартирмейстера Ставки (7/1 1917 г., № 102) сообщение, что "в виду того, что проект капитана Брагина не признано возможным провести жизнь на тех основаниях, каковые намечены его автором, названный обер-офицер отказался от предложенной командировки во Францию". В заключение указывалось, что другого офицера, могущего заменить Брагина, Ставка не имеет.

Начальник Генерального штаба ген. Аверьянов написал на этом сообщении: "Неужели нужно было выполнять все то, что нарисовала фантазия капитана Брагина"?

Так кончилась вторая попытка "делать революцию" в стане своих врагов…

Однако, этими двумя примерами еще не исчерпан список попыток военного ведомства царской России прибегнуть к услугам активной разведки.

Так, ген. — квартирмейстер при Ставке писал генерал-квартирмейстеру Ген. штаба (30/I 1917 г., № 925), что в связи с широким использованием в Германии труда русских военнопленных в самых различных отраслях промышленности, возникает "мысль о вреде, который мог бы быть нанесен благосостоянию наших противников при умелой и незаметной на первый взгляд порче поручаемой пленным работы, как, например, уничтожение глазков картофеля при его посадке, слишком глубокий посев свеклы, порча сельскохозяйственных орудий, заводских машин, скота, повозок и т. п.".

Автор этого предложения находил, что "осторожное распространение среди наших военнопленных изложенной мысли казалось бы возможным поручить надежным агентам нашей заграничной сети. Попытка в этом отношении уже делается подведомственными полковнику графу Игнатьеву 2-му организациями".

Генеральному штабу эта "мысль" понравилась, и он немедленно по телеграфу отдал соответствующее распоряжение военным агентам в Париже, Копенгагене и Гааге.

О результатах, конечно, легко догадаться — их не было…

Генерал-квартирмейстер при Ставке в указанном выше отношении отмечал, что Игнатьев уже занялся этим делом. Это было очень сильно сказано, ибо фактически он ничего не сделал в этом направлении, а только писал в Ставку, что "в настоящее время иной раз поступают серьезные предложения по организации взрывов и поджогов складов и заводов противника. Не имея на эту цель специальных кредитов, приходилось работать совместно с союзниками, что крайне неудобно, ибо приходится раскрывать перед ними часть своей агентурной сети. Полагал бы полезным иметь под рукой специальный аванс, который мог бы расходоваться в небольшой мере при подготовке дела и оплачивать без задержки удавшееся предприятие".

Вот и все, что было сделано "организациями" Игнатьева. В докладах Игнатьева его многочисленным хозяевам мы не нашли указаний ни на одно удавшееся предприятие по активной разведке. Следовательно, можно с уверенностью сказать, что им ничего в этой области сделано не было. Во всех этих докладах имеются ссылки на организации "по саботажу в Польше, по взрывам железных дорог и т. д.", но чтобы эти организации в действительности причинили какой-либо вред врагам России — об этом нигде не говорится ни слова.

Имеются указания еще на одну попытку применения активной разведки против Германии.

Капитан в отставке Лосев, проживавший в Петрограде, доставил в конце 1916 г. в Ген. штаб донесение своего двоюродного брата корнета Соломона и генерал-майора Зелинского, находившихся в плену в Германии, в котором последний писал, что "под его руководством в Бишофсвердерском лагере военнопленных образовалась группа офицеров, организовавшая взрывы германских снарядных заводов, борьбу с германской пропагандой украинского движения среди русских нижних чинов и пр.".

Согласно донесению Зелинского, организация эта действовала весьма успешно, "работая через германских нижних чинов-социалистов, охраняющих лагерь; причем этой организацией успешно выполнены уже взрывы и уничтожение двух германских снарядных заводов — в июле фабрика асфикционных снарядов в окрестностях Бауцена и большая германская фабрика снарядов у г. Битерфельда. На это дело сами пленные офицеры из своих средств израсходовали 3.500 рублей".

Когда Генеральный штаб не ответил на донесение этих новоявленных Мининых и Пожарских, корнет Соломон "бежал из плена" и заявился в Ген. штаб. Здесь его допросили. Выяснить ничего толкового не удалось, но создалось впечатление, что никакой организации Зелинский не имел и никаких взрывов ими не производилось. Тут еще попутно всплыло, что в 1912 г. капитан Лосев обвинялся в шпионаже в пользу Афганистана и, хотя достаточных улик не было, но все же со службы его уволили и осудили за растрату.

Из сопоставления разных фактов Ген., штаб пришел к заключению, что в деле Зелинского — Соломона — Лосева "весьма возможна рука германской разведки".

Известно также, что русское верховное командование долгое время не соглашалось на польские национальные формирования и советовало полякам "приносить нам пользу иным способом, а именно, действуя на свой риск в тылу неприятеля, разрушая его сообщения и пр.[61]. Однако, поляки на этот риск не пошли…

В конце 1915 г. кто-то из русских генералов представил в Ставку доклад о необходимости организовать в Болгарии дворцовый переворот с целью низложить Фердинанда и посадить на его место послушного русским царька. Этот проект в течении нескольких месяцев обсуждался в Ставке и в министерстве иностранных дел. В принципе проект возражений не встретил, однако его практическое проведение в жизнь сильно волновало министра иностранных дел и, в конце концов, от него отказались[62].

Вот, можно сказать, и все, что военное ведомство царской России пыталось предпринять по активной разведке во время войны 1914-18 гг.

Глава восьмая. Агитация и пропаганда

Отсутствие системы и планомерности. — Телеграфные агентства Ген. штаба в Копенгагене, Стокгольме и Бухаресте. — Их назначение. — Результаты. — Ликвидация. — Выпуск агитационно-пропагандистских брошюр и листовок. — Агитация против добровольной сдачи в плен и дезертирства. — Проект профессора Р. И. Венгловского. — Субсидирование корреспондентов газет нейтральных стран. — Инспирация прессы. — Фронтовые "Вестники". — Бюро печати при Ставке. — Агитационная литература вместе с хлебом.

Об этом средстве борьбы русский Ген. штаб, как это мы видели при рассмотрении его попыток активной разведки, имел довольно смутное представление и в большинстве случаев смешивал ее с активной разведкой, хотя когда-то русские довольно успешно применяли пропаганду.

Так, например, еще Александр I всеми способами стремился придать войне с Наполеоном не только всенародное, но еще и религиозное значение. Наряду с манифестами, исходившими от самого царя с целью поднять народный дух, духовенству официально предписывалось внушать народным массам, что в войне с Францией — дело идет о Зените православной веры. С совершенно юмористической серьезностью святейший синод извещал, что Наполеон вошел в соглашение и состоит в союзе с "ненавистниками имени христианского и пособниками всякого нечестия, — иудеями", и даже, как, оказывается, задумал кощунственно похитить для собственного своего употребления "священное имя мессии". Но в то время даже и такая смешная наивно примитивная агитация имела свой успех и значение, ибо соответствовала духу времени и темноте народных масс.

Агитационно-пропагандистская деятельность велась и в последнюю войну, но велась весьма слабо и разрозненно, отдельными толчками и скачками, без системы и планомерности, не серьезно. Сейчас мы постараемся остановиться на отдельных, более крупных, попытках Ставки и Ген. штаба в области агитации и пропаганды.

В 1915 г. Генеральный штаб совместно со Ставкой создал в Бухаресте, Стокгольме и Копенгагене телеграфные агентства под названием "Нордзюд". Эти агентства должны были снабжать нейтральную прессу благожелательной для России информацией и, прикрываясь этим невинным названием, собирать сведения о Германии и Австрии и сообщать их Ген. штабу под видом агентских телеграмм. Здесь эти данные обрабатывались, редактировались и передавались в Ставку. Но так как офицер Владиславов, обрабатывавший эти сведения в Ген. штабе, состоял одновременно сотрудником кадетской газеты "Речь", то они попадали и в эту газету. Ставка к этим сведениям "Нордзюда" относилась весьма подозрительно, считая их или всем известными, или неверными.

Датский "Нордзюд" в начале февраля 1916 г. доносил, что его дела идут успешно, что за исключением двух газет, явно германофильских, все остальные получают и печатают его бюллетени, а это — 140 датских газет и журналов, из них 15 столичных и 125 провинциальных.

Шведский "Нордзюд" извещал, что его деятельность все развивается, что уже 30–40 провинциальных газет пользуются его бюллетенями, что налажены отношения с телеграфным агентством " Пресс-Централет" и т. д.

Тратили эти "Нордзюды" в среднем по 5.000 руб. в месяц каждое. Результаты же их работы, несмотря на якобы "успешную" деятельность, этих расходов, — по словам их руководителей, — не оправдывали. В мае 1916 г. Ставка настояла на их ликвидации.

Таким образом, одна агитационно-пропагандистская затея, просуществовав около года, кончила свое существование.

Помимо этой затеи, Ставка от случая к случаю занималась выпуском агитационно-пропагандистских брошюр и прокламаций на разных языках.

В начале 1915 г. Ставка получила от военно-морского агента донесение о каких-то военных приготовлениях Швеции против России, о публичном предостерегающем выступлении Свена Гедина и т. д.

В ответ на все это, Ставка в мае 1915 г. издала на шведском языке брошюру "Ответ на слово предостережения Свена Гедина", в количестве 30.000 экземпляров.

В октябре 1915 г. инженер путей сообщения Николай Емельянов представил написанную им брошюру — "Существует ли русская опасность". Начальник штаба ген. Алексеев на объяснительной записке автора брошюры написал: "Брошюру изучить. Готов дать средства для отпечатания на шведском языке и широкого распространения, если она может рассеять страх и опасения шведов в отношении России". Отзыв об этой брошюре был отрицательный; ген. Алексеев первоначально отказался ее издать, но потом, когда ничего лучшего найти не смогли, брошюра была издана на шведском языке и распространена в Финляндии и Швеции.

В апреле 1915 г. штаб VI армии выпустил по приказанию Главковерха брошюру "Кайзер без маски" на русском, шведском и французском языках.

В том же году Ген. штаб выдал 1.000 рублей субсидии известному издателю В. А. Березовскому на издание на немецком языке брошюры "Воюющая Германия", которую имелось в виду распространить посредством продажи в нейтральных странах.

Позже Ставка сообщила Березовскому, что эта брошюра будет разбросана в Германии.

В конце 1915 г. Ген. штаб через посредство военного агента в Англии вел переговоры с английским издательством "Cassell" об уступке Ген. штабу права издания и продажи во всех странах, кроме Англии, агитационной брошюрки против Германии. Издательство согласилось уступить эти права за 500 английских фунтов.

В зиму 1915–1916 гг. в русской армии усилилась добровольная сдача в плен. По этому поводу разными штабами было выпущено изрядное количество приказов и разъяснений, однако сдача в плен русских солдат продолжалась.

Тогда решили прибегнуть к агитации. Некий Навоев написал брошюрку под названием — "Как живется нашим пленным в Германии и Австро-Венгрии". Ставка издала эту брошюрку в количестве 200.000 экземпляров для распространения среди войск, в надежде, что она поможет убедить солдат не сдаваться в плен.

Однако и это не помогло. В начале 1916 г. в Ставку поступили сведения, что находившиеся в германском плену уроженцы Саратовской губернии писали на родину письма о том, что в немецком плену им очень хорошо жилось. Начальник штаба Главковерха приказал: "Сообщать об этом сенатору Кривцову с просьбой начать распространение соответствующих брошюр в народе; обратиться к печати с просьбой помочь раскрыть народу правду и вести борьбу с провокацией; просить председателя государственной думы помочь путем думских речей разрушить хитро сплетенную паутину лжи для уловления наших дураков и написать обер-прокурору св. синода. Дело духовенства горячими проповедями говорить народу об этом: о позоре и грехе плена, о лжи, распускаемой немцами, сказать истинное слово".

Фронтовые штабы на это явление реагировали иначе. Так, например, в июне 1915 г. имел место случай добровольной сдачи в плен 219 солдат Гайворонского полка. В ответ на донесение об этом, штаб армии отдал распоряжение "беспощадно расстреливать всех, добровольно сдающихся в плен"[63].

Ставка занималась не только выпуском брошюр, но издавала также воззвания и прокламации.

Так, председатель государственной думы Родзянко прислал в Ставку написанное неким Арди воззвание к болгарам и предлагал его распространить при помощи французских летчиков. Ген. Алексеев нашел мысль правильной, хотя "на богатые результаты рассчитывать нельзя" и предложил разработать порядок ее осуществления. Воззвание показали французскому генералу де-Лягиш, который тоже нашел "мысль правильной" и посоветовал телеграфировать текст воззвания русскому военному агенту во Франции с тем, чтобы тот договорился с французской главной квартирой относительно напечатания и распространения его при помощи аэропланов. Некоторое количество этого воззвания было напечатано в России и передано штабу Черноморского флота с получением разбросать листки с гидропланов.

В том же 1915 г. совет "Петроградского славянского благотворительного общества" представил в Ставку еще один проект прокламации — воззвания к болгарам. Проект был послан штабу VII-й армии, которому он не понравился и который сам составил прокламацию, подписанную "штаб русских войск". Ставка разрешила штабу VII-й армии выпустить распространить эту прокламацию в Болгарии "разными способами, частью через румын".

В конце 1915 года, в Ставке по рекомендации министра иностранных дел, появился корреспондент американской газеты "The Times" — Стенли Вашбурн со следующим "планом": создать такую организацию, чтобы доставлять ежедневно на передовые позиции последние военные новости, рисующие работу союзников, и разбрасывать с аэропланов и другими способами открытки с картин Верещагина и др. из эпохи 1812 года, чтобы "напугать германских солдат предстоящей зимней кампанией". Однако, когда в Станке захотели выслушать его "план", он начал расспрашивать о расположении русских войсковых частей, о прошедших и будущих планах кампании и т. д., вызвал этим подозрение и на его "план" махнули рукой.

Мы считаем необходимым остановиться еще на одном "плане организации революционной пропаганды в Германии", представленном командующему войсками Московского военного округа в марте 1917 г. профессором Московского университета Р. И. Венгловским.

Суть этого "плана" заключалась в следующем. Венгловский, по его словам, с самого начала войны вел наблюдения за настроениями находящихся в Москве германских и австрийских пленных. В результате, после февральской революции эти наблюдения привели его к заключению, что военнопленные "горячо хотели бы, чтобы подобный переворот возможно скорее совершился и у них, чтобы это привело к давно желанному миру".

Это навело Венгловского на мысль о "необходимости немедленно же и в широком масштабе прибегнуть к грандиозной пропаганде революционных идей свержения правительств не только в неприятельских войсках, стоящих на фронте, но и в глубоком тылу". На эту пропаганду Венгловский возлагал большие надежды, считая, что она "поможет нам больше, чем самая большая стратегическая победа".

Для ведения этой пропаганды "в грандиозном масштабе" Венгловский предлагал создать комитет, в состав которого "входили бы люди соответствующих специальностей".

Комитет прежде всего должен был выпустить ряд воззваний, организовать доставку их "в громадном количество во все уголки нашего фронта". Далее, в комитете должен был быть создан "секретный отдел", который организовал бы посылку в Австрию, Болгарию и Германию "самоотверженных лиц для пропаганды революционных идей во вражеском тылу". Комитет должен был уделить "исключительное внимание отправляемым на родину инвалидам и распропагандировать их так, чтобы они поскорее зажгли у себя дома пожар революции".

В заключение Венгловский просил поручить ему организацию этого комитета.

Командующий войсками в срочном порядке направил "план" Венгловского военному министру с просьбой разрешить

Венгловскому организовать в Москве этот комитет, как "в центральном месте, под моим руководством и наблюдением".

Военный министр одобрил этот "план" Венгловского и вызвал последнего в Петроград для личных переговоров.

Чем кончились эти переговоры, — нам неизвестно, но об этом комитете и о его работе в дальнейшем ничего слышно не было.

Несколько слов о попытке Ставки использовать для целой агитации иностранных военных корреспондентов и иностранную прессу. Находившиеся при Ставке корреспонденты нейтральных стран были поставлены в особое положение. Этой группе корреспондентов Ставка платила под разными благовидными предлогами до 20.000 руб. в год. Увидев возможность получать, таким образом, деньги, эти корреспонденты газет нейтральных стран потребовали еще 50.000 руб. на усиление состава корреспондентов и пр. расходы. Тогда Станка дала им понять, что дело не в деньгах, а в том, как они будут писать о России; им было выдано еще 30.000 рублей.

Попадалась газеты, которые не очень дорого ценили свои услуги в отношении царской России. Так, например, одна бухарестская газета просила дать ей единовременно 3.000 франков и, получив их, стала писать в пользу России и русского военного агента, которого раньше ругала.

Ставка, учитывая необходимость известного освещения определенных вопросов в печати, ежедневно посылала Генеральному штабу особые сообщения, которые ему надо было развивать и затем инспирировать печать. Вот пример такой инспирации.

27 июля 1915 года генерал-квартирмейстер Ставки ген. Ю. Н. Данилов писал начальнику Генерального штаба о том, что необходимо неофициальными статьями подготовить русское и заграничное общество к возможности оставления русскими войсками Варшавы и линии реки Вислы. "Против нас огромные силы, — писал Данилов, — почти вся австро-венгерская армия и 70 германских дивизий почти со всей германской кавалерией. Запас огнестрельных припасов у врага неистощим. В несколько часов он выбрасывает по одному пункту много тысяч снарядов. Нашей основной линией обороны еще до войны была избрана линия среднего Немана и на юг до Бреста. Случайно армия оказалась сначала гораздо западнее, но теперь, когда противник собрался с силами, нам приходится стать в это положение".

Развитие этого лживого откровения начало появляться в разных русских газетах в начале августа 1915 года и, время от времени, в случае надобности повторялось на новый лад.

Для обработки в нужном направлении солдатских умов в действующей армии, каждый штаб фронта и штабы некоторых армий издавали свои "Вестники". Эти последние являлись чисто казенными изданиями со всеми присущими им отрицательными сторонами. Солдаты, конечно, их сообщениям не верили и "Вестники" эти поставленной цели не достигали. Наоборот, болтливость этих "Вестников" нередко переходила всякие границы и давала противнику великолепный ориентировочный материал.

С 1915 года Ставка стремилась создать свое "Бюро печати", которое должно было бы ответствующим образом информировать как русскую, так и нейтральную и дружественную печать.

Мих. Лемке приводит любопытное "наставление" начальника этого "Бюро" — о чем и как должны писать газеты:

а) Начатая нами и не закончившаяся операция, по возможности должна обходиться молчанием, чтобы не обнаружить нашего плана.

б) Разгаданная нами операция врага не должна быть выяснена ему, чтобы обмануть противника своим неведением об его замысле.

в) Всякий наш неуспех в отражении удара — только в общих неясных выражениях.

г) Всякий наш успех должен быть сообщен вполне.

д) Наши потери и неудавшиеся операции и маневры обходить полным молчанием.

е) Когда мы бьем немцев — писать "германцев", а когда австрийцев — "противника".

ж) Фамилий нашего командного состава и названий частей не упоминать.

з) Взятых нами пленных подсчитывать почаще, на разные даты, чтобы создавать иллюзию более значительного успеха.

и) Результаты действия неприятельских аэропланов обходить молчанием".

Освещению некоторых вопросов и фактов под углом зрения штаба Главковерха придавалось серьезное значение, имея в виду этим влиять на общественное мнение нейтральных стран, которое, в свою очередь, оказывало иногда значительное влияние на общественное мнение противника. В виду этого, русские газеты, пользовавшиеся услугами "Бюро", не могли отказываться от помещения подобных инспирированных статей. "Бюро" со своей стороны обязывалось не только указывать им в каждом отдельном случае степень недостоверности освещения, но и каждый раз представлять достаточную мотивировку необходимости такой инспирации.

Но все же "Бюро" никак не удавалось наладить отношений с печатью и в конце 1915 года вся эта затея кончилась отказом русских газет от пользования услугами "Бюро".

Весьма своеобразные способы агитации и пропаганды применялись в местностях, занятых русскими войсками. Об одном таком способе рассказывает Л. Войтоловский[64]. По его словам в начале 1915 года заведовавшему полевой хлебопекарней № 269, некоему Бобкову было поручено вести пропаганду среди населения занятого русскими кусочка Галиции. В качестве руководства по этой работе ему была дана брошюрка, составленная военно-цензурным управлением генерал-квартирмейстера штаба главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта, содержавшая в себе следующие главы: "Современная Галичина. Этнографическое и культурно-политическое состояние ее в связи с национально-общественными настроениями".

В этих "главах" содержались всевозможные жандармские поучения: как обращаться с завоеванным населением, кого считать друзьями и врагами России, как выведывать политические секреты, как подбрасывать прокламации и как их составлять, какие песни поют и как одеваются сторонники России и пр. и пр.

Особое внимание было уделено прокламациям, которые неизменно заканчивались призывом:

"..Кидай оружие и отдавайся православному воинству, которое примет тебя не як военного пленника, а як родного брата, вертаючего с неволи под стреху родной хаты. Кидай оружие, щобы в велику хвилю освобождения Галицкой Руси не лилась кровь брата от руки брата".

Распространение такого рода прокламаций Бобков должен был производить следующим образом. Население голодало. Старики и дети всегда собирались вокруг хлебопекарни и выпрашивали хлеб. И вот, Бобков вместе с ломтиком хлеба должен был давать им и эти прокламации.

Это — действительно исторический пример агитации.

Вот, можно сказать, почти все, что царское военное ведомство пыталось во время войны делать по внутренней и внешней агитации и пропаганде. Что все эти отдельные, разрозненные агитационно-пропагандистские наскоки цели не достигали и ожидаемых результатов не давали, об этом, конечно, говорить не приходится.

Глава девятая. "Центральное бюро экономической разведки"

Инициатива газеты "Новое Время". — Проекты, совещания, обсуждения. — Громадное количество комитетов и комиссий — без единства действий. — Организации Бюро. — Его задачи. — Потерянный проект. — Новые проекты. — Отсутствие желающих взять бюро под свое руководство.

В начале 1917 года, по инициативе Оссендовского и Суворина (оба — столпы газеты "Новое Время"), Ставка Главковерха написала (7/1 1917 г., № 7412) начальнику Ген. штаба, что не мешало бы подумать о создании в военном ведомстве особого "центрального органа для сбора всех получавшихся различными ведомствами сведений об экономической жизни наших противников" и для сообщения таковых русскому отделу Междусоюзнического бюро в Париже.

Начальник Ген. штаба согласился (21/1 1917 г., № 75) с необходимостью создания такого органа, но считал этот вопрос "до некоторой степени междуведомственным" и поэтому подлежавшим согласованию на междуведомственном совещании.

В конце января при Ген. штабе состоялось междуведомственное совещание. На нем выяснилось, что во Франции и Англии в составе военных министерств имелись особые органы, ведавшие сбором всех сведений об экономической жизни неприятельских государств, причем собранные сведения, после соответствующей обработки и систематизации, передавались в архив Междусоюзнического бюро для общего пользования всех союзников. В России такого объединяющего органа не было, хотя, как это видно из схемы № 3, экономическими вопросами войны занималось громадное количество разных комитетов и комиссий.

Все участники междуведомственного совещания признали необходимость создания центрального экономического бюро, предложив назвать его "Бюро экономической войны". Но когда дошли до вопроса — кому бюро подчинить, представитель "Особого совещания по обороне государства" заявил, что находит неудобным сформирование бюро при "особом совещании", так как "учреждение это временное и не имеет прямого отношения к затронутому вопросу". Представитель "Комитета по ограничению торговли и снабжения неприятеля" заявил, что "комитет", будучи составлен "из представителей отдельных ведомств, имеющих определенное положение, не может взять на себя функции бюро, так как в этом случае он должен был бы подвернуться коренному изменению в смысле штатов и характера работы".

Таким образом, Ген. штаб волей неволей вынужден был взять организацию этого бюро на себя.

Из имеющегося проекта положения об этом бюро мы узнаем, что результаты своих работ оно должно было "безотлагательно сообщать заинтересованным ведомствам, как русским, так и союзных государств”.

Источники получения необходимых сведений намечались следующие: парижское междусоюзническое бюро, заграничные представительства и организации всех ведомств, военно-цензурные комиссии, работавшие как в районе действующей армии, так и в тылу, IV часть отдела генерал-квартирмейстера Ген. штаба, штабы фронтов и армий и все ведомства и учреждения, имевшие органы для экономической борьбы с противником. "Бюро" должно было непосредственно подчиняться генерал-квартирмейстеру Ген. штаба и быть включено в состав последнего. Оно должно было состоять из двух отделений.

1-е отделение — ведающее обработкой корреспонденции, задержанной военно-цензурными комиссиями, и выдержек из прессы враждебных государств.

2-е отделение — ведающее обработкой материала, получавшегося от заграничных органов заинтересованных ведомств, от штабов фронтов и армий и обработкой документов, касавшихся экономической жизни и захваченных русскими поисками.

Штат "бюро": начальник, два начальника отделений, три помощника последних и четыре писаря, всего десять человек.

Расходы по содержанию "бюро", впредь до ассигнования специальных сумм, предполагалось покрывать из секретных сумм Ген. штаба. Этот проект был представлен на утверждение военному министру (ген. Беляеву). Но последний в дни февральской революции сжег проект вместе с остальными бумагами.

4-го апреля 1917 года (№ 82) начальник Ген. штаба вторично представил этот проект новому военному министру на утверждение. Помощник последнего ген. Новицкий вместо утверждения ответил: "Я вообще сторонник того, чтобы каждый занимался своим делом и это — дело не наше, а министерства торговли и промышленности. Я не сочувствую учреждению этого бюро, у нас много и своего дела".

Итак, "бюро" это создано не было и только при сформировании в Ген. штабе "разведывательной части", в ее состав было включено небольшое "экономическое отделение".

Глава десятая. Заключение

Основные ошибки и промахи царского Генерального штаба в организации и ведении агентурной разведки.

В этой главе мы не намерены давать подробно обоснованных выводов из всего обширного материала, приведенного в книге. Мы остановимся лишь на самых грубых и крупных ошибках и промахах Ген. штаба в области разведки.

Читателю, интересующемуся этой отраслью деятельности Генерального штаба, легко будет сделать на основании приведенного в книге материала целый ряд самостоятельных общих и практических выводов.

Во-первых, обращает на себя внимание то обстоятельство, что в царской России на изучение своих соседей смотрели не как на дело общегосударственной важности, а как на частное дело каждого отдельного ведомства. Каждое отдельное ведомство собирало те сведения, которые его непосредственно интересовали. Сбор этих сведений производился самостоятельно и обособленно от других ведомств. Узаконенного, обязательного и регулярного обмена добытыми сведениями между ведомствами не было. Гражданские ведомства в своей разведывательной деятельности интересов военного ведомства (оборона страны) не учитывали и даже не допускали мысли, что военвед может интересоваться вопросами экономики, финансов, торговли и политики. В итоге — излишняя трата народных средств и сил при самых неудовлетворительных результатах; конкуренция, параллелизм в работе, споры и дрязги как в центре, так и на местах. Следствием такого положения явилась доведенная до абсурда зависимость Ген. штаба в разведывательной работе от министерства иностранных дел, приведшая к тому, что последнее старалось всячески мешать разведывательной работе Ген. штаба, прикрываясь благородным предлогом сохранения добрососедских отношений с соседями.

Казалось бы, что если по тем или иным соображениям и нельзя было объединить разведывательную деятельность (добывающую) всех ведомств в одном центральном разведывательном органе, непосредственно подчиненном главе правительства, то, во всяком случае, можно и необходимо было обязать все ведомства обмениваться добытыми сведениями и оказывать друг другу содействие. Но и этот паллиатив применен не был.

Децентрализация разведывательной деятельности военного ведомства, без единого твердого руководства, являлась весьма пагубным фактором в деле ведения разведки. Самостоятельная и независимая разведывательная деятельность разных управлений военного министерства и штабов военных округов не могла принести существенно пользы интересам военного ведомства в целом, ибо сбор сведений производился не по одному единому плану, не для одной общей цели. В результате — колоссальные затраты средств и сил, чрезмерное наводнение соседних стран агентами и дешифровка их перед иностранной контрразведкой. Непростительной ошибкой Ген. штаба являлось разрешение его штабам военных кругов заниматься агентурной разведкой в той форме, как они это делали. Нельзя, конечно, отрицать, что пограничные округа должны были заниматься изучением ближайшие к ним пограничной полосы, но ни в коем случае нельзя было допускать, чтобы их агентурная сеть базировалась на русские официальные учреждения заграницей (консульства, агентства и пр.). Штабам военных округов следовало бы вести разведку нелегально через границу имея главной задачей создание в мирное время такой агентурной сети, которая с началом войны могла бы обслуживать, хотя бы на первое время, штабы развертывавшихся полевых армий. Внутренним же военным округам в мирное время ни в коем случае не следовало бы заниматься агентурной разведкой.

Отсутствие специального оперативного разведывательного органа(добывающего) в Ген. штабе (до 1906 г.) вело к тому, что местные органы разведки оставались без руководства, вопросы организации и техники добывания сведений оставались без должной проработки.

Когда же этот орган был создан, он не уяснил своих функций и совершенно оторвался от органа, изучавшего и обрабатывавшего разведывательные данные (сам составлял задания, давал оценки присланным материалам и т. д.), забывая, что успешно составить задание и дать исчерпывающую и обоснованную оценку может лишь тот, кто изучает и обрабатывает материал. В конечном итоге получалось, что в большинстве случаев агенты и прочие местные органы разведки снабжались заданиями общего характера, которые руководящей директивой для этих органов служить не могли. А раз так, то понятно, что эти местные органы работали, как хотели и как умели, и собирали то, что случайно попадало им в руки, или в каждом отдельном случае обращались в Ген. штаб за указаниями.

Орган, обрабатывавший разведывательные материалы, загружался мелкой посторонней работой (переводы с иностранных языков материалов, никакого отношения к нему не имевших и пр.), почти ежедневно дергался требованиями разных справок и докладов. При таких условиях плановая работа, конечно, становилась невозможной. Неудивительно, что при такой постановке дела даже те скудные данные, которые имелись о соседях, оставались необработанными и, следовательно, неизвестными войскам.

Несерьезное отношение к подбору личного состава для центрального разведывательного органа, а также отсутствие соответствующих правовых, материальных и бытовых условий для их работы, вели к очень частой смене работников, тем самым, превращая центральный орган разведки в своего рода проходной двор. Говорить же о вреде частой смены работников разведки не приходится.

Подбор личного состава местных разведывательных органов, особенно официальных военных агентов, был поставлен в высшей степени плохо. В первоклассные страны, представлявшие наибольший интерес в разведывательном отношении, назначались гвардейские офицеры, крайне слабо подготовленные в военном отношении и не имевшие склонностей к агентурной работе. Их ценность для разведки, естественно, была крайне низкой.

Вопросы руководства официальными военными агентами в Ген. штабе были проработаны крайне слабо. В некоторых вопросах (например, какие сведения собирать) военные агенты были предоставлены сами себе; в некоторых же вопросах опека Ген. штаба являлась в отношении деятельности военных агентов ненужным, связывающим тормозом.

Приказание официальным военным агентам хранить деньги в иностранных банках на свое имя вело к тому, что иностранная контрразведка без особого труда могла определить агентурные возможности того или иного русского официального военного агента и принять необходимые меры для пресечения этой деятельности.

Существовавший порядок пересылки секретной переписки официальным военным агентам и обратно по официальной почте и на официальные адреса давал иностранной контрразведке полную возможность быть в курсе этой переписки.

Указание Ген. штаба военным агентом работать главным образом при посредстве шпионов-профессионалов вело к тому, что военные агенты часто покупали за большие деньги фальшивые дезинформационные документы.

Не менее необдуманным и вредным являлось указание Генштаба военным агентам базировать свою агентурную деятельность на лицах, предлагавших свои услуги по разведке. Этот способ сбора сведений в большинстве случаев вел к провокации иностранной контрразведки и направлял внимание разведки по ложному пути, давая взамен нужных сведений лишь те, которые предлагались такого рода агентами.

Никуда не годится та штатно-тарифная политика, которую Ген. штаб стремился провести в деле организации агентурной сети. Нельзя, посмотрев на потолок, утверждать, что в такой-то стране нужно столько-то агентов с таким-то окладом жалованья. Агентура — слишком живое дело для того, чтобы так бюрократически раз и навсегда определять ее организацию. В иностранных государствах этот вопрос принято обыкновенно разрешать при помощи следующего метода. Устанавливается, какие страны требуется изучить, что по ним уже имеется и чего недостает. В зависимости от количества и важности необходимых сведений и местных условий каждой данной страны и размера общей, отпущенной на разведку, суммы, руководителю агентурой данной страны сообщается, что от него потребуется и на какую сумму денег он для выполнения этой задачи может рассчитывать (в богатых странах, не скупящихся на расходы для изучения своих соседей, сумма денег не указывается совершенно). Дело руководителя — иметь одного или двадцать агентов для выполнения возложенных на него задач. И это совершенно понятно, ибо руководитель может иметь одного крупного агента, скажем в Ген. штабе, имеющего возможность давать исчерпывающие данные по всем интересующим вопросам, или наоборот, такого агента руководителю заполучить не удалось, и он вынужден иметь в каждом отделе Ген. штаба или военного министерства по агенту. Поэтому попытки русского Ген. штаба создать какой-то определенный штат агентов для каждой страны являлись чем-то вроде детской игры.

Но самая непростительная ошибка Ген. штаба заключалась в том, что он в мирное время не подготовил агентурной сети на случай войны. Та агентурная сеть Ген. штаба, которую он пытался создать параллельно сети официальных военных агентов, строилась в самой своей основе неправильно. Ген. штаб называл эту сеть агентурной сетью военного времени, но сам всеми силами старался обосновать ее руководителей на каких-либо официальных амплуа в русском официальном учреждении заграницей (посольство, консульство и т. д.). Нахождение руководителя сети военного времени в официальном учреждении вело лишь к тому, что при разрыве дипломатических отношений созданная агентурная сеть, если даже она и не была еще известна контрразведке противника, оставалась без руководства и связи и теряла свое значение. В отдельных же, весьма редких, случаях Ген. штаб имел некоторых своих агентов вдали от русских официальных учреждений и поддерживал прямую связь с такими агентами посредством обыкновенной почты, причем в целях маскировки от глаз иностранной контрразведки агентам советовалось писать свои письма и донесения… лимонной кислотой, т. е. средством, известным любому школьнику.

Надежды на официальных военных агентов, естественно, рухнули вместе с разрывом дипломатических отношений. Их перегруппировка по нейтральным странам, как это намечалось, также произведена не была. Вопросы связи, даже с официальными военными агентами в нейтральных странах, были проработаны в Ген. штабе "вне времени и пространства" и весьма гадательно, и с началом войны не могли быть проведены в жизнь.

Также не были решены и проработаны Ген. штабом в мирное время вопросы организации агентурной разведки, увязки ее деятельности с остальными видами разведки, распределение ролей и задач между разными органами, заготовка положений, наставлений, инструкций для разных органов разведки на военное время и т. д. — другими словами — мобилизационный план разведки отсутствовал.

В результате всех этих упущений Ген. штаба действующие войска остались в начале войны без необходимой информации о противнике и вынуждены были сами на скорую руку организовать агентурную разведку. Отсутствие распределения ролей и задач между разными войсковыми штабами и полное отсутствие руководства высших штабов над низшими привело к тому, что эти последние начали самостоятельно насаждать свою агентурную сеть на всем земном шаре (так, одна армия создавала агентурную сеть в Аргентине!). Взоры всех войсковых штабов, ведших агентурную разведку, устремились в нейтральные страны, из которых, казалось, легче всего было разведывать пр-ка. В нейтральных странах скопилось громадное количество руководителей и агентов разных штабов. Подбор этих руководителей в подавляющем большинстве случаев был крайне неудачен. К агентурной деятельности они подготовлены не были и на такую работу попали совершенно случайно, нередко по чисто шкурным соображениям (избежать фронта). Они были предоставлены самим себе и никакого наблюдения и контроля за ними со стороны пославших их не было. В результате руководители отдельных агентурных организаций и их агенты, посланные разными штабами в нейтральные страны, перезнакомились между собой, некоторые из них начали совместно фабриковать вымышленные сведения о противнике, пьянствовать и дебоширить. Понятно, что в таких условиях они весьма скоро были расшифрованы неприятельской контрразведкой, которая их частью ликвидировала, частью перетянула на свою сторону, или снабжала их ложными сведениями. Связь со своими штабами эти агенты могли поддерживать или по обыкновенной почте или через официальных военных агентов, ибо других, более надежных, путей создано и указано им не было. Таким образом, расшифровывалось активное участие в агентурной работе официальных военных агентов, со всеми вытекавшими из этого последствиями.

Между тем, при правильной постановке разведки следовало бы строго разграничить роли и задачи между разными штабами. Всю оперативную разведку следовало бы возложить на штабы фронтов, армий и корпусов и вести ее исключительно через линию фронта, но ни в коем случае не через нейтральные страны. Стратегическая разведка — дело Ген. штаба. Он получает необходимые указания от Главнокомандования и ведет агентурную разведку через нейтральные страны. Главнокомандование непосредственно разведки не ведет, но руководит, направляет и увязывает разведывательную деятельность Ген. штаба, штабов фронтов и гражданских ведомств.

Лишь в самом конце войны это грубая, роковая для русской агентурной разведки, ошибка Ген штаба была исправлена и вся разведка через нейтральные страны была объединена в Ген. штабе.

Ведение агентурной разведки через линию фронта, особенно при позиционной войне, дело трудное, но все же возможное. Однако, вести разведку так, как пытались это делать русские войсковые штабы, — нельзя. Во-первых, агентурному аппарату со всеми агентами этой разведки следовало бы при уходе войсковой части не уходить вместе с ней, а остаться на месте и перейти в ведение сменяющей ее части, т. е.разведку следовало бы сделать территориальной. Это необходимо для того, чтобы руководители агентуры хорошо знали свой участок и местные условия, что имеет громадное значение для успешной работы. Агенты, завербованные из местного населения, также могут принести пользу только на участке, который они великолепно знают и языком населения которого они владеют.

Во-вторых, приемы вербовки, подготовки, оплаты и обращения с агентами, практиковавшиеся русскими фронтовыми разведорганами, никуда не годились. При вербовке допускалась конкуренция между разными разведорганами, что являлось следствием отсутствия руководства высших штабов над низшими и отсутствия распределения между ними районов работы. Подготовка агентов в специальных школах вела к тому, что в случае перехода на сторону противника хотя бы одного из учеников такой школы, он выдавал противнику и всех остальных. В практике разведывательной деятельности речь может идти лишь о персональном инструктировании в изолированной обстановке каждого агента в отдельности.

Оплата агентов производилась в крайне мизерных размерах и после большого торга, причем за каждый полученный агентом рубль требовалась его расписка и т. д. Эти бюрократические приемы крайне вредно влияли на психологию как раз тех людей, которые на опасное дело разведки решались пойти, главным образом, из-за денег. Твердое месячное жалованье без премиальных за ценные материалы убивало в агентах всякую инициативу и стремление к лучшему выполнению задания. Мы, конечно, этим не хотим сказать, что агента нужно осыпать золотом и швыряться деньгами направо и налево. Цель наша подчеркнуть, что разведывательные органы царской России не умели использовать человеческую алчность к деньгам.

Презрительное, высокомерное отношение к агентам со стороны служащих (офицеров) разведывательных аппаратов, неподавание агентам руки, брезгливое отношение к их личным нуждам, издевательства со стороны войск (отправка в тыл с плакатом на груди и спине с надписью "шпион" и т. д.), избиения и пр. — вели к тому, что многие, более способные, агенты переходили к противнику и работали как двойники. Русская же разведка использовать с выгодой для себя агентов-двойников не умела, тогда как при умелом и умном подходе можно использовать с большой выгодой для дела и эти, хотя и нежелательные, элементы. Это положение вполне подтверждается опытом германской агентурной разведки во время войны 1914-18 гг.

Бросается в глаза, что русские фронтовые разведорганы главным образом базировались на агентах-ходоках и почти совершенно не пользовались агентами-резидентами, в то время, как последние особенно при позиционной войне и при хорошо налаженной связи, могли бы дать наиболее ценные сведения о противнике.

Царское военное ведомство, как мы видели, несколько раз делало робкие попытки вести активную (диверсионную) разведку. Этот вид агентурной разведки, или вернее — один из способов борьбы "малой войны", — при хорошей постановке и умелом направлении и руководстве может дать весьма ценные результаты. Однако русский Ген. штаб в мирное время над этим вопросом не подумал, как следует и, следовательно, в организационном отношении ничего не предпринял. Не удивительно поэтому, что когда он во время войны захотел в этом отношении кое-что предпринять, он попал в руки контрразведки противника, которая весьма умело, использовала его неподготовленность и беспомощность.

Агитация и пропаганда, игравшие такую колоссальную роль во время войны 1914-18 гг., царским военным ведомством велись от случая к случаю, к тому же весьма неумело и несерьезно. Создается впечатление, что царское правительство в целом и военное ведомство в частности этому, весьма серьезному, средству борьбы должного значения не придавали.

Тоже самое нужно сказать и в отношении экономической борьбы с противником. Военное ведомство старалось от этого дела отойти по возможности дальше, не учитывая всей серьезности и важности успешной борьбы в этой области.

Итак, можно сказать, что в войну 1914-18 гг. печальные опыты прежних войн в отношении агентурной разведки повторились. Многие военные операции, хорошо подготовленные и продуманные во всех отношениях, в разведывательном отношении подготовлены не были. Даже во время войны, как мы видели, военные вершители судеб царской России в деле организации и руководства разведкой не сумели подняться выше мелких дрязг и склок. Бесконечные планы, проекты, бесконечные споры и бесконечная критика друг друга и подсиживание, — вот сущность деятельности царских генштабистов в области агентурной разведки. Дальше этого дело не шло. Даже военная опасность не смогла прекратить этого, не только бесполезного, но и вредного переливания из пустого в порожнее. Среди громадного количества людей с высшим военным образованием, видимо, не нашлось человека, способного охватить и поставить дело агентурной разведки на должную высоту.

И если мы сравнительно подробно остановились на этой отрасли деятельности царского Генерального штаба, то, главным образом, для того, чтобы показать, — как не следует организовать и вести агентурную разведку.