Глава VI. Пробуждение

У него было только тусклое подобие личности. В покое и естественном состоянии это был одной-единственной чертой того, что можно назвать самоосознающей идеей, живым составным символом, который существует только в самых глубинах человеческого сознания или странных безграничных бесплотных океанах, куда простираются эти глубины. Те немногие исследователи, сумасшедшие, колдуны или философы, который искали те жуткие иллюзорные края и хотели описать сущности, которых здесь встретили, познали эту колонию идей и дали ей имя. Они называли ее Юггот. Ее описывали по-разному — как планету, как бога, как состояние разума.

Бесчисленные меньшие понятия, которые включала это похожая на улей метасущность, представляли собой вспомогательные божества, которые функционировали и как аватары, и как посланники центрального, скрытого и живого концептуального ядра. Этих отдельных агентов называли Ллойгор, у каждого было свое собственное имя и диапазон ответственности. Каждому подчинялись собственные элементали, порабощенные их неземной волей.

Существо, которое в настоящее время материализовалось в озаренной камином полуразрушенной библиотеке Рэгнолл-Холла, было в некоторым смысле не одним, а несколькими накладывающимися слоями сознания. Где-то в глубине их был Юггот, комплекс-источник коварных инопланетных идей, которые дрейфовали в темных водах человеческого разума и души. На более низком, непосредственном уровне это был Ллойгор под именем Итакка, почитаемый в Арктике как демон верхних слоев атмосферы или умственных способностей человека. Сам он определял себя как безымянный элементаль вида, известного как Ходящие по Ветру или Вендиго.

В его обычной среде обитания — бесконечном вихре темного индиго — его форма походила на астральную проекцию некоего отталкивающего и великолепного гибрида ракообразного и кишечнополостного животного. От светлого с пятнами верхнего купола медузы с оборками отходили длинные многосочлененные ноги в панцире из переливающегося хитина. В покое он существовал в бесконечном континууме совершенного и безумного удовольствия, но в настоящем времени и пространстве он совсем не был в покое. Он был за работой, активный в твердом и незнакомом мире плоти и материи.

Тело, которое он занял, было неприятно теплым; мягкая пятиконечная форма из кожи и мякоти заключала в себе странный, похожий на паука каркас из ломких костей. В этой новой среде царила ужасная тяжесть, и существо сперва не могло постигнуть, как такой нежный и неуклюжий организм вообще может перемещаться. Беспорядочно дергая нервами и мускулами в свинцовой темноте, которая его окружала, оно случайно подняло то, что показалось ставнями, закрывающими оптические датчики захваченного существа. Полился свет, цвет и форма, оглушительное и непостижимое наводнение.

Казалось, что оно оказалось в кубе абсолютно прозрачного газа, ограниченном плоскими поверхностями из твердого вещества сверху, снизу и со всех сторон. В этом месте были и другие формы, похоже, неживые, и две отдельные, с пятью концами, как у тела, которое занимало существо; они двигались и испускали мерзкие высокие вопли. Пытаясь подняться на костях, расходящихся из центра тела, Вендиго начал ползти по холодной твердой поверхности, и двинулся к другим живым существами, чтобы исследовать их. Чтобы посмотреть, из чего они сделаны.

Аллан Куотермейн падал в драгоценном скольжении чистого и кружащегося блеска, удаляясь от странных эфемерных широт, где путешествовал, снова в мир смертных, где материальная форма, свободная от его духа, лежала на паркетном полу разрушающейся библиотеки леди Рэгнолл.

Во время своих бесплотных блужданий исследователь встретил еще две затерянных души, и вместе с ними оказался на верней грани кристалла времени, в чьих глубинах виднелись тревожные картины настоящего и будущего. Такая картина ужасающих событий в мире смертных, в библиотеке Рэгнолл-Холла заставила известного авантюриста вернуться к материальной реальности и брошенной плоти, пока еще не поздно.

Ниже него — если тут было такое понятие, как ниже, — в этом каскаде безо всякого направления, в который он влился, Куотемейн увидел образ, сначала маленький, знакомой комнаты с рядами книг, где он, казалось, целую вечность назад вдыхал горькие и магические пары экзотического наркотика тадуки. Концентрируясь на этой относительно стабильной сцене в яростном метафизическом потоке вокруг, Аллан обнаружил, что может пододвинуться к нему, и тот, казалось, раскрывался, чтобы окутать его лепестками этой залы, этого момента в человеческом мире.

Лихорадочные завывания потока оборвались. Куотермейн плыл, невидимый и свободный дух, чуть ниже знакомого потолка библиотеки. Глядя на драму, разыгрывавшуюся внизу на освещенной сцене, он понял, что самые фантасмагорические предчувствия знаменитого охотника оправдались.

Двигаясь рывками по усыпанному страницами полу, изогнутый дугой, как чудовищный четвероногий краб, с лицом и головой, искаженными так, что знакомые черты стали новыми и инопланетными, с вращающимися глазами под огромной раной, которая являлась ртом, опрометчиво покинутая смертная оболочка Аллана Куотермейна, очевидно, теперь повиновалась новому, непрошеному владельцу.

Аллан видел, что сидящая на самодельной кровати в центре комнаты хилая и похожая на птицу леди Рэгнолл кричала, пронзительно и панически, при виде того, как ужасно изломанное и одержимое тело исследователя, похожее на паукообразное насекомое, ползло к вдове и ее статной служанке Марисе. Эта гордая африканская красавица стояла между хозяйкой и ночным кошмаром, который двигался к ним через обманчивый мерцающий жар огня, ее руки двигались, и Куотермейн решил, что она производит магические пассы, так как они сопровождались заклинаниями, потоками слетавших с ее полных темных губ. Она, казалось, пыталась отпугнуть враждебный и агрессивный дух, который занял место в теле исследователя, и обращалась к древним заклинаниям и ритуалам изгнания из традиций ее народа, который знал препарат тадуки с незапамятных времен.

Казалось, заклинания не имели никакого видимого эффекта, так как тело не останавливалось, двигаясь со скрипом к испуганным женщинам. Куотермейн боялся, что какой бы странный разум не поселился в его смертном теле, вряд ли ведунья знала его или хотя бы могла представить в страшных снах. Боялся он и того, что сам точно знал, что заняло его смертную оболочку.

Во время пребывания вне привычной действительности он встретил загадочного человека, который назвался Путешественником во времени. Тот хотел подготовить Аллана и его товарищей к опасности, исходящей извне знакомой нам Вселенной. Теперь бестелесному авантюристу казалось, что это силы из другого мира предприняли упреждающую атаку на смертных, чтобы те не помешали их непостижимым планам.

Ползающая пародия тем временем достигла отчаянно заклинающей служанки. Одна из рук, скрюченная, как клешня краба, схватилась за лодыжку эбеновой красавицы, ногти вдавились в плоть и выступила кровь. На почти незнакомом и искаженном лице светились глаза, обезумевшие от ненависти. Оно стучало зубами с ужасным клацанием, которое подсказало парящему Куотермейну о его намерениях. Если Аллан не хотел увидеть, как его собственное тело убивает и пожирает двух женщин, надо было думать быстро. Действуя инстинктивно, как всегда в своих приключениях, он собрал все силы в своей эфемерной форме и нырнул в свою украденную плоть.

Возвращение в смертную форму, горячий воздух в легких стали глубоким шоком, как погружение в ледяную воду. Еще более шокирующим стало отвратительное ощущение, что он делит тело с кем-то еще, что он не один. Едва его астральная сущность вновь приобрела знакомую форму, как Аллан почувствовал, что его атакует нечто, находящееся вместе с ним в ненарушенной и личной темноте. Он ощутил липкие плавники и щупальца, щелкающие многосочлененные ноги отчаянно царапались за обладание физической сущностью, однако он не мог точно понять, с чем боролся. Возможно, это было самое ужасное — он как будто был связан в темном мешке с каким-то неизвестным и злобным животным из джунглей. Он кричал, и в этой тьме кричало что-то еще.

Когда бьющееся в конвульсиях тело неожиданно выпустило ее лодыжку, а его пальцы стали хватать, Мариса выдохнула и отступила назад. Она пристально смотрела вниз, на тело старика, как оно корчилось и извивалось у ее ног. Куотермейн, казалось, царапал и бил собственное лицо, словно в приступе отвращения к самому себе. Губы с пеной дергались по сумасшедшему искаженному лицу, и казалось, что не одно, но два мучительных завывания исходили изнутри.

Вспомнив о хозяйке, Мариса оглянулась на диваны. Истощенная рука лежала на недвижной впавшей груди, скомкав ткань вдовьей ночнушки в мятую розу над сердцем. Пустые глаза смотрели в освещенную пламенем пустоту, и с холодной острой болью Мариса поняла, что леди Рэгнолл больше нет среди живых. Хотя хозяйка за долгие годы стала Марисе скорее компаньонкой, чем нанимателем, красавице было некогда горевать о ее кончине. Стояли более насущные вопросы, если ей с Куотермейном не хотелось последовать за усопшей. Собравшись, она вновь посмотрела на валявшееся в ее ногах существо.

Черты лица Куотермейна и его отчаянное выражение, казалось, текли и мерцали в свете очага, так что Мариса то видела лицо исследователя с человеческой болью и паникой в глазах, то его ужасную пародию c жаждой убийства. Мариса решила, что, наконец, поняла, что произошло.

Такие обстоятельства описывались ее соплеменниками в отношении использования наркотика тадуки, но Мариса отметила, что только в древних и самых зловещих преданиях говорилось об ужасной одержимости чудовищами, жертвой которого стал Куотермейн. Они назывались разными именами: Великие Древние, Плод Юггота, Ллойгор. Существа из-за рациональных границ бытия, парящие вне пространства и времени, ищущие путь в человеческий мир, чтобы захватить и объявить своим. Упоминание этих имен всегда сопровождалось жестом, изображавшим защитный символ, чтобы защититься от зловрежного влияния. С дикими глазами обсидиановая красотка заозиралась вокруг в поисках клочка бумаги и принадлежностей для письма, с помощью которых могла бы построить этот «старший знак» сама и тем самым помочь человеку, который корчился и бился на полу как рыба без воды.

Она вырвала чистый лист из сборника стихов Суинбёрна и взяла нож для писем, чтобы кровью из руки начертать знак. Стоило ей это сделать, Куотермейн перевернулся, дрожа и ревя в сражении с самим собой. При повороте он выбил ногой одну из больших горящих книг в очаге на пол. Языки пламени начали лизать сухие и хрупкие страницы других томов, расставленные вдоль стен библиотеки. Мариса выругалась — она знала, что у нее осталось еще меньше времени, чтобы осуществить то, что она задумала. Нож решительно скользнул по ее ладони, и, когда пошла кровь, Мариса окунула в нее палец и как пером принялась чертить алые ритуальные знаки на вырванной странице.

Куотермейн был в аду. С отчаянной уверенностью он осознавал, что не побеждал в битве сущностей, разгоревшейся в его теле. Яростные и напористые атаки эктоплазматического врага напоминали тайфун или ураган. Кроме того, Аллан знал, что сама его душа будет разорвана на клочки и призрачное конфетти дюжиной клацающих конечностей врага. Когда сама его сущность оказалась, окровавленная, у порога исчезновения, Куотермейн уже не осознавал, что библиотека леди Рэгнолл занялась, словно чистилище, в котором пребывал и он сам.

Боясь приблизисться к рукам Куотермейна, чтобы не быть ослепленной или другим способом обездвиженной, Мариса надеялась, что в спешке правильно начертила неуклюжий талисман. Красные линии образовывали семиконечную звезду с крючковатым солнечным колесом священным в ведической религии, в центре, Собрав всю храбрость, она сделала выпад, выкрикивая древние имена силы, и прижала окровавленный клочок к потному лбу исследователя.

Куотермейн завопил, внезапно тьму вокруг пронзил странный эзотерический символ, горящий огнем — взрывающимся, разрушительным, ужасным. Он кричал, но то, что было рядом в темноте, кричало куда громче. Закипая в его сознании, в его теле, существо стало на какой-то момент видимым человеческому взору. У Марисы перехватило дыхание, она отшатнулась, поражаясь сверкающему видению тошнотворного света, который завис над бьющимся в конвульсиях телом авантюриста. Это было нечто за волнующейся завесой — гротескно движущиеся клешни, дрожащие в унисон, как конечности многоножки, искры стали отблесками, россыпью цветных пятен на сетчатке глаза, и затем пропали.

Мариса помогла ошеломленному и бормочущему исследователю подняться на ноги и постаралась увести его из горящей библиотеки на прохладную террасу и лужайку за пределами обреченного сгореть особняка. Куотермейн лежал, оперевшись на темный пень, скачущий свет пламени от горящего здания танцевал в его пристальных, остекленевших глазах. Отрывая кусок ткани от платья, чтобы забинтовать руку, служанка подумала, чем может помочь для контуженному исследователю.

Он, очевидно, был проклят. В племени Марисы знали, что того, кто разозлил Великих Древних за пределами времени и пространства, эти бессмертные и злобные существа будут преследовать до конца своих дней. Если находиться… в непосредственной близости к тому, кто проклят, то можно было привлечь внимание Великих Древних и к себе. Самый безопасный план действий Марисы был прост. Загипнотизированный и пораженный, Куотермейн не отводил глаз от пожара, который охватил поместье леди Рэгнолл и саму вдову, и не заметил, как ушла Мариса. Ему было не суждено встретить ее вновь, и никогда он боле не отведает наркотик, к которому только у нее был доступ; ужасный и захватывающий заменитель реальности, известный в самых сумрачных и загадочных уголках мира как тадуки.

Все это случилось много лет назад.

Куотермейн едва ли помнил ту ночь или утро, когда он, больной и потерявший память, брел по земле у руин поместья леди Рэгнолл. Загадочная черная служанка и ее тайник с препаратом, которого жаждал Куотермейн, теперь сгинули.

Аллан отправился бродягой в Лондон, а оттуда на Ближний Восток, где имелся опиум, который мог заглушить боль от нехватки наркотика тадуки. Он плыл в беззаботной амниотической тьме, возможно, где-то в Каире, хотя самому ему было все равно. Единственным раздражителем в искусственном раю стал женский голос, который проник сквозь сон, требуя внимания, пробуждая его. Неохотно он открыл глаза.

Она была прекрасна. И чопорный букет ее губ, тщательно уложенные черные волосы нашли в груди исследователя отклик признания. Он видел это лицо прежде, но где? В бесчувственном, одурманенно наркотиком разуме Аллана прохладный и дрожащий сквозняк затрепетал в завесе, которая окутывает наше зашоренное смертное восприятие. Он не знал эту женщину, не хотел столкнуться с сомнительным будущим, которое она собой представляла.

— Уйдите, — произнес он нечленораздельно, и снова закрыл глаза.

Но она не ушла.

И все произошло так, как и должно было.

конец

Загрузка...