Валерия Вербинина Леди и одинокий стрелок

Часть I Не стреляйте в пианиста

1

Ручаюсь, ни одному рассказчику не доводилось начинать свой рассказ в столь неудобном положении. Мою шею охватывала веревочная петля, руки были связаны за спиной, а кончиками пальцев ног я что было сил пытался удержаться на гребне скользкого серого камня, явно не предназначенного для балетных упражнений. Другой конец веревки был закреплен на ветке толщиной этак с талию сенаторской жены, которая не склонна морить себя голодом. Думаю, если бы на этой ветке подвесили еще с десяток бедолаг вроде меня, она бы и то не треснула, и мысленно я уже видел сонм приветливо плещущих крыльями ангелов, готовых отконвоировать меня туда, откуда никто не возвращается. Кое-как мне удавалось еще сохранить равновесие на этом треклятом камне, но я чувствовал, как петля все туже стягивается у меня на глотке, и отчаянно ловил воздух ртом. Со стороны, наверное, это могло выглядеть смешно, и мои палачи отнюдь не скрывали, что веселятся от души. Жаль, что я не мог посмеяться вместе с ними.

А ведь, казалось, все так хорошо начиналось!

Я приехал в Ларедо вскоре после Нового года. Ларедо – это заштатный техасский городок, расположенный аккурат на самой границе. До Мексики отсюда рукой подать, и оттого в городе всегда обретается пропасть народу, питающего слабость к переездам, как то: шулера, бандиты всех мастей, воры и скупщики краденого, конокрады и прочие милые люди. Нет только сутенеров, и то лишь потому, что монополия на местных шлюх давно уже принадлежит некоему Игнасио Санчесу. Он является хозяином трех игорных домов и лучшего борделя во всем штате Техас, образцового заведения, чья слава гремит от Восточного побережья до Западного, не минуя даже Аляску на севере. Кроме шлюх, Санчес содержит местную полицию, судью, мэра и собственного сына Франсиско, который обходится дороже всех прочих, вместе взятых. Слово сеньора Санчеса – закон, и благодаря ему Ларедо считается территорией, свободной от глупых условностей всех остальных законов. К преступникам он относится снисходительно и редко выдает их, и не один бандит, успевший вовремя перебраться через реку Рио-Гранде на мексиканскую сторону, обязан жизнью хозяину борделя. Все это я знал о нем понаслышке и теперь решил, что настало время познакомиться нам лично.

Кстати, я еще не представился сам – Риджуэй Стил, к вашим услугам. Вряд ли вы читали обо мне в газетах – я не фигурирую ни в светской хронике, ни в объявлениях «Разыскивается полицией». Насколько я понимаю, я вообще ничем не знаменит. Ремесло у меня тихое и, можно сказать, почтенное: я профессиональный игрок в покер, фараон, монте, а также во все, что душе угодно, и этим зарабатываю себе на жизнь. Дома у меня нет, семьи – тоже, но к счастью это или наоборот, не знаю. Родом я из солнечной Калифорнии, однако постоянно кочую с места на место. Случилось так, что дорога привела меня в Ларедо, и, привлеченный молвой об этом городке и царящей в нем свободе, я решил задержаться здесь и оглядеться. Никаких особых дел у меня тут не было, да и не могло быть.

Я медленно ехал по главной улице, сдвинув шляпу на затылок и от нечего делать разглядывая прохожих. Стояла погода, обычная для этих краев – что-то около 70 градусов[93], сухая мелкая пыль клубами поднималась из-под копыт моего коня, и я почувствовал, что мне не хватает океана, его убаюкивающей лазоревой шири. Городок казался словно вымершим. Мне попались на глаза скрюченная в три погибели старуха, чья кожа напоминала печеное яблоко, двое смуглокожих, черноволосых сеньорит (одна с изумительной длины ресницами), кабальеро, который небрежно курил сигару под навесом, привалившись плечом к столбу, и мальчик-калека без ног, сидевший в тени возле церкви с деревянной чашкой для монет и смотревший перед собой отчужденным, горделивым взором, плохо вязавшимся с его ремеслом попрошайки. Я спросил у него по-испански, какая гостиница в городе лучшая. Мальчик едва повернул голову в мою сторону, но все же ответил: лучшая гостиница – «Мул и бочонок», и находится она на той же улице, через четыре дома. Я протянул ему монету, которая исчезла в его пальцах так быстро, что я подумал даже, не пригрезилось ли мне, что я только что держал ее в руках. Заглянув в чашку нищего, я заметил, что она пуста.

– Ладно, – уронил я небрежно, – а как тут в смысле игры?

Мальчик подтвердил то, что я уже знал: самые солидные игорные дома принадлежат Санчесу, и вход туда открыт любому, но за порядком следят строго, и если ты попался на плутовстве или отказался уплатить проигрыш, могут быть серьезные неприятности.

– Только сегодня дома вряд ли откроются, – сказал мальчик, глядя на меня исподлобья.

– Это почему? – спросил я.

На сей раз калека все же удосужился посмотреть мне в лицо.

– Вы друг сеньора Санчеса?

– Я даже не знаю его.

– У него произошло несчастье.

Я насторожился.

– Несчастье? Что за несчастье?

– Его сын Франсиско умер этим утром. Вот такие дела.

Не скажу, чтобы я был очень опечален этой смертью, но я определенно подумал, что мне везет, как всегда. Мой ангел-хранитель в очередной раз показал мне фигу.

– Мне очень жаль, – сказал я все же. Из чистого приличия. Кроме того, я не сомневался, что в таких городках, как Ларедо, каждое слово становится известно окружающим и незамедлительно доводится до сведения кого следует. Я не исключал того, что Санчес будет знать о моем прибытии еще до того, как я явлюсь в гостиницу, и поэтому следовало быть особенно осторожным в выборе выражений. – Представляю, как это должно быть неприятно… Отчего он умер?

У калеки вырвался озорной смешок. Его глаза сверкнули.

– Его убили, – коротко отозвался он. – Всадили ему пулю в живот, представляете? Подыхая, он скулил, как собака. Он не хотел умирать, но все-таки умер. Сеньор Санчес – богатый человек, но даже он не смог выкупить у бога душу своего сына.

И вновь последовал смешок. Честное слово, я слегка опешил.

– Похоже, ты его не слишком любил, – заметил я.

– Еще бы, – коротко ответил калека, и в черных глазах его вновь сверкнула, как лунный свет на лезвии ножа, неугасимая ненависть. – Ведь это из-за него я стал тем, что я есть.

Я поглядел на обрубки, торчащие вместо ног. Да, этот мальчик определенно имел право ненавидеть того, кто сотворил с ним такое.

– Он ехал на лошади, – пояснил мой собеседник, дернувшись всем телом. Рот его жалобно покривился. – И проехал прямо по мне. На полном скаку. – Мальчик улыбнулся злой, совсем взрослой улыбкой. – А теперь я увижу, как его будут хоронить. Хорошо, что он сдох.

Как и все страдающие люди, этот ребенок и ненавидел свою боль, и лелеял ее. Последнее слово он произнес с особым удовольствием.

– Я думал, Санчес – хозяин города, – заметил я осторожно. – Как же такое могло произойти с его сыном?

– А-а, – протянул мальчик. – Его застрелила девушка, которую они вчера привезли.

Я облился холодным потом и тоскливо оглянулся на желтую от пыли улицу. Положительно, этот город нравился мне все меньше и меньше.

– И что же с ней стало?

– Ничего. Она сбежала. – Калека усмехнулся. – Ранила еще привратника борделя, охранника и мамашу Чавес. Вот так. Надеюсь, они ее никогда не найдут, не то ей плохо придется.

Я понял, что он говорит о девушке, а не о мамаше Чавес.

– Сегодня все идут к Санчесу, – продолжал калека, вертя в руках чашку, – выразить соболезнования по поводу его сына. Даже бордель и тот закрыли, пока Франсиско не похоронен.

Это уже и впрямь было серьезно. Я достал платок и вытер лоб под шляпой.

– Наверное, мне тоже стоит туда сходить, как ты думаешь?

Глаза мальчика погасли. Он отвернулся с деланым безразличием.

– Делайте что хотите, сеньор.

– Не сердись, малыш, я всего лишь гость в этом городе и не хочу ни с кем ссориться. Как мне найти дом Санчеса?

Нищий вздернул подбородок.

– Поезжайте по этой улице прямо. Как увидите свинью, сверните налево. У Санчеса единственный в городе дом в три этажа.

– Свернуть после свиньи? – озадаченно переспросил я, решив, что забыл испанский.

– Да, она всегда лежит на одном и том же месте.

Я опустил еще одну монетку в его ладонь, поблагодарил за сведения и поехал в «Мул и бочонок». Это было простое здание в два этажа с покатой крышей. В зале девушка с небрежно подколотыми прядями волос мела пол, больше поднимая пыль вверх, чем наводя чистоту. За стойкой стоял хозяин. Один вид его здоровенных кулаков, которыми он опирался о прилавок, мог усмирить четверку взбесившихся лошадей. Несколько человек за столом у окна играли в монте, и, проходя мимо, я заметил краем глаза, что по меньшей мере двое из них играют нечисто.

– Гринго? – прохрипел хозяин, недружелюбно оглядывая меня с ног до головы.

Я изобразил на лице улыбку.

– Мальчик у церкви сказал, что у вас лучшая гостиница.

– Это мой племянник. – Настороженности в его лице заметно убавилось, и эта фраза получилась у него мягче, чем предыдущая. – Ладно, ступай за мной. Лошадь оставь Пепе, он о ней позаботится. Надолго в наш город?

– Как получится.

Заплатив за два дня вперед, я прошел в комнату, сел на кровать, бросил сумку на стул и огляделся. Бедно, но более-менее чисто. Правда, простыни несвежие, но вряд ли в Ларедо на такие мелочи обращают внимание. В дверь кто-то тихонько поскребся, и мгновение спустя на пороге показалась та самая растрепанная девушка, которую я уже видел с метлой в руках. Она присела, мило улыбнулась и протянула мне кувшин с водой.

– Не желает ли сеньор что-нибудь еще?

Вопрос был дьявольски двусмысленный. Сеньор желал кучу вещей. В частности, очутиться сейчас где-нибудь в другом месте, где игорные дома открыты и траур не соблюдают столь неукоснительно. Но любопытство призывало сеньора остаться.

– Расскажите мне о сыне Санчеса.

Она шмыгнула носом, плюхнулась на стул (с которого я уже успел убрать сумку) и стала всхлипывать, причитая: ах, Франсиско… Такой красавчик, такой обходительный, такой… такой мертвый! И подумать только, что его пришила какая-то потаскуха, которая и гроша ломаного не стоит. Впрочем, сеньор Санчес отвалил за нее целых 350 долларов, но как смела она прикончить Франсиско, который и мухи не обидел? Такие, как эта девица, позорят весь женский род, и Эухения (фею метлы звали именно так) искренне надеется, что с нее живьем сдерут кожу, когда поймают…

Я подумал, что было бы по меньшей мере неразумно сдирать кожу с леди, которая стоит столько же, сколько небольшой дом с участком в придачу, но мысли свои оставил при себе.

– А сеньор Санчес сейчас у себя?

– Да, – оживилась Эухения. – Тут недалеко, дойти до свиньи и повернуть…

Решительно некуда было деваться от прямо-таки мистической свиньи в этом городе. Я поблагодарил Эухению, вручил ей монетку и намекнул, что хочу побыть один.

Девушка ушла, как мне показалось, нехотя. Я умыл лицо и руки и в который раз спросил себя, что я забыл в этом городке. Но, в конце концов, он был не лучше и не хуже других, и у его обитателей наверняка имелись деньги, которые они мечтали спустить мне в карты если не сегодня, то завтра точно. К тому же я уже уплатил хозяину за два дня.

Не додумавшись более ни до чего особенного, я заказал себе еду в номер, поел и решил прогуляться. Тени удлинились, и повеяло вечерней прохладой. Народ высыпал на улицы, переговариваясь с чисто мексиканской неутомимостью. Я прошагал добрые триста шагов, но никакой свиньи не заметил. То же самое повторилось еще через триста шагов: я уперся в ограду кладбища и должен был вернуться. Солнце садилось за горизонт. Оно было не желтое, не красное, не золотое, а белое, сухое и неласковое. И из этого солнца на меня выехал всадник.

Я едва успел отпрянуть к стене. Всадник был запыленный, уставший и хмурый, как и его лошадь. На вид ему было лет шестнадцать, если не меньше, выгоревшие на солнце волосы спускались из-под шляпы на глаза. На шее всадника был повязан щегольской платок, по-моему, сиреневого цвета, за поясом торчали два револьвера. Он слегка тронул отделанную перламутром рукоятку правого из них, когда едва не налетел на меня, и это движение мне не понравилось. Больно уж уверенным оно было.

– Ты, мистер, того… смотрел бы, куда идешь, – неприязненно проговорил всадник горловым мальчишеским голосом.

Оглядев меня с головы до ног, он тронулся с места. От его взгляда у меня остался неприятный осадок, и я подумал, что старею, раз любой сопляк с «кольтом»– «громовержцем» 45-го калибра позволяет себе задевать меня. Но делать было нечего. Он уехал, а я вновь отправился на поиски пресловутой хрюшки.

Проходивший мимо старик с тремя зубами в нижней челюсти, радостно осклабившись, сообщил мне, что свинья заболела и поэтому не лежит на своем обычном месте. Теперь я понимаю, что это был знак – знак поскорее убираться из города, пока все еще не пошло кувырком. Но тогда я этого не сообразил и не внял ему, а, получив более человеческие разъяснения по поводу того, как найти дом властелина шлюх, зашагал к нему, осторожно обходя кучи гниющего мусора, валявшиеся на дороге там и сям.

2

Дом Санчеса и впрямь насчитывал три этажа. По сути, это был не дом, а целый особняк – белый, гармоничный и стройный. Стиль этот, кажется, называется колониальным, но все равно – странно было видеть такое здание после дощатых хибар и немудреных построек, заполонивших улицы Ларедо. Перед домом, словно часовые (или девицы из кордебалета – смотря какое сравнение вам больше по вкусу), выстроились пальмы и еще какие-то деревья, отбрасывавшие на фасад красивую ажурную тень. Вместе все выглядело весьма впечатляюще, но, признаться, в облике особняка было еще что-то от шлюх, которые не скрывают, что влетают покупателям в копеечку. От него разило деньгами, причем большими. Я решил, что дело свое Санчес знает. И знает его хорошо.

У смуглых слуг были горестные лица, соответствующие требованиям момента. Разные люди входили в дом и выходили из него, и мне подумалось, что нет причин и мне не заглянуть туда. Внутри пахло потом, пылью и скорбью. Мебель, насколько я заметил, пыталась ослепить роскошью a-ля second Empire[94], но обстановка в общем все равно неизбежно наводила на мысль о борделе, только дорогом. Вы назовете меня циником и будете правы. Зато циник видит вещи, а не их маски, и для него спасительные покровы лицемерия ничего не значат. Чем больше Санчес пытался богатством отгородиться от своего ремесла, тем настойчивее оно напоминало о себе: кричащая обивка стульев, кресел, диванов была дурного тона, а обилие зеркал наводило тоску.

Мужчина, поднимавшийся по лестнице впереди меня, снял шляпу, и я, спохватившись, последовал его примеру. Наконец мы вошли в комнату, где в гробу лежал покойный. Никогда мне еще не приходилось видеть вместе столько рыдающих шлюх, и я остановился как вкопанный. Их было там не менее двух дюжин, и они причитали на разные голоса, вспоминая добродетели Франсиско, щедрость Франсиско, пылкость Франсиско и бог знает что еще. Два монаха истово молились, стоя на коленях и шевеля губами; третий вошел вслед за мной и присоединился к ним. Я посмотрел на Франсиско: пресловутый красавец, которого так расхваливала Эухения, был жирным, волосатым и кривоногим парнем с приплюснутым носом и выпяченными губами. Впрочем, известно, что если у тебя водятся деньги, ты можешь иметь два горба и три глаза, и все равно многие будут считать тебя неотразимым. На лице покойного застыло страдание, но и это не примирило меня с ним. Он мне не нравился мертвый и, я уверен, не понравился бы и живой. Я мог представить себе всю его жизнь: женщины, выпивка, сальные шуточки, от которых он наверняка был без ума, и опять женщины. Могу поспорить, что он всегда расчетливо играл по маленькой, но когда ему случалось проигрывать, выходил из себя и с размаху швырял карты на стол. Скорее всего, он был не в меру суеверен, говорил надменно и спесиво, как истый хозяин жизни, а напившись, первым делом вытаскивал нож и грозился прирезать любого, кто, как ему мерещилось, пытается его задеть. Над его головой вились две жирные мухи.

Чуть поодаль от гроба стоял маленький человечек с седой волнистой гривой до плеч, умным, живым лицом и осанкой короля. Он отдаленно походил на Франсиско, и я понял, что это его отец – Игнасио Санчес. Подойдя к нему, я пробормотал несколько слов утешения, как и все остальные посетители, и поспешил вернуться под сень ажурных пальм. Когда я уходил, одна из присутствовавших девиц схватила руку убитого и стала покрывать ее поцелуями, а вторая начала биться головой о гроб, при этом пытаясь не повредить лицо и сохранить макияж. Понятное дело: горе горем, а завтра ей все равно придется работать, так что лучше не распускаться.

Я прошелся по городу, отыскал игорные дома, запомнил, где они находятся, вернулся в гостиницу и заснул как убитый. Утром Франсиско с большой помпой зарыли в землю, но я при этом не присутствовал. Не люблю похороны и отправлюсь только на те, которые не смогу пропустить, то бишь на свои собственные. Да я бы и их с удовольствием переуступил кому-нибудь другому, причем совершенно бесплатно.

Эухения, узнав, что я не осчастливил своим присутствием столь волнующее зрелище, разволновалась и стала визгливым голосом пересказывать мне все подробности: что сказал падре, и сколько слезинок уронил безутешный отец, и как рыдала Минни (девица с красными волосами, которая вчера лобзала руку покойного), и… Она разошлась не на шутку, а я только кивал и благожелательно улыбался. Она, наверное, считала Франсиско чем-то вроде наследного принца этой дыры, и если бы я стал ее убеждать, что на свете есть люди (и города) поприличнее, она бы накинулась на меня с негодованием.

В этот день я сначала выиграл в игорном доме семьсот долларов, и мое настроение значительно улучшилось. Но потом я проиграл тысячу и еще пятьдесят долларов сверху и в результате поднялся из-за стола куда более легким, чем садился за него. На сегодня, решил я, хватит. Но было еще не слишком поздно, и мне не хотелось возвращаться к себе с пустыми карманами. Впрочем, у меня оставалась одна вещь, которой я до сих пор не придавал особого значения, но мне хотелось показать ее Санчесу. И я спросил, нельзя ли мне видеть его.

– Можно, – последовал ответ. – Только оставьте свой револьвер здесь.

Я отдал свой «кольт» охраннику, после чего он быстро обыскал меня, чтобы убедиться, нет ли у меня при себе другого оружия. Санчес сидел у себя в крохотном кабинете и курил трубку; большой бледный мотылек увивался вокруг лампы. Человек, потерявший сына, поднял на меня глаза.

– А, сеньор Стил! Чем обязан?

Вот как, он уже знал мое имя…

– Я видел, как вы играли, – продолжал Санчес. – Вы оставили у меня довольно крупную сумму, но при этом вели себя безупречно. Некоторые джентльмены, знаете ли, не любят расставаться с деньгами…

– Мне кажется, я даже знаю таких, – заметил я.

– Вот-вот! – Он засмеялся и тряхнул головой. – Так что я могу для вас сделать, сеньор?

– Я бы хотел знать, – спросил я, – сколько может стоить такая вещь?

Он взял то, что я ему протянул, и с любопытством осмотрел.

– Вы хотите денег под это?

– Да. Видите ли, я проиграл больше, чем следует, но мне хотелось бы продолжить игру.

– Откуда это у вас?

– Один человек проиграл мне в карты в Париже.[95]

– Один человек? – Он поцокал языком и поудобнее устроился в кресле. – И какова была ставка?

– Пятьдесят долларов, кажется.

Санчес пожал плечами и протянул мне обратно камешек с шероховатыми гранями, похожий на тусклый кварц.

– Мне очень жаль, сеньор, – лучезарно улыбнулся он, – но вещица не стоит и пяти долларов. Это хрусталь.

Он глядел на меня своими непроницаемыми черными глазами, пуская клубы дыма, и я, почувствовав себя последним дураком, разозлился на себя.

– Значит, камень…

– Да. Он не стоит ничего, сеньор. Сожалею, но я не могу дать вам денег.

– Что ж, – сказал я, поднимаясь, – может быть, это и к лучшему.

Тем не менее я был расстроен. Парень, проигравший мне камень, клялся и божился только что не своей могилой, что это алмаз. Я взял дурацкий кусок хрусталя, поклонился Санчесу и удалился.

Было еще светло, и я легко добрался до «Мула и бочонка». Мне хотелось пить, и хозяин плеснул мне виски. Оно было тепловатое и противное на вкус. В углу компания шулеров обыгрывала простака, пригнавшего на продажу в Ларедо гурт скота, который он наверняка где-то украл. Все шло своим чередом: одни воры обманывали других. Шулера методично обчищали простака, а он даже не сопротивлялся. Бывают моменты, когда людская глупость вызывает отвращение, и я повернулся к игрокам спиной.

«Ладно, – подумал я. – В конце концов, та ставка была всего-то в 10 долларов. Не о чем и жалеть».

Зал был набит битком. Люди пили, ругались, хохотали и снова пили. За порядком зорко следили хозяин и вышибала, у которого на левой руке не было большого пальца.

Двери распахнулись, и в зал влетел новый человек. Это был красивый молодой кабальеро с лицом, однако, жестким и решительным. За поясом у него был револьвер, и он поправил его, встав у двери. Такое начало мне не понравилось, и я незаметно поставил стакан на стойку. Однако мои опасения не оправдались: юноша только хлопнул три раза в ладоши и крикнул:

– Внимание всем!

Посетители умолкли – не столько от почтения, сколько от удивления, что кто-то посмел их прервать. У меня мелькнула мысль, что этой ночью кому-то спешно придется переправляться через Рио-Гранде, спасаясь от погони.

– Вы знаете, – начал юноша, – какая беда постигла сеньора Санчеса…

Все издали нечто вроде утвердительного мычания.

– Вы также знаете, что сеньор – не тот человек, который склонен спускать обиду.

Выкрики:

– Да, да!

– Многие из вас, – продолжал кабальеро, сверкая глазами, – кое-чем ему обязаны…

– Верно… – последовал хор голосов.

– А некоторые – так даже всем, что у них есть!

Хохот, одобрительные крики. Гора-хозяин тревожно заворочался за стойкой. Пепе, у которого не хватало одного пальца, смотрел перед собой безучастным взором.

– Но сеньор Санчес не собирается никого попрекать своими благодеяниями. Что он сделал, то сделал, и кончено! Однако он надеется, что вы не оставите его в беде.

– А чем мы можем помочь? – спросил коротышка с грязной повязкой на левом глазу. Я узнал его – когда-то он был в банде, угонявшей скот.

– Поэтому, – прокричал кабальеро, оставив вопрос без внимания, – сеньор Санчес поручил мне объявить, что он назначил награду в пятьсот долларов тому, кто прикончит девку, которая убила нашего Франсиско.

Под потолком, смешавшись с клубами вонючего сигаретного дыма, повисло ошеломленное молчание. Большинство из присутствующих было готово зарезать родную маму, а заодно отца, сестру, брата, жену, детей и любимую собаку за куда более скромную сумму.

– Пятьсот долларов? – недоверчиво переспросил одноглазый угонщик.

– Пятьсот, – подтвердил кабальеро, зазвенев шпорами и склонив голову. – Он выплатит их в любое время, но… он должен иметь доказательства. А так как сеньор Санчес мечтает увидеть ту девку живой, чтобы лично разобраться с ней, то в своей безграничной щедрости он даст семьсот долларов за живую, а пятьсот – за мертвую.

– Подумаешь! – фыркнул кто-то. – Невелика трудность доставить ее живьем.

– И двести долларов на дороге не валяются, – поддержал его сосед.

– Надеюсь, ты не откажешься от своих слов, Большой Доминго, – откликнулся вестник у дверей на слова первого. – Итак, семьсот – за живую убийцу, пятьсот – за одну ее голову. Но и это еще не все!

Гора-хозяин вытер пот.

– Семьсот долларов… – пробормотал он мечтательно. – На такие деньги я мог бы открыть еще один бар…

Он завздыхал, вытирая салфеткой стаканы. Пепе, не отрываясь, смотрел на человека у дверей.

– Люди, которые ее привезли, наверняка были с ней заодно. Их трое: двое мужчин и одна женщина. Когда Франсиско был убит, они сбежали. – Кабальеро выдержал паузу, как опытный аукционист перед объявлением главного лота – ночного горшка вдовствующей королевы с неопровержимыми доказательствами того, что она им пользовалась. – Сеньор Санчес обещает двести долларов за каждого из них, живого или мертвого, безразлично. Женщину зовут Роза, ей лет сорок, одного мужчину – Педро. Их сообщник – гринго со шрамом на шее. Все остальное вы можете разузнать сами, если хотите заработать эти деньги.

– Стой, да я же видел их! – выкрикнул кто-то. – Они так мчались, что я думал, что их жалкая телега вот-вот развалится на части.

Толпа заволновалась, забрасывая счастливчика вопросами, но тот сразу же замкнулся в себе и с хитрым видом стал отнекиваться. Я сунул руки в карманы, и они сами собой сжались в кулаки.

– Теперь все! – объявил вестник. – Итак, семьсот долларов – за живую девку. На ней темный костюм для верховой езды и красная куртка. У нее белая кожа и белые волосы, так что вы быстро ее найдете. В наших краях такие не водятся. Пятьсот долларов – за одну голову! По двести за ее сообщников!

– Виват сеньору Санчесу! – прогремел какой-то пьяница.

Все разом загалдели. Картежники побросали карты, бражники – выпивку. Лица стали таинственными, речи – приглушенными. За узкими лбами роилась одна мысль: на что я употреблю эти семьсот долларов? А если повезет, то почти в два раза больше…

Кабальеро ушел. Я почувствовал настоятельную потребность, как выражаются в дешевых романах, глотнуть чего-нибудь и с помощью хозяина и серебряного доллара осуществил свое намерение. Кто-то из посетителей бара задумчиво делал на пальцах какие-то сложные расчеты, кто-то достал старую замызганную карту Техаса и стал водить по ней ногтем с траурной каймой, прикидывая, куда беглянка могла скрыться. Трое или четверо мужчин быстро расплатились и покинули зал.

От выпитого виски меня слегка мутило, и я вышел на свежий воздух. Кошка прошмыгнула мимо меня, заставив вздрогнуть. Я ощупал карман и убедился, что мой «кольт» по-прежнему при мне. Утром на окраине города нашли застреленного гринго, и я знал, что улицы Ларедо далеко не безопасны ночью.

Около церкви темнел короткий силуэт, тихо распевавший монотонную песню. Я узнал мальчика-калеку. Заметив меня, он выпрямился и насторожился, но тотчас же успокоился.

– Разве у тебя нет семьи? – спросил я. – В такой час вряд ли кто будет тебе подавать.

Он вздохнул.

– Брат должен прийти и отнести меня домой. Но, наверное, он опять нагрузился в «Муле».

Мальчик сказал это без всякой злобы, словно констатируя, что такова жизнь.

– Человек Санчеса обходит кабаки. Они что, объявили награду за голову той девчонки? – помедлив, спросил он.

Мне не хотелось лгать ему, и я ответил:

– Да.

– Много?

– Семьсот долларов.

– Никто не получит эти деньги.

– Откуда ты знаешь?

Он вздохнул и отвернулся.

– Я надеюсь, что так оно и будет.

– Ты хороший парень, амиго, – сказал я и потрепал его по голове.

– Меня зовут Диего, – отозвался мальчик.

– Спокойной ночи, Диего.

К нему подошла собака, маленькая светлая кудлатая дворняжка в кофейных пятнах. Он погладил ее, она лизнула ему руку и улеглась рядом.

Хмель окончательно выветрился из моей головы, и я направился к себе. В зале по-прежнему дым стоял коромыслом, когда я поднялся в свою комнату.

Наверное, я расслабился, а мне не стоило этого делать. В сумерках какая-то тень вдруг метнулась ко мне. Я схватился за «кольт», но тотчас в глазах все погасло, и я провалился в кромешную мглу.

3

Когда я очнулся, то обнаружил одновременно две вещи: первое – что я до сих пор нахожусь на этом свете, и второе – что у меня жутко саднит щеки. Кто-то методично хлестал меня по лицу открытой ладонью, но кто именно это был, я не видел: все плыло, как в тумане.

Я встряхнул головой и пошевелился, пытаясь схватить за горло того, кто с таким усердием расточал мне оплеухи, которые (я был совершенно в этом уверен) я ничем не заслужил. Тут я сделал третье открытие, а именно, что руки мои связаны за спиной, и догадался, что самое худшее еще впереди.

– Довольно! – приказал чей-то до боли знакомый голос. – Он пришел в себя.

Когда туман рассеялся, я обнаружил, что сижу на стуле в какой-то комнате, которая определенно не была той, где я намеревался провести эту ночь в обнимку с подушкой. В окно, как картина в раму, был вписан кусочек темного неба со звездами и неясный силуэт дерева. Но в данную минуту меня больше интересовали люди.

Их было трое: первый – кабальеро-зазывала из бара, чьего имени я не знал, второй – человек с неприятным лицом и хищной улыбкой, обнажавшей острые желтоватые зубы, и третий, с королевской осанкой, удобно развалившийся в кресле напротив меня, – Игнасио Санчес. Ну конечно же, это был он.

Я подумал: что я смогу сделать против них со связанными-то руками – и с грустью констатировал, что ничего или почти ничего. У Санчеса не было оружия, но двое остальных имели при себе револьверы и ножи внушительных размеров. Однако там, где не удается прорваться силой, зачастую помогает хитрость…

Я встряхнулся и сказал себе, что все равно обойду их, что бы ни произошло. В своей жизни я побывал во многих передрягах и всегда выбирался из них. Возможно, я еще не исчерпал кредитную карточку своей удачи. Один человек как-то заметил мне, что я принадлежу к тем людям, которые никогда не сдаются. Тот человек произнес эти слова почти с обидой, а я принял их как комплимент.

– Ну, амиго, – сказал Санчес, отечески улыбаясь, – как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно, – сказал я. – На меня напали исподтишка, оглушили и связали. Всю свою жизнь мечтал об этом, амиго.

Мои слова ему не понравились. Он сразу же перестал улыбаться.

– Эти гринго такие неосторожные, – сказал от двери человек с неприятным лицом.

– То и дело попадают во всякие переделки, – подхватил юноша из бара.

– По-моему, ты ошибся, друг, – заметил я ему. – Готов допустить, что во тьме ты мог принять меня за белокурую девицу, чтобы отработать семьсот долларов, но сейчас стало малость посветлее, и должен тебе заметить, что твоя затея не пройдет.

Санчес звонко расхохотался и шлепнул себя руками по ляжкам.

– Ай да сеньор Стил! – проговорил он в перерывах между приступами смеха. – Ловко он тебя поддел, а, Федерико?

– Шутник, – проворчал страж от двери.

– Твое счастье, что ты связан, амиго! – сказал Федерико, стиснув зубы. Похоже, у него напрочь отсутствовало чувство юмора.

– Нет, это мое несчастье, – отозвался я, незаметно шевеля руками за спиной, чтобы ослабить веревки.

Федерико хотел еще что-то сказать, но Санчес остановил его властным жестом.

– Довольно, – сказал он. – Поговорим о деле, сеньор Стил.

– У меня нет с вами никаких дел, – отозвался я.

– Теперь есть. – Он достал из кармана тот самый кусочек хрусталя, что я показывал ему часом раньше. Спрашивать, как этот камень из моего сюртука перекочевал к нему, было явно излишне. – Где вы достали этот алмаз, сеньор Стил?

Если я и ощутил в тот момент огромное, как скала, разочарование, то, надеюсь, на моем лице оно никак не отразилось. По крайней мере, хотелось бы верить.

– А я думал, это хрусталь, – заметил я.

– Ошибаетесь, сеньор. Это алмаз.

– В самом деле? – уронил я безразлично.

– Да, и вы расскажете мне, где вы его взяли.

Я усмехнулся.

– Я уже говорил вам. Что, от старости память отшибло?

Глаза Санчеса сузились. Федерико беспокойно шевельнулся. Конечно, мне следовало бы вести себя сдержаннее, но я ничего не мог с собой поделать: это было выше меня.

– Сеньор Стил, – вежливо сказал повелитель шлюх, – я никому не позволяю говорить со мной таким тоном.

– Мы в свободной стране, – огрызнулся я. – И я буду говорить, как мне заблагорассудится.

– Вы забываете, – по-прежнему вежливо отозвался Санчес, – что свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого. – Он кивнул типу у дверей. – Лопес! Научи нашего друга, как надо разговаривать со старшими…

Спустя несколько мгновений (или, может быть, даже минут) я очнулся уже на полу. Во рту скопилась кровь, и я выплюнул ее.

– Усади его на стул. Я не хочу, чтобы он запачкал тут.

Федерико и Лопес подтащили меня к стулу и бросили на него, как мешок с чем-то непотребным. Мысленно я перебирал все пытки, каким бы подверг их, освободившись, но ни одна не казалась мне достаточной расплатой за то, что они со мной сделали.

– Сеньор Стил, – сказал Санчес устало, – вы же умный человек.

– Но до вас мне далеко.

– Вот видите. – Он повел пухлыми покатыми плечами. – Итак, вернемся к нашему прекрасному алмазу величиной с грецкий орех. Откуда он?

– Я уже сказал вам: я выиграл его в карты.

– У страшного гринго с черной бородой, так?

В голове у меня шумело, и я тупо уставился на него, не понимая, что он, черт побери, имеет в виду.

– У него не было бороды, – наконец выдавил я из себя.

– Может, мне стоит заняться им, сеньор? – предложил человек с тяжелой рукой, которого звали Лопес.

– Сеньор Стил, – сказал Санчес сурово, – я не думал, что вы станете рассказывать мне сказки, рассчитывая, что я им поверю. Ведь мы с вами прекрасно знаем, откуда этот камень… – И он щелкнул пальцами. – 16 ноября 1880 года…

Санчес заерзал на месте. Я молчал.

– Упрямый человек, – сказал он со вздохом.

– При чем тут ноябрь? – спросил я.

– Не прикидывайтесь дурачком, сеньор! – сурово бросил Санчес. – 16 ноября прошлого года был ограблен поезд. В одном из вагонов перевозился особо важный груз – партия неотшлифованных алмазов. Это дело вызвало большой шум. О, очень большой!

Я и впрямь вспомнил, что читал что-то о том ограблении в газетах.

– Было проведено тщательное расследование, но оно ничего не дало. Алмазы как в воду канули. – Санчес обернулся к Федерико. – Как по-твоему, амиго, сколько они стоили?

Тот заморгал, растерянно соображая. Мне казалось, что еще немного, и я услышу, как скрипят извилины у него в голове. Было ясно, что сегодня он увидел алмаз впервые в жизни.

– Две тысячи долларов? – робко предположил он в порыве вдохновения.

– Дурак, – снисходительно бросил Санчес. – Много больше. Может быть, сто тысяч долларов. Может, миллион.

– Madre de Dios![96] – ахнул Федерико и на всякий случай перекрестился.

Надо сказать, я не осуждал его за этот жест.

– В конце концов, – промурлыкал Санчес, мечтательно шевеля сцепленными на животе пальцами, – их всех перестреляли. Я имею в виду бандитов, разумеется. Но ни при одном из них камней не обнаружили.

– Потому что их спрятали? – сообразил я.

– Вот видите, амиго, – расцвел Санчес. – К чему запираться? Вы ведь понимаете, что в нашей стороне алмазы весьма редки, а такой величины, как этот, – и подавно. Так что я сложил два и два и решил: вам должно быть что-то известно об этом кладе. Или тайнике – называйте, как хотите.

Он выдержал значительную паузу. Федерико облизывал губы кончиком языка и растерянно почесывал нос. Из симпатичного, располагающего к себе парня он вдруг превратился в мерзкого, скользкого угря. Вот какие чудеса делает с людьми одно упоминание о больших деньгах!

– Поэтому вы подослали ко мне своих людей? – с горечью спросил я.

Подумать только – если бы я не сунулся сам к Санчесу с этим проклятым булыжником, ничего бы не произошло!

– Я не был уверен, что вы захотите разговаривать со мной, – дипломатично отозвался Санчес.

Хороший ответ, ничего не скажешь.

– А я до сих пор не уверен, стоит ли мне разговаривать с вами, – в тон ему откликнулся я.

Санчес вздохнул, всем видом выражая терпение, кротость и всепрощение.

– Послушайте, сеньор… Я человек скромный, уверяю вас. Не то что некоторые, которые семь шкур сдерут, и то им все мало. Давайте договоримся. Я знаю, что вам известно о тайнике, и вы знаете, что я знаю об этом. Мне неинтересно, как вы были связаны с налетчиками и почему они вам доверились, у такого человека, как вы, есть масса способов выяснить то, что ему необходимо. Отведите меня к тайнику, и мы поделим алмазы поровну, честь по чести. – Он обратился к Лопесу, слушавшему хозяина с недоброй улыбкой: – Как думаешь, амиго, это хорошее предложение?

– Лучше не бывает! – отозвался с готовностью Лопес.

– Более того, – продолжал Санчес, – я готов выкупить вашу долю за приемлемую цену. Ведь алмазы, сеньор, не так-то легко сбыть с рук! И не зря за всеми крупными скупщиками после этого громкого ограбления было установлено наблюдение. Впрочем, оно ничего не дало. Между тем деньги – это всегда деньги. А сундучок, о котором мы говорим, стоил очень больших денег!

Я почувствовал, что мне почти удалось распутать веревку на руках. Невероятно, но это так. Оставалось лишь чуть-чуть потянуть время, и я имел все шансы выбраться из дома короля шлюх живым. Ибо я не сомневался, что нахожусь именно в его доме.

– Видите ли, сеньор Санчес…

Я доверительно понизил голос. Он наклонился вперед с выражением живейшей заинтересованности на лице.

– Я бы, конечно, принял ваше предложение…

– Это очень разумно, друг мой! – вскричал он с обрадованным видом.

– Да, принял бы. Даже несмотря на то, что вы попытались обмануть меня в самом начале, пришли ко мне в номер, куда я вас не звал, и похитили меня… – После этих моих слов лицо Санчеса потемнело, а я продолжил тем же тоном: – Конечно, я бы доверился вам, амиго. Но в этом случае я был бы последним дураком!

И тут, вскочив на ноги, я с размаху ударил короля местных шлюх лбом в лицо. Мерзко хрустнул сломанный нос, и Санчес дико закричал. Федерико попытался выхватить револьвер, но я использовал Санчеса как живой щит, и рука кабальеро застыла возле кобуры. Лопес бросился на меня с ножом. Я швырнул воющего Санчеса ему навстречу и бросился к двери.

Лестница, коридор и снова лестница.

– Держите его! – кричал Санчес сверху в промежутках между такими жуткими ругательствами, что у меня не хватит духу воспроизвести их здесь.

Двое слуг кинулись мне наперерез. Я избавился от одного запрещенным приемом бокса, свалил другого с ног обычным ударом кулака, но тут третий, незаметно подкравшийся сзади, хватил меня прикладом «винчестера» по голове.

После этого, наверное, меня долго били ногами, но я уже мало что чувствовал.

4

Они приволокли меня обратно в ту же комнатку на самом верху. Так как я долго не приходил в себя, то кто-то сбегал за водой, которой меня окатили так щедро, словно я был русалкой, выброшенной на берег.

После этого мне связали не только руки, но и ноги. Федерико встал возле меня с револьвером в руке, и Санчес снова начал требовать, чтобы я раскрыл ему, где находится тайник. Нос у бордельного магната был сломан, и вообще последний являл собой довольно жалкое зрелище.

– Санчес, – ухмыльнулся я, – зачем тебе такие деньги? Бабы у тебя есть, имей – не хочу, дом – полная чаша. Ты же все равно не сможешь потратить миллионы. А сынок твой уже сдох, ему они тем более не пригодятся…

Санчес завизжал, как взбесившаяся кошка. На губах у него выступила пена, он подскочил ко мне и стал пинать меня. Это был слабый мужчина, и удары, которыми он осыпал меня, были не больнее шлепков, которыми снисходительная мамаша награждает не в меру разошедшегося шалуна-младенца.

– Не смей так говорить про моего сына! – кричал он. – Убью! Ублюдок, паскуда, гринго!

– Санчес, к чему такие слова? Мы же с тобой партнеры, разве забыл?

Он ничего не забыл и перестал пинать меня. Запыхавшись, он повалился в кресло, но тут у него снова пошла кровь из разбитого носа, и повелитель шлюх опять начал ругаться последними словами. Выудив из кармана дорогой платок, Санчес стал вытирать кровь, но вот незадача: тот предназначался для городских пижонов, а для ран, полученных на поле боя, был совершенно бесполезен. Впрочем, оно и понятно: богатые очень дорожат своей кровью и стараются никогда не проливать ее.

– Кажется, сеньор Стил, я был не прав, когда попытался по-хорошему договориться с вами, – прошипел Санчес, когда спокойствие вновь вернулось к нему. – Вы не понимаете хорошего обращения. Что ж, придется действовать по-другому. С вами или без вас, но я все равно найду этот тайник.

– Дурак ты, Санчес, – сказал я ему. – Неужели до тебя так и не дошло, что я знать ничего не знаю ни о каком тайнике? Я выиграл этот булыжник в Париже у одного парня, который дымил, как паровоз, но все равно воняло от него меньше, чем от тебя.

– Не отпирайся, амиго, – промолвил Санчес, качая головой. – Я знаю, что тебе известно, где алмазы, и ты меня к ним приведешь.

– Я приведу тебя в ад, – жестко ответил я. – К твоему ублюдку. То-то вам будет хорошо вместе!

– Может, пристрелить его? – предложил Федерико, который не мог слышать, как я поношу и оскорбляю его хозяина.

– Нет! Он знает то, что нам нужно. Выиграл алмаз в карты, ха… И ты хочешь, амиго, чтобы я поверил в эту детскую сказочку? Санчеса так просто не проведешь!

Мне было все равно. Я сказал чистейшую правду, но мне никто не верил. Тем хуже для них.

После этого угрозы, уговоры и увещевания продолжились. Санчес то грозился разрезать меня на такие мелкие кусочки, что даже ангелы в день Страшного суда не сумеют меня собрать, то клялся, что облагодетельствует, как родного сына. Я отвечал в том духе, что его сыном не хотел бы быть ни за какие коврижки. Это его разозлило. Откровенно говоря, я не сомневался, что в конце концов меня все равно убьют, но не собирался из-за этого упустить последней возможности покуражиться. В ярости Санчес ушел за дверь, а Лопес сел на стул и стал лениво щелкать складным ножом, то открывая его, то закрывая. Когда Санчес вернулся, я заметил, что он переменил рубашку – прежняя была заляпана кровью, шедшей из носа.

– Пойми, – почти жалостливо сказал он, – ты в моих руках, амиго. Этот город – мой, я держу его, и тебя никто не хватится.

– А хозяин в гостинице?

– Ты заплатил ему за два дня и через два дня съехал среди ночи, – объяснил Санчес и развел руками, его лицо сияло. – Обычное дело для наших мест. Какие могут быть претензии? Вещи твои мы тоже забрали. Пойми, амиго: я могу сделать с тобой все, что захочу, и я не шучу!

– Это твои шлюхи говорят своим клиентам? – поинтересовался я невинно.

Санчес тут взбеленился, и я испугался, что у него вновь пойдет кровь из носа.

– Ты еще пожалеешь об этом! – закричал он, брызгая слюной.

Что ж… Как говорил один русский граф, которого я обыграл в Новом Орлеане пару лет тому назад, двум смертям не бывать, а одной не миновать. Через неделю граф застрелился, но его слова я никогда не забывал.

– Ты можешь делать со мной все, что тебе заблагорассудится, – сказал я беззаботно, – но я все равно не смогу выдать того, чего не знаю.

– Это мы еще посмотрим… – с угрозой отозвался Санчес. Он отвел в угол Лопеса и что-то шепнул ему, после чего церемонно кивнул мне и удалился.

Меня вывели из дома и усадили на мула. Человек семь или восемь всадников окружили меня плотным кольцом. Занималось утро, и у дороги, свернувшись кольцом, лежала гремучая змея. Мы спугнули ее, она гибко развернулась и потекла прочь.

Проехав примерно с полмили, мы оказались за городом, в уединенной рощице, где нас никто не мог увидеть. Недоброе предчувствие начало покалывать мне сердце. Лопес стащил меня с седла, а Федерико услужливо поднес моток веревки, которую зачем-то, я видел, прихватил с собой из дома. Теперь я, конечно же, понимал, зачем он это сделал.

– Прощайся с жизнью, гринго, – просто сказал Лопес, закрепляя один конец веревки на дереве.

Ужасно вот так запросто быть повешенным… Меня держали с обеих сторон, и все же я попытался вырваться, но получил только удар по почкам. Лопес знаком приказал подтащить меня поближе к дереву.

– Ты надоел сеньору Санчесу, – бросил он коротко. – И мне тоже. В последний раз спрашиваю тебя: где тайник?

Чтобы не доставлять Лопесу удовольствия, я широко улыбнулся и плюнул ему в лицо. Он спокойно вытер плевок, угодивший ему точно в глаз, но я видел, что скулы у него побелели, несмотря на загар. Прочие бандиты застыли в изумлении. Очевидно, прежде никто не смел так с ним обращаться.

– Прощай, гринго, – сказал Лопес, и петля сомкнулась на моей шее.


И вот теперь я танцевал на самом краю скользкого камня, изо всех сил пытаясь не сорваться с него, ибо тогда петля захлестнулась бы и жизни Риджуэя Стила, только-только достигшего тридцати семи лет, наступил бы конец. Люди умирают и в пять лет, и в двадцать, и в сорок пять, и даже в сто, но статистика мало утешает, когда речь идет о таком неповторимом и талантливом существе, как ты сам.

– Выбирай, – спокойно говорил Лопес под смех своих дружков, – или ты говоришь нам, где тайник с алмазами, или… Да примет господь твою грешную душу, гринго, ибо лично мне она ни к чему.

Он стоял, скрестив руки на груди, и невозмутимо наблюдал за мной. Я почувствовал, как веревка чуть-чуть натянулась, и откинул голову назад, но в результате получилось только хуже, потому что веревка натянулась еще сильнее. Да, замысел подвесить меня был хорош, но меня самого он никак не устраивал. Может быть, лучше признаться в том, что я готов открыть, где находится этот чертов клад, и предложить отвести к нему? Потому что, честно говоря, я уже устал от своих балетных па на пороге смерти.

– Мир вам! – прогремел чей-то мощный баритон из-за деревьев, и в то же мгновение темная фигура отлепилась от ствола пальмы.

Это был монах. Возможно, один из тех, что молились у гроба Франсиско Санчеса. Он был в рясе и накинутом на голову капюшоне, из-под которого сверкали необыкновенно колючие глаза.

Меня так поразило его неожиданное появление, что я едва не свалился с камня. Но и бандитов оно мало обрадовало. Лопес направился к монаху.

– Падре, вам тут нечего делать, – проговорил он неприязненно. – Идите и забудьте о том, что вы здесь видели.

– Аминь! – возгласил монах, осеняя себя крестным знамением. – Но я с сожалением вижу, что вы казните грешника без отходной молитвы и обрядов, предписанных нашей святой матерью-церковью. – Он перекрестил Лопеса, и тот машинально склонился перед ним в почтительном поклоне. – Нечестивцы! Следовало бы сначала исповедовать его, ибо перед богом надо представать с чистой совестью.

– Мы и так пытаемся его исповедовать, – с кривой усмешкой ответил Лопес, – да он что-то не хочет. – Он сделал шаг вперед, оттесняя монаха к кустам. – Ступайте, падре. Вам тут не место.

– Что ж, – печально молвил монах, – будем надеяться, что вы достойны той благодати, которую я призываю на вас.

– Что за благодать? – фыркнул кто-то из бандитов.

– А вот эта, поганцы!

И два револьверных дула насупленно глянули из рук монаха. И изрыгнули свинец.

Лопес свалился первым с дыркой в голове. Остальные, похоже, так растерялись, что и не поняли, что происходит. Когда дым развеялся, я увидел, что все бандиты лежат на земле убитые, а монах невозмутимо перезаряжает «кольты», достав из-под рясы горсть патронов.

От такого зрелища я, забыв об осторожности, изумленно дернулся и все-таки свалился с камня, забарахтался в воздухе. Все заплясало у меня перед глазами, постепенно теряя очертания.

– Помо… – прохрипел я, болтаясь между небом и землей, как воздушный змей.

Монах поднял револьвер, прицелился и выстрелил. Пуля перебила веревку над моей головой, и я свалился на землю с обрывком удавки на шее. Снять ее я не мог, потому что руки у меня были связаны, но мой спаситель в два счета перерезал путы ножом.

Первое, что я сказал, когда наконец сбросил проклятую веревку и мог вздохнуть полной грудью, было:

– Не знаю, кто вы, святой отец, но я обязан вам жизнью.

Он искоса посмотрел на меня, спрятал оружие под рясу и откинул капюшон.

Передо мной стоял человек примерно моего возраста, светловолосый, со светлыми бровями и треугольным, сужающимся к подбородку лицом, на котором резко выделялся жесткий неулыбчивый рот. Глаза, как я уже говорил, были серые и колючие, льдистые.

Словом, если этот парень был католический монах, то я – папа римский.

– Твое счастье, что я случайно оказался поблизости, – заметил он. – Иначе ты бы уже беседовал со святым Петром.

– О, я недостоин такой компании! – отозвался я и протянул ему руку. – Риджуэй Брэдфорд Стил.

Он не пожал мою руку. А лишь кивнул белобрысой головой.

– А я – Стив Холидей.

Мне это имя ничего не сказало. Но не исключено, что он сам только что выдумал его. У человека, который так владеет оружием, могут быть веские на то причины.

– Кажется, я уже видел тебя прежде, – сказал я.

Показалось мне или он и в самом деле досадливо поморщился?

– Ты молился у тела Франсиско, пришел как раз вслед за мной. Скажу честно, для монаха ты здорово стреляешь.

– Я не монах, – ответил он спокойно.

– А кто?

– Гробовщик.

Вот тут, признаться, я малость растерялся. Честно говоря, я не очень жалую гробовщиков, как и всех, для кого мертвое тело – естественное состояние человека. Если бы этот парень сказал, что угоняет лошадей, или грабит поезда, или открывает сейфы дамской шпилькой, я бы поверил ему с ходу. Но гробовщик, да еще с такой фамилией![97]

– Фью! И часто ты так доставляешь себе клиентов? – спросил я, кивая на окружающий нас натюрморт с трупами.[98]

Он впервые засмеялся, обнажив ровные мелкие зубы.

– Нет, не часто. Но случается. Чем ты им не угодил?

Я мог бы наврать с три короба, но мне было любопытно, как он воспримет правду.

– Они думали, что я знаю, где спрятано сокровище.

– А ты знаешь?

– Нет.

Он пожал плечами и двинулся через кусты чапарраля к тому месту, где была привязана его лошадь. И я понял: если бы ему даже сейчас сказать, где находится Эльдорадо, он бы и то не остановился. Его это не интересовало, вот и все.

Отбросив колебания, я пошел за ним, но по пути задержался и подобрал с земли пару «кольтов». Они мне могли еще понадобиться, а вот их бывшим владельцам – вряд ли. Я сунул оружие под сюртук, Стив взял свою лошадь под уздцы, и мы зашагали по дороге.

– Это были люди Санчеса, – сказал я.

– А… – отозвался он.

– Ты его знаешь?

– Немного.

– А зачем проник в его дом? Просто так ведь никто не станет переодеваться монахом.

Он остановился и глянул мне прямо в глаза.

– Тебе-то что за дело?

– Если ты хочешь разделаться с Санчесом, я готов тебе помочь. Он едва не убил меня сегодня.

– Да, ты и впрямь неважно выглядишь, – согласился он. – На тебе живого места нет.

Я вытер кровь с разбитого лица. Ребра болели, почки ныли, но с каждым шагом мне становилось все легче и легче.

– Я у тебя в долгу, Стив. Может, я смогу для тебя что-то сделать?

– У тебя много дел в Ларедо? – спросил он.

– Никаких, – честно отозвался я.

Он подумал, почесал бровь.

– Может, ты и окажешься мне полезен. Там поглядим.

– Полезен в чем?

– Видишь ли, – серьезно сказал он, – дело в том, что я ищу одну леди.

5

Это прозвучало так неожиданно, что на мгновение я даже опешил.

– Леди?

– Ну да.

– Чтобы ее похоронить? – осведомился я на всякий случай.

– Что ты! – воскликнул он в непритворном ужасе.

Может быть, от него сбежала жена? Однако по зрелом размышлении я отверг эту мысль. В интонации, с которой мой новый друг произнес простое слово «леди», было нечто чрезвычайно уважительное, и, конечно же, такой парень, как этот Стив, не стал бы так отзываться о женщине, которая его бросила. Не говоря уже о том, что я мог с трудом представить себе, чтобы он вообще позволил кому-то себя бросить.

– И кто же она тебе? – спросил я напрямик, устав ломать себе голову над всеми этими загадками.

Стив хмыкнул и почесал щеку.

– Да пожалуй, что никто. Я взялся отвезти ее обратно домой.

Ага, подумал я, значит, все-таки какая-то родственница.

– А ты уверен, что она в Ларедо?

– Она была здесь, – коротко ответил Стив. – Если хочешь знать, это она пристрелила Франсиско Санчеса.

Я повеселел: леди, убившая наследного принца лучшего техасского борделя, и гробовщик, с легкостью находивший клиентов с помощью своих двух стволов, составляли отличную пару.

– Ты чего улыбаешься? – спросил Стив.

Все-то он видит! Я поспешил напустить на себя серьезный вид.

– Значит, это она и есть?

– Угу.

– А имя у нее есть?

– Эмили. Амалия.

Мне встречалось немало девушек с именем Эмили, но об Амалии я слышал впервые и заинтересовался:

– А почему она оказалась у Санчеса?

– Ее украли.

Стив отвечал слишком лаконично. Опять же от себя могу добавить, что мне попадались девушки, ради которых можно было пустить на ветер состояние, не раздумывая пришить лучшего друга, напиться до потери сознания и даже научиться сочинять сонеты по-французски, но лично я не видел таких, которых кто-то пожелал бы умыкнуть. Впрочем, верно и то, что Санчес использовал разные способы для того, чтобы в его заведении всегда был первоклассный товар.

– Я опоздал всего на полдня, – сказал Стив со вздохом. – Когда я приехал в Ларедо, Франсиско уже лежал в гробу, а ее и след простыл. Я навел кое-какие справки и поехал вслед за ней, но похоже, что меня надули. Эта дорога ведет к сеньору Порфирио Диасу[99], а ей надо на север.

– Ты уверен, что ей нечего делать в Мексике? – осторожно спросил я.

– Конечно, уверен, – хмыкнул он. – И, если я что-нибудь соображаю, она пытается сейчас найти путь обратно. Конечно, она храбрая девушка, но боюсь, что ей в одиночку не справиться. Сейчас я найду того мальчишку, который сбил меня с толку, и если он не выложит, куда она поехала, я из него душу вытрясу.

Я нахмурился.

– Хорошо бы нам поспешить, – сказал я. – Ты знаешь, что Санчес объявил награду за ее голову?

Стив так резко остановился, что я даже испугался.

– Рассказывай! – велел он, схватив меня за плечо.

Я открыл ему все без утайки: семьсот долларов за живую, пятьсот за мертвую, по двести – за каждого из тех, кто ее привез.

Стив сжал челюсти, и на скулах его заиграли желваки.

– Вот ублюдок! Но соображает хорошо, надо отдать ему должное. За такие деньги ему достанут и луну с неба.

Мы приближались к городу, и гробовщик натянул капюшон на голову.

– Что будем делать? – спросил я, поглаживая оттопыривающиеся от «кольтов» карманы сюртука.

– Сначала заберем твою лошадь, – сказал Стив. – Ты же не можешь идти пешком.

Я выругался, вспомнив, что Санчес забрал мои вещи, и лошадь наверняка тоже.

– Ничего, – успокоил меня Стив, – мы нанесем ему визит. Но прежде повидаемся с мальчишкой. Он видел, как она уезжала.

– А как мы его найдем?

– Он калека. Наверняка сейчас на улице просит милостыню.

– Диего? – неприятно поразился я.

Диего примостился у стены, взирая на мир все тем же взглядом горделивого волчонка. Стив подошел к нему и встал перед ним, упершись руками в бока. Завидев гробовщика, Диего слегка побледнел, но, естественно, не сдвинулся с места.

– Нехорошо обманывать людей, Диего, – сказал Стив со злостью. После чего пнул деревянную чашку, и две монетки, вылетев из нее, зарылись в землю. Чашка отскочила в сторону и бешено закружилась на месте.

– Я сказал вам правду, – возразил калека упрямо.

– Нет, амиго, ты послал меня на мексиканскую дорогу, где никакая леди со светлыми волосами не появлялась. Я спрашивал у всех встречных, и они это подтвердили.

– Может быть, они вам солгали? – предположил мальчик, дерзко глядя ему в лицо.

Гробовщик сделал такое движение, словно хотел схватить мальчика за ухо. Я удержал его руку.

– Стив, так не годится. Он же калека!

– А я плевать на это хотел! – выразительно объявил гробовщик. – Или он мне скажет, куда она поехала, или я сверну ему шею.

Диего нерешительно прикусил губу.

– Мне кажется, она могла свернуть на дорогу, которая ведет к Сан-Игнасио.

– И на какой лошади она была?

– На вороной.

– А прошлый раз, – угрожающе сказал Стив, – ты утверждал, на белой.

– Может быть, лошадь была серая в яблоках… – невинно заявил Диего. – Я плохо разбираюсь в мастях, падре.

Жилка на виске моего спутника часто затрепетала.

– Слушай, ты, маленький засранец…

– Стой, Стив! – Я потянул его за локоть. – Перестань.

– Да он нам голову морочит! – взвился гробовщик. – Пока мы здесь, Амалию сто раз могли убить, ты понимаешь это?

– Никто ее не убьет, – отозвался Диего. – А вам, сеньоры, должно быть стыдно, что вы польстились на деньги Санчеса. – Он покривил губы и сплюнул в пыль, выражая этим свое презрение.

– Мы хотим найти ее не из-за денег, – сказал я, – а потому, что ей угрожает опасность.

– Я вам не верю. – Ноздри Диего раздувались. – Вы хотите найти ее, чтобы отдать Санчесу и получить свои проклятые доллары. А на то, что он замучает ее до смерти, вам наплевать. Так вот: можете убить меня, но я вам ничего не скажу!

Гробовщик, рассвирепев, сделал шаг вперед, однако я оттащил его назад.

– Полно, Стив. Ты же видишь: он не будет говорить. Оставь его, у нас нет времени.

Я наклонился, подобрал чашку, положил в нее обратно монетки и добавил серебряный доллар из кармана. Диего недоверчиво следил за мной, и я потрепал его по голове.

– Ты молодец, парень. Друзей надо оберегать всеми способами, в этом ты прав. Никому не говори, куда она поехала и на чем… Пошли, Стив.

– Но я…

– Стив!

Гробовщик поглядел на меня так, словно я был привидением, тяжело покачал головой и последовал за мной.

– Какого дьявола, Ридж? Он сидел напротив борделя, когда она сбежала. Он мог нам все рассказать!

– Он и так нам все рассказал, – возразил я. – Просто ты невнимательно слушал.

– Да ведь это сплошное вранье!

– Отсей вранье и получишь истину. Сначала он направил тебя на запад, за реку, затем – на юг, к Сан-Игнасио. Думаю, она все-таки едет на север.

Стив тяжело вздохнул.

– Ну хорошо, допустим. А лошадь?

– Не вороная, не белая, но и не в яблоках. Какие-нибудь мысли есть?

Стив нахмурился.

– Черт побери! Ты думаешь то же, что и я?

– Да, я тоже думаю, что лошадь пегая. Поэтому мальчик и не хотел ничего говорить. Пегих лошадей не так-то много, и уж, конечно, всадника на ней отыскать проще простого.

– Знаешь что… – заговорил Стив в порыве откровенности, – я рад, что не дал тебя повесить.

– Я тоже этому рад, – скромно признался я. – Заглянем к Санчесу?

– Угу, – рассеянно сказал гробовщик и снял с седла «винчестер».

На языке штата Нью-Йорк то, что мы проделали в следующие десять минут, называется «незаконным проникновением в частное владение», но нам было все равно. Оглушив ручкой револьвера мерзавца, который совсем недавно вырубил меня в холле прикладом, я велел второму слуге, трясущемуся от страха, отвести нас к Санчесу. Гробовщик прикрывал меня со спины.

Санчес нашелся в гостиной на первом этаже. Нос у него был фиолетовый, к тому же распух и сильно напоминал грушу.

– Buenas dias, senor![100] – сказал я с порога.

Ибо, хоть ты и гринго, никому не повредит быть вежливым.

Федерико, стоявший у окна, выхватил револьвер и тотчас же получил пулю в грудь из «винчестера». Тихо стеная, кабальеро опустился на пол. Я ногой отшвырнул его «кольт» под кушетку.

– Мои вещи и мою лошадь, – промолвил я, глядя Санчесу прямо в глаза. – Попробуете выкинуть что-нибудь – вам крышка. Должен сказать, мне доставит несказанное удовольствие пристрелить вас!

Санчес кивнул слуге, и тот исчез.

– Отправляетесь за сокровищем, сеньор Стил? А это кто – ваш компаньон?

Он хотел выйти из-за стола, чтобы рассмотреть Стива поближе, но я сделал легкое движение рукой с «кольтом», и Санчес, побледнев, опустился обратно в кресло.

– Незаменимый человек, – сказал я, кивая на гробовщика. – Если потребуется, он может обеспечить вам похороны по высшему разряду. Правда, Стив?

– Всенепременно, – буркнул мой компаньон из-под капюшона.

– Вы рисковый человек, сеньор Стил, – проговорил Санчес с ненавистью.

Что можно было на это ответить?

– Чуть было не забыл! – сделал я вид, что спохватился. – Мой хрусталь, сеньор Санчес! Я чертовски им дорожу и в скором времени начну собирать целую коллекцию.

Санчес сунул руку в карман, и тусклый грецкий орех вернулся ко мне на ладонь. Я подбросил его и спрятал от греха подальше с глаз долой.

– Если вам понадобятся ваши ребята, – в порыве великодушия добавил я, – они валяются в рощице недалеко от мексиканского тракта, но уверен, что вам и так известно, куда они меня везли.

Санчес оскалился.

– Я этого не забуду, сеньор Стил.

– На это я и надеялся, амиго. Кстати, вам надо позвать доктора. Ваш нос испугает даже хоровую капеллу убийц в тюрьме Синг-Синг.

Слуга принес мою сумку и по знаку Стива отошел к стене. Я открыл сумку и заглянул в нее.

– Как странно, – сказал я. – Мой серебряный портсигар куда-то исчез. И томика Вольтера тоже нет.

Слуга метнулся к двери. Портсигар и Вольтер появились через полминуты.

– Похоже, писателя хотели использовать не по назначению, – со вздохом заметил я. – Что за время – никакого уважения к литературе!

Я положил вещи на место, взвалил сумку на плечо и, взяв Санчеса за шиворот, подтолкнул его к двери.

– Хороший хозяин всегда провожает гостей, так что вперед, амиго! Если ваши люди захотят открыть огонь, первым под пули попадете вы. Прошу.

Он хрипло крикнул за дверь: «Не стрелять!» – и вышел. У выхода нас и впрямь поджидало пять или шесть человек с ружьями, но, завидев Санчеса под прицелом, они попятились.

– Пусть бросают оружие, – скомандовал Стив. – Ну!

Слуги положили на пол ружья. Стив собрал их и швырнул под лестницу.

– После вас, амиго, – вежливо сказал я Санчесу, и мы вышли во двор.

Санчес дрожал всем телом: не то от гнева, не то от унижения, но уж, во всяком случае, не от страха. Стив бегло оглядел крыши и кивнул головой.

– Поехали, – коротко распорядился он.

– Мы еще увидимся, сеньор Стил! – бросил Санчес мне вслед.

– Да пошел ты…

Мы сели на лошадей и поскакали прочь из города.

6

Заходящее солнце было похоже на большую пьяную вишню, утонувшую в бокале с голубым вином. Стив ехал, пристально всматриваясь в следы подков, отпечатавшихся на дороге. Он снял рясу и убрал ее в сумку, а на голову натянул серую шляпу, в которой сразу же стал похож на человека. Что же до меня, то я только что пришел к выводу: бегать за девушками, по крайней мере за некоторыми, – занятие чрезвычайно хлопотное и утомительное. Я устал и проголодался, но гробовщику, казалось, все было нипочем.

По дороге мы расспрашивали встречных, не видели ли они кого на пегой лошади. Один вакеро после недолгого раздумья признался, что видел девушку с белыми волосами, которая мчалась так, словно по пятам за ней гнались черти или разъяренные портнихи, которым она не уплатила по счету. При этом известии Стив заметно приободрился.

– Ну, слава богу, теперь мы ее найдем!

Однако день клонился к вечеру, а нашли мы только кролика, пару змей, пропасть комаров, стадо коров, троих вакеро, из коих один был мертвецки пьяный, старика-индейца с длиннющей трубкой, который ехал верхом на осле, и небольшой городок, лепившийся меж двух холмов. В городке блондинки тоже не оказалось.

Я полагал, что мы со Стивом там и переночуем, но он настоял на том, чтобы ехать дальше, и я скрепя сердце подчинился. «Кольты» болтались в карманах сюртука, придавая ему зловещий вид, пыль змеилась за нами облаком, и вообще мне уже начала надоедать вся эта затея. На юге Техаса полно лихих людей, и мне отнюдь не улыбалось ночевать неизвестно где под открытым небом. В это время всякий уважающий себя игрок должен сидеть за столом и назначать ставки, а вместо этого я глотал пыль и уныло перемещался от одного кактуса к другому. Вдобавок ко всем бедам у меня закончилось виски.

Стив неожиданно остановился. Я подъехал к нему и спросил, в чем дело. Он пальцем указал на какую-то груду, лежавшую под каменным деревом. На ней копошилось с десяток грифов.

– Похоже, нас кто-то опередил, – мрачно сказал он.

Наверное, у Стива было орлиное зрение. Только приблизившись и выстрелом согнав грифов, я разглядел, что груда состоит из трех обезглавленных тел – двух мужских и одного женского. Головы, судя по всему, были отрублены хорошо заточенным мачете.

– Роза, Педро и безымянный гринго, – сказал я. – Похоже, что все здесь.

Стив тяжело вздохнул и пробормотал сквозь зубы какое-то ругательство.

– Они впереди нас, – вздохнул он. – Они впереди нас, и они ищут ее. Иначе мы бы их встретили, если бы они повернули обратно.

– Они могли вернуться другой дорогой, – заметил я.

– Не могли, – коротко ответил Стив.

– Почему?

– Потому. Семьсот долларов – большие деньги.

Больше он ничего не сказал. Мы просто ехали бок о бок, пока не достигли следующего городка, где все же решили заночевать.

Гостиница была настоящей дырой, истинными постояльцами которой были не люди, а москиты, тараканы и клопы. Стив справился у хозяина, проезжали ли здесь его знакомые из Ларедо. Да, ответил тот, человек двадцать верхом. Возглавлял их Большой Доминго. И они везли с собой мешок. Наверное, с капустой, судя по его форме.

Я понимал состояние Стива, но ехать куда-то в ночь было чистым безумием.

– Они опережают нас на три часа, Стив. Наверное, они остановились на ночлег в следующем городе.

– Ладно, – буркнул он и отвернулся к стене.

Когда Стив заговорил снова, его голос поразил меня своей решимостью.

– Если они хоть пальцем дотронутся до нее, я убью их всех.

– Хорошая мысль, – заметил я. – А теперь не худо бы выспаться.

Утром я узнал, что Стив, пока я спал, схватил воришку-мальчика, проникшего в наш номер. Я готов был поклясться, что гробовщик заснул первым, но это мелкое происшествие еще увеличило то уважение, которое я к нему уже питал. Люблю людей, которые не дают себя провести.

Ночью мне снились алмазы, запертые в сердце лабиринта, куда я никак не мог проникнуть. Я видел их, но не мог дотронуться. Положительно, я слишком долго общался с Санчесом.

Когда мы снова тронулись в путь, я, не утерпев, рассказал Стиву всю историю.

– Да, я слышал об этих алмазах, – сказал он, поморщившись. – Люди окружного шерифа прочесали все, что могли, и ничего не нашли.

– Санчес полагает, что бандиты спрятали алмазы до лучших времен, так как их невозможно сбыть с рук, – заметил я.

– Вздор! – фыркнул гробовщик. – Сам посуди: в банде их было девять человек. Как они могли что-то где-то спрятать, зная, что любой из них может спокойно вернуться и выкопать сундук? Чепуха это. Либо они поделили алмазы и разошлись – но тогда непонятно, какого дьявола они же в следующем месяце напали на экспресс Остин – Сан-Антонио. Либо…

– Либо – что? – спросил я с любопытством.

– Не верю я в бесследно исчезающие сокровища, Ридж, – заявил гробовщик. – Может, тот сундук вообще был пустой, а? Может, кто-то опорожнил его еще до того, как его погрузили на поезд? Может, это нападение вообще было для отвода глаз?

Подобная мысль даже не приходила мне в голову.

– Однако груз принадлежал весьма уважаемой компании, – возразил я.

– Да? Что ж эта уважаемая компания не смогла обеспечить такому ценному сундуку приличную охрану?

Каждый его новый довод бил прямо в яблочко.

– И все-таки, судя по всему, один камень сумел просочиться, – заметил я.

– Да? А откуда ты знаешь, что твой камень из того сундука?

Я прикусил язык.

– Пожалуй, ты прав, Стив. Все это ерунда.

– Вот они! – произнес он вдруг угрюмо, показывая на дорогу. Восклицание моего спутника было совсем не по теме, и я не сразу сообразил, о чем он говорит.

– Люди Большого Доминго. Видишь, какой широкий след? И все всадники.

– Мне Доминго показался не таким уж большим, – заметил я. – Я видел его в баре.

Стив доходчиво объяснил мне в немногих словах, отчего приземистого Доминго называют большим.

– Говорят, он этой штукой может гвозди забивать.

– Черт возьми! – воскликнул я. – А как насчет того, чтобы сбивать масло?

И мы оба расхохотались.

– Запомни: Доминго – опасный мерзавец, – через пару минут сообщил Стив. – Не заблуждайся на его счет.

Судьба, очевидно, благоволила к нам. Потому что шагов через сто нам повстречалась старая мексиканка, у которой мы поинтересовались, не видела ли она кого на пегой лошади, которую у нас угнали.

– Кажется, нет, – покачала она головой. – Хотя погодите: вчера видела сеньориту на пегой лошади. Та свернула направо на следующей развилке.

Говорила ли она об этом еще кому-нибудь? – заволновались мы. Но она ручалась, что нет.

Доехав до развилки, Стив облегченно вздохнул. Весь отряд Большого Доминго повернул налево, на тракт, ведущий в Сан-Антонио. Вправо ответвлялась лишь узкая тропинка, заросшая травой.

– Скоро мы ее найдем, – приободрил меня Стив.

– Хорошо бы, – честно признался я. – Потому что, Стив, я в жизни так не гонялся ни за одной девушкой.

Моя шутка оставила его равнодушным.

– Похоже, – рассуждал гробовщик, задумчиво потирая подбородок, – они не знают, что она едет на пегой лошади, но зато им известно, из каких мест ее привезли, и туда-то они как раз и направляются.

– Ну, знаешь ли, лошадь – далеко не главное, – возразил я. – Любой встречный запомнит блондинку с белой кожей, которая к тому же скачет, не разбирая дороги. Кстати, она и впрямь блондинка?

– То есть?

– Я имею в виду, настоящая блондинка?

– Еще как!

– Уверен?

– Да разрази меня гром!

– Тогда понятно, почему Санчес отвалил за нее триста пятьдесят долларов.

Стив покосился на меня, но ничего не ответил.

– Ты ее жених или как? – продолжал я пытать его.

– Отвяжись, – буркнул мой новый приятель.

– Я серьезно, Стив.

Он фыркнул.

– Что я могу ей предложить особенного? Местное кладбище?

– Ну, это уж чересчур, – сказал я.

– Она была гостьей полковника Ричардсона, – пояснил Стив, – а полковнику я кое-чем обязан. Когда она пропала, он попросил меня найти ее и доставить обратно.

– Только и всего? – спросил я, несколько разочарованный.

– Только и всего. Кроме того, Ридж, я не сказал самого главного. Она замужем.

– Значит, мне не повезло, – уныло констатировал я.

До нашего слуха донесся плеск реки, и через несколько мгновений мы оказались на берегу. Это был один из притоков Рио-Гранде, насколько я мог судить – ведь я никогда прежде не бывал в этих местах. Вода была такая прозрачная, что было видно, как на дне плещется рыба. На песке четко отпечатались следы подков.

– Она перешла через реку? – высказал я предположение, видя, что следы обрываются у воды.

– Похоже на то. Нет, погоди… Стой, где стоишь, а я пока посмотрю.

Стив спешился и стал изучать следы.

– Да, скорее всего, это ее лошадь. Настоящая скаковая – смотри, как лежат отпечатки! Похоже, что свидетели не врали, когда говорили, что она неслась, как стрела. Она заехала в реку. Погоди…

Он вновь поднялся в седло и пересек реку вброд, взбивая фонтаны брызг.

– Нет, тут следов нет, – доложил он, возвращаясь на берег. – А здесь…

Он поднял голову, и я заметил, что он побелел, как полотно.

– Черт! Смотри, следы второй лошади! А это что? Проклятье!

Я подъехал ближе. Песок на берегу был изрыт и свидетельствовал, как любят писать в книгах, о яростной борьбе. Я заметил несколько пятен крови, но небольших. Впрочем, кровь, наверное, уже успела впитаться в песок. Кое-что еще бросилось мне в глаза: неглубокая полоса, ведущая к реке, как будто кто-то тащил туда человеческое тело. На Стива было страшно смотреть. Он заметался.

– Так, это следы ее ног… Заостренный носок туфельки… Прекрасно. Вот, она ходила здесь… Следов лошади нет. Наверное, та зашла в реку и пила воду. Черт, трава! На траве ничего не видать! А вот и второй… Он появился не с дороги, а сделал круг. Хитрая сволочь! Вот он выезжает из-за деревьев… Они схватились…

Стив, стиснув челюсти, с напряженным лицом и застывшей меж бровей складкой изучал следы, пытаясь определить, что же произошло на том месте, где мы сейчас стоим.

– Эти ямки – следы шпор. На нем были шпоры, а на ней не было. Кто-то остался лежать. Опять трава! Но тело точно стащили в реку. Она? Или тот, второй? О черт! А мы в это время дрыхли в десятке миль!

Он разразился ругательствами.

– Вот две лошади, они ускакали вместе… На пегой кто-то сидел, но отпечатки второй менее глубокие, чем прежде. Значит, на ней не было седока.

– Стало быть, она уехала на своей лошади, – подытожил я. – А труп того, кто на нее напал, бросила в реку. Наверное, это был один из тех, кому Санчес посулил награду, – ведь не все жаждущие награды объединились вокруг Большого Доминго.

– Ты думаешь, она жива? – спросил Стив с надеждой.

Я хотел бы так думать. И я сказал:

– Конечно. У меня создалось впечатление, что эта Амалия – девушка, которая в обиду себя не даст…

Мой спутник опустился на колени и стал осторожно разгребать песок дрожащими пальцами.

– Смотри, патрон… Сорок пятый калибр.

– «Кольт»-«громовержец»?

– Да. Но это не гильза.

– То есть он не отстрелян?

– Нет. Чудно…

– Когда она бежала, – размышлял я, – наверное, при ней было оружие… То самое, из которого она уложила Франсиско…

– То было сорок четвертого калибра, Ридж. Она застрелила его из его же пушки, а он всегда носил с собой сорок четвертый. Я хорошо знал этого ублюдка.

– Сколько лет ты его не видел? – спросил я напрямик.

– Кого?

– Франсиско.

– Четыре года.

– За четыре года он мог пристраститься к сорок пятому калибру, Стив. Куча бандитов предпочитает именно это оружие.

– Да нет, вряд ли он мог… Хотя не знаю. Может быть.

Я не понимал, отчего его лицо вдруг так посуровело. Он наклонился и подобрал с песка несколько белокурых волосков.

– Ридж… Это ее волосы.

Они были очень светлые. Не золотистые, не пепельные – просто светлые волосы, без всякого оттенка. Я подумал, что Амалия, наверное, и впрямь была очень хорошенькой. Почему-то я думал о ней в прошедшем времени, и это было неприятно.

Гробовщик нырнул в кусты, обследуя все кругом дюйм за дюймом. Я решил, что на самом деле он не так равнодушен к Амалии, как ему хотелось показать.

– Стебли травы оборваны… Тут был тот, что со шпорами, и травинки зацепились за них. Он ходил то туда, то сюда… Еще один патрон… Какого черта!

– Тоже неотстрелянный? – спросил я.

– Да.

– 45-й?

– Да. Кажется, здесь я все оглядел… Надо бы еще…

Он избегал моего взгляда, и я понял, что он пришел к тем же выводам, что и я.

Никто и никогда больше не увидит Амалию. Следы крови и волоски на берегу доказывали это. Но Стив все еще продолжал верить, что мы, может быть, ошибаемся.

Я зажег вторую папиросу. Краем глаза я увидел, как гробовщик вошел в воду и наклонился, шаря рукой на дне.

Когда он повернулся ко мне, я оторопел.

– Зацепилось за камень на дне, – сказал он глухо.

Это был обрывок женской блузки, вероятно, когда-то чаровавшей всех окрестных модниц. По бурым пятнам, покрывавшим его, было ясно, что недавно он был насквозь пропитан кровью.

7

– Значит, она умерла, – сказал я.

Стив бросил на меня тяжелый невидящий взгляд, потом перевел глаза на лоскут, скомкал его и сунул в карман.

Я ждал, что он начнет проклинать судьбу и жаловаться на весь свет. Во всяком случае, именно так поступили бы на его месте девять десятых человечества. Стив же только сказал:

– Ну хорошо… – Но тон его мне не понравился.

После этого Стив извлек на свет божий свои «кольты» и проверил, как следует ли они заряжены. Между бровей гробовщика залегла глубокая складка, рот сжался в одну прямую линию.

Он спрятал свои карманные пулеметы, подошел к своей лошади и вскочил на нее так легко, словно всю жизнь работал объездчиком в ковбойском лагере, а не стругал футляры для своих ближних, переставших быть таковыми.

Я дивился все больше и больше. Стив сдвинул шляпу на лоб и, подъехав ко мне, протянул раскрытую ладонь.

– Прощай, Ридж. Приятно было познакомиться. Береги себя.

Я пожал ему руку. Она была холодной, как лед, и я забеспокоился. Так, самую малость.

– Ты куда?

– Хочу найти этого типа, – сказал гробовщик просто.

– А когда найдешь, тогда что?

– Он у меня пожалеет, что родился, – коротко ответил Стив.

Бог знает, почему, но я поверил ему. Стив Холидей определенно принадлежал к числу людей, которые всегда выполняют свои обещания.

– Одного я тебя не отпущу, – сказал я ему.

Гробовщик вздохнул и покачал головой.

– Нет, Ридж. Это личное дело.

– Я и не спорю, – согласился я. – Я просто говорю, что поеду с тобой, вот и все.

– Ты же игрок. Зачем это тебе?

– Не люблю, когда обижают женщин.

– Ладно, – согласился он без особого энтузиазма. – Но помни, что ты свободен. Если захочешь бросить это дело, я тебя не виню.

– Полно, Стив, – сказал я ему. – Если я захочу уйти, меня не удержит вся американская армия.

Тень улыбки скользнула по его хмурому лицу. Он тронул поводья, и мы двинулись на поиски счастливчика, заработавшего пятьсот долларов, которые – я был совершенно в этом уверен – ему не суждено получить. Ибо уже достаточно узнал своего спутника.

– Если я хоть что-то смыслю в этом деле, – рассуждал Стив, – он должен был поехать обратно в Ларедо, чтобы затребовать свои деньги.

Однако его ожидания не оправдались. Отпечатки подков неоспоримо указывали на то, что неизвестный едет по направлению к Сан-Антонио. Некоторое время мы ехали по следу, но вскоре неизвестный свернул с дороги, и мы потеряли его.

– Куда теперь? – спросил я.

– Вперед, – бросил Стив с непонятным ожесточением. – Человек обычно едет вперед, а не назад, ты знаешь это?

– Стив, а может… – начал я.

– Никаких «а может»! – отрезал он. – Встретим кого-нибудь, спросим у него, не видел ли он всадника на пегой лошади и с порожней в поводу.

«Кто-нибудь» оказался девушкой. Причем прехорошенькой. Я приподнял шляпу и задал вопрос. Красавица немного подумала.

– На пегой лошади? Ах да! На ней ехал американский кабальеро, только он был один, и никакой другой лошади я не заметила. А зачем он вам?

– Он конокрад, – сказал я, – увел у нас лучшего скакуна. Вы не скажете, как он выглядит?

– На нем была шляпа, – объявила красавица.

Сколько ни живу, все равно не перестаю удивляться женщинам.

– Какая шляпа? – спросил я.

– Довольно пыльное сомбреро, знаете ли. – Девушка сверкнула белыми зубами. – Честно говоря, он не походил на конокрада. Такой красивый молодой кабальеро. И волосы у него светлые-светлые… – Последнее слово она произнесла со вздохом и осуждающе покосилась на меня. Между прочим, я брюнет с проседью – то, что называется «перец с солью». Я улыбнулся как можно любезнее, показывая, что и брюнеты могут быть сносными людьми. – Да, и еще у него был платок на шее. Очень красивый платок, я никогда в жизни не видела ткани подобного цвета.

Что-то щелкнуло в моем мозгу.

– Платок?

– Да, сеньор.

– Случайно не цвета неспелой сливы? – спросил я.

Красавица с испугом уставилась на меня.

– Сеньор, вы что, ясновидящий?

– Бывает иногда, – сказал я, прощаясь с ней.

– В чем дело? – хмуро осведомился Стив, когда мы снова тронулись в путь.

Я обернулся к нему.

– Кажется, я знаю, о ком идет речь. – И я рассказал гробовщику о парне, который едва не наехал на меня в Ларедо.

– Ты уверен, что это он? – недоверчиво спросил Стив.

– Теперь, когда девушка упомянула о платке, – да.

– Ну-ка, опиши мне его подробно!

Чтобы сосредоточиться как следует, я глотнул виски из фляжки, которую предусмотрительно наполнил вчера вечером в гостинице.

– Так… Волосы светлые, телосложение худощавое. С виду – лет шестнадцати или около того. Черты лица правильные, цвет глаз я не заметил. В общем, симпатичный парень, тут сеньорита не наврала. Особых примет – шрамов или родинок – я не разглядел.

– Ерунда все это, – отмахнулся Стив. – Какого он был роста?

– Почем мне знать? – отозвался я, пряча фляжку. – Я и видел его с минуту, не больше.

Стив окинул меня критическим оком.

– Пять футов девять дюймов[101], – сказал он.

– Что?

– Твой рост. Видишь, это совсем несложно.

– Стив, – промолвил я серьезно, – не надо меня измерять, это преждевременно. И к тому же плохая примета.

– Его рост пять с половиной футов[102], – сказал Стив угрюмо.

– Что? Так ты парнишку тоже знаешь?

– В глаза не видел.

– Он действительно показался мне не очень высоким, – заметил я задумчиво. – Я еще подумал, что он похож на подростка.

– Черта с два! – свирепо фыркнул Стив. – Подросток, тоже мне! Это Билли Мэллоун по кличке Пуля, мерзавец и ублюдок, каких мало. Он родом из Нью-Мексико, но ему пришлось бежать оттуда, когда он убил шерифа. Его схватил его же бывший дружок – за награду, ясное дело, – и сдал властям, но он опять сбежал. – Стив смачно сплюнул. – Недолго ему осталось бегать.

– Черт возьми! – сказал я, ошарашенный. – А ведь это и впрямь он! Я же читал разыскной лист на него. «Выглядит моложе своих лет», – сказано там. И еще, что он бесподобный стрелок, и так далее… Конечно, это он! Последний раз он удрал, когда его везли к месту казни.

Стив разразился длинной тирадой, смысл которой сводился к тому, что Билли Пуля был ему здорово не по душе. Я вполне отдаю себе отчет в том, что эти строки могут попасться на глаза ранимой леди нежного возраста, а потому истинные слова гробовщика унесу с собой в могилу, ибо они у любого, не только у леди, отбили бы охоту читать эти незамысловатые страницы.

– Однако я кое-чего не могу понять, – признался я. – Куда девалась вторая лошадь? И почему он сначала ехал в Ларедо, а теперь движется обратно? Как же он рассчитывает получить награду от Санчеса?

– Никак, – угрюмо отозвался Стив. – Я думаю, ему вообще не нужна награда. Он убил Амалию, потому что ему понадобилась резвая лошадь, вот и все. Такие, как Пуля, убьют за один ржавый никель[103]. Думаешь, зря у него в двадцать лет репутация самого отъявленного бандита в этой части света? А ведь на такое звание претендует столько подонков, что хватит на дюжину тюрем и еще останется!

Я полагал, что Стив уже израсходовал свой запас ругательств, однако по тому, что услышал в последующие несколько минут, пришлось заключить, что здорово ошибся. Никогда я не думал, что английский язык заключает в себе такие возможности для выражения эмоций.

Боюсь, что Стив все же переборщил в своих богохульствах, ибо разгневанные небеса неожиданно разверзлись, и пошел ледяной дождь. На наше счастье, менее чем через час мы нашли пристанище в ближайшем городке. Чтобы согреться, я одним махом опустошил в салуне полбутылки виски, а вторую половину перелил к себе во фляжку. Одежда липла к телу, и ощущение было пренеприятное. Я подошел к очагу и вытянул ладони навстречу огню.

– Скажите, тут до нас не проезжал малый на пегой лошади?

Салун содержала женщина лет пятидесяти, широкая в кости, неопрятная и суровая, с явно тяжелой рукой, крикливым голосом и необъятным бюстом. Она злобно воззрилась на меня и с грохотом задвинула ящик. Посетители, набившиеся в зал (а их тут собралось не меньше дюжины), стали шушукаться.

– Вы разумеете Билли Мэллоуна? – спросила хозяйка напрямик.

Я обменялся взглядом с гробовщиком.

– Да, он.

– А зачем он вам понадобился? – неприязненно осведомилась сия королева красоты.

Стив открыл рот, но я опередил его.

– Губернатор штата обещал пятьсот долларов за его голову, – сообщил я медовым голосом.

– Ну так вы опоздали, – заявила ведьма с плохо скрытым торжеством в голосе. – Мэллоуна повязал окружной шериф Фосетт. Прямо здесь, у меня. – И в подтверждение своих слов она энергично махнула тряпкой.

У Стива было такое лицо, словно он только что потерял близкого человека. Нет, всех своих близких разом.

– Когда это было?

– Пару часов назад. Парень попросил поесть, сел вон за тот стол. Не успел взяться за бифштекс, как его и повязали.

– Повезло ему, – вставил один из посетителей, здоровенный мужик с бородищей до пуза, – не довелось пробовать твой бифштекс.

Под грязным потолком взмыл нестройный кудахчущий смех. Ведьма подбоченилась и, тяжело развернувшись всем телом, уставилась на шутника так, что виски стало ему поперек горла, и он поперхнулся. Смех стал еще громче.

– Быстро же его взяли, – бесстрастно сказал Стив. Плечи его ссутулились.

– Да после того, как он сбежал, на каждом столбе развешаны листки с его описанием, чего тут удивительного? А заложил его местный забулдыга Зак Питерс, не иначе. Он целыми днями торчит у меня в салуне, а сегодня, как только этот парень появился, я смотрю – Зака и след простыл. Даже пойло свое не допил. Вот я удивилась! А потом он явился сюда с шерифом. Но у Зака в голове, видно, совсем негусто, если он решил, что Фосетт будет с ним наградой делиться. Всем известно: шериф – сволочь!

Она яростно колыхнула телесами и сверкнула глазами, словно желая прожечь во мне две дырки. Я почувствовал, что мне и так жарко, и отошел от камина.

– Значит, шериф Фосетт… – пробормотал Стив. – А куда он повез его, вы случаем не знаете?

Я метнул на него острый взгляд. Уж не собирается ли он отбить Мэллоуна у представителей закона?

Хозяйка пожала плечами.

– Может, в тюрьму, а может, и нет, – уклончиво сказала она, отворачиваясь, чтобы пересчитать деньги. – Десять, пятнадцать… Эл Симмонс – глава комитета бдительности и большой друг шерифа. А прозывают его Эл Вешатель, во как! Лично я думаю, болтается теперь ваш Билли где-нибудь на дереве и кормит стервятников. Двадцать семь, двадцать восемь… Шериф и раньше такие штуки с Элом проворачивал, чтобы зря не возиться с арестованными. Тридцать пять…

Двери в салун распахнулись. Стив отпрянул к стене и положил руку на «кольт». Створки придерживал человек, с полей шляпы которого ручьями текла вода. Где-то вдалеке брызнула молния, и почти тотчас же заклекотал гром.

– Заноси! – крикнул человек кому-то, находившемуся снаружи. – Живее!

И, повинуясь ему, четверо других за ноги, за руки внесли в салун обмякшее тело седоусого человека с серебряной бляхой шерифа на груди. Лицо его было мокрым и блестело от дождя.

Толстуха ахнула и подняла руки к лицу. Посетители, переговариваясь, стали подниматься с мест. Вслед за человеком с бляхой внесли три других тела.

– Ого, – обрадовался бородатый. – Да это же шериф и его помощники! Ничего себе! Что, Билли сбежал?

Я видел, как Стив вздохнул с облегчением и надвинул шляпу на глаза.

– Доктор Линдолл! – крикнул человек, который, по-видимому, командовал всем этим шествием с телами. – Посмотрите, может, еще что-то можно сделать?

Доктор неторопливо поднялся с места, вытер рот и подошел посмотреть. От других посетителей он отличался разве что тем, что руки у него были чище, чем у остальных.

– Наповал, – констатировал он, взглянув на шерифа. – Так… И этот убит. Этот тоже. Этот…

Все затаили дыхание, ожидая его вердикта.

– Наповал. Извини, Эл, я ничего не смогу сделать.

Хозяйка салуна наконец опомнилась от удивления и тотчас дала знать о себе.

– Вы что себе позволяете, черт побери? У меня тут что, полевой госпиталь?

– Заткнись, Марта! – отозвался человек в шляпе, которого звали Эл. Я понял так, что это и был тот самый глава комитета, которого упоминала хозяйка. – Джерри! Надо дать знать жене шерифа и остальным семьям. Господи! – Он снял с себя шляпу и прижал кулак ко лбу. – Как же… А еще этот треклятый дождь!

Однако Марта не собиралась отступать.

– Ты слишком много на себя берешь, Эл Симмонс! Вот что я тебе скажу: указывать ты будешь дома своей потаскушке, а эту падаль убирай отсюда немедленно!

– Как ты назвала мою жену? – взревел Эл, мигом забыв про убитого шерифа.

– Что, повторить? Шлюха! Потаскуха твоя жена!

Эл кинулся на Марту, но между ними вклинились здоровяк с бородищей и еще пара человек. Женщину и главу комитета растащили.

– Стыдно, Марта! – сказал бородач. – И ты остынь, Эл!

– Лучше расскажи нам, что случилось, – попросил человечек с кривыми, пожелтевшими от табака пальцами, в которых он вертел папиросу. Глаза у него были веселые, но холодные.

Эл тяжело опустился на стул.

– Билли Мэллоун… – Он поискал взглядом Марту и бросил: – Принеси чего-нибудь выпить, я больше не могу!

– Ну? – подбодрил его бородатый посетитель.

– Он сбежал! Что вы на меня так смотрите?

– Это мы уже поняли. Но как ему это удалось?

– Ай да Билли, ай да молодец!

– Как он это сделал? – допытывался человечек с холодными глазами. – Ведь я своими глазами видел – шериф отобрал у него все оружие!

– Не иначе, ему сам дьявол помогает, – угрюмо сказал Эл. – Шерифа и ребят перестреляли так быстро, что они даже револьверов достать не успели.

– Во дает Билли-Бой!

– Молодец, ничего не скажешь!

– Не хотел бы я такому становиться поперек дороги, – раздавались в салуне выкрики.

– А что делал в это время Эл Симмонс? Случайно прогуливался неподалеку со своими виджилянтами[104], а? – язвительно осведомился человечек.

– Нет, мне передали, что…

Глава комитета бдительности прикусил язык.

– Ладно, ладно! – рявкнул он на тех, кто, не жалея насмешек, потешался над ним. – Я только хотел… Ничего! Далеко он все равно не уйдет! Завтра же организуем облаву. Но теперь у меня к этому мерзавцу свой счет!

Стив подошел ко мне и тронул за плечо.

– Ридж, пора на боковую. Все, что нам надо, мы уже услышали, а завтра рано вставать. Нехорошо, если этот малый нас опередит.

Я согласился. Марта предоставила в наше распоряжение две комнаты, и мы ушли, не дожидаясь, пока Эл исчерпает свои угрозы сделать с Билли нечто такое, отчего тот будет молить, чтобы его прикончили из жалости. Я понял только, что это должно было бы затмить все пытки Древнего Рима и Средних веков, но сомневаюсь, что Элу вообще было известно о существовании названных эпох.

8

Наутро мы поднялись ни свет ни заря. Дождь перестал лить, и сквозь разломы между облаками проглядывало чистое голубое небо. Мы взяли с собой впрок еды и питья и отправились в путь.

Стив вглядывался в дорогу, пытаясь среди отпечатков подков найти те, которые нам нужны, но их не было. После вчерашнего ливня песок превратился в желтую жижу. Лошади увязали в нем, сбивались с шага, и я, чертыхаясь, то и дело дергал поводья, выравнивая моего коня.

– Ридж, – сказал Стив серьезно, – помни, если ты бросишь это дело, я не буду на тебя в претензии. Ты ведь мне ничем не обязан.

– Спасибо, Стив, – отозвался я, – но я как-то не думаю, что моя жизнь – ничто.

Он грустно усмехнулся и больше ничего не сказал.

Спустившись с холма, мы услышали пальбу и увидели всадников, которые мчались нам наперерез, крича, чтобы мы остановились. Они стреляли в воздух с таким азартом, словно хотели достать кого-то, кто сидит над облаками, и не думаю, чтобы это ему понравилось. Стив досадливо сморщился.

– Эл Симмонс, чтоб его… – выдохнул он.

Глава виджилянтов подъехал к нам. Он неприязненно оглядел нас и только тогда опустил ружье.

– Какого черта! – выругался он. – Что вы тут делаете?

– А вы? – спросил я.

– Мы ищем типа, который застрелил окружного шерифа, – пролаял этот человечишка. – И я бы не советовал вам путаться у нас под ногами.

– Они охотники за наградой, Эл, – сказал кто-то у него за спиной.

Лицо Эла побагровело.

– Какого дья… – Он подъехал ко мне вплотную. – Вы ищете Билли Пулю?

– А если и так, что тогда? – спросил я, улыбаясь самой лучезарной из своих улыбок.

– Убирайтесь отсюда! – велел он и в подтверждение своих слов взмахнул рукой, в которой держал ружье. – Вас еще мне тут не хватало! И запомните: этот парень – мой. Я его сам возьму, так что проваливайте, покуда целы!

В продолжение этого разговора Стив держался позади. Я оглянулся на него, ища поддержки. Он молча мотнул головой в сторону, показывая, что пора кончать беседу, и я стал разворачивать лошадь.

– Ладно, – сказал я. – Надеюсь, именно вы возьмете Билли, а не он вас.

Я не собирался спорить с этим бешеным дураком, но неожиданно он воскликнул:

– А что здесь делает Отходная Молитва, хотел бы я знать?

Вопрос прозвучал так дико, что я решил, что ослышался. Однако в следующее мгновение Эл Симмонс вихрем проскочил мимо меня, приблизился к Стиву и сбил с него шляпу.

– Черт меня дери! – воскликнул Симмонс в возбуждении. – Это же Сид Бомонт, он же Отходная Молитва! Искали одного бандита, а нашли другого. Ну и чудеса!

Стив шевельнулся, и Симмонс тотчас же наставил на него ружье. Виджилянты окружили нас со всех сторон. Их было не меньше десятка, и мысленно я прикинул, что мы попали в скверную заварушку.

– Ни с места! – рявкнул Симмонс.

– Подбери шляпу, – сказал Стив спокойно. Губы у него побелели и едва шевелились. На меня он не смотрел.

– В чем дело, Эл? – полюбопытствовал кто-то из виджилянтов.

– В чем дело? – пронзительно прокричал Симмонс. – У нас в гостях знаменитый грабитель банков! Мистер Отходная Молитва собственной персоной!

– Это ты про меня? – удивился Стив.

– Про тебя, а про кого же еще? Фред, – скомандовал Эл одному из виджилянтов, – обыщи его.

– И что я, по-твоему, делаю в этой пустыне, если я грабитель? – осведомился Стив иронически. – Ближайший банк находится в Сан-Антонио. Или ты забыл об этом?

Виджилянты переглянулись.

– Я честный парень, который хочет заработать пятьсот долларов, – продолжал Стив. – А профессия моя – гробовщик.

– Ты – гробовщик? – Эл неприятно хохотнул. – Брось дурака валять, Сид! Я тебя сразу узнал, хоть ты и натягивал шляпу на самый нос.

– Я что, похож на привидение? – фыркнул Стив. – Тот парень был убит, даже я читал об этом.

– Верно, Эл, – неожиданно поддержал его Фред. – Отходную Молитву застрелили четыре года назад, так что ты ошибаешься, уверяю тебя.

Симмонс выглядел обескураженно, как ребенок, у которого отняли леденец.

– Да, Отходная Молитва уже протянул ноги, – добавил кто-то. – Это не он, Эл, тот бандюга уже давно мертв.

Однако Симмонс так просто не сдавался.

– Мертв, говоришь? – Он указал дулом на моего друга. – А это кто, по-твоему?

– У него спроси, – сказал Фред, пожимая плечами.

– Я уже сказал, я гробовщик, – ответил Стив спокойно. – Меня зовут Стив Холидей, и, уж конечно, я ни к каким молитвам не имею отношения. Убери пушку, парень. Ты что, на ссору нарываешься?

– Это ты на нее нарываешься, – ответил Эл, не сводя глаз с его лица. Он отвел ружье и держал его дулом вверх, готовый, однако, в любую секунду вновь нацелить его. – Значит, гробовщик, да? Это интересно. Но ты так похож на Сида Бомонта… Чем ты докажешь, кстати, что ты – не он?

– Могу сделать тебе гроб, – предложил Стив под сдержанный смех бдительных виджилянтов. – Если заплатишь, конечно.

– Нет, гроб мне не нужен, – поспешно сказал Эл.

– У тебя рост пять футов десять дюймов, – продолжал Стив невозмутимо. – У Фреда – пять футов и восемь… с половиной. Верно, Фред?

– Верно, – пробормотал Фред.

– Я свое дело хорошо знаю. Вон у того толстого коротышки рост пять футов четыре дюйма, например.

– Пошел ты к черту! – огрызнулся коротышка, выплевывая жвачку. В седле он походил на расплывшийся студень. – Брось его, Эл, и поехали. Нам еще надо найти этого ублюдка Пулю, а тут мы только зря время теряем.

– Я еще не закончил… Рост я назвал точный, а вот ширина нестандартная, – добавил Стив, в упор глядя на коротышку. Все рассмеялись. – Вы зря подозреваете меня, джентльмены.

– Ладно, ладно… – Эл убрал ружье и примирительно вскинул ладони. – Хорошо, ты гробовщик, о’кей. Я ошибся. С кем не бывает, в конце концов…

Он взял поводья.

– Подбери шляпу, – неожиданно повторил ему Стив.

Я уж было вздохнул с облегчением, что мы так дешево отделались, но по его тону я понял, что все только начинается.

– Чего? – Эл выглядел удивленным.

– Ты уронил на землю мою шляпу, – терпеливо объяснил Стив, – а она стоит денег. Подбери ее.

Лицо Эла налилось кровью, а в глазах вспыхнула злость. Он был, в общем-то, довольно привлекательным мужчиной, но когда краснел, вы бы уже этого про него не сказали.

– Слушай, парень, – сказал он, – за кого ты себя принимаешь?

– Шляпу… – процедил Стив сквозь зубы.

Эл Симмонс усмехнулся. Его краснота линяла на глазах, но линяла как-то пятнами, и по блеску его глаз я понял, что он затевает какую-то пакость.

– Ладно, мистер гробокопатель… – промолвил он и направился туда, где лежало сомбреро Стива.

Как бы случайно его лошадь наступила копытом на шляпу, отчего та отнюдь не выиграла в форме. Кто-то захихикал. Стив не шелохнулся. Симмонс ухмыльнулся, подцепил смятую шляпу дулом ружья и бросил ему в лицо с издевательской ухмылкой.

– Вот твоя шляпа, – сказал Симмонс.

Головной убор Стива снова упал на землю.

– Зря, – уронил Стив.

– Что зря? – с глупым видом спросил Эл.

– Ты это зря, – пояснил Стив с расстановкой. Глаза его превратились в два буравчика.

– Ты мне угрожаешь? – вскипел Эл. – Да ты знаешь, кто я? Я могу вздернуть тебя на дереве, и мне за это ничего не будет! Так что лучше возьми свои слова обратно, земляной червяк!

Они мерили друг друга взглядами. Стив спокойно улыбался уголками рта. Однако я заметил, что палец Эла, лежащий на спусковом крючке, слегка подрагивает.

– Интересно, – сказал Стив задумчиво, – твоя жена и впрямь такая шлюха, как ее расписывают?

Эл вскинул ружье, но выстрелить не успел. Стив выхватил из-под плаща два «кольта», кубарем скатился с седла и выстрелил еще в полете. Я открыл огонь с обеих рук. Симмонс стал сползать с лошади – две пули Стива попали ему в грудь. Виджилянты стреляли в нас, мы – в них, но в суматохе они ранили друг друга, а мы со Стивом действовали как одна команда. Пуля задела мне щеку, другая чиркнула по одежде, но даже не оцарапала кожу. Стив, стоя на одном колене, расстрелял два последних патрона, после чего мы быстро перезарядили барабаны. Похоже, что сражаться нам больше было не с кем: два человека навсегда покинули этот лучший из миров, как говорит месье Вольтер, остальные были ранены. Симмонс лежал на земле, тяжело дыша, и выглядел куда более смиренным, чем в обычном положении.

Стив сунул один «кольт» в кобуру, подобрал свою шляпу и покачал головой. Серое сомбреро потеряло всякий вид. Мне казалось, что с ним уже ничего нельзя сделать, но Стив так не считал. Ударом кулака он вернул шляпе форму и нахлобучил ее на голову, после чего не спеша подошел к Симмонсу, который судорожно пытался отползти от своего врага. Смотреть на это было неприятно. Большинство виджилянтов составляли лавочники, торговцы и их прилипалы. У них не хватало духу вступать в открытый бой со своим противником, зато они были мастера нападать всей кодлой на одиночного конокрада или отбивать у шерифа заключенных, чтобы повесить их на месте. Причем зачастую люди шерифа даже не оказывали должного сопротивления.

Симмонс ловил воздух ртом, глаза его расширились от ужаса. Стив поправил шляпу, поставил ногу на камень и доверительно наклонился к главе виджилянтов.

– Вот так, Эл, – мягко сказал гробовщик. – Другой раз не лезь на рожон, понял?

Симмонс слабо моргнул.

– П… п… понял.

– Вот и хорошо.

Стив снял ногу с камня, спрятал второй «кольт» и зашагал к своей лошади. Фред, приподнявшись на локтях, смотрел на меня осоловелым взором. Одна нога у него была пробита.

– Черт возьми! – хрипло проговорил он и беззвучно выругался.

– Не подумайте чего дурного, – сказал я ему. – Но ваш начальник первый начал. Другой раз не берите себе в боссы дурака.

Стив был на полпути к своей лошади, когда Эл неожиданно привстал на месте. В руке главы виджилянтов блеснул «кольт».

Я не успел ни подать знак, ни предупредить Стива об опасности, когда он резко обернулся. Грянул выстрел, и Эл Симмонс пошатнулся. «Кольт» выпал из его руки. Стив стоял лицом к Симмонсу. Правую руку он держал в кармане плаща, и я видел темную дырочку, которую пуля оставила на ткани. Он выстрелил, даже не вынимая «кольт» из кармана.

Пуля попала Симмонсу в шею и пробила сонную артерию. Кровь хлынула фонтаном. Симмонс рухнул на бок. Губы его шевелились, он пытался что-то сказать, но потеря крови была слишком большой. Он умер через несколько минут.

– Все-таки он был не прав насчет гроба, – рассудительно заметил Стив. – Никогда не стоит зарекаться. – Он вынул руку из кармана, погладил дырочку на плаще и одним движением вскочил в седло.

– Черт возьми, – тоскливо сказал Фред, пытаясь перевязать рану на ноге, – здорово стреляете, мистер.

Стив пожал плечами, подбирая поводья.

– Я знал, что он выкинет нечто подобное. Потому и предоставил ему возможность. Все подлецы одинаковы: всегда норовят ударить в спину.

Он поднял воротник плаща и зябко поежился. Вновь начал накрапывать дождь.

– Плохо наше дело, – мрачно изрек Стив некоторое время спустя, когда лило уже как из ведра. Мы медленно двигались бок о бок по однообразной равнине, поросшей опунциями и низким мескитовым кустарником. – Дождь смоет все следы.

– Зато нас тоже не найдут, – заметил я.

– Это верно.

Однако мы не остановились до тех пор, пока не очутились за пределами округа. Все-таки противодействие виджилянтам – дело серьезное, и вряд ли нас погладили бы за него по головке. Нам встретилась небольшая испанская миссия, и мы решили задержаться в ней, пережидая дождь. Возглавлял миссию отец Хуан, и он заверил нас, что не видел ни пегой лошади, ни всадника на ней. Похоже, мы окончательно потеряли Билли Мэллоуна из виду, но мне не давала покоя другая мысль. Я вспоминал все, что знал о человеке по прозвищу Отходная Молитва. Его прозвали так за то, что он грабил банки, переодеваясь в одежду священнослужителя, и шутить с ним было опасно. Когда я впервые встретил Стива, он был одет именно монахом. Кроме того, стрелял он больно метко для обыкновенного гробовщика. Говорили, что Сид Бомонт убит четыре года тому назад, но его тело так и не было найдено, а Стив Холидей упоминал, что не видел Франсиско Санчеса, с которым у него явно имелись общие дела, как раз четыре года… Чтобы отвлечься от всех этих мыслей, я вытащил колоду и занялся тем, что ненавидел больше всего на свете, – стал раскладывать пасьянс. Подняв глаза, я встретил взгляд Стива.

– Держу пари, – хмыкнул он, – я знаю, о чем ты думаешь.

– Ладно тебе, – буркнул я и, смухлевав, изловчился-таки закончить пасьянс, что сулило мне исполнение всех сокровенных желаний.

– По-твоему, я похож на грабителя банков? – иронически спросил он.

– Но и на гробовщика ты не очень похож, – заметил я.

Он пожал плечами.

– Каждый становится тем, чем может, а не тем, чем хочет.

– Чепуха, – возразил я. – Я всегда хотел стать игроком и стал им.

– Ну, а я всегда хотел стать гробовщиком, – парировал он.

Мы засмеялись, и я понял, что расспросы на эту тему бесполезны.

9

Последующие девять или десять дней мы провели в седле, прочесывая местность в поисках Билли Неуловимого. Дождь то лил, то давал себе передышку, то вновь начинал долбить нам темя с удвоенной силой. Мы заезжали во все встречные городки, наводили справки в миссиях, хижинах пастухов, на ранчо, которые попадались нам по пути, но знаменитый бандит как сквозь землю провалился. Впору было – по крайней мере мне – махнуть рукой на это дело и податься куда-нибудь во Фриско, отвести душу за карточным столом, но совесть не позволяла мне бросить Стива одного. Пару раз мы нарывались на бандитов, и приходилось в срочном порядке уносить ноги и прочие части тела. Кроме того, нас пытались обокрасть и увести наших лошадей. Словом, приключений хватало, и даже с избытком.

Стив, однако, не унывал. Он был уверен, что рано или поздно Билли нам попадется, и охотно объяснял, почему:

– Пока у него есть патроны и кое-какая еда, он может обходить города и ехать горами или бандитскими тропами. Но, Ридж, как только патроны у него кончатся, в животе начнет бурчать, а лошадь охромеет, он непременно совершит ошибку, и тут-то мы его и сцапаем.

Стив был злопамятен, но на редкость последователен в своей злопамятности. Вечером двадцать первого января мы прибыли в очередной городок, ничем не отличающийся от остальных техасских местечек, и мой друг возобновил свои расспросы.

– Кабальеро на пегой лошади? Вы ищете Гильермо Пулю, сеньоры?

Стив снял шляпу, вытер лоб и улыбнулся. Хозяйка салуна, мексиканка, передернула плечами.

– Да, он был здесь с братом.

– С братом? – переспросил я.

– А что тут такого?

Мы со Стивом переглянулись.

– Ты знал, что у него есть брат? – спросил я.

– Да, слышал об этом. Теперь понятно, кто застиг врасплох шерифа Фосетта. Это был не Билли, а его братец. Фосетт был кто угодно, но не дурак.

– Наш шериф, сеньор Терман, пьет без просыпу второй день, – хмыкнула мексиканка. – Он пригласил Билли на состязание в меткости, но тот даже не захотел иметь с ним дело, а послал вместо себя младшего брата. И что вы думаете? Этот ребенок доказал шерифу, что он хвастун, который даже оружие в руках держать не умеет.

– И шериф дал им уехать? – недоверчиво спросил я.

Мексиканка пожала плечами.

– А что тут такого? Они никого не трогали. Заплатили и уехали. В этом городе не принято совать нос в чужие дела.

– Как они выглядят? – вмешался Стив.

– Двое симпатичных гринго, – объявила мексиканка. – Очень похожих друг на друга. Я как увидела их, сразу же поняла, что они братья. Младший во всем слушается старшего, а тот его опекает. Когда младший выиграл состязание, старший отдал ему платок.

– Какой платок? – насторожился я.

– Который носил на шее.

– Вот как… – пробормотал Стив. – Спасибо за текилу. Поехали, Ридж.

– Значит, теперь их двое, – подытожил я, когда мы вышли.

– Наверняка младший такой же мерзавец, как и Билли, – буркнул Стив. – Мне бы только добраться до них, а там уж я с ними разберусь.

Но проехать нам пришлось меньше, чем мы рассчитывали. Лошадь Стива потеряла одну подкову, и мы долго кружили, пока не выехали к крошечному городку, состоявшему из дюжины домов, которые подпирали фасадами улицу, там и сям покрытую желтыми лужами и кучами навоза.

Стив пошел искать кузнеца, а я от нечего делать отправился в салун. Едва я занес ногу над порогом, внутри меня словно что-то сработало, и я понял, что мы нашли по меньшей мере одного из тех, кого мы искали.

За одним из столов сидел парень со светлыми волосами и увлеченно резался в покер с тремя игроками. Шляпу он сдвинул далеко на затылок, отчего челка спадала ему на глаза, и он то и дело сдувал ее. За щекой он держал леденец и ерзал на месте, перекладывая свои карты. Он был как две капли воды похож на человека, которого я видел в Ларедо, но казался куда непосредственнее и живее, чем тот. У светловолосого были правильные черты лица, небольшой нос, маленький, красиво очерченный рот и твердый подбородок. На скулах у него цвел персиковый румянец, глаза ярко блестели. В этот момент, азартно отбивая атаку партнера, он больше всего напоминал непоседливого школьника, устроившего себе каникулы посреди занятий. На шее у него красовался щегольской сиреневый платок.

«Ну, здравствуй, младший Мэллоун», – сказал я про себя.

Сидевший за столом парень рассмеялся – чистым, звонким, заливистым смехом молодого жеребенка. Я тронул «кольт» в кармане сюртука и стал оглядывать помещение в поисках старшего брата, который наверняка должен был находиться где-то поблизости.

Штук семь vaqueros[105] оживленно разговаривали за тремя столами, рыжий человек медленно потягивал пиво из кружки, хозяин – флегматичный швед-альбинос, которого неведомо как занесло в эти края, пересчитывал бутылки, на раздолбанном пианино в углу печально наигрывал пианист. С улицы вошел светловолосый незнакомец. Я сразу же напрягся, но это оказался очередной посетитель, и он ничуть не походил на Билли, не говоря уже о том, что Билли было около двадцати, а посетителю – наверняка вдвое больше. Подсев к стойке, вновь прибывший спросил виски, а получив его, глотнул и скривился так, словно в кружке оказалось молоко для грудных младенцев.

Я решился, подошел прямо к столу, где находился брат Билли, и сел.

– Люблю покер, – сказал я по-испански. – Можно к вам присоединиться, сеньоры?

Один из сеньоров потерял больше, чем собирался, и с охотой принял мое предложение, которое давало ему повод с честью покинуть игру. Я рассчитывал, что вот-вот появится Стив, и мы захватим младшего Мэллоуна. Последний меж тем доел леденец и вытянул палочку изо рта. Глянув в окно, я увидел пегую лошадь у коновязи. И перевел взгляд на мальчишку, сидевшего напротив меня. Не знай вы, что он недавно уложил шерифа Фосетта и его людей, чтобы освободить своего брата, вы бы никогда не заподозрили, что он на что-либо подобное способен, – таким славным и открытым он казался. Не то чтобы я боялся, но пот все равно стекал у меня по груди. Жилистый смуглый мексиканец, оказавшийся между мной и бандитом, тасовал засаленную колоду.

– Меня зовут Риджуэй Стил, – сказал я.

– Мануэль, – представился банкомет.

– Хорхе, – произнес один из игроков.

Светловолосый сунул в рот палочку и пожевал ее, после чего извлек наружу и поглядел на нее так, словно это был королевский жезл.

– Гарри, – просто сказал он.

Мануэль сдал карты. Мэллоун улыбнулся.

– Десять треф.

– Пас.

– Валет.

Я чувствовал себя в знакомой стихии. Дверь взвизгнула, поворачиваясь на петлях, и я дернулся. Мэллоун наконец закончил играть с палочкой от леденца и бросил ее на стол. Почесывая нос, он уставился в свои карты. Краем глаза я заметил за окном фигуру Стива, маячившую в конце улицы, и, повернув голову, увидел направленные на меня в упор глаза Гарри. Они были янтарные, холодные и жесткие. Но я даже не успел поразиться происшедшей в них перемене.

– Никогда не садись играть со своей смертью, compadre[106], – сказал он.

Крылья его носа подрагивали. Прежде чем я успел опомниться, он выхватил из-за пояса нож и намертво пригвоздил мою правую руку к столу.

От следующего его движения Мануэль отлетел назад вместе со стулом. Пианист, наигрывавший печальную мелодию, обернулся, и я увидел у него те же светлые волосы и те же карие глаза.

Без предупреждения он схватил с пианино «винчестер» и выстрелил. Его брат рванулся к двери. Я почувствовал глухой толчок от пули в грудь и догадался, что пианист попал в меня. Я даже не понял, что умираю, но, кажется, все-таки успел подумать, что Билли Мэллоун и в самом деле первоклассный стрелок.

10

– Ридж! Ридж, ты меня слышишь?

Чьи-то руки трясли меня. Я попытался открыть глаза, но стоило мне разлепить веки, глухая боль возле сердца напомнила о себе, и я застонал. Правую руку дергало и жгло, однако кто-то уже успел вытащить из нее нож.

– Пуля в сердце, чего там… – произнес рядом чей-то жалостливый гнусавый голос.

– Да уж, пора звать священника.

В ответ неизвестный, показавшийся мне по манере выражения точной копией Стива, обрушил град ругательств на всех священников на свете.

– Принесите сюда воды!

– Зачем вода, – возразил другой голос, до боли похожий на мой, – когда есть виски?

Я обнаружил, что могу шевелиться, сунул левую руку за отворот сюртука и попытался извлечь заветную фляжку. Она не выходила, и я рванул ее прочь из кармана.

– Он жив! – завопил Стив.

Кое-как сев на грязном полу, я с обалдевшим видом уставился на фляжку, в которой едва булькала жидкость, хотя я точно помнил, что накануне она была налита до краев. Какая-то железная штуковина застряла посреди фляжки, и, хорошенько приглядевшись, я понял, что это пуля.

Мое виски в который раз спасло мне жизнь, и вместо неминуемой гибели я отделался лишь легкой контузией. Тряхнув фляжку, я по звуку убедился, что из нее вытекла примерно треть содержимого.

– Черт подери! – произнес я, качаясь. – Каким же надо быть мерзавцем, чтобы испортить такое классное виски!

После чего присосался к горлышку и не успокоился, пока не выпил все до дна.

– Фляжка пропала, Стив, – сообщил я гробовщику, бросая ее на пол.

Он помог мне подняться на ноги. Я потряс головой, чтобы прекратилось мельтешение в глазах, а также чтобы вернуть ясность мысли.

– Тебе надо к доктору, Ридж!

– Черта с два! – возразил я. – Мне нужна лошадь.

– Но ты же ранен!

– Они не успели далеко отъехать. – Шатаясь, я подошел к двери и, глотнув свежего воздуха, почувствовал себя значительно лучше. – Мы их нагоним, Стив. А когда мы их нагоним, я убью пианиста.

– Какого пианиста? – опешил Стив, однако пошел за мной.

– В которого нельзя стрелять[107], – серьезно пояснил я.

Со второго раза мне удалось водрузить ногу в стремя, и я поднялся в седло. Правая рука болела, но я хорошо владел левой и переложил в нее поводья.

– Вперед, Стив!

Куры с кудахтаньем брызнули из-под копыт моей лошади. Я дал ей шпоры, и вскоре городок остался позади.

– Скорее, Стив! Мы их догоним!

– Ладно, Ридж! Постарайся только не свалиться с коня.

Стив зря волновался. Ветер омывал мое лицо, и злость закипала во мне – злость, заглушавшая боль, да и все остальные чувства. Через четверть часа бешеной скачки я завидел впереди двух всадников.

– Вот они, Стив!

Мэллоуны, похоже, заметили, что за ними следует погоня, и тоже прибавили ходу. Стив поравнялся со мной и скакал теперь на полкорпуса впереди меня. Мы выстрелили несколько раз, и те двое впереди ответили нам той же любезностью, но ни одна из пуль не достигла цели.

– Они уходят, Стив!

Расстояние между нами и преследуемыми начало увеличиваться. Несомненно, пегий скакун был одной из лучших лошадей, каких я когда-либо встречал, но второй, серый в яблоках, явно уступал ему. Мне показалось, что на нем едет тот гаденыш, что пробил мне руку ножом.

Стив процедил сквозь зубы ругательство, сунул «кольт» в кобуру, снял с плеча винтовку и прицелился.

Я засомневался: слишком уж далеко Мэллоуны были от нас. Но грянул выстрел, серый конь впереди скакнул в сторону, сделал несколько неуверенных шагов и повалился на бок.

– Есть! – завопил Стив, и мы вновь пришпорили коней.

Билли Мэллоун заметил, что лошадь брата ранена, и повернул обратно. Стив выстрелил еще раз, но промахнулся. Мы видели, как Билли пытается помочь младшему выбраться из седла, но тому раненая лошадь придавила ногу.

– Вдвоем они от нас не уйдут! – крикнул Стив, перезаряжая ружье. – Даже на такой лошади, как пегая.

Очевидно, Билли Мэллоун тоже понял это, потому что неожиданно развернулся и, стегнув коня хлыстом, понесся прочь. Менее чем через минуту он растаял в облаке пыли, танцующем вдали.

– Будь осторожен со вторым, Стив! – предостерег я своего приятеля на всякий случай.

Мы подъехали к поверженному бандиту. Он все никак не мог освободить ногу из стремени, но это не помешало ему выхватить револьвер и послать в меня три пули.

Мой славный конь был убит наповал, а Стив, как ястреб, ринулся с седла на врага и вцепился стрелявшему в горло. Парень попробовал выстрелить снова, но Стив вывернул ему руку, и тот, закричав от боли, уронил револьвер.

Мэллоун, однако, ухитрился врезать гробовщику в челюсть и потянулся за револьвером, но я наступил ему на руку и отбросил носком другой ноги «кольт» в сторону. Мальчишка ощерился, как белка, но не говорил ни слова, а только смотрел то на меня, то на Стива бешеными глазами.

– Ну, здравствуй, Мэллоун, – сказал Стив и в качестве приветствия ударил его кулаком под дых.

Мальчишка издал что-то вроде всхлипа и скорчился на песке.

– Пошел ты!.. – выкрикнул он.

– Не пойду, – ответил Стив спокойно, – даже если мне пришлет приглашение английская королева[108]. Ну, где же твой братец, а? Бросил тебя здесь одного подыхать, да?

Гробовщик тяжело дышал, челюсть у него распухала на глазах. Да и я, наверное, выглядел не лучше.

– У меня нет никаких братьев, – огрызнулся Гарри, глядя на него исподлобья.

– Я имею в виду парня по кличке Пуля, этого ублюдка Билли Мэллоуна, – пояснил Стив. – Куда он поехал?

– А я что, знаю? – с вызовом отозвался мальчишка.

– Нет, так дело не пойдет, – покачал головой Стив. – Повторяю вопрос еще раз: куда едет Билли Мэллоун?

– Он передо мной не отчитывается, – внятно ответил парень, ухмыляясь.

– Как тебя зовут? – неожиданно спросил Стив.

– Гарри.

– Это ты положил шерифа Фосетта и его людей, когда они взяли твоего брата?

Гарри усмехнулся и свесил голову.

– Ну, я, – все-таки ответил он гортанным мальчишеским голосом.

– У тебя могут быть большие неприятности, малыш.

– Не называй меня малышом! – ощетинился пленник.

– Ладно. Я просто констатирую, что ты сопляк. Видишь ли, Гарри, на шерифа Фосетта мне наплевать. На тебя тоже. Но твой брат убил одну девушку… Хорошую девушку, и поэтому я его из-под земли достану.

Гарри позеленел. На носу его выступили веснушки.

– Что вы врете? – выпалил он. – Никакую девушку Билли не трогал. Нет у него такой привычки – убивать женщин!

Его возмущение казалось совершенно естественным. Мы со Стивом переглянулись и слегка пожали плечами.

– Надо же, какая преданность… – мягко сказал Стив, и его глаза сузились. – Откуда у тебя этот платок?

Гарри покосился на тряпку на своей шее.

– Это мое, – ответил он неприязненно.

– Тебе его отдал Билли, когда ты выиграл состязание в стрельбе, – поправил его Стив. – Кстати, он не говорил тебе, откуда у него такая прекрасная пегая лошадь?

– Лошадь? – удивился Гарри.

– Не выводи меня из себя. Откуда он ее взял?

– Что значит откуда? – вытаращил глаза мальчишка. – Это лошадь Билли.

– Правильно, – тяжелым голосом согласился гробовщик. – Только ради этой лошади он убил беззащитную женщину. А тебе об этом не сказал.

Гарри глядел на него в немом остолбенении.

– Меня больше интересует другое, – вмешался я. – На месте Билли я бы давно уже был в Мексике, ведь здесь за его голову объявлена большая награда. Зачем он едет на север?

– Как зачем? – спокойно ответил Гарри. – Он хочет убить Пита Гамильтона.

Стив заинтересованно вздернул брови.

– Шерифа Гамильтона? Который его взял в последний раз?

– Ну да. Шериф тогда убил двоих его друзей, а Билли считает, что долг платежом красен.

– Вот видишь, как это просто – быть честным, – сказал я. – Почему же ты вначале заявил, что не имеешь понятия, куда едет Билли?

Гарри покосился на меня и ничего не ответил, только губу закусил.

– Наверное, он очень привязан к своему брату, – заметил Стив со смешком в голосе.

Я недоуменно оглянулся на него. Глаза Стива сияли.

– Ну конечно же! И если Гарри уложил людей шерифа, то Билли не колеблясь сделает для него то же самое. Знаешь, Ридж, мне надоело гоняться за этим мерзавцем. У него чересчур резвая лошадь, нам за ней не поспеть.

– И что? – спросил я, перевязывая пробитую руку носовым платком.

– Есть такая поговорка: если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. Надо сделать так, чтобы Билли Пуля сам к нам пришел.

– Он же не сумасшедший, – сказал я.

Гарри, побледнев, не сводил с нас глаз.

– Не сумасшедший, – согласился Стив. – Но он вряд ли бросит в беде брата. Мы заберем Гарри в город, посадим его в тюрьму и объявим, что завтра его повесят. – Он взволнованно щелкнул пальцами. – Держу пари, Билли явится на выручку. Тюрем этот подонок не боится – куда бы его ни сажали, он всегда удирал. А в тюрьме его будет поджидать засада. Точно: так и сделаем.

Мы чуть не упустили момент, когда Гарри вновь рванулся за своим револьвером. Отчаяние придало ему сил, и нам пришлось потрудиться, прежде чем мы смогли справиться с мальчишкой. Он извивался, как змея, и кусался, как волчонок.

– Вы не сделаете этого! – визжал он. На губах у него выступила пена. – Вы этого не сделаете! А-а!

Честно говоря, я не был уверен, что план Стива может сработать, но при взгляде на Гарри последние сомнения отпали. Если Гарри так волновался за брата, значит, он знал, что тот и впрямь не бросит его.

– Еще как сделаю, малыш! – добродушно сказал Стив, когда мы вновь скрутили нашего пленника. – Я тебя поймал, и теперь ты мой. Лично я на тебя зла не держу, хоть ты и попытался невежливо обойтись с моим другом-игроком. Но твой брат – другое дело. Он убил близкого мне человека и только по чистой случайности не прикончил еще и Риджа, и ответит за это. Решено: ты будешь нашей приманкой. Ридж! Садись на мою лошадь. Гарри! Вставай и ступай вперед, никуда не сворачивая. Мы возвращаемся в город. – Стив вытащил «кольт», показал пленнику: – Я думаю, не надо тебе говорить, что эта штука заряжена. Не делай глупостей, иначе мне придется прострелить тебе плечо или локоть, и будет неприятно. Учти: ты у меня на прицеле.

Я влез на лошадь Стива и со вздохом оглянулся на своего Панглосса, лежавшего в пыли. Бедный мой товарищ! Сколько миль мы с ним проделали вместе!

– Не волнуйся, Ридж, – успокоил меня Стив, – я куплю тебе другую лошадь. В конце концов, за голову этого ублюдка Мэллоуна полагается хорошая награда. – И вновь скомандовал пленнику: – Шагай вперед, парень.

– Мой брат – не дурак, – сказал Гарри скалясь, отчего его верхняя губа поднялась, обнажив зубы. – Он не попадется в твою глупую ловушку.

– Ну, мы еще посмотрим, – отозвался Стив.

И так мы вернулись в город: прихрамывающий на придавленную ногу Гарри – впереди, за ним – Стив с «кольтом» в руке, а я замыкал шествие на лошади.

Стив разыскал местного шерифа и объяснил ему, что к чему. Шериф, которого звали Родригес, согласился участвовать в поимке знаменитого бандита, но сразу же предупредил, что тюрьмы в городе нет.

– А что есть? Нужно посадить парня под замок, чтобы он не рыпался, и расставить людей неподалеку.

– Скажу вам откровенно, сеньор: лучшего места для засады, чем мой дом, вы не найдете. Уверен, моя жена не будет возражать.

Стив осмотрел дом шерифа и нашел, что тот и в самом деле годится для наших целей. Гарри Мэллоуну отвели комнату на втором этаже. Его заковали в цепи и посадили на стул, а перед стулом провели мелом черту, которую ему возбранялось переступать под страхом смерти. Стив и шериф Родригес расставили людей возле дома, а на чердаках ближайших домов разместили стрелков. Все они знали, как выглядит Билли Мэллоун, и получили приказ стрелять, как только увидят его, – но не убивать, а лишь ранить. До заката солнца было объявлено, что Гарри Мэллоун, брат знаменитого Билли Пули, за убийство окружного шерифа Фосетта и другие преступления приговаривается к повешению, которое состоится на следующий день. Новость в краткое время облетела весь городок и, как надеялся Стив, вскоре вырвалась за его пределы. В мои обязанности входило стеречь Гарри, чтобы он не вздумал выкинуть что-нибудь неожиданное и таким образом нарушить наши планы. Винтовки и револьверы были смазаны и как следует заряжены, часовые стояли на местах, и ни одна мышь не могла проскочить в дом шерифа незамеченной. Мы приготовились ждать.


Конец первой части

Часть II Леди и разбойники

1

Она была красивая. Очень красивая, отметил он про себя. Таких светлых волос он не видел ни у одной жительницы Ларедо, а уж их-то он точно знал наперечет. Женщины здесь смуглые и черноволосые, крикливые и уверенные в себе. Как, впрочем, и большинство мужчин. Эта была другая, и пахло от нее совсем иначе – фиалкой и медом, хотя ее заставили проделать долгий путь. Кожа у нее была светлая, почти не тронутая загаром. А может, просто бледная, что немудрено при потере крови после ранения. Все равно, подумал Франсиско, даже такая – когда она лежит на кушетке с рассыпавшимися волосами и закрытыми глазами, не подавая признаков жизни, – даже такая она определенно стоит трехсот пятидесяти долларов, которые заплатил его отец.

Как ее звали, он не помнил, да это и не имело значения. Здесь, в этом всем в Ларедо известном доме с красными ставнями, она будет отзываться на то имя, которое ей дадут. А не будет – ей же хуже. Франсиско ухмыльнулся и потрогал ее кожу. Ишь, какая кожа, теплая и гладкая, прямо атласная! И в это мгновение незнакомка повернула голову и открыла глаза.

Франсиско оторопел. Таких глаз он еще никогда ни у кого не видел. Они были карие, но из-за плясавших в них золотистых точек казались янтарными, и он не сразу сообразил, что на него смотрела его смерть.

– Прощай, Франсиско, – сказала незнакомка по-английски.

Пока он разглядывал ее, она успела незаметно расстегнуть кобуру на его поясе и вытащить «кольт». Какую-то долю секунды Франсиско надеялся, что она не выстрелит. Смешной казалась сама мысль о том, что его, Франсиско Санчеса, могут убить вот так запросто, из его же собственного оружия, в его же собственном доме, в этот ничем не примечательный теплый январский день. Такого просто не могло быть!

– Ты что это задумала, а? – спросил он хриплым от ярости и удивления голосом и схватил ее за руку.

За красными ставнями взорвалась ослепительная вспышка. Выстрелом Франсиско отбросило назад. Он упал на спину, а леди смерть, вскочив на ноги с поразительным проворством, метнулась к двери, заперла ее и загородила низким комодом.

Франсиско, лежа на полу, слабо стонал. Пуля попала ему в живот, и Амалия (ибо так звали смерть), скользнув по нему взглядом, подумала, что ему придется долго мучиться, пока господь не сжалится и не приберет его к себе. Она хотела только легко ранить его, но из-за того, что он толкнул ее руку, ему теперь придется умереть. Тем не менее она не стала задерживаться на этой мысли, а откинула барабан «кольта» и убедилась, что из шести в нем осталось пять патронов. Левую руку, в которую отдавало из-за давешней раны, немного дергало, но Амалия надеялась, что правая ее не подведет. Из-за двери донеслись топот и шум.

– Сеньор!

– Сеньор, что случилось?

– Откройте, во имя господа!

Чьи-то плечи налегли на дверь, и она затрещала. Амалия прицелилась и послала в створку несколько пуль на уровне груди. За дверью раздались приглушенные вопли, затем все стихло.

Амалия распахнула ставни и высунулась в окно. Второй этаж, но рядом растет дерево, корявое и узловатое. Амалия взобралась на подоконник и перескочила с него на дерево, когда дверь уже начала подаваться под новыми ударами.

Ободрав руки, с онемевшим от боли левым плечом Амалия скатилась вниз по стволу и рванула на улицу. Наперерез ей выскочил привратник дома с красными ставнями, размахивая руками. Амалия, не раздумывая, уложила его следующим выстрелом и побежала дальше. Теперь у нее не было ни одного патрона.

Она мчалась, не разбирая дороги. Сердце прыгало в груди, в мозгу стучала одна мысль: бежать – бежать – бежать!

У салуна с лаконичным названием «У Хосе» человек в высокой шляпе отвязывал пегую лошадь. В тени стены сидел безногий мальчик с деревянной чашкой для подаяний и смотрел на невесть откуда взявшуюся блондинку с неприкрытым удивлением. Пятнистая лошадь рыла землю копытом и недовольно потряхивала головой с длинной гривой. Амалия любила лошадей и знала в них толк. Она сразу же сообразила, что это стройноногое животное, несмотря на свою потешную окраску, является первоклассным скакуном.

Хозяин пегого и опомниться не успел, как неизвестно откуда взявшийся ураган, лишь лицом и прической напоминавший женщину, уже сел верхом на его лошадь. Толчок ногой в грудь, и человек в высокой шляпе упал в пыль, а Амалия что есть мочи помчалась по дороге, ведущей в Сан-Антонио.

Было 4 января 1881 года.

2

Если бы мистер Роберт П. Ричардсон с ранчо «Эсмеральда» не оказался столь настойчив и не пригласил к себе в гости одну хрупкую блондинку с кротким взором и безупречными манерами, городок Арчер до сих пор жил бы себе спокойно, а дядюшка Чарли лишился бы множества тем для своих устных рассказов. Впрочем, обо всем по порядку.

Ричардсон возвращался из Европы на корабле «Мечта», том самом, где произошло несколько загадочных смертей, блестяще распутанных неким французским сыщиком[109]. По чистой случайности на пароходе оказалась и мадам Дюпон, особа, заслуживающая самого пристального внимания хотя бы потому, что ее настоящее имя было не Амели Дюпон, а Амалия Тамарина, и она являлась агентом российской секретной службы. Впрочем, об этом последнем обстоятельстве Ричардсон так никогда и не узнал.

Очаровательная мадам Дюпон, насчитывавшая всего семнадцать лет от роду и двадцать три – по паспорту, путешествовала одна. Когда ее спрашивали о месье Дюпоне, она давала понять, что он поправляет здоровье в клинике для умалишенных, каковой ответ загадочным образом вселял самые неразумные надежды в мужские сердца. Следует отметить, что на «Мечте» вокруг нее постоянно вертелся некий пронырливый субъект, выдававший себя за ее кузена, но стоило кораблю прибыть в Нью-Йорк, как кузен («наверняка такой же родственник ей, как я тетя», по смелой версии Роберта П. Ричардсона) бесследно растворился в его улицах. Ричардсон увидел в этом знак свыше и воспрянул духом.

В декабрьском, насквозь продуваемом ветрами городе Амалия отчаянно скучала. Она нанесла визит русскому резиденту Тихомирову, отчиталась в выполнении своего первого и пока единственного задания, связанного с картиной Леонардо да Винчи, передала ему объемистый сверток, который надо было отправить дипломатической почтой, и под конец осведомилась, когда ей можно будет вернуться домой, в Россию.

– Это… гм… зависит от разных обстоятельств, – сказал Тихомиров. По натуре он был человеком уклончивым и не любил брать на себя лишнюю ответственность. – Я… гм… должен получить инструкции относительно вас от его высокопревосходительства.

– А когда вы их получите? – спросила Амалия напрямик, ибо терпеть не могла уверток.

Тихомиров повторил, что, опять же, все зависит от… но, возможно, через месяц или около того, если обстоятельства… Амалия вспыхнула, присела в книксене и покинула кабинет чиновника. В гостинице ее уже поджидал Роберт П. Ричардсон с букетом роз и предложением – нет, не руки и сердца, а всего лишь поужинать вместе.

Амалия розы не приняла, от приглашения отказалась, сославшись на мифического месье Дюпона, которому не понравится, если его жена будет ужинать с первым встречным, и заперлась у себя. Дня через два, раскашлявшись сильнее обычного, Амалия выплюнула кроваво-красный комок. Перед глазами у нее все поплыло, и она была вынуждена опереться рукой о стену, чтобы не упасть.

В ее семье несколько человек умерли от туберкулеза, и оттого Амалия очень настороженно относилась к своему самочувствию. Она бросилась к зеркалу, и ей почудилось, что у нее на щеках играет чахоточный румянец. Визит к доктору консульства, заявившему, что он не видит причин для волнений, не успокоил ее, а Тихомиров еще не получил указаний из Петербурга. Амалия прогулялась до порта, узнала, что корабль до Одессы отправляется через три дня, и, вернувшись в гостиницу, вновь столкнулась с Робертом.

Молодой американец выглядел смущенным. Он скоро едет к себе на ранчо. Он сознает, что вел себя не слишком вежливо, но, может быть, все-таки она согласится… Ведь, в конце концов, месье Дюпону вовсе не обязательно знать…

К его удивлению, на сей раз его доводы были восприняты более благосклонно, и вскоре Амалия и Роберт сидели за столиком одного из самых фешенебельных ресторанов города и непринужденно болтали. Ричардсон не без удовольствия отметил про себя, что его спутница своим внешним видом, образно говоря, заткнула за пояс всех прочих присутствующих дам, и его настроение, и без того неплохое, достигло точки блаженства. Он превзошел сам себя – рассказывал анекдоты из ковбойской жизни, описывал свое ранчо и городок Арчер, куда раз в два дня ходит дилижанс из Сан-Антонио. Что такое Сан-Антонио? Ну, это замечательный техасский город, известный своим мягким климатом. Туда специально приезжают лечиться те, кто имел несчастье заболеть туберкулезом…

Амалия уронила вилку.

– И что, там сейчас тепло? Лучше, чем в Нью-Йорке? – весьма заинтересованно спросила юная прелестная женщина.

– О да, там просто замечательно! – сообщил Роберт. – Надо вам сказать, Эмили, что я южанин, солнце у меня в крови. Нью-Йорк хороший город, просто загляденье, но вот мое ранчо… Я все надеюсь, что вы как-нибудь заглянете ко мне в гости… – добавил он просительным тоном.

– Возможно… – многозначительно уронила Амалия, улыбаясь загадочной улыбкой сфинкса. – Очень даже возможно…

В общем, уже на следующее утро Роберт и Амалия сидели в комфорте пульмановского вагона, уносящего их на юг. Им предстояло несколько пересадок, что и немудрено, ибо от Нью-Йорка до Сан-Антонио путь неблизкий. Одиннадцатого декабря они были уже в Остине, административном центре Техаса, и ждали на перроне свой поезд, который еще не подали. Ричардсон хмурился и время от времени поглядывал на часы, прикрепленные к жилету золотой цепочкой. Амалия, в голубом с зеленым платье, вывезенном из Франции, из Парижа, и элегантной шляпке, с которой спускалась вуалетка с мушками, ни капли не волновалась. Все ее тревоги растворились в дымчатой дали, откуда с ревом выползали черные паровозы, тащившие за собой вереницы разномастных вагонов. Среди толпы пассажиров она чувствовала себя самой юной, самой красивой и самой счастливой. Женщины перешептывались, обсуждая ее платье – слишком шикарное по здешним меркам, мужчины не сводили с нее глаз, и это льстило ей и забавляло ее одновременно.

– Поезд запаздывает, – сказал Ричардсон.

По перрону рысцой пробежал начальник станции в форменной одежде, сопровождаемый помощником. На них обрушился град вопросов. Особенно негодовала какая-то древняя высохшая леди, обликом сильно смахивающая на жердь. Она боялась не поспеть в Сан-Антонио, где должны вскрывать завещание ее тети Мэри. Прикинув, сколько лет должно было быть недавно усопшей тете Мэри, Амалия решила, что народ в здешнем климате живет на удивление долго.

– Поезд будет, будет, леди и джентльмены! – твердил заученным тоном начальник станции. – Просто к нему цепляют специальный вагон. Приносим извинения за задержку.

– Вагон? Для кого? – недоверчиво спросил коммивояжер с поблекшей розой в петлице.

– Для преступника, – лаконично отозвался начальник станции и, выбравшись из толпы, скрылся из глаз вместе с помощником, потерявшим в толчее пуговицу с кителя.

Где-то в лабиринте рельсов заухало и засвистело. Перрон оживился, носильщики засуетились. Матери призвали к порядку детей, а заодно и мужей, владельцы собак и кошек – своих животных. И в этом привычном, волнами перекатывающемся шуме ухо Амалии уловило новый звук, похожий на бряцанье тяжелых цепей.

Она обернулась и увидела, как с другого конца платформы, противоположного тому, откуда входили пассажиры, приближается отряд конвоиров, вооруженных «винчестерами» и револьверами. Обветренные лица этих людей были суровы и сосредоточенны, а их угрюмость отметала всякую возможность шуточек на их счет. Всего конвоиров было не меньше дюжины, а посередине их отряда, стиснутый со всех сторон своими «ангелами-хранителями», двигался человек в кандалах и наручниках. Они-то и производили тот лязг, который услышала Амалия.

Однако если что-то и поразило ее, так это была не многочисленность конвоя и не обилие цепей, покрывавших преступника с головы до ног, так что он с трудом мог передвигаться. Сам конвоируемый ставил в тупик гораздо больше, нежели те драконовские меры, которые были применены к нему, дабы он не смог бежать. Это был стройный, гибкий, пригожий юноша, на вид совсем еще молодой. Его светлые глаза застенчиво смотрели из-под шляпы, криво нахлобученной на светлые же волосы, на верхней губе темнел едва заметный пушок. У него были правильные черты лица, маленький рот и вздернутый нос, на котором виднелись веснушки. В том, как юноша поглядывал на толпу, возбужденную его присутствием, было что-то детское и донельзя наивное – он явно смущался, чувствуя себя объектом всеобщего внимания. Забыв об опаздывающем поезде, люди целиком переключились на захватывающее зрелище – опасного преступника, которого поймали и крепко держат настоящие мужчины. Вид конвоя и пленника будоражил, как будоражит вид льва, посаженного в клетку в зоопарке. Но у Амалии в голове не укладывалось, что в роли льва на сей раз выступает похожий на персик юноша, которому было от силы лет семнадцать, и она невольно задалась вопросом, что же он мог натворить такого, раз к нему применили столь крутые меры.

– Фью! – присвистнул коммивояжер, тот, что с увядшей розой. – Да это же Билли Пуля!

Услышав имя пленника, несколько особо чувствительных леди шарахнулись в сторону.

– Он? Это он?

– О боже!

– Ничего себе!

– Ну да. Его еще осудили за убийство шерифа Брэнсона.

– Только за одно? Я слышал, он убил не меньше двадцати человек.

– Да, но веревка-то все равно одна…

– Дорогу, леди и джентльмены! – заорал конвоир, шедший впереди. На его груди сверкала начищенная серебряная бляха, указывавшая на то, что ее обладатель – шериф и что он не станет церемониться с теми, кто не выполняет его приказов. – Дорогу!

Замужние дамы, ахая, прятались за спины своих мужей и жадными взорами провожали пленника, едва волочившего ноги. Цепи звенели, каблуки конвоиров стучали по перрону.

Шагах в пяти от Амалии конвой остановился. Локомотив, с пыхтеньем выплевывая пар, наконец выполз из-за поворота и плавно двинулся к платформе.

Пленник вытер рукавом лицо, отчего цепи наручников зазвенели снова, и украдкой посмотрел по сторонам. Взгляд его упал на Амалию. На шее у нее красовался кокетливый шелковый платочек, тоже вывезенный из Парижа, – настоящее произведение искусства, одна из тех изысканных мелочей, что западают в душу каждому, кто их видит. Платок привлек живейшее внимание Билли. Он сглотнул, борясь с соблазном, но не удержался и вновь поглядел на этот волшебный сиреневый лоскуток. Вблизи было заметно, что два верхних зуба пленника немного выдаются вперед, как у белки, и оттого верхняя губа кажется коротковатой. Билли открыл рот, скользнул взглядом по даме в вуалетке и тихо вздохнул. Наверняка она принцесса, раз позволяет себе носить такие вещи. Всю жизнь Билли мечтал вот о таком платке, красивом, блестящем, пижонском. Если бы он мог, он бы не задумываясь отдал десять лет жизни за то, чтобы обладать им.

Рябой конвоир, беспрестанно сплевывающий себе под ноги, с силой толкнул Билли в спину. Пленник покачнулся и едва не упал. Конвоир весело улыбнулся, обнажив испорченные зубы.

– Перебирай ногами, outlaw! – сказал он.

Вне себя от ярости, Билли рванулся к обидчику, но тотчас же получил прикладом «винчестера» в живот от другого охранника и сложился надвое от боли. Амалия вспыхнула и отвернулась: она ненавидела, когда при ней унижали людей, особенно если те находились в таком положении, что не могли постоять за себя. Ричардсон тронул ее за локоть.

– Нам сюда, Эмили.

Проводник помог им подняться в уютный вагон первого класса. Но от рябого конвоира не укрылось внимание пленника к красивой пассажирке.

– А Билли-то вон на ту дамочку глаз положил! Губа не дура, а? – Он с издевкой обратился к Билли: – Был бы ты честный человек, глядишь, мог бы с ней парой слов перекинуться, а так тебе ничего не светит, поверь мне!

Билли не ответил. Рябой подмигнул товарищам и загоготал, но шериф сурово поглядел на него, и все вместе – и конвой, и пленник – направились к предназначенному для них «спецвагону», которым оказался обыкновенный вагон для перевозки скота, прицепленный в самом конце состава.

3

– Что такое outlaw[110]? – шепотом спросила Амалия у Ричардсона, когда они с комфортом устроились в своем купе.

– Это человек, по которому веревка плачет, – назидательно изрекла их попутчица.

Это была маленькая, энергичная леди лет пятидесяти или пятидесяти пяти, из числа тех, что словно ставят себе целью быть непривлекательными. На носу у нее сидело пенсне, а о ее темном платье Амалия, весьма придирчиво следящая за модой, могла бы сообщить, что такой фасон вышел из обихода полвека тому назад. Впрочем, надо сказать, что любая мода была бессильна украсить миссис Бишоп.

Имя попутчицы присутствующие узнали через минуту после того, как состав тронулся, а еще пяти минут хватило, чтобы полностью узнать ее характер. Миссис Бишоп была сварливой, склочной, ненавидящей своих ближних особой. И, делая им гадости, крупные и мелкие в меру своих возможностей, она парадоксальным образом не уставала утешать себя мыслью, что служит к вящему исправлению мира. Когда бедняки жаловались ей, что им нечего есть, она советовала им умерить аппетит; когда женщины осмеливались рожать, не состоя в браке, она призывала позор на их головы и истово обличала в безнравственности. В душе миссис Бишоп всегда держала наготове увесистый камень, которым без колебаний запускала в любого согрешившего. В сущности, миссис Бишоп была жалким, скудоумным и опасным созданием, и Амалии становилось не по себе при мысли, что до самого Сан-Антонио ей придется ехать в одном купе с столь неприятной соседкой. Ричардсон, похоже, тоже не испытывал восторга от ее присутствия, но экспресс был переполнен, и деваться им было просто некуда. Умнее всех оказался четвертый пассажир – он извинился, сказав, что всю предыдущую ночь не спал, и вскоре мирно похрапывал в своем углу, откинувшись головой на спинку кресла. Таким образом он отгородился от мира – и от невыносимой миссис Бишоп вкупе с ним.

– Я видела, как вы смотрели на этого… этого отщепенца, – продолжала миссис Бишоп, очевидно, бывшая не в силах назвать человеком того, на кого надели наручники. – Должна признаться, он и впрямь весьма привлекателен, но…

Амалия всегда была добрейшей душой. Если не задевать ее, конечно. Но стоило ее тронуть, она могла, как по мановению волшебной палочки, обратиться и в змею, и в разъяренную львицу, смотря по тому, какой образ больше подходил по обстоятельствам.

На сей раз она сказала:

– Вы так считаете? – И, не дав миссис Бишоп времени ответить, быстро продолжила: – Конечно, о вкусах не спорят, но вам не кажется, что вы немного… э… староваты для этого юноши?

Миссис Бишоп вытаращила глаза и захлопнула рот. Ричардсон деликатно кашлянул в кулак, чтобы скрыть душивший его смех.

– Но я не… – обретя наконец дар речи, залепетала дама.

– О, полно, дорогая! – сладко проворковала Амалия. – Не вы первая, не вы последняя.

Обеспечив себе молчание соседки на десяток ближайших миль, она отвернулась к окну и стала смотреть на убегающий пейзаж. Один раз в кустарнике мелькнула большая кошка и скрылась из глаз.

– Это была пума, – сообщил Ричардсон.

За окном тянулись то горы, изрезанные ущельями, то равнина, покрытая редкой растительностью.

– Если хотите знать, – подала снова голос миссис Бишоп, – я рада, что его повесят.

– Кого? – спросила Амалия.

– Билли Мэллоуна. Пуля – это его кличка. У всех бандитов есть клички. Как будто им мало их честного христианского имени! – Миссис Бишоп поджала губы. – Его назвали Пулей, потому что он никогда не промахивался.

Четвертый пассажир всхрапнул и повернул голову в другую сторону, пробурчав что-то во сне.

– Сколько ему лет? – спросил Ричардсон. – Он выглядит совсем мальчишкой.

– Двадцать, – торжествующе сказала миссис Бишоп. – Ему двадцать лет, и он убил двадцать человек. Вот он какой! Его поймали в Нью-Мексико, посадили в тюрьму и приставили к нему двоих стражей, которые охраняли его двадцать четыре часа в сутки. С него не снимали кандалы и даже приковали его цепью к полу. – Миссис Бишоп сделала своими костлявыми ручками такое движение, будто она сама лично приковывала херувимоподобного Билли к полу цепью. – И что бы вы думали – он сбежал! Убил стражей и сбежал. Но его снова поймали, на этот раз у нас, в Техасе. Теперь ему не избежать возмездия. – Миссис Бишоп понизила голос и перешла на шепот: – Откровенно говоря, я еду в Сан-Антонио только для того, чтобы посмотреть, как его повесят. Это будет весьма поучительное зрелище!

Амалия вспомнила застенчивые карие глаза, нежный румянец и затравленный вид их обладателя. Билли Пуля. Который никогда не промахивался. На чьей шее скоро затянут тугую петлю к вящей радости миссис Бишоп и всех, ей подобных.

«Но мне-то что за дело до всего этого? – сказала мысленно Амалия самой себе. – Будь объективной, Амели! Тебе не нравится миссис Бишоп – спорю, что она и устрице не понравилась бы – но ты забудешь о ней, едва сойдешь с поезда. Тебе жаль этого Билли, потому что он молод и потому, что у него впереди целая жизнь – вернее, могла бы быть впереди, если бы он почаще промахивался. Однако сознайся, моя дорогая, что если бы он был уродлив или хотя бы лет на десять постарше, ты бы не испытывала к нему ни малейшего сочувствия. Что за нелепость – идеализировать разбойника с большой дороги! Дурацкая традиция романтической литературы, которую, как и все романтическое, крайне опасно переносить в жизнь. (Амалия, заметим, была очень, очень начитанна.) Вряд ли жертвы Робин Гуда разделяли то почтение, какое испытывали к нему сочинители баллад о его подвигах. А этот парень в цепях даже не грабитель – он обыкновенный убийца. Только с ангельской внешностью, вот и все».

– В Остине я возглавляю комитет помощи местным заключенным… – продолжала между тем вещать миссис Бишоп – и Амалии смутно подумалось, что от одного этого местные заключенные должны мечтать поскорее выбраться на волю. – Так вот, однажды я сочла своим долгом помочь этому заблудшему созданию, Уильяму Мэллоуну, и принесла ему в тюрьму Библию. А он сказал, что вряд ли сможет воспользоваться ею, ибо с него не снимают наручники, и попросил меня принести лучше дюжину пирожных с кремом. Он-де их никогда не пробовал. – Миссис Бишоп выдержала эффектную паузу, на которую никто не отреагировал. – Нет, каково? Променять душеспасительную книгу на дюжину кремовых пирожных! О, это безнравственное поколение!

– Бьюсь об заклад, – со смешком заметил Ричардсон, – пирожных он не увидел.

– Я сама не ем пирожных! – вскинулась миссис Бишоп. – Они вообще вредны для пищеварения, если уж на то пошло. Я высказала ему все, что думаю по этому поводу, но он и глазом не моргнул. Негодяй, закостеневший во зле, – вот кто он такой! Слава богу, ему уже недолго осталось осквернять нашу грешную землю.

«Черт возьми, – подумала Амалия, – ну почему нельзя помогать людям, не оскорбляя их при этом?»

Она отвернулась к окну и, что бы ни вещала дальше миссис Бишоп, не отрывала взгляд от пейзажа. А миссис Бишоп буквально прорвало. Она спрашивала, почему убийцы, воры и прочие преступники находятся на свободе, и сама же отвечала: это все оттого, что закон слишком мягко к ним относится. Пример Билли Мэллоуна, которого осудили всего за один день, послужит всем уроком. Неплохо было бы также перевешать всех, кто посягает на жизнь своего ближнего или на его имущество, а также примерно наказать прелюбодеев, дабы они больше не могли прелюбодействовать. Также следовало изловить всех железнодорожных налетчиков, всех любителей взрывать сейфы с помощью динамита. Ужас, что было недавно между Остином и Сан-Габриэлем – поезд остановили, а пассажиров обобрали, всех до единого! И ведь такие случаи – далеко не редкость. Беда в том, что некоторые думают, что им все дозволено… При этих словах миссис Бишоп злобно покосилась почему-то на платочек Амалии.


Поезд стучал по рельсам. Паровоз хрипло ревел, изрыгая пар. В хвостовом вагоне, на полу, присыпанном опилками, сидел пленник. Четверо конвоиров, утомленных вынужденным бездельем, сели играть в покер. Еще один дремал в углу, положив «винчестер» поперек колен. Двое курили, стоя у зарешеченного оконца.

– Что, Билли, скучно тебе? – беззлобно спросил рябой конвоир по фамилии Оливер и легонько щелкнул своими картами пленника по носу.

Билли только устало мотнул головой назад, но по искорке, проскочившей в его светло-карих глазах, любой наблюдатель мог бы заключить, что Джефф Оливер приговорен, только еще не знает об этом. Затем Билли шевельнулся, стараясь не привлекать внимание звяканьем цепей.

Эта перевозка из города, где его судили, в Сан-Антонио, где должен быть приведен в исполнение приговор («повешен за горло до окончательного наступления смерти»), являлась его последней надеждой. У него не было денег, чтобы подкупить стражей. Друзья, с которыми он делил все в былые дни, либо лежали в могилах, либо зажили спокойной, размеренной жизнью и забыли о его существовании. Во всем и всегда Уильям Мэллоун по прозвищу Пуля привык полагаться только на себя самого.

Он рассчитывал сбежать на вокзале, но там охранники окружили его со всех сторон, и он был вынужден отказаться от этой затеи. Он знал, что на случай, если он попытается скрыться, дан приказ стрелять по нему без предупреждения. Юноша собирался жить, и смерть от пули в спину отнюдь не входила в его замыслы. Сейчас он незаметно приглядывался к тому, что его окружало. Три человека ведут беседу в другом конце вагона, откуда доносится их смех. Двое стерегут вход в вагон, но не слишком внимательно – уверены, что сюда никто не сунется…

Если освободиться от наручников, завладеть оружием, открыть стрельбу и выскочить из вагона, может, ему и удастся уйти. Но кандалы! Далеко ли он в них убежит?

Билли метнул острый взгляд на Оливера. Тот люто ненавидел пленника и всячески измывался над ним, поэтому ключи от кандалов доверили именно ему. Ключи от наручников находились у шерифа Стивенса, болтавшего с напарниками в противоположном конце вагона.

Если убить Оливера и забрать у него ключи… Однако ведь другие охранники вряд ли будут бездействовать в это время…

О наручниках Билли не беспокоился. Мало кто подозревал, что у него такие миниатюрные, узкие кисти рук, которые вполне, если постараться, можно протиснуть сквозь кольцо. Именно это помогло ему бежать в прошлый раз, когда, казалось, спасения ждать неоткуда. В детстве Билли был худ, узкоплеч и мал ростом. Его часто колотили другие мальчишки, но он был злопамятен и отвечал ударом на удар. А когда не получалось дать сдачи, отомстить, страдал и злился на себя. Собственное телосложение долго раздражало его, пока он не понял, что оно имеет и свои преимущества. В здоровяка легче попасть из револьвера, например. И, будь у него запястья не такими тонкими, он бы давно болтался на виселице.

Медленно, чтобы не привлечь ничьего внимания, и все время следя краем глаза за ненавистным Оливером, Билли стал освобождаться от наручников. Неожиданно состав заскрежетал на повороте и остановился. Двух мужчин отшвырнуло к стенке. Они поднялись, чертыхаясь.

– Водокачка, – фыркнул Оливер. – Твоя очередь сдавать, Джо.

А в вагоне первого класса в то же время шел обычный разговор.

– Любопытно было бы на него взглянуть, на этого маленького бандита… – говорила леди с корзинкой из искусственных цветов на шляпке.

– Конечно, моя дорогая, – благодушно соглашался ее муж. – А то скоро его повесят, и смотреть будет не на что.

За два купе от них Роберт П. Ричардсон сказал Амалии:

– И все-таки поезд – самый надежный вид транспорта.

Как станет ясно из следующей главы, ему не следовало утверждать это так категорично.

4

Машиниста экспресса Остин – Сан-Антонио звали Фрэнк У. Маккарти, и утром одиннадцатого декабря он еще не знал, что ему суждено стать героем. Предки Фрэнка были шотландцами, и от них он унаследовал скупость движений, расчетливость – как в денежных делах, так и во всем прочем – и умеренную страсть к превосходному элю. У своих хозяев Маккарти числился на хорошем счету. Он добросовестно относился к работе и был известен тем, что поезда, которые он вел, всегда приходили точно в срок. Поэтому, когда в грудь ему неожиданно уперлось дуло двуствольного обреза, первая мысль машиниста была не о жене, веснушчатой Эми, и не о пяти детях, в которых он души не чаял. Медленно поднимая руки, он прикинул, что теперь ему навряд ли удастся прибыть в Сан-Антонио без опоздания, ибо железнодорожный налет отнюдь не входил в расписание движения поезда.

– Эй ты, стой смирно! – проорал бандит с обрезом. Нижняя часть его лица была замотана темным шарфом. – И без глупостей, понял?

– Понял, куда уж там, – проворчал Фрэнк, переглядываясь со своим помощником, которого тоже заставили поднять руки.

– Сколько человек в почтовом вагоне? – спросил второй бандит с «кольтом» в руке.

– Двое, – нехотя ответил Фрэнк. Голова его лихорадочно работала над проблемой: как бы сделать так, чтобы бандиты поскорее убрались и можно было все-таки привести поезд на конечную станцию в срок.

– Оружие у них есть?

– У почтальона дробовик и… и…

Фрэнк запнулся. Мозг его поразила мысль о спецвагоне, битком набитом вооруженными людьми. Увы, они и знать не знают о том, что поезд подвергся ограблению. Вот если бы как-нибудь дать им знать об этом!

– Боб! Крис! – распорядился второй бандит, бывший у налетчиков, по-видимому, за главного. – Займитесь почтовым.

Бандиты, ожидавшие снаружи, кивнули и скрылись. Фрэнк застонал и схватился за сердце.

– Эй, старик, ты чего? – спросил первый бандит. – Отойди в сторону!

– Плохо мне, – прохрипел Фрэнк и, падая вперед, локтем ухитрился надавить на сигнал.

Хриплый рев прорезал воздух.

– Твою мать! – заорал первый бандит. – Ну, ты у меня пожалеешь об этом, падла!

Он нацелил на машиниста оба ствола своего обреза, и тут бедный Фрэнк и впрямь почувствовал некоторое стеснение в сердце.

– Не надо, Джо! – остановил его главный. – У него приступ, не видишь, что ли? – А Фрэнк и в самом деле посерел лицом. – Испугался, старик, да? Запомни: мы – банда Неуловимого Сэма! Оттащи его в сторону, Джо, и не давай шевельнуться.

– Дай я лучше его пристрелю! – уперся Джо, который отлично понял, что машинист хотел кому-то подать сигнал.

– Брось, не стоит возиться…

В вагоне, прицепленном в конце состава, мужчины по-прежнему курили и играли в покер. Пленник закрыл глаза и, видимо, дремал.

– Что-то мы долго забираем воду, – заметил шериф Стивенс, вышвыривая в окно окурок сигареты, и тут до него донесся хриплый гудок.

– Черт возьми! – крикнул шериф и выхватил «кольт». – Что происходит?

Конвоиры вмиг побросали карты и вскочили на ноги. У каждого в руке появился револьвер. Билли по прозвищу Пуля, опутанный цепями с головы до ног, только хрюкнул спросонья и привалился к стенке.

В это мгновение даме с цветами на шляпке взбрело в голову высунуться в окно, и кто-то из бандитов, заметив ее, шутки ради пальнул в воздух. Дама издала до неприличия громкий визг. Шляпка слетела с ее головы и покатилась по насыпи.

– Это налет! – рявкнул шериф. – Оружие к бою, ребята, мы им покажем! Оливер и Бостон, вы следите за Пулей, чтобы он в суматохе не вздумал сбежать.

– С удовольствием, – отозвался Оливер и, повернувшись к Билли, пнул его ногой. – Эй, бандит, проснись!

Билли открыл один янтарный глаз, на который свешивался вихор светлых волос.

– Что происходит? – промямлил он недовольно.

Оливер схватил его за грудки и отволок в угол. Билли ворчал и брыкался, но Оливер был здоровяк, и щуплому пленнику, да еще закованному в кандалы, не было никакой возможности с ним сладить. Оливер швырнул его на кучу стружки, как куль с грязным бельем, и нацелил на него «винчестер». С другой стороны встал Бостон, флегматичный малый с добрыми, как у большой печальной собаки, глазами.

– Сидеть! – скомандовал Оливер. – Только попробуй шевельнуться, мальчик, и ты мертвец!

– Да мне-то что… – буркнул Билли, передергивая плечами.

Шериф распахнул дверь вагона, и пять или шесть всадников с замотанными лицами, окруживших поезд, получили неприятные сюрпризы 45-го калибра. Двое бандитов были убиты наповал и вылетели из седла, одной лошади раздробило ногу. В воздухе разлился резкий запах порохового дыма. Ружья и револьверы палили почти беспрерывно, создавая подобие жутковатой какофонической музыки. Один из конвоиров повалился в вагоне лицом вниз – пуля бандита, укрывшегося за деревом, попала ему в голову. Машинист Фрэнк У. Маккарти, лежа на полу и держась рукой за сердце, тихо ликовал.

– Черт! Черт! – завопил главарь, выскакивая наружу. Спотыкаясь на насыпи, он побежал к почтовому вагону, где его подручные, обезоружив и уложив на пол почтальона и охранника, колдовали над большим сейфом.

– Становится жарко, а, Боб? – заметил один из бандитов.

– Угу, – кивнул Боб. – Я только одного не могу взять в толк: откуда они узнали, что мы остановим этот экспресс?

Увы, судьба зачастую играет скверные шутки с самыми изощренными планами, и такая мелочь, как незапланированная перевозка бандита в окружении отборной охраны, привела к тому, что… Однако не будем все же забегать вперед.

– Крис! – заорал главарь, влетая в почтовый вагон. – Как сейф?

– Еще минута, и все будет готово, – отвечал взрывник, отмеряя бикфордов шнур.

– Какие-то сволочи засели в последнем вагоне, – проскрежетал главарь. – Хитро придумано: засада – в вагоне для скота! Ну, ничего, мы им покажем. Крис, дай-ка мне сюда динамит!

Да, динамит. Ибо всего четырнадцать лет назад, в 1866 году, один меланхоличный шведский джентльмен с благородной фамилией Нобель облагодетельствовал человечество, изобретя динамит. Ему осталось только «изобрести» Нобелевскую премию, чтобы облагодетельствовать лучших представителей этого человечества…

Еще трое нападающих были убиты или ранены, а остальные поспешили спрятаться кто куда. Стрельба мало-помалу стихла. Шериф Стивенс в очередной раз перезарядил свой револьвер и осторожно выглянул наружу. Внезапно до него донесся приглушенный шум взрыва – вне всяких сомнений, это взорвали сейф в почтовом вагоне.

Шериф выругался. Оливер облизнул пересохшие губы и покрепче стиснул «кольт». И тут все находящиеся в вагоне для перевозки скота услышали улюлюканье, похожее на клич, который издают при нападении воинственные индейцы. Не успели они опомниться, как мимо открытой двери пронесся всадник и зашвырнул в вагон связку динамитных шашек с подожженным фитилем.

Единственным, кто в одно мгновение сумел оценить ситуацию, оказался Билли Пуля. Бросившись на Оливера, он вытолкнул его в дверной проем, и вскоре оба катились по мягкому склону. До них донесся запоздалый крик шерифа: «Берегись!» Конвоиры бросились к двери в надежде выпрыгнуть из вагона, но прежде, чем все успели покинуть его, прогремел взрыв. Вагон налился изнутри оранжевым цветом и разлетелся, как пустой орех. Доски, стружки, части человеческих тел полетели в разные стороны, а уцелевшие бандиты издали радостный вопль. Настал их черед расстреливать из укрытия оставшихся после взрыва живых охранников, которые испортили им настроение в этот пригожий день и были причиной смерти их товарищей. Шериф Стивенс погиб первым, получив пулю в сердце. Бостон упал с простреленным плечом, а когда попробовал отползти, его ранили еще и в бедро. Оливер, единственный из конвоиров, кто не был убит или ранен, ушибся при падении. Тряхнув головой, как разъяренный бык, он с сопением поднялся на ноги – и увидел в двух шагах от себя своего заклятого врага. Шляпа слетела с головы Билли, и тут стало видно, что у него обычные русые волосы, просто выгоревшие на солнце до соломенного оттенка. Он тяжело дышал, верхняя губа его вздернулась, обнажив торчащие передние зубы, и капли пота катились по его лицу. Наручники куда-то исчезли, но это было полбеды. В правой руке он держал «кольт» Оливера, и дуло его смотрело на Оливера же.

– Мне конец, – просто сказал охранник.

– Точно, Олли, – ответил Билли и нажал на спуск.

Оливер тяжело осел на землю. Дернув щекой, Билли опустил револьвер. Кое-как передвигая ноги в кандалах, Мэллоун подошел к мертвому конвоиру, обыскал его одежду, достал ключ от кандалов и разомкнул их. Он сделал это вовремя – в дюйме от его уха просвистела пуля, а вслед за ней две другие. Схватив «кольт», Билли покатился по земле и спрятался за большой камень. Налетчики, приняв Мэллоуна за одного из людей шерифа, теперь методично обстреливали его со всех сторон.

– А, черт! – завопил Билли вне себя. – Да прекратите же стрелять!

Но просьба его была, естественно, оставлена без внимания.

В двух шагах от него лежал труп убитого бандита, и Билли подполз к нему, забрал его оружие и патроны.

– Ну, треклятые сукины дети… – просипел он, ловко перезаряжая револьверы, – смотрите, вы сами напросились.

После чего быстро перекрестился рукой с револьвером, взял в левую второй «кольт», коротко выдохнул и выскочил из-за камня.


Амалия и Ричардсон обсуждали парижские достопримечательности, когда до них донесся пронзительный гудок, а спустя несколько мгновений – сухой треск выстрела.

Миссис Бишоп тоненько пискнула. Спящий пассажир подпрыгнул на месте, вмиг стряхнув с себя сон. Ричардсон немного побледнел.

– Что там такое? – спросила Амалия.

Выглянув в окно, она увидела каких-то мужчин на лошадях, окружающих экспресс. Вид мужчин ей не понравился: на них были шляпы, надвинутые на брови, а лицо ниже глаз закрывали какие-то тряпки. Вдобавок незнакомцы были вооружены до зубов и держали наготове оружие, поэтому нет ничего удивительного в том, что Амалия почувствовала себя малость неуютно.

– Похоже, это налет, – сказал Ричардсон несчастным голосом.

– Налет! – вскричала миссис Бишоп, роняя пенсне.

Вслед за тем загрохотали выстрелы, и Амалия своими глазами увидела, как бандит, которому пуля попала прямо в лоб, всплеснул руками и повалился на гриву своей лошади. Миссис Бишоп крестилась и бормотала молитвы. Проснувшийся пассажир таращил глаза.

– Что, черт возьми, происходит?

– Мне кажется, – несмело сказала Амалия, – охрана Мэллоуна вступила в бой с… с этими джентльменами.

Ричардсон схватил ее за плечи и оттолкнул от окна. И очень вовремя – тут же что-то звякнуло, и в стекле образовалось звездчатое отверстие. Миссис Бишоп плюхнулась на пол, закрыв голову руками, все остальные последовали ее примеру. Когда выяснение отношений идет на таком уровне, самое главное – уцелеть. Если, конечно, вы не рветесь стать героем. Или мертвецом.

В почтовом вагоне, где дым от взрыва стоял столбом, сейф на глазах превращался в жестянку, зияющую пустотой, – Крис деловито перекладывал в сумку пачки банкнот и мешочки с приятно позвякивающими золотыми монетами. Боб продолжал держать на прицеле почтальона и охранника. Оба бандита слышали: несколько минут назад Сэм рванул вагон с ищейками. Крис даже ухмыльнулся – молодчина все-таки этот Сэм! Некоторое время еще шла пальба, но потом она стихла.

– Уходим, – бросил Крис напарнику, когда от сейфа остались лишь пустота да воспоминания о недавнем богатстве.

Однако не успел Крис шагнуть к выходу из вагона, как дверь распахнулась и на пороге показался стройный малый с серебряной бляхой шерифа на груди.

Крис выстрелил, но опоздал на долю секунды. Проклятый неизвестно откуда взявшийся шериф метнулся в сторону и выстрелил первым, уложив сначала взрывника, а затем и его подручного. Сумка упала на пол, и золотые монеты вперемешку с банкнотами высыпались из нее. Почтальон и охранник, как зачарованные, уставились на малого, олицетворявшего собой торжество закона в самом чистом виде.

– Можете опустить руки, ребята, – сказал шериф звонким мальчишеским голосом, подбирая «винчестер» Криса.

Почтальон медленно опустил руки и сглотнул.

– Сэр… А они… эти…

– Я их уложил, – сказал шериф с обезоруживающей улыбкой и направился к выходу.

У двери он остановился.

– У тебя есть семья? – внезапно спросил он у почтальона.

– Есть, – почтительно сказал почтальон и, замявшись, добавил: – Есть, сэр.

– Тогда положи на место тот мешочек с золотом, который ты только что сунул себе в карман, – велел шериф суровым тоном.

Слегка изменившись в лице, почтальон исполнил его просьбу. Ни почтальон, ни охранник не заметили при этом, как шериф спрятал за голенище другой мешочек, подобранный с пола.

– Приберите тут, ребята, – сказал шериф, дулом «кольта» указывая на рассыпанные банкноты. – Деньги все-таки не должны валяться где ни попадя. – И он, подмигнув охраннику, выскочил из вагона.

На насыпи Билли Пуля (а парнем с бляхой шерифа, как можно было догадаться, был именно он) остановился и закашлялся. Его распирало от смеха. Разобравшись с налетчиками, а попросту говоря, поубивав их всех к чертовой матери, Билли решил, что удача на его стороне и в мире нет ничего для него невозможного. Первым делом он отыскал свою шляпу и надел ее. Вспомнив, что Стивенс в свое время забрал себе его револьвер с перламутровой ручкой – оружие, которым Билли дорожил больше всего на свете, Пуля обыскал Стивенса и нашел свой «кольт». Шутки ради он позаимствовал заодно и серебряную звезду, после чего навестил почтовый вагон. Билли терпеть не мог людей, нападающих всем скопом из засады. Этот одиночка одинаково презирал и налетчиков на поезда, и грабителей банков. Теперь ему можно было спокойно уходить, но Билли решил, что осталось еще одно дело.

Напустив на себя важный вид, Мэллоун решительно поднялся в вагон первого класса, где его встретил обезумевший от ужаса старший кондуктор.

– Но, сэр… но, сэр… – лепетал он.

– Все в порядке, – успокоил его Билли, – кубышка в целости и сохранности, я проверял.

– А бандиты?

– У них больше никогда не будет неприятностей в этой жизни, – заверил его Билли весело. – Надеюсь, никто из пассажиров не пострадал? – добавил он официальным тоном. – Проверьте их и скажите, чтобы никто не высовывался наружу. Кто-нибудь из бандитов может еще вернуться.

Старший кондуктор, мгновенно вспомнив о вверенных его попечению драгоценных жизнях обитателей пульмановских вагонов, бросился заботливо пересчитывать свое стадо. Билли, сдвинув шляпу на нос и прикрыв лицо рукой, следовал за ним по пятам. На его беду, как раз в это мгновение миссис Бишоп приспичило зачем-то высунуться в коридор, и, к ужасу своему, она увидела в двух шагах от себя нечестивца, предпочитавшего пирожные спасению души.

Миссис Бишоп издала несколько нечленораздельных звуков. Вне всяких сомнений, она хотела спросить у Пули, почему он не в аду, где ему самое место, но он, заметив поганую старушенцию, которая еще в тюрьме успела ему порядком надоесть, неодобрительно вскинул бровь и, не целясь, выпалил из «винчестера» куда-то поверх головы почтенной благотворительницы. Миссис Бишоп, коротко взвизгнув, упала на колени. Она не сомневалась, что ужасный бандит с ружьем и двумя «кольтами» за поясом пришел по ее душу. Старший кондуктор обернулся в недоумении, но Билли схватил его за шиворот, втолкнул в соседнее купе и запер дверь.

– Сэр, – кричала миссис Бишоп, ломая руки, – умоляю вас, не убивайте меня!

А в купе Амалия с несчастным видом стряхивала остатки стекла со своего платья. Она подняла голову и прислушалась. Из-за двери доносились приглушенные голоса. Четвертый пассажир сидел ни жив ни мертв.

– Похоже, старушку пришили, – сообщил он шепотом. – Я слышал звук выстрела.

Однако их радость оказалась преждевременной. Дверь приоткрылась, и миссис Бишоп с землистым лицом и посеревшими губами показалась на пороге.

– Мадам, – пролепетала она, обращаясь к Амалии, – он требует ваш платок.

– Что? – оторопела Амалия.

– Этот бандит… Билли Пуля… Ему нужен ваш платок. Он убьет меня, если я ему его не принесу.

Платка было жалко, но Амалия, конечно, не могла допустить, чтобы из-за него кого-то убили. Пусть даже такую противную особу, как миссис Бишоп. Она нехотя сняла с шеи сиреневый платок и протянула его старушке.

– О, благодарю вас! – прошептала миссис Бишоп и скрылась за дверью.

Заполучив вожделенный платок, Билли помахал ручкой даме-благотворительнице и поспешил к выходу. Миссис Бишоп тихо охнула, шагнула в купе и без чувств упала на руки Ричардсона.

– Интересно, – пробормотал четвертый пассажир, – почему он в нее стрелял?

– Издержки благотворительности, – вздохнула Амалия. – Возможно, ему не понравились картинки в Библии, которую она принесла.

Услышав эти слова, миссис Бишоп открыла глаза.

– Но там не было никаких картинок! – прошептала она сквозь слезы.

– Тогда именно это, вероятно, ему и не понравилось.

Остатки спецвагона догорали в отдалении. Насыпь была усеяна убитыми и ранеными, а успокоившиеся лошади без седоков мирно щипали траву. Человек со звездой на груди меж тем спокойно выбрал ту, которая показалась ему самой быстрой. Пусть, может быть, и не такой быстрой, какой была его Птица, но все же лучше прочих. Именно это мгновение бандит в локомотиве, про которого все забыли, выбрал, чтобы с шиком покинуть этот свет. С воплями он спрыгнул с подножки, паля в человека со звездой. Билли метнулся в сторону. Его револьвер сделал пиф-паф, и бандит из локомотива споткнулся и упал навзничь. Другой налетчик, которого люди шерифа только ранили, лежал, притворившись мертвым, и выжидал. Воспользовавшись тем, что Билли перезаряжал «кольт», раненый пару раз выстрелил в его сторону, после чего поймал за повод ближайшую лошадь, взобрался на нее и галопом помчался прочь. Билли прицелился ему в спину, но тут же пожал плечами и опустил оружие. Пару раз чихнув от вьющейся в воздухе пыли, он поднялся в седло и подъехал к паровозу. Фрэнк У. Маккарти воззрился на него с плохо скрытым неудовольствием. Еще бы – ведь из-за этого дурацкого ограбления они потеряли три четверти часа и совершенно выбились из графика.

Билли потер нос, не выпуская из пальцев верный «кольт».

– Отцепляй последний вагон, – велел он, – от него мало что осталось. И гони что есть духу в Сан-Антонио да зови подмогу. Надо будет тут прибраться. Я поехал за тем парнем, что ускакал. Да, и вот еще что… – Он снял с груди шерифскую звезду и сунул Фрэнку. – Передай от меня… ну… сам поймешь. Там раненые лежат – Джо Бостон и другие. Их надо занести внутрь, а остальных можно и оставить. Джо – хороший парень, не то что Оливер.

– Понял, – сказал Фрэнк, воспрянув духом. – Эй, Дик! Зови кондукторов! Всех зови, надо отцеплять спецвагон, чтоб его… И раненых забрать. Шевелись!

Билли важно кивнул и поехал прочь, мурлыча себе под нос сентиментальную песенку. Ветер трепал концы сиреневого платка, завязанного на его шее.

5

Вечером одиннадцатого декабря славный город Сан-Антонио гудел, как растревоженный пчелиный улей. Местные кумушки лопались от сплетен, и подробности налета на остинский экспресс, гибели банды Неуловимого Сэма и бегства знаменитого преступника Билли Пули из-под стражи перелетали из уст в уста, обрастая все более фантастическими домыслами.

В частности, говорили, что:

– Билли в одиночку расправился с целой бандой;

– Билли уничтожил конвоиров, а затем разделался с налетчиками;

– Билли был заодно с налетчиками;

– Билли прикарманил содержимое сейфа из почтового вагона;

– Билли хладнокровно пришил двух престарелых дам-благотворительниц, не оказавших ему должного почтения;

– Билли покусился на честь мисс Дафны Сорроу, чей отец известен на Уолл-стрит под кличкой «печаль биржевиков»[111]. Мисс Дафна вместе с женихом ехала тем же экспрессом, и будто бы немедленно после встречи с Билли жениху была дана отставка.

Газеты захлебывались сенсационными заголовками. «Сан-Антонио дейли ньюс» выдала шапку «Самоотверженность машиниста», но ее уложил на обе лопатки «Сан-Антонио мессенджер», поместивший на первой странице статью «Бандит или герой?», написанную в весьма сочувствующем беглому висельнику духе.

И в самом деле: с одной стороны, Билли Пуля – вроде как преступник и убийца, а с другой, если бы не он, банда смылась бы вместе с деньгами, как уже не раз бывало, и ищи ее потом по всему Техасу, а то и в суверенной Мексике.

Городской комитет дам – поборниц трезвенности немедленно составил петицию на имя губернатора штата, где требовал для Уильяма Г. Мэллоуна смягчения наказания ввиду его неоспоримых заслуг на ниве искоренения железнодорожных налетчиков. В тексте прошения содержались весьма прозрачные намеки на то, что ни полиция, ни власти не сумели сделать того, что удалось обыкновенному бандиту с помощью пары «кольтов». Утверждают, что губернатор, получив эту петицию, произнес слова, которые и повторить-то неудобно, а написать – тем паче.

Машинист Фрэнк Маккарти купался в лучах славы. Газетчики осаждали его просьбами об интервью, и он с присущим шотландцам терпением в девяностый и сотый раз рассказывал, как ему пришло в голову симулировать дурноту, чтобы подать сигнал.

– Неужели вы не боялись? – спрашивал его молодой вихрастый репортер, который сидел, держа шляпу на коленях.

– Конечно, боялся немного, – простодушно признался Фрэнк. – Обрез-то у того парня был здоровенный.

В тексте статьи этот момент беседы с героем был передан следующим образом: «И уж, конечно, страх не был ведом отважному машинисту!»

Но больше всего общественность будоражил знаменитый бандит Билли Пуля, перед которым в очередной раз спасовало правосудие. Поскольку проинтервьюировать его не представлялось возможным, обратились за помощью к тем людям, которые его видели.

Помощник шерифа Джо Бостон находился в больнице, и врачи наотрез отказались пускать к нему кого бы то ни было. Старший кондуктор для интервью был также непригоден, ибо при одном имени Билли его начинала трясти мелкая или крупная дрожь. Почтальон же и охранник почтового вагона поведали публике, что видели парня со звездой на груди, но там был такой дым, что они затруднялись даже сказать, какого цвета у Билли глаза. Оставался опять-таки машинист, однако и из него мало что можно было вытянуть.

– Ну, сначала я услышал громкий взрыв и не сразу понял, в чем дело, а потом увидел, что горит хвостовой вагон. Тот самый, где ехала охрана.

– А потом? – зачарованно спрашивал репортер.

– Потом? Ну, потом началась пальба жарче прежнего: тах-тах-тах-тах, – и продолжалась минуты три. А потом все стихло. Тот парень, что с обрезом, выскочил наружу, паля почем зря, но он тоже замолчал.

«Был сражен на месте рукой знаменитого Билли Пули», – застрочил в блокноте репортер. И спросил:

– Ну, а дальше-то что было?

– Появился парень со звездой шерифа. Отдал звезду мне, велел отцепить хвостовой вагон, забрать раненых и гнать что есть духу в Сан-Антонио.

Добавим от себя, что, к чести для репутации Фрэнка Маккарти, он привел поезд в пункт назначения с опозданием всего в четверть часа.

– И вы, конечно, поняли, что перед вами тот самый…

– Ничего я не понял. Я только удивился, когда он мне звезду отдал. Но потом решил, что если человек так поступает, значит, на то есть причина.

Дальше начались репортерские муки.

– И какой он был из себя?

– Билли? Обыкновенный парень, довольно симпатичный. Я бы дал ему лет семнадцать, не больше. Очень уж он молодой.

– Как он вел себя?

– Нормально. Он вообще вежливый был. По крайней мере, со мной.

– Не угрожал вам?

– Зачем? – удивлялся Фрэнк.

– А глаза у него какие? Злые, свирепые?

– Глаза? – Фрэнк Маккарти углублялся в воспоминания. – Нет. Смеющиеся.

Репортер чесал карандашом в затылке. Ох, и влетит ему от редактора за смеющиеся глаза матерого убийцы!

– Как по-вашему, это правильно, что его должны были повесить?

– Я же не судья и не присяжный заседатель, – фыркал Фрэнк. – Почем мне знать?

Впрочем, не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что повешение откладывается на неопределенный срок ввиду исчезновения лица, повешению подлежащего. Пока власти допрашивали свидетелей и по крупицам восстанавливали картину происшедшего, Билли Пуля не терял времени и теперь наверняка находился уже вне пределов досягаемости, а учитывая славу беглеца и его предыдущие подвиги, было маловероятно, чтобы он когда-либо вернулся в те края.

Вряд ли кто понимал это лучше, чем Джейсон Карпентер, занимавший пост начальника полиции Сан-Антонио. Губернатор штата прислал ему письмо с приказом изловить преступника, где бы он ни был, и немедленно его вздернуть. К несчастью, письмо было составлено в довольно резких выражениях, а Карпентер не выносил, когда ему приказывали. Он ненавидел губернатора и всех умников-политиканов из Остина, причем, пожалуй, даже больше, чем преступников, пойманных и беглых. Своих подчиненных Карпентер презирал за тупость и нерасторопность, а правосудие – за идиотизм и абсурдность. Если бы кретины из Остина вздернули Билли Пулю на месте, а не тащили его обратно в Сан-Антонио, где он был пойман, у него, Карпентера, было бы одной проблемой меньше.

В общем, Карпентер ненавидел все на свете. Он ненавидел бы и собственную жену, если бы она по доброй воле не сделала все, чтобы максимально устраниться из его жизни, а также ненавидел бы и собственных детей, но они, очевидно, почуяв, какой прием ждет их в этом мире, вовсе воздержались от того, чтобы родиться. В данное же мгновение Карпентер больше всего ненавидел истеричную старую даму с всклокоченными волосами, сидевшую по другую сторону стола в его рабочем кабинете. Даму звали миссис Бишоп, и, захлебываясь собственной речью, она рассказывала о какой-то блондинке в шляпе с вуалеткой, которая вызывала у нее живейшие подозрения. Покачиваясь на задних ножках стула, Карпентер смотрел на сморщенную шею дамы и думал, как было бы хорошо придушить ее, а также, как ему следует гордиться тем, что он такой терпеливый человек, раз до сих пор не сделал этого.

– Хорошо, мэм, – прервал он поток обличений старой курицы. – Вы правильно сделали, что сообщили нам. Мы непременно этим займемся.

После того как дама освободила его кабинет, Карпентер почувствовал настоятельную потребность глотнуть свежего воздуха, а также кое-чего еще. Он растворил окно, достал бутылку виски, лежавшую в одном ящике с наручниками, и основательно к ней приложился.

– Стэнс! – вытерев рот, воззвал он зычным голосом, который был слышен на всех этажах полицейского управления.

Роджер Стэнс тотчас откликнулся на зов. Карпентер считал этого неприметного молодого человека лучшим из своих сотрудников, а раз он так считал, значит, так оно и было на самом деле. При всей своей мизантропии Карпентер был чрезвычайно проницательным человеком.

– Стэнс, – прохрипел шеф полиции, которого подчиненные между собой прозвали Носорогом, – найди женщину лет двадцати, белую, блондинку, которая ехала в пульмане остинского экспресса. Зовут Эмили или Амалия, рост пять футов семь дюймов или около того, глаза карие, хорошо одета. Миссис Бишоп утверждает, что она сочувственно глядела на – апчхи! – Билли, а кроме того, что он ее ограбил, а она даже глазом не моргнула. В купе она ехала с ранчменом по фамилии Ричардсон. – Карпентер снова чихнул и пошел к окну, чтобы прикрыть его. – Найди ее и доставь ко мне под любым предлогом, если только она не дочь президента Гарфилда.

Стэнс блестяще справился с возложенным на него поручением, ибо уже на следующее утро Амалия (по паспорту – французская подданная мадам Дюпон) вошла в логово Носорога и непринужденно представилась.

Карпентер отшвырнул газету, ехидный заголовок в которой гласил: «Верно ли, что один хороший стрелок стоит отряда полицейских?», и уставился на даму, которую доносчица миссис Бишоп охарактеризовала как подозрительную особу и только что не сообщницу омерзительного убийцы. Стэнс нарочно замешкался у двери. Ему было любопытно, оправдает ли шеф его ожидания, – десять минут назад Стэнс поспорил с сержантом Хоторном на серебряный доллар, утверждая, что с такой леди Носорог не посмеет вести себя так, как он ведет себя обычно.

И сержанту Хоторну пришлось расстаться с долларом.

Карпентер не верил в фей. Но если он когда-либо был способен отказаться от своих человеконенавистнических взглядов, то это могло произойти только в то утро – 12 декабря 1880 года. При виде посетительницы начальник полиции смахнул в верхний ящик стола пепельницу с грудой окурков, долго тряс руку гостье и собственноручно выбрал для нее кресло – не то, что с жесткими пружинами под обивкой, дабы посетители не задерживались в кабинете сверх меры, а другое, предназначенное только для самых близких друзей. С тихим смешком Стэнс удалился, поглаживая карман в предвкушении выигрыша.

Амалия назвала свое вымышленное, значившееся в паспорте, имя и коротко рассказала о том, почему она оказалась в Сан-Антонио. Тут Носорог попросил ее остановиться и воплем вернул помощника обратно. Тот вынул чистый лист и приготовился записать показания.

Амалия в подробностях поведала о том, как поезд остановился у водокачки, и о том, что произошло вслед за этим. Кое-что она опустила, как, например, свое мысленное пожелание Билли свернуть шею после того, как он отнял у нее ее собственность. Опустила потому, что даже полиция не обязана знать о человеке все лишь по той причине, что он стал свидетелем ограбления.

– Значит, он присвоил себе ваш платок, – подытожил Карпентер, – так как он ему понравился. И ради этого он пошел в вагон первого класса, где, замечу, ему совершенно нечего было делать.

– Наверное, – сказала Амалия.

– И вы отдали платок миссис Бишоп.

– Она сказала, что иначе он ее убьет.

– Она об этом не упоминала, – ехидно заметил Носорог. – А с Бил… с Мэллоуном вы не разговаривали?

– Нет.

– Никогда в жизни?

– Никогда.

– А если бы он пожелал с вами поговорить? – прищурясь, желчно спросил Носорог, у которого опять возобладало его дурное настроение.

Амалия возвела глаза к потолку.

– Вряд ли я стала бы сопротивляться.

– Почему?

– У него был «винчестер», – поразмыслив мгновение, ответила Амалия.

Судя по взглядам, которыми обменялись начальник полиции и его помощник, это был вполне достаточный аргумент.

– Благодарю вас, мэм, и извините за беспокойство. Стэнс! Проводи леди.

– Сколько ты выиграл? – был первый вопрос Носорога, когда помощник вернулся.

Стэнс открыл рот, но тотчас же закрыл его.

– Доллар, – признался он несчастным голосом.

– Поставишь мне выпивку, – проскрежетал Носорог. – Дамочка, кстати, действительно очень даже ничего. А ты уже решил, что я размякну? Эта миссис Бишоп – завистливая старая корова. Ясно как день, что блондинка тут ни при чем. Но самое скверное, Стэнс, во всей этой истории то, что этот стрелок Билли – чтоб его! – перебил всю банду. А значит, алмазов, которые были украдены в ноябре, мы никогда не найдем. Скверно, ох как скверно!

– Кажется, одному все же удалось ускользнуть, – напомнил Стэнс.

– Да? – Носорог потер большим и указательным пальцами углы рта. – Хорошо бы его найти. Разошли шерифам округов и городов распоряжение.

– Там внизу Флинт. Из агентства, – сказал Стэнс. – Он приходил уже вчера, но вы отказались его принять. Сегодня я сказал ему, что вы заняты, но он не двинулся с места.

– Из агентства… А, черт! – Носорог скривился, как от зубной боли. – Ладно, давай его сюда.

– А с Мэллоуном что будем делать? – спросил Стэнс.

– Ничего. Напечатайте разыскные листки, может, и найдется такой дурак, который польстится на награду. Но я тебе говорю, Стэнс: это дело пропащее.

6

Амалия и ее спутник не стали задерживаться в Сан-Антонио дольше, чем этого требовали обстоятельства. Роберта ждало его ранчо, расположенное всего в каких-то двадцати милях от Арчера. Для встречи хозяина оттуда в Сан-Антонио выслали таратайку с белым полотняным верхом, запряженную парой резвых лошадок. Утром 14 декабря она уже стояла у гостиницы «Адмирал». На козлах сидел чернокожий кучер. При виде Ричардсона лицо его расплылось в белозубой сверкающей улыбке.

– Масса Боб!

– Джон!

– Рад вас видеть, сэр! Надеюсь, вы хорошо съездили?

– Прекрасно. На ранчо все в порядке?

– Да. У нас теперь новый старший объездчик, знаете?

– Знаю. Дядя Чарли мне писал, – кивнул Ричардсон и объяснил присутствие Амалии. – Это миссис Эмили Дюпон. У нее легкие малость не в порядке, она поживет у нас немного. Ну, как вам было без меня?

Джон помог леди забраться в экипаж, загрузил ее пожитки и чемоданы Ричардсона, и они поехали. Как было? Да по правде говоря, ничего не изменилось, все как прежде, рассказывал по дороге Джон. Засуха, слава богу, окончилась, но об этом массе Ричардсону наверняка тоже писали. У судьи Рафферти воры угнали все его стадо. Кобыла Гранта по кличке Затейница выиграла скачки. У соседей ничего нового, в городке тоже вроде как обычно. Старого шерифа Отиса убили в пьяной драке, теперь вместо него новый. Стив Холидей пьет, как и прежде, по-черному, до зеленых чертиков. Мисс Арабелла Хэрмони (тут возница покосился на Амалию) вроде как была помолвлена с одним малым из Сан-Антонио, а теперь вроде как нет.

– Да, чуть было не забыл! – воскликнул Джон. – Недалеко от Остина едва не грабанули экспресс. Мистер Ричардсон знает об этом?

– Разумеется, – важно сказал владелец ранчо. – Мы и сами там были.

Джон едва не свалился с козел.

– В самом деле? А правда, что этот парень, Билли Пуля, перебил налетчиков? Ей-богу, надо быть храбрецом, чтобы в одиночку выступить против стольких головорезов. Жаль будет, если его в конце концов поймают и повесят.

Солнце припекало. Амалия сняла с себя шаль, стянула перчатки. По обе стороны от дороги тянулись заросли мескитового кустарника и какие-то кузены кактусов в горшочках, только эти ростом выше взрослого человека. На ветке дерева висела змея, образуя замысловатые кольца. Амалия встретилась с ней взглядом, и девушке показалось, что кровь застыла у нее в жилах.

– Это еще что… – «подбодрил» свою спутницу Ричардсон. – Вот ядовитые сороконожки в наших местах попадаются такие, что почище змей кусают.

У Амалии мелькнула мысль, что бог, похоже, сначала хотел создать в Техасе землю обетованную, но потом передумал. Окружающая природа поражала своей первозданной красотой, воздух был чист и мягок… но вот сороконожки, что почище змей, Амалии решительно были не по вкусу. Вдали затявкали койоты и стихли. Ричардсон прихлопнул здоровенного комара, норовившего полакомиться его кровью. Пассажиров таратайки трясло и подбрасывало.

– Долго еще ехать? – спросила Амалия у спутника.

– К ужину будем дома, – последовал уверенный ответ.

Учитывая, что они еще не обедали, перспектива представлялась мало обнадеживающей.

– Можно было сесть на дилижанс в Сан-Антонио, – продолжал Роберт, – но он довозит только до Арчера, а мое ранчо стоит малость в стороне.

– Зачем вам какой-то дилижанс, когда у вас есть Джон? – возразил возница.

Ястреб парил в небе, растопырив крапчатые крылья и настороженно поглядывая на диковинного перемещающегося зверя – экипаж. Впрочем, мистер Лоренс Стерн, писатель, как-то обмолвился, что человек – самый диковинный зверь.

Одежда прилипала к телу. От колес клубами поднималась пыль. Джон, покачивая головой в такт движению, затянул какую-то заунывную, берущую за душу песню. Роберт П. Ричардсон дремал, время от времени похрапывая. Амалия, поправляя сбившуюся набок шляпку, пыталась решить два вопроса: первый – какого дьявола она притащилась сюда и второй – прилично ли будет уехать завтра же, едва она обретет способность передвигаться. Все тело у нее уже ныло от толчков. В траве мелькнул белый кролик и удивленно поглядел на Амалию, встав на задние лапки. Таратайка проехала мимо, и он, вместо того чтобы бежать прочь, припустился за ней. Вмиг забыв о неудобствах пути, Амалия обернулась, но тут по дороге скользнула тень ястреба, и кролик, испуганно скакнув в сторону, скрылся в густой траве.

«Наверное, он опаздывал куда-нибудь», – подумала Амалия с улыбкой, и перед глазами явилась книжка с картинками из отцовской библиотеки, по которой она учила когда-то английский. «O dear, o dear, I shall be too late!»[112]

Роберт П. Ричардсон сладко всхрапнул и сделал попытку опустить голову на плечо Амалии, но она решительно его оттолкнула. Таратайка перевалила через горбатый мост и загремела дальше. В очередной раз отпихнув клюющего носом Ричардсона, Амалия случайно подняла глаза и увидела впереди на дороге троих всадников на взмыленных лошадях.

Джон тоже их увидел. Не теряя времени, он переложил вожжи в левую руку, и только теперь Амалия заметила, что рядом с ним лежит «винчестер», а за поясом у него торчат два револьвера. Похоже, что любая предосторожность в этих местах не была излишней.

– Масса Боб! – негромко проговорил возница.

– А? Что? – подскочил на месте владелец ранчо.

– Трое каких-то едут на нас, – сообщил Джон лаконично.

– Подай мне «винчестер», Джон, – не менее лаконично распорядился Ричардсон. Должно быть, у Амалии был совсем ошеломленный вид, потому что он счел нужным объяснить ей: – В наших краях, мэм, лучше быть начеку, а то как бы потом не пожалеть.

«И зачем только я приехала сюда?» – в который раз спросила себя Амалия.

Всадники надвигались на экипаж. Все трое были вооружены до зубов и уверенно держались в седле. Посередине ехал рослый малый средних лет с волосами и усами цвета соломы, в широкополой стетсоновской шляпе. Вид у него был довольно грозный, но Амалии показалось, что возница, разглядев его, с облегчением перевел дух. И точно – он тут же пояснил:

– Все в порядке, сэр. Это наш новый шериф.

– Да? – отозвался Ричардсон, и в его голосе промелькнуло нечто, подозрительно похожее на разочарование.

– Это Джон! – крикнул левый всадник, у которого не хватало двух зубов в нижней челюсти. – Кто там у тебя?

– Мистер Ричардсон и… – Джон оглянулся на Амалию и прикусил язык.

– Это моя гостья, – сухо сказал Ричардсон. Всадники поравнялись с таратайкой и остановились. Джон натянул поводья.

Шериф наклонился с седла.

– Вы Роберт Ричардсон, точно? Я новый шериф. Появился, когда вы были в отъезде. Хорошо прокатились?

Его бойкие глаза, тоже цвета соломы, так и шныряли, не упуская ничего: ни раскрасневшегося лица Амалии, ни ее парижских перчаток, ни ухмылки Джона.

– Лучше не бывает, – сказал Ричардсон. – Так Отиса застрелили, значит? Жаль.

Беззубый сплюнул в пыль.

– Да, не повезло, – сказал шериф. – Это ваша жена?

– Нет, – сказал Ричардсон.

– Пока нет, – поправила его Амалия, и в глазах ее полыхнули золотистые искры, при виде которых шериф опешил. – Мистер Ричардсон пригласил меня полюбоваться его стадами.

Шериф кашлянул в кулак. Возможно, он даже покраснел, хотя при таком загаре ничего нельзя утверждать наверняка.

– Очень приятно, э… мэм… – Он снял шляпу. – Я Пит Гамильтон, шериф.

– Гамильтон? – заинтересовался владелец ранчо. – Я слышал о каком-то бандите Гамильтоне, который был приятелем Билли Мэллоуна. Кажется, его повесили в Петербурге[113]. Это, случаем, не ваш родственник?

– В некотором роде, – отозвался шериф с ухмылкой. – Тот Гамильтон, о котором вы говорите, я и есть. Только меня не повесили, и я никогда не дружил с ублюдками вроде Мэллоуна.

Амалия вытаращила глаза. Ей доводилось слышать всякое, но она никогда не подозревала, что бандита могут сделать блюстителем закона. Хотя, с другой стороны, знаменитый полицейский агент Видок тоже был сначала каторжником. И все же это скорее исключение, чем правило.

Следует отметить, что Ричардсон, услышав ошеломляющее признание нового шерифа, и ухом не повел.

– Да? – только и сказал он. – Надеюсь, в Арчере знали, что делали.

– Угу, – отозвался шериф, надевая шляпу и косясь на Амалию. – Говорят, где-то в этих местах скрывается один из шайки, вот я и поехал с ребятами посмотреть, что да как.

Беззубый оскалился и снова плюнул в пыль.

– Билли Мэллоун сбежал, – сказал Ричардсон.

Скуластое, кирпичного оттенка лицо шерифа потемнело.

– Знаю. За него дают награду в пятьсот долларов.

Для той эпохи пятьсот долларов было едва ли не целым состоянием.

– Всего пятьсот? – хмыкнул Ричардсон. – Я бы и за пять тысяч не стал с ним связываться. Ну, удачи вам, шериф.

– Ага. Поехали, ребята.

– И часто у вас так бывает? – спросила Амалия, когда шериф и его помощники скрылись из виду.

– Часто – что?

– Когда бандита делают шерифом?

– А! – Ричардсон махнул рукой. – Нельзя же всю жизнь грабить и убивать, верно? Рано или поздно эти люди – те, кто остается в живых, – хотят уйти на пенсию, остепениться, завести семью… Да мало ли что еще. Мы им не мешаем, но с одним условием: пусть сначала докажут, что им можно доверять. Кто лучше всех знает повадки бандита? Только другой бандит. – Он покачал головой. – Но Пит Гамильтон – это, конечно, особый случай.

Экипаж со вздохом снялся с места. Амалия чихнула.

– Скоро доедем? – спросила она.

– Часа через полтора, – сказал Ричардсон, потягиваясь. – Я вас представлю дядюшке Чарли. Он наверняка будет вам чертовски рад!

7

– Боб, мой мальчик, где ты подцепил эту шлюху?

С таким вопросом полковник Чарльз Ричардсон обратился к своему племяннику Роберту, когда с церемонией представления было покончено и гостья ранчо «Эсмеральда» удалилась в отведенную ей комнату.

Полковник – ныне немолодой, грузный мужчина с седыми усами и дряблым лицом – в Гражданскую войну получил три ранения. У него не сгибалось правое колено, и при ходьбе он отставлял ногу в сторону. Так как в наследство ему не досталось ничего, кроме воспоминаний, он нанялся в свое время к брату управляющим на ранчо и остался в той же должности при его сыне Роберте. По характеру и привычкам полковник был холостяк, причем убежденный, и не гнушался демонстрировать свою убежденность другим.

– Дядя Чарли, – вспылил Роберт, – я прошу вас!

– Прежде всего, – сухо сказал полковник, – кто она такая?

– Мадам Дюпон.

– Ты знаешь ее мужа?

– Нет.

– Родителей?

– Тоже нет.

– Так что ты о ней знаешь?

Роберт объяснил, что они плыли на одном корабле. Дядюшка не замедлил поставить молодому человеку на вид, что на том же корабле находилась прорва народу и что он поневоле задается вопросом, отчего племянник пригласил в гости именно эту особу, а не какого-нибудь кочегара или стюарда.

– Не удивлюсь, – закончил он, – если узнаю, что ее имя вовсе не мадам Дюпон и что она – обыкновенная потаскушка, ищущая богатого дурака, чтобы его заарканить.

– Она очень приятная молодая леди, – защищался Роберт. – И, коли уж на то пошло, ей никто не нужен: она уже замужем.

– Тогда зачем она здесь? Разве приличная женщина станет принимать приглашение неизвестного попутчика, чтобы тащиться с ним за тридевять земель неизвестно куда? Ха!

Доводы дядюшки поколебали стойкость Ричардсона.

– Но, – промямлил он, – она никогда не давала мне повода думать…

– А тут и нечего думать, – оборвал его дядя Чарли. – Она – блондинка, а среди блондинок нет приличных женщин, запомни, Боб! И такую особу ты притащил под родительский кров? Стыдись!

Зычный голос полковника разносился по всему дому. Амалия в своей комнате наверху, конечно же, ничего из его разглагольствований не пропустила. Одно только слово осталось для нее непонятным, и она тут же заглянула в англо-французский словарик, который на всякий случай прихватила с собой, но его там не оказалось. Слова, не входящие в словари, никогда не вызывали у Амалии доверия, и она справедливо подозревала, что за ними может скрываться все что угодно.

Ужин подали внизу, в большой комнате с белыми занавесками на окнах. Служанка Чикита подала блюда и отошла к дверям, умирая от любопытства. Полковник был хмур, как туча, Ричардсон делал жалкие попытки поддержать подобие разговора. Амалия его озадачивала и смущала: не далее чем утром она бегло говорила по-английски без всякого акцента, теперь же ее речь стала корявой, как у настоящей иностранки. Вдобавок она величала дядю Чарли мосье Шарлем, что тому было явно не по нутру.

– Мосье Шарль, – проворковала она, – вы должны мне помочь. Я недавно слышать одно слово, я его не понимать. Я очень извиняться, но ведь я иностранка, а для чужого человека трудно все знать.

Полковник в ответ что-то невнятно пробурчал и с остервенением впился зубами в баранью ногу.

– И что это было за слово, которое поставило вас в тупик? – поинтересовался Ричардсон, отрезая себе хлеб.

– Whore[114], – не моргнув глазом, отозвалась Амалия.

Полковник поперхнулся. Чикита фыркнула и зажала рот фартуком. Длинная физиономия Роберта стала еще длиннее.

– Гм… – замычал он с несчастным видом.

– И где же вы слышали это? – проворчал полковник, откашлявшись.

– О! – Амалия с умным видом приставила палец к кончику носа. – Два джентльмен говорить о какой-то леди.

Взглядом Роберт призвал полковника на помощь.

– Да женщина! – ответил за него дядя Чарли. – Ну, конечно! Достойная женщина!

– То есть whore? – полюбопытствовала Амалия.

– Разумеется, – заверил ее полковник.

– Да, – подтвердил Ричардсон, – whore значит достойная женщина.

– Ах, вот как! – обрадовалась Амалия, и в глазах ее запрыгали золотые искорки, как в хорошем шампанском. – Наконец-то я знаю, как сказать: достойная женщина. Полковник, ведь ваша мать была whore, не так ли?

Дядя Чарли сделался багровым. Не сразу, а последовательно пройдя через нежно-розовый, пунцовый, пурпурный и свекольный оттенки. Он тяжело задышал и поднялся с места.

– Я…

– Дядя Чарли, не надо! – всполошившийся Роберт положил ладонь на его руку. Полковник, как-то сразу обмякнув, опустился на стул. – Эмили, у моего дяди… э… не все в порядке со здоровьем. Я…

– Это все оттого, – заметила Эмили-Амалия, заговорив без малейшего намека на акцент, – что он не нашел себе достойную женщину. То есть whore.

Роберт раскрыл рот, вытаращил глаза и разразился диким хохотом. Полковник откинулся на спинку стула и присоединился к нему. Амалия звонко засмеялась. Чикита у дверей хохотала, больше не сдерживаясь. Вчетвером они производили столько шума, что в конюшне заржали лошади. На глазах у полковника выступили слезы.

– Ах вы… чертовка! – сказал дядя Чарли Амалии, грозя пальцем.

– В чем дело, полковник? Вы не верите в достойных женщин?

Новый взрыв хохота потряс стены. Полковник, утирая слезы, объявил, что эта шутка похлеще той, которую до войны отмочил Красавчик Джордж с шулером Пинком. Он хотел уже начать рассказывать, в чем она заключалась, но его прервали. Дверь отворилась, и в проеме показались двое молодых людей в запыленной ковбойской одежде и сапогах со шпорами. Вновь прибывшие походили друг на друга, как братья. Каковыми они, впрочем, и были. При виде гостей Роберт подскочил на месте и кинулся к ним с распростертыми объятьями.

– Рассел! Джек! Как я рад вас видеть!

– Ах ты старый бесхвостый шелудивый енот! Вернулся-таки?

И братья стали хлопать хозяина по спине и стискивать ему руку в знак своих дружеских чувств. Амалия меж тем, как следует переварив услышанное, прикидывала, какую реакцию произвело бы подобное обращение, скажем, в парижском салоне герцогини де Брассанс. Подходит, к примеру, граф Коломбье к издателю Мансару и говорит:

– Желаю здравствовать, сударь вы мой, старый бесхвостый шелудивый енот!

Смертоубийство с секундантами в Булонском лесу было бы ему обеспечено, уж будьте спокойны. Не говоря уж о скандале на весь свет, что в иных случаях гораздо хуже смертоубийства.

Впрочем, заметив наконец Амалию (а не заметить ее было невозможно), братья малость присмирели. Рассел стал кидать тревожные взгляды на свои кожаные штаны и пропотевшую и замыленную рубашку, а Джек сдернул с головы шляпу. Полковник представил гостье братьев Донованов – ближайших соседей и владельцев обширных стад рогатых и мычащих четвероногих.

– Ага, я так и знал, что Боб не зря уехал, когда Арабелла дала ему от ворот поворот! – заявил Джек.

– Вы помолвлены или уже женаты? – напрямик спросил Рассел.

Ричардсон внес ясность в вопрос, но при этом так краснел и запинался, что любой решил бы, что он утаивает истину.

– Мисс Хэрмони умрет от зависти, – многозначительно, как ему казалось, уронил Джек.

Братьев усадили за стол, и Чикита принесла еще два прибора. Разговор пошел о стадах, о погоде и вскоре естественным путем перескочил на ограбление экспресса и бегство Билли Мэллоуна. Ричардсон оживился и заявил, что был очевидцем происшедшего.

– Да ну! – в один голос воскликнули братья. – Давай рассказывай!

И Ричардсон начал рассказывать. Вагоны взрывались, пули свистели, шерифы умирали дюжинами, и золото было рассыпано по насыпи в поистине невероятных количествах. Словом, все в его повествовании было совсем как в жизни.

Большие бронзовые часы, предмет гордости хозяина ранчо, пробили девять, и Амалия, пожелав всем спокойной ночи, отправилась спать.


– Блондинка! – сказала мисс Арабелла Хэрмони с упреком в голосе.

– Блондинка! – неодобрительно повторила ее мать.

Кроме них, в гостиной дома Хэрмони в Арчере была еще Чикита. Полковник Ричардсон послал ее к дилижансу спросить, нет ли почты на ранчо «Эсмеральда», и дамы Хэрмони, уже прослышавшие от шерифа о прибытии какой-то незнакомки, решили удовлетворить свое любопытство, зазвав Чикиту к себе и дав ей целый серебряный доллар. От шерифа вчера они так и не смогли добиться толкового описания дамочки, сидевшей в таратайке вместе с Робертом, а Донованы почти безвылазно сидели на своем ранчо, и их было трудно поймать.

– Красивая молодая леди, – так оценил Амалию шериф Гамильтон, прежде более известный как Бандит Пит.

– А во что она была одета? Какая у нее прическа? Она курит? Она помолвлена с Робертом? А может, это какая-нибудь танцовщица, с которой он решил просто поразвлечься?

Интерес мисс Хэрмони станет более понятным, если мы сообщим, что в недалеком прошлом она сама имела на Роберта определенные виды. И если бы не некий франт из Сан-Антонио, спутавший карты, а в итоге оказавшийся двойкой некозырной масти… Просто смешно, что Роберт так близко воспринял к сердцу его появление и даже по совету дяди сбежал в какую-то Европу, на край света, дабы там залечить сердечные раны! Впрочем, у Арабеллы имелось серьезное подозрение, что и сбежал-то он в основном для того, чтобы иметь возможность вернуться. А тут вдруг какая-то незнакомка приехала вместе с ним…

Шериф Гамильтон не выносил, когда его допрашивали, – очевидно, сказывалось богатое прошлое. Он невнятно сослался на служебные обязанности и позорнейшим образом скрылся, звеня шпорами и громко скрипя каблуками.

Итак, дамы Хэрмони, похожие на двух сестер (с разницей в двадцать четыре года), расположились в креслах, приготовившись вытянуть у Чикиты всю нужную им информацию. Мисс Арабелла Хэрмони была шатенка, и притом весьма привлекательная, с ямочками на щеках и на подбородке. А миссис Хэрмони была… ах, в том-то и дело, что она уже вся была.

– Блондинка… – повторила Арабелла задумчиво. А затем заявила с уверенностью: – Наверняка крашеная.

– Вовсе нет! – возмутилась Чикита. – Я сама ее сегодня причесывала: это ее собственный, натуральный цвет волос.

– Нет, наверняка у корней волосы черные, – встряла мать.

– И ничего подобного!

– Бесцветная особа.

– Наверняка. – Дочь вызывающе тряхнула каштановыми кудрями. – И что, Роберт очень ею увлечен?

Чикита была зла на то, что ее слова подвергли сомнению, а новый вопрос подсказал ей верную возможность ужалить прямо в сердце.

– Через неделю, – объявила она без запинки, – он хочет объявить о своей помолвке.

– Ну да! – Арабелла подскочила в кресле. – Врешь!

– Чтоб мне не сойти с этого места! – торжественно поклялась Чикита, держа в кармане фигу.

Мать и дочь обменялись растерянными взглядами.

– Хорошенькое дельце!

– Он уже ни во что нас не ставит!

Решение созрело незамедлительно.

– Надо бы заполучить его к нам…

– Да, но как?

– Устроим вечер.

– Дорогая, благоразумно ли это?

– И заодно взглянем на эту дамочку. Что ты беспокоишься? Отдых в семейном кругу. Пригласим судью Рафферти, Грантов, потом Донованов…

– Может, и дедушке пошлем приглашение? Он так рад будет увидеть тебя лишний раз.

– Он же написал, что болен, так что, я думаю, не стоит. Нет, мы пригласим доктора, потом Стива Холидея…

– Умоляю, дорогая, его не надо! У меня от него мороз по коже.

– Ну и что? Гробы – тоже товар, не говоря уже о том, что каждому из нас они когда-нибудь да понадобятся.

– Когда ты так говоришь, – плаксиво отозвалась мать, – ты напоминаешь мне своего отца.

Миссис Хэрмони овдовела более десяти лет назад.

– Фу, мама, это низко. Его ведь ты выбирала, не я… Я бы, ясное дело, предпочла, чтобы моим отцом был Рокфеллер или Морган, на худой конец… Чикита! Вот тебе записка для твоего хозяина. И смотри, не забудь ему передать, что мы его ждем к себе завтра вечером!

8

Когда Амалия пробудилась утром, она долго не могла понять, где находится.

За окном заливались птицы. Где-то ржали и фыркали лошади, а в отдалении то и дело басом давала о себе знать корова.

Взгляд Амалии скользнул по светлым занавескам, по стенам, обшитым деревянными панелями. Единственным украшением комнаты была картина неизвестного, в какой-то миг своего существования вообразившего себя художником. Картина изображала горящий апельсин, по непонятным причинам зависший над большой лужей сизой мочи, что, судя по всему, должно было означать закат солнца над безбрежным морем.

Амалия вздохнула и закрыла глаза. Ей было тепло, хорошо и уютно. Кашель, от которого она страдала в Нью-Йорке, исчез бесследно. Теперь Амалия уже готова была допустить, что оказалась в тот момент чересчур мнительной. Она повернулась на бок, подложила ладонь под щеку и стала наблюдать за солнечным зайчиком, ползшим по стене.

Сегодня, разумеется, решительно невозможно уехать. Это было бы слишком невежливо по отношению к Ричардсонам. До конца недели остается пять дней, вот эти пять дней она и погостит на ранчо «Эсмеральда», а в понедельник Джон отвезет ее в Сан-Антонио, на вокзал. Наверняка она будет адски скучать – ведь вокруг нет ничего интересного, одни прерии, коровьи пастухи, то бишь ковбои, и коровы, зато правила приличия будут соблюдены.

В дверь постучали. Вошла Чикита – смуглая, черноволосая, хорошенькая служанка, и Амалия разрешила ей заняться своими волосами, после чего спустилась к завтраку.

Роберта за столом не оказалось: он поднялся ни свет ни заря и поскакал в лагерь ковбоев – посмотреть, как идут дела. Донованы вернулись на свое ранчо, и Амалия завтракала с одним полковником, который заметно улучшил свое мнение о ней после ее вчерашней выходки.

Когда Джон принес вино, дядя Чарли осведомился о ее планах. Ответ Амалии огорчил его.

– Видно, вы здорово обижены на нас, если не хотите остаться хотя бы до Рождества, – заметил он.

Амалия объяснила, что ее присутствие может понадобиться дома. Полковник подумал, кивнул и опрокинул стаканчик.

– А ваш муж? Он знает, где вы?

Поскольку никакого мсье Дюпона в природе не существовало, он, разумеется, ничего и не мог знать. Амалия, впрочем, не стала вдаваться в столь утомительные подробности. Она опустила ресницы и, выдержав паузу, огорошила полковника замечанием, что никому не известно, что творится в голове у мсье Дюпона.

– То есть как? – удивился полковник.

– Дело в том, – сказала Амалия, – что он… э… не в себе.

– Так почему вы с ним не разведетесь? – прогремел полковник.

Амалия указала на то, что в Европе развестись с сумасшедшим невозможно.

– Вздор! – фыркнул полковник. – Ох, уж мне этот Старый Свет! Если у мужа повылетали все винтики, так жена должна иметь возможность по крайней мере сберечь свои. Сколько вам лет?

– Восемнадцать, – сказала Амалия.

До восемнадцати ей оставалось чуть больше двух месяцев.

– Разумеется, – пробурчал полковник, – в вашем возрасте тащить такую обузу… – Он вздохнул. – Ваше здоровье, дорогая леди! И пусть провалятся в тартарары все, кто вам не мил!

После завтрака полковник предложил Амалии сесть на лошадей и осмотреть земли Ричардсонов. Она ответила, что с удовольствием бы поехала верхом, но не захватила с собой амазонки. Поначалу ее собеседник даже не мог понять, о чем идет речь, и Амалия не без труда ему растолковала, что амазонка – это платье для верховой езды, скроенное особым образом.

– У нас все женщины ездят в мужском костюме, – отозвался полковник. – Думаю, костюм матери Боба придется вам как раз впору.

Амалия слегка опешила. Она не могла и помыслить, что ей когда-нибудь придется одеться мужчиной, но делать было нечего. Чикита принесла костюм, и, облачившись в него, Амалия с удивлением заметила, что он чрезвычайно ей идет. Полковник настоял на том, чтобы она надела и ковбойскую шляпу, и вместе они отправились осматривать владения Ричардсонов. Амалия сидела в седле как влитая и получила от поездки массу удовольствия. Щеки ее раскраснелись, и если бы кто-то из ее чопорных старосветских знакомых сейчас услышал, как громко она смеется, то наверняка решил бы, что она дурно воспитана. На обратном пути они с полковником уговорились проскакать наперегонки, и она опередила старого вояку на несколько корпусов. После этого полковник говорил о своей гостье не иначе, как с нескрываемым восхищением.

Чикита отправилась в город, спросить, нет ли писем. Она вернулась с пачкой конвертов для Ричардсонов – в основном по поводу купли-продажи скота, и с записочкой от мисс Хэрмони, адресованной лично хозяину ранчо.

Запыленный и грязный, тот появился только к трем часам дня.

– Боб! Тут тебе приглашение от мисс Арабеллы на какую-то soirée![115]

Боб швырнул сомбреро через всю комнату в руки Чиките, которая тотчас убежала со шляпой хозяина.

– Дядя Чарли, какие могут быть, к черту, суарэ? Пума задрала двух телят, старший объездчик мается печенью, а ты…

– Женщины! – значительно сказал полковник, воздевая толстый палец. – Бьюсь об заклад, в городке уже судачат, кого ты к нам привез. Арабелла – такая же бессердечная вертихвостка, как и они все. Натяни ей нос, парень! Ей-богу, тебе нечего стыдиться. С такой леди, как Амалия, ты положишь на лопатки любую из девиц на сто миль в округе!

– Мне показалось, вчера вы были о ней другого мнения, дядя, – пробормотал Боб.

Полковник грозно взглянул на него.

– Чтобы я держал зло на леди, которая так ездит верхом? Иди лучше умойся как следует, от тебя разит потом. Завтра чтобы ты выглядел у меня как огурчик! – Полковник тяжело поднялся с места. – И запомни: если ты не едешь, ей-богу, я сам поеду с ней, без тебя!

Услышав, что приглашение распространяется и на нее, Амалия поднялась к себе и распаковала все платья, какие были у нее с собой. Она стояла перед нелегким выбором. Арчер находился если не на окраине цивилизации, то, по крайней мере, очень близко к ней. Амалия могла поклясться, что здесь и слыхом не слыхивали о парижских модах, турнюрах и последних веяниях в области дамских шляпок. С одной стороны, ей не хотелось дразнить здешних обитателей раздражающей изысканностью, которую они все равно не оценят, с другой, оказалось невероятно трудно устоять перед соблазном быть элегантной так, как она привыкла. Проведя полчаса в ужасающих терзаниях, рядом с которыми меркли душевные муки Цезаря и Наполеона, Амалия все-таки остановилась на самом простом платье бирюзового цвета с вышивкой. Когда на следующий день Амалия спустилась в нем по лестнице, племянник Боб и дядюшка Чарли утратили дар речи, из чего можно было заключить, что в выборе своем Амалия не ошиблась.

Час спустя они были уже в Арчере. Городок состоял всего из одной улицы, называемой Главной, по обе стороны от которой высились деревянные и каменные дома вперемежку. Возле них с важным видом разгуливали куры и гуси.

Около одного из домов возникло неожиданное препятствие, и экипаж остановился. Увеселительное заведение, то бишь салун, называлось «У Джо». Рядом на солнце грелась большая собака, и черный кот сидел на крыльце, благодушно жмуря желтые глаза. Дверь в салун была самой обыкновенной, но с какими-то небольшими сквозными дырочками. Присмотревшись, Амалия поняла, что это отверстия от пуль.

– На этом крыльце застрелили шерифа Отиса, – сообщил Джон благоговейным тоном, каким лет сто спустя экскурсоводы станут предъявлять посетителям музея какой-нибудь алмазный венец стоимостью в миллион долларов.

Напротив салуна располагалось небольшое здание с вывеской «У Стива», возле которого лежали аккуратно сколоченные деревянные гробы. Возможно, соседство салуна и гробовщика кое-кому показалось бы символичным, но мы воздержимся от далеко идущих выводов.

– Хороший бизнес у Стива, – заметил полковник глубокомысленно. – С голоду он никогда не умрет, это точно. Да и клиентам в голову не придет на него жаловаться.

Как раз в это мгновение дверь лавки гробовщика отворилась, и из нее вышел джентльмен с закатанными выше локтей рукавами, к одежде которого прилепилось несколько стружек. Это был высокий, белобрысый, плечистый малый с угрюмым лицом, заросшим жесткой щетиной. Светлые колючие глаза напоминали буравчики, рот был маленький и неулыбчивый. Джентльмен взглянул на полковника, кивнул ему и Роберту, взял под мышку сидевшего на крылечке изумительного серо-черного кота, на чьей шкурке полоски образовывали прямо-таки художественные узоры, и вернулся в дом.

– Стив Холидей собственной персоной, – сообщил Роберт.

Амалия отвернулась, чтобы не видеть ящиков, будивших в ней дурные мысли, и взгляд ее упал на стройного джентльмена в цилиндре, сбивающего платочком пыль с лакированных туфель около увеселительного заведения. Нечасто возле салуна и лавки гробовщика доводится встретить столь изысканно одетого мужчину. Рубашка поражала своей белизной, галстук был завязан узлом немыслимой безупречности. Джентльмен распрямился и окинул Амалию задумчивым взглядом.

– А это кто, вы не знаете? – осведомилась она у полковника.

– Кто, этот тип? – Дядя Чарли скривился, как от зубной боли. – Конечно, знаю. Это профессиональный игрок в покер. Они все так одеваются.

Амалии смутно показалось, что она уже где-то встречала этого игрока, но тут ее размышления прервал Джон. Дело в том, что остановка экипажа была вызвана непредвиденным обстоятельством: поперек улицы преспокойно разлеглась здоровенная корова, загораживая путь, и возница никак не мог заставить ее сдвинуться с места.

– Ах ты, несчастная котлета! Понаделать бы из твоей шкуры сыромятных ремней! А ну, ступай отсюда!

Корова равнодушно махала хвостом и не реагировала, даже когда Джон хлестнул ее бичом.

– Похоже, что дальше придется идти пешком, – сказал полковник.

Амалия выбралась из экипажа, следя за тем, чтобы не наступить в огромную лужу и не загубить красивое платье. Корова не двигалась с места. Джон удвоил свое красноречие, а полковник предложил вызвать хозяина несговорчивого животного. Амалии надоела эта перепалка. Небольшой белый плакат на двери церкви недвусмысленно заявлял, что кому-то чего-то хочется. Уголок плаката загнулся от ветра, и невозможно было понять, что, собственно, имеется в виду.

Джону удалось наконец пинками согнать корову с места. Она протрусила несколько шагов, шумно вздохнула и вновь разлеглась поперек улицы.

Джон разразился бранью, которая наверняка заставила бы упасть в обморок любую европейскую барышню, воспитанную на романах г-жи графини Сегюр, урожденной (между прочим) Ростопчиной. Амалия же, хоть и знакома была с упомянутыми романами, ухом не повела. Она была девушкой сильной. Роберт обернулся к вознице и попросил того быть повежливее, так как здесь присутствует леди.

А леди, устав томиться бесцельным любопытством, подошла к дверям и расправила плакат, оказавшийся всего-навсего объявлением о розыске преступника.

Оно гласило:

WANTED

Билли Мэллоун

по кличке

БИЛЛИ ПУЛЯ

500 долларов награды

тому сознательному гражданину,

который поймает и доставит

ЖИВЫМ или МЕРТВЫМ

известного бандита, осужденного

за убийства в штатах Нью-Мексико,

Невада, Аризона и Техас.

Приметы разыскиваемого:

возраст около двадцати,

но выглядит моложе своих лет,

рост 5 футов 6 дюймов, волосы светлые,

глаза карие,

левой рукой владеет, как правой.

Лиц, желающих заработать эти деньги,

просят не забывать,

что разыскиваемый является исключительно метким стрелком

и уже послужил причиной смерти

по меньшей мере 29 человек.

За наградой обращаться к мэру м-ру

Фрэнсису Д. Гранту

или шерифу Питу Гамильтону.

Ниже рукой какого-то шутника было добавлено: «О гробе для себя заблаговременно справиться у Стива Холидея».

Корова, мыча, наконец-то сошла с дороги и плюхнулась на землю возле покосившегося плетня. Вокруг Амалии собрались мексиканские ребятишки и, показывая на нее пальцами, возбужденно тараторили на испанском языке, которого Амалия не понимала.

– Что они говорят? – поинтересовалась она у подошедшего Ричардсона.

Роберт немного смутился.

– Они никогда не видели таких волос, как у вас, – объяснил он. – Они спорят, настоящие ли они, или вы… э… прицепили себе на голову конский хвост.

Амалия расхохоталась. Полковник помог ей подняться назад в экипаж, и они благополучно преодолели расстояние, оставшееся до дома Хэрмони.

9

Полосатый кот, облизывая лапку, сидел на куче досок. В лавке было темно и прохладно: гробовщик опустил жалюзи и теперь задумчиво смотрел на кота.

– Ну что ж, Хотспер, – изрек Холидей, – теперь можно и к дамам пойти, а?

Он стряхнул с одежды стружки и удалился в заднюю комнату. Кот поглядел ему вслед и принялся облизывать другую лапку.

Звякнул колокольчик, и в дверь боком вошел запыхавшийся невысокий человек с бакенбардами. У него были сумасшедшие настороженные глаза, которые коту не понравились, и он недовольно шевельнул хвостом.

На человеке был мятый серый сюртук с какими-то пятнами, черные брюки и грязная потрепанная шляпа. Рубашку явно давно не стирали, на роскошном шелковом жилете не хватало пуговицы – перламутровой, сделанной в форме цветка с четырьмя лепестками. В руке он держал видавшую виды холщовую сумку. Черты лица у незнакомца были гладкие и мелкие, но общее впечатление тем не менее оставалось не слишком приятное. Он смахивал на пройдоху, на мелкого дешевого жулика. Сейчас, когда в лавке никого не было, лицо его немного расслабилось. Он криво улыбнулся коту.

– Кис-кис… – сказал мужчина.

Кот поглядел на него с безграничным презрением, которое в переводе на человеческий язык, вероятно, означало: «Был бы ты, двуногий, мышкой, да попался бы мне в темном углу…»

Дверь, ведущая во внутренние помещения, хлопнула, и в лавке появился гробовщик. В следующее мгновение в его руке возник «кольт».

Посетитель тоже вытащил «кольт» и стоял, глуповато ухмыляясь. Повисло томительное молчание. Кот потянулся и неслышно сошел с груды досок на пол. Наконец гробовщик усмехнулся и спрятал револьвер.

– Здорово, Перси, – сказал он.

«Кольт» Перси уже исчез.

– А я все-таки делаю это быстрее тебя, – заявил он хвастливо.

– Я уж думал, ты о нас забыл, – сказал гробовщик.

Перси облизнул пересохшие губы, пододвинул к себе табуретку и сел.

– Хорошо живешь, Стив. И пушка новая.

Гробовщик хмыкнул.

– Моя незабвенная мамочка говорила: «Старайтесь никого не обижать, но и себя в обиду не давайте, а в остальном положитесь на бога». Твои-то дела как?

Перси испустил тяжелый вздох.

– Неважно, Стив.

– Я так и думал, – заметил гробовщик, – раз ты здесь.

– Беда в том, – продолжал посетитель, – что мне не к кому обратиться.

– А как же твой кузен?

– Боб Ричардсон? – Перси неопределенно прицокнул языком. – Года полтора назад мы с ним поссорились.

– Неудивительно, – сказал Стив. – Ты со всеми ссоришься. Давай лучше выпьем.

– Давай, – оживился Перси.

Гробовщик разлил по стаканам бесцветную жидкость.

– Ты не в курсе, – спросил Перси, опрокинув свою порцию, – Боб уже вернулся? Я слышал, он вроде укатил в Европу.

– Он здесь, – сказал Стив. – Я видел его четверть часа назад. Думаю, он ехал на вечеринку к Хэрмони. С ним была дамочка, расфуфыренная, что твоя королева. Не уверен, но возможно, что это его жена.

– Да? – Перси оживился. – Тогда он вряд ли будет на меня злиться. Видишь ли, Стив, мне нужна помощь.

– Что, скверное дело? – посочувствовал гробовщик.

– Да сам пока не пойму. – Глаза Перси блеснули. – Скорее всего, нет.

Стив осушил свой стакан, поставил его на деревянный стол и полез в карман.

– На, – сказал он Перси, протягивая две золотые монеты по пять долларов. – Уверен, все твои проблемы от отсутствия денег.

Перси решительно покачал головой, но деньги взял.

– Я верну, – заверил он, – ты не пожалеешь об этом, Стив. Честное слово.

– Ты можешь пока побыть у меня, – предложил Стив. – Если тебе нужно спрятаться.

– Спасибо за предложение, Стив, – сказал Перси искренне. – Но, честно говоря, я не люблю гробы.


Мисс Арабелла Хэрмони встретила Амалию изъявлениями восторга, которые казались бы искренними, если не были бы фальшивы от первого до последнего слова, от первой до последней интонации. С хорошо рассчитанной скромностью выдерживая взгляды мисс Арабеллы, Амалия мысленно возносила хвалу богу, что он создал ее с двумя глазами, а не с тремя, как, по-видимому, хотелось бы хозяйке дома. Тем не менее последняя поборола себя, чтобы представить гостье судью Рафферти, доктора Хейли, мистера Гранта-старшего, мэра и владельца ранчо «Надежда», мистера Гранта-младшего, его сына, священника Тристрама Хайгрейва, мистера Джошуа Фрезера и других явившихся на ее soiree. У судьи был такой вид, словно он заочно осудил весь мир и нашел, что тот достоин виселицы. У потрепанного жизнью доктора вообще не было никакого вида. Младшему Гранту было лет двадцать, старшему – около пятидесяти. В молодости старший, вероятно, был хорош, но теперь его лицо пересекали резкие морщины, а кожа загрубела и сделалась похожей цветом на орех. Тем не менее он производил впечатление, тогда как сын его напоминал сильно разведенный лимонад – пресный, бесцветный и ничем не выдающийся.

Мистер Джошуа Фрезер, к удивлению Амалии, оказался тем самым элегантно одетым игроком, которого она заметила на улице. У него были изысканные и небрежные манеры, и ей было приятно с ним разговаривать, хотя потом она не смогла ни слова вспомнить из того, о чем они беседовали.

Вечеринка шла своим чередом. В девятнадцатом веке, когда не было ни кино, ни телевидения, ни радио, ни граммофонов, люди поневоле находили отдушину в болтовне. Мы, живущие в веке двадцать первом, давным-давно разучились по-настоящему злословить, и даже сплетни нам поставляют таблоиды – уже готовыми, так что нам не понять того азарта, с каким наши предки могли обсуждать самые незначительные детали, находя в этом большое удовольствие. В то время беседа была целым искусством, и мисс Хэрмони, несомненно, им владела.

Для начала она позаботилась о том, чтобы отсечь от общего разговора Амалию, принявшись обсуждать местные дела, о которых та, конечно же, не имела ни малейшего понятия. Затем Арабелла тонко польстила Ричардсону, похвалила молодого Пирса Гранта, который определенно был от нее без ума, осведомилась, как идут дела у Донованов. Братья только что вошли, а вслед за ними в гостиной возник и тот нелюдимый тип, что строгал ящики для своих ближних. При виде его миссис Хэрмони вздрогнула и едва не пролила кофе из чашки себе на платье.

Арабелла пожелала тотчас представить Донованов Амалии, но оказалось, что те уже знакомы. Зато гробовщик отличился: пожав руку новой гостье, он пробормотал:

– Пять футов семь дюймов.

– Простите?

– Ваш рост, – грустно объяснил гробовщик. – Определять его – профессиональная привычка.

– Я, собственно, пока не собираюсь становиться вашей клиенткой, – сказала Амалия, подавив невольно возникшую внутреннюю дрожь.

Гробовщик испустил тяжелый вздох.

– Все так говорят, – сказал он. – Просто прискорбно, до чего люди склонны ошибаться. Помню, выпивали мы как-то с шерифом Отисом…

– Надо же, как вы серьезно относитесь к своему ремеслу, – заметила Амалия. – А мистер Шекспир утверждал, что все могильщики – люди беззаботные.

– Мистер Шекспир? – переспросил Холидей озадаченно.

– Вы его вряд ли знаете. – Амалия подавила усмешку и с легкой скукой во взоре оглянулась – в другом конце комнаты Арабелла вовсю дурачилась с Пирсом Грантом, Робертом и Донованами, которые наперебой стремились угодить ей. И вдруг услышала…

– Вы случайно не автора «Гамлета» имеете в виду? – осведомился Стив невинно, и взгляд его пронизывающих глаз стал при этом чуть ли не ангельским.

Амалия прикусила язык. Она позволила себе увлечься и забыла хорошее правило: не умничай, если не хочешь остаться в дураках. Тем не менее сложившаяся ситуация ее начала скорее забавлять, чем наоборот.

– Вы читали Шекспира? – спросила она несколько удивленно.

– И не только, – хмыкнул гробовщик. – Изучая книги, я узнал для себя массу интересного. Раньше, например, я не подозревал, что Земля вертится вокруг Солнца. – Он обернулся и поглядел на Фрезера. – А это кто?

– Игрок, кажется, – сказала Амалия.

– Пять футов девять дюймов, – меланхолически сообщил гробовщик, и Амалия поспешила покинуть его.

Подошли запоздавшие гости: мистер Луис Монтеро – аптекарь, маленький живой человечек, почтмейстер Армандо Хуарес, две старые дамы, знавшие Арабеллу с детства, и наконец шериф Гамильтон, он же Бандит Пит. Было похоже, что вечер удался на славу. Мисс Арабелла спела под аккомпанемент фортепьяно, и ее поклонники бурно выразили свои восторги, причем братья Донованы, казалось, соревновались, кто перехлопает друг друга. От Роберта потребовали отчета в его приключениях, и Роберт не обманул ожиданий собравшихся. Судья Рафферти и мэр Фрэнсис Грант обсудили положение дел в округе.

– Забыл вам сказать, – внезапно вмешался Гамильтон. – Мы нашли его.

Мисс Арабелла испустила легкое восклицание.

– Билли Мэллоуна?

Амалия заметила, что при упоминании этого имени короткая шея шерифа побагровела.

– Нет. Члена банды, которому удалось уйти.

– О!

– Так что это была за банда такая? – спросил маленький аптекарь с любопытством. – Откуда она вообще взялась? Ведь, сколько я себя помню, здесь отродясь не водилось ничего подобного. Бывало, угоняли скот, семьи сводили счеты, но чтобы такое…

– Говорят, эти молодчики прибыли с Западного побережья, – отозвался шериф. – Вообще-то ими занимаются ребята из Сан-Антонио. Меня они не особо посвящают.

– Ничего, – сказал судья, наливая себе виски. – Теперь, когда вы отыскали этого парня, он точно заговорит. История с алмазами наделала много шуму. Насколько мне известно, даже губернатор…

– Вряд ли он заговорит, сэр, – прервал Пит его излияния. – Этот парень был мертв, когда мы его нашли. Он истек кровью.

Миссис Хэрмони издала тихий протестующий возглас.

– От таких подробностей у меня начинается мигрень, – пожаловалась она полковнику.

Полковник кашлянул и на всякий случай слегка отодвинулся. Миссис Хэрмони была вдовой, а вдовы, был убежден доблестный вояка, мечтают только об одном: как бы поскорее снова выскочить замуж.

– Как глупо, – заметила Арабелла Хэрмони. – Сорвать такой куш и дать себя убить!

– Им просто не повезло, – отозвался Фрезер. – Не могли же они ждать, что нарвутся на чудо-стрелка Билли.

– Чепуха все это, – фыркнул шериф. – Люди Стивенса уложили больше половины банды. Этот Билли… – Он хотел что-то добавить, но осекся.

– Любопытно, как он выглядит, – заметила мисс Хэрмони кокетливо, чертя пальцем круги на столе. – Я читала газеты, но по тамошним описаниям ничего не поймешь.

– С виду он обыкновенный парень, – сказал Ричардсон. – Я бы на него последнего подумал, что он убийца.

– А мадам Дьюпоун тоже так считает? – с тихим смешком спросила Арабелла, явно специально коверкая фамилию гостьи.

Амалия помрачнела. Она все еще переживала по поводу любимого платочка, который у нее отобрал оборванец-бандит. Не потому, что сам платок представлял большую ценность, вовсе нет. Она ненавидела само принуждение, безотносительно к тому, что было его причиной. К счастью, Ричардсон не стал рассказывать об этом эпизоде собравшимся – возможно, потому, что сам выглядел тогда не лучшим образом.

– Многие убийцы не похожи на убийц, – ответила Амалия на вопрос Арабеллы. – То же самое с мошенниками: чтобы обманывать, им надо выглядеть честными.

– Точно, – подхватил Рассел Донован. – Знавал я одного жулика…

Опустошив графины с виски и кофейники, отдав должное пирогам кухарки Алисы и прочей снеди, предложенной хозяевами, гости начали расходиться. Ричардсон был задумчив. Амалия видела, что он влюблен в Арабеллу, но она видела также другое – что Арабелла кокетка. Ей хотелось подбодрить Ричардсона, но она не знала, как.

Когда они подъехали к дому, Амалия обратила внимание на то, что в нижнем этаже горит свет.

Полковник первым открыл дверь гостиной. В кресле сидел… тот самый посетитель гробовщика, покачивая ногой, закинутой на другую ногу.

– Привет, дядюшка Чарли, – сказал он.

10

Казалось, Ричардсон готов был вспылить, но через мгновение плечи его поникли, и Амалия поняла, что он слишком устал, чтобы теперь выяснять отношения с неожиданным и явно неприятным визитером.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Роберт резко.

– Заехал проведать родственников, – с готовностью отвечал Перси.

Полковник хмуро посмотрел на наполовину опорожненную бутылку на столе. На щеках у Перси проступил румянец, глаза его лихорадочно блестели, а руки слегка дрожали. И Амалия заметила это. В остальном это был вполне заурядный человек лет тридцати пяти от роду. Волосы каштановые, пышные бакенбарды обрамляют вытянутое, как у Роберта, лицо, нос курносый, подбородок срезанный, с ямочкой. И еще у него улыбка плута, уверенного, что он может всех провести и в том, что в конце концов так оно и будет. Инстинктивно Амалия почувствовала к нему недоверие.

– Это Перси Белл, мой кузен, – сказал Ричардсон, оборачиваясь к ней. – Если он здесь, значит, неприятностей не миновать.

Перси протестующе всплеснул руками.

– Кузен, кузен! Ты же не станешь… Я полагал, все наши размолвки – дело прошлое… – Он говорил сбивчиво, одновременно посылая Амалии самую очаровательную из своего набора улыбок и не забывая при этом окинуть ее взглядом с головы до ног. На лице его, когда он закончил осмотр, выразилось явное удовольствие. – Я слышал, ты собираешься жениться. Одобряю твой выбор.

Ричардсон открыл было рот, чтобы сказать какую-нибудь дерзость, но его опередил полковник.

– Боб! – Тяжелая рука дядюшки Чарли легла на плечо владельца ранчо. – Я думаю, тебе следует переодеться. Проводи Эмили в ее комнату.

Амалия безропотно дала себя увести. Ее комната была как раз над гостиной, где находился Перси Белл. Окна были притворены неплотно, и до Амалии доносилось каждое слово.

– Знаешь, Перси, – говорил полковник, – удивительный ты все-таки человек! Если есть на свете слова, которые не стоит говорить именно в этот момент и именно в этом месте, ты обязательно их ляпнешь.

– Я не понимаю вас, дядя.

– Для тебя, – прогудел голос полковника, – я мистер Ричардсон. Кстати, что стряслось на этот раз, Перси? Обычно ты не слишком жалуешь нас своим обществом.

– Дядя, вы же знаете, я занятой человек.

– Что, неужели опять подделка чека?

«Однако!» – мелькнуло в голове у Амалии.

– Или шантаж? – продолжал полковник спокойно. – Давай рассказывай. Ты же знаешь, меня трудно удивить.

– Уверяю вас, дядя, нет ничего такого, о чем вы думаете. Мне просто необходимо отдохнуть.

– Надеюсь, – полковник понизил голос, а Амалия навострила уши, – ты не натворил ничего такого, за что тебя могут сцапать люди шерифа?

– Господи, сколько можно вам повторять? – нетерпеливо воскликнул Перси. – Ничего подобного я не сделал. Клянусь!

– Хотелось бы в это верить… – сказал полковник после непродолжительного молчания.

– Я рассчитываю ненадолго задержаться у вас, если вы не против, – продолжал его племянник. – Всего-то на пару деньков. Потом я уеду к Джимми.

– Что за Джимми?

– Роулинз. У него свое ранчо, но до него довольно далеко, а моя лошадь околела возле Арчера.

– Как же ты добрался сюда?

– На своих двоих, мне не привыкать.

– Догадываюсь, что тебе нужны деньги, – буркнул полковник.

– А вы покажите мне такого человека, кому они не нужны, – с обезоруживающей простотой парировал Перси.

– Пожалуй, я могу тебе дать долларов сорок, – сказал полковник.

– Мне нужна хотя бы сотня, – отозвался Перси. – И я не стану обременять вас своим присутствием.

– Да? – недоверчиво спросил полковник.

– Завтра же уеду, честное слово!

– Роберт меня убьет, – вздохнул полковник, и до слуха Амалии донесся шелест купюр.

– Вы очень добры, – сказал плут, по всей видимости, пряча добычу в карман. – Я обязательно упомяну вас в своем завещании.

– Можешь не трудиться, – иронически отозвался полковник.

Они заговорили о скоте, о коровах, о засухе, о синдикате Гранта, который едва не обанкротился, и о том, как хорошо, что Роберт не стал в него вступать, о торгах в Сан-Антонио, о лошадях-двухлетках… Все это было по большому счету неинтересно. Амалия закрыла окно и легла спать.


Наутро Амалия, Роберт и полковник встретились за завтраком. Кроме них, за столом никого не было.

– А Перси где? – спросил Ричардсон.

– Надеюсь, он уже уехал, – сказал полковник. – Я дал ему сто долларов.

Ричардсон насупился.

– Не стоило этого делать, дядя Чарли.

– Знаю, – спокойно отозвался полковник. – Извините нас, Эмили. Этот Перси Белл – большой пройдоха, с ним надо держать ухо востро.

– Надо было сразу же выставить его отсюда, – решительно сказал Роберт, и тут до них донесся истошный вопль.

Кричала Чикита. С побелевшим от ужаса лицом она вбежала в столовую.

– О боже! О мадонна! Сеньор Ричардсон! Он мертвый, мертвый!

– Что такое? – проворчал полковник. – В чем дело?

Чикита опустила руки и уставилась на него. И заговорила чуть тише:

– Он мертвый! Я стучала, а он не отзывался… Я решила, что он не хочет, чтобы его беспокоили, но он не выходил. Я вошла и…

Глаза Амалии были прикованы к полу. Полковник и Роберт тоже посмотрели туда и увидели, что вбежавшая Чикита оставила на половицах алые следы. Служанка снова разразилась причитаниями.

– Хватит реветь, – оборвал ее полковник, поднимаясь с места. – Боб, пошли взглянем, в чем дело. Что-то у меня нехорошее предчувствие.

– Я с вами, – сказала Амалия, вскочив со стула.

Втроем они проследовали через гостиную и другую комнату, не имевшую названия. Подошли к двери, полковник толкнул ее, и она отворилась.

Перси Белл лежал на своей постели, и одна его рука свешивалась, касаясь пола. Горло Перси было перерезано от уха до уха, и вытекшая кровь впиталась в подушки, образовала большую лужу на полу. В нее-то и наступила Чикита, войдя в спальню гостя этим утром. Окно было приотворено, и легкий ветерок покачивал белые занавески.


– Надо сообщить о случившемся шерифу, – сказал полковник.

Амалия дала всхлипывающей Чиките свои успокоительные капли и отослала ее, а Джон отправился за представителем властей.

– Кто бы он ни был, – буркнул полковник, – он вошел через окно.

– А так как оно на первом этаже, то у него не было трудностей с проникновением в дом, – подхватила Амалия. – Что-нибудь пропало?

Роберт огляделся.

– Ничего. Странно…

– Что странно?

– Кому понадобилось убивать Перси? Конечно, он мошенник, но не до такой же степени…

– А где его вещи? – неожиданно спросила Амалия.

Из расспросов слуг выяснилось, что Перси явился вчера на ранчо пешком, неся на плече серую холщовую сумку.

– Ее нигде нет, – сказала Амалия после того, как они обыскали комнату. Мадам Дюпон даже не поленилась заглянуть под кровать.

Полковник свирепо фыркнул, подошел к постели, обойдя по краю кровавую лужу, и приподнял подушку, на которой лежала голова убитого. Из-под подушки он извлек сумку, больше похожую на бесформенный мешок.

– Вот его сумка, – сказал он удовлетворенно. – Перси никогда не стал бы с ней расставаться.

На сумке застыли бурые пятна крови. Амалию передернуло, но тем не менее она взяла ее в руки и распустила веревочку, стягивавшую верх.

– Эх, – вздохнул полковник и, протянув руку, закрыл покойнику глаза. – Скверно все это.

Внутри сумки обнаружились засаленная колода карт, замызганный мужской платок в коричневую клетку, которым слишком часто пользовались, и фотографическая карточка неизвестной женщины. Лицо женщины было трудно рассмотреть, так как на нем сидело кровавое пятно, но Амалия тем не менее заметила, что женщина хорошо сложена, у нее светло-русые волосы и задорные глаза. Еще в сумке были брошюра «Как стать богатым и избавиться от хлопот» и другая брошюра с объяснением двадцати с чем-то способов завязывать галстуки, кусочек мела, пакетик с солью, тупой нож, горсть патронов к револьверу 45-го калибра, катушка черных ниток с вдетой в нее иголкой, коробок спичек, засохший цветок магнолии, лошадиная подкова, большой плоский булыжник, покрытый засохшей грязью, рваный носок, программка какого-то театра в Монтерее и замысловатая железка подозрительного вида.

– Отмычка, – ответил с горечью полковник на безмолвный вопрос Амалии.

В сюртуке убитого обнаружились сто долларов, которые ему вчера дал дядя Чарли, заряженный «кольт», золотая монета достоинством в пять долларов и горсть мелочи.

Одним словом, это был тупик. Ни малейшей зацепки, никакого ключа к пониманию того, зачем кому-то понадобилось убивать беднягу, да еще таким зверским способом.

Зверским? Да нет… Выстрел бы наделал шуму и перебудил остальных. Нож в умелых руках куда предпочтительней. Когда у человека перерезано горло, он даже не может позвать на помощь… и смерть наступает за считаные секунды. Это, положим, ясно. Неясно, зачем понадобилось убивать его в такой спешке – рисковать, лезть в дом…

– Кто-нибудь знал, что Перси собирается к вам? – спросила Амалия.

– Не думаю, – ответил полковник. – Да он и не предупреждал о своем приезде никогда…

Может быть, за ним следили? Или кто-то все-таки прознал, куда он собирается? Амалия распахнула окно и высунулась наружу. Ага! Убийца тоже наступил в кровь. То-то на траве остались темные пятнышки…

Амалия бросила сумку и выскочила из дома как ошпаренная. Она изучала следы, когда ее нагнал полковник. В руках он держал ружье.

– Что-нибудь обнаружили, мэм?

Амалия вздохнула и покачала головой.

– Вряд ли… Здесь он заметил, что испачкался, остановился и вытер подошвы о траву. По-моему, это был мужчина, если судить по расстоянию между каблуком и носком. Не уверена, но, кажется, он позаботился о том, чтобы не оставлять следов. Видите? Вот эта полоса – песок. Здесь его ждала лошадь. Он мог бы срезать и пройти по песку, но предпочел сделать крюк по траве. Лошадь была привязана к дереву… Может, где-то остались клочья ее шерсти?

Полковник и Амалия осмотрели траву и кусты, но ничего не нашли.

– Скажите, сэр, где вы обычно селите гостей?

– У нас две комнаты: в одной теперь находитесь вы, она на втором этаже; другая – на первом, которую отвели Перси.

Амалия встряхнула кудрями.

– Уверена, этот человек бывал в вашем доме. Он знал, куда идти.

– А вот и шериф, – сказал полковник мрачно, поворачивая к дому.

Бандит Пит подъехал к крыльцу и спешился. С ним прибыли два его помощника. Вернулся и Джон, слуга Ричардсонов.

– Пит, – сказал полковник, – тут след, который оставил этот парень… Похоже, его еще не затоптали.

– Ясно, – сказал шериф и обратился к тому из своих помощников, у кого не было двух зубов в нижней челюсти. – Глен! Ты у нас вроде индейского следопыта… Займись-ка следами. Мне нужен этот сукин сын!

Войдя в комнату Перси, шериф поморщился.

– Грязная работа… Ничего не взято?

– Ничего, – отозвался Роберт Ричардсон.

Было заметно, что он изо всех сил старается держать себя в руках.

– Похоже, – спокойно подытожил Пит, – это было сведение счетов. Не сочтите за грубость, но, насколько я знаю, ваш кузен не пользовался всеобщей любовью. До меня долетали кое-какие слухи о его проделках…

– И все-таки, – вмешался полковник, – кто же мог это сделать?

Шериф поскреб пальцем подбородок.

– Ножом обычно ловко орудуют мексиканцы, знаете… Может, он соблазнил какую-нибудь сеньориту, а ее папаша прикончил его?

Полковник и Роберт переглянулись.

– Когда он был здесь в последний раз, – нехотя признался Роберт, – мы поругались из-за… из-за леди.

– Вот видите, – обрадовался шериф. – Он ни о чем таком не упоминал при вас?

– В основном разговаривал с ним я, – сказал полковник. – У меня создалось впечатление, что у него неприятности.

– Какие именно? – Шериф сощурился, шевельнул желтыми усами. – Это очень важно.

– Он не говорил. Собирался уехать сегодня утром.

– Да, поездка ему точно предстоит, – согласился шериф. – Надо будет дать знать Стиву Холидею, чтобы сделал для него гроб.

11

Глен вернулся примерно через час и сообщил, что лошадь убийцы свернула на большую дорогу, где ее следы затерялись среди других. Шериф вышел из себя, наорал на «индейского следопыта» и, немного успокоившись, заверил Ричардсонов, что сделает все, чтобы убийцу Перси Белла поймали и судили.

Две служанки убрали комнату, Стив Холидей доставил гроб, и друзья Ричардсонов потянулись прощаться с убитым. Большинство явилось лишь из уважения к хозяевам, ибо Перси был, в сущности, почти неизвестен в этих краях. Тем не менее проститься с ним пришли Фрэнсис Грант, мэр, и его сын Пирс, аптекарь Монтеро, Арабелла Хэрмони с матерью, какая-то миссис Прескотт из Арчера, доктор Хейли, Джек Донован (его брат Рассел был занят и не мог отлучиться с ранчо), почтмейстер Хуарес и другие. На следующий день после службы в церкви Перси был похоронен на маленьком кладбище Арчера. Когда Стив Холидей забрасывал гроб землей, начал накрапывать дождь, и толпа мало-помалу рассеялась. Ричардсоны и Амалия возвратились на ранчо уже под проливным дождем.

– Я был ему плохим братом, – неожиданно сказал Роберт.

– Ты о чем? – удивленно спросил полковник.

– О Перси. Что я сделал для него, когда он был жив? Да ничего. И теперь его убили в моем доме, под самым моим носом, а я и знать не знаю, что произошло.

– Брось! – горячо воскликнул полковник. – Ты ни в чем не виноват. Перси был лодырь, мот и повеса. Он всегда искал легких путей, да только не понимал, что за все надо расплачиваться.

– Я не смог ему помочь. Я должен был хотя бы попытаться.

По-видимому, эта мысль грызла Роберта весь день.

Вечером Чикита, как всегда, пришла к Амалии расчесывать ее волосы.

– Скажи, – спросила Амалия, – ты наверняка все знаешь… Шериф кого-нибудь нашел?

– Нет, – сказала Чикита, качая головой. – И вряд ли будет искать.

– Почему ты так думаешь? – живо спросила Амалия.

– В городке говорят…

Девочка замолчала, и Амалии пришлось приободрить ее.

– Говорят, что это хозяин убил своего кузена.

– Роберт? – поразилась Амалия. – Но ему-то это зачем?

– О, – сказала Чикита важно, – прошлый раз они крупно поссорились из-за мисс Арабеллы. Сеньор Белл назвал ее вертихвосткой, а хозяин… то есть сеньор Ричардсон едва не вздул его и велел ему убираться.

Следующий день, 19 декабря, был воскресеньем. Амалия находилась в своей комнате, когда вдруг снизу донесся шум, она прибежала и увидела красного, как рак, Роберта, сосредоточенно натягивающего сапоги для верховой езды, и Джона, у которого тряслись губы. Вошел полковник – он ездил в ковбойский лагерь – и швырнул хлыст в угол. Ричардсон-младший даже не заметил его.

– В чем дело, Боб? – спросил дядя Чарли.

– В чем дело? – Роберт поднял голову. – А в том, что этот… эта сволочь Бандит Пит думает, что виновен я!

Он выбежал из комнаты, грохнув дверью.

– Боб! – крикнул полковник.

– Я его остановлю! – быстро сказала Амалия и бросилась вон из комнаты. Она видела, что тот захватил с собой револьвер.


Шериф сидел в салуне «У Джо» и разговаривал со своими подручными. За другими столами расположились ковбои и местные забулдыги, болтая и смеясь. Фрезер, сдвинув шляпу на затылок, непринужденно держал банк в углу. Когда вошел Роберт, разговоры стихли и наступила внезапная тишина.

– Знаешь, кто ты, Пит? – спросил Ричардсон, останавливаясь у стола шерифа. – Ты мерзавец!

Бандит Пит побагровел и поднялся.

– Знаете, сэр, я никому не позволяю себя оскорблять безнаказанно. Может, вы объясните, в чем дело?

– Это ты распускаешь слухи, что я перерезал глотку Перси? – крикнул Роберт, наступая на шерифа.

Он хотел выхватить «кольт», но братья Донованы, по счастью, оказавшиеся поблизости, схватили его за руки и оттащили назад. В дверь вбежала Амалия. Она переодевалась в костюм для верховой езды и только поэтому отстала от Роберта.

– Спокойно, Боб, спокойно! – проговорил Джек, отнимая у Роберта револьвер.

– Боб, – сказала Амалия, подходя к ним, – так мы ничего не докажем.

– Этот ублюдок смеет обвинять меня! – заорал Роберт. – Этот вонючий бандюга, который отмылся, предав всех, кого только мог, и которого давно пора повесить… Чего уставился, Пит? Я все о тебе знаю, понял! О всех твоих грязных делишках! Я этого так не оставлю!

Шериф побледнел и потянулся к «кольту», но раздумал, пожал плечами и сел за стол.

– Малый не в себе, – сказал он Глену, который важно кивнул.

Донованы вытащили Роберта за дверь.

– Боб, да что это с тобой? Опомнись! – увещевал его Рассел. – Из-за того, что какие-то сплетники…

– Да отпустите вы меня наконец! – рявкнул Роберт, отпихивая друзей.

– Ты пьян, – заявил Рассел авторитетно.

– И капли в рот не брал! – воскликнул Роберт с вызовом. – Отдай мне мой «кольт»!

– Вы за ним присмотрите, хорошо? – обратился Джек к Амалии. – Он никогда таким не был.

– Я за ним присмотрю, – сказала она почти беззвучно. – Пойдемте, Роберт.

Джек Донован отдал «кольт» Роберту. Ричардсон хмуро посмотрел на оружие и сунул его в кобуру.

– Ладно, – пробормотал он.

Амалия взяла его за руку и решительно повела прочь. Он ступал тяжело, как человек, раздавленный непосильным горем.

– Они подумали на меня, Эмили! – пожаловался он. – Боже мой! Надо было все же врезать шерифу как следует. Зря я так расклеился.

Кулаки – не лучший способ доказывать свою невиновность, подумала Амалия, но ничего не сказала.

– Самое противное, что его убили в моем доме, – продолжал Роберт, угрюмо глядя себе под ноги. – Какой-то сукин сын просто вошел и…

Грянул выстрел, и на куртке Ричардсона расплылось красное пятно. Колени его подломились, он упал, но в последнее мгновение Амалия подхватила его под мышки и оттащила за угол аптеки. Она и сама не понимала, откуда в ней взялась такая сила. Вторая пуля ударилась в стену совсем рядом. Амалия осторожно высунула из укрытия нос, но ничего не увидела, и это неудивительно, учитывая то, что нос вовсе не приспособлен для зрения. Осмелев, Амалия высунулась сильнее, но успела только заметить чью-то тень на противоположной стороне улицы. Тень качнулась и исчезла.

– О боже… – простонал Ричардсон.

– Я отведу вас к доктору! – всполошилась Амалия.

– Нет, – решительно мотнул он головой, – не надо. К гробовщику!

– А не рановато ли? – усомнилась Амалия.

Однако по лицу Ричардсона она поняла, что он еле держится на ногах, и поволокла его к Стиву Холидею, благо, что лавка знатока Шекспира располагалась всего в нескольких шагах.

Звякнул колокольчик. Амалия втащила Ричардсона в лавку и перевела дух.

– Стив! – завопила она что есть мочи. – Стив!

Кот сверкнул на нее глазами из темноты, едва не доведя до обморока. Амалия прижала руку к груди. Сердце прыгало, как удирающий от ястреба заяц.

– Сти-ив!

В лавке на полу лежала куча досок, а в углу стоял простой продолговатый стол. Больше в комнате не было никакой мебели. Поддерживая Ричардсона, Амалия повела его к двери во внутренние помещения.

– Стив! – прямо-таки заверещала Амалия, чувствуя, что готова сойти с ума.

Они оказались в комнате, где не было ничего, кроме стоящего на возвышении гроба, в котором лежали охапки стружек, да расшатанного стула, занятого лоханкой с водой. За неимением лучшего Амалия посадила Ричардсона на гроб.

– Что такое? – недовольно спросил гробовщик, входя в другую дверь, очевидно, выводящую на задний двор, и с неудовольствием оглядывая Амалию и ее спутника.

– Стив, – выпалила Амалия, – Роберта ранили!

– Когда?

– Только что, на улице.

– Кто в него стрелял?

– Не знаю. Он прятался за углом дома.

– Ясно, – сказал Стив и вдруг встрепенулся. – Эй, не пачкайте мою постель!

– Какую постель? – озадаченно переспросила Амалия.

– Вот эту. – Гробовщик указал на гроб. – Я в нем сплю.

Амалия почувствовала, как в голове у нее завертелась совершенно неописуемая карусель. Да, на такое у мистера Шекспира фантазии бы точно не хватило…

– Он ранен, – сказала она. – Ему к доктору надо…

– Я лучше любого доктора, – фыркнул Стив. – Ну-ка, посмотрим, что у него там…

А там была пуля из «винчестера».

Стив перевязал раненого, и Амалия, которой в голову пришла совершенно неожиданная мысль, бегом бросилась обратно в салун.

Шериф сидел на прежнем месте. За стойкой Пирс Грант считал на счетах.

– Простите, Пирс, шериф Гамильтон сейчас выходил? – спросила Амалия, подойдя к нему и поспешно вернув на уста обаятельную улыбку. – Примерно в последние четверть часа?

– Нет, – ответил Пирс важно. – Я ему относил новую бутылку, он никуда не отлучался.

– А его люди?

– Да они так и сидят, как сидели, – сказал Пирс, пожимая плечами. – А что случилось-то?

– Ничего, – сказала Амалия. – Спасибо.

Значит, там, на улице, был не Бандит Пит. И Амалия бросилась на поиски Донованов. Их она знала немного лучше, чем остальных, а между тем надо было сообщить полковнику, что Роберт ранен.

Джек был в почтамте – болтал по-испански с почтмейстером Хуаресом. За столом Рассел сочинял письмо, от усердия заодно с пером глубоко макая пальцы в чернильницу.

– Джек, – выпалила Амалия, – у нас несчастье! Роберт ранен!

Джек разинул рот. Рассел посадил кляксу на текст и чертыхнулся.

– Роберт? Когда?

– Только что. Кто-то хотел его убить! В него стреляли!

– Это шериф, – заявил Рассел мрачно.

– Нет, он не выходил из салуна, я проверила. Надо сообщить полковнику на ранчо, надо перевезти Роберта, и… я не знаю, что делать!

Братья всполошились, забегали, загремели шпорами. Рассел помчался на ранчо, Джек занял пост часового возле лавки гробовщика, куда вернулась Амалия. Роберт был без сознания, и она подумала, что дела его совсем плохи. По ее настоянию все-таки послали за доктором Хейли, и он, взглянув на больного, заявил, что тот протянет дня два, не больше.

Полковник прибыл с экипажем, Роберта осторожно погрузили в него и отвезли на ранчо «Эсмеральда». Приехал шериф, заверил убитого горем старшего Ричардсона и Амалию, что постарается отыскать и наказать виновных, и отбыл восвояси.

Сумерки окутали дом. Амалия сидела в гостиной, кусая пальцы. Вошел дядя Чарли и сел на диван.

– Вы, кажется, уезжаете завтра? – нарушил он молчание. – Простите, со всеми этими событиями у меня совсем вылетело из головы, что вы должны покинуть нас.

– Нет, – сказала Амалия странным голосом. – Я никуда не еду. Я должна сначала во всем разобраться.

Полковник удивленно поглядел на нее.

– Я очень признателен вам, – сказал он, – но что вы можете сделать? – Он промолчал. – В здешних местах иногда творятся такие дела, в которые постороннему лучше не мешаться.

– Роберта хорошо охраняют? – спросила Амалия.

– Я расставил наших людей возле дома. Тот же номер, что с Перси, не пройдет. Сам я сплю в соседней комнате. На всякий случай.

– Знаете, – сказала Амалия, – меня не оставляет чувство, что все, что произошло, как-то связано с Перси.

– Меня тоже, – коротко ответил полковник.

– У вас есть какие-нибудь догадки?

– Никаких. Скажу вам честно, Эмили: я ничего не понимаю. У Роберта вообще не было с Перси ничего общего.

Амалия решилась.

– У Перси Белла были какие-нибудь друзья? Кто-то был в курсе его дел?

– Он называл только одно имя, – наморщил лоб полковник. – Джимми Роулинз, владелец ранчо. Но мне оно ни о чем не говорит.

– Может быть, кто-то из ковбоев знает этого человека? – предположила Амалия. – Если у него ранчо… Вы бы не могли спросить у них?

Полковник кинул на нее задумчивый взгляд.

– Попробую. – Он тяжело поднялся и шагнул к дверям. – А что вы хотите предпринять?

– Пока не знаю, но, мне кажется, неплохо было бы Роулинза разыскать.

Наутро перед Амалией стоял маленький вакеро, улыбчивый и вежливый. Его звали Эрнесто Салазар, и он сообщил, что знает, где находится ранчо сеньора Роулинза – на юго-восток от Сан-Антонио.

– Ты можешь меня проводить туда? – спросила Амалия.

Салазар улыбнулся и поклонился. Он был горд тем, что ему выпала честь сопровождать такую красивую сеньориту.

Амалия переоделась в мужской костюм для верховой езды, влезла в высокие сапоги, прихватила с собой оружие и пожала руку полковнику. Она пообещала ему вернуться не позднее, чем через неделю.

– Может, мне удастся разузнать, в чем тут дело, – сказала она. – Во всяком случае, попробовать стоит. Чем больше я думаю о том, что случилось, тем больше во мне уверенности: Перси занимался какими-то темными делами, и из-за них его и убили.

Полковник коротко кивнул.

– Хорошо, – сказал он. – Я буду вам благодарен, если вы что-то выясните. Только не задерживайтесь.

Амалия села в седло и двинулась за Салазаром.

Они миновали Арчер и поднялись по крутой, пыльной дороге. Солнце ярко сияло в небе. Когда они пересекали русло высохшего ручья примерно на скорости тридцать километров в час, их нагнали пули, летящие со скоростью триста метров в секунду, что составляет более тысячи километров в час, и ясное дело, что всадники никак не могли убежать от них. Салазар завертелся в седле и рухнул на землю. Нога его застряла в стремени, и испуганная лошадь поволокла его по камням.

Это было последнее, что помнила Амалия, когда вторая пуля настигла ее.


Две тени склонились над окровавленной белокурой девушкой, лежавшей на земле.

– А она еще живая… – заметила первая тень.

– Было же сказано: в живых не оставлять, – буркнула вторая тень.

– Красивая девушка-то, – вздохнула первая тень. – А ты видел, как я тому малому угодил? Прямо между глаз.

– Треп все это, – холодно возразила вторая тень. – Прикончи ее, и поехали отсюда.

Амалия слышала все, что они говорили, но не могла пошевельнуться. Собственное тело внезапно стало неповоротливым, тяжелым, налитым болью и в то же время чужим и далеким. Ей показалось, что она была близка к тому, чтобы превратиться в бесплотный дух, но, странное дело, это ее почти не трогало. Первая тень вскинула ружье и… опустила.

– Блондинка… – мечтательно протянула тень. – Я впервые вижу такие волосы. А ты?

– Тебе-то какое дело? – огрызнулась вторая.

– Да я так… – сказала первая тень. – Как ты думаешь, сколько бы нам за нее дали в борделе?

– Ты это о чем? – насторожилась тень вторая.

– Да все о том же. По десятке на брата, где тут справедливость? А если ее продать, то мы долларов сто огребем, а то и больше.

Им это не понравится, Педро. Ведь нас не для этого наняли.

– Ну и что? Кто вообще узнает об этом? Продадим и…

– Прямо в Арчере? – ухмыльнулась вторая тень. – Ну, ты даешь!

– Зачем нам этот Арчер? – рассудительно возразила тень Педро. – У Санчеса в Ларедо первоклассный бордель. Оттуда она ни в жизнь не убежит, а мы за нее деньги возьмем. Всем известно – Санчес хорошо платит.

– Да она же дохлая, Педро. Куда мы ее потащим?

– А я позову свою жену, Розу. Она ее живо на ноги поставит. Ты подумай: вдруг мы за нее двести долларов получим? Это же какие деньжищи!

– Доход пополам, – потребовала вторая тень хрипло.

– На троих, – упрямо возразила первая. – А то Роза не захочет ничего делать. Ты ее знаешь, она ревнива, как черт. А тем и знать про наши дела ни к чему. Так как?

– Ладно, пусть будет на троих, – вздохнула вторая тень. – Зови свою Розу.

12

Хотспер тосковал. Два дня тому назад он уничтожил последнюю мышь в лавке гробовщика, и теперь ему решительно нечего было делать. Он зевнул, улегся на боку и, щурясь, уставился на пыльный солнечный луч, по косой рассекавший лавку надвое.

Зазвенел колокольчик, и голова кота непроизвольно повернулась к двери. Появившийся на пороге человек был коту знаком. Он был старый, донельзя уродливый (разумеется, по кошачьим меркам) и при ходьбе отставлял одну ногу в сторону.

– Привет, Хотспер, – сказал полковник Ричардсон.

Кот отвел глаза, и полковник прошел в комнату, занимаемую гробовщиком.

Стив Холидей, в шляпе и костюме, лежал в гробу на куче стружек. Правая его рука крепко обнимала бутылку виски. Он казался еще более заросшим и неопрятным, чем обычно. Глаза его были закрыты, он ровно, с легким присвистом, дышал.

Полковник не успел сделать и шага, как левая рука Стива нырнула куда-то в стружки и извлекла на свет божий увесистый «кольт».

– Стой, где стоишь, – велел Стив, не открывая глаз.

– Стив, – сердито сказал полковник, – это я.

Стив вздохнул, приоткрыл один светлый глаз-буравчик и заворочался, устраиваясь поудобнее. «Кольт» как сквозь землю провалился.

– Стив, – сказал полковник, – я пришел к тебе с делом.

Гробовщик хмыкнул и поскреб подбородок.

– Нужен гроб для Роберта?

– Типун тебе на язык! – сурово отозвался полковник. – На самом деле он идет на поправку и недели через две будет в порядке.

– Я потерял клиента, – с грустью констатировал Стив.

– Брось паясничать! – одернул его полковник. – Амалия пропала.

– Кто?

– Амалия.

Стив открыл оба глаза и с интересом поглядел на полковника.

– Если вы рассчитывали найти ее у меня, – ухмыльнулся он, – то, уверяю вас, вы ошибаетесь.

– Дело серьезное, Стив, – сказал полковник. – Она поехала на поиски человека, который мог бы кое-что прояснить. Ее сопровождал один вакеро, Салазар. Сегодня утром его нашли с простреленной головой. А Амалия пропала. Боюсь, я втянул ее в скверное дело. Это убийство и покушение на Роберта…

– Кого она искала? – спросил Стив коротко.

– Джимми Роулинза.

На глаза-буравчики опустились тяжелые веки.

– Не знаю такого.

– Стив, – терпеливо сказал полковник, – с девушкой произошла беда. Я не могу отлучиться, да и с моей ногой далеко ездить тяжело. А ты другое дело. Найди ее.

Гробовщик поморщился.

– Хотите верьте, хотите нет, но такими делами я никогда не занимался. Вот обчистить банк или, скажем, поезд, – это я всегда готов. Но искать какую-то девицу…

– Стив, – полковник повысил голос, – когда четыре года назад ты примчался на ранчо, истекая кровью, с пятью пулями в теле, я не задавал тебе вопросов, так ведь? Я дал тебе приют и помог получить работу. Я никогда ни о чем тебя не просил, а теперь прошу.

Из гроба донесся тяжелый вздох.

– Хорошо, полковник, – спокойно сказал гробовщик, он же бывший налетчик Сид Бомонт по кличке Отходная Молитва. – Если она жива, я ее отыщу.

Он спустил ноги из гроба и кое-как сел.

– Ты – человек слова, Стив, – серьезно промолвил полковник, – и я тебе верю. Но… Я хочу попросить тебя еще об одной вещи. Если эта славная девушка погибла, ты… Словом, ты не должен оставлять в живых того, кто это сделал.

Стив вздохнул, поставил бутылку на пол, снял с себя шляпу и отряхнул ее от налипших стружек.

– Ясно, – сказал он наконец. – А что, если я обнаружу что-то, что вам не понравится? Такое ведь тоже бывает.

– Ты что имеешь в виду, а? – проворчал полковник.

– Ну, скажем… – Стив поскреб щеку, заросшую трехдневной щетиной. – Скажем, мисс Арабелла Хэрмони из ревности пристрелила вашу Амалию и закопала ее в клумбу в собственном саду. Я же видел, как Арабелла на нее смотрела! Бабы, они такие… – заключил Стив, и в глазах его мелькнули веселые огоньки.

– Можешь тогда выписать счет за гроб мисс Арабелле, – спокойно сказал полковник. – В общем, так: я хочу, чтобы ты нашел этого человека. Кто бы он ни был. Но я думаю – и даже уверен! – что исчезновение Амалии как-то связано с гибелью Перси и нападением на Боба. Перси притащил с собой в наш дом что-то такое, чего не должен был приносить.

– Когда она пропала? – спросил Стив, проверяя патроны в барабане «кольта».

– Два дня тому назад.

Стив вернул барабан на место и лихо крутанул его.

– Мне понадобятся деньги.

– Это само собой.

– И лошадь.

– Бери любую из нашего кораля. Если нужны будут люди…

Стив мотнул головой и спрятал «кольт».

– Нет, – сказал он просто. – Справлюсь один.


– Мэм, – доложила служанка, – к вам мистер Стивен Холидей. С визитом.

Миссис Хэрмони вздрогнула и уронила вышивание. Мисс Хэрмони подняла глаза от книги.

– Стив? Надо же, какой сюрприз! Пусть заходит.

– Я надеюсь, – начала мать плаксиво, – он не станет искать клиентов у нас в доме…

– Полно вам, мама. Стив! Да вы сегодня франтом!

Миссис Хэрмони открыла рот. Куда девались трехдневная щетина, сальные лохмы и обноски, в которых прежде щеголял создатель предметов последней необходимости? Почтенная дама не верила своим глазам: перед ней стоял выбритый до синевы, аккуратно подстриженный джентльмен в безупречно белой рубашке и пристойном сером костюме. Под мышкой он держал полосатого кота. Гробовщик адски похорошел, и миссис Хэрмони, к стыду своему, почувствовала, что в новом обличье он нравится ей куда больше, чем раньше. Два «кольта» оттягивали карманы плаща, а прищуренный взгляд светлых глаз был способен заставить учащенно биться не одно женское сердце. Миссис Хэрмони поглядела на дочь и к неудовольствию своему заметила, что та тоже находится под впечатлением от происшедшей в Стиве перемены. Ужасная мысль пронзила мозг немолодой леди: а что, если красавец-гробовщик пришел свататься к ее дочери? Миссис Хэрмони надменно выпрямилась.

– Надеюсь, я не помешал, леди? – спросил вежливо Стив. – Прекрасно выглядите, мисс Арабелла! Я тут проходил мимо и решил к вам заглянуть. Вы не против?

– Конечно, нет! Надо же, вы и Хотспера с собой принесли! – воскликнула Арабелла и погладила кота.

– Да, мисс. Дело в том, что возникло одно дело, в котором только вы можете мне помочь. Ну, и ваша матушка, разумеется.

Миссис Хэрмони, на которую уставился взгляд визитера, выпрямилась и сжала губы, готовая к худшему.

– У меня к вам одна просьба… Я даже не знаю, удобно ли это… но так как вы самый достойный человек в этом городе… – Стив кашлянул в кулак. Миссис Хэрмони испытывала самые неподдельные мучения. – Не могли бы вы приглядеть за Хотспером? Уверен, с ним не будет никаких хлопот.

– Конечно! – не задумываясь согласилась Арабелла, взяв на руки Хотспера, лениво жмурившего глаза. – О чем речь, Стив! Вы куда-то уезжаете?

– Да, повидать одного приятеля. Поэтому мне бы хотелось, чтобы мой кот был в надежных руках. В ваших ручках, – добавил Стив, притрагиваясь к шляпе.

Мисс Арабелла одарила его сияющей улыбкой. Хороший парень этот Стив. Вот был бы еще он на сотню тысяч долларов богаче…

– Разумеется, Стив. – Она зарылась щекой в шерстку кота. – Хотсперу со мной будет очень хорошо.

Выйдя от миссис и мисс Хэрмони, Стив шумно вздохнул, подумав: «Нет, это точно не Арабелла. А занятно было бы…»

Он мельком поглядел на клумбы возле дома и двинулся к своей буланой лошади.


Стив отправился на поиски, исходя из того, что ни один человек не пропадает бесследно, и, если кто-то вдруг исчезает, значит, кому-то это позарез нужно. Беда же была в том, что он пока не знал, с какого конца взяться за дело.

Вот, допустим, Перси Белл. Мелкий мошенник, при случае – шантажист, при случае – воришка, при случае – шулер… Словом, всего в нем понемножку. В свое время Стив повидал сотни таких людей, и они обычно знали, где находится грань, которую нельзя переступать. Однако Перси все-таки переступил ее, раз его убрали.

С Ричардсоном вообще выходило непонятно. Он богат, никогда не лез ни в какие сомнительные дела, жил себе спокойно и давал жить другим. Последнее в глазах гробовщика было самым ценным качеством Роберта. Но, исходя из этого, тем более непонятно, зачем кому-то понадобилось стрелять в него.

С Амалией дело обстояло и того туманнее. Жаль, что эти болваны из службы шерифа затоптали все следы. Уж он-то сумел бы прочесть их лучше, чем беззубый Глен.

Стив рыскал по окрестностям, узнавал, расспрашивал. Прошло пять дней, а он так и не продвинулся вперед. Его начала охватывать злость. Он был уверен, что в конце концов что-то непременно произойдет, и держал «кольт» наготове.

В один из последующих дней поисков Стив заметил стоящую особняком хижину с камышовой крышей и направился к ней. Встретила его немолодая некрасивая женщина, Мария. Он знал ее в лицо, но не помнил фамилии. Она кивнула ему и пригласила в дом.

Стив заговорил с ней по-испански, выслушал ее жалобы на сдохшую клячу, на высокие налоги и никчемного мужа. Его звали Луис, и он постоянно изменял жене. Окинув ее взглядом, Стив решил, что в этом нет ничего удивительного.

– Я ищу сеньориту, – сказал он, – со светлыми волосами.

Мария пожала худыми плечами. Ее хорошенькая племянница Изабель складывала грязное белье в корзину. Она подняла голову и улыбнулась Стиву.

– Она что-то украла у вас, сеньор гринго? – спросила Изабелль.

– Мое сердце, – серьезно ответил Стив.

– Я никогда не слышала о такой, – покачала головой Мария.

– И вы ее не видели?

– Нет, сеньор Эстебан.

– Что ж, – сказал он, поднимаясь с места, – извините за беспокойство.

В дверях он столкнулся с Луисом. Тот был грузный, потный, с отекшим лицом. Он смерил Стива насмешливым взглядом.

Гробовщик вышел, рука его автоматически потянулась к двери, чтобы закрыть ее за собой, – и замерла.

На ручке висел длинный белый волосок.

Гробовщик оглянулся, незаметно снял его и отошел к своей лошади. Он намотал волосок на палец, чтобы легче было разглядеть его. Этот волосок был не седой и жесткий, а действительно светлый и мягкий. Стив опустил его в карман.

В хижине Луис спросил жену:

– О чем он хотел знать?

Мария поджала губы.

– О беловолосой сеньорите.

– Ха, ха, – засмеялся Луис. Его живот заколыхался.

– Так где же она? – спокойно спросил Стив от порога.

Муж и жена вздрогнули и отступили. Никто из них не заметил, как он вернулся.

– О чем вы, сеньор? – спросил Луис, облизывая губы кончиком языка.

Стив протянул руку, поймал Изабель за косу и рванул девушку к себе.

– Луис! – завизжала Мария.

Прежде чем Луис успел схватить со стены ружье, Стив закрутил косу Изабель вокруг ее шеи, прижал ее к себе так, что она не могла пошевелиться, и хладнокровно приставил к ее голове «кольт».

– Давайте упростим жизнь Изабель, – сказал он. – Амалия была здесь, и вы все знаете это. Где она?

Луис и Мария переглянулись в нерешительности. Глаза Стива стали холодными, как лед. Он понял, кого не хватало в этой хижине, и спросил:

– Где твой брат Педро, Мария? А ты, толстяк, не трогай ружье!

Луис колебался. Стив повернул «кольт» и прострелил ему руку. Тот завизжал и запрыгал на месте, кроя Стива последними словами.

– Мы бедные люди! – закричала Мария. – Чего вы хотите от нас?

– Даже если вы бедные, это не значит, что вам позволено быть подлецами. Так где твой брат, Мария? Где его жена? Где их приятель со шрамом, которого я видел как-то в салуне? Что они сделали с Амалией?

– Я не знаю, сеньор! Богом клянусь!

Стив пожал плечами.

– Ну все, у тебя больше нет племянницы, – сказал он мягко и отвел курок. По глазам его было видно, что он выстрелит, не колеблясь.

– Они увезли ее! – прохрипела Изабель.

Мария разразилась визгливой бранью и закрыла лицо руками. Луис кое-как доковылял до кровати и плюхнулся на нее, таращась на свою простреленную руку, из которой текла кровь.

– Куда они ее увезли?

Стив сжал косу чуть покрепче. Изабель начала задыхаться.

– В Ларедо!

– Зачем?

– Они хотят… Ох, сеньор, я больше не могу! Они хотят продать ее Санчесу.

Лицо Стива окаменело.

– В бордель?

– Да, сеньор.

– Это они убили вакеро, который сопровождал ее?

– Не знаю! – крикнула Мария. – Оставьте нас в покое!

– Они или нет?

– Его убил отец, – всхлипнула Изабель в изнеможении. – И тебя он тоже убьет.

Стив хмыкнул.

– Ну, мы еще посмотрим, кто кого. Еще вопрос: кто велел ему сделать это?

Изабель в ужасе затрясла головой.

– Он не говорил! Кто-то в городе дал ему деньги…

– Мексиканец?

– Нет. Гринго.

– Кто? – Стив снова отвел курок.

– Я не знаю! – Изабель тяжело дышала. – Я правда не знаю, сеньор!

– Твоя мать с ними заодно? Отвечай!

– Она помогает выхаживать сеньориту. Если она умрет, мы не получим денег.

– Ясно. Значит, они сначала привезли ее сюда. А когда они уехали?

– Два дня назад.

Кожа на скулах Стива натянулась, под ней запрыгали желваки.

– Любопытно. – Гробовщик наконец-то отпустил девушку и опустил руку с «кольтом». Мария тихо всхлипывала. – Зачем кто-то хотел убить Ричардсона?

– Мы не знаем, сеньор… – простонала Мария. – Умоляю вас, оставьте нас!

Она раскачивалась всем телом взад и вперед, но слез больше не было.

– А почему вы решили ее продать?

Вопрос упал в пустоту. Стив нахмурил брови.

– Деньги, сеньор, – проблеял Луис. – Сеньор Санчес – очень щедрый человек… А Изабель собирается замуж, ей нужно приданое.

– Да? – Стив неприятно прищелкнул о зуб языком и смерил девушку таким взглядом, что она, дрожа, отступила в угол. – Приданое, значит? Ну-ну…

Он подошел к двери, но на пороге обернулся.

– Надеюсь, что твой муж будет обманывать тебя со всеми встречными, – сказал он Изабель. – Большего ты все равно не заслужила.

Стив поправил шляпу и повернулся к ней спиной.

Изабель издала дикий вопль и, схватив нож для резки тростника, бросилась на него. Ох, не следовало ей этого делать. Стив повернулся и выстрелил в нее в упор.

Изабель осела на пол, выронив нож. В ее прекрасных темных глазах застыла немая укоризна, губы дрожали. Из простреленного плеча хлестала кровь.

Мария бросилась к раненой племяннице и начала голосить.

– Ты продешевила, – сказал Стив со вздохом, глядя на красивую девушку, распростертую на земле. Он ни капельки не жалел о том, что нажал на спуск. Стив вспоминал Амалию. И, вспоминая ее, начал презирать всех, находящихся в этом доме. От неприязни к этим людям у него начало сводить скулы.

Стив Холидей вышел на солнечный свет и поправил шляпу. У ног его с квохтаньем клевали зерно куры.

– Черт, если я скажу полковнику, что его гостью продали в бордель, он с меня шкуру живьем сдерет… – задумчиво проговорил Стив, сев в седло. – Значит, Ларедо?


Конец второй части

Часть III Братец Билл и братец Гарри

1

Приключения – это когда ты сталкиваешься с людьми, с которыми не хотел сталкиваться, и делаешь с ними то, чего никогда не собирался делать.

Пегий конь несся как стрела, и его даже не надо было подгонять. Мелкие камешки взлетали из-под копыт, грива развевалась волнами. Ветер бил Амалии в спину, и она то и дело отводила волосы с лица.

Главное же заключалось в том, что она была свободна. Ни один человек, никакая сила в мире не могли ее вернуть в дом с красными ставнями. Разумеется, для этого пришлось погибнуть Франсиско, но, если говорить начистоту, Амалии было не слишком жаль его. Она ведь не собиралась убивать его, и если бы он не попытался вывернуть ей руку, то отделался бы пустячным ранением. Она поежилась, вспоминая взгляд раненого, когда он лежал на полу. Это была смесь страдания и безграничного презрения. Нет, не презрения, а ненависти. Да, именно ненависти. Амалия усмехнулась. Действительно, Франсиско есть за что ее ненавидеть. И его отцу, конечно, тоже, – ведь это она отняла у него единственного сына.

При мысли о Санчесе Амалии стало неуютно. От тех, кто продал ее ему, она знала, что он человек безжалостный и могущественный, не останавливающийся ни перед чем. Пока это были всего лишь слова, но как знать – вдруг он и впрямь таков, каким его расписывают? Тогда он наверняка попытается рассчитаться с нею. Во всяком случае, на его месте Амалия именно так бы и поступила.

Получается, что все ее неприятности только начинались, а она-то, выбравшись из дома Санчеса, наивно полагала, что с ее бегством из Ларедо им точно пришел конец. Она всегда знала, с того самого мгновения, как ее захватили, знала, что убежит, была уверена в этом. Ибо по натуре Амалия была не из тех людей, что склонны к смирению.

Как только она пришла в себя и из насмешливых намеков гринго поняла, что за судьба ей уготована, ею владела только одна мысль – скрыться, оставить своих похитителей с носом. Ее везли на повозке, и Роза не отходила от пленницы ни на мгновение. Муж Розы, Педро, ехал на хорошем гнедом коньке, и как-то раз, когда они остановились перекусить, Амалии было позволено выйти из повозки. Она едва держалась на ногах и упала, когда Педро подъехал к ней.

Мужчины подняли ее на смех, и Амалия тотчас сообразила, как обратить это в свою пользу.

– Уберите лошадь! Ой, не надо! Я боюсь лошадей! Ой!

Педро и американец хохотали. С тех пор для них превратилось в любимую забаву дразнить Амалию. Глупая блондинка, которая боится лошадей, – что может быть смешнее? С каждым днем Амалия чувствовала себя все лучше и лучше. Она глотала насмешки, терпеливо ожидая своего часа, и как-то раз американец предложил ей прокатиться на лошади. Амалия сделала вид, что очень испугалась. Американец настаивал, Педро спешился и схватил ее за руки. Она завизжала и стала упираться.

– Пустите меня! Оставьте! Я боюсь ездить на лошади!

Педро все же усадил ее в седло. Амалия закачалась. Она выглядела такой несчастной, с таким испуганным видом вцепилась в поводья, что никто не смог удержаться от улыбки.

Лошадь затанцевала на месте, недовольно мотая головой. Амалия заверещала. Педро согнулся надвое от хохота. В следующее мгновение удар ногой в лицо отшвырнул его в сторону, а Амалия ловко развернула лошадь и поскакала прочь. Ибо, конечно же, все ее слова о том, что она боится лошадей и не умеет ездить верхом, были чистейшей воды притворством, рассчитанным на подлость человеческой натуры. Если вы кого-то попросите не делать того, что может вам навредить, то можете быть уверены, что это непременно будет сделано.

Однако Амалия рано торжествовала. Лошадь неожиданно прыгнула куда-то вбок, сделала несколько неловких скачков и упала. Из ее шеи хлестала кровь. Это Педро, увидев, что пленница, которая должна была принести немалые деньги, ускользает из рук, вытащил револьвер и застрелил бедное животное.

Подбежали Педро и американец, подняли Амалию. Первый хотел ее избить, но вмешалась Роза.

– Если ты ее изувечишь, то Санчес сбавит цену… Перестань!

Нехотя Педро опустил руку. Он понял, что Амалия провела его, как мальчишку, и теперь это грызло его больше всего.

– Следи за ней, – приказал он жене. – Эта ramera[116] – очень хитрая особа!

– Не волнуйся, – сказала Роза, – от меня она никуда не денется. А ты лучше держись от нее подальше!

Педро злобно посмотрел на Амалию, потом на несчастную лошадь, которая издыхала в пыли, и отошел, махнув рукой.

Роза сдержала свое слово: теперь Амалии было нечего и думать о побеге. Ей не позволялось даже покидать повозку – разве только для того, чтобы удовлетворить естественную потребность, но и тогда Роза не оставляла ее одну.

Последний шанс представился в Ларедо. Санчес и продавцы ушли в соседнюю комнату – пересчитывать деньги. Амалия осталась одна под присмотром Франсиско, омерзительного тучного малого, который облизывал губы кончиком языка и не отводил от нее глаз. По выражению его лица она догадалась, что ему не терпится стать ее первым клиентом.

Но Амалия решила иначе, и теперь пегий конь уносил ее на север, а Франсиско лежал в доме с красными ставнями и со стонами ловил руку священника, говорившего ему о встрече с Вечным отцом.

«Да, этого мне Санчес никогда не простит», – мелькнуло у Амалии в голове.

Стало быть, ей надо исчезнуть, раствориться среди местного населения. Легко сказать! Амалия со своими светлыми волосами, бледной кожей и полным незнанием испанского языка имела столько же шансов остаться незамеченной, как арап Петра Великого в Московском царстве.

Правда, у нее была лошадь, непревзойденная по своей скорости, но больше ничего ведь не было. Даже патроны и те кончились.

Надо было срочно что-то придумать. Впереди дорога расходилась в разные стороны. Левая колея была шире, чем правая.

Амалия подумала и выбрала правую дорогу. В ее теперешнем состоянии было неразумно с кем-то встречаться.


Амалии не повезло. Она попала в густые заросли мескита и заблудилась. Лошадь шла шагом, понурив голову, и Амалии ежеминутно приходилось сворачивать, чтобы не напороться на острые сучья. Наконец она почувствовала, что совершенно вымоталась. Левая рука одеревенела, перед глазами все плыло. Амалия даже не заметила, как потеряла сознание.

Очнувшись, она поняла, что лежит на земле. Ужасная мысль пронзила ее мозг. Она приподнялась и стала оглядываться, но нигде не увидела своей лошади.

Это был удар, да еще какой! Амалия растерялась. Она никогда не думала, что ей придется умереть вот так, среди неприветливых колючих кустарников, без воды и пищи, с незажившей раной в руке. Девушка заплакала, и слезы, скатываясь по ее щекам, падали на землю.

В чаще послышалось фырканье, и Амалия насторожилась. Она выхватила «кольт», но тотчас же вспомнила, что в нем нет ни единой пули. А ведь в этих местах водятся пумы, койоты и прочие животные, про которых хорошо читать в книжках, но в реальности встреча с ними не сулит ничего хорошего… Тем не менее Амалия села на земле и взяла в руку камень, приготовившись защищаться до последнего.

Пегая лошадь, фыркая, вышла из кустов и посмотрела на Амалию умными глазами. Беглянка почувствовала, как слезы снова закипают у нее на глазах, но на сей раз – слезы радости.

Лошадь лениво жевала траву. Амалия отбросила камень, поднялась и пошла за ней. Вместе они вернулись на дорогу, которую Амалия уже отчаялась найти.

– Какая же ты умная! Какая хорошая! Самая лучшая лошадь на свете! – сказала Амалия и поцеловала лошадиную морду.

Солнце уже садилось. Амалия вспомнила, что давно не ела, и голод тут же дал о себе знать. Ей пришло в голову, что тот человек, у которого она увела лошадь, мог что-нибудь с собой захватить. Сбоку от седла и впрямь обнаружилась небольшая кожаная сумка, а в ней ломоть почти черствого хлеба, одеяло, спички, фляжка с жидкостью, которая, судя по запаху, никак не могла быть водой, около трех долларов мелкой монетой и дешевая книжка из тех, что продаются в магазинчиках всего за дайм.[117]

Амалия съела половину хлеба и запила его глотком виски. Больше она пить не стала из боязни захмелеть.

При свете заходящего солнца Амалия как следует рассмотрела книжку. Это был роман о приключениях – один из тех невыносимых романов, где у героя неотразимая внешность, отзывчивое сердце и пудовые кулаки, а у героини, помимо золотых волос и нежного голоса, имеются в запасе непроходимая глупость, заставляющая ее попадать во всевозможные переделки, и наводящая тоску уверенность в том, что не она в них виновата. Герой, ясное дело, всякий раз спасает героиню от гибели, бесчестья и позора, и под конец им не остается ничего, кроме как пожениться и жить в любви и счастии до конца своих дней.

«Господи, каким надо быть идиотом, чтобы читать такие книжки! – подумала Амалия. – И каким циничным мерзавцем, чтобы их писать!»

Она сунула книжку назад в сумку, расстелила на земле одеяло и решила, что теперь можно и вздремнуть. Но не тут-то было. Над головой ухали и верещали какие-то птицы, и вдобавок Амалии постоянно мерещились в кустарнике желтые глаза пумы. Прежде чем наступило утро, она пережила все мыслимые и немыслимые страхи.

Утром Амалия села в седло и снова тронулась в путь. Глаза слипались, рот раздирала зевота. Пегая лошадь, благодаря которой она еще вчера мчалась быстрее ветра, как на крыльях, еле перебирала ногами.

«Боже мой, – ужаснулась Амалия, – да я же целый день не поила животное! Надо поскорее найти хоть какую-нибудь реку, не то бедняга умрет от жажды».

Ей пришлось прилично проплутать, прежде чем она в конце концов выехала на берег реки. Вода весело плескалась по черным камням, и, завидев ее, пегий радостно зафыркал и затряс гривой.

Амалия спрыгнула на песок и повела его к реке. Наклонив голову, животное стало пить, а Амалия вымыла лицо и руки и тоже напилась всласть, после чего опорожнила фляжку и налила туда воды. Теперь можно было подумать и о себе. Сев на берегу, Амалия стянула рубашку, сняла бинт, сделанный Розой из какого-то старого платья, осмотрела рану и перевязала ее куском чистой ткани от подкладки своей куртки. Окровавленный лоскут она выбросила в реку, чтобы не оставлять следов своего присутствия. Лошадь затрясла головой и тихонько заржала. Она стояла в воде почти по колено и глядела на свою хозяйку. Амалия поняла, стала пригоршнями черпать воду и лить ее на круп лошади.

– Хорошая, хорошая, хорошая… – твердила она, растирая шкуру благородного животного. – Как же мне тебя назвать? Знаешь, ты такая смешная… Наверное, бог сначала хотел тебя сделать зеброй, но потом передумал…

Пегий слушал внимательно и, казалось, понимал каждое слово.

– Назову-ка я тебя Пегасом, – решила Амалия. – Ты просто чудо, мой Пегас!

Пегий довольно заржал и сделал круг в воде. Амалия засмеялась и забила в ладоши. Неожиданно Пегас испуганно захрипел и сделал скачок в сторону.

Что-то темное плыло по реке, переворачиваясь и колыхаясь в такт струям воды. Амалии понадобился всего один взгляд, чтобы понять, что это такое.

– О боже… – только и вымолвила она.

Река несла человеческое тело. Судя по одежде, тело мужчины. Вода делала его легче, и все же Амалии пришлось потрудиться, прежде чем она смогла вытащить тело на мелководье. Ее передернуло – мужчина был мертв. И теперь она пожалела, что вылила виски из фляжки и вместо него налила воду, сейчас глоток бодрящего ей не помешал бы.

Однако настоящее потрясение ждало Амалию, когда она повернула труп лицом вверх и разглядела его. Она знала этого человека – видела его на вечере у Хэрмони, потом в салуне, где он играл в карты. Больше Джо Фрезер никогда не будет держать банк.

Хуже всего, впрочем, было то, что его горло было перерезано от уха до уха – точь-в-точь, как у Перси Белла. Кровь давно вытекла, и разрез на шее странным образом походил на второй рот.

– Нет… – пробормотала Амалия. – Этого не может быть!

Какая связь существует между ним и Перси Беллом? Почему его убили? Он что-то видел? Или знал? Как он очутился здесь, за много миль от Арчера? Может быть, он кого-то искал в этих краях? Но кого? Так или иначе, от него избавились, а тело бросили в реку, чтобы замести следы. Кто хватится игрока, человека, постоянно переезжающего с места на место, человека без дома, без семьи, без близких? Столько вопросов, и все они не давали Амалии покоя.

Преодолев естественное отвращение, она обыскивала одежду мертвеца. В карманах – ни клочка бумаги. Фрезер носил с собой дорогой позолоченный портсигар, но его не оказалось на месте. Амалии удалось обнаружить лишь горсть отсыревших табачных крошек и небольшой складной нож.

Со своей добычей Амалия села на берегу и стала размышлять. Лошадь, фыркая, бродила в воде, наслаждаясь отдыхом, но Амалия почти не обращала на нее внимания.

«В меня стреляли, потому что я хотела разыскать Роулинза… Стало быть, дело и впрямь серьезное. Если я вернусь, то многим рискую. И еще этот Санчес… Вдруг он пустится за мной в погоню? Однако если они и будут искать, то женщину. А я в мужском костюме. Мне бы только шляпу, чтобы прикрыть голову… И… что делать с волосами? Если их отрезать, то я вполне сойду за мужчину. Черт возьми! Чем я хуже Жанны д’Арк? Или кавалерист-девицы Дуровой?»

Амалия взяла нож и решительно поглядела на свои волосы. Их было ужасно жалко. Амалия понимала, что в игре, в которую она ввязалась, ставкой служит ее жизнь, но отрезать волосы, которыми она так гордилась, казалось просто немыслимым. Даже проститутки не ходят с короткими волосами!

Рука с ножом потянулась к волосам – и упала.

«Нет, я не могу… – Амалия зажмурилась. – Я никогда не смогу этого сделать!»

В следующее мгновение она уже резала волосы по линии плеч.

На глазах выступили слезы, но Амалия упорно резала и резала. Наконец в руке у нее остался хвост длиной не меньше фута. Амалия чуть не зарыдала, увидев его, но пересилила себя и спрятала его в сумку.

«Вот и все…»

Амалия подошла к реке и погляделась в воду. Волосы исчезли, но от этого она не стала похожей на мужчину. И что-то еще в ее внешности изменилось… Внезапно Амалия испустила истошный визг:

– Господи, я загорела!

В девятнадцатом столетии барышня из хорошей семьи никак не могла быть загорелой. Это же неприлично!

Амалия почувствовала себя совершенно несчастной. Она пожертвовала волосами, и совершенно неизвестно, для чего. А теперь еще этот проклятый загар! Нет, никогда ей не сойти за мужчину, даже и в мужской одежде.

Лошадь радостно зафыркала и приблизилась к берегу. Амалия обернулась и только теперь заметила, что по дороге кто-то едет.

Кто бы там ни был, он мог превратно понять положение, застав ее рядом с трупом, у которого перерезано горло. Амалия схватила тело Джо Фрезера за плечи и, мысленно попросив у него прощения, спихнула его в воду. Труп с раскинутыми руками поплыл дальше по реке, покачиваясь на волнах.

Амалия отряхнула ладони, поправила бесполезный, без патронов, револьвер и обернулась к приближавшемуся всаднику. Сердце ее запело от радости.

В это мгновение Амалия уверовала в бога. Не то чтобы она не верила в него раньше, – просто прежде бог представлялся ей существом грозным и могущественным, но малость отдаленным. Он был настолько занят, верша судьбы королей и империй, что до никому не известной Амалии Тамариной ему не было никакого дела. Теперь она знала, что это не так и что он не забывает о ней, несмотря на ее непростительное легкомыслие.

Во всаднике, который бодро ехал на сером в яблоках коне, Амалия безошибочно узнала ковбоя стоимостью в пятьсот долларов при любом виде доставки, грозу четырех штатов, мерзавца, который отнял у нее в поезде ее любимый платок. Теперь-то она точно поквитается с ним за все.

Разумеется, он хороший стрелок, но нет такого человека, которого нельзя было бы застать врасплох. Амалия сделала глубокий вдох, оглянулась на лошадь, и план мести мгновенно созрел в ее голове.

2

Рассказывает Билли Мэллоун.

Я покинул славный город Остин, что в штате Техас, по причинам, от меня не зависящим, и взял курс на юг. В пути у меня были спутники, которых я никому не пожелаю, но мне удалось в конце концов от них отвязаться, и я ушел. Не обошлось без перестрелки, но мне повезло – я не получил даже царапины, а из тех многие остались лежать. Газеты, конечно, про это писали, но всем же известно – в них сплошное вранье. Что я в одиночку уложил тридцать человек, это неправда. У меня и патронов столько не набралось бы. Думаю, их было пять, не больше, да еще охранник Оливер. Он был большой сволочью и всегда издевался надо мной, пользуясь тем, что я в цепях. Я человек не злой, но за все надо платить. В конце концов он и заплатил.

Я не знал, сколько мне удастся гулять на свободе. В газете прочитал, что за меня опять объявлена награда, и решил быть осторожным. Дело в том, что у меня оставались два дела, которые я никому не мог поручить. Во-первых, я хотел отыскать свою пегую лошадь, которую у меня забрали при аресте. Это был единственный друг, который у меня еще оставался, и в тюрьме я, бывало, не спал ночами, думая, как там моя Птица без меня. Мне казалось, что ее бьют и обижают, а я сижу в четырех стенах и ничего не могу для нее сделать. Все остальные мои друзья уже умерли – те, кто не успел предать. Тим Фланаган и Чак Бойд лежали в Форте Самнер на старом кладбище, Джим Райс – где-то в Техасе, Гарри Бонней – тоже застрелен и стал землей. Пит Гамильтон, к сожалению, не умер, и мое второе дело было связано именно с ним. Когда он ранил Тима в живот, его подручные подобрали раненого и принесли в дом, а потом сели с Питом играть в карты. Мой друг умирал, а они смеялись, назначали ставки и спокойно перекидывались в покер. Узнав об этом, я решил, что не спущу этого так Питу. Я знал, что он стал шерифом где-то в Техасе, и был намерен разыскать его. Но сначала я собирался заняться Птицей.

Типа, который взял себе мою лошадь, звали Реджи Слендер. Когда я предстал перед ним, он посмотрел на меня, как на привидение.

– Я вообще-то насчет своей лошади, – сказал я.

Он начал мямлить, но в конце концов я разобрал, что Слендер продал мою Птицу за большие деньги какой-то вдове.

– Ну ладно, – сказал я, – а где Пит Гамильтон?

Оказалось, что он служит шерифом в каком-то дрянном городишке под названием Арчер. Я решил, что это хорошее предзнаменование и что Пит от меня не скроется.[118]

Когда я уходил, Реджи попытался выстрелить мне в спину. Это было с его стороны невежливо – в конце концов, я ничего плохого ему не сделал. И не сделал бы, если бы он не попытался меня убить. А так мне пришлось его застрелить.

Затем я решил навестить ту вдову. Наверное, мы бы нашли с ней общий язык – Слендер говорил, что она купила Птицу только потому, что лошадь принадлежала знаменитому бандиту, и даже переименовала ее в Пулю в мою честь. Но свидеться нам не привелось, потому что один встречный вакеро сказал мне, что лошадь украли. Он назвал мне приметы парня, который это сделал, – ковбой в высокой шляпе, очень молчаливый. Я прикинул, что он должен был отвезти Птицу в Ларедо, потому что именно туда отправляется большая часть угнанного скота. Я знаю, что говорю, – ведь я и сам был когда-то конокрадом.

Словом, я притащился в Ларедо и на улочке едва не сбил какого-то франта из игроков. Парня в высокой шляпе я нигде не заметил, а мальчишка-нищий, которого я стал расспрашивать, не видел ли он кого на пегой лошади, ответил, что ничего такого не помнит. Все-таки я отыскал того типа, который увел мою лошадь, да только разговора у нас не получилось. Стоило мне заикнуться о лошади, как он выхватил «кольт», и в следующее мгновение ему пришлось встретиться со всеми своими предками, включая Адама и Еву.

В общем, я понял, что Птица для меня потеряна, и поехал искать шерифа Гамильтона. Конь мой бежал рысью, а я от нечего делать смотрел по сторонам. Можете себе представить, что со мной было, когда впереди на дороге я вдруг увидел мою Птицу! Она мелькнула и тотчас скрылась из виду, но я-то успел ее заметить и тотчас двинулся следом. Тот, кто ехал на ней, был мастер запутывать следы, и поэтому я изрядно проплутал, пока не обнаружил его с моей лошадью возле какой-то реки.

Я не хотел, чтобы новый владелец моей Птицы пал жертвой собственной неосторожности (это выражение я вычитал в книжке, и, по-моему, оно вполне подходит к ситуации). Словом, я не желал, чтобы в меня опять начали палить и мне пришлось отстреливаться. Когда стреляешь без промаха, это дело имеет свои неудобства, а именно, если с кем сцепишься, то исправить потом уже ничего нельзя. Поэтому я тихонько заехал со стороны кустов и тут же увидел мою славную лошадку. Она была совсем близко, и ее хозяин, должно быть, видел мое приближение. Но на берегу никого не было.

Я позвал: «Птица!» Пегая лошадь радостно заржала и сделала шаг мне навстречу, но потом остановилась. Я решил, что ей не нравится вид моего серого, а потому я спешился и пошел ей навстречу.

– Птица! Хорошая моя! Как же я рад тебя видеть!

Она фыркнула и стала пить воду. Я подошел ближе, и тут кто-то позади меня выскочил из реки и бросился на меня. Я-то, дурак, искал его на берегу, а он оказался умнее: спрятался под воду и сидел там.

Напавший сбил меня с ног и окунул в реку. Я пытался вырваться, но этот гад ухватился за платок, который я ношу на шее, и опустил под воду мою голову. Я начал захлебываться. Вода заливалась мне в уши, в нос, в рот. Ощущение было премерзкое, и тут я потянулся за своим верным «кольтом», но… мой враг уже завладел им.

Я рванулся из его рук, схватил его собственный револьвер, про который он, видно, забыл, взвел курок и нажал на спуск. Раздался сухой щелчок. Его револьвер был пуст.

Тут я схлопотал такой удар по почкам, что, воя, повалился на спину, и мгновенно получил удар сапогом между ног. Честное слово, этот парень умел бить, чтоб его!

Я валялся в воде, как большая колода, и не мог пошевелить даже пальцем. Мой враг, фыркая и отдуваясь, стоял неподалеку с моим револьвером. Улыбка его мне не понравилась. Это был пижон примерно моего возраста, с длинными, до плеч, волосами, которые слиплись прядями и падали ему на лицо. Желтые глаза горели злобным блеском.

– Ну что ж, Билли Мэллоун, неустрашимый стрелок, – заговорил он, – ты хотел меня убить? Признавайся, ублюдок!

Он знал меня, но я-то никогда в жизни его не видел. Впрочем, на мгновение мне почудилось в его лице что-то знакомое, только я не мог определить, что именно.

– Я тебя знаю? – спросил я, чтобы потянуть время.

– Возможно, – глумливо ответил мой враг.

У него была интонация, как у Джеффа Оливера, и это напомнило мне о худшем времени моей жизни. Я бросился на него, но он изловчился и треснул меня рукояткой револьвера по голове. Я упал. Он взвел курок и прицелился. Я впервые оказался под прицелом совершенно безоружным. Знать, что этот желтоглазый мерзавец может в любой момент оборвать мою жизнь, было хуже смерти.

– Это моя лошадь, – сказал я, чтобы хоть что-то сказать.

– То есть?

Я мотнул головой в сторону Птицы, которая совершенно равнодушно наблюдала за нами.

– Это моя лошадь. Я ее искал.

Он повел плечом.

– Да, но мне она тоже нужна. А вот ты – нет.

Я понял, что он убьет меня. Моя шляпа валялась на песке, он спокойно подобрал ее и напялил себе на голову. Кажется, я никогда еще не испытывал такого унижения, как в тот момент. Он покрутил шляпу, пристраивая ее получше, и снова наставил на меня револьвер.

– Платок.

– Чего? – опешил я.

– Давай сюда платок! И без резких движений, понял? Ты не похож на человека, который хочет расстаться с жизнью, так что лучше не зли меня.

Я снял с шеи платок. Расставаться с ним ужасно не хотелось. В сущности, я его украл, но он мне безумно нравился.

– Положи его на камень, а сам отойди назад. Еще дальше!

Я сделал, как он велел. Больше мне все равно ничего не оставалось.

– Чтоб тебя повесили! – сказал я с горечью.

К моему удивлению, он ухмыльнулся.

– Не дождешься. Деньги есть?

У меня был мешочек с золотом, который я взял в экспрессе. К счастью, я своевременно спрятал его в голенище.

– Нет, – ответил я.

Мой противник наморщил нос.

– Что это за бандит, у которого нет денег? – Он пренебрежительно передернул плечами, сунул «кольт» за пояс, взял с камня мокрый платок и повязал его себе на шею. Я сделал шаг вперед, но он держался начеку. – Стоять! – рявкнул парень, опять хватаясь за оружие.

Я подумал, что он решил доставить меня властям живым. Это был шанс, и мне показалось, что глупо было бы им не воспользоваться.

– Ты меня сдашь? – спросил я.

– Тебя? – удивился он. – А, ты имеешь в виду награду… – Мой враг усмехнулся и задумчиво оглядел меня с головы до ног, поглаживая узел платка на шее. – Пятьсот долларов? Да ты мне и за пять тысяч не пригодишься.

Я остолбенел. Никогда в жизни меня еще так не оскорбляли.

Парень подошел к моей лошади, той, на которой я приехал, и вынул из седельной кобуры запасной револьвер. Откинул барабан, высыпал патроны себе на ладонь и, широко размахнувшись, швырнул их в кусты. Затем разжал пальцы и бросил мой бесполезный «кольт» на песок.

– А «винчестер» я, пожалуй, возьму с собой, – продолжал он, разглядывая мои вещи, – а то ты еще натворишь глупостей. Хм, денег ни цента… И еды тоже никакой… Черт! Губная гармошка! И фляжка! – Он покосился на меня и снова ухмыльнулся. – Маленьким детям вредно пить, Мэллоун!

С каждой фразой этот парень все больше напоминал мне Оливера.

– Знаешь, что я тебе скажу, – продолжил мой враг, неожиданно повернувшись ко мне, – ты, конечно, думаешь, что ты крутой бандит и всякое такое, но ты всего лишь дешевка! – Он прищелкнул пальцами. – И лошадь тебе тоже незачем. Эй, Пегас!

Я невольно повернул голову, чтобы увидеть, кого он так кличет, и с негодованием увидел, что моя Птица тотчас бросила все дела и побежала к желтоглазому. Тот ловко сел на нее, но по тому, как он старался прижимать левую руку к телу, я понял, что он ранен. Ничего себе! Мало того, что меня отделал безоружный, так он был еще и раненый! Моего серого он взял за узду.

– Ну, бывай, Мэллоун, – сказал желтоглазый с ухмылкой. – Не поминайте лихом, сэр.

Он прикоснулся к шляпе, словно отдавая честь, и умчался, вздымая пыль. Я остался на берегу – без лошади, без оружия, избитый, и в довершение всего на меня напал отчаянный кашель.

Кое-как я все же привел себя в порядок и стал думать, что делать дальше. Одно, впрочем, я знал совершенно точно: если когда-нибудь мне попадется желтоглазый, я убью его.

3

Когда Амалия отъехала от реки на порядочное расстояние, она дала волю своим эмоциям, не будучи уже в силах сдерживать душивший ее смех.

Подумать только! Она, Амалия Тамарина, тишайшая кисейная барышня, в одиночку, практически голыми руками справилась с бандитом, внушавшим ужас стольким честным гражданам! При одном воспоминании о несчастном лице Билли, когда она велела ему отдать ей платок, Амалию вновь начинал разбирать смех. Разумеется, она ни на мгновение не поверила ему, когда он заявил ей, что будто бы искал свою лошадь. Амалия не сомневалась, что он просто завидел красивого скакуна и решил прибрать его к рукам. Решительно, Амалия могла собой гордиться. Мало того, что она не дала себя в обиду, так еще и конфисковала свою законную собственность – парижский платочек, которого ей так не хватало. Правда, вдобавок она отняла у Билли шляпу, но, в конце концов, он прекрасно мог обойтись и без нее. Оружие она оставить ему просто не имела права, но вот лошадь… Амалии сделалось не по себе от того, что парнишка по ее милости остался в довольно диком и полупустынном краю без лошади. Конечно, он был бандитом и вряд ли заслуживал снисхождения, но что он будет делать без лошади? Амалия резко натянула поводья, и Пегас недовольно мотнул шеей. Вторая лошадь тоже остановилась. Амалия забрала «винчестер» Билли и забросила уздечку лошади на шею.

– Ну, ступай к своему хозяину, – сказала она.

Серая в яблоках лошадь побрела обратно по дороге, а Амалия дала шпоры Пегасу и ускакала прочь.

Успокоив таким образом свою совесть, Амалия решила добраться до ближайшего городка, продать в оружейной лавке револьвер Билли и на вырученные деньги перекусить в салуне. План был совершенно прост и гениален. Правда, в салуне ее мог заметить кто-то из тех, кого мстительный Санчес послал на ее поиски, но покамест эта опасность существовала лишь в ее воображении. И, если уж говорить начистоту, Амалия была уверена, что теперь, после того как она разделалась с Билли Пулей, нет такой опасности, с какой она не смогла бы справиться.

В ближайшем городке ей удалось продать «кольт» за двадцать долларов. Амалия не сомневалась, что хозяин оружейной лавки безбожно надул ее, но торговаться ей не хотелось. Мысли девушки занимало только одно – поесть, и как можно скорее.

Амалия привязала пегую лошадь к коновязи и сквозь стекла попыталась заглянуть в салун. Из этого намерения ничего не вышло – стекла были настолько пыльные и грязные, что даже если бы наступил конец света, сидящие внутри ничего не заметили бы.

Какой-то пьяница, раскачиваясь на ходу всем телом, вошел в салун, и, когда он приоткрыл дверь, Амалия убедилась, что в зале почти никого нет. Немного успокоившись, она поправила шляпу и вошла.

Пьяница уже пристроился у стойки и сдувал пену с пива. Он окинул вошедшего юношу с платком на шее цепким взглядом.

То, что Амалия увидела за стойкой, едва не побудило ее вернуться обратно на улицу. Салун содержала женщина. То есть в ней еще можно было признать женские черты, но с трудом. На вид ей сравнялось полвека, но, приглядевшись, Амалия пришла к заключению, что на самом деле хозяйке лет на двадцать меньше. Волосы убраны кое-как, руки толстые, как окорока, плечи, как у грузчика, а вместо бюста – какая-то бесформенная глыба. Жизнь явно не баловала это существо, кем бы оно ни было.

– Ну что, будем пялиться или будем заказ делать? – громыхнула жаба за стойкой.

Амалия сделала над собой усилие и проглотила замечание, так и просившееся на язык.

– Что у вас есть из еды?

– Бифштекс, – хмыкнула женщина-гора. – На большее не надейтесь.

Пьянчуга у стойки хихикнул.

– Бифштекс так бифштекс, – сказала Амалия, чувствуя себя неловко и непривычно в мужской роли.

– С картошкой? – угрюмо спросила гора.

Амалия кивнула.

– А деньги есть? – подозрительно осведомилась хозяйка, перегибаясь через стойку.

Амалия показала монеты.

– Сейчас приготовлю, – заявила хозяйка. – Но вам придется подождать, молодой человек.

– Хорошо, я подожду, – сказала Амалия и устроилась в самом дальнем углу.

Пьянчуга некоторое время таращился на нее, и Амалия подумала, что он понял, что она не мужчина. Неожиданно он соскользнул со стула и бочком, бочком прокрался к двери. Петли негодующе взвизгнули.

– Да, – спохватилась Амалия, обращаясь к хозяйке, – у меня там лошадь на улице, ей надо задать овса.

– Раз надо, значит, зададим, – проворчала гора.

Амалия облокотилась на стол и стала смотреть в окно. Хозяйка вышла из-за стойки, смела крошки со стола, за которым сидела Амалия, да так ловко, что половина из них угодила ей на одежду. Амалия подождала, пока женщина-гора удалится, и осторожно стряхнула крошки на пол.

«Как хорошо было бы сейчас оказаться в Ницце, – подумалось ей. – Сесть в кафе на Английском променаде и спросить мороженого… Вот это жизнь!»

Минут через двадцать хозяйка брякнула на стол перед Амалией деревянную миску с чем-то непонятным. Бифштекс только притворялся бифштексом, а картошка была наполовину гнилая.

– Разносолов не держим, – буркнула жаба, заметив легкую гримасу на лице Амалии. – Пить будете?

– Пиво.

Амалия куда охотнее выпила бы лимонада, но она уже поняла, что в этой забегаловке его не было. Ни вилки, ни ножа ей не подали. Амалия подняла голову, чтобы спросить о них, но тут в дверь протиснулись трое мужчин, и тот, что шел впереди, без всяких околичностей наставил на Амалию ружье.

– Сидеть!

Вслед за ними в салун проскользнул тот самый старый пьяница, что покинул его с полчаса тому назад. Он хихикал и нервно улыбался.

– Как только я его увидел, – сказал он тому, что с ружьем, указывая на Амалию, – сразу же сообразил, кто это.

У владельца ружья на груди красовалась звезда шерифа. Он держал Амалию на мушке, пока его человек вытаскивал у нее из кобуры револьвер.

– Ну что, Билли Мэллоун, – благодушно осведомился шериф, – как дела?

Если бы на Амалию в этот миг обрушилось небо, она и то не испытала бы большего потрясения.

– Чего? – глупо вымолвила она.

– Брось, Билли, – отозвался шериф. – Тебя узнали.

Хозяйка за стойкой тихо охнула и всплеснула руками.

– Не думаю, что мы встречались, – твердо сказала Амалия.

– Не думаешь? – с издевкой переспросил шериф. – Брось морочить мне голову, Билли. Пять футов шесть дюймов, светлые волосы, карие глаза – и ты еще смеешь утверждать, что это не ты?

– Не шесть дюймов, а семь, – возразила Амалия.

Пьянчуга блаженно ухмыльнулся.

– Это он выкручивается, мистер Фосетт. Но вы же не станете отпускать его, верно? Я тоже хочу получить свою долю.

– Ну, конечно, ты не Билли Мэллоун, – издевательски сказал шериф, глядя на Амалию в упор. – Ты даже слыхом о нем не слыхивал.

– Ну почему уж так, – отозвалась Амалия, – я о нем слышал.

– А как ты объяснишь вот это, outlaw? – спросил шериф и бросил на стол перед Амалией револьвер, который она продала в оружейной лавке.

Амалия поглядела на шерифа, потом на «кольт». Только теперь она заметила, что на перламутровой ручке снизу, там, где рукоятки не касается рука, было выцарапано: «Билли Пуля».

– Ну, что теперь? – спросил шериф торжествующе.

Амалия крепко сжала губы, но, несмотря ни на что, ей было смешно, как никогда в жизни. Господи, и надо же было ей так глупо попасться! И, главное, ведь объяснить ничего нельзя!

– Каким же надо быть идиотом, чтобы метить свое оружие… – только и сказала она.

Шериф удивленно переглянулся со своими помощниками.

– Ты признаешь, что эта твоя пушка, парень?

Дверь салуна распахнулась, и в него вошел новый посетитель. Это был маленький светловолосый ковбой без шляпы, кашляющий, как чахоточный. Он захлопнул дверь и огляделся. При виде шерифа рука его сама собой метнулась к кобуре.

– Ты попался, парень, – сказал шериф Амалии.

– Это что тут такое? – спросил новый посетитель у хозяйки.

– Да вот, Билли Мэллоуна поймали, – объяснила она.

– Извини, ковбой, – промолвил между тем шериф Амалии, – но мне придется тебя арестовать.

Она метнула взгляд на вновь прибывшего, и ей в голову пришла неожиданная мысль.

– Послушайте, шериф, вы ошибаетесь. Если вы доставите меня к тому, кто меня знает, например, Питу Гамильтону, он вам легко подтвердит, что я – не Пуля.

– К Питу Гамильтону, да? – иронически сказал шериф.

– Да. Он служит шерифом в Арчере.

– Ну ты и шутник! – заметил шериф. – К Питу Гамильтону, ха! Да всем известно, что ты только и мечтаешь его пришить.

– А вы все-таки попытайтесь. Он подтвердит, что к Билли Мэллоуну я не имею ни малейшего отношения.

Уверенный тон Амалии сделал свое дело. Казалось, шериф начал колебаться.

– Ладно, парень, – сказал он. – А пока давай сюда руки. Сам понимаешь, мне не хочется, чтобы ты меня пристрелил. Или прострелил, ха-ха!

Амалия протянула руки, и шериф защелкнул на ее запястьях громоздкие наручники, соединенные толстой цепью.

– А теперь поднимайся и иди к двери. Но только без глупостей, Билли!

– Я не Билли, – сказала Амалия, которую все это уже начало раздражать.

– Ладно, парень. Ты попался, так имей мужество признать, что проиграл… Ты куда, Зак?

Вопрос был обращен к старому пьянице, который увязался за шерифом и его людьми.

– Мистер Фосетт, а моя награда… Ведь это я…

– Зак, – шериф положил руку ему на плечо, – ты нам пока не нужен. Иди проспись или еще лучше – напейся хорошенько. Когда надо будет, я тебя позову.

– Но награда…

– Ты что, думаешь, тебе ее так сразу дадут? Надо заполнить бумаги, то да се…

– Шериф!

– Отвяжись, тебе говорят!

Чахоточный ковбой привалился к стойке и мрачно глядел в сторону. Улучив момент, Амалия подмигнула ему и в сопровождении двух стражей проследовала к выходу.

Происшедшее казалось ей скорее забавным, чем наоборот. Ясное дело, им придется устанавливать ее личность, а когда шериф поймет свою ошибку, над ним не будет надрывать живот только ленивый. Испытывая неудобство от скованных рук, Амалия взобралась на Пегаса. Шериф ехал впереди, двое помощников окружили ее с боков, и один, не входивший в салун, замыкал шествие.

– Куда вы меня везете? – спросила Амалия.

– В тюрьму, – ответил шериф. – Там разберемся.

Амалия только улыбнулась про себя. Она не сомневалась, что когда они приедут в тюрьму, шерифа Фосетта ждет самый большой сюрприз в его жизни.

* * *

Рассказывает Билли Мэллоун.

Без лошади, без оружия, посреди незнакомой местности… Положение мое было, прямо скажем, не из лучших. Тем не менее кое-что я мог сделать. Для начала я подобрал «кольт» и стал искать патроны. Четыре я нашел, но остальные два как сквозь землю провалились. Тем не менее я почувствовал себя увереннее. Я засунул «кольт» в кобуру и двинулся по траве к дороге. Больше всего в тот миг я мечтал о встрече с желтоглазым, но он, конечно же, уже успел далеко уйти. Правда, он совершил одну промашку – ему не следовало оставлять меня в живых, и я надеялся, что благодаря этому смогу найти его и расквитаться с ним за все, что он натворил.

Я шел по дороге уже довольно долго, как вдруг мне навстречу выбежала моя лошадь. Не Птица, а та, на которой я ехал. Должно быть, с желтоглазым ей не понравилось, и она сбежала. Я малость воспрянул духом. С лошадью и четырьмя патронами я был уверен, что разыщу того малого хоть на краю земли.

Я дал коню шпоры. Он взвился на дыбы, но потом помчался так, что любо-дорого поглядеть. Должно быть, он тоже переживал за мое унижение. Я никогда никому не позволял безнаказанно издеваться надо мной и всю дорогу до ближайшего городишки развлекал себя разными приятными мыслями о том, как отыщу желтоглазого и что с ним потом сделаю. Больше всего я боялся, что он может уйти от меня, и, хотя это нехорошо, молил бога, чтобы он дал мне возможность поквитаться, а там будь что будет.

Сердце мое запело, когда возле салуна я увидел Птицу. Возле нее ошивался какой-то хмурый малый с «винчестером», у которого на физиономии было написано, что он тут не просто так. Я сразу же заподозрил неладное, но искушение было слишком велико, и я ввалился в салун.

За прилавком стояла здоровенная бесформенная баба, двое ковбоев примостились на стульях возле двери, а в глубине помещения сидел желтоглазый и о чем-то объяснялся с типом, у которого на куртке была звезда шерифа. У меня аллергия на шерифов – со звездами или без, все равно. Аллергия – это значит вроде как непреодолимое отвращение, я это слово вычитал в словаре. У некоторых, к примеру, аллергия на нищету, у других – на цветы, у третьих – на парней, которым вручили власть величиной с наперсток и которые готовы вывернуть вас наизнанку, чтобы только покрасоваться ею. Я покрепче ухватил «кольт» и спросил у толстой бабы, в чем дело.

– Да вот, Билли Мэллоуна поймали, – ответила она.

– Это кого? – оторопел я.

– Да вон того парня. Чудно, по виду я бы нипочем не сказала, что он бандит.

Тут я решил, что сплю и мне все это снится. Но тут желтоглазый поднял голову и увидел меня. Я не сомневался, что мне конец, – очень уж у него сделался насмешливый вид. Я попятился в угол, чтобы в случае чего продать свою жизнь подороже, но он отвернулся и спокойно продолжал беседовать с шерифом. Пот катился у меня по вискам, я весь взмок. Я не понимал, что происходит, но наконец он спокойно поднялся с места, дал надеть на себя наручники и прошествовал к двери. А прежде чем выйти, подмигнул мне. Ей-богу!

– Что будешь пить, малыш? – спросила хозяйка, шмыгая носом.

Я терпеть не могу, когда ко мне так обращаются. Мысленно я все перебирал в уме происшедшее и никак не мог понять, в чем дело.

– Бедный парень, – сказала хозяйка. – Ну и скотина ты, Зак!

Она обращалась к старому, вонючему забулдыге, который как раз в этот момент приблизился к стойке.

– Скоро я буду богат, – промолвил он важно. – Марта, налей мне пива.

– Пошел вон, сволочь! – отозвалась она. – Больше ты у меня ничего не получишь. – А затем обратилась ко мне: – Вы представляете, это он сдал бедного парня. Господи, ведь ублюдок Фосетт его повесит! Как пить дать, повесит!

Меня словно током ударило. По правде говоря, меня никогда в жизни не ударяло током, но в книжках так часто пишется.

– Но шериф не может так поступить, – сказал я. – Он должен доставить его в тюрьму округа…

Толстуха горько улыбнулась.

– Прошлым летом Фосетт повесил моего племянника, обвинив его в конокрадстве. Потом выяснилось, что его подставили, потому что он заглядывался на жену шерифа. Фосетт – сволочь!

И в это мгновение я понял, что мне следует сделать.

4

Пятеро всадников оставили городок и двинулись навстречу солнцу по равнине, поросшей чахлыми кустиками и редкими деревьями. Шериф победно усмехался себе в усы, и улыбка его нравилась Амалии все меньше и меньше.

– Когда мы приедем? – спросила Амалия.

– А ты что, Мэллоун, торопишься? – осведомился один из помощников Фосетта.

– Я не Мэллоун, – раздраженно сказала Амалия. – Покажите меня любому, кто его знает, и вы без труда убедитесь, что я не лгу.

– Очень мне это надо, бандюга, – отозвался шериф. – Все равно тебя уже приговорили в Сан-Антонио, так что…

– Что? – резко спросила Амалия.

– Ничего, – сказал Фосетт насмешливо. – Только, парень, если ты и впрямь веришь, что мы будем с тобой возиться, то ты ошибаешься.

– Постойте, – проговорила Амалия, чувствуя неприятный холодок в спине, – что все это значит?

Шериф не успел ответить, потому что из-за поворота впереди внезапно показался всадник. Это был молодой парень без шляпы, с растрепанными волосами, выгоревшими на солнце. Конь его тяжело дышал и ронял клочья пены. «Черт возьми, – мелькнуло в голове у Амалии, – как это ему удалось опередить нас?»

– С дороги, парень, с дороги! – сказал Фосетт. – Мы везем арестованного.

– Билли Мэллоуна? – полюбопытствовал всадник.

– Именно. Освободи путь, не то я скажу твоему папаше, и он тебя вздует.

– Вы ошиблись, шериф, – отозвался всадник. – У меня нет отца. И, кроме того, Билли Мэллоун – я.

Шериф натянул поводья. Он, очевидно, собирался выругаться, хотя ему следовало сделать совсем не это. Кто-то из его помощников, сообразив, в чем дело, схватился за «винчестер», но было уже поздно. Билли Мэллоун выхватил «кольт».

Четыре выстрела прогремели под обманчиво ясным небом. Какая-то лошадь заржала и шарахнулась, и после этого наступила тягостная, как начало романа ужасов, тишина.

Когда дым от выстрелов рассеялся, стало видно, что все конвоиры Амалии лежат на земле, не подавая признаков жизни. Амалия, остолбенев от происшедшего, что было сил вцепилась в луку седла.

– Привет, – сказал Билли Мэллоун застенчиво. – Кажется, я подоспел как раз вовремя.

Амалия раскрыла рот, собираясь что-то сказать, но ничего не пришло ей на ум. Она подумала, что теперь ей точно конец, но Билли, похоже, покамест не собирался ее убивать. Он поглядел на свой «кольт» и сунул его в кобуру.

– Ты зачем это сделал? – спросила Амалия наконец.

– Ну как же, – удивился Билли, – они же везли тебя вешать. Ты разве не понял?

– Но сначала они должны были установить, кто я, разве не так? – допытывалась Амалия, у которой голова шла кругом.

Билли пожал плечами.

– В этих краях никто не станет заниматься такой ерундой, – сказал он. – У кого из них ключ от наручников?

– Кажется, у шерифа.

Билли спешился, подошел к трупу шерифа и вытащил у него из кармана ключи.

– И все-таки, – спросила Амалия, – зачем ты это сделал?

– Ты сам меня позвал на помощь, – отозвался Билли, размыкая наручники.

Амалия с наслаждением потерла запястья – и замерла на месте.

– Я тебя позвал?

– Конечно. Помнишь, как ты мне подмигнул у двери?

При мысли, что из-за ее минутной шалости четверо человек отправились на небеса, Амалии стало нехорошо. Справедливое соображение, что эти люди сами были недалеки от того, чтобы с нею разделаться, ничуть не уменьшило ее терзаний. Полька по матери, по отцу Амалия была русской и, очевидно, отчасти унаследовала национальное чувство вины, не оставляющее русского человека на всем протяжении его жизни и довлеющее над всеми его поступками. Что бы он ни сделал, он обязательно мучается угрызениями совести, причем чаще всего тогда, когда исправить что-либо уже совершенно невозможно.

– Так что вот так, – сказал Билли.

Амалии не понравилось, что в это мгновение он стоял к ней лицом, перезаряжая свой «кольт» патронами, которые забрал у шерифа.

– Ты извини, что я круто с тобой обошелся, – проговорила она. Голос ее предательски дрогнул. – Я думал, ты хотел меня убить. За мной в последнее время охотится куча народу, и мне это не нравится.

Билли кончил заряжать револьвер и крутанул барабан.

– О чем речь, – сказал он. – Это они тебя ранили?

– А, ты заметил? Да, я чуть не околел.

– Ты случайно не налетчик? – вдруг спросил Билли. – Я, знаешь ли, не очень люблю налетчиков.

– Нет, – ответила Амалия, – я сам по себе.

– Убил кого-то?

– Так, кое-кого.

Билли вздохнул и свесил голову.

– Там, в салуне, я был уверен, что ты меня сдашь шерифу, – промолвил он. – Но ты не сдал. Хотя мог.

– Я никогда никого не предаю, – возразила Амалия. – Это не в моих привычках. Скажи, а пегая лошадь и вправду твоя?

– Моя.

Амалия вздохнула и слезла с Пегаса.

– Ладно. Тогда забирай ее, а мне отдашь свою. Идет?

– Идет, – согласился бандит. – Ты не хочешь забрать свою пушку?

– Хочу, – поколебавшись, сказала Амалия. – Кстати, револьвер с твоей меткой у шерифа, если хочешь знать.

Билли нашел свой револьвер, а Амалия взяла свой. Вернее, тот, что принадлежал Франсиско.

– Что собираешься делать дальше? – спросил Билли.

– Найти одного человека, – отозвалась Амалия. – Хочу задать ему пару вопросов.

– О чем?

– Да так, – хмыкнула Амалия. – Интересно, шериф не возил с собой ничего съестного? Мне не дали даже бифштекс съесть, а я со вчерашнего утра ничего не ел.

– Посмотрим, – сказал Билли.

После недолгих поисков им удалось обнаружить кусок пирога и пару фляжек.

– Пирог так пирог, – вздохнула Амалия. – Ты не хочешь?

– Нет.

– Тогда я все съем.

Она уселась на земле и с жадностью уплела пирог. Билли меж тем приладил себе на голову шляпу шерифа – сомбреро с лентой.

– Ты мне не отдашь платок? – спросил он, немного поколебавшись.

Амалия поморщилась. Вот вам: все начинается сначала.

– Откуда он у тебя? – спросила она.

– Взял в одном месте, – ответил бандит туманно, почесав висок.

Амалия пожала плечами и сняла платок с шеи.

– Ладно, я его тебе отдам, если ты скажешь, что написано тут на бирке.

– На бирке? – переспросил Билли озадаченно.

– Ага.

Билли долго вглядывался в бирку, но потом отступился и вздохнул.

– Ладно. Так что тут написано?

– Это французская надпись, – объяснила Амалия. – А переводится она так: «Сестры Брюн, изделия из шелка».

– Ты и по-французски разговариваешь? – недоверчиво спросил Билли. – Ну надо же! Слушай, а откуда ты, если не секрет?

– Я вообще-то не здешний, – ответила Амалия.

– Это я понял, – отозвался Билли. – Ты не по-нашему выражаешься.

– В каком смысле? – насторожилась Амалия.

– Слишком правильная у тебя речь, – пояснил Билли. – Местный народ так не говорит.

– Я прибыл из-за океана, – сказала Амалия.

Билли зачарованно приоткрыл рот.

– Из-за океана? А из-за какого?

– Атлантического.

– Так ты из Европы?

– Ну да.

– Здорово, – сказал Билли. – Я никогда там не был. Хотя, наверное, интересно.

– Тебе там вряд ли понравится, – заметила Амалия, оглядываясь на лежащие тела. – Там не дают убивать кого ни попадя.

– А я вообще никого не хотел убивать, – вздохнул Билли. – Просто люди такие сволочи, что трудно удержаться.

Тут, хотя язык у Амалии был подвешен как следует, она так и не нашлась, что ответить на простодушное признание юного бандита.

– А как тебя зовут? – спросил Билли, с любопытством глядя на нее.

Амалия немного подумала.

– Можешь звать меня Эмилио.

– Эмилио так Эмилио, – согласился Билли. – Слушай, когда я на тебя гляжу, у меня возникает ощущение, что я тебя где-то видел. Мы не встречались?

– Один раз, – ответила Амалия, – в Остине.

Билли поморщился.

– Так ты был на суде? Смех, а не суд. За один день мое дело разобрали, и меня приговорили к… – Он сделал выразительный жест вокруг шеи, высунув одновременно язык.

– Это они зря, – заметила Амалия тоном прожженного уголовника.

– Точно, – согласился Билли. – Так куда ты теперь, Эмилио?

– Говорю же: мне надо разобраться с кое-каким делом, – повторила Амалия. А затем пояснила: – Одного парня зарезали, как свинью, и я должен понять, за что.

– Он был твоим другом? – спросил Билли.

– Нет. Просто парень, которого я знал. Но там чуть не убили моего друга, а вскоре начали стрелять в меня. Мне все это не нравится. Слушай, – встрепенулась она, – ты знаешь Пита Гамильтона?

Облачко набежало на лицо Билли.

– Пит – сволочь, – сказал он. – У тебя с ним какие-то дела?

– Никаких, – быстро ответила Амалия. – Раз ты его знал, то, может, скажешь, как он в обращении с ножом?

– С ножом?

– Да. Мог бы он хладнокровно перерезать человеку горло?

Билли немного подумал.

– Знаешь, Пит – мерзавец, каких мало, но чего нет, того нет. Он хороший стрелок и с ножом никогда не имел дела. То есть ножом-то он владеет, но чтобы убить им человека – вряд ли. Вот в спину выстрелить, на такое он горазд. Это случаем не он тебя ранил? – внезапно спросил Билли.

– Нет, – угрюмо отозвалась Амалия, – другой человек.

Она поднялась с места и направилась к серой в яблоках лошади.

– Ладно, Билли, – сказала она, садясь в седло. – Спасибо за то, что выручил меня. И удачи тебе.

– Ты куда? – спросил Билли, тоже вскочив в седло.

– Хочу разыскать парня по имени Джимми Роулинз, – ответила Амалия. – Может, ему кое-что известно, а может, и до него уже добрались.

– Роулинз? – переспросил Билли.

– Да, у него ранчо где-то в Техасе.

Билли фыркнул.

– Техас большой, – заметил он. – Эй, ты в порядке? У тебя кровь течет.

Амалия скосила глаза на свою рубашку и увидела на ней красное пятно.

– Ну и черт с ней, – в сердцах выпалила она и подобрала поводья.

– Ты хоть знаешь, куда ехать? – спросил Билли.

Амалия поморщилась.

– Понятия не имею. Но в любом случае мне надо на север.

– Мне тоже, – сказал Билли.

– А тебе зачем? – поинтересовалась Амалия.

– Мне надо убить Бандита Пита, – ответил Билли с обезоруживающей простотой. – Ты не против, если я поеду с тобой?

5

Сначала Амалия решила, что ослышалась, но, поглядев в лицо Билли, поняла, что он говорит всерьез.

Первым ее побуждением было послать Билли к черту, но, понятное дело, язык как-то не поворачивался сказать такое парню, которому хватает одной пули, чтобы превратить человека в бездыханное тело.

– Тебе-то это зачем? – спросила Амалия напрямик.

Билли вздохнул и сдвинул шляпу на затылок.

– Знаешь, когда ты меня отлупил, я готов был тебя убить. Там, в салуне, ты мог бы очень легко сдать меня шерифу, но не сделал этого. Я порядочно насмотрелся на подлецов в своей жизни и сразу же понял, что ты не такой. Ты – человек чести. Просто разные сволочи загнали тебя в угол, и ты решил, что я с ними заодно. Но это не так. Я… – Он глубоко вздохнул. – Я уважаю таких людей, как ты. И я бы хотел тебе помочь. Ты же ранен, и вообще… Если ты меня не выдал, я твой друг, а друзей в беде я не бросаю. Я не такой.

Амалия отвела глаза. Она поняла, кто читал ту дурацкую книжку о благородных героях и почему. Ясное дело, все, что происходило с героем, молодой человек примерял на себя. И еще она поняла: парень, которому принадлежала пегая лошадь, жутко одинок. У нее не хватило бы духу оттолкнуть его.

– Знаешь, – сказала Амалия, – если ты поедешь со мной, я буду только рад. Ты и впрямь хочешь мне помочь?

– Ага, – ответил Билли, застенчиво глядя на нее из-под светлой челочки.

– Ладно. Тогда план такой: мне надо найти Джимми Роулинза и потолковать с ним. Потом мы решим, что нам делать.

– А ты бы не мог рассказать мне, в чем, собственно, дело? – попросил Билли, когда они двинулись в путь. – Может, я смогу тебе кое-что подсказать.

Поколебавшись, Амалия в общих чертах обрисовала ситуацию. Разумеется, она и словом не обмолвилась о том, что произошло в Ларедо, сказала только, что пришлось в срочном порядке уносить оттуда ноги.

– Да, странная история, – согласился Билли. – Но больше всего мне не нравится, что рядом оказался Бандит Пит.

– Это может быть и простым совпадением, – заметила Амалия.

– Вряд ли, – угрюмо сказал Билли. – Слишком хорошо я его знаю.


К вечеру начал накрапывать дождь, и они остановились на ночлег под раскидистым деревом.

Амалия привязала лошадь и стала расчищать место для костра. Билли ловко зажег огонь.

– А знаешь, – задумчиво сказала Амалия, – когда мы вместе, у нас кое-что может получиться.

– Ага, – отозвался Билли, выхватил «кольт» и выстрелил. И тут же добавил: – Городские жители бывают чертовски неосторожны.

В руке он держал за хвост гремучую змею, которой разнес голову метким выстрелом. Туловище ее все еще извивалось. Амалия, глядя на это, почувствовала, как ее пробирает дрожь.

– По-моему, ты ей понравился, – заметил Билли. – Господи, ты же чуть не сел на нее!

– Билли, – прошипела Амалия, когда обрела дар речи, – больше никогда так не делай, черт тебя дери!

– Ладно, – легко согласился Билли.

– И выбрось эту дрянь отсюда! – Амалию все еще била дрожь.

– Зачем? – удивился Билли. – Мы из нее суп сварим.

– Суп? – Амалия оторопела.

– Ну да, – беззаботно подтвердил Билли. – Ты никогда не пробовал суп из гремучки? Прелесть что такое!

Какую-то долю секунды Амалия готова была поверить, что сходит с ума, но тут она заметила веселые искорки в глазах Билли и поняла, что он смеется над ней.

– Отлично, – свирепо отозвалась она, – первым блюдом будет суп из гремучей змеи, а вторым – филе из Мэллоуна.

Билли захохотал и, широко размахнувшись, отшвырнул змею прочь.

– Ты догадался, да? Понимаешь, это старая ковбойская шутка – суп из гремучей змеи! – Он так смеялся, что даже начал кашлять.

– Что с тобой? – спросила Амалия встревоженно.

– Ничего. – Он пытался прекратить кашлять, но вместо этого зашелся еще сильнее.

Амалия побледнела и поднялась с места.

– А ну-ка, сними шляпу.

– Зачем?

Амалия сняла с него шляпу и положила руку ему на лоб.

– Эй, что такое? – заворчал Билли, притворяясь, что сердится.

– У тебя чахоточный кашель, вот что такое, – сказала в сердцах Амалия.

Билли побледнел.

– Нет у меня никакого…

– И температура выше, чем должна быть.

– Я немного простудился…

– Хватит врать! В твоей семье кто-нибудь умер от чахотки?

Билли отвел глаза.

– Мама.

Амалия вздохнула и потерла переносицу. Значит, и у этого бандита была мать, и он тоже называл ее мамой, как и все дети на земле.

– Скажи, что ты пошутил, – внезапно попросил Билли. – У меня ведь нет чахотки?

Амалия закусила губу.

– Ты часто кашляешь?

– Бывает иногда.

– Дышать легко? Кровью не плюешься?

– Было пару раз, – нехотя ответил Билли.

Амалия покачала головой.

– Это плохо, Билли. Тебе надо лечиться.

– Не надо мне лечиться! – с неожиданным ожесточением сказал Билли, швыряя в костер ветки. – Моей матери док тоже сказал: поезжайте в теплые края, вам будет лучше. Мы и переехали в Силвер-Сити. Она пекла пироги. Была такая веселая… – Глаза его наполнились слезами. – Всегда пела… И даже за два дня до смерти верила, что все будет хорошо, все образуется… Черта с два! – злобно выпалил он. – Она захлебнулась кровью. Вот так все и образовалось.

– А потом? – тихо спросила Амалия. – Что было потом?

– Меня взяли в приемную семью. – Билли криво усмехнулся. – Не за спасибо, конечно. Я мыл стаканы в салуне, с утра до ночи. Я не выдержал и сбежал.

– А твой отец?

Билли дернул плечом.

– У меня нет отца.

Они замолчали. Билли глядел в огонь, в котором потрескивали сухие ветки.

– Ладно, – сказала Амалия. – Жаль, что еды у нас нет. В другой раз надо будет взять с собой про запас.

У Билли было с собой немного виски, но Амалия от него отказалась. Они расстелили одеяла и растянулись на земле. Билли взял свою книжку и стал ее читать. Он лежал у костра, опершись щекой на руку, и походил на счастливого подростка.

– Хочешь? – спросил он у Амалии, указывая на книжку.

– Нет, – ответила она, – я таких не читаю.

– А какие книжки ты читал? – оживился Билли. – Расскажи мне.

– Ну… разные. Гофмана, Флобера, Бальзака, Золя…

– А историю Монти ты читал?

– Нет, – удивилась Амалия, – а что это такое?

– Эх ты, даже не читал историю Монти!

Из дальнейших расспросов выяснилось, что он имел в виду роман «Граф Монте-Кристо». Какой-то предприимчивый графоман отрезал вторую часть фамилии у героя Дюма и перенес его приключения в Америку, выкинув самые интересные сцены.

– Э, нет, – возмутилась Амалия, – все было совсем не так!

– А ты откуда знаешь? – удивился Билли.

– Я помню эту книжку. Вот слушай, как было на самом деле…

И она принялась рассказывать. Но попутно ей пришлось объяснять, кто такой Наполеон, где находится замок Иф и почему Эдмону Дантесу было отказано в справедливом суде.

В лице Билли Амалия получила самого благодарного слушателя на свете. Сначала он перебивал ее вопросами и ссылался на свою десятицентовую версию, автор которой перевернул все с ног на голову, но потом повествование захватило его. Амалия вспоминала все новые и новые подробности; и оказалось, что она знает роман почти наизусть.

Рассказав, как Эдмону Дантесу удалось бежать, Амалия заметила, что у нее слипаются глаза.

– Вот это да! – воскликнул Билли. – А что дальше-то было?

– Завтра расскажу, – невнятно проговорила Амалия, зевая во весь рот.

– Я ничего подобного в жизни не слышал, – признался Билли.

Амалия поерзала на своем жестком ложе, стараясь поудобнее накрыться одеялом.

– Ладно, – проговорила она в промежутке между двумя зевками, – если тебе так нравится эта книжка, я постараюсь отыскать ее перевод на английский и подарю его тебе. Когда все кончится.

Билли уселся на земле, достал губную гармошку и приложил ее к губам. Раздался долгий, протяжный, берущий за душу звук.

– Ты лучше расскажи, – попросил Билли, отрываясь на мгновение от гармошки. – Потому что, когда все кончится, меня скорее всего повесят. Так я и помру, не узнав, чем все завершилось у Монти.

Он снова приложил к губам гармошку – и зашелся в приступе надсадного кашля. Амалия, уже начавшая засыпать, мгновенно пробудилась. Точно так же кашлял ее родной брат, скончавшийся от туберкулеза.

– Вот черт… – слабо проговорил Билли.

Амалия откинула одеяло, поднялась на ноги, сняла с себя красную куртку, подбитую плотной тканью, и набросила ее на плечи Билли. Куртка досталась Амалии от Розы, которая следила за тем, чтобы будущая звезда ларедского борделя не подхватила лихорадку по дороге. Билли поднял глаза. Он явно был сильно смущен.

– Да нет, не стоит… Зачем…

– Ты бы лучше постарался выспаться, – проворчала Амалия, вновь укладываясь на землю.

– А караулить кто будет? – спросил Билли.

Пожалуй, после того как они перебили такую кучу народу, такая предосторожность была нелишней.

Амалия вздохнула и закрыла глаза. Где-то совсем неподалеку от них фыркали привязанные лошади.

– А как у него все кончилось? – неожиданно спросил Билли.

– У кого?

– У Монти… Эдмона Дантеса. Он им отомстил?

– Всем, – заверила его Амалия.

– Вот и хорошо, – одобрил Билли. – Мне бы тоже добраться до Бандита Пита до того, как я околею, а больше мне ничего и не надо.

– Дался тебе этот Бандит Пит… – пробурчала Амалия.

Билли глубоко вздохнул и вновь приложился к своей гармошке. Его застенчивое полудетское лицо с чуть торчащими, как у белки, передними зубами было очень серьезно.

– Еще как! – сказал он. – Пит – сволочь. И он… – Он хотел что-то еще добавить, но сдержался.

– Сволочей все равно больше, чем ты можешь застрелить, – возразила Амалия, в которой взыграл практический дух.

– Но я могу хотя бы уменьшить их число, – не согласился Билли.

Амалия вспомнила, что в точности такая же фраза была в десятицентовой книжке, которую он читал.

– Давай лучше спать, – проворчала она.

Где-то залаяли койоты, пронзительно заверещала какая-то птица. Но Амалия уже не слышала ничего этого. Она спала.

6

Наутро Амалия поднялась с ощущением, что ее тело рассыпается на части, и непонятно, каким образом они все еще держатся вместе. Ибо Амалия Тамарина была на самом деле невероятной неженкой. Стоило чуть-чуть подуть ветерку, как она сразу же начинала кутаться в шаль. Да не какую-нибудь, а от самой Каролины Ребу. Но то, что могла себе позволить хрупкая красавица Амалия, заведомо не смог бы осуществить хмурый Эмилио с загорелым лицом и револьвером, заткнутым за пояс.

– Черт возьми, есть-то как хочется! – такой была первая фраза, вырвавшаяся у нее.

– Мне тоже, – признался Билли. – Ничего, поедим в первой попавшейся деревушке. Только надо держать ухо востро, а то как бы не нарваться после вчерашнего на неприятности. А вообще лучше сначала убраться подальше. Вдруг местные жители вздумают устроить на нас облаву? Осторожность никогда не повредит.

Амалия с любопытством посмотрела на своего спутника. На щеках Билли проступили розовые пятна, но выглядел он сегодня лучше, чем вчера. Шпоры надраены и блестят, в глазах ни капли усталости. Интересно, он хоть немного спал в эту ночь?

– Надо было тебе меня разбудить, – сказала ему Амалия, поднимаясь в седло. – Я бы тоже покараулил, а ты пока поспал.

Билли коротко мотнул головой.

– Не, – сказал он. – Я и так спать не собирался.

Они затоптали костер и, сев на лошадей, поехали по направлению к возвышающимся вдали красноватым горам. Пегая лошадь Билли то и дело танцевала и сбивалась с шага.

– Н-но! Но, Птица!

Птица мотала головой и не слушалась повода.

– Что такое? – спросила Амалия, когда на одном из поворотов Билли остановился так резко, что чуть не вылетел из седла.

– Сам не пойму, – проворчал бандит. – Может, она дурман-травы наелась?

– А это что такое? – заинтересовалась Амалия.

– Ты что, не знаешь? – недоверчиво спросил Билли.

– Я же не из здешних мест.

Билли поскреб в затылке.

– Ну, дурман-трава – это такая дрянь, от которой лошадь начинает чудить. Видит, скажем, лужу и решает, что перед ней река. А бывает и наоборот: река без брода начинает казаться ей совсем не опасной.

– А-а, – протянула Амалия и без особых усилий поехала вперед на своем сером в яблоках. Пегас-Птица тотчас ринулся за ней, отчего Билли едва не вылетел из седла вторично.

– Нет, это не дурман, – пропыхтел Билли, косясь на бесстрастного Эмилио. – Слушай, ты что с моей лошадью сделал?

– В каком смысле? – удивилась Амалия.

– Да ведет она себя странно, вот что!

– Может, у нее просто ноги расковались? – предположила Амалия.

Они остановились. Билли сошел с лошади, но, когда он захотел осмотреть ее копыта, она захрипела и попятилась.

– Тихо, Пегас, – скомандовала Амалия, соскакивая на землю.

– Пегас? – Билли так и подскочил на месте.

– Ну да, я так называл твою лошадь, а что?

Пегас фыркнул и мотнул головой. Амалии он без всякого протеста дал осмотреть все четыре подковы.

– Нет, ноги в порядке, – резюмировал «Эмилио», сдвигая шляпу на затылок.

Билли стоял на месте и, тяжело сопя, косился на своего спутника.

– Черт знает что! – выпалил он с яростью. – Мало того, что ты платок отнял и шляпу, да по морде съездил, так еще и лошадь мою заговорил!

Он пнул ногой землю. Несколько камешков подскочило в воздух.

– Слушай, – рассердилась Амалия, – честное слово, я тут ни при чем!

– Ну да, ни при чем! – выкрикнул Билли. – А лошадь больше не хочет, чтобы я на ней ездил! Думаешь, я не вижу?

Амалия тяжело вздохнула и только руками развела. Что правда, то правда – она всегда обожала лошадей, и ей легко было найти с ними общий язык.

– Это вышло просто случайно, – сказала она. – Просто тебя долго не было, и твоя Птица успела от тебя отвыкнуть.

– Да что ты можешь знать об этом? – разошелся Билли. – Тоже мне, нашелся всезнайка желтоглазый! Мы с моей Птицей знаешь в каких переделках побывали? Какие тебе и не снились! Да, не снились! Ходит тут пижон в моем платке… – с обидой прибавил он. – И история Монти ему не такая, приплел к ней черт знает что… и лошадь мою отнять норовит…

В тоне Билли, во всех его речах было что-то такое до невозможности ребяческое, что Амалия, слушая его, едва могла удержаться от улыбки.

– Билли, – начала она, – я…

– Для тебя я не Билли, – ощетинился юный бандит, – а Уильям Генри Мэллоун, вот так! И нечего меня Билли называть.

– Ну хорошо, мистер Мэллоун, – с гримасой скуки промолвила Амалия. – Может быть, вы мне скажете наконец, чего вы от меня хотите?

Билли позеленел, на носу его выступили веснушки.

– Я хочу? Да ничего я не хочу, черт подери! Отдавай мне обратно серого, а сам бери себе Птицу, раз ты такой умный.

Амалии очень хотелось дать Билли подзатыльник, но она была умна и понимала, что горячий на расправу парень вполне способен пристрелить ее за такую вольность.

– Хорошо, – только и сказала она, сняла с серого сверток со своими вещами и повесила его на Пегаса.

Билли с мрачным лицом переложил свою сумку.

– Похоже, что нам лучше разъехаться, – очень спокойно проговорила Амалия, глядя Билли прямо в глаза. – У меня свое дело, у тебя – свое. Ты, в общем, хороший парень, но мне позарез надо узнать, кто убил моего приятеля, а у тебя счеты с Питом Гамильтоном. Похоже, что нам не по пути.

– Это точно, – угрюмо подтвердил Билли, взбираясь на серого в яблоках коня. – Похоже, что нам с самого начала было не по пути.

Он закашлялся, и ему показалось, что во взгляде желтоглазого мелькнули искорки жалости, а Билли ненавидел, когда его жалели.

Амалия села на пегую лошадь и поправила притороченный к седлу сверток. Больше говорить было не о чем.

– Прощай, Билли Пуля, – сказала она степенно. – Было очень приятно с тобой познакомиться.

– Иди ты к черту! – отозвался Билли в сердцах и снова закашлялся.

Амалия развернула лошадь и поскакала прочь. Она была уверена, что Билли, несмотря на размолвку, не выстрелит ей в спину, но все же ей не терпелось оказаться от него как можно дальше.

– Проваливай, – прохрипел Билли вслед всаднику, исчезающему в клубах красноватой пыли.

Он снова был один. Как всегда. Один, вечно один… Отчего-то сегодня от подобных мыслей у него сделалось горько во рту. Билли опустил голову и заметил, что красная куртка, которую ему дал Эмилио, осталась на нем. И тут же вспомнил еще, что раз Эмилио уехал, он никогда не узнает продолжения истории про Эдмона Дантеса, и расстроился окончательно.

7

К вечеру того же дня Билли спешился на главной улочке маленькой деревушки, прилепившейся у подножия гор. Земля эта когда-то принадлежала Мексике, и большинство жителей здесь были мексиканцы, смуглые, черноглазые и черноволосые. Между бедными домиками с камышовыми крышами бродили пестрые куры, несколько детей с увлечением возились в грязи. Шмыгнув носом, Билли обратился к самому старшему из них, и тот поднялся, удивленный легкостью, с какой светловолосый гринго говорил на их языке. По-испански Билли Мэллоун действительно мог изъясняться не хуже любого мексиканца.

Несколько фраз, и Билли узнал все, что ему было нужно. Нет, шерифа в деревеньке нет, потому что шериф тут и не нужен. Конные стрелки, в чьи обязанности входит поддержание порядка, не объявлялись в этих местах лет сто, если не больше. Правда, пару часов назад приехали какие-то незнакомцы из Ларедо, но по виду они совсем не похожи на блюстителей закона. Сказали, что они разыскивают какого-то человека, который задолжал сеньору Санчесу.

Билли наморщил вздернутый нос. О Санчесе он слыхал – Санчес был владельцем лучшего в Ларедо борделя, но до него, по крайней мере в данный момент, Билли не было никакого дела. Он только спросил, есть ли в деревушке постоялый двор, и мальчишка вызвался его проводить за мелкую монетку.

Вообще-то деревушка была крошечная, и вполне можно было ограничиться описанием дороги, но Билли Мэллоуну не была свойственна жадность. Он позволил себя проводить (всего-то шагов тридцать, не больше), вручил мальчику монетку и на его восхищенный вопрос, не серебряные ли шпоры у сеньора кабальеро, небрежным тоном ответил, что, может быть, и серебряные, только ему самому ничего об этом не известно. Спешившись, Билли привязал лошадь к коновязи, зачем-то поправил револьверы в кобуре и, войдя в зал, немного замешкался на пороге, чтобы иметь возможность разглядеть всех, кто находился внутри.

Общество, обретавшееся между облаками вонючего дыма от дешевых сигар, висевшего под потолком, и заплеванным полом, собралось вполне устраивающее Билли. Ни одного шерифа, ни одного шерифского прихвостня-осведомителя, которые подчас бывают еще опаснее, чем их наниматели. Маленький зал был набит битком, и, судя по тому, как разрывалась между столами единственная служанка, ей не часто приходилось встречать такое количество народу. Двое смуглых кабальеро, у ног которых стоял набитый чем-то похожим на кочаны капусты мешок, молча поглощали жесткие бифштексы. Несколько поодаль, за самым большим столом, шесть человек играли в покер засаленными картами. Двое курили, прислонившись плечами к столбу, подпиравшему низкий потолок. Болтовня, смех, крики не смолкали ни на секунду.

– А я говорю вам, все это враки! – объявил толстый мексиканец с воинственно закрученными кверху усами. – Ни один человек не может провернуть такое, даже если ему помогает сам дьявол!

Пока он разглагольствовал, его партнер заглянул к нему в карты и без колебаний бросил на стол десятку бубен.

– Я сам видел их трупы, – многозначительно уронил другой, высокий и тощий, с двумя шрамами на правой щеке. – И доподлинно известно, что это сделал именно он, Гильермо Пуля. Сначала он прикончил шерифа и его присных – да приютит всемилостивый бог их души! – а потом разделался с друзьями шерифа, этими жалкими виджилянтами.

– И поделом им! – загоготал его низкорослый сосед с жирным, лоснящимся от пота широким лицом. – Больше не будут вешать бедных конокрадов! Твой ход, Гарсия.

Билли слушал разговоры мексиканцев с вялым интересом. Он так привык к болтовне о своих подвигах, что она уже не вызывала в нем ничего, даже отдаленно похожего на изумление.

Однако Гарсия, толстый мексиканец с усами, заметил его и быстро толкнул ногой под столом человека с лоснящимся лицом. А им был не кто иной, как сам Большой Доминго, главарь банды, отправившейся на розыски Амалии.

– Смотри, Большой! – вполголоса проговорил Гарсия.

Доминго, которому как раз шла карта, недовольно поморщился, решив, что партнер просто хочет отвлечь его внимание.

– У двери! В красной куртке, – снова толкнул его усатый.

Доминго повернул голову. В глазах его зажглась искорка интереса.

– В красной куртке? – слегка растягивая слова, промолвил он. – Постой… Санчес вроде говорил, что на ней была красная куртка.

– И что она одета как мужчина, – добавил Гарсия. – Ей-богу, это она!

Обостренным нюхом изгоя Билли учуял, что привлек чье-то внимание, но решил: просто разговаривавшие о его подвигах в этом прокуренном зале люди узнали его. Однако Билли вовсе не хотел быть узнанным. Он хотел спокойно добраться до Арчера и без помех прикончить Бандита Пита. Поэтому надвинул шляпу ниже на лоб и проследовал к единственному свободному месту в зале – как раз неподалеку от стола игроков.

– Да нет, – пробормотал Доминго, – мне кажется, это мужчина.

Бандиты переглянулись. Карты были вмиг забыты, и сообщники придвинулись поближе друг к другу.

– Но красная куртка, – многозначительно проговорил Гарсия.

– И, в конце концов, она вполне могла запихать в штаны какой-нибудь платок, чтобы выдать себя за мужчину, – добавил один из бандитов.

Посыпались шутки, которые Доминго оборвал с раздражением.

– На какой этот парень лошади приехал? – спросил он. – Хорхе, сходи, выясни.

– По-моему, это все же она, – настаивал Гарсия.

Хорхе вернулся и доложил, что неизвестному (или неизвестной) принадлежит серая в яблоках лошадь.

– Мальчишка в Ларедо сказал, что лошадь была не белая и не вороная, – размышлял вслух Доминго. – Она вполне могла быть серой.

Билли, до которого служанка наконец добралась, показал ей золотую монету. Ему немедленно принесли жареные бобы с мясом и местную текилу, такую крепкую, что она вполне заслуживала название горлодера.

– Да нет, это мужчина, – пробурчал Доминго. – Посмотри, как он хлещет текилу!

Бандиты стали переглядываться. Те из них, что не сидели за столом, сгрудились за спиной главаря и сосредоточенно сопели ему в затылок, ловя каждое его слово.

– Как бы проверить, кто он на самом деле? – пробормотал Доминго. – Эй ты, служанка!

Неопрятная особа, которой на вид было не меньше сорока, хотя на самом деле едва сравнялось тридцать, выслушала Доминго без удивления и подошла к Билли. Бандиты видели, как она игриво положила пальцы на его руку. Билли, однако, мрачно посмотрел на нее и руку убрал.

– Ничего удивительного, – прокомментировал один из соратников Большого Доминго. – Я и сам бы в постель с такой страхолюдиной не улегся.

Доминго метнул на него свирепый взгляд. Его люди уже начали позволять себе смеяться над ним, а для лидера это плохой признак. Неожиданно взгляд его упал на старого Фелипе, самого почтенного члена банды. Откинувшись на спинку стула, он безмятежно храпел с открытым ртом, закинув назад голову. Не так давно он помог им найти ту троицу, что привезла к Санчесу убийцу его сына. Фелипе высказал гениальную догадку, что они попытаются кратчайшим путем вернуться к себе домой, и его предположения оправдались, после чего за Фелипе укрепилась слава едва ли не мудреца и провидца. Доминго решил, что и теперь старик сумеет вызволить их из затруднения, в котором они оказались.

– Эй, Фелипе! – крикнул главарь и что было сил встряхнул его. – Просыпайся!

– Да не брал я ее кур, она все врет! – пробормотал во сне Фелипе и сделал попытку свалиться со стула.

Доминго яростно затряс его.

– Фелипе! А ну, вставай!

– Куда, зачем? – проворчал пьяница, но все-таки открыл глаза.

– Фелипе, – требовательно проговорил Доминго, – чем мужчина отличается от женщины?

Фелипе покрутил головой, открыл в сладком зевке рот (больше половины зубов в нем отсутствовало), почесал седую бороду и наконец воззрился на Доминго. Заметив за спиной последнего ухмыляющиеся рожи своих товарищей, он наконец сообразил, что над ним шутят.

– Ну чего ты пристаешь к старику… – пробормотал он. – Спроси лучше Энрике, он тебе лучше об этом расскажет, чем я.

Бандиты загоготали. Энрике, молодой, стройный, с черными глазами в пол-лица, считался в банде самым неисправимым сердцеедом.

– Я тебя спрашиваю, черт побери! – прохрипел Доминго и встряхнул его.

– Ну ладно, уж и пошутить нельзя, – обиделся пьяница. – Значит, чем женщины отличаются от мужчин, да? Значит, женщины… – Он открыл рот, сосредоточенно размышляя, и наконец выпалил: – Женщины боятся мышей!

– Вот оно что… – медленно проговорил Доминго.

И вновь подозвал к себе неопрятную служанку. Та заколебалась, но он бросил ей серебряный доллар, и она, помедлив, кивнула и исчезла.

– Сейчас увидим, – пробормотал себе под нос Доминго, потирая руки.

Билли Пуля чувствовал в воздухе какое-то напряжение, и нервы его были натянуты. До него долетали обрывки разговоров за соседним столом: сначала эти чумазые мексиканцы таращились на то, как он пьет текилу, хотя этот напиток был для Билли не крепче пива – не потому, что Билли был заправским пьяницей, а потому, что обладал редкой способностью никогда не пьянеть, сколько бы ни было им выпито. Потом, насколько он мог судить, между игроками зашел разговор о женщинах, и они этак неодобрительно поглядывали на него – наверное, потому, что он отверг авансы той уродливой старухи. Слов нет, Билли любил женщин (и они чаще всего отвечали ему взаимностью), но только не таких, как эта служанка. Она, кстати, только что вернулась и вновь стояла рядом, глядя на него с улыбкой одновременно застенчивой и заносчивой.

– Принести вам еще? – неприязненно спросила она.

Билли показал на свою тарелку.

– Я еще не доел, – коротко ответил он.

– А, – неопределенным тоном протянул она. – Para usted, senor…[119]

И с этими словами она разжала плотно стиснутые пальцы и бросила Билли на тарелку живую мышь.

Неизвестно, как бы повел себя кто другой, узрев у себя на тарелке серое, хвостатое и усатое существо, тыкающееся носом в куски недоеденного мяса, но факт остается фактом: Билли сорвался с места и заорал не своим голосом. Этот вопль послужил сигналом для Доминго и его бандитов, которые со всех сторон набросились на несчастного гринго и вцепились в него двумя дюжинами рук. Билли попробовал было сопротивляться и почти достал револьвер, но тот был выбит у него из руки и закатился под стол. Кто-то набросил на него одеяло – полосатое серапе, и он заметался, пытаясь сбросить его с себя. Пока Билли сражался с серапе, Фелипе, на удивление проворно бегавший на своих искривленных ногах, успел принести веревку. Несмотря на вопли Мэллоуна, на его проклятья на испанском и родном английском, от которых скукоживался даже сигарный дым, Билли был завернут в серапе и связан по рукам и ногам, как какой-нибудь баран, после чего ему заткнули кляпом рот. Мышь, по-прежнему сидевшая на тарелке, в ужасе таращилась на то, что творилось вокруг.

– Ага, – сказал Доминго довольно. – Попалась, красавица!

Кулем лежавший на полу Билли Мэллоун издал протестующий хрип, и в это мгновение мышь пискнула и соскочила с тарелки. Даже усы ее поднялись дыбом от страха.

Дверь с ужасающим скрипом приотворилась, и в ее проеме возник человек. Пораженные до глубины души, бандиты уставились на него во все глаза.

8

Это был стройный кабальеро лет двадцати с необыкновенно холодными глазами янтарного оттенка. Светлые волосы его спускались до плеч, из-за пояса грозно топорщились рукоятки двух револьверов. На шее у незнакомца был повязан чрезвычайно кокетливый сиреневый платок.

Первым опомнился Гарсия. Он толкнул Доминго локтем в бок.

– Гляди, да ведь это сам Гильермо Пуля собственной персоной!

Услышав такие слова, их замотанный в одеяло пленник захрипел еще громче. Стоящий в дверях молодой человек бросил на него один-единственный взгляд, и при этом в лице его не дрогнуло ни единой жилочки.

Служанка почувствовала, как у нее вспотели ладони. Надо же! Этот человек – тот самый Гильермо Пуля, храбрец из храбрецов, которого не смеют оскорбить ни бог, ни дьявол. А какой красавец! Значит, не лгала толстая Мариэтта, видевшая его краешком глаза в Сан-Эстебане, куда он пару лет назад наведывался по своим бандитским надобностям.

Красавец скользнул взглядом по лицам, занес ногу и переступил через порог. В душе Доминго боролись противоречивые чувства. С одной стороны, у людей их профессии не принято навязываться со своим вниманием. Ведь сеньор Пуля – outlaw, за голову которого объявлена нешуточная награда, и если он не так поймет ваши чувства, то запросто может и на месте уложить. Уложил же он совсем недавно глупого шерифа Фосетта вместе с его дружками-виджилянтами! Но, с другой стороны, для всего бандитского юга, для головорезов из Техаса и Нью-Мексико Билли уже давно сделался фигурой героической, можно даже сказать – живой легендой. Он был кумиром души самого Большого Доминго, и – надо же! – сам кумир из плоти и крови стоял в это мгновение всего в нескольких шагах от него. Нет, такой случай нельзя было упускать.

– Всем привет! – сказал по-английски Билли Пуля, он же Эмилио, он же Амели Дюпон, он же Амалия Тамарина. Следующая фраза была обращена к служанке, которая застыла на месте, боясь дохнуть. – Здорово, красавица, что у нас сегодня на ужин?

– Э… у нас… а… – Красавица лихорадочно вспоминала английские слова, которые были ей известны. – У нас мясо, и бобы, и паэлья, и…

– Неси все, – распорядился Билли Пуля, улыбаясь ей. – Я дьявольски голоден.

Доминго решился. Он облизнул губы кончиком языка и сделал шаг вперед.

– Сеньор Гильермо, какая честь… – начал он нерешительно по-испански.

Юноша с янтарными глазами хлестнул его взглядом, как бичом.

– Нет, нет, нет, сеньор, – проговорил он певуче. – Сегодня я не говорю по-испански. – И едва заметно подмигнул Доминго.

«Ну, разумеется, – подбодрил себя Доминго. – Он же в бегах, ему нельзя показывать, кто он на самом деле».

Бандиты с благоговением следили, как их главарь общается с легендой. Они не смели вступить в разговор – по местным понятиям это было бы неслыханной дерзостью.

– Но вы среди друзей! – горячо вскричал Доминго.

Сверток на полу издал протестующий хрип. Гарсия что было сил пнул его ногой.

– Меня столько раз предавали, – задумчиво ответил лже-Билли, – что я разучился доверять даже собственной тени.

Его улыбка показала бандитам, что и им можно рассмеяться. Что они и сделали.

– Но мы не такие! – горячо воскликнул Доминго.

Билли пожал плечами.

– Может быть, – спокойно сказал он. – Как вас зовут, сеньор?

Доминго приосанился.

– Я – Большой Доминго из Ларедо, а это мои люди.

Его собеседник вздохнул.

– Ну, а я, как вам, наверное, известно… Джон Смит. – И он снова улыбнулся.

Бандиты рассмеялись, оценив шутку по достоинству.

– Хуан Смит, ха-ха-ха! – смеялся Доминго и от избытка чувств хлопал себя по ляжкам. Остальные не отставали от него.

Хуан Смит оглядел зал и задержал свой янтарный взор на пустующем месте Билли.

– Это место свободно? – осведомился он, кивая на него.

– О да, сеньор! – отвечал Доминго. Затем кашлянул. – Но не угодно ли вам…

Хуан Смит слегка наклонил голову к плечу, рассматривая спеленутый сверток на полу, из которого торчала только голова и покрытые пылью шпоры.

– А это еще кто? – презрительно спросил он, кивая на сверток.

– Ах, это… – заволновался Доминго. – Это мерзавка, которая убила единственного сына благородного сеньора Санчеса.

Амалия изобразила на лице неподдельное удивление.

– Как! Убила сеньора Франсиско?

– Да, – почтительно доложил Доминго. – А вы его знали?

Надо было иметь колоссальную выдержку, чтобы в подобных обстоятельствах не разразиться хохотом или как-то иначе не выдать себя. Но Амалия сдержалась. Хотя, как она признается позже в своих мемуарах, это стоило ей гигантских усилий.

– Я и не знал, что его убили, – сказала она.

Доминго оживился.

– О, я могу вам все рассказать про это, сеньор. Не будет ли вам угодно сесть за наш стол?

Вопрос был задан с трепетом. Амалия окинула взглядом Доминго и, затянув паузу ровно на столько, на сколько было нужно, отозвалась:

– Пожалуй.

Доминго махнул рукой, подзывая служанку. Та вышла наконец из столбняка и стала вытирать на столе, после чего принесла самые новые тарелки, которые смогла найти в доме, и самое лучшее мясо. В ожидании еды Доминго рассказал Амалии про то, каким образом был умерщвлен несчастный Франсиско.

Амалия слушала и кивала. А попутно съела все бобы и все мясо, а затем потребовала вторую порцию. Служанка аж раскраснелась от счастья. Вторая порция была немедленно подана на стол, и разъяренный обездвиженный Билли Мэллоун мог видеть, как бесчестный самозванец за обе щеки уплетает местные разносолы, нахваливая их. Сам Билли по-прежнему лежал на полу, и, чтобы он никуда не делся, Доминго подтащил его поближе к себе и поставил на него ноги. Однако, несмотря на все меры предосторожности, Билли чуть не выскочил из своих пут, когда на вопрос Доминго: «Куда едете, сеньор?» – услышал ответ желтоглазого: «Да вот, хочу прикончить Бандита Пита. Он мне кое-что задолжал».

– О, – одобрил Доминго, – месть – благородное дело!

Остальные члены банды сгрудились на другом конце стола, с благоговением вслушиваясь в разговор своего главаря с самим Билли Мэллоуном, грозой шерифов, чье бесстрашие было у всех на устах. Их благоговение превратилось в самое настоящее обожание, когда на робкий вопрос Доминго: «А не перекинуться ли нам в карты?» Билли преспокойно ответил: «А почему бы и нет?», а потом добавил, кивая на них: «Пусть сеньоры тоже присоединяются, все равно больше заняться нечем».

Сеньоры не посмели отказаться от предложения. Вновь на свет была извлечена замусоленная колода карт, и сдача была единодушно доверена Билли.

– Должен вам сказать, сеньоры, – промолвил Билли, и его янтарные глаза так и сверкали в обманчивом свете свечей, – что я не переношу, когда за картами мухлюют. Предупреждаю: если, не дай бог, замечу что-то подобное… – он сделал эффектную паузу, – запросто могу руку ножом к столу прибить. Чтобы другой раз мухлевать было неповадно.

Доминго бурно запротестовал. Они все – честные люди, и сеньор зря думает о них так плохо.

– Ну, это я на всякий случай, – отозвался Билли, и игра началась.

Сначала Билли не везло, затем везло по-крупному, затем снова не везло, затем везло как никому на свете, и в конце концов он отнял у других игроков все, что мог, включая никелевую мелочь, и даже пару мексиканских долларов у старика Фелипе.

– Уж когда не везет, так не везет… – вздохнул сочувственно красавец Билли после того, как ему удалось подчистую разорить своих партнеров. – Но я не могу не дать вам возможности отыграться, благородные сеньоры! Вы были так добры ко мне, а ведь, в конце концов, деньги – это всего лишь деньги.

Приунывшие было благородные сеньоры горячо согласились с таким предложением еще более благородного сеньора. Вот только беда – им больше нечего было ставить. Несколько партий в покер полностью опустошили их карманы.

– Лошади! – встрепенулся Гарсия. – Может, сеньор Гильермо… простите, сеньор Хуан согласится принять наших лошадей?

Сеньор Хуан нахмурил брови. Большой Доминго метнул на подручного сердитый взгляд. Только не хватало им остаться без лошадей в этом глухом углу! Но, к его великому облегчению, сеньор Гильермо не согласился на столь неслыханную жертву.

– Нет, не могу же я оставить вас без лошадей, если я выиграю! – Его лицо неожиданно осветилось. – Знаете что? Давайте сыграем на девицу!

– На какую девицу, сеньор? – с любопытством спросил Доминго.

– А вот эту. – И кончиком сапога сеньор Гильермо указал на лежащий на полу сверток. – Вы ведь говорили, что она стоит семьсот долларов?

– Да, но… – пробормотал Доминго.

– И вы упоминали, что вы все должны получить за нее награду? Так давайте разделим ее на части и сыграем на нее.

Предложение было встречено бурным хохотом. Все-таки великие затейники эти гринго! Чего только не придумают!

– Но ведь денег-то у нас нет! – попробовал Доминго урезонить весельчака-гринго. – Что вы будете делать, если выиграете не семьсот долларов, а, скажем, пятьсот?

– Вы мне отрежете половину от вашей пленницы, – отвечал невозмутимый Билли Пуля. – А я поставлю на кон настоящие деньги.

Последнее соображение все и решило. Вновь запорхали над столом сдаваемые карты. То и дело сыпались шуточки:

– Ставлю пальчик красотки!

– А я – ее нос!

– Черт, я проиграл!

– А я выиграл!

Что думал обо всем этом лежащий возле стола настоящий Билли Пуля, наверное, лучше не говорить.

Менее чем через час, когда на небе уже показались бледные звезды, можно было подвести плачевный итог. Сеньор Гильермо Пуля выиграл пленницу целиком – с руками, ногами и прочими причиндалами.

– Развяжите ее, – приказала Амалия.

Настоящего Билли подняли на ноги и развязали. Он хмурился, потирал бока и запястья, но Амалия легко коснулась его руки.

– Ни слова, понял? – сказала она вполголоса. – Иди к двери впереди меня.

Билли наклонился, подобрал свой револьвер и, не говоря ни слова, шагнул в ночь.

На прощание Амалия учтиво поклонилась находившимся в зале.

– Благодарю вас всех, благородные сеньоры, за прекрасный вечер. Спокойной ночи.

Она надела шляпу и, щедрым жестом бросив на стол двадцать долларов для страхолюдной служанки – плату за ужин, не спеша проследовала за своей собственностью.

Дверь затворилась при полном молчании присутствующих.

9

Пока Билли отвязывал свою лошадь, он еще сдерживался. Но как только он и Эмилио-Амалия сели на коней и оставили деревню позади в ночной тьме, Билли решил дать волю праведному гневу.

– Ты!.. – проговорил он захлебывающимся голосом, который не мог вместить все его чувства. – Ты, черт подери!..

– Что я? – как ни в чем не бывало осведомилась Амалия, даже не удосужившись повернуть голову к своему собеседнику.

Ответом ей было свирепое фырканье.

– Сначала, – проговорил Билли, – ты отлупил меня. Потом отнял шляпу, и платок, и лошадь, и оружие…

– Однако оружие и твою лошадь я тебе все же вернул, – заметила Амалия.

– Я уж думал, – продолжал Билли, не обращая никакого внимания на ее слова, – что ты забрал у меня все, что только можно. Но ты и имя мое ухитрился присвоить! Знаешь, как это называется? Это самое обыкновенное воровство, только и всего!

– А что я должен был делать? – спросил «Эмилио» с досадой. – Я вошел в эту чертову дыру и увидел, что ты валяешься на полу, связанный по рукам и ногам, а вокруг – десятка два головорезов. Что еще я должен был делать, скажи? А когда они приняли меня за тебя, я подыграл им и смог тебя освободить.

При воспоминании об этом кровь Билли распалилась еще пуще.

– Ну да, освободить! – прокричал он. – Большое тебе спасибо за это, Эмилио! Знаешь, кто ты такой? Ты самый обыкновенный шулер, черт побери!

– Ага, – удовлетворенно сказала Амалия. – Значит, ты все-таки заметил.

– Ты жульничал! Ты плутовал так откровенно, что я просто поражаюсь, как они тебя не поймали на этом. Ты – обманщик, вор и самозванец, вот ты кто такой!

– И хороший товарищ, в отличие от тебя, – не упустила возможность подколоть его Амалия. – Когда я вижу, что мой приятель валяется связанным, как свинья, я прежде всего думаю, как его освободить, и уже потом – обо всяких там джентльменских глупостях.

Билли растерянно заморгал глазами. По его представлениям человек, который мухлюет в карты, еще хуже, чем железнодорожный налетчик, однако он не мог не признать, что в доводах Амалии был свой резон. Более того – они полностью выбивали у него почву из-под ног!

– Ты мог хотя бы объяснить им, кто я такой, – проворчал он. – И вообще меня в этот раз схватили по ошибке. Приняли за черт знает кого! За бабу! Нет, ну ты скажи: я что, похож на бабу?

– Да нет, – помедлив, ответила Амалия. – Я бы даже сказал, что ты на нее совершенно не похож. Но как знать, вдруг они захотели бы в этом удостовериться?

И Амалия расхохоталась.

– Очень смешно! – буркнул Билли. И в следующее мгновение засмеялся сам. Смех у него был раскатистый и озорной, как у жизнерадостного мальчишки. – Ну и провел же ты их! Господи, какие у них были рожи, когда мы уходили! Только учти: в карты играть с тобой я никогда не сяду. Ни за что!

– А я вообще в карты не играю, – отозвалась Амалия.

– Шутишь? – недоверчиво спросил Билли. – Где же ты научился так мухлевать?

– От моего дяди, – объяснила Амалия. – Он один из лучших шулеров, каких я знаю, но все время проигрывает. Есть у него одна слабость – выпивка, и как только он выпьет за картами – все, пиши пропало. А те, кто садится с ним играть, конечно же, знают об этом и не забывают ему подливать.

– Все это очень хорошо, – проворчал Билли, чья совесть еще была не вполне спокойна, – но ты все-таки мог попытаться сыграть по-честному.

Амалия покачала головой.

– В делах, где надо действовать наверняка, глупо уповать на удачу, – возразила она. – А сейчас, кстати, надо бы нам поторапливаться.

– А куда спешить? – прозвучал уже из совершенной темноты голос Билли. – Ночь на дворе, и вообще, мы вполне могли бы остаться в той таверне, а не тащиться во тьме неизвестно куда.

– Зря ты так думаешь, – спокойно ответила Амалия. – Знаешь, что сделает Большой Доминго, когда немного оправится от проигрыша? Соберет своих людей и отправится за нами в погоню.

– Потому что ты смухлевал, играя в карты? – высказал догадку Билли.

– Ну, этого он даже не заметил, – уверенно возразила Амалия. – Нет, тут дело в другом. По его мнению, ты стоишь семьсот долларов, а я, как Билли Мэллоун, – пятьсот.

– Между прочим, Билли Мэллоун – это я! – рассердился бандит. – И вообще…

– Да, но Большой Доминго этого не знает, – отозвалась Амалия. – Знаешь, что сейчас творится в той таверне? Все члены банды куражатся над Доминго и жалеют, что он дал нам уйти.

– Ты-то откуда об этом знаешь? – недоверчиво спросил Билли.

– Интуиция, – хмыкнула Амалия. – Мы увели их деньги и оставили их в дураках. Что еще они могут чувствовать, по-твоему? Поэтому нам надо уйти за ночь как можно дальше, чтобы поутру Доминго и его люди не смогли по следам отыскать нас. Как по-твоему, в ближайшее время будет дождь?

– Да нет, – осторожно протянул Билли, – небо было ясное. А что?

– Ничего, – вздохнула Амалия. – Значит, нам придется в ближайшее время схватиться с ними. Если только мы не уедем так далеко, что они уже не смогут нас настичь.

Билли почесал нос.

– За ночь это вряд ли удастся, – нехотя признался он. – Но, знаешь, я все-таки не думаю, что они пустятся за нами в погоню.

– Поживем – увидим, – двусмысленно отозвалась Амалия.

Некоторое время они ехали бок о бок в молчании. Высоко в небе стояла белая ноздреватая луна, но все же ее света было недостаточно, чтобы рискнуть пуститься в галоп по незнакомой дороге.

– Куда мы едем? – спросил наконец Билли.

– Куда-нибудь, – отозвалась Амалия. – То есть ты же знаешь, кого я ищу.

– Ага, – кивнул Билли.

Амалия метнула взгляд на своего спутника. В сумерках ей не было видно его лица, только общий силуэт.

– Но ты, если хочешь, можешь отправляться по своим делам. Я имею в виду твои счеты с Бандитом Питом и всякое такое.

Послышался шумный вздох.

– Нет, – проворчал Билли из темноты, – я тебя не оставлю. Что-то мне не нравится эта история с убийством кузена твоего приятеля. Мало ли что может случиться, вдруг тебе понадобится моя помощь… Только, – голос его стал просительным, – ты бы не мог мне рассказать, что там дальше было с Эдмоном Дантесом?

10

Через несколько часов пути Амалия и Билли остановились на отдых в заброшенной испанской миссии. Когда-то, лет двадцать тому назад, ее сожгли индейцы, и с тех пор никто не жил в этих местах. От зданий осталось только несколько разрушенных стен, среди которых гнездились летучие мыши, и часть колокольни, вся оплетенная дикими растениями.

Для привала был выбран стык двух стен, где можно было, во-первых, надежно укрыться и откуда, во-вторых, беспрепятственно обозревать местность. Амалия расстелила одеяло на земле, завернулась в него и почти тотчас же заснула. Билли, как и в прошлую ночь, остался караулить.

Незадолго до рассвета Амалия пробудилась оттого, что кто-то тряс ее за плечо. Она подняла голову и увидела Билли, который казался встревоженным.

– Похоже, твоя интуиция тебя не подвела, – проворчал он. – Большой Доминго уже здесь.

Мгновенно стряхнув с себя остатки сна, Амалия вскочила на ноги. Она скатала одеяло и обернулась к Билли.

– Сколько у нас патронов?

Билли пересчитал свои наличные запасы, Амалия сделала то же самое.

– Два полных «кольта» и двадцать четыре патрона, – подвел итоги Билли.

– И еще два «кольта» с шестнадцатью патронами, один «винчестер» и дюжина патронов к нему, – добавила Амалия. – А у Доминго четырнадцать человек, кажется.

Бандит стоимостью в пятьсот долларов и кисейная барышня из Санкт-Петербурга, совершенно бесценная, молча воззрились друг на друга. Сквозь пролом в стене хорошо были видны всадники Доминго, которые поднимались по склону холма к зданию миссии.

– Они нас выследили, – спокойно промолвила Амалия и взяла в руки «винчестер». – Делать нечего, придется их убить.

Билли беспокойно шевельнулся.

– Наши лошади отдохнули. Что, если мы попытаемся оторваться от них?

– Никаких если, – отрезала Амалия, в которой в минуты опасности пробуждался боевой дух ее дедушки, грозного генерала Тамарина. – Один хороший выстрел – и лошади конец. Мы не можем рисковать.

– Ладно, – беспечно отозвался Билли и вынул «кольт». – Мы их встретим.

Они завели лошадей в укрытие и засели за стенами миссии.

– Хорошо бы сразу же прикончить Доминго, – заметила Амалия вполголоса, проверяя, заряжено ли ружье. – Банда, оставшаяся без главаря, распадется в мгновение ока.

– Слушай, ты говоришь прямо как по писаному! – восхитился Билли. – Лучше, чем в газетах и в книжках, честное слово!

Люди Доминго вместе с главарем наконец поднялись на холм. Развалины миссии привлекли их внимание, но отправляться туда бандиты не торопились, отлично зная, что там их вполне может ожидать засада.

– Ну, что? – спросил своих спутников Доминго.

На его лице пыль смешалась с потом, и он то и дело стирал их рукавом своей рубахи.

– Следы ведут туда, – пробормотал Гарсия, указывая на миссию.

Это были его последние слова, потому что сразу же вслед за ними Амалия и Билли дали залп. Билли убил двоих и ранил одного, Амалия ранила одного бандита и лошадь. Издав нестройный клич, бандиты рассыпались, некоторые спешились, чтобы не быть легкой добычей для неизвестных стрелков. Доминго орал и сыпал проклятиями.

– Эй вы, проклятые гринго, отродья сатаны, сдавайтесь! Мэллоун, ублюдок, сдавайся со своей шлюхой, не то тебе конец!

Это были единственные английские слова, которые Амалия смогла различить в бурном потоке его выражений.

– Вот гад! – сказал Билли с досадой.

– Что такое? – спросила Амалия, которая как раз в это мгновение перезаряжала «винчестер».

– Ты разве не понимаешь по-испански? – удивился Билли.

– Ни слова, – призналась Амалия.

– Он смеет оскорблять мою маму, – объявил Билли. – Ну, сейчас я ему такое скажу!

И Билли высунулся наружу и проорал что-то по-испански, после чего раздались дикие вопли людей Доминго. Несколько пуль ударило в кладку кирпичной стены, за которой прятались Амалия с Билли.

– И что же ты им такое сказал? – полюбопытствовала Амалия, заинтригованная столь бурной реакцией.

– Я сказал: «Ослиный х… тебе в ж… и твоим друзьям тоже!» – гордо ответил Билли. – Правда, по-испански это звучит гораздо лучше, зря ты не стал учить этот язык.

Амалия на мгновение утратила дар речи, но только на мгновение.

– Хороший ответ, – выдавила она из себя наконец.

– Вообще-то я не очень люблю ругаться, – пояснил ее спутник. – Это так, к слову пришлось.

– Ясно, – сказала Амалия.

Еще несколько пуль ударило в стену, и Билли метким выстрелом уложил одного из противников. Было слышно, как Доминго вопит где-то внизу, отдавая приказания.

– Что он говорит? – поинтересовалась Амалия.

Билли потупился.

– Приказывает окружить нас.

– Да? – Амалия вздохнула. – Тогда меняем диспозицию.

– Это что значит? – спросил Билли недоверчиво.

Амалия показала на колокольню.

– Я заберусь туда. Сверху легче достать противника. А ты спрячься в каком-нибудь из домов и, когда люди Доминго покажутся, стреляй. Ясно?

– Ясно.

Дивясь самой себе, Амалия устремилась к колокольне. Билли стал красться вдоль стены в противоположную сторону. Пока план работал без сучка без задоринки.

Подойдя вплотную к колокольне, Амалия уловила у себя за спиной какое-то подозрительное шевеление. Она обернулась и выстрелила – как раз вовремя, потому что человек Доминго собирался всадить ей пулю в спину. Но он не успел нажать на спуск и повалился с дыркой в голове.

В другой стороне миссии тоже вовсю шла пальба, и Амалии не надо было даже напрягать слух, чтобы узнать «кольт» Билли. Он стрелял быстро и метко, потому что выстрелы других револьверов и ружей звучали все реже и реже. Порадовавшись за своего приятеля, который так успешно отбивался от врагов, Амалия сквозь проем в стене забралась в здание колокольни и на ходу перезарядила «винчестер». В нос ей ударил запах мокрой земли, сырости и запустения. Найдя лестницу, девушка стала храбро подниматься по ней наверх, несмотря на то, что ступени рассыпались, казалось, под самыми ногами.

Примерно через двадцать ступеней в лестнице зиял провал шириной в несколько метров. Забраться наверх не было никакой возможности. Будь Амалия серной, она, может быть, и сумела бы перескочить через него. Но девушка не являлась ни серной, ни птицей, и поэтому поняла, что все ее попытки подняться выше обречены на неудачу.

Спрятав в душе злость, которая охватывает человека всякий раз, когда хитроумное провидение разрушает его казавшиеся такими разумными и безупречными планы, Амалия спустилась вниз, машинально прислушиваясь к доносившимся до нее звукам выстрелов. На последней ступеньке она перевела дыхание и, согнувшись в три погибели, полезла в низкий проем, который заметила рядом с началом лестницы.

Тем временем во дворе миссии, возле давно пересохшего колодца, Билли отстреливался с обеих рук. Срочно надо было перезарядить револьвер. Он откинул барабан, готовясь высыпать гильзы, и в это мгновение дуло ружья уперлось ему прямо в голову.

– Не двигайся, – прохрипел голос Большого Доминго. – И брось оружие.

Сознавая собственное бессилие, Билли разжал пальцы и уронил оба «кольта» на песок. Губы его вздрагивали, между бровями пролегла тоненькая морщинка, сделавшая его подвижное лицо почти взрослым.

Четверо оставшихся в живых людей Доминго взяли его в кольцо. Подняв вверх руки, Билли медленно отступал к пасти старого колодца.

– Если бы Санчес не пообещал нам за тебя живую вдвое больше, чем за мертвую, – сладко щуря глаза, процедил сквозь зубы Доминго, – я бы с тобой такое сделал…

Билли нечаянно поглядел в колодец, охнул и отшатнулся. Из колодца выпрыгнула большая, на редкость уродливая жаба и села на камень, воинственно раздувая пятнистое горло и пронзительно квохча.

Доминго разразился сиплым смехом. Его подручные радостно вторили ему, и никто не успел заметить, как из колодца следом за жабой выскочил кабальеро с янтарными глазами, державший в руках два револьвера, и открыл огонь.

Испуганная грохотом выстрелов, жаба заверещала еще пронзительнее и скакнула в высокую траву, подальше от стрельбы.

– Ты где был? – с досадой спросил Билли Амалию, опуская руки. – Я все ждал, когда ты начнешь стрелять сверху.

– Там лестница провалилась, – коротко ответила Амалия, стараясь не глядеть на людей, которых она за минуту до этого уложила наповал. – Я полез обратно и обнаружил потайной ход, который привел меня в колодец. Вот хитрецы эти монахи! Хотя они правы: живя в такой стране, надо быть готовым ко всему.

Билли вздохнул и почесал живот.

– Что еще? – спросила Амалия.

– Да есть хочется, – признался бандит. – Как ты думаешь, у них найдется что пожевать?

– Не знаю, сам посмотри, – отозвалась Амалия. – Хорошо бы еще запасы пуль пополнить.

Последнее оказалось сравнительно легко, потому что на одном Доминго были две патронные ленты, которые крест-накрест пересекали грудь, и Амалия сняла их с него. Она перезаряжала «кольты», когда до нее донесся истошный вопль.

– Ну что еще там такое? – проворчала Амалия.

– Эмилио! – вопил Билли не своим голосом. – Эмилио, иди скорее сюда, посмотри на это!

Амалия нашла Билли возле внутренней стены, которая почти полностью обвалилась. Билли стоял и разглядывал содержимое какого-то большого мешка, который бандиты возили с собой. Амалия вспомнила, что видела его еще в деревенской таверне.

– Каким же надо быть мерзавцем, чтобы сделать такое! – воскликнул Билли в сердцах и вытряхнул содержимое мешка на землю.

Амалии показалось, что ее вот-вот стошнит. Перед ней лежали головы людей, которых она хорошо знала, – это они привезли ее к Санчесу в Ларедо.

– Ты видел? – продолжал возмущаться Билли. – Это же человеческие головы! И они возили их с собой! Вот ублюдки!

– Может, это были их друзья? – иронически предположила Амалия. – Ладно, у нас нет времени. Поехали отсюда.

– А-а… – протянул Билли, от которого не укрылось выражение ее лица. Он кивнул на головы. – Ты что же, знал их?

– Может быть, – уклончиво ответила Амалия. Она отвязала Пегаса от ветки и поправила платок на шее. – Так ты идешь или нет?

– Иду, иду, – проворчал Билли, засовывая свои «кольты» в кобуру. Он легко поднялся в седло и поехал вслед за Амалией.

11

Вскоре они оказались в самой гуще техасских джунглей. Лошади продвигались шагом по какому-то подобию тропинки, по обе стороны от которой возвышались заросли чапарраля, гигантские колючие опунции в два человеческих роста высотой, а то и больше, и деревья, которые, как потом узнала Амалия, называются каменными.

– Между прочим, – подал голос Билли, – мне говорили, что если заблудиться в таких зарослях, то потом можно и не выбраться.

Изнуренные, изнывавшие от жажды лошади плелись еле-еле, низко опустив головы. Амалия сознавала, что Билли совершенно прав, и все же злилась. И не могла ничего поделать с собой.

– Ты мне еще расскажешь про Дантеса? – неожиданно спросил Билли.

Его просьба только еще больше рассердила Амалию.

– Не сейчас, – буркнула она.

– Ладно, – покорно согласился Билли и начал мурлыкать себе под нос песенку, которую Амалии никогда не доводилось слышать прежде.

Был староват Иосиф,

Был стариком, ей-ей,

Он в жены взял кузину,

Царицу Галилей.

Иосиф и Мария

Вдвоем по саду шли,

А вишни в нем – краснее,

Чем кровь сама, росли…

Змея, извиваясь всем телом, пересекла тропинку как раз перед Пегасом Амалии. Лошадь испугалась, заржала и замотала головой.

– Тихо, тихо, – пробормотала Амалия, поглаживая шею благородного животного. Пегас успокоился и зашагал дальше.

Билли чихнул, потер нос и продолжил:

Спросила тут Мария

Смиренно, чуть шутя,

Сорви мне вишню, муж мой,

Ведь у меня дитя.

– Что это за песня? – спросила Амалия, не оборачиваясь.

– Про вишневое дерево, – с готовностью отвечал Билли. – Это была любимая песня моей матери. Она ее часто напевала при мне.

Сказал старик Иосиф,

Он грубо отрубил…

Амалия поймала себя на мысли, что ей снова хочется дать Билли подзатыльник. И почему она так не любит музыки? А ведь когда-то жить без нее не могла.

– А кем была твоя мать? – спросила Амалия, чтобы отогнать неприятные мысли.

– Она приехала сюда из Ирландии, – сказал Билли. – Работала день-деньской, пока у нее не началась эта болезнь… – Он замолчал. – А у меня в детстве был уж, которого я звал Коротышка. Я не говорил тебе? – с деланой веселостью спросил он.

– Нет. А почему Коротышка?

Билли издал довольный смешок.

– Так у него не было хвоста. Он был не простой уж, а ручной, и такой хороший! Когда его убили, я целую неделю проплакал.

– Кто убил?

– Да брат мой…

Амалия обернулась.

– У тебя был брат?

– Сводный. И к тому же порядочная сволочь, – нехотя ответил Билли. И, чтобы избежать дальнейших расспросов, он снова замурлыкал:

Сказал старик Иосиф,

Он грубо отрубил:

Пусть вишни тот срывает,

Кто бэби наградил…

– Билли, ты веришь в бога? – неожиданно спросила Амалия.

– А зачем? – отозвался бандит. – Если бы бог существовал, разве он позволил бы мне стать таким, какой я есть?

Амалия не нашлась что ответить. Билли беззлобно улыбнулся.

Вдруг говорит ребенок

У мамы в животе:

Клонись к Марии, вишня,

Дай ягод ей скорей!

Где-то поблизости послышалось журчание воды. Амалия прислушалась, меж тем как Билли продолжал петь:

И наклонилась вишня

К Марииным рукам,

И крикнула Мария:

Вот вишни, видишь сам!

Чаща внезапно кончилась, и всадники выехали на открытое пространство. В сотне шагов от них протекала шустрая маленькая речка, а на берегу стоял обмазанный глиной домик под камышовой крышей.

Мария съела вишни,

Что крови чуть красней,

И двинулась по саду

С ребенком в животе[120], —

допел Билли и радостно рассмеялся.

– Ну, Билли, ты и гений! – в восхищении сказала Амалия.

– Я не просил меня ругать, – насупился юноша.

– Я вовсе не ругаюсь, Билли! Гений – это человек, исключительно талантливый в одной области.

– А почему только в одной? – обиженно спросил Билли, но Амалия уже дала шпоры Пегасу и поскакала к реке.


– Надо поговорить с этими людьми, – заявил Билли. – И купить у них еды. Я просто умираю с голоду!

– Билли, – предостерегла спутника Амалия, – я не думаю, что нам стоит это делать.

– Чепуха, – легкомысленно отозвался бандит. – Они все равно уже нас видели.

Около хижины стояла девочка с хворостинкой в руке. Неподалеку от нее щипала траву коза почтенного возраста с внушительной седой бородой. Свободную руку девочка приложила к глазам, защищая их от солнца, и с любопытством смотрела на путников.

– Похоже, это мексиканцы, – заметила Амалия. – Вот что, Билли, научи-ка меня паре фраз по-испански.

– Прямо сейчас? – в недоумении спросил Билли.

– Ну да. Как, например, сказать: «Как дела?»

– Qé tal?

– А «Добрый день»?

– Buenas dias.

– Ясно. А что такое «vaya con Dios»?

– Я это перевожу как «иди к черту», – объяснил Билли, – но вообще-то это значит «ступай себе с богом». Только одно условие, Эмилио…

– Какое?

Карие глаза Билли сверкнули. Он насупился.

– Не смей выдавать себя за меня. Хорошо?

– Vaya con Dios, – немедленно отозвалась Амалия.

Билли расхохотался.

– Вот и хорошо! А теперь пойдем, поговорим с этими людьми.

Они пересекли речушку вброд. Билли подъехал к девочке, притронулся к шляпе и заговорил с маленькой пастушкой по-испански. Разговор длился несколько минут, после чего Билли вернулся к Амалии.

– Все складывается как нельзя лучше, Эмилио. Дома только ее мать и бабушка. Я сказал, что мы заплатим за еду.

– Хорошо, – согласилась Амалия и полезла в карман.

– Э нет, – возразил Билли. – На этот раз плачу я.

– А у тебя разве есть деньги? – удивилась Амалия.

Билли достал из-за голенища набитый монетами мешочек.

– Да так, немножко. Позаимствовал в почтовом вагоне, когда меня везли в Сан-Антонио.

Амалия проглотила просящееся на язык замечание о том, что некоторые из тех, кто не жалеют шулеров, на поверку оказываются ничем не лучше их, и оглядела хижину. Девочка уже стояла на пороге и делала знак ручкой, приглашая их войти.

– Что-то мне все это не нравится… – внезапно сказала Амалия.

Билли, уже спрыгнувший на землю, смотрел на нее с недоумением.

– Да ты что, Эмилио, трусишь?

По мнению ирландца, не могло быть оскорбления хуже этого. Но, к его удивлению, «Эмилио» только задумчиво кивнул головой.

– Может быть, – с расстановкой произнес он, и в глазах его промелькнули пугающие искорки цвета шампанского.

– Да брось ты! – отмахнулся Билли. – У нас же есть револьверы, и в случае чего мы за себя постоим!

Он привязал лошадь к дереву и уверенно шагнул в дом. Амалии ничего не оставалось, как последовать его примеру.

Внутри было бедно, но чисто и опрятно. Стоило Билли предъявить хозяйке дома – расплывшейся женщине лет пятидесяти с полоской усиков над верхней губой – золотую пятидолларовую монету, как на столе мигом возникли две миски. Амалия опасливо присела на расшатанный табурет. Девочка примостилась у дверей, глядя на незваных гостей огромными черными глазами. Старуха что-то коротко пролаяла и отвернулась к печке, распространявшей чад по всему помещению.

– Что она говорит? – осведомилась Амалия, которой, бог весть отчего, обстановка с каждой минутой нравилась все меньше и меньше.

– Цыплячьи ножки с кукурузой, – мечтательно проговорил Билли и облизнулся. – Ты любишь цыплячьи ножки с кукурузой?

Амалия хотела ответить, что ей еще не выпадало случая их пробовать, как в дверь протиснулись двое: мужчина и мальчик. Мужчина без долгих разговоров наставил на Билли двуствольное ружье, а мальчик взял Амалию на мушку своего древнего револьвера. Старуха, повернувшись к гостям лицом, тоже выудила из-под заплатанного фартука револьвер, и теперь трясущееся дуло плясало между Билли и Амалией.

– В чем дело? – тяжелым голосом спросила последняя, потому что Билли, у которого побагровели даже уши, был не в состоянии промолвить ни слова.

Старуха что-то произнесла по-испански, а мужчина кое-как заговорил по-английски:

– Этот hombre[121] – Билли Пуля, – и он указал на Билли. – Мы захватить его. За него нам давать награда. Наша корова недавно пала от какая-то болезнь, и эти пятьсот долларов нам очень нужен.

Амалия сделала единственное, что было возможно в данной ситуации. Она улыбнулась.

– Кто вам сказал, что это Билли Пуля? – спросила она.

Мужчина не расслышал вопроса или не понял его. Билли перевел ее слова на испанский.

– У нас есть описание, – заявил мужчина. – Падре Луис раздавал нам такие бумажки.

Билли перевел ответ Амалии.

– Покажите бумажку, – спокойно сказала Амалия.

На висках Билли выступили бисерины пота, он весь напрягся. Вот сейчас хозяева немного отвлекутся, он выхватит револьвер и… Но Амалия едва заметно покачала головой.

Мужчина бросил девочке, стоявшей в углу, несколько слов. Она кивнула и, поднявшись на цыпочки, достала с полки старую Библию, в которую был вложен заветный листок.

Глаза Амалии скользнули по знакомым строчкам. «Разыскивается Билли Мэллоун по кличке Билли Пуля…» Она улыбнулась еще шире и пододвинула листок мужчине.

– Читай, что тут написано.

Мужчина смешался и невнятно пробормотал что-то по-испански.

– Он не умеет читать по-английски, – перевел Билли. – Только по-испански.

Амалия расслабилась. Она оказалась права в своих расчетах, и сознание этого приятно грело ей душу.

– Эх вы, темные люди, – сказала она, взяв разыскной листок. – Если бы вы знали английский, вы бы без труда прочитали, что тут написано. Переводи, Гарри.

– Гарри? – ошеломленно переспросил Билли. Но Амалия быстро пнула его ногой под столом, и он сделал понимающее лицо, хотя на самом деле ничего не понимал.

– «Разыскивается Билли Мэллоун, – монотонным голосом читала Амалия, – по кличке Билли Пуля. 500 долларов награды тому сознательному гражданину, который поймает и доставит живым или мертвым известного бандита, осужденного за убийства в штатах Нью-Мексико, Невада, Аризона и Техас. Приметы разыскиваемого: возраст около тридцати, но кажется старше своих лет, рост 5 футов 6 дюймов, волосы каштановые, глаза серые, слева и справа на лице большие бакенбарды».

Билли, заглядывавший через плечо Амалии в описание своих примет, едва не поперхнулся, но Амалия вторично лягнула его под столом ногой.

– «Лиц, желающих заработать эти деньги, – как ни в чем не бывало продолжала Амалия, – просят не забывать, что разыскиваемый является исключительно метким стрелком и уже послужил причиной смерти по меньшей мере 29 человек. За наградой обращаться…»

Как только Билли перевел про бакенбарды, старуха, державшая допотопный револьвер, заволновалась. Она быстро заговорила о чем-то с мужчиной, который морщил лоб, словно пытаясь что-то вспомнить.

– Довольно, Гарри, – сказала Амалия. – О чем они спорят?

Билли откашлялся. Когда он наконец осознал, какую шутку только что провернула с хозяевами Амалия, на его лице появилась плутовская улыбка, и он сделал вид, что трет нос, чтобы скрыть ее.

– Они говорят, – перевел он возбужденную речь старухи, – что видели Билли Мэллоуна несколько дней назад.

Такой удачи даже Амалия, от нечего делать назвавшая приметы Перси Белла, не могла ожидать.

– Вот как? – задумчиво проговорила она. – Это интересно. И что еще они говорят?

– Что однажды утром, – переводил Билли, – вот это парень, пастух, видел… э-э… Билли верхом на гнедой лошади. Он выглядел очень грозным и ехал куда-то с мешком.

– Что за мешок? – быстро спросила Амалия.

– Такой черный, довольно большой. И еще у него была серая сумка.

Амалия озабоченно принюхалась.

– Очень хорошо. А теперь, Гарри, скажи сеньоре, что ее куриные ножки скоро превратятся в уголь, если она не примет меры.

Билли сделал то, о чем его попросила Амалия. Старуха всплеснула руками, чуть не выронив при этом револьвер, и бросилась к печке. Оружие мешало ей, и она вручила его девочке, которая таращилась на происходящее, ничего не понимая.

Мужчина поглядел на Амалию, которая сидела как ни в чем не бывало и спокойно улыбалась, перевел взгляд на Билли, который озабоченно косился на печку, и принял решение. Он опустил ружье и знаком велел сыну убрать оружие.

– Он говорит, – перевел Билли речь мужчины, который выглядел на редкость сконфуженно, – что просит прощения и приглашает нас разделить его скромный обед. Он неверно расслышал объяснения отца Луиса и очень извиняется.

– Передай ему, – отозвалась Амалия, – что мы охотно его прощаем, потому что нам приятно видеть, как простые граждане на американских землях держатся начеку и не дают спуску проклятым бандитам. – Слегка запнувшись, Билли перевел ее слова. – Кроме того, скажи ему, что мы с тобой – помощники шерифа Гамильтона из города Арчер и сами ищем Билли Мэллоуна.

– Ни за что! – вскипел Билли.

– Делай то, что я тебе говорю, – угрожающе приказала Амалия. – Ты же сам захотел заглянуть в этот дом, так что нечего теперь хныкать и жаловаться!

Стиснув челюсти, Билли нехотя перевел слова Амалии.

– И передай ему, – прибавила Амалия, – что за любые сведения о том мерзавце, чьи приметы, надеюсь, он теперь запомнил, он получит двадцать долларов. Так что пусть вспомнит все, что видел.

– Я не буду ему платить, – злобно проворчал Билли.

– Это ничего, – равнодушно отмахнулась Амалия, – за все заплачу я. Деньгами Доминго. А теперь давай отведаем цыпленка. Мне кажется, я никогда в жизни не пробовал ничего подобного.

После того как Билли перевел, что жители домика получат деньги даже за сведения о Билли Пуле, все стали смотреть на Амалию как на благодетеля. А настоящий Билли Пуля дулся и смотрел в тарелку. Однако ему все же пришлось перевести вопрос любопытного хозяина. Тот знал, что городок Арчер, где шерифом является Гамильтон, находится далеко отсюда, и интересовался, что привело помощников шерифа в такую глухомань.

– Дело в том, – снисходительно разъяснила Амалия, сдирая кожицу с великолепно пропеченной ножки, – что этот негодяй Билли Пуля поклялся убить нашего шерифа, а тот не очень хочет быть убитым. – Шутка была встречена всеобщим смехом. – Поэтому мы и получили указание отыскать беглого преступника и воздать ему по заслугам.

Больше вопросов ни у кого не оказалось, и все дружно принялись за еду, забыв о том, как совсем недавно грозили друг другу огнестрельным оружием.

12

Пастух честно отработал свои двадцать долларов. Он отвел Амалию и Билли к дороге, на которой ему встретился Перси Белл, и указал направление, в котором тот ехал. Поблагодарив его, Амалия вручила ему деньги и сказала, что он может отправляться домой. Пастух так и поступил, а Амалия с Билли двинулись по дороге дальше.

– Ты что-то собираешься найти? – осведомился Билли, с любопытством поглядывая на Амалию. – Все следы давно уже затоптаны.

– Меня интересуют не следы, а то место, куда он ехал, – лаконично ответила Амалия.

Она дала шпоры коню и поскакала вперед. Билли засвистел и помчался за ней следом.

По пути им встретился мальчишка-оборванец, пасший стадо в три овцы. Амалия велела Билли спросить у него, куда ведет дорога.

– Он говорит, – перевел Билли, – что там находится гасиенда Джимми Роулинза. – Мальчик промолвил еще несколько фраз. – Но он совсем разорился, пьет без просыпу и ничего не делает, так что мы только потеряем у него время.

– Это еще как поглядеть… – загадочно молвила Амалия, дала пастушку доллар и снялась с места.

– Постой, – сказал Билли, нагоняя ее, – получается, что там живет тот самый Джимми Роулинз, приятеля которого убили?

– Ага, – подтвердила Амалия. – И, если мои предположения верны, мы можем узнать у него кое-что.

Вскоре деревья расступились, и взору путников предстал бревенчатый домик с небольшой верандой, пристроенной спереди. На веранде в деревянном кресле-качалке сидел заросший до самых глаз щетиной человек неопределенного возраста. На коленях он держал бутылку виски. Амалия придержала коня.

– Так, – сказала она решительно. – Я пойду потолкую с ним, а ты пока побудь здесь.

– С какой это стати? – обиженно отозвался Билли.

– С такой, – жестко проговорила Амалия, – что как только ты появляешься, обязательно что-то случается. – Билли обиженно молчал. – Будем действовать по-моему, хорошо? Я только побеседую с Роулинзом и сразу же вернусь.

– Ладно, – буркнул Билли, надвигая шляпу на лоб, что всегда служило у него признаком досады или раздражения.

– Вот и умница, – одобрила Амалия и, развернув лошадь, двинулась к дому.

Билли поглядел вслед и, чтобы не мешать своему приятелю, отъехал под деревья. Здесь было тихо, тенисто и довольно уютно. Лошадь наклонила голову и, воспользовавшись предоставленной передышкой, стала щипать траву.

– Мешаю я ему, видите ли… – ворчливо произнес молодой человек, обращаясь, похоже, к опущенной лошадиной шее. – Тоже мне… Э-эх!

Он тяжело вздохнул. По правде говоря, Билли очень уважал своего спутника, и если и позволил себе сейчас немного поворчать, то потому, что не любил оставаться в стороне от событий. Для себя Билли уже решил, что сначала поможет Эмилио разделаться с его проблемами, а уже потом займется ненавистным шерифом Гамильтоном.

Мысленно Билли вернулся к повествованию о графе Монте-Кристо, которое его спутник возобновлял каждый вечер. Билли видел всех героев, как живых, и не мог дождаться того момента, когда Дантес наконец сведет счеты со своими врагами. Эмилио обещал, что это будет что-то фантастическое, и Билли с нетерпением предвкушал месть Эдмона так, как если бы она была его собственной.

Но, разумеется, Билли уважал Эмилио не только за то, что тот умел складно рассказывать всякие истории. Эмилио был хороший товарищ, никогда ни на что не жаловался, отлично стрелял и ни разу не бросил его, Билли, в беде. К тому же он говорил как человек образованный и носил сиреневый платок как истый щеголь. Билли поймал себя на мысли, что был бы не прочь походить на него. Хотя бы капельку.

Размышляя об этом, Билли случайно задержал взгляд на каком-то округлом холмике недалеко под деревьями. Что-то холмик вызывал в его памяти, смутно казался похожим на… Билли вздрогнул. Ну конечно же, это была могила.

Он спешился, забросил поводья на спину лошади и потрогал землю на холмике. Она оказалась мягкой и совсем свежей. Билли почувствовал, как его прошиб холодный пот. Ни мгновения не раздумывая, он кинулся к дому.


Амалия подъехала к жилищу Джимми Роулинза и огляделась. Участок возле дома был, вероятно, когда-то огородом, но теперь весь зарос сорняками. Два персиковых дерева печально склоняли ветви к старому колодцу с проржавевшим воротом, с которого свисал куцый обрывок веревки. Ведра не было и в помине. На веранде Джимми Роулинз приложился к бутылке – жидкость при этом слабо булькнула – и громко вздохнул.

– Я воды не пью, – пояснил он в пространство, обращаясь, очевидно, все же к Амалии. – У меня от нее изжога.

Это был совершенно опустившийся человек с изможденным лицом законченного алкоголика и затуманенными глазами. Появление чужака возле его дома не произвело на него никакого впечатления. Мужчина все так же покачивался в кресле и время от времени присасывался к горлышку.

– Вы Джимми Роулинз? – спросила Амалия.

– Вроде бы, – ответил пьяница с хриплым смешком. – Был когда-то, по крайней мере.

– Добрый день, мистер Роулинз, – поздоровалась Амалия.

Не поднимаясь с места, Джимми поднял правую ладонь в знак приветствия. Январский ветер раскачивал ветви персиковых деревьев.

– Я Боб Ричардсон, кузен Перси Белла, – представилась Амалия.

Ей показалось, что в глубоко посаженных глазках Джимми мелькнуло нечто похожее на искорку интереса. Он со скрипом качнулся пару раз в кресле и хрипло осведомился, не сводя с Амалии настороженного взгляда:

– Ну и что?

– Я слышал, у Перси неприятности, – осторожно сказала Амалия.

Джимми широко ухмыльнулся.

– У Перси всегда неприятности, – заявил он с апломбом.

– Дело в том, что я не могу его найти, – продолжала Амалия, – а принять наследство без него будет трудновато.

– Наследство? – удивился пьяница.

– Да. Наш дядя, полковник Чарльз Ричардсон, скончался и завещал свои деньги нам с Перси поровну. Поэтому я и пытаюсь отыскать его. Он случайно не у вас?

Одним махом «прикончив» милейшего полковника Ричардсона, Амалия уверенно шла напролом, нагромождая ложь на ложь.

Пьяница вздохнул, поглядел на бутылку и почесал пузо под грязной рубашкой неопределенного цвета. Наконец коротко мотнул головой.

– Не, – изрек он с сожалением. – Перси у меня нет.

– Может, вы знаете, где он? – Амалия достала из кармана пять долларов. – Вам же не помешает лишняя выпивка.

Джимми недоверчиво покосился на монету.

– Я слышал, вроде у Перси была баба в Остине, – пробормотал он.

– Как ее зовут? – Амалия повернула монету так, чтобы золото ярче засверкало на солнце.

– Мэри, – нехотя ответил пьяница. – Да, Мэри.

– А фамилия?

– Маквей, кажется.

– Ладно, – сказала Амалия и положила пять долларов на колодец. – Похоже, вы заслужили свои деньги, мистер Роулинз. Еще вопрос: Перси не появлялся у вас в последнее время?

– Как-то ночью он заезжал сюда, – со вздохом признался пьяница. – Но сразу же уехал. Даже выпить со мной не пожелал.

– И когда именно?

– Да с неделю тому назад. Может, меньше, может, больше, не знаю. Я же дни не считаю, мне это не надо.

– Большое спасибо, мистер Роулинз, – сказала Амалия. – Вы очень мне помогли.

Она притронулась к шляпе двумя пальцами на прощание и направилась к своей лошади. Что же до Джимми Роулинза, то он… он качнулся в кресле, извлек из-под грязной рубашки револьвер и без всяких околичностей прицелился Амалии в спину.

– Берегись!

Отчаянный вопль Билли Пули разорвал воздух. Выскочив из-за угла веранды, Мэллоун бросился на пьяницу, смел его с кресла, и оба – Билли и человек, заросший щетиной, – покатились по земле. Для пьяницы Роулинз оказался достаточно силен. Он подмял под себя Билли и, держа его за горло, попытался дотянуться до своего выпавшего из руки револьвера, чтобы убить противника. Но в это мгновение «винчестер» Амалии уперся ему прямо в грудь.

– Брось свои шутки, амиго, – холодно сказала Амалия.

Билли выплюнул песок, стряхнул с себя Роулинза и встал на ноги. Роулинз сидел на земле, подняв вверх руки и втянув голову в плечи.

– Эй ты, как там тебя, вставай! – велела Амалия.

С перекошенным злобой лицом пьяница подчинился. Никто, однако, не заметил, что он успел подобрать с земли камень и зажал его в правой руке.

– Это не Джимми Роулинз! – взволнованно зачастил Билли. – Там под деревьями чья-то могила, и она совсем свежая, Эмилио! Это совсем не тот парень!

– Знаю, – спокойно отозвалась Амалия. – Но, каюсь, я не сразу сообразил, что меня смущало. Он выглядел как законченный пьяница и все время прикладывался к бутылке, но от него не разило перегаром, вот в чем дело.

– Умник… – сказал лже-Роулинз с ненавистью и плюнул на землю.

– Как тебя зовут? – спросила Амалия.

Заросший щетиной человек только ухмыльнулся.

– Какая тебе разница? Ты не Ричардсон, я не Роулинз, и все. И вообще, скажу тебе по секрету: зря ты ввязался в это дело.

– Где Джимми Роулинз? – спокойно спросила Амалия.

– Умер, – злобно бросил ее собеседник. – Несчастный случай. Нарвался на пулю. Ясно?

Вместо ответа Амалия как следует врезала ему между ног. В своей прежней, цивилизованной жизни она бы никогда не позволила себе такого, но зато результат превзошел все ожидания. Лже-Роулинз согнулся надвое и заскулил от боли, перемежая вой с немыслимыми ругательствами.

– Где остальные?

– Остальные?

– Ну да, ваша банда.

– Понятия не имею. Они мне не отчитываются. Мне старый Хью приказал здесь сидеть, вот я и сторожу, может, кто появится.

– Старый Хью – это ваш босс?

– Сообразил, – с усмешкой промолвил бандит и снова схлопотал между ног, но на этот раз от Билли Пули.

– Как его зовут?

– Я же сказал: старый Хью, но тебе все равно до него не добраться.

– А фамилия у этого Хью какая?

– Не знаю.

– Врет, – сказал Билли Амалии.

– Скорее всего, – согласилась Амалия. – Что вы ищете?

– Камни, – прохрипел бандит. – И вообще, я тебе больше ничего не скажу.

– Еще как скажешь! – Амалия нацелила дуло «винчестера» между ног бандита. – Что вам сказал Джимми Роулинз, прежде чем вы его убили?

Бандит колебался. Амалия спокойно отвела пальцем курок. Оставалось только нажать на спуск и…

– Ладно-ладно! – заторопился бандит. – Он дал нам адрес той девчонки. Подружки Перси Белла.

– Не тяни, – подбодрила его Амалия.

– Ее зовут Мэри. Мэри Десмонд. Она из Остина.

– Адрес?

– Улица Святого Патрика, тринадцатый дом.

– Врешь, – равнодушно сказала Амалия.

– Клянусь богом! – завизжал бандит. На лбу его выступили крупные капли пота.

– В Остине есть такая улица, – неожиданно вмешался Билли. Амалия обернулась к нему. – Правда, там живет одна беднота, и потом…

Договорить он не успел – бандит что было сил стукнул его по голове камнем, который держал в руке. Ударив ногой по земле, он попал песком в глаза Амалии. Пока она протирала их, бандит с умопомрачительной резвостью метнулся за угол, вскочил на свою лошадь, которую наши следопыты даже не заметили, и что было духу помчался прочь.

– Билли! – Амалия, вновь обретя способность видеть, первым делом бросилась к своему приятелю, лежавшему на земле. – Ты живой?

– Вроде бы, – проворчал ирландец, встряхивая головой и с омерзением косясь на ранивший его булыжник. – Черт, ну и здорово же он меня стукнул!

Вспомнив о бандите, Амалия живо обернулась. Лже-Роулинз уносился от них со скоростью ветра. Амалия взяла «винчестер».

– Если стрелять людям в спину, – проговорил суеверный ирландец, – рано или поздно кто-то выстрелит в спину тебе.

– А если не стрелять, – не согласилась с ним Амалия, – тоже можно схлопотать туда пулю. – Она вскинула ружье и выстрелила.

Со своего места они видели, как всадник качнулся в седле и упал с лошади. Его нога зацепилась за стремя, и испуганная лошадь поволокла его по камням.

– В конце концов, он сам хотел подстрелить тебя сзади, – резюмировал Билли, пожав плечами. Он поднялся с земли, отряхнул свою одежду и напялил шляпу. – Ну что, теперь махнем в Остин?

13

Однако перед тем, как ехать на поиски неизвестной Мэри Десмонд, они все-таки заглянули в дом. В нем царил редкий беспорядок. Похоже, что здесь долго и тщетно что-то искали. Единственная подушка была вспорота, ящики раскрыты, мебель отодвинута от стен. Даже земля в погребе была перерыта.

– Как ты думаешь, – спросил Билли у Амалии, – что они тут хотели найти?

– Он же сказал, – сухо напомнила Амалия. – Камни.

– Но снаружи полно камней! – удивился Билли. – То есть… Погоди, ты думаешь, речь идет об алмазах?

Амалия кивнула.

– По крайней мере, теперь понятно, отчего погибло такое количество людей. Кстати, более чем вероятно, что Мэри Десмонд мы тоже в живых не найдем.

Билли почесал нос.

– Странно все это, – заметил он. – Я хочу сказать, в этом районе никто не добывает алмазы. Они тут вообще не водятся.

– Может, их откуда-то привезли? – предположила Амалия.

– Точно! – звонко воскликнул Билли. – Ты тоже об этом вспомнил?

– О чем? – удивилась Амалия.

– Ну как же, – отозвался Билли. – Пару месяцев назад, в ноябре, банда налетчиков ограбила поезд, который перевозил в числе прочего и партию алмазов для ювелирной компании.

Амалия застыла на месте.

– Думаешь, те самые? – спросил Билли.

– Погоди, – поспешно сказала Амалия. – Банда – это что, те, кого ты порешил?

– Э-э… наверное, – протянул Билли.

– Но Перси не было среди бандитов, – заметила Амалия.

– Может, он был с ними заодно, но не участвовал в налете? – предположил Билли.

– Может быть. Но самое главное – мешок. Пастух сказал, что у Перси были черный мешок и серая сумка. Но когда Перси появился на ранчо Ричардсона, при нем оказалась только серая сумка. Чушь какая-то.

– Почему чушь? – удивился Билли. – Когда я разобрался с налетчиками, он понял, что теперь можно ни с кем не делиться, забрал алмазы, припрятал их и…

– Если он припрятал алмазы, его не стали бы убивать, – с сомнением покачала головой Амалия. – Сначала его допросили бы, чтобы узнать, куда он дел алмазы. А его убили ночью. Перерезали ему глотку, когда он спал.

– Может, они просто поторопились? – хмыкнул Билли.

– Что-то тут не так… – недовольно сказала Амалия. – Ладно. Надо покамест попытаться найти Мэри Десмонд. Кто знает, может, нам повезет, и она еще жива. Ты со мной?

– Конечно! – воскликнул Билли. – Я за тебя в огонь и в воду.

– Просто я подумал, – пояснила Амалия, – что ты не захочешь показываться в городе, где тебя осудили.

– Это точно, – помедлив, согласился ковбой. – Но ведь есть же способы проскочить в город незамеченным, верно?

– Ага, – сказала Амалия и оглядела царивший вокруг беспорядок. – По крайней мере, мы можем быть уверены, что в доме алмазов нет. Эти люди обшарили тут каждый дюйм, даже обивка единственного стула и та вспорота.

– А как насчет огорода? – встрепенулся Билли.

Они молча переглянулись. У двери, ведущей наружу, они оказались одновременно и кое-как протиснулись в нее.

– Этот огород, – констатировала Амалия через пять минут, – сто лет никто не трогал. Бесполезно даже тут искать.

– Ну да, – согласился Билли, – если бы тут что-то зарыли, наверняка остались бы свежие следы.

Они осмотрели сад, но ничего подобного не обнаружили. Потом Амалия на всякий случай обошла дом снаружи, но тоже ничего не нашла.

– Слышь, Эмилио, – сказал Билли, – а в чем разница между алмазом и булыжником?

– Да в общем-то ни в чем, – улыбнулась Амалия. – Просто алмаз – это булыжник, который стоит уйму денег.

– Ясно, – вздохнул Билли.

Среди вещей покойного Джимми Роулинза Амалия заметила превосходную карту штата Техас. Она захватила ее с собой, и всадники двинулись дальше.

Однако путь до Остина был отнюдь не близкий, и вдобавок начал накрапывать дождь, который через несколько минут перерос в самый настоящий ливень. Амалия вся промокла насквозь, с ее шляпы лились ледяные струи воды. У Билли дело обстояло ничуть не лучше, и к тому же он начал кашлять, что Амалии совсем не понравилось. Лошади уныло месили ногами желто-красную жижу. Наконец Амалия не выдержала и подъехала к Билли.

– Дальше двигаться бесполезно! – прокричала она, перекрывая шум дождя. – Надо искать какое-нибудь место для привала.

Билли поднял голову. Он закашлялся, но сумел превозмочь себя и указал подбородком на расселину в скале над ними.

– Тут есть какая-то пещера! – крикнул он. – Может, пока остановимся там?

Амалия не имела ничего против. Они спешились и по узкой тропинке забрались наверх, ведя лошадей в поводу. По счастью, пещера оказалась достаточно просторной для всех них, да вот беда – когда снаружи лил дождь, внутри не было видно ни зги.

– Надо бы зажечь огонь, – сказала Амалия, ежась от холода, пробиравшего ее до самых костей. – У тебя есть спички, Билли?

– Кажется, мои отсырели, – прозвучал из темноты голос юноши.

– Да? А мои, кажется, нет. Погоди-ка…

Амалия нашарила в нагрудном кармане спички и достала их. По счастью, дождь не успел до них добраться.

Однако стоило Амалии чиркнуть спичкой, как Билли неожиданно испустил дикий крик:

– Погаси! Немедленно погаси, Эмилио!

Не ограничившись одними словами, он бросился на Амалию и вырвал у нее из рук спичку и коробок. Лошади недовольно зафыркали. В темноте Амалия не удержалась на ногах и свалилась на песок. Девушка поднялась на ноги, вне себя от досады.

– Какого дьявола, Билли! Что происходит?

– Тут надо быть очень осторожным… – прозвенел голос Мэллоуна у нее над ухом.

Амалия ничего не понимала. Звякнули шпоры, Билли переместился к самому выходу и только тогда с величайшими предосторожностями зажег спичку.

– Ну и что? – раздраженно спросила Амалия.

Дрожащий огонек осветил внутренности довольно большой пещеры. Куча веток, газета на песке, нет, даже несколько газет… Ничего себе! Свертки одеял… и табак, и банки с тушенкой, и бутылки спиртного, целый склад, и… Черт возьми, а это что такое?

– Видишь? – спросил Билли, указывая на груду каких-то обрубков в углу.

– Ну, вижу, – сердито сказала Амалия. – Здесь кто-то жил до нас, но все-таки незачем было так орать. Ты напугал меня до смерти.

– Да нет, Эмилио! Сюда смотри.

Зыбкое пламя осветило обрубки. Нет, это было не дерево. И не мыло, хотя по виду немного похоже.

– Динамит, – важно сказал Билли. – Представляешь, что бы с нами было, если бы огонь попал на эти штуковины?

– Дина… – Амалия едва не задохнулась. Она была отнюдь не робкого десятка, но на всякий случай отступила на шаг назад.

Спичка погасла. Билли повозился в темноте, перетащил ветки подальше от динамитной кучи и разжег маленький аккуратный костер.

– Ну, так-то лучше, – блаженно жмурясь, сказал он.

После чего странники раскатали на земле одеяла из чьих-то закромов, открыли тушенку и отдали должное запасам виски. Надо сказать, что пещера была полностью оборудована для жизни. Здесь были и соль, и спички, и кофе, и патроны, и даже… маникюрные ножницы.

Амалия, у которой от выпивки раскраснелись щеки, сняла шляпу и подсела поближе к огню. Билли закашлялся, снял шляпу и красную куртку и повесил их сушиться недалеко от костра.

– Ты мне доскажешь про Эдмона? – помолчав, спросил он.

И Амалия, пальцами приглаживая отсыревшие от проливного дождя волосы, поведала про то, как граф Монте-Кристо отомстил всем тем, кто его предал. Билли слушал, полулежа у костра и опершись щекой на руку. В глазах его плясали отблески пылающего пламени.

– Здорово, – вздохнул он, когда Амалия наконец закончила. – Хорошо, наверное, быть писателем и сочинять всякие такие истории!

Он снова закашлялся и на этот раз кашлял так долго, что Амалия встревожилась.

– Слушай, Билли, – сказала она, когда ковбой выплюнул на песок красный сгусток, – так дело не пойдет. Тебе правда надо лечиться.

– А что лечиться? Какой в этом прок? – вяло отмахнулся Билли, когда перестал кашлять. – Все равно меня прежде повесят или убьют, как собаку. Так что незачем и беречь себя особо.

Он взял лежавшую на песке газету и стал ее просматривать.

– Старье, – сказал он наконец с отвращением. – Про меня тут даже нет ни слова. – Он скомкал газету, бросил ее в огонь и вздохнул. – Интересно, чье это хозяйство? – спросил он, указывая на динамитные шашки.

– Я думаю, – ответила Амалия, – это был склад налетчиков. Тех, которые напали на поезд.

– Очень даже может быть, – задумчиво протянул Билли. – Любопытно, откуда они брали динамит? На кустарщину вроде не похоже.

– И почему их пещеру до сих пор не обнаружили? – мрачно заметила Амалия.

– Кто? – быстро спросил Билли.

– Да хотя бы шериф местный. Он ведь должен следить за порядком?

Билли достал свою губную гармошку и продул ее.

– Шерифам хватает проблем с теми людьми, которые вокруг них, – сказал он. – Они не любят выезжать в такие места, как это. Мало ли на кого тут можно нарваться.

– Наверное, ты прав, – рассеянно сказала Амалия.

Снаружи по-прежнему лил дождь.


Наутро им пришлось покинуть пещеру, хотя дождь зарядил без передышки. Но им нужно было попасть в Остин, и поэтому они взяли с собой сотню пуль, приличное количество еды и такое же питья – для поддержания бодрости в организме, после чего отправились в путь.

Им повезло. Через три мили они увидели внизу, на плоскогорье, железную дорогу, а вдали над ней кружилось облачко пара.

– Смотри-ка, водокачка, – сказал Билли, указывая на нее пальцем. – Тут поезд обязательно должен остановиться.

Амалия покачала головой.

– Если это экспресс, у нас нет ни малейших шансов попасть туда, – заметила она.

– Есть еще вагоны, перевозящие скот, – оживился Билли. – Может, нам даже попадется порожняк, как знать?

Он дал шпоры коню и поскакал вниз, к железнодорожному полотну. Амалия вздохнула и, поправив шляпу, последовала за ним.

Это и впрямь был не пассажирский поезд, а порожняк, двигавшийся из Сан-Антонио в Остин. Пока он стоял на водокачке, Билли и Амалия забрались в пустой вагон и завели туда лошадей.

– Ты знаешь, где находится улица Святого Патрика? – спросила Амалия у своего спутника, когда состав тронулся.

– Конечно, – отозвался Билли. – Это на самой окраине.

– Ладно, – сказала Амалия. – Отправимся туда, как только стемнеет.

14

Амалия видела Остин лишь мельком, и ей оставалось только положиться на знание города Билли Пули. По счастью, на станции их никто не заметил, потому что они вылезли из вагона уже после наступления сумерек. Спрятав оружие так, чтобы оно не бросалось в глаза бдительным полисменам, путешественники отправились на поиски мисс Мэри Десмонд, пассии безвременно почившего Перси Белла.

– Вот эта улица, – сказал Билли примерно через полтора часа после того, как они покинули станцию.

Амалия недовольно наморщила нос. В глаза, в уши и в ноздри била вопиющая бедность. Покосившиеся домики, которые держатся одной надеждой, белье на веревках, которое охраняют облезлые дворняги, скалящие желтые зубы… В ближайшей хибаре громко переругивались муж с женой. Куча отбросов поблескивала в лунном свете, издавая приторный запах гнили.

– Ну и как же мы найдем тринадцатый дом? – пробормотала Амалия себе под нос.

Тихое ругательство было ей ответом. Билли наступил сапогом на что-то не вызывающее доверия и костерил славный город Остин на чем свет стоит.

Они миновали несколько домов, но хотя глаза Амалии видели в темноте не хуже глаз кошки, она не могла разглядеть ничего, даже отдаленно похожего на номера. Наконец она решилась.

– Стой здесь, я попробую выяснить, – приказала она Билли. Но не успела она сделать и трех шагов, как в ближайшем дворике загремела цепь и раздался ожесточенный хриплый лай. Вслед за тем окно во втором этаже дома растворилось, и Амалия с некоторым изумлением услышала, как благообразного вида старушка с пучком седых волос на голове обзывает ночного пришельца всякими и всяческими словами, причем делает это на чистейшем польском языке, который Амалии отлично был знаком.

Мгновенно сориентировавшись, Амалия заговорила также по-польски, сообщив, что ищет Мэри Десмонд, к которой имеет письмо от ее жениха. Старушка вытаращила глаза во тьму и, позабыв обо всем, что было сказано ранее – подумать только, она уже лет тридцать, не меньше, не видела соотечественников! – спустилась на первый этаж, чтобы встретить ясновельможного пана, непонятно что забывшего в их гиблом квартале.

Собака, умолкнув и разинув от изумления крокодилообразную пасть, смотрела, как злобная пани Барбара, у которой и для ангела небесного не нашлось бы доброго слова, обхаживает какого-то затрапезного пришельца, от которого пахло потом, кровью и усталостью. Его умоляли не стоять понапрасну во дворе, а зайти в дом и отведать краковских пышечек, раз уж бог привел его в эти места. При слове «пышечки» глаза ободранной шавки чуть не вылезли из орбит, и она с наслаждением пустила сталактит слюны. Последний раз собака пробовала знаменитые пышечки с месяц назад, в награду за то, что ухватила за зад сына соседки, когда он пытался залезть в сарай, чтобы стащить пару деревяшек для растопки. С тех пор пышечки виделись собаке во всех сладких снах.

Но странный пришелец отказался от пышечек и объяснил, что у него неотложное дело. Он даже проявил галантность и умолил пани Барбару не стоять понапрасну под дождем.

– Ну что ж, – смилостивилась наконец пани Барбара. – Видите вон ту канаву? Как перейдете через нее, будет пустырь, а после пустыря – деревянный домик. Там она и живет.

Ненавязчиво расспросив хозяйку, Амалия выяснила, что та не видела Мэри уже дня два, хотя продукты они покупают в одной и той же лавочке. Пожелав напоследок старой пани всего наилучшего, Амалия вернулась к Билли и рассказала ему все, что ей удалось узнать.

– На этот раз надо быть особенно осторожными, – закончила она. – Не исключено, что и там нас ждет засада.

Билли понимающе кивнул и достал «кольт» с перламутровой рукояткой. Амалия вынула свой, и, по-прежнему держа лошадей в поводу, они крадучись зашагали к пустырю.

Привязав лошадей за домом, вошли в дом. Дверь оказалась незапертой.

«Это плохо, – прогудел кто-то грозный и мнительный в голове у Амалии. – Это оч-чень плохо!»

Крошечный домик насчитывал два этажа. На первом никого не оказалось, и Амалия рискнула зажечь свет. Билли тяжело сопел где-то сзади.

На втором этаже они наконец нашли Мэри. Это была та самая девушка, фотокарточку которой Перси таскал с собой во всех странствиях. Она лежала на кровати в одежде, а шея ее была неестественно вывернута к левому плечу. Все ящики были выдвинуты, книжки – дешевые романы вроде тех, которые так любил Билли, – валялись на полу. Было похоже на то, что и здесь что-то искали.

– Опоздали, – тяжелым голосом констатировала Амалия.

Мэри Десмонд была совсем молода – лет двадцать, не больше. Светлые кудряшки обрамляли круглое личико, которое когда-то было красивым, но теперь, конечно, потеряло всякую привлекательность. Серые глаза были широко раскрыты, и Билли, поколебавшись, закрыл их.

– Интересно, что они искали? – задумался он.

– Наверное, план, – предположила Амалия. – Смотри, не оставили в покое ни единой книжки.

– Думаешь, они нашли, что искали? – спросил Билли, почесав нос.

Амалия не успела ответить, потому что в это мгновение раздался стук в дверь.


– Мисс Десмонд! – кричал визгливый женский голос снаружи. – Мисс Десмонд, немедленно откройте! Я знаю, что вы дома, я видела свет!

Быстро отставив горящую лампу, Амалия с опаской выглянула в окно. У входной двери стояла какая-то немолодая дама в темном платье, с пенсне на носу и с безвкусной шляпкой на голове. Это зрелище несколько успокоило Амалию.

– Так, Билли, – скомандовала она. – Быстро прячься, к нам гости.

– С какой стати я должен прятаться? – удивился бандит.

– Пожалуйста, не спорь! – рявкнула Амалия. Она нырнула в шкаф и извлекла оттуда зеленое женское платье, очевидно, то, которое несчастная Мэри Десмонд носила по выходным дням. – Если эта дама поднимет шум, нам не миновать неприятностей. Ты – беглый преступник, я… Обо мне вообще говорить нечего. – Она схватила его за плечо и затолкала в шкаф.

– Но я могу просто… – начал Билли, высовываясь из шкафа.

– Нет! – отрезала Амалия и захлопнула дверцу шкафа.

– Мисс Десмонд! – верещал голос у дверей.

Проклиная все на свете, Амалия слетела вниз по лестнице, скинула мужскую шляпу и натянула на себя платье, прямо поверх той одежды, которая была на ней. Пуговицы и крючки платья никак не желали застегиваться.

– Иду, иду! – фальшиво пропищала она, чтобы хоть как-то унять фурию у дверей.

«Волосы, черт возьми! У меня же теперь слишком короткие волосы!» – вспомнила Амалия. Сорвала со стула какую-то шаль, набросила ее на голову, сунула «кольт» в карман юбки (все-таки оружие никогда не помешает) и, широко улыбнувшись, открыла дверь.

Она не ошиблась. Перед ней стояла миссис Бишоп, та самая дама-благотворительница, которую Билли Мэллоун ненавидел лютой ненавистью. Хорошо, что Амалия успела узнать ее по голосу и загнала своего приятеля в платяной шкаф, – не то бог знает, что бы могло тут произойти.

Увидев перед собой какую-то загорелую фривольную девицу с улыбкой в пол-лица, миссис Бишоп слегка опешила.

– Простите, кто вы такая? – надменно пропищала она, надевая пенсне обратно на нос, откуда оно так и норовило свалиться.

– Я Эмили Смит, – отозвалась Амалия, – двоюродная тетушка Мэри. А вы кто?

– Я – Джейн Бишоп! – объявила посетительница таким тоном, словно была по меньшей мере австрийской императрицей. – Где ваша племянница, мисс Смит?

– Сидит у постели больной девочки, – сообщила Амалия, не подумав.

– Что? – Брови миссис Бишоп чуть не вылезли на затылок. – Насколько мне известно, мисс Десмонд – девица!

– А разве я сказала, что это ее ребенок? – моментально сориентировалась Амалия. – Заболела дочь ее подруги. У бедняжки дифтерия.

– А вы, значит, остались дома, – не преминула ее уесть зловредная старуха.

– Ну, это же не моя подруга, – с лучезарной улыбкой сказала Амалия и демонстративно зевнула, прикрывая рот рукой. – Вы хотели мне что-то сказать, миссис Батчер?

– Бишоп, – прошипела творящая добро дама. – Вот что, мисс Смит! Передайте своей племяннице, что так дело не пойдет. Городской комитет дам-благотворительниц давал ей кое-какую работу, но мы предпочитаем девушек с незапятнанной репутацией, понимаете? А к вашей племяннице ходят какие-то мужчины! Прямо в дом!

Амалия сделала невинное лицо.

– Что за мужчины? – поинтересовалась она.

– Позавчера, – с отвращением смакуя каждое слово, проговорила миссис Бишоп, – к ней пришли трое джентльменов! Шумели здесь! Даже били посуду, кажется. Мы этого не потерпим!

– Бога ради, – прервала ее излияния Амалия, – какие джентльмены? Опишите их поподробнее, если вам не трудно.

Миссис Бишоп воинственно выпятила подбородок.

– Извольте! Один был одноглазый, со шпорами, другой – тоже со шпорами, в желтой рубашке, а третий… – Она слегка запнулась. – Третий тоже тут был, не сомневайтесь! – закончила она не терпящим возражений тоном.

– Это был мой муж Джеймс и его друзья, – терпеливо объяснила Амалия. – Мой муж – умалишенный. Мы надеялись, что Мэри уговорит его лечь в лечебницу. Поэтому они и шумели. Еще крики были такие странные, да?

– Д-да, – подтвердила миссис Бишоп, замешкавшись на мгновение.

– И чего только не выдумают люди! – лицемерно вздохнула Амалия. – И ради этого заставляют почтенную даму на ночь глядя ехать бог знает куда!

В этих словах миссис Бишоп почудился упрек, и она оскорбленно выпрямилась.

– Для служения добру не существует определенного времени! – объявила она. – Чтобы спасать души, хорош всякий час!

– Да-да, конечно, – пробормотала Амалия. – Но, видите ли, на дворе уже темно, а мне завтра на работу, так что, если вы позволите…

Миссис Бишоп с большой неохотой позволила себя выпроводить.

– Какое у вас знакомое лицо, – сказала она напоследок. – Вы случайно не в магазине перчаток работаете?

– Нет-нет, – заверила ее Амалия. – Я, собственно, всего-навсего прачка. Работаю со всякой грязью.

– Ах, прачка… – И миссис Бишоп, записав себе в резерв еще одну душу, которую надо спасти, величественным шагом промаршировала со двора.

В полусотне метров ее ждала карета, ибо, хотя миссис Бишоп и могла сорваться с места глубокой ночью и помчаться надзирать за душами, вверенными ее попечению, все же она старалась делать это с максимальным для себя комфортом. Однако в этот раз она не дошла до кареты.

Чья-то тень легла на дорогу перед ней. Миссис Бишоп подняла глаза и поправила пенсне, но, будь она хоть стоглазой, как Аргус, в такой тьме она бы ничего не разглядела.

– Простите, – произнес хриплый мужской голос, – вы идете из дома Мэри Десмонд?

– Да, – с некоторым удивлением подтвердила миссис Бишоп. – А в чем…

– И кто там у нее сейчас? – продолжал мужчина.

– Ее двоюродная тетушка.

Только произнеся эти слова, миссис Бишоп вдруг вспомнила, что Мэри Десмонд была круглой сиротой и не могла иметь никаких тетушек, равно как и сумасшедшего дядюшку Джеймса.

– Ах, тетушка… – насмешливо протянул голос в потемках, и внезапно чья-то рука самым неприличным образом схватила миссис Бишоп за талию, а в бок ей ткнулось дуло револьвера. – А ну, старая карга, шагай обратно! Не то я живо тебя насквозь прострелю, поняла?

15

Когда Амалия вернулась наверх, сбросив шаль и на ходу освобождаясь от платья, Билли уже вылез из шкафа, звеня колесиками шпор.

– Я так и не понял… – начал он, но тут завидел Амалию в женском платье и разразился дурацким, мальчишеским, совершенно оскорбительным хохотом.

– Господи, Эмилио, что ты задумал? – в перерывах между взрывами смеха проговорил он. – Зачем тебе это понадобилось?

– У нас были гости, – сухо сказала Амалия, окончательно сбросив с себя платье.

– Да? И ты что, захотел ввести их в заблуждение?

Амалия собралась было ответить подходящим к случаю выражением, но тут ее взгляд привлек клочок бумажки, зацепившийся за одну из шпор Билли.

– У тебя на шпоре бумажка, – сказала она сердито, скатывая платье.

Билли наклонился и отцепил клочок от шпоры. Неожиданно его лицо стало серьезным.

– Слушай, а это ведь обрывок письма! Наверное, он валялся в шкафу.

– Письма? – быстро переспросила Амалия и выхватила у него клочок.

Перед глазами запрыгали строчки:

«…гая Мэри… думаю о тебе… шил написать… мо. Надеюсь… радует. Сама знаешь… шли из рук вон…. в С-А чуть не… Но… я люблю тебя… пишу тебе… что мне, кажется… езло. Если встречу… ка, есть шанс… сяч долларов, не… май, что я хвас… раз все совершен… я получу эти… и еду за тобой и… этой дыры. Очень… вится, что ты… нежные глазки… лыми днями для… ублюдков. Всегда… Перси».

Это была правая часть листа, разорванного посередине, и у Амалии почему-то возникло чувство, что они намного продвинулись вперед.

– Билли, – проговорила она, – ищи вторую часть! И конверт!

– Ага, – кивнул Билли и нырнул в шкаф.

Амалия оглядела всю комнату, залезла даже под кровать, обыскала, ежась от отвращения, одежду убитой. Но ни она, ни Билли не обнаружили второй части письма, а конверт как в воду канул.

– Наверное, именно это они и искали, – неуверенно предположил Билли.

– И нашли, – сквозь зубы промолвила Амалия. – Ладно. Делать нам тут больше нечего, пошли отсюда.

Она задула лампу, и в это время во входную дверь вновь забарабанили.

– Что за… – выругался Билли.

Амалия вытащила револьвер, взяла под мышку платье Мэри и тихонько спустилась по лестнице вниз. Билли бесшумно крался за ней.

– Миссис Смит! Откройте немедленно!

Амалия тронула Билли за плечо и указала на закуток под лестницей. Мэллоун кивнул и исчез в нем.

– Иду, иду! – крикнула Амалия, прячась за выступом стены.

Дверь сопротивлялась недолго. Первым вылетел засов, и створка тотчас распахнулась. В дом ввалились четверо: насмерть перепуганная миссис Бишоп и трое головорезов, из которых один был одноглазым.

– Эй, ты! – заорал тут же он. – Ты где, тетка?

Ответом ему был стройный залп из двух стволов 45-го калибра. Билли стрелял из-под лестницы, Амалия – из-за выступа стены. Миссис Бишоп пронзительно завизжала, подняв руки к ушам. У ног ее валялись три трупа.

Однако Амалия не успела предотвратить катастрофу. Билли выскочил из засады и тотчас же напоролся на свою мучительницу. Он даже попятился от неожиданности, но сразу оправился. Узнав Билли Пулю, миссис Бишоп завопила еще громче.

– Эй, Эмилио, – закричал бандит, перекрывая ее вопли, – я знаю эту суку, она меня еще в тюрьме утомила! Может, пришить и ее для компании?

– Я как-то не люблю стрелять в женщин, – призналась Амалия, которую распирало от смеха, хотя ситуация была совсем не веселой.

– Я тоже! – искренне сказал Билли. – Но ради такого случая готов сделать исключение.

– Лучше поцелуй ее на прощание, – посоветовала Амалия, – и уходим отсюда. Выстрелы наверняка перебудили всех соседей.

– Нет! Не надо! – пронзительно прокричала миссис Бишоп, но Билли все-таки приблизился к ней и залепил ей смачный поцелуй, после которого почтенная дама-благотворительница в обмороке осела на пол.

Хохоча во все горло, Билли выскочил на улицу вслед за Амалией. Они отвязали своих коней и, нахлестывая их, помчались прочь.

– А теперь куда? – спросил Билли.

– А теперь – в Арчер!

16

Конечно, если бы это зависело от Амалии, они бы в мгновение ока перенеслись в Арчер, но приходилось считаться с суровой реальностью. Им надо было пить, есть, кормить и поить лошадей, не говоря уже об обыкновенном сне. Кроме того, они старались избегать городов, так как за голову Билли была объявлена нешуточная награда. Но когда съестные припасы закончились, а вокруг не было ни единого человека, у которого они бы могли купить еды, им все-таки пришлось завернуть в один из городков, попавшихся им на пути.

На главной площади царило небывалое оживление, и Амалия сразу же заметила то, что являлось его причиной, – несколько крытых белым полотном фургонов выстроились полукругом, и зазывала надрывал глотку, предлагая нехитрые развлечения.

– Дамы и господа! Только сегодня и только один день! Знаменитый передвижной цирк «Soleil» (он произносил это слово как «сулье»)[122] к вашим услугам! Может быть, вы хотите узнать свою судьбу или поглядеть на настоящую русалку? Также у нас есть фокусник, непревзойденный мастер своего дела, и шпагого… шпаглогла… шпагоглотатель! – справился он с третьего раза с окаянным словом, которое словно прилипло у него к небу и упорно не желало вылезать изо рта. – Заходите, не стесняйтесь! Маленькие дети платят половину цены билета.

Зеваки, стоявшие довольно жидкой толпой, переглядывались и чесали в затылках. Наконец двое решились и нырнули в фургон с русалкой. Другие двое ухмыльнулись и, повернувшись, вразвалку зашагали к ближайшему салуну, благо он располагался всего в нескольких метрах.

– Смотри, цирк! – с горящими глазами сказал Билли. – Давай заглянем туда!

– Билли! – сурово одернула его Амалия. – Нам не стоит лишний раз светиться. Пойдем лучше купим еды в дорогу и накормим лошадей.

– Я никогда не видел шпагоглотателя, – объявил Билли. – Как ты думаешь, сначала лучше пойти к нему или наведаться к предсказателю?

Амалия возвела очи к небу и тяжело вздохнула. Теперь она поняла, кого именно имел в виду распорядитель, говоря о маленьких детях.

– Билли, – сказала она, – мы не пойдем смотреть на глотателя дрянных железок. И судьбу пытать тоже не будем. Ясно?

Пока они препирались, из ближайшей повозки выглянула физиономия довольно гадкой старушенции, увешанная бородавками, как медалями. Это была расплывшаяся особа в грязном синем ситцевом платье. Для пущей важности она заплела свои черные лохмы в косу и обвила ее множеством монеток на шнурках.

– Заходите, заходите, господа хорошие! – проскрежетала она. – Всего доллар, и старая матушка Зара расскажет вам все, что случилось и случится с вами.

– Спасибо, как-нибудь в другой раз, – сказала Амалия тактично, увлекая Билли за локоть прочь.

Старуха засмеялась и погрозила пальцем.

– Э… От судьбы не убежишь, она не матушка Зара. Ну, дети, заходите! Я же знаю, вам до смерти хочется узнать, что вас ждет.

Билли жалобно поглядел на Амалию, но она только еще крепче ухватила его за локоть.

– Нет уж, братец Гарри, давай-ка как-нибудь в другой раз.

– Экий ты, право! – проворчала карга. – У твоего брата, слава богу, и у самого голова есть. Ну же, красавчик, не бойся, матушка Зара такого тебе нагадает!

Амалия подмигнула Билли. Если великая предсказательница даже не знала, что они не являются братьями, то ей явно не стоит доверять ни свое будущее, ни серебряный доллар.

– Спасибо, – нерешительно промолвил Билли, – мы это… и в самом деле как-нибудь в другой раз… – Он кашлянул. – Извините.

Он и Амалия двинулись к салуну, но последнее слово осталось за старой каргой. Увидев, как уплывают посетители, а вместе с ними – и вожделенные денежки, она набрала воздуху в грудь и закричала:

– А, чтоб тебя, паршивец белобрысый! Истинно говорю тебе: будешь ты в этом месяце в гробу валяться! Да-да, в гробу! – Она плюнула на землю и исчезла в своей повозке.

Билли Пуля, суеверный, как и многие ирландцы, посерел лицом при этих ужасных словах. Но Амалия не дала ему опомниться и почти силой затолкала в открытую дверь салуна.

– Ты слышал? – жалобно спросил Билли, как только они оказались внутри. – Вот черт!

– Спокойно, братец, – сказала Амалия. – Она же просто так, со зла сказала.

Билли тяжело опустился за стол, снял шляпу и рассеянно провел рукой по выгоревшим вихрам. Амалия видела, что он встревожен до чрезвычайности.

– Проклятая баба! Вот проклятая баба! – повторял он в сердцах.

Амалия похлопала его по плечу.

– Выпей и забудь.

– Тебе легко говорить! – рассердился Билли. – Тебе ведь она ничего не сказала! А я прошлой ночью кровью кашлял… И кстати, ты сам заявил, что у меня чахотка. Ну вот, можешь радоваться, так оно и есть! – Он опустил на стол крепко сжатые мальчишеские кулаки. – Господи, как я не хочу умирать! Если бы ты только знал! И жизни-то мне осталось всего до конца января! А потом меня зароют, и никто не станет обо мне вспоминать. Кому нужен такой, как я? Подыхай, как собака, всем наплевать! Нет, все только рады будут! И никого, совсем никого…

Он говорил, захлебываясь и глотая окончания слов. Амалия видела, что он полон жалости к себе, а в таком состоянии человек не склонен слушать какие бы то ни было разумные доводы. Ей тоже было жаль его, но она не знала, как проявить эту жалость, ненароком не обидев молодого человека.

– Приветствую вас, – пророкотал чей-то начальственный баритон над самым их столом.

Билли съежился и словно стал меньше ростом. Вне всяких сомнений, он отметил то же, что и Амалия. Возле их стола возвышался человек лет сорока, рыжеватый, с аршинными усами, пушистыми на кончиках, и светлыми глазами, утопающими в сетке морщинок. На груди человека поблескивала серебряная звезда шерифа, в руках он держал, дулом в стену, превосходный блестящий «винчестер». За шерифом маячили еще двое мужчин – угрюмых, коренастых и тоже с ружьями. Мысленно Амалия прикинула, каковы у них с Билли шансы выбраться невредимыми из этой передряги. И не надо было родиться математиком, чтобы сообразить: расчеты не слишком обнадеживающие.

– Ты Билли Мэллоун, – сказал шериф скорее утвердительно, чем вопросительно. При этом он смотрел на Амалию в упор.

Амалия толкнула Билли под столом ногой, и тот незаметно сунул руку за револьвером.

– Вы ко мне обращаетесь, шериф? – учтиво осведомилась Амалия.

– Так точно, кабальеро, – отозвался шериф. – Имей в виду, я знаю, кто ты такой, так что отговорки тебе не помогут.

– Все в этом мире думают, что они что-то знают, – отозвалась Амалия. – Но иногда они ошибаются.

Она глядела на шерифа, шериф глядел на нее, и никто не хотел опускать глаза первым. Продолжение было неожиданным: губы под усами раздвинулись в улыбке.

– Можно сесть? – спросил шериф.

Билли заерзал на месте. Амалия быстро толкнула его локтем.

– Да ради бога, – ответила она на вопрос шерифа. – Свободных мест тут, слава богу, хватает.

Ее собеседник грузно приземлился на скрипучий стул.

– Эй, Майк! – подозвал шериф хозяина салуна. – Обслужи моих друзей, а то нехорошо, что им приходится ждать.

«Друзей? – мелькнуло в голове у Амалии. – Ого!»

Хозяин подкатился в то же мгновение, принял заказ и умчался так, словно у него в зад был встроен паровозный котел.

– Можно вопрос, шериф? – осведомилась Амалия, поставив локти на стол и сложив руки кончиками пальцев. – Положим, вы узнали меня. Что вы собираетесь делать?

– И мне кружку пива, Майк! – крикнул шериф вдогонку хозяину и повернулся к Амалии. – Это интересный вопрос, мистер Мэллоун. Должен признаться, я как раз сейчас размышляю над ним. Вы же не станете отрицать, что за вашу голову объявлена награда, и немаленькая?

Билли, оказавшийся как раз напротив шерифа, обиженно засопел и стал медленно наливаться розовой краской. Амалия вторично толкнула его локтем.

– Деньги – это еще не все, мистер…

– Терман, – подсказал свое имя шериф. – Согласен. С другой стороны, я не отвечаю за все, что творится на белом свете. Моя задача – чтобы в моем городке все было тихо и спокойно. Насколько я могу судить, вы ведь явились сюда не для того, чтобы создавать мне хлопоты, верно?

– Верно, – подтвердила Амалия, мучительно пытаясь понять, куда клонит этот с виду такой простой и добродушный человек.

– Ну так вот, – подытожил шериф. – Положим, вы приехали ко мне в городок съесть бифштекс и выпить пива. Что же мне – стрелять вас за это? Так дела выглядят с одной стороны. Но с другой… – Он умолк и стал приглаживать усы.

Если бы не две неподвижные фигуры с «винчестерами», Амалия бы давно дала Билли знак открыть огонь. Но ружья этих двоих ее очень беспокоили, и, кроме того, она и Билли сидели в самом углу и просто не успели бы выбраться из салуна вовремя.

Хозяин меж тем принес бифштексы с картошкой для Билли и Амалии и пива – на всех троих. Шериф небрежно отхлебнул из своего стакана, не переставая буравить «Билли Мэллоуна» взглядом.

Амалия оторвала пальцами кусок мяса и запила его пивом.

– Как вам наше пиво, мистер Мэллоун? – заботливо осведомился шериф.

– Разбавленное, – буркнула Амалия.

Шериф одобрительно кивнул головой.

– Я так и думал, что такого парня, как вы, не проведешь, – уронил он. – Итак, мистер Мэллоун, я предлагаю вам сделку.

Амалия насторожилась.

– Простите, я что-то не понимаю. Какого именно рода сделку?

– Я слышал, вы отличный стрелок, – проговорил шериф, игнорируя последний вопрос. – Будто бы самый лучший в Америке. Это так?

Амалия вздохнула и ногтем выковырнула кусочек мяса, застрявший между зубов. И куда подевались ее изысканные манеры?

– Пока, – заметила она, – у меня не было случая в этом усомниться.

– Дело в том, – серьезно промолвил шериф, – что я давно хотел проверить истинность данного утверждения, да только не имел возможности. Видите ли, мистер Мэллоун, – тут голос его упал до шепота, – я тоже очень хорошо стреляю.

Амалия начала понимать.

– Так что вы мне все-таки хотите предложить, мистер Терман? – спросила она.

– А вот что, – спокойно сказал шериф. – Устроим состязание по стрельбе. Если верх одержу я, то закую вас и вашего приятеля в наручники, и тогда не взыщите – вам придется ответить за все сполна. Включая убийство шерифа, забыл, как его звали, и его дружков-виджилянтов.

– Ну, если победите вы, то все ясно, – кивнула Амалия. – А если победителем окажусь я?

Шериф Терман повел своими могучими плечами.

– Никаких проблем, мистер Мэллоун. Вы уезжаете из города так же спокойно, как вы в него приехали, и сверх того я плачу за вашу выпивку. И за бифштексы тоже.

Амалия окинула взглядом две угрюмые фигуры с «винчестерами».

– Заманчивое предложение, – заметила она. – Как я понимаю, вы не оставляете мне выбора.

– Вы меня правильно понимаете, мистер Мэллоун, – вежливо ответил шериф.

– Можете заранее расплатиться с Майком, – заявила Амалия, принимаясь за жареную картошку. – Выиграю я, можете не сомневаться.

– Мне нравится ваша уверенность, мистер Мэллоун. – Шериф откинулся на спинку стула, его глаза смеялись. – Но я хотел бы сначала проверить, так ли это.

– А тут и проверять нечего, – хмыкнула Амалия. – То, что я вас обставлю, так же верно, как то, что солнце восходит каждый день. Но чтобы не ранить вашу гордость… – Она кивнула на притихшего Билли, который застыл неподвижно, боясь пропустить слово из их беседы, и спросила: – Знаете его?

– Он похож на вас, – заметил шериф. – Ваш брат?

– Мой брательник Гарри, – кивнула Амалия, для пущей верности пнув как следует Билли ниже колена, чтобы не рыпался. – Сообразительный малый, хотя ему всего пятнадцать. Я его научил всему, что знаю сам. Не скрою, до меня ему еще далековато, – снисходительно пояснила Амалия, – но он старается и, думаю, далеко пойдет со временем. Так вот что я вам скажу, мистер Терман. – Амалия подалась вперед. – Вы, конечно, парень неплохой, но давайте-ка вы для начала посоревнуйтесь с моим братцем. Одолеете его – и я к вашим услугам, а нет – так не о чем и говорить.

Шериф не сводил с Амалии тяжелого взгляда, и девушка почувствовала, как отчаянно колотится ее сердце. Шутка, которую она затеяла, была довольно рискованной. Одно дело, когда в известной ей сказке Александра Сергеевича Пушкина некий герой предлагает черту обогнать своего меньшого брата, за которого выдает быстроногого зайчишку, и совсем другое – в сердце штата Техас проворачивать нечто подобное с типом, вооруженным крупнокалиберным ружьем. Однако шериф перевел взгляд на Билли, увидел, какой тот щуплый, и, в общем, мелкий, и смилостивился.

– Ладно, – сказал он. – Когда покончу с ним, настанет ваша очередь.

– Да ради бога! – откликнулась Амалия самым безразличным голосом. – Только если он вас одолеет, мы уедем, и вы не станете нас задерживать. А за выпивку я могу и сам заплатить.

– По рукам, – согласился шериф Терман, поднимаясь из-за стола. – Когда доедите, выходите наружу. Мы вас там будем ждать. – Он понизил голос. – Только одна просьба, мистер Мэллоун: не пытайтесь сбежать, а то ненароком можете пулю схлопотать в какое-нибудь нежное место. Конфуз выйдет.

– Не волнуйтесь, шериф, – заверила его Амалия и, лучезарно улыбнувшись, продолжила жевать жесткий бифштекс.

17

– Ловко ты это придумал, – сказал Билли, когда, подкрепившись, они покидали салун. Последующие слова спутника Амалии были отнюдь не предназначены для печати: – Ни… себе! Это они что, все будут на меня смотреть?

Похоже, все население городка собралось возле салуна в предвкушении дарового зрелища. Даже мексиканка, чье заведение располагалось как раз напротив, присоединилась к зевакам вместе со своими посетителями, которые оживленно обсуждали шансы противников на победу в состязании. Никакой заезжий цирк, конечно же, не мог выдержать конкуренции с поединком между шерифом Терманом и братом знаменитого стрелка Билли Мэллоуна. Более того, поняв, что им уже ничего не выгорит, циркачи мигом переориентировались: зазывала и мадам Зара собирали ставки зрителей – кто победит и с каким отрывом. От них не отставали высокий худой человек с белым от театрального грима лицом и его более приземистый коллега с тросточкой и тщательно зализанными усиками. Очевидно, то были рекламировавшиеся ранее фокусник и шпагоглотатель. Для полного комплекта труппе не хватало только русалки, но она, очевидно, уже уплыла в синее море.

Больше всех надрывался зазывала в цилиндре.

– Дамы и господа! Уникальный поединок! Только сегодня! Достопочтенный шериф Терман против знаменитого бандита! Закон против беззакония! Как, сэр, всего двадцать центов? Где это видано – делать такие мизерные ставки?! Благодарю, мадам, серебряный доллар из золотой ручки! Эй вы там, не напирать, ставки еще не приняты до конца! Подходите, подходите! Вы своими глазами увидите нечто совершенно фантастическое!

В чем-чем, а в последнем Амалия была с ним совершенно согласна.

– Как я понял, – сказал Билли деловито, – я должен перещеголять этого шерифа в стрельбе…

– Не то нам не жить, – со вздохом кивнула Амалия.

Билли вынул свой любимый револьвер с перламутровой рукояткой и проверил, заряжен ли он.

– Ладно, – промолвил он беспечно. – Первый раз, что ли!

– Vaya con Dios, amigo, – сказала Амалия, незаметно перекрестив его. Она очень волновалась – очень уж уверенно держался шериф Терман.

Помощники шерифа оттеснили толпу в сторону. На заборе, ограждавшем салун, выставили в ряд шесть жестянок.

– Дрожишь, малыш? – спросил шериф покровительственно у «братца Гарри».

Излишне напоминать, что Билли Пуля если что и ненавидел, так это когда его называли малышом.

– Не шибче вас, шериф, – степенно возразил он.

Толпа загоготала, а шериф лишь укоризненно покачал головой и достал револьвер.

– Кто первый – я или ты? – спросил Терман, лихо крутанув барабан.

– Один хрен, – отозвался Билли беспечно, щурясь на солнце.

Шериф встал в позицию, тщательно прицелился, выстрелил шесть раз и сбил шесть жестянок. Их поставили снова, и Амалия с тревогой заметила, что некоторые из них покорежились от выстрелов и что теперь в них труднее будет попасть. Но Билли тем не менее поразил их все, причем ему понадобилось на это куда меньше времени, чем его противнику. Было такое впечатление, что «братец Гарри» стрелял, вообще не давая себе труда прицелиться.

– Ай да малыш… – раздумчиво сказал шериф. – Ты, я вижу, кое-чему научился у своего братца, а?

Даже веснушки на носу Билли и те загорелись от его слов.

– Тихо, Гарри, – вмешалась Амалия. – Шериф тебя провоцирует, не обращай внимания.

– Скажешь тоже – не обращать внимания на такое! – сердито буркнул Билли, перезаряжая револьвер.

Один из помощников шерифа принес старую шляпу. Сердце у Амалии сжалось: это было потруднее, чем стрелять по неподвижным жестянкам.

– Раз, два, три! – крикнул помощник и швырнул шляпу вверх.

Пока она падала, шериф успел пять раз пробить ее пулями. В этом убедились, подобрав шляпу с земли.

– Теперь вы, мистер Мэллоун, – сказал шериф, ухмыляясь во весь рот.

Билли кивнул. Помощник взял другую шляпу – и то ли случайно, то ли намеренно бросил ее куда выше и дальше, чем предыдущую. Амалия облилась холодным потом.

Билли выстрелил шесть раз, но шляпа упала на пустырь за салуном. Зрители со всех ног бросились бежать за ней – всем не терпелось увидеть, сколько в ней дырок и удалось ли их шерифу обставить чужака. Однако первой до шляпы добралась какая-то рыжая дворняжка с обрубком вместо хвоста. Она примчалась к своему хозяину – мальчику лет двенадцати – и положила шляпу к его ногам, радуясь, что смогла всех опередить.

– Глядите! – пронзительно крикнул мальчик, поднимая шляпу вверх. – А дырок-то тут шесть!

Шериф нахмурился.

– Наверное, это собака оставила своими зубами, – хихикнув, высказал предположение зазывала, собиравший ставки.

Ему не следовало так говорить, потому что Билли с быстротой молнии повернулся в его сторону и выстрелом сбил с его головы высокий цилиндр. Толпа захохотала, зазывала же посерел лицом и упал в обморок.

– Это так, вне программы, – объявил Билли, весело улыбаясь. – Можете бросить еще одну шляпу, если не верите своим глазам. Только не забудьте забросить ее на луну, а то больно близко получается.

Зрители зааплодировали, и громче всех хлопала мексиканка из салуна напротив. Противник шерифа, такой непосредственный, живой и юный, всем пришелся по сердцу. Он совсем не походил на своего мрачного брата-бандита, который стоял тут же, кусая губы.

– Ну что, шериф, – довольно невежливо спросил последний у Термана, – закончим на этом или у вас есть что-то еще?

Шериф шевельнул усами и повернулся к помощнику. Тот кивнул и быстрым шагом удалился.

– И куда ты спешишь, Билли? – сказал Терман добродушно, оборачиваясь к Амалии и обдавая ее запахом дешевого табака. – Город у нас отличный, живи – не хочу, народ тоже не самого худшего разбора. А вот и Анхелика! Здравствуй, радость моя.

В сопровождении помощника шерифа показалась смуглая, очень красивая молодая мексиканка с горящими черными глазами и волнистыми волосами, которые доходили почти до пояса. Шериф заговорил с ней по-испански. Амалии показалось, что сначала девушка упиралась, но после того, как Терман взял ее за руку, она смягчилась. Шериф достал из кармана игральную карту и протянул ей.

– Это что такое, это еще зачем? – заволновался Билли.

Девушка отошла на середину улицы и остановилась. Грудь ее под розовой кофтой высоко вздымалась, щеки полыхали. Гордость и упрямство были написаны на ее лице, но Амалия прочитала в нем и кое-что другое – страх.

– У нее в руке – десятка червей, – пояснил шериф. – Десять целей, стрелять двенадцать раз. Ясно?

На этот раз Амалия переполошилась по-настоящему. С места, на котором они стояли, еле-еле была видна даже сама карта, не говоря уже о значках на ней.

Анхелика подняла вверх руку с картой, вызывающе улыбаясь. В полном молчании толпы шериф вышел напротив нее, сосредоточенно прицелился и открыл огонь. Потом перезарядил револьвер и выстрелил еще шесть раз.

Принесли карту. Семь сердечек из десяти было пробито. Шериф вытащил из кармана другую десятку и отдал Анхелике. Легкой, упругой походкой она вернулась на место и вновь подняла руку.

– Твоя очередь, Гарри, – сказал шериф.

Билли вышел вперед, вздохнул и прицелился. Стало тихо. Так тихо, что Амалия с легкостью могла расслышать, как жужжит муха возле бледного не только от пудры лица фокусника.

Билли помедлил, опустил руку и повернулся к Амалии.

– В чем дело? – спросила она с раздражением и краем глаза заметила, как расслабился шериф Терман. Оба его помощника улыбались с облегчением.

– Эм… Билли, – тихо сказал Мэллоун. – Я не могу стрелять в женщину, понимаешь?

Ясное дело, она понимала. Но хуже всего было то, что и шериф Терман тоже понимал это.

Амалия вздохнула, приподняла шляпу и вытерла взмокший лоб под ней. Опустив случайно глаза, она увидела кое-что… и поняла, как можно переубедить Билли.

– Ну что, этот щенок отказывается от состязания? – прогудел один из помощников шерифа.

– Погодите! – остановила его Амалия. Затем сняла с шеи платок и махнула им в воздухе. Как зачарованный, Билли смотрел на сиреневый лоскут. – Вот что, братец. Если ты сделаешь то, что должен сделать, я отдам тебе платок. Навсегда.

Билли сглотнул.

– Правда, что ли? – недоверчиво спросил он. – И что, он будет совсем мой?

– Да, – подтвердила Амалия. – Но для этого надо прострелить все десять сердечек.

– Да пожалуйста, – легко согласился Билли.

Он повернулся и почти не целясь разрядил весь барабан. Анхелика вздрагивала при каждом выстреле. Билли перезарядил свой револьвер и выстрелил еще четыре раза.

– Готово, – весело сказал он. – Десять из десяти, и запасных двух пуль не понадобилось. – Он подошел к Амалии и поглядел на нее. – Ну, теперь отдавай мой платок, братец.

– Пожалуйста, – отозвалась Амалия и сама повязала платок парню на шею.

Меж тем опешившие зрители подошли к Анхелике и, взяв у нее игральную карту с десятью ровными отверстиями, стали вертеть ее и так, и этак – даже на свет смотрели. До Амалии долетали их голоса:

– Немыслимо!

– А ведь это только его брат! Представляете, как он сам стреляет?

– Даже и представлять не хочу.

– Фантастика! Ей-богу, этот парень второй Дэви Крокетт.[123]

– По-моему, он будет еще похлеще Дэви Крокетта.

Билли поправил концы платка и заправил их под куртку. Он мог ничего не говорить – по всему было видно, что его так и распирало от гордости.

Красавица Анхелика сорвалась с места и подскочила к стрелкам. Амалии показалось, что она вот-вот вцепится шерифу ногтями в физиономию, но она только посмотрела на него, и взгляд ее был хуже удара бичом. Шериф Терман побледнел и смешался. Затем, не говоря ни слова, Анхелика взяла лицо Билли, демонстративно поцеловала его в губы и, обернувшись к шерифу, выкрикнула что-то по-испански. И, судя по всему, не слишком лестное, потому что шериф побледнел еще больше. Анхелика же, передернув плечами, удалилась с гордо поднятой головой.

– Что она сказала? – спросила Амалия вполголоса у Билли, который все еще смотрел вслед красавице, исчезнувшей, как вихрь.

– Она сказала, – с удовольствием перевел Билли, – что у шерифа сердце шакала и что он не кабальеро, зато я – настоящий кабальеро и вел себя, как мужчина, а настоящий мужчина никогда не станет использовать женщину в качестве мишени.

– Ах вот как, – вежливо уронила Амалия. Честно говоря, она подозревала нечто подобное.

Шериф Терман тяжелым шагом приблизился к Амалии. Казалось, он постарел лет на десять. Губы его были плотно сжаты.

– Хороший у тебя брательник, Билли, – сказал он.

– Что есть, то есть, – согласилась Амалия. – Мы можем ехать?

Шериф с ненавистью взглянул ей в лицо и плюнул в пыль у своих ног.

– Можете, – процедил он. – Только покиньте город как можно быстрее, не то я могу и пожалеть о своем решении.

Он круто повернулся на каблуках и удалился прочь. Билли потянул Амалию за рукав.

– Поехали отсюда, – сказал он.

Зрители, ставившие на «братца Гарри», подсчитывали, кто на сколько обогатился. Амалия повернулась и бок о бок с Билли зашагала к конюшне.

– По крайней мере, – сказала она, – этот день не прошел зря.

– Ага, – согласился Билли и поправил платок.


После случившегося Амалия дала себе зарок нигде не задерживаться, пока они не доберутся до Арчера. Но так как им пришлось удирать налегке, а мясо койотов не слишком полезно для желудка, на следующий день Амалия скрепя сердце согласилась остановиться в крошечном городке, состоявшем из трех десятков домишек. Погони за ними не было, и Амалия решила, что они с Билли имеют право перевести дух.

Они перекусили в салуне, после чего Билли, который обладал способностью легко завязывать знакомства, сел играть с мексиканцами в покер, а Амалия, завидев у стены старенькое раздолбанное пианино, вдруг ощутила непонятный зуд в пальцах. Это было странно – после одного случая, который едва не стоил ей жизни, она была уверена, что никогда больше не будет играть.[124]

– Пианиста нет, сэр, – объяснил хозяин. – Он еще в церкви на органе играл, да жаль – уже год как допился до белой горячки и помер.

Амалия подняла крышку и села за инструмент. Ее пальцы, в последнее время не касавшиеся ничего, кроме оружия, легко вспорхнули над клавишами, и последние исторгли давно забытую грустную мелодию.

– Эк как вы хорошо играете, сэр, – уважительно заметил кабатчик. – Наш-то пианист знай себе лупил по клавишам, так что они чуть ли не в разные стороны летели.

Амалия улыбнулась комплименту и стала наигрывать какой-то этюд Шопена. Краем глаза она заметила, что в салуне тем временем появилось новое лицо. Оно принадлежало к той редкой породе мужчин, у которых все на месте и которые именно поэтому ценятся женщинами на вес золота, а то и выше. Незнакомец снял шляпу, под которой оказались темные с красивой сединой волосы – то, что французы называют poivre et sel[125], после чего подсел к Билли, заменив ушедшего игрока. Амалия и сама не смогла бы объяснить, почему это вдруг показалось ей подозрительным.

«Почему именно к Билли? – замелькали в ее голове мысли. – Да потому, что игра идет только за его столом. А этот парень, похоже, профессиональный игрок – одет с иголочки и носит роскошные лакированные туфли. Совсем как Фрезер. Фрезер! Черт возьми…»

И в следующее мгновение Билли ножом прибил руку седовласого партнера к столу. Амалия схватила свой «винчестер», лежавший на пианино, и выстрелила в пригвожденного, после чего число привлекательных мужчин на земле неминуемо должно было уменьшиться на одну единицу. Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, Амалия рванула на улицу, куда до нее уже успел выскочить Билли.

– Едем! – крикнула она и хлестнула Пегаса.

Билли сел на своего серого в яблоках, и они понеслись, как ветер, по дороге, идущей под уклон. Оглянувшись через некоторое время, Амалия заметила, что за ними следует погоня.

– Быстрее, быстрее, Эмилио! – кричал Билли.

Легко сказать: быстрее! Лошади не успели отдохнуть. Несмотря на это, пегий неустанно продвигался вперед, но серый, на котором ехал Билли, начал отставать. Билли и Амалия выстрелили несколько раз по своим преследователям, но – увы! – после той заварушки в Остине и памятного состязания с шерифом Терманом у них оставалось совсем мало патронов. Можно сказать, всего ничего. Внезапно грянул выстрел, серый запрыгал на месте и повалился на бок.

Амалия рванула поводья, так что возмущенный Пегас взлетел на дыбы, и, сделав полукруг, подъехала к Билли. Лошадь придавила ему ногу, и он никак не мог выбраться из-под убитого животного. Амалия выстрелила по приближающимся врагам, чтобы хоть на несколько секунд задержать их, наклонилась с седла и протянула своему другу руку.

– Скорее, Билли!

Бандит поднял голову, и Амалия поразилась мелькнувшей в его взгляде решимости.

– Нет, Эмилио! Если мы будем вдвоем на одной лошади, они нас точно нагонят. Уезжай!

– Ты что, спятил? – крикнула Амалия. – Как я могу тебя бросить! Давай вылезай, не томи меня!

– Не нужно. – Билли мотнул головой и выплюнул настоящий кровавый сгусток. – Полно, Эмилио. Я отбегался. Не пуля, так чахотка меня точно доконают. Старуха сказала, что лежать мне в гробу в этом месяце, и, значит, так тому и быть. Ты хороший товарищ, но уезжай, ради бога! А я задержу их.

– Ты сумасшедший, – только и смогла вымолвить Амалия. – Билли, ведь еще есть время!

– Только не у меня. – Билли достал револьвер. – Уезжай, черт бы тебя побрал! – с детской яростью в голосе закричал он. – Ну? Чего ты ждешь?

Преследователи были совсем близко. Амалия поглядела на них и решилась.

– Ладно, – сказала она. – Только не делай глупостей, ясно? Скажи им, что ты – Гарри Мэллоун. В случае чего сошлись на шерифа Термана. – Она развернула лошадь. – Я приеду за тобой! Ясно? Жди меня, и я вытащу тебя! Ты мне веришь?

– Уезжай! – крикнул в ответ Билли и махнул рукой с револьвером.

– Ты мне веришь? – настойчиво повторила Амалия.

– Да, я тебе верю! Только уезжай, ради бога, не мешкай!

Амалия хлестнула Пегаса и помчалась прочь. Ветер свистел у нее в ушах, сердце бешено колотилось в груди. Она ненавидела себя, как не ненавидела никого на свете. В ее шкале ценностей одним из самых страшных грехов было предательство, а она сама ведь только что стала предательницей. И, когда Пегас уносил ее прочь, она поклялась себе, что сделает все, чтобы вырвать Билли из рук тех, кто взял его в плен.


Конец третьей части

Часть IV Преступный синдикат

1

Рассказывает Риджуэй Стил.

Итак, день притворялся, что клонится к вечеру, а мы в свою очередь притворялись, что нам нет до этого никакого дела. Гарри Мэллоун, весь в цепях, сидел на шатком хромоногом стульчике, перед которым мы провели меловую черту, и не делал попыток пересечь ее. Куда больше, по правде говоря, меня беспокоил шериф Родригес. То и дело он водил в дом, где находился пленник, каких-то посторонних людей, и я сам, своими глазами видел, как эти люди совали ему в руку деньги. Уразумев наконец, что к чему, я отправился прямиком к Стиву. Он сидел с ружьем в засаде на чердаке дома напротив и напевал себе под нос песенку «Ах, какая красотка моя Джинни была».

– Стив, – начал я, – должен тебя предупредить, что Родригес берет деньги за показ Гарри и водит гостей прямо в комнату, где тот находится. Мне это не нравится.

Стив обернулся ко мне и тихо присвистнул.

– Вот оно, значит, что! Ладно, пошли поговорим с шерифом.

– Я сразу же понял, что он не зря предложил, чтобы мы использовали его дом вместо тюрьмы, – говорил я, пока мы шли по песчаной дорожке к дому Родригеса. – Любой нормальный человек подумал бы два раза, даже если бы его очень попросили, а он сам…

– Ладно, Ридж, – оборвал меня Стив. – По-своему ты прав, но не забывай, что сребролюбие сеньора Родригеса открывает перед нами новые возможности, о которых мы даже не подумали.

– Какие возможности? – удивился я, но Стив уже взбежал по ступенькам крыльца. Двое толстяков в бакенбардах отсчитывали внизу Родригесу по два доллара за визит.

– Так-так… – сурово промолвил Стив. – Нехорошо, Антонио. Сам знаешь, даже бог завещал делиться.

Шериф густо покраснел под кирпичным загаром.

– Извините, мистер Холидей. Но эти джентльмены очень настаивали, вот я и подумал, что было бы невежливо прогонять их… Они специально проехали двадцать миль, чтобы увидеть брата Билли Мэллоуна.

– Антонио, – тихо сказал мой приятель, беря шерифа за пуговицу, – я что, возражаю, что ли? Мне только неприятно, что я, поймавший этого ублюдка и доставивший его в твой городок, даже не принят в долю.

Шериф быстро оглянулся на толстяков и сунул Стиву в карман горсть долларов, из чего можно было сделать вывод, что посетителей у Гарри побывало уже немало.

– Вот так-то лучше, – сказал Стив удовлетворенно, отпуская Родригеса.

Шериф повел визитеров наверх показывать им Гарри Мэллоуна, а мы со Стивом вышли наружу.

– Стив, – начал я, не в силах сдержать раздражение, – я…

– А меж тем это многое упрощает, – задумчиво сказал мой приятель, раскуривая папиросу. – Родригес, конечно, дурак, но в то же самое время он молодчина. Теперь Билли Мэллоун сможет без всякой опаски пройти в дом. Угадай, как он это сделает?

– Под видом посетителя? – поразился я.

– Именно, – ответил Стив, затягиваясь. – Если раньше природная трусость держала этого бандита в его берлоге, то теперь, узнав о такой возможности, он не сумеет устоять. Присматривайся к посетителям, Ридж. Говорю тебе: сто против одного, что Билли окажется одним из них.

– Ладно, Стив, – сказал я. – Будь уверен, я его не пропущу.

Черт меня дернул за язык! Одним словом, и я дал необдуманное обещание, которое исполнить мне не удалось. На будущее говорю всем: клясться – значит искушать судьбу, так что ни в коем случае не зарекайтесь, если впереди у вас важное дело. Судьба – женщина, и для нее нет большего удовольствия, чем поступать наперекор людским чаяниям.

Одним словом, я пристроился в комнате мистера Гарри и, не снимая руки с моего верного «кольта», рассматривал всех посетителей, которых приводил шериф Родригес. Я раньше и не подозревал, что на свете существует столько идиотов, готовых выложить звонкую монету непонятно за что, а поскольку идиоты, как известно, не обучены держать язык за зубами, то в тот день я наслышался такого, что у меня просто уши начали вянуть. Завидев нашего хлипкого пленника, скорчившегося на своем насесте, мужчины неожиданно обретали отвагу льва и начинали говорить ему в лицо всякие мерзости. Они называли его трусом и сопляком, спрашивали, куда делся его поганый братец Билли, и обещали, что непременно придут поглядеть, как его станут вешать. В отличие от мужчин, женщины делились на две категории. Первая – мегеры, которые порывались наброситься на Гарри с зонтиком и кровожадно выражали свою радость по поводу того, что он попался. Вторая – умиленные идиотки, заявлявшие, что он не похож на бандита, и вслед за этим начинавшие выспрашивать у него, как же ему не стыдно того, что он натворил. Честное слово, я уже начал подумывать о том, чтобы прикрыть Родригесову лавочку, потому что все указывало: Билли Мэллоун сегодня не объявится, а слушать дребедень, которую несли посетители, было уже выше моих сил. Но тут в дверях появилось воздушное видение, и все мысли разом повылетали у меня из головы.

Она явилась в сопровождении толстого коммивояжера в шляпе-котелке и Родригеса, который мыкался позади визитеров тоскливой тенью. Судя по выражению на лице шерифа, он был совсем не против в этот момент овдоветь и сочетаться браком – законным или незаконным, все равно – с этой цыпочкой. На вид ей было не больше двадцати лет, и у нее были самые светлые волосы, какие только можно вообразить. Из-под сложно завязанной ленты на затылке выбивались чудесные кудри, в карих глазах горели задорные огоньки. Зеленое платье сидело на ней, как наряд королевы, и лишь завидев ее, я понял, что день прожит не зря.

– Э… гм, – пробормотал я. – Добро пожаловать в наш город, мисс. Прибыли посмотреть на местные достопримечательности?

Гарри Мэллоун метнул на меня непередаваемо злобный взгляд и отвернулся.

– Ну, в общем-то, да, – отвечало хрупкое создание в зеленом платье. – Скажите, мистер…

– Стил, – сказал я, приосанившись. – Риджуэй Стил, к вашим услугам в любую погоду и в любое время года.

– Очень приятно, мистер Стил! – проворковала она. – Меня зовут мисс Дантес.

Гарри поглядел на нее еще мрачнее. Наверное, до него наконец дошло, до чего хороша его посетительница, потому что он едва не свалился со стула. К счастью, я успел поймать его за шиворот и водворить на место.

– Это и есть тот бандит? – спросила мисс Дантес, мизинчиком указывая на него.

– Он самый, – отрапортовал я, внимательно глядя на безмолвного толстяка и прикидывая, не может ли он оказаться Билли Мэллоуном. – Матерый злодей. То есть не то чтобы совсем матерый, но в процессе заматерения. Вы понимаете, что я хочу сказать?

Толстяк разразился хриплым смехом.

– Бандюга, ха! Да он кроткий, как овечка. Подсунули мне за два доллара какого-то сосунка, у которого даже молоко на губах не обсохло!

От толстяка пахло пивом и потом. Я с трудом сдержал в себе желание съездить ему по физиономии.

– И кто же его поймал? Случаем не вы? – осведомилась моя прелестница, глядя мне прямо в лицо бездонными, как бочка хорошего коньяка, глазами в обрамлении черных прямых ресниц.

– Представьте себе – я, – отвечал я с присущей мне с рождения скромностью.

– Черт знает что такое! – продолжал бурчать толстяк. – Эй, красотка, пошли лучше со мной, я тут знаю одно такое местечко… – Он хихикнул и потянул ее за локоть. Мисс Дантес резким движением высвободилась, и от этого жеста ее роскошная прическа вместе с лентой упала на пол.

2

Наступило тяжелое молчание.

– Э, дамочка, вы скальп потеряли, – развязно сказал толстяк, тыча пальцем в отвалившийся шиньон. – Но…

В следующее мгновение он получил между глаз рукояткой доброго «кольта» 45-го калибра и растянулся на полу. Еще через мгновение я присоединился к нему, так и не успев сообразить, что, собственно, происходит. Я оставался в сознании, но почему-то не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Мой револьвер, как по волшебству, перекочевал к красотке. Теперь у нее было по «кольту» в каждой руке, и то, как уверенно она держала оружие, мне совсем не понравилось. Выведя нас из строя, она нацелила оба ствола на совершенно растерявшегося беднягу Родригеса.

– Ключи, – коротко приказала она. – Расковывай его.

Родригес колебался. Тогда она прицелилась мне прямо в голову. Родригес сделался белее белого.

– Сейчас… – забормотал он и, дрожащими руками нашарив в кармане ключи, разомкнул цепи, опутывавшие Гарри.

– Черт подери, где ты пропадал! – накинулся тот на свою спасительницу. – Я тебя ждал, Эмилио! Я уж решил, ты совсем меня бросил!

– Я никогда никого не бросаю, – ответила красотка, вмиг превращаясь в существо прямо противоположного пола. – Забери у них оружие, только тихо. Нам не нужно лишнего шума.

Гарри обшарил меня и шерифа. Он забрал «кольт» Родригеса, а заодно и свой собственный револьвер с перламутровой рукояткой, который я отнял у него несколько часов назад.

– А что теперь – перебьем их и смоемся? – деловито спросил Гарри.

Его брат неприятно улыбнулся, и при виде этой улыбки меня чуть не стошнило.

– Нет, – отозвался он, – есть мысль получше. – Он махнул револьвером. – Раздевайтесь!

– Ты что, спятил? – спросил ошеломленный Гарри.

– Заставь их раздеться, – коротко сказал его брат. – Джентльмены, вы же не хотите схлопотать пулю в какое-нибудь место, которое потом будет очень трудно залатать?

Джентльмены, побелев на два тона при этом гнусном намеке, поспешно стали раздеваться.

– Очень хорошо, – одобрил кареглазый мерзавец. – Теперь, братец, надень-ка на этого седого и на шерифа цепи, а толстяка посади на стул и свяжи их всех вместе.

Гарри не надо было упрашивать два раза, и он сделал все в точности так, как говорил его брат.

После чего мерзавец в зеленом платье сделал из рубашки шерифа три кляпа и заткнул нам рты.

– Очень хорошо, – заявил он, оглядывая нас. – Влезай в одежду толстяка, надевай котелок, и пошли отсюда. Оружие спрячь.

Гарри накинул поверх своего немудреного прикида белую рубашку толстяка и бутылочного цвета сюртук, после чего, цепляясь шпорами, влез в необъятные штаны.

– Велико, – недовольно проворчал он.

– А ты подложи под низ оставшуюся одежду, – посоветовал ему кареглазый братец, у которого, похоже, все было предусмотрено.

Гарри так и поступил, надвинул котелок на самый нос и сделался совершенно неотличим от толстого хама, который сейчас, дрожа всем телом, пускал ветры на стуле.

– А теперь, – скомандовал Билли Мэллоун, одетый в зеленое платье, – пошли.

Он спрятал оружие, подобрал с пола фальшивый шиньон и с умопомрачительной ловкостью приладил его на место. После чего взял своего младшего брата под локоть, и оба бандита как ни в чем не бывало скрылись за дверью.

Хотите верьте, хотите нет, но на прощанье Билли Мэллоун сделал нам ручкой. И мы остались в комнате – трое здоровых мужиков, раздетые до подштанников, скованные цепями и обмотанные веревкой, точь-в-точь как бараны, которых собираются вести на бойню.


Последующие час или около того были самыми тяжелыми в моей жизни, поэтому я расскажу о них лишь вкратце. Разумеется, нас обнаружили далеко не сразу, потому что красотка в зеленом платье наплела охране какую-то историю по поводу того, что шериф занят с пленником и его не стоит беспокоить. Но когда нас наконец обнаружили, когда добрые люди наконец уразумели, что Билли Мэллоун провел нас, как младенцев, с помощью женского платья и накладки из волос… когда мы наконец сквозь зубы, уперев глаза в землю, поведали обо всем, что с нами произошло… тогда во всем городе, да и в его окрестностях, не осталось ни единого человека, который бы не начал потешаться над нами. Смеялись мужчины, женщины, старики, дети. Даже лошади фыркали нам в лицо, а ржавой окраски дворняга, принадлежащая жене шерифа, заливалась глумливым лаем, едва завидев нас.

Сам шериф Родригес заперся у себя в кабинете в обнимку с бутылкой текилы и приказал не беспокоить его даже в том случае, если вдруг начнется Страшный суд. Судя по словам этого благородного человека, он обдумывал, что ему сделать во искупление своего бесчестья: просто застрелиться из крупнокалиберного ружья или полоснуть поперек горла опасной бритвой.

Однако по-настоящему я переживал не из-за шерифа, а из-за Стива, который по моей милости проворонил человека, за которым так долго и тщетно гонялся. Конечно, многие обстоятельства говорили в мою пользу – например, что в женском платье этот ублюдок как две капли воды походил на женщину, и все же я предпочел бы, чтобы Стив воспринял мой рассказ как-нибудь иначе. Он же выслушал меня спокойно и как бы отрешенно, потирая подбородок, и по всему было похоже, что мысли его витают где-то далеко. Если бы он хоть как-то обнаружил, что злится на меня, если бы он обозвал меня или даже врезал мне как следует, мне и то было бы легче. Но его спокойствия я не понимал.

– Понимаешь, – объяснял я, – у этого гада такие искорки в глазах, словно как пузырьки в шампанском, и я…

– Ах, искорки… – пробормотал Стив.

Мы стояли во дворе, под растопырившей ветви, как клешни, штуковиной, по всем параметрам похожей на дерево. Но поскольку в ботанике я слабоват, боюсь, что не смогу сообщить вам его название. В конце улицы показалась кавалькада примерно из семи человек, и вскоре всадники спешились возле дома Родригеса.

– Показ бандитов отменен, – сказал Стив неприязненно, косясь на серебряную звезду того, что возглавлял отряд. – Гарри Мэллоун сбежал.

– Что за черт! – воскликнул рослый, усатый, плечистый человек. – Я шериф Терман. Что здесь происходит?

При слове «шериф» Стив едва заметно поморщился.

– Кажется, это не ваш город, шериф, – заметил он с иронией. – Или я ошибаюсь?

Я вспомнил, что шериф Терман был тем самым человеком, который состязался в меткости с братом Билли Мэллоуна и потерпел от него сокрушительное поражение.

– Вы не ошибаетесь, черт побери, – сказал Терман. – Ну что, джентльмены, похоже, нас всех провели, а?

– Кто вас провел? – осведомился Стив с безразличным любопытством.

Шериф снял шляпу и вытер рукавом лоб.

– Да об этой истории уже все знают, – смущенно признался он. – Я хотел утереть Мэллоуну нос и доказать ему, что он никакой не стрелок, а он возьми и скажи: вот-де мой младший братец Гарри, так что для начала постреляйся-ка с ним.

– И вы согласились? – ехидно спросил Стив.

– Согласился, – еще более смущенно признался шериф, – потому что этот парень, Гарри, выглядел желторотым юнцом. А сегодня к нам приехал Джек Гарднер из Остина. У него в Остине тетка, и он к ней время от времени ездит.

– Как интересно, – промолвил Стив, поворачиваясь ко мне.

– И Джек Гарднер мне сказал, что у Билли Мэллоуна нет никакого младшего брата. Джек был на суде, ну, когда в Остине рассматривали дело Билли, и он знает, о чем говорит. Так вот, у Билли действительно был когда-то старший брат Гарри, но его давно убили ножом в пьяной драке.

Я начал понимать.

– То есть Гарри Мэллоун…

– Вот так, – глубокомысленно закончил шериф, не слушая меня. – И так как никто не стал требовать его тело, то его отдали студентам-медикам. Ну, чтобы они анатомию на нем изучали, так это, кажется, называется.

– Кошмар! – потрясенно промолвил Стив. – Что город делает с человеком! Ты только подумай, Ридж!

– Даже не хочу думать, – мрачно сказал я. – Настоящий Билли Мэллоун был у нас в руках, и мы его упустили. А тот, второй, просто его сообщник.

– В общем, как только я узнал о том, что вы, ребята, поймали какого-то Гарри Мэллоуна, решил приехать к вам и вытрясти всю правду из этого сукина сына. Но он уже сбежал, а вы, кажется, понятия не имеете, где его искать.

– Ни малейшего, – равнодушно ответил Стив.

– Жаль, – вздохнул шериф. – Если бы этот подонок или тот, кто выдает себя за него, попались мне, я бы такое с ними сделал… Никто не смеет обманывать шерифа Термана безнаказанно!

– Ну, вам-то не на что жаловаться, – насмешливо ввернул Стив. – Вы хотели состязаться с настоящим Билли Мэллоуном – вы с ним и состязались. Верно ведь? А все остальное не имеет значения. – Он повернулся ко мне. – Пошли, Ридж. Пора нам возвращаться домой.

3

Зная Стива, я не проронил ни слова, пока мы не выехали из города. Стив хмурился, разглядывал следы на дороге и то и дело принимался напевать себе под нос нечто нечленораздельное. Я следовал за ним, как тень, и только время от времени досадливо поводил плечами. Добрейшая миссис Родригес снабдила меня одеждой своего мужа, дабы я мог передвигаться в более-менее приличном виде и не смущать граждан выставленной напоказ мужественной наготой. Также жена шерифа дала мне старый револьвер Антонио и даже поцеловала меня на прощание. Правда, в щеку. К сожалению, ее муж был куда уже в плечах, чем я, и вообще отличался худосочным сложением, так что в его одежде я чувствовал себя не самым лучшим образом. Единственным, что меня утешало, было поведение Стива. Я не сомневался, что он нашел нечто, что поможет нам отыскать негодяев, выставивших достойных людей – и в их числе меня, вашего покорного слугу – на всеобщее посмешище. В ожидании этого момента я даже загодя зарядил револьвер.

Мы свернули с дороги и стали продираться сквозь какие-то колючие заросли. Начал накрапывать дождь, мою лошадь едва не укусила змея, но я был согласен терпеть и не такие неприятности, лишь бы иметь возможность поквитаться с Мэллоуном и его безымянным сообщником, который рядится в женские платья.

Но вот и чаща осталась позади, и мы выехали на какую-то каменистую тропу. Как я ни старался, я не мог разглядеть на ней ни единого следа от подковы.

– Думаешь, Билли Мэллоун ехал этой дорогой? – с сомнением спросил я.

– Уверен в этом, – буркнул Стив.

– Почему?

– По ней можно добраться до Арчера, а в Арчере сидит Пит Гамильтон, – объяснил Стив.

– Разумно, – согласился я.

Стив покосился на меня.

– Только ради бога, Ридж, не делай необдуманных движений.

– Не буду, – пообещал я, перекладывая «кольт» в левую руку. Правая, которую мне пробил ножом лже-Гарри, адски болела.

Не успел я закончить фразу, как над моим ухом просвистела пуля. В мгновение ока я спрыгнул с лошади.

– Мэллоун! – вне себя заорал я. – Я убью тебя!

Что-то сильно толкнуло меня в живот. Я уж решил, что получил пулю в кишки, да не тут-то было. Этот подлец отстрелил мой ремень.

– Штаны не потеряй! – глумливо крикнул Билли, он же лже-Гарри, из засады.

– Ридж, не стрелять! – рявкнул Стив, а затем вдруг заговорил другим тоном, и я совершенно не узнал его голоса: – Амалия, не стреляйте, это я, Стив Холидей! Не стреляйте, ради бога!

– Амалия? – слегка опешив, спросил я. – Что все это значит?

– Сейчас увидишь, – сказал Стив. – И предупреждаю, если ты попробуешь выстрелить, я уложу тебя на месте.

От большого серого камня отлепилась фигура в зеленом платье и двинулась к нам. Билли Мэллоун шел следом за ней, держа нас со Стивом на прицеле. В каждой руке у него было по револьверу.

– Миссис Дюпон! – вскричал Стив. – Господи, вы целы и невредимы! А я уж думал, мне больше не доведется увидеть вас.

Билли вытаращил глаза.

– Миссис? Что за…

– Помолчи, Билли, – высокомерно оборвало его зеленое платье. – Господи, это ты, Стив! Что ты тут делаешь? Учти, я не собираюсь в ближайшее время становиться твоей клиенткой, так что ты зря старался.

– Нет, – пробормотал Стив, – я не… То есть… Мне полковник Ричардсон поручил отыскать вас, вот я и двинулся вслед за вами, миссис…

– Просто Амалия, без фамилии, – сказала кареглазая девица. Все-таки это оказалась девица, и прехорошенькая. – А кто там с тобой?

Я решил, что настало время и мне вмешаться. Я убрал револьвер, и Билли Мэллоун тоже опустил свое оружие, переводя недоверчивый взгляд с одного участника этой встречи на другого.

– Меня зовут Риджуэй Стил, мадам, – представился я, – и я профессиональный игрок. Мы познакомились со Стивом при весьма примечательных обстоятельствах.

– Когда он проиграл в карты свои яйца, – пробурчал невежа Мэллоун. – Но почему этот тип называет тебя Амалия, Эмилио?

– Потому что я Амалия и есть, – объяснило воздушное видение, сверкая глазами (которые и в самом деле были цвета шампанского). – Ты что, не понял, Билли? Я девушка. Просто мне пришлось… м-м… переодеться.

– Вот черт! – воскликнул юный бандит с досадой. – Нет, это не лезет ни в какие рамки!

Вслед за тем он отошел от нас и в совершенном расстройстве опустился на камень. Вид его выражал полное отчаяние.

– Билли, – сказала Амалия, смеясь, – да что тут плохого-то?

– Ничего, – с обидой отвечал бандит, – совсем ничего! Все в порядке, в полном! Я-то, дурак, думал: наконец мне попался настоящий друг, с которым можно по душам потолковать, то да се… А ты, оказывается, обманывала меня!

– Билли, – серьезно сказала Амалия, – я не хотела, честное слово. Я просто не знала, как ты воспримешь то… ну… что я совсем другая.

– Ей-богу, – вмешался я, – я просто не понимаю вашего приятеля, миссис. Что касается меня, например, то я просто счастлив, что вы оказались женщиной. – Словно в подтверждение моих слов штаны у меня, ремень которых отстрелил Билли, начали угрожающе сползать вниз. Но я успел подхватить их, пока не произошло катастрофы, и бодро продолжал: – Хотя вы в салуне едва не прострелили меня насквозь, а совсем недавно… даже и вспоминать не хочется.

– По-моему, вам нечего стыдиться, – заявила моя собеседница с самой сладкой улыбкой. – У вас прекрасная фигура, так что вы показались передо мной в самом выигрышном свете.

Клянусь, когда-то я тешил себя надеждой, что не лезу за словом в карман, но после такого заявления юной леди все-таки опешил.

– В самом деле? – только и сумел проблеять я.

– Да, – подтвердила Амалия и обратилась к моему приятелю: – Но вернемся к нашим делам, Стив. Я надеюсь, когда ты уезжал, у Роберта было все в порядке?

– Роберт поправляется, – доложил Стив. – Когда вы приедете в Арчер, он должен быть уже как огурчик.

– Это хорошо, – сказала Амалия. – Билли! Да что с тобой, в конце концов?

Билли сидел, надувшись, и походил на маленького мальчика, у которого отняли любимую игрушку. Амалия и Стив переглянулись.

– Извините, джентльмены, – сказала леди нам вполголоса. – Мне надо с ним поговорить, а вы пока отойдите к дороге, последите, не появится ли кто. Мы с Билли натворили достаточно дел, и лишние неприятности нам не нужны.

– Слушаю, мэм! – ответил я, подавляя сильнейшее желание козырнуть.

Мы со Стивом вернулись на дорогу, а Амалия подошла к Билли и, обняв его за плечи, начала нашептывать что-то ему на ухо. Я поглядел на них с невольной завистью.

– И все-таки, – сказал я, – не понимаю я парня.

– Есть многое на свете, друг Ридж, что неподвластно никакой философии, – отозвался Стив.

– Не понял.

– Это Шекспир, – укоризненно промолвил Стив. – «Гамлет». Великая пьеса о том, что все только сон, и прескверный.

– Не люблю снов, – признался я. – Да они мне никогда и не снятся.

Краем глаза я заметил, что Амалия и Билли уже подходят к нам. Парень выглядел сосредоточенным и хмурым, девушка же была спокойна, как никогда.

– Все хорошо? – спросил Стив.

– Замечательно, – буркнул Билли. Он шмыгнул носом и добавил: – Ты это, извини, что я тогда тебе в салуне руку поранил. Просто я сразу же понял, что вы явились по нашу душу.

– В самом деле, – оживился Стив, – я думал, что вас, Амалия, убили. Когда я изучал ваши следы возле Ларедо, мне показалось…

– В свое время, Стив, – сказала Амалия, ослепительно улыбаясь, – я вам расскажу о моих приключениях. Честное слово.

– Мы с Риджем тоже здорово набегались, – искренне сказал Стив. – Хорошо, что теперь все кончилось.

– К сожалению, – тихо проговорила Амалия, – все только начинается. Не так ли, мистер Стил? Кстати, как ваше настоящее имя?

4

Прежде чем я успел сделать хоть движение, Билли выхватил у меня из-за пояса револьвер и нацелил на меня свой «кольт» с перламутровой рукояткой. Стив остолбенел.

– Послушайте, Амалия… Я, конечно, понимаю, вы многое пережили и вам здорово досталось, но возводить напраслину на этого честного парня…

– Да никакой он не честный парень! – отмахнулась Амалия. – И, разумеется, здесь он не просто так, а потому, что ему кое-что известно. Неужели вы всерьез думаете, Стив, что незнакомый человек мог принять так близко к сердцу ваши проблемы и лишь поэтому взялся бы сопровождать вас повсюду? Так как вас зовут, мистер?

– Я, честно говоря, не понимаю, о чем идет речь, – проговорил я, стараясь, чтобы голос мой звучал твердо. – Я не…

– Бросьте! – сказала Амалия жестко. – Вашего приятеля Джо Фрезера уже убили. Я выудила из реки его труп. Ему перерезали горло, в точности как несчастному Перси Беллу.

– О Перси я знаю от Стива, – заметил я, – но вот имя Джо Фрезера слышу впервые.

Амалия вздохнула и скрестила руки на груди. Тон ее сделался точь-в-точь как у учительницы с многолетним опытом, которая объясняет тупоголовым ученикам простой, давно навязший в зубах урок.

– Представьте себе, Билли, и вы, Стив, что вам надо заслать человека в глухомань, туда, где к любому чужаку отнесутся с заведомым подозрением. Разумеется, вы можете посоветовать ему принять вид странствующего торговца, например, или лошадиного барышника. Однако есть еще одна категория людей, которые много путешествуют и не вызывают подозрения ни у кого в здешних краях. Это профессиональные игроки. В самом деле, что надо для того, чтобы прослыть профессиональным игроком? Хорошая одежда, цилиндр и лакированные туфли, не считая умения сносно играть в несколько довольно примитивных игр. Согласитесь, это гораздо проще, чем изображать торговца. – Она пожала плечами. – Так что, как видите, мистер Неизвестный, мне о вас довольно много известно. Никакой вы не игрок, а, как и мистер Фрезер, прибыли сюда по чьему-то поручению. – Она взяла мой сюртук – тот самый, который отнял у меня Билли Мэллоун, и, сунув руку в карман, достала оттуда гладкий тусклый камешек. – И, мне кажется, я знаю, что вы ищете. Вы ищете пропавшие алмазы, которые увела шайка Неуловимого Сэма. Правда, я не совсем понимаю, зачем вам понадобилось навязываться в спутники к мистеру Холидею, но, думаю, мистер Холидей сам может прояснить этот момент.

Стив побледнел и закусил губу.

– Когда-то, – хрипло выдавил он из себя, – я был грабителем поездов.

Билли Мэллоун с шумом втянул в себя воздух. Его подвижная физиономия аж перекосилась от отвращения.

– О черт, только не это! – пробормотал он.

– Между прочим, – вмешался я, – этот бриллиант я выиграл в карты у одного парня.

– Позвольте вам не поверить, – ласково отозвалась умопомрачительная особа – моя собеседница. – Джо Фрезер был таким же игроком, как и вы. У него были такие же начищенные туфли и такие же располагающие манеры. Кроме того, он, как и вы, не расставался с оружием. Однако Джо Фрезера убили. Более того – его зарезали точно таким же способом, как и Перси Белла. И самое главное, – она приблизилась ко мне и вонзила свои зрачки в мое лицо, – я вспомнила, где видела Фрезера раньше. Это было в Сан-Антонио. И сидел он в приемной начальника полицейского управления, но одет был при этом совершенно иначе.

– Ридж, – умоляющим голосом проговорил Стив, – ответь ей. Скажи хоть что-нибудь! Неужели я ошибся в тебе и ты и впрямь легавый?

– Ну так что, мистер Стил, – изысканно вежливо осведомилась кареглазая ведьма, – будете по-прежнему играть со мной в кошки-мышки или выложите карты на стол? Учтите, я знаю много чего такого, что вам может пригодиться.

Я глубоко вздохнул и отвел глаза.

– Ладно, миледи, ваша взяла. Вы оказались кругом правы. Я действительно не игрок, а агент Пинкертона.

– Кто такой Пинкертон? – озадаченно спросила Амалия, сдвигая брови.

– Знаменитый частный сыщик, чтоб ему пропасть, – мрачно пояснил Стив.

Неожиданно для нас всех Билли Мэллоун разразился дурацким смехом.

– Ой, умора! – хохотал он. – Ну и компания, сдохнуть можно! Переодетая баба, железнодорожный налетчик и треклятый сыщик. Да из всех вас я самый приличный человек!

Мы все трое раздраженно посмотрели на него. Однако это отнюдь не умерило его веселья.

– Продолжайте, мистер Стил, – сказала Амалия. – Итак, вас наняли…

– Страховая компания, – бодро отозвался я. – Дело в том, что ювелирная фирма, которой принадлежали алмазы, заблаговременно застраховала их на очень приличную сумму, и когда камушки бесследно исчезли, компания, естественно, не почувствовала особой радости.

– Поподробнее об исчезновении, пожалуйста, – тихим голосом попросила Амалия.

– Поподробнее? – Я пожал плечами. – Извольте. 16 ноября прошлого года из Сан-Антонио в Остин перевозили небольшой чемоданчик с необработанными алмазами. На перегоне…

– А сколько именно там было алмазов этих? – спросил Билли.

Я потер переносицу.

– Ты знаешь, Билли, вообще-то эти чертовы алмазы измеряются в каратах.

– Это я знаю, – вмешалась Амалия. – Продолжайте, Ридж, то, что вы говорите, очень интересно.

– В общем и целом, – сказал я, – по приблизительным прикидкам там было никак не меньше трех фунтов камушков[126]. Именно по приблизительным, потому что некоторые алмазы не были даже выделены из породы, то есть, грубо говоря, как их достали в обломках булыжников, так они и лежали. Кстати, там был один довольно крупный алмаз, никак не меньше куриного яйца. Ювелирная фирма очень им гордилась.

– Ясно, – вздохнула Амалия. – Мне бы такой… Ладно, с грузом все ясно. А охрана? Насколько я понимаю, с такими ценностями требуется особая осторожность.

– То-то и оно! – весело сказал я. – Президент ювелирной фирмы решил не привлекать внимания к важному грузу и не дал ему никакой особой охраны.

– А у президента не было причины самому завладеть этими камнями?

– Нет. Его мы проверяли в первую очередь. Он просто оказался излишне самонадеян. Обыкновенный глупый старый индюк.

– Дальше, – бесстрастно уронила Амалия.

– А что дальше? Экспресс был ограблен, банда завладела чемоданчиком и скрылась.

– Скажите, мистер Стил, – необычайно вежливо спросила Амалия, – ведь та банда и раньше нападала на поезда на этой дороге, верно?

– Верно.

– И поезда всегда перевозили большие деньги или ценные грузы?

Каждый вопрос юной леди бил прямо в точку.

– В общем-то да. А как вы догадались?

– Потому что в последний раз, – усмехнулась Амалия, – им не повезло, и они нарвались на поезд, усиленный полицейским конвоем. Это могло бы оказаться простой случайностью, если бы не тот факт, что бандиты всегда точно знали, какие именно поезда им следует грабить. Вывод? Он очень прост. Тот же человек, который раньше предоставлял информацию о том, что и когда повезут по железной дороге, предпочел избавиться от бандитов. Вам надо было в первую очередь заняться теми, кто работает на вокзалах в Остине и Сан-Антонио и знает обо всех отправляемых грузах.

– Не волнуйтесь, миледи, – отозвался я. – Люди старого Ната работают четко. К сожалению, ваша версия ничем не подтвердилась. По крайней мере, пока. Все эти люди абсолютно чисты.

Амалия раздраженно повела плечом.

– Значит, вы плохо работали. Чудес не бывает. У бандитов было первоклассное укрытие в горах, доверху набитое едой, оружием и динамитом, – мы с Билли случайно наткнулись на него. Кто-то доставлял им информацию, и кто-то прикрывал их, снабжая всем необходимым. Иначе просто быть не может.

– Я все-таки не понимаю, – подал голос Стив Холидей, он же бывший налетчик Сид Бомонт, повернувшись ко мне, – что ты делал в Ларедо. Туда даже железная дорога пока не доходит.

– С благословения мистера Пинкертона, – решил я пояснить, – я пошел от противного. Сразу же после ограбления все скупщики бриллиантов в округе были взяты под наблюдение. Ты же понимаешь, Сид, прости, Стив, алмазы, да еще необработанные – не такой товар, который можно продать первому встречному. Но хотя нам помогала полиция этого штата и соседних, ни один камешек нигде не объявился. Тут я вспомнил, что в Ларедо живет некий Санчес, за которым водится немало темных дел, и решил на всякий случай прощупать его. У него полно друзей в Мексике – как знать, может, он уже помог бандитам переправить камушки через границу? Поэтому я взял с собой этот булыжник, – я указал на камень, который Амалия по-прежнему держала в руке, – и отправился к нему попытать счастья, прикинувшись дурачком. Мне это едва не вышло боком, потому что Санчес чуть не убил меня. Зато я познакомился со Стивом, а так как я сразу же признал его, то решил, что он не зря ошивается поблизости.

– То есть ты решил, что я спер эти чертовы бриллианты или как-то замешан в деле с ними, – в сердцах подытожил Стив. – Свинья ты, Ридж, да и только!

– Однако вскоре, – продолжал я, стараясь не обращать внимания на его брюзжание, – я понял, что ошибся и что Стив тут ни при чем. Он просто честный гробовщик, который с «кольтом» в руке увеличивает число своих клиентов.

– Иди к черту, – вяло сказал Стив.

– А Фрезер? – спросила Амалия. – Чем занимался он?

– Его фамилия Флинт, – отозвался я. – Он искал следы банды. Кстати, он так же, как и вы, подозревал, что бандитов покрывал кто-то из местных. Он проанализировал обстоятельства всех ограблений и решил, что особого внимания заслуживают четыре городка, стоящие в отдалении от железной дороги. Четыре, включая Арчер. Он отправился туда, и больше я ничего о нем не знаю.

– Ну, это уже кое-что, – заметила Амалия.

– Теперь ваша очередь, – проговорил я, обращаясь к ней. – Я рассказал вам все, что знал, теперь и вы поделитесь со мной тем, что вам известно.

Карие глаза стали совсем золотистыми.

– О, – сказала Амалия, – это будет очень долгая история.

И она начала рассказывать.


Это было похлеще, чем все сказки «Тысяча и одной ночи». Мы слушали Амалию затаив дыхание и, когда она закончила, бурно ей зааплодировали.

– Честное слово, – воскликнул я, – теперь я наконец понял, откуда во Франции взялась Жанна д’Арк! Наверняка она ваша родственница.

Все-таки мне удалось вывести эту странную особу из равновесия. Она покраснела и опустила глаза.

– Таким образом, вам удалось узнать три вещи, – подытожил я. – Первое: в деле замешан некий старый Хью, и он же всем заправляет. Второе: Перси Белл каким-то образом прознал об алмазах, и люди Хью поторопились убрать его, но потом поняли, что вышла осечка.

Амалия скромно кашлянула.

– Честно говоря, – несмело начала она, – я склонна предполагать, что он увел алмазы у тех, кто их украл. Дом его приятеля и жилище его подружки были перерыты сверху донизу. Там явно что-то искали.

– Но то, что искали они, нашли вы, – заметил я. – Половинку того самого письма. Разве не так?

– Вроде так, – нехотя сказала Амалия. – И в нем действительно говорится о больших деньгах и о надеждах, которые с ними связаны. А на обороте…

– Амалия, – промолвил я вкрадчиво, призвав на помощь все свое обаяние, и врожденное, и приобретенное. – Мне необходимо взглянуть на листок, что бы там ни было написано.

Амалия явно заколебалась. Она поглядела на Билли – тот пожал плечами. Посмотрела на Стива – тот не слишком вежливо отвернулся.

– Делайте что хотите, – пробурчал он, глядя прямо перед собой. – Но на вашем месте я бы не слишком доверял этому типу, Амалия. Он скользкий. Вчера он прикидывался игроком и этаким рубахой-парнем, сегодня он оказался пинкертоновским агентом, а завтра вдруг выяснится, что он заодно с шайкой.

– Если он будет с ними заодно, – весело вмешался Билли Пуля, – мы его пристрелим. Правда, Эмилио?

Амалия послала ему укоризненный взгляд и, шагнув к лошади, вытащила из седельной сумки клочок бумаги.

– Ладно, – сказала она. – Смотрите уж, мистер Пинкертон. Только не забудьте то, что вам только что сказал мой братец Билли.

– Братец? – переспросил я, совершенно ошеломленный.

– Это шутка такая, – хихикнула Амалия. И протянула мне листок.

Грянул выстрел, и листок вылетел из ее руки.

5

Слова, которые разом сорвались с губ Билли, гробовщика и моих, были явно не предназначены для ушей дамы. Но то, что сказала дама, подбирая с земли листок, оказалось круче всего.

– Надо же! – весело воскликнул Билли Пуля. Похоже, этот парень никогда не унывал. – Сразу же видно, что ругается настоящая леди. Мне таких слов и в жисть не выдумать!

Он бросил мне мой револьвер, и, отстреливаясь от внезапно налетевших тучей всадников, лавируя среди моря пуль, мы отступили к нашим лошадям. Амалия вскочила в седло, Билли сел на вороного, которого тут же поймал, когда его седок был убит. Мы со Стивом уже сидели верхом и что было духу гнали по дороге, не забывая посылать врагам гостинец-другой из хорошенького свинца.

– Какого дьявола! – заорал Билли, поравнявшись со мной. – Это что, местный шериф поднял на нас все население?

Нет, это не мог быть шериф Родригес. На мгновение мне показалось, что я узнал в высоком старике с седыми развевающимися волосами Санчеса из Ларедо, но эта мысль показалась мне настолько дикой, что я тотчас же выбросил ее из головы.

– Скорей, скорей, скорей! – кричал Стив. – Надо нам оторваться от них.

И мы помчались как бешеные между красноватых скал, уходя от свалившейся нам на голову погони. Впереди во весь опор скакала Амалия, чей пегий показывал чудеса скорости.

– Это моя лошадь! – крикнул Билли, снова поравнявшись со мной. – Видел? Ни у кого другого больше такой нет!

Признаться, его вороной был ничуть не хуже, да и моя лошадь тоже не подкачала. Хуже всего пришлось бедному Стиву. Он явно отставал, но все же и он сумел бы благополучно уйти от преследователей, если бы в какое-то мгновение из их рядов не вырвался юркий малый, размахивающий над головой веревочным лассо. Я видел, как петля захлестнула Стива, и он кубарем вылетел из седла и грохнулся на дорогу. Мы дали несколько залпов, и Билли уложил того, кто поймал Стива на аркан. Увы, когда Стив стряхнул с себя веревку и поднялся на ноги, банда уже обступила его со всех сторон. Он медленно поднял руки вверх, и это было последнее, что я видел, уносясь за поворот.


Где-то через полчаса мы перешли с галопа на рысь, чтобы хоть немного перевести дух. Никого из тех, кто ехал за нами, не было пока видно. Скорее всего, они отстали, но в этом не было ничего хорошего, потому что Стив Холидей оказался у них в руках.

– Черт! – воскликнул Билли в сердцах. – Если бы только у нас было побольше патронов, я бы им показал. А так…

Он замолчал, хмуря брови. Надо сказать, и я, и Эмили были в том же состоянии, и при мысли о том, что могло ждать нашего товарища там, среди тех, кто определенно не был нам друзьями, нас всех охватывала тревога.

– Ладно, нечего распускаться, – одернула нас Амалия. – Сколько у кого зарядов?

У меня осталось пять, у Амалии – семь для револьвера и четыре – для «винчестера». Билли поразил меня. Он взвесил на руках свои «кольты» и объявил:

– Три в правом, два в левом.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросил я. Я же видел, что он даже не заглядывал в барабан.

– По весу, – лаконично ответил он.

Я поглядел на него с невольным уважением. Этот парень был настоящим асом, не какой-нибудь там дешевкой, которая напялит пояс с кобурой и уже мнит себя грозой вселенной.

– Мы можем попросить помощи у Родригеса, – сказал я.

– Мы? – хмыкнул Билли.

– Кто это вообще был? – нетерпеливо спросила Амалия. – Мне показалось, там одни мексиканцы, но это странно. С Большим Доминго мы давно разделались, а больше…

– Санчес, – угрюмо сказал я.

– Что? – болезненно вскрикнула Амалия.

Я объяснил, что Стив в Ларедо осмелился зайти в дом Санчеса, только переодевшись монахом.

– О черт! – сказал Билли. – Значит, у него с Санчесом свои счеты.

Амалия мотнула головой.

– Счеты или нет, но мы должны выручить Стива.

– Сида, – поправил я. – Его настоящее имя – Сид Бомонт.

– Стива или Сида – неважно, – отрезала эта воинственная особа. – Ридж, ты с нами? Я тебя спрашиваю, потому что ты, в общем-то, человек со стороны и вовсе не обязан…

– Ошибаетесь, мадам Дюпон, – отозвался я. – Очень даже обязан. Ведь Стив Холидей – мой друг. И кроме того, однажды он уже спас мне жизнь.

– А как же Сид Бомонт, железнодорожный налетчик? – хмыкнул Билли.

Я повернулся к нему, всем своим лицом выражая непонимание.

– А кто это такой? – спросил я.

Наступило минутное молчание, потом Амалия негромко рассмеялась.

– Хорошо, – сказала она. – Итак, положим, Санчес жаждет свести со мной счеты. Из-за того, что Доминго долго не возвращался, он решил сам отыскать меня. А напоролся на Стива, с которым тоже не очень ладит. Боюсь, он убьет Стива, – беспомощно сказала она. – А у нас совсем мало патронов, и мы ничего не сможем поделать. Вот черт! Было бы у нас еще какое-нибудь оружие…

– Динамит, – напомнил Билли.

– Что? – вскрикнула Амалия.

– Помнишь пещеру с динамитом? – спросил бандит. – Так вот, там полно готовых шашек.

– Билли, – раздраженно сказала Амалия, – эта пещера у черта на рогах, как выражаются у нас во Франции, не говоря уже о том, что я едва помню, где она находится. Мы не можем бросить здесь Стива и отправиться на поиски пещеры, понимаешь?

– А не нужно ничего искать, – простодушно ответил Билли. – Ведь динамит-то при нас.

Амалия выпрямилась так, что сразу же стала чуть ли не на фут выше ростом.

– То есть как – при нас? – недоверчиво спросила она.

Билли смущенно почесал нос.

– Ну, я это… Я как увидел в пещере шашки, тут же и подумал: а зачем, собственно, пропадать добру? Вот и захватил их с собой.

– Динамит? – пролепетала Амалия. Даже в сумерках стало видно, как она побледнела.

– Ну да, – подтвердил Билли, счастливо улыбаясь.

– Ты таскал с собой динамит? – рассвирепела Амалия. – Билли, ты что, спятил?

– Но я не… – начал бандит.

– Постойте, – вмешался я, – ведь его вещи вроде остались на дороге, когда мы подстрелили его лошадь. Как они опять оказались у него?

– Я их ему отдала, – хмуро отозвалась Амалия. – Когда вы уехали и увезли его, я вернулась и забрала их. Там была его губная гармошка и всякая дребедень, без которой он жить не может. Но динамит… Я не знала, что там динамит. Спасибо тебе, Билли, удружил!

– Без губной гармошки я действительно жить не могу, – возразил этот великовозрастный младенец. – А динамит лежит не у меня, а у тебя в сумке, я положил его в самый низ, чтобы его дождь не намочил.

Повисла такая зловещая пауза, что я стал смутно соображать, что сейчас произойдет что-то нехорошее.

– Повтори, что ты сказал! – потребовала Амалия. – У меня что-то со слухом стало плохо.

– Я положил динамит к тебе в сумку, – терпеливо пояснил Билли, – потому что у меня сумка совсем маленькая, туда бы он не вме… Ой!

Каюсь, я не удержался. И хотя ситуация, в которой мы оказались, была отнюдь не смешной, все же зрелище Амалии, которая накинулась на Билли и стала отвешивать ему подзатыльники, заставило меня корчиться от смеха.

– Идиот! Кретин! Недоумок! – кричала кареглазая красавица, нещадно колотя юного бандита. – Ты хоть соображаешь, что бы со мной было, если бы в сумку попала хоть одна пуля? Ты, мать твою так-растак, хоть изредка думаешь головой или что?

– Ридж! – вопил Билли. – Ну чего она на меня напустилась?

Услышав его слова, я от хохота чуть не выпал из седла.

– А ты тоже хорош! – обрушилась на меня негодующая Амалия. – Ну что в этом смешного? Скажи мне, что тут может быть смешного?!

Я и сам не смог бы никому объяснить, что тут смешного, однако факт остается фактом: я хохотал так, что у меня на глазах даже слезы выступили.

– Конечно! – обиженно воскликнула Амалия. – Смейтесь, смейтесь! Если бы меня разорвало на части, вы бы, наверное, еще не так смеялись!

– Эмилио, – начал Билли извиняющимся тоном. – Тьфу ты… Амалия! Никак не привыкну к твоему новому имени. Ну чего ты сердишься? Ничего же не произошло, все живы-здоровы, а с помощью этого динамита нам, может быть, удастся освободить Стива.

Амалия метнула на него рассерженный взгляд.

– Пожалуй, это первая умная мысль, которую я от тебя услышала, – сказала она нехотя. – Давайте подумаем, как нам все провернуть.


Конец рассказа Риджуэя Стила

6

Он очнулся оттого, что у него болело все тело. Во рту была какая-то кровавая каша, кости невыносимо ломило, словно за прошедшую ночь они превратились в крошево. Он попробовал пошевелиться, не смог и, застонав, вспомнил, что связан. Вспомнил он и другое – то, что произошло с ним за последние часы.

Там, на дороге, когда застрелили под ним лошадь, он сразу же узнал человека с седой гривой. Это был Санчес. Тот самый Санчес, с чьим сыном он когда-то крупно повздорил, после чего могущественный Игнасио стал его заклятым врагом. Стив даже подозревал, что засаду, в которой его товарищей перебили, а ему удалось скрыться с пятью пулями в теле, организовал все тот же Санчес. И теперь два старых недруга оказались лицом к лицу.

– А, это же сеньор Бомонт, – сказал Санчес учтиво. – Защитник белокурых сеньорит и друг гринго, которые приходят с оружием в мой дом! Что, нечем крыть? Я узнал тебя даже в том монашеском балахоне. Да и по голосу признал, хоть ты и пытался спрятать свое лицо как последний трус!

Стив ответил отборными ругательствами. Уже зная, что от такого человека, как Санчес, ничего хорошего ждать не приходится. Но то, что последовало вслед за этим, оказалось гораздо хуже всего, что он мог вообразить. Санчес накинул ему на ноги петлю и поволок его по земле за своей лошадью, а приспешники Санчеса скакали рядом и улюлюкали. Гробовщика привезли в маленькое селение, прилепившееся у подножия горы, и долго били ногами.

– Теперь тебе конец, Сид, – объявил Санчес. – Никто за тебя не вступится, твои дружки тебя бросили. Шериф этого городка – мой должник, так же, как мэр и все остальные жители. Я могу повесить тебя на городской площади, и никто даже пикнуть не посмеет. А теперь скажи мне: что тебе известно об алмазах? Облегчи душу перед смертью!

Но Стив не пожелал облегчать душу. Скорее наоборот. Его били до тех пор, пока он не потерял сознание, а потом мучители, утомившись, заперли его на ночь вот в этой комнате.

Сообщники Стива скрылись в ночи. Продолжать погоню было неразумно, и Санчес решил подождать до утра.

– Этот человек храбрый, но храбрых людей много, – сказал он одному из своих помощников, имея в виду Стива. – Когда он скажет мне, где алмазы, я убью его. – И, опережая безмолвный вопрос собеседника, добавил: – А если не скажет, все равно убью.

Наступило утро. Солнце в огненной короне поднялось над горизонтом, а Стив Холидей, избитый, связанный и угрюмый, думал, что этот день станет его последним днем. Если только друзья не спасут его.


А тем же утром в городке Санта-Валерия появился новый человек. Это был слепой мальчик, одетый в грязные лохмотья неопределенного цвета. Его широко распахнутые глаза не видели ничего. Он шел, постукивая по дороге крепкой суковатой палкой, и тихо напевал себе под нос мексиканскую песенку. Его окликнула старуха, которая, переваливаясь всем телом, медленно ползла по площади. Подозвав нищего сердитым голосом, она справилась у него, что он забыл в их бедной деревушке. Здесь нищим не подают, самим бы хватило прокормиться, и лучше бы калека убирался отсюда подобру-поздорову, пока приезжие сеньоры из Ларедо его не поколотили, сказала старуха.

– Я ищу сеньора Санчеса из Ларедо, – сказал мальчик. – Мне велели ему передать кое-что.

– Да? – иронически осведомился Санчес, вышедший несколько мгновений назад на крыльцо и слышавший конец разговора. – Кто ты такой и что у тебя за поручение ко мне?

Калека живо обернулся на его голос.

– Это вы – сеньор Санчес?

– Да, клянусь Мадонной!

– Сеньор Игнасио Санчес?

Санчес нахмурил брови, и этого оказалось достаточно, чтобы к нищему мигом подскочили двое дюжих кабальеро, отняли у него палку и ощупали его одежду. Но оружия при пришельце не оказалось.

– Помилуйте, сеньоры, что вы такое делаете? – плачущим голосом спрашивал калека. По-испански он говорил без малейшего акцента, да, впрочем, и по его внешности было легко угадать, что он мексиканец. Волосы у мальчика были черные, кожа на лице – загорелая до бронзового оттенка. Теперь, когда у него отобрали палку, он стоял, смешно растопырив руки, и беспомощно водил ими в воздухе.

– Он чист, сеньор, – буркнул один из цепных псов Санчеса.

– Конечно, чист, – обиженно сказал калека. – Я мылся всего два месяца назад.

Его слова вызвали бурный хохот у подчиненных Санчеса. Мальчик застыл с обиженным выражением на лице, вытянув тоненькую шею в сторону тех, кто так беззастенчиво потешался над ним.

– Извини, амиго, – сказал Санчес, когда приступ хохота, душивший его, немного сошел на нет, – Мигель совсем не то хотел сказать. Ну, ты и шутник! Пепе, верни мальчишке палку! Видишь, он даже стоять без нее не может.

Пепе с гримасой отвращения бросил палку к ногам слепого. Все покатывались со смеху, глядя, как калека стоит с протянутой рукой, ожидая, что ему отдадут его единственную собственность.

– Она около твоих ног, – подсказал Санчес.

Слепой неловко нагнулся и стал шарить руками по песку. Кто-то догадался ногой отбросить палку примерно на метр, и когда калека распрямился с недоумевающим лицом, хохот стал еще громче.

– Грешно так издеваться над убогим, сеньоры, – проговорил он, и голос его задрожал от сдерживаемой горечи. – Тем более что у меня дело к сеньору Санчесу, а вы только и знаете, что смеетесь надо мной.

Санчес метнул на ржущих кабальерос суровый взгляд, подобрал с земли палку и вручил ее калеке. Тот радостно вцепился в нее.

– Какое у тебя ко мне дело, друг? – спросил Санчес. – Говори, только поживее, потому что я должен еще сегодня прикончить парочку гринго.

На всех лицах расцвели веселые улыбки.

– Мне велели, – сказал мальчик, – передать вам вот это.

Он нырнул свободной рукой в складки одежды и достал из них какой-то грязный камень коричневатого окраса.

– А… – выдохнул Санчес, как зачарованный глядя на камень, лежащий на ладони калеки. – Кто велел тебе его передать?

– Люди на лошадях, – ответил мальчик. – Если вы и в самом деле сеньор Санчес, то это ваше. Так они сказали.

Острый луч солнца пронзил ничем не примечательный камень, и из самой его сердцевины вдруг брызнул сноп острых искр. Санчес молча снял алмаз с ладони калеки.

– Что еще тебе велели передать? – проговорил он, пытаясь казаться спокойным.

– Они попросили меня, – мальчик наморщил лоб, – передать вам, чтобы вы отпустили какого-то гринго, которого держите. За это они готовы вам отдать остальные камни.

– И ты взялся передать мне все это? – вкрадчиво осведомился Санчес.

Калека пожал плечами.

– Ну да, сеньор. Мне за это заплатили.

– Сколько?

– Целый серебряный доллар, – гордо ответил слепой и снова нырнул рукой в складки одежды. Теперь на его ладони оказалась блестящая монета.

Санчес обернулся к своим людям и адски ухмыльнулся.

– Тебя обманули, амиго, – промолвил он, забирая у слепца доллар. – Это фальшивая монета. Она на ощупь как настоящая, но на самом деле оловянная.

Кабальерос были готовы схватиться за животы. Какой он все-таки затейник, их сеньор Санчес!

Подмигнув своим людям, владелец борделя преспокойно спрятал монету к себе в карман.

– Но ты не отчаивайся, – сказал он мягко, изучая калеку своими подвижными черными глазами. – Расскажи мне о тех людях, и я тебя щедро вознагражу. Где ты их встретил?

Калека немного подумал.

– Там шумела вода, – сказал он. – Да, они велели вам передать – да поразит их господь чесоткой, этих обманщиков! – что если вы согласны на обмен, то привезите того гринго к большому дереву, что на дороге на Сан-Антонио, где перекресток. Они будут там сегодня днем.

Санчес молча кивнул своим людям. Его ближайший помощник, Мигель, крест-накрест опоясанный патронными лентами, сразу же понял смысл молчаливого приказа босса и пошел собирать своих людей.

– Это все? – осведомился Санчес спокойно.

– Да, сеньор.

– Большое спасибо, друг, – ответил владелец борделя, подобрал с земли большой ком конского навоза и сунул его в руку калеке. – Вот тебе за труды.

Он похлопал беднягу по плечу и направился к дому, в котором остановился. Слепой застыл на месте с жалким выражением лица. Он уронил навоз на землю и вытянул палку, ощупывая землю, чтобы удалиться.

– Сеньор! – К Санчесу подскочил запыхавшийся кабальеро. – Сеньор, не отпускайте его. Я уверен, что где-то слышал его голос раньше.

Этот человек был из банды Большого Доминго. От гибели его спасло только то, что он удрал, не дожидаясь, чем закончится перестрелка. Именно он и доложил Игнасио Санчесу о том, что первая карательная экспедиция потерпела неудачу.

– Вот как? – сквозь зубы процедил Санчес.

Он извлек из-за пояса револьвер, подошел к нищему и приставил дуло к его голове. Слепой, однако, продолжал как ни в чем не бывало ползти по дороге, напевая себе под нос одну и ту же заунывную песенку.

– Эй, ты! – крикнул Санчес.

Слепой вздрогнул и остановился.

– Спасибо, не надо больше, сеньор, – промолвил он горько. – Я уже понял, какова ваша благодарность. Оставьте ваше дерьмо себе.

Мигель сбежал с крыльца.

– Все готовы, сеньор. Должен ли я…

– Бери половину людей, – хмуро распорядился Санчес, – и дуй на перекресток. Если никого там не обнаружишь, сразу же возвращайся.

Мигель кивнул, сделал знак своим людям, и все засуетились у лошадей. Через пару минут кавалькада, вздымая тучи пыли, покинула городок Санта-Валерия.

– Как тебя зовут? – спросил Санчес у слепого, нервно облизывая губы кончиком языка.

– Меня? – дернул головой нищий. – Хосе.

– Откуда ты родом, Хосе?

– Из Альбукерка.

– Альбукерк далеко, – заметил Санчес, пытливо глядя на него.

– В самом деле? – удивился нищий. – Я не знаю, сеньор. Такие, как я, не различают мест.

Оставшиеся люди Санчеса обступили калеку, с интересом разглядывая его.

– Да нет, он точно слепой, – буркнул один из них другому, указывая на незрячие неподвижные глаза Хосе. – Ты, наверное, просто где-то видел его прежде, вот он и кажется тебе подозрительным, Хорхе.

– Какого цвета дерево? – спросил Санчес неожиданно.

Слепой медленно повернул голову в его сторону.

– Дерево? Дерево корявое.

– А какого оно цвета? – настаивал Санчес.

– Мне говорили, – несмело пробормотал нищий, – что красного.

Люди Санчеса засмеялись.

– А иногда оно бывает синее, – продолжал нищий. Хохот окружающих стал еще громче.

– Да нет, он просто слепой, – проворчал кто-то, у которого было чуть больше совести, чем у остальных. – Vaya con Dios, amigo. Иди себе с миром.

– Спасибо, – сказал нищий и стукнул посохом по дороге, желая уйти. Однако тут Санчеса осенило.

– Хосе, – сказал он, – хочешь получить немного денег?

Голова слепого качнулась в его сторону.

– Нет, – сказал он. – Хочу в Сан-Антонио. Люди в городах не так злы, как вы, и не обижают калеку только потому, что он калека.

– Ну ладно, ладно, – пробурчал Санчес, – я пошутил. – Он вынул из кармана серебряную монету, которую раньше отобрал у слепого, и вложил ему в ладонь. – На этот раз, амиго, все будет по-честному.

Нищий разжал пальцы и бросил доллар в пыль.

– Ты чего? – удивился кто-то.

– Я ее узнал, – мрачно сказал нищий. – Это та самая оловянная монета. У нее еще была царапина на одной стороне. Вам все еще мало, сеньоры? – Он отвернулся и сделал несколько шагов по дороге, постукивая палкой перед собой.

– Не нравится мне все это, – проворчал Хорхе. – Честное слово, хозяин, я уже слышал раньше его голос, и мне кажется… мне кажется…

– Остановите его, – коротко приказал Санчес, дернув подбородком. – И тащите сюда гринго.

Двое человек двинулись в дом, другие двое схватили нищего и поволокли его к крыльцу. Он завизжал, как маленькое животное, которое мучают, но его все же притащили и бросили перед Санчесом.

– Невежливо уходить, когда с тобой не прощались, амиго, – сказал Санчес почти ласково.

Мальчишка молчал и только дышал часто-часто. Ноздри его маленького носа раздувались.

– Сейчас проверим, заодно ли он с теми, кто его будто бы послал, – сказал вполголоса Санчес, оборачиваясь к своим. Он незаметно разрядил «кольт» и сунул его в руки нищему.

– Это что? – с испугом спросил тот.

– То, что имеют при себе все мужчины, если только они не слепые ублюдки вроде тебя, – с ожесточением ответил Санчес.

Двое его приспешников сволокли Стива Холидея вниз по ступенькам крыльца и бросили его перед нищим. Глаза Стива засверкали, когда он увидел Санчеса. Гробовщик стал извиваться и кричать всякие похабные слова, испанские и английские. Только удар ногой по почкам заставил его замолчать.

– Знаешь его? – спокойно спросил Санчес, указывая на нищего, неловко сжимавшего в руках револьвер.

Стив вытаращил глаза.

– Откуда? – прохрипел он, отдышавшись.

– Действительно, откуда, – согласился Санчес, подошел к нищему и собственноручно поправил оружие в руках слепого так, чтобы дуло смотрело гробовщику прямо в лоб. – Слушай меня внимательно, Хосе. Перед тобой сейчас находится один мой старый знакомый. Он когда-то совершал налеты на поезда и стал очень много о себе воображать. Так вот, сейчас ты его убьешь.

– Как? – пробормотал нищий.

– Вот так. – Санчес оттянул курок и положил палец слепого на спусковой крючок. – Стреляй!

Если нищий солгал им, думал владелец борделя, и если мальчишка принадлежит к числу друзей проклятой девицы и Сида Бомонта, то, вне всяких сомнений, почуяв в руках оружие, он попытается освободить Стива и откроет огонь по людям Санчеса. Поэтому предусмотрительный владелец борделя разрядил револьвер.

Однако нищий глубоко вздохнул, пробормотал нечто вроде короткой молитвы и без всяких колебаний нажал на спусковой крючок.

7

Как и следовало ожидать, послышался лишь сухой щелчок.

– Я его убил? – несмело спросил нищий.

Санчес досадливо поморщился. Хорхе не знал, куда девать глаза.

– Да, убил. – Санчес взял свой револьвер из рук слепого. – Можешь идти, compadre[127]. Отдайте ему его палку.

Слепой медленно кивнул, покрепче сжал свой посох и вытянул руку, ощупывая землю концом палки. Левую руку он поднес к глазам и сделал такое движение, словно хотел вытащить из-за века попавшую туда соринку.

В следующее мгновение фальшивые бельма слепца оказались у него в руке, а из-под черных ресниц глянули дерзкие, беспокойные карие глаза. Билли Мэллоун (ибо это был именно он) ударил палкой по ногам стоявшего поблизости кабальеро. Пока тот, воя от боли, скакал на месте, Билли завладел его револьвером и открыл огонь. С каждым его выстрелом падал один из людей Санчеса. Вдобавок из повозки, которая появилась на площади, пока лжеслепец заговаривал зубы окружающим, тоже начали стрельбу, прикрывая Билли и гробовщика. Риджуэй Стил в балахоне возницы спрыгнул на землю, перерезал ножом путы Стива и потащил его к повозке. На каждом шагу гробовщик спотыкался и едва не падал – ему здорово досталось от врагов.

– Уходим! – крикнул Билли, отступая к повозке.

Однако Риджуэй еще успел положить метким выстрелом Игнасио Санчеса, а когда тот рухнул на землю, вытащил у него из кармана свой алмаз.

– Старик Нат, – объяснил агент лаконично, – мне голову оторвет, если я его не верну. – Он ловко вскочил на козлы и подхватил вожжи. – Н-но, пошли, клячи бесхвостые!

К чести кляч следует сказать, что они рванули с места как стрела. Билли и Амалия примостились в хвосте повозки и стреляли во всякого, кто пытался помешать уехать.

– Ну, как все прошло, Билли? – спросила Амалия, когда они выскочили из городка и погнали вниз по склону холма.

Билли шмыгнул носом.

– Как? Да нормально, Амалия. Только я одно понял: нелегко, ох, нелегко быть калекой на этом свете!

Он закашлялся и перезарядил револьвер.

– Черт, Мигель! – крикнул он, указывая на облачко, которое клубилось далеко впереди.

Стив лежал на дне повозки и только слабо стонал при каждом толчке.

– Гони к мосту, Ридж! – крикнула Амалия.

– Есть к мосту, миледи! – ответил тот и пронзительно засвистел.

Они свернули с дороги и теперь мчались по равнине, поросшей высокой травой. Где-то через полмили они снова выехали на дорогу. Впереди прихотливой синей лентой замаячила река. Она была широкая и бурная. На тот берег вел единственный деревянный мост. Повозка бодро прогрохотала по мосту, и Риджуэй натянул вожжи.

– Ты все подготовил? – тревожно спросила его Амалия, соскакивая на землю.

– Уж будьте спокойны, – отозвался Риджуэй и извлек из кармана коробок спичек.

– Зажигай!

На перилах моста были закреплены динамитные шашки, к которым бежал бикфордов шнур. Змеясь по камням, он кончался у самых ног Риджуэя.

– Скорее!

Люди Мигеля уже показались на том берегу и с диким гиканьем понеслись к мосту. Больше на три мили вверх и вниз по течению не было ни брода, ни иной переправы.

– Ридж, что ты там копаешься?! – закричала Амалия, начиная терять терпение.

Спичка наконец чиркнула, и веселый желтый огонек побежал по шнуру.

– К чему столько шуметь? – пробормотал Ридж и спрятал коробок в карман.

Шипя, пламя дюйм за дюймом пожирало бикфордов шнур. Огонек плясал уже у самого моста.

– Вот сейчас, – пробормотал Ридж, – сейчас…

Из-за большого плоского камня вынырнуло животное с остренькой мордочкой, похожее на барсука, и с любопытством уставилось на веселый огонек. После чего задрало лапу и с непостижимой зловредностью… помочилось на него.

– Кыш! – заверещала Амалия, замахав руками. – Кыш, скотина!

Но барсук уже удрал. Огонь тем временем погас, и все присутствующие ощутили, как по их спинам стекает крупными каплями холодный пот. Было слишком поздно бежать к мосту и заново поджигать бикфордов шнур.

– Билли, – завопила Амалия, – Билли, миленький, ты же все можешь! Стреляй в динамит, скорее!

Билли почесал за ухом, сказал «Ну ладно», достал свой «кольт» с перламутровой рукояткой, тщательно прицелился (расстояние до моста было отнюдь не маленьким) и выстрелил.

Пуля рикошетом отскочила от камня, не долетев моста, и наповал убила большую ворону, мирно гревшуюся на ветке дерева.

– Черт, – растерянно сказал Билли, – хороший был выстрел, да попал не туда!

Передние всадники уже выехали на мост, который трещал и качался под копытами их лошадей.

– Стреляй! – заверещала Амалия.

Риджуэй, уже решивший про себя, что ничего у их приятеля не выйдет, отошел к повозке и взял «винчестер». Билли сощурился и, прикусив губу, нажал на спусковой крючок.

Дикий грохот сотряс окрестности. Мост на глазах завернулся в вуаль из пепельного дыма, вспыхнул огненным цветком и, распавшись на части, полетел вниз, в реку, вместе со всеми, кто оказался на нем. Люди дико кричали, лошади ржали, как безумные, но менее чем через минуту все было кончено.

Сдвинув шляпу на лоб, Риджуэй молча озирал причиненные разрушения.

– Да, – пробормотал он, – это было что-то!

Стив перевалился всем телом через борт повозки и рухнул на землю. Придя в себя, Риджуэй кинулся к нему.

– Что это было? – спросил Стив странным голосом.

– Динамит, – честно ответил Ридж. – Мы решили разделить людей Санчеса, потому что их было слишком много, и увезти тебя, а на случай, если за нами будет погоня, заминировали мост.

Стив вздохнул.

– Идиоты, – горько сказал он, – вы же переложили динамита!

– Извини, Стив, – ответил Ридж смиренно. – Сам понимаешь, мы же не такие профессионалы, как ты.

– Как дела, Стив? – осведомился веселый, как воробышек, Билли, подходя к ним.

Стив подозрительно уставился на него.

– Что это у тебя с волосами, парень, а? Они же вроде у тебя были светлые.

– Я их грязью намазал, – объяснил Билли. – Я изображал слепого мексиканца, ты что, не понял?

Стив хлюпнул разбитым носом, малость подумал и, к ужасу и удивлению всех присутствующих, попытался заехать Билли Пуле по физиономии.

– Амалия, – возопил тот, – да что ж это такое! Я ведь жизнь ему спас, между прочим! Что же он дерется?

– Ты в меня стрелял, – прохрипел Стив.

– Когда? – изумился Билли.

– Когда Санчес тебе дал револьвер.

– Так револьвер-то был разряженный, – объяснил Билли. – Я же по весу чую, есть ли в оружии пули или нет.

– Да? – слабым голосом промолвил Стив.

– Да.

Стив подумал еще немного и привалился головой к борту повозки.

– Ладно, – сказал он просто. – Тогда везите меня домой, устал я от этих приключений.

8

– И что же было в том письме? – спросил полковник Ричардсон.

Квартет путешественников добрался до Арчера без особых хлопот. Никто больше не пытался их побеспокоить – возможно, потому, что и беспокоить-то было больше некому. Железнодорожный налетчик Сид Бомонт вновь превратился в гробовщика Стива Холидея, вернулся в свою лавку, забрал кота Хотспера у мисс Хэрмони и стал залечивать раны отборным виски. Ясное дело, что Риджуэй Стил и Билли Мэллоун, которым мадам Дюпон была стольким обязана, были приглашены погостить на ранчо «Эсмеральда» столько, сколько им заблагорассудится. Агент Пинкертона подружился с Робертом Ричардсоном, который почти оправился от рокового ранения. Что же до Билли, то он, неожиданно почувствовав себя плохо, слег и не поднимался с постели. Январь месяц подходил к концу, и Билли все чаще вспоминал предсказание старой цыганки, которая нагадала ему, что он не увидит февраля.

– Да у парня чахотка, – сказал доктор Хейли, которого полковник пригласил к больному (не называя, разумеется, его имени). – Но хуже всего – эта его дурацкая убежденность в скорой смерти. Поверьте мне, настрой – великая вещь! Если он и дальше будет верить, что ему прямая дорога на небеса, никто в целом свете не сумеет ему помочь.

Он прописал больному теплое молоко, лучше всего козье, тресковый жир, мышьяк, который в те времена применялся, помимо всего прочего, и для лечения туберкулеза, и откланялся. Амалия поспешила к Билли: тот лежал, повернувшись лицом к стене, водил пальцем по простыне и на все вопросы отвечал односложно.

– Чикита, – сказала Амалия, выйдя от своего друга, – ему нужно подавать подогретое козье молоко. Пожалуйста, проследи, чтобы он его пил.

– Молоко ему не поможет, – глубоко вздохнув, сказала Чикита. – Ему ежиков надо есть.

– Что? – опешила Амалия.

– Мой двоюродный брат, – пояснила девушка, – болел тем же самым, и он послушался одного нашего знахаря и стал есть ежиков. Тот сказал, что их жир помогает заживлять дырки в легких. И мой двоюродный брат выздоровел. Знахарь не обманул его.

– А у него случаем не выросли на спине иголки? – недоверчиво спросила Амалия.

Чикита потупилась.

– Вы знаете, его тоже все так дразнили, но потом, когда он перестал кашлять, все уже не смели над ним потешаться. Честное слово!

– Хорошо, – вздохнула Амалия, – приказываю тебе кормить нашего друга Билли ежиками. Только говори ему, пожалуйста, что это телятина, а то мало ли что может случиться.

За ужином Амалия рассказала Ричардсонам о своих приключениях и показала клочок бумаги, который они с Билли нашли.

– Я думаю, – сказала она извиняющимся тоном, – что этот отрывок искали не просто так. Там на обороте какой-то рисунок, нечто вроде карты.

– Дайте-ка взглянуть, – живо сказал Риджуэй и завладел драгоценным листочком.

Ясное дело, что и Роберт, и полковник тоже пожелали увидеть план поближе. Увы, это был весьма несовершенный рисунок, состоящий из каких-то закорючек, стрелок и жирного крестика в самой середине.

– План вам ничего не напоминает? – спросил Риджуэй, испытующе поглядев на хозяев.

Они переглянулись и покачали головой.

– Вроде бы нет, – сказал полковник. – Тут так нарисовано, что с ходу даже не разберешь, что это такое.

– Да? – По тону Риджуэя было заметно, что он не слишком им поверил. – Ну ладно. А имя старого Хью вам ничего не говорит?

– Тут в округе полно Хью, – подал голос Роберт. – Есть Хью Ривз, владелец ранчо. Потом Хью Мэнделл, мой старший объездчик.

– Мэнделл совсем не старый, – заметил полковник.

– Верно, – согласился Роберт. – Священника, кстати, тоже зовут Хью.

– Я думала, его зовут Тристрам, – сказала Амалия.

– Ну да, Тристрам Хьюберт Хайгрейв, – отозвался полковник. – Есть еще Хью Хэрмони, дедушка Арабеллы, и Хью Ипстер, слуга в кабачке Грантов.

– И еще ты, – добавил Роберт.

– Что? А-а! – Полковник заулыбался. – Ну да, ведь мое полное имя – Чарльз Хьюберт Ричардсон. Как по-вашему, я подхожу на роль главаря шайки?

– По-моему, нет, – честно призналась Амалия.

Полковник засмеялся. Риджуэй поморщился и снова уставился на план, который держал в руке.

– Не переживайте, Ридж, – сказала Амалия мягко. – Может, тот тип вообще обманул нас – кто знает? И возможно, главаря банды зовут вовсе не старый Хью, а как-то иначе.

– Что ж, все может быть, – неопределенно ответил Риджуэй. – Кстати, вы упоминали, что среди вещей Перси Белла нашелся какой-то камень. Я могу на него взглянуть?

Амалия кликнула Чикиту. Та принесла сумку Белла и чинно удалилась.

– Да нет, – констатировал Ридж, оглядев камень со всех сторон, – это самый обычный булыжник.

– А вы рассчитывали найти алмаз? – с укоризной промолвила Амалия. – Бросьте, Ридж, если бы мне на глаза попался хоть один алмаз, я бы ни с чем его не спутала.

Ридж шутливо вскинул руки.

– Сдаюсь!

В дверях показалась Чикита.

– Там братья Донованы приехали, – доложила она, и тотчас же в столовую ввалились двое здоровяков. Гремя шпорами, они церемонно приветствовали Амалию и полезли за руку здороваться с «бесхвостым енотом» Робертом.

– Как дела, старик? Я смотрю, ты совсем оклемался? А это кто у вас?

– Я Риджуэй Стил, – представился сыщик, а затем повернулся к Амалии, протягивая заветный листок. – Спрячьте это, он нам еще может пригодиться.

– И чем же вы занимаетесь, мистер Стил? – спросил старший из братьев, неприязненно оглядывая его. – На ковбоя вы вроде не похожи.

– Я страховой агент, – невозмутимо сказал Риджуэй, пригубив чай из чашки. – Мистер Роберт Ричардсон хочет застраховать свою жизнь после того, как на него было совершено покушение.

– Да уж, в наших краях лучше застраховаться, – заметил младший Донован.

И потек извечный разговор землевладельцев – о погоде, о том, что и когда лучше сажать, о лошадях и о неуловимом бандите по имени Билли Мэллоун, которого ищут да все не могут найти, а Мэллоун этот перестрелял шерифов в четырех округах, никак не меньше, и учинил всякие бесчинства, за которые по-хорошему его надо зажарить живьем.

– Да, разумеется, – поддакивал полковник Ричардсон, пряча улыбку в усы.

Наконец братья Донованы ушли, и Амалия отправилась спать.

Утром она первым делом навестила Билли. Знаменитый бандит лежал пластом и даже не пытался, как в былые дни, поиграть на губной гармошке, с которой никогда не расставался.

– Как дела, Билли? – спросила Амалия.

Билли повернул к ней измученное лицо.

– Как мои дела, ты спрашиваешь, Эмилио? Да никак. В левом легком хрипит, в правом что-то клокочет. Крышка мне.

Чикита принесла какое-то блюдо и, сделав реверанс, чинно затворила за собой дверь.

– Что это? – с отвращением спросил ковбой, косясь на тарелки, украшенные рисунком из переплетенных листьев.

– Завтрак, Билли, – сказала Амалия. – Ешь.

– Не хочу, – проворчал бандит. – Аппетита нет.

– Билли, – сурово спросила Амалия, – ты мне друг?

Вихрастый Билли Пуля порозовел, как школьник, и потупился.

– Друг, чего уж там!

– Тогда ешь. Ради меня. И ради Бандита Пита.

– Что? – Билли едва не свалился с кровати.

– Ну ты же собирался пристрелить его, – невинно заметила Амалия. – Или уже передумал?

– Но я… – пробормотал Билли. Однако, прежде чем он успел закончить фразу, Амалия решительно взяла вилку.

– Я что, маленький, что ли, чтобы меня кормили? – возмутился Билли через пару минут.

Амалия, нарядно одетая, надушенная, с живыми цветами в волосах, вперила в него янтарный взор.

– Билли, я не понимаю, – сахарным голосом промолвила она. – Ты чем-то недоволен?

Билли немного подумал.

– Ну, в общем-то доволен, – сказал он застенчиво. Взгляд его скользнул по равнине за окном. – Интересно, кто это там так гонит? Как он не боится себе шею сломать!

Амалия привстала на месте.

– Это Стив! – воскликнула она. – Что-то случилось!

9

– Они похитили Арабеллу! – были первые слова Стива, когда он ворвался в дом.

Полковник Ричардсон сдвинул брови.

– Кто они, Стив?

– Я не знаю, – хрипло ответил гробовщик. – Ко мне пришла ее мать, она была в ужасе. Вчера Арабелла вышла из дома и не вернулась. А сегодня миссис Хэрмони получила письмо. Оно лежало на столе в гостиной их дома, а как оно могло там оказаться, она не знает.

– Где письмо? – спросил Роберт.

Стив молча протянул замызганный уже листок.

– Вот оно.

Ричардсон прочитал письмо про себя и передал его Амалии.

– Веселенькие дела… – заметил он, сокрушенно покачав головой.

«Если вы хотите вновь увидеть свою дочь живой и здоровой, мы охотно поменяем ее на кусок письма, который привезла миссис Дюпон. Если вы согласны, обмен сегодня в 8 вечера возле фермы старого Хэскотта. Если придет больше пяти человек, мы не явимся».

– Что это за ферма Хэскотта? – спросила Амалия.

– Она давно заброшена, – буркнул полковник. – Там никто не живет уже лет пять.

– Где миссис Хэрмони? – быстро спросила Амалия. – Ее нужно немедленно перевезти сюда. Пока она в городе, ей может грозить опасность.

Ей показалось, что Стив несколько смешался.

– Наверное, вы правы, – наконец промолвил он. – Так что, мне ехать за ней? – Было видно, что ему не очень хочется это делать.

Амалия поманила его пальцем и отвела в сторону.

– В чем дело, Стив? – спросила она строго.

– Ни в чем, – нехотя проворчал гробовщик. – Просто с тех пор, как я вернулся, миссис Хэрмони мне проходу не дает.

Амалия проглотила вопрос, вертевшийся у нее на языке, и только сказала:

– Конечно, я понимаю, Стив, для вас это довольно… м-м… досадно, но мы же не можем подвергать бедняжку опасности, верно? – Она положила руку на локоть Стива. – Будьте рыцарем, езжайте и привезите ее сюда. А потом нам с вами надо будет еще побеседовать.

Стив кивнул и шагнул к выходу. Уже в дверях он столкнулся с запыхавшимися братьями Донованами.

– Что с Арабеллой? – наперебой кричали они. – Что там за послание, Боб?

Ричардсон резко обернулся к ним.

– Откуда вам известно про послание?

– Так миссис Хэрмони сама о нем сказала, – удивленно отозвался младший из братьев. – Что с тобой, Боб?

Ричардсон провел рукой по лбу.

– Ничего, – с усилием ответил он.

– Покажите им письмо, Боб, – вмешалась Амалия.

Ричардсон протянул листок братьям. Те прочитали его, и на их лицах выразилось живейшее недоумение. Амалия вкратце объяснила им суть дела.

– Значит, все из-за того листка? И что же вы теперь будете делать?

Боб беспомощно взглянул на Амалию. Та только пожала плечами.

– У нас нет выбора, – сказала она. – Если мы не отдадим им этот проклятый план, они убьют мисс Хэрмони.

– Что бы ни случилось, мы с вами, – заявил Рассел Донован. – Мисс Арабелла… она… – Он покраснел и не закончил фразу.

– Да, мисс Арабелла… она очень… гм… – подтвердил его брат и смущенно потупился. Амалия вспомнила, что оба брата были обожателями похищенной девушки.

– Благодарю вас, джентльмены, – чопорно сказал полковник Ричардсон, – но поскольку все неприятности начались из-за нас, мы предпочитаем справиться с ними своими силами.

– Но, дядя Чарли, – вмешалась Амалия, – это неразумно. Мало ли что может случиться! И потом, в послании же ясно сказано, что на встречу могут приехать пять человек.

Дядя Чарли, заложив большие пальцы за проймы жилета, недовольно покосился на Амалию, однако ничего не ответил и только сердито кашлянул.

– Во всяком случае, я точно туда еду, – решительно сказал Роберт. – Дядя, ты со мной? – Полковник кивнул своей большой головой. – Прекрасно. Ты, я, Рассел и Джек – итого четверо. А пятым…

– А пятым, – подала голос Амалия, – поедет мистер Риджуэй Стил.

– А как же вы? – недоверчиво спросил полковник.

Амалия решительно помотала головой.

– Увольте, джентльмены. За последнее время я и так многое пережила, а при обмене может произойти всякое. Мужчина с ружьем сослужит вам лучшую службу, чем женщина.

На том и порешили.


Около семи Амалия попрощалась с теми, кто ехал выручать Арабеллу Хэрмони. Она вручила полковнику обрывок письма с планом и попросила его возвращаться как можно скорее.

– Это уж само собой, – проворчал старый вояка, пряча драгоценный лоскуток в карман.

– Сэр, – внезапно сказала Амалия, – можно мне спросить вас… Вам что-то не по душе?

– Да все! – буркнул полковник. – И, если честно, мне не очень нравится, что Донованы вызвались нам помогать.

– Почему?

– Да так, – уклончиво ответил полковник. – Я тут кое-что обмозговал, знаете. Перси убил тот, кто был знаком с расположением комнат и с порядками в доме. Старший Донован постоянно у нас бывает и к тому же здорово владеет ножом. Почему стреляли в Боба, я никак понять не могу, но, возможно, он что-то не то ляпнул, потому и было решено с ним разделаться. А как раз в тот день младший Донован ошивался поблизости. Причем про него известно, что он неплохой стрелок по движущейся мишени. И наконец… – полковник глубоко вздохнул. – Чикита сказала мне, что вы с ней говорили о том же самом. О том, кто в городе хорошо владеет ножом и кто способен подстрелить человека, не задумываясь.

Амалия ясно улыбнулась.

– Сэр, с Чикитой мы говорили о многих вещах, в том числе и о том, как у судьи Рафферти в начале прошлого года угнали стадо, и о засухе, которая случилась прошлой весной. И еще о том, почему мисс Арабелла оставила вашего племянника, и о человеке из Сан-Антонио, который за ней ухаживал, из-за чего ваш племянник решил на некоторое время покинуть родные края, чтобы залечить, так сказать, раны сердца.

– Вы мне зубы не заговаривайте! – полковник погрозил Амалии пальцем. – Я прекрасно понял: вы выведывали у Чикиты насчет Донованов, а все остальное – только так, для виду.

– Может быть, – отозвалась Амалия, загадочно улыбаясь. – Но вам я скажу вот что. Забудьте о Донованах, полковник. Отдайте бандитам то, что они просят, и везите мисс Арабеллу на ранчо. Ни в коем случае не пытайтесь преследовать похитителей, слышите?! И помешать им уехать тоже не пытайтесь. Я же позабочусь обо всем остальном.

– Гм, – сказал полковник, подкручивая ус. – Я вижу, у вас припрятан туз в рукаве. Так ведь, а? Не зря же, когда Стив Холидей привез сегодня миссис Хэрмони, вы с ним так долго и обстоятельно беседовали.

– Мы беседовали о вдове Хэрмони, – скромно заметила Амалия, – и я убеждала Стива относиться к ней малость получше.

– А, это мне знакомо! – Полковник явно повеселел. – Что ж, миссис Дюпон, я, конечно, не знаю, что вы там затеваете, но все ваши приказы постараюсь исполнить в точности. Отдать половинку письма с планом, привезти Арабеллу, не пытаться выяснить, кто такие ее похитители, и не обращать внимания на Донованов. – Он по-военному четко свел вместе каблуки и носки и лихо отдал честь. – Будет сделано, леди. А вы пока поговорите с миссис Хэрмони и постарайтесь убедить ее, чтобы она относилась к Стиву малость похуже.


Однако весь вечер Амалия чистила оружие и заряжала его, причем миссис Хэрмони ей деятельно в этом помогала. При каждом шорохе женщины вздрагивали. Наконец на дворе послышался шум, производимый пятью или шестью лошадьми. Миссис Хэрмони вскочила с места, и почти сразу же в комнату вбежала Арабелла и бросилась ей на шею.

– Мамочка!

– Девочка моя! – твердила миссис Хэрмони, сжимая дочь в объятиях. – Моя дорогая девочка! Что с тобой произошло? Они ничего с тобой не сделали? Как же я рада видеть тебя, сокровище мое!

Запыленный Роберт Ричардсон вошел в комнату и бросил шляпу на стол.

– Как все прошло, Роберт? – спросила Амалия.

– Да никак, – ответил тот с гримасой отвращения. – Когда мы подъехали к ферме, оказалось, что они уже там. Человек двадцать, не меньше! Я, признаться, порядком струхнул.

– И зря, – сказал Рассел Донован, переступая через порог. – С нами ты мог ничего не бояться.

Очевидно, эти слова были сказаны специально для красавицы Арабеллы, но та не расслышала их, потому что как раз в это мгновение рассказывала матери, как ее запихнули в закрытый экипаж, как везли куда-то и как наконец заперли в каком-то доме. Но обращались с ней вежливо, носили еду три раза в день и выполняли все ее пожелания, кроме одного – отпустить ее.

– Это просто ужасно, ужасно! – повторяла со слезами миссис Хэрмони, хотя ничего ужасного, по сути дела, не произошло.

– И что же было дальше? – спросила Амалия у мужчин. – Вы узнали хоть кого-то из похитителей?

– У них лица были обмотаны платками, – ответил полковник. – Нет, мы никого не узнали. Я отдал листок, они внимательно осмотрели его и толкнули к нам Арабеллу, а сами нацелили на нас ружья и стали отступать. Я думал, что они перестреляют нас всех к чертовой матери, тем более что этот, – он кивнул подбородком на младшего Донована, Джека, – ругал их как бешеный. Но ничего, все обошлось. Только жаль, что карта у них осталась. Наверняка, если бы мы сумели ее хорошенько рассмотреть, мы бы нашли, где Перси спрятал алмазы, а теперь… – Он безнадежно махнул рукой.

– А что, полковник дело говорит, – заметил старший Донован. – Надо было хотя бы перерисовать карту, может, со временем мы бы и скумекали, где кубышка зарыта. Неужели вы не могли до этого додуматься?

– А зачем? – равнодушно сказала Амалия. – Кубышка-то все равно у нас.

10

Мисс Хэрмони не закончила фразу о том, что ей довелось пережить в том странном доме, где держали ее похитители, и во все глаза уставилась на Амалию. Миссис Хэрмони открыла рот. Полковник застыл на месте. Боб Ричардсон с грохотом уронил тяжелый хлыст. Но никто не выглядел таким пораженным, как братья Донованы.

– Так вы что же… Так что, получается, карта теперь совсем не нужна?

– Вы угадали, джентльмены, – добродушно подтвердила Амалия.

Первым опомнился полковник.

– Но когда же…

– Когда Стив привез миссис Хэрмони, я сказала ему, чтобы он… – Амалия улыбнулась и оборвала себя на полуслове. – В общем, моя догадка подтвердилась, и алмазы он нашел.

– И где они теперь? – вымолвил пораженный Боб.

– В надежном месте, – отозвалась Амалия.

– Погодите, погодите! – заволновался Риджуэй Стил. – Алмазы – собственность ювелирной компании, которая… Ой!

Острым каблучком Амалия пребольно наступила ему на ногу.

– Ну, это еще надо установить, чьей собственностью они являются, – снисходительно заметила она. – Главным было вырвать мисс Хэрмони из лап бандитов. Поэтому до сих пор я вам ничего не говорила.

– Что ж, мадам Дюпон, – заявил полковник, – я снимаю перед вами шляпу. Получается, что тех молодчиков мы объегорили, а? И они остались ни с чем? Ха-ха-ха!

Джек Донован мрачно сжал губы.

– Если бы они узнали об этом… Тогда жизнь мисс Хэрмони могла бы оказаться в опасности. Вы хоть это понимаете?

– Из-за каких-то жалких булыжников, – вторил ему возмущенный брат, – каких-то никчемных бирюлек…

– Протестую! – весело возразила Амалия. – Я держала эти алмазы в руках, и они отнюдь не никчемные. Там есть весьма неплохие камушки, которые производят впечатление даже в необработанном виде, а также один особо крупный прозрачный алмаз величиной, по-моему, с куриное яйцо. И вообще ваши страхи, джентльмены, ни на чем не основаны. Никто не мог проболтаться о том, что алмазы у меня, потому что я сама ничего об этом никому не говорила, а что до Стива, то он был нем, как могила, и в нем я вполне уверена.

– Мне надо выпить! – заявил Риджуэй и плеснул себе в стакан виски, после чего выпил его залпом и даже не поморщился.

– Но если бы они узнали… – упорствовал младший Донован.

– Господа, это положительно скучно, – сказала Амалия с капризной гримаской. – На дворе уже давно ночь, и пора ложиться спать. Дамы Хэрмони, разумеется, останутся ночевать у нас – до города не слишком приятно тащиться в такую темень. А вам, господа, я желаю спокойной ночи. Всего доброго, и прощайте. Мисс Арабелла, попрощайтесь со своими спасителями, они покидают нас.

Боб Ричардсон открыл было рот, но полковник вовремя заметил это и толкнул его ногой. Братья пробормотали: «До свиданья, мисс Арабелла, и вы, мэм», – и молча вышли, шаркая ногами и гремя шпорами.

– А теперь что? – спокойно спросил Риджуэй Стил.

Амалия улыбнулась.

– А теперь, джентльмены, мы будем ждать.


– Значит, все-таки это Донованы, – сказал полковник скорее утвердительно, чем вопросительно.

После ухода братьев Донованов дом Ричардсонов превратился в маленький укрепленный лагерь. Ворота были заперты, всем слугам было роздано оружие с наказом стрелять, как только они заметят что-то подозрительное. Все остальные, кто оставался в доме, тоже вооружились. Амалия приказала потушить свет, чтобы снаружи казалось, будто обитатели ранчо мирно спят, но на самом деле в темноте у каждого из окон притаилось по стрелку с ружьем. Причем многие для верности запаслись также и револьверами. Сама Амалия и полковник оказались в одной комнате, а в соседней, дрожа от волнения, притаилась храбрая миссис Хэрмони, которая наотрез отказалась покинуть своих друзей и удалиться в более безопасное место. Арабелла не делала громких заявлений, а лишь взяла «винчестер» и попросила указать ей ее позицию. У этой красивой девушки оказался очень решительный дух.

– Донованы, – продолжал полковник, сидя в нескольких метрах от Амалии и напряженно вглядываясь во тьму, – заварили всю эту кашу. Они увидели вчера тот обрывок письма, на котором нацарапан план, и решили завладеть им. Да, все сходится. Чтобы никто из нас не вздумал делать глупостей, они напросились нам в помощники, ведь им надо было проследить, чтобы все прошло гладко. Верно?

– Может быть, – уклончиво отозвалась Амалия.

Полковник внимательно посмотрел на нее.

– Вы же не хотите сказать, что поверили всей той чепухе, которую они тут плели? О безопасности мисс Хэрмони и прочая…

– Ну, – сказала Амалия, – вообще-то…

Но докончить фразу ей не удалось. Ночь расколол дружный вопль, пуля влетела в окно, за которым притаилась Амалия, и разбила стекло в раме. Тотчас же дом принялись обстреливать со всех сторон. Однако осажденные, которых Амалия заранее предупредила о возможности такого поворота событий, не мешкая открыли встречный огонь. Ворота распахнулись, несколько всадников на взмыленных конях ворвались во двор, но, прежде чем они успели достичь дома, их всех перестреляли. То тут, то там мелькали вспышки выстрелов. Во дворе валялись убитые и жалобно кричавшие раненые. Им на выручку спешили их товарищи, но до сих пор никому не удалось приблизиться к дому целым и невредимым. Дико ржали лошади, совсем обезумевшие от запаха пороха и вспышек и грохота выстрелов. Амалия стреляла без передышки, мисс Арабелла тоже оказалась превосходным стрелком, но самое удивительное, что ее мать с плотно сжатыми губами совершенно не давала промахов. Стоило ей нажать на спуск, как кто-то из врагов падал, сраженный насмерть.

– Однако! – вскричал полковник, перезаряжая ружье. – Да их там что, целый полк, что ли? – Он охнул и уставился в окно. – Боже мой! Да это же шериф Гамильтон! А там, под дубом, судья Рафферти! Вот сволочи!

– Вперед, ребята! – орал шериф, перекрывая шум битвы. – Покажите им, кто мы такие!

– И Донованы здесь! – крикнул полковник. – Вот видите, я был прав! – Он прицелился и едва не разнес голову Расселу Доновану, но тот наклонился в седле, и пуля убила его помощника.

Амалия видела, как Джек Донован подъехал к шерифу и что-то прокричал ему, указывая на дом.

– Э нет, брат, шалишь! – проворчал полковник. – С таким генералом, как у нас, – он весело подмигнул Амалии, – ты к нам не подберешься!

Шериф кивнул, обернулся к своим людям и отдал короткое распоряжение. Тотчас же в ночи зажглось несколько факелов.

– Ха! – фыркнул дядя Чарли. – Ребята захотели стать мишенями, что ли?

– Они хотят поджечь дом, – сказала Амалия, сильно побледнев.

– Ни черта у них не выйдет, – отозвался старый вояка. – Он каменный.

– А крыша? А конюшни?

– Черт побери! – воскликнул полковник. Следующим выстрелом он уложил лошадь младшего Донована, но остальные всадники с факелами уже неслись к конюшням, которые все были построены из дерева, и потому огонь в них мог заняться за считаные секунды.

Из дома грянуло несколько выстрелов, но двое или трое всадников все же достигли конюшен и зашвырнули факелы в сено и на стропила. Амалия стреляла, пока у нее не заклинило патрон в винтовке. Тогда она вскочила на ноги и выхватила револьверы.

– Что вы делаете? – прокричал полковник.

– Лошади погибнут! Надо спасать лошадей!

– Да черт с ними, с лошадьми! – воскликнул дядюшка Чарли. – Они же убьют вас, если высунетесь!

– Не убьют! – отмахнулась Амалия и бросилась бежать к выходу.

– А, черт меня дери! – вскрикнул в ажиотаже полковник и, выстрелив в сторону судьи Рафферти, который явно трусил и старался держаться в стороне от схватки, бросился за Амалией.

Когда они выбежали во двор, конюшни уже горели. На их крыше танцевали острые языки огня, внутри же бились и ржали обезумевшие от страха лошади.

– Стой! – кричал полковник Амалии. – Куда ты, идиотка! Лошади вырвутся и затопчут тебя! Стой!

Но Амалия не слышала его. Проклиная себя за непредусмотрительность, она стащила с двери тяжелый засов и едва успела отскочить в сторону, как из конюшни вырвалась кипенно-белая лошадь с пылающей гривой. За ней ринулись и другие животные, но Амалия не видела вокруг ничего, кроме этой несчастной белой лошади, из глаз которой катились слезы. Девушка бросилась за ней, сорвала с себя шаль и набросила ее животному на шею, чтобы загасить огонь.

– Великолепно, – произнес чей-то язвительный голос совсем рядом, и из дыма, окутавшего двор, показался шериф Пит Гамильтон с «винчестером» поперек седла.

11

– Бандит Пит! – вырвалось у Амалии.

Подбежавший полковник тотчас же взял его на мушку и хотел пристрелить, но шериф властно выдвинул вперед раскрытую ладонь.

– Не стрелять! – рявкнул он. – Я явился для переговоров.

В самом деле, его люди прекратили огонь. Полковник поколебался и опустил ружье.

– Мы не ведем переговоров с бандитами, – холодно уронил он.

– А я не бандит, – осклабился Пит. – Я представитель власти. Законный, между прочим.

– Ты напал на наше ранчо, – мрачно сказал полковник. – И поджег конюшни.

– Но и вы, замечу, не лучше, – добродушно ответил Пит. – Пытались прикарманить себе частную собственность, а? Алмазы-то вам не принадлежат.

Полковник побагровел.

– Значит, это ты, мерзавец, верховодишь всей шайкой? – загремел он.

– Тише, – поморщился Пит. – Не надо громких слов, хорошо? Кто чем верховодит – не ваше дело. Я пришел с предложением закончить все мирно. Уладить дело полюбовно, так сказать. Ясно?

– Наверное, когда вы напали на нас, то это и называлось «уладить полюбовно», – язвительно заметила Амалия.

– Что ж было делать, – хмыкнул шериф, – коли эти дураки Донованы прямо дождаться не могли, когда им удастся наложить лапу на алмазы. – Он откашлялся. – А вы здорово нас подловили, миссис! Будет теперь Стиву Холидею работенка. И я уж не знаю, как мне объяснить священнику, отчего зараз столько людей умерло.

– Короче, шериф! – велела Амалия, холодно глядя на него.

Шериф шмыгнул носом и задумчиво утер его.

– Значит, так, – перешел он к делу. – Мое предложение самое простое: вы отдаете нам алмазы, которые вам все равно не принадлежат, и мы расходимся. Само собой, вы забываете, что мы тут были, и вообще обо всем, что видели. То, что мы причинили вам некоторый ущерб – пожгли конюшни, стекла там испортили, – это я признаю. И ущерб мы вам возместим, вы уж не сомневайтесь, тут все будет честь по чести.

– Да как ты смеешь говорить о чести… – в бешенстве начал полковник.

– Дядя Чарли, – укоризненно молвила Амалия, и полковник стих. – Ну, а если мы скажем «нет»? – продолжала она, обращаясь к шерифу.

– На нет и суда нет, – ответил тот, задумчиво скребя в затылке. – Вы, конечно, хорошо укрепились и всякое такое, но нас все равно больше. Да и боеприпасы у вас когда-нибудь да кончатся. А уж после этого… – Он усмехнулся. – После этого я за своих людей не отвечаю. Они и так на вас злы – больно уж много вы их товарищей положили.

– Туда им и дорога, – вежливо сказала Амалия.

– Не понял? – смутился шериф.

– Это поговорка такая французская, – пояснила Амалия. – Значит, что таков был их путь. – Она вздохнула. – Ладно, мистер Гамильтон. Если я отдам вам эти чертовы алмазы, вы оставите нас в покое?

– Всенепременно! – ухмыльнулся шериф. – Несите их, и больше вы нас не увидите.

– Они не у меня, – сухо сказала Амалия. – Я отдала их на хранение.

Улыбка сбежала с лица шерифа.

– Это было очень неразумно – отдавать кому-то такие ценности, мэм, – серьезно промолвил он. – Где гарантия, что тот человек не удерет с вашими сокровищами?

– Не удерет, – ответила Амалия уверенно. – Пойдемте, я отведу вас к нему. Он живет в Арчере.

– Ах вот как! – сказал Бандит Пит и пронзительно засвистел. – Джим! Ты остаешься за старшего. Мы с леди смотаемся за камушками и вернемся. А до той поры держи ухо востро, понял?

– Возвращайтесь в дом, – сказала Амалия полковнику, – и передайте остальным, чтобы не стреляли. Потом вы сами знаете, что делать.

– Хорошо, – буркнул полковник и захромал прочь, сильно припадая на одну ногу.

Бандит Пит повернулся к Амалии.

– Ну что ж, миссис Дюпон, едем!


Сопровождение у Амалии оказалось весьма внушительным. Помимо Пита, в город ее конвоировали братья Донованы и шестеро бандитов, вооруженные отнюдь не рогатками.

– Это на тот случай, – пояснил Пит, – если вы вдруг вздумаете завлечь нас в ловушку. Ей-богу, встречал я разных баб, но такой, как вы, – никогда.

– И никогда не встретите, – отозвалась Амалия, – уж я вам обещаю.

– Так у кого находятся камушки? – спросил шериф после недолгого молчания, когда они подъезжали к Арчеру.

– А вы пораскиньте мозгами, шериф, – заметила Амалия. – Вы же знаете этого человека.

– Я в Арчере всех знаю, – отозвался шериф и взял ружье на изготовку.

Они проехали по главной улице и остановились у лавки гробовщика.

– Здесь, – сказала Амалия, спешиваясь.

– У Стива Холидея? – задумчиво промолвил шериф. – Ясно. – Он слегка толкнул Амалию дулом в спину. – Только вы первая заходите. И не забудьте: если что, я могу и в спину выстрелить.

Амалия смерила его бесконечно долгим презрительным взглядом.

– Мне говорили, что вы на это мастер, – заметила она.

– Кто именно? – заинтересовался Пит.

– Один парень, у которого нет такой привычки, – отозвалась Амалия и принялась колотить в дверь. – Стив, открой, это я!

Младший из Донованов зябко повел плечами.

– Не нравится мне все это, – пробормотал он.

– Сейчас, сейчас! – раздался недовольный голос гробовщика из глубины лавки, и вскоре Стив Холидей собственной персоной показался на пороге. Он зевал во весь рот. Но хуже всего было то, что от него за версту разило виски.

– Стив, – с негодованием спросила Амалия, – ты что, нализался?

Стив вздохнул и почесал грудь под рубашкой.

– Ваш мертвец уже готов, – объявил он. – Что-то вы рановато собрались за ним, миссис… Ик! – Он качнулся и ухватился рукой за косяк.

Пит властно отстранил Амалию, наставил ружье на Стива и стал двигаться вперед, оттесняя гробовщика внутрь лавки.

– Эй, это зачем? Вы куда лезете? – попробовал протестовать пьяница.

– Осмотрите все вокруг! – коротко бросил Пит своим спутникам.

В следующее мгновение он споткнулся о кота, который оказался у него на дороге, чуть не упал и грязно выругался. Хотспер ответил душераздирающим воплем и удрал под гроб, стоявший в углу. В гробу лежал человек со скрещенными на груди руками.

– Тьфу! – с отвращением сказал Джек Донован, отворачиваясь от гроба.

Хотспер, сверкая из темноты желтыми глазами, следил, как неизвестные обыскивают лавку, и мечтал стать размером с дом, чтобы можно было вонзить когти в незваных гостей и разорвать их на кусочки.

– Никого нет, Пит, – доложил старший Донован, когда обыск был закончен. – Совсем никого. Так что насчет засады можно не волноваться.

Пит с облегчением выдохнул.

– Ну и где алмазы, дорогуша? – спросил он, оборачиваясь к Амалии. – Я не намерен торчать тут всю ночь!

– Они у Стива. Он их спрятал в надежное место, – пояснила Амалия. – Стив! – обратилась она к гробовщику. – Где то, что я тебе дала днем?

В ответ Стив только рыгнул, достал из-за гроба наполовину опорожненную бутылку виски и присосался к ней.

– Стив! – рявкнула Амалия.

Пьяница наконец оторвался от бутылки, и в глазах его что-то прояснилось.

– А я вас знаю! – заявил он Амалии, тыча в нее пальцем.

Амалия подошла к нему и влепила ему звонкую оплеуху, от которой даже Хотспер вздрогнул и втянул голову в плечи.

– Стив! Где камни?

– А, камни, – пробормотал гробовщик. – Да здесь они, куда им деться!

– Давай их сюда, – велела Амалия. – Да поторапливайся же, черт подери! – сердито крикнула она, топнув ногой.

– Сейчас, сейчас, – бормотал Стив. – Да вот они…

Он запустил руку под стружки на дне пустого гроба, в котором он обычно спал. Когда он извлек руку обратно, в ней сверкнул увесистый «кольт».

Мертвец в гробу шевельнулся, соскочил на пол и, обернувшись целым и невредимым Билли Мэллоуном, открыл огонь. Братья Донованы были убиты первыми, за ними последовали и прочие их сообщники. Один Бандит Пит не потерял голову и стал отстреливаться. Он ранил гробовщика в ляжку, но Билли пробил ему руку, в которой шериф держал ружье, и Пит с проклятьем выронил оружие. Только теперь он разглядел, кто был его противником.

– Ты! – прохрипел Пит, не веря своим глазам.

– Передай привет Тиму, Пит, – спокойно сказал Билли и прицелился ему между глаз. Но тут вмешалась Амалия.

– Постой, Билли. Он еще должен отвести нас к своим друзьям, иначе весь этот кошмар никогда не кончится. Вы ведь не главный, мистер Гамильтон, верно? Вы – мелкая сошка, которая подбирает бандитов для ответственных поручений, но управляют вами другие люди.

Пит молчал и только переводил взгляд с Амалии то на Билли, то на Стива, который, тихо матерясь, вылил немного виски себе на рану, после чего опрокинул остаток в рот.

– Ловко, – промолвил бывший шериф. – Вот, значит, как! – Он усмехнулся. – Ладно, будь вы неладны, но вы правы. Всем заправляет совсем другой человек. Хотите видеть его? Я не против! Даже готов вас к нему отвести.

– Разумеется, мистер Гамильтон, – отозвалась Амалия. – А по дороге мы немного поговорим, и вы, кстати, ответите нам на несколько вопросов.

12

– Все началось с засухи, – заговорила Амалия, когда они втроем вышли на улицу и зашагали к красивому большому дому, стоявшему особняком за несколько сотен метров от них.

– Не понял, – подал голос Билли. Разговаривая, он не переставал следить за Бандитом Питом, который двигался впереди, храня настороженное молчание.

– Из-за засухи в прошлом году землевладельцы Арчера потеряли большие деньги, – пояснила Амалия. – Были у них и другие основания для недовольства. Так, синдикат, который основал мэр Грант, обанкротился, а у судьи Рафферти, например, воры украли все его стадо. Срочно надо было что-то придумывать. И они придумали.

– Грабить поезда? – догадался Стив.

– Ага, – подтвердила Амалия. – Но сами они, конечно же, не могли за это браться. Надо было нанять бандитов, давать им долю от добычи, убежище и боеприпасы. А пуще всего – следить, чтобы они не попались. Именно поэтому, как я полагаю, был убит прежний шериф Отис, а на его место пришел бывший бандит Пит Гамильтон.

– В суде вы этого никогда не докажете, – заметил Бандит Пит.

– У меня свои присяжные заседатели, – отозвалась Амалия и указала на отошедшего от дел налетчика и на не отошедшего от дел юного стрелка. – Через своего человека в Сан-Антонио они получали информацию о том, когда на «их» отрезке железной дороги окажутся большие суммы денег и ценные грузы, после чего передавали эту информацию бандитам. Однажды нашим благородным джентльменам улыбнулась удача – они узнали о чемоданчике с необработанными алмазами. Чемоданчик был похищен, но незамедлительно начались сложности. Бандиты требовали свою долю добычи, а между тем пускать камни в оборот было нельзя, по крайней мере, пока. Поэтому человек, являющийся мозгом и душой всей операции, оставил алмазы целиком у себя, с тем чтобы, когда все утихнет, можно было продать их за наличные. Однако бандитам начало казаться, что их обманули.

– Послушайте, откуда вы все это знаете? – занервничал Бандит Пит. – Вы что, слышали все разговоры?

Амалия усмехнулась.

– Нет, просто у меня богатое воображение. Но продолжим. Слушайте дальше. Банда стала опасной, и от нее было решено избавиться. Как? И вдруг – о удача! – само небо посылает им старого «друга» Пита Билли Пулю, которого должны везти из Остина в Сан-Антонио с более чем солидной охраной. И банде приказывают ограбить этот поезд. Они соглашаются с легкой душой, не подозревая о ловушке. Однако в ходе последующей перестрелки погибают не все бандиты. Одному из них удается скрыться, и он, прекрасно понимая, что его с товарищами подставили, не рискует возвратиться в убежище. Он ранен и истекает кровью. И когда он едет куда глаза глядят, ему встречается один человек…

– Перси Белл? – с удивлением проговорил Стив.

– Именно он. Приблизительно я знаю, о чем они разговаривали. Тяжело раненный человек хотел жить, он дышал жаждой мести и пообещал рассказать Перси о некоем сокровище, если Перси спасет его. Но, очевидно, бандит выболтал больше, чем можно, и Перси с легкой душой бросил его умирать, после чего отправился за сокровищем.

– Вот гад! – вырвалось у Билли.

– Перси находит, куда главарь преступного синдиката спрятал алмазы, подменяет их простыми булыжниками – если вы помните, один из них мы и нашли среди его вещей, – и исчезает. Все хорошо, но тут Бандит Пит, заметив, что среди трупов нет одного из налетчиков, бросается на его поиски. Что было дальше, Пит?

– Когда я добрался до него, он был уже давно мертв, – угрюмо ответил бандит. – Но вот в руке у него была зажата пуговичка из перламутра.

– В форме цветка с четырьмя лепестками! – вскричала Амалия, вспомнив: когда Перси появился в доме Ричардсонов, на его жилете и впрямь не хватало одной пуговицы. Значит, когда он бросил умирающего, тот плакал, умолял, цеплялся за него… и оторвал роковую пуговицу. – И вы сразу же поняли, что это мог быть только Перси, – закончила Амалия.

– Нет, не сразу, – отозвался шериф. – Мы долго не знали, на кого подумать. Но потом он появился в городке, зашел в пивную и там, когда брал пиво, уронил золотую монету в пять долларов.

– Это я ее дал ему, – сказал гробовщик. – Он заходил ко мне в то утро.

– В общем, младший Донован помог ему найти монету и заметил, что у него не хватает пуговицы на жилете. Потом, когда я показал ему ту пуговицу, что мы нашли, он сразу же ее признал. Мы решили, что Перси приехал, чтобы шантажировать синдикат, и было решено убить его.

– И вы послали старшего Донована, который так ловко владеет ножом? – спросила Амалия.

Шериф отвернулся.

– Да, это он сделал.

– А почему вы решили, что Перси приехал именно для шантажа? Почему не проверили, на месте ли алмазы?

– Так никто из бандитов не должен был знать, куда их запрятали, – хмуро ответил Пит. – Но тот парень, Олдингтон, наверное, что-то подсмотрел. Он вообще был слишком шустрый, знаете. А что касается шантажа, то всем было известно: что Перси всегда не прочь им заняться. Такой уж он был человек.

– Зачем вы стреляли в Ричардсона? – спросила Амалия.

– Не я, а Джек Донован, – возразил шериф. – Ричардсон сам виноват. Кто кричал мне в лицо, что выведет меня на чистую воду, а? Вот я и решил, что ему все известно – Перси про нас разболтал. Потом он ушел, появился Донован, и я ему сказал, что надо убрать Роберта. Он и выстрелил в него. Да промахнулся.

– Ничего себе промахнулся! – усмехнулся Стив. – Боб едва не умер!

– Тебе же от этого хуже, гробовщик, – язвительно отозвался шериф. – А так, коли бы он загнулся, был бы у тебя еще один клиент.

– Ну, а меня-то вы за что хотели убить? – настойчиво продолжала Амалия. – Что я вам сделала?

– А вы поехали искать приятеля Перси, – ощетинился Пит. – Зачем, для чего? А вдруг Перси посвятил его в наши дела? И вообще, было видно, что вы к Ричардсону неравнодушны и так просто не отступитесь.

– Я неравнодушна? – удивилась Амалия.

– Ну да. А то чего ради вы тогда во все это ввязались? Вот мы и решили на всякий случай подстраховаться.

– Джо Фрезер – это тоже было для подстраховки? – резко спросила Амалия.

Пит разинул рот.

– Так вы и о Фрезере знаете? Ну, чудеса! А я думал… – Он внезапно замолчал.

– Это тоже Рассел Донован перерезал ему горло? – сказала Амалия. – За что?

– За то, что Фрезер кое-что разнюхал, – неохотно признался Бандит Пит. – Рыскал тут по округе, расспрашивал народ за картами, а вы сами знаете, во время игры языки развязываются. Ну, и пришлось нам от игрока избавиться.

– А когда вы поняли, что алмазы пропали?

– Когда приехал перекупщик, – горько отозвался Пит. – У, тогда главному несладко пришлось! Все ведь решили, что он сам их подменил. Крику было! Но потом мы все-таки скумекали, что если бы он решил нас обмануть, то не такой же он идиот, чтобы, подменив алмазы, оставаться на месте. А тут еще мальчишка один местный вспомнил, как по окрестностям бродил странный сеньор в красивом жилете и собирал камни. Только тогда мы и поняли, что произошло. Надо было срочно искать камушки. Перси, ясное дело, нам уже ничего не мог сказать, и мы отправились искать его друзей. От пьяницы узнали только, что Перси вроде был у него недавно, но совсем ненадолго, минут на десять, и даже в дом заходить не стал. Он же и сказал нам, как звали девицу Перси и где она живет. Ну, насчет того, что Перси в дом не заходил, мы сразу же решили – врет он, и перевернули там все вверх дном, а когда хозяин начал протестовать, пристрелили его. Но алмазов не нашли и отправились к девице. Там осечка вышла – хотели ее припугнуть маленько, да придурок Джекс силы не рассчитал и свернул ей шею. Но кое-что мы все-таки нашли – половину письма, которое Перси ей отправил уже после того, как упер камушки. В общем, оказались мы у разбитого корыта. Я поставил возле дома девицы и у пьяницы своих людей, велел смотреть в оба, может, кто и объявится, зацепку какую даст. – Он печально улыбнулся. – Кстати, этих своих людей я больше не видел. Небось, Билли постарался.

– Ну, Эмилио тоже не промах, – возразил Билли Пуля и прикусил язык.

– Что еще за Эмилио? – недоверчиво спросил шериф.

– Наш общий друг, – ответила за Билли Амалия. – Ну что, джентльмены, я так понимаю, мы уже пришли.

– Это что еще? – спросил Билли, останавливаясь.

– Дом мэра Гранта, – объяснил гробовщик. – Но я что-то не понимаю. Разве его зовут Хью?

– Хороший вопрос, мистер Холидей, – отозвалась Амалия. – Именно его я и хочу задать мэру.

13

В большой, отделанной дубовыми панелями гостиной дома Грантов находились трое человек.

– Там мистер Гамильтон, сэр, – доложил слуга. – Говорит, что у него до вас срочное дело.

Мэр и его сын обменялись многозначительными взглядами.

– Пусть войдет, Ричард.

– Да, сэр.

Слуга почтительно наклонил голову и уже совсем собирался проследовать к дверям, как на пороге возник Бандит Пит. Левой рукой он придерживал раненую правую. За ним в гостиную просочились три вооруженные личности, из которых одна точно была женщиной, хоть и облачилась в наряд ковбоя. Другая личность, в мирное время строгавшая футляры для ушедших на вечный покой граждан, подталкивала шерифа в спину дулом револьвера. Третьей личностью был подросток с хулиганскими глазами и прядью светлых волос, нависавшей ему на левый глаз. Дулом револьвера он ухитрился заправить ее за ухо.

– Добрый вечер, джентльмены, – отменно вежливо приветствовала присутствующих Амалия.

Слуга понял, что происходит нечто экстраординарное. Душа его разрывалась между чувством долга и желанием немедленно бежать без оглядки, но стоило Билли Пуле сверкнуть в его сторону ореховыми глазами, как желание бежать тотчас одержало верх.

– Что все это значит? – резко спросил Грант.

– Все кончено, господин мэр, – ответила за всех Амалия. – Вы умный человек, и надеюсь, мне не надо вам объяснять, что да почему. Собственно, вся ваша затея с бандой налетчиков с самого начала была обречена на провал.

Младший Грант незаметно опустил руку к кобуре, но Билли Мэллоун опередил его и, подскочив к столу, отнял у него оружие.

– Только без лишних движений! – предостерегающе сказал Билли. – А не то мне придется послать тебе цветы, но понюхать их ты уже не сможешь.

Молодой Грант с ненавистью взглянул на него и отвернулся, крепко стиснув челюсти.

– Пит, – хрипло спросил мэр, – неужели это правда?

Пит пренебрежительно повел плечами.

– Есть еще мои люди, – заметил он в пространство. – Те, что остались на ранчо.

– Думаете, они долго продержатся, когда узнают, что главари раскрыты и не смогут заплатить им ни гроша? – Амалия покачала головой. – Боюсь, вы переоцениваете свои возможности, мистер Гамильтон. Кроме того, у нас в запасе остался динамит. Ваш динамит. Так что можете забыть о ваших людях.

– Чего вы хотите? – спросил Грант, в изнеможении проводя рукой по лицу.

– Ответа на один простой вопрос, – сказала Амалия. – Кто такой старый Хью?

– Неважно, – отозвался Грант. – Я хочу, чтобы вы кое-что уяснили себе, миссис Дюпон. Я очень богат. Если вы пообещаете мне…

– Я знаю, каким путем вы заработали свое богатство, – с легкой гримасой презрения отозвалась Амалия. – И я не намерена вам ничего обещать, запомните это. Так кто такой Хью, мистер Грант? Смелее! Неужели вы позволите ему выкрутиться, когда сами идете на дно?

Грант долго молча смотрел на Амалию. Потом усмехнулся.

– Будь по-вашему, – сказал он. – Старый Хью – это…

Амалии не следовало ослаблять внимание, потому что шериф, воспользовавшись тем, что никто не смотрел на него, незаметно взял со стола емкость с перцем и метнул ее в лицо Стиву Холидею.

Стив завопил как резаный. Пирс Грант, вскочив на ноги, оттолкнул Билли и схватил свой револьвер. Прежде чем ему успели помешать, он выстрелил в гробовщика, и тот без звука повалился на пол. Молодой Грант прицелился в Амалию, но девушка успела выстрелить первой, и он упал. Мэр бросился к «винчестеру», висевшему на стене, но Билли не дал ему добраться до оружия. Грант повалился на пол – он был всего лишь ранен, но, очевидно, пуля задела какую-то кость.

– Моя нога! – стонал мэр. – О, моя нога!

– Последите за ним! – крикнул Билли Амалии, с легкостью серны взлетая по устланной вершковым ковром лестнице вслед за Бандитом Питом, который улепетывал с умопомрачительной скоростью.

Грант лежал на полу и тихо скулил, как собака. Странное дело – хотя Амалия имела все причины не жалеть этого человека, ей все же было жаль его, как и любое живое существо, которое страдает.

– Вы убили моего сына! – кричал Грант в промежутках между стонами.

Амалия приблизилась и потрогала артерию на шее лежащего юноши.

– Успокойтесь, он жив, – сказала она, выпрямляясь. – Я вовсе не собиралась убивать его.

В ответ Грант обозвал ее такими словами, что любая другая женщина тотчас бы пристрелила его на месте, но не Амалия.

– Все-таки расскажите мне лучше о старом Хью, сэр, – сказала она. – Если мы узнаем от вас все до конца, это может существенно облегчить вашу участь.

– Но что именно вам известно? – прошептал измученный мэр.

Меж тем как Амалия разговаривала с мэром, Билли Пуля мчался за своим врагом. Шериф вытащил спрятанный под плащом револьвер и в том месте, где коридор загибался, послал в Билли пару пуль. Одна из них сбила с парня шляпу.

– Черт! – завопил Билли. Светлой широкополой шляпой с щегольской лентой он дорожил не меньше, чем своим любимым сиреневым платком.

Пока он подбирал с пола простреленный насквозь «стетсон» и с горечью убеждался в том, что тот испорчен окончательно, Бандит Пит удрал и затаился, выжидая удобного момента, чтобы покончить с опостылевшим ему врагом.

Тяжело вздохнув, Билли бросил шляпу и, по весу определив, что в барабане у него остался всего один патрон, перезарядил револьвер. Затем внимательно огляделся и на цыпочках двинулся туда, где исчез мерзавец шериф, испортивший его шляпу.

В коридор выходило множество дверей, и это было не слишком по вкусу Билли. Поди угадай, за какой из них притаилась твоя смерть! Он приоткрыл наугад ближайшую дверь и увидел полуголую мулатку, которая в ужасе таращилась на него.

– Миль пардон! – тактично произнес юный бандит и тотчас же затворил дверь. В других обстоятельствах он бы непременно остановился поболтать, но сейчас ему приходилось держаться начеку.

На его счастье, изощренным зрением человека, который привык угадывать опасность в малейшей шевельнувшейся тени, он вовремя заметил какое-то подозрительное движение за выступом стены и пригнулся. Пуля со свистом ушла в обои в том месте, где секунду назад была его голова.

– Мазила! – крикнул Билли.

После чего Пит выстрелил в него еще два раза и бросился в ближайший дверной проем. Не раздумывая, Билли последовал за ним.

Когда он переступил порог, Пит снова прицелился в него и нажал на спуск, но раздался лишь сухой щелчок – в барабане кончились патроны. Изрыгнув проклятье, Пит нырнул в глубь комнаты и лихорадочно стал высыпать отстрелянные гильзы из барабана, чтобы заменить их новыми патронами.

Комната, в которой оказались оба бандита, была заставлена зеркалами. Даже на стенах вместо панелей были зеркала, и Билли с некоторым неудовольствием увидел дюжину своих двойников, крадущихся по зеркальной глади.

– Вот это бордель! – сказал он.

Тут в поле его зрения попал Бандит Пит, и Билли, ни секунды не колеблясь, выстрелил в него три раза. Пит побежал трещинками и обрушился на пол. Это было одно из зеркал.

Пит тоже выстрелил и тоже промахнулся. Вернее, попал, но не в живого Билли, а тоже в его отражение.

На всякий случай Билли пальнул в другого Бандита Пита, но и тот оказался миражом. В отчаянии Билли рухнул на пол и стал поспешно перезаряжаться. В двух десятках шагов от него Бандит Пит делал то же самое.

– Ну что, Билли, – крикнул он, лихо крутанув барабан, – пожалуй, тебе пора встретиться со своими друзьями, а?

Билли сжал губы и вложил в барабан очередной патрон. Препираться с такой мразью, как Бандит Пит, он считал ниже своего достоинства.

– Пожалуй, я получу за тебя пятьсот долларов, – продолжал глумиться Бандит Пит, – а там меня, глядишь, и помилуют за некоторые заслуги. Я ведь не был главным среди этих умников, и отвечать за все придется именно им.

– Ты и не мог быть главным, – высоким мальчишеским голосом отозвался Билли. – Такую дешевку, как ты, в главари не берут!

– Ха, а ты сам-то кто? – воинственно выкрикнул шериф. – Привязался к бабьей юбке, шагу без нее ступить не можешь, сопляк желторотый!

– Пит!

– Что? – задорно откликнулся тот.

– Хочу, чтобы ты знал. Когда я тебя прикончу, то обязательно выпью шампанского. Сяду где-нибудь около моря с красивой женщиной и опрокину бокал. А ты в это время будешь гнить в земле!

– Ха-ха-ха! Шампанского он выпьет! Да ты хоть знаешь, что это такое, салага несчастный?

– И съем дюжину эклеров, – продолжал Билли мечтательно. – С кремом.

– Дюжину чего? – недоверчиво спросил шериф, решивший, что Билли употребил какое-то бранное слово.

Ответом ему была полнейшая тишина.

– Эй, ты, – крикнул Пит, – я с тобой разговариваю!

Он напряженно прислушивался. Ни звука. Пит затаил дыхание и услышал, как бешено колотится сердце у него в груди. Оно лупило, как барабан, и Питу на мгновение почудилось, что его грохот слышен аж на другом конце города и что его противник вот-вот вычислит его по этому неуместному шуму, и тогда ему, бывалому бандюге, придет конец.

Пит насторожился. А-а, вот оно что: Билли решил незаметно подкрасться к нему. Всем известно, что этот гадкий мальчишка был дружен с индейцами, а они, черти, умеют становиться невидимками, когда им нужно. Пит облился холодным потом. Наверное, Билли потихоньку подползает все ближе и ближе, и когда окажется совсем близко… Питу почудилось, что он услышал хруст стекла под чьими-то каблуками, и выскочил из-за кровати, за которой прятался, открыв беспорядочный огонь. Пять зеркал с тихим вздохом выплеснулись из рам стеклянными ручейками, но Билли даже не выстрелил в ответ.

Питу стало неуютно. Тишина давила ему на нервы. Он откинул барабан и, убедившись, что опять расстрелял все патроны, поспешно заменил их. Теперь Билли точно не удастся застать его врасплох.

Прошло еще две минуты, но Питу они показались вечностью. Он недоумевал и злился. Чего ждет этот мерзавец? Почему не стреляет? И где, черт возьми, он вообще сейчас находится?

Пуля расколола зеркальное стекло, за ним осыпалось еще одно. Зеркала жалобно звенели, острые осколки летели Питу в голову. Он переместился и застыл за пианино. Выстрел следовал за выстрелом, и вскоре во всей комнате не осталось ни единого целого зеркала.

– Сдавайся, Пит, – прозвенел из темноты голос Билли. – Видишь, никого больше не осталось. Только мы с тобой. Если ты не сдашься, я вынужден буду тебя убить.

Пит ответил непристойной бранью, и это были последние его слова. Следующая пуля попала ему в грудь, и он сразу же умер.

Билли неторопливо поднялся из своего укрытия и, держа в руке «кольт», подошел к своему старому врагу. Бандит Пит лежал на спине, раскинув руки. Струйка крови бежала из его рта, глаза были широко раскрыты.

– Передай Тиму Фланагану, что Билли Пуля его не забыл, – сказал Билли спокойно и, давя каблуками валяющиеся повсюду осколки стекла, направился к выходу.

14

– Билли, ты цел? – такими были первые слова Амалии, когда он спустился вниз.

– Вроде бы, – степенно ответил молодой человек, которого за меткость стрельбы прозвали Пулей. – Что с ними? – спросил он, кивая на три неподвижных тела на полу.

– Стив ранен, – доложила Амалия, – но дышит. Я начала расспрашивать Гранта, но он потерял сознание. Младший Грант тоже еле дышит. Надо идти за доктором. И еще, – она поколебалась, – во что бы то ни стало надо найти третьего.

– Кого? – удивился Билли.

Амалия указала ему на стол, за которым сидели хозяева, когда ворвались незваные гости.

– Смотри.

Стол как стол. Сахарница, молочник, три чашки, блюдо с булочками…

– Видишь, тут три чашки, – сказала Амалия. – А когда мы вошли, за столом находились только Гранты, отец и сын.

– Ясно, – со вздохом произнес Билли. – Вы хотите сказать, что… Амалия!

В следующее мгновение он кинулся вперед, заслоняя ее от выстрела. Раздался странный, чавкающий звук, и Билли повалился на ковер лицом вперед.

– Билли! – вне себя закричала Амалия.

Она хотела броситься к своему приятелю, но ее остановил сухой старческий смешок.

– Нет-нет, дорогая леди. Сначала бросьте револьвер.

Амалия разжала пальцы и медленно подняла глаза.

Нет, этого человека она никогда не видела прежде. Это был старик с чрезвычайно благообразной физиономией, окаймленной подстриженной седой бородой. Глаза у старика были пронзительно-голубые, словно омытые небом. В левой руке он держал палку, на которую опирался, а правая сжимала нешуточных размеров револьвер.

– Можете не беспокоиться за своего друга, юная леди, – со старомодной учтивостью промолвил старик. – В молодости я никогда не промахивался, не промахнулся и сейчас. Вашему другу повезло – у него была очень легкая смерть.

Амалия поглядела на лежавшего вниз лицом Билли, и ей неожиданно захотелось зарыдать в голос. Но она пересилила себя. Если ей повезет, Стив успеет очнуться, и тогда, может быть, все обойдется. По крайней мере, на это можно надеяться.

– Вижу, вы удивлены, – сказал старик, зорко наблюдая за ней. – Боюсь, я не успел представиться. Мое имя – Хью Хэрмони.

– Старый Хью, – уронила Амалия. – Это вы организовали синдикат?

– Да, – подтвердил старик, – что бы вам ни успел наплести по этому поводу старина Грант.

– Вы дед Арабеллы? – тихо проговорила Амалия. – И она с вами заодно?

– Арабелла? – Старик усмехнулся и покачал головой. – О нет. Женщины не подходят для такого рода дел. Конечно, я не говорю о вас, дорогая. Вы – исключение, особа в некотором роде уникальная. – Тон его изменился. – Зря вы искали в нашем краю приключений, миледи. Америка – страна суровая. Я бы даже сказал – жестокая. С теми, кто пытается здесь играть не по правилам, она обходится очень круто.

– И все же вы использовали ее, – настаивала Амалия. – Я говорю о вашей внучке. У нее был ухажер из Сан-Антонио по фамилии Прескотт. Я узнала, что он занимал важный пост на железной дороге. Вряд ли у него были от нее секреты, а вы, наверное, наведывались в дом под видом доброго старого дедушки и таким образом вызнавали, когда какой груз будут везти. Но потом Прескотт неожиданно бросил Арабеллу. Наверное, он что-то начал подозревать, однако обвинять девушку, на которой желаешь жениться, не к лицу джентльмену. И он просто предпочел больше не встречаться с ней. Верно?

Старик желчно улыбнулся.

– Люблю умных женщин, – просто сказал он. – Но вы, кажется, забыли одно прекрасное библейское изречение. «От многия знания многия печали», – со смаком процитировал он. – Да, именно так. Что еще вам известно?

– Теперь – все, – ответила Амалия. – Это вы предложили взять в заложницы собственную внучку, зная, что Роберт души в ней не чает. Это у вас были спрятаны алмазы, которые потом украл Перси Белл. Кстати, у вас до сих пор синяк на скуле – что, у шерифа оказалась такая тяжелая рука? Он и его сообщники были уверены, что вы решили обмануть их.

– На их месте я и сам бы так подумал, – отозвался старик. – Слава богу, мы быстро разобрались, что к чему. То есть разобрались бы, если бы не вы, моя дорогая леди. Кстати, где вы нашли алмазы?

– В пересохшем колодце Джимми Роулинза, – ответила Амалия. – А что?

– Значит, в колодце, да? – задумчиво промолвил старик. Неожиданно он засмеялся. – Боже мой, ну и лгунья же вы!

– С чего вы взяли? – спросила Амалия, смело глядя ему в лицо.

– Да с того, что я приказал обыскать этот колодец, – объяснил старик. – И ничегошеньки в нем не оказалось.

– Надо же, – насмешливо парировала Амалия, – а я там нашла то, что мне было нужно.

– Когда?

– Вчера. Стив ездил туда по моему поручению, чуть лошадь не загнал, но…

Старик снова засмеялся.

– Вы меня уморите, миледи! Признаться, мои молодцы тоже оплошали – обыскали только дом и сад, а в колодец заглянуть не удосужились. Но зато потом, раздумывая над этим делом, я решил, что колодец, который никто не использует, является отличным местом для тайника. И послал моих людей снова прочесать там каждый дюйм. Они немного разминулись с вами – бедняга Хэмфри уже остыл, когда его нашли. Так вот, леди: в колодце ничего не было!

– Правильно, – тут же нашлась Амалия. – Мы нашли алмазы, когда увидели лже-Роулинза. Поэтому вы их и не отыскали.

– А только что вы утверждали, что посылали за ними гробовщика, – отозвался старик. – Полно, леди, признайтесь честно: вы выдумали все это, чтобы вывести нас на чистую воду. И вам удалось. А теперь, с вашего позволения, я убью вас, добью этих мерзавцев и поеду к себе на ранчо. Я старый человек, и мне ни к чему лишние хлопоты. – Он поднял револьвер. Амалия невольно сделала шаг назад, чувствуя, как кровь леденеет в ее жилах.

– Страшно? – весело спросил старик. – Ну, ничего, Хью Хэрмони не промахивается.

Грянул выстрел, и Амалия, застыв на месте, глядела, как несравненный стрелок Хью Хэрмони оседает на колени с пулей во лбу. Стрелял Билли Мэллоун.

– Я тоже никогда не промахиваюсь, – процедил он сквозь зубы и опустил «громовержец».

– Билли, – промолвила оторопевшая Амалия, – ты жив?

– А то! – отозвался Билли, кое-как поднимаясь на ноги. – Вообще-то я упал так, из притворства. Хотел его убить сразу же, да уж больно интересно он говорить начал. Ну, я и выжидал.

– Но как… – начала Амалия в полном изумлении.

Билли выразительно усмехнулся.

– Стар он был уже очень, стрелок этот хренов, – промолвил он с ноткой презрения в голосе. – Ну и, ясное дело, промазал. А ты что, Эмилио, поверил, что я просто так дал себя подстрелить?

– Мало ли что я подумала! – рассердилась Амалия. – Помнишь, что цыганка нагадала? Что лежать тебе в гробу до окончания месяца, а сегодня как раз тридцать первое число.

– Ну так я и полежал в гробу, – отозвался Билли, – когда мертвеца в лавке Стива изображал. Так что в этом смысле старуха оказалась права. Но помирать я все равно не собираюсь. – Он перевел дыхание и закашлялся.

– Все сказал? – спросила Амалия. – А теперь пошли за доктором для наших раненых.

15

– Все-таки он сказал правду, – пробормотала Амалия.

Через несколько дней после описанных выше событий она, Билли Пуля и пинкертоновский агент стояли на участке покойного Джимми Роулинза. Риджуэй Стил только что вылез из колодца и подтвердил, что там ничего нет.

– Вот досада-то, а? – заметил Билли. – А то была бы страховой компании радость – не надо страховку за камни выплачивать.

Это простодушное замечание почему-то привело Риджа в крайнее раздражение. Он сбил шляпу на затылок, но нашел, что так не очень удобно, и снова надвинул ее на лоб.

– А почему вы вообще решили, что камни должны быть здесь? – спросил он у Амалии.

– Просто когда мы были в одной мексиканской семье тут неподалеку, – объяснила Амалия, – хозяева вспомнили, что у Перси было при себе два мешка, а не один. Между тем нам точно известно, что уже в Арчере у него был только один мешок. Вот я и подумала, что, может быть, он спрятал камни в колодце у своего приятеля.

– Логично, – вздохнул Ридж. – Но, к сожалению, это не так. Ладно, хорошо, что мы нашли в доме Грантов ту самую карту. Может, нам еще и повезет.

– Какую карту? – изумилась Амалия.

– Ну, ту, которую Перси Белл нацарапал на обороте письма своей девушке, – удивился Ридж. – Вы что, забыли о ней?

– Ах, это! – Амалия глубоко вздохнула. – Ридж, я должна сказать вам ужасную вещь.

– Ага, – весело подтвердил Билли.

– Что за вещь? – заволновался Риджуэй, переводя взгляд с Амалии на Билли. – Вы же не хотите сказать, что… О нет, только не это!

– Да, – со вздохом подтвердила Амалия, – карту нарисовала я.

– Но зачем? – вскричал Риджуэй. – Зачем?

– Чтобы вывести всю шайку на чистую воду, как выразился бы покойный мистер Хэрмони, – отозвалась Амалия. – Вот зачем.

– Но… но почему вы ничего не сказали мне? Почему, о боже…

– Потому, – прищурилась Амалия, – что я не доверяла вам, и, как оказалось, не зря. Ведь вы оказались вовсе не игроком, а агентом Пинкертона.

– А он? – Риджуэй раздраженно ткнул пальцем в Билли. – Ему вы доверяете, значит, а мне нет?

– Билли я доверяю, – согласилась Амалия, и Билли от важности даже выпятил грудь. – Но больше никому.

Риджуэй беспомощно взмахнул обеими руками. Он хотел что-то сказать, но благоразумно удержался.

– А что вообще было в этом письме? – спросил Билли. – Я видел только его половину. А вторую вы не нашли?

С тяжелым вздохом Риджуэй полез в карман и извлек оттуда злополучное письмо.

– Вот. Читайте!

С этими словами он повернулся и зашагал к своей лошади.

– Как, Риджуэй, – удивилась Амалия, – разве вы не возвратитесь вместе с нами?

– Нет, – сухо отозвался пинкертоновский агент. – Отчего-то я чувствую сильное желание побыть в одиночестве. Au revoir[128], леди и джентльмены. – Он поклонился Амалии и подобрал поводья.

– Мне очень жаль, Ридж, – искренне сказала Амалия. – Когда увидите Стива, передайте ему от меня привет. Я не знаю, удастся ли мне его повидать перед отъездом.

– Всенепременно передам, – буркнул Риджуэй. – Стив себя чувствует гораздо лучше, кстати. Он уже вполне оправился и пьет по-прежнему, хотя миссис Хэрмони не теряет надежды его образумить. Помоги ей бог!

– А… – только и сказала Амалия.

– Да. Ну, что еще? Ваш Роберт сделал предложение Арабелле, и она согласилась выйти за него замуж, но об этом вы уже, наверное, знаете. Кстати, я думаю, это хорошо, что вы не стали сообщать властям о том, кто возглавлял преступный синдикат. В конце концов, старик Хэрмони уже умер, а его родные – люди очень достойные.

– Есть еще Гранты, – заметила Амалия. – Они вполне могут попытаться свалить все на него.

– Гм, – сказал Риджуэй. – Что-то мне не верится, что Роберт из-за этого захочет отказаться от своей невесты.

– Я вовсе не то имела в виду! – воскликнула Амалия.

– Позвольте вам не поверить, – ехидно отозвался агент и приподнял шляпу. – До свидания, Амалия. Было очень приятно познакомиться с вами.

– Вы не придете на вокзал меня провожать? – спросила Амалия.

– А вам что, мало вашей свиты? – спросил Ридж. Но, увидев, как нехорошо посмотрел на него Билли Пуля, несколько сбавил тон. – Приду, если буду свободен. Сами знаете, какая у меня работа.

– Ладно, – вмешался Билли, – собрались прощаться, так уезжайте. Vaya con Dios, amigo.

Амалия прыснула. Ридж метнул на нее укоризненный взгляд.

– Это значит «иди к черту»? – поинтересовался он.

– Ой, да иди уж правда к черту, Ридж! – засмеялась она.

Всадник дал шпоры коню и с гиканьем исчез за холмами.

– Так что же там было, в письме? – спросил Билли.

Амалия молча сложила две половинки и прочла письмо вслух.

«Дорогая Мэри, я все время думаю о тебе и потому решил написать тебе это письмо. Надеюсь, оно тебя обрадует. Сама знаешь, у меня дела шли из рук вон плохо, и даже в С-А чуть не дошло до дегтя с перьями…»

– В дегте с перьями вываливают попавшихся шулеров, – пояснил Билли, заглядывая поверх плеча Амалии в текст письма.

«…Но все обошлось, и я люблю тебя по-прежнему. А пишу я тебе, чтобы сообщить, что мне, кажется, баснословно повезло…»

Билли испустил тяжкий вздох.

«…Если встречу нужного человека, есть шанс загрести сотню тысяч долларов, не меньше. Ты не думай, что я хвастаюсь, на сей раз все совершенно серьезно. Когда я получу деньги, то приеду за тобой и заберу тебя из этой дыры. Очень мне не нравится, что ты портишь свои нежные глазки, вышивая целыми днями для богатых ублюдков. Всегда твой Перси».

– Дорога в ад вымощена благими намерениями, – сказала Амалия, складывая письмо. – Он действительно любил ее, только ни ему, ни ей это счастья не принесло. Когда он нашел алмазы, то решил, что пробил его час. Он понимал, что надо сначала найти скупщика, а показываться с ними раньше времени – опасно. Скорее всего, у него не было денег, чтобы добраться до города и обратиться к нужному человеку, о котором говорится в его письме. Поэтому он спрятал алмазы до поры до времени у своего приятеля, ничего не сказав ему, а сам отправился к кузену Бобу. Но когда цель была совсем близка, его настигла смерть.

– Наверное, это судьба, – вздохнул Билли, направляясь к своей лошади. – Но Ридж-то каков, а? Как он расстроился, когда узнал, что вы его провели! А я сразу же заметил, что на обороте листа появился план, которого сначала там не было. Но я же не дурак, понял, что надо язык за зубами держать.

– Ридж надеялся отыскать алмазы, – заметила Амалия. – Как это ни прискорбно, но похоже, что мы уже никогда не узнаем, где они. Перси Белл был не тем человеком, который стал бы доверяться кому-то. Даже своей девушке он только в общих чертах намекнул, в чем дело.

– Ага, – весело сказал Билли и вытащил из седельной сумы черный мешок, облепленный засохшей грязью.

– Это что такое? – спросила Амалия. И, прежде чем Билли ответил, она поняла.

Поняла – и не поверила.

– Алмазы, – ответил Билли. – С виду совсем как булыжники, но, по-моему, это они самые и есть.

– Билли, – прошептала Амалия, с трудом обретая дар речи, – как ты… Когда ты…

– Они и правда были в колодце, – объяснил Билли. – Пока вы смотрели там, за домом, я огляделся вокруг и подумал, куда бы я спрятал, если бы у меня было что прятать. И вдруг я вспомнил, как пьяница плел что-то про то, что он не выносит вида воды.

– Но это был не настоящий пьяница, Билли, – напомнила Амалия.

– Но копировал-то он настоящего Джимми Роулинза, – возразил Билли. – Короче, я заглянул в колодец и нашел вот эту штуку.

– И ничего мне не сказал? – От возмущения Амалия не говорила, а сипела.

– А кто у меня платок отнял? – насупился Билли. – Кто в той речке меня чуть не утопил? А моим именем кто назывался? Вот я и решил, что раз уж ты такой умный… то есть такая умная, то и догадывайся сама.

У Амалии просто не было слов. Она пересилила себя и залезла в мешок.

– Так это оно? – спросил Билли.

– Ага, – кивнула Амалия, как завороженная, таращась на алмазную россыпь.

– И на сколько там примерно?

– Понятия не имею. И знаешь что, Билли?

– Что? – насупился юный бандит, предчувствуя, что сейчас его начнут честить на все корки за то, что он ничего не сказал, когда нашел алмазы.

– Ты – гений.

– Я-то? Ну да, конечно, – скромно отозвался Билли Пуля и кашлянул в кулак.

16

7 февраля 1881 года Ричардсоны прощались с Амалией на вокзале в Сан-Антонио. Рядом с разодетой по последней моде мадам Дюпон стоял светловолосый юноша, как две капли воды на нее похожий. На нем был сшитый с иголочки новехонький сюртук, панталоны модного коричневого цвета и почему-то – сапоги со шпорами вместо полагающихся по случаю кожаных ботинок.

Амалия, как и обещала, увозила Билли с собой на лечение в Европу. Для такого случая Билли пришлось как следует принарядить. Он извел Амалию нытьем, что костюм слишком узкий и что в нем некуда спрятать револьверы, чтобы их не было заметно. Впрочем, костюм он все же надел, но от ботинок отказался наотрез, и Амалия сдалась.

Провожать Амалию явились: дядюшка Чарли, очень представительно выглядевший в рыжем клетчатом костюме и с тросточкой, Роберт П. Ричардсон под руку с Арабеллой Хэрмони, которая вся сияла, а также импозантный Риджуэй Стил, все-таки выкроивший минутку посреди своих совершенно неотложных агентских дел. Амалия одарила последнего сияющим взглядом, отчего Билли насупился.

– О! Дорогой Ридж! А я-то все гадала, придете ли вы.

Риджуэй едва не опоздал к отходу поезда и стал извиняться, ссылаясь на занятость. Полковник сурово посмотрел на него. Если вначале Амалия ему решительно не нравилась, то теперь он уже не понимал, как вообще можно было хоть в чем-то ей противоречить.

– Дорогая леди, – сказал старый вояка, – благодаря вам Арчер теперь может спать спокойно. Мы бесконечно благодарны вам за все, что вы для нас сделали, и никогда не забудем вас, что бы ни произошло. Если когда-нибудь у вас появится свободное время, мы будем счастливы видеть вас на своем ранчо.

– Надеюсь, вы сохраните о нашей стране хорошие воспоминания, – сказала Арабелла.

– О, самые лучшие! – заверила ее Амалия.

Кондуктор засвистел, и Амалия заторопилась к своему вагону. Вслед за ней двинулся и Билли, неуверенно поглядывая на состав, которому предстояло их везти. За всю свою жизнь Билли катался в поездах три раза: два – когда его везли из Сан-Антонио в Остин для суда и в обратном направлении после суда, а третий раз они проехались в порожняке с Амалией, когда им надо было найти Мэри Десмонд. Как всякий настоящий ковбой, Билли не доверял поездам.

– Пойдем, Билли, – сказала Амалия. – Мы же не хотим опоздать!

Они поднялись в пульмановский вагон и уселись в комфортном купе. Билли со вздохом оглянулся. Окружающая роскошь нагоняла на него тоску. Он просто не понимал, для чего нужны все эти мягкие подушки, красивая обивка и печка под ногами.

Риджуэй Стил подошел к их окну.

– Значит, вы уезжаете… – сказал он.

– Именно, Ридж.

– И я вас никогда больше не увижу…

– Скорее всего, да.

– Жаль, – вздохнул Риджуэй. – Если вы когда-нибудь захотите вдруг навестить меня, я буду не против, помните об этом. Если вам надоест ваш Дюпон…

Амалия покачала головой. И правда, как может надоесть человек, которого попросту не существует?

Риджуэй приподнял котелок и отступил на шаг назад.

– Ридж! – окликнула его Амалия. Она извлекла из сумки какой-то довольно объемистый пакет. – Это вам. На память обо мне.

– Что это? – спросил несколько удивленный агент, принимая подарок через раскрытое окно.

Билли поморщился и расстегнул сюртук и жилет.

– Секрет, – беспечно сказала Амалия. – Прощайте, Ридж, и да хранит вас бог.

Билли вздохнул и стал разглядывать свои часы, прикрепленные цепочкой к жилету. Это были его первые в жизни часы, и он гордился ими, как ребенок – новой игрушкой. Только купив ему часы, Амалия сумела уговорить его надеть к ним костюм.

– И все-таки вы это зря, – заметил он с укором, когда Ридж отошел с озадаченным выражением лица.

– Что зря?

– Страховые компании, – заявил Билли, – должны платить, коли уж берут на себя такие обязательства. А то нечестно получается: все им денежки, а они людям – шиш.

– Билли, – тихо сказала Амалия, – я никогда не смогла бы использовать эти алмазы. Мне было бы стыдно.

Билли только шмыгнул носом.

– Я знал, что вы именно так и поступите, – заметил он.

Поезд плавно тронулся с места. Засвистел головной котел, выпуская пар, застрекотали колеса. Неожиданно Билли подскочил на месте.

– Господи боже мой, опять она! Нет, в следующий раз я точно ее пристрелю, до того она мне надоела!

Вдоль перрона, спотыкаясь, бежала миссис Бишоп, дама-благотворительница, и пронзительно кричала:

– Остановите поезд! Я опаздываю на суд в Остин! Немедленно…

Но состав уже набрал скорость, и вскоре вокзал Сан-Антонио скрылся из глаз.

– Слава богу, – вздохнула Амалия, – нам повезло. Страшно даже подумать, что бы случилось, если бы она тебя увидела.

– Я же сказал: я бы ее пристрелил, – проворчал Билли и извлек из кармана какой-то увесистый булыжник. Амалия уставилась на него во все глаза.

– Господи, Билли, а это-то зачем?

– Все-таки несправедливо, что все достанется пинкертоновской ищейке, – ответил ее неподражаемый друг, – и хмырям из ювелирной компании.

У Амалии руки чесались огреть Билли по шее, но она героическим усилием сдержала себя.

– Господи, Билли, что это такое? Где ты это взял?

Билли повернул бесформенный булыжник, и его сердцевина заиграла всеми красками.

– Помните, Ридж говорил про то, что среди алмазов был один особенно крупный камень? Так вот это он и есть. Посередине – алмаз, а вокруг ну как есть чистый булыжник.

– Ты спер… – начала Амалия, закипая.

– Ничего я не спер, – обиделся Билли. – Меня этой каменюкой огрел по башке тот парень возле дома Роулинза. Разве вы не помните? Я еще поразился – что это за булыжник такой, который мне чуть мозги насквозь не прошиб? Дай-ка, думаю, возьму его с собой, авось пригодится. Перевернул его, а он и заблестел. Ну, я и смекнул, что к чему. Камень лежал возле колодца, я там посмотрел – рядом больше ничего такого не валялось. Я уж решил, что обознался, но тут вдруг вспомнил, как вы выскочили из колодца и пристрелили людей Доминго. А вдруг, подумал, этот колодец тоже не колодец вовсе, а так, для виду стоит? В общем, я наклонился, а там в третьем бревне сверху вроде как выемка. И в ней лежал черный мешок.

– Так ты мне врал! – вне себя воскликнула Амалия. – Про то, что ты просто поставил себя на место Перси и решил…

– Эмилио, – раздраженно сказал молодой бандит, – ну на кой черт мне ставить себя на место этого болвана? Ясное дело, он спрятал все в колодец, но был таким дураком, что даже не заметил, как выронил самый большой камень.

– Он приехал к Роулинзу ночью, – напомнила Амалия. – Но ты! Ты!

– А что я? Я забрал мешок, а этот камешек положил в нагрудный карман. Чтобы не потерять, значит. Видите, вон тут царапина? Это след от пули того старого мерзавца. Все-таки он здорово стрелял, надо отдать ему должное.

– Значит, ты и в этом меня обманул! – вскинулась Амалия. – Он не промахнулся, а пуля просто отскочила от алмаза. Да ты…

– Да я тогда и не сразу сообразил, что произошло, – признался Билли. – Я только потом понял, что этот камушек меня спас. Конечно, иногда полезно иметь при себе такой булыжник, но теперь, когда перестрелки вроде закончились… – Он протянул Амалии сверкающий алмаз. – Возьмите. Это должно принадлежать вам. Ведь вы же сами сказали, что не отказались бы от такого камня.

– Я совсем не то имела в виду! – возмутилась Амалия. – Я просто…

– И вообще, – заявил Билли, не слушая ее, – драгоценности должны носить молодые и красивые женщины, потому что им все к лицу. Так что этот камень создан прямо для вас.

В этот момент в купе вошла древняя дама с поджатыми губами, вся увешанная бриллиантами, как рождественская елка – погремушками. Кондуктор, проводивший ее до места, почтительно справился, не нужно ли ей чего, на что дама сквозь зубы ответила «нет» и потребовала закрыть окно. Дальнейший разговор Амалии с Билли стал решительно невозможным.

– Хорошо, – сказала Амалия, пряча грандиозный булыжник в сумочку, – я сохраню это… этот предмет как сувенир о моей поездке. – Она покачала головой. – Просто не представляю, Билли, что бы я без тебя делала!

– Я тоже, представь себе! – искренне ответил Билли.

Загрузка...