Ветер, ветер!

На ногах не стоит человек…

Времена и впрямь походили на те далекие былинные.

… Девяностые. В институте третий месяц не платят зарплату. Стоят фабрики, стоят заводы. Поезда, правда, ходят. Только вот ездить стало опасно. По ночам в вагонах озоруют, впрочем, и не по ночам тоже. Разруха в стране. Разброд в умах. Ветер, ветер на всем Божьем свете. А идущего над метелью Спасителя что-то пока не видно.

Что делать? Как жить дальше? И главное на что жить?…А может все и правильно. Хватит сидеть у государства за пазухой. Докажи, что ты не тварь дрожащая, а право имеешь…

Когда ветер стихает, снежинки как белая мошкара вьются вокруг фонарей. Это даже красиво. В плавном полете белых хлопьев есть что-то рождественское сказочное. Но метель снова поднимает поземку, бросает в лицо холодную ледяную крупу. Хорошо, что дом уже близко. В спальне и на кухне светятся окна. Наверное, Нина только что пришла с работы. Три месяца назад ей повезло устроиться в коммерческую фирму. Теперь задерживается до глубокого вечера. Зато в холодильнике, наконец, появились продукты, в ванной приличный стиральный порошок и пахнущее восточными ароматами мыло. Правда и упреки в адрес ни на что не годных мужчин звучат теперь гораздо чаще.

Но теперь и Хрустов, наконец, смог себя проявить себя в роли добытчика. Первая коммерческая командировка закончилась благополучно. До сих пор непонятно как они с напарником вернулись живыми и не ограбленными. Откупившись малой данью, прорвались сквозь все криминальные и милицейские кордоны, и после возвращения в тот же вечер скинули товар оптом. Возможно, продешевили, зато больше никаких забот, а в нагрудном кармане рубашки семейный бюджет на целых два месяца.

Подъезд уже совсем близко. Хрустов ускоряет шаг. Впереди тепло родного дома, рюмка водки с мороза, долгие рассказы о приключениях. Лифт как всегда не работает, но на четвертый этаж не долго и пешком. Хотя ветер прорывается сквозь разбитые стекла, на лестничной клетке все равно теплее, чем на улице, и откуда-то аппетитно пахнет подгоревшей кашей.

Вот, наконец, и его квартира. Путешествие закончено. Только почему так долго приходится давить на кнопку звонка?

Через несколько минут дверь открылась, но он уже не мог отделаться от нехорошего предчувствия. Пока снимал ботинки, в прихожей висело напряженное молчание. Наконец, Нина сообщила, что у них гости. Потом скороговоркой стала объяснять, что квартальный отчет приходиться делать даже по вечерам дома и Олег Григорьевич привез необходимые документы. Она говорила еще что-то. Но он не слушал, а смотрел в пустую темноту детской комнаты, и вспоминал, что перед его командировкой не было даже разговора о том, что дочь погостит у бабушки.

Сняв ботинки, Хрустов прошел в спальню. Широкоплечий, похожий на плохо обработанную глыбу человек, наблюдая за полетом снежинок, стоял у окна. При появлении Антона он лениво повернул голову. Пока Нина бодро представляла начальнику мужу, мужчины молча изучали друг друга. Взгляд у нового начальника жены был тяжелый, спокойный, почти как у дяди Глеба. Не выдержав, Антон опустил глаза и растерянно пробормотал:

— Здравствуйте…

Сжимая в приступе запоздалой ярости рукоять гвоздодера, Хрустов стоял посреди пустой комнаты. Во время видения он каким-то образом перенесся на второй этаж. В комнату долетали голоса преферансистов. Колька объявлял семь взяток на червях, Новомиров вистовал. Кто будет пасовать, Антон не успел услышать. Заглушая все звуки, в сознание вторгся голос Семигорцева:

— Галлюцинации характерны для замкнутых помещений в аномальных зонах. Разветвляющие версии событий вынуждено происходят в жестко оконтуренном пространстве. Это ведет к нарастанию напряжения. В итоге происходит выброс сознания в ранее пережитые ситуации, сопровождаемый объемными звуковыми, зрительными и осязаемыми эффектами. В отдельных случаях возможно перемещения чувствующего субъекта в прошлое…

Монолог звучал монотонно, словно Семигорцев читал лекцию по бумажке. Сначала показалось, что голос идет откуда-то изнутри сознания. Но, оглянувшись, Хрустов обнаружил, что командор стоит у него за спиной. Странно улыбнувшись, Семигорцев пальцем поманил к окну. Все это плохо походило на его обычный стиль поведения, но Хрустов сейчас был не в состоянии что-либо анализировать.

— По поводу вчерашнего дня нам с вами надо кое-что уточнить, — строго проговорил командор и начал чертить на пыльном подоконнике стрелки.

— Вот смотрите, версия номер один в устах Николая. Он отходит по нужде в кусты, а в это время нападение на лагерь и исчезновение Сидорина. У Петьки версия диаметрально противоположная. Но заметьте, действуют они на расстоянии друг от друга. Когда же они снова встречаются, все события в основных чертах совпадают. В нашей терминологии это называется сцепкой. Дальше появляюсь я, и тут уже тройная сцепка. А теперь посмотрите на ваш случай. Я тащу вас в медпункт, и в то же время мы идем в сторону лагеря. Расщепление при двойной сцепке, круто даже для аномалии! А дальше еще веселее. Я с Николаем и Сидориным иду на Большие Выселки и в то же время я же провожаю вас в лагерь. Три совмещенные версии против одной вашей. И какой напрашивается вывод?

Прекратив вычерчивать на подоконнике диаграммы, Семигорцев многозначительно замолчал и поднял ладонь. Уставившись на испачканный пылью палец командора. Хрустов почувствовал сухость во рту. Он совершенно не понимал, куда тот сейчас клонит, но разговор нравился ему все меньше и меньше.

— Получается, что Вы всем нам сознательно врете! — выдержав паузу, окончательно констатировал Семигорцев.

Во рту совсем пересохло. В последний раз его вот так бесцеремонно обвиняла во лжи только школьная директриса. Но ее Антоша Хрустов хоть и побаивался, но не слишком уважал. А сейчас обвинения звучали из уст человека, которым он искренне восхищался. И как это часто бывает, сотворив себе кумира, мы сами отдаем себя на произвол своего же творения. В какой-то момент Хрустов даже готов был поверить, что он действительно лжец. Но быстро опомнился. Возмущение от несправедливой обиды взяло вверх и, стараясь придать голосу твердость, он произнес:

— Я не лгу, и лгать никому не собираюсь!

Семигорцев равнодушно пожал плечами:

— Ну что ж, если вы в этом так уверены, то вывод один. Лгу я!

Уже совсем ничего не понимая, Хрустов уставился на командора. Тем временем губы Семигорцева прямо на глазах стали расплываться, словно наливаясь изнутри вишневым соком. Одновременно поплыли очертания щек и подбородка. Взгляд потерял интеллигентность, нос стал крупным, мясистым. Через несколько секунд ничего не осталось от прежнего командора, и на его месте сидел дядя Глеб собственной персоной:

— Ну что, Антоха, узнал родственника? — проговорил воскресший.

— Ты…ты же умер! — заикаясь, пролепетал в ответ Хрустов. Пальцы дяди тут же сложились в увесистый кукиш.

— Накоси, выкуси, племянничек! Это вы с папашей быстрее подохните. Как только вас естественный отбор пощадил? Породу человеческую засоряете. Расплодились при «совке» интеллигенты убогие. Хорошо, что хоть бабы у нас не совсем дуры, от таких, как вы с папашей, они быстро к настоящим мужикам убегают…

Ярость малиновыми пятнами закружилась перед глазами. Хрустов даже не понял как гвоздодер, описав круг, обрушился на лицо дяди. Зажимая ладонями сломанный нос, злой гений его семьи со стоном рухнул на пол. А Хрустов в это время уже выбегал из комнаты.

Загрузка...