Увертюра

– Эстер, знакомая по кинотеатру, – коротко сказал Богомил, войдя с девушкой в гостиную.

– Привет, Эстер! Добро пожаловать, Эстер! – сердечно здоровались мы с ней.

– Я правильно понял, из кинотеатра? – спросил Подковник многозначительным тоном. – Значит, юная дама разбирается в искусстве. Я благодарю Бога, мои молитвы услышаны, я больше не буду так одинок в моих привязанностях, которые я так ценю. Вы меня понимаете, я думаю? Любители прекрасного должны помогать друг другу.

– Да, – сказала гостья несколько смущенно. – Но я не вполне уверена, что смогу быть вам полезна, из всего искусства я люблю только одно – известного артиста Аугусто.

– Это хорошее занятие? – включилась в разговор и Саша.

– Кино, можно сказать, потомственная профессия в моей семье. Мать моя тоже из этой области, – объяснила гостья.

– Ваша мать была актрисой? – снова поинтересовался неисправимо любопытный Подковник.

– Не в буквальном смысле этого слова, моя мать любила «Бал на воде»1, вы ведь знаете эту известную историю, там плавают среди букетов орхидей, – встрепенулась Эстер. – А вот я люблю Аугусто. Это великий артист, настоящая звезда. Я смотрела все его фильмы раз по десять, я знаю о нем все. На правом бедре у меня родимое пятно в форме зернышка граната. Точно такой же формы, как и в фильме «Лето в ноябре».

– Любить артиста – это очень хорошее занятие, – разнеженно произнес Подковник.

– В этом фильме есть одна сцена, очень известная, когда Аугусто ест гранат и ужасно страдает, потому что влюблен в замужнюю женщину. Она тоже его любит, но не может бросить детей…

– Как это грустно! – загоревал Подковник, а глаза у него просто полезли на лоб, так высоко он поднял брови.

– Очень грустно! – согласились все мы, закивав головами.

Возникла небольшая пауза.

Лунные рыбки невидимыми плавали в аквариуме (ведь был день). Андрей за диваном шуршал страницами «Расписания наземного, морского и воздушного транспорта средиземноморских стран». Он хотел запомнить время прибытия в Град всех поездов. Надежда не оставляла его – Эта вернется, возможно даже, одним из этих поездов. Драгор постукивал пальцами по переплету толстой книги. Подковник уставился в свою Воображаемую точку2. Молчаливая Татьяна молчала. Богомил встал, чтобы принести кларнет, Саша повернулась к Эстер.

– И в горе, и в радости мы обычно предлагаем музыку, – объяснила она.

– Спасибо, не откажусь, – сказала Эстер и убрала волосы за уши.


Богомил вернулся с инструментом в руках. Ногами он крепко уперся в пол, а глазами в потолок гостиной. Он заиграл…

1. Бал на воде

Даже слабо информированный знаток узелков без труда обнаружит завязку, которую составляют нить известного произведения Джорджа Сиднея «Бал на воде» (с Эстер Уильямс в главной роли) и нить имени знакомой Богомила из кинотеатра. Действительно, нетрудно догадаться, что Марлен одарила свою дочь именем Эстер в честь актрисы, игравшей в мелодраме, которую она так любила. Тем не менее этот узел называется «Бал на воде» вовсе не для того, чтобы привлечь внимание к моде тех лет. Он получил это название, он схлестнулся таким образом (как вода захлестывает ноги) тогда, когда однажды весенним утром Марлен, покинутая своим супругом, отцом тогда еще маленькой Эстер, решительно вступила в воды Широкой реки.

Два случайных свидетеля, два рыбака, которые и вытащили Марлен из перехлеста волн, позже в один голос утверждали, что по первому же движению этой женщины можно было догадаться, что она не пловчиха. Правда, на самоубийцу она тоже не походила. Первый рыбак даже считал, что утопленница хоть и тонула, но (добавил он с проницательностью человека, живущего на берегу реки) в то же самое время и плыла на облаках, что было видно по отражению в воде.

– Когда мы наконец распутали клубок из воды и тела, когда вытащили ее на отмель, было уже поздно, – сказал тот, кто был поразговорчивее. – Раки связали ее взгляд намертво, помочь здесь было нельзя. В левой руке она сжимала ракушку, а это верный знак, что она побывала на дне и видела хрустальный дворец Водяного, который никто из живых увидеть не может.

– Это почти вся история, – закончил первый рыбак. – Единственное, чего мы не поняли, – откуда в правой руке у несчастной взялся фиолетовый цветок орхидеи.


На эту небольшую загадку не смогла пролить свет даже группа известных ученых-биологов, которая в течение трех последующих месяцев безуспешно разыскивала упомянутый экзотический цветок. Разумеется, никогда, ни до, ни после того утра, орхидеи в этих краях не росли.

2. Галактика воображаемых точек

Воображаемая точка – это крохотная исходная точка всех отсутствующих взглядов, исходная точка, от которой начинаются бескрайние фантастические просторы. Она есть у каждого человека, но многие не в состоянии ее увидеть. Поэтому для них эти широкие просторы остаются навсегда недоступными. Для первых же, однако, пространства следуют одно за другим. По ним блуждают, исследуют их или просто пользуются ими для прогулки. Группы воображаемых точек составляют одноименную галактику, которая своими размерами превышает любую из известных до настоящего времени звездных систем. (По данным энциклопедии «Serpentiana», глава «Человек вне тела».)


Осенью 1936 года решили переместить около пяти сотен «перевоспитуемых» в другой трудовой лагерь. Изнуренные трехдневным переходом по промерзшей тундре, мы наконец добрались до парома на берегу Енисея. С криками и побоями нас разделили на несколько групп. Я оказался рядом с одним пареньком, которого мы называли Иванушка из Крыма. Он был худощавый и тихий, перед охраной не пресмыкался, а самые бывалые говорили, что долго он здесь не протянет. Енисей сердито пенился. Северный ветер беспощадно выдувал последнее тепло, которое мы вынесли за пазухой из барака последнего лагеря. Когда паром был где-то на середине реки, этот парнишка, Иванушка из Крыма, снял свои рукавицы и сунул их мне, прошептав:

– Вот, художник, бери, пригодятся.

Все остальное произошло мгновенно. Он перемахнул через низкую загородку у края парома, шагнул в воду, несколько раз взмахнул руками, будто хотел защититься от того, кто мог помешать ему спастись. Сначала казалось, что его тело слишком легкое для тяжелой воды. Но тут же вода расступилась, накрыла его, закрутила и потащила вниз. Пока мы дожидались, когда переправится девятая или десятая группа, своенравный Енисей вышвырнул Иванушку из Крыма на берег. Он лежал в нескольких шагах от нас и в одной руке сжимал ракушку – неоспоримое доказательство того, что ему удалось достичь дна и увидеть хрустальный дворец Водяного. В другой руке – и этого я никогда не забуду – он держал чайную розу (бутон с бархатными лепестками, из тех, что растут в Крыму и которых никогда не было и не будет в Сибири). Кто-то вполголоса, будто читая молитву, говорил:

– Милые мои, не плачьте. Милые мои, не растворяйте слезами желтый цвет этой розы. Милые мои, не плачьте, но помните.


Илл. 13. Константин А. Тарасьев. Сибирская роза. 1949. Акварель. 60×40. Из коллекции семьи Егоровых, Одесса

Загрузка...