Азбука мести

Круглов

Круглов стоял перед зеркалом, улыбался своему отражению. Черт возьми, он себе нравился. Крепкий, жилистый, с ладными плечами. С красивыми руками! Однажды знакомая дамочка сказала: у тебя руки красивые. Он помнил и гордился: приятно иметь красивые руки.

Черт возьми, он еще ого-го. Мужик. Даже волосы на груди не поседели. И порох в пороховницах есть. И желаний хоть отбавляй. И возможностей сколько угодно.

Круглов расплылся в счастливой улыбке. Возможности — сероглазые с русой лохматой стрижкой не давали спать всю ночь, весь день не шли из головы и в преддверии вечера разгоняли кровь новыми желаниями. Кто сказал, что в пятьдесят два счастье невозможно? Возможно, он это знал точно. Еще как возможно.

Устроив судьбу Гали Осиной, Круглов принялся за свою. Все сильнее ему хотелось привязанности, душевного тепла, близости. С некоторой опаской Круглов прислушивался к себе и обнаруживал новые признаки страшной болезни: душевный голод, томление плоти, жажду чувств. Господи, взмолился, да ведь я хочу любви. Открытие ошеломило его. Казалось, в выжженной горестями и бедами душе не осталось сил и желаний. Казалось, тело в преддверии старости готово довольствоваться редкими случайными удовольствиями. Нет, реальность опровергала иллюзию. Ты живой человек и должен жить по-человечески. Хватит прятаться от самого себя. И от других. Иди вперед. Ищи себя. Ищи себе суженую.

С тяжким сердцем Круглов скинул два объявления на сайт знакомств. В первом, парадном варианте, указал возраст, семейное положение, рост и вес. Во втором: к тем же данным добавил судимости. Адреса, естественно, заявил разные. Немолодой, мужчина с высшим образованием, без жилищных и материальных проблем не мог иметь ничего общего с бывшим уголовником.

Не мог и не имел. В первый адрес шли письма. Во второй — нет. Вдовые и разведенные женщины, одинокие и с детьми, проявляли интерес к законопослушному рядовому обывателю и игнорировали преступившего закон. Та же история повторилась, когда он сам стал писать женщинам. Стоило упомянуть места заключения, как печальный факт биографии, знакомство обрывалось на полуслове.

Почему, злился Круглов. В клетках живут не только звери. На зоне, как и везде, полным-полно хороших и порядочных людей. Тем не менее, получив однажды письмо от довольно приятной, судя по фотографии, бывшей заключенной, он не ответил. Оглядел свою нарядную чистенькую квартиру и подумал, что таким здесь не место.

Он встречался иногда с «претендентками». Изображал «благополучного, без жилищных и материальных проблем». Ждал, когда в сердце проснется чувство. Надеялся вжиться в роль, привыкнуть к лицемерию. И погрязал в комплексах. Его коробила необходимость носить маску. Раздражало напряжение. Сковывал страх выдать себя. Выдать нечаянной фразой истину. Его подмывало бросить в лицо женщине:

— Я — вор! — И посмотреть на реакцию. Несколько раз он позволил себе эту роскошь. Признавался и наблюдал, как деревенеют минуту назад радостные физиономии. Как испугом вспыхивают глаза. Как торопливо суетливыми становятся жесты. Женщины боялись бывших преступников. Впрочем, почему бывших? Он сейчас занимался зло-действом и следовательно был опасным асоциальным типом.

Чем дольше Круглов думал над создавшимся положением, тем тверже убеждался, что такой какой есть, он никому не нужен. Ему придется либо врать, либо быть одному. Третьего не дано.

Однако жизнь — затейница, повела отсчет именно с третьего.

Следовало прописаться в квартире. Круглов посетил ЖЭК.

— Валерий Иванович Круглов. Интересно, — хмыкнула паспортистка, рассматривая его паспорт. — У меня соседка — ваша тройная тезка. Валерия Ивановна Круглова.

— Да? — больше из вежливости переспросил Круглов. Дурак. Ему бы ахнуть восторженно. Спросить где живет, где работает Лера, Лерочка, Лерочек. Побежать по указанному адресу, подсуетиться. Приблизить сегодняшнюю горячую ночку. Так нет же. Кивнул вежливо, подтвердил бывает и пошел восвояси, не понимая, что пропустил первый «звоночек», указующий на скорые перемены.

Второе предупреждение судьба сделала спустя полтора месяца. Когда Круглов напрочь забыл о разговоре с паспортисткой.

В тот день он заглянул в библиотеку. Захотелось приобщиться к красивой жизни. Не покупать же дорогой дурацкий «глянец»! Круглов обложился журналами, с наслаждением разглядывал машины, полуголых моделей, интерьеры дорогих ресторанов. Без зависти, без злости, думал: живут же люди.

В тот день в зале дежурила незнакомая молоденькая барышня лет двадцати. Умненькое личико ее обрамляла чудная прическа. Редкие волосенки торчали смешными прядками вертикально вверх, делая головку похожей на ежика. В довершение образа в ухе у девушке висело пять сережек, а в мочке носа капелькой блестела шестая.

— Спасибо, Валерия Ивановна. Большое спасибо. — Из подсобки вышла женщина со стопкой книг в руках. Две из них оставила девушке.

— Пожалуйста, Инночка.

Круглов невольно, автоматически среагировал на привычное сочетание: Валерия Ивановна. Затем отметил внешность женщины. Средний рост, темно-русая стрижка, мягкий серый взгляд. Ни чем особым Валерия Ивановна не отличалась. Возраст: за сорок; фигура без выразительных форм; лицо приятное и обычное. Впрочем, нет. У женщины были на удивление яркая улыбка и совершенно чудесные ямочки на щеках.

Полминуты Круглов изучал лицо двойной тезки, затем вернулся к прежнему занятию. Он не подумал, что перед ним его радость и судьба. Не сообразил, что надо делать. Интуиция, которой он так гордился глупо и бездарно промолчала.

Только через два месяца очевидная истина дошла до Круглова.

Он снова собрался в библиотеку. И в холле, случайно, обнаружил новинку — стенд, приуроченный к юбилею очага культуры. Среди прочих снимков на листе ватмана был приклеен и портрет дамочки с красивой улыбкой. Валерия Ивановна Круглова, прочитал Круглов под фото. И чуть не взвыл.

Он понял. Это знак. Нет, ЗНАК. ЗНАМЕНИЕ. Тройное совпадение не могло быть случайным. Тройное совпадение метило женщину особенностью. Предназначенностью непосредственно ему, Круглову Валерию Ивановичу.

Вечером, узнав в справочной телефон, Круглов позвонил Лере.

— Добрый вечер, — сказал.

— Добрый, — ответила суженая.

— Простите, мы не знакомы, но мне необходимо с вами увидеться. Я читатель вашей библиотеки и еще ваша соседка-паспортистка держала в руках мои документы. — Больших гарантий своей благонадежности Круглов предъявить не мог.

— Зачем нам встречаться?

— Пожалуйста.

Минуту Лера молчала. Искала достойный ответ?

— Пожалуйста, — взмолился он.

— Хорошо. Но что вы хотите?

— Рядом с вашим домом есть кафе. Я не отберу у вас много времени. Когда вам удобно?

— Ну, хорошо. Давайте завтра.

— Можно сегодня?

Круглов закусил губу.

— Еще не поздно. Кафе в пяти минутах ходьбы от вашего дома. Пожалуйста.

Он чувствовал, как нервирует Леру его наэлектризованное напряжением и страстью «пожалуйста».

— Не отказывайте мне, — едва не приказал он. И, завершая томительный, полный недомолвок, диалог, принял решение сам.

— Я буду ждать вас до закрытия кафе. Нет, я буду ждать, пока вы не придете. Хоть всю жизнь.

Круглов положил трубку и перевел дух. Он никогда не разговаривал подобным образом с женщинами. Никогда не говорил таких слов. Никогда не был умелым и галантным кавалером.

— И ладно… — выругался в сердцах. Не был и не надо. Значит самое время наверстывать упущенное. Сейчас или никогда!

«Ты рехнулся, — эхом донеслось из глубины души. Это уставшая, затравленная жизнью часть сознания пыталась сдержать другую, озверевшую от решительности: — Успокойся. Не лезь на рожон. Она такая как все. Ты рехнулся» и не слушала возражений: «Да, рехнулся. Да, такая как все. Но она моя! И будет моей!»

За столик кафе Круглов садился в твердой уверенности сдохнуть, но завладеть Лерой Кругловой. Мелочи вроде своих судимостей и ее семейного положения не имели значения. Он нашел свою женщину. Он явился за ней. Прочего не существовало.

Беседа началась:

— Здравствуйте.

— Здравствуйте.

Валерий Иванович потянул Лере паспорт, дал минуту на чтение.

— Мы тройные тезки, — удивилась она.

— Вы — моя судьба, — выдохнул Круглов.

— Почему? — спросила Лера. Не удивленно. Не насмешливо. А серьезно и задумчиво.

— Такие совпадения случайными не бывают. Это знак, — рубанул Круглов.

Она сейчас встанет, уйдет, решит, что я сумасшедший…бубнил в душе страх.

Она никогда не уйдет от меня, она поймет меня. Она будет любить меня всегда…блажила в душе надежда.

— У меня три судимости, однокомнатная квартира и никого на белом свете. Я не сразу понял, что к чему. Я не отступлю, — он вывалил в кучу праведное и грешное, и впился злым от волнения взглядом в лицо женщины, сидящей напротив.

Вечностью потекли мгновения.

— Я в растерянности… — Лера улыбнулась.

— У меня три судимости. — Круглова вдруг понесло с откровениями, — это очень много. Меня боятся женщины. Я боюсь их. У меня никогда не было жены и дома. Даже матери и той не было. Приютская крыса. Интернатский щенок. — Он спрятал лицо в ладонях и от нервного напряжения едва не расплакался.

Это мудрая, уставшая, осторожная натура взывала к Лериной жалости.

— Только не надо на меня так смотреть. — Решительной требовалась любовь, а не мелодрама.

— Вы ошиблись, — сказала Лера.

— В чем? — подался вперед Валерий Иванович.

— Круглов — распространенная фамилия. Валерий — довольно популярное имя. Ивановичей — пруд пруди. Тройное совпадение, конечно, редкость. Но отнюдь не вселенского масштаба.

— Нет, — ухмыльнулся Круглов. — Справочная служба зарегистрировала в городе двенадцать Кругловых. Десять мужчин и двух женщин. Но только мы с вами имеем инициалы В.И. Валериев из оставшихся — нет ни одного. Валерий с любой фамилией на весь Киев не наберется и пары десятков. Вдобавок, мы живем рядом. И каждому о другом рассказал один и тот же человек. Я не силен в математике. Но если вы хотите, закажу в Академии Наук расчет вероятности нашей встречи.

— Бред какой-то. вы меня разыгрываете? — Лера нахмурилась.

— Нет! — Круглов прикоснулся к ее ладоням, и тот час убрал руки. — Я серьезен как никогда.

— Странный у нас разговор.

— Странный, но вы должны мне поверить, — попросил он.

— Должна? Нет. Я не привыкла верить в сказки, — призналась Лера. — Извините, мне пора.

«Если ты — моя судьба, значит, я — твоя судьба. Узнай же меня! Узнай!» — Просил, молил, требовал Круглов от женщины, сидящей напротив него.

Узнай! Взывал к женскому инстинкту.

Узнай! Ждал, как высшей милости, решения.

Плевать, что грязной талой водой утекли сквозь пальцы годы. Сколько ни осталось силы в сухом жилистом теле, сколько ни осталось жару в сумрачной душе, все бросал он к ногам женщины, которую звали также как его.

Плевать, что за спиной грехи и глупости. Он не стыдился больше прошлого. Он расплатился по счетам. Он чист. У него есть дом, деньги, будущее. Он желал разделить дом, деньги, будущее с женщиной, которую звали так же как его. И просил, молил, требовал одного-разрешить сделать это!

Узнай! Суженая, ряженая, судьбой подаренная поднялась, собираясь уйти.

Глупая, подумал Круглов, надеется, что я отпущу ее. Откажусь от счастья. Как же! Нашла дурака!

Подавая Лере куртку, Круглов безапелляционно заявил.

— Завтра я встречу вас после работы.

— Это вопрос или утверждение?

Он не ответил.

— Я проведу вас.

Он не спрашивал.

У подъезда Лера впервые назвала его по имени:

— Спасибо, Валерий. Вы подарили мне чудесный вечер. Я снова почувствовала себя женщиной. С некоторых пор я сомневалась и в способности чувствовать; и в принадлежности к женскому полу. Не отчаивайтесь. Вы встретите хорошего человека. Вы заслуживаете счастья.

— Я уже встретил! — вспылил Валерий Иванович. — Если вас не пугает мое прошлое, считайте, что с сегодняшнего дня я ухаживаю за вами. Согласны? Завтра возле библиотеки вы дадите мне ответ! Сутки на размышления!

День-ночь сутки прочь…

Лера собралась возразить: она не станет размышлять. Бывшие уголовники ее не интересуют. Тройные совпадения не впечатляют. Она не ввязывается в аферы и не бросается на шею первым встречным. Ей не нужен этот тип с горячечными глазами.

Лера собралась все так прямо и сказать, но не смогла связать двух слов.

Март ли тому виной, холодный, слякотный, стылый? Вечер ли полный дождинок и ветра в ответе? А может зима, не желавшая покидать древний город, чудила? Или весна-сумасбродка, грядущим теплом, морочила голову? Но Лера промолчала, позволила говорить мужчине. Себе разрешила слушать жаркие жадные слова. О любви, о судьбе, о счастье.

Милая. Единственная. Я мечтал о тебе. Горькими одинокими ночами я мечтал о тебе. Я знал и верил: ты есть. Ты создана для меня. Для моих рук, губ, естества. Для моей любви. Нежности. Силы. Ты моя. Я пришел к тебе. Я пришел за тобой. Я пришел за тем что мне положено в жизни. Ты — мой удел, моя участь, мой жребий. Ты — моя. Это не обсуждается. Это факт.

Факт ли? Лера стояла молча, насупившись, кусала губы. Прятала лицо в воротник куртки, пряталась от чужих слов и своих желаний.

— Милая моя.

— Не твоя!

— Моя!

Если бы Круглов полез сейчас с поцелуями, она бы вырвалась и, возможно, ударила его.

Если бы схватил, прижал к себе — тоже бы вырвалась и ударила.

Что ни сделал бы сейчас Круглов, Лера ударила бы его и гордо ушла победителельницей.

Но сегодня ей было уготовано поражение. Круглов смотрел на нее ласково и пронзительно; он гвоздил ее взглядом, из которого адовым пламенем лилась кипучая как смола нежность; он молчал, пронзая насквозь нихитрой своей правдой. Моя! Моя! Моя!

И не делал ничего.

Лера судорожно вздохнула и сама поцеловала мужчину. Сама прильнула к груди, сама обняла. Сама прижалась тесно. И сама позвала в дом. Почти позвала. Не дав произнести заветные слова, уже звучавшие в ее мозгу, мужчина оборвал поцелуй решительной фразой:

— Я не хочу секса. Я хочу любви.

За тем он ушел сердитой походкой, размахивая руками, оставив ее наедине со страхами, желаниями и предчувствиями.

Круглов шагал по темным улицам, твердил как заведенный:

— Я не хочу секса. Я хочу любви.

Он видел, как дрогнуло обидой лицо Леры, как потемнели от гнева серые глазищи. Она предложила ему себя. Он отверг высокомерно.

Однако повторись ситуация, вернись время вспять, Круглов сказал бы то же самое.

— Я не хочу секса. Я хочу любви.

На следующий день настроение не изменилось. Трусливый мудрый Круглов боялся и пикнуть, глядя на на то, как решительный и смелый собирается на свидание.

Круглов явился к библиотеке специально на двадцать минут раньше условленного времени. Занял пост на ближайшей лавочке. Закурил. Он знал, что за ним наблюдают и был доволен. Пусть видит. Пусть, если хочет, покажет его подружкам. Он хорошо одет, выбрит до синевы. У него умное лицо, повадки уверенного человека. Он с цветами. Что еще надо?

Появилась Лера, Круглов шагнул на встречу и ахнул. Вчера, в экзальтированном возбуждении, он мало обращал внимания на ее внешность. Вчера Лера была миловидна, приятна. Сегодня перед ним стояла красавица. Глаза в пол-лица, точеные губы в сиянии улыбки, розовая гладкая кожа, летящая поступь. Круглов испугался.

— Вот ты какая… — вместо приветствия удрученно буркнул.

Довольная произведенным эффектом, Лера кокетливо спросила:

— Какая?

— Красивая, — с ненавистью произнес Круглов. Красивые женщины внушали ему почти священный трепет.

Лера засмеялась.

— Это комплимент или обвинение?

— Это катастрофа, — от волнения Валерий Иванович побледнел. Его вчерашней решительности на сегодняшнюю Лерину красоту не хватало. Женщина, которой он толковал о совпадении и предназначенности друг другу; которую целовал у двери подъезда; в мечтах, о которой провел ночь, была милой приятной, но обыкновенной. Эта, сияющая и розовая, была невероятной. И он не знал, как подступиться к этой невероятности.

— Почему? — потешались над ним серые глаза.

Потому что красавицам редко нравятся уголовники, чуть было не сказал он. Потому, что, таким Кругловым, такие Лера не положены. Ему положены бабы по проще, по непригляднее.

— Сколько тебе лет? — спросил лишь бы не молчать.

— Сорок пять.

Он совсем скис. Стоящая рядом женщина выглядела на десять лет моложе.

— Мне пятьдесят два, — признался, как в грехе.

— Валерий, или ты подаришь мне цветы, или мои сотрудницы не тронутся с места.

Женщины поодаль, не таясь, разглядывали его. Круглов окончательно смешался и ткнул букет Лере.

— Спасибо, мой хороший. — Тонкие пальцы прикоснулись к его ладони.

От слова «мой» и тепла ее рук у Круглова оборвалось сердце. Сегодняшняя Лера дарила ему то, против чего протестовала вчера? О, нет, она дарила гораздо больше.

— Глупый мой. Завтра я буду еще лучше.

— Почему завтра? — опешил он.

— Потому что мы сейчас пойдем ко мне… — безгрешные глаза обещали греховные удовольствия. — Потому, что я не спала полночи, думала о тебе. Потому, что я хочу тебя…

— Я думал, мы пойдем в театр. — Он собирался долго и красиво ухаживать. Водить в кино, театры. Дарить цветы.

Лера покачала головой.

— К чертовой матери театр…

— Но…

Под прицелом ласкового женского взгляда таяли благие мужские намерения.

— Леронька… — он просил ее опомниться. Он боялся поверить. Он боялся обрести надежду.

Не верь. Не бойся. Не проси. Законы силы. Он так жил.

Не верь и не разочаруешься. Не бойся и неуязвим будешь. Не проси, и не станешь зависим.

Вера. Надежда. Любовь. Законы бытия.

Вера двигает горы. Надежда творит чудеса. Любовь меняет людей.

Мужчина смотрел на женщину, ощущал ее призыв и желание, и предавал свои законы, не поклонялся больше силе, склонял голову перед слабостью.

Иллюзии, кровавые хищные химеры, загубившие на своем веку тысячи людей, рвали сердце мужчины. Вчера он завоевывал женщину и в горячке боя не ведал, что творил. Сегодня, победив, подписывал пакт о капитуляции, отдавал себя в рабство и трепетал от ужаса.

«А если потом она…» — следовал перечень страхов.

— Валера…

Круглов дернул шеей, словно ворот рубахи жал ему.

— Я тебя люблю… — прошептал и удивился наступившей в душе тишине. Признание оказалось делом не таким уж сложным.

— Люблю! — Он попробовал слово на вкус. «Люблю» было сладким и терпким, и напоминало сушеный ананас.

— Люблю…

Круглов внезапно повернулся к проходившему мимо мужчине:

— Я люблю эту женщину! — заявил в растерянное лицо. — Будьте свидетелем! Я никого никогда ни любил! А эту женщину люблю!

— Сумасшедший… — петлей, удавкой, затянутой на шее, обвилось вокруг сердца женское восхищение.

— Поздравляю, — изрек мужик и спешно ретировался.

— Что ж сударыня, если вы настаиваете, — Круглов обрел равновесие духа и привычную насмешливость, — так и быть снизойду к низким материям. Предамся соблазну. Но видит Бог, я хотел в театр. В театр и только в театр.

Еще только раз Круглов позволил себе усомниться…

В чем? В исключительности происходящего? В праве на счастье?

Он торопливо раздевал Леру. Чувствовал, как она высвобождает из петель пуговицы его рубахи. Еще мгновение и они предстанут друг перед другом обнаженными. В это мгновение, словно в кино, он увидел картину со стороны. Двое не молодых, не идеально сложенных людей возились в ворохе смятых простыней. Не смешно ли?

Он почувствовал, до боли остро и пронзительно, стыд и смущение. «У меня тощие ноги, нет пресса…» Он раздевал ее, целовал, гнал мерзкие мысли прочь.

— Я… — голос Леры звучал извиняюще. Она, наверняка, испытывала ту же неловкость? Ей, женщине, особенно хотелось быть красивой. Она просила прощения за потерявшую упругость грудь, складки жира, отсутствующую талию.

Круглов с яростью отшвырнул мерзкое видение. Остервенело впился в мягкие женские губы, задохнулся в поцелуе, захлебнулся в нежности. Мысли, горькие, трезвые, правильные, уступили место желанию. Его желание делало Леру прекрасной. Ее желание делало его сильным. Страсть и ночь, волной, смыли отчуждение. Утро вернуло в реальность.

Он проснулся от духоты. Огляделся, прислушался. Чужая квартира, незнакомые шумы за окном. Слава Богу, Лера не казалась чужой и незнакомой. Он посмотрел ей в лицо. Спящая она была даже лучше, чем днем. Покой смягчил черты, разгладил тонкие морщинки у глаз.

«Она еще долго будет красивой», — подумал с волнением. Туман пробуждения пронзило желание. Он прикоснулся губами к ее губам.

— Милая моя…

— Я хочу тебя, — не открывая глаз, сказала Лера. — У меня давно не было мужчины, я голодная и похотливая.

— Значит, на моем месте мог быть любой другой? — испугался Круглов.

— Конечно, — она улыбнулась счастливо и обвила его шею руками. — Любой другой в кого бы я влюбилась.

— Ты не могла в меня влюбиться, прошло слишком мало времени, — Валерий Иванович струсил окончательно.

— Кто бы говорил?! Сам еще вчера объяснился в любви. На второй день знакомства! — один серый глаз открылся и полыхал насмешкой.

— То я! А то ты!

Господи, взмолился Круглов, пусть это будет не сон! Пусть голое лохматое создание, прильнувшее к нему, всегда будет в его жизни. Пусть бормочет ласковые слова и кусает его, пусть царапает спину и целует плечи. Пусть…

— Знала бы моя дочка, что творит ее высоконравственная мамочка! Затащила мужика в постель! В любви клянется первому встречному! Ужас!

«Ужас» занял полчаса. После Круглов, опустошенный и удовлетворенный, курил на кухне. Лера собиралась на работу.

— Сколько лет твоей дочери? — спросил он за завтраком.

— Она взрослая девочка. Уже замужем. Двадцать четыре года.

— О чем ты думаешь? — он видел: она беспокоится.

— Ни о чем, — отмахнулась Лера.

Он ждал другого. Он ждал серьезного разговора.

Если то, что между ними произошло — важно, почему она не скажет об этом? Разве можно расстаться, не расставив точки над «i»?

Лера молча убрала со стола посуду, молча причесалась, молча взялась за куртку. С шапкой в руках она закричала:

— Что ты молчишь? Скажи хоть слово!

Круглов удивленно протянул:

— Разве я молчу?

— Да. Сидишь с каменной физиономией, смотришь с ненавистью на меня, не отвечаешь на вопросы. Ждешь, когда я напрашиваться начну? Не дождешься!

— Я жду, когда ты позовешь меня в свою жизнь, — выдал он заранее заготовленную фразу. Все утро, пока Лера суетилась, Круглов сочинял ее и, наконец, выдал. — Я жду, когда ты позовешь меня в свою жизнь

Лера всплеснула возмущенно руками:

— А я жду того же от тебя!

Круглов сгреб ее в охапку, прижал к груди.

— Лерочка, я — дурак. Я не умею обращаться с женщинами. Я не знаю, кто кому что должен говорить. Я боюсь, что ты спохватишься, вспомнишь про мои судимости и откажешься от меня. Я только и об этом и думаю.

— Не думай, — перебила она

— Я не убивал, не калечил людей. Я промышлял по мелочам, зато сидел по-крупному.

— Соседка ввела меня в курс дела.

— И что же, моя биография тебя не волнует?

Лера кивнула головой.

— Уже нет. Меня волнуешь ты.

— Но…

— Давай отложим клятвы и споры на потом. Давай посмотрим, как нам будет вместе. Давай не спешить, не пороть горячку. Не портить то светлое, что возникло между нами.

Он только об этом и мечтал.

— Я согласен.

— Сегодняшнюю ночь мы проведем раздельно и попробуем разобраться в себе.

Об этом она могла даже не мечтать.

— Нет, — возразил Круглов, — ночь мы проведем вместе и разбираться будем в друг друге.

Лера смерила его долгим, пронзительным взглядом.

— Нет.

Наверное, Бог услышал его. Внял мольбе. Отдал сероглазую навсегда, в вечное пользование, в горе и радость. Она льнула к нему, ластилась, прижималась и, сумасбродка, взывала к благим намерениям. Да, он скорее бы умер, чем отпустил ее от себя.

— Да! — припечатал ее губы к своим.

— Нет!

В ворохе расстегнутых одежек….в суматохе нежных касаний…в ответном стремлении…нет звучало влекущим призывом…

— Да!

— Валерочка, ты нахал. А я безвольная дурочка. Еще минута и я опоздаю на работу…

Он проводил ее до библиотеки и чмокнул почти по-семейному в щеку. Со стороны могло показаться, что это обычная семейная пара, а не два одиноких человека, которые наконец нашли друг друга и свое счастье.

…Счастье! Круглов стоял перед зеркалом и улыбался своему отражению. Черт возьми, он себе нравился. У него было мало в жизни секса, еще меньше любви, но кто сказал, что в пятьдесят два счастье невозможно? Возможно, утверждала сегодняшняя ночь. Еще как возможно.

Разгоняя мечты, зазвонил мобильный. Виктор Петрович Осин желали пообщаться со своим гонителем.

Круглов ухмыльнулся игриво. Для равновесия ему как раз не хватало дельного занятия. Нельзя же целый день ждать вечера и вспоминать приятные мгновения ночи. Надо и на хлеб насущный заработать, и к хлебу.

— Алло? Алло? — блажил Виктор в трубку.

— Я на проводе. Здравствуйте, милейший. Какие проблемы?

— Ольга согласилась?

— Естественно. Но на большую сумму.

— Сколько?

— Пять тысяч ей и одну мне за хлопоты.

Артисточка из Чернигова прекрасно справилась с заданием. Влюбила в себя Осина, достала до печенок, улику добыла. Умница. Не жалко заплатить три тысячи долларов за работу. И за риск. Все-таки Осин в гневе мог натворить чудес. Но, кто осведомнен, тот вооружен. Во избежание жертв и разрушений Олечка, выясняя отношения с Осиным, держала в руках газовый баллончик.

— Этой мерзавке и четырех хватит, — попробовал поторговаться Осин. — И посредник мне ни к чему. Сам справлюсь.

— В этой игре, Виктор Петрович, не вы определяете правила, — напомнил Круглов. Упускать свои деньги он не собирался.

— Ладно, я согласен, — буркнул Виктор.

— Тогда до встречи. И не забудтье деньги.

На другом конце провода зависла тишина. Этот щенок хотел меня выманить из норы, да не успел. Я сам вышел из тени. Круглов насмешливо хмыкнул.

— Вы заблуждаетесь, дружок.

— В чем? — взвился Виктор.

— Скорее всего во всем! Но это долгий разговор. Когда вам удобно?

— Сегодня, днем.

— Замечательно. Предлагаю кафе напротив Национального банка. На Институтской полно милиции. Под охраной закона я буду чувствовать себя в безопасности. В 16.00 вас устроит?

— Вполне.

— Значит, до встречи.