Глава 14 Настоящие герои всегда идут в обход

Город потихоньку удалялся от нас, съедаемый по кусочку низкими холмами. То один откусит от Галлипоса дольку, то другой. Вскоре и весь он скрылся из виду, вместе со своими храмами многочисленных богов, замками и усадьбами знати и теснящимся друг к друг другу двухэтажными домиками горожан. С рыжей черепицей на остроконечных крышах они казались неким антуражем для сказки типа «Золошок», «Красавчик и чудовище», «Бременские музыкантши» и «Красный колпачок».

Небо быстро портилось, его затягивало тучами, а деревья, ютящиеся между распаханных полей предсказывая скорый дождь. И в сырости мне меньше всего хотелось ехать, особенно если непогода затянется на несколько дней. Ещё со срочки ненавижу раскисшие дороги, прилипшую к сапогам жирную грязь, промокший насквозь комбинезон и испачканный до самой башни танк. Ненавижу ошмётки грязи и грязные брызги, вырывающиеся из коллектора системы охлаждения, оседающие на лицо тонким слоем и стекающие чёрными каплями за шиворот. Ненавижу само слово «грязь». Неважно, в каком она виде, жидкая, засохшая или замёрзшая.

А пока что сухая дорога тянулась изогнутой серой лентой между зелёными возвышенностями, как молния курточки между тугими женскими прелестями.

Тряхнув головой от такого сравнения, а они с увеличением срока пребывания в этом мире приходят всё чаще и чаще, я перевёл взгляд на своих спутников, наткнувшись на то, с чем сравнивал холмистую местность, ибо приписанная к нам волшебница горделиво щеголяла весьма аппетитным видом, открывающимся в неглубоком декольте. Несмотря на выпитое шампанское, градус дружбы не пошёл вверх, лишь снизил остроту взглядов. Ну а игристое однозначно признали неплохим «пойлом» для богатеньких неженок, и что хмельная жжёнка всё же лучше. На что мне осталось пожать плечами, ибо указанное зелье всего-навсего местное бренди и не всегда дотягивает до земного по качеству, хотя у знатных леди оно может быть действительно коллекционным, даже будучи сделанным из груш, яблок или ежевики.

Телега мелко тряслась на дороге, и только вещи в мешках под пятой точкой амортизировали вибрацию. Катарина избегала глядеть на волшебницу, достав сейчас небольшой молитвенник с рукописным текстом. Но в содержимое не всматривалась, а держала книгу в руках, словно желая что-то этим показать. Что-то похожее на: «Я человек. Я не зверь». При этом храмовница перехватила мой взгляд в сторону декольте, а потом недовольно покосилась на свою грудь, несколько уступающую в размерах имуществу магессы. В итоге Катарина ещё сильнее насупилась.

Лукреция же нервно кусала губы и постоянно поглядывала на удаляющиеся холмы. При этом крутила в руках какую-то булавку, словно не могла найти выход из какой-то сложной ситуации. Но свою историю рассказывать не спешила, обмолвившись, что так приказал магистрат. Мол, нужно оказать содействие.

А Урсула молча сидела на козлах, изредка вздыхая. Бутылки от выпитого она убрала себе, сказав, что в хозяйстве пригодятся, когда настоечка дома подоспеет.

В общем, угрюмая поездка. И вино закончилось. Чтоб как-то скрасить сложившуюся обстановку я начал ковыряться в выданной мне торбе, которая на поверку оказалась обычным солдатским вещмешком, с каким прадеды на войну ходили. Шампанского там, разумеется, больше не было. Зато нашёлся тряпичный мешочек с обычной карамелью. Это предназначалось для подзарядки моего сопроцессора, который с аппетитом вампира-сладкоежки уплетал углеводы из крови, превращая их с помощью катализа в необходимое для работы электричество. Помимо сказанного, там оказался большой зонт ярко-оранжевого цвета, словно его сшили из спасательного жилета. И надо сказать спасибо, что он не розовый, так как от наших аналитиков-культурологов всего можно ожидать. Они серьгу мне в ухо уже вставляли. Но с самим зонтом товарищи всё же угадали.

В подтверждении идеи непогоды сперва поднялся ветер. Потом где-то неподалёку ударил гром, и по тенту тихо застучали капли дождя.

— Добры дамы и юн спадин, — вдруг подала голос Урсула, — эта… а мой живот твердит, чё жрать пора!

Наёмница обернулась, не выпуская поводьев из рук, а потом скосила глаз на мои конфеты. Урчание желудка было даже громче нарастающего шума дождя, отчего я понял. Что со сладостями наёмница тоже успела ознакомиться. Но как бы то ни было, я согласен с женщиной. Ели мы уже давно.

— Где обедать будем, — тихо спросил я, — в фургоне или под деревьями?

— Да, под дождём как-то не сподручно, — ответила Катарина, убирая молитвенник, который так ни разу и не открыла. Она, вообще, начала говорить очень тихо. — Но к вечеру тучи разойдутся, и Небесная пара снова будет сиять. Тем более что нам нужно быстрее добраться до Таркоса. А там можно и задержаться.

— Да, на полгода, — поддакнул я.

— На полгода? — вдруг повысила голос и удивлённо спросила волшебница. — А поменьше никак? И позвольте спросить, что мы будем делать там? И когда обратно?

Я пожал плечами.

— Покажем баронессе овощи, и обратно.

— Зачем? — переспросила волшебница, которая начинала нервничать всё больше и больше. К тому же она неразборчиво выругалась.

— Так приказал мой старший, — ровным голосом отчеканил я. — А вам, госпожа, какой от этого вопроса прок? Я даже не знаю, зачем вы с нами.

Магесса нахмурилась и поджала губы. Разговор зашёл совсем не в то русло, но лучше сейчас расставить все точки на места, или, как говорят местные, разложить семена по мешочкам.

— Так надо, — процедила она, недовольно зыркнув исподлобья.

— Кому надо? — изогнул я брови и начал ворчать как старый дед, Кажется, меня здесь считают трёхсотлетним, а раз так, то можно немного понудеть. — Еду я по своим делам, и тут к нам подсаживается ведьма. Что ей надо? Сколько она с нами пробудет? На хрен она нам нужна?

— А вот вы, почтенный Юрий, зачем туда? Торговать? Или связи налаживать? Скудноваты ваши дары для связей. И для торговли скудноваты.

— Вот незадача, — всплеснул я руками, — мне упали на хвост и ещё обвиняют в чём-то.

— Во-первых, я не сельская ведьма, а практикующая волшебница. Во-вторых, я назначена для вашего сопровождения. А в-третьих, много чести для вашего хвоста, чтоб на него зариться! — повысила голос магесса.

— Не так громко, — прорычала рядом со мной Катарина, пальцы которой сжались на посеребрённом кинжале. Но Лукреция, которой шампанское явно дало в голову своим хмельными газиками больше нормы, уже разошлась, да так, что не остановить. И от недавней неловкости перед храмовницей не осталось ни следа.

— А то что? Ты кинешься на меня с лаем, как та собака, чью суть в тебя влили? Шавка подзаборная! — упёрла она руки в боки. И казалось, готова идти до конца.

— Тихо, обе! — прокричал я, отчего на меня все уставились со смесью недоумения и раздражения. Не подобает местным мужчинам так себя вести. Они должны смиренно помалкивать, пока женщины ссорятся и всаживают друг в друга клинки. — Плохая из вас, госпожа Лукреция, шпионка. Ничегошеньки вы не умеете. Даже тайны выведывать. И ты, Катарина. Пьяная гордость превыше всего? Так это не твою честь задевают, а мою. И я уж постараюсь за неё постоять.

Волшебница сперва стиснула зубы, а потом сделал глубокий вздох и наигранно улыбнулась, словно перед ней важный, но неприятный клиент.

— Эта, юн спадин, — подала голос Урсула, которая единственная была трезвой после бутылки шампанского. — Вы эта… суд чести хотите? Я могу за вас встать, но шибко не хоца с магуньей драця. Она же меня своим колдовством того… раз и голова в брызги. Мне семеро ртов кормить. И храмовнице тоже низя. Им запрещено на суды чести вставать, даже запечатанным.

Я подался вперёд, пропустив мимо ушей слова наёмницы.

— Скажу, с какой целью мы едем, если скажете, зачем вы с нами.

— Я просто сопровождающее лицо, — с улыбкой ответила волшебница.

— Вот и я не скажу ничего. Но притворяться, что ничего не происходит, тоже не могу. Так что вы нам не мешаете, молча стоя в сторонке, а я притворюсь, что мы друзья.

Лукреция откинулась и прислонилась затылком к тенту, сквозь который уже начали проступать капли дождя. Я потёр лицо руками и вздохнул. Магистрат приставил явного наблюдателя из числа непосвящённых в общую стратегию, то есть ситуация была один в один как у меня. Но могли быть ещё и скрытые шпионы. Один этот факт был косвенным подтверждением того, что телепатия, про которую говорил Сан Саныч, могла иметь место в этом мире, хотя и необязательно ей быть широко распространённой. А если саму ситуацию сравнивать с шахматами, то две пешки столкнули лбами, выведя до поры до времени из тайной игры. И это значит, где-то делают свои ходы более сильные фигуры.

Окружение снова погрузилось в стук дождя по тенту и удаляющийся гром. Мерное поскрипывание фургона, урчание желудка Урсулы, и громкое недовольное сопение Катарины. Но про обед никто интересоваться не стал.

— А если мы притворимся друзьями, — вдруг тихо заговорила волшебница, поглядев на булавку в руках, — можно сделать крюк в тройку дней?

— Зачем? — угрюмо переспросил я.

— В Ганивилле сейчас ярмарка. Можно продать зачару́ньки, — заговорила магесса, охотно сменив тему разговора. — А в Таркосе я ничего не продам. Там пошлина грабительская на волшебство. Тем более, мы полгода там пребывать будем.

— Ух ты, — протянула Урсула, словно никакой стычки сейчас и не было. — А что есть?

И в то же время я увидел, как Лукреция оживилась. Она явно любила своё ремесло. А про полгода — это враки. Мы от силы на недельку задержимся.

— Приворот, отворот, на удачу, от мелкой хвори, от малых тварей, для спокойной домашней скотины, от мигрени, от москитов, для мужской силы, от мужской силы. Да, мало ли. Могу любые чары сделать, но только до четвёртой ступени.

С этими словами она быстро достала из своей сумки большую шкатулку. Внутри, в бархатные подушечки были воткнуты многочленные булавки-фибулы. Из меди, серебра и железа. С украшениями и без.

Я поглядел на этот хлам, похожий на прилавок на барахолке. Наши, небось, тоннами закупают такое барахло на исследования. А делать петлю не хотелось. Хотя жёстких сроков не было, за необоснованную задержку могут высказать пару ласковых словечек. К тому же это опять дерьмовые гостиницы и дешёвая еда. И чем дальше, тем больше возникало желание вернуться на базу и отдохнуть в нормальных условиях.

— Мне нельзя, — ответил я, покачав головой.

— А давайте заключим сделку, — не унималась волшебница. — Я помогу вам с визитом, а вы всего-то путь другой выберете.

— Чем поможете?

Лукреция улыбнулась и приосанилась.

— Для начала приодену вас по приличию, а то вы в совершенно неподобающем для такого красивого юноши тряпьё, как столетний дед.

Я поглядел на свою курточку, мысленно выругавшись на аналитиков. Они говорили, что здесь в цене традиции. Что я одет по проверенным канонам, и это подчеркнёт мой статус, а оказалось, что нацепили на меня вышедшее из моды барахло. То-то и Клэр, и Катарина в один голос твердили, что мне за триста. Всё дело в одежде.

Лукреция, заметив мой взгляд, продолжила оживлённо описывать плюсы нашего соглашения.

— В Ганивилле знаю нужных женщин. Наймём служку-пажа.

— Зачем мне паж? — опешил я.

— Не подобает благородному господину быть без слуги. И так, наверное, косо смотрят.

— Мне не нужен паж, — нахмурился я.

Начальство точно по голове не погладит за такую инициативу.

— Вы не беспокойтесь. Это не портовая дрянь, и не заморыш из приюта. В деревне проще найти честного мальчонку, чем в большом городе.

Волшебница наклонилась вперёд таким образом, что два её достоинства чуть не вывалились из декольте. От этого Катарина надулась, как морская свинка.

— И вам уступлю свои изделия по себестоимости. Конечно, не всё разом, а то, что от ярмарки останется.

Я взял с подушечки небольшую медную булавку-заколку с грубо отчеканенным узором на серебряной бляшке. Это походило на сплющенную пломбу, какой что-то опечатывают, только прицепленной к концу булавки.

— Хорошая зачарунька, пасьо́н называется, — продолжала говорить до сих пор не совсем трезвая волшебница. — Ваша избранница всю ночь будет довольна.

Я вспомнил озорную парочку, развлекавшуюся за стенкой в гостинице, и поглядел на Катарину, которая густо покраснела, но смолчала. Пасьо́н означало страсть.

— А это работает?

— Я уже десять лет торгую зачаруньками! — обиделась Лукреция. — Все всегда довольны. А вот эту так возьмите.

Она не поняла сути моего вопроса. Я знал, что есть артефакты. И слышал слухи, что начальник научного отдела чуть не повешался, пытаясь понять, как они функционируют, но так ничего не узнал. А волшебница тем временем взяла железную заколку, на которой красовалась свинцовая блямба с выбитым символом, похожим на букву С.

— Что это?

— Силенса. Спокойствие. Хорошо для собак, чтоб ночью не выли.

— У меня нет собаки, — вздохнул я.

— Ну, для внутреннего зверя храмовницы тоже подойдёт, — волшебница перевела свой взгляд побелевшую от злости Катарину. — Ты же из простолюдинок. Вам обычно дух и кровь либо от вепря прививают, либо от сук породы бойцовая гвардейская. С силенсой будет тихая и покладистая.

— У меня не вепрь и не псина, — процедила храмовница, заставив Лукрецию поморщиться, словно та лимон съела. — И моего зверя запечатали очень хорошо. Мне ваша силенса не нужна. Я жрать вашу печень не собираюсь, хотя рожу набью с превеликим удовольствием.

Девушка подхватила рукой одну из своих кос, так что медальон, вплетённый на самом конце, остался на ладони, и сунула под нос. И волшебница уставилась на гравировку так, будто протрезвела в один миг — молча и серьёзно.

Я глядел на эту сцену и интуиция, обычно живущая у человека в пятой точке, и которая зачастую очень точно предсказывает неприятности, подсказывала, что нужно вмешаться. А если проще, то я сейчас задницей чувствовал беду.

— Хорошо. Мы поедем сделаем крюк. И пасьону, и силенсу я возьму для себя.

— А можно мне четыре пасьона, — вступила в разговор Урсула, поняв, что никакого суда чести не будет, и всё решилось мирным путём.

— Можно?

— А можно для мужа прищепку на стручок, чтоб в моё отсутствие не гуливанил. А то он эта… озорной. Уже дважды из чужой койки вытаскивала.

— Найдётся, — натужно улыбнувшись, ответила Лукреция. При этом она не сводила глаз с Катарины.

Я мысленно выругался. Опять эти недомолвки. Опять эта потусторонщина. Нужно с этим что-то делать.

— Мне кто-то пояснит, что это за зверь?

— Щас скажу, юн спадин, — повернувшись на козлах и потянувшись рукой к моим карамелькам, пробасила Урсула. — Значит, в главном храме ордена, это который в Коруне стоит, над молодыми девками проводят ритуал. Там их как-то смешивают со зверьём. После чего у них сил немерено, и нрав как у зверя. Раньше ловили диких, сейчас выводят особые породы. Так проще и выкидышей меньше. Обычно собак запихивают, но бывают и другие. Лютые зверюги. Я как-то видела, как храмовница-вепрь одна на строй пикенёрок бросалась. Вся проколота, а остановить не могут. Пока в упор из десятка аркебуз не расстреляли, успела человек тридцать покрошить. И это одна. А если их несколько? Бойцовые суки могут весь день по следу бежать, а потом порвут в клочья. А ежели до посвящения послушница не сможет сдержать дикость, её клеймят, зверя запирают и отправляют на все семь ветров.

Я опустил взгляд. Вот оно что. Отсюда и комплексы у Катарины.

— И что у тебя за зверь?

— Львица, — тихо ответила девушка. — Довольны?

Она вдруг схватила заколку-силенсу и прицепила себе на ворот.

— Только это мне всё равно не нужно, но если вам уютнее станет, то буду носить.

Я улыбнулся и взял пасьону, подбросил на ладони и подмигнул девушке.

— Ты молодец. А у нас говорят, что настоящие герои всегда идут в обход. Тётя Урсула, правь бычка к Ганивиллю…

* * *

…Ливень усилился, пряча от взгляда всё, что дальше десяти шагов. Ветер шатал стену воды то вправо, то влево, а молнии сверкали часто-часто, убегая от настырного грома, и словно хотели спрятаться от него под пологом сплошной серости.

А на мокрой дороге остановились две колесницы с белыми беговыми бычками. На них стояли закутанные в серые плащи фигуры с надвинутыми на лица глубокими капюшонами.

— Проклятый дождь, — пробурчала одна и закашлялась. — Все следы размыл.

— Тебе это мешает? — низким, почти старушечьим голосом ответила другая.

— Не очень. Они все едино будут двигаться кратчайшим путём. К вечеру нагоним.

— Бездна им в помощь, — ухмыльнулась старуха, а потом продолжила. — Я думаю, надо будет потом избавиться от исполнителей.

— Сама знаю, — огрызнулась простывавшая. — А что с халумари делать? Его же нельзя убивать.

— Что хочешь, но он не должен дойти до Таркоса. Присутствие полупризраков подле баронессы сейчас совершенно лишнее, — проскрипела старуха.

— Хорошо. Опою маком и брошу в какой-нибудь подворотне, — снова закашлявшись, ответила простывшая. — Но с ним сучка из магистрата.

— Ты испугалась торговки? Посыпь дорожку медью, на монеты больше отребья слетится. Тебе его жалко, что ли?

— Хорошо, а полупризраки, что если они мертвецов пытать умеют?

— Тебе за что серебро сыплют? За сомнения? Сожги трупы…

Загрузка...